Оглавление книги Ио 11, 11 Сказав это, говорит им потом: Лазарь, друг наш, уснул; но Я иду разбудить его. №116 по согласованию. Фраза предыдущая - следующая. Сон и смерть – метафора древнейшая, мрачной тенью лежащая даже на колыбельной, которую Ева пела Каину: «Спи, моя дитятко»… Метафора, призванная успокоить. Душа-де бессмертна. Остаётся только провозгласить, что и у животных душа бессмертна, и никакого воскресения не надо – смерти-то ведь нет. Зачем душе двенадцатиперстная кишка и волосяные луковицы? Бессмертная душа человека с бессмертной душой любимой собаки будут прогуливаться по тенистым бессмертным душам полей. Какой Христос-Мистос? Есть один бог – Ути-пуси, Казя-базя, и сентиментальность пророк его. Шекспир и тот, не поднялся выше чисто потребительского высматривания: где гарантия, что сон будет доброкачественный? С любимой собакой – согласен, но вдруг моя бессмертная душа с бессмертной душой моей собаки окажемся посреди стада бессмертных душ всех коров, быков, цыплят, куриц, осетров, мидий и прочих тварей, которых мы с пёсиком съели для поддержания наших смертных тел? Живые часто озабочены явлениями умерших. Религия во многом питается страхом перед умершими и мучительным желанием всё-таки соприкоснуться с их миром. А соприкасаться-то не с чем. Мыльный пузырь доступнее для соприкосновения, чем ад. Кошмары, в которых нам являются покойники – ничто в сравнении с тем «покоем», которым является бессмертие без воскресения, вечный сон, в котором самое страшное – сознание вечности. Иисус пришёл не «навеять человечеству сон золотой» вместо ста медного или железного. Иисус пришёл будить, будить и живых, и мёртвых. Человечество в лучших – верующих – своих представителях ответило дружным воплем: «Да это ж страшный суд!» Ну, кому и невеста – кобыла. У нечистой совести своя система отсчёта. Ну да, суд, и страшный, но лучше воскреснуть на суд, чем дремать на троне, в ресторане, на скамейке с любимой. Врага – усыпляют. Друга – пробуждают. Медвежья услуга? Ну, конечно, воскресения Лазаря для христиан праздник, но ведь чему стал свидетелем воскрешённый – аресту Иисуса, распятию… Ну да, вера и есть пробуждение в довольно кошмарную явь. Неверие смягчает краски, хотя неверующие, конечно, полагают, что именно они всё видят в истинном свете, а верующие опиумом балуются. Ну да, балуемся – потому что трудно жить по вере. Но всё-таки идеал у верующего – трезвение, то есть трезвость в квадрате, трезвость не только непьющих, но и не делающих трезвенничество идолом. Не надо воображать себе вечную жизнь, бессмертие, воскресение. Всё это будет попытка проснуться, будучи во сне. Надо смириться с тем, что мы – верующие, а не проснувшиеся. Мы родившиеся заново – но родившиеся всё в тот же мир сумрака и отражений. Ничего страшного, важно, что и в этом старом мире, в этом коллективном греховном сне есть свет, есть точка бодрствования, точка воскресения, и пусть вокруг сон – я в этом сне не буду паниковать, не буду летать, не буду и ползать, а буду жить с Богом. |
