Мф 21, 16 и сказали Ему: слышишь ли, что они говорят? Иисус же говорит им: да! разве вы никогда не читали: из уст младенцев и грудных детей Ты устроил хвалу?

У Мк. и Лк. нет.

№130 по согласованию. Фразы предыдущая - следующая.

Странно: в день входа Господня в Иерусалим слова "Осанна Сыну Давидову!" раздавались и на улицах города, когда "множество народа постилали свои одежды по дороге, а другие резали ветви с дерев и постилали по дороге, народ же, предшествоавший и сопровождавший, восклицал..." и - в Храме, когда тот же призыв раздался из уст детей. Но в церковной традиции - прежде всего, в богослужебных гимнах - только о детях вспоминают, вспоминают усиленно. В этой избирательности поклоняющиеся Христу смыкаются с врагами Христа, которые тогда же, в тот самый день, упрекали Его за крики не взрослых, а именно детей.

Казалось бы, что взять с детей: они-то просто обезьянничали. Они вряд ли понимали, что означает "сын Давидов" так, как понимали это взрослые. Они просто радовались и радость свою выражали, повторяя за другими приветствие, не подозревая, что "осанна" означает "спаси" или, по крайней мере, не слишком понимая, от чего нужно просить спасения. Им просто нравился Иисус. Но первосвященники и книжники болезненно восприняли именно детские восклицания. Это не очень понятно логически, но очень понятно психологически. Враги Иисуса точно почувствовали символическое величие Его въезда в город и психологическую ничтожность публики, которой был явлен этот символ.

Иногда говорят, что "та же самая толпа, которая приветствовала Христа, через несколько дней требовала распять Его". Это, конечно, фактически может быть и неточно: Иерусалим город достаточно большой, чтобы можно было собрать две огромных толпы совершенно противоположных убеждений (так оно часто и собиралось), но психологически абсолютно верно: приветствия Иисуса шли от такой части сердца, которая именно готова была и предать Его на распятие. Это - жадная и корыстная часть. Накануне Иисус воскресил Лазаря. Это чудо пробудило самую глубокую жажду человека - жажду избавления от смерти. Но когда пять дней спустя люди кричали: "Распни Его" - они тоже жаждали, жаждали досадить ненавистной римской власти, жаждали освобождения Варравы, в котором были готовы видеть - обоснованно или нет, неважно - освободителя от оккупации, а кто-то, может быть, жаждал и освобождения от Иисуса, как жаждут иногда, чтобы совесть исчезла вместе со всеми ее безмолвными укорами.

И только дети говорили "Осанна", "Спаси", без всякой корысти, так же символически, как символически Иисус въезжал в Иерусалим. Только их возгласы были "хвалой" - а не прошением, вопреки своему буквальному смыслу. Только они бескорыстно радовались и любили этот удивительный и светлый лик. Нужно понять эту детскую радость и разделить ее, чтобы и для нас, как для всей Церкви, Вход Господень в Иерусалим стал праздником. Ибо праздник - радость, торжество, веселье. Чему мы-то радуемся в день, который открывает Неделю Страстей? У нас, знающих, чем кончились все эти "осанны", как язык поворачивается просить о чем-то Иисуса? Как язык поворачивается о чем-либо молить умолять Его, предсмертно молящегося Отцу? Нет, только став как дети, только полностью изгнав всякую корысть, только превратив даже призыв "спаси" в хвалу, не требуя спасения себе и никому, а лишь следуя за Спасителем в крестном Его пути и созерцая Его без потребности выпросить что-то себе, мы окажемся способны и достойны продержаться до Воскресения. Хотя бы раз в год - не клянча, а просто глядя на Иисуса - рядом с Ним, бесконечно ниже Его, но все же рядом, бездумно и отчаянно - рядом, без удивления и восторга - рядом. Рядом с Распинаемым на Голгофе - и в Пасхе.