Яков Кротов. Богочеловеческая история. Вспомогательные материалы.

Палладий Еленопольский

О ЖИЗНИ ИОАННА ЗЛАТОУСТА

Диалог Палладия, еп. Еленопольского, с Феодором, римским диаконом, повествующий о житии блаж. Иоанна, еп. Константинопольского, Златоуста. / Пер., вступ. ст., комм. А. С. Балаховской. М.: ИМЛИ РАН, 2002. 247 стр.

Рец. Веры Земсковой:

"Диалог" еп. Палладия является самым полным и самым древним источником о жизни Иоанна Златоуста. При этом он является и самым пристрастным описанием известных событий, ибо написан ближайшим другом и сподвижником святителя, вместе с ним пострадавшим. На русский язык переводится впервые; перевод сделан по критическому изданию Sources chrétiennes, vol. 342 (1988).

Издание "Диалога" содержит, помимо текста, вступительную статью (с. 3–42), комментарий (с. 141–240) и два Приложения: письмо св. Иоанна Златоуста Римскому папе Иннокентию I (с. 241–245) и акты собора под Дубом (с. 245–247) в том виде, в каком они дошли до нас в пересказе патриарха Фотия.

По мнению издателя, "Диалог" был написан в 408 г. в ссылке в Сиене (Египет), но по материалам, подготовленным еще в Риме (с. 9–10). Вступительная статья содержит описание рукописей и историю издания текста "Диалога" (с. 11–14), особо обращает внимание на богословские идеи "Диалога" (о священническом служении и страдании праведников) (с. 14–31), выясняет особенности "Диалога" в сравнении с прочими источниками о жизни и изгнании Константинопольского патриарха Иоанна Златоуста (с. 31–36), а также кратко очерчивает состояние оригенизма в описываемое время (с. 36–38) и пытается обосновать версию, что главной причиной конфликта было растущее противостояние и соперничество старой церковной кафедры — Александрии с новой столичной Константинопольской (с. 39–40).

Главным недостатком рецензируемого издания является его заявка быть научным. К сожалению, А. С. Балаховская оперирует весьма ограниченным списком литературы вопроса, не учитывая и даже не упоминая такого классического труда об Иоанн Златоусте, как книга Хрисостома Баура (C. Baur, Johannes Chrysostomus und seine Zeit. I, II (München 1929–1930 [= John Chrysostom and His Time. I, II (London;Glasgow 1959–1960)]). Это заметно отразилось на качестве сопровождающих перевод предисловии и комментариях. Например, комментатор повторяет уже устаревшую мысль, что Палладий является автором "Лавсаика", сборника рассказов о подвижниках Египта и Палестины IV в., посвященный византийскому вельможе Лавсу, от имени которого и происходит его название (с. 5). Согласно последним выводам, Палладий использовал некий не дошедший до нас греческий текст и переадресовал его Лавсу (сирийский перевод этой версии обращен к женщине) (см.: В. М. Лурье, Призвание Авраама. Идея монашества и ее воплощение в Египте (СПб. 2000) 211–212 (Аннотированная библиография)).

Кроме того, что не учтена современная научная литература, комментатор ссылается на литературу сомнительной научной ценности — например, на А. И. Сидорова как специалиста по оригенизму (с. 36, прим. 168). Помимо уже указанных недостатков, есть ряд мелких, но неприятных неточностей. Например, в прим. 62 перепутаны названия книг: "История Византии", т. 1 (М.: "Наука", 1967) названа "Историей византийской империи". В прим. 305 ангелы-вестники Церквам (Отк. 2–3) названы ангелами-хранителями. Не объяснено, что название "собор под Дубом" происходит от имени загородного императорского дворца "Дуб" в Вифинии, где этот собор происходил.

Невозможно также удержаться от жалобы на то, от чего проигрывают многие издания: на редкость ужасающая пунктуация, даже в сравнении с тем, что сейчас можно встретить.

А. С. Балаховская указывает на недостоверность самых известных в этой истории слов Златоуста, адресованных императрице, а именно: "опять Иродиада беснуется..." (прим. 258), — а также на то, что Златоуст никогда не называл императрицу Евдоксию Иезавелью (прим. 249). Последняя легенда превратилась в свершившееся деяние благодаря слухам, циркулировавшим вокруг свт. Иоанна и попавшим в его житие.

К сожалению, именно эта часть комментария противоречит новейшим исследованиям. Уже высказаны весьма обоснованные наблюдения, что в этой истории прежде всего сыграло роль предубеждение самого Златоуста против женщин. Его поведение отношению в императрице Евдоксии было оскорбительным и бестактным, его выступления имели дерзость вмешиваться во внутренние дела императорской семьи (а также настраивать против нее население Константинополя), и двор, наконец, потерял терпение и был вынужден вмешаться в самостоятельно и раньше возникший конфликт с Александрийским патриархом. Одним из самых сильных толчков к развитию всей истории послужило расхождение интересов относительно имущества молодой вдовы Олимпиады, диакониссы и ближайшей почитательницы Иоанна Златоуста: в случае нового замужества ее богатства прибавили бы блеска императорскому двору, но святитель хотел, чтобы вдова распоряжалась ими сама и в дальнейшем они пошли бы на нужды благотворительности. (См.: K. G. Holum, Theodosian Empresses. Women and imperial Dominion in Late Antiquity (Berkley-Los-Angeles-London 1982; C. Baur, John Chrysostom... II. 166–167.)

Складывается впечатление, что издатель "Диалога" — прежде всего переводчик, а не издатель и комментатор.

К переводу нет никаких замечаний. Разве что то, что (может быть, для стилистического различения?) цитаты из Ветхого Завета приводятся на церковно-славянском, а из Нового — на русском языке. Поскольку Писание — одно, то и язык у него должен быть один. Еще одна неточность: Господние Таины названы Господскими (так обычно называют только церковные праздники, посвященные событиям из жизни Господа Иисуса Христа).

Несмотря на указанные недостатки, книга, знакомящая широкого читателя с одним из самых ярких эпизодов церковной истории, достоин искренней похвалы. Можно только пожалеть, что для научно-популярного издания она издана слишком маленьким тиражом (500 экз.).

Диалог Палладия, епископа Еленопольского, с Феодором, Римским диаконом, повествующий о житии блаженного Иоанна, епископа Константинопольского, Златоуста

По публикации в Ученых записках Российского православного университета ап. Иоанна Бгослова, вып. 3. М., 1998.

I. Епископ. Из даров Божиих, о благороднейший брат Феодор, одни, как кажется, являются общими и неделимыми, другие же — общими, но делимыми. Третьи же из этих даров, являющиеся и не общими, и не делимыми, или неделимыми, но личными, подаются тем, кому они даны по избранию.

Диакон. Ну, хорошо! Поскольку ты начал неубедительно, покажи, как ты рассуждаешь о назначении каждого рода даров.

Епископ. Те дары, которые прекрасны природой и без которых жизнь скверна, являются общими и неделимыми.

Диакон. Какие же, например, отче?

Епископ. Прежде всего, общий и неделимый — Бог всяческих вместе с Единородным Своим Сыном и Святым Духом. Ибо всякому желающему, тому, кого не соблазняют дела мира сего, возможно обрести Его через созерцание . Затем, после Бога — Божественное Писание и надмирные силы. Кроме них, общими и неделимыми являются солнце, луна, весь лик звезд и сам воздух, все — достояние всех. Этим род неделимых даров пусть для нас ограничится. Но некогда земля вместе с потоками вод была общей и неделимой, однако с тех пор, как страсть любостяжания распростерлась над любящими удовольствие душами, более тяжелые стихии земли и воды сделались дарами делимыми.

Диакон. Сказанное в высшей степени ясно, но дополни перечисление делимых даров, относящихся ко второму роду.

Епископ. Да, нужно, чтобы основная мысль не осталась незаконченной. Золото, серебро, все естество металлов, строительная древесина и, если сказать вкратце, все то, что дает среда, — общее, но также и делимое, ибо не всякому желающему все всецело принадлежит с избытком.

Диакон. Ясно и это рассуждение. Но я сомневаюсь, будешь ли ты в силах показать существование третьего рода даров, особых, уверяя, что существует нечто, являющееся и не общим, и не делимым, но личным, по преимуществу принадлежащим тем, кто достоин этих даров. Стало быть, положив конец твоему рассуждению, расскажи нам, откуда ты пришел, а также о том, о чем мы хотим узнать правду.

Епископ. Если это возможно для меня и если я знаю то, о чем вы хотите узнать, я не замедлю и ничего не скрою, но, как я думаю, сверх этого я, по возможности, возвращу тот словесный долг, который за мной остался.

Ты, конечно, не найдешь разделения ни в девстве, ни вообще в безбрачии. Ибо они не принадлежат к роду общих или делимых даров, поскольку не всякий, стремящийся к девству, остается девственником, но лишь тот, кто имеет силу. Ибо многие из уже вступивших в брак стремятся к девству, но не достигают его, так как они уже предпочли жить в супружестве. Как глашатай в олимпийских состязаниях призывает желающего, а венчает победившего, таким же образом обстоит дело и с непорочностью, как говорит и Евангелие, когда Петр сказал Спасителю: Если такова обязанность человека к жене, лучше не жениться (Мф. 19:10). На что Спаситель ответил:Не все вмещают слово сие, но кому дано (Мф. 19:11). Ты видишь, что не всем, но "кому дано".

Диакон. Я думал, ты находишься в безвыходном положении, доказывая существование особых даров, но ты убедил нас силой Священного Писания.

Епископ. Если тебе стало это ясно, я и другими свидетельствами утучню свою речь, чтобы имеющие порочный разум, убедившись ими, перестали похищать то, чего получить они не могут. Ибо в Священном Писании мы найдем и священство, являющееся не общим или делимым даром, но преимуществом достойных, как говорит и великий Павел, увещевая евреев: "И никто сам собою не приемлет этой чести, но призванный Богом. Так и Аарон, — говорит он, — не сам себе присвоил славу быть первосвященником". Ибо, хотя было шестьсот тысяч мужей, среди которых многие имели ревность, один Аарон был провозглашен угодным Богу первосвященником; чудо его жезла, прозябшего миндалем, пристыдило многих. Некоторые, не знающие добродетелей, уязвленные страстью тщеславия, предполагая, что священство принадлежит к числу общих и неделимых даров, глумятся над ним, рукополагая сами себя, найдя достойный конец своего безумия и саму землю поставив свидетельницей своего необдуманного собрания. Дафан и Авирон, нечистым оком устремившись к этой почести, погребенные вместе с поверившими им, погибли, обретя для своего собрания быстро приготовленную могилу. После них и Оза, не вспомнив о произошедшем прежде, влекомый страстью, устремился к тому же. И действительно, когда ковчег везли на колеснице, случилось, что тянувший ее вол, толкнув, поколебал ковчег. Оза же, следуя за ним, придержал его рукой, не позволив, чтобы он опрокинулся. Когда же Бог увидел это, не оказалось Ему это угодно, ибо порождает обычай для дерзких людей, и Он отгоняет Озу, поразив смертью, уча тех, кто будет жить после, удерживаться от такового безумия.

Наконец однажды, спустя долгое время, после пришествия Христова, Симон волхв из деревни Гиттон, изобретатель догматов, противных истине, будучи искусным в творении порока, хитро изобретает страсть, страшась, конечно, наказаний, которым подвергались древние, чтобы, посеяв их семена, не пожать их жатву. Итак, он с лестью, сокрыв в овечьей шкуре волка, приходит к апостолам с золотыми монетами, ибо то, что он не думал похитить, он порочным образом поспешил купить, говоря то, что подобает ему, и тем, которые ему в этом подражают. "Возьмите эти деньги, — говорит он, — и дайте мне власть, принадлежащую вашему достоинству, чтобы тот, на кого я возложу руки, получал Духа Святого". Был же он крещен во имя Иисуса. Ему отвечает лик апостольский: "О человек, отойди, благодать Божия не терпит, чтобы ее продавали". Но поскольку он не отступил, стуча в дверь с помощью слов, они ответили ему во второй раз: "Зачем ты покупаешь то, что обрящешь как дар, живя достойно?" Но, так как он помыслил о тяжелых трудах этой жизни, о боязливости своей души и неопределенности этого дела, он вновь достал золото из мешка, думая прельстить находившихся в бесстрастии учеников Спасителя. Вознегодовав против этих действий, уловляющий мудрых в лукавстве их (1 Кор. 3:19) произнес, говоря через Петра: Серебро твое да будет в погибель с тобою, потому что ты помыслил дар Божий получить за деньги (Деян. 8:20) — и, умащая великодушием, возложил на него врачевство покаяния, говоря: Покайся, может быть, отпустится тебе помысл сердца твоего. Ибо вижу тебя исполненного горькой желчи и в узах неправды (Деян. 8:22–23), ведь, будучи душелюбив, Он не хочет гибели грешников.

Итак, поскольку я, по возможности, разъяснил вышесказанное, великоименитый Феодор, служитель таинств истины, расспроси нас о том, о чем ты предпочитаешь узнать.

Диакон. Откуда ты пришел к нам?

Епископ. Конечно с Востока. Ибо ныне я вижу Рим впервые.

Диакон. Что именно привело тебя?

Епископ. Стремление к вашему миру.

Диакон. Разве наш мир другой по сравнению с вашим?

Епископ. Не другой, но, без сомнения, один, тот, который с небес дал Спаситель, сказав апостолам: Мир Мой даю вам (Ин. 14:27). Но, чтобы окончательно уверить, что Он подал благодать, Спаситель говорит во второй раз: "Мир Мой посылаю вам", относя к Себе слово "даю", слово же "посылаю" — к Духу Святому, чтобы в Духе через Христа открылось народам знание Отца. Но подобное тому, как, когда больны члены, силы души возвращаются в более здоровые части членов, испытала многострадальная Восточная страна. Ибо, когда ее члены оказались расслаблены и не могли совершать свои собственные действия из-за исчезновения единомыслия между ними, мы уподобились многим беглецам из той страны, в которой хорошо жили и укоренились, не имея возможности безопасно и спокойно жить на родине из-за состояния истины, и поскольку мы нашли вас, то проживем оставшиеся дни нашей жизни в согласии с Евангелием.

Диакон. Как кажется, дивный отче, ты послан нам Промыслом, так как я нахожу, что твое страдание созвучно с нашими печалями. Ибо я думаю, что ты из собора Иоанна, епископа Константинопольского.

Епископ. Так дело и обстоит, как ты сказал.

Диакон. Прошу тебя при свидетеле Боге со всякой истиной рассказать нам о тех событиях, о которых мы подробно стремимся узнать. Так что знай, что если ты возвестишь нам что-либо не согласное с истиной, с одной стороны — будешь иметь Бога Судией, а с другой — будешь изобличен нами, ибо мы узнали об этих событиях и другим образом: о произошедшем в Константинополе нам рассказывал не один, и не два или три, и не десять человек, но гораздо больше, и люди не случайные, но среди них епископы и пресвитеры и некоторые из монашеского чина. А если ты хочешь вкратце узнать то, что произошло в Римской Церкви, я тебе предоставлю эти сведения. Прежде всего прибыл к нам чтец из Александрии с посланиями папы Феофила, в которых сообщалось, что Иоанн низложен. Получив эти послания, блаженный папа Иннокентий не много был встревожен, зная запальчивость и самомнение Феофила, ибо он не только написал это один, но не послал никаких ясных сведений о том, по какой причине он его низложил, ни о том, вместе с кем он низложил его. По отношению к этим посланиям он (римский папа, переводч.) оставался в недоумении, не желая отвечать, поскольку это дело показалось ему не основательным.

Тем временем некто Евсевий, диакон Константинопольской Церкви, пребывая в Риме по церковным делам, пришед, передал ему (папе, переводч.) ходатайства, заклиная его подождать малое время, чтобы увидеть раскрытие заговора. Между тем через три дня перед нами предстали еще четыре епископа, сторонники Иоанна: Пансофий Писидийский, Паппий Сирийский, Димитрий, епископ Второй Галатии, и Евгений Фригийский, передав три послания: одно и, кроме него, еще два. Одно — послание епископа Иоанна, другое — остальных сорока епископов, находящихся в общении с Иоанном, и последнее — послание клира Иоанна. Все три были согласны между собой, указывая на смуту, учиненную невежами.

III. После этого блаженный папа Иннокентий в качестве ответа послал обеим сторонам копии общительных грамот, отвергнув приговор, который Феофил считал уже вынесенным, сказав, что следует собрать другой, безукоризненный собор, из западных и восточных епископов, поскольку на заседания приходят сначала друзья, а затем и враги: ибо, как по большей части бывает, ни одни, ни другие по отдельности не могут вынести правильного суждения.

Спустя еще немного дней опять явился некий пресвитер Феофила Петр вместе с диаконом Константинопольской Церкви Мартирием, которые передали его послания и, очевидно, какие-то донесения, где, как кажется, содержались сведения, что Иоанн осужден тридцатью шестью епископами, из которых двадцать девять были египтянами, а остальные из других мест. Папа Иннокентий, получив эти донесения и не найдя ни тяжелых обвинений, ни того, что Иоанн был осужден, лично присутствуя на суде, продолжал публично порицать безумие Феофила, поскольку он столь суровый приговор вынес в отсутствие обвиняемого. Отпустив их с письмами, содержащими обличения, он молился с постом, умоляя Бога, чтобы церковная вражда была прекращена, а братолюбие восстановлено. Содержание же его письма было таковым:

"Брат Феофил, мы считаем, что ты и брат Иоанн находитесь в общении с нами, как и в первых письмах мы явно представили наше мнение. И теперь, не отступив от этого образа мыслей, вновь пишем тебе то же самое, и сколько бы раз ты ни обращался к нам, если не последует необходимого судебного разбирательства твоих легкомысленно принятых решений, невозможно, чтобы мы неразумно отступили от общения с Иоанном. Так что если ты уверен в своем решении, то предстань перед собором, собравшимся в согласии с Христом, изучив тогда обвинения при свидетелях — Никейских канонах, ибо другого канона Римская Церковь не принимает, — и твое положение будет неуязвимым".

По прошествии малого времени появился пресвитер из Константинополя по имени Феотекн, передавший письма собора Иоанна, немногим больше, чем двадцати пяти епископов. В них они сообщали, что Иоанн с помощью военных был изгнан из города, послан в ссылку в Кукуз и церковь сожжена. Дав ему самому общительные грамоты, адресовав их Иоанну и состоящим с ним в общении, папа Иннокентий со слезами умолял быть великодушными, не будучи в состоянии помочь из-за противодействия неких людей, могущественных в совершении злых дел. Спустя немного времени явился человечишко отталкивающего вида и враждебный по своим намерениям именем Патерн, называющий самого себя пресвитером Константинопольской Церкви. Он, ужасно возбужденный, являя вражду даже своим видом и изливая множество ругательств против епископа Иоанна, передал письма небольшого числа епископов: Акакия, Павла, Антиоха, Кирина, Севериана и некоторых других, в которых они доносили на Иоанна, что он поджег церковь. Нам эта речь показалась настолько лживой, что по этому поводу Иоанну даже не следует оправдываться на почтенном соборе, и папа Иннокентий, презрев ее, даже не удостоил ответа.

Епископ. Удостой меня услышать об остальном, чтобы и я рассказал тебе все по порядку, ибо, как говорит Елиуй Иову, теснит меня дух чрева (Иов 32:18), подразумевая под чревом мысль полную слов.

Диакон. Необходимо, чтобы я, добрейший отче, завершил подробное изложение того, что дошло до нас, чтобы таким образом я начал вопрошать тебя.

Итак, вновь, спустя немного дней, явился Кириак, епископ Синнадский, не имеющий писем, но уполномоченный сообщить то, что соответствовало и другим рассказам. Он сказал, что бежал из-за угрозы императорского постановления, в котором говорилось, что "если кто-либо не будет иметь общения с Феофилом, Арсакием и Порфирием, таковой да будет извержен из епископского сана, если же окажется, что он владеет каким-то имуществом, движимым или недвижимым, да будет лишен его". После Кириака прибыл Эвлисий Апамейский, епископ Вифинии, передав письма пятнадцати епископов собора Иоанна и почтенного старца Анисия, епископа Фессалоникийского, в которых одни рассказывали о произошедшем прежде и продолжающемся доныне разбое в Константинополе, а другой объявил, что остается верным суду римлян, а то, что рассказывал сам Эвлисий, согласовывалось с рассказом Кириака.

После того, как прошел месяц, явился, не имея писем, Палладий, епископ Еленопольский, который сказал, что сам также бежал от безумия властей. Он рассказал о более поразительных фактах, показав список постановления, содержащего в себе следующее: "Тот, кто скрывает или вообще принимает в своем доме епископа или клирика, имеющего общение с Иоанном, — дом такового должен быть конфискован". После Палладия прибыл пресвитер Герман вместе с диаконом Кассианом, приверженцы Иоанна, мужи благочестивые, которые передали письма всего клира Иоанна, где они пишут о насилии и тирании, которые выдержала их церковь, когда их епископ с помощью военных был изгнан и отправлен в ссылку из-за заговора Акакия Верийского, Феофила Александрийского, Антиоха Птолемаидского и Севериана Гавальского. В то же время вышеупомянутые, отгоняя от Иоанна клевету, показали и опись, по которой в присутствии свидетелей, высших государственных сановников Студия, префекта города, Евтихиана, префекта претории, Иоанна, комита государственной казны, и Евстафия, квестора и табулария, были переданы золотые, серебряные и другие драгоценности.

После них прибыл во второй раз Димитрий, епископ Писинунтский, который объездил Восток с письмами папы Иннокентия и возвестил, что Римская Церковь находится в общении с епископом Иоанном; он привез также и письма епископов Карии, где они провозглашали, что имеют твердое намерение не отступать от общения с Иоанном, и [письма] пресвитеров Антиохии, в которых они сообщали, что хотят жить в согласии с римским благочинием, и скорбели о хиротонии Порфирия, произошедшей незаконно и нечестиво. После всех них прибыли пресвитер Домициан, эконом Константинопольской Церкви, и некий Валлаг, пресвитер Нисибии, рассказав о сетовании монастырей в Месопотамии и передав донесения некоего префекта Оптатия, согласно которым женщины знатного происхождения, диакониссы Константинопольской Церкви, публично приводятся к нему, принуждаемые или вступить в общение с Арсакием, или заплатить в казну около двухсот литров золота. О монахах же и девах что и говорить? У них на боках были рубцы от дубинок, а уши изуродованы. Поскольку папа Иннокентий не был в состоянии больше этого выдержать, он послал письмо благочестивому императору Гонорию, в котором подробно изложил содержание всех писем.

Взволнованный этим письмом, Его Благочестие приказывает, чтобы был созван собор западных епископов, который, совместно вынеся один приговор, представил бы его перед Его Благочестием. Собравшиеся епископы Италии умоляют императора написать своему брату и соправителю Аркадию, чтобы он приказал провести собор в Фессалониках так, чтобы обе части — Восточную и Западную — возможно было легко соединить в единый собор и вынести приговор не количеством присутствующих, а качеством их рассуждения. Его Благочестие, загоревшись этим предложением, поручает Римскому епископу послать пять епископов, двух римских пресвитеров и одного диакона, чтобы переправить его письмо к брату. Письмо же это имело следующее содержание: "В третий раз пишу к Твоей Кротости, считая справедливым, чтобы дело заговора против епископа Иоанна Константинопольского было пересмотрено, а оно, кажется, не кончено. Поэтому вновь посылаю письмо через епископов и пресвитеров, весьма заботясь о церковном мире, благодаря которому пользуется миром и наше царство, чтобы ты счел справедливым восточным епископам собраться в Фессалониках. Ибо наши западные епископы, мужи избранные, непреклонные ко злу и клевете, посылают пять епископов, двух пресвитеров и одного диакона великой Римской Церкви. Удостой позаботиться о них всяческими почестями, чтобы они, или убедившись, что епископ Иоанн изгнан справедливо, научили бы и меня отступить от общения с ним, или, уличив восточных епископов, как действовавших с дурными намерениями, отвратили бы тебя от общения с ними. Ибо существует нечто, что думают о епископе Иоанне западные епископы, и из всех писем, написанных ко мне, я представляю твоему рассмотрению два, равным образом выделяющиеся среди других: письмо из Рима и письмо из Аквилеи. Но прежде всего я вот о чем умоляю Твою Кротость: потребуй, чтобы епископ Александрийский Феофил, из-за которого, по преимуществу, как говорят, произошло все зло, явился, даже вопреки его воле, чтобы ни в чем не было помехи собравшемуся собору епископов распорядиться подобающим нашим временам миром".

IV. Итак, святые епископы Эмилий Беневентский, Кифигий и Гавденций, пресвитеры Валентиниан и Бонифатий, взяв письма императора Гонория, папы Иннокентия и италийских епископов Хроматия Аквилейского, Венерия Медиоланского и остальных и акты собора всего Запада, получив государственный пропуск, отправились в Константинополь с епископами Кириаком, Димитрием, Палладием и Эвлисием. В актах говорилось о том, что Иоанн не должен являться на суд, прежде чем не будет возвращен на свою кафедру и с ним не будет восстановлено церковное общение, чтобы он, никоим образом не откладывая, добровольно прибыл на собор. Отправившись в Константинополь, они через четыре месяца вернулись, рассказав о вавилонских делах: "Проплывая мимо Эллады в Афины, мы были задержаны неким презренным тысяченачальником, который тотчас приставил к нам одного сотника, не позволяя нам приблизиться к Фессалоникам", — ибо там их целью, прежде всего, было передать письма епископу Анисию. "Итак, посадив нас на два корабля, — как они говорят, — он нас отослал. Когда же начался сильный южный ветер, мы, проплывая через Эгейское море и проливы, находясь без пищи в течение трех дней, на третий день в двенадцатом часу бросили якорь возле города, вблизи предместья Виктора, и, будучи в этом месте задержаны начальником гавани, повернули назад — от кого исходил приказ, мы не знали и оказались запертыми в небольшой крепости фракийского приморья, называемой Атира. Там мы подверглись настоящему испытанию, мы, римляне, в одном домике, а бывшие с Кириаком — в другом, не имея даже слуги. Письма, которые от нас требовали, мы не отдавали, говоря: "Как возможно нам, будучи послами, не самому императору передать письма императора и епископов?" Поскольку мы настаивали на своем отказе, первым к нам пришел нотарий Патрикий, затем еще некоторые другие, и, наконец, некий офицер по имени Валериан Каппадокиец, сломав печать епископа Мариана, взял запечатанное письмо императора вместе с другими письмами.

Когда настал следующий день, к нам были посланы некие люди, либо из императорского двора, либо из числа сторонников Аттика, мы не знали, ибо, как говорят, он захватил церковный престол, передав нам три тысячи монет и требуя от нас, чтобы мы подчинились, вступили в общение с Аттиком и предали молчанию суд над Иоанном. Не подчинившись, мы пребывали в молитве, чтобы, не достигнув мира и видя такую грубость, хотя бы благополучно возвратиться в наши церкви". В этом и Спаситель Бог различными откровениями просветил их, когда диакону церкви святого Эмилия, Павлу, мужу кротчайшему и мудрому, явился на лодке блаженный апостол Павел, сказав: Смотрите, поступайте осторожно, не как неразумные, но как мудрые, видя, что дни лукавы (Еф. 5:15–16), намекая этим сном на их хитрый обман, чтобы через подарки и лесть исказить истину.

"Сам же тысяченачальник Валериан, — продолжают они, — явившись, посадил нас на самый испорченный корабль и, как об этом много рассказывалось, дав капитану корабля честь гибели плывущих на нем епископов, в сопровождении двенадцати солдат из различных гарнизонов, тотчас изгнал из Атиры. Проплыв достаточное количество стадий и ожидая гибели, мы причалили к Лампсаку и там, поменяв судно, на двадцатый день были доставлены в Гидрунт Калабрийский". Больше они ничего не могли сказать, ни о судьбе епископа Иоанна, ни где находятся Димитрий, Кириак, Эвлисий и Палладий, посланные в посольство вместе с нашими епископами.

Епископ. Хорошо, святейший, обрати наконец ко мне твой ум, тщательно внимая сказанным мною словам, и я по порядку тебе расскажу о шуме, публично производимом сатирами в продолжение всей трагедии, о том, в какое время они начали оргию, и когда показалось, что она прекратилась, хотя пока еще она не окончилась. Как можно было бы сказать, источник и причина всех зол — это ненавидящий добро демон, всегда противодействующий, словно лев, Христову словесному стаду, подобно тому как поступал египетский фараон по отношению к еврейским младенцам мужского пола, беспощадно оскверняя многоразличными страстями опытных пастырей и утучняя обольщениями земных наслаждений обманщиков из лжепастырей. Русла же, образованные этим нечистым источником, о чем знает весь окрестный мир, — это Акакий, Антиох, Феофил и Севериан, называемые тем, чем они не являются, и являясь тем, чем они называться не переносят. Из чина же клириков — два пресвитера и пять диаконов, собранные одни — из числа нечистых, а другие — самых худших. Не знаю, можно ли безопасно назвать таковых пресвитерами или диаконами. Из императорского же двора — лишь двое или трое, которые усилили сторонников Феофила, предоставив им военную помощь. Из женщин же, в добавление к тем, о которых всем известно, — три вдовы, на погибель своего спасения владеющие богатством мужей, приобретенным грабежом, смущающие и возмущающие людей: Марса, жена Промотия, Кастрика — Саторнина и некая совершенно безумная Евграфия; об остальном стыжусь даже и говорить. Эти жены и мужи, сердцем ленивые к вере, соединенные, подобно отряду обезумевших от вина, одной, ненавидящей учение мыслью, сделались бурным потоком, несущим гибель церковному миру.

Диакон. Итак, будь готов, отче, при Боге свидетеле сказать нам, какова причина их ненависти к нему и к чему так стремился епископ Иоанн, что даже привел в возмущение лиц, облеченных столь высоким достоинством. Одновременно расскажи нам о начале его жизни, как он был возведен в сан епископа Константинополя, сколько времени он управлял Церковью, каков был его нрав и как окончилась его жизнь, если, как мы слышали, он уже почил. И хотя повсюду весьма быстро распространяется удивительная память о доблестных делах этого мужа, у меня существует обычай не предаваться легковерно слухам, прежде чем я твердо не узнаю о них от познавших, как подобает истинно хвалить или порицать.

Епископ. Я хвалю твою добросовестность, но не принимаю твоего рассуждения, истинолюбивый муж и Божий человек Феодор, ибо нужно, чтобы ты самими нашими сединами (чтобы мне похвалиться) и нашим достоинством довольствовался для доказательства истины. Поскольку же ты этого не сделал, ты осуждаешь меня дважды, но даже после этого ты полностью доверь мне свой слух, чтобы не напрасны были мои пространные речи. Ибо мне известно написанное в Божественном законе, что погубит Господь всех говорящих ложь (Пс. 5:7), и у апостола Иоанна: Говорящий ложь не есть от Бога, и вновь у Давида: ибо заградились уста говорящих неправду (Пс. 62:12), ибо воистину лгущий согрешает против того, кто ему верит, согрешает легковерием и верящий лжецу. В равной мере из двух согрешающих пусть ни один из нас не причинит вреда ближнему. Ибо сама добродетель говорящего заключается в том, чтобы говорить истину, а слушающего — испытывать неправедно сказанное. Ибо, говорит Писание, "будьте опытными менялами", отделяющими фальшивое от подлинного, чтобы одобрить молву не похваляясь, но принять сказанное или написанное, измерив страхом Божиим, с чистой совестью вместе со свидетельством дел. Велика опасность, происходящая от ушей и языка. Поэтому благой Создатель Бог сотворил стражу из двух губ, вонзив внутри ограду зубов, чтобы непоколебимое это укрепление образумливало легкомыслие языка, согласно написанному: Поставь стражу, Господи, к устам моим и дверь ограждающую для губ моих (Пс. 140:3),чтобы не согрешить мне языком моим (Пс. 38:2). Отверстие же ушей он закруглил в виде спирали, намекая этой формой, что не должно слово проникать в него быстро, чтобы, вращаясь в течение долгого времени, оно освобождалось бы от материи лжи вместе с сором порока, тонко очищаясь еще на подступах. И не только об этих органах Он имел попечение, словно лишь они терпят поражение. Он и для очей поставил завесу, подобно тем, которые делаются на окнах, чтобы они не принимали смерть невоздержания, о которой свидетельствует пророк, говоря: Ибо смерть входит в окна (Иер. 9:21).

Диакон. Если я и испытывал случайно встретившихся людей, святейший отче, то устроение твоего облика достаточно для меня, чтобы поверить твоим словам, и поскольку ныне он служит к немалому порицанию, а впоследствии и к осуждению, когда властители и народы будут собраны на страшном судейском судилище в присутствии истины, которую мы взыскуем, прости меня, превосходнейший отче, не седых волос предоставивший свидетельство. Ибо стареют и порочные люди, имея не душу, убелившуюся добродетелями, а тела, покрытые морщинами от долгой жизни. Таковыми были и лжестарцы из Вавилона, и Ефрем, о котором сказано у пророка Иеремии и о котором вопиет порицающее слово: И стал Ефрем, как глупый голубь без сердца. Седина покрыла его, а он и не знает (Ос. 7:9, 11).

Во второй же раз оно говорит более ошеломляюще: Ефрем стал как неперевернутый хлеб. Чужие пожирали силу его (Ос. 7:8, 9). К сказанному я прибавлю еще, хотя и удлиню речь. Кто более убелен сединами или более почтенен видом, чем Акакий Верийский, которого вы ныне порицаете как виновника смуты, ставшего во главе совершающих греховный заговор? У него седые волосы торчали даже из ноздрей, когда он был послан в Рим, привезя указ о хиротонии епископа Иоанна.

Епископ. Теперь и я ясно узнал, что ты опытный меняла, не верящий кожаной скинии, но взыскующий внутри живущего знания. Ибо и египетские храмы, будучи огромными и выделяющимися красотой камней, имели внутри вместо богов обезьян, ибисов и собак. Наш же Господь и Бог, давая ответ Самуилу о назначении вождя Израиля, приказывает не смотреть на состояние и форму глиняного тела, говоря: Я смотрю не так, как смотрит человек; ибо человек смотрит на лицо, а Господь смотрит на сердце (1 Цар. 16:7). Вот почему "подражатели Бога" во всяком деле отыскивают более глубокую сущность. Поэтому я охотно вручаю тебе самого себя, зная, что коромысло твоих весов не уклоняется ни в ту, ни в другую сторону. Ведь вавилоняне, старцы лишь телом, душой же, по бесчувственности, вполне младенцы, если бы и поверили воскресению мертвых то, прежде всего они имели бы непоколебимую мудрость, а не любили бы Сусанну, чужую жену; кроме того, если бы они имели страх Божий, то не соединили бы донос с невоздержанием. Ведь порочное поведение в старости есть доказательство пустой траты времени в юности.

V. Иоанн сей был — ибо он уже почил — родом антиохиец, происходил из семьи, выделяющейся своим благородным положением, находясь на службе у сирийского воеводы, и был дарован отцу после сестры. Обладая проницательным умом, он получил литературное образование, необходимое для службы в императорской канцелярии. По достижении восемнадцатилетнего возраста он сбросил ярмо знатока словесных ухищрений и, будучи мужем по уму, возжелал священных знаний. В то время возглавил Антиохийскую Церковь блаженный Мелетий, исповедник, родом армянин. Он, обратив внимание на одаренного юношу, приблизил его к себе, радуясь красоте его сердца, пророческим взглядом провидя будущность этого юноши, и, поскольку он находился при нем, посвященный в тайну бани возрождения (Тит. 3:5) около трех лет, он поставляется чтецом.

Побуждаемый совестью не довольствоваться трудами в городе, поскольку он был исполнен жизненных сил юности, хотя и был невредим разумом, он достигает ближних гор и, встретившись с сирийским старцем, проводящем жизнь в воздержании, подражает его подвигу, проведя с ним дважды по три года, сражаясь с шипами сластолюбия. Когда же он легко победил их, не столько трудами, сколько разумом, то удаляется в пещеру, стремясь к неизвестности, и, проведя там трижды по восемь месяцев, пребывал по большей части без сна, изучая Заветы Христа для изгнания неведения. Не ложась в течение двух лет ни днем, ни ночью, он умерщвляет находящееся под чревом, поразив холодом деятельность органов, соседних с почками. Не будучи больше в состоянии приносить пользу самому себе, он вновь возвращается в церковную гавань. И это дело Промысла Спасителя, оторвавшего его от монашеских трудов через болезнь, чтобы, связанный бессилием, он вышел из пещеры.

Тогда он рукополагается в диаконы Мелетием, прослужив у жертвенника два, а затем еще три года. Поскольку тотчас воссиявает добродетель его учительства и народ, встретившись с ним, услаждается от соли его жизни, он рукополагается во пресвитеры епископом Флавианом, блистая в Антиохийской Церкви трижды по четыре года, прославляя ее священство строгостью жизни, одним предлагая соль целомудрия, других просвещая учением, иных напояя от источников Святого Духа.

Когда это все двигалось попутным ветром под водительством Христа, умирает блаженный Нектарий, епископ Константинопольской Церкви. Тогда сбегаются некие нежелательные люди, домогающиеся предстоятельства, какие-то мужи, не являющиеся мужами, по достоинству пресвитеры, но не достойные священнослужения, одни — стучащиеся в двери претории, другие — берущие взятки, иные же — склоняющие колени перед народом. При этих обстоятельствах православный народ возмущается, не давая покоя императору и требуя того, кто опытен в священнослужении.

Всеми же делами управлял евнух Евтропий, императорский постельничий. Желая, чтобы Иоанн был отдан городу, ибо он по опыту знал о его добродетели, поскольку поручение императора привело его на более отдаленный Восток, он настраивает императора, чтобы тот начертал письмо к комиту Антиохии незаметно послать Иоанна, не взволновав Антиохию. Комит, получив письмо, сразу же просит его быть вне города, вблизи ворот, называемых Романскими, около церкви Мучеников, и, посадив его на почтовую колесницу, передает его посланному евнуху в сопровождении солдата магистра. Привезенный таким образом, он рукополагается в сан епископа Константинопольской Церкви.

Однако с самого начала Феофил, епископ Александрийский, обратив внимание на его поведение и на свободу его речи, стал противодействовать его хиротонии. Он был способен по внешнему виду, ибо намерения человека не видны, узнавать мысли.

Диакон. Остановись, отче, я, со своей стороны, немного возражу тебе.

Епископ. В чем же, прежде всего?

Диакон. Если Феофил таков, что обладает столь острым зрением, почему же он не понял, что возмутит вселенную, изгнав его?

Епископ. Это, о превосходнейший, не удивительно, ибо и демоны, узнав о пришествии Спасителя, не поняли, что будут связаны одним дыханием уверовавших в Него.

Диакон. Когда же они узнали, что пришел Спаситель?

Епископ. Когда кричали: "Знаем, Кто Ты есть, Святый Божий! Зачем пришел ты прежде времени мучить нас?" (Мф. 8:29) Видишь ли ты, что провидение заключается не только в том, что Он Святой, но и в том, что — Судия? Что же я говорю о демонах? Ведь и блудницы, одержимые злыми духами, по выражению глаз узнают целомудренных мужей и отвращаются от них, подобно тому как больной глаз отвращается от сияния солнца, а коршун — от благовония. Иначе как было бы возможно сказать:Грешнику же страх Господень ненавистен (Сир. 1:25), если они его не знают? Так и Феофил не нашел в облике Иоанна того, что его взору близко или приятно, и заподозрил противное по догадке, а не по дару проницательности.

Диакон. То, что ты сказал, удивительно. Почему же он был против его хиротонии?

Епископ. Таков был его обычай, если только он в чем-либо не ошибался, не рукополагать способных и разумных, желая властвовать над всеми, как над глупцами, считая, что лучше господствовать над глупыми, чем слушать умных, разве только он вольно или невольно побеждается Промыслом Спасителя. Рукоположенный при таких обстоятельствах, Иоанн приступает к управлению делами, начав испытание овец с помощью словесной свирели. Иногда же, пользуясь посохом обличения, он простирает слово против притворного братского сожительства, по истине же — против неподобного скверножительства, высказывая относительно тех, кого называли "сведенные вместе", мнение, что при выборе из двух зол наименьшим являются содержатели публичных домов: ведь они, живя вдали от врачебницы, имеют при себе болезнь лишь для желающих, эти же, живя внутри мастерской спасения, и здоровых призывают к болезни. С этого времени начинает притесняться не имеющая любви к Богу часть клира, пылающая страстью.

После этого он начинает речь против несправедливости, обращая митрополию зол любостяжания в домостроительство праведности, ибо мудрым строителям свойственно прежде разрушить построение лжи, а затем класть основание истины, как сказано у пророка: Смотри, Я поставил тебя в сей день над народами и царствами, чтобы искоренять и разорять, созидать и насаждать (Иер. 1:10), одно свойственно земледельцу, а другое — строителю дома. В результате этого вновь пришла в смятение часть тех, кто смотрит в кошелек. После этого он начинает заботиться об их образе жизни, убеждая довольствоваться простой пищей и не стремиться к запаху, который издает стол богатых, чтобы, не имея дыма факелоносца, они не предались бы огню невоздержания, стремясь к образу жизни льстецов и паразитов. Затем разоблачается большая часть чревоугодников, которые впоследствии примкнули к изобретателям обвинений против Иоанна.

После этого он исследует счетные книги эконома и находит траты, не полезные для Церкви. Он приказывает, чтобы ассигнования на них прекратились. Доходит он и до части расходов на епископский дом, находит несоответствующую роскошь и приказывает, чтобы эти издержки были перенесены на странноприимницу. Поскольку нужда в этом была велика, он строит бóльшую странноприимницу, поставив во главе ее двух благочестивых пресвитеров, врачей, поваров и им в помощь честных неженатых работников, так, чтобы путешествующих странников, охваченных болезнью, встречать заботой, и ради блага как такового, и во славу Спасителя.

После этого он призывает строй вдов, выискивая среди них неправо живущих, и, найдя неких, любящих плоть, убеждает либо возложить на себя пост, отказавшись от бань и лишних нарядов, либо быстрее вступить во второй брак, да не посрамится Закон Христов.

После этого он просит народ пребывать по ночам в молитвах, поскольку мужья не имеют днем свободного времени, а жен прося оставаться дома, молясь днем. Все это опечалило более беспечную часть клира, привыкшую всю ночь спать. После этого он касается изобличительным мечом богатых, отсекая язвы души, уча их скромности и справедливому отношению к остальным людям, убеждая их словами апостола, сказанными Тимофею: Богатых в настоящем веке увещевай, чтобы они не высоко думали о себе и уповали не на богатство неверное (1 Тим. 6:17). Когда таким образом обстояли дела и Церковь ежедневно расцветала к лучшему, весь город перекрасился в благочестие, души утешались целомудрием и псалмопением, не перенес ненавидящий добро демон побега тех, над кем имел власть, тех, которых отвратило от него слово Господа через учение Иоанна, ибо имеющие страсть к ипподромам и любители театральных зрелищ, покинув дворы диавола, поспешно прибегли к ограде Спасителя любовью свирели овцелюбивого пастыря.

VI. С этого времени овладела зависть мыслями наемных пастырей, посрамленных сравнением с ним. Не будучи в состоянии его превзойти, поскольку они не призвали укротителя зависти, Спасителя, то плетут против Иоанна клевету, исказив некоторые из его бесед так, будто он выступал против императрицы и других царедворцев. В это время случилось так, что прибывший в Константинополь Акакий, епископ Верийский, как он говорил, не встретил достойного приема и, опечаленный этим, возгорелся гневом, словно Иоанн пренебрег им. Охваченный неудержимыми помыслами, он от избытка сердца (Мф. 12:34) износит бессмысленное слово, достойное его мыслей, сказав в присутствии некоторых клириков Иоанна: "Я ему заварю кашу". И тотчас, объединившись с Северианом, Антиохом, Исаакием, маленьким сирийцем, пройдохой, предводителем лжемонахов, всегда проводящем время в злоречии против епископов, они обдумывают, как вооружиться, разумеется, против епископа Иоанна, а на самом деле против славы Спасителя.

Прежде всего, послав в Антиохию, они ищут грехи его юности, но поскольку изнемогли ведущие изыскание (Пс. 63:7) и ничего не нашли, посылают в Александрию, обращаясь к умению Феофила, именуемого Флюгером, ловко измышляющего таковые обвинения. Он, тотчас раскрыв книги своих мыслей, стал с великим разбойничьим спокойствием искать предлог, хотя бы и случайный.

Диакон. Удержи, отче, поток твоих слов, пока я не забыл рассказать тебе о пришедшем к нам из Александрии распространенном обвинении, ибо говорят, что клириков, низложенных Феофилом, Иоанн принял в общение, оскорбив Феофила, чего именно он не должен был делать, ибо, повздорив из-за этого с Иоанном, он выступил против него.

Епископ. Мы бы согласились, что сказанный слух — истина, но разве дело епископа лечить зло злом? И где евангельское изречение да не зайдет солнце в гневе вашем? Где апостольское побеждай зло добром (Рим. 12:21)? И пророческое если я воздал воздающим мне злом (Пс. 7:5)? Разве не было более побуждающим к ссоре то, что, обвинив его перед благочестивыми епископами, он сказал: "Брат Иоанн, заметил ли ты, что сделал это или то?", и что Иоанн, оправдываясь, ответил, что он не знает, о чем тот говорит?

Диакон. Ты сказал правильно. Если бы у него было какое-либо доброе намерение, он бы не использовал обвинение клириков для удовлетворения своего гнева.

Епископ. Клянусь страхом, и именно страхом Божиим, который господствует над не знающими [других] страхов, я не скажу тебе по-другому, но именно так, как, в сущности, обстоит дело относительно тех клириков, о которых ты сказал.

Некто Исидор, восьмидесяти лет от роду, пресвитер, рукоположенный еще блаженным Афанасием Великим, — его знали многие из римлян, поскольку он приходил туда по церковным делам, будучи александрийским странноприимцем; ты и сам узнал этого мужа, когда он, придя вместе с Акакием, принес Феофилу от Флавиана письма общения, с которым оно в течение двадцати лет было прервано ради блаженного Евагрия, многими подвигами подвизавшегося в церковных трудах, — итак, этому Исидору некая жена, знатная вдова, дает тысячу золотых монет, взяв с него клятву перед престолом Спасителя, что он, купив одежду, оденет беднейших женщин Александрии, не дав об этом знать Феофилу, чтобы он, отобрав их, не потратил на камни, ведь у него, наподобие фараона, было некое помешательство на камнях для возведения зданий, в которых Церковь никоим образом не нуждалась. Но пусть это будет на втором плане, ты же выслушай самое необходимое об Исидоре. Итак, взяв монеты, Исидор тратит их на нуждающихся и вдов. Феофил же, узнав откуда-то, ибо от него, имеющего наблюдателей за делами и словами, если не сказать иначе, ничто не было скрыто из того, что повсюду говорилось и делалось, призывает Исидора, кротко выспрашивая у него, так ли это было. Он, не отрицая, исповедал свое служение этому делу. Тот же, услышав, меняет обличие. Ибо до решительного момента он был в своем вопрошании снисходительным и кротким, после же, когда последовал ответ Исидора, весь надулся, переменив образ.

Помолчав недолгое время, подобно собаке, кусающей исподтишка, через два месяца, заручившись поддержкой священства, он приносит хартию, сказав в присутствии Исидора: "Это я принял против тебя, Исидор, еще восемнадцать лет назад, но поскольку был очень занят, предал это дело забвению. Теперь же, ища другие хартии, я обнаружил эту, касающуюся тебя. Защищайся против этого". Хартия же содержала в себе обвинение в содомском грехе. Защищаясь против этого обвинения, Исидор говорит Феофилу: "Мы согласимся, что правда, что ты принял хартию и что она тебе неожиданно попалась, но не попадался ли тебе написавший грамоту, чтобы ее потребовать во второй раз?" На это Феофил отвечает: "Отрока здесь нет, он моряк". Исидор же: "Его не было минуту назад, как ты, папа, говоришь. Его не было после плавания? Его не было на второй год? И на третий? Но теперь, если он здесь, прикажи, чтобы этот человек сюда явился". При этом Феофил, оказавшись посрамленным самой истиной, откладывает дело на другой день и, приставши к некоему юноше, многими обещаниями умаслил его к обвинению против Исидора, дав ему, как говорят, пятнадцать золотых монет, а тот тотчас передает их матери. Она же, с одной стороны, не приняла их, из-за непреклонного ока Божиего, а с другой, придя в смятение, — от страха перед законами, подумав, что оклеветанный Исидор никоим образом не будет призван к народному судье, и, придя, исповедует Исидору задуманное, показав ему золотые монеты, которые, как она сказала, получены у сестры Феофила, дары против невинных (Пс. 14:5). (Эта женщина, благодаря многому и особенно этому, умерла от операции в груди, получив достойное вознаграждение.) После этого Исидор остался дома, молясь Богу, а юноша, с одной стороны, боясь законов, с другой же — помышляя о более страшном из-за своего гнева Феофиле, обращается к спасительной стене — Церкви, прибегнув к жертвеннику.

Таким образом, Феофил приговором, лишенным основания, отлучает Исидора от Церкви, возведя на него ужасные обвинения, придав благопристойный вид беззаконию. После этого Исидор, опасаясь, чтобы Феофил, стесненный более сильным гневом, не приготовил ловушку его спасению, ибо, говорят, он доходит и до этого, быстро удаляется на Нитрийскую гору к чину монахов, ведь там живя, он подвизался от юности, и, сидя в своей келье, молился, обращаясь с просьбой к долготерпеливому Богу.

После этого Феофил, сознавая, что для него результат победы оказался неподобающим и сомнительным, посылает письма соседним епископам и приказывает изгнать некоторых из наиболее авторитетных монахов, стоящих во главе монастырей горы и внутренней пустыни, не указав причины. Некоторые монахи вместе с пресвитерами, придя в Александрию, просили Феофила назвать причину, из-за которой они были приговорены к изгнанию. Он же, уставившись налившимися кровью глазами, похожий на дракона, по-бычьи смотрел исподлобья, иногда становясь темно-синим, иногда желтым, а иногда даже, охваченный неукротимым гневом, оскаливая зубы. Аммонию, мужу, с которым он вместе вырос, он своими руками обматывает шею омофором, нанося ему руками удары по щекам, и, окровавив ему нос сжатыми пальцами, кричит громовым голосом: "Еретик, анафематствуй Оригена", ничего другого не предлагая, кроме требования относительно Исидора. Вот таков гнев: подобно собакам, он рождает и слепые слова, и слепые дела. Итак, они, обагренные кровью, не получив ответа, вернулись в свои монастыри и предались предлежащему подвигу, утончая природу научением, через что и приходит спасение, меньше всего заботясь о его безумии, сознавая, что они не сделали никакого зла.

VII. После этого Феофил, не успокоившись, посылает письма соседним епископам и собирает собор против монахов. И, не пригласив их для оправдания и не дав им слова, объявляет об отлучении от Церкви трех наиболее видных мужей, боясь вынести приговор сразу против множества, измыслив отклонение от догматов. И именно тех, которым он неоднократно воздавал как наставникам больше чести, чем епископам, за их жизнь, за их разум и за их возраст, он не постыдился назвать обманщиками за отношение к Исидору. После отлучения он умащивает пять людишек из самой горы, которые никогда не состояли в совете старцев пустыни, и, боюсь сказать, недостойных быть и привратниками, одного рукополагает в сан епископа, назначив, за неимением города, в деревню, ибо, назвав себя иным Моисеем, бесстрашно совершил нововведение, другого же — пресвитером, а трех — диаконами. Они происходили не из Египта, а из различных мест: один был из Ливии, другой — из Александрии, третий — из Фарана, и еще один — из Паралоса. Потому они и откликнулись на его пустую затею, что потеряли надежду получить это у себя на родине. Их он подготавливает к тому, чтобы они дали письменные обвинения против тех трех, сам придумав слова доноса, в то время как они лишь подписали. После этого, взяв перед всей церковью у них письма, приходит к августалу, кладет от своего лица (будучи архиереем египетского диоцеза) обвинения против них и, сплетя их с письмами, содержащими донос, требует, чтобы эти мужи вообще были изгнаны с помощью войска из Египта.

И взяв для вида солдата, у которого был приказ, он собирает множество легко падких на возбуждение беспорядка и при наступлении ночи устремляется на монастыри, напоив вином слуг, которые были с ним. И прежде всего приказывает низвергнуть с престола их брата Диоскора, являвшегося святым епископом горы, утащив его с помощью своих эфиопов, может быть, и не просвещенных рассветом, отняв у него приход, который со времен пришествия Спасителя имел город Диоскора. После этого он грабит гору, дав малое достояние монахов в вознаграждение своим молодцам. Разграбив кельи, он начинает искать тех трех, которых спустили в колодец, положив на отверстие циновку. Не найдя их, он зажигает хворостом их кельи, сжегши все важные книги, в которых раскрывалось христианское учение, и, как говорили очевидцы, одного отрока и Святые Тайны.

Успокоив таким образом бессмысленный гнев, он возвращается вновь в Александрию, дав тем самым путь бегства святым. Они же, тотчас взяв свои милоти, приходят в Палестину, достигнув Элии. Вместе с ними вышли с пресвитерами и диаконами горы триста ревностных монахов, а другие рассеялись по разным местам. Не перенеся самочинного их бегства, змей изгибающийся (Ис. 27:1) вновь возмущает против них Феофила, который, будучи потрясен гневом, начертывает письма к палестинским епископам, говоря: "Не следовало бы вам вопреки моему мнению принимать их в своих городах, но, поскольку вы этого не знали, я дарую вам прощение. Впредь позаботьтесь о том, чтобы не принимать их ни в церкви, ни в светских местах", не только называя, но и изображая себя богом по чрезвычайному превозношению.

Они же, гонимые большой необходимостью, поскольку должны были переходить с места на место, достигают столицы, где епископ Иоанн был возведен Божественной рукой на престол для попечения над облеченными властью, и, припав к его коленям, они молили помочь душам, оклеветанным и гонимым теми, кто более привык творить подобные этому дела, нежели благие. Иоанн встал и увидел седины пятидесяти избранных мужей, облеченных в одеяния святых трудов, и, охваченный чувством братолюбия, подобно Иосифу, залился слезами, спрашивая у них, "какой вепрь из дубравы и одинокий дикий зверь напал на эту многоплодную виноградную лозу" (Пс. 79:14, 15). Они же отвечали: "Сядь, отче, и перевяжи наши раны, не по правилу и закону полученные от безумия папы Феофила, если только ты действительно в состоянии исцелить рубцы наших ран. Если же и ты обманешь нас или стыдясь, или страшась Феофила, подобно другим епископам, нам не останется ничего другого, кроме как, придя к императору, показать ему злые дела в поругание Церкви. Итак, если ты имеешь попечение о церковном мнении, обещай убедить Феофила вернуть нам жительство в Египте, ни в чем не прегрешившим ни против закона Спасителя, ни против него самого".

При этих словах, Иоанн подумав, что легко может изменить злопамятство Феофила по отношению к ним, охотно берется за дело. Попросив этих мужей в боголюбивом молчании скрыть перед всеми причину своего прихода "до тех пор, пока я не пошлю к брату Феофилу", и предоставив им место отдохновения при церкви, именуемой Анастасия, сам не оказывал им помощи в том, в чем они имели нужду, но боголюбивые женщины помогали им в том, в чем они имели необходимость для жизни, хотя и сами они частично привносили труды своих рук.

Случилось же так, что в это время в Константинополе находились клирики Феофила, заранее покупающие у государственных чиновников назначения на должности в египетском диоцезе, ибо он приобретал себе благосклонность на погибель его оскорбивших. Иоанн, призвав их, спрашивал, знают ли они пришедших монахов. Они правдиво засвидетельствовали о тех мужах, сказав Иоанну: "Мы знаем их, они подверглись великому насилию, но если тебе угодно, владыко, не предоставляй им духовного общения, чтобы не опечалить папу в остальном же окажи им расположение, ибо тебе подобает это как епископу".

Таким образом, Иоанн не принял их в общение и написал, настойчиво прося Феофила: "Окажи мне как чаду и брату милость, приняв в объятия этих мужей". В ответ на это Феофил не оказал Иоанну этой милости, однако посылает неких людей, вовлеченных в словесные споры, о которых мы сказали выше, и подготавливает их, чтобы они подали письма, которые обычно диктовал сам, содержащие заведомую ложь и облеченные в многообразную клевету, относящуюся к несуществующим делам, поскольку он ничего не имел, чтобы оклеветать их.

Когда же монахи увидели, что они не только не исправляют его, но подвигают на еще больший гнев, то, послав к нему многих послов с анафематствованиями всякого лжеучения, подают Иоанну просительные письма, показывающие виды тирании с некоторыми главами, о содержании которых я стыжусь и говорить пред младенцами, чтобы не отогнать их от веры, что, может быть, мне и не доверено более совершенными. И вновь сам от себя и через других епископов Иоанн призывает их прекратить обвинения против Феофила, поскольку тяжба всегда производит бедствия, написав ему: "Эти мужи настолько мучимы скорбью, что обвиняют тебя даже письменно. Впрочем, извести меня о своем мнении, ибо они не хотят вовсе слышать, когда я говорю им о том, чтобы покинуть столицу".

После этого Феофил, весь воспламенившись гневом, заключает в тюрьму епископа Диоскора, брата монахов, принадлежавшего к его Церкви и достигшего, служа Церкви, старости, а епископу Иоанну пишет: "Я не думаю, чтобы ты не знал свода канонов Никейского собора, где провозглашается, "что епископ на чужой территории не может производить суда". Если же ты этого не знаешь, то, узнав, удержи обвинение против меня. Ведь если необходимо мне быть судиму, то египтянами, а не тобой, отстоящим на расстоянии семидесяти дней пути".

VIII. Иоанн, получив и прочитав письмо, удержал его при себе, но начал переговариваться о примирении с монахами из обеих партий. Услышав об этом, обе партии взволновались: одна — поскольку подверглась тирании, другая — поскольку не имела власти без согласия Феофила заключать мир, ибо прошения, содержащие донос, они передали по его приказу. Таким образом, Иоанн, дав им ответ, отказался от своего намерения.

Удалившись после этого, монахи из обиженной партии составляют многострочные просьбы, написав о монахах как о доносчиках, а о Феофиле то, что имело отношение к Феофилу, чтобы не говорить иначе о том, что и так знает каждый, и, встретившись с Августами в мартирии святого Иоанна, приходят к императрице, прося ее, чтобы прошения монахов противной партии рассматривались префектами, а Феофил, явившись даже и не добровольно, должен быть судим перед Иоанном. В ответ на прошение был получен следующий ответ: "Феофила, который добровольно, или под стражей прибудет в сопровождении магистра, предать суду перед Иоанном, что же до монахов Феофила, то им следует или доказать те самые обвинения, которыми они обвиняли святых старцев, или подвергнуться тому, что полагается доносчикам".

Таким образом, чтобы привести Феофила, в Александрию, был послан Элафий, ныне бывший принцепс, а остальные показания префекты отклонили. Хотя правосудие начало проводиться в жизнь, окончилось оно тупиком, ибо законы теснили, сверкнув мечом, а те несчастные, боясь этого исхода, возлагают ответственность на Феофила, поскольку он их подставил и продиктовал прошения. Судебная служба, таким образом, ввергает их в тюрьму до прибытия Феофила, на этом основании не позволяя взять их на поруки. Одни из них умерли, проводя время в тюрьме из-за промедления Феофила, а другие, по прибытии Феофила, облегчившего дело деньгами, после окончательного расследования были приговорены как доносчики в согласии с законами к жизни на Проконесе. Таким образом, Феофил, явившись, как обремененный навозом скарабей, изливая сверх зловонной зависти ароматы лучших сокровищ Египта и самой Индии, вступил в Константинополь в шестом часу пятой субботы Великого поста под рукоплескания толпы моряков, приобретая позорную славу, о которой сказал апостол: Слава их в сраме их (Флп. 3:19), прибавляя: они мыслят о земном (Флп. 3:19), и принимается в шатрах неправедных, бежав Церкви, забыв сказанное Давидом: Избрал я лучше быть у порога в доме Божием, нежели обитать в жилищах грешников (Пс. 83:11), изгнав себя из Церкви собственной совестью.

Хотя прошло уже три недели, он не встретился ни с епископом Иоанном, по обычаю епископов, ни вообще не приблизился к церкви, но пребывал в состоянии борьбы и ночью и днем, присоединив новую вражду к старой. Чтобы епископа Иоанна изгнать не только из Церкви, но и из самой жизни, в одном случае щедростью золота подкупил против истины тех, кто из числа власть имущих был охвачен страхом, в другом — обильной трапезой служил чревоугодникам, в ином — привлек к себе замешанных в обмане клириков лестью и обещанием больших должностей. Связав их всех без веревки, с помощью удовольствий обвораживая уязвимое место души, подобно некоему соблазняющему людей демону, он стал искать диавольскую личину для исполнения этой драмы и нашел ее. Двух диаконов, отлученных епископом Иоанном от Церкви из-за беззаконных прегрешений, он использует благодаря их легкомыслию и убеждает дать обвинения против Иоанна, обещая им восстановить их в священном сане. Падение же их заключалось — одного в убийстве, а другого в блуде. И при этом он исполнил свое обещание. После изгнания Иоанна он восстановил их на своих местах, очевидно давших показания, которые продиктовал он сам и которые не содержали никакой правды, кроме той, что Иоанн советовал всякому после приобщения вкушать воду или хлебец, чтобы невольно со слюной или кашлем не выплюнуть частицы Святых Даров, сам первый совершая это дело, уча желающих предосторожности.

После получения этих обвинений Феофил у Евграфии составляет заговор с Северианом, Антиохом, Акакием и остальными, имеющими памятозлобие против Иоанна за его увещевания знатным женщинам, ибо блаженный имел обыкновение, подобно Павлу, всенародно и по домам (Деян. 20:20) учить священнолепию, в особенности постоянно и с настойчивостью прося таковых женщин: "Зачем вы, будучи старицами по возрасту, принуждаете тело снова стать молодым, нося, подобно блудницам, локоны вокруг лба, в поругание остальных благородных женщин? Разве таковы вдовы?" Собравшись, они стали искать способ, как начать судебный процесс. Один из присутствующих предложил, подав прошение императору, насильно привлечь Иоанна к участию в соборе. И это случилось, как у иудеев, когда все у них решило золото.

Нас было сорок епископов, сидящих вместе с Иоанном в триклинии епископского дома и изумляющихся, как подлежащий суду, тот, которому было приказано одному явиться в столицу по обвинению в нечестивых делах, прибыл вместе со столькими епископами и как все они перемешали мысли находящихся у власти, совратив к худшему многих из клира. Когда мы находились в большом замешательстве, Иоанн, вдохновленный Духом Святым, говорит всем: "Молитесь, братия, и, если любите Христа и ради меня, пусть никто не оставит своей церкви. Ибо я становлюсь жертвой, и время моего отшествия настало (2 Тим. 4:6), согласно сказанному, и, претерпев многие скорби, я, как вижу, оставлю жизнь. Ибо я знаю коварство сатаны, что он больше уже не переносит вражды моих поучений против него. Итак, да пребывает с вами милость Божия, и в молитвах ваших вспоминайте меня".

Одержимые невыразимой скорбью, одни плакали, другие покинули собрание и с сокрушенным духом, обливаясь слезами, целовали очи, священную главу и меткие и блаженные уста. Он же, попросив всех, перелетавших туда и сюда, подобно жужжащим в улье пчелам, вернуться на собор, говорит: "Сядьте, братия, и не плачьте, много сокрушаясь обо мне, ведь для меня жизнь — Христос, и смерть — приобретение (Флп. 1:21), — известно ведь, что он был усечен мечом из-за необычайного дерзновения, — и, если вы вспомните, раскройте в вашей памяти то, о чем я всегда говорил вам: "Существующая жизнь есть путь, и проходит мимо и хорошее, и скорбное", и: "Существующая жизнь — это базар: мы купили, мы продали, мы заканчиваем". Разве лучше мы патриархов, пророков, апостолов, чтобы нам остаться бессмертными в этой жизни?" Один же из присутствующих, вскричав при этих словах, произнес: "Да! Но мы оплакиваем наше сиротство, вдовство церкви, нарушение заповедей, властолюбие не боящихся Господа и жадно устремляющихся к высшим должностям, беззащитность нищих, оскудение учения". Ударив указательным пальцем по ладони левой руки, ведь христолюбивый имеет обыкновение это делать, когда он озабочен, сказал своему собеседнику: "Довольно, брат, не говори много, но то, что я сказал, — церквей ваших не оставляйте, ибо не с меня началось учение и не на мне оно кончится. Не умер ли Моисей? Не был ли обретен Иисус? Не скончался ли Самуил? Не был ли помазан Давид? Не окончил ли жизнь Иеремия? И не появился ли Варух? Не был ли вознесен Илия? Не стал ли пророчествовать Елисей? Павел был усечен мечом, но не остались ли Тимофей, Тит, Аполлос и десятки тысяч других?" После этих слов начал говорить Эвлисий, епископ Апамеи Вифинской: "Неизбежно, что мы, оставшись в своих церквах, будем принуждаемы к общению и к тому, чтобы поставить подписи". Святой же Иоанн ответил: "Общение имейте, чтобы не произвести раскол в Церкви, а подписей своих не ставьте, ибо, поразмыслив, я в самом себе не сознаю ничего, достойного низвержения".

Так обстояло дело, когда было объявлено о посланниках Феофила. Он приказывает, чтобы они вошли. Когда они вошли, он спросил их, какой они имеют сан. Они отвечают: "Епископы". Он пригласил их сесть и сказать, зачем они пришли. Они отвечают: "Мы имеем лишь вызов в суд. Распорядитесь его прочитать". Иоанн приказывает прочитать. Они поручают юноше, прислуживающему Феофилу, прочесть написанное, и он прочел, содержание же его было таким: "Святой собор, собранный у Дуба — на берегу моря в предместье Руфина есть место так именуемое, в котором они и собрались, — Иоанну (забыв то, кем он был, "епископу", — все-таки помраченная душа любит видеть не так, как есть в действительности, но воображает то, что внушает страсть): Мы приняли против тебя жалобы, содержащие множество преступлений. Итак, явись, приведя с собой пресвитеров Серапиона и Тигрия, ибо в них есть нужда". Пришедшие же к нему были молодые епископы Диоскор и Павел, недавно поставленные в Ливии.

После прочтения послания епископы переговариваются с епископом Иоанном, объявив Феофилу через трех епископов — Лупикия, Димитрия и Эвлисия — и двух пресвитеров — Германа и Севира, всех мужей святых и достойных: "Не раскалывайте Церкви, ради которой Господь пришел во плоти, и не разрушайте ее дел. Если же, не послушавшись, ты нарушишь никейские каноны 318 епископов и "произведешь суд за пределами своей территории", ты переправься к нам в город, управляемый справедливыми законами, не призывая Авеля, подобно Каину, на поле, чтобы мы тебя послушали первыми. Ибо мы имеем против тебя семьдесят глав обвинений, содержащих очевидно преступные дела, и нас, собравшихся по милости Божией не для разрушения Церкви, но в мире, будет больше, чем участников твоего собора. Вас тридцать шесть епископов из одной епархии, нас же — сорок из различных, и среди нас семь митрополитов. И в порядке вещей, чтобы меньшая часть, согласно канонам, была судима от большей и собранной из разных мест; мы имеем и твое письмо, в котором ты приказываешь сослужителю нашему Иоанну: "Не следует производить суд на чужой территории". Поэтому, подчинившись законам Церкви, призови своих обвинителей, чтобы они воздержались или от своих обвинений против тебя, или же от нападений на Иоанна".

Взволнованный этим, Иоанн сказал своим епископам: "Вы объявили то, что думаете вы, мне же подобает в добавление к объявленному высказать и мое мнение". Сторонникам Феофила он, со своей стороны, отослал следующий ответ: "Я, если кто-нибудь может в чем-либо упрекнуть меня, до сих пор этого не узнал, если же кто-либо обвинил меня, и вы хотите, чтобы я пришел, удалите из вашего собрания моих явных врагов, которые из пренебрежения делали зло против меня. Я не спорю о месте, где мне положено быть судимым, хотя это должно быть именно в городе. Те же, о ком я прошу, — это Феофил, которого я обличаю, что он сказал в Александрии и Ликии: "Я пришел ко двору, чтобы уничтожить Иоанна". И это правда. С тех пор, как он прибыл, он ни со мной не встретился, ни в общение со мной не вступил. Тот, который совершил враждебные действия прежде судебного слушания, что сделает после суда? Подобно ему, я обличаю и Акакия за то, что он сказал: "Я ему заварю кашу". О Севериане и Антиохе, которых скоро настигнет кара Божия, что и говорить? Произведенные ими смуты воспевают даже мирские театры! Итак, если вы действительно хотите, чтобы я пришел, не призывайте этих четырех и, если они являются судьями, удалите их из собрания, а если они обвинители, то пусть они докажут свои обвинения, чтобы я знал, каким образом мне готовиться к борьбе, против противников или против судей, и я, без сомнения, приду не только к вашей любви, но и на вселенский собор. Так что знайте, если вы и тысячу раз будете обращаться ко мне, больше ничего от меня не услышите".

Когда они вышли, нотарий, немедленно доставивший императорский приказ, в котором требовалось под стражей привести Иоанна на суд, стал принуждать его идти. После ответа нотария объявились два пресвитера Иоанна, некий Евгений, который в качестве награды за участие в заговоре против Иоанна получил предстоятельство в Ираклее, и Исаакий молчальник, чтобы мне не говорить иным образом, сказав: "Собор объявил тебе: приди к нам, чтобы оправдаться в обвинениях". В ответ на это Иоанн, в свою очередь, объявил через других епископов: "В согласии с каким последованием вы производите суд, вы, которые не изгнали моих врагов и вызываете меня на суд через моих клириков?".

Они же, поскольку демон разъярил их наподобие львов, набросившись на епископов, одного избили, у другого разорвали одежды, иному же наложили на шею оковы, которые были приготовлены для святого, чтобы таким образом брошенный на корабль он был отправлен в неизвестное место. Святой, уразумев их бесстыдный замысел, сдержался, а те "благородные", содеяв акты собора безобидней паутины только для вида, выносят приговор против блаженного, ни лица которого не видели, ни голоса не слышали, в один день доведя до конца злое дело, замышляемое в течение долгого времени, ибо неукротимо диавольское стремление, не оставляющее места рассуждению, послав императору заранее составленные обвинения: "Поскольку Иоанн, обвиненный в неких злых делах, сознательно не пожелал явиться в суд, законы такового человека низлагают, что и исполнено. Жалобы же на него содержат и обвинения даже в оскорблении величества. Итак, Ваше Благочестие да прикажет изгнать его насильственно и предать суду за оскорбление величества, поскольку нам не подобает этого требовать".

О, трижды несчастные в том, что вы замышляете и творите! Постыдитесь совершать это, стыдясь и страшась если не Бога, то людей! Ведь оскорблением величества была клевета об императрице, поскольку они донесли, что Иоанн назвал ее Иезавелью. И хотя те, достойные изумления, совершили таковой донос, желая видеть его смерть от меча, Бог открыл их втайне замышляемое зло и умягчил сердца власть имущих, подобно тому, как случилось с Даниилом в Вавилоне. Ибо там были укрощены львы, пощадившие Даниила, а люди, разъярившись, не пощадили пророка, и Бог устыдил свирепых вопреки природе примером тех, которые вопреки природе стали кроткими.

IX. Таким образом, против Иоанна, словно против варварского войска был послан комит с отрядом солдат, и он был изгнан из церкви. Будучи изгнан, он пребывает в предместье Пренет в Вифинии. После полуночи в спальне императрицы произошло некое происшествие. Испуганные этим, через несколько дней они через нотария вновь призывают Иоанна, возвратив ему престол. При таких обстоятельствах Феофил бегством приобрел себе спасение вместе с египтянами, ибо город искал его, чтобы утопить в море.

Спустя два месяца они вновь, оправившись от удара, во второй раз жадно устремляются на Иоанна и не, найдя для обвинения приличного основания, посылают в Александрию к изобретателю таковых, объявляя: "Или вновь выступи против Иоанна в качестве вождя, или, если ты боишься этого из-за народа, предложи нам некий образец, основываясь на котором мы создадим основание для обвинения". В итоге Феофил, зная, каким образом он скрылся, сам не пришел к ним, а послал трех жалких епископов: Павла, Пимена и другого, недавно рукоположенного, отправив вместе с ними и некие каноны, которые сочинили ариане против блаженного Афанасия, чтобы, используя эти каноны, свить судебный процесс против Иоанна как самовольно вернувшегося после низложения. Ибо Феофил по природе был гневлив, скоропалителен до необдуманности, дерзок и необычайно любил ссоры: ибо не существует ничего из попавшегося ему на глаза, к чему бы он, быстрее чем это нужно, неудержимо бы не устремился, при этом не оставив времени ни для рассуждения, ни для размышления. Охваченный безумной страстью, он безрассудно приходит к одобрению этого и, уверенно опираясь на готовое мнение, энергично спорит со всяким, желающим возразить, стремясь всегда явить свой суд и жребий как победивший и господствующий. Так же поступали и знающие его нрав.

Призвав из Сирии, Каппадокии, понтийского диоцеза и Фригии всех митрополитов и епископов, их собирают в Константинополе. Прибывшие, согласно последованию канонов, вступили в общение с Иоанном, чтобы не сделать того же, что сделали их предшественники, но находящиеся у власти, узнав об этом, вознегодовали на вступивших в общение с ним. Феодор же, епископ Тианский, муж благовидный, узнав о заговоре из того, что достигло его ушей, чтобы не следовать скоропалительности Феофила, внезапно оставив всех, вернулся в свою Церковь, сказав двору: "Прощайте навсегда", укрепив свою епархию стеной благочестия, до конца пребывая в общении с верными римлянами, о которых свидетельствовал Павел, говоря: Вера ваша возвещается во всем мире (Рим. 1:8). А Фаретрий, епископ Кесарии Каппадокийской возле горы Агрея, чрезвычайно испугавшись, совершенно так, как дети боятся буки, не выйдя из своего города, письменно присоединился к противникам Иоанна, хотя он и не был призван в их собрание и оказался недостоин предстоятельства из-за неведения лучшего. Леонтий же, епископ Анкирский, соединившись с Аммонием, епископом Лаодикии Кекавменской, воспламенил Церковь. Не только не уступив угрозам находящихся у власти, но, обольстившись надеждой на царские дары, они вносят на второй собор порочное мнение Акакия и Антиоха следовать Феофилову суду без суда и вовсе не дать оправданию Иоанна, защищая свое мнение канонами, которые послал Феофил и которые провозгласили сорок сообщников Ария, написав: "Если какой-нибудь епископ или пресвитер, справедливо или несправедливо низложенный, сам по себе, без разрешения собора вступит в церковь, то таковому вовсе нет места оправдания, но он должен быть окончательно изгнан". Канон же этот, как противозаконный, установленный людьми беззаконными, был отменен в Сардике римлянами, италийцами, иллирийцами, македонянами и греками, о чем ты и сам лучше знаешь, великоименитый Феодор, когда Ливерий или Юлий при императоре Константе приняли в общение Афанасия и Маркелла Галатийского, из-за которых этот канон и был составлен.

Однако эти двое достойных изумления, Аммоний и Леонтий, присоединившись к Акакию, Антиоху, Кирину Халкидонскому и Севериану, пришли к императору, предложив призвать десять епископов из сторонников Иоанна, всего же их было больше сорока, для исследования канонов, поскольку одни были уверены, что они православные, а другие указывали, что арианские. Представ перед императором, Элпидий, старец душой и сединами, епископ Лаодикии Сирийской, и Транквиллий убедили его, что не следует бессмысленно низвергать Иоанна. "Ибо, прежде всего, он не был низложен, но изгнан комитом, и не по своей воле вернулся, но по велению Твоего Благочестия, когда за ним послали нотария. Ныне же тех, которые ссылаются на каноны, мы обличаем как еретиков".

Когда противники медлили, беспорядочно ссорясь друг с другом, одни крича громким голосом, другие, возбужденные, дерзко взмахивая руками перед императором; кротко, в полном согласии с канонами, Элпидий, при наступлении небольшого затишья, сказал императору: "О государь, да не будем мы много терзать твою кротость, но да будет следующее: пусть братья Акакий и Антиох поставят свои подписи под канонами, которые они предлагают как православные: "Мы исповедуем веру составивших их, и сомнение для нас разрешено"". Император, обратив внимание на простоту задачи, улыбнувшись, сказал Антиоху: "Нет ничего более полезного". Император был во всем произошедшем невиновен, поскольку другие изменили то, что мудро было решено. Сторонники Севериана, растерявшись и оборачиваясь друг к другу, словно бурлящая вода, потеряли дар речи перед разумно сказанным и перед судом императора, сделались мертвенно бледными, но, стесненные необходимостью и принимая во внимание место, где они находились, против своей воли обещают подписать. Таким образом, они ушли, не выполнив обещания, поскольку оно было для них нежелательным, и стали изобретать, каким образом они изгонят Иоанна.

Когда эти и другие дела так или иначе совершались, пронеслось восемь или девять месяцев, епископ Иоанн пребывает вместе с сорока двумя епископами, а народ вкушает с великим весельем его учение, ибо нетщеславный ум, как правило, любит, чтобы в несчастиях изливалось слово, полное благодати и силы. В этих обстоятельствах, подобно весне, приходящей каждый год, расцвел Великий пост. Антиох со своими сторонниками, вновь лично встретившись с императором, внушили ему, что Иоанн побежден, чтобы приказать изгнать его, поскольку приближалась Пасха. Император, докучаемый ими, поневоле поверил им как епископам — ибо воистину пресвитер или епископ не знает лжи: ведь эти имена принадлежат вышним уделам, поскольку никто больше Бога не обладает свойствами епископа или пресвитера, так как Бог является взирающим на все или видящим все, и поэтому епископ или пресвитер, как сообщник через имена, должен быть сообщником и через дела, — и объявляет Иоанну: "Изыди из церкви". Он же отвечает: "Я от Спасителя Бога принял церковь сию для попечения о спасении народа и не могу ее оставить. Если же ты хочешь этого, хотя город спорит с тобой, изгони меня силой, чтобы я оправданием своего отступления имел бы твое самовластие". Таким образом, с некоторым страхом послав из дворца приказ, они изгнали его, приказав до времени пребывать в епископском доме, предполагая возможность гнева Божия, чтобы, если приключится с ними какое-нибудь несчастье, они, быстро вернув его в Церковь, умилостивили бы Божество, а если нет, вновь наложили бы наказание, как фараон на Моисея.

Тем временем настал день Великой субботы, в который Господь распятый разорил ад. И вновь они ему объявляют: "Изыди из церкви". Он же отвечает то, что подобает. Итак, император, страшась святости дня и смятения города, посылает за Акакием и Антиохом, сказав им: "Как нам следует поступить? Смотрите, чтобы вы не посоветовали мне чего-либо неправильного". Тогда эти "благородные" и исполненные высокомерия сказали императору: "О государь, на нашей голове низложение Иоанна".

В качестве последней защиты епископы, верные Иоанну, равночисленные дням святого поста, пришли в храм Мучеников к императору и императрице, со слезами умоляя пощадить Церковь Христову, вернув епископа, особенно ради Пасхи и тех, кто должен быть возрожден, будучи теперь посвящен в таинство. И не были они услышаны, даже притом, что святой Павел, епископ Кратеи, сказал с бесстрашным дерзновением: "Евдоксия, побойся Бога, пожалей своих детей, не попирай праздник Христов кровопролитием" (Сир. 27:15). Возвратившись, сорок епископов бодрствовали в своих домах, одни со слезами, другие со скорбью, иные — пребывая в духовном оцепенении, как каждого направило чувство.

Однако имеющие страх Божий пресвитеры Иоанна, собрав народ в общественных банях, которые прозывались Констанциевыми, совершали бдение, одни — читая Священное Писание, другие — крестя оглашенных, как и подобало ради Пасхи. Об этом доложили своим покровителям поврежденные мыслью и страстные умом Антиох, Севериан и Акакий, считая, что нужно помешать собравшемуся там народу. Тогда магистр ответил им, сказав: "Сейчас ночь, и толпа огромная. Да не произойдет чего-либо неуместного". Акакий и его сторонники возражают: "В церквах никого не осталось, и мы боимся, что император, придя в церковь и не найдя никого, почувствует благоволение народа к Иоанну и признает нас клеветниками, поскольку именно мы говорили ему, что вообще нет ни одного добровольно к нему присоединившегося, как к человеку непримиримому". Таким образом, магистр, которого они заклинали, что все это произойдет, дает им Лукия, как говорили — язычника, начальника отряда тяжеловооруженных воинов, приказав, естественно, призвать в церковь покинувший ее народ. Отправившись туда и не быв услышан, он вернулся к Акакию и его сторонникам, рассказав о многочисленности и возбуждении народа. После этого они, испугавшись, настойчиво просят его словами золота и обещаниями большего успеха, чтобы он воспрепятствовал славе Господа, приказав ему или привести народ в церковь, убедив словами, или прекратить праздничное собрание, устрашив гневом.

Он, тотчас взяв с собой клириков из сторонников Акакия, во вторую стражу ночи отправился туда, куда его послали, ведь в наших краях собрание народа продолжается до первых петухов. Имея, подобно Исаву, четыреста фракийцев, вооруженных мечами, недавно призванных в войско и чрезвычайно бесстыдных, он напал вместе с указанными клириками и воинами внезапно ночью, как волк, разделив толпу сверкающим железом. Чтобы воспрепятствовать посвящаемым в Воскресение Спасителя, направившись к святой воде, он, дерзко оттолкнув от диакона Святые Дары, проливает их, а пресвитеров, даже пожилых, ударяет по голове дубинами, смешав купель с кровью. Тогда можно было видеть ту ангельскую ночь, в которую даже демоны, приведенные в трепет, падают, переместившись в Лабиринт, ибо обнаженные жены вместе с мужами обратились в бегство, предпочтя этот постыдный побег опасности быть убитыми или оскверненными. Один, будучи ранен в руку, отошел рыдая, другой тащил деву, раздирая на ней одежды, и, разграбив всю богослужебную утварь, они присвоили ее себе.

Таким образом, схваченные пресвитеры и диаконы были ввергнуты в темницу, а наиболее достойные из мирян изгнаны из столицы. По местам были изданы одно за другим постановления, содержащие различные угрозы, чтобы воспрепятствовать Иоанну. Несмотря на произошедшее, а также на то, что названные епископы честолюбиво стремились расширить свое влияние, собрание любящих учение, а лучше сказать — любящих Бога, не было разрушено, но, согласно сказанному в книге Исхода, но чем более изнуряли его, тем более он умножался (Исх. 1:12).

Итак, на следующий день император, выйдя для совершения гимнастических упражнений, увидел на соседней равнине около Пемптона незасеянную землю покрытую белым и, пораженный видом цвета новопросвещенных, ибо их было около трех тысяч, спросил у копьеносцев: "Что означает собравшаяся там толпа?" Они, чтобы отвести гнев императора, полностью солгав ему, говорят: "Собрание еретиков". Посредники в этом деле и главари убийства, тотчас узнав об этом, посылают назад самых жестоких из своего конвоя, чтобы разогнать учеников и схватить учителей. Они, прибыв, вновь задержали многих клириков и еще больше мирян.

И Феодор сказал: О блаженнейший отче, они были столь многочисленны, что одних новопросвещенных было три тысячи, как же малому отряду солдат удалось разогнать их собрание?

Епископ. Это не доказательство малочисленности и не признак отсутствия ревности, но преимущество благочестия и проявление заботы учителей, непрерывно направляющих мысль к примирению.

И Феодор сказал: Ты хорошо сказал. Не подобает тому, кто научился у святого Иоанна рассудительности и кротости, защищаться, безрассудно производя беспорядки.

Х. Епископ. Итак, поскольку тебя удовлетворили эти слова, молю тебя, не отсекай слов, рожденных злыми делами, ибо естественно, что дела чаще всего рождают слова. Вместе с задержанными клириками и мирянами были взяты и жены знаменитых мужей. У одних похитили мафорий, у других вырвали серьги вместе с мочкой уха. Увидев это, жена некоего Елевферия, в высшей степени богатая, бросив свой мафорий и переодевшись в одежду, которую носят рабыни, бегом бросилась в город для спасения целомудрия, ведь, как кажется, она обладала прекрасной наружностью и стройной фигурой. Наполненные таким образом тюрьмы различных префектов сделались церквами. В тюрьмах совершались песнопения и возношения Святых Таин, а в церквах состязались друг с другом удары плетьми, пытки и бросающие в дрожь клятвы, чтобы заставить произвести анафему на Иоанна, враждовавшего до смерти со злом диавола.

Спустя пять дней после того, как окончился праздник Пятидесятницы, Акакий, Севериан, Антиох и Кирин, придя к императору, говорят ему: "Государь, поскольку ты по воле Бога не находишься под нашей властью, но обладаешь властью над всеми, тебе возможно делать то, что хочешь. Не будь более кротким, чем пресвитеры, и более святым, чем епископы. Перед всеми говорим тебе: "На нашей голове низложение Иоанна. Не щади одного человека, не пощадив нас всех", словами иудеев и, пожалуй, делами убедив императора. Таким образом, император, послав нотария Патрикия, объявляет Иоанну следующее: "Акакий, Антиох, Севериан и Кирин возложили на свою голову твое осуждение. Итак, предав себя Богу, изыди из Церкви".

Епископ Иоанн, после этого ясного и неприкрытого приказания, выйдя вместе с другими епископами из епископского дома, говорит всем: "Помолясь, соединимся с ангелом Церкви", — с одной стороны, радуясь произошедшему, а с другой — скорбя из-за несчастия народа. Тотчас кто-то из боголюбивых вельмож сообщает Иоанну: "Поскольку Лукий, муж дерзкий и бесстыдный видом, в общественной бане готов вместе со своими солдатами к тому, чтобы, если ты станешь противоречить или задержишься, выволочь тебя и изгнать силой, ведь население города повсюду находится в смятении, постарайся уйти тайно, чтобы народ, встав на твою защиту, не вступил в борьбу с солдатами". Тогда Иоанн, крепко расцеловав со слезами некоторых епископов — расцеловать остальных не позволило чувство, — простился с ними, сказав находящимся внутри храма: "Побудьте пока здесь, чтобы перед уходом у меня была небольшая отсрочка".

Войдя в баптистерий, он призывает никогда не уходившую из церкви Олимпиаду вместе с диакониссами Пентадией и Проклой и Сильванию, жену блаженного Небридия, благовидно украшенную своим вдовством, и говорит им: "Пойдите сюда, дочери, послушайте меня. То, что о мне, приходит к концу (Лк. 22:37), как я вижу. Течение совершил (2 Тим. 4:7) и, может быть, уже не увидите моего лица (Деян. 20:25). Но вот о чем я прошу вас: пусть никто из вас не отпадет от обычной любви к Церкви, и если кто-то будет рукоположен поневоле, не прибегая к интригам, при всеобщем одобрении, подклоните ему голову вашу, как Иоанну, ибо не может Церковь оставаться без епископа. И да пребывает с вами милость Божия. Вспоминайте меня в молитвах ваших". Обливаясь слезами, они простерлись у ног его. Тогда, кивнув одному из почтенных пресвитеров, он говорит: "Возьми их отсюда, чтобы не возбуждать толпу". Таким образом, воспрепятствовав немного, они решили ему уступить.

Итак, он вышел на восточную сторону, ибо не было в нем ничего от запада. В западной же стороне, где находятся церковные двери, он повелел поставить ослиное седло, на котором имел обыкновение сидеть, чтобы отвлечь народ, который ожидал его оттуда. Вышел вместе с ним и ангел, не перенесший опустошения Церкви, которое совершили порочные вожди и находящиеся у власти, содеяв ее подобной театру. "Ведь, с одной стороны, шум стоял как в театре, как когда нечестивые играют на свирели, а иудеи и эллины, насмехаясь, безмерно предаются поношениям, с другой же стороны, как в тюрьме; удары и раны, наносимые солдатами утробе, и напряжение всех сил души из-за лишения учителя и хулы на Божество". Ибо где прощение грехов (Деян. 13:38), там и кровопролитие (Сир. 27:15).

После этой невыразимой и труднообъяснимой тьмы столп пламени, подобно сердцу, которое находится в центре тела, чтобы изъяснять слова Господа остальным членам, явившись из середины трона, на котором имел обыкновение сидеть Иоанн, взыскал слово истолкователя и, не найдя его, пожрал ризницу. Уподобившись по своей высоте дереву, через цепи он распространился на крышу и, пожрав, наподобие змеи, чрево, перенесся на спину церковного здания, возмездие за беззаконие (2 Пет. 2:13), словно наказание, определенное Богом воздающим, чтобы вразумить и через вид таковых зол, ниспосланных Богом, дать назидание не знающим назидания; но не только, но чтобы оставить и память о жестоком соборе.

И не удивительно то, что произошло с церковью, так как даже здание, именуемое язычниками сенатом, находящееся против церкви и отстоящее от нее на много шагов на юг, огонь разрушил разумно, перекинувшись, подобно мосту, через площадь, по середине которой туда и сюда ходит народ: и не прежде ту часть, которая находилась ближе всего к церкви, но ту, которая была расположена во дворе императорского дворца, чтобы мы не близости приписали эту катастрофу, но чтобы чудо этого события явило его как средство для вразумления, ниспосланное Богом, ибо между двух огненных гор можно было видеть людей, которые без вреда для себя переходили туда и обратно по своим обычным делам.

Так огонь, перелетая кругом и волнуясь, подобно морю, раздуваемому силой южного ветра, идя, словно по сигналу, и беспощадно воспламеняя кругом дома, позаботился лишь о домике, в котором находилось множество священной утвари, стыдясь не золота или прочих серебряных вещей, но чтобы не предоставить доносчикам места клеветы против праведника, как незаконно себе присвоившего что-либо из драгоценностей. Таким образом, возмутившийся огонь поднял свою гриву вспять, идя по следам зависти совершивших это, чтобы обличить безумие Феофила, потому что он готовился его низложить за то, что он присвоил драгоценности. И среди таких толп из-за огня не была потеряна ни одна душа, ни разумная, ни неразумная, но силой огня очистилась нечистота нечестиво там живущих, так как от шестого часа до девятого в три дневных часа было уничтожено здание, строившееся долгие годы.

XI. Диакон. Итак, отче, пока это совершалось таким образом, где пребывал блаженный Иоанн и остальные епископы?

Епископ. Что касается остальных епископов, одни были заключены в тюрьму, другие — изгнаны, иные же скрылись. А Иоанн с Кириаком и Эвлисием содержались в Вифинии в оковах солдатами префекта, им грозило наказание за поджог церкви. Впоследствии Кириак и Эвлисий, заключенные в оковы вместе с другими клириками, будучи признаны невиновными, были отпущены. Святой же Иоанн, в добавление к прочим дерзновенным словам, послал им и таковое последнее слово, сказав: "Если вы в остальном не дали мне возможности оправдаться, то, по крайней мере, пусть меня выслушают по поводу того, что касается церкви, если я, как вы говорите, оказался виновен в поджоге". Но, так и не быв выслушан, он посылается для того, чтобы быть убитым, в сопровождении солдат в самый заброшенный городок Армении, осаждаемый ночью и днем исаврийцами, — Кукуз.

А Арсакий, брат блаженного Нектария, возведенный на место Иоанна, мужа, посвященного в истину, человек более безгласный, чем рыба, и более бездеятельный, чем лягушка (ведь бывает, что и дело говорит, особенно когда через это дело происходит благо), нарушив клятву на Евангелии и прожив еще четырнадцать месяцев, умирает. Ибо он клятвенно обещал брату Нектарию никогда не принимать епископской хиротонии, когда тот порицал его за нежелание идти в Тарс, поскольку он предвидел обстоятельства своей смерти. Причиной же его клятвопреступления было, прежде всего, тщеславие, из-за которого он домогался, как мог бы кто-либо сказать, жены брата, а затем и стыд перед обличениями брата, пророчески обращенными к нему. На место Арсакия возводится пресвитер Аттик, изобретатель всяких козней против Иоанна. Он, увидев, что никто из восточных епископов и из городского народа не вступил с ним в общение из-за того, что произошло так беззаконно и вопреки установлениям, будучи несведущ в Священном Писании, готовится воздействовать на не вступивших с ним в общение с помощью императорских указов. Указ же содержал следующую угрозу по отношению к епископам: "Если кто-либо из епископов не вступает в общение с Феофилом, Порфирием и Аттиком, да будет извержен из Церкви и лишен своего имущества". Вследствие этого одни, обремененные имуществом, вступили в общение против воли, другие же, более бедные и более немощные в неповрежденной вере, были привлечены к общению предложением неких даров, а иные, презрев род, имущества, отчизну, тленную славу, телесные страдания, бегством сохранили благородство души, имея в памяти евангельские слова: Когда же будут гнать вас в одном городе, бегите в другой (Мф. 10:23), и говоря самим себе слово притчи: Не поможет богатство в день гнева (Притч. 11:4). Одни достигли Рима, другие — гор, иные же спаслись от порочности иудеев в местах монашеского уединения.

Указ же против мирян имел следующее содержание: "Тех, кто имеет звание, — лишать достоинства, присущего его должности, находящихся на государственной службе лишать пояса, остальной же народ и ремесленников, присудив к тяжелому штрафу золотом, подвергнуть ссылке". Несмотря на предпринятые меры, молитвы подвижников совершались из-за великого бедствия под открытым небом ради любви к Спасителю, сказавшему: Я есмь путь и истина (Ин. 14:6), и еще: Мужайтесь, Я победил мир (Ин. 16:33).

А блаженный Иоанн, прожив в Кукузе один год, бедных Армении питал не столько хлебом, ибо был в то время великий голод в той стране, сколько словом. Позавидовав ему и в этом, братоубийцы переселяют его в Арабисс, подвергнув различным мучениям для того, чтобы он оставил жизнь. Но там, вновь немало воссияв добродетелями, ибо не может укрыться город, стоящий на верху горы (Мф. 5:14) и "светильник ярко сияющий не может быть прикрыт деревянным модием", он пробуждает, словно от сна неведения к свету слова, тех, кто по всей округе был чрезмерно погружен в бесчувствие посредством неверия.

Еще сильнее воспламенившись завистью, Севериан, Порфирий и некоторые другие сирийские епископы готовятся переместить его и оттуда: он был бременем для них не только во времена, называемые счастливыми, но еще более в несчастные, поскольку они не понимали природы искушений и не помнили божественного изречения, обращенного к апостолу, находящемуся в скорби: Довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи (2 Кор. 12:9). Увидев город Антиохию, передвигающийся по направлению к Армении, а оттуда обратно, в Антиохию — философию Иоанна, пронизанную действием благодати и воспеваемую на все лады, они пожелали прекратить и саму жизнь его, мучимые этими рассказами, как бичами. Ибо настолько была сильна ненавидящая добро зависть, что даже клирики, являющиеся их сторонниками, видя это, с удивлением говорили: "Посмотрите на мертвеца, столь страшного для живых и обладающих властью, что они перепугались его, словно маленькие дети буки. Ба! Имеющие в своем распоряжении и мирское могущество, и церковные богатства, обладающие властью над всеми делами, бледнеют дрожа, боясь одного священника, лишенного отечества, немощного плотью и изгнанного". Не имея более силы скрывать змею в скинии, они, послав в столицу делегацию, опять изобретают указ, более жестокий в сравнении с первым: в сжатый срок он должен быть перевезен в Питиунт, совершенно пустынное место, где обитают цаны, лежащее на высоком берегу Понта. Конвоирующие его солдаты префекта претория настолько торопились по пути, что говорили, будто они имели приказание, что, если он умрет по дороге, они будут удостоены больших должностей. Один из них, меньше заботясь о военной службе, насколько возможно было, тайком выказывал ему некое человеколюбие, другой же был настолько жесток и зол, что обращенную к нему встретившимися людьми лесть, что он щадит святого, считал оскорблением, заботясь лишь о том, чтобы погубить Иоанна. Когда шел сильный дождь, он беззаботно отправлялся в путь, чтобы по его спине и груди неслись потоки воды; когда же вновь начинался сильный солнечный зной, он, вместо того чтобы предаваться отдыху, следовал вперед, зная, что при этом страдала подобная голове Елисея голова блаженного. В городе или в деревне, где можно было получить утешение от бани, презренный не позволял сделать даже самого малого. И при всех этих обстоятельствах, проходя по трехмесячному тяжелейшему пути, святой остался подобно сверкающей звезде, имея тело подобное яблоку, на верхних ветвях, под лучами солнца сделавшемуся багряным.

Приблизившись к Команам, они миновали их, словно мост, остановившись вне городской стены в мартирии, отстоявшем от города на пять или шесть дорожных знаков. В ту ночь предстал Иоанну мученик того места по имени Василиск, который претерпел мученичество, будучи епископом Коман, в Никомидии, вместе с Лукианом, пресвитером Вифинии Антиохийской, при Максимиане, сказав ему: "Мужайся, брат Иоанн, завтра мы будем вместе". Говорят, что он предупредил и находившегося с ним пресвитера: "Приготовь место брату Иоанну, ибо он грядет". Поверив этому предсказанию, Иоанн наутро просит их остаться здесь до пятого часа. Они же, не послушав его, отправились дальше, но, пройдя около тридцати стадий, вновь возвратились на то место, где находился мартирий и с которого они ушли, поскольку Иоанну было очень плохо.

Таким образом, вернувшись, он требует себе достойные жизни светлые одежды и, разоблачившись от тех, которые были на нем, омывшись, облачился, переменив их вплоть до обуви, а те одежды, которые он оставил, разделил между присутствующими. Приобщившись Господних Таин, он совершает перед присутствующими свою последнюю молитву, сказав, по своему обыкновению, слова: "Слава Богу за все", запечатлев их последним "аминь", и, протянув ноги, благовременно бегущие ко спасению для избирающих покаяние и к обличению преизобильно возделывающих грех — ведь, если обличения не принесли никакой пользы порочным, это не есть бессилие дерзновенно говорящих, но бесстыдство не терпящих обличения, — "приложившись к отцам своим", отреся прах, перешел ко Христу, как написано: Внидеши же во гроб, якоже пшеница созрелая, вовремя пожатая (Иов 5:26), души же беззаконных погибают безвременно (Притч. 13:2). Находилось там столь великое множество монахов и тех, чье благочестие засвидетельствовано, пришедших из Сирии, Киликии, Понта и Армении, что многие полагали, что они прибыли по уговору. Он был погребен и прославлен, подобно победоносному борцу; тело его было похоронено вместе с Василиском в его мартирии.

XII. После этого рассказа Феодор в удивлении, ссылаясь на Священное Писание, спросил: Поскольку написано: Не удаляйся от повести старцев, ибо они научились от отцов своих (Сир. 8:11), скажи нам, не медля, какова причина того, что Иоанн ел в одиночестве, если действительно, как говорят, он ел один?

Епископ. Известно, что он ел в одиночестве, но мне хотелось бы, чтобы ты, скромнейший Феодор, вопрошал не о том, что свойственно бессловесным тварям, угождающим чреву. Ибо, будучи человеком, тебе должно взыскивать человеческие добродетели: бесстрашие, нестяжание, целомудрие, кротость, справедливость, милосердие, рассудительность, мужество, непамятозлобие. Ибо пища не приближает нас к Богу, едим мы, или не едим (1 Кор. 8:8), но знание, движимое делами. Он же ел один, о чем я знаю лишь отчасти, по следующим причинам: во-первых, он не пил вина из-за того, что оно горячило его голову, разве только во время зноя он пользовался вином из роз, во-вторых, потому, что его желудок был расстроен от некой болезни, так что хорошо приготовленная пища казалась ему неприятной, и он просил, чтобы ее не приготовляли. Кроме того, случалось так, что он забывал о пище, разрываемый, с одной стороны, церковными заботами и охваченный, с другой, духовными созерцаниями. Ибо он подвизался, чтобы не затрудняться ни в одном слове Священного Писания, а таковые подвиги любят или неядение, или малоядение. У пирующих же существует обычай: если кто-либо вместе с ними не объедается и не упивается вином, или не смеется громко неподобным смехом, держа кончиками пальцев кубок теплого вина, они превращают дружелюбие трапезы в злословие.

В целом же, как я думаю, наиболее вероятным было то, что он, будучи полной противоположностью тех, кто привязан к роскоши, был очень бережлив, называя святотатством расточительность на таковые дела, лишив вместе с этим и экономов поводов для воровства, чтобы в счетной книге они не увеличивали в десять раз цены яств, присваивая себе имущество бедных. Вдобавок к этому, он взирает на множество городского населения, понимая, как домостроитель Христов, что либо всякий чин должен быть удостоен этой чести, либо он не должен предоставлять ее никому. Итак, воззрев на беспорядки, происходящие от трапез, и на множество трат на бедных, он содрогнулся перед этим, сказав "прощай надолго" таковому зломыслию, самому себе напоминая слова Деяний: Мужи братия, не позволено вам служить трапезам, но да поставим для этой нужды мужей благочестивых, мы же да будем проводить время в служении слову и молитве.

Подобно тому, как скаковая лошадь, уже не могущая бегать на ристалище, ставится на мельнице, без конца ходя по кругу, так и учитель, охладевший к слову добродетели, на ловлю людей выходит с помощью трапезы. И если хотя бы за бедными и нуждающимися, из-за чего и возможно быть ублаженным Господом, а именно: Алкал Я, и вы накормили Меня (Мф. 25:35), но они выходят или за одними богатыми, чтобы услышать о себе хорошее, или, когда угасает их слава, чтобы самим быть приглашенными подобным образом, или, если ничего из этого нет, чтобы не прослыть плохим человеком, не помня проклятия Господа, говорящего: Горе вам, когда все люди будут говорить о вас хорошо — ибо не сказал Господь "нищие", но "все люди", — ибо так поступали с лжепророками отцы их (Лк. 6:26). Таким образом, не будем, о Феодор, взыскивать, как тщеславные, лжепророческой славы. Пришел Иоанн путем праведности, не ест, не пьет, и говорят: "в нем бес". Пришел Сын Человеческий, и ест, и пьет, и говорят: "Вот человек, который любит есть и пить вино, друг мытарям и грешникам" (Мф. 11:18–19).

Диакон. Вовсе не порицая и не осуждая таковой подвиг, о доблестный отче, я (лишь) присовокупил вопрос к твоему подробному рассказу. Ведь я узнал образ мыслей этого мужа и из самой молвы, и из дошедших до нас сочинений, проповедей и посланий Иоанна. Но я изучаю его цель, чтобы мне подражать ему в этом деле. Существует ли кто-нибудь столь неразумный, чтобы не понимать, что трапеза приносит больше ущерба, чем выгоды, если только когда-нибудь не случится нужда оказать, по необходимости, гостеприимство святым?

Епископ. Об этом говорю и я, истиннолюбивейший Феодор, немало дорожащий отеческой добродетелью, особенно страннолюбием.

Из прочих добродетелей, простирающихся к благочестию, существует одна, благодаря которой господа патриархи — один принял за трапезой Спасителя Бога, другой оказал гостеприимство ангелам; один обрел сына в старости, другой получил в качестве награды вместе с дочерьми спасение из Содома. О ней говорит и апостол, поощряя нас к подражанию: Страннолюбия, — говорит, — не забывайте, ибо через него некоторые, не зная, оказали гостеприимство Ангелам (Евр. 13:2). Следует, чтобы страннолюбец умом был подобен змее, а чистотой — голубю, подчиняясь двум изречениям, с одной стороны: всякому просящему у тебя давай (Лк. 6:30), а с другой: не всякого человека вводи в дом твой (Сир. 11:29), чтобы, приняв волка за овцу и медведя за вола, не получить убытка вместо прибыли. Прежде всего следует узнать место, в которое кто-либо поставлен, пустынное оно или многолюдное, затем, свою способность, можешь ли ты переносить различные нравы, затем рассудить о том, кому должно быть оказано благодеяние, богатый он или бедный здоровый или больной, нуждается он в пище или же в одежде, ибо [лишь] при этих условиях действительно совершается милосердие.

Блаженный Авраам оказывал гостеприимство не консулам, не военачальникам, не знатным людям из окрестного мира, у которых лошади блистали уздой или сбруей, а высокие сапоги с медными колокольчиками уже издали издавали шум, сопутствующий превозношению, но, живя в пустынных местах, принимал тех, кто приходил туда. Переходящие же через пустыню приходили к патриарху или ради добродетели, или из-за нищеты, последней степени бедности. Подобным образом и Лот, живя в городе худшем, чем пустыня, из-за нрава его жителей, принял прибывших в город странников. Но будет излишне, пожалуй, чтобы кто-либо из пресвитеров, живя в городе, управляемом по самым справедливым законам, каковым и является город Константина, в котором все жители — странноприимцы, оставив служение слова и посвящая свое время книгам эконома, забыл, кто он есть на самом деле, считая себя лавочником вместо учителя и искажая чистое знание разведенными водой рассуждениями, как плод своих дел получив пророческое порицание: Корчемницы твои мешают вино с водою (Ис. 1:22).

Ведь насколько для не имеющих силу вино отличается от воды, настолько же учение превосходит странноприимство. Одно приносит пользу лишь в нынешний день, другое — и в последующее время; одно приобретает лишь присутствующих, другое — и отсутствующих: присутствующих через устную речь, отсутствующих — через писания. Когда Спаситель приходил во плоти, накормив, не в городе, а в пустынном месте, хлебами пять тысяч, Он мог, научив присутствующих через устное слово, спасти отсутствующих через записанные Евангелия. Таковыми, особенно, являются и слова духоносных людей. И не тогда удивляйся, Феодор, когда кто-либо голодного насытит пищей, но тогда, когда кто-либо душу освободит от незнания. Ведь первый, насыщая чрево либо даром, либо за деньги, хлебом ли, или овощами, легко находит кого-либо, предоставляя необходимое, второй же, питающий словом, — находит лишь немногих, ибо найденный, поскольку нечистые духи всегда противодействуют спасению души, или не верует, или верует с трудом. Об этом-то гладе словесного учения, угрожая навести его в виде наказания, возвестил Господь Бог пророку: и послю глад на землю, не глад хлеба, ни жажду воды, но глад слышания слова Господня (Ам. 8:11). Что касается чувственного голода, возможно, оставив нуждающийся город или страну, спастись в другой, как святые патриархи, переселившиеся из Палестины в Египет, что же касается духовного голода, который не приходит в Церкви иным образом, как через недостаток учителей, то о нем еще раз сказал пророк: "и будут скитаться, ища слова Господня, и не найдут его" (Ам. 8:12).

Какого блага не происходит от учения? И что неуместно не приобретается от неумеренной пищи или пира? Болезни, ссоры, необузданность того, что находится под чревом, и следующие из этого дела. Когда Ева была изгнана из рая? Не тогда ли, когда послушала змея, съев плод древа, не довольствуясь установленной пищей? Когда Каин совершил мерзость братоубийства? Не тогда ли, когда первый вкусил от начатков плодов, сохранив первый урожай для объядения? Когда трапеза детей Иова оказалась наскоро приготовленной могилой? Не тогда ли, когда они ели и пили? Когда Исав потерял благословение? Не тогда ли, когда служил чреву, обольщенный пищей? Когда Саул потерял царство? Не тогда ли, когда съел лучшую из овец, вопреки закону? Когда израильский народ раздражил Бога? Не тогда ли, когда возжелал египетских столов, требуя от учителя мяса и котлов? Офни и Финеес, сыновья Илия, из-за чего были умерщвлены в первый час сражения? Не потому ли, что они вытащили крюками из котлов мясо, предназначавшееся для жертвы? Иаков, достойный порицания, почему оставил Бога? Не потому ли, что утучнел, отолстел и разжирел (Втор. 32:15)? Когда содомляне были уязвлены страстью, противной природе? Не тогда ли, когда их дух оказался совершенно развращен пирами, когда о них в поругание вспомнил Иезекииль, говоря: в изобилии вина, в насыщении хлебом они проводили невоздержанную жизнь, то есть города, и дочери ее (Иез. 16:49), то есть деревни, имеющие всегда тот же закон, что и город? Когда древний народ отказался от размышления о целомудрии? Не тогда ли, когда они равным образом провели большую часть своей жизни на ложах из соломы и когда пророк скорбел в негодовании: вы едите лучших овнов из стада и тельцов с тучного пастбища... пьете из чаш вино, мажетесь наилучшими мастями, нежитесь на постелях ваших, и не болезнуете о бедствии Иосифа! (Ам. 6:4–6). На кого навел проклятие Исаия? Не на тех ли, которые рано поутру собираются на пиры, говоря так: Горе тем, которые с раннего утра ищут сикеры и до позднего вечера разгорячают себя вином. И цитра, и гусли, тимпан и свирель, и вино на пиршествах их; а на дела Господа они не взирают (Ис. 5:11–12). Когда жрецы Вила были посрамлены Даниилом? Не тогда ли, когда пепел изобличил их, охотящихся за едой и питьем?

Что же следует мне сказать о предпочитающих идти широким путем и пренебрегающих узким? Достаточно с меня слова Спасителя для обличения тех, кто любит жареное, когда безымянного богача, каждый день блистательно веселящегося в земной жизни, он показывает желающим получить крохи и капли воды от нищего Лазаря и не получающим их. Теперь воззрим на лик древних святых и узнаем, в чем вообще заключались отличительные свойства их учения, в благочестивой ли жизни и чистом слове или в пирах и возлияниях. Первый из них, Енох, верой был переселен или пиром? Затем Ной не верой ли спас в ковчеге вселенский род, когда весь мир земной был очищен от пиров и от постоянно творящихся нечистых дел, не постом ли и молитвой? И не для того ли, что малое время спустя после потопа он предался напитку, Священное Писание возвещает его позор, а не славу? Одержал ли блаженный Авраам победу над пятью содомскими царями, вернув себе Лота, верой и праведностью или едой и питьем?

Феодор же сказал: Если ты ссылаешься на Авраама, то выслушай и мое мнение: любой скажет тебе, что, с одной стороны, он верой победил на войне, а с другой — за трапезой принял Бога, на что ты и сам указал, наперед признав это.

Епископ: Ну так что же? Если Авраам за трапезой принял Бога, неужели мы все, оставив веру и остальные добродетели, возлюбим пиры, нисколько не отличаясь от лавочников или содержателей гостиниц, воздвигнувших их на людных дорогах из-за этой самой выгоды? А девы, подвизающиеся во славу Бога, чтобы быть святыми телом и духом, неужели пусть они родят, поскольку Мария родила Христа? Если они так будут поступать, они ни в чем не будут отличаться от блудниц. Ибо если учителя устраивают трапезы из-за Авраама, то пусть и девы родят из-за Марии. Отойди, почтеннейший, не будем поругать того, что совершается прекрасно и своевременно, ибо совесть каждого, если он этого хочет, внушает ему то, что подобает.

Что же, Иаков-борец подвигом ли похитил то, что принадлежало Лавану, или председательствованием на пире? Тот, который сказал: Я томился днем от жара, а ночью от стужи, и сон мой убегал от глаз моих (Быт. 31:40), не прося в молитве ничего, кроме хлеба и одежды, и говоря: и даст мне хлеб есть, и одежду одеться... и от всего, что Ты даруешь мне, я дам Тебе десятую часть (Быт. 28:20–22); не сказал: "потрачу на трапезы". Небезызвестный пророк Божий и верный слуга, Моисей, какую трапезу приготовив, собрал народ на горе? Какие сосуды с напитками имел тот, который извел воду из скалы ради неверия народа? Тот, который был вождем шестисот тысяч человек и носил скрижали Закона для исправления народа, прозрачные ли бокалы, матки ли свиней, птиц ли из Фарсиса, рыб ли из моря, процеженное ли вино из Тира, богатые ли хлебы предлагал он научаемым или слово?

Диакон. Но кто-либо возразит тебе на это, отче: "Дай мне этой манны и этой воды, и более я не потребую ничего".

Епископ. Кто настолько ограничен умом, чтобы духовному учению предпочесть чувственную манну и текущую воду? Итак, Самуил, учитель народа, безмолвствовавший в Армафаиме в течение двадцати пяти лет, трапезой ли некого человека отвратил от идолов или словом? Когда поставил роскошную трапезу царь и в то же время пророк и псалмопевец, который сказал: Ибо пепел, как хлеб я ел, и питье мое слезами растворял (Пс. 101:10)? Какой трапезой удалил от греха чревоугодников Илия Фесвитянин, виновник поста во всей вселенной, приготовивший невольный голод, продолжавшийся в течение трех лет и шести месяцев? Каких он имел поваров? Разве не от воронов получал он хлеб насущный? Мудрый Даниил, провидец будущего, какой трапезой воспитал ассирийцев? Разве не постом и молитвой он погубил дракона, разрушил статую Вила, укротил львов и убедил царя отречься от отеческих богов через исповедание истинно существующего Бога? Какой трапезой, какой приятной едой пользовался сонм остальных пророков и апостолов? Разве не были они учителями? Разве не была им вверена вся вселенная? И разве мы не являемся их преемниками? Разве не хочет Слово, чтобы мы придерживались их образа жизни? В согласии с этим учит и Павел, говоря: Взирая на кончину жизни их, подражайте вере их (Евр. 13:7). Какие медовые соты имел в пустыне глашатай покаяния Иоанн Креститель, не только не приготовляя завтрака приходящим к нему, но упреками устраивая им горькую встречу? Не только пронзительным взглядом потрясал он их ушедшую совесть, но самим видом, и еще в большей степени словом, будто мечом, отсекая язвы души: Порождения ехидны! Кто внушил вам бежать от будущего гнева? Сотворите же достойные плоды покаяния (Лк. 3:7–8), да не будет вам опорой одно крещение, но также и то, что вы дети Авраама.

Что же учитель язычников, тот, который упразднил плотское обрезание, чтобы учредить обрезание верой, "сосуд избранный", Павел? Можно ли найти его, проводящего время лишь за трапезой, его, бывшего должником больше всего именно в этом, поскольку он общался с языческими народами прежде всего за трапезой? Что же пишет он Тимофею, епископу Эфесскому? Занимайся, — пишет он, — пышностью трапезы, или чтением, наставлением, учением? (1 Тим. 4:13), и именно в этих делах был особенно решителен и ревностен блаженный Иоанн. Настой вовремя и не вовремя — говорит он, — обличай, запрещай, увещевай (2 Тим. 4:2), и никто не упрекает его, что он употребляет два слова суровых, а одно доброжелательное, поскольку он, может быть, употребляет его ради снисхождения. Слова обличай и запрещай являются весьма суровыми. В другом же случае он использует слово не "льсти", но "увещевай", которое, когда употребляется со знанием дела, достаточно сурово для сластолюбцев и возлежащих за столом, но для них можно найти еще более резкие обличения, хотя тогда все равно душа, боримая какой-либо страстью, остается бесчувственной к изобличительным словам. А здесь спокойно и понемногу она становится восприимчивой к кротости, соединенной со словами истины, и размягчается, словно сжигаемая на медленном огне. О чем же он напоминает нам? О пирах и возлияниях или о прославлении скорбей, говоря: Ты последовал за мной в житии, каковым образом и я расположил свою волю все совершать во славу Божию в гонениях (2 Тим. 3:10)? Для изобличения заблуждений упоминает ли он где-либо о трапезе? Давай посмотрим, что он пишет Титу, епископу Крита, о еде и питии или об обличениях и учении, говоря: Для того я оставил тебя в Крите, чтобы ты довершил недоконченное (Тит. 1:5) и убедил их не внимать другим учениям и не заниматься баснями и родословиями бесконечными (1 Тим. 1:4), приводя и способ обличения: Критяне всегда лжецы, злые звери, утробы ленивые (Тит. 1:12).

Пусть скажут нам эти поклонники чрева, эти великаны трапез, эти охотники за женщинами, порицающие подвиг Иоанна, обойдя вокруг весь Ветхий и Новый Заветы, где находится похвала пиру, если только не где-либо [в рассказе] о других племенах, да и то когда говорится о заключении мира, чтобы законом трапез привести к повиновению дикие и варварские народы. Не были ли пиры всегда основанием греха? Что же я говорю "греха"? Скорее великого идолопоклонства и братоубийства, как написано:и сел народ есть и пить, а после встал играть (Исх. 32:6), и была забава порождением опьянения. Сотворим богов, которые бы шли перед нами (Исх. 32:1). Подвергнувшись сотрясению из-за вина, они искали движущихся богов, оставив Непоколебимого и Наполняющего все и без того, чтобы двигаться. Что же дальше говорит пророк? Будут ли уста священника заботиться о пирах, потому что от него требуют обедов и завтраков, или ибо уста священника должны хранить ведение, и закона ищут от уст его, потому что он вестник Господа Саваофа (Мал. 2:7), а не повар? Когда была построена башня в Халне, до того, как начали употреблять вино, или после? Не одновременно ли с началом употребления вина, когда Ной, посадив виноградную лозу, пожал плод позора? И если дело обстоит так, то разве из-за напитка или посаженного растения, а не из-за неумеренности? Когда Иосиф был предан братьями? Тогда ли, когда они пасли овец, занятые повседневными делами, или они замыслили против него убийство на досуге, во время пира, закалывая и поедая лучших овец из стада? Когда была предана блуднице на блюде голова Иоанна Крестителя, на собрании ли мудрости или на пире беззакония? Блаженный Павел продолжал слово до середины ночи пия и поглощая яства или привел к вере не знающих Бога, не принимая пищи? Самого Пастыреначальника, Учителеначальника, Начальника мудрости, Иисуса Христа, Искупителя человеческого греха, когда, кроме Пасхи, что было исполнением таинств, мы находим в городе ядущим? О чем же он говорил с взволнованными учениками, о яствах или о Священном Писании? Старайтесь не о пище тленной, но о пище, пребывающей в жизнь вечную (Ин. 6:27).

Да скажет вместе с Господом и безупречный Иоанн: мой пир есть учение и раздаяние слова, ради чего я и был избран для спасения народа. Пища не приближает нас к Богу, едим ли мы, не едим ли (1 Кор. 8:8). Ибо только у язычников существует обычай обманывать тех, кто ими прельщен, посредством трапезы, и, поскольку они не могут верить слову, они говорят: Станем есть и пить, ибо завтра умрем (1 Кор. 15:32). К ним обращает апостол суровое наставление: Не обманывайтесь: худые сообщества развращают добрые нравы (1 Кор. 15:33), называя "худыми сообществами" беседы, вращающиеся вокруг подобных тем.

XIII. Диакон. Все сказанное тобой истинно, и рассказал ты обо всем со знанием дела. Все это правильно. Горе тем, которые зло называют добром, и добро злом, тьму почитают светом, и свет, тьмою (Ис. 5:20). Но кто-либо скажет: "Мы не говорим о том, чтобы Иоанн предавался таковым трапезам, ведь чрезмерная щедрость является основанием любви к удовольствиям, однако чрезмерный запрет — доказательство лишь страха и мелочности. Ведь на трапезу можно было бы пригласить только епископов, а из них — наиболее благочестивых. И если не их, то свой клир, подражая Господу, Который ел с двенадцатью апостолами".

Епископ. Ты возразил в высшей степени уместно, о, правдолюбивейший из всех людей, если бы клирики были согласны завтракать с Иоанном, вкушая пищу или не вовремя, или вообще не вкушая в течение целого дня, но ведь они требовали, чтобы роскошная и тщательно приготовленная трапеза была подана вовремя. Неуместно было бы тратить пищу больных на невоздержание здоровых. Что же это за закон, в согласии с которым ученики устанавливают правила для учителя, или больные для врача, или матросы для кормчего, в то время как врач всегда лечит больных, учащий исправляет учащихся и плывущие на корабле стремятся к согласию с кормчим? Доверившиеся врачу или кормчему всегда подчиняются им, перенося ради любви к жизни любую скорбь и неприятность, и не взирают на то, окончится ли дело удачно. А к учителю, направляющему к лучшим делам, которому вверено отгонять болезни и немощи, искусному в том, как превзойти треволнения удовольствий, они простираются необузданными устами, попирая все неумытыми ногами.

Если бы он и предался трапезам, то сколько желаний, живя в столь большом городе, ему нужно было удовлетворить, когда каждый или ради благословения, или по причине бедности, или из-за чревоугодия требует пищи? Где же было бы время для созерцания Бога, для служения слова, для изучения Священного Писания, для заботы о вдовах, для утешения сирот, для попечения о больных, для вспоможения труждающимся, для заботы о сокрушенных, для того, чтобы навестить находящихся в темнице? Каким образом избежал бы он Божиего осуждения, которым Он осуждает пастырей в книге пророка Иезекииля: О пастыри, пасущие самих себя, а не пасущие овец. Заблудившуюся не возвратили, погибшую не взыскали, за слабой не смотрели, сокрушенную не перевязывали, и, закалывая, едите откормленную (Иез. 34:2–4). Об этом пишет и Павел: Вы терпите, когда кто вас порабощает, когда кто объедает, когда кто обирает (2 Кор. 11:20), и волною одеваетесь, а овец не пасете (Иез. 34:3). Также и в книге Иеремии Господь говорит о нерадивых пастырях: Множество пастухов испортило Мой виноградник (Иер. 12:10).

Диакон говорит: Он мог бы попеременно и об этих делах иметь попечение, и о церковных заботиться, чтобы не иметь дурной славы, будучи великим в остальных делах.

Епископ. Это как раз и является нашим стремлением, чтобы не иметь дурной славы, преизобильно предлагать слово, усердие, ревность и прочее священническое благомыслие. Разве ты не знаешь, почтеннейший Феодор, что и блаженство вследствие неразумной клеветы, вместе с другими блаженствами, устанавливается Господом, сказавшим: Блаженны вы, когда будут поносить вас и всячески неправедно злословить (Мф. 5:11). Горе вам, когда все люди будут говорить о вас хорошо. Ибо так поступали со лжепророками отцы их (Лк. 6:26). Как уста, изощренные в божественных словах, и уши в слышании божественных пророчеств могли перенести многословие трапез, когда и Господь говорит: Не можете служить Богу и маммоне (Мф. 6:24)? Так, значит, будем искать, кто есть Маммона, чтобы некогда не оказаться служащими не двум господам, а лишь Маммоне. Ибо "Маммоной" Он ныне называет не диавола, но суету мира сего, от которой Слово отвратило своих учеников.

Диакон. Обратись, священнейший отче, к прочим делам, поскольку твое объяснение по поводу трапезы достаточно. И не сетуй на мои возражения, ведь я столь подробно вопрошал твое многознание, желая узнать больше.

Епископ. Пусть тебе это будет мною объяснено еще яснее, ученейшелюбивый Феодор, ибо я один из тех, кто приложил усилие угодить толпе посредством трапезы. Потому что епископ, особенно большого города, оставивший служение слова, не имеющий ни ночью, ни днем скрижалей закона в руках, совершающий заботу о нищих не за свой счет, а за счет других, будет далек от изрекших: вот, мы оставили все и последовали за Тобою: что же будет нам? (Мф. 19:27) и будет сопричислен к сказавшим: Господи, не от Твоего ли имени (Мф. 7:22) мы то или это совершаем, услышав вместе с ними: Отойдите от Меня, проклятые, не знаю, откуда вы (Лк. 13:27). Ибо не признает Слово неразумных делателей; чистым очам Его не свойственно глядеть на злодеяния (Авв. 1:13).

Многие из епископов, о которых здесь сказано, чтобы пресечь имеющую все основания ненависть, которой их возненавидели за их собственный нрав и нерадение о духовном, променивают страсть на страсть, любостяжание на тщеславие, одной рукой щедро творя беззакония в целях позорной выгоды, другой — изобретая трапезы и воздвигая высокие стелы, полагая через это показаться честными и трудолюбивыми и пожать честь вместо бесчестья. Ибо они не вспомнили об Екклезиасте, когда он строил и ненавидел свое дело и ясно запрещал таковое в написанном: Устроил себе сады и рощи, и вот все — суета. И возненавидел я весь труд мой, которым трудился под солнцем (Еккл. 2:5, 11, 18). Не сказал он "после захода солнца", чтобы не посрамить духовных трудов. Я говорю это не для того, чтобы посрамить тех, кто строит разумно и по необходимости или восстанавливает церковные здания, но ради тех, которые то, что предназначено для нищих, тратят втайне на подвесные галереи, на водоемы из дождевых вод в три этажа и на непристойные бани для мужчин и женщин в скрытых помещениях, ?и делают это?, чтобы собрать больше денег или, наоборот, чтобы с помощью этих развлечений приобрести себе друзей, получая этим самым благодарность за свои старания, так как они предоставляют все удовольствия для согрешающих. Да не случится мне где-либо, о великоименитый Феодор, угождать порочным, поскольку иным образом кроме как делами, неугодными Христу, я не смогу им угодить.

Диакон, удивившись при этом, спросил, сказав: Поскольку эти слова соответствуют природе вещей и на них нечего возразить, сообщи нам, если ты знаешь что-либо о том, что установлено в пределах Азии святым Иоанном, о котором сейчас мы ведем речь.

Епископ. Охотно.

Диакон. Ты узнал об этом, будучи сам свидетелем, или услышал от других?

Епископ. Мною не была оставлена без внимания ни одна часть судебного процесса.

Диакон. Изложи мне в деталях, какова была последовательность событий, какой они получили конец и откуда имели начало. Ведь в своем сочинении Феофил сказал, потщившись свою поспешность или превознести, или защитить, что блаженный Иоанн, движимый страстью любоначалия, в один день низверг шестнадцать епископов и вместо них рукоположил своих.

Епископ. Ничего невероятного и противоречащего своим нравам не совершил сей достойный изумления муж и написав против Иоанна, и написав ложь. То, с помощью чего он думал, что скроет свой позор, особенно порочит его, невольно прославляя Иоанна как невиновного, подобно тому, как было и с Валаамом. Ведь если бы он по закону низложил его, то не было бы необходимости ни в сочинении против него, ни в том, чтобы посылать его в ссылку, поскольку самого низложения достаточно, чтобы посрамить низложенных. Поскольку же доблестный муж не был законно низложен, в самом поражении приобретя победу, то остается зависть, через бессмысленную победу приобретающая поражение, надуваясь по обычаю пузыря и сокрушаясь на саму себя, записывая и начертывая сказанное пророком Исаией: "горе" тому, кто привлекает к себе всякую ложь делами, словами и писаниями. Горе, — говорит он, — пишущим, ибо они лукавство пишут (Ис. 10:1).

Что же касается низложенных в Азии не шестнадцати, а шести епископов, я скажу как перед Божиим судом, и не убавлю числа, и ничего не прибавлю к существу дела, но как в действительности обстоит дело, так да возвещу тебе. Епископы из Азии, пришедшие в Константинополь во время третьего индикта, по причине некоторой необходимости остались с нами, а в это время прибыли и другие епископы, из Скифии, как я сказал, Феотим, из Фракии — Аммон Египтянин, из Галатии — Арабиан — все они митрополиты, достигшие возраста старцев. Собралось их всех пятьдесят два епископа. После того, как все собрались и вступили в общение, некий Евсевий из места, именуемого Келибаны, епископ Валентинополя, представ в первый день недели перед собравшимся собором, передал собору хартии, разумеется, в соответствии с обычаем, поставив впереди имя Иоанна, содержащие обвинения против Антонина, епископа Эфесского, которые он расположил по семи главам: во-первых, расплавив священные предметы, он передал серебро в распоряжение сыну, во-вторых, взяв мрамор из входа в баптистерий, употребил его для своей бани, затем, он поместил в своей трапезной церковные колонны, находящиеся внутри в течение многих лет, в-четвертых, его слуга совершил убийство и продолжает служить ему, свободный от обвинений, в-пятых, продав земли, оставленные Церкви Василиной, матерью императора Юлиана, он присвоил себе деньги, в-шестых, расставшись с женой, он вновь сошелся с ней и родил от нее ребенка, в-седьмых, у него было законом и догматом продавать епископские хиротонии в соответствии с доходами. "И здесь присутствуют и давшие, и рукоположенные, и берущие, и я имею этому доказательства".

XIV. Диакон. Молю тебя, отче, сократи этот рассказ, ведь присутствующие соблазняются, когда такие вещи рассказываются епископами, даже если они сами этого не делают.

Епископ. О, я несчастный, сохраненный для таких дней, когда серебром покупается священство, если это называется священством. Я дошел до неразумия (2 Кор. 12:11), рассказывая об этом, поскольку доносчики на Иоанна ввергли нас в такое искушение. Потерпи меня великодушно, чтобы из этого рассказа ты удивился кротости Иоанна, усыпившей до времени ревность и сказавшего Евсевию: "Брат Евсевий, поскольку часто нелегко доказать обвинения, вынесенные под воздействием оскорбления, я прошу тебя прекратить письменно обвинять брата Антонина, поскольку мы устраняем причину оскорбления". В ответ на это разгоряченный Евсевий, используя суровые слова, весь трясясь от вражды к Антонину, настаивал на своих обвинениях. Иоанн умоляет Павла Ираклейского, ибо кажется, что он благоволит к Антонину, помирить их и, встав, идти в церковь с епископами, ибо настало время священнослужения. Преподав народу обычное приветствие мира, он сел вместе с другими епископами.

Пришедши тайно, обвинитель Евсевий передал перед всем народом и епископами другую хартию, содержащую те же самые обвинения, закляв Иоанна страшными клятвами, соединив с ними и слова "спасение монархов", из-за чего произошло большое смятение, ибо народ при этом дерзком поступке думал, что он призывает Иоанна требовать у императора согласия на смерть. Иоанн же, увидев противодействие этого мужа, стремясь к спокойствию народа, принял хартию и после чтения Священного Писания, попросив Пансофия, епископа Писидийского, совершить приношение Святых Даров, сам вышел с остальными епископами, поскольку он отказался служить, с омраченной совестью, согласно слову Евангелия: Если принесешь дар твой (Мф. 5:23) и так далее.

Обдумав все после того, как был отпущен народ, он, придя в баптистерий с остальными епископами, призывает обвинителя, сказав ему в присутствии всех: "Я тебе вновь говорю то же самое, поскольку многие, когда они оскорблены или находятся в гневе, много говорят и пишут, но не в состоянии этого доказать. Итак, если у тебя есть ясные доказательства — мы ведь не отклоняем того, что можно доказать, но и не привлекаем того, чего доказать невозможно, — прежде чтения обвинения выбери то, что подобает, ибо после того, как оно будет прочитано, достигнет слуха всех и будут изготовлены протоколы, нельзя будет тебе, епископу, требовать отмены обвинений". Он же при этих словах продолжал настаивать на своем. После этого приказывают прочитать хартию, и ранее указанные главы были прочтены. Старцы епископы, услышав содержание хартии, говорят Иоанну: "Если содержание даже одного обвинения из одной главы в высшей степени нечестиво и запрещено повсюду священными законами, [то этого достаточно], чтобы мы не думали проводить время во второстепенных делах, и пусть начнется расследование обвинения, бросающего в дрожь. Если окажется, что это правда, то не будет спора и об остальных главах, поскольку корень, о котором говорится в этой главе, приносит в качестве плода всякий вид зла, согласно сказанному: Корень всех зол есть сребролюбие(1 Тим. 6:10). Ведь принявший дары против невинных (Пс. 14:5) и помысливший раздаяние даров Святого Духа продавать за деньги как после этого убоится [продажи] священных сосудов, камней или церковных земель?"

Тогда Иоанн начинает расследование, сказав Антонину: "Что ты скажешь на это, брат Антонин?" Тот поневоле [все] отрицал, ибо как возможно с самого начала исповедать свой позор? Были спрошены и давшие деньги. Отрицали и они. При таких обстоятельствах, когда тщательное расследование продолжалось до восьмого часа, судебное заседание начало, благодаря некоторым доказательствам, упорядочиваться. Наконец, оно оканчивается, как обычно, на показаниях свидетелей, в присутствии которых давали деньги, а он их принимал. Но свидетелей не было, а они были необходимы. Увидев, что трудно обеспечить их присутствие, Иоанн, ради очищения Церкви и сострадания к свидетелям, был готов сам отправиться в Азию, чтобы довести расследование до конца. Антонин, увидев решительность и неподкупность Иоанна и сознавая самого себя виновным, придя к одному из находящихся у власти, о небольшом поместье которого он имел попечение в Азии, просит его удержать Иоанна от поездки в Азию, взяв ответственность за прибытие свидетелей на себя. И тот сразу объявляет Иоанну из своего дворца следующее: "Неподобающее дело тебе, епископу и предстателю душ наших, оставив город в опасении мятежа, отправиться в путешествие в Азию, в то время как свидетели могут легко быть приведены". Тот же, от кого ожидали мятежа, был варвар Гайна.

И что же? Чтобы мне не говорить пространно, Иоанн повинуется остаться, заботясь одновременно и о судебном процессе, и о том, чтобы чрезмерно не утомить свидетелей путешествием. Отсрочка приезда свидетелей, которых можно было не допустить или с помощью денег или с помощью власти, была находкой для обвиняемого. Иоанн, провидев это, вместе с собравшимся собором решает некоторых из присутствующих там епископов послать в Азию для допроса свидетелей. Для поездки были тотчас назначены три епископа: Синклитий, митрополит Трианопольский, Исихий, епископ Парийский, и Палладий, епископ Еленопольский, а собор после обсуждения внес в протоколы, что тот, кто в течение двух месяцев не предстанет перед судом и не докажет свою правоту в городе Ипепы в Азии — ибо этот город является соседним и для обличаемых, и для остальных епископов, обязанных проводить судебное разбирательство вместе с Синклитием, — таковой да будет лишен общения. После этого назначенные [собором] Палладий и Синклитий отбыли в Смирну, а Исихий, будучи другом Антонина, выставил как предлог болезнь. Они тотчас письменно объявили обеим сторонам о своем прибытии, чтобы, собравшись в назначенный город, исполнить обещания. А [враждующие стороны], убедив друг друга, одна — при помощи золота, другая — клятвы, делаются друзьями прежде прибытия судей. Прибыв для вида в Ипепы, они вновь думали обмануть судей задержкой свидетелей, уехавших по различным делам. После этого судьи спрашивают обвинителя: "Через сколько дней ты их приведешь? Мы их примем". Подумав, что они, не перенеся тяготы климата — ведь была середина лета, уедут, он письменно обещал в течение сорока дней или привести свидетелей, или подчиниться тому, что содержится в канонах. Отправившись на поиск свидетелей, но оставив это дело, он приезжает в Константинополь и скрывается там. А судьи, как полагается, прождали сорок дней и, поскольку он нигде не обнаружился, отправляют послания епископам всей Азии, отлучив его от общения либо как беглеца, либо как доносчика. После этого они прождали другие тридцать дней, и, поскольку он нигде не появился, уехав оттуда, прибыли в Константинополь и, случайно там с ним встретившись, упрекали его за то, на что он осмелился. Он же, сославшись на болезнь, обещал им привести свидетелей.

Пока таким образом проходило время, умирает Антонин, с которым судился Евсевий. Из Азии снова приходит послание, с одной стороны, от клира Эфесской Церкви, а с другой — от епископов к Иоанну, с требованиями, сопровождаемыми страшной клятвой: "Поскольку в прежние времена и установленные законы, и мы находились в пренебрежении у пастырей, мы просим твое почтение, придя, возложить ниспосланный Богом первообраз на Эфесскую Церковь, с давних времен изнуренную, с одной стороны, мыслящими по-ариански, а с другой — корыстолюбием и самолюбием тех, кто хвалится нашей правой верой, поскольку многие, сидя в засаде, как свирепые волки, домогаются, главным образом ради имущества, захватить епископский престол".

Иоанн же, несмотря на то что был очень нездоров и что была зима, не установив никакого наказания за глаза, исполнился решимости и, взойдя на корабль, покидает город, так как дела всего азиатского диоцеза тяжко занедуговали из-за неопытности или вообще отсутствия пастырей. Поскольку поднялся сильный северный ветер, моряки испугались, как бы не быть выброшенными на Проконес, и, чтобы это предотвратить, подняв дополнительный парус, подошли к горе Тритона. Бросив там якоря, они остались, ожидая южного ветра, чтобы причалить к Апамее. Прождав два дня, кружа на корабле без пищи, на третий день они достигли Апамеи, где их ожидали епископы Павел, Кирин и Палладий, ибо их Иоанн взял своими спутниками. Окончив путь пешком, они прибывают в Эфес и, собрав епископов Лидии, Асии и Карии, число которых достигло шестидесяти шести человек, совершают хиротонию. Многие [из епископов] прибыли из добровольного усердия, в особенности из Фригии, чтобы вкусить мудрости от уст [Иоанна], в согласии со сказанным: Премудрость воспевается на выходах из города, то есть среди говорящих и на площади ведет дерзновение (Притч. 1:20), то есть в сердца, расширенные различными скорбями, согласно сказанному: в тесноте Ты дал мне простор (Пс. 4:2); мудрость ведь притесняется теми, кто возделывает плевелы и душит слово.

XV. Пока все таким образом происходило, прибыл вместе со всеми епископами Евсевий, виновник нашего пространного рассказа, обвинитель шести других епископов, требуя, чтобы его приняли в общение. Некоторые из епископов высказываются против того, чтобы давать ему, как доносчику, общение. В ответ на это он просит, говоря: "Поскольку судебное дело за два года, по большей части, было рассмотрено и отсрочка произошла из-за отсутствия свидетелей, я молю ваше благочестие сегодня без промедления предоставить мне свидетелей. И хотя Антонин, рукополагавший за деньги, умер, остались те, кто дал деньги и был рукоположен". Собравшийся собор счел справедливым расследовать дело. Рассмотрение его начинается с чтения протоколов. Вышли свидетели. Вышли и шестеро давших деньги и рукоположенных. Вначале они все отрицали, но, поскольку еще остались свидетели и из народа церковного, и из пресвитеров, которым, как полагали, можно доверять, а также некоторые женщины, которые назвали и виды залогов, и места, и время, и количество, они, поскольку их совесть не была совершенно спокойна, каждый по отдельности, добровольно исповедуют: "Известно, что мы дали деньги и были рукоположены, считая это законным средством, чтобы быть свободными от обязанностей куриала. И теперь мы молим, если это не нарушает правил благочестия, чтобы мы остались в священном сане, поскольку если мы даже и давали деньги, то для того, чтобы получить их обратно, ведь некоторые из нас отдали имущество своих жен". Иоанн же, в ответ на это, предложил собору: "От куриальных обязанностей я сам с Божией помощью их освобожу, попросив императора, вы же постановите, чтобы они у наследников Антонина получили то, что дали". Собор постановил, чтобы они забрали обратно деньги у наследников Антонина и, пребывая вне священного сана, приобщались внутри алтаря, чтобы, если уступить их просьбе, не установился бы обычай иудейский или египетский покупать и продавать священство. Ведь говорят, что соблазнитель и лжеименный патриарх иудеев каждый год или через год менял старейшин синагоги получая от них деньги. Подобно этому поступал и ревнитель его, египетский патриарх, да исполнится сказанное пророком: священники его учат за плату (Мих. 3:11).

В подтверждение всего этого существуют и протоколы, и вынесшие приговор. Расследование же происходило не в один день, как клеветал Феофил, но в продолжение двух лет, а низложенные перенесли это с терпением, поскольку они освободились от будущего суда, так как один из них был народным защитником, другие же были поставлены на свои места, будучи девственниками, украшенными и жизнью, и словом. Но "благородные" и любящие ссоры после изгнания Иоанна, получив то, что получили — ибо не имеет имени порок, так же как не имеет и сущности, — одних, низложенных четыре года назад, снова допустили к Церкви, других же, законно возведенных на престол, изгнали для того, чтобы рассеять Христовых овец.

Однако наиболее смешным является то, что более всего достойно плача, и если ты услышишь [об этом], ученейшелюбивый Феодор, у тебя, согласно слову пророка, зазвенит во ушах (Иер. 19:3), и ты, будучи истинолюбивым, станешь оплакивать беснующихся епископов, помраченной рукой оскверняющих дары Христа. Ибо те хиротонии, которые с постом, молитвой, испытанием клира и страхом совершали Петр и Иоанн, они, наоборот, [совершали] в похмелье, в пьянстве, [получая] жалкие дары, — человеческие недоноски, недостойные бессловесных свиней и собак, согласно с прорекшим о них от лица Спасителя Иовом: которых я не согласился бы поместить с псами стад моих , которые обитали под хворостом (Иов 30:1). Итак, им вместе с мимами и иудеями, словно друзьям Спасителя, доверяются мудрыми тайны священнослужения, и из-за них избегает мест молитвенных собраний православный народ, ибо, безусловно, и до вас достигло [известие] о неслыханно дерзком деле, совершенном в Эфесской Церкви без всякой к тому причины. И как может быть иначе, когда этот город находится на берегу моря и через него легко проникают слухи? На месте, а лучше сказать, на престоле Иоанна, написавшего Евангелие, преданно припавшего к груди Премудрости, о котором написано: которого любил Иисус (Ин. 13:23), на престоле, который наследовал Тимофей, ученик Павла, к которому обращены два послания апостола, — мерзость запустения (Мф. 24:15). Ибо, рукоположив, они возвели на престол Виктора, евнуха трибуна, истощая в тюрьме до сего дня мужа, возведенного на престол двенадцатью епископами, проводившего монашескую жизнь в пустыне, изучившего круг наук, в совершенстве знавшего Священное Писание и прослужившего три года диаконом. И если бы рукоположенный евнух был поставлен ради благочестивой жизни, зло было бы только половиной зла, но вовсе нет, он был дождевым червем, рабом чрева, пылающим страстью к женщинам, бесстыдным пьяницей, уязвленным страстью блуда, рабом, купленным за деньги, не свободным, сребролюбивым, по самому своему рожденью приговоренным к оковам, безумным, не мужчина и не женщина, и, как я часто слышал, поднимавшим на плечи во время сатирических пиров актрис и, увивая плющом голову, державшим в руке кратер, чтобы черпать вино в виде мифического Диониса. И все это он делал не прежде того, как был посвящен Христу, но после просвещения, и этим он намекает, что не верит в воскресение, ибо, разрушая основы воскресения, как он будет в него веровать? А не веруя в воскресение, как он будет его проповедником, согласно сказанному: Как проповедовать, если не уверовали (Рим. 10:14–15)? Так, он проводит целомудренную жизнь, причиной которой был нож, лишенную награды, и бесплодно безумствует из-за своего позора.

Вот что произошло в Азии и о чем ты спрашивал из-за того, что Феофил написал, что Иоанн низложил шестнадцать епископов. На самом же деле ты знаешь перед лицом истины, что их было шесть. Остались и протоколы, в которых это записано, сохраненные нами, с подписями двадцати двух епископов, которые присутствовали с самого начала, и семидесяти, вынесших приговор и окончивших судебный процесс.

XVI. Диакон. Прости меня, отче, но таковые дела превосходят пьянство, безумие и ребячество. Ведь безумные, пьяницы и дети, одни — придя в себя, другие — отрезвившись, иные — достигнув сознательного возраста, стыдясь позорно или неуместно сделанного или сказанного, отказываются от этого, эти же, поступая так, будучи в совершенном возрасте и, по видимости, трезвы, не только не раскаиваются в содеянном, но еще и молятся, чтобы невозмутимо и твердо пребывать в своих злых делах. Те, которые, не содрогнувшись, на преступную голову, на которой сидели непристойные женщины, возлагали Евангелие, к кому другому будут причислены, как не к тем, которые на Сына Божия возложили терновый венец? Сам же ты, если знаешь, каким образом был поставлен Порфирий Антиохийский, или тех, кто его поставил, или прежнюю жизнь этого человека, была ли она неизвестной или знаменитой, были ли догматы его истинными или ложными, возвести нам, прежде всего потому, что он написал письмо Римской Церкви и не был удостоен ответа.

Епископ. Само слово мое будет словом истины, ибо я не забуду гласа Господа, говорящего: За всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда (Мф. 12:36). Я же сказал бы дерзновенно, в добавление к этому: "за всякий праздный слух", чтобы, по крайней мере, оградить самого себя, если ты, подчиняясь не моим сединам, а природе дел, увидишь, что я в чем-либо уклоняюсь от истины. Какая мне польза, если я солгал, от сказанных мною сегодня или вчера слов, когда в вечности я буду посрамлен перед лицом строгого суда? Как я избавлюсь от мельничного жернова злословия на шее ума, будучи увлекаем в глубину геенны за соблазненных моей ложью?

Этот Порфирий провел долгое время в Церкви, сначала служа в диаконском чине, а затем священнодействуя будучи пресвитером, временами, однако, внося чуждый обычай, и никогда ни в чем духовном не приносил пользы Церкви. Всегда противодействуя благочестивым епископам из окрестных стран, будучи, так сказать, епископом наибольшего города, и, имея в своем подчинении находящихся у власти, он торговал своим делом, строя козни против достойных хиротоний, и благодаря способности, свойственной нравам, как можно было бы сказать, "епископов на час", подстраивал хиротонии, уносимые ветром. Ибо, по мысли комика Менандра, ужасна лесть, переплетающаяся с пороком, как он и говорит: "Трудно, о Памфила, благородной женщине соперничать с блудницей: она больше знает, совершает больше злых дел, никого не стыдится и лучше льстит". В согласии с мыслью мудрого Соломона, слова наушника — как лакомства, и они входят во внутренность чрева (Притч. 26:22).

Он был не только чужд воздержания от плотских наслаждений, но врагом его, подобно тому, как коршун является врагом благовония, так что удерживал за собой славу порочной страсти Содома. Ибо, как многие говорят, поправ стену законов, мер и ограждений, которые природа положила удовольствиям, сокрушив стену, поправ меру и надругавшись над законом, породил подозрение, что он стоял во главе и разделял трапезу колдунов, возниц и тех, кто изображает древние мифы посредством непристойных движений, сопровождающихся выворачиванием ног. Не стыдился он содействовать колдунам и дружески с ними встречаться, так что в записи различных представителей власти были внесены против него обвинения, поскольку он не знал поговорки: "того, что делать не следует, даже и не предполагай делать". Говорят, что в добавление к прежним порочным делам он, чтобы удержать власть не словом, а тиранией, после хиротонии, расплавив священные предметы, издержал [вырученные деньги] на правителей, жалким образом подпавших под его власть.

Со ссылкой Иоанна в Армению совпала по времени смерть Флавиана, епископа Антиохии. Порфирий увидел обитателей мужских и женских покоев, привязанных любовью к груди пресвитера Констанция, с младых ногтей служившего Церкви, мужа, как говорит книга Судей, левшу (Суд. 3:15): рука, которая считалась у него левой, была лучше, чем у других правая. Он, служа сначала секретарем, был чист от получения порочных доходов и подношений, а впоследствии, достигнув степени чтеца и диакона, неутомимо господствовал над царствующим среди мужей вожделением женщин, как говорит автор притч: Рука избранных будет господствовать легко (Притч. 12:24). Ибо господствовать [над вожделением] равным образом свойственно и людям по большей части порочным, препятствующим действию плоти, прилагая большие усилия, из-за страха или стыда, но не уступать низменным страстям по любви к вышнему свойственно только боголюбцам, которых Писание назвало "избранными", сказав: Рука избранных будет господствовать легко. Он кроток как никто другой, подвижник, прозорливец, острый умом, медленный на лесть, рассудительный, всегда иносказательно выражающий то, о чем думал, милостивый, не сребролюбивый, справедливый в суждениях, долготерпеливый при оскорблениях, ревностный в вере, часто держащий пост вплоть до вечера, чтобы освободить утомленных трудом, почтенный видом, пронзительный взглядом, быстрый шагом, как подобает, не женатый, имеющий на лице улыбку, которую сохранял даже в болезнях.

И вот такого человека [Порфирий] готовится с помощью денег изгнать таковым образом: послав [письмо] в столицу к облеченным властью епископам, он делает так, чтобы его изгнали императорским указом в Оазис как возмутителя народа. Он же, узнав об этом, тотчас с помощью друзей спасается на Кипре. Сам же Порфирий, заключив под стражу пресвитеров Кириака, Диофанта и остальных клириков, укрыв подле себя Акакия, Севериана и Антиоха, выжидает момент, когда весь город переместился бы в городское предместье, во время одного из наиболее знаменитых у язычников праздников, соревнований в честь Геракла, совершающихся раз в четыре года, которые именуются Олимпийскими играми, где, как говорят, толпы бродячих женщин воспламеняются вместе с народом при виде состязающихся в предместье Дафна. Ринувшись в церковь вместе с указанными епископами и немногочисленными клириками, он, когда двери были заперты, тайно рукополагается с большой поспешностью, так что, из страха быть захваченными врасплох, они не успели закончить молитву. Таково прелюбодеяние, порождающее и совершающее внебрачное рождение.

Сторонники же Севериана, получивши удостоверение (Деян. 17:9), скрылись через горы и по бездорожью, бежав страха человеческого, и пренебрегли божественным страхом, которого они не знали. После того, как народный театр закрылся и народ вернулся в город, было объявлено о деле, совершенном Порфирием, и о драме, написанной Акакием. Подождав с того вечера до утра, будучи оскорблены [совершенным] прелюбодеянием, все, поднявшись, собрались с огнями и хворостом, желая уничтожить Порфирия вместе с его домом. Порфирий же, не будучи в неведении, что явилось причиной ненависти, оставив Бога, прибегает к командующему армией и после того, как наполнил его руки, начинает воевать против учеников Спасителя, пренебрегши войнами против исаврийцев. Величайшие разбойники исаврийцы разрушили Росс и Селевкию, а Порфирий и комит Валентин вместе со своими солдатами, поправшими ногами страшное знамение Креста, которое, подражая Учителю, они носили на плечах, шествуя на незасеянные земли, разграбили православную церковь.

По прошествии [нескольких] дней Порфирий быстро посылает в столицу [письмо] и готовится в добавление к чиновникам, подобным себе, назначить ночным префектом жестокого старика, упрямого и коварного, чтобы безбоязненно клеветать на ревностных христиан и прибрать к рукам город, подражая нравам богоборца Нерона. Ибо для него, имеющего целью не угодить Богу, приводя к Нему заблудшие души, а наполнить змеиное чрево, ходящее на своей груди, было невозможно убеждать словом, но мучить бессмысленно и жестоко. Ведь существуют и такие люди, которые не по доброй воле, а лишь по видимости, из страха наказания собираются в церковь, ожидая, что получат вознаграждение от Бога, по истине же позорят свою жизнь.

При этих словах потрясенный Феодор сказал: Я вижу, отче, что эти дела, совершаются вопреки смыслу слов. Ибо тщеславные люди, будучи по большей части человекоугодниками, оказываются и льстецами и изобретают пышные трапезы, чтобы за это быть любимыми и пользоваться доброй славой, даже если они часто получают плевки. Каким же образом Порфирий, как никто другой, изощрялся в угрозах, наказаниях и ссылках? Я не понимаю.

Епископ. Это ведь и есть самое удивительное, Феодор, что они достигли столь великой меры зла, что не только не спешили угодить людям, но вообще не думали о том, чтобы стыдиться совершенных дел. Ибо порок происходит от порока и приводит к пороку, поскольку зло только тогда прикрывается тщеславием, когда оно надеется господствовать над неведающими через лесть, а когда вышеупомянутые обнаружат лесть и то, что их улавливали с помощью трапезы, оно выставляет на первый план угрозы и наказания, чтобы тех, кого оно не прельстило трапезой или лестью, заставить трепетать от бесчеловечности и страха, как во времена мучеников. В те времена использовались оба способа: изобретаемая посредством даров и почестей западня, улавливающая тех, кто разевал рот перед пустой славой, и угроза наказания, приготавливающая решетку, козлы, диких зверей и все, что необходимо для страшных страданий, показывая мужественных и боголюбивых.

Однако известные члены клира Антиохии, а также и все знатные женщины, из-за которых особенно безумствовали сребролюбцы, начальствующие в Церкви, ожидая, что получат вознаграждение от Бога, собираются тайно, не приближаясь к церковным стенам. О тех же, кто был в Константинополе, что и говорить? Сколь великое множество покинуло церковь и собралось под открытым небом, как мы уже сказали, чтобы облеченные церковной властью не имели их слушателями своего молчания, ибо были совершенно бессловесны.

Диакон. Ты освободил мою мысль, отче, порабощенную сомнениями, представив моим глазам произошедшее, ибо согласие в словах и искренность рассказа удостоверили меня, что произошедшее — истина, поскольку невозможно, чтобы лживое слово согласовывалось само с собой. Итак, не тяготясь, расскажи нам о том, что касается Олимпиады, если ты что-либо об этом знаешь.

Епископ. О какой? Есть много женщин с этим именем.

Диакон. О константинопольской диакониссе, бывшей некогда невестой префекта Небридия.

Епископ. Я знаю ее очень хорошо.

Диакон. Какова была эта женщина?

Епископ. Не говори "женщина", но "таковой человек", ведь по облику своему она была мужчиной.

Диакон. В чем?

Епископ. В жизни, в трудах, знаниях, в перенесении искушений.

Диакон. Почему же Феофил порицал ее?

Епископ. Какой такой?

Диакон. Предстоятель Александрийской Церкви.

Епископ. Мне кажется, Феодор, ты предал забвению мой столь пространный рассказ.

Диакон. В чем же?

Епископ. Не щадящий истину и попирающий ее ногами, как показали предыдущие слова, тот, который не почитал Церкви, находящейся под небесами, за которую Единородный Сын был распят, согласно сказанному, чтобы сделать ее единой, но надругался над ее образом, может ли пощадить женщину вдову, проведшую жизнь в молитвах? Исследуй и посмотри: осудил ли он когда-нибудь какой-то порок, будучи постоянным врагом благочестия? Неужели ты не заметил в его письмах, как они противоречат друг другу? Ибо Епифания, блаженного епископа Констанции Кипрской, тридцать шесть лет возглавлявшего Церковь во времена Дамаса и блаженного Сирика, похулил как еретика или схизматика, а впоследствии, в послании папе Иннокентию, порицал блаженного Иоанна, называя Епифания блаженным. Сколько раз, по твоему мнению, он, будучи епископом, в надежде на деньги целовал из-за этого дела колени той, которую ныне порицает, падая перед ней ниц, и источая слезы? Но за что же он порицал ее?

Диакон. За то, что она оказала гостеприимство низложенным им монахам.

Епископ. Возможно ли для епископа и подобает ли вообще низлагать кого-либо из учеников, не говоря уж о монашествующих?

Диакон. Если бы он гневался против него или поносил его.

Епископ. Должно ли удовлетворять свой гнев, прибегая к клевете? Разве не стремится к поруганию Христа тот, кто занят своей собственной славой? Почему он вообще не подражал сказанному Учителем: Злословят нас, мы благословляем (1 Кор. 4:12)?

Диакон. А что, если монахи были неправославными?

Епископ. Ему необходимо всяческим образом исправлять их и убеждать, но не низлагать.

Диакон. А если он это исполнил, а они не захотели его слушать из-за любви к спору?

Епископ. Следует поступить согласно апостольскому слову: Еретика после первого и второго вразумления отвращайся, зная, что таковой развратился (Тит. 3:10–11), но не низлагать, не гнать и не высылать из родной земли, угрожая властью.

Диакон. Ты говоришь мне о мере мужа совершенного, боголюбивого и терпеливого.

Епископ. Нет большей похвалы, чтобы переносить того, кто хуже тебя. Но если он не совершен настолько, насколько ему подобает, как таковой может быть епископом? Ведь несовершенный никогда не заботится о совершенном. Как же он называется Феофилом, не любя Бога, ради Которого он должен легко переносить поношения от людей? Если же он не любит Бога, ясно, что не любит и самого себя, а тот, кто враг самому себе, как, наконец, возлюбит других? И нет ничего странного, если по этой причине он порицал Олимпиаду за то, что она оказала гостеприимство монахам.

Диакон. Общеизвестно, что Феофил, низложив их, совершил это дело, находясь во гневе, каковы бы они ни были, еретики или православные, однако диаконисса не должна была их принимать.

Епископ. Итак, как тебе показалось, хорошо она поступила или плохо?

Диакон. Я считаю, что плохо.

Епископ. Разве когда-нибудь осуждается благодеяние?

Диакон. Конечно, когда оно совершается ради людей злых, которым не должно оказываться благодеяние.

Епископ. Каковыми же были пять тысяч, которых накормил Спаситель пятью ячменными хлебами, добрыми или злыми?

Диакон. Ясно, что добрыми, раз они были накормлены Спасителем.

Епископ. Почему же, будучи добрыми, они были накормлены ячменными хлебами?

Диакон. По причине скудости, равно как и зноя, и голода.

Епископ. А почему они порицаются за неверие, потому что они добрые или потому что порочные?

Диакон. Если они порицаются, то ясно, потому что они порочные.

Епископ. А могут ли они быть и порочными, и добрыми?

Диакон. Конечно.

Епископ. Каким образом?

Диакон. По сравнению с худшими — добрые, а по сравнению с лучшими —порочные.

Епископ. Ты чудесно сказал. Таким же образом и монахи были и порочными, и добрыми; вернейшая оказала им гостеприимство как добрым, а достойный изумления низложил их как порочных, чего именно не следовало делать.

Диакон. Но он скажет тебе: "Он принял моих врагов для того, чтобы огорчить меня".

Епископ. Вообще на самом деле это его ошибка, что он называет их врагами, должник поношения, как подражатель Христов.

Диакон. Где же Спасителем порицаются пять тысяч, как ты говоришь? Ведь об этом не сообщается.

Епископ. Когда они, собравшись во второй раз, пришли к Иисусу и услышали: Вы ищите Меня не потому, что видели знамения и чудеса, но потому, что ели хлеб и насытились (Ин. 6:26).

Феодор сказал: Это в высшей степени ясно.

Епископ. Если кто-то достоин порицания, он, сообразно с этим, и порочен.

Диакон. Разумеется, так.

Епископ. Итак, Спаситель накормил порочных или добрых?

Диакон. Общеизвестно, что порочных, ибо не здоровые имеют нужду во враче, но больные (Лк. 5:31).

Епископ. Итак, плохо ли поступила Олимпиада, подражая своему Господу, посылающему дождь и повелевающему солнцу Своему восходить над злыми и добрыми (Мф. 5:45), если даже фарисеи порицали учеников, говоря: Учитель ваш ест и пьет с мытарями и грешниками (Мф. 9:11)?

Диакон. По-видимому, вопреки рассудку, многие злословят то, что благочестиво, и любят то, что позорно.

Епископ. К чему это твое слово, истинолюбивейший Феодор?

Диакон. Потому что, если ты не сделаешь свою речь понятной для меня, прояснив ход твоего рассуждения, я приду к суждению, лишенному смысла, приближаясь не к истинной цели, а к болтовне Феофила.

Епископ. Совершенно наоборот. Если будет показано, что те святые мужи были не только не порочными, но приведшими многих от порока к добродетели, будет ясно, что их гонитель достоин не того, чтобы его преследовали, а чтобы пожалели, поскольку он всегда оскорблял добрых и принимал порочных.

Диакон. Так дело и обстоит, как ты сказал, ибо, если не будет показано, что те мужи являются мудрыми и святыми, как говорят многие, Олимпиада будет вне порицания в согласии с предложенными умозаключениями, как подражательница Спасителя.

Епископ. Каких дел свидетельство ты считаешь большим, дел Евангелия или дел Феофила?

Диакон. Прекрати, умоляю тебя, ведь всем известно, что он низложил их из-за гнева и властолюбия, а на нее клеветал из-за вражды, обвиняя в ереси, выставляя монахов как предлог. Ибо, потерпев неудачу в том, чтобы получить от нее с помощью рабской лести что-нибудь, кроме пищи и подарка гостеприимства, он обратился к клевете, так как при всех обстоятельствах это было его обычаем.

XVII. Епископ. Итак, послушай, лучший из диаконов, ведь я вижу, что ты полезен для общего дела, ибо твоя ревность в юности есть ручательство того, что ты обретешь почет в старости. Мужи эти с младых ногтей, происходя от родителей-христиан, повиновались Богу и, будучи еще отроками, не перенесли ни служения суете, ни сношений с людскими толпами, но, достигнув безлюдного места на юге, лежащего вдали от населенного мира, построили хижины, чтобы только укрыться от жара солнечного светила и от небесной влаги. Живя в этих хижинах, они проводили время в молитвах и чтении Священного Писания, настолько ограничивая плоды рук в телесных трудах, насколько этого было достаточно для скудного образа жизни. Они считали, что лучше жить вместе с антилопами, страусами и буйволами, чем пировать с людьми, не знающими Бога.

Самый старший из них, почти девяноста лет, жил с блаженным Антонием. Именуясь Иераксом, он носит это свое имя до сегодняшнего дня. Другой, Аммоний, шестидесяти лет, с двумя братьями монахами и одним епископом были арестованы и сосланы при Валенте, о чем знает вся Александрия. Они были настолько совершенны в знании, что ничего в Священном Писании, что приводит в затруднение многих, не ускользало от их внимания. Двое из них почили, скончавшись в Константинополе. Аммоний же, как рассказывали Аврелий и Сисиний, пророчествовал, что, когда совершится его отшествие, наступит великое гонение и раскол в Церквах, виновные понесут позорнейший конец, и таким образом Церкви объединятся, что отчасти уже происходит и будет происходить дальше.

Ибо с того времени тела некоторых епископов и мирян захватила болезнь, наделив их различными страданиями, то слабостью и лихорадкой сжигая внутренности, то невыносимым зудом раздирая ногтями наружность, а также постоянными болями кишечника. У одного, охваченного водянкой, вокруг ног были синие отеки, у других — ревматизм всех членов; жар и холод, сотрясающий пальцы, поставившие неправедную подпись, воспаление живота, по причине гниения некоего члена, порождающее червей, зловоние, распространяющееся на большое расстояние; астма, затрудненное дыхание и судороги всех членов; ночные призраки то беснующихся собак, то вооруженных мечами варваров, возглашающих иноязычные слова завывающим голосом, чтобы превратить сон в бессонницу. Иной, упав с лошади, внезапно пронзив правое бедро копьем, сразу испустил дух; другой, потеряв голос, в течение восьми месяцев не будучи в состоянии поднести руку ко рту, был иссушаем на постели. Еще у одного, пока он был еще жив, в течение трех лет понемногу отсекали ноги до колен из-за давно начавшегося рожистого воспаления; у другого, как говорят, в чем и он сам признался, записав на дощечке, одновременно с сильным жаром распух язык и лежал как перегородка во рту, упираясь в зубы, поскольку, вопреки природе, не помещался в определенное ему место. И можно было видеть ниспосланный Богом гнев, начальствующий над различными наказаниями, ибо раздражающие Врача и Предстателя душ и удаляющие из мастерской спасения Его истолкователя оскорбляют и врачей, которые лечат тело, причиняя страдания имеющимися в употреблении лекарствами, но не совершают исцеления. Кто может вылечить наказанного Богом? Как говорит пророк: Или врачи их воскресят, и они прославят Тебя? (Пс. 87:11). Так да погибнут все, противодействующие миру Твоей Церкви, Господи.

Говорят, что могила монаха Аммония исцеляет больных лихорадкой, а похоронен он в мартирии Апостолов на берегу моря. Епископ же Диоскор, как говорят, часто молясь, чтобы или увидеть мир Церкви, или свою кончину, был удостоен кончины, поскольку вселенная не была достойна мира, и был похоронен перед вратами мартирия, так что многие женщины перестали приносить клятвы мученика, чтобы поклясться молитвами Диоскора. Моя длинная речь будет потрачена на рассказ и об остальных подвижниках, но, может быть, ты, носящий доброе имя, торопишься?

Диакон. Кто этот трижды несчастный, не дающий пути рассказам о добродетели? Итак, говори, умоляю, и любыми благословенными словами отведи мой ум от житейских помышлений.

Епископ. Есть, стало быть, и другой Иеракс, носящий языческое имя, но украшенный духовной жизнью. Он первый из всего Египта и Фиваиды, удалившись на Порфирову гору, подвизался четыре года вдали от всякого человеческого дыхания, в утешение довольствуясь только лишь добродетелями, а затем сорок пять лет в Нитрийской пустыне вместе с вышеназванными отцами. На него, как он сам рассказывал, восстали демоны, внушая помыслы, что он будет жить долго, и стремились поколебать его в предлежащей надежде, (Евр. 6:18) принимая вид ангела света (2 Кор. 11:14), говоря: "Тебе жить еще пятьдесят лет. Как ты выдержишь в пустыне?" Он же разумом, укрепленным верой, возражает им, сказав: "Вы опечалили меня, назвав время меньше положенного, я приготовился подвизаться в пустыне двести лет". Они же, услышав это, завывая, исчезли. И такового-то человека, которого не поколебали даже демоны, измыслив ввергнуть в небрежение помыслами о долгой жизни, папа Феофил приказал выслать и поставил в такие условия, что ему пришлось идти в столицу. Теперь же, после смерти Аммония, он вновь возвратился в пустыню, устрашенный притчей о плуге.

Еще один пресвитер, именуемый Исааком, ученик Макария, ученика Антония, пятидесяти лет, чрезвычайно пустыннолюбивый, сохраняющий в памяти все Священное Писание, берущий руками без вреда для себя рогатых змей, девственник от чрева матери, пришел в пустыню семи лет. По прошествии же сорока лет папа Феофил вместе с названными выше просеял его, как пшеницу (Лк. 22:31–32). Другой Исаак, ученик и преемник пресвитера Крония, ученика самого Антония, и сам пресвитер, чрезвычайно сведущий в Священном Писании, страннолюбивый как никто другой, так что он из-за чрезвычайного человеколюбия построил в пустыне странноприимницу для отдохновения немощных монахов и странников, приходящих ради того, чтобы увидеть блаженных отцов, чуждый гнева, проводя, как говорят, тридцатый год в отшельничестве, пострадал вместе с другими. Из них первый Исаак имел в своем подчинении сто пятьдесят подвижников, из которых Феофил, когда был еще боголюбцем, поставил семь или восемь епископов, другой же — двести десять, и многие из его [учеников] были также причислены к епископам.

Вот те, кого Феофил изгнал из пустыни из-за Исидора, о которых мы разговариваем уже третий день. Вот те, которыми пренебрегли священники и левиты, а мужественная жена приняла, и, к стыду епископов, диаконисса оказала им гостеприимство. Похвала ей водворилась в церквах ради многих ее деяний, ей, подражающей некогда жившему самарянину, который, найдя на спуске к Иерихону полумертвого и избитого разбойниками [человека], посадив его на подъяремного, довезя до гостиницы и изливая елей человеколюбия вместе с терпким вином, исцелил его раны (Лк. 10:30–37).

Но довольно говорить об этом. Сколь великий преизбыток денег или имущества она раздала нуждающимся, говорить не мое дело, но тех, кто получил благодеяние, ибо, будучи чужеземцем, я не был облагодетельствован ею. Послушай же о бóльшей добродетели. Ибо сироте, соединенной с мужем, не было позволено всезнающим Богом, видящим исходы человеческих дел, и восьми месяцев служить наслаждению плоти, царствующему над всеми, поскольку ее супруг был быстро востребован по необходимости природы. Говорят, что она, как гласит молва, осталась девой, ибо могла исполнить апостольское постановление, а именно: я желаю, чтобы молодые вдовы вступали в брак, управляли домом (1 Тим. 5:14), но не приняла этого на себя, хотя была украшена и родом, и богатством, и образованностью в различных науках, и красотой, и цветущим возрастом. Она, наподобие газели, отважно перешагнула западню второго брака, ибо закон положен не для праведника, но для беззаконных и оскверненных (1 Тим. 1:9), ненасытных в разврате.

Случилось же так, что [известие] о ее безвременном вдовстве по некой сатанинской зависти было доведено до слуха императора Феодосия, и он поспешил сочетать ее браком с неким Елпидием, испанцем, своим родственником. И после того, как он, неотступно умоляя "этого человека" и потерпев неудачу, опечалился, она объявляет ему: "Если бы мой Царь хотел, чтобы я жила в браке с мужем, Он не отнял бы у меня первого, но поскольку Он знает, что я не способна к совместной жизни и не могу угодить мужу, Он освободил его от уз, а меня избавил от тяжелейшего ярма и служения мужу, вложив в мой ум благое Свое ярмо воздержания". После такого ответа император приказывает префекту города охранять ее имущество, пока она не достигнет тридцатилетнего возраста. Он же, тотчас получив поручение императора, настолько ее стеснил, что она не имела возможности ни встречаться со знаменитыми епископами, ни приближаться к Церкви, чтобы, отягощенная печалью, она склонилась к выбору брака. Она же, еще больше обрадовавшись и благодаря Бога, в свою очередь ответила императору следующее: "Ты, владыка, выказал на мне, смиренной, подобающую императору и соответствующую епископу добродетель, приказав охранять мою тяжелейшую ношу, о которой я имела попечение, чтобы ею управляли. Ты сделаешь еще лучше, приказав раздать ее бедным и церквам. Я же с давнего времени молилась об избавлении от тщеславия, чтобы мне не пренебречь духовным богатством, находясь среди материального". Таким образом, возвратившись с войны против Максима и услышав о силе ее подвига, император приказал, чтобы она владела своим имуществом.

Диакон. Иоанн справедливо уважал ее за то, что она подвизалась таким образом.

Епископ. Она воздерживается от мяса и, по большей части, от бани, если же у нее была необходимость по болезни, ибо страдает обычно хозяин дома, она сходит в воду в хитоне, стыдясь, как говорят, самой себя.

Диакон. Говорят также, что она очень заботилась о блаженном Иоанне.

Епископ. Что достойно выказало ее добродетель в отношении к нему, как не то, что она неукоснительно предоставляла ему его каждодневную пищу, что и является немалым для делателей Христовых, которые ночью и днем заботятся о делах Христовых, как говорит Павел: Приветствуйте Персиду возлюбленную, которая много потрудилась о Господе (Рим. 16:12),потому что все ищут своего, а не того, что угодно Христу (Флп. 2:21). Я знаю, что она еще больше служила блаженному Нектарию, поскольку он полагался на нее и в церковных делах. Что же говорить об Амфилохии, Оптимии, Григории, Петре, брате Василия, Епифании Кипрском, о святых, которым она даровала и земельную собственность, и деньги? Когда Оптимий умер в Константинополе, она своими руками закрыла ему глаза. Кроме них, она безмерно помогала жалким Антиоху, Акакию и Севериану и просто отчасти всем находящимся в городе клирикам, а также бесчисленным девам и монахам.

Но Иоанн, рассматривая себя, так сказать, как пример для подражания, посланный епископам, которые будут после него, чтобы в согласии с Павлом жить на своем иждивении (Деян. 28:30), ни к чему не прикасаясь из того, что принадлежит Церкви, получал пищу на один день, постоянно избегая таковой заботы, и говорят, что он казался смущенным, принимая чувственную пищу.

Совершенно как яблоки, если они полностью созрели, не могут оставаться на ветви, взыскивая руку хозяина, так и святые, когда они преестественно устремлены к красоте небесных дел, торопятся встретить обетование прежде определенного им исхода. Подобное этому происходит и у детей сильных мира сего, ибо они часто в предвкушении медового пирога отказываются от предложенной пищи, чтобы сохранить свое стремление насытиться предполагаемой сладостью. Да познают те, которые совершают путь по тому же самому духовному следу, слова: Если мудрое слово услышит разумный, то он похвалит его и приложит к себе (Сир. 21:18).

XVIII. Диакон. Ты утешил меня, почтенный отче, взяв на себя труд рассказать мне обо всем, о чем [говорила] и предшествующая твоим рассказам молва, приправив изреченное некой приятностью. Однако я должен сказать, что нисколько не отяготило бы церковь содержание епископа, если бы святой Иоанн принимал часть от церкви, согласно сказанному: трудящийся достоин (Лк. 10:7) пищи своей, и еще: кто, пася стадо, не ест молока от стада? Кто, насадив виноград, не ест плодов его (1 Кор. 9:7)? Не из Писания ли это и многое другое?

Епископ. Прекрасно и разумно ты сказал, Феодор. Прибавь к изреченным словам и следующие высказывания: ибо хотя священным законом дана власть священнодействующим питаться от святилища (1 Кор. 9:13), но стяжатель благ, Павел добавляет: мы не пользовались сею властью (1 Кор. 9:12) для телесных нужд,чтобы быть соучастником Евангелия (1 Кор. 9:23), но лишь для духовных, чтобы не стать соблазном для немощных (1 Кор. 8:9), согласно сказанному: Если кто-либо увидит, что ты, имея знание, в немощи лежишь, то совесть его, как немощного, не расположит ли и его (1 Кор. 8:10) подражать немощи? Ибо если бы наши дела прекратились вместе с нами и если после нас никто не наследовал бы служения народу, можно было бы по ошибке сказать: "Мы живем, как хотим, вкушая от мирских благ". Но поскольку те, которые будут после нас, вопросят нас, как учителей, ссылаясь на наш закон и обычай, необходимо не только для себя жить, но и для умершего за нас и воскресшего (2 Кор. 5:15), укреплять немощь народа и свое устроение приводить к самому целомудренному, самому скромному уделу, согласно сказанному: Кто человек, боящийся Господа? Ему Он даст закон в пути, который он избрал (Пс. 24:12). Ибо для падших и жалких, которые необдуманно согрешают, Господь полагает закон, как для любящих дух рабства (Рим. 8:15), согласно псалмопевцу Давиду, Господь даст закон согрешающим в пути (Пс. 24:8) для исправления преступающих заповеди. Праведный же, перейдя меру рабства закону, спеша к уделу сыновства через любовь к Господу, является самому себе законодателем, каковым и был Иов в делах и словах: Закон положил я с глазами моими, чтобы не помышлять мне о девице (Иов. 31:1). Каков же был этот завет? Таков, чтобы непослушных приучить к целомудрию. Подобное говорит и Давид:Я поклялся и поставил сохранить суды правды Твоей (Пс. 118:106), принуждая клятвой сомневающуюся и колеблющуюся мысль. Иоанн, будучи подражателем тех отцов, как законный, а не незаконнорожденный сын, стремясь к более строгому уделу жизни, чтобы исцелить расслабленную различными страстями людскую паству, был самому себе судией и законодателем, утесняя себя непреложным осуждением, держась в стороне от пиров, собрания шутников, пустословов и смехотворцев, прикрывая щитом во всеоружии Святого Духа око своей души, чтобы невоздержание, обретя вход посредством пиров или неуместного слова, не уничтожило целомудрия, согласно сказанному: Худые сообщества развращают добрые нравы (1 Кор. 15:33).

Поэтому он и был обвинен в заговоре, ибо он был обременителен для них, как блистающий светильник для больных глаз. Таков был и сострадательный Иеремия, который со слезами жаловался на неверие находящихся у власти и священников, прибавляя: О, кто даст голове моей воду и глазам моим источники слез! Я плакал бы день и ночь (Иер. 9:1) о народе моем? И вновь: О, кто даст мне в пустыни пристанище путников! Оставил бы я народ мой и ушел бы от них: ибо все они прелюбодеи (Иер. 9:2), называя "собором изменников" собрание лжепророков и священников. Так же и в другом месте он обращается к Богу не как не знающий Его, но как показывающий нам пример для подражания.Господи, не сидел я в собрании, когда они смеялись, но боялся пред лицом Твоим, я сидел одиноко, ибо был исполнен горести (Иер. 15:16–17). То, что согласуется с этими словами, говорит и Давид: Я не сел в совете суеты и с законопреступными не пойду, и добавляет, поясняя: возненавидел я собрание злодействующих, и с нечестивыми не сяду. Омою среди невинных руки мои, то есть деятельную силу, и обойду жертвенник Твой, Господи (Пс. 25:4–6).

Но они менее всего заботятся о жертвеннике и поворачиваются к нему спиной, не намерением, но жизнью, не только [прикасаясь к нему] руками, обагренными кровью, оскверненными получением и дачей взяток, ложными доносами, но и попирая его грязными ногами. Намекая на них, сказал Иезекииль: И привел меня ко входу во двор, и я взглянул, и вот в стене одна скважина. И сказал мне: сын человеческий! Прокопай. И я прокопал и увидел, и вот одна дверь. И сказал мне: войди и посмотри на отвратительные беззакония, какие они делают здесь. И вошел я, и вот, всякое подобие пресмыкающегося и скота и суетных и мерзких идолов. И сказал мне: видишь, сын человеческий, что делают старейшины дома Израилева в темноте на ложах своих тайно? — намекая на их нечистую мысль, — ибо говорят: не видит нас Господь, оставил Господь землю. И сказал мне: ты увидишь еще большие беззакония, которые они делают. И ввел меня в другое место и показал мне. И я вот, там женщины сидящие и плачущие о Таммузе. И еще: И ввел меня во внутренний двор дом Господня, и я вот, там двадцать четыре старца, и лица их повернуты, и спины их обращены к жертвеннику. И сказал мне: Не мало ли того, что творит дом Израилев? (Иез. 8:7–10, 12–14, 16–17)

Мы вынуждены вспомнить отрывки из пророка из-за расточительных [людей], которые почитают себя чем-нибудь и обольщают сами себя (Гал. 6: 3), которые разоряют церковный мир, так как они поворачиваются спиной к Престолу Господню, которым суд давно готов, и погибель их не дремлет (2 Пет. 2:3), которые мыслят о земном (Флп. 3:19), о которых Иуда, брат Иакова, говорит: Таковые бывают соблазном на ваших вечерях любви: пиршествуя с вами, без страха утучняют себя: это — безводные облака, носимые ветром; свирепые морские волны, пенящиеся срамотами своими; звезды блуждающие, которым блюдется мрак тьмы на веки (Иуд. 12–13). Тем, что он назвал их безводными облаками, он намекнул на опасный град — противник виноградников, а [назвав] их блуждающими звездами, он тонко указал на их коварство по отношению к кораблю. Корабль же этот и виноградник есть Церковь. Что же вслед за этим по необходимости последует? Послушай вновь самого пророка Иезекииля, продолжающего свое повествование: И показал мне, и вот, шесть мужей шли от пути высоких ворот, обращенных к северу, и у каждого секира в руке его: и среди них муж один, облаченный в льняную одежду, и пояс из сапфира на чреслах его, и вошли и стали подле жертвенника медного. И слава Бога Израилева сошла с Херувимов, на которых была, на порог дома. И призвал мужа облаченного в льняную одежду, который имел на чреслах своих пояс. И сказал Господь ему: пройди среде града Иерусалима и дай знамения на лица мужей плачущих и скорбящих о всех беззакониях, совершающихся среди них. И сказал им, — ясно, что все имели мечи, — я слышал это: идите в град в след за ним, — ясно, что за полагающим знамение на лице, — секите и не щадите глазами вашими и не жалейте: старца, и юношу, и деву, и младенцев, и женщин бейте до смерти; а ко всем тем, на ком есть знамение, не приближайтесь и от святых Моих начните. И начали от мужей старцев, которые были в доме Господнем (Иез. 9:2–6).

Если кто-либо считает, что это пророчество об иудеях, таковой, как кажется, не знает, что пришел на землю Спаситель, ибо не прежде плена священнодействовал Иезекииль, но будучи уведен в плен по домостроительству Божию еще совсем юным отроком, и вместе со всем коленом Левия он удостаивается провидения будущего, священнодействуя в плену, как он сам повествует:И было в тридцатый год, в четвертый месяц, в пятый день месяца, когда я находился среди переселенцев при реке Ховаре (Иез. 1:1). Но если кто-нибудь, убежденный этим, скажет нам: "Поскольку впереди шел Спаситель, Который дал на чело знамение Креста, но в Него не уверовали, то наказание пришло от Римской империи при Веспасиане, сокрушившем в сороковой год сотворившую беззаконие синагогу", мы согласимся с тем, кто так думает, и призовем его, как сына Нового Завета, послушать Павла, посвященного в таковые таинства, говорящего обо всех этих книгах следующее: Все это происходило с ними, как образы; а описано в наставление нам, достигшим последних веков (1 Кор. 10:11).

Я говорю это не потому, что желаю, имея железный меч, выйти против врагов Божиих — прочь! Пророк указывает не на железо, а на некоторые другие карательные силы, о которых сам Иезекииль говорит: если Я наведу на какую-нибудь землю меч ("наведу", а не "пойду вместе"), и возьмет народ земли той одного человека и поставит себе стражем, и увидит страж меч грядущий и вострубит трубою и объявит народу, и услышит слушающий, но не остережется, и меч, придя, настигнет кого-то, кровь его от него Я взыщу, потому что он не услышал звука трубы. И еще: Если страж увидит меч грядущий и не вострубит трубою и не объявит народу, и меч, придя, настигнет кого-нибудь, кровь его от руки стража трубы Я взыщу, поскольку, увидев меч, он не вострубил (Иез. 33:2–6).

Блаженный Иоанн, имея перед глазами эту опасность, не спя сном неверия и не медля медлительностью сластолюбия, а возвышая голос громче трубы, указывая на диавольский меч не с помощью неясного звука, но являя [его] ясным голосом, призывает всех к бегству. И сколь многие, с одной стороны, имея на челе души, подобно знамению, чистую совесть, по благодати Божией вместе с вами, верными римлянами, были спасены, и сколь многие, с другой стороны, уведя совесть в другую сторону, воспламенили вражду друг ко другу в народе и священстве, чтобы устроить свои дела с помощью общих пороков.

Диакон. Ты сказал чудно, но известно, что трудно в сей земной жизни найти безупречного человека, когда даже Священное Писание часто говорит: Кто может сказать "я очистил мое сердце, я чист от греха моего?" (Притч. 20:9) Однако блаженный Иоанн не сообразовывался со временем, поскольку не следует посягать на тех, кто находится у власти.

Епископ. Мне кажется, о достойный Феодор, что ты являешься хитрецом. Ибо вначале ты, как подобало тебе, проявил к нам сочувствие и какое-то сокрушение, оказавшись затем, мало-помалу, насмешником. Ибо даже те, которые считались врагами Иоанна, так ужасно не порицали дел его.

Диакон. Почему ты, отче, слывя истинолюбивым, огорчился, когда я сказал "не сообразовывался со временем блаженный Иоанн", хотя Священное Писание говорит: на месте сильных не становись (Притч. 25:6), и еще: пользуясь временем (Еф. 5:16; Кол. 4:5), особенно в присутствии не принимающих полезного увещевания?

Епископ. Блаженны вы, так толкующие Священное Писание! Ведь Екклезиаст обращает слова на месте сильных не становись к [людям] недостойным и не могущим совершать священнодействие, да не похитят его. Ибо "сильными" он называет учителей добродетели, прежде всего апостолов, которые были "сильными", то есть облеченными в дух силы, а затем и подражателей их. И "пользоваться временем" значит не то, чтобы мы лицемерили, сходясь с ворами и полагая долю с блудниками, но чтобы, сообразуясь со временем греха, мы "пользовались временем" через добродетель, не продавая его греху. Он же, таким образом, помалу "пользуясь временем", использовал и всю жизнь свою, удаляясь от наслаждений жизни сей, чтобы обрести наслаждения, превысшие сей жизни. Подобно этому поступали и мученики: отдав свою жизнь и кровь, они законно пользовались временем. Если же это понимается не так, то и Моисей, и Илия, и Михей, и Даниил, и Иоанн Креститель, чтобы не говорить больше, окажутся не знающими своего времени, поскольку один из-за обличения, обращенного к некому человеку, бегством приобрел себе спасение, пася в горах овец язычника, другой, мучимый головокружением и печалью, впал в сон, не найдя тени ни от стены, ни от скалы, но лишь под растением можжевельника, которое и само дает слабую тень; иной был перепилен, иной удостоился за благочестие быть брошенным в ров львиный, иной был заключен в узах в темницу, или, лучше сказать, в некое потаенное место, приговоренный принимать хлеб в горести и воду в нужде (Ис. 30:20), чтобы, изнуряемый долгое время, он был отторгнут от жизни из-за неких дерзновенных речей к царю. Что же ты скажешь мне о не связанном браком из рожденных женами Иоанне (Мф. 11:11)? Знал ли он, как пользоваться временем, когда он был усечен мечом из-за неприкрытого обличения блудодеяния Ирода, заботясь об Ироде, как врач о больном, выжигая или отсекая неизлечимую болезнь? Таким словом и Иоанн, милуя и любя, изобличал болящих. Если Креститель не знал времени, то как он познал Художника и Создателя веков, сказав:Вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира (Ин. 1:29)? И каким образом не знали времени Петр и Павел, столпы Церкви, даже после смерти отпирающие и запирающие времена покаяния желающим и стучащим, особенно когда один был распят ногами вверх, указывая путь в небо, другой же был усечен мечом за дерзновение во Христе, чтобы действительно не отпасть от главы?

Итак, не соглашайся с теми, кто, тщательно исследуя дерзновение святых, клевещет на них, ибо это обычай высокомудрых язычников, любящих блага мирской жизни и смеющихся над бесстрашием мучеников. Но как от мира неотделимо благовоние, так от дерзновенного слова — любовь. И если бы обвинения были произнесены частным образом в присутствии слуг, друзей или ближних, перед которыми трудно краснеть, равным образом был бы виноват говорящий дерзновенно, не узнав ни времени, ни места. Если же в церкви, подобно тому, как на рынке, существуют похвалы для исправляющихся и порицания для нерадивых, почему мы сердимся на обвинения, обращенные к нам анонимно и для пользы? Пищу для обвинений дают те, которые не подчиняются сказанному: Все, что продается на торгу, ешьте без рассуждения (1 Кор. 10:25).

Если же это не так, то святые, напротив, окажутся теми, кто — одни города и страны оскорбили обвинениями, а другие — развратили похвалами. Первый — святой Иов, упрекающий Финикийскую страну за то, что она привлекла к себе враждующего против него сатану, как он и говорит: разделяют ли его Финикийские племена? (Иов. 40:25).

Затем Моисей и пророки, обвиняющие Египет, называя егопечью железной (Втор. 4:20) и тьмой (Исх. 10:21), и прославляющие Палестину, называя ее "землей обетованной". Египет же, по своей ревности, оказался "землей обетованной", а Палестина не только пещью железной, но и тьмой внешней (Мф. 8:12), так как порицается или хвалится не страна, но нравы. Но зачем мне простирать слово столь пространно и не начать с коротких высказываний? Когда Павел называет критян лжецами (Тит. 1:12), галатов несмысленными (Гал. 3:1), коринфян возгордившимися (1 Кор. 5:2) и иных иным образом, имеет и он в виду только их страсти, чтобы только их обличить, или всех? И наоборот, называя "верными" римлян, ефесян, которым пишет возвышенно, — "посвященными", а фессалоникийцев — "братолюбивыми", ими ли одними он ограничивает похвалы? Конечно нет. Но как духоносный [муж], он роздал порицания и похвалы, чтобы достойный похвал воспрял духом, а другой опечалился напоминанием, найдя и загладив вину, из-за которой его порицали. Таким образом, не одни галаты "несмысленные", критяне "лжецы", а коринфяне "возгордившиеся", ибо все существует повсюду, и едина по существу природа согрешающая и подвизающаяся, будучи и тем и этим по своему собственному произволению.

Таким же образом и Иоанн дерзновенно говорил в Церкви, а лучше сказать, разрубал на куски, как мясо для голодных, добродетель, через явные обличения обнажая грех, как кости, подчиняясь сказанному: Согрешающих обличай пред всеми, чтоб и прочие имели страх (1 Тим. 5:20). Если же некие [люди], в высшей степени страдающие гордостью или неразумием, хотят, чтобы было восхваляемо их сладострастие, то рабы Божии не имеют такого обычая. Негодующие на порицания в любостяжании, блуде и неких других нечистых наслаждениях не говорят ничего другого, кроме того, что следует одобрить эти, являющиеся вредоносными, пороки.

XIX. Диакон. Величайшая благодарность, отче, за пребывание [у нас] твоего братолюбия, ибо оно принесло нам пользу и сделалось напоминанием для [нашей] жизни.

Когда, после многих похвал, Феодор замолчал, один из присутствующих, внезапно заговорив, сказал: "Каким образом он, украшенный такими достоинствами, был гордым?"

Епископ. Ты, оказавшись возле него, сам узнал, что он гордый, или тебе об этом рассказал кто-то другой?

Он же ответил: Я, — сказал он, — этого мужа не знаю, но услышал от одного кожевника, рассказавшего, что он редко жил вместе с кем-либо вне Церкви и что он весьма стеснялся проводить время с первым встречным. Избегать общения с первым встречным — это доказательство презрения и надмения.

Епископ. Кто другой может порицать философию Иоанна, кроме кожевника, воспринявшего зловоние, свойственное его собственной мастерской? Если избегать толпы есть доказательство презрения, то пусть, в согласии с твоим словом, будет высокомерен и Иоанн Креститель, удаляющийся в пустыню, а вслед за ним и Спаситель, ибо написано: Увидев народ, Он взошел на гору; и когда сел, приступили к Нему ученики Его (Мф. 5:1), а не толпы. И вновь: Увидев множество народа (Мф. 8:18), Он удалился восвояси Ему по силе подражал безупречный Иоанн и сам удалялся от толпы, радуясь вместе с теми, кто поистине желал что-либо узнать.

Диакон. Прекрасно, конечно, что ты убеждаешь через доказательство от Священного Писания. Но что ты можешь сказать на то, что он был высокомерен и удалялся не только от многих, но от одного или двух?

Епископ. Особенно, если толпа бесполезна и надоедлива. Таковым был сказавший Иисусу: Учитель, я пойду за Тобою, куда бы Ты ни пошел (Мф. 8:19). Не избегая ли толпы, Спаситель сказал: Лисицы… (Мф. 8:20) и так далее? Но ты меня не сможешь убедить, что Иоанн, с тех пор как был крещен, когда-либо клялся, или обязывал кого-нибудь к клятве, или клеветал, или лгал, или кого-то проклинал, или терпел любителей шуток.

Диакон. Я говорю не об этих делах, но о том, что он превозносился.

Епископ. О превосходнейший, не сделав ничего из перечисленного мною, как он мог превозноситься, будучи беспощаден к своему языку? Ведь грех одинаков и в великом, и в малом.

Диакон. О чем же, я спрашиваю тебя, болтают люди и когда они перестанут об этом болтать?

Епископ. Послушай обо всем и впредь не занимайся пустой болтовней, ибо ты никогда не получишь оправдания. Люди, не живущие право, не имеют и правых мнений, всегда измышляя то, что им кажется правдоподобным и проводя в этом досуг, особенно теперь, когда никто не дерзает сказать что-либо другое. Ибо даже про Спасителя Бога, Который был выше и человека, и пророка жизнью, словами и делами, рассказывали странные вещи, собравшись вокруг Него наподобие или свиней, или мух, поскольку тогда этого требовали обстоятельства. Ибо одни говорили: Он обольщает народ (Ин. 7:12), а другие: Он изгоняет бесов силою веельзевула, князя бесовского (Лк. 11:15); еще другие: Вот человек, Который любит есть и пить вино (Лк. 7:34), а иные: Он самарянин, и бес в Нем (Ин. 8:48). Но зачем же мне нужно говорить о собрании этого вздора? Ведь и Сам Спаситель, зная это, сказал апостолам: За кого люди почитают Меня, Сына Человеческого? Ученики же передают Ему самые благоговейные о Нем предположения, рассказывая: Одни за Илию, другие — за Иеремию, а иные за Иоанна Крестителя (Мф. 16:13–14), умалчивая, по большей части, о порочных словах. И вновь Он спрашивает их, отделяя их от людей, ибо по уму были они уже не люди, а сыны Божии, ибо дало нам Слово власть быть чадами Божиими (Ин. 1:12): А вы за кого почитаете Меня? И ответили не все, но один Петр, который выражал мысль всех: Ты — Христос, Сын Бога Живого (Мф. 16:15–16). Приняв этот ответ, Спаситель объявил его правильным, сказав: Ты — Петр, и на сем камне, — то есть исповедании, — Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее (Мф. 16:18).

Итак, ныне ты найдешь те же самые признаки порицаний и похвал не только по отношению к Иоанну, но и по отношению ко всем остальным. И совершенно так, как в то время плохо говорили о Христе и об апостолах, когда кричали ефесяне: Вотвсесветные возмутители (Деян. 17:6), а ныне перестали, ибо прославляют их, ты обнаружишь, после ухода этого поколения, что Иоанна так же почитают как мученика, ибо противники примирятся через похвалы, обращенные к нему. Сколь многие, подобно свиньям и собакам, говорят: Он обольщает народ (Ин. 7:12) и так далее, и сколь многие ученики, взыскав Его, истинно и разумно изрекают: Ты — Христос, Сын Бога Живого. Если же при Христе Спасителе среди такового множества людей обнаружились вначале двенадцать, разумно познавшие Иисуса, хотя многие и до сих пор болтают вздор, почему мы должны проводить точное исследование того, что говорят об Иоанне, человеке, являющемся ничем перед плюновением Христа? Почему же я говорю "перед плюновением"? Разве не перед "краем одежды"? Ибо все народы, как капля из ведра, и как плюновение рассматриваются (Ис. 40:15).

Что же касается его обычая, о котором ты сказал, что он надмевается, то дело обстоит так. Прежде всего, конечно, невозможно, чтобы он шутил с первым встречным, не говоря уже о том, чтобы надмеваться. Если же он видел где-нибудь своих близких учеников, или клириков, или епископов, надмевающихся из-за воздержания от чего-либо или из-за подвигов телесной добродетели, он шутя называл их противоположным образом, говоря: "пьяный, опившийся водой", "нестяжательный любостяжатель", "милосердный вор", ибо это есть прекрасный вид наставления, обращенный к близким, благодаря которому не свойственное [добродетели] утверждает свойственное [ей]. Поистине же он почитал целомудренного юношу выше распутного старца и любящего учение старца выше неученого юноши; нестяжательного простеца — больше образованного сребролюбца и добродетельного мирянина — выше ленивого монаха, что, возможно, и называют надмением ищущие почестей. Хотя даже Священное Писание в некоторой степени содержит надмение, когда Иоанн сказал приходящим получить у него наставление: Порождения ехидны! кто внушил вам бежать от будущего гнева? (Лк. 3:7), и вновь, когда Павел в Деяниях говорит первосвященнику: Бог будет бить тебя, стена подбеленная (Деян. 23:3), и когда Спаситель говорит иудеям: Род лукавый и прелюбодейный ищет знамения (Мф. 12:39) и всем апостолам: о, несмысленные и медлительные сердцем (Лк. 24:25), и Петру, называя его сатаной: Отойди от Меня, сатана! ты Мне соблазн (Мф. 16:23), хотя не было никакой значительной вины, породившей эти порицания.

Итак, поэтому в молчании будем приветствовать любовь к учению, не будучи в состоянии судить духовных, ибо они порицают, не имея ненависти, и стремятся к уединению, не превозносясь, ради любви упражняясь во всем полезном. Для этого все подвижники, которые для нас описаны в Священном Писании, уклонялись и отвращались грубых бесед, чтобы со временем по привычке не уменьшить как-нибудь добродетель и не привлечь к себе от них зло. Первая Сарра уговорила своего мужа Авраама изгнать от общего очага еще юного сына служанки, ибо она считала недостойным ему играть с ее сыном Исааком, чтобы каким-либо образом вместе с удовольствием он не привлек бы к себе его обычаи и нравы. И сам Иаков бегством приобрел спасение, отправившись в изгнание в Месопотамию. Лота же побуждают ангелы, чтобы он покинул нечестивых содомитян. Но и Моисей, как было сказано выше,пришед в возраст, отказался называться сыном дочери фараоновой (Евр. 11:24), предусматривает разлучение с тираном и его копьеносцами и обращается к своим единомышленникам, чтобы вместе уйти и приготовиться к исходу. И пророков, избегающих окружающей их толпы, по большей части, искали в пустынях. О них говорит и апостол: скитались по пустыням и горам, по пещерам и ущельям земли (Евр. 11:38), чтобы избежать смешения с беззаконниками, и, кроме того, понимая, что привычка имеет силу совершенно обмануть и вовлечь в те же дела тех, кто с ними постоянно проводит время. И не только, но что общение с ними само по себе достойно порицания, пагубно и, кроме того, постыдно. Ибо противно естеству терпеть от кого бы то ни было то, что неприятно, даже если провести с ним короткое время, ибо все, что похоже одно на другое, находится в дружбе, как и сказано: всякая плоть соединяется по роду своему (Сир. 13:20), а то, что непохоже — во вражде и отчуждении. Кто будет когда-либо убеждать горлицу или голубя, собирающих семена, питаться вместе с коршунами или воронами, которые едят мясо? Или травоядного гуся, или журавля — жить с выдалбливающим кости коршуном? Что общего у света со тьмою (2 Кор. 6:14), или у добродетели с пороком, или у злых с добрыми?

Диакон. Почему же апостол говорит, что для всех я сделался всем: для Иудеев был как Иудей, чтобы приобресть Иудеев, с язычниками как язычник, чтобы приобрести язычников, для чуждых закона — как чуждый закона, чтобы приобресть чуждых закона (1 Кор. 9:20–22)?

Епископ. Это свидетельство, о прекраснейший, не относится к сказанному, ибо не сказал Павел: "Для нерадивых я сделался нерадивым, для болтунов — болтуном, для сребролюбцев — сребролюбцем" или кем-либо другим из таковых, но "сделался" как "то" или "это", а не коим образом "сделал то или это", ибо "как это" не есть то же самое, что "это". "Подобное" же — это сказанное или сделанное апостолом, чья снисходительность если и не сделала большой пользы, то и не принесла вреда. Для Иудеев был как Иудей, чтобы приобрести Иудеев, и хотя он был из иудеев, будучи обрезанным, почему же говорит он "как иудей", а не "иудей"? Потому что его часто видели соблюдающим с ними субботу и постящимся вместе с ними, но не наносящим ущерба догматам Спасителя, чтобы, соблюдая их обычаи и общаясь с ними, привести их к совершенному познанию, как и врачи, которые не всегда находятся [рядом] с больными, не испытывают их болезни и не одержимы их желаниями. Ибо учителю подобает такой образ жизни, чтобы он не проводил время с толпами, но стремился к покою и к исследованию различий многообразных нравов, совершенно как в случае опытных врачей. Ибо они, проводя много времени с книгами, предсказывают причины болезней и предлагают лечение, приближаясь к больным постольку, поскольку обнаружат болезнь, и предоставляют лекарство, не пия и не едя с ними. Ибо не то является признаком добродетели врача, чтобы вместе есть или пить, но чтобы больному дать здоровье. Итак, прошу тебя, прекрати и не исследуй мою речь таким образом, ибо добродетель никогда не будет побеждена порицаниями тех, кто не держит язык за зубами, но лучше согласись с моим мнением и приставь к своим ушам привратника, чтобы они замечали не каждое слово и не принимали бы его вовнутрь сокровищницы твоего ума, возмущая его. Мне же предоставь дополнить то, что еще осталось рассказать, ибо я тороплюсь в путь мой.

И Феодор сказал: Что случилось с епископами, которые были посланы вместе с вами, с Эвлисием, Палладием, Кириаком и Димитрием? Ибо до нас дошли неясные слухи, что они сосланы.

Епископ. Если то, что я рассказал о жизни блаженного Иоанна, тебе показалось ясным и ни в чем не представляющим лжи и если ты запомнил это, я расскажу тебе то, о чем ты спрашиваешь.

ХХ. Диакон. Я настолько полно удостоверился, как если бы сам присутствовал в этих местах. Пусть будет для тебя достаточным признаком веры мое внимание к сказанным тобой словам, поток которых содержа в памяти, я, может быть, предам и записи, начертав чернилами на прекрасном пергаменте в память нашему роду и для пользы желающих епископства, чтобы они или были подобны святому Иоанну, или вам, возревновав о пути мученичества за истину, или же прекратили бы носить тяжесть, которая выше их возраста, полюбив безопасную жизнь, пребывая среди народа. Ибо лучше, будучи пассажирами, отдав плату за перевоз опытным кормчим, оказаться спасенными, чем, приняв на себя место кормчего, погубить под водой челн вместе с пассажирами.

Итак, рассказав нам о жизни святого Иоанна, как он подвизался, как он блистал в Антиохийской и Константинопольской Церквах, как он был посвящен в епископы, как были составлены против него обвинения и все связанное с этим зло, которое было трудолюбиво возделано грешниками, сказав о Порфирии и об эфесском евнухе, возвести нам и все остальное. Кто из сторонников Иоанна скончался в тюрьме и кто был сослан? Ибо справедливо совершить их память, чтобы побудить усердие живущих, ведь и в делах мира сего слуги, заключаемые в тюрьму, избиваемые и терзаемые за господ, получают от них свободу и благоволение. Насколько же больше терпящие наказание за Христа достойны и почести церковной, и благоволения! О них говорит и апостол:Помните узников, как бы и вы с ними были в узах, и страждущих, как и сами находитесь в теле" (Евр. 13:3). Ибо дорога пред Господом смерть святых Его (Пс. 115:6).

Епископ. Ты сказал прекрасно. Итак, слушай. Епископы, как вначале повсюду ходила молва, были утоплены в море, но, как настаивает слово истины, они были посланы в отдаленную ссылку, в места обитания варваров, где они находятся вплоть до сегодняшнего дня, охраняемые государственными рабами. Ибо один сопровождавший их в пути диакон, придя, рассказал, что Кириак находится в Пальмире, в персидской крепости, отстоящей на сорок стадий вглубь от Эмеса, Эвлисий, подобным же образом, — в крепости, именуемой Мисфа, вблизи сарацин, в трех днях пути от Бостры в Аравии. Палладий — по соседству с влеммиями или эфиопами охраняется в местечке, именуемом Сиена. Димитрий — дальше, по направлению к Оазису, соседнему с мазиками, ибо есть и другие Оазисы. А Серапион, после бесчисленного количества недоказанных доносов, по жестокости издевавшихся над ним судей, доходящей до того, что ему, как говорят, вышибли зубы, был выслан на родину. Иларий, святой муж, который восемнадцатый год пребывает, не вкушая хлеба, питаясь или овощами без приправы, или пшеничными лепешками, достигший возраста старца, был выслан, после избиения не судьи, но клира, в самую отдаленную область Понта. Антоний сам скрылся в пещерах Палестины. Тимофей Маронейский и Иоанн Лидийский, говорят, находятся в Македонии. Родон Асийский отправился в Митилину. Григорий Лидийский, говорят, во Фригии. Бриссон, брат Палладия, добровольно удалился из своей церкви и проводит жизнь на своем маленьком участке земли, возделывая ее своими руками. А Лампетий, как говорят, в Лидийской стране, получив помощь от некоего Елевферия, посвятил себя изучению Священного Писания. Евгений находится на родине. Элпидий же, епископ Великой Лаодикии Сирийской, вместе с Паппием прожили три года, не сходя с лестницы дома, проводя время в молитвах. Ираклид Эфесский вот уже четыре года заключен в Никомидийской тюрьме. Остальные из епископов, бывших в общении с Иоанном, одни, помыслив о том, что не осталось надежды, вступили в общение с Аттиком, будучи перемещены в другие церкви Фракии, о других же ничего не известно, лишь об Анатолии говорят, что он в Галлии.

Из пресвитеров, одни были сосланы в Аравию и Палестину, а Тигрия сослали в Месопотамию. Филипп скончался, бежав в Понт. Феофил живет в Пафлагонии. Иоанн из Этрия создал в Кесарии монастырь. Стефана, сосланного в Аравию, исаврийцы отбили от его стражей, отпустив на волю в возвышенностях Таврии. Салюстий, говорят, на Крите. Филипп, монах и пресвитер схолов, как я слышал, больной находится в Кампании. Диакон Софроний — в тюрьме в Фиваиде. Диакон Павел, помощник эконома, говорят, в Африке. Другой Павел, из храма Анастасии, находится в Иерусалиме. Элладий, придворный пресвитер, живет на своем маленьком участке земли в Вифинии. Многие скрываются в Константинополе, другие отправились на родину. Святой епископ Сильваний находится в Троаде, живя тем, что ловит рыбу. Монах Стефан, переправивший письма римлян, был за это избит в Константинополе и на десять месяцев ввергнут в тюрьму. Так как он не повиновался, когда ему было предложено вступить в общение, ему сильно изранили бока и грудь, чему я сам был свидетелем, но, по попечению Христову, он был сохранен, может быть, для последующей борьбы, и после десяти месяцев лечения был выслан в Пелузу. Некто Провинкалий, солдат императорской гвардии, оклеветанный как благоволивший к Иоанну, после получения многообразных ран и безжалостной пытки был выслан в Петру. Слуга пресвитера Елпидия, которому, как говорят, было заплачено пятьдесят монет, чтобы погубить святого Иоанна, будучи уличен в этом, посек, имея три ножа, поочередно семь человек, которые его от этого удерживали. Из них четверо были тотчас похоронены, а трое, окруженные заботой в течение долгого времени, были спасены, а убийца отпущен. Блаженный чтец Евтропий, чистый от общения с женщинами, у которого были чрезмерно избиты и искалечены бока и лоб, так что у него даже и брови были содраны, когда ему к обоим бокам, на которых были обнажены кости, приложили лампы с кипящим маслом, испустил дух на кресте и глубокой ночью был похоронен священнослужителями, по приказанию которых это было совершено. Бог же, со Своей стороны, засвидетельствовал его смерть через видение воспевающих ангелов, поскольку смерть его была сходна со страданием Спасителя.

Диакон, сопровождавший епископов, возвратившись, рассказал, что солдаты префекта, которые их конвоировали, настолько, по приказанию некоторых, мучили их, что они молились, чтобы к ним пришла смерть, и отказывались от жизни. Серебряные деньги, которые были предназначены для дорожных издержек, [солдаты] отняли у них и разделили между собой; они посадили их на тощих ослов и совершали двухдневный путь за один день, приходя поздним вечером и уходя ранним утром, чтобы желудок не получал даже малой пищи. Они не щадили их, порицая грубыми и нечестивыми словами. У Палладия они отняли даже слугу, заставив его предъявить им письмо. Димитрия же один из сопровождающих настолько мучил, что поздним вечером напал на него с копьем. И внезапно все тело его от самых ног подверглось болезни, и он в мучениях разлучился с жизнью, чтобы почитающие Бога узнали, что это является наказанием за преступление. Хотя, как, придя, рассказывал другой солдат, Палладий предрекал ему: "В другой путь ты не пойдешь, жалким образом умерев". К церкви им вообще не позволяли даже приближаться, останавливаясь для отдыха или в харчевнях, где было множество блудниц, или в самарянских и иудейских синагогах, особенно в Тарсе. Там они были настолько стеснены, что им стало ясно то, о чем они раньше не думали. Один из епископов говорит: "Почему мы печалимся из-за этих пристанищ? Разве от нас зависит то, где нам находиться, поскольку мы, добровольно согрешившие, должны понесли наказание? Или вы не знаете, что все это происходило и будет происходить по воле Бога, прославляемого за все? Сколь многие из этих блудниц, или забыв Бога, или никогда не знав Его, увидев нас в таком положении, пришли в рассуждение и страх Божий, может быть, повернувшись к лучшему или, по крайней мере, не стремясь к худшему? Для разумной души, испорченной страстями, не мало и немного вздохнуть, что именно и может послужить искрой, разгорающейся в целомудрие, как сказал перенесший те же испытания Павел: Мы Христово благоухание Богу в спасаемых и в погибающих (2 Кор. 2:15), потому что мы сделались позорищем для мира, для Ангелов и человеков (1 Кор. 4:9).

Местные епископы, которые находились в общении с Феофилом по всему Востоку, дошли до столь великой жестокости, как сказал пришедший монах, что многие из них не только не выказывали должного благоразумия, но, поднося дары, убеждали солдат префекта быстрее изгонять узников из городов. Особенно отличились епископы Тарса, Антиохии и Евлогий, епископ Кесарии Палестинской. Но впереди всех оказались епископ Анкирский и Аммоний, епископ Пелузы. Они, с одной стороны, дарами, а с другой — угрозами еще больше ожесточили против них солдат, чтобы они не соглашались допускать к ним желающих помочь мирян, подобно тому, как и блаженный Иоанн в соборных посланиях пишет Гаию против некоего епископа, вверяя Гаию странноприимницу и умоляя его не подражать порочным епископам. Слово Иоанна содержало следующее: Возлюбленному Гаию, которого я люблю по истине. Возлюбленный! Молюсь, чтобы ты здравствовал и преуспевал во всем, как преуспевает душа твоя. Ибо я весьма обрадовался, когда некоторые пришли и засвидетельствовали, как ты ходишь в истине и каким образом ты упокаиваешь святых. Для меня нет большей радости. После этого он добавляет: Я писал церкви, но любящий первенствовать у них Диотреф не принимает нас, понося нас злыми словами, и, не довольствуясь тем, и сам не принимает братьев, и запрещает желающим, и изгоняет из церкви. Затем он советует: Возлюбленный, не подражай злу, но добру. Кто делает добро, тот от Бога; а делающий зло не видел Бога (3 Ин. 1–4, 9–11). Мы вспомнили все сказанное о злых делах прежних времен, чтобы показать намерения нынешних Диатрефов.

Однако диакон, [который сопровождал епископов], похвалил и восхищался епископами Второй Каппадокии, которые со слезами весьма сострадали сосланным епископам, особенно кротчайший Феодор, епископ Тианский, Боспорий Колонейский, сорок восемь лет находившийся в епископском сане, и Серапион Острацинский, который пребывает в епископском служении уже сорок пять лет.

Потеряв дар речи на долгое время, Феодор, наконец, сказал: Зачем мы спрашиваем об этом, отче? Разве не последние времена (1 Ин. 2:18) и отступление, по словам Павла, входят через эти события, да, наконец, откроется сын погибели, противящийся (2 Фес. 2:3–4). Ибо порочные благоденствуют и достигают своей цели, остаются на своих местах, обладают силой, угнетают добрых, грабят их. Меня бросает в дрожь от близости этого.

Епископ. Совершенно правильно, о разумнейший, близ есть конец, согласно сказанному: Дети, последнее время (1 Ин. 2:18), и еще: Вышел господин во единодесятый час нанять работников в виноградник свой (Мф. 20:1). Последний же, двунадесятый час есть время уплаты долгов. Если же было сказано апостолом четыреста лет назад, что наступил последний час, насколько же это правильно сейчас благодаря тому, что произошло.

Однако существует это с самого начала по попущению Господа для упражнения святых в подвиге, когда их требовал для себя диавол, как говорит Слово Спасителя: Симон! Симон! се, сатана просил, чтобы сеять вас как пшеницу; но Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя (Лк. 22:31–32). И вовсе не только о Петре молился Иисус, но обо всех, имеющих веру Петра, намекая образом решета не на что другое, как на круговорот жизни, исполненный удовольствий и страданий, посредством которых, словно через отверстия, выпадают в ад от питающего их хлеба привязанные к земному, словно отделяемые посредством отверстий. Ибо одни просачиваются как бы через отверстия чревоугодия, их бог — чрево (Флп. 3:19), другие — через сластолюбие. О них сказал пророк: дух блуда ввел их в заблуждение (Ос. 4:12), ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни малакии царства Божия не наследуют (1 Кор. 6:9–10). Иные, стремящиеся к одному ярму с идолослужителями, — посредством сребролюбия, иные, возлюбившие скотовидную тьму, — посредством гнева и вспыльчивости. О них говорит Иоанн: кто ненавидит брата своего, тот еще во тьме (1 Ин. 2:9), ибо гнев, — говорит сочинитель притч, —губит и разумных (Притч. 15:1). Еще иные — через печаль и забвение, поскольку их память не пребывает постоянно в бдении, и взывают они: задремала душа моя от нерадения (Пс. 118:28), к ним обращено слово порицания: Горе вам, потерявшим терпение, что будете вы делать, когда Господь посетит? (Сир. 2:14) Других, о которых псалмопевец провозглашает: Бог рассыпал кости человекоугодников (Пс. 52:6), — через бесстыдную любовь к славе, а еще других — через бахвальство или надмение, которое является и презрением. Их пророк упрекает как отступников: Высокомерные до крайности преступали закон, но я от закона Твоего не уклонился (Пс. 118:51).

За каждым из этих зол следует еще большее: за самомнением — зависть, за любостяжанием — ненависть, несвобода и ложь, за вспыльчивостью — раздражение или гнев, дерзости, убийства, за блудом — забвение, отсутствие страха Божия, робость, отсутствие ревности, не приносящее никакой пользы бдение, за тщеславием — многопопечительность, взяточничество, мечтательность, лицемерие, лицеприятие, обман, за гордостью — праздность, малодушие, нечестие, исступление ума, и за иной — иные, чтобы мне не сказать больше, нагружая речь, поскольку сказанное легко может быть доказано.

Но каждому из этих пороков Бог установил противоположную добродетель. Так, обжорству противостоит воздержание, многостяжанию — справедливость, гневу — кротость, печали — радость, забвению — память, унынию — терпение, неразумию — рассудительность, страху — мужество, тщеславию — смирение, и каждому иному пороку — иная добродетель, и всем им — Священное Писание. Одной лишь гордости Он не дал противоположной добродетели из-за того, что она превышает всякое зло, но оставил для нее Самого Себя, как Он сказал:Бог гордым противится (Иак. 4:6), как и сам пророк умоляет: Подними руки Твои против надменности их наконец (Пс. 73:3) и еще: воздай возмездие гордым (Пс. 93:2). И совершенно, как дерево познается по плоду (Мф. 12:33), как говорит Господь:По плодам их узнаете их (Мф. 7:16), так и каждый из людей или является святым, или только называется им. Таким образом, всегда существует непоколебимое благоденствие порочных людей, поскольку Бог долготерпит их, ибо это подобает Ему, чтобы именно это еще раньше провозгласили святые от лица гонимых в утешение нам, страдающим ныне.

Прежде всего Иов, сын терпения, что сказал в конце концов? Разве к человеку речь моя? — намекая на свою безупречность, — как же мне не малодушествовать? Посмотрите на меня и ужаснитесь, и положите перст на уста. Лишь только я вспомню, содрогнусь, и трепет объемлет тело мое. Почему беззаконные живут, достигают старости, да и силами крепки? Дети их с ними пред лицом их, и внуки их перед глазами их. Домы их безопасны от страха, и нет жезла Божия на них. Вол их оплодотворяет и не извергает; корова их зачинает и не выкидывает. Как стадо выпускают они малюток своих, и дети их прыгают. Восклицают под голос тимпана и цитры и веселятся при звуках свирели. Проводят дни свои в счастье, и мгновенно нисходят в преисподнюю. А между тем они говорят Богу: "отойди от нас; не хотим мы знать путей Твоих" (Иов. 21:4–14). Вместе с ним воспевает и долготерпеливый певец божественных судов Давид. В согласии со сказанным: Милость и суд воспою Тебе, Господи (Пс. 100:1), он говорит: Как благ Бог Израилев правым сердцем! А у меня едва не пошатнулись ноги: еще немного — и поскользнулись бы стопы мои, ибо я возревновал на беззаконников, видя у грешников мир (Пс. 72:1–3). В другом месте он вновь говорит, обличая их богатство: волы их толсты, овцы их многоплодны, умножаются при выходах своих, кладовые их полны, пересыпаются их одной в другую. Дочери их видом прекрасны, разукрашены по подобию храма. Но, удивляясь их порочному согласию и миру, он добавляет: Нет ни падения, ни пролома ограды, ни крика на улицах их, и затем, отвергая испорченное мнение многих, он говорит: Считают счастливым народ, у которого это есть (Пс. 143: 12–15), и добавляет: Блажен народ, которому Господь Бог Иакова — помощник его (Пс. 145:5).

И, чтобы, остановив на этом свидетельство, я не подверг бы свое слово упрекам в том, что оно не полно, послушай еще, что при тех же обстоятельствах говорит Аввакум, страдая и ударяя себя в грудь: Доколе, Господи, я буду взывать, и Ты не слышишь, ибо он назвал обиды ближнего своими обидами, и, будучи братолюбив, добавляет: Буду вопиять к Тебе о насилии, и Ты не спасешь? Для чего даешь мне видеть злодейство и смотреть на бедствия? Грабительство и насилие предо мною; и восстает вражда и поднимается раздор. От этого закон потерял силу, и суда правильного нет: так как нечестивый одолевает праведного, то и суд происходит превратный (Авв. 1:2–4).

В этом же духе и Иеремия, самый сострадательный из всех святых, высказывая недоумение за всех, взывает: Праведен будешь Ты, Господи, если я стану судиться с Тобою; и однако же буду говорить с Тобой о правосудии: почему путь нечестивых благоуспешен, и все вероломные благоденствуют? Ты насадил их, и они укоренились, то есть они проводят жизнь без препятствий, — и приносят плод вовсе не от Духа.В устах их Ты близок, но далек от сердца их (Иер. 12:1–2).

Мудрый пророк Софония говорит от лица Господа то, что имеет совершенно тот же смысл, что и эти слова, упрекая злоречивых людей за то, что они порицают Промысл и считают святых несчастными: Дерзостны предо Мною слова ваш, говорит Господь. Вы скажете: "Что мы говорим против Тебя?" Вы говорите: "Тщетно служение Богу, и что пользы, что мы соблюдали постановления Его и ходили в печальной одежде пред лицом Господа Вседержителя? И ныне мы считаем надменных счастливыми: лучше устраивают себя делающие беззакония, и хотя искушают Бога, но остаются целы". Это говорят боящиеся Господа каждый к ближнему своему (Мал. 3:13–16).

К этим словам то же самое добавляет и глашатай благочестия Павел: Злые же люди и обманщики будут преуспевать во зле, вводя в заблуждение и заблуждаясь (2 Тим. 3:13). Затем он показывает унижения святых, говоря: Ибо я думаю, что нам, последним посланникам, Бог судил быть как бы приговоренными к смерти, потому что мы сделались позорищем для мира, для Ангелов и человеков. Даже доныне терпим голод и жажду, и наготу, и побои, и скитаемся, и трудимся, работая своими руками (1 Кор. 4:9, 11–13). Ибо благой и справедливый Бог по неким тайным причинам простер мир наподобие ристалища и сделал нас свободными, чтобы, следуя своему выбору, мы в качестве праведных судей имели свои дела, как говорит закон: Вот, я положил пред лицом твоим жизнь и смерть (Втор. 30:15), выбирай, что хочешь. Почему же Он положил? Говорить об этом сейчас не время. Нужно сказать лишь, что положил. Не было бы мудрым сотворить нас неизменными, не предложив наград и не исправив воли. Ибо только божественному и вечному соответствует неизменное.

Диакон. Ты хорошо и мудро возразил, просветив душу присутствующих, всегда претыкающихся в этих вопросах из-за незнания Священного Писания, потому что с давних времен Церковь стала училищем, указав на увенчанных ею мужей и жен, не напрасно в прежние времена вкушавших плоть Христову. Однако ваши смуты и разорение церквей печалят нас.

Епископ. Я удивляюсь тебе, почтеннейший из мужей, Феодор, поскольку ты, признав наше рассуждение хорошо обоснованным, вновь говоришь противоположное. Ибо, ублажая нас, как увенчанных, ты считаешь нас несчастными, как изгнанников, поскольку мы лишились нашего положения в церкви. С моей же точки зрения, ты испытываешь подобное тому, что испытывают крестьяне, смотрящие на Олимпийские игры, ибо они с удовольствием громко кричат, когда победитель получает награду, но жалобно плачут, когда соревнующиеся ударяют друг друга. Для меня же лучше скитаться по ущельям, лесам и морям, обладая истиной, чем подчиняться лжи, имея великую славу того, что ныне почитается за счастье. Ибо, обладая истиной, я буду обладать всем, поскольку все ей подчинено, приобретя же ложь, я не буду даже самим собой, поскольку не принадлежу истине. Обладая истиной, я не просто хочу ее иметь, как госпожу, или служанку, или соседку, но как сестру, а если возможно, как супругу, вкушая от нее наслаждение и делаясь ее наследником, как своей жены, ибо она действительно дочь истины, чьим женихом является подвижник.

Имеющий ее исполнен жизненных сил, вновь делается молодым, не стареет и не увядает. Имея ревность горячее огня, слово острее меча, житие легче орла, он быстро бежит, как к заботящейся о домашнем очаге матери, к изучению Священного Писания. Он постоянно изобилует беспечалием, не побеждается страхом, гордится бесстрашием, охвачен Божественным вдохновением, никого не ненавидит, жалеет тех, кто порочно проводит жизнь, и ублажает тех, кто проводит жизнь, довольствуясь необходимым, печалится духовной печалью о беспечности священников, о которых сказал апостол: не оскорбляйте Святого Духа Божия, Которым вы запечатлены в день искупления (Еф. 4:30), опечаливает же Духа тот, кто по беспечности становится к Нему по нерадению спиной, и — ибо зачем говорить обо всем — умирает с дерзновением, ни о чем не печалясь, за исключением демонов и тех, которые близки к ним. Время у него изобилует. Он не расточает дни в порочных делах, он удвоил данное ему богатство и заранее выслал прибыль добрых дел, в малое время вернув долговременный долг. Завещания о своем состоянии он не составляет, поскольку еще при жизни, в полном сознании он победил его в борьбе. Разве стучалась смерть в двери его плоти? Прежде чем он увидит ее, находящуюся вдали, он кричит: "Изыдем отсюда", воспевая: Горе мне, что продлилась моя жизнь (Пс. 119:5). И если бы она не была послана Господом, он возбудил бы против нее тяжбу, ибо она пришла не столь скоро. Он радуется, освободившись наконец от многострадальной плоти, как от ветхого пристанища, угрожающего падением; он простер слух к сказанному: Хорошо, добрый и верный раб (Мф. 25:21), слушая и дальнейшее. Пусть доказательством сказанного будет для тебя изобилие слов, ибо от избытка сердца говорят уста (Мф. 12:34; Лк. 6:45).

Тот же, кто всецело предан лжи, имеет жизнь тревожную, иногда безмерно радуясь при умножении денег, или малой славы, или при дружбе с блудницей, или при несчастии своих врагов, иногда же печалясь до смерти, видя во сне изменчивости и несчастья, страдает бессонницей или дурным сном, подозревая худые умыслы даже у близких, не доверяя и самому себе, никому не веря, как лжецам. Будучи таковым, он труслив, как заяц, нагл, как поросенок, лжив, как хамелеон, завистлив, как куропатка, безжалостен, как волк, дик, как мышь, враг самому себе. Он непрестанно завидует, поневоле наказывая самого себя, этого не чувствует, ибо, замышляя зло против другого, прежде тяжко страдает от самого себя. Стучится ли в его дверь смерть? Любя жизнь, он все отдает, лишь бы получить малую отсрочку. Данное ему время он расточает необдуманно, динарий при этом он и не удвоил, и не сохранил целым. Он непрерывно дрожит, как лист, не желая старости, однако им обладают бредни, свойственные старикам. Он боится смерти, как Бога, богом же для него является видимый мир. И что же? Он бледнеет, дрожит, боится. Предупреждая Божий суд, он наказывает самого себя, поскольку его беспощадно мучает совесть, по очереди вспоминаются все согрешения, и он страдает сильнее, нежели от ударов плети, которые бы стегали его тело. Он раболепно вкрадывается в милость к временщикам, он позорно угождает миру и вместо одного Господа имеет тысячу владык, чтобы не служить истине. Боясь всех, он старается быть страшным.

Мы сказали об этом тебе как смогли, и, если бы пришел кто-либо, говоря более истинно или более сладко, и исправил бы наше ничтожество, мы с радостью приняли бы такового как исправителя и братолюбца и возблагодарили бы за все Спасителя. Впрочем, ты, со своей стороны, дай мне узнать цель собора западных епископов и наложи печать на мои слова, если, конечно, они нравятся тебе, как сказанные с пользой.

После того, как рассказывающий умолк, Феодор сказал следующее: Тебе, рассказавшему это, да даст Господь обрести милость в оный день (2 Тим. 1:18), и потому что ты отступил от общения с таковыми людьми, и потому что ты ясно нам об этом рассказал. Да помянет Господь все жертвы Иоанна, ибо он вплоть до смерти не предал дерзновенной проповеди. Цель же Римской Церкви такова: до конца не иметь общения с восточными епископами, особенно с Феофилом, вплоть до того времени, когда Господь не даст места вселенскому собору, который уврачует сгнившие члены, сделавшие это, ибо хотя и почил блаженный Иоанн, но бодрствует истина, ради которой и будет произведено расследование.

А с теми, кто сотворил такие дела в Церкви, я бы с радостью встретился лицом к лицу, сказав: "Где священство? Где благочестие? Где кротость, основанием которой является общая природа? Где заповеди Спасителя: Если ты принесешь дар твой и вспомнишь, что имеешь что-либо против брата твоего, пойди, прежде примирись с братом твоим, и тогда принеси дар твой (Мф. 5:23–24)? Где же сказанное: если кто ударит тебя в правую щеку, обрати к нему и другую (Мф. 5:39)? Где забота об исполнении сказанного в Священном Писании: Вот, что так прекрасно или что так приятно — как только жить братьям вместе (Пс. 132:1)? Где же сказанное: братья же в нуждах пусть будут полезны (Притч. 17:17). Почему сказано:Брат, получающий помощь от брата, подобен укрепленному городу (Притч. 18:19), а вы, оборотившись в противоположную сторону, сотворили так, что "брат оклеветанный братом, или ограбленный братом, подобен городу жалкому и неукрепленному"? Зачем стремитесь вы добиться задуманного вами, словно никакое примирение не возможно, ни один раз, но трижды несчастные? Перед каким словом против него, словно против врага, не отступили вы в жажде его крови? Как пришла к вам эта мысль, что вы так ожесточились друг против друга? Каким образом вы столь сильно изменились, что из покорных вы сделались непокорными и неукротимыми? Я удивляюсь, и удивляясь, совращению, я поражен, что при этом пришла в расстройство и вся жизнь.

Почему, превозносясь с такой великой дерзостью, вы, уничтожаете и оскорбляете "воспитывающую и кормящую", словно многоплодная утроба, Церковь Божию? Так что на вас исполняется слово пророка: потому что они преследовали брата своего мечем и осквернили материнскую утробу на земле (Ам. 1:11). Пребывая же в материнской утробе, Божественное и Спасительное Слово, родило вас и возрастило для бесчисленных благих и полезных дел. Вместо того, чтобы помогать друг другу в том, в чем подобает, о чем вы думаете, что решили не проводить жизнь в тишине и не сохранять в самих себе мира, и не делаете этого даже в оставшееся время? Сотворенные для того, чтобы помогать друг другу, почему вы легкомысленно относитесь к благодати, не только не облегчая труды своих родных, но и прогоняя их от себя, отделившись от них, хотя пророк призывал вас: Не один ли у всех нас Отец? Не один ли Бог сотворил нас? (Мал. 2:10).

Но вы скажете мне: "Он согрешил против закона". Какого? Того, который вы попрали ногами, уничтожив своею порочностью? Где же закон, заложенный природой, который предполагает, что ошибки исправляются добром? Почему же вы, стремясь к тому, что вы замыслили, прибегаете к закону войны и относитесь к другим, как к противникам, достойным вражды? Насколько было бы лучше, если бы, поселившись вместе и живя в согласии, вы делились друг с другом благими общими намерениями, чтобы благодарить своего Отца и угождать Ему. Ибо добродетель детей и согласие в любви очень желанны для родителей, ничего кроме этого не требующих от своих детей. Но вы хорошо знаете и то, что союз дружбы и благомыслия — это не что иное, как стремление совершать все, угождая Отцу, которому вы обязаны жизнью, воспитанием и существованием. Надмеваясь над ним, как над пустым человеком, вы вместо того, чтобы воодушевлять и ободрять друг друга, воспламеняете вражду в Церкви, в согласии со сказанным пророком: безумие в доме Господа утвердилось (Ос. 9:8), и затем, делаясь непримиримыми врагами друг другу, вы [враждуете] против намерений и мыслей Отца.

Добавлю, что Бога и всех приступающих к Нему Его сынов, а ваших братьев, [это] весьма изумляет, заставляет действовать и не позволяет молчать, ибо Он не пренебрегает нуждами Своих детей, которые Ему не безразличны. Вот почему, будучи недоволен вашим безумием и злоупотреблением властью относительно тех, кому вы причинили зло, Он не считает справедливым, чтобы вы ускользнули безнаказанно, как вы поступали доселе, ибо и Ему это не пристало, и вам небезопасно. Страсть ваша несносна и должна быть уврачевана особо, поскольку Он видит, что от ударов и бесчисленных синяков, полученных вами при воспитании, вы сделались еще хуже. Ибо над вами берет верх великая бесчувственность и жестокость. К братьям, ближним, разделяющим с вами жизнь, а сверх этого труды, трапезу и ложе, оказавшимся с вами в одной и той же семье, вы относитесь с такой ужасной ненавистью, что высылаете даже за предел своих стран и общего очага и отправляете в дальнюю ссылку, лишив их гражданства, дома и сверх этого сделав их изгнанниками; насколько это в вашей власти, задумали вы и это, постановив, что они изгнанники не на какое-то время, но, насколько вы смогли, по вашему жестокосердию и глубокому заблуждению, на беспредельный срок. Вот что вы сотворили им и блаженному Иоанну, вновь воспламенив исполненную гнева вражду, словно отточили меч, и вплоть до нынешнего времени, распустив против него язык, вы привечаете злобу вместо полезного учения, изливая обвинения перед Церковью для осквернения слушающих, и так вы поступаете по отношению к тем, которым Господь по милости и человеколюбию воздаст по делам (2 Тим. 4:14).

Тебе же, блаженный Иоанн, из каковых слов сплетя, я принесу неувядающий венец (1 Пет. 5:4), после исхода твоего пути не боясь сложить тебе похвальное слово, ибо ты преодолел девятый вал? Не из Моисеевых ли законов, которые он дал, благословив деятельную жизнь Иосифа и созерцательную — священника Левия? Ибо в тебе я вижу обоих. Земля твоя благословенна Господом горами небесными, росой, источниками бездн внизу и, во время плодов, обращениями солнца и новолуниями, древними вершинами и вершинами вечных холмов — все это придет на главу Иосифа, если есть кто-либо подобный Иосифу, и на главу братьев, предводительствуемых им, прославившемся среди братьев. Красота первородного тельца — красота его, рога единорога — рога его; ими он поразит все народы даже до края земли (Втор. 33:13–17). И Левию сказал, и тому, кто подражал ему, дайте Левию явленныя его и истину его мужу святому, которого искусили Искушением, порицали его у воды Пререкания. Он был тем, кто сказал отцу и матери: "Я не видел тебя и братьев своих не знал; сохранил слова Твои и завет Твой соблюл. Возвестил оправдания Твои Иакову и закон Твой Израилю. Буду всегда возлагать фимиам по праздникам на жертвенник Твой". Благослови, Господи, крепость его и дела рук его прими; порази чело врагов восставших на него, и ненавидящие его да не восстанут (Втор. 33:8–11). Я же, сплетя с этими и свои слова, сказал бы:Любящие его, Иисусе Христе, да не постыдятся, [ибо твоя есть сила во веки. Аминь]".

Епископ. Подвиг твоей совести, пребывание на страже помыслов [в том, чтобы] вынести из сокровищницы твоей мысли, по словам Спасителя, и новое и старое (Мф. 13:52). Старое — то, чему научила человеческая мудрость, новое — изречения Святого Духа. Из этой сокровищницы ты, дав приношение обеим частям, от своего разумения сказал то, что было ошибочно, а через благословения Моисея ты соединил с Иоанном причитающийся ему венец. Бесстрастно священнодействуя, он, поистине, не знал отца, матери и родных по крови из-за чрезвычайной праведности, но или любящих Слово, или делателей Его. Епископы же нашего времени, епископы лишь по виду, глиняный род, устремились к богатству, должностям и почестям, преступив закон, в котором говорилось: "Да не отдают священники сыновей своих в начальники и приближенные царя". Растратив дары Святого Духа на заговоры, преследования, заточения в тюрьмы, изгнания, они испили чистого незнания и из-за этого приняли за обычай обесчещивать добродетели друзей. О них сказал Спаситель: Наступает время, когда всякий, убивающий вас, будет думать, что тем служит Богу (Ин. 16:2). И, конечно, Он сказал не о язычниках, поскольку тогда Он сказал бы "богам", вместо Одного Им были бы указаны многие. Поэтому Он назвал Одного и Единого и показал тех, которые ныне под предлогом попечения о Церкви нас обкрадывают. Ибо, скрыв свои собственные злые дела и зависть, они делают вид, что заботятся с помощью слова о той, которую оскверняют делами. Но, если они будут так мудрствовать, исход происходящих событий совершенно изобличит тех, кто оказывает услуги похвалявшемуся:Не поколеблюсь, из рода в род [пребуду] без зла (Пс. 9:27). Ибо не найдя уже вида ересей, изобретатель нового беззакония и насадитель злейших страстей змей привел в бешенство предстоятелей Церквей, чтобы они истребляли друг друга ради страсти занять кафедру или первенствующую кафедру; по этой причине они и совершили раскол.

Если бы среди епископов было бы согласие Святого Духа и если бы Иоанн должен был быть низложен или как виновный в совершении греха, или как недостойный священства, или, как говорит Феофил, виновный в гордости, всесильная мудрость Божия могла бы его законным образом удержать от совершения священнослужения или изобрести способ, с помощью которого без раздора и без скорби исторгнуть его или через смерть, или через паралич, или немоту, что, как мы знаем, претерпели некоторые из противящихся ему, а некоторые еще и претерпят. Но так как из этого последовали такие недостойные Спасителя дела, он ведь был не только осужден, но и изгнан, ясно, что это дело диавола, который уничтожил проповедь в империи. Я знаю, что Иоанн справедливо лишил шесть человек священнического служения, как получивших священство за деньги, о чем я сказал выше. Кто заплакал? Чьи ноздри источили кровь? Какая паутина была разорвана? Кто покинул свой дом? Кто хотя бы на обол потерпел убыток? Какой нищий, ремесленник, земледелец, сапожник, простолюдин в Азии не обрадовался бывшему возмездию за попрание священных законов, воспевая: Как величественны дела Твои, Господи, все премудростью Ты сотворил (Пс. 103:24)? Ибо когда творит Бог — все бывает премудро, а когда ненавидящий добро демон — все равным образом — безумно. За безумием же следуют и извращенные дела: зависть, убийство, вражда, ревность, гнев, ссоры, раздоры, драки, заговоры невежественных людей, возбуждение находящихся у власти, эшафоты, пытки, горящие факелы, потоки крови, невыносимые штрафы, конфискации, нарушение божественных установлений, презрение законов, уничтожение целомудрия, вселенский раскол, надзор над землей и морем, корабли, всадники, пехота, осадная техника для того, чтобы противодействовать изгнанным из отечества за истину.

Итак, каким образом дерзают они говорить: "По домостроительству Божию изгнан был Иоанн"? Пусть ответят мне те, кто возглашает это: затруднилась ли бы всемогущая мудрость Божия, как я уже сказал, невидимой рукой удержать Иоанна силой, если бы он был недостоин, или убедить тех, кто с ним спорил, совершить это дело без большого насилия со стороны находящихся у власти?

Ибо, если Сам Бог был помощником Моисея в освобождении Израиля и в послушании, когда фараон открыто кричал: Не знаю Бога и Израиля не отпущу (Исх. 5:2), зачем же нужна была против Иоанна помощь земных властителей? Не затем ли, что он состарился? Или потому, что был немощен? Или потому, что оказался в трудном положении? Наконец, Тот, Кто сделал публичным достоянием блудодеяния одних, содомские грехи других, колдовство иных, не затруднился ли бы еще, чтобы изобличить Иоанна? И, наоборот, Тот, Который из-за письменного доноса раздул язык одного, заболевшего жабой, и предоставил другому упасть с лестницы и разбиться до смерти, или иссушил еще одного, всего понемногу, у которого язвы порождали червей, безгласно лежавшего на постели в течение года, или устрашил другого, наведя на него страхи во время хронической подагры, или сжег голени у того, у кого хотел, или быстро истребил еще одного зловонием смерти, о чем знают все, — был ли Он бессилен против Иоанна, как вы говорите, святотатца, или имел необходимость в том или в этом, чтобы, обесчестив, изгнать Иоанна, еще больше его прославив?

Итак, обольщаются не знающие заповедей Слова. Ибо святотатцем является в действительности не тот, кто раздает бедным золото, серебро и шелковые ткани, пищу моли, но продающий при помощи денег, лести и трапезы догматы и законы Спасителя, а затем и наносящий оскорбления святому человеку, украшенному жизнью и словом, через которого Спаситель, как из сосуда или сокровищницы, напояет любящих Слово даром спасения. Итак, пусть будут названы святотатцами те, которые ограбили апостольскую Церковь, лишив ее таких учителей и продавая хиротонии за деньги. Теперь их будет преследовать Божественный суд для исправления их злых дел. Ибо, если нарушившие Моисеев закон, полностью пренебрегая им, поскольку внутри они продавали голубей, бичом, сделанным из веревки, изгоняются Спасителем из храма, чему подчинятся продающие священство Нового Завета, кроме жезла железного (Откр. 19:15), которым их сокрушит Архипастырь? Как говорит апостол: Если отвергшийся закона Моисеева, при двух или трех свидетелях, без милосердия наказывается смертью, то сколь тягчайшему, думаете, наказанию повинен будет тот, кто попирает Сына Божия и не почитает за святыню Кровь завета, которою освящен, и Духа благодати оскорбляет? Мы знаем Того, Кто сказал: "у Меня отмщение, Я воздам, говорит Господь". Страшно впасть в руки Бога живого! (Евр. 10:28–31) Бог же, прославивший этого благочестивого и святого пастыря, звезду праведности, да даст и нам обрести часть и удел в страшный день Его праведного суда. Ему подобает слава, честь, величие и великолепие, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

перевод Балаховской А. С.