Священник Сергий Самуилов(1883-1932) Примечание к данной публикации в "Миссионерском обозрении", 1907, № 9, с. 1339-1342: "Из доклада, прочитанного на благочинническом съезде 2-го округа Николаевского уезда Самарской епархии 12 июня 1907 г. священником с. Острой Луки о. Сергием Самуиловым. Духовенство округа в обсуждение сего вопроса не вошло по русскому обычаю “моя хата с краю ничего не знаю” с готовностью добавить: “и знать не хочу”, но плачевное состояние наших приходов как бы не заставило нас знать и кой-чего поработать на пользу Св. Церкви. Все народы славят Бога на родном языке, а мы, русские, на чужом нашему пониманию на языке наших предков “славян”, тысячу лет до нас живших. Отчего это? - Священник Андрей Вшивцев". Весной 1923 г. на таком же съезде о. Сергий один открыто выступил против обновленчества (об этом пастыре, исповеднике веры, см. "Отцовский крест", СПб., Сатисъ, 1996). Заметим, что на необходимость пересмотра и исправления богослужебных книг со стороны языка и изложения указывал и сам преосвященный Самарский Константин (Булычев), см. "Отзывы епархиальных архиереев по вопросу о церковной реформе", I, СПб., 1906, с. 440. Cм. история РПЦ в 1900-е гг.
Для нашего темного народа храм служит единственным местом, где он может учиться вере и благочестию. Но, к сожалению, наше богослужение не имеет на него надлежащего влияния по причине своей непонятности. Оно во многих случаях убивает в человеке дух, тушит искру Божию, доводит до того, что человек начинает славить Бога только одними устами, шептать без смысла усвоенные им, часто в искаженном виде, слова молитвы. И сбывается на них слово Писания: “Приближаются ко Мне люди сии усты своими и устами чтут Мя, сердце же их далече отстоит от Меня, всуе же чтут Мя”. От беспросветной темноты религиозной воцарился в народе дух буквы, дух обрядоверия, если не хуже, не фарисейского лицемерия, и нет места живой свежей мысли. И самое наше поучение отчего стало малодейственным? Оттого, что в нас самих, пастырях, огонь Божественный не горит, а только тлеет под пеплом мирской суеты и религиозного равнодушия. И этот пепел мы не в силах смести, смыть слезами умиления, потому что для этого нужна взаимная поддержка, так как для многих молитва при непонятном богослужении заключается в кресте, поклоне и бессмысленном произнесении слов. Тут не может быть подъема духа и сердечного умиления, способного одним своим видом действовать благотворно. Обыкновенно наше богослужение проходит спокойно, без волнения с чьей-либо стороны, и к тому времени, когда проповедник выходит на амвон, большинство бывает занято если не своими мыслями, то механикой молитвы, и нужен действительно громадный запас духовной энергии, чтобы возбудить духовно спящих. И причина такого печального положения — непонятность богослужения, славянский язык богослужения. Необходимо сделать богослужение доступным пониманию простецов, чтобы оно действительно могло быть уроком веры и благочестия. Эта необходимость еще очевиднее ввиду повсеместно распространяющегося влияния на народ сектантства: сектанты тем ведь и привлекают народ, что у них богослужение понятно для всех. И идут к ним чаще самые хорошие люди, которых не удовлетворяет непонятное православное богослужение. Рассмотрим главнейшие возражения против совершения богослужения на русском языке. 1. Славянский язык, говорят, возвышенный, и нельзя передать русским языком того, что с удобством передается по-славянски. С переводом на русский язык богослужение, де, потеряет свою прелесть. С первым положением можно согласиться только в том случае, если поставить требование переводить как можно ближе к славянскому тексту. А между тем это и не требуется: ведь русский язык отличен от славянского по оборотам речи, по расстановке слов и т. п., и если при переводе строго держаться славянского текста, то тогда будет повторена старая ошибка прежних переводчиков богослужебных книг, которые в славянском переводе оставили многие обороты речи и расстановку слов греческого языка и тем затемнили смысл. Но кто из нас скажет, что русским языком нельзя передать какую-либо “мысль”, которую можно передать славянским? Можно передать всякую мысль, хотя бы и не тем оборотом речи. Что же касается мысли, будто с переводом на русский язык богослужение потеряет свою прелесть, то как на факт, достаточно опровергающий ее, укажу на перевод Библии: потерял ли язык Библии свою красоту и привлекательность с переводом на русский? Нет. 2. Второй довод в пользу славянского языка тот, что такие великие мужи, как святые Кирилл и Мефодий, избрали его для богослужения. Но этот довод служит скорее в пользу русского языка, если принять во внимание, что славянский язык во времена свв. Кирилла и Мефодия был языком общеупотребительным, разговорным. 3. Еще указывают на то, что простой народ, будучи не в состоянии участвовать в богослужении умом, может участвовать и участвует в нем сердцем. О, если бы действительно участвовал, тогда была бы возможность признать за этим указанием хотя бы небольшую долю убедительности. Теперь, как показывает жизнь, являются исключением те случаи, когда простые люди участвуют в молитве сердцем. То же обстоятельство, что богослужение сделается доступным уму, не может мешать ему, а напротив поможет благотворно влиять и на сердце. Есть некоторые места в славянских богослужебных книгах, способные не поднять дух человека, а наоборот, уронить именно своей непонятностью. Приведу, к примеру, хотя, известный ирмос канона на Рождество Христово: “Любити убо нам яко безбедное страхом, удобее молчание, любовию же Дево, песни ткати спротяженно сложенные неудобно есть: но и Мати силу елико есть произволение даждь”. 4. Заслуживает более подробного разбора четвертое возражение против перемены богослужебного языка; оно заключается в том, что от подобной реформы может произойти раскол. Но обращу внимание на то, что предлагаю ходатайствовать “о разрешении”, а не “о предписании”: никто из пастырей не будет стеснен, не будет обязан совершать богослужение непременно по-русски, от него будет зависеть, сообразуясь с желанием и степенью подготовленности к тому своих пасомых, начать замену богослужебного языка в своем храме или пока оставить прежний. Но несомненно найдутся места (например, города и села с сектантским элементом населения), где прихожане с радостью пожелают иметь у себя богослужение на русском языке. А раз такие примеры появятся, то и более закоснелые из примера поймут пользу означенной реформы. Конечно, пастырь каждого прихода должен быть на стороже и следить за тем, как отнесутся к таким первым примерам его прихожане, и должен объяснить, что греха в том нет, а польза большая, что первые опыты замены славянского языка в богослужении русским не произведут нового раскола. Приведу следующие соображения: 1) Все старообрядцы (говорю о старообрядцах потому, что от них как сторонников буквы можно ожидать большего противодействия) знают, что богослужение на славянском языке начало совершаться не так давно, что раньше оно совершалось и на греческом, и на еврейском языках, и следовательно, о канонических запрещениях речи быть не должно. 2) У живущих среди нас инородцев (чуваши, мордва и другие) богослужение совершается на их родных языках, об этом все знают и этим не смущаются. 3) В нашей семинарии, когда я учился, по примеру некоторых духовных академий (московской и, кажется, казанской) ежегодно совершалась литургия на греческом языке, совершалась торжественно, привлекала массу слушателей, и никогда ни от кого не приходилось слышать, чтобы этим соблазнялся кто-либо, хотя бы живущие в Самаре старообрядцы (масса слушателей приходили не молиться, а из любопытства, ибо они не знали греческого языка. Старообрядцы и вовсе не знали, что творится в семинарской церкви — им дела нет). 4) Наконец, случай из моей практики. Желая узнать взгляд старообрядцев, я задал одному из них вопрос: “Грех ли совершать богослужение по-русски”. И получил отрицательный ответ: “Какой же грех? Так только привыкли мы”. Правда, в настоящее время народ к такой реформе богослужебного языка не подготовлен, но отчего не подготовлен? Скажите — видел ли кто-либо из нас хотя бы одного пастыря, который объяснял бы народу пользу русского богослужения, слышал ли кто хоть одну проповедь на эту тему? Думаю, что никто из нас ничего подобного не видел и не слышал, и не потому, что нужна сначала санкция высшей власти духовной, чтобы начать действия в этом направлении. Духовенство молчало об этом, потому что вполне естественна и разумна боязнь пастыря создать известное настроение среди пасомых, убеждать их хотя бы в том, что русское богослужение желательно и полезно, а потом не иметь возможности это желание осуществить. Такова причина неподготовленности народа. Как только она будет устранена, быстрым темпом пойдет развитие в массе сознания пользы русского богослужения. Оно ведь и теперь все-таки развивается, только не под влиянием духовенства, а под влиянием сектантства. От неподготовленности все-таки далеко до раскола. Насколько мне позволяет иметь суждение мой небольшой житейский опыт, я думаю, что в некоторых приходах это нововведение даже теперь не принесло бы ничего, кроме пользы. Нужно только с постепенностью осуществлять его. К тому же теперь у нас нет и средств сразу в полной мере осуществить этот проект, нет переводов большинства богослужебных книг. Кроме перевода Священного Писания, мы имеем едва ли не единственную попытку в данном направлении со стороны преподавателя тобольской духовной семинарии Ивана Ловягина, который перевел воскресные песнопения октоиха всех гласов. Вот если бы было дозволено употреблять при богослужении хотя бы существующий перевод, это было бы первой и самой действительной подготовкой, а вместе со спросом явилось бы и предложение: нашлись бы люди, которые приложили бы свое знание на дело перевода богослужебных книг. Введение в употребление при богослужении русского языка не только не произведет раскола, но наоборот, отнимет у многих, ныне колеблющихся, повод уходить в сектантство. Теперь я скажу несколько слов о том, как, по моему мнению, можно произвести замену славянского языка в богослужении русским. Сразу этого делать нельзя, во-первых, потому, что, как я раньше заметил, нет переводов, а во-вторых, потому, что поспешность при введении реформ, касающихся богослужения, может быть очень опасна. Мы знаем, к каким печальным результатам привела поспешность при введении в употребление исправленных богослужебных книг во времена патриарха Никона. Недостаток в переводах богослужебных книг несомненно восполнится, как только будет на них спрос, как только будут использованы существующие переводы. А для предупреждения образования раскола нужно поставить за правило вводить русский язык не иначе как с согласия прихожан, которых нужно к тому готовить проповедями с церковной кафедры и частными беседами. Так как в приходе часто бывает трудно достигнуть того, чтобы желание было единодушным у всех прихожан, то русский язык можно вводить только в том случае, если на это будет согласно большинство. Но и желание меньшинства может быть игнорировано только в том случае, если им не ведется сильной агитации против русского языка, если оно может помириться на том, что ему останется славянское богослужение и после введения русского. Если же окажется, что в известной местности противники реформы будут возбуждать народ и будет грозить опасность, что реформа послужит поводом к уклонению от церкви хотя бы одного человека, то в таком случае лучше пока остаться со славянским богослужением. Что касается взгляда на реформу со стороны старообрядцев и других церковных отщепенцев, то его можно без вреда для Православия совершенно игнорировать. Ведь подлаживанием под их вкусы их все равно не спасешь, не обратишь в Православие, а православных лишишь очень многого. Вообще, от пастыря должно зависеть, когда начать реформу. Начать введение русского богослужения естественно с городов и сел с сектантским населением. В городах это тем более удобно: там имеется несколько храмов. Если в одном из них будет совершаться служба по-русски, то не желающие на ней присутствовать могут идти в другой храм. Но если бы в городе все приходы изъявили желание ввести русское богослужение, то тогда на первых порах нужно было бы установить очередь, чтобы в некоторых храмах служба совершалась по-славянски и переход к русскому языку не был очень резок. В селе же после первой русской службы нужно продолжать служить по-славянски, а в это время прислушаться, нет ли где опасности, не смущает ли это кого-либо из православных. Если ничего подобного не замечено, можно опыт повторить, например, через месяц или два, потом еще и еще... Когда народ привыкнет к русскому богослужению, не нужно все-таки сразу бросать славянского, но выводить его с той же постепенностью, с какой вводилось русское. Если даже оно и останется в виде исключения, если, например, оно будет совершаться по желанию отдельных лиц в будничные дни, то это не беда. Кроме того, постепенность может выражаться в том, что на первых порах не вся служба будет совершаться по-русски, а только некоторые ее части, например, по-русски прочитываются только Евангелие и Апостол. Через некоторое время к этим русским элементам можно прибавить еще русское чтение псалмов, паримий, затем пение некоторых молитвословий и т.д. В заключение я должен сообщить вам, отцы и братья, что и его преосвященство, очевидно, принципиально ничего не имел против введения русского богослужения, и если съездом будет возбуждено по изложенному вопросу ходатайство, мы встретим со стороны его преосвященства поддержку. Таковая надежда основывается на том, что на мое прошение о разрешении готовить народ к перемене богослужебного языка последовала резолюция преосвященнейшего Константина: “Удовлетворить просьбу священника Самуилова не в моей власти”. Ввиду всего вышеизложенного предлагаю съезду духовенства должным порядком возбудить о том ходатайство перед Святейшим Синодом. |
