Мф. 17, 26 Петр говорит Ему: с посторонних. Иисус сказал ему: итак сыны свободны;

№90 по согласованию. Только у Мф. Фразы предыдущая - следующая.

Разговор Иисуса с Петром о налоге на храм ужасно православен. Так и видится монастырь, в который приехал налоговой инспектор, и привратник его впустил, попросил подождать в приёмной, бросился к настоятелю, а настоятель хмурится: "Почему без благословения пустил?" Остаётся надеяться, что Иисус улыбался, когда делал Петру втык (а это именно жёсткий втык с занесением) за то, что от имени Иисуса пообещал деньги заплатить. Небось, этот эпизод не приводят как доказательство особых прав римского папы. Он ведь доказывает - точнее, показывает - прямо противоположное: падшему человеку свойственно наглеть как Богу свойственно смиряться. "Посади свинью за стол...". Иисус, правда, сразу искупает выговор тем, что говорит о "сынах Божиих" во множественном числе. Как у Пушкина Моцарт щедро подымает Сальери до себя - "как ты да я"... Пётр, может, и римский папа, но уж не Сын Божий. Иисус, безусловно, говорит о Себе как о Сыне Божием, проводя твёрдую границу между Собой и другими людьми, которые должны платить подать на Храм. А затем - самое головокружительное: кто свободен от закона, тот соблюдает закон. Потом это в послании к римлянам будет на все лады разжёвываться, но тут куда яснее, через чудо (ладно, пусть будет совпадение!). В России традиционно противоположное понимание свободы: свобода есть возможность безнаказанно нарушать закон. Вся жизнь строится на том, что те, кто пытается жить "по-белому", по закону, репрессируются, а поощряются нарушители. Бог, к счастью, не в России, Он в нормальном мире. Впрочем, и дети Божии - а все, кто соблюдает заповеди, дети Божии - в нормальном мире, даже, если живут в России. Закон - Божий Закон, конечно - таков, что соблюдение его освобождает. Кто не лжёт, тот говорит свободно, думает спокойно, любит без истерик.

Удивительно, как люди продолжают считать Иисуса антиклерикалом, который был за религию в одиночку, когда вот здесь прямо прописано... Впрочем, возможно, они понимают Евангелие буквально - ведь Иисус говорит о Храме, а Храма-то больше нет... Только вот незадача с буквализмом: он всегда непоследователен. В самый важный момент самый крайний буквалист вдруг становится поэтом и говорит: "А сие следует понимать в переносном смысле...". Например, что на Церковь надо жертвовать не статир, а больше...

* * *

Человек есть разум, разум есть способность предвидеть. Собственно, зачем так величественно - «предвидеть». Просто «видеть». Видим всегда вперёд, даже если поворачиваемся назад. Разумный человек — зрячий человек, и прозорливость — лишь дальнозоркость. Бог — окулист. До Христа отношения человека с божеством и есть отношения пациента с офтальмологом. Человек Богу — жертвы, Бог человеку — информацию о будущем. Сам я таблицы не вижу, но врач мне подсказал, что в пятой строчке снизу, слава врачу.

Подать, которую римляне собирали с евреев — это всё та же жертва Богу, немного видоизменённая. Так ведь когда духовенство требует десятину именно себе, именно на нужды церковного строительства, это очень и очень видоизменённая заповедь о десятине. Бог-то просит не на Церковь жертвовать, и даже не на бедняков, а просто — сожги-сломай, избавься, ни себе, ни людям.

Отношения с Богом как с Врачом есть отношения несвободы. Любая болезнь уменьшает нашу свободу, слепота — физическая или интеллектуальная, то есть, глуповатость — более всего делает нас рабами тех, кто глядит за нас. Поэтому самое антибожье явление — когда всякие эксперты, спецслужбы, теологи претендуют видеть больше нас, претендуют быть нашими поводырями, а мы от страха соглашаемся. А ведь те, кто претендует лучше других видеть невидимое, лжец и сам слепец. Слепые поводыри слепых — это комедия, а слепые поводыри зрячих — трагедия.

С Христа отношения человека и Бога меняются. Спасение не в том, что небесный Окулист перестаёт брать плату, а в том, что всё — мы зрячие отныне и навсегда. Христос — наши глаза и, что важнее, наш разум. Человек без мозга, но с глазами всё видит, но ничего не понимает. «Верить в Христа» означает «глядеть на мир глазами Христа». Иногда с высоты — с высоты распятия, но чаще снизу - «будьте как дети». Не случайно рассказ о том, как Иисус повелел Петру уплатить налог на Храм идёт перед рассказом о «будьте как дети». Дети ведь всегда свободны, даже если они рождены в рабстве. Проходит не свобода, проходит детство.

«Сыновья свободны» - как это? Вот недавно американский публицист Даг Кейси (Doug Casey) написал, что : «Свободный человек отличается от раба тем, что у него при себе оружие и возможность себя защитить». Да нет, вооружённый раб — тоже раб. Раб, защищающий себя — всё равно раб. Только был рабом рабовладельца, стал рабом оружия и насилия. Так и мы, свободные вроде бы люди, а посмотришь, каким вооружением мы обвешаны — рабы мы, рабы амуниции, зла, греха. Даже больше рабы, потому что рабовладелец не всегда приказывает грешить, а наличие агрессивности - всегда.

Христос освобождает нас от греха, освобождая от оружия, освобождая от порабощённости причинам иметь оружие — и речь не только о пистолетах, матерное слово тоже оружие, и сердитый взгляд есть оружие. Прощай, оружие, здравствуй, Господь! Свобода есть выключенность из причинно-следственных связей. Я свободен, когда я делаю нечто беспричинно. Это, к сожалению, лучше понятно «от обратного». Жизнь в грехе напоминает жизнь в свободе, ведь зло — абсолютно беспричинно. Когда мы говорим себе, что ударим или украдём в силу веских причин — это ведь враньё. Нет причин грешить! Поводов — да, сколько угодно, но это ведь уж у нас глаза перекосило, вот мы и видим эти несуществующие поводы. Покаяние в том, чтобы сказать Богу — я согрешил беспричинно, «не имею оправданий». Мог не согрешить! Мог быть святым, мог быть дитём Божьим — просто так, не ради Бога, не ради себя, а просто так. Просто жить, просто светить, просто прощать, просто дышать так, чтобы и другим дышалось легче — вот образ и подобие Божие в нас. Это дыхание и есть молитва — молитва о другом, как Дух Божий молится в нас, не в силах ничего дать нам, кроме Себя.