Мф. 5, 45 да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных.

Лк. 6, 35: Но вы любите врагов ваших, и благотворите, и взаймы давайте, не ожидая ничего; и будет вам награда великая, и будете сынами Всевышнего; ибо Он благ и к неблагодарнышм и злым.

№50 по согласованию - Стихи: предыдущий - последующий. Ср. Евр. 6, 8 о земле, которую нельзя посылать. См. Азбука доброты.

Иисус говорит о том, что солнце и дождь посылаются праведным и злым (Мф. 5, 45), но "солнце", "дождь" тут не означают "счастье", "несчастье". Для крестьянина и солнце, и дождь одинаково необходимы. Поэтому крестьянин интуитивно верует в равновесность и аморальность добра и зла. Поэтому же крестьянин становится превосходным христианином, если осознает, что зло есть отнюдь не пара добру, но тем не менее - и зло в руке Божией. И солнце, и дождь могут оказаться проклятием и погубить урожаем, но и тут - благодарение Богу, потому что не хлебом единым жив человек. В мире городском, где человек относится к слову так же, как крестьянин - к хлебу, может быть, нужно перефразировать: не словом единым жив человек, но Хлебом Божиим. Интеллектуалу легче поверить, что Иисус - Слово, чем в то, что Иисус - Хлеб, что не только неурожай неважен, но что и интеллектуальный ступор, потеря интереса к слову и способности писать и говорить, - тоже не так уж важны.

Призыв Спасителя благотворить и грешным, и злым, в православной традиции соединён с чтением того места из послания апостола Павла, где он, издеваясь над своими хвастливыми противниками, саркастически хвалится слабостями. Абсолютно юмористический текст, построенный на обыгрывании противоположности верха и низа. Противники задираются? Возносятся? Пожалуйста - Павел, как протопоп Аввакум на суде архиереев, валится на пол и валяется. Гордитесь тем, до чего дотянулись? Своим величием? Я буду хвалиться тем, как я падал, своими провалами. Павел рассказывает, как бежал из Дамаска - его из окна спускали в кошелке из канатов, словно цыпленка... Кто привык видеть в Павле икону, не оценит самоуничижения: это действительно не подвиг, это провал в самом прямом смысле слова. Павел хвалится тем, что он опущенный. Современные русские зэки, оберегающие свою гордыню, поскольку более у них ничего нет, от него бы шарахнулись. И тут же Павел приводит в пример того, кто мог бы гордиться - некто, вознесённый в рай. Очень возможно, что он имеет в виду и не себя - ему главное уесть оппонента, показать, что их достижения отнюдь не главные в хозяйстве. После чего он опять опускает себя - мол, я кажусь уродом (неясно, что он имел в виду, может, просто заикание), ну так я буду гордиться уродством. Сила Божия достигает предела в человеческой слабости. Наш низ - Его верх. Что-то налить даже Бог может лишь туда, где пусто. Причём тут делание добра врагу? Потому что любовь к врагу это, с одной стороны, снисхождение - всякий думает, что враг ниже его. Враг - низкий человек, потому и враг, что одни низости делает. Пожалуйста, соглашается Иисус, считай врага низким - и именно поэтому снизойди. С креста сойти нельзя, а с трона - запросто. А то спустят в авоське! Во-вторых, не стоит считать себя выше врага. Вспомните притчу о милосердном самарянине: Иисус-то требует вообразить себя не милосердным самарянином, а лежачим, бессильным евреем. Вот в этой слабости и совершится Божья сила: будешь добрым, когда не будет сил на зло. Если, конечно, опомнишься ещё тогда, когда силы есть. И не случайно Иисус, умывая Петру ноги, отказывается помыть ему голову, как от избытка чувств-с просит Пётр. Чтобы помыть ноги, надо быть ниже другого, чтобы задать головомойку - выше. И главный образ Нагорной проповеди: Солнце, лучи которого спускаются на землю - к тем, кто ниже, дождь - он падает вниз, а не вверх. Подобие Солнцу не в том, чтобы сиять вверху, а в том, чтобы упасть светом вниз. Единственное - можно возвыситься над другим, дав себя распять. Вот тогда, пожалуйста, глядите на окружающих сверху вниз.

Любовь избирательна; для человека падшего свобода есть выбора - любить или ненавидеть. Мы выбираем, как именно любить и как именно ненавидеть. Но мы же знаем, что мы несвободны в этом выборе! К счастью, ибо только та любовь настоящая, которая не по своему выбору. А ненависть - ненависть ненастоящая всегда. Подобие Богу в человеке есть способность любить всех Божией любовью, любить не для восполнения себя (Богу не нужно восполнение), любить не для становления, не для развития, не для счастья, а просто - любить. Любовь тогда разнообразна, когда не избирательна. Если мы сосредоточены на выборе, то мы одно и то же пошлое чувство предлагаем разным людям. Когда же мы даем в себе место любви ко всем, любви без разбору, тогда мы видим, как неодинакова любовь - именно любовь, не дружба или влюбленность. Любовь к одному и тому же человеку в разное время может отличаться так же, как солнце от дождя - и так же плодородна, ибо иная любовь во время сева, иная - во время созревая.

Историк иудаизма Давид Флуссер отмечал, что изречение Иисуса о любви к врагам (Мф. 5, 45) cходно с более древними изречениями иудейских мудрецов и с более поздними. Например, в "Послании Аристея" (II в. до р.Х.) есть совет царю, который хочет избавиться от гневливости: "Следует знать, что Бог управляет миром милосердно, без всякого гнева; потому и тебе надо поступать так же, царь!" Почти так же звучат слова Лк. 6, 36 (“Будьте милосердны, ибо милосерден Бог”). Правда, в 227 параграфе Аристея объясняет, почему надо так поступать: "Следует поступать великодушно и милостиво также и по отношению к нашим противникам, дабы тем самым склонить их к правильному поведению, полезному для них самих". Но есть существенное отличие: Иисус останавливается, не приводит объяснения, не обещает, что любовь к врагам поможет "склонить их к правильному поведению". Бог любит вопреки надежде и безнадежно. Так что безответная любовь, возможно, дает больше опыта любви, чем любая другая, хотя лучше, конечно, прожить без такого опыта.

*

Солнце конечно, и воздух, и вода заканчиваются, но нескончаема способность человека любить. Человек есть дырочка в бесконечность, но дырочка, просверленная не для того, чтобы подглядывать за Богом, а чтобы получать от Бога любовь, милосердие, прощение, мир и передавать другим. (см. в проповедях, №1248).

*

По проповеди 14 июня 2014 г.

Не каждый человек побывал родителем, но каждый человек побывал ребёнком. У того и другого опыта есть свои приятства, но есть и тёмная сторона. Опыт родительский не такой мрачный, как опыт детский. Нормальный родитель знает о себе, что он не идеал, беспокоится об этом, сокрушается, и это смягчает его неидеальность, пока он в активной фазе родительства. Нормальный ребёнок не подозревает, что он не идеал. Это относится и к нормальному выросшему ребёнку – судя по тому, с какой охотой взрослые оправдывают свои недостатки воспитанием. Предположим, что родители были не святые. Допустим, кто-то или оба блистали отсутствием, или били нас, или по мелочам использовали нас как громоотвод. Ну и что, простить нельзя?

Трудно простить родителей, потому что ребёнок всегда хочет большего, чем может дать родитель. Ребёнок хочет от родителей того, чего может дать лишь Бог.

Это ведь повторяется во всех сферах жизни. Не все по биологии родители, но по труду родители все. Кто-то рожает компьтерную программу, кто-то книгу, а кто-то войну. Очень редко из-под наших рук выходит такое совершенство, что вслед за Пушкиным можем воскликнуть: «Ай да Пушкин, ай да сукин сын!» Чаще другие, попробовав плодов наших рук, сердец и голов, реюмируют: «сукин сын!»

Нет симметрии ни в отношениях продукта творчества с творцом, ни в отношениях детей с родителями, потому что всё это подобия отношений человека с Богом. В том и психологическая несостоятельность, лукавство увещеваний – люби ребёночка, чтобы ребёнок тебя в старости не пинал.  Всё равно во мне есть по отношению к ребёнку что-то от Бога, и это что-то не разрушить, даже если я брошу своего ребёнка и не буду о нём заботиться, даже если я изнасилую своего ребёнка и убью. В том и ужас родительской жестокости – когда мы жестоки к ребёнку, мы жестоки к Богу в себе. Бога нельзя унизить, заморить голодом, казнить. Дети Богу не нужны, Он и без детей Бог. Бог любит нас не от нужды в нас, а от бесконечности в себе. Так любить для нас немыслимо. Грехопадение и есть попытка быть Богом помимо Бога – любить и жить от себя, как от бесконечности. И Бога любить. Адам с Евой вовсе не разлюбили Бога в грехопадении, но они чуть-чуть изменили мотивацию любви: любим Бога как боги.

Это ведь претензия быть богом Бога. Царь царей. Справедливо же только обратное – быть сыном Божиим. Сколько сил потрачено для описания того, что означает «Сын Божий» применительно к Иисусу, и оставлено незамеченным «да будете Сынами Божиими». Это проиллюстрировано парадоксом о любви к врагам, но это не парадокс. А наше внимание всё время сползает с «делай врагу то, что нужно для его процветания»  - на «подставь щёку». Нам легче размышлять о себе как о жертвах агрессии, как о свечечке, которую норовят задуть, чем как о Солнце. Мы и «люби врага» легко перетолковываем как «делай врагу, что нужно для его блага». Например, убей или в тюрьму посади. Потому что быть преступником человеку вредно. А Господь-то иначе смотрит, ведь солнце и дождь помогают вырастить урожай и не помереть с голоду, не разбирая, что будет делать сытый человек – добро или зло.

Любить врага не означает обнимашек, поливания врага слезами умиления. Бог нас не сильно-то обнимает и обслюнивает. Мы правда для наших врагов. Может, мы даже сами этой правды не знаем. Мы не родители нашим врагам и вообще людям. Мы и не дети им. Мы – дети Божии, и только в этом наша правда. Мы и люди не потому, что после рождения сэволюционировали от обезьяны до человека, а потому что наши родители – люди. Только родителей не выбирают, а Бога… Бога тоже не выбирают, но Бога принимают, как не принимают родителей, разве что после ссоры. Принимают Того, Кто и без принятия внутри тебя. Когда «родителя прощают», то не делают его родителем, он по биологии всё равно родитель. Так и с Богом – Он тем и хорош, что Он Бог без нашего согласия. Познать Его невозможно, принять ненужно. «Прими Бога как своего Спасителя» - это как «приимите, вкусите, Сие есть Тело Мое». Потому и вкушаем, что мы уже Его Тело. Мы себя принимаем, себя познаём – в этом и спасение, потому что гибель в ссоре с собой, в отречении от себя – я, мол, не сын Божий, не дочь Божия, я само по себе. Само по себе только инфузория-туфелька, да и то ищет, небось, Золушку, которая бы её на свою ножку надела.

На Суде Бог спросит нас, были ли мы родителями для наших родителей, светом для тех, кто пытался нас гасить, правдой для тех, кто нам лгал. Или только были палачами и судьями – для родителей, для гасителей, для лжецов. Гаснуть, лгать, пресмыкаться мы можем и без Бога – в аду. А вот быть светом, прощением, просвещением – это от Бога и это к Богу.

В Лк. 6, 35 этому соответствуют слова: "Будете сынами Всевышнего; ибо Он благ и к неблагодарным и злым".

Тут, между прочим, сказана весьма неприятная вещь: те, кто любят людей и щедры к врагам, будут святыми (речь именно об этом) не потому, что они любвеобильны и щедры, а потому что Бог спасает и сволочей. Значит, и щедрые - сволочи? Ну, конечно же! Иисус из деликатности не говорит прямо, что, сколько мы ни давай людям, Богу мы свой долг отдать не можем - не напечатано еще столько денег, не согнется столько раз позвоночник в поклонах. Щедрость - щедростью, любовь - любовью, но и самые праведные люди - всего лишь люди, гордиться нам нечем, зато есть на что надеяться - на то, что Бог простит нам наш долг Ему.

Оп.: Куранты, 12 окт. 1996, № 1388;