Мф 15 27 "Она сказала: так, Господи! но и псы едят крохи, которые падают со стола господ их.". Мк. 7, 28 Она же сказала Ему в ответ: так, Господи; но и псы под столом едят крохи у детей. №79 по согласованию. Фразы предыдущая - следующая. Мир как стол и угощение... Мир начинается в детстве. Быть ребёнком означает быть под столом. Видеть ноги. Цапать за них. Свобода передвижения полная. Правда, это передвигаться придётся ползком. Но лучше свобода на карачках, чем стоя и сидя, но не... Разве не так? Жаль, дитё этого не понимает. Дитё нетерпеливо ждёт, когда он сядет за стол не на колени (разве это свобода, коли на коленях, даже если на чужих - и особенно, если на чужих, чего никак не возьмут в долг всевозможные самодержцы). Наконец, наступает совершеннолетие... Маленькая закавыка: совершеннолетие есть, а совершенностолия нет. "Пряников сладких всегда не хватает на всех". Земной стол всегда короче необходимого. Кто-то невольно оказывается в положении ребёнка или, если использовать евангельский образ, собаки. Многие, конечно, оказываются в таком положении совершенно несправедливо, потому что, когда количество мест ограничено, лучшие места и занимают самые ограниченные люди - ограниченные желанием занять место. Конечно, если верить Евангелию, придёт Самый Большой и попросит всех занять одно, последнее (оно же высшее) место. А пока Самый Большой не пришёл... Точнее, пока Он пришёл и ушёл так быстро, что едва успели Его распять, но не успели ни похоронить толком, ни зарегистрировать смерть в иерусалимском ЗАГСе, ни, тем более, воскресение не оформили... Так вот пока Он пришёл и ушёл таким кавалерийским наскоком, что сам Юлий Цезарь позавидовал бы, приходится по-щенячьи возиться под столом. "По-щенячьи" - значит, с восторгом. Не скуля. Не завидуя тем, кто оказался за столом, не крича "Зелен виноград!" или "И Вы, Брут, продались большевикам!" Да, может виноград зелен - но не зеленее тебя, и вообще лучше зелёный, чем красно-коричневый. Да, Брут продался большевикам или нео-большевикам, но Брут всё же не изменил Христу, а просто такая ему выпала воля Божия попользоваться и Царством Небесным, и царством кесаря. Ну и ладушки! Конечно, если всерьёз, то в этой земной жизни большинство сидящих за столом отнюдь не бруты и не зелёные новички, а медленно бронзовеющие, наливающиеся парткомовской мертвечиной, имитирующие, праздно болтающие, любящие председания, пинающие тех, кто под столом, обзывающие их маргиналами, игнорирующие, сквозь людей глядящие ... Ну и пусть! Знай ты тогда, когда впервые понял, что есть Бог, что вокруг Бога куча мусора, причём этот мусор будет не под ногами у тебя путаться, а мозги тебе полоскать... Знай ты тогда, что где Бог - там не свобода от парткома и лукавства, а партком и лукавство с Богом в качестве начинки... Не стал бы во всё это влезать? Не стал бы креститься? Не стал бы молиться? Стал бы! И слава Богу, и дальше так держать, разумеется, в разумных пределах - то есть, сохраняя постоянный контакт с Разумом Высшего. Тем более, что Бог в Иисусе это Бог, который и Сам под столом, а не только во главе стола. * Талмуд (Бава Батра 5а) рассказывает о Раби, который в голодный год объявил, что готов накормить всякого, кто учился "чему-нибудь: Святому Писанию, Мишне, Талмуду — галахе ли или агаде". Пришел подкормиться и вполне книжный Ионатан бен Амрам, но на вопрос, учился ли он чему-либо, вдруг съюродствовал и ответил отрицательно. "Какое же право ты имеешь на даровое пропитание?" - спросил его филантроп. Ионатан ответил: "Учитель! Накорми меня, как ты накормил бы собаку или ворона". Выдали ему на пропитание, но тут же раввин стал раскаиваться, что нарушил своё слово. Только вот сын раввина узнал бен Амрама и говорит: "Отец, если я не ошибаюсь, человек этот один из твоих бывших учеников. Зовут его Ионатан бен Амрам, и он известен тем, что никогда за всю жизнь свою не позволял себе извлекать малейшую пользу из своего звания ученого". Только Раби объявил: "Отныне житницы мои открыты для всех без исключения". Эпизод этот происходил (или был сочинён) много позже беседы Иисуса с язычницей, но логика его та же и, что интереснее, образ тот же - сравнение человека с собакой, с животным нечистым. Ворон тоже считался нечистым животном, поскольку питался падалью. Хотя Талмуд сужает мораль до корпоративной: мол, нельзя получать зарплату за богословие, однако все равно провозглашается щедрость не только к богословам, а ко всем - хоть осквернён падалью, хоть нет. Высшее милосердие - не к очищенным, не к желающим очищения, а к признающим себя грязными. Признание себя грязным - высшая чистота, очищение от гордости; но, конечно, такое признание имеет цену только, если человек следит за своей чистотой. Сирийка шутила - значит, была чиста, нечистое сознание не шутит, а лишь насмехается. * Орозий, современник Августина Гиппонского, написал историю "против язычников" (это сейчас стыдно "дружить против", а то 16 веков назад). С Августином Орозий был знаком, книгу писал как исторический комментарий к августиновому обличению язычников. И начал увесисто, нарисовав живописную картину мира как огромного дома ("эко"), в котором "многие живые существа, самого разного рода, оказывают в хозяйстве помощь" и "усердие псов не является при этом последним". Насчет псов -- это Орозий решил блеснуть образованностью и процитировал Вергилия, "Георгики": "Nec tibi cura canum fuit postrema" (3.404). Орозий сам себя причислил к собакам, ибо "в них было заложено природой усердно, по собственной воле, исполнять то, к чему они были приучены, и благодаря какому-то врожденному закону послушания, одним лишь чувством воспитанного в них трепета сдерживаться до тех пор, пока мановением руки, либо по оманде, им не дано будет право действовать". Уже в этих словах -- противоречие, характерное для всех опричников, -- они вроде бы при хозяине, но не было еще случая, чтобы инквизиторы инквизиторствовали лишь по команде свыше. Испанские инквизиторы не слушали даже Папу. Какое такое "мановение" Творца было Орозию, что он бросился кусать еретиков? Орозий, дай ответ!.. Не дает ответа, но продолжает, восхваляя собак, приравнивать их к людям благодаря "способности различать, любить и повиноваться. Ведь, различая своих и посторонних, они не ненавидят тех, кого прогоняют, но горячо любимы теми, кого любят сами, и, любя господина и дом, они усердно служат, вроде бы не телесной природой приспособленные к этому, но побуждаемые сознанием люви". Орозий активно боролся с Пелагием, с учением о свободе человека. Вот и на собаках то же видно: собака выдрессирована вопреки своей природе или благодаря ей? Он колеблется. На самом деле, нет такой дрессировки, нет такой благодати, которая была бы противоестестенна -- и успешна. Так что в сухом остатке одно: Орозий оправдывает себя: мол, я прогоняю еретиков не из ненависти, а по долгу службы. Хороший знак: видимо, ему были знакомы сомнения и угрызения совести. Орозий нашел в Евангелии собак -- язычница сравнила себя с собакой, которую прикармливают пирующие. Как будто одно и то же: кусать брошенный сверху кусок и кусать зашедшего в дом человека! И вот все-то людоеды мнят себя волкодавами!! Все бешеные собаки думают, что мир вокруг взбесился. |