Лк 5, 9 Ибо ужас объял его и всех, бывших с ним, от этого лова рыб, ими пойманных;

№37 по согласованию. Фразы предыдущая - следующая.

Ужас от встречи с чудом, с проявлением силы Божией упоминается в Библии часто. То же самое слово употребляется для характеристики военной силы, которая «грозная». Гроза, смерч, назовите ураган Богом, царя грозным и бегите подальше, что есть мочи. Как Лютер – и не он один – испытал религиозное потрясение во время грозы в чистом поле. Гром гремит, мир трясётся, вода стеной. Всё как когда мы рожались на свет, только умноженное на тысячу и потому похожее на смерть, а вовсе не на очередное рождение.

Этот ужас противоположен не спокойствию, доверию, мирному расположению духа. Посмотрите на фотографию Мартина Лютера Кинга, снятую незадолго до его гибели. Сидит на каком-то собрании, где обсуждаются способы борьбы с апартеидом, и вид у него… Немного тоскливый, немного скучающий, немного презрительный – совсем немного… Вид человека, который явно понимает, что попался в ловушку. Не участвовать во всей этой борьбе невозможно. Совесть, долг, человечность, тыр-пыр… Что тебя запросто пристрелят, потому что ты оказался символом этой борьбы, - очень похоже на правду. Насколько человек может верить в близость смерть, настолько верит – по-настоящему, без той подлой демагогии, на которую так щедры русские людоеды («ой, меня сейчас съедят!»). Но умирать за это дело – ну никак не хочется. Очень уж оно банальное, при всей своей важности. Ну как умирать за признание того, что дважды два – четыре. Ну не платят миллион долларов за коробок спичек!

Очень похожее выражение мелькало на лице у отца Александра Меня в последние месяцы его жизни. Письма с угрозами, запах безумия вокруг, настоящий риск. И всё это из-за пустяков, в сущности. Нет, конечно, проповедь Царства Божия не пустяк, а смысл жизни. Но одно дело проповедь Царства Божия, а другое дело просвещение москвичей. Это как воду в решете носить. Хорошо, если из тысяч пяти, посещавших его лекции, десятая часть стали членами Церкви, а не просто повесили на стенку ещё одну фоточку-иконочку. Но нашлось ли из этой десятой части хоть пара людей, которые чувствовали, о чём именно он говорит? Царство Божие, оно ужасно именно как гроза, как надвигающаяся катастрофа, как залезть в стиральную машину и крутиться в её центрифуге. Белые одежды просто так белыми не становятся… И отдавать свою жизнь за то, чтобы какой-нибудь научный сотрудник получил возможность считать себя абсолютно правым – как он всю жизнь считал – но теперь ещё на основании Библии, Христа, православия и ещё черт знает чего… Хорошо, пусть даже корм пойдёт в коня и человек станет милосердным, смиренным, светлым… Но даже ради этого отдавать жизнь… Это ведь как дважды два четыре – быть милосердным, смиренным, светлым. Это вообще не должно быть обсуждаемо. Жизнь можно отдать только ради любви, а какая уж там любовь во всей этой борьбе с апартеидом или в просвещении непросвещённых. Это просто жизненный минимум…

Ужас от встречи с чудом, ужас от силы Божьей и противоположен этой тоске от встречи со слабостью человеческой, с анти-чудом, когда не делается то, что сделать легко, когда нужно положить жизнь за то, чтобы ближний научился чистить зубы… Между прочим,  в отличие от военных, которые полагают свои жизни за всякую демагогию, врачи – медики – очень часто отдавали и отдают свою жизнь именно за то, чтобы ближний научился тому, чему вообще-то учить не стоит, сами должны соображать.

Любопытно, что через одну фразу в Евангелии от Луки – в отличие от Матфея – говорится о том, что апостолы «оставив всё», пошли за Иисусом. У Матфея – «оставив сети». Такое вот скудное «всё». Так для рыбака груда верёвок такое же всё, как для программиста компьютер, для портнихи нитка с иголкой. В том-то и трагедия, что то, что мы считаем «всей нашей жизнью» и жмёмся, когда нас просят отщипнуть от этого хотя бы кусочек, - это такая мелочь… Вот Творец всего, а вот куча верёвок – и это какое же должно быть грозное чудо, чтобы нас всё-таки пробрало и мы начали осваивать мир в его подлинном соотношении сторон.

* * *

Ужас от внезапно свалившегося богатства. Пётр со товарищи прошли первичный входной тест на ученичество у Христа. Они ужаснулись тому, что большинство людей приняло бы как должное. «Ну, наконец-то я выловил столько, сколько заслужил! Наконец-то нормальный результат, соответствующий моему умению и мне вообще».

Богатство не случайно ассоциируется со здоровьем («лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным»). Богатство – это нормальное состояние человека, как и здоровье. Ненормальность же мира в том, что он считает норму чем-то нормальным. Норма – чудо, норма – сверхъестественна. Если, конечно, не считать нормой среднее арифметическое.( Свернуть )
Первичный религиозный опыт – даже не опыт Бога, а опыт ненормальности, расхождения между должным и сущим. Это и опыт смирения. Интуитивно человек склонен считать своё здоровье – нормой. Пока не вскочит прыщ, и врач не скажет: «Ну, а что Вы хотите, это нормально для Вашего юного возраста». Нормально быть красивым, а не прыщавым! Нормально быть богатым, а не нищим! Дурацкий этот ваш мир, в котором богатство и здоровье – исключения, а не правило!

Врач ошибается – прыщ ненормален. Но и я ошибаюсь – прыщ ненормален при нормальных обстоятельствах. Но разве обстоятельства нормальны? И я сам – нормален? Не «праведен» (предположим для чистоты эксперимента, что праведен; ведь среди бесконечного множества кривых линий одна кривая будет абсолютно прямой, вот пусть я и побуду таковой), а именно нормален или нет? Я – человек, несуществующая линия на грани двух миров, материального и духовного. Помесь обезьяны и Бога, праха и духа, слизняка и океана, не говоря уже о мелочах типа «я царь, я раб». Как для обезьяны, для меня нормальны тоска и счастье, как для духа – любовь и творчество, и в обоих случаях у слов «норма», «богатство», «здоровье» совершенно разное содержание.

Вот это ужасно, и Пётр ужасается не богатству, а Богу, не рыбе, а Создателю и рыб, и людей. Медведи тоже ловят рыбу, но не ужасаются и не чувствуют свою греховность, заполучив особого крупного лосося. Жрут и жрут. А человек – благодарит Бога или Незнамо Кого, а если не благодарит, так он даже не медведь, а свинья. И вот в этой благодарности вдруг – ужас. Да, спасибо, что Ты дал мне то, что я заслужил, богатство, здоровье, я как праведное животное это заслужил… Но я же ещё и человек. Как обезьяна – праведен, как человек – грешен, и любая праведность – животное начало в человеке, а любое смирение, покаяние, самоумаление перед Вечностью, перед Бесконечным – Божие начало. Это и есть загадочный «страх Божий», источник бесстрашия, достоинства и зрелости в человеке.

Что может быть для человека позорнее слов: «Уйди от меня, Господи, ибо я человек грешный»? Только «Приди ко мне, Боже, ибо я человек праведный».Что может быть хуже болезни и бедности? Только наглое богатство и самодовольное, скотское здоровье. Страх Божий, Ужас Божий и спасает от скотства, хотя ещё не делает человеком. Но от человека и не зависит, быть или не быть человеком. От человека зависит, быть или не быть скотиной, брать или давать Богу и людям, а быть человеком – это как раз противоположное направление, от Бога и от людей.