Сигизмунд Герберштейн

ЗАПИСКИ О МОСКОВИИ

К оглавлению

Плавание по Ледовитому (НГ или Замерзшему) морю ⁷⁴¹

В то время когда я нес службу посла светлейшего моего государя (НГ императора Максимилиана) у великого князя московского, мне случилось встречаться с толмачом этого государя Григорием Истомой (Istoma, Isthumen) ⁷⁴², человеком дельным (НГ скромным, воспитанным (sitlich) человеком), научившимся латинскому языку при дворе Юхана, короля датского. В 1496 году по рождестве Христове его государь послал его к королю Дании вместе с магистром Давидом, уроженцем Шотландии, тогдашним послом короля датского ⁷⁴³; с этим Давидом я тоже познакомился там еще в первое мое посольство. Так вот этот Истома и изложил нам вкратце (НГ излагал нам не раз) порядок всего своего путешествия. [Так как этот путь ввиду чрезвычайной труднопроходимости тех мест кажется мне тяжелым и крайне сложным, то хочу описать его здесь в двух словах так, как слышал от него]. Прежде всего, по его словам, [201] он и названный уже посол Давид, будучи отпущены государем, прибыли в Новгород Великий. А поскольку в то время королевство Шведское отложилось от короля Дании ⁷⁴⁴ и, сверх того, у московита были несогласия (НГ шла война) со шведами ⁷⁴⁵, они [вследствие воинских смут] не могли держаться общедоступного обычного пути (НГ короткого пути вдоль Немецкого моря по землям Литвы, Пруссии и Польши), а избрали другой, более длинный [зато и более безопасный]. Именно прежде всего они [крайне трудной дорогой] добрались из Новгорода к устью Двины и (НГ до городка) к Potiwlо ⁷⁴⁶. Он говорил, что эта дорога, для которой по ее трудности и неудобству он не мог найти достаточного количества проклятий, длиной в триста миль. Затем они сели в устье Двины на четыре суденышка и, держась в плавании правого берега океана, видели там высокие и неприступные горы; наконец, проплыв шестнадцать миль [и переправившись через какой-то залив] ⁷⁴⁷, они прибыли к левому берегу. Оставив справа обширное море, называемое, как и прилегающие горы, по реке Печоре (НГ по горам Печерским (Petzeroyisch)) ⁷⁴⁸, они добрались до народов Финлаппии (Finlappia) ⁷⁴⁹; хотя те живут там и сям вдоль моря в низких хижинах и ведут почти звериную жизнь ⁷⁵⁰, однако они гораздо более кротки, чем дикие лопари. Он говорил о них как о данниках московита ⁷⁵¹. Оставив затем землю лопарей и проплыв восемьдесят миль, они достигли земли Норботтен (Nortpoden) ⁷⁵², подвластной королю шведскому; русские называют ее Каянской землей (Kaienska Semla), а народ — каянами (Кауeni) ⁷⁵³. Отсюда, обогнув с трудом излучистый берег, который тянулся вправо ⁷⁵⁴, они прибыли к одному мысу, который называется Святым Носом (Sanctus Nasus, Swetinoss) ⁷⁵⁵. Святой Нос — это огромная скала, выдающаяся в море, наподобие носа. Под этой скалой видна полная водоворотов пещера, которая каждые шесть часов то всасывает море, то с большим шумом возвращает пучину, извергая ее обратно. [Одни называют это пупом моря, а другие — Харибдой.] Сила этого водоворота настолько велика, что он притягивает корабли и все прочее, находящееся поблизости, крутит их и поглощает ⁷⁵⁶; по словам толмача, он никогда не находился в большей опасности, ибо когда водоворот стал вдруг сильно засасывать корабль, на котором они плыли, то они едва спаслись, изо всех сил налегая на весла (НГ два (их корабля) только с большим трудом смогли избегнуть опасности.). Пройдя мимо Святого Носа, они прибыли к какой-то скалистой горе, которую надлежало обогнуть. После того как несколько дней их задерживали там противные ветры, корабельщик сказал им: “Эта скала, что сейчас перед вами, зовется Семес (Semes) ⁷⁵⁷, и если мы не умилостивим ее каким-нибудь даром, то нам нелегко будет пройти мимо нее”. Истома упрекнул (НГ Оба (посла) упрекнули) корабельщика [за пустое суеверие]. Тот [после этих упреков] замолчал, и из-за бури они задержались там на целых четыре дня; затем ветры улеглись и они отплыли. Когда они плыли уже при попутном ветре, хозяин корабля сказал: “Вы насмехались над моим предложением умилостивить скалу Семес как над пустым суеверием, но если бы я ночью тайком не взобрался на утес и не умилостивил бы Семес, то нам никогда не позволено было бы пройти”. На вопрос, что он поднес Семесу, он отвечал, что насыпал на выступающий камень, который мы видели, овсяной муки, смешанной с маслом. Во время дальнейшего плавания им попался навстречу огромный мыс, в виде полуострова (НГ совсем похожий на остров), по имени Мотка (Motka), на оконечности которого находится крепость Вардехуз (Barthus) ⁷⁵⁸, что значит “караульный дом”, ибо короли Норвегии держат там воинский караул для охраны [202] границ (НГ Здесь начинается норвежская земля.). По словам Истомы, этот мыс настолько вдается в море, что его едва можно обогнуть в восемь дней. Чтобы не тратить на это времени, они с великим трудом перетащили на плечах через перешеек в полмили шириной и свои суденышки, и поклажу ⁷⁵⁹. Затем приплыли они в страну (НГ (называемую) по-московитски) Dikiloppi ⁷⁶⁰, т. е. диких лопарей, к месту по имени Дронт (Dront) ⁷⁶¹, отстоящему от Двины на двести миль к северу. По их рассказам, государь Московии обыкновенно взыскивает дань вплоть до сих мест. Там они оставили свои лодки и остальную часть пути проехали по суше в санях. Кроме того, он рассказывал, что там содержатся целые стада оленей, как у нас быков; они называются на норвежском языке Rhen (НГ Rhenen) и несколько крупнее наших оленей. Лопари пользуются ими как вьючными животными следующим образом. Они впрягают оленей в санки, сделанные наподобие рыбачьей лодки (НГ объемом в мальтер (Malter) ⁷⁶²); человека [чтобы он при быстром беге оленей не выпал из саней] привязывают за ноги. Вожжи, при помощи которых он управляет бегом оленей, он держит в левой руке, а в правой у него палка, чтобы удержать повозку от падения, если она слишком наклонится в какую-нибудь сторону. По словам Истомы, при таком способе езды он за день проделывал по двадцать миль, под конец (НГ по прибытии в гостиницу) отпуская оленя, который сам возвращался к своему хозяину и привычному становищу. Окончив, наконец, этот путь, они прибыли к норвежскому городу Бергену (Berges, Bergen), лежащему прямо на север между горами, а оттуда на конях — в Данию. Говорят, будто у Дронта и Бергена в летнее солнцестояние день длится двадцать два часа. Власий (Blasius) (НГ Влас (Vlas)), другой толмач государя (НГ тоже порядочный человек) ⁷⁶³, который (НГ вместе с прочими) несколько лет тому назад послан был своим государем к цесарю (НГ Карлу) в Испанию, изложил нам другой, более выгодный маршрут своего путешествия. Именно, по его словам, будучи послан из Москвы к Юхану, королю датскому, он вплоть до Ростова двигался пешком. Сев на суда в Переяславле, он от Переяславля по Волге добрался до Костромы ⁷⁶⁴, а оттуда сухим путем (НГ снова пешком) семь верст до какой-то речки, по которой приплыл сперва в Вологду ⁷⁶⁵, а затем по Сухоне и Двине к самому норвежскому городу (НГ норвежской столице) Бергену, перенеся все труды и опасности, о которых рассказывал выше Истома; наконец [прямиком] прибыл он в [Гафнию] столицу Дании [называемую немцами] Копенгаген. На обратном пути, по словам обоих, они возвращались в Московию через Ливонию (НГ по морю до Ливонии) и совершили этот путь за год, хотя один из них, Григорий Истома, утверждал, что половина этого срока ушла на задержки и промедления в разных местах из-за бурь. Но оба они неизменно уверяли, что во время этого путешествия проехали тысячу семьсот верст, т. е. триста сорок миль. Точно так же и тот Димитрий, который совсем недавно был послом в Риме у верховного первосвященника (НГ чуть раньше, чем я (прибыл туда), вернулся в Москву из своей поездки к папе) и по рассказам которого Павел Иовий написал свою “Московию” ⁷⁶⁶, был до того послан в Норвегию и Данию тем же самым путем; он тоже подтвердил справедливость всего вышесказанного (НГ причем ни один из них не присутствовал при моей беседе с другим.). В остальном же все они, когда я спрашивал их о Замерзшем или Ледовитом море, отвечали только, что видели в приморских местах очень много больших рек, сильным и полноводным течением которых море оттесняется на большое расстояние от своих берегов, и что эти реки вместе с морем до определенной границы от их берега [203] замерзают, как это бывает в Ливонии и в иных частях Швеции (НГ соленая вода оттесняется, а пресная в холодные зимы замерзает, особенно у берегов.). Хотя под напором встречного ветра лед в море ломается (НГ с громким треском), в реках же это бывает редко или даже никогда, разве что случится какое-либо наводнение (НГ больших же реках толстый лед ломается не прежде, чем растают снега; вода поднимается и отрывает лед от берегов); тогда сбившийся в кучу лед поднимается и трескается. Куски льдин, снесенные речным потоком в море, плавают по его поверхности почти весь год и от сильного мороза так смерзаются снова, что иногда там можно видеть лед нескольких лет, смерзшийся воедино. Это легко видно по кускам, которые ветром выбрасывает на берег. Я слышал от людей, достойных доверия, что и Балтийское море замерзает в весьма многих местах и очень часто (НГ Точно так же моря замерзают и во многих других местах: близ Ливонии и еще между Сконе, Данией и Ютландией, так что из одной страны в другую можно добраться верхом, в санях или пешком. Но это бывает не каждую зиму.). Говорили также, что в местах, где живут дикие лопари, солнце во время летнего солнцестояния не заходит в течение сорока дней, но ночью в продолжение трех часов диск солнца видится окутанным какой-то мглой, так что лучей не видно; тем не менее оно дает столько света, что всякий без помехи от тьмы может заниматься своей работой (НГ в полночь примерно в течение трех часов солнце светит не так ярко, как в остальное время, хотя диск солнца все же виден.). Московиты похваляются, что берут дань с этих диких лопарей. [Хотя это маловероятно, но удивительного тут ничего нет, так как у лопарей нет других соседей, которые (могли бы) собирать с них дань.] В качестве дани они дают меха и рыбу, потому что другого у них нет. Заплатив же годовую дань, они хвалятся, что никому более ничего не должны и живут по своим законам (НГ совершенно свободны, как будто над ними и нет никакого начальства.). Хотя лопари не знают ни хлеба, ни соли, ни других возбуждающих приправ и употребляют (в пищу) только рыбу да мясо, однако, как говорят, они весьма склонны к сладострастию. Далее, они все очень искусные стрелки, так что если во время охоты встречают благородного (НГ даже мелкого) зверя, [то] убивают [его] стрелой в морду, чтобы получить шкуру целой и неповрежденной (НГ ведь если они попадут в какое-либо другое место, то из-за кровоподтека шкурку в этом месте уже нельзя будет отбелить). Отправляясь на охоту, они оставляют дома с женой купцов и других иноземцев. Если по возвращении они найдут жену веселой [от общения с гостем и радостнее, чем обычно], то награждают его каким-нибудь подарком; если же напротив, то с позором выгоняют. Вследствие общения с иноземцами, которые ездят туда ради наживы, они начали уже отходить от врожденной своей дикости [делаясь все более мирными]. Они охотно принимают купцов, которые привозят им платья из толстого сукна, а также топоры, иглы, ложки, ножи, кубки, муку (НГ тарелки), горшки и прочее в этом роде, так что они уже едят вареную пищу и приняли более человеческие обычаи. Они носят самодельное платье, сшитое из шкур разных зверей, и в таком виде иногда являются в Московию; весьма немногие, впрочем, носят обувь и шапки, сделанные из оленьей кожи (НГ волчьих, лисьих, куньих, собольих — словом, какие найдутся; из оленьих шкур они тоже делают одежду.). Золотой и серебряной монеты они не употребляют вовсе [а довольствуются одним обменом предметами. Так как] они не разумеют других языков [то кажутся иноземцам почти немыми]. Свои шалаши они покрывают древесной корой, совершенно не имея определенных жилищ, но, истребив зверей и рыб в одном месте, переселяются в другое. [Вышеупомянутые послы московского государя] рассказывали [204] также, что [в тех местах] они видели высочайшие горы, все время изрыгающие пламя, вроде Этны (НГ дымящиеся, как будто они горят), и что [в самой Норвегии] многие горы обрушились от непрерывного горения. [На основании этого кое-кто баснословит ⁷⁶⁷, будто там находится огонь чистилища.] Почти то же самое об этих горах слышал я, будучи послом у Христиерна, короля датского ⁷⁶⁸, [от норвежских начальников, которые тогда по случаю там находились]. Говорят, что близ устья реки Печоры [находящегося правее устья Двины] в океане водятся [различные большие животные, а между ними] некое животное, величиной с быка, называемое тамошними жителями “морж”. Ноги у него короткие [как у бобров, грудь по сравнению с размерами остального туловища несколько выше и шире], а два верхних зуба выдаются в длину. Это животное вместе с сородичами ради размножения и отдыха покидает океан и стадами выбирается на скалы. Здесь [прежде чем предаться сну, который у них более крепок, нежели (это было бы) естественно] оно выбирает из сородичей сторожа [как это делают журавли]. Если этот (сторож) заснет [или будет убит охотником], то тогда можно легко захватить и остальных животных; если же он, как обычно, подаст сигнал ревом, то остальное стадо тотчас пробуждается и, положив задние ноги на клыки, с величайшей скоростью, как на полозьях, скатывается со скал, устремляясь в океан, где они также имеют обыкновение время от времени отдыхать на плавающих на поверхности льдинах. Охотники добывают этих животных только из-за клыков, из которых московиты, татары [а главным образом] турки искусно изготовляют рукоятки мечей и кинжалов (НГ особенно коротких, какие у нас носят в качестве охотничьих (?) (Hessen)), пользуясь ими скорее как украшением, а не для нанесения особенно тяжелого удара, как выдумывал некто. [У турок, московитов и татар] эти клыки продаются на вес и называются рыбьим зубом.

Ледовитое море простирается далеко за Двину вплоть до устьев Печоры и Оби. За ними, как говорят (НГ Против шведских и норвежских земель), лежит страна Энгранеланд (Engronelandt). Я слышал, что людям наших (стран) сноситься и торговать с ней мешают как высокие горы, которые вздымаются, покрытые вечными снегами, так и плавающий в море вечный лед, затрудняющий плавание и делающий его опасным (НГ а также бурные ветры), потому-то она и неизвестна (НГ Готшальк Розенкранц (Rosnkrantz), бывший канцлером при сыне короля Христиерна, умершем при дворе императора Карла, рассказывал мне, что уже в наше время несколько человек осмелились отправиться туда, но половина погибли во время кораблекрушения, а остальные, пытавшиеся выбраться сухим путем, погибли все до единого среди льдов и снегов.).

Как принимают и обходятся (там) с послами ⁷⁶⁹

Отправляющийся в Московию посол, приближаясь к ее границам, посылает в ближайший город вестника сообщить начальнику (НГ с письменным или устным сообщением к управителю (Verwalter) или наместнику) ⁷⁷⁰ этого города, что он, посол (НГ такой-то) такого-то господина [намерен вступить в пределы государя]. Вслед за этим начальник тщательно исследует не только то, каким государем отправлен посол, но и какое у него [205] самого положение и достоинство, а также сколько лиц его сопровождает (НГ причем их интересуют имена и отчества всех, даже слуг.). Разузнав это, он посылает для приема и сопровождения посла кого-нибудь со свитой, сообразуясь как с достоинством государя, отправившего посла, так и с рангом самого посла. Кроме того, он тотчас же дает знать великому князю, откуда и от кого едет посол. Посланный (встретить посла) также шлет с дороги вперед кого-либо из своей свиты, чтобы дать послу знать, что едет большой человек (magnus homo, grosser man), чтобы встретить его в таком-то месте, и сообщается место. Они потому прибегают к титулу “большой человек”, что это определение “большой” прилагают ко всем важным особам (НГ своим князьям и прочей (знати)), не именуя никого ни храбрым (strenuus), ни благородным (nobilis), ни бароном (Ваrо), ни сиятельным (illuster), ни превосходным (magnificus) и не украшая их другими какими бы то ни было титулами в таком роде (НГ светлостью (Durchleuchtigkhait), ни высокородием или благородием (Hoch- oder Wolgeboren), ни могущественным (Gesfreng), ни благородным и проч.). При встрече этот посланный не двигается с места, так что в зимнее время велит даже размести или растоптать снег там, где остановился, чтобы посол мог объехать его, а сам не двигается с наезженной торной дороги (publica via). Кроме того, при встрече у них обычно соблюдается следующее: они отправляют к послу вестника внушить ему, чтобы он сошел с лошади или с возка. Если же кто станет отговариваться или усталостью, или недомоганием, они отвечают, что-де ни произносить, ни выслушивать (их) господина нельзя иначе, как стоя. Мало того, посланный тщательно остерегается сходить с лошади или с возка первым, чтобы не показалось, будто он тем самым умаляет достоинство своего господина. Поэтому как только он увидит, что посол слезает с лошади, тогда сходит и сам.

^хВ первое мое посольство я сообщил встретившему меня перед Москвой, что устал с дороги, и предложил ему исполнить то, что надлежало, (сидя) на лошади. Но он, приведя упомянутое основание, никак не считал возможным пойти на это. Толмачи и другие уже слезли, уговаривая и меня тоже слезть. Я отвечал им, что как только слезет московит, слезу и я. Видя, что они так высоко ценят это [206] обстоятельство (НГ ехал от Новгорода на почтовых. Как только я подъехал к Москве, навстречу мне послали толмача Истомина, который уговаривал меня сойти с коня; я отговаривался усталостью, но он никак не желал сделать иначе.), я тоже не захотел выказать небрежение по отношению к своему господину и умалить его значение. Но так как он отказался сойти первым, и (НГ перед столь диким народом.) из-за такой гордыни (дело) затянулось на некотором время, то я, желая положить этому конец, вынул ногу из стремени, как; будто собирался слезть. Заметив это, посланный тотчас же слез с лошади, я же сошел медленно [так что он был недоволен мной за этот обман].

Засим, подойдя и обнажив голову, он говорит: “Великого господина Василия, божиею милостью царя и господина всей Руссии и великого князя и проч.”, — он вычитывает главнейшие княжества, — “наместник и воевода (Capitaneus, Haubtman) такой-то области и проч. велел тебе сообщить. Узнав, что ты, посол такого господина, едешь к великому господину нашему, он послал нас тебе навстречу, чтобы мы проводили тебя к нему”, — здесь он повторяет титул государя и наместника. — “Кроме того, нам поручено спросить тебя, по здорову ли ты ехал?” — ибо так там обычно говорится при встрече: “По здорову ли ты ехал?” Затем посланный протягивает послу правую руку и снова первый не оказывает почтения (НГ потом уже не обнажает первым головы), пока не увидит, что посол обнажил голову. После этого [вероятно, движимый долгом учтивости, первым] обращается к послу, спрашивая его уже от своего имени, по здорову ли тот ехал. Напоследок он дает знак рукой, показывая, что, мол, садись и поезжай. Когда все, наконец, усядутся на лошадей или в возки, он остается на месте со своими, не уступая дороги послу, и следует поодаль за ним (НГ не из уважения к послу, а), тщательно наблюдая, чтобы никто не вернулся назад или не присоединился к посольству. Во время (дальнейшего) путешествия посла он быстро разузнаёт прежде всего имя посла и отдельных слуг его, равно как имена их родителей, из какой кто области родом, какой кто знает язык и какое занимает положение: служит ли он у какого-либо (НГ другого) государя, не родственник ли он или свойственник (НГ друг ли он) посла и бывал ли прежде в их стране. Обо всем этом в отдельности они тотчас доносят письмами великому князю. Затем [когда посол уже немного проедет] его встречает человек, сообщающий, что наместник поручил ему заботиться о всем необходимом для посла (НГ в дороге; вместе с ним находится писарь.) ^х.

( ^х-х А дает пространный рассказ о первом посольстве, который мы, разбив его на отрывки, даем при соответствующих по сюжету местах перевода латинского текста, где речь идет о втором посольстве, с пометой: А (перв. пос.). Вот начало этого рассказа: Посланный мне навстречу, а также мой сопровождающий (Тимофей Константинович ⁷⁷¹. — Примеч. Герберштейна на полях), который у них называется приставом и который заботился об удовлетворении всех моих надобностей, через которого я мог дать знать князю обо всех моих просьбах, например, об аудиенции и прочих такого рода обычных просьбах, привели мне двух лошадей, присланных мне князем.

Мне был отведен пустой дом, в который для начала доставили лавки, стол и тонкую специально выделанную кожу (Schiemb) для окон. По их меркам дом был хорош. Мне представили писца, который ежедневно распоряжался доставкой еды и питья, именно: большого куска говядины, куска сала, живой овцы, одного живого и одного забитого зайца, шести живых кур, зелени, овса, сыра. Соль же привозили лишь один раз в неделю, перца и шафрана вполне довольно. Все это каждый день привозилось на обычных у них повозках. В рыбные дни (Vischtaege) мне привозили забитую рыбу и много больших копченых на воздухе без соли осетров; еще графинчик с водкой (pranndt Wein), которую они всегда пьют за столом перед обедом. На другой повозке — три сорта хорошего меда (напитка) и два сорта пива. Одно из них было приятно сладкое.

Они посадили в дом людей, которые считаются знатными, блюсти и охранять меня, а по правде сказать, следить, чтобы никто не ходил ко мне и от меня без их ведома. Были и другие, которые запирали, мели и топили дом. В конюшне были еще другие и опять-таки другие для колки дров и помощи на кухне.

Все, что я привез с собой, этим я и располагал, например постельное белье, посуда и т. п. Корм для лошадей и все, до них касающееся, доставлялись мне также в изобилии. Когда однажды я купил живую рыбу, они рассердились, считая это зазорным для своего князя, и выдали мне четыре живых рыбины.

Когда мне было назначено (время), чтобы исполнить свою миссию, вечером пришел толмач (Григорий Истомин. — Примеч. Герберштейна на полях) и сказал: “Завтра ты предстанешь пред господином”.).

Итак, выехав из литовского городка (НГ и крепости) Дубровно, лежащего на Борисфене, и сделав в тот день восемь миль, мы достигли границ Московии и переночевали под открытым небом. Мы настлали мост через небольшую речушку, переполненную водой (НГ небом в холодном снегу рядом с речкой, которая разлилась от таяния снегов. Мы отремонтировали мост через нее) ⁷⁷², рассчитывая выехать, отсюда после полуночи и добраться до Смоленска, потому что [от въезда в княжество Московию, т. е. от его рубежа] город Смоленск отстоит только на двенадцать немецких миль. [Утром] проехав почти одну немецкую милю, мы встретили почетный прием (НГ посланного нам навстречу, принявшего нас, как описано выше); продвинувшись затем едва с полмили (А полторы мили) оттуда, мы терпеливо переночевали в назначенном нам месте под открытым небом. На следующий день, когда мы опять продвинулись на две мили (А чуть больше мили), нам назначено было место для ночлега, где наш провожатый устроил нам [изрядное обильное] [207] угощение. На следующий день, а это было вербное воскресенье (25 марта), хотя мы и наказали нашим (НГ ехавшим впереди) слугам нигде не останавливаться, а ехать с поклажей прямо в Смоленск, все же, проехав едва две нем(ецкие) мили, мы нашли их задержанными в месте, назначенном для ночлега. Так как московиты видели, что мы направляемся дальше, то стали умолять нас, чтобы мы по крайней мере отобедали, и их прилилось послушаться, ибо в этот день наш провожатый пригласил возвращавшихся от цесаря из Испании (и ехавших) вместе с нами послов своего господина, князя (Knes) Иоанна Посечня Ярославского и секретаря Симеона Трофимова. Зная причину, почему нас так долго задерживали [в этих пустынях], — именно: они послали из Смоленска к великому князю уведомление о нашем приезде и (НГ мы слишком поздно предупредили (о нашем приезде), и они) ждали ответа, можно ли нас впускать в крепость или нет, — я хотел проверить их намерения и (НГ после обеда я) двинулся по дороге к Смоленску. Когда другие приставы заметили это, они немедленно помчались к провожатому и известили его о нашем выезде (НГ Тут поднялся переполох, ведь провожатый, как и прежде всю дорогу, стоял лагерем напротив нас на холме, и между нами была маленькая речка. Ему доложили, что мы снялись и); тут же вернувшись, они просят нас, присоединяя к просьбам даже угрозы, чтобы мы остались. Но пока они бегали туда и обратно, мы почти прибыли к третьему месту ночлега, и мой пристав (НГ Один из них) сказал мне: “Сигизмунд, что ты делаешь? Зачем ты разъезжаешь в чужих владениях по своему усмотрению и вопреки распоряжению господина?” Я отвечал ему: “Я не привык жить в лесах вроде зверей, а под крышей и среди людей. Послы вашего государя проезжали через державу (regnum) моего господина по своему усмотрению (НГ днем и ночью) и их провожали через большие и малые города и селения. То же самое пусть будет позволено и мне. И нет (у вас) на то приказа вашего господина, да я и не вижу причины и необходимости в таком промедлении”. После этого они сказали, что свернут немного в сторону (НГ в деревню, под крышу), ссылаясь на то, что уже надвигается ночь и, кроме того, отнюдь не подобает въезжать в крепость так поздно. Но мы, не обращая внимания на выдвинутые ими доводы (А 25 марта), направились прямо к Смоленску, где нас приняли вдали от крепости [и в таких тесных хижинах, что] мы смогли ввести лошадей, только выломав предварительно двери (НГ в стойлах). На следующий день мы еще раз переправились через Борисфен и ночевали у реки почти напротив крепости (НГ в двух приличных домах). Наконец наместник принимает нас через своих людей, почтив нас (даром): напитками пяти сортов, именно: мальвазией и греческим вином, остальное были различные меда, а также хлебом и некоторыми кушаньями. Мы оставались в Смоленске десять дней, ожидая ответа великого князя. Затем ют великого князя прибыли два знатных человека (НГ приставы, как они их называют), чтобы иметь о нас попечение и проводить нас в Москву. Нарядившись в соответствующее платье, они явились в жилище каждого из нас обоих, отнюдь не обнажали головы, полагая, что мы должны сделать это первыми [но мы не сделали этого]. Впоследствии, когда той и другой стороне надлежало изложить и выслушать поручение государя, то при произнесении имени государя мы оказали (этот) почет (НГ но прежде и им пришлось сделать то же.). Как нас задерживали в разных местах и мы прибыли в Смоленск с опозданием, так и здесь нас задержали долее, чем следовало бы. А чтобы [мы не слишком обижались на чересчур долгое промедление и чтобы] не показалось, будто [208] они так или иначе пренебрегают нашими пожеланиями, они снова являлись к нам со словами: “Завтра утром мы выезжаем”. С утра мы [спешно готовили лошадей и], снарядившись, ждали их целый день. Наконец вечером [пришед не без известной торжественности, они отвечают, что в этот день у них никак не получилось. Но] снова обещают, как и прежде, пуститься в путь завтра утром и опять откладывают. Выехали же мы только на третий день (А 4 апреля) около полудня и весь тот день постились (НГ потому что не смогли поесть, боясь пропустить время, когда они (за нами) заедут.). И на следующий день они назначили путь длиннее того, куда могли добраться наши повозки (НГ и провиант.). Тем временем зимние снега растаяли, и все реки были полны воды; да и ручьи, выйдя из берегов, катили огромное количество воды, так что через них переправиться можно было только с опасностью и великими трудностями, ибо мосты [сделанные час, два или три тому назад] уплывали от разлива вод. Цесарский посол, граф Леонард Нугарола, чуть было не утонул на второй день по выезде из Смоленска (А речка называлась Вопец (Vopetz).). Именно когда я стоял (НГ далеко от берега) на мосту, вот-вот готовом уплыть, и следил за переправой поклажи, лошадь под графом упала, сбросив его на покрытый водой (cecus) берег (НГ лошади переправлялись вплавь. Лошадь графа стойко держалась рядом с лошадьми московитов, которые вели себя так, будто ничего особенного не происходило. В толкотне лошадь (графа) сорвалась задними ногами в глубину ручья, потому что (из-за снега) не было видно, где кончался берег. Смелое животное вырвалось-таки из воды, но граф упал навзничь из седла, к счастью, зацепившись (ногой) за стремя. Из-за этого его вытащило из глубины на мелководье, где нога его выскочила из стремени; он лежал в воде на спине, лицо его было закрыто испанским плащом, он был беспомощен.). Два пристава, стоявшие тогда ближе всех к графу, даже ногой не шевельнули, чтобы подать ему помощь, так что если бы другие не прибежали издалека и не помогли бы ему, все было бы кончено (НГ они сидели в своих епанчах (Japentze), как у них называются их плащи (Maentl oder Gepenickh), так как шел мелкий дождик. Двое моих родичей (Vetter), господин Рупрехт и господин Гюнтер, братья бароны Герберштейн и проч., поспешили на помощь, причем Гюнтер чуть было сам не угодил в глубину. Я укорял обоих московитов, что они не помогли графу; мне отвечали: “Одним надлежит работать, другим — нет”. После этого графу пришлось раздеваться и надевать сухое платье.). В тот день (А проехав еще с полмили) мы добрались до одного моста, через который граф и его (люди) переправились с величайшей опасностью. Видя, что повозки не поспеют за нами, я остался по сю сторону моста и (НГ к еще одной речке, побольше (А по имени Средний Вопец (der mittl Vopetz)) ⁷⁷². Там присланные заблаговременно крестьяне быстро связали плот, а из ивовых прутьев — канат, к которому и прикрепили плот (А На нем могли переправиться шесть — восемь человек). С его помощью, медленно и с трудом, мы перебрались на другой берег. Затем был еще один мост, до и после которого надо было долго ехать по воде. Я видел, как иные чуть было не переворачивались на этом мосту; уже близился вечер, и я не захотел переезжать сразу же, потому что провиант, да и другие наши повозки за нами не поспели бы. Я) вошел в дом крестьянина (villicus, -). Убедившись, что пристав слишком нерадиво заботится о нашем пропитании, так как, по его словам, он отправил [209] съестные припасы вперед, я сам купил еду у хозяйки (НГ Я спросил у хозяйки хлеба, овса и прочего по потребности), она продала ее охотно и за умеренную (iustus) цену. Как только пристав узнал об этом, он тотчас же запретил женщине продавать мне что бы то ни было ⁷⁷³. Заметив это, я позвал гонца и поручил ему передать приставу, чтобы тот или сам заблаговременно заботился о пропитании или предоставил мне возможность покупать его; если он не станет делать этого, то я размозжу ему голову. “Я знаю, — прибавил я, — ваш обычай: вы набираете много по повелению господина (вашего) и притом на наше имя, а нам этого не даете (НГ ваше лукавство; вы прячете, что положено (нам выдать), и продаете, говоря потом, будто отдали нам.). Да еще и не позволяете нам жить на свои средства”. Я пригрозил сказать об этом государю (НГ Если же он не изменит (своего поведения), то я его связанным приведу в Москву, ибо прекрасно знаю обычаи этой страны. (Говорил я) и другие сердитые слова. Он тут же явился ко мне, снял против своего обыкновения шапку; я-де ничего такого не делаю.). Этими словами я поубавил ему спеси [и впоследствии он не только остерегался меня, но даже стал несколько благоговеть передо мной]. ^ыЗатем мы прибыли к слиянию рек Вопи (Voppi) и Борисфена и там нагрузили Борисфен (НГ корабли) нашей поклажей, которую повезли вверх по реке [до Можайска], а мы, переправившись через Борисфен, ночевали в одном монастыре ⁷⁷⁶. На следующий день наши лошади должны были не без опасности переплыть на расстоянии нем(ецкой) полумили три разлившиеся реки [и еще множество ручьев. Мы объехали эти реки по Борисфену]; нас (НГ обоих) вез на [рыбачьих] лодках один монах. Наконец, 26 апреля мы достигли Москвы ^ы.

( ^ы-ы А Проехав десять миль, мы достигли (места), где река Вопец, истекающая от Белой (von der Piela), впадает в Днепр близ некоего монастыря. Ранним утром на следующий день бедный монашек перевез меня и графа через большую воду, ибо Днепр сильно разлился, пока мы снова не попали на дорогу, до которой не достигало половодье. Лодчонка не могла вместить много. На ней монах по очереди перевез большинство прислуги (Gesindt) и сёдла. Наши сундуки и тюки перевезли на веслах кораблем к Дорогобужу. Лошади же (переправлялись) другим путем, переплывая от одного холма к другому на расстоянии трех миль.

Затем, проехав две мили, мы снова прибыли к речке под названием Уша (Usscha); там был высокий мост, по которому мы и проехали ⁷⁷⁴. Потом мы добрались до большого леса, рядом с которым шла дорога, рядом же текла и река. Но воды было так много, что остаться на дороге мы не могли. Мы двинулись в лес, было очень поздно. Снегу было почти по колено, он был совсем рыхлый, да и земля под ним рыхлая. Кругом лежало множество огромных толстых деревьев, рухнувших от старости и от ветра; через них нам приходилось перебираться. И уже глубокой ночью кто-то из наших наткнулся в лесу на поляну. Там мы провели ночь совершенно без пищи. Кое-кто остался в лесу и выбрался к нам только утром. Сопровождавшие нас приставы могли бы довести нас до домов, бывших совсем близко, если бы хотели. Шел мелкий дождь и было довольно сыро. Поутру мы вскоре снова подошли к лесу, который был не меньше прежнего. По нему мы ехали до самого Дорогобужа. Отсюда до Смоленска восемнадцать миль. На большем его (леса) протяжении есть гати (geprueghkt), которые оставили после себя московиты, когда двигались на Смоленск и высылали во все стороны народ. Дорогобуж лежит на Днепре. Здесь мы провели один день в ожидании нашего обоза. Город Вязьма — тоже на Днепре ⁷⁷⁵. Здесь в Днепр впадает река, также зовущаяся Вязьмой. От Дорогобужа досюда — тоже восемнадцать миль. Досюда доходят тяжелогруженые корабли, и неподалеку от города их загружают и разгружают. От Смоленска до сих мест мы добирались с большими трудностями, о чем выше, и через множество длинных мостов, которые зачастую совсем разбиты, и бревна иной раз лежат так далеко друг от друга, что прямо не верится, что по ним могут пройти лошади; иногда бревна моста лежали уже в воде, в беспорядке, вкривь и вкось, через них нам приходилось перебираться, что мы, слава богу, проделали, не (понеся) никакого урона. У Вязьмы мы выдержали борьбу с водой, бревнами и снегом и поехали по ровной дороге до самой Москвы.).

Когда мы находились на расстоянии полумили от нее (А за рекой), нам навстречу выехал, спеша и обливаясь потом, тот старый секретарь (НГ Симеон), который был послом в Испаниях (НГ и возвращался из Вены вместе с нами) ⁷⁷⁷, с известием, что его господин выслал нам навстречу больших людей, — при этом он назвал их по имени, — дабы они подождали и встретили нас. К этому он добавил, что при встрече следует сойти с коней и стоя выслушать слова (их) господина. Затем, подав (друг другу) руки, мы разговорились. Когда я, между прочим, спросил его, отчего это он так вспотел, он тотчас ответил, повысив голос: “Сигизмунд, у нашего господина иной обычай службы, чем у твоего”. И вот, едучи так, видим, стоящий длинный строй [словно какое-нибудь войско]. При нашем приближении они немедленно слезли с лошадей, что сделали в свою очередь и мы сами. При встрече один (НГ главный) из них сначала повел такую [210] речь: “Великий господин Василий, [божией милостью] царь и господин всея Руссии и проч.”, — вычитывая весь титул, — “узнав, что прибыли вы, послы брата его Карла, избранного рим(ского) имп(ератора) и высшего (supremus) короля, и брата его Фердинанда, послал нас, советников своих, и поручил нам спросить у вас, как здоров брат его Карл, рим(ский) имп(ератор) и высший король”. Потом то же и о Фердинанде (НГ Мы отвечали, как принято у них: “По милости божией каждый из нас оставил своего господина в добром здравии”.). Второй (сказал) графу: “Граф Леонард, великий господин”, — перечисляя весь титул, — “поручил мне выехать тебе навстречу, проводить тебя до самой гостиницы (hospitium, Herberg) и заботиться о всем для тебя необходимом”. Третий сказал то же самое мне. Когда это было сказано и выслушано с той и другой стороны с непокрытой головой, первый снова сказал: “Великий господин”, — вычитывая титул, — “повелел спросить у тебя, граф Леонард, по здорову ли ты ехал”. То же самое (было сказано) и мне. Согласно их обычаю мы отвечали им: “Да пошлет бог здоровья великому государю. По благости же божией и милости великого князя мы ехали по здорову”. То же (лицо) снова (сказало) следующее: “Великий князь и проч.”, — всякий раз повторяя титул, — “послал тебе, Леонард, иноходца с седлом, а также еще одного коня из своей конюшни”. Это же самое (было сказано) и мне. Когда мы поблагодарили за это, они подали нам руки и оба по очереди спросили нас обоих, по здорову ли мы ехали. Наконец, они сказали, что нам следует почтить их господина и сесть на подаренных коней, что мы и сделали. Переправившись через реку Москву и отправив вперед всех прочих, мы едем следом (НГ с поклажей). На берегу перед нами — монастырь ⁷⁷⁸; отсюда через (НГ прекрасное, тянувшееся до самого города) поле среди толп народа, сбегавшегося со всех сторон, нас проводили в город и даже в (самые) гостиницы (diversorium) (НГ хорошие деревянные дома), расположенные (НГ по местному обыкновению) (одна) напротив (другой) (А 26 апреля). В домах не было никаких жильцов, ни утвари. Но каждый пристав объявил (НГ они были пусты. Были только стол, лавки, но ничем не закрыты (khain Schiemb) окна; все это было доставлено. Новые приставленные к нам лица объявили каждый) своему послу, что он вместе с теми приставами, которые прибыли с нами из Смоленска, имеет от господина распоряжение заботиться о всем для нас необходимом. Они назначили также в нашем присутствии писаря, говоря, что он приставлен затем (НГ писарей), чтобы ежедневно доставлять нам пищу и прочее необходимое. Наконец, они просили нас, чтобы мы, если будем в чем-либо нуждаться, дали бы им о том знать. После этого они [почти] каждый день навещали нас, всегда осведомляясь, всего ли хватает. Способ содержания послов у них различный: один для немцев, для литовцев — другой, свой для каждой (страны) (НГ Существует общий порядок, согласно которому содержат немцев, литовцев, ливонцев или татар, прибывающих с посольствами.). Я имею в виду, что назначенные приставы имеют определенное, и притом (свыше) предписанное количество, в каком выдавать хлеб (НГ водку и другие), напитки, мясо (НГ рыбу, соль, перец, лук), овес, сено (НГ солому) и все остальное по числу отдельных лиц (НГ и лошадей.). Они знают, сколько должны выдавать каждый день поленьев для кухни и для топки бани, сколько соли, перцу, масла, луку и других самых ничтожных вещей (НГ печей.). Тот же порядок соблюдают и приставы, провожающие послов в [211] Москву и из Москвы. Но хотя они обычно доставляли достаточно и даже с избытком как пищи, так и питья, однако почти все, что мы просили (сверх того), они давали вместо названного (prioribus commutata) (НГ на дорогах едущие туда и обратно. Всего было вдоволь сравнительно с тем, как там привыкли жить; я, по крайней мере, бывал сыт всегда.). Они всегда привозили напитков пять сортов: три сорта меду и два — пива (НГ их ежедневно привозили на небольшой тележке с лошадкой. Но живой рыбы не давали, это у них не принято. Поэтому). Иногда я посылал на рынок купить [кое-что] на свои деньги, [в особенности] живую рыбу. Они обижались на это, говоря, что тем самым их господину причиняется великое бесчестье (iniuria) (НГ После этого по постным дням мне всегда доставляли живую рыбу.). Я указывал также приставу, что хочу позаботиться о кроватях для дворян, которых было со мной пятеро (НГ и моих друзей.). Но он немедленно отвечал, что у них нет обычая доставлять кому-либо кровати. Я возразил ему, что не прошу, а хочу купить, и потому сообщаю ему, чтобы он не гневался потом, как раньше. Вернувшись на следующий день, он сказал мне: “Я докладывал советникам моего господина, о чем мы вчера говорили. Они поручили мне сказать тебе, чтобы ты не тратил денег на кровати, ибо (НГ наши послы сказали, что они и их люди обеспечивались в ваших странах кроватями, и поэтому) они обещают содержать вас так же, как вы содержали наших людей в ваших странах”. Отдохнув два дня в гостинице, мы спросили у наших приставов, в какой день государь примет и выслушает нас. “Когда пожелаете”, — отвечают они. — “Мы доложим советникам господина”. Мы вскоре попросили (об этом). Нам был назначен срок, но перенесен на другой день. Накануне же этого дня явился сам пристав, говоря: “Советники нашего господина поручили мне известить тебя, что завтра ты отправишься к нашему государю”. Всякий раз, как они звали нас, при них были толмачи. В тот же вечер возвращается толмач и говорит: “Приготовься, так как тебя призовут пред очи господина”. Он пришел и утром (А 1 мая), снова напоминая: “Сегодня будешь пред очами господина”. Потом, по прошествии едва четверти часа (НГ получаса), являются еще и приставы каждого из нас со словами: “Вот-вот прибудут за вами большие люди, и потому вам надлежит собраться в одном доме”. Как только я пришел к цесарскому послу, тотчас примчался толмач (НГ пристав) и говорит, что вот-де прибыли большие люди, к тому же именитые мужи (praecipui, die vordersten) государевы, которые должны сопроводить нас во дворец. Это были некто князь (Knes) Василий Ярославский, связанный кровным (родством) с великим князем, а другой — один из тех, кто встречал нас от имени государя (НГ друг великого князя, и еще один именитый (namhaffter) (муж)); их сопровождало множество знати (НГ бояр или, как мы их называем, дворян.). Между тем наши приставы внушали нам, чтобы мы оказали честь этим большим людям и вышли им навстречу. Мы отвечали, что знаем лежащие на нас обязанности и соответственно поступим (НГ сумеем их почтить.). Но и когда они уже [слезали с лошадей и] входили в гостиницу графа, приставы все время настаивали, чтобы мы вышли им навстречу и (тем самым) некоторым образом поставили в оказании почестей их государя выше наших господ. Мы же, тем временем пока они подымались, выдумывали то одну задержку, то другую, замедляя встречу, и встретили их, когда они как раз были посредине лестницы (НГ были уже на лестнице.) ⁷⁷⁹. Мы хотели было проводить их в комнаты, чтобы они несколько отдохнули, но [они отказались сделать это. Сам же] князь сказал: “Великий господин [здесь он зачитал полный титул] повелел вам явиться к нему”. Мы тут же сели на лошадей и двинулись в сопровождении большой свиты; около крепости (НГ вокруг крепости ⁷⁸⁰, пока не добрались до нужных ворот; там) нас встретили [212] такие огромные толпы народа, что мы едва [великими трудами и стараниями телохранителей (satellites)] могли пробраться (сквозь них). Ведь у московитов такой обычай: всякий раз как надо провожать во дворец именитых послов иностранных государей и королей, то [по приказу государеву] созывают из окрестных и соседних мест низшую (НГ живущих вокруг города) знать (vulgus nobilium,-), наемников (stipendiarii, Dienstleut) [и воинов ⁷⁸¹, запирают к тому времени в городе все лавки и мастерские], прогоняют с рынка продавцов и покупателей, и, наконец, отовсюду собираются граждане (НГ чтобы на этой площади мог собраться весь простой люд (gmain Volckh); его даже сгоняют туда.) ( А (перв. пос.) Все они в белых головных уборах (heubter) — это у них шапки, именуемые колпаками. Изредка среди них попадается священник, у которого нет этой белой шапки.). Это делается для того, чтобы столь неизмеримое количество народу и толпы подданных свидетельствовали перед иностранцами о могуществе государя, а столь важные посольства иностранных государей — перед всеми о его величии. Въезжая в крепость, мы видели, что в различных местах были поставлены люди разного звания (ordo) (А (перв. пос.) По мере приближения ко дворцу — надо бы просто говорить городу, потому что он обнесен стеной ⁷⁸⁰ — от толпы одного рода переезжаешь к другой, причем каждая одета все лучше и лучше. Ближе всего к лестнице стоят чужеземные наемники (Diennstleut): литовцы и” прочие; у них шапки не белые, а какие кто сам надел.). Возле ворот стояли граждане, а ^ввоины и служилые люди занимали площадь ⁷⁸²; ^гони сопровождали нас пешком, шли впереди и, остановившись, не дали нам доехать до лестницы и там слезть с коней, ибо ^в сойти с коня у лестницы не дозволяется никому, кроме государя. [Это также делается, чтобы было видно, что государю оказывается более чести.] Как только мы поднялись до середины лестницы ^г, ( ^в-вНГ оттуда до церквей и до палат государевых стояли всех родов наемники (Soldaten). Когда проезжаешь мимо церкви святого Михаила, то рядом подымается лестница в покои великого князя. Они говорят, что) ( ^г-гА (перв. пос.) Слуги, принимавшие моего коня, не желали допускать меня верхом до самой лестницы, поскольку это привилегия одного князя. Я, однако, будто не понимая их, протеснился с лошадью как мог ближе к крыльцу. Потом меня провели наверх рядом с церковью святого Михаила, которая стоит вплотную к лестнице. Там, где на ней площадка, находится дверь в церковь. Когда мы шли через эту площадку) нас встретили определенные советники государевы; они подают нам руку, целуются с нами и ведут дальше. Затем, когда мы взошли на лестницу (НГ там стояли простые дети боярские (gemain Boyarskj Dieti), т. е. низшая знать (gemain Edlleut); здесь), встречают нас другие [более важные] советники и, после того как первые удалились — у них есть обычай, чтобы первые уступали место следующим и всем ближайшим по порядку и оставались на своем месте, как бы в назначенном им отделении (regio) — подают нам в знак приветствия правую руку. Затем при входе во дворец, где стояла кругом низшая знать, нас равным образом встречают первые советники (primarii) и приветствуют вышеуказанным способом и порядком. Наконец, нас проводили в другую палату (atrium), вдоль стен которой располагались князья (quod Knesis septum erat) и прочие наиболее родовитые (generosiores), из разряда и числа (НГ протянув нам руку и поцеловав нас; и далее у закрытых (дверей) в покои нас приняли еще другие, как и прежде. Когда первые встретили нас на лестнице, они пошли рядом с нами, а сопровождавшие нас от гостиницы шли за нами; то же делали вторые и третьи, так что всякий раз встречавшие нас шли рядом, другие — следом. Вместе с последними мы вошли в покои; в первом из них стояли одетые в золото, бархат и шелка, из) которых выбираются советники (НГ (лица) на наиболее высокие должности), а оттуда — к покою (conclave) государя, ^зперед которым стояли благородные (ingenui) (НГ хорошо одетые молодые князья и знатные лица), несущие повседневную службу при государе ^з ( ^з-зА (перв. пос.) Здесь юные герцоги, спальники, стольники и прочие слуги государевы (Gamer-, Tisch- unnd annder Dienner) ⁷⁸³, но лучше одетые, с жемчугами и иными украшениями на своих колпаках.); между тем (НГ все время, пока мы шли) решительно никто из стоящих кругом не оказал нам ни малейшего почета. Если же мы, проходя мимо, при случае приветствовали кого-либо [213] близко нам знакомого или заговаривали с ним, то он не только ничего не отвечал нам, но вел себя вообще так (НГ стоял или сидел, как бревно), будто он никогда никого из нас не знал и не слыхал нашего приветствия (НГ Все эти роскошно одетые в золото и шелка встречавшие и провожавшие нас, стоявшие перед дверями государевых покоев и даже сидевшие рядом с государем получают платье из казны (Schatz Gamer), и каждый из них должен еще кое-что заплатить из расчета, что платье потом придется чистить.). ^нИ только когда мы входили к государю, советники (НГ где кругом сидели много старых князей (alte Fuersten) и прочих, и сами сначала поклонились, все они) встали перед нами; если же по случаю присутствуют братья государевы, то они (НГ как и великий князь) не встают [а сидят с непокрытой головой]. И один из первых (советников), обратившись к государю (НГ который встречал нас последним — его должность примерно соответствует (должности) гофмейстера (Marschalch) —), произнес [по своему почину (ex more suo) без просьбы с нашей стороны следующие слова]: “Великий господин (НГ царь и государь всея Руссии), граф Леонард бьет челом (frontem percutit; schlecht oder naigt sein hiern), и снова: “[Великий господин] граф Леонард бьет челом на великой твоей милости”. Точно так же и о Сигизмунде. Первое значит, что он-де кланяется и выражает почтение, второе — что благодарит за полученную милость (НГ кушанье или подаренного коня.). Ибо “бить челом” у них говорится в знак приветствия, благодарности и другого тому подобного. Именно, всякий раз, как кто-нибудь просит чего-либо или приносит благодарность (НГ более высокому (по положению)), он обычно наклоняет голову; если он желает сделать это усерднее, то опускается (НГ и туловище) так низко, что касается рукой земли ⁷⁸⁴. Если они хотят поблагодарить великого князя за какое-нибудь очень важное дело или попросить чего-нибудь у него же, то кланяются и опускаются так, что (НГ падают на руки и) касаются лбом земли (НГ Отсюда-то и пошло речение “бить челом”.). Государь сидел с непокрытой головой на (НГ на длину ладони) более высоком [и почетном] месте (НГ — такой же (высоты) у него и скамеечка для ног —) у стены, на которой (НГ над его головой) сверкало изображение (НГ бога, ангела или) какого-то святого, справа от него на скамье лежала шапка-колпак, а слева — палка [с крестом], (т. е.) посох, и таз с двумя рукомойниками, поверх которых было положено полотенце. Говорят, что, подавая руку послу римской веры, государь считает, что подает ее человеку оскверненному и нечистому, а потому, отпустив его, тотчас моет руки. Напротив государя, пониже, там стояла еще одна скамья (НГ покрытая ковром и), приготовленная для послов. Государь, после того как ему был оказан почет, как уже сказано выше, сам пригласил нас туда мановением и словом, указуя рукой на скамью (НГ говорит послу: “Поди стань вот здесь”, — и показывает рукой на место рядом со скамьей.) ^н ( ^н-н А (перв. пос.) Оттуда идешь в комнаты, где сидит великий князь. Сидели там и двое его братьев, один по правую, другой по левую руку, а также сын одного татарского царя, который крестился и взял себе в жены сестру великого князя (Георгий, Симеон, Петр. — Примеч. Герберштейна на полях)). Когда мы [с того места по очереди] приветствовали господина, то [при этом был толмач, переводивший нашу речь слово в слово]. Услышав между прочим имена Карла и Фердинанда, (государь) вставал и сходил со скамьи, а выслушав приветствие до конца, спросил (НГ скамеечки для ног и спрашивал): “Брат наш Карл, избранный рим(ский) имп(ератор) и высший король, здоров ли?” Пока граф отвечал: “Здоров”, (государь) тем временем взошел к скамье и сел. То же самое по окончании моего приветствия спрашивал он у меня про Фердинанда (НГ Когда ему ответят, что по милости божией здоров, он снова усаживается и выслушивает приветствие до конца. Затем он говорит послу: “Садись”, давая ему время перевести дух. После этого он подзывает толмача и говорит ему негромко, чтобы тот передал послу, что-де можно высказать то, что должно быть сказано публично, а остальное отложить до другого времени. (А (перв. пос.) Толмач сообщает мне это так же негромко.) Тогда посол встает и говорит о своем деле стоя. Толмач переводит не более чем после (каждых) двух-трех слов (uber zway oder drey wort nimbt der Tulmetsch nit an zuvertulmetschen).) (А (перв. пос.) Тут я передал верительную грамоту (Credentzbrieff).). Затем он подзывал нас, сначала одного, [215] потом другого к себе и говорил: “Дай мне руку”, а взяв ее, прибавлял: “По здорову ли ты ехал?” На это мы оба [согласно их обычаю] отвечали: “Дай бог тебе здоровья на многие лета: по благости божией и твоей милости по здорову”. После этого он велел нам сесть. Мы же, прежде чем сделать это, [в соответствии с их обыкновением] поблагодарили наклонением головы на обе стороны прежде всего государя, а затем советников и князей (Knesi), которые стояли, чтобы оказать нам честь. Кроме этого, послы других государей, в особенности из Литвы, Ливонии, Швеции и т. д., будучи допущены пред очи государевы, обычно вместе со своей свитой и слугами (НГ с главнейшими из своих слуг и друзьями) подносят каждый по отдельности дары.

При поднесении даров соблюдается такой порядок. После того как будет изложена и выслушана цель посольства, тот советник, который ввел послов к государю, встает и четким и громким голосом во всеуслышание (НГ — а подарки несли рядом с ним —) говорит так: “Великий господин, такой-то [посол] бьет челом таким-то даром”, и это же самое повторяет он во второй и третий раз. Затем таким же образом он называет имена и дары отдельных дворян и слуг. Наконец (НГ такими-то поминками — так они называют дары — перечисляет их) рядом с ним становится секретарь, который также тщательно отмечает имена и дары [как послов, так и] каждого по порядку из приносящих. Сами же они называют такие дары поминками (Pominki), т. е. как бы дарами на память ⁷⁸⁵. Они напоминали про дары и нашим (людям), но мы отвечали, что у нас нет такого обычая. Но возвращаюсь к предмету изложения (НГ Когда мы изложили цели нашего посольства, то те, кто стоял рядом с нашими людьми, позади нас, подсказывали: “Поминки!” — напоминая, чтобы мы поднесли дары. Но наши отвечали, что у нас нет такого обычая. В свое время было принято на такие подарки отвечать подарками, втрое большими; поэтому и дарили, и [{взамен) получали много. Но (потом) все переменилось, как будет сказано ниже при (описании) приема литовских послов.).

После того как, закончив приветствия, мы немного посидели, государь пригласил нас, сначала одного, потом другого, сказав следующее: “Ты отобедаешь со мной”. [Позволю себе прибавить, что] в первое мое посольство [согласно их обыкновению] он пригласил меня следующим образом (НГ (не так, а) обычными словами): “Сигизмунд, ты откушаешь с нами нашего хлеба-соли” (А (перв. пос.) Некоторым было поручено пригласить к столу и моего родича (Vetter) фон Турна (Thurn). Когда мы пришли в столовую, уже другим снова поручили пригласить к столу моих слуг.). Вслед за тем, подозвав к себе наших приставов, он сказал им что-то по секрету тихим голосом, и толмачи, получив, в свою очередь, указание от приставов (НГ те, подойдя к нам, через толмачей), говорят: “Вставайте, пойдем в другой покой”. Пока мы излагали там некоторым назначенным [государем] советникам [и секретарям] остальные поручения, лежавшие на нашем посольстве, тем временем приготовляли столы. Затем, когда приготовления к обеду были закончены, и государь, (его) братья и советники уже сидели (НГ за длинным столом), нас повели в столовую (cenaculum), и [тотчас советники и] все [прочие по очереди] встали перед нами; зная их обычай, мы, прежде чем они сели, в свою очередь поблагодарили их, наклоняя голову во все стороны, а затем заняли место за столом, [216] которое указал нам рукой сам государь. Столы в столовой были расставлены со всех сторон (circumcirca) (НГ так что только-только можно было войти и выйти в двери.). Посредине залы стоял поставец (abacus, Credentz), заставленный различными золотыми и серебряными [кубками] (А (перв. пос.) Государь и его сродники (Schwaeger), а также советники сидели так, как в совете, разве что советники сидели друг против друга.). На столе, за которым сидел государь, с той и другой стороны (от него) было оставлено (пустого) места на расстоянии вытянутой руки. Затем сидят братья государевы [если они присутствуют]: по правую руку [—старший], по левую [—младший]. Далее за братьями [на расстоянии несколько больше (обычного)] сидели старшие (seniores, eltiste) [князья (Knesi)] и советники (НГ и должностные лица (Ambtleut)) в соответствии с чинами и милостью, какой они пользовались у государя. Против государя, за другим столом, сидели мы (НГ я рядом с графом,), а отделенные небольшим промежутком — наши близкие (familiares) и слуги (НГ где могли бы усесться двое, сидели наши друзья и все, пришедшие с нами.) (А (перв. пос.) Мой родич (фон Турн) должен был занять место не рядом со мной, а несколько сзади.). Напротив них на другой стороне сидели [по чину] те, кто провожал нас из гостиницы во дворец. За последними же [стоящими друг против друга] столами сидели те, кого государь пригласил в знак особой милости; иногда к ним присоединяются наемники (НГ несколько юных сыновей татарского царя, бывших на службе у великого князя и крестившихся, а также и прочие, кого пригласил государь, среди них пушкари и другие лица того же рода.). На столах (НГ нашем, как, без сомнения, и на всех остальных столах, кроме стола государева и его братьев, одно блюдо приходилось на четверых. Рядом с ним) расставлены были небольшие сосуды одни с уксусом, другие с перцем, третьи с солью; они были расставлены и размещены вдоль стола с таким расчетом, что на каждых четверых гостей приходилось по одному набору из этих трех сосудов (НГ они оставались на столе от начала (обеда) и до конца. В мое посольство (за столом) присутствовал и царь (Czar) Петр, крещеный татарский царь (Khuenig), женившийся на сестре великого князя. Во время обеда он сидел по правую руку от старшего брата (государева)). Затем (НГ когда все уселись) вошли стольники (dapiferi, Druchsaessen), наряженные в блестящее платье, и, обойдя вокруг поставца, стали против государя, никак его не приветствуя, пока все приглашенные гости не сели и им не было приказано внести кушанья. Меж тем, когда все сели (НГ против нас и друг за другом, они никак не приветствовали государя, а шли, вытянув шеи, как будто не замечая его. После этого), государь позвал одного из своих слуг и дал ему два длинных ломтя хлеба со словами (НГ своего стольника (Tischdiener) или чашника (Schenck), взял три ломтя хлеба, лежавшего перед ним горкой, нарезанного и уложенного, положил его на ладонь чашнику и сказал): “Дай графу Леонарду и Сигизмунду (НГ послу нашего брата, избранного римского императора и высшего короля) этот хлеб”. Слуга, взяв с собой толмача, по порядку поднес хлеб нам обоим с такими (словами) (НГ который все время находится близ стола, и сказал): “Граф Леонард, великий господин Василий, божией милостью царь и господин всея Руссии и великий князь, являет тебе свою милость и посылает тебе хлеб со своего стола”. Толмач отчетливо переводил эти слова (НГ Затем он подошел ко мне с теми же словами). Мы стоя слушали милость государеву. Чтобы почтить нас, встали и другие, кроме братьев (НГ и свойственников (Schwaeger)) государевых. На подобную милость и честь не требуется никакого другого ответа, кроме того, чтобы принять предложенный хлеб, положить его на стол и поблагодарить (НГ Мы поблагодарили) наклонением головы самого государя, [а] затем (НГ советников, сидевших за столом ближе всех к нему, потом в другую сторону и наконец (тех), кто были против нас) точно так же и остальных советников его [поводя [217] во все стороны головой и наклоняя ее]. Таким хлебом государь выражает свою милость кому-нибудь, а солью — любовь. И он не может оказать кому-либо большей чести на своем пире, как посылая ему соль со своего стола. Кроме того (НГ Их прекрасные белые), хлебы, имеющие вид лошадиного хомута ⁷⁸⁶, знаменуют, по моему мнению, для всех, их вкушающих, тяжкое иго и вечное рабство (НГ которым они его (хлеб) заслуживают.). Наконец стольники вышли за кушаньем [снова не оказав никакой чести государю] и принесли водку (aqua vitae), которую они всегда пьют в начале обеда, а затем жареных лебедей, которых в мясные дни они почти всегда подают гостям в качестве первого блюда. (НГ Двух или) Трех из них поставили перед государем; он проколол их ножом, чтобы узнать, который лучше и предпочтительнее перед остальными (НГ другие стольники в это время стояли со своими блюдами и лебедями в руках): после чего тут же велел их унести. Все сейчас же вышли в том же порядке, в каком вошли, и положили разделанных и разрезанных на части лебедей на меньшие блюда, по четыре куска на каждое. Войдя, они поставили перед государем пять блюд (НГ все вместе за дверь. Возле двери в столовую стоял стол для разделки еды; там лебедя разрезали, положив на (каждое) блюдо то по четыре крыла, то по четыре ножки (Diehl) (А (перв. пос.) по два крыла и по две ножки) или прочее по их обыкновению. Затем стольники снова вносят блюда и ставят четыре или пять из них, не таких больших, перед государем), остальные же распределили [по чину] между его братьями (НГ старейшими), советниками, послами и другими (А (перв. пос.) Грудки (Khryppen) и гузки (Stoss) предназначаются для остальных, присутствующих в зале.). При государе (НГ У стола государева) стоит человек, который подает ему чашу; через него-то государь и посылает отдельным (лицам) хлеб и другие кушанья (НГ которого он подзывает и что-нибудь ему приказывает, кроме как поднести что-либо; так). Государь обыкновенно (НГ отрезает кусочек от кушанья или берет ломоть хлеба и кладет ему на ладонь попробовать; так же он) дает отведать предварительно кусочек стольнику, затем (НГ который и разносит туда и сюда почетные угощения. Государь ищет куски помягче) отрезает от разных кусков и пробует, после чего (НГ подзывает стольника (Tischdiener), дает ему одно блюдо и) посылает брату или какому-нибудь (НГ старейшему) советнику или послам [одно блюдо, от которого кушал сам. Послам] подобные яства посылаются всегда с [гораздо большей] торжественностью [как это было сказано о хлебе]; при получении их надлежит вставать не только тому, кому они посылаются, но всем и каждому, так что при неоднократном оказании государевой милости иной может немало утомиться от вставания, стояния, благодарения и частого наклонения головы во все стороны (НГ особенно, если стол (его) находится близко, так что уж и на ногах не стоишь.). В первое посольство, когда я был послом цесаря Максимилиана и меня пригласили на пир, я несколько раз вставал в знак уважения к братьям государевым, но, видя, что они, со своей стороны, не выражали мне никакой благодарности и ничем мне взаимно не отплачивали, я затем всякий раз, как замечал, что им назначается милость от государя (НГ видя, что братья государя не пользуются особым почтением, но в честь меня, такого (значительного) посла, не встают, я тоже не стал вставать в их честь и), тотчас же заводил разговор с кем-нибудь, как бы ничего не замечая; и хотя некоторые из (сидевших) напротив подавали мне знаки и окликали меня, когда вставали братья государевы, я [якобы ничего не замечая, едва после третьего напоминания осведомлялся у них, чего они от меня хотят. А когда мне отвечали, что братья мол государевы стоят, то, прежде чем я успевал осмотреться и встать, процедура почти уже бывала закончена. Затем, когда я [218] несколько раз] вставал позже, (чем следовало бы), и тотчас садился снова, а сидевшие напротив меня начинали над этим смеяться, то я, как бы занятый другим делом, спрашивал, чему они смеются. Но когда никто не хотел открывать мне причины, я в конце концов, [как бы догадавшись о причине и] приняв важный вид, говорил: “[Я присутствую здесь не как частное лицо]; право, кто пренебрегает моим господином, тем и я буду пренебрегать”. Более того, если государь посылал кушанье кому-либо из младших (iuniores, Jungere) (НГ или меньших (Mindere)), то я, хотя меня и предупреждали, что можно не вставать, отвечал: “Кто чтит моего государя, того и я стану чтить” (НГ все же вставал. Государь видел, как они смеялись и как я говорил с ними об этом, позвал одного из них, желая знать, о чем речь. Тот, конечно же, ему все рассказал, и государь тоже над этим смеялся.). Когда мы начали есть жареных лебедей, они приправляли их уксусом, добавляя к нему соль и перец [это у них употребляется как соус или подливка]. Кроме того, [для той же цели] было поставлено кислое молоко, а также соленые огурцы, равно как и сливы, приготовленные таким же способом (НГ или сливы (?) (Murggen), которые они хранят в течение всего года.), это стоит на столе в течение всего обеда. Тот же порядок соблюдается при внесении других блюд, за исключением того, что они не выносятся обратно, как жаркое. Подают разные напитки: мальвазию, греческое вино и разные меды. Государь [как правило] велит подать себе чашу [один или два раза] и, когда пьет из нее, подзывает к себе по очереди послов (НГ посла) и говорит: “Леонард, [Сигизмунд] ты прибыл от великого господина к великому господину (НГ по важному делу), проделав большой путь; и как ты видел нашу милость и наши ясные очи, добро тебе будет (bene tibi erit, wirdt dir wol). Пей и выпей (эту чашу) и ешь [хорошенько] досыта, а потом отдохнешь, чтобы вернуться, наконец, к своему господину” (НГ Потом то же самое он сказал и мне.). Вся без исключения посуда, в которой подавались кушанья, напитки, уксус, перец, соль и прочее, по их словам, сделаны из чистого золота ⁷⁸⁷, и, судя по весу, это, кажется, было действительно так (НГ Я едал у великого князя и до и после того, когда поставец был уставлен серебром, да и на столах была серебряная посуда.). Есть четыре лица, каждое из которых стоит с одной из сторон поставца и держит по чаше; из них-то чаще всего и пьет государь, постоянно обращаясь к послам и приглашая их есть. Иногда он даже спрашивает у них что-нибудь, выказывая себя весьма любезным (urbanus) и обходительным (humanus). Среди прочего он спрашивал меня, брил ли я бороду, что выразилось одним словом: “брил” (Brill). Когда я (НГ так же односложно) сознался в этом, он сказал: “И это по-нашему”, т. е. как бы говоря: “И мы брили”. В самом деле, когда он женился вторично, то сбрил совершенно бороду, чего, как они уверяли, не делал никогда никто из государей. Раньше стольники (ministri tabulae, Tischdiener) одевались [в далматики (dalmaticum)] напободие диаконов (Levitae), прислуживающих при богослужениях, но только были подпоясаны; ныне же (НГ у нас в больших храмах, но в тот раз были) на них различные платья (НГ похожие на военный камзол (Wappenrockh)), называемые “терлик” (Terlick) ⁷⁸⁸, обильно украшенные драгоценными камнями и жемчугом (НГ все это из княжеской казны.). Обед длится иногда три или четыре часа. В первое мое посольство (НГ долго (А (перв. пос.) четыре или пять часов); однажды) мы даже обедали до первого часа ночи. Ибо, как, совещаясь о серьезном деле, они тратят зачастую целый день и расходятся только тогда, когда зрело все обсудят и решат, так и (НГ Все дела они заканчивают до обеда, так что если идут переговоры, то они не едят целый день, а только ночью, и наоборот) на пиршества и возлияния они употребляют [219] иногда целый день и, наконец, расходятся только с наступлением темноты. Государь часто чтит пирующих кушаньями и напитками. После обеда он не занимается никакими важными делами; мало того (НГ или даже несколько.), по окончании обеда он, как правило, говорит послам: “Теперь ступайте!” После отпуска (послов) те самые, кто сопровождали их во дворец, отводят их обратно в гостиницу, говоря, что им поручено быть там и веселить послов. Приносят серебряные чаши и сосуды, каждый с определенным напитком (НГ Приезжает повозка с серебряной (посудой) и одна или две небольшие повозки с напитками, а с ними секретари и прочие почтенные люди), и все стараются о том, чтобы сделать послов пьяными. А они прекрасно умеют заставить человека пить; когда у них уже не остается повода поднять чашу, они принимаются под конец пить за здоровье цесаря [брата его], государя [и напоследок за благополучие тех, кто обладает, по их мнению, каким-либо достоинством или почетом]. Они рассчитывают, что никто не должен, да и не может отказаться от чаши в их честь (НГ выпить ее надо без остатка.). Пьют же таким образом. Тот, кто начинает, берет чашу и выходит на середину комнаты; стоя с непокрытой головой, он велеречиво излагает, за чье здоровье пьет и чего ему желает (НГ чего он желает (великому) князю: удачи, победы, здоровья или чтобы в его врагах осталось крови не больше, чем в этой чаше.). Затем, осушив и опрокинув чашу, он касается ею макушки, чтобы все видели, что он выпил (все), и желает здоровья тому господину, за кого пьют. Потом он идет на самое высокое место, велит наполнить несколько чаш, после чего подает каждому его чашу, называя имя того, за чье здоровье надлежит выпить. Всем приходится выходить пo-одному на середину комнаты и, осушив чашу, возвращаться на свое место. Тот же, кто желает избегнуть более продолжительной выпивки, должен по необходимости притвориться пьяным или заснувшим [или напоить их самих], или по крайней мере [осушив много кубков] уверять, что никоим образом не может больше пить, ибо они уверены, что хорошо принять гостей и прилично с ними обойтись — значит непременно напоить их. [Этот обычай соблюдается вообще у знати и тех, кому позволяется пить мед и пиво] ⁷⁸⁹. В первое посольство государь, когда по окончании дел отпускал меня после обеда, на который я был приглашен, — ведь у них принято угощать обедом как отъезжающих, так и прибывающих послов, — встал и, стоя у стола (НГ прислонившись к столу), велел подать себе чашу со словами: “Сигизмунд, я хочу выпить эту чашу в знак любви, которую питаю к брату нашему Максимилиану, избранному римскому императору и высшему королю, и за его здоровье; ее выпьешь и ты, и все другие по порядку, чтобы ты видел нашу любовь к брату нашему Максимилиану и проч., и рассказал ему, что ты видел”. Затем он подает мне чашу и говорит: “Выпей за здоровье брата нашего Максимилиана, избр(анного) рим(ского) императора и высшего короля”. Он подавал ее всем другим участникам обеда [и вообще всем там стоявшим] и каждому говорил те же слова. Приняв чаши, мы отступали немного назад и, преклонив голову перед государем, выпивали. По окончании этого он подозвал меня к себе, протянул руку и сказал: “Теперь ступай” (НГ С тем и уехали мы в гостиницу. А (перв. пос.) Потом начались переговоры относительно мира с польским королем. Они ни за что не соглашались послать (послов) в какое-нибудь третье место, говоря: “Если король пришлет к нам (послов) о мире, как бывало раньше, то мы заключим с ним мир, какой сочтем подходящим (wie sich unns gefuegt). Мне пришлось отправлять (гонцов) к королю, чтобы он прислал свое посольство. Король сделал это, но одновременно по другой дороге отправил в эту страну (Московию) войско, чтобы они (московиты) скорее со мной договорились. Войско прибыло поздно и ничего не добилось. Так мира мы и не заключили. Зато я часто и с литовскими послами, и без них обедал с государем ⁷⁹⁰ (Господина Ганса фон Турна я отправил первый раз 28 апреля, во второй раз — 23 июля, в третий — с посольством из Москвы 20 ноября — Примеч. Герберштейна внизу страницы).). [220] ^юКроме того, у государя есть обыкновение [по рассмотрении и решении некоторой части дел с послами] приглашать их на охоту и забаву (НГ загород). Вблизи Москвы (А в полумиле или миле от нее) есть место, заросшее кустарником и очень удобное для зайцев; в нем [будто в заячьем питомнике] водится великое множество зайцев, ловить которых [а также рубить там кустарник] никто не смеет из страха перед суровейшим наказанием. Огромное количество (зайцев) (государь) разводит также в звериных загонах в других местах (НГ разводится также в садах и домах.). Всякий раз, как он пожелает насладиться такой забавой, он велит свозить зайцев из разных мест, ибо чем больше он их поймает, тем с большим, по его мнению, весельем и честью окончит дело. Когда он прибывает на поле, то отправляет за послами некоторых из своих советников вместе с известным числом придворных или рыцарей, веля проводить к нему послов ^ю. ( ^ю-юА (перв. пос.) Вечером 18 мая мне сообщили, что завтра утром мне надо быть с государем на охоте. Поутру приседали около сорока лошадей в сопровождении нескольких важных лиц, которые проводили меня к государю через реку Москву по плавающему мосту ⁷⁹¹) Приведя их, советники, когда те уже приближаются к государю, заставляют их сойти с коней и несколько шагов к государю сделать пешком. Таким же образом провожали к нему на охоту и нас. Он ласково принял нас, сидя на разукрашенном коне, одетый в блестящие одежды, без рукавиц, но с покрытой головой (НГ как можно больше в один лесок, из других лесков их сгоняют в один или два, которые огораживают сетями. У него множество охотников, каждый из которых ведет по две собаки, одеты они в (костюмы) трех цветов. Когда они запускают собак в лесок, то идут рядом с громким криком, впереди держат быстрых собак, зовущихся у них “курцы” (Kurtzen) ⁷⁹². Когда мы прибыли в поле к государю, нам пришлось сойти с коней и подойти (к нему пешком)). Он протянул нам голую руку и через толмача сказал: “Мы выехали на свою забаву и позвали и вас принять участие в нашей забаве, чтобы вы несколько развлеклись этим (А (перв. пос.) и чтобы ты передал брату нашему Максимилиану, избранному римскому императору и высшему королю, что ты присутствовал на нашем празднике). Садитесь на коней и следуйте за нами”. Головным убором ему служил так называемый у них (НГ белый) колпак, у которого с обеих сторон (НГ но с отворотами; там, где отвороты имели разрезы), сзади и спереди, были как бы ожерелья (monilia), из которых торчали вверх золотые пластинки (НГ драгоценные украшения (Clainater), сделанные из золота) наподобие перьев и, сгибаясь (НГ в такт его движениям они), раскачивались вверх в вниз. Платье на нем было вроде терлика (НГ терлик — подобие боевого кафтана —) и расшито золотыми нитями. На поясе, по отечественному обычаю, висели у него два [продолговатых] ножа и кинжал, также продолговатый (НГ чтобы колоть или защищаться). Сзади за поясом у него был особый вид оружия, напоминающий (древнеримский) цест; обычно им они пользуются в бою (НГ на их языке называемый “кистень” (Kesten), а по-польски “басалык”.). Это палка, несколько длиннее локтя (НГ в две-три пяди длиной), к которой прибит кожаный ремень длиной в две пяди; на конце ремня находится кусок железа или меди, которым и наносится удар; но (у государя) он был со всех сторон украшен золотом (НГ угловатый или круглый кусок железа или меди — это обычно, у государя же он сделан из более драгоценных материалов). Справа от него ехал изгнанный казанский царь, татарин, по имени [221] Ших-Али, а слева — два молодых князя (Knesi). Один из них держал [в правой руке] секиру из слоновой кости [называемую у них “топор” (topor)] почти такой же формы, как на венгерских золотых ⁷⁹³; у другого же была булава (clava), тоже подобная венгерской, которую они (НГ венгерская булава (Kholm), также из слоновой кости, по-венгерски она называется Busigan, а русские ее) называют “шестопер” (Schestopero), т. е. “шестиперая”. Царь Ших-Али был опоясан двойным колчаном: в одном были спрятаны стрелы, а в другом заключен лук (НГ У татарина же, как у них принято, были лук со стрелами и на боку — сабля). В поле находилось более (НГ около) трехсот всадников. Пока мы таким образом ехали по полю, государь несколько раз приказывал нам останавливаться то в одном, то в другом месте, а иногда ближе подъезжать к нему. Затем, прибыв на место охоты, государь обратился к нам, говоря, что у них существует обыкновение всякий раз, как он находится на охоте и забаве своей, ему и другим добрым людям (boni viri, guet leut) самим собственноручно вести охотничьих собак; то же самое он советовал сделать и нам. Затем он приставил к каждому из нас двух людей, каждый из которых вел собаку [чтобы мы пользовались ими для своей забавы]. На это мы отвечали, что с благодарностью принимаем настоящую его милость и что тот же самый обычай существует и у нас (НГ так что знатные господа (ansehenliche Herrn) на охоте сами ведут собак.). К оговорке же этой он прибег потому, что собака считается у них животным нечистым и касаться ее голой рукой (НГ для честного (ehrlich) человека) позорно. Меж тем почти сто человек (НГ пеших) выстроились в длинный ряд; половина из них была одета в черный, половина — в желтый цвет. Невдалеке от них остановились остальные всадники, загораживая зайцам путь к бегству. Вначале спустить охотничьих собак не дозволялось никому, кроме царя Ших-Али и нас. Государь первым закричал [охотнику], приказывая начинать; тот немедленно полным галопом мчится (НГ тогда один из охотников скачет) к прочим [охотникам], число которых было велико. Вслед за тем они все в один голос начинают кричать и спускают собак, молосских (molossi) ⁷⁹⁴ и ищеек (odoriferi) ⁷⁹⁵. Большим удовольствием было слышать многоразличный лай столь великой своры. А собак (у государя) — огромное множество, и притом отличных. Одни, по имени “курцы” (Kurtzi), (употребляются) только для травли зайцев, очень красивые, с мохнатыми ушами и хвостами, как правило смелые, но непригодные для преследования и бега на дальнее расстояние. Когда появляется заяц, то спускают трех, четырех, пятерых, а то и более собак, которые отовсюду нападают на него (НГ и загонять. (У государя) много прекрасных ищеек (lait) и других охотничьих собак. Когда выскакивает заяц, то гонятся не только вслед ему, но и с (разных) сторон одновременно пять, шесть или сколько найдется собак.). Как только (собаки) схватят зайца, то (охотники) кричат и громко рукоплещут (НГ “Хо-хо!”), будто свалили большого (НГ и свирепого) зверя. Если иногда [222] зайцы долго не выбегают, то государь тотчас же обращается к кому-нибудь, кого он заметит в кустарнике с зайцем в мешке, и кричит ему: “Гуй, гуй!”; этим возгласом он дает знать, что пора выпустить зайца. Из-за этого зайцы выходят иногда будто сонные (НГ не могут бежать) и подпрыгивают среди собак, словно козлята или ягнята среди стада (НГ только, так что на них тут же набрасываются собаки.). Чья собака поймает больше, тот считается в этот день свершившим выдающийся подвиг (stratagema). Равным образом можно было видеть, как сам государь рукоплескал послу, собака которого поймала много зайцев (НГ Когда одна из наших собак поймала что-то прежде других, государь был доволен и хвалил ее). Наконец, по окончании охоты [все собрались и] снесли зайцев (в одно место); затем их сочли и насчитали около трехсот ^ц ( ^ц-ц А (перв. пос.) У нас их называют турецкими собаками (...) Меня поставили там, где должно было пробежать больше всего зайцев (...) Когда охота началась, я взял за повод одну собаку. Вот на меня выбежал заяц, и все закричали, чтобы я травил, чего я не сделал. Они спрашивали меня, отчего я не стал травить, я же отвечал: “Я не знаю, как оправдался бы перед своим господином, если бы затравил у себя под носом беднягу (аrmer Geselle), за которым гналось так много собак!” На что они сильно смеялись. Зайца, который мне достался, я стал травить только тогда, когда он убежал достаточно далеко. Впрочем, я поймал их мало. Собаки не выдерживают долгой погони. Когда заяц настигнут, охотники все кричат: “О-хо! хо! хо!” — как будто затравили большого оленя. Зайцев было поймано множество, и когда их снесли в кучу, то спросили меня: “Сколько их здесь?” Я ответил: “Больше тысячи”, — чем они были очень довольны, хотя там не было и трех сотен. На охоте присутствовали и три брата великого князя: Димитрий, Андрей и Семен, то есть Симеон, если говорить правильно.). Тогда там были лошади государя, не так много и (НГ хотя и) не такие красивые. Ведь когда я участвовал в подобной забаве в первое посольство, то видел гораздо больше лошадей (А (перв. пос.) сорок или пятьдесят) и красивее в особенности той породы, которую мы называем турецкой, а они (НГ сравнительно с теми, каких я видывал прежде, те были еще благороднее турецких, они называют их) — “аргамак” (Argamak, Argamaklen) ⁷⁹⁶. Было там также большое количество соколов белого и пунцового цвета, отличавшихся своей величиной; наши (НГ красивых) girofalcones (Gerfalckhen) (НГ которые) называются у них “кречет” (Kretzet); с их помощью они обычно охотятся на лебедей, журавлей и других такого рода (НГ крупных) птиц. Хотя кречеты птицы очень дерзкие, но они не настолько свирепы и ужасны, когда нападают, чтобы другие птицы, даже хищные (НГ ястребы (Spaerber) или (иные) хищные птицы), падали и издыхали от одного их вида [и приближения], как баснословил кое-кто [(писавший) о двух Сарматиях]. Правда, из опыта известно, что если кто охотится с ястребами: тетеревятником (accipiter, Habicht) или перепелятником (nisus, Spaerber) или с другими соколиными (НГ обычными соколами), а тем временем прилетит кречет [полет которого они чувствуют издалека], то они не продолжают преследование добычи, а в страхе останавливаются (НГ садятся.). [Достойные доверия и] именитые мужи (insigni viri, nambhafte leut) рассказывали нам, что когда кречетов (НГ еще молодых) везут из мест, где они гнездятся, то запирают их иногда по четыре, по пять или по шесть вместе в особую повозку, специально для того устроенную. И (НГ в корзинах или деревянных ящиках (Steigen) и они находятся по нескольку вместе, то) подаваемую им пищу эти птицы принимают, соблюдая некий определенный порядок старшинства. [Неизвестно] делают ли они это [в силу разума или] в силу своих природных свойств или по какой-либо иной причине (НГ но это слишком похоже на разум). Кроме того, насколько яростно кречеты нападают на других птиц и насколько они хищны, настолько ручными они оказываются среди сородичей, отнюдь не досаждая друг другу взаимными укусами. Они никогда не моются водой подобно прочим птицам, но употребляют один песок [при помощи которого вытряхивают вшей]. Холод любят до такой степени, что стоят всегда или на льду или на камне. [Но возвращаюсь к начатому.] С охоты государь отправился к одной деревянной башне, отстоящей от Москвы на пять миль (НГ на пол немецкой мили.). Там было разбито несколько шатров: один, большой и просторный, как дом (НГ четвероугольный, в котором могло поместиться много народу), для государя, второй для царя Ших-Али, третий для нас, и еще другие для других лиц и для вещей (НГ всяческих нужд государя.). После того как нас проводили туда по чину (ordine) и государь тоже вошел в свой шатер, он (НГ чтобы мы переоделись, государь также) переменил платье и тотчас позвал нас к себе. Когда мы вошли, он сидел [223] на седалище из слоновой кости; справа от него был царь Ших-Али, а мы (сели) напротив, на месте, и в другое время назначенном для послов, когда их выслушивают или ведут с ними переговоры о делах. Вслед за (infra, nach... ab) царем сидели некоторые князья (knesi) и (НГ старшие) советники, а с левой стороны от него — младшие князья (knesi iuniores, die juengern Fuersten) (НГ и прочие в этом роде), которым государь выражает [особое благоволение и] милость. Итак, когда все расселись по местам, нам прежде всего подали варенья (confectiones) [как они его называют] из кориандра, аниса и (НГ очищенного (gepelgt)) миндаля, затем орехи (НГ какие мы называем волошскими (Waelhisch), уже очищенные), миндаль (НГ также без скорлупы) и целую сахарную голову; все это держали слуги и подавали государю (НГ преклоняя колена, а затем), царю и нам [преклоняя колена]. Равным образом по обычаю давали и напитки, и государь изъявлял свою милость, как он это обычно делает на обедах. В первое посольство мы на том месте и обедали. Тогда случилось так, что посреди обеда шатер пошатнулся и упал на землю (НГ подвешенный над государем) хлеб, который они именуют хлебом Пресвятой девы ³⁰⁵ и который, особым образом освященный, они с почтением вкушают, храня (НГ подвешивая) его в домах, как правило, на почетном [возвышенном] месте; государь и все остальные были весьма поражены этим случаем и в ужасе вскочили. Немедленно позвали священника, который [с величайшим тщанием и благоговейно] стал собирать этот (хлеб) из травы. По окончании небольшого угощения и после того, как мы выпили [предложенные нам государем] напитки, он отпустил нас со словами: “Теперь ступайте”. Отпущенных, нас [с почетом] проводили до самых гостиниц (НГ Мы переезжали туда и обратно через Москву-реку. Мост лежит прямо на воде, состоя из больших связанных друг с другом настилов (Plettn); нескольких достаточно, чтобы протянуться от одного берега до другого. Когда на один такой настил ступают сразу несколько лошадей, то он погружается, и лошадь идет по воде; но как только с него съезжаешь, он снова всплывает, потому что один поддерживает другой, не давая ему утонуть совершенно.). Есть у государя и другой род забавы, на который [как я узнал] он имеет обыкновение приглашать других (НГ кое-кого из) послов. В некоем весьма просторном, нарочно для того построенном доме (НГ Взаперти) держат [и откармливают] медведей; в этом доме государь, взяв с собою послов, устраивает игры. У него есть несколько людей самого низкого звания (infimae conditionis), которые по приказу государя и на его глазах приступают (НГ потом их выпускают. Несколько бедных крестьян) с деревянными вилами к медведям и дразнят их, (вызывая) на бой. Наконец они схватываются, и если рассвирепевший медведь в ярости ранит их, то они бегут (НГ должны поймать медведя. Если же кто-либо из них будет задет, то бежит) к государю с криком: “Господин, вот мы ранены! (НГ окажи нам милость!)” На это государь отвечает: “[Идите] я окажу вам милость”. Затем он велит лечить их, а сверх того, выдать им платья и несколько [мер] зерна.

А когда пора уже было нас [отправить и] отпустить, то нас, как и ранее, [с почетом] пригласили к обеду и проводили во дворец. Кроме того, каждому из нас пожаловано было по почетному платью, подбитому собольим мехом. Когда мы облеклись в них и вошли в покои государя, то гофмейстер (Marschalcus) тотчас принялся говорить [224] по чину от имени нас обоих: “Великий господин, Леонард и Сигизмунд бьют челом на великой твоей милости”, т. е. приносят благодарность за полученный дар. К почетному платью (НГ Но сначала принесли подарки. Именно: графу и мне дали каждому по (шитому) золотом платью, подбитому соболями, с широкими рукавами, просторными полами (Rockh) в противоположность покрою их платья. Их нам надо было надеть и так предстать перед государем. Когда мы вошли, то советник, которого у нас мы посчитали бы за гофмейстера (Marschalch), снова произнес громким голосом: “Великий господин, Леонард граф бьет тебе челом (das Hiern)”, — имеется в виду за честь; и еще раз: “Великий государь, Леонард бьет тебе челом (das Haubt)”, — это благодарность за оказанную милость. Потом он говорит то же самое, именуя меня, после чего нам разрешили сесть. Государь сказал. “Леонард и Зигмунд, вы видели, как поступили мы (в ответ) на просьбу нашего любезного брата Карла, избранного римского императора и высшего короля, и его брата Фердинанда; ты, Леонард, расскажешь об этом нашему брату, а ты, Зигмунд, — его брату”. За обедом государь держался с нами, как было описано выше; и под конец тоже пили за здоровье, как опять-таки говорилось ранее. Наряду с золотым и собольим платьем (Schaubmen)) государь добавил по два сорока (-, zimer) собольих мехов, а горностаевых по триста и беличьих по полторы тысячи. В первое посольство он дал мне еще [возок, т. е.] сани с (НГ крупной) превосходной лошадью (НГ рыжей масти, кроме того, большой), шкурой белого медведя и еще одним удобным покрывалом (НГ отличным белым войлоком, покрывавшим все сани.). Наконец, он подарил мне много рыбьих балыков: белуги (НГ — она очень длинная и без костей, как Hausen; ее едят, не варя —), осетра и стерляди (НГ — эти два сорта, как я полагаю, являются Tueckh и Styrl —), вяленых (НГ или копченых без дыма, просто) на воздухе без соли, и отпустил меня весьма ласково. Что же касается остальных церемоний, которые соблюдаются государем при отпуске послов, а равно и того, как принимают послов, пересекших границы его владений, и как обращаются с ними после их отпуска, когда их снова провожают к границе, и как их содержат, то это я подробно объяснил выше ⁷⁹⁷ при описании отпуска литовских послов (НГ хотя и не так подробно, как (приемы) в городе Москве.).

Впрочем, так как цесарь Карл и брат его Фердинанд, эрцгерцог австрийский, послали нас для переговоров о вечном мире или, по крайней мере, о заключении перемирия между государем московским и королем польским, то я считаю нужным присовокупить (описание) тех церемоний, которые были тогда в употреблении у государя Московии . при утверждении перемирия (НГ Вслед за нами (А 20 июля) по этому же делу прибыл папский посол (А Иоанн Франциск), титулярный епископ Скары (Scaren[sis]) Когда мы изложили наше поручение: вести переговоры о мире, то нам отвечали, что-де если король желает вести с ними переговоры о мире, пусть пришлет сюда своих послов, как это повелось издавна, и тогда они заключат с ним мир в соответствии с положением их дел (nach unserer geleyenhait). Поэтому (А 13 мая) мы отправили своих послов к королю в самый Гданьск; граф послал Гюнтера, барона Герберштейна, я — Ганса Вухрера (Wuechrer), которые в Гданьске были посвящены в рыцари (А Король отправился в Гданьск из-за какого-то там возмущения; он взял город приступом, и побил там их множество ⁷⁹⁸ этих двух посвятил в рыцари, а кое-кому из граждан отрубил головы ⁷⁹⁹. Наши послы вернулись 23 июля).

Король назначил господ Петра Кишку (Gischka, A Schischkha), полоцкого воеводу, и Михаила Богуша, казначея литовского; когда они были уже близко, великий князь (А 20 сентября) выехал в Можайск под предлогом охоты, но в действительности не желая допускать в Москву литовцев, ехавших с большой конной свитой и множеством купцов. Нас тоже вызвали туда (А и мы отбыли 12 октября). Литовские послы прибыли, были выслушаны, передали свои поминки, т. е. подарки, как это у них принято, там мы и говорили о делах. Не успели мы прийти к какому-либо решению, как великий князь вернул литовским послам и их людям назад их подарки, прибавив к ним (кое-что от себя); этим он хотел дать понять, что (собирается) отправить их, не завершив дела, тем напугать и заставить (принять) более выгодные (для себя) условия. Литовцы были в большом страхе, (но) послушались моего совета, который я дал им: ни в коем случае не делать ничего подобного — ведь нас, без сомнения, предупредят перед тем, как отправлять их. Тогда у нас найдется причина просить о продолжении переговоров. Но в намерения московитов вовсе не входило отклонять перемирие, о котором мы все-таки договорились.). Итак, по заключении перемирия с [225] польским королем Сигизмундом и по приведении (договора) в надлежащий вид (НГ и по письменном его оформлении), нас позвали во дворец государя. Нас проводили в некий покой, где находились литовские послы (НГ польского короля), туда являются также и советники государевы, которые вели с нами переговоры о перемирии, и, обратив свою речь к литовцам, произносят следующие слова ⁸⁰⁰: “Подлинно, государь (НГ великий господин) наш из великого благорасположения к великим государям и по их просьбе желал заключить с королем вашим Сигизмундом вечный мир. Но раз он не может ныне состояться ни на каких условиях, то государь по увещанию тех же государей пожелал заключить перемирие. Для его установления и законного утверждения государь повелел позвать вас сюда и пожелал вашего здесь присутствия”. Они держали грамоту, которую (НГ грамоты, которые) государь собирался отправить королю польскому, готовую и скрепленную (НГ готовые и скрепленные) небольшой вислой печатью красного цвета. На передней стороне (НГ одной из сторон (ort)) этой печати было изображение нагого человека, сидящего на коне без седла и поражающего копьем дракона (НГ (лежащего) под копытами коня), на задней (НГ другой) же стороне был виден двуглавый орел, обе главы которого были в венцах ⁸⁰¹. Кроме того, у них была перемирная грамота, составленная по определенному чину (formula); подобную ей и по такому же точно образцу, только с изменением имен и титулов (НГ грамота, которую), король (НГ в качестве великого князя литовского) в свою очередь должен был послать государю. В ней не было совершенно никаких изменений, за исключением следующей клаузулы, присоединенной к концу грамоты: “Мы, Петр Кишка (Giska, Gischka), воевода полоцкий и староста (capitaneus, Haubtman) дрогичинский, и Михаил Богуш Богутинович (Bohusch Bohutinowitz), казначей Великого княжества Литовского и воевода слонимский (Stovinen[sis] — так!, zu Szlowin) и каменецкий (Kamenacen[sis]), послы короля польского и великого князя литовского, свидетельствуем, целовав даже от его имени изображение креста, и обязуемся, что и король наш равным образом подтвердит крестоцелованием эту (грамоту); для вящей верности сего дела мы скрепили эту грамоту нашими печатями”. Итак, после того как мы выслушали и видели все это, нас всех вместе зовут к государю. Когда мы вошли к нему, он тотчас велел нам сесть на определенном месте и (НГ Нам тотчас указали место, где мы сели, и (великий) князь) повел следующую речь: “Иоанн Франциск, граф Леонард, Сигизмунд! Вы убеждали нас от имени папы Климента Седьмого, брата нашего Карла (НГ избранного римского императора и высшего короля) и его брата Фердинанда заключить вечный мир с Сигизмундом, королем польским. Но так как мы никоим образом не могли совершить его на выгодных для обеих сторон условиях, то вы просили, чтобы мы по крайней мере установили перемирие. Его-то мы и свершаем и принимаем ныне по нашей любви к вашим государям. Мы желаем, чтобы вы присутствовали при том, как мы в отношении этого (перемирия) оказываем нашу справедливость (iusticiam nostram facimus, unser recht thuen) королю и утверждаем перемирие (НГ — это значит, что он клятвой и крестоцелованием намерен утвердить (перемирие) —), дабы вы могли донести вашим государям, что присутствовали при свершении и законном скреплении перемирия, видели это, и что мы сделали все это из любви к ним”. По окончании этой речи он призывает советника Михаила Георгиевича (НГ который занимает должность, приблизительно как при наших князьях гофмейстер (Marschalch)) и велит ему снять [со стены напротив] позолоченный крест, висевший на шелковом шнурке (НГ над государем). Советник тотчас же взял [226] чистое полотенце, лежавшее на рукомойном кувшине, поставленном в тазу, достал с великим благоговением крест и держал его (НГ высоко) в правой руке. Равным образом (НГ главный (oberster)) секретарь держал в обеих руках перемирные грамоты [сложенные вместе] так, что грамота литовцев, подложенная под другую, выдавалась настолько, чтобы была видна клаузула, содержавшая обязательство литовцев. Как только Михаил положил на эти грамоты правую руку, в которой он держал крест, государь встал и, обращаясь к литовским послам, в длинной речи принялся излагать, что он не уклонился бы от мира (в ответ) на особые просьбы и увещания столь (великих) государей, послы которых, как видят (литовцы), присланы к нему с этой именно целью, если бы этот мир мог свершиться на сколько-нибудь выгодных для него условиях; и раз он не может заключить с их королем вечного мира, то в знак расположения к ним (великим государям) (НГ по просьбе послов) он [этой грамотой — тут он указал пальцем на грамоту] заключил с ним [пятилетнее] перемирие (НГ “Сказанное в этой грамоте”, — тут он указал на нее пальцем, —). “Мы будем соблюдать [его], — добавил он, — пока богу будет угодно,, и будем оказывать нашу справедливость брату нашему королю Сигизмунду, с тем, однако, условием, что и король даст нам точно такую же во всем грамоту, написанную по тому же образцу, и утвердит ее (НГ что он) в присутствии наших послов [что он] окажет нам свою справедливость и, наконец, озаботится переслать к нам эту грамоту с нашими посла ми. В то же время вы также подтвердите клятвой, что ваш король исполнит и соблюдет все это [и каждое в отдельности]”. Потом он, глядя на крест, трижды осеняет себя крестным знамением (НГ по их обычаю: тремя пальцами прикасаясь ко лбу, груди, правому и, наконец, левому плечу), столько же раз наклоняя голову (НГ в сторону креста) и опуская (НГ правую) руку почти до земли; затем, подойдя ближе и шевеля губами, будто произнося молитву, он вытирает уста полотенцем, сплевывает на землю и, поцеловав наконец крест, прикасается к нему сперва лбом, а потом тем и другим глазом. Отступив назад, он снова осеняет себя крестом, наклоняя голову (НГ как и прежде). После этого, он предлагает литовцам подойти и сделать то же самое. [Прежде чем послы исполнили это] один из них, по имени Богуш, русский (НГ по вере), прочитал запись, в которой они давали обязательство, составленную хотя; и очень многословно, но не содержавшую ничего или очень мало сверх вышесказанного (НГ обязательство, данное ими обоими и вписанное в одну из грамот.). Каждое слово Богуша повторял его товарищ Петр, который был римской веры. Толмач государев переводил то же самое (НГ на латынь) слово в слово и нам. Затем по прочтении (НГ повторении) и переводе записи Петр и Богуш целуют по очереди тот же (НГ оба польских посла приблизились и поцеловали) крест, причем государь стоял рядом (НГ Пока литовские послы были заняты чтением и клятвами, государь тоже стоял внизу, где стояли мы и все прочие. Он спросил у меня: “Ты понимаешь ли по-русски?” Я отвечал: “Понимаю отчасти, но не все”.). По окончании этого государь сел и произнес такие слова: “Вы видели, что по особой просьбе Климента, Карла и Фердинанда мы оказали нашу справедливость брату нашему Сигизмунду, королю польскому. Итак, скажите вашим государям: ты, Иоанн Франциск, — папе, ты, граф Леонард, — Карлу, и ты, Сигизмунд, — Фердинанду, что мы сделали это по любви к ним и чтобы христианская кровь не проливалась во взаимных войнах”. После того как он высказал все это в длинной речи с прибавлением обычных титулов, мы в свою [227] очередь поблагодарили его за особое уважение к нашим государям и обещали исполнить его поручения со всем тщанием. Затем он призывает к себе двух из своих [главных] советников и секретарей и указует литовцам, что эти люди уже назначены послами к польскому королю ⁸⁰². Наконец, по его приказу было принесено много чаш, и он собственноручно подавал их (НГ не только) нам, литовцам и (НГ послам, но) даже всем и каждому [как] из наших, [так и из литовских] дворян (НГ и слуг). В конце, назвав поименно литовских послов, он сказал им (НГ он обратился особо к литовцам): “Вы расскажете брату нашему королю Сигизмунду о том, что мы сейчас совершили и что вы услышали [в другое время] от наших советников”. Сказав это, он встал и добавил: “Петр и ты, Богуш, поклонитесь от нашего имени — при этом он слегка шевельнул головой — брату нашему Сигизмунду, королю польскому и великому князю литовскому”. Вслед за тем он сел, подозвал того и другого и, протягивая по очереди правую руку им и даже дворянам их, сказал: “Теперь ступайте”, — и таким образом отпустил их (А Перемирие мы заключили 5 ноября, 8-го литовцы были отпущены.).

Комментарии

741. Г. приводит рассказ русского переводчика Истомы о плавании по Ледовитому океану вдоль скандинавских берегов, совершенном им в 1496 г. Большую достоверность его рассказа выяснили Е. В Замысловский и И. П. Шаскольский. Последний показал, что для русских поморов-мореходов это был обычный путь, которым они пользовались в течение веков (Шаскольский. — С 7—29).

742. Григорий Истома Малый — переводчик с латинского и немецкого языков при дворе Ивана III и Василия III, участник многих русских посольств. Опись архива Посольского приказа 1614 г. упоминает об “отпуске ... к датцкому королю” подьячего Истомы в 1498/99 г. (ОЦААП. — С 116). В Устюжском летописце, где хронология неточна, русское посольство, отправленное “морем-акияном” во главе с Д. Ларевым и Д. Зайцевым, и ответное датское во главе с Давыдом Кохраном отнесены к 1496/97 гг. (ПСРЛ. — Т. 37. — С 58, 71). Однако миссия Ларева состоялась в 1493 г. По мнению И. X. Гамеля, Истома мог находиться в свите Ралева, а в 1496 г. ездил в Данию вторично (Гамель И. X. Англичане в России в XVI и XVII столетиях. — Спб, 1865 — С. 162—164). Ср.: Сб. РИО. — Т. 35 — С. 257 (март 1498 г.). А. А. Зимин указывает, что Истома входил в посольство 1496 г (Зимин. 1982. — С 108)

743. Давид Кохран (ум. после 1517) — магистр, посол датского короля на Руси, где он был известен под именем Давида Старого.

744. В 1496 г. датским королем был Ганс (Юхан, Иоганн). См. с. 199.

745. “...у московита были несогласия со шведами” — о русско-шведской войне апреля 1496 — марта 1497 г. см.: Зимин. 1972. — С. 107—108, Хорошкевич. — С 145.

746. Потивло — один из немногих топонимов в рассказе Истомы, не поддающийся точной идентификации. По мнению А. И. Андреева, это испорченное “путь за волок” (Шаскольский. — С. 12. — Примеч. 18); возможно, это испорченное Пур-наволок, мыс, где находился Михаило-Архангельский собор, а позднее был поставлен город Архангельск (Гнедовский Б. В., Добровольская Э. Д. Вокруг Архангельска. — М., 1978. — С. 73). Сочетание в этом топониме финской и русской основ, вероятно, и было причиной его искажения.

747. “Залив” — “горло” Белого моря. Белое и Баренцево моря русскими не различались (Шаскольский. — С. 13).

748. В русских источниках именование Белого моря Печорским неизвестно.

749. Народы Финлаппии — саамы-лопари, названные Г. европеизированным термином в соответствии с традицией своего времени (Львов В. Н. Русская Лапландия и русские лопари. Географический и этнографический очерк. — М., 1916; Харузин Н. Н. Русские лопари. Очерки прошлого и современного быта. — М., 1890).

750. Саамы находились на стадии родового строя. Их мелкие становища, разбросанные вдоль берегов, состояли из низких хижин — “туп”.

751. Сведения об этом восходят к XII—XIV вв. (Шаскольский И. П. Договоры Новгорода с Норвегией // И3. —- 1945. — Т. 14. — С. 51—60).

752. Норботтен — область, прилегающая к восточной части Ботнического залива.

753. Каянская земля — область между северной частью Ботнического залива и русской территорией, заселенная карелами. В XIII—XIV вв. принадлежала Новгороду, в XV в. перешла Швеции. Г. неправильно определяет ее размеры, он увеличил ее протяженность на север на 500 км. Русский термин каяны передает древнее название (кайну, квены) финских племен (Шаскольский. — С. 15).

754. Ошибка Г., следовало сказать “влево”, т. е. на запад.

755. Святой Нос — более раннее наименование Терский Нос, Терский наволок (Шаскольский И. П. О первоначальном наименовании Кольского полуострова // Изв. Всесоюз. геогр. о-ва. — 1952. — № 2. — С. 201—204). Форма “светый” отражает влияние словенского sveti (Исаченко II. — С. 507).

756. Здесь сильное встречное течение — сулой (Шаскольский. — С. 18). Харибда — в античной мифологии чудовище, морская пучина.

757. Семес — остров Кувшин из группы Семь островов (Замысловский. — С. 105—106).

758. Мотка — в дальнейшем полуостров Рыбачий, старое название сохранилось в наименовании Мотоцкий наволок (Книга Большому чертежу. — С. 148; Шаскольский. — С. 19). Местоположение Вардехуза указано неточно, он находится на другом берегу Варангер-фьорда.

759. О волоке сохранились следы в наименованиях губ — Большой и Малой Волоковой, у начала и конца волока (Шаскольский. — С. 22).

760. “Дикилоппи” — транслитерация русских слов — “дикая лопь”, которыми именовались саамы, до 1526 г. в русскоязычной литературе термин не зафиксирован (ПСРЛ. — Т. VI. — С. 282; ср.: ПЛ. — Вып. 1. — С. 140, 1534 г.; Кирпичников А. Н., Рябинин Е. А. Финно-угорские племена в составе Новгородской земли: некоторые итоги новых исследований // СА. — 1982. — № 3. — С. 51). Однако на карте Иер. Мюнцера, изданной в Нюрнберге в 1493 г., имеется топоним Dikiloppi (Вagrоw L., Skelton R. A. Op. cit. — S. 126. — Abb. 20), помещенный к западу от Гренландии, изображенной согласно средневековой традиции в качестве длинного и узкого полуострова. Появление этого топонима на нюрнбергской карте можно связать с деятельностью Георга (Юрия Мануиловича) Траханиота (дяди Ю. Д. Траханиота), трижды возглавлявшего посольства в Империю в 1489, 1491 и 1493 гг.

761. Пониманию Дронта как Трондхейма, по И. П. Шаскольскому, противоречит указание на его местоположение, которому наиболее соответствует г. Тромсе (Шаскольский. — С. 23). По-видимому, в этом наименовании соединились два топонима — Тромсе, до которого простирались границы подданных Русского государства, и Трондхейма, где путешественники покинули корабль.

762. Мальтер — старинная мера сыпучих тел в несколько сот литров. А. Н.

763. Влас Игнатьев — дьяк посольства Я. Полушкина к императору Карлу V в 1522—1524 гг. (Алексеев М. П. Московский подьячий Яков Полушкин и итало-испанский гуманист Педро Мартир // Культурное наследие Древней Руси. — М., 1976.— С. 136). В какое посольство к королю Гансу входил Игнатьев, неизвестно.

764. От Плещеева озера до Волги можно добраться по р. Нерли.

765. Путь Игнатьева от г. Костромы мог проходить по р. Костроме и ее притоку Обноре, затем сухим путем до р. Лежа, которая впадает прямо в Сухону.

766. Дмитрий Герасимов в 1525 г.

767. М. Меховский (Меховский. — С. 83—84).

768. В 1516 г.

769. Настоящий раздел “Записок” посвящен описанию одной из частей посольского обычая — встрече и обхождению с послами, который варьировался в зависимости от положения государя, отправившего своего представителя, знатности посла и положения государя, принимавшего посольство (Леонтьев А. К. Государственный строй, право и суд // ОРК XVI — II. — С. 29—31; Юзефович Л. А. Русский посольский обычай XVI века // ВИ. — 1977. — № 8. — С. 114—126; Он же. Посольский обычай Русского государства конца XV — начала XVII в. — Пермь, 1981. — С. 8—9). Некоторые зарубежные исследователи, и в том числе В. Гёфлехнер, возводят обычай приема имперских послов на Руси к обряду встречи иностранных послов в Империи. По мнению В. Гёфлехнера, порядок встречи Г. Траханиота во Франкфурте 25 июля 1489 г. был повторен в Москве в июле 1490 г., когда туда прибыл Г. фон Турн (Hoeflechner W. Die Gesandten der europaeischen Maechte, vornehmlich des Kaisers und des Reiches, 1490—1500. — Wien; Graz; Koeln, 1972. — S. 317). Однако описываемый Г. посольский обычай не позволяет согласиться с этим мнением.

770. Наместник.

771. Тимофей Константинович Хлуденев — пристав Г. в 1517 г. (ПДС. — С. 194— 195).

772. Реки Волец, Средний Вопец, Вопь — правые притоки Днепра, на территории современной Смоленской обл. В “Записках” Г. по-разному излагает маршрут путешествия на этом участке, поэтому не ясно, где же именно посольство вышло к Днепру.

773. Причиной подобного запрета могло быть желание воспрепятствовать обращению иностранной монеты внутри страны.

774. Далее неясная фраза: “Unnd nach einem langen wissmadt, который весь был затоплен”. А. Н.

775. Вязьма локализована Г. неточно. Она стоит на р. Вязьме, левом притоке Днепра.

776. Речь идет, возможно, о Троицком монастыре.

777. “…старый секретарь” — дьяк Семен Борисович Трофимов.

778. Девичий монастырь за Черторыей.

779. Указание на внешнюю лестницу соответствует тем изображениям московских домов, которые помешены на плане столицы

780. У Г. неясность и непоследовательность в употреблении терминов “город”, “дворец”, “крепость”. В “Автобиографии” “дворец” почти приравнивается к “городу”; в “Записках” же “дворец” лишь часть “крепости”, “город”, включающий торговые лавки, выходит за пределы последней.

781. Г. выделяет три категории участников встречи иностранных послов: дворянство, которое в “Автобиографии” названо по-русски “дети боярские” с пояснением, что это “обычная знать”, наемники (в “Автобиографии” уточнено, что это выходцы из ВКЛ и других стран) и, наконец, воины. По данным Г., оказывается, что наемные выходцы из ВКЛ занимали важное место в придворной охране.

782. Не ясно, Красную или Соборную площадь имел в виду Г.

783 Участие в церемонии приема имперских послов различными чинами дворцового ведомства в русских посольских книгах не отмечалось. Ниже заслуживает упоминания отождествление боярина, представлявшего посольство государю, с гофмейстером Описана церемония приема 1526 г., когда Г. хорошо понимал по-русски.

784. Г. перечислил не все значения выражения “бить челом”, он опустил “просить”, “жаловаться” (ср : Сл. РЯ XI—XVII. — М., 1975 — Вып. 1. — С. 188; Срезневский. III — Стб. 1488—1489).

785. “Дарами-поминками” с русским государем обменивались все главы суверенных государств (Юзефович Л. А. Посольский обычай. — С. 7).

786. Колачи (калачи). Гипотезе Г. о символике формы хлеба противоречат этимологические данные. Общеславянское и древнее происхождение слова “колач” (“колак”) убедительно доказано (Фасмер. — Т. II. — С. 285; Ушаков — Т. II. — С. 1290, Трубачев. — Вып. 10 — С 119). Форму калача, как и рога, подковки и т. д. скорее можно связывать с языческим культом солнца. А. X.

Первым среди западно-европейских путешественников русское название калачей, по-видимому, записал английский шкипер Стивен Бёрро. Его пинасса “Сёрчсрифт” 11 июня 1556 г. в устье р. Колы встретилась с русской ладьей, и некий Федор (Товтыгин?) поднес англичанину подарки, среди которых были шесть кольцевидных хлебов. Бёрро в своем бортовом журнале отметил, что его собеседники называли эти хлеба “калачами” (colaches); журнал путешествия Бёрро был опубликован в Лондоне Р. Хаклюйтом в 1589 г. (Английские путешественники в Московском государстве в XVI веке — М.; Л., 1937. — С. 100). А. П.

787. О приборах, употреблявшихся во дворце, см.: Опись домашнего имущества царя Ивана Васильевича по спискам и книгам 90 и 91 годов // Временник ОИДР. — М., 1850. — Кн. 7. — С 35

788. Далматик — одежда типа мантии или накидки с широкими рукавами, сходная с более поздним архиерейским одеянием, но более короткая. Употреблялась при короновании государей. Название объясняется тем, что эта одежда якобы заимствована у далматов (Даль — Т. I. — С 414) Терлик — род старинного длинного кафтана с перехватом на поясе или лифом (Даль. — Т. IV. — С. 401). Название тюркского происхождения, известно с 1489 г. (Шилова. — С. 319—320; Срезневский. — Т. III — Стб. 952). М. У., А. X.

789. Рядовое население страны имело право варить пиво и употреблять его не более 7—8 раз в году — в большие церковные праздники (Хорошкевич А. Л. “Незваный гость” на праздниках средневековой Руси // Феодализм в России. М., 1988. С. 184). Г. рисует очень выразительную картину паразитизма высших слоев русского общества, пребывавших в праздности и культивировавших разного рода низменные наклонности Именно в их среде и процветала любовь к горячительным напиткам.

790. В НГ, вероятно, опечатка: “обедал с государями” (князьями — Fuersten), так как слово Fuerst Г. употребляет, как правило, по отношению к великому князю всея Руси. А. Н. Возможно, впрочем, что в число князей (Fuersten) он включал и других представителей правящего дома.

791. Описание плавающего моста через Москву-реку оставили и другие иностранцы, в частности М. Грюневег.

792. Курцы — термин необъясненный. Г. X. Гамель полагал, что это испорченные “борзые” (Гамель Г. X. Англичане в России в XVI и XVII ст. — Спб., 1865. — С. 14). А. В. Исаченко возводил к латинскому “curtis”, что мало вероятно.

793. Вероятно, украшенные гравировкой (Исаченко II. — С. 510).

794. Молосские собаки — порода охотничьих собак, названная так по местности Молоссида в Эпире. А. Н.

795. В латинском тексте ошибка Г.: odoriferi, вероятно, вместо odorisequi, т. е. собаки-ищейки. А. Н.

796. Аргамаки (тюркск.) — высокорослые верховые лошади улучшенной породы. Слово известно с 1483 г. (Срезневский. Т. I. — Стб. 27).

797. Вопреки этому заявлению описание отпуска литовских послов помещено в “Записках” далее. Литовские послы — это воевода полоцкий, староста дорогицкий Петр Станиславович Кишка и подскарбий земский, староста Слонимский (а не стовинский, как у Г.) и каменецкий Богуш Боговитинович (Сб. РИО. — Т. 35. № 101. — С. 714).

798. Речь идет о попытке контрреформации в Гданьске. Король Сигизмунд I, опираясь на поддержку гданьского бургомистра, занял город, сместил членов городского совета и насильственно ввел католицизм. В 1557 г. его преемнику пришлось даровать жителям города свободу вероисповедания.

799. Непереводимая игра слов: zw Ritter schlueg (посвятил в рыцари) и die Kopf ab schlueg (отрубил головы). А. Н.

800. Процедуру утверждения перемирия 5 ноября 1526 г. представлена Г. несколько иначе, нежели в русской посольской книге (Сб. РИО. — Т. 35. — № 101). Г. опустил имена бояр — И. В. Шуйского, М. Ю. Захарьина, Ф. И. Карпова и дьяков, приезжавших за послами, — Е. Цыплятева, Меньшого Путятина, Труфана Ильина (Там же. — С. 718, 724, 729), речь И. В. Шуйского, обращенную к имперскому и австрийскому послам, а в приписи к перемирной грамоте исключил условия перемирия, касавшиеся пленных. Есть у Г. и некоторые дополнения сравнительно с посольской книгой: он пересказывает грамоту Василия III Сигизмунду I, в посольской книге есть лишь верительная И. В. Ляцкому и Е. И. Цыплятову (Там же. — № 102. — С. 732—733), в речи Василия III сообщает мотивы заключения перемирия, излагает речь литовских послов. Не ясно, какова была процедура заключения перемирия: по посольской книге дьяк Меньшой Путятин и писарь Богуш Боговитинович читали перемирные грамоты в присутствии Василия III, а не без него, как у Г.

801. Г. довольно точно описывает изображение на печати Ивана III (ДДГ. — № 85. — 1497) и Василия III (ДДГ. — № 100, 101; описание печати — с. 576). Г. лишь заблуждается, утверждая, что всадник был нагой и сидел на коне без седла. Вслед за ним эту ошибку повторил и А. Гиршфогель, изобразивший герб на гравюре с сидящим Василием III. Ошибка Г. была исправлена лишь в 70-е годы XVI в.