Мф 28 8 И, выйдя поспешно из гроба, они со страхом и радостью великою побежали возвестить ученикам Его.

Мк. 16, 8 И, выйдя, побежали от гроба; их объял трепет и ужас, и никому ничего не сказали, потому что боялись.

Лк 24, 9 и, возвратившись от гроба, возвестили все это одиннадцати и всем прочим. То были Магдалина Мария, и Иоанна, и Мария, [мать] Иакова, и другие с ними, которые сказали о сем Апостолам. 11 И показались им слова их пустыми, и не поверили им.

№167 по согласованию. Фразы предыдущая - следуюшая.

Ср, Ио. 20, 18 - о том, что Мария Магдалина рассказала апостолам о воскресении.

Ещё одно неразрешимое противоречие. Марк утверждает, что женщины не выполнили повеления ангела и промолчали.

Матфей с этим прямо не спорит, но дополняет: женщинам по дороге встретился Сам Иисус и ещё раз прямо повелел рассказать апостолам о воскресении. Имеет ли Матвей в виду, что женщины ослушались ещё и Иисуса? Отрицать это невозможно - Матвей вообще не упоминает, сказали что-то женщины ученикам или нет. Вместо этого он вклинивает рассказ о подкупе стражников.

К этому рассказу близок рассказ Иоанна. Правда, Иоанн говорит только о Марии Магдалине, но это как раз наименьшая трудность: люди очень легко делают кого-то одного представителем целой группы и не говорят "народ совершил революцию", а говорят "Ленин совершил революцию". Иоанн полагает, что Мария (и другие женщины) апостолам о воскресении рассказали.

Компромиссный вариант предлагает Лука: женщины преодолели страх, рассказали апостолам о воскресении, но те не поверили. Лука даже описывает беседу учеников с Иисусом в Эммаусе, так те подробно описывают, почему не поверили женщинам.

Капитальное противоречие между Марком и остальными тремя евангелистами. Можно, наверное, тут поиграть словами и психологией: мол, если женщинам не поверили, то их рассказ не засчитывается. Но разумнее сохранить противоречие и попытаться оценить, насколько оно важно.

Главный вопрос ведь не в том, постеснялись женщины говорить о воскресении или нет, а в том, зачем им было поручено об этом говорить. Иисус ведь всё равно не хотел прятаться от учеников. Он просто хотел занять женщин: в слишком большом счастье, как и в слишком большом горе, бывает необходимо отвлечься на какую-нибудь мелочь, чтобы сохранить душевное равновесие. То, что иногда называют "великое поручение" - чтобы ученики проповедовали Воскресение "до концов земли" - тоже из таких мелочей: основную работу Он делает Сам. Благая весть не в том, что какие-то ученицы или ученики всё расскажут и покажут, а как раз в том, что без нас, поверх нас, иногда вопреки нам Бог идёт к людям - позволяя и нам бежать перед Ним, подпрыгивая и крича во всё горло. Или не крича, но уж подпрыгивая - обязательно.

* * *

Жёны-мироносицы несли единственное доказательство воскресения, но сами не понимали, что это - доказательство, и апостолы не понимали, а Шерлока Холмса не нашлось, да он и выдуманный. А ведь прямо в названии указано. Миро они несли! Масло! Если бы тело украли, они бы его нашли, - где есть любящая женщина, там никакого Шерлока Холмса не надо.

Воскресение Христово означает ещё большую невидимость Бога. До Воскресения Бог обитал хотя бы в Храме Соломона, в Священном Писании, в заповедях. Его оттуда выгнали, Его убили, - возвращаться Ему некуда и незачем. Мы несём Христу по инерции то, что считает абсолютно необходимым, а Его нет - во всяком случае, нет в качестве покойника, с которым можно делать всё, что угодно. Можем оставить себе свои благовония, свои деньги, свои золотые кирпичи и туринские плащаницы. Хотя лучше раздать это всё - а что ещё было женам-мироносицам делать с миром? Вот теперь они его, чай, продали, а вырученные деньги раздали нищим, как хотел Иуда.

Иуда был умён, Иуда был прав. Вообще, нет глупый людей и умный, грешный и святых. Есть просто разные скорости жизни. Иуда поспешил в одном случае и промедлил в другом. Каяться надо быстрее, предавать надо так медленно, что уже и заказ на предательство аннулируют, пусть даже вместе с нами.

Всё, что не нужно более Богу - раздать людям. Не нужно любить Бога - любите людей. Не нужно называть Бога отцом - называйте так людей. Не нужно почитать Иисуса - людей почитайте. Богу, который прошёл через смерть и воскресение, не говоря уже о запертых дверях и неверии, ничего от нас не нужно. Кто хочет - пожалуйста, восхваляй Бога, строй Ему храм, люби Его, только крепко помни, что это - твоё хотение, а не Божья потребность. Тебе от этого хорошо, не Богу. Он-то тебя любит и без этого. Кто говорит, что Бог - всего лишь проекция человеческих желаний, тот в каком-то смысле прав. Бог, действительно, как стенка, от которой отскакивают человеческие мысли и желания. Я хочу любить Бога, Бог отбивает - иди, ближнего люби! Что ж, пойду, а всё-таки Бога тайком от Него буду любить. Без этого жизни нет!

Пример любви к людям - рассказ о первом разделении Церкви. Первое ведь - не между католиками и православными, не между обрезанными и необрезанными, а вот - собрались наипервейшие христиане и христианке попраздновать, и тут же дискриминация. Местные "пренебрегают" приезжими, состоятельные пренебрегают вдовами. Еда, оказывается, и у христиан - не средство накормить голодного, а средство почтить богатого, сытого, разделить с ним удачу. Что же апостолы? Не сердятся, не срамят - ах, дорогие братьяисестры, как нам не стыдно... Они предлагают чёткое решение - на совесть не полагаться, а выбрать представителей слабой стороны, пусть те стоят у котла. Fair play. Щепетильность-интеллигентность. Никаких "ах, у меня лимузин и дорогие часы, потому что...". Любовь не ищет своего, но любовь и не защищает чужое богатство. Нынче, конечно, апостолов с их идеей уравнения записали бы в марксисты-террористы-теологи-освобождения.

Христианство освобождает людей от посредников в общении с Богом. Так, Христос один - посредник, да и Тот молчит и посредничает крестом, раскинутыми руками. После Креста каждый сам перед Богом стоит, ходит, падает и подымается. Каждый сам себе первосвященник. Но точно так же после Креста и благодаря Кресту каждый - посредник между другими и Богом, и каждый принимает посредничество каждого. Оно, конечно, страшное дело - посредничать между людьми и Богом, Который был осуждён людьми и распят. После Христа счёт Бога к людям больше счёта людей к Богу. Но ничего - все эти "шедше, научите все народы", "подставь щёку", "возлюби врага" со стороны страшно, а по сути - как в цирке хрупкая девушка удерживает разъярённых коней, пытающихся разорвать её пополам. Удерживает, потому что кони друг друга тянут, не девушку, они друг с другом связаны проволокой, а она в футляре, лишь делает вид, что ей тяжело.

1654

[По проповеди 4 мая 2014 в воскресенье жен-мироносиц]

Одна православная заметила, что "раньше" православный врач был тот, который относился к больному с особым тщанием, а теперь православный врач тот, который больному скажет "Христос воскрес", а осмотр проведет поверхностно. Немножко баптистское определение, ставящее дело выше обряда. Но дело - выше обряда, но ниже веры. Православный врач тот, который ради веры оставит больного недолеченным и пойдет в концлагерь сталинский, как епископ-хирург святой Лука, или пойдет на казнь, как древний святой Пантелеймон. Потому что выше долга лечить человека - долг быть человеком. Что пользы вылечить палача? А как объяснить палачу, что палачество нехорошо? Только подставив шею под топор палача. Человеку нужно не только здоровье телесное, гомеостаз физиологический, но и здоровье душевное, а душевное равновесие - это когда на одной чашке весов я, а на другой - весь мир. Гомеостаз физический обеспечивает врач - травками, словами, процедурами. Это как Ветхий Завет, это терапия. Равновесие духовное - это Новый Завет, этот хирургия. Тут не утешают, тут пробуждают совесть к покаянию. "Христос воскрес" - это не утешение, это хирургия, это ножом по сердцу. Воскресение - это не о неубиваемости земной жизни, а о прорыве жизни небесной. "Христос воскрес" означает "я умер". Свет воскресения как лазерный луч вырезает верующего в воскресения из обычного миропорядка. Этот миропорядок часто "религиозен" - то есть, проецирует себя в вечность, представляет вечность по своему образу и подобию - с адом, чистилищем, раем. Воскресение говорит: не надейтесь, друзья, нет никакого ада, никто ничего не заплатит и не оплатит. Нету воздаяния - в этом кошмар вечности! Есть воскресший, любящий, светящийся Бог - ну что мы Ему можем сказать? Что мы о Нем можем сказать?! Ложась спать, мы говорим "неужели одр сей мне гроб будет", но для нас "гроб" - это гробница Христова воскресения. Мы ложимся воскресать - потому и боимся засыпать. Каково-то оно - воскреснуть? Оказаться со всеми навсегда во всем - страшно! Только вера снимает этот страх - если Бог есть, то даже и воскреснуть к вечной жизни не страшно!

99 минут из ста мы живем Ветхим Заветом - если, конечно, мы живем праведно. Евангелие - это сотая минута, и именно в ней смысл предыдущих 99-ти. В эту сотую минуту Нового Завета мы сделаем что-то, что Бог не диктовал, но что Бог ожидал, на что надеялся: что-то неожиданное, что-то новое, что-то от любви, а не от праведности и порядочности. В эту сотую минуту мы будем жить, исходя не из разделения, а из единства, не из времени, а из вечного, не из восстановления порядка, а из воскресения жизни. Как свет воскресения делает второстепенными, невидимыми многое из того, что нам кажется первостепенным - кто какой нации, кто сколько согрешил - так беззвучный грохот воскресения делает верующего глухим к обидам и оскорблениям и немым, зато - звучащим воскресением. Жизнь и смерть ничто, только Бог - все, и только в Боге смысл и счастье.