Мф, 14, 27. Но Иисус тотчас заговорил с ними и сказал: ободритесь; это Я, не бойтесь.

Мк. 6, 50 Ибо все видели Его и испугались. И тотчас заговорил с ними и сказал им: ободритесь; это Я, не бойтесь.

Ио. 6, 20 Но Он сказал им: это Я; не бойтесь.

№75 по согласованию. Стихи: предыдущий - следующий.

Только Марк добавляет объяснение - ученики закричали, потому что увидели и испугались. Понятно, почему другие евангелисты это опустили - кажется слишком очевидным, что кричат от испуга. Увы, большинство криков в мире издают люди, которые ещё не видели, а уже испугались. "Очевидным" обычно называют именно то, что не видели очами. "Это очевидно" - верный признак того, что "это" видится не глазами, а сердцем, а часто и пятками, не говоря уже про печень и желчный пузырь. "Смущены" - не слишком удачный синодальный перевод, речь идёт об испуге большем, чем в Мк. 4, 40 ("страхом велиим"), об испуге, который невозможно сдержать. "Заговорил и сказал" - не об этом действии, а о двух разных, утверждает Братчер, но тогда хочется знать: "Заговорил" - это какие-то слова, которые евангелисты не воспроизводят, может быть, приветствие или несколько ничего не значащих успокоительных слов, а "сказал" - это вот то, что записано? Или "заговорил" - это "мужайтесь", а "сказал" - "Это Я, не бойтесь"? "Мужайтесь" означает "преодолейте страх" (неуважительно считать женщин вечными трусихами, но не Иисус это выдумал и не Иисус создал такой вздорный язык), а "не бойтесь" означает "а освободившись от страха, не подчиняйтесь ему вновь". На греческом "мужайтесь" не содержит в себе корня, аналогичного русскому "мужчина", но звучит мило для русского уха: "Фарсейте!" Фарисеи и Форсайты, ханжи и лицемеры, перестаньте бояться и мужайтесь - форсите! Больше куража! "Лопни, но держи фасон!", - так звучало бы это в переводе Евангелия на эстрадный язык. "Флот пропьём, но чести его не посрамим!", - видел я значок с таким лозунгом в Кронштадте. Умри, но не бойся смерти - и воскреснешь.

*

Если бы ученикам сказали, что Иисус ходит по воде аки по суху, они бы не испугались. Испугались – потому что увидели. Кажется, уже у следующего поколения христиан не было этого испуга и нет. Не потому, что мы бесстрашные или сильнее верующие, а просто потому, что мы – не видели. Мы всего лишь слышали, читали.  Не существует «зрения второго порядка», как и «осетрины второй свежести». Ученики испугались, собственно, не того, что живой человек, живое тело идёт по воде. Их напугало как раз противоположное: а вдруг это «человек второй свежести» или, проще говоря, мертвец?

Призрак – то есть, нечто, что можно видеть, хотя оно не должно быть видимо, потому что оно лишь пересказ, реферат, вторичность. Ну кто не испугается, увидев идущие хоть по воде, хоть по земле Производственные Отношения? Вот призрак – такая же абстракция, выжимка человека. Понятно – призраки могут ходить и по воде, и сквозь стены проходить, потому что они вообще не «идут» в точном смысле слова. Ведь они – не существуют. Они – лишь ставший зримым (но не воплотившийся) рассказ о ком-то. Таково кино, которое уже скоро будет трёхмерным технически, но биологически останется одномерным.

Ученики могут не бояться Христа, идущего по воде, но ещё больше мы не должны бояться земли, которую открывает Христос. Матросы Колумба радовались птицам, предвещавшим близость Новой Земли – хождение по воде предвещает землю, которой и новизна глубже, и твёрдость тяжелее. Для рыбаков озеро было средоточием мира. Как в некоторых фантастических сочинениях, изображающих мир с повышенной силой тяжести, где горизонт кажется сильно загнутым вверх, в сознании большинства людей мир – это капсула, пузырь, и они живут на его внутренней поверхности.

В центре – рабочее место (для рыбаков – озеро), по краям – место жилья, а дальше ничего, всё замыкается на работе и доме. Вот над этой замкнутостью сатана и предлагал Иисусу господствовать, забравшись на гору! Иисус отказался, но ведь всякие там александра македонские, гитлеры и ленины соглашались, и всякие домашние деспоты – согласились, разница количественная, не качественная. К ученикам по воде Иисус идёт как раз с горы – а на гору Он поднялся, спасаясь от жаждущих провозгласить Его вождём. Он же оказывается идеальной машиной – даже не кэш производит, а прямо продукт питания.

Иисус призывал кормить голодных, чего ж отказывается кормить всех и всегда? Жестокий и непоследовательный? Не хочет, чтобы люди расчеловечились, чтобы они работали, поддерживали себя в форме, не превратились в нахлебников? Ой, Бог только и хочет, люди стали Его нахлебниками, Он для того нас и создал. Только Бог хочет, чтобы они стали именно нахлебниками именно Его, а не какого-то хлебозавода. Но люди не хотят видеть Бога, они хотят лишь желудей. Это и есть ненависть и потребительство в самом худшем смысле слова. Именно так – потребительски – относились к Богу и Адам с Евой, и миллионы больших и малых начальников, светских и религиозных. Бог им нужен был как замечательное сочетание пряника с плёткой, не как Бог. Бога они видеть не хотели.

Люди, которые предлагали Иисусу стать своим вождём, пытались сделать его своим рабом. Всякий вождь есть раб. Он так же, как и раб – предмет, объект ненависти или, в лучшем случае, невидения. Его не видят. Так надсмотрщик, надзиратель не видит заключённого, хотя наблюдает и подглядывает за ним постоянно. Поэтому в Деяниях апостолов ангел легко проводит заключённых апостолов не только через запертые стены, но и мимо тюремщиков. Они стерегли преступников и не обратили внимания на святых.

Не стоит жалеть, что нам Господь не является телом. Иногда нужно не видеть, чтобы прозреть. Так было с гонителем Савлом, который ослеп и увидел Христа. Иногда человек видит механически, словно фотоэлемент, утрачивает способность видеть сквозь внешнее внутреннее. Это и есть ненависть. Тогда может помочь повязка на глаза. По этой причине ребе Гамалиил во время суда над апостолами попросил их выйти – и добился у судей снисхождения. Ненавидели, пока видели. «С глаз долой, из сердца вон», - справедливо прежде всего в отношении ожесточившегося сердца. Для сердца верующего, надеющегося, любящего  – исчезновение из поля зрения есть вознесение в поле созерцания. Поэтому воскресший Иисус вознёсся, - чтобы остаться не с избранными, а со всеми.

1504.

Немецкий психотерапевт Инга Фучек, выступая против насилия в семье, особенно над детьми, рассказала об эксперименте:

«Обезьяну посадили в клетку и стали пугать звуком. И, естественно, обезьяна очень испугалась, у нее начался стресс, поднялось давление. Вторую обезьянку поместили в другую клетку. Их стали пугать собакой. Одна обезьянка испугалась, вторая нет. Тогда вторую обезьяну из клетки убрали и опять стали пугать собакой. Оставшаяся в одиночестве обезьянка опять испугалась. Случайным образом было обнаружено средство против страха. Это друг. Иметь друга не означает все время быть вместе для того, чтобы не бояться. Человеку достаточно сказать два слова, человеку очень важно знать, что у него есть друг. Необязательно это человек, это может быть любое домашнее животное. Мы знаем, что друг — это тот, кто к нам хорошо относится, кто нас любит, кто нам поможет, к кому мы всегда можем обратиться. Так человек сам учится вести себя как друг».

Конечно, тут никакой не «научный эксперимент», и «средство от страха» вовсе не найдено – к счастью, потому что найти гарантированное средство от страха означает убить в человеке человеческое. Страх – это психологическая разновидность боли, это важный сигнал. Не страх – причина насилия, в том числе, над детьми, а жестокость. Страх и у животных, и у человека побуждает замереть, прикинуться убитым, а не убивать.

Тем не менее, про дружбу и страх – верно. Только психотерапевт описывает минимум – «два слова», «необязательно человек». Для первичного снятия тревоги это разумно, но ведь главное-то потом. На таблетках – не жизнь, а лечение. А жизнь – это не «два слова», а нормальное человеческое общение, полнокровное, а не скупые мачистские реплики. Не «домашнее животное», а именно человек – и даже Бог тогда побеждает, когда Бог становится человеком. Не обязательно «кто нам поможет» – любовь не всегда может помочь, но всегда может разделить горе. Неразделённое горе – вот самое страшное зло.

«Это Я, не бойтесь», – несколько раз говорит Иисус ученикам, когда они принимают Его за призрака. Человек же склонен говорить другому: «Это я, бойся и веди себя примерно, как я хочу!» Бога можно превратить в кошку, утешающую и мурлыкающую, но ведь Он же не таков! Он лев, который не прячет когтей, но и не дерёт… Бог-кошка – это для тех, кто из принципа в храм не ходит. Лучше, чем ничего, но «ничего» – это стандарт дьявола, а не человека. Бог страшен, но Он же и – нет, не средство победить страх, Бог не должен быть средством (как и человек), – Он есть бесстрашие. Бог – не «тот, к кому можно обратиться» (хотя обратиться к Нему можно, но обратиться можно и к идолу, и к собачке). Бог – Тот, Кто обращается. Бог, к Которому обращается человек – Бог веры, Бог, Который обращается к человеку – Бог любви.

Кинг писал, что любовь и ненасилие поддерживают космический порядок, «закон любви так же объективен как закон всемирного тяготения». Так, да не так, иначе призывы любить становятся похожи на лукавые призывы поддерживать непоколебимую советскую власть. Чего поддерживать то, что непоколебимо, что и без поддержки устоит! Насилие – объективно, предметно, превращает всё в мёртвые объекты. Любовь – субъективна, и субъективность её не в том, что она выбирает, кого любить, кого ненавидеть, когда любимого обнять, когда пожурить, когда поучить уму-разуму словом, делом или плёткой. Любовь субъективна, потому что выбирает каждому его особое место, живое и растущее в сердце любящего.