Лк. 22, 17 "И, взяв чашу и благодарив, сказал: приимите ее и разделите между собою,"
№141 по согласованию. Фразы предыдущая - следующая.
Это первая чаша, знаменитые же слова, из которых выросло христианское богослужение Благодарения, произнесены над второй и записаны чуть ниже, в Лк. 22, 20. Из-за тысячелетней истории литургии, дошедшей до - буквально - преклонения перед Второй Чашей, эти слова оказались в тени. Ни в одной христианской конфессии не начинают воспоминания о Тайной Вечери с одной чаши, а потом переходят ко второй, над которой повторяют слова "Это Тело Моё". Это нормально - всякое воспоминание воспроизводит прошлое именно благодаря тому, что производится некоторый отсев, что-то из прошлого не воспроизводится. Процесс символизации, который можно сравнить с тем, что мы просто нажимаем клавишу с литерой "А", а не рисуем тщательно голову быка (от которой, говорят, эта буква произошла). Но есть и другая причина, более важная. Произошла сильнейшая переоценка прошлого. Для Иисуса и Его учеников Пасха - воспоминание об Исходе - была эталоном, матрицей, контекстов, в котором только и было понятно происходившее с ними. Для нас матрица и эталон - Распятие и Воскресение, а Исход со всеми деталями вроде вымазанных кровью притолок, сухарями и хреном - вышивка на этом фоне. Словно Солнце и Луна поменялись местами. Положа руку на сердце, заметим, что аналогия между Исходом и Воскресением довольно поэтическая и вольная, то есть, натянутая. Различий больше, отчего проблема совмещения иудаизма и христианства - это именно проблема. Всё-таки коллективное спасение или личное - две большие разницы. Спасённый коллектив (этнос, семья) - это чудно, но слишком быстро спасённый превращается в угрозу для личности. Конечно, в христианстве этот парадокс тоже существует, ведь спасённая личность именно потому, что спасённая, избавленная от разобщённости, тут же становится частью общности, которая опять рискует стать угрозой для личного. Выход один - благодарить. Отсюда и центральность Евхаристии. Человек благодарный и есть человек спасённый. Это настолько так, что если человек благодарен за какой-нибудь пустяк, он тоже спасён. За хорошую погоду, за вкусное угощение, - неважно, важно само состояние благодарности. Благодарный человек не может убить, не может солгать (хотя может промолчать), может подставить щёку, может даже уступить другому место в жизни. Благодарность ведь говорит "достаточно" - не отказываясь от будущего, но делая будущее, в том числе, вечность, всего лишь "бонусом". Будет - хорошо, не будет - что ж, и сейчас лучше некуда. Будет вторая чаша - отлично, ограничимся этой - тоже слава Богу. Здесь точка, в которой формальные - обрядовые, догматические - различия теряют значение. Из чего, конечно, не следует вывод, который часто делают - давайте признаем формальные различия не имеющими значения и тогда будет полная аллилуйя. В духовной жизни от перестановки слагаемых меняется всё, - и от этого тоже спасает Иисус, предлагая не разрушать Храм (в чём Его обвиняли облыжно), а подыматься от одной благодарности к другой, от Гефсиманского сада к Голгофе и Храму Небесному.
*
Лк. 22, 17 "И, взяв чашу и благодарив, сказал: приимите ее и разделите между собою,"
"Разделите между собою", отмечают библеисты, оборот, который может означать: "Вы пейте, а Я не буду". То есть, Иисус, действительно, не ел и не пил во время Тайной вечери - во всяком случае, не ел пасхального барашка и не пил пасхального вина. Иеремиас полагал, что это означает пост, и предлагал сопоставить это с обычаем части ранних христиан поститься во время Пасхи. Обычай этот во II-III веках был заклеймён как еретический, неправильный - радоваться надо Воскресению Христову, а не печалиться. Нет, настаивает Иеремиас, у поста на Пасху вполне позитивный смысл - молитва об обращении Израиля. Может, Иисус во время Тайной вечери тоже об этом молился?
Может быть, конечно, хотя кажется, что Иеремиаса вдохновляет сугубо немецкое чувство вины перед убитыми нацистами евреями (он писал в 1960-е, самый разгар полемики на эту тему). Во всяком случае, у евангелиста Луки в этой главе ничего об обращении Израиля нет. Иисуса если что и беспокоит, так это уже обращённые - ученики. Ещё точнее, Его беспокоит их - наше - властолюбие. Лука после слов о Чаше помещает рассказ о споре учеников насчёт первенства, причём Иисус говорит: "Я посреди вас, как служащий" (ст. 27). При этом об умовении ног Лука не рассказывает - как же Иисус обозначает, что Он - "как служащий"? Да именно тем, что не участвует в трапезе. Официант же не ест вместе с теми, кому прислуживает. Так что, конечно, освобождённые церкработники - вполне допустимо, как и говорил апостол Павел, вол молотит, так и корми его. А с другой стороны, высший пилотаж - других корми, а сам в кормушку не лезь. Обычно-то ведь прямо наоборот бывает - других призывают к воздержанию, а сами...