Мф, 14, 20. И ели все и насытились; и набрали оставшихся кусков двенадцать коробов полных; Мк 6, 42-43 И ели все, и насытились. 43 И набрали кусков хлеба и [остатков] от рыб двенадцать полных коробов. Лк. 9, 17 И ели, и насытились все; и оставшихся у них кусков набрано двенадцать коробов. Ио. 6 12 И когда насытились, то сказал ученикам Своим: соберите оставшиеся куски, чтобы ничего не пропало. 13 И собрали, и наполнили двенадцать коробов кусками от пяти ячменных хлебов, оставшимися у тех, которые ели. №74 по согласованию. Фраза предыдущая - следующая. См. иллюстрации. Евреи поели рыбки с хлебушком, насытились, осталось двенадцать корзин. Было бы это в России, так и корзин бы не осталось, и расходились бы с недовольным ворчанием. Винить нас за это не следует - несвободный человек не знает удержу, он всё время боится и за завтрашний день, и за послезавтра, и за послепослезавтра, он не есть досыта, а жрёт до опупения. Британский миллиардер думает о марках фарфора, российский миллиардер о том, как бы угодить начальству, чтобы не оказаться нагим. Символика числа двенадцать слишком понятна, а вот привычка Бога всё делать с избытком заслуживает осуждения. У хорошего хозяина излишков не остаётся. За единственным исключением: когда гость достоин хозяина. Так и можно определить: нищие - это те, кто ничего после себя не оставляет, а блаженные нищие, духом нищие - те нищие, после которых другим нищим остаётся кусочек. * КРОХОБОРЦЫ«У меня растут года»… Скоро в гроб ложиться… В семнадцать лет человеку кажется – нет, человек верно видит – что у него есть нечто, до зарезу необходимое всему человечеству. Оно круглое, свежее, съедобное, оно моё и каждому надо уделить по кусочку, хватит всем. Старику участие, ровеснику подбадривание, малышам поиграть, женскому полу вообще… Или мужскому – это счастливое знание о безграничности своей души, своего сердца, своего ума не знает границ. Забавным выражением такой юношеской веры, уже состарившейся, в морщинах, заменяющей глубину чуть визгливой громкостью, является речь Достоевского о всеохватности и всенужности русской души. Претензия была (и у многих патриотов остаётся), а силёнок не хватало у Фёдора Михайловича даже на одного какого-нибудь «жидёнка». Года прибывают, каравай убывает, и вот уже человек словно в пустыне, и каждую крошку чувства, огрызочек любви заботливо разыскивает на столе жизни и прячет поближе к сердцу – самому пригодится! Отойдите от меня, делающие беззаконие и лезущие с протянутой рукой!! — Отдай! – говорит человеку Бог. – Дай-ка сюда крошки, дай-ка сюда свою высохшую рыбёшку! Ты себя проклинаешь за скудость и чёрствость, а Я благословляю их! Благословен человек, даже если на пять тысяч персон у него одна крошка. Благословенна эта крошка! Пусть плодится, и размножается, и насыщает! Передай-ка её соседу, не будь жмотом, не верь, что по нужде все звереют, а верь, что и в нужде открываются просящему Бог и человечность! Так повторяется вновь и вновь – или… или не повторяется, но ведь и повторяется! – чудо умножения хлебов. Послушайте, вы бы посмотрели на те хлебы и тех рыбок! Но ведь получилось! Сумел Бог – и не для того, чтобы стать царём нашего царства, а чтобы эмигрировали из нашего, земного царства в Его Царство, из царства недоверие и прижимистости в царство любви, веры и надежды. По проповеди в субботу 28 апреля 2012, №1811. |