Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

Яков Кротов

К ЕВАНГЕЛИЮ


Мф 16, 27 ибо приидет Сын Человеческий во славе Отца Своего с Ангелами Своими и тогда воздаст каждому по делам его.

У Марка 8, 38 (читается в третье, Крестопоклонное, воскресенье Великого поста) полнее: "Ибо кто постыдится Меня и Моих слов в роде сем прелюбодейном и грешном, того постыдится и Сын Человеческий, когда приидет в славе Отца Своего со святыми Ангелами". Ср. Евр. 4, 15.

Лк. 9, 26: Ибо кто постыдится Меня и Моих слов, того Сын Человеческий постыдится, когда приидет во славе Своей и Отца и святых Ангелов.

По согласованию №86. Фразы предыдущая - следующая.

Комментарий преп. Макария Великого, 4 в.;

Христос понимает, что Его и Его учения будут стыдиться. Христиане этого не понимают. Напротив: стыдно должно быть тем, кто не ходит в церковь, кто не христианин. Таков печальный результат двухтысячелетнего навязывания Христа сверху. Конечно, стыдно быть последователем Иисуса. Пусть последователи разнообразных учителей и пророков не стыдятся, что идут за бывшими милиционерами, за слащавыми или не очень слащавыми персонажами. Христианин долен стыдиться. Ходить в церковь, креститься, становиться на колени и бухаться лбом о пол - стыдно, срам, смех. Это ненормально. В раю этого не было и не будет. Правда, мы не в раю... Но это и означает, что должно быть стыдно - стыдно быть нормальным в ненормальном мире. Стыдно и неловко так же, как поставить супружеское ложе посреди ярмарки. Срамнее исповедания Иисуса Богом только исполнение заповедей Иисуса. Глупо и вздорно уступать, ласкать, быть добрым. Нормальный человек даже добрый поступок прикроет сердитым словом - из смирения. А христианин не постыдится добрый поступок сопроводить и добрым словом - урод. Поэтому многие христиане убегают от доброты в несение креста - точнее, заменяют исполнение заповеди терпением какой-нибудь болячки, или нищеты, или горя. Но ведь это не обязательно крест. Нищета может быть от лени и трусости, болячка от обжорства, горе от гордыни. Нет - настоящий крест, как и у Христа, есть результат доброты - невозможности, бессилия и поражения доброты в мире.

 


У краткого Марка здесь полнее: "Ибо кто постыдится Меня и Моих слов в роде сем прелюбодейном и грешном, того постыдится и Сын Человеческий, когда приидет в славе Отца Своего со святыми Ангелами" (Мк. 8, 38). Так что речь идет прежде всего о деле веры и исповедания.

Перевод Кузнецовой (2000, 149): "А кто постыдится признать Меня и Мои слова перед этим безбожным и грешным поколением..." и помета, что "безбожный" - это греческое "мохайлис". В синодальном переводе "прелюбодейный". У пророков развратом всегда назывался уход от веры.

Вообще, удивительна скудость языка, когда такие по видимости близкие слова как "поворот" и "разврат" оказываются обозначениями полярных явлений. Да и "разврат" пришлось переделывать из "разворот". Набожный -- прямолинейный, верный - не виляющий.

Прибавить к этому, что исповедание Бога в слове тоже может быть делом гнусным, прикрывающим разврат внутренний, и можно просто сойти с ума: промолчи -- будет стыдно тебе, заговори -- станет стыдно окружающим.

Но вот чудо: после смерти любого великого человека можно услышать упреки в адрес его учеников и последователей: мол, примазываются к чужой славе. Напечатает прихожанин воспоминания о своем духовном отце -- и сразу, вне зависимости от качества: ячество, он себя выставляет, а не покойного. А вот с Христом так не происходит. Меня могут упрекнуть, если я стану называть себя учеником и последователем какого-нибудь христианского священника, но не упрекают, что я называю себя последователем Христа. Хотя, казалось бы...

Наверное, упрекающие исходят из лучших побуждений, не хотят разврата: идешь за Христом, так иди, не отвлекаясь хотя бы и на святых. По той же логике отвергают Иисуса те, кто считает веру в Его Богочеловечество развратом, прелюбодеянием в ветхозаветном смысле слова, отклонением от веры в Единого. Гарантий тут нет и быть не может, и от разврата может спасти лишь поворот к свету, к той Славе Божией, которая есть единственное "доказательство" подлинности Иисуса, подлинности (в своем призвании) любого человека.

БЕССТЫДСТВО ЛЮБВИ

«Постыдиться» всегда означает отождествление себя с теми, перед кем стыдно. Иисусу стыдно за нас перед Богом, потому что Иисус Бог. Нам стыдно за Иисуса перед грешниками, потому что мы грешники. (О прелюбодействе умолчим, понеже многие не прелюбодействуют из-за импотенции, а не от святости).

Слова Иисуса – не математическая задачка, а хорошие знакомые заповеди. Кому не стыдно блудить, тот стыдится слов «не смотри на женщину с вожделением». Стыдится заповеди «не завидуй» тот, кто завидует.

Стыду противостоит бесстыдство – бесстыдство смерти. Стыдно и позорно быть мёртвым, когда вокруг все такие живчики. Стыдно быть падалью среди львов. Но именно об этом – «потеряй душу», «возьми крест».  Над тобой даже не смеются – морщатся, затыкают нос, отворачиваются. Не дай Бог соприкоснуться с покойником. Разве что для любимых сделают исключение.

Что может быть хуже деления на стыдливых и бесстыдных! А вот что, деление на стыдящих и опозоренных. И во времена Спасителя, и ещё сто лет назад, да и в наши дни нормально было и остаётся стыдить других. Совсем недавно публичные казни устраивали, гнали преступников по улицах – намеренно через город, чтобы опозорить, осрамить, это входило в наказание, не то, что сейчас. Вот Иисус и предлагает выбор: либо ты стыдишь других за их грехи, либо ты даёшь стыдить себя за добро Божие. Либо – либо. То и другое делать невозможно, хотя формально – почему бы и нет!

Бесстыдство Христа – ты выставлен напоказ. С тебя сорвали одежду. Всё то, что самое интимное, может видеть каждый. Вот почему «веровать в глубине души» - что угодно, но не христианство. Бог в Иисусе выставил Себя напоказ, и в нас Иисус хочет выставить Себя напоказ. Чтобы все видели, что можно не воевать, не завидовать, не блудить, не воровать. Кому-то это покажется дико смешно – ну как, не воевать! Что ж, пусть смеются!

Тут Ветхий Завет противоположен Новому. Самое страшное для авторов псалмов – быть осмеянным, потерпеть поражение, «постыдиться», быть посрамлённым. Для христианина это страшно, конечно, не меньше, но в этот страх христианин входит, чтобы в нём жить. Пусть смеются, лишь бы жили! Мог бы их перестрелять, но уж нет, пусть меня стреляют.

Ко кресту приколачивали не для того, чтобы человек умер, а чтобы не мешал. Чтобы показать ему и окружающим – вот эта рубленая котлета никому помешать больше не может! Чтобы умер, достаточно просто кирпичом по голове, а тут выставить напоказ беспомощность. Что ж, сила Божия в беспомощности совершается. Бог нам не помогает, Бог в нас пребывает.

Мы распинаем другого каждый раз, когда демонстрируем другому, что он ничего не может, что он лишний и даже пулю на него тратить жалко. Но распят ли другой – не от нас зависит, а от другого. Если другой отвечает нам бранью, злостью, ненавистью – он не распят, он ровня нам, он на высоте положения, хотя и не может причинить нам зло. Но если другой не стыдится «слов Иисуса» - не стыдится сказать «Отче, прости им», не стыдится, что брезгует ругаться грязными словами, - тогда он взял крест. Не просто распят внешне, но распялся внутренне – вот в чём различие между разбойниками и Христом, а после обращения одного из рабойников – между разбойником и Христом с разбойником.

Конечно, можно жить в бесстыдстве добра и не ощущать себя распятым. Это же не от нас зависит – палачи вокруг или нормальные люди. Как диссидентом быть не от человека зависит, а от среды – если среда людоедская, то диссидентом могут и безобидного чудака объявить. В нормальном обществе и диссидентов нет, и порядочных людей, по-христиански живущих, не стыдят. Вот эту норму и вносит христианин в мир, отказываясь распинать, насиловать, обижать людей. А уж перерастёт ли количество христиан в качество культуры, дело десятое, и не наше, а Божье. Наше же, человеческое дело – не распинать, а снимать с креста тех, кого приколотила туда трусость, гордыня, мстительность, ханжество, пусть даже снятые с креста сами не ангелы. Лучше погибнуть от руки человека, кого мы простили, чем не получить прощения от Бога, распятого человечеством.

По проповеди 22 марта 2009 года на Крестонопоклонное воскресение,

ЦЕРКОВЬ - ОБЩЕСТВО "ДОЛОЙ СТЫД!"

Лк. 9, 26 "Ибо кто постыдится Меня и Моих слов, того Сын Человеческий постыдится, когда приидет во славе Своей и Отца и святых Ангелов.".

Стыд - странное явление. Это своего рода мини-шок, реакция на угрозу самого классического типа - замирание. Я чего-то не делаю, я умер, я лег, лежачего не бьют. При этом окружающие меня стыдят - они показывают на меня пальцами, они смеются и издеваются, потому что я живой. Над покойником не стали бы издеваться. Я сказал себе, что не могу сделать невозможное, а мне говорят - да это вовсе не невозможное! Ну что ты разлегся?

Сказать, что Иисус есть Воскресший Спаситель... Что поставить правую щеку, отвечать добром на зло, любить врага - не фигура речи, а ось бытия... Надо почувствовать, насколько это несуразно, глупо, криво, чтобы понять, насколько стыдно такие слова произносить. Нетрудно сказать "Христос воскресе", когда эти слова на углу. А ты скажи: "Раз живший две тысячи лет назад еврейчик сказал любить врага, то я буду любить врага, буду называть врага - врагом, а не мямлить что-то про "власти предержащие", но не буду ворчать на эти власти, а буду медленно и методично оттеснять это зло добром". Скажешь - засмеют или просто пожмут плечами. Я проверял много раз.

Почему евреи под Гитлером так переживали, что политики свободного мира - от Папы Римского до Рузвельта - молчат об их изничтожении? Понятно же было, что делают все возможное? Да потому переживали, что "на миру и смерть красна". Не так страшно умереть, как страшно умереть заживо, стать человеком-невидимкой, чье существование не подтверждено с такой силой, что уже подтверждено твое несуществование. Ты идешь по улице с шестиконечной звездой, и тебя в упор не видят. Физическая боль проходит либо убивает, а душевная боль от такого незамечания - не проходит и не убивает, а пытает до мозга костей. "О моем страдании говорят, следовательно, я не так уж страдаю". Иов потому и злился на друзей, Бог потому и злился на этих друзей, что они принципиально отрицали происходящее с Иовом, "вменяя яко небывшее".

Вот почему предательство - не только, когда говорят, где найти Иисуса для ареста. Предательство - и когда не говорят, что Иисус арестован. Сочувствуют арестованному, может, даже молятся о нем, но - молчат. Потому что скажешь - засмеют. Ну разве украинская летчица это Иисус? Эк хватил! Иисус - это где голодные, жаждущие... А где украинцы, там сплошная непонятица, не надо политики, легко ошибиться, в политике нет стопроцентно правой стороны... Именно это члены Синедриона объясняли Иуде, протягивая айпад, чтобы показал, где вечером будет его любимый Экстремист. Иногда исповедовать Иисуса означает молчать в тряпочку. Чтобы не было мучительно стыдно за красивые слова, произносившиеся в некрасивой ситуации. Вроде проповеди Гитлеру - он же иногда заглядывал в храм. Или вроде панихиды по Сталину или поздравления Брежневу-Андропову-Путину.

Не надо стыдиться быть смешным, голым, глупым. Конечно, не всякий, кто смешон, глуп и гол - христианин, но прожить христианином и ни разу не оказаться в неловкой ситуации - это как прочесть Евангелие и ни разу не натолкнуться на заповеди блаженства. А начинается с простого - с имени Христова. Не потому, что в имени Божием какая-то особая энергетика, а потому что неприятно, если к тебе обращаются "эй, ты", без имени, или говорят о тебе: "вон тот, не помню, как звать". Быть анонимным христианином - и то странно, а уж исповедовать безымянного Христа вообще... Не случайно же всевозможные милитаристы, империалисты и шовинисты так много говорят о "православии", "католичестве", "протестантизме" (смотря в какой культуре живут), но словно переклинивает их на имени Христа, даже на слове "Бог". Слово, конечно, всего лишь условность - но слово есть безусловная условность, этим оно сильнее всякой плоти, которая есть условная, смертная безусловность. Так что надо учиться не быть немым о Христе, не стыдиться выглядить смешным и неуместным. Надо учиться стыдиться Одного - Того, Кто, на самом-то деле, так нас любит, что не пристыдит даже, когда придет во славе Своей. Шутил Он в этой фразе, горько шутил...

 

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова