Мф. 5, 46 Ибо если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари?

Лк. 6, 32 И если любите любящих вас, какая вам за то благодарность? ибо и грешники любящих их любят. Cм. Лк. 6, 33

№50 по согласованию. Фраза предыдущая - следующая.

Вполне возможно, что слушатели Иисуса улыбались, когда Он это произнёс. В любом языке есть пласты, которые не перемешиваются между собою, а если короткое замыкание всё же происходит, это производит комическое впечатление. «Любовь» - слово одного пласта, с ним не сочетаются слова «процессор», «сантехник», «парадигма». «Налоговая полиция», «фининспектор», «мытарь» тоже, мягко говоря, не романтическая профессия. Фраза «он любил её, как налоговый инспектор» - юмористична. «Он светил как гнилушка».

Люди, конечно, способны совершить революцию и слить два пласта языка воедино. Так в XVIII веке совершил революцию Руссо, сделав эталоном любви пастухов и пастушек. Пропахшие навозом, чумазые, усталые, они вообще-то, скорее, эталон неспособности любить. Разве что на любовь к овцам время у них есть, но разве это любовь – это забота о товаре. А как прижилось!

Впрочем, во фразе Иисуса юмор двойной – а это уже остроумие. Тут комбинируется «макароничность» (так называют соединение несоединимого в память об итальянских гарнирах к спагетти) с довольно язвительным выпадом как против мытарей, так и против эгоистов вообще. Потому что под вопросом оказывается любовь вообще. Налоговик любит тех, кто его любит – но кто, извините, его любит? Да никто! Ну, мама, если она идише… Ну, может быть, жена… Хотя за налоговиков выходят ли по любви? Никто их не любит, потому что они бессердечные – во всяком случае, налоговый инспектор как типаж фольклора бессердечен и никем любим. Сиротка…

Когда мы любим любящих нас, мы никого не любим – «на самом деле» или, что то же, с точки зрения Творца. Человек, который лишь откликается на любовь – всего лишь эхо, каверна, пустота, отражающие внешние импульсы. Любовь всегда – опережающий процесс (кстати, как и её уродливый пересмешник – ненависть, которая ненавидит, хотя причины для ненависти нет). Просто в одних случаях зазор велик, в других ничтожен.

Когда «вспыхивает любовь» между мужчиной и женщиной, зазор почти нулевой, его невозможно и ненужно измерять. Но очень часто «один целует, другой подставляет щёку». К тому же, вспыхнуть любовь может одновременно в двух сердцах, но всё равно в течение жизни то один будет вырываться вперёд, то другой, так что всё равно любовь включает в себя искусство любить тех, кто нас не любит или любит меньше, чем мы, или даже ненавидит нас.

ЛЮБОВЬ К ВРАГАМ: СДАЧИ НЕ НАДО

Речь, очевидно, вовсе не о какой-то возвышенной любви, а о совершенно других отношениях - ведь в качестве образца любящего указан налоговый полицейский. Мытарь кого любит? Того, кто даёт ему взятки, видимо. Во всяком случае, мытарь как фольклорная фигура любит эгоистически. С современной точки зрения это вообще не любовь, это манипуляция. Две тысячи лет христианства, следовательно, не прошли бесследно. Представление о любви изменились, а вот количество любви изменилось не сильно. В конце концов, вполне достаточно любить любящих тебя - по-настоящему любить, до готовности к самопожертвованию (что дело нехитрое, поскольку не поддающееся проверке) и, главное, до умения быть таким, чтобы другой был счастлив. Если бы мы все умели по-настоящему любить любящих нас, не надо было бы заботиться о любви к врагам, ибо нет человека, который бы родился врагом кому бы то ни было. Есть разлюбившие, есть те, чьи любовь предали, отвергли, не заметили, высмеяли.

*

"Любить любящих нас" - основа даже не нравственности, а просто жизни. Это не закон, а суть этики. У палки прежде всего должно быть два конца, а уже потом можно устанавливать какие-то законы: когда, как и почему можно бить палкой. Человек начинается, когда отвечает на любовь любовью; кто на любовь отвечает ненавистью или хотя бы равнодушием - уже противо-человек. И Спаситель, начавший Нагорную проповедь призывом освоить "праведность книжников и фарисеев" и превзойти ее, в этом именно месте вдруг ссылается вовсе не на героев нравственности, а на подонков: "Ибо если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари?" Ответ на любовь любовью - это здравый смысл, это человеческий смысл, это смысл жизни.

Но этот минимальный минимум постоянно отвергается человечеством. Когда Господь призывает любить врагов, Он перечисляет, из чего состоит любовь к врагам: "благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас" (5:44). Но грех человеческий - в том, что мы и любящих нас не благословляем, не благотворим им, не молимся за них. Хуже того, мы еще и активно злы к любящим нас, мы психически извращены, ибо обижаемся на любящих нас, используя малейшую зацепку - злословим их, мы платим неблагодарностью и претензиями тем, кто делает нам добро, мы не только не молимся о милости Божией к ним, но не прочь пожелать им и зла - в глубине сердца, разумеется, не вслух. Впрочем, можно и вслух пожелать зла любящим нас: некоторые решаются делать это. Думая, что подражают Творцу, говорят, что человеку было бы недурно пережить большое горе - это бы помогло-де ему в духовной жизни.

Евангелист Лука сохранил эти слова Спасителя в более полном и ясном виде: "Но вы любите врагов ваших, и благотворите, и взаймы давайте, не ожидая ничего; и будет вам награда великая, и будете сынами Всевышнего; ибо Он благ и к неблагодарным и злым" (Лк 6:35). Призыв "взаймы давайте" переводит разговор о самом казалось бы, нематериальном, возвышенном предмете - любви на язык самый что ни на есть материальный: на язык денег. Любовь, будь то чувства, или дела, или мысли - может быть приравнена к деньгам. И тогда самый сложный вопрос о том, как это: "любить врага" - получает очень ясный ответ: так, чтобы суметь одолжить ему деньги без отдачи. Не подарить демонстративно, не швырнуть пачку в лицо, а официально-вежливо, любезно одолжить под расписку - и, когда враг уйдет, разорвать эту расписку и выкинуть клочки в мусорное ведро.

Нам трудно понять, что такое любовь к врагу в эмоциональном плане? Господь предлагает и не пытаться "понять", "почувствовать". Просто осознайте - без всяких эмоций - что такое любовь к врагу в финансовом отношении. Это не подарок - подарки мы делаем любящим - это заем. Без отдачи. Тем и необычна любовь к врагу, что она заранее знает, что ничего взамен не будет: ни эмоций, ни прощения, ни процентов, ни самих одолженных денег. Враг останется врагом, деньги и чувства будут потеряны. Приобретена будет - награда от Бога, награда Его дружбой. Мы станем не просто друзьями, но коллегами Божьими: ибо профессия Бога заключается именно в том, чтобы давать без отдачи. Он дает нам Сына Своего - как вообще, хотя бы умозрительно, можно отдать подобный долг? А ведь мы возвращаем Ему - замученного покойника...

Эти строки Евангелия от Матфея читаются в субботу 8 недели после Пасхи, в неделю Пятидесятницы - и к ним присоединяется чтение из ап. Павла о том, что он всегда молится за римлян (Рим 1.7-12). Казалось бы, неожиданная и дерзкая связь - он ведь молится за "своих", за христиан, а не за врагов. Но, между тем, все Послание к римлянам - полемично, и в этом смысле адресовано все-таки врагам, пусть и собратьям по вере, адресовано тем, кто является противником Павла в вопросе о месте Закона в Церкви. Нам трудно поверить, но это, действительно - письмо врагам, изобилующее братской любовью, молитвой за противников, не ожидающее, кстати, никакой отдачи.

В восемнадцатое же после Пятидесятницы воскресенье читается аналогичное место Евангелия от Луки, и к нему в качестве пояснения иногда присоединяется в высшей степени финансовый призыв апостола Павла к коринфянам (2 Кор 9:6-11). Это не просто призыв к щедрости. Это сложнейшее рассуждение - сложнейшее, ибо оно проводит несгибаемый евангельский принцип через изгибы человеческой души без ущерба и для принципиальности, и для душевности.

Апостол призывает коринфян жертвовать в пользу святых Иерусалима. Этот призыв следует за в высшей степени высоким богословским рассуждением о том, что Господь Иисус "будучи богат, обнищал ради вас, дабы вы обогатились Его нищетою" (8:9). И вдруг - вниз, резко и глубоко вниз, на донышко кошелька и на донышко души. Апостолу нужны и деньги, и тем, чтобы эти деньги были готовы "как благословение, а не как побор" (9:5). Он начинает с простого: "Кто сеет скупо, тот скупо и пожнет; а кто сеет щедро, тот щедро и пожнет" (9:6). Обычная крестьянская поговорка, простая, как дважды два. "Каждый уделяй по расположению сердца" - очень приятно.

"Не с огорчением и не с принуждением" - а вот это уже поворот мысли, и поворот довольно крутой. Ибо мысль апостола поворачивается от "нормальных людей" - которые, видимо, не существуют вообще в природе - к людям скупым, дающим милостыню с огорчением. Или - любопытное подразделение - "с принуждением". Это - принуждение тщеславия, гордыни, снобизма, когда милостыня дается для того, чтобы выглядить не хуже других.

"Доброхотно дающего любит Бог" - апостол опять выворачивает на прямую дорогу, приглашая всех следовать за ним, и потому он умалчивает о том, о чем смело сказал Иисус: Бог любит всех, в том числе и недоброхотно дающих. Откровение о Божией любви, повелевающей "солнце Своему восходить над злыми и добрыми" - ведь сколько людей толкуют его как разрешение быть злыми!

"Бог же силен обогатить вас", "чтобы вы всегда и во всем имели всякое довольство, были богаты" - все это утешения, адресованные скупцам. Щедрый человек в подобных подбадриваниях не нуждается. И эти простые поучения осложнены вставочками: "обогатить вас" - "всякою благодатью", не деньгами; "были богаты" - "на всякое доброе дело". За мыслью апостола здесь трудно поспевать, потому что после пяти слов, адресованных нашей скупости, следует пара слов, адресованных христианству в нас, - и еще раз десяток слов к скупости и три словца к благородству. Так иголка делает стежки: вниз, к невидимой изнанке души - вверх, короткий взлет к лучшей нашей части. Только мы успокоимся, что Бог нас обогатит - и сразу апостол кольнет: обогатит на добро, не на жизнь во дворце.

Рассуждение Павла замедляется - следует поэтическая цитата из псалма. Казалось бы, отдых, но в этой цитате - тоже огромное противоречие. Начало: "Расточил, роздал нищим" противоречит окончанию: "правда его пребывает в век". Это противоречие между щедростью Бога, Его истощанием Себя, достигшим пределы в отдании Сына Своего, и Его вечным величием с глубокой древности иллюстрировалось притчей о солнце, расточающем свой свет и пребывающем благодаря этому неизменно солнцем. Яркий образ, утешающий зримо, показывающий, что значит совершенство Бога, которым и мы должны быть совершенны, показывающий, что это противоречие - лишь логическое, и что можно раздавать, богатея.

"Дающий же семя сеющему и хлеб в пищу" - еще одно имя Божие, открытое походя - "подаст обилие посеянному вами и умножит плоды" - опять утешение нашей скупости и опять крутой поворот: "умножит плоды правды вашей". Не "дел рук ваших"! И на этом крутом повороте апостол уже не удерживается и выходит на прямую - к Богу - дорогу: "так чтобы вы всем богаты были на всякую щедрость", богаты бедностью и нищетой, "которая через нас производит благодарение Богу" - в тех, кто получил щедрые наши дары. Вот конец всех извивов: благодарение, таинство, из которого рождается Евхаристия, Сам Христос, причем благодарение не в нас - в нас может быть сожаление и принуждение, но в других, кому мы дали.

Здесь мы возвращаемся к Евангелию. Ибо все увещание Павла потому так усиленно, что он собирает деньги для своих врагов. Этого не надо бояться и не надо замазывать этот факт. Наоборот, это надо подчеркнуть: христиане Иерусалима в целом были противниками тех способов, которыми проповедовал Павел. Они были его врагами в самом простом смысле слова - и он знал это, но любил их и собирал деньги для них. Этот акт, который кажется нам вершиной любви к врагам, для него был подошвой, основанием, наименьшей частью его любви. И это были не чужие, а враги именно среди своих, враги в Церкви. Церковь уже была разделена, с первых же лет своего существования - и пример апостолов не в единстве без проблем, в медовой взаимной приязни, а в единстве поверх реальных проблем и осязаемой враждебности. Проходя через горнило любви к врагам, мы поднимаемся к любви чистой, незамутненной, любви радостной и преизобилующей, троичной любви Отца, и Сына, и Святаго.