Мф 10 36: И враги человеку домашние его

Комментарий Златоуста; ср. Мф. 5, 44. Лк. 9, 61 (не прощаться с родными);

Фразы предыдущая - следующая.

№72 по согласованию (Отправление 12-ти на проповедь)

Чем ближе лицо человека, тем больше оно похоже на лик Туринской плащаницы. Только не на тот лик, который реконструирован, из негативного изображения превращен в позитивное, при помощи разнообразных технических ухищрений представлен и в виде цветной фотографии, и в виде стереоскопического изображения, а подлинный лик Плащаницы - скорее пугающий (древние византийские хроники упоминают, что Плащаница вызывала трепет), непонятный, необычный, слишком необычный. Так и "ближние", "домашние". Они - истинные враги, ибо их недостатки мы видим лучше. Пороки "дальних" обычно нафантазированы, порождены близорукостью, перенесены на "дальних" с "ближних", потому что про ближних мы боимся иногда даже подумать плохое, и переносим это плохое куда подальше. "Любить врага" поэтому вовсе не так уж трудно, как кажется, это даже очень легко - если мы любим ближнего. Любить врага настолько же легче, чем любить ближнего, настолько же вторично по отношению к любви к ближнему, насколько смотреть на звезды легче, чем смотреть на солнце. Можно ослепнуть, зрение мутится, одни пятна - но не солнце, а в собственной голове пятна. Но уж когда приходит любовь к домашним, тогда, действительно, совершается превращение негативного изображения в позитивное: ничего формально не менятся, очертания жизни остаются прежними, доходы не меняются, бородавки не исчезают, вещи по комнате по-прежнему разбросаны, неорганизованность даже, а - вдруг из тех пятен образуется лик, великий и манящий.

Мф. 10, 36 Знаменитое "И враги человеку - домашние его" - цитата из пророка Михея: "сын позорит отца, дочь восстает против матери, невестка - против свекрови своей; враги человеку - домашние его" (Мих. 7,6). Но пророк вовсе не озлился за что-то на домашних, он прошелся по всему обществу ("нет правдивых между людьми; все строят ковы, чтобы проливать кровь; каждый ставит брату своему сеть. ... судья судит за взятки, а вельможи высказывают злые хотения души своей и извращают дело"). Так что и слова Спасителя, которые предшествуют определению "врагов" - "не мир, но меч" - они тоже сверху донизу. Тем не менее, Златоуст (совершенно, кстати, не в связи с этим конкретным местом Евангелия) предлагает ограничиться упражнением в святости дома, начинать с дома - и подробно описывает, как быть христианином дома. Проблема в том, что если попробовать жить не по лжи в своей норе, то времени на установление справедливости в мировом мачтабе не останется. Ну и...! Наустанавались. Поэтому Господь опускает все насчет мирового масштаба и оставляет сердцевину: домашние.

Тот, Кто заповедовал любить врагов, должен был назвать самыми страшными врагами - самых близких людей.

Эта фраза многих соблазняет, потому что кажется призывом Христа: извольте относиться к домашним как к врагам. На самом деле, это не призыв, а пословица, и пословица дохристианская. Она встречается еще у пророка Михея (7 6). Нет нужды призывать сделать домашних врагами. Так происходит само собой, по биологическому естеству человека.

Как стручок лопается с силой, раскидывая горошины подальше от себя, от в любой семье происходит большей или меньшей силы взрыв, взламывающий прочную связь поколений. Эта связь должна быть прочной просто для того, чтобы человеческий детеныш выжил, и эта связь тем прочнее и долговременнее у человека, в отличие от всех прочих животных, чем выше человек животного, чем он беспомощнее, нежнее, умнее, духовнее. Ни одно животное не вынуждено столь долго пестовать свое потомство, как человек. И именно поэтому конфликт поколений - ярче всего проявляется у людей. Мы не просто покидаем родителей, но хлопаем дверью с треском, мы всегда прикладываем чуть больше усилий, чем нужно, потому что нужно очень много.

Опека над детенышем, конечно же, благо, благо прежде всего для детеныша, а поскольку человеческая опека есть опека любовью, она благо и для воспитателя, родителя. Но любовь совсем не обязательна для опеки и воспитания, хотя именно она делает воспитание человеческим, а не животным. Главное - власть, власть опекуна, родителя, та власть, без которой детеныш погиб. Это благая власть - но соблазнительная. Она соблазняет ее носителя, соблазняет навечно удержать ее. Эта власть перестает быть благом в тот момент, когда человек должен стать свободной, независимой, самостоятельно ответственной перед Богом за себя - а родители боятся этого момента и искушаются отложить его. Это власть не физиологическая, а прежде всего духовная - и тем опаснее и извращеннее становится она, когда узурпируются после надлежащего момента. Кто не видел мать, старость которой покоит дочка, ради матери так и не вышедшая замуж? Кто не видел отца, властью своей предотвративший превращение сына в полноценного взрослого человека, остановивший его развитие на уровне ребенка, иждивенца? Ведь это все медленные убийства. Человек - кенгуру, которое норовит застегнуть сумку, не дать животному выпрыгнуть. Именно поэтому домашние - всегда с определенного момента враги человеку.

Врагами человеку домашние становятся именно с той минуты, когда человек становится человеком - то есть, повторимся, перед Богом ответственной личностью. Именно поэтому именно в христианстве особенно остро переживается конфликт поколений. Другие религии очень успешно справляются с этим переломным моментом в становлении личности, потому что понятие о личности полностью дано лишь в Евангелии и христианстве. В мусульманстве можно жить одной семьей, в конфуцианстве только и можно жить семьей, даже родом, - но в Церкви каждый живет в одиночку. У христиан родительское благочестие всегда должно быть целомудренно и укрощено, останавливаясь перед тайной и глубиной личности, к которой Христос обращается напрямую, поверх родителей и их власти. Но, конечно, и христианские родители все же родители, все те же, с одной стороны, животные, боящиеся отпустить детенка, с другой - носители духовной власти, которым хочется подольше пользоваться этой властью. И то, что было проблемой до Христа, с Христом становится еще большей проблемой, которую основательно и благополучно и можно решить только во Христе.

*

«Семья – малая церковь». Афоризм старый, но надо либо пересмотреть афоризм, либо пересмотреть представление о семье. Семья – малая церковь и большой бардак, причём одновременно. Семья – место, где люди слишком близки друг ко другу, чтобы их вера могла выразиться так, как она выражается в отношениях друзей, знакомых, коллег. Враги человеку домашние его не потому, что человек – христианин, а потому что человек – тоже домашний и тоже враг, и враждебность не уменьшается от проповеди Евангелия. Она задана самим размером семьи. Кто проповедует Евангелие дальним, тот словно бросает камень в реку или море. Круги расходятся широко, свободно. Кто проповедует Евангелие домашним, тот бросает камень в чашку с чаем, стоящую на столе перед несчастным близким. Может забрызгать, ошпарить.

Самое ужасное начинается не тогда, когда домашние отвергают Евангелие, а когда принимают. Вся история современности есть история этого ужаса: стоило дать свободу слова членам семьи, казавшейся такой цельной и христианской, и выяснилось, что все они очень по-разному понимают Христа. Самые страшные споры не между верующими в Христа и неверующими, а между теми, кто по-разному верует в Христа, по-разному выражает свою веру в словах и поступках. Так если чужие люди при таком разномыслии хотя бы ночуют в разных домах и отдыхают, домашние ночуют в одном доме, и противоречия лишь нарастают. Вот такая интерференция: круги от камня, если камень попал в чашку или таз, не расходятся вширь, а возвращаются к бросившему, а потом опять расходятся, и образуется хаос непонимания, путаницы личных отношений с отношениями веры.

Семья даёт человеку эталонный опыт любви, надёжности, доверия, реальности. Семья – единственный реальный коллектив. Государство, религия, политика никакой реальностью не обладают, они – условности. Семья даёт человеку эталонный опыт и предательства, ненависти, шаткости.

Семья даёт человеку опыт сложности мира. В семье человек растёт от простого к сложному, от сюсюканья к настоящей речи, от хождения за ручку к беготне по своим делам. Искусственные конструкции, подражающие семье, поступают прямо наоборот: они схематизируют мир, предлагают человеку жить в мире упрощённом по сравнению с действительностью. Религия, имитирующая семью, деградирует от разговора к сюсюканью, государство, играющее в семью, возвращает человека к хождению за ручку, а то и прямо к ползанию или лежанию в колыбели (тюрьме).

Возможно, поэтому попытки «обучить религии», предлагая упрощённый вариант религии, имеют противоположный эффект. Если приучать ребёнка к тому, что есть особое «детское» богослужение, он будет деградировать от врождённого религиозного чувства, нуждающегося в раскрытии и, соответственно, в усложнении, к неверию.