Ко входуБиблиотека Якова КротоваПомощь

Яков Кротов. Богочеловеческая история. Вспомогательные материалы: патристика.

ТВОРЕНИЯ ДРЕВНИХ ОТЦОВ-ПОДВИЖНИКОВ

К оглавлению


ПРЕПОДОБНЫЙ МАКАРИЙ ЕГИПЕТСКИЙ


Духовные беседы

Беседа 51. Того же самого монаха, божественного отца Макария, второе послание к авве Симеону, подвижнику из Месопотамии Сирийской, и к остальным братиям, иже с ним

 

1. Макарий возлюбленным и единодушным братиям в Господе. Да преизобилует в вас мир от Господа; мир небесный, порождающий в мире [земном] свет, о котором возвещали пророки, глаголали праведники и благовествовали Ангелы. Тот мир, который приняла в Себя Мария и родила Спасителя мира, сошедшего к мертвым, разбившего камни, отверзшего гробы, оживотворившего мертвых, выведшего [на свет Божий] запертых [в темнице], расторгшего цепи узников, освободившего порабощенных, разорвавшего рукописание осуждения Адамова, начертавшего в душах закон небесный, смешавшего Божество с человечеством[312], освободившего тварь, убившего грех, удалившего проклятие от земли, разрушившего средостение вражды, воскресившего из праха осужденное тело Адама, введшего его в рай обетования, воссоздавшего его для новой жизни — жизни, не подвластной смерти. Он родил нас от Отца Своего, чтобы мы стали братьями Его[313]. Ему внимали бесплодные жены и [затем] младенцы в восторге взыгрывали в утробе их; уши глухих отверзались и языки косноязычных разрешались; хромые начинали ходить; расслабленные исцелялись и брали постель свою. Увидев Его, грешница пала ниц и, поцеловав ноги Его, заплатила [все] долги свои; увидев Его, Закхей принял Жизнь в дом свой; увидев Его, воды превратились в вино и немногие хлебы приумножились. Он даровал исцеление кровоточивой, прикоснувшейся к краю одежды Его, — и иссяк у нее источник крови. Он шествовал по волнам моря, запретил ветру дуть и утишил [бурю]; Он наполнил рыбами сеть и взял статир изо [рта] другой рыбы. Увидев Его, грешники делались праведниками, блудницы становились целомудренными, девы оставляли обручников своих, замужние удалялись от супругов своих, женихи и невесты расторгали свадьбы свои, увенчанные диадемами цари приходили на поклонение Ему, судьи покидали судилища свои, мудрецы попирали премудрость свою, врачи бросали снадобья свои, богачи уходили от богатства своего и купцы оставляли капиталы свои. Увидев Его, глупые становились разумными, неграмотные — книжниками, рыбаки — проповедниками, а не обладающие даром слова стали произносить обильные [мудростью] речи. [Да преизобилует в вас] тот Мир, Который принял дар Авеля, Который переселил Еноха так, что он не вкусил смерти (Евр. 11, 4–5), и Который защитил Ноя в ковчеге (Быт. 7, 23). Он, Который[314]приумножил благословения Аврамовы и поставил наследником обетования Исаака, от семени которого родился Спаситель веков; Он избрал от чрева матери Иакова, чтобы тот принял благословение первородства; Он вместе с Иосифом был на чужбине и снял ярмо рабства с выи его, соделав господином Египта (Пс. 104, 21); Он явился Моисею в пламени огня [посреди] тернового куста (Исх. 3, 2–4), даровал ему власть подчинять все твари и сделал море [сушею] для прохождения его (Исх. 14, 22); Он укрепил Иисуса Навина, соделав его победителем во всех схватках с врагами; Он избрал Самуила во иереи и помазал Давида [в царя] над стадом [Своим] [315]; Он из горсти муки в кувшине и малой толики оливкового масла в бутыли вдовы сотворил источник [пропитания], который не истощался три года и шесть месяцев[316]. Он послал Илие коней огненных вместе с колесницей и вознес его на небо (4 Цар. 2, 11), а Елисею даровал дух двойной, который тот просил (4 Цар. 2, 9); Он повелел древу творить чудеса в Египте и сухому жезлу приносить плоды (Исх. 7, 9–12; Чис. 17, 8). Он — Тот Мир, Который укрепил Иова в искушениях и вывел Лота из гибели огненной (Быт. 19). Он был со всеми отцами, которые, веруя в Него и любя Его, изошли [из мира сего], стойко выдержав позор и скорби ради Него, став странниками и нищими, чужеземцами и гонимыми. Они презрели мир [сей], пренебрегли смертью и отказались от самих себя; подвергнутые всякому испытанию, брошенные [на съедение] зверям и ставшие посмешищем для мира, они, пройдя через огонь и воду, обрели отдохновение в мире ином[317]. 2. Это написал я вам, возлюбленные братия, дабы вы знали, что с того дня, когда на земле был сотворен Адам, и вплоть до скончания века лукавый не перестает вести брань со святыми. Ибо он обитает и пребывает вместе с нами в том самом теле, в которое облеклись мы после преступления первосозданного [Адама], устраивая свои подлые и коварные козни. И тем, которые пребывают в младенческом состоянии [души] и не закалены в бранях с ним, он наносит раны, пользуясь простотой младенчества их. Но так как они истинно взыскуют Господа, то не падают мертвыми, [сраженные рукой его]. Ибо написано: Храняй младенцы Господь (Пс. 114, 5). Ведь христиане, облаченные в небесную броню, вступают в единоборство с ним в собственных душах[318]. Если воины противоборствующих [держав] для сражений [избирают нужную] пору, а после битв каждый из них возвращается в свое отечество, чтобы вкусить покой и мир, то те, кто выходит на брань с сатаной, сражается [беспрестанно] день и ночь. Ибо в одном жилище, то есть в теле, нашли прибежище и душа человека, и сатана, с которым душа сражается. Там, в этом теле, он обитает и пребывает, а поэтому во всякий час находится в непосредственной близости к душе[319]. Поэтому [христиане], еще не облачившиеся в горнюю броню и [небесную] силу, не знают покоя и отдыха, через Бога уверовав и познав, что вместе с ними [живет] убийца человечества. Но в то же время, сражаясь с ним в самих себе, они радуются, зная, что любят Бога и что Бог помогает им в их брани с сатаной. Однако немногочисленны те, которые обладают ведением относительно того, что вместе с ними обитает губитель душ [человеческих[320]. Великими] скорбями стесняются они, и нет никого на земле, кто бы мог утешить их; свои взоры они обращают к небу и оттуда чают [помощи], дабы, получив ее и облачившись в ту [горнюю] силу и броню Духа, стяжать победу. Ведь [только] с небес [снисходит] сокрытая от плотских очей сила, которую они приемлют. И поскольку они всем сердцем взыскуют Господа, то сила Божия ежечасно тайно помогает им. Даже если они, по немощи своей, искушаются сатаной, то и тогда Господь не оставляет их в этих великих искушениях и обстояниях. Сами [незримые] брани научают их, даруя знание того, что есть сатана и как губит он людей; опыт страданий, обретаемый ими в схватках, научает их приближаться к Богу, Спасителю мира. Когда же они, будучи бессильными одолеть врага, осознают немощь свою, тогда [начинают] ревностно искать броню и оружие для себя у Бога. И [лишь] облачившись во всеоружие Духа, становятся они победителями, и враг душ [человеческих] падает под ноги их. Этим [духовным] оружием разрушаются крепостные стены греха, окружающие душу. И тогда души, заключенные во тьме, выходят на свет, приближаются к Отцу своему Небесному, украшаются красотой божественной зрелости, опоясываются славой и силой и обретают знание относительно всех навыков лукавого духа. Об этом и говорит апостол: нам не безызвестны его умыслы (2 Кор. 2, 11). [После этого души] срастворяются с Духом Святым[321] и творят волю Отца Небесного. 3. Знайте же, возлюбленные братия, что когда они готовят свои души стать [благодатной] землей для небесного семени, в это же время враг поспешает посеять там плевелы свои. Потому-то вы и искушаетесь врагом и терпите многие скорби. Знайте также и следующее: если некоторые [христиане], взыскующие Господа не от всего сердца, явно не искушаются сатаной, то [он делает это] тайно и прелестью своей коварно губит души людей, растлевая и отчуждая их от Бога. Ныне же, братия, дерзайте: не поддавайтесь робости, не бойтесь призраков чуждых и молитвы свои не смешивайте с неуместными воплями; наоборот, благодать Господа принимайте душой трудолюбивой и умом, алчущим [правды]. Ибо [всё, что вы претерпеваете], происходит не только с вами, но случается и с другими. [Обычно] это происходит с новоначальными, когда они, начиная усиливаться в молитвах, колеблются искушениями, ибо не приобрели еще навыков [духовной брани], а поэтому, по своему младенчеству, приходят в смятение. Еще, братия, [сугубо] дерзайте — тогда утешитесь и унаследуете [Царство Небесное], имея [постоянное] попечение о душах ваших и ревнуя о настойчивости в молитве. И пусть ум ваш не впадает в уныние, ибо написано: Терпение нужно вам, чтобы, исполнив волю Божию, получить обещанное (Евр. 10, 36). И Господь сказал: Истинно говорю, если двое из вас согласятся… чего бы ни попросили, будет им (Мф. 18, 19). Ведь те, которые истинно взыскуют Господа, принимают в души [свои] Божественную силу; приближаясь к небесному помазанию[322], они ощущают в самих себе вкус и сладость будущего века. Поэтому они суть наилучшие из людей, населяющих землю. Мир Господний, бывший со всеми святыми отцами и хранящий их от всякого искушения, да пребудет и с вами во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.

Беседа 52

 

1. Слово Божие взыскует дела истины. Человеку [вообще] свойственно после того, как он говорит и слышит, приступать к делу. Поэтому он и внимает кому-либо говорящему, чтобы исполнять на деле услышанное. В сей день родился Господь, Жизнь и Спасение человеков[323]. Сегодня произошло примирение Божества с человечеством и человечества с Божеством; сегодня, ликуя, взыграла вся тварь: горние [твари] послали [вестников] к дольним, а дольние — к горним; сегодня смерть тьмы стала жизнью человека; сегодня проложен путь людям к Божеству, а путь Божий проложен в душу [человеческую]. Ибо до этого пророк изрекал: Путие Сионирыдают, яко несть ходящих по них в праздник (Плач. 1, 4), намекая на запустение и погибель души, ибо не был еще положен путь Божий к душе и мысли человека и душа человеческая не шествовала к Богу. Сегодня возрадовались долы и всё, что в них, — [то есть] земля души, принявшая дождь небесный. Господь воцарися, в лепоту облечеся (Пс. 92, 1) — потому что прежде Адам, поставленный господином и царем [над всеми тварями], стал, вследствие преступления [заповеди], рабом греха. Сегодня [Господь] царствует над врагами Своими, ибо [Писание] гласит: Ему надлежит царствовать (1 Кор. 15, 25). Сегодня Он утвердил вселенную (Пс. 92, 1), то есть душу, прежде бывшую пустынной, волнующуюся, трясущуюся, одержимую страхом и малодушием греха[324]. Ибо [Господь] говорит: стеня и трясыйся будеши на земли (Быт. 4, 12). Потому-то жилище души, возведенное на песке, сотрясалось и дрожало. Сегодня же это жилище было воздвигнуто на незыблемом камне Божества. Радуются Ангелы, небеса, звезды, солнце, луна, земля и всё, что на ней; горы и холмы взыгрываются [как агнцы] (Пс. 113, 4). Ибо если при исходе Израиля из Египта сорадовались [с ним] все твари: небо защищало Израиль днем облаком света, а ночью — столпом огненным, горы [взыгрывали], как овны, а холмы, как агнцы овчии (Пс. 113, 6), — то тем более [ликует всякая тварь] сегодня, когда родился истинный Христос. Ибо раньше вся тварь, [насильно] перемещенная в тление через падение Адама, бывшего царем всех тварей, вопияла [обращаясь к Господу], — и Господь, как это и должно было быть, пришел, чтобы обновить и воссоздать Адама, являющегося собственным образом Божиим[325]. Поэтому истек срок осуждения человека и исполнились сроки, предвозвещенные пророками. Ныне призывается человек обратно из плена и изгнания, ибо приблизилось Царство Небесное (Мф. 3, 2). Истек срок уз, темницы и осуждения на мрак Адама. Сегодня случилось его искупление и освобождение, сегодня вступил он в общение с Духом, сегодня примирился и сочетался с Богом. Сегодня снят позор с лица его и ему дарована свобода[326] открытым лицом взирать на Дух и соединяться с Ним. Сегодня невеста вновь обрела Жениха своего[327]. Сегодня соединились, примирились и вступили в общение между собой небесные и земные, Бог и человек. 2. Ведь Господу подобало прийти, облачившись в тело, обратить людей к Своему Отцу и примирить их с Ним. Придя же [в мир] невооруженным, Он взял оружие человеческое, то есть тело, и, сражаясь, поразил смерть. Через мертвое тело был умерщвлен враг [наш], и Господь осудил грех в теле, [победив его] собственным же его оружием. Ибо подобно тому как враги, нападая на город, стремятся разрушить стены с помощью осадных орудий — баллист и прочих, так и враг [рода человеческого] подчинил [себе] Адама, пользуясь, словно осадным орудием, его собственным телом. А через Адама подчинил и пленил он всех людей. Подобным же образом Господь, восприняв человеческое [естество], с помощью него, словно осадным орудием, разрушил все военные сооружения лукавого, которыми тот пользовался против человека. И об этом изречено: яко тма ея, тако и свет ея (Пс. 138, 12) и Как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут (1 Кор. 15, 22)[328]. 3. Ибо раньше человеческое естество, [отказавшись] от Бога, стало мертвым и бесплодным, и душа [человеческая также] стала бесчадной и неплодной. Ныне же [эта душа] восприняла в себя небесное семя, дабы возможно было ей приносить плоды Духа. [Первоначально] Адам был один, а [затем] из него была сотворена жена (Быт. 2, 22). И если бы Адам не сочетался с женой своей, то не произвел бы он плодов. Так и душа, если она не сочетается и не вступает в общение с Христом, не может приносить плодов Духа. Ибо Божественное Семя — Слово [Божие], упавшее в Богородицу Марию, — падает и во все верующие души[329]. Подобным образом рождают они от духовного Источника спасения, как гласит [Писание]: Страха ради Твоего, Господи, во чреве прияхом, и поболехом, и родихом дух спасения (Ис. 26, 18) — так плодоносит душа [плоды] Богу. Ибо женщина, когда рождает, терпит скорбь, когда же родит, радуется, потому что родила человека в мир (Ин. 16, 21). И душа, принимая в себя небесное семя, до тех пор, пока не родит, терпит скорбь, подвергаемая многоразличным искушениям; а когда она родит, то есть станет совершенной, радуется радостью постоянной и неизреченной, потому что родился небесный и новый человек в горний мир. 4. И как Господь, взяв тело [Свое], вознесся горе и уселся одесную Величия в вышних, так и ныне верующие и достойные Бога души переходят и будут переходить в Царство Его, поскольку Он рождает их свыше Духом Своим, как говорит Господь: верующий в Пославшего Меня… перешел от смерти в жизнь (Ин. 5, 24). Ибо истинно верующие и пребывая [еще] на земле, служат в горних небесах Господу. А Он, восседая горе на троне величия Своего, снисходит долу, почивая на душах святых, словно на тронах. Ведь они суть члены и Тело Его — вся Церковь святых, а Он — Глава этой Церкви. Как одна душа пребывает во всем теле и все члены тела управляются ею, так и все святые живут в Духе Божества и Им управляются[330]. И каждый член живет в Ипостаси [Духа] и Божией Душе[331]. 5. Подобно тому как если тело лишено руки, ноги или глаза, человек является калекой, так и душа без небесной души и Божьего Духа является несовершенной и увечной, делаясь отверженной от Царства [Небесного]. Ибо [Господь] говорит: Если кто не родится свыше, не может войти в Царствие Божие (Ин. 3, 3)[332]. Ведь совершенным человеком является тот, у кого две руки, две ноги и два уха; на двух крыльях птица может летать, а с одним крылом она воспарить не в силах; два Завета даровано людям, и без Нового [Завета] невозможно было быть Завету Ветхому. И всё парное, будучи двойным, есть единое, являя себя таким образом совершенным. Так должно быть и истинному христианину, ибо Господь соблаговолил, чтобы обладал он двумя душами: одной — сотворенной, а другой — небесной, [происшедшей] от Божиего Духа. [Лишь] подобным образом [христиане] могут быть совершенными и пригодными для Царства Небесного, воспаряемые [туда] и возносимые крыльями Духа[333]. 6. Ибо как [в греческом языке слово] «небо» — мужского рода, а «земля» — женского, так и Христос есть Небесный Жених, а душа — невеста Его, цветущая и бесстрастная. Сверху, от Бога, проливается [благодатный] дождь, и душа, как добрая земля, впитав его, приносит плоды Духа. Как Ева без Адама была лишена брачного сожития и бесплодна, так и душа без сожития с Духом и без соединения со [своим] Небесным Женихом Христом оказывается бесплодной и нечадородной вдовой в Царстве Небесном[334]. Однако Небесный Жених без усердия со стороны человека и без [усилия его] воли не может ни обитать в нем, ни соединиться с ним[335]. Как вино, смешанное с водой, становится годным для питья и сладким так и Божество, смешав себя с человечеством, пришло, чтобы всех желающих и верующих [в Него] смешать со Своим Духом; таким образом, произволение [их] превращается в [произволение] сладчайшее и вкусное. Как краска становится единой с шерстью в порфире, так и души, принявшие совершенное крещение в Духе, делаются [одной] духовной порфирой, согласно написанному: рожденный от Духа есть дух (Ин. 3, 6)[336]. Как тело Христа, смешавшись с Божеством, есть Бог; как железо, вверженное в огонь, есть огонь, и никто не может прикоснуться или приблизиться к нему, не боясь быть уничтоженным или истребленным (только огонь с огнем и раскаленный уголь с раскаленным углем могут оставаться неповрежденными), — так и всякая душа, очищенная огнем Духа и ставшая [сама] огнем и духом, может быть вместе с чистым телом Христовым[337]. Душе же, не посвященной в этот Дух, невозможно приблизиться к Божественному, как невозможно ей устремить взор свой на это Божественное сияние или жить в Нем. Ибо каждое существо находится и живет там, где оно рождено. Водные живые существа живут в воде, поскольку там они и родились; птицы, парящие в небе, живут в воздухе и в воздухе умирают. Подобна им и жизнь души: воздухом [душ], имеющих крылья Духа, являются горние высоты Божества, ибо там они были рождены. 7. Как возничий, беря в руки вожжи, правит лошадьми и направляет их по своему разумению и своей воле, так и Господь в вышних правит и руководит небесными и земными тварями по Своему разумению. Ибо Он сидит одесную Величия [Отца] и управляет [миром] земным, пребывая и живя вместе со всеми святыми; Он [пребывает] горе и Он же [обитает] долу; Он есть Бог и Он же — Человек; Он — Живой и Он — Умерший; Он — Господь всех и Он — Раб всех; Он — Агнец и Он — Жертва; Он — Телец, приносимый в жертву, и Он — Архиерей [приносимых] жертв; Он — претерпевающий страсти и Он — бесстрастный; Он — Жених и Он — Невеста[338]; Он — Брачный Чертог и Он — Супружеское Ложе[339]; Он — Рай и Он — Древо Жизни; Он — Град Иерусалим и Он — Храм и Святая Святых; Он — Море и Он — Вселенная; Он — Пища для душ и Он — Тот, Кто питается спасением этих душ; Он — Хлеб Живый и Он — Вода Жизни (Ин. 6, 35; 4, 10); Он — истинная виноградная Лоза (Ин. 15, 1) и Он — Вино Радости; Он — Жемчуг (Мф. 13, 45) и Он — Сокровищница; Он — Невод и Он — Воин; Он — Броня [воина] и Он — Победитель; Он — Обрезание и Он — Суббота и Закон; Он — Глава Церкви святых и Он — Горчичное Зерно (Мф. 13, 31); Он — Виноградник и Он — Плуг; Он — Благодать и Он — Вера; Он — Бракосочетание и Он — Одеяние Брачное (Мф. 2, 11); Он — Путь и Он — Дверь (Ин. 10, 7); Он — Солнце правды (Мал. 4, 2) и Он — Свет душам; Он — Жизнь и Он — Царство; Он — начало и Он — конец (Откр. 22, 13); Он — Тот, Кто превыше всех[340], и Он — Тот, Кто стал всем во всех (1 Кор. 15, 27; Еф. 1, 23; 4, 6; Кол. 3, 11). Этот Священный и Божественный Отпрыск[341], Спасение и Жизнь душ наших, был рожден в день сей ради нас. Слава Величию Его! Слава Человеколюбию! Слава несравнимому Промыслу Его о роде нашем! Итак, призовем же и мы на помощь Его и уверуем, что принимаем Его внутрь себя, дабы и нам, обретшим Его, вкусить от [славы] Его, поскольку столь великое множество благ даровано нам по воле Отца и Сына и Святого Духа вовеки. Аминь.

Беседа 53

 

1. Желающий благоугодить Богу и удостоиться того, чтобы стать сыном Божиим, прежде всего должен запастись долготерпением, [уметь] благодарить [Бога] во всех постигших его различных скорбях, невзгодах и бедах. Я имею в виду болезни и страдания, духовные скорби, навлекаемые [на нас] лукавыми духами, а также телесный ущерб, бесславие и глумление, случающиеся от людей. Они являются препятствиями, отстраняющими душу от Царства [Небесного] и не позволяющими ей приближаться к Богу. Поэтому желающий быть в почете у Христа должен радоваться этим обстояниям, веселиться и ликовать [при встрече] с ними, возжигаться ревностным стремлением к Богу и побуждать [свое] произволение поспешать к Нему. И чем более задерживается он препятствиями, тем больший [внутренний] покой должен обрести он и, с помощью любви к Господу, мужественно преодолеть всякую скорбь[342]. Если нет у него такого [внутреннего] расположения и не к этому готовит он себя, то, лишенный мужества, он [только напрасно] мучается и удручается. Не становится он чадом Жизни, ибо не стал подражателем и последователем всех святых и не направил свой путь по стопам Господа. 2. Ты же, будучи человеком разумным, обрати внимание на то, как изначала патриархи, пророки, апостолы, мученики и все сыны Жизни в скорбях радовались, в невзгодах и нуждах веселились, обретая духовный покой в несчастьях и трудах. Ибо [Писание] гласит: лучше захотеть страдать с народом Божиим, нежели иметь временное греховное наслаждение (Евр. 11, 25). И еще: Чадо, аще приступаешиработати Господеви, уготови душу твою во искушение; управи сердце твое и потерпи, и не скор буди во время наведения; прилепися Ему и не отступи, да возрастеши на последок твой. Все елико аще нанесено ти будет, приими, и во изменении смирения твоего долготерпи: яко во огни искушается злато, и человецы приятни в пещи смирения. Веруй Ему, и заступит тя (Сир. 2, 1–6) и так далее. В другом месте говорится: «Всё приключающееся с тобой прими как благо, зная, что без Бога ничего не бывает»[343]. И блаженный апостол, дополняя это, говорит: [Во всем являем себя], как служители Божии, в великом терпении, в бедствиях, в нуждах, в тесных обстоятельствах, под ударами, в темницах, в изгнаниях (2 Кор. 6, 4–5)[344]. Также Господь изрекает: Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать (Мф. 5, 11) и далее. А поэтому, если кто желает стать сыном и наследником этих [святых], тот должен явить себя подражателем их образа жизни и поведения, следовать словам Господа и осуществлять их [на деле]. Ведь тесен и узок путь, ведущий в жизнь, и немногие идут им (Мф. 7, 14)[345]. И чем больше ты подвергаешься испытанию невзгодами, страданиями, болезнями и глумлениями, тем сильнее ты должен веселиться и радоваться им. Ибо [Господь] говорит: Горе вам, роскошествующие, пресыщенные и блаженствующие в земном (Лк. 6, 25). Ведь блаженство уготовано Господом для плачущих и скорбящих. И жаждущий жизни вечной должен благодарить [Бога] за всё, принимать скорби и невзгоды [с радостью] и любить смирение. 3. Ведь Богу нужны не только колени, чтобы терпеливо [стоять на них] весь день в молитве. Доброе это занятие: подлинно прекрасно молиться, непрестанно усиливаясь в молитве. Среди всех занятий оно — главное, но без добродетели остальных членов молитва [становится] мертвой. Ибо молитвы делаются благоугодными [Богу] через добрые дела, а поэтому нельзя ненавидеть брата или злословить на него, следует стяжать смирение и не превозноситься, нельзя высоко мнить о себе, даже если творишь всякие праведные дела. Когда Господь видит, что они делаются искренне и благочестиво, то Он сразу же приходит [к нам] на помощь. Но если Он не обретает в нас [искренности и благочестивости], то признает [все деяния наши] как бы совершаемыми во сне, и молитва наша тогда становится молитвой только внешней и не засчитывается Богом[346]. 4. Почему Господь, взыскуемый нами, сразу не открывается нам? Не потому ли, что не делает [этого]? Конечно нет. Наоборот, Он хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины (1 Тим. 2, 4). Ведь всё рвение и усердие святых и Самого Господа были направлены на то, чтобы Бог был познан человеками и чтобы было познано действие благодати, которое есть жизнь вечная[347]. Однако если в [это действие внедряется] прегрешение, [добровольно] совершаемое душой, то Бог не познается нами и не открывает Себя нам[348]. Ибо Бог — нелицеприятен, а поэтому Он взирает [только] на внутренние помышления и намерения взыскующих [Его]. Поэтому когда мы — тщеславны, пребываем в неверии и прочих грехах, а также не способны творить строгий суд над собой, тогда Господь не познается нами. Ибо Он сказал, что являет Себя [лишь] тем, кто благочестиво взыскует Его и соблюдает заповеди Его. Ведь написано: Кто любит Меня, тот соблюдает слово Мое; и Я и Отец Мой, Мы придем и обитель у него сотворим (Ин. 14, 23). Поэтому будем всегда [строго] судить самих себя и тщательно исследовать сердца свои, дабы, познав собственные прегрешения, уверовать нам во Христа, Освободителя душ наших, и избавиться от всякого греха, явного или тайного. И если мы действительно праведно и благочестиво будем взыскивать Его, то Он охотно явится нам по обетованию Своему, очищая грязные сердца наши от всякого порока и скверны[349]. 5. Итак, прежде всего мы, желая угодить Богу, должны принять скорби, невзгоды и глумления, чтобы удостоиться жизни с Ним на целые века. Ибо кто достоин [Господа], как не тот, который ради Него и голод терпит, и нагим ходит, радуясь этому? Блажен такой [подвижник], подлинно блажен, ибо он стяжал великую удостоверенность пред Богом[350]. Ведь Господь желает, чтобы ты прошел через эти испытания и в скорбях не забыл о Нем. Писание гласит: во всяком терпении и великодушии с радостью (Кол. 1, 11). И в другом месте: Скорби и нужды обретоша мя, заповеди Твоя поучение мое (Пс. 118, 143). Это и есть борение[351]. Оно благоугодно Богу. 6. Большинство людей, желающих угодить Богу, по недостатку истинного ведения утруждаются только лишь телом. Но человеку Божьему следует подвизаться и мыслью, и помыслами, и внутренним сокрытым произволением. Это и есть истинная борьба души пред лицем Божиим с незримыми помыслами, [внушаемыми] лукавыми силами. Ибо [апостол] говорит: наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей (Еф. 6, 12). Эти духи злобы, незримые и нетелесные, торжествуют над [вещами] зримыми так же, как душа, незримая и нетелесная, торжествует над дебелостью тела. Поэтому и должно существовать незримое и нетелесное борение и подвиг во внутреннем человеке. В этом борении с самого начала подвизались [святые] отцы, хотя внешне они и казались обычными людьми. Подвизающиеся [ныне] подобным же образом смогут благоугодить Богу. 7. [Только] мужественные и благородные души, презревшие всё [земное], вступают в [эту духовную] брань. Моисей, намекая на тайную войну лукавых духов с душой и [указывая на то], какие души пригодны к ней, говорит: и кий человек, иже обручи себе жену, да не идет на рать; и кий человек, иже насади виноград, да не идет [на нее](Втор. 20, 6–7). Это он говорит о материальных узах: а подвизающийся против духов злобы никогда не сковывается ими. Ибо если пристрастие к наслаждениям и стяжанию [материальных благ] мешает человеку вступать на путь духовного подвига, то он лишается и небесной радости. Господь говорит в Евангелии о приглашенных на брачный пир и отказавшихся [прийти]: первый сказал: я купил землю и не могу придти; другой сказал: я женился и не могу придти, прошу тебя, извини меня (Лк. 14, 18–20)[352]. Это вполне созвучно словам Моисея. 8. Ведь именно достигшие духовного благородства и готовые подчиняться воле Божией вступают в духовную брань. А благородная готовность и способность к брани против незримых врагов начинаются с того момента, когда [подвижник] оставляет отца, матерь и всё, принадлежащее жизни [сей], посвящая себя Богу; сверх того, он должен отказаться и от души своей[353]. Раздав все имущество, которое он приобрел и которое досталось ему от его плотских родителей, [вступающий на монашескую стезю] вверяет все свое и [саму] душу свою после Бога духовному отцу и [опытному] подвижнику, и тот руководит его жизнью по своему желанию, так, что [новоначальному иноку] уже не надо заботиться относительно того, в чем он нуждается, а в чем нет. И это для того, чтобы он не оказался судящим и испытывающим того, кого он сам избрал судьей и управителем своей души, вверив ее ему как человеку опытному и могущему привести ее к Богу. Поэтому нельзя отказываться от духовного отца вследствие какихто материальных пустяков, ибо [только пройдя] через эти [лишения], сам [новоначальный инок] сможет явить себя также [впоследствии опытным] подвижником, а не только тем, кто подвластен [другому] подвижнику ради Бога[354]. 9. Скажи мне, делающий это: ты говоришь, что вручил душу свою подвижнику и, припав к его стопам, изрек: «Возьми душу мою и приведи ее к Богу». Ты знаешь, что сделал это не для человека, а для Бога, глаголющего: Слушающий вас Меня слушает (Лк. 10, 16)[355]. А если ты коварно похищаешь принесенное Богу, то не кажется ли тебе, что ты согрешаешь? Разве ты думаешь, что это не грех — отнимать у Бога данное Ему? А теперь узнай, каким образом ты отнимаешь [у Бога данное Ему]: ты сделал доверителем своей души подвижника, иерея, вручив ее ему для того, чтобы он привел ее к Богу. Однако теперь ты судишь и испытываешь его из-за призрачных, жалких и несчастных материальных вещей мира сего. Разве не кажется тебе, что ты совершаешь не только грех, но и святотатство? Именно это святотатство и осудил в «Деяниях [святых апостолов]» блаженный Петр, когда он обличил Ананию и Сапфиру в утаивании [части] цены от проданной земли, которую они принесли по повелению на нужды служения братиям: за это [апостол обрек] их на прискорбную смерть, и страх великий объял всю Церковь (Деян. 5, 1–11). Однако ты возражаешь: «Я не отказываюсь от [своего обета] отречения от мира, но действую, руководствуясь домостроительными и промыслительными соображениями»[356]. В действительности же разумное рассуждение приводит к выводу, что ты не можешь быть судьей, когда дело идет о вещах, не подобающих тебе, поскольку не знаешь, что должно, а что не должно [делать]. И такое рассуждение изобличает тебя как отказывающегося от обета отречения от мира и лгущего, когда ты говоришь: «Я не отказываюсь». 10. Скажи мне: разве не предал ты Богу через руки подвижника душу и [все] достояние [свое]? Стало быть, они уже находятся не в твоей власти. Однако [твое] отречение от мира лишь тогда является надежным и истинным, когда ты исполняешь не собственные желания [своей] души, но, наоборот, словно вещество в руки ремесленника, отдаешь свои чувства тому, кому после Бога вручил душу, пристально внимая всем повелениям его. И как вещество не бунтует против ремесленника, желающего изготовить сосуд дорогой, а не дешевый, так и ты должен прислушаться к разуму, требующему от тебя того же. Ведь ты вручил душу подвижнику, обладающему [духовным] опытом, и он обязан вести тебя, уже не принадлежащего самому себе, и руководить тобой, когда он хочет и как он хочет. А если это говорится о душе, то тем более должно тебе быть нечувствительным относительно земных и тленных стяжаний твоих, от которых, по твоим словам, ты отрекся[357]. 11. Если же ты испытываешь подвижника и навязываешь ему свою волю, то представь себе, сколь много грехов ты совершаешь: во–первых, ты навлекаешь на себя осуждение в святотатстве, сначала отказавшись от [собственных] желаний, а затем вновь следуя им; во–вторых, ты осуждаешь того, кого избрал судьей своих поступков; в–третьих, ты несешь в себе болезнь своенравия, себялюбия и властолюбия[358]; в–четвертых, ты презираешь первых братий, которых должен прославлять как бедняков, не имевших ничего, от чего они могли бы отказаться, и желаешь подчинить их своей власти, снабжая их одеждой и утварью, за которые они служат [тебе]. Поэтому, когда ты поселяешься в монастыре, то начинаешь всё рассматривать своей собственностью, рассуждая [следующим образом]: «до меня подвижник был ничтожнейшим и нищим, а с моим приходом и благодаря моему имуществу он немного поднял голову; посещающим меня друзьям он представляется славным, снискав у них великое уважение благодаря моему достоянию. До этого носил он жалкие одеяния, а теперь облачается в одежды светлые, которые и делают его знаменитым. И вот этот бесчувственный человек желает уравнять меня с остальными [братиями] и повергнуть долу!» В результате подвижник насильственно подвергается якобы праведному осуждению, а театрально разыгравший подобное осуждение заставляет подвижника с помощью принуждения поставить его самого во главе всего братства[359]. Если он грамотен, то водружается на седалище учителя и считает себя, даже краем губ не прикоснувшегося к подвижничеству, достойным благословлять своих отцов, прошедших через все труды подвигов ради добродетелей. А затем у него возникает и желание полностью лишить подвижника всякого влияния. И при всем этом он считает, что нисколько не уничтожает и не извращает [своего монашеского обета], поскольку не берет обратно имущество, [пожертвованное им], хотя сам дурным и нелепым образом задумал похитить душу, отданную в руки подвижника. Насколько лучше было бы, если бы он, забрав свое имущество, быстро удалился бы [из монастыря]! Ведь скорое избавление от пагубной заразы намного полезнее материального приобретения. Подобным образом и сам он избавился бы от бесчисленных зол, которые влечет за собой его величайшее преступление и отречение [от обета], и одновременно спас бы подвижника и [все] братство от скорбей и многих прегрешений. 12. Что же касается тебя, борец за благочестие и подвижник, то если ты желаешь пересечь это великое и обширное море и переплыть сей пустынный и огромный океан, уже удалившись от земли и направив свой корабль прочь от материи, не ищи пути назад, не возвращайся на землю, но непрестанно устремляй очи свои к небу. На нем ты обнаружишь звезды, число и названия которых ведает [один только] Кормчий[360]. Ты узришь на этом небе все светила — отцов, патриархов, пророков, апостолов и мучеников, светила не блуждающие и озаряющие ночь жизни[361]. Взирая на них, ты надежно поведешь свой корабль благочестия в гавань упокоения, небесный Иерусалим; подражая им, оставишь все и не будешь уже обращаться к чему-либо иному помимо них. 13. [Следует знать, что] весьма многочисленны те, которые предают себя худшему, но редки [истинные] труженики благочестия. Однако твоя решимость посвятить себя трудническому отречению от мира не ставит тебя в ряд уличной толпы, но причисляет к тем, кто узким и тесным путем усиливается войти в жизнь вечную[362]. Поэтому тебе следует сохранить в уме неизгладимыми [свои] обеты — [только] таким образом сможешь ты мужественно перенести все скорби. Ибо не люди, случайно [оказавшиеся на иноческой стезе], но мужественные, готовые внимать воле Божией и [сознательно] идущие узким путем ведут беспрестанную брань с духами лукавства. Они суть те, которые по справедливости наследуют Царство [Небесное], будучи избранными воинами Божиими. 14. И служитель Божий Моисей намекает на это другим образом, говоря, что животные, у которых раздвоены копыта, и четвероногие, жующие жвачку, чисты, а другие суть нечистые (Лев. 11, 3). [Это означает], что человеку Божиему нельзя без различения следовать одной мысли, сожительствуя и сонаслаждаясь с лукавым помыслом зла, но, наоборот, всякий раз ему должно в самом себе проводить различение посредством разума и обладать строгим разумением, свойственным естеству, которое противоборствует навыкам порока[363]. Следует «жевать жвачку»[364], приучать и упражнять ум в верных словах заповедей Божиих, дабы противоборствующее [злу] и благочестивое разумение, всегда обитающее в нас, усилилось против сожительствующего [с душой] порока. И так до тех пор, пока [мы] не облечемся силою свыше (Лк. 24, 49), которая, со всей полнотой власти истребив сожительствующее [с нами] лукавство, явит чистое разумение чистого естества. Подвизающиеся таким образом и обладающие различением в отношении самих себя считаются Богом за чистых, став уже вне добровольных прегрешений и предав свою волю, насколько это возможно, одному только Богу. 15. Ведь желающий стать истинным христианином должен стяжать труд и борьбу не плотские, но [вести брань] в уме с помыслами. Он всегда обязан, насколько это возможно, приучать себя со [всем] тщанием к мыслям благим и чистым; простирать свой ум на десную часть, каждый час с верою ожидая посещения Духа, дабы быть в силах посредством такого борения принять очищение и чтобы все, что он видит в мире, употребить для домостроения своей души, сохраняя при этом [свою] мысль чистой. Через богатства и прочие удовольствия мира [сего] он [должен прозревать и созерцать] горнее [достояние] и небесные богатства, [видеть] истинную роскошь и неувядающую славу, лишь тенью которых являются земные блага. Ибо мир сей есть образ истинного и вечного мира[365]. Поэтому всё, что человек видит внутри души своей, он должен обращать на пользу себе, дабы ум его никогда не успокаивался от попечения о [духовных] благах, поскольку душа может добиться их лишь посредством многих борений, обильного пота и труда. Однако подлинно совершенным делает всё [лишь] Сам Бог[366]. 16. Желающий всегда избегать помыслов лукавого и избавляться от них должен обрести приют и убежище в Господе, беспрестанно помнить о Боге и доверять Ему. [Лишь] таким образом сможет он бороться с [различными видами] зла, теснящими [со всех сторон] человека, будь то зло внешнего мира или лукавые силы внутри [души]; так он сможет освободиться от всякой [дурной] привычки и всякого предрасположения [ко злу][367]. Выдерживая такую брань и полагая все упование на Бога, отцы могли благоугождать Ему. И хотя, [живя] среди зримых [вещей], они имели жен, детей и имущество, ум их находился превыше мира [сего][368]. Поэтому, вступив в [полосу] испытаний и искушений, они не теряли мужества и не скорбели, когда лишались видимых благ, ибо стяжали великое и истинное достояние — доверие к Богу. Так, Иов, потеряв всякое земное упование и имея тело, пораженное проказой, стал победителем силой одной только своей любви к Богу. Ибо, перенеся [свою] мысль в горнее, он оказался превыше всего [земного]. Подобным же образом должно и нам мужественно и великодушно выдерживать и терпеть всё случающееся [с нами], уязвляясь любовью к Богу[369]. 17. Подобно тому как жена, имеющая мужа, оказавшегося в темнице и претерпевающего [многие] скорби, сама проводит жизнь в роскоши и беспечности, являя тем самым свое нецеломудрие, поскольку не сохраняет должной привязанности к мужу (ибо ей следовало бы сострадать и сочувствовать ему), так и души, желающие сочетаться браком с Небесным Женихом и соцарствовать с Ним, обязаны пройти тем узким и тесным путем, которым прошел и Он, став для нас образцом[370]. И если они свернут на другой путь, не понесут язвы[371] и страсти Господни, то будут причислены к блудницам и извергнуты из Царства [Небесного]. 18. Поэтому обратимся за помощью к Богу в [полноте] веры и удостоверенности, ожидая милости от Него, поскольку имеем запечатленные в письменах обетования Его. Ведь [в Писании говорится]: стучащему отворят (Мф. 7, 8) и вселюсь в них и буду ходить в них (2 Кор. 6, 16). Ибо хотя люди отвлекаются [от пути истинного] тысячами забот и омрачаются тысячами искушений, которые принуждают их щедро лгать, но, тем не менее, давая письменные обязательства, они не могут, даже если хотят, поступать несправедливо. Тем более не может неложный Бог не исполнить Своего обещания относительно нас, послав нам благодать и дар Святого Духа. Однако [не Бог], а мы сами являемся подлинными лжецами, ибо не взыскуем Его, как нам велено, в несомненности веры. Мы лишь тогда сможем просить Его со всей полнотой доверительности, когда предадим себя целиком, насколько это возможно, Господу, отказавшись от собственных желаний, не живя уже для самих себя, но, искупленные честной кровью Его, будем поступать по воле Владыки [нашего]. И, отказавшись таким образом от самих себя и добровольно подчиняясь одному только Искупителю нашему, мы окажемся благодарными и верными рабами; приняв обетование Святого Духа, прославим Отца и Сына и Святого Духа вовеки. Аминь.

Беседа 54[372]

 

1. Вопрос, касающийся братьев, павших и сбившихся [с пути] надлежащей жизни: какова причина этого у ведущих непорочную жизнь в пустыне? Не является ли этой причиной то, что у одних дух[373] был введен в заблуждение, а другие были увлечены своеволием? Ответ. На этот вопрос отвечает нам Пафнутий — муж, просвещенный высшим ведением[374], [который говорит]: «Всё случающееся с нами подразделяется на два [вида]: либо это происходит по благоволению Божиему, либо — по попущению Божиему[375]. Благое, полезное и приносящее душам [духовную] пользу происходит по благоволению Божиему, а влекущее за собой наказание, таящее опасность и вынуждаемое силой обстоятельств, случается по попущению Божиему. И такое попущение вызывается справедливой причиной, ибо [человеку] правомыслящему и ведущему правильную жизнь невозможно впасть в постыдный грех или бесовское заблуждение. 2. Те же, которые лишь кажутся домогающимися добродетели, а на самом деле стремящиеся к пагубной цели, болеющие недугом человекоугодия и одержимые помыслом своеволия, — они-то и впадают в прегрешения. И Бог оставляет этих людей для их же пользы, дабы они через такую богооставленность почувствовали бы происшедшую разницу и исправили бы свое намерение[376]и поведение. 3. Ибо [человек] тогда согрешает намерением, когда руководствуется дурной целью, а согрешает он делом тогда, когда развращен [изнутри] или когда поступает не так, как должно. Ведь часто бывает, что человек развратный, преследуя постыдную цель, благотворит девице, однако деяние его становится вполне благоразумным, поскольку он [невольно] помогает сироте, одинокой[377] или подвизающейся. Бывает и так, что, преследуя правильную цель, благотворят болящим, старикам или лишившимся состояния, но делают это со скупостью и ропотом — и деяние становится недостойным цели. Ибо необходимо, чтобы милостыня благотворилась с радушием (Рим. 12, 8) и давалась не скупясь». 4. Он говорил еще и следующее: «Многие души обладают естественными преимуществами: одни одарены от природы благородными мыслями, другие — склонностью к прекрасному. Но если обладающие этими преимуществами не приписывают их Богу, Подателю [всех] благ, но вменяют обладание ими в заслугу собственному произволению, таланту и силе, то [Бог] оставляет их, и они становятся добычей срамного деяния или постыдной страсти. Тогда благодаря унижению и стыду, постигшим их, они постепенно избавляются от похвальбы добродетелью, которую они прежде вменяли в заслугу самим себе. Действительно, если преисполняющийся гордыни от благородной изящности своих речей не приписывает Богу это благородство и дар ведения, считая их плодами собственного таланта и подвижничества, то Бог удаляет от такого человека [Своего] Ангела Промысла[378]. А когда Ангел удаляется, то гордец становится одержимым супротивником [рода человеческого] и впадает в бесчинство. И это делается для того, чтобы бесчинство, уравнивающее его со скотами и собаками, изгнало гордыню, уподобляющую его бесам[379], а также для того, чтобы слова его, не засвидетельствованные целомудренной жизнью, перестали внушать [другим] доверие. В таком случае люди богобоязненные, естественно, будут избегать учения, исходящего из уст подобного человека, словно источника, полного пиявок. Тогда исполнятся слова Писания: Грешнику же рече Бог: вскую ты поведаеши оправдания Моя и восприемлеши завет Мой усты твоими? (Пс. 49, 16)[380]. 5. В самом деле, людей, чьи души страстны, можно сравнить с различными источниками. Чревоугодников и пьяниц — с грязными источниками; сребролюбцев и корыстолюбцев — с источниками, полными лягушек; гордецов и клеветников, даже обладающих ведением, — с источниками, питающими змей. Слово бьет ключом в этих источниках, но никто не может зачерпнуть [воды] из них и вкусить ее, ставшую горькой. Поэтому Давид призывает [Господа научить его] трем вещам: благости, правильному образу жизни и ведению (Пс. 118, 66)[381]. Ибо без благости ведение бесполезно. 6. Но если [грешник] исправляется, устраняет причину богооставленности, то есть гордыню, познает пределы свои, не превозносясь ни над одним человеком и благодаря [за все] Бога, то ведение, засвидетельствованное делами[382], вновь возвращается к нему. Ибо духовные речи без жизни благочестивой и целомудренной подобны колосьям, ветром иссушаемым: свой внешний вид они сохраняют, но питательной силы лишаются. 7. Итак, всякий грех — согрешает ли кто языком, чувством, делом или всем телом [своим] — влечет за собой богооставленность, соразмерную гордыне [согрешающих], хотя Бог [часто] и щадит их. Ведь если наряду с гордыней будут засвидетельствованы Господом благородный талант и дар красноречия их, то бесы сами изобличат свое дерзкое и величавое превозношение»[383]. 8. Сей муж говорил нам еще следующее: «Когда ты видишь человека, жизнь которого зазорна, а речь убедительна, то вспомни беса, который в Священном Писании беседовал с Христом (Мф. 4, 1–11) и о котором Писание свидетельствует, что змий же бе мудрейший всех зверей сущих на земли (Быт. 3, 1). Но в нем мудрость стала пагубой, поскольку не сопровождалась никакой другой добродетелью[384]. Поэтому [человеку] верующему и благому следует мыслить о том, что даруется Богом; он должен говорить так, как думает, а делать так, как говорит. Ибо если истине слов не соответствует сродная им жизнь, то [такой человек], согласно Иову, есть «хлеб без соли» — его вкушать нельзя, а если вкусишь, то повредишь здоровью. Ведь говорится: Снестся ли хлеб без соли? или есть вкус во тщих словесех? (Иов. 6, 6), то есть в пустых речах, не засвидетельствованных совершенными делами. 9. Стало быть, один из [видов] богооставленности случается, чтобы явлена была скрытая добродетель, как это произошло с Иовом, когда Бог обратился к нему, сказав: «Не отвергай суда Моего, мнили ли Мя инако тебе сотворша, разве да явишися правдив? (Иов. 40, 3)[385]. Ибо ты ведом Мне, видящему тайное, но не ведают тебя люди, полагающие, будто ты служишь Мне ради богатства, которое Я в обилии даровал тебе. Тогда Я забрал это богатство, дабы явить им благодарное любомудрие твое». Второй вид богооставленности случается ради предотвращения гордыни, как это произошло с [апостолом] Павлом. Ведь он говорит: дано мне жало в плоть, ангел сатаны, удручать меня, чтобы я не превозносился (2 Кор. 12, 7). [С апостолом] это произошло, дабы отдохновение, благополучие и честь, достигнутые им благодаря чудесам, не преисполнили бы тщеславия и не ввергли бы его в диавольскую спесь. А расслабленный был оставлен [Богом] из-за [своих] грехов, ибо Христос говорит ему: вот, ты выздоровел; не греши больше (Ин. 5, 14). Покинут [Богом] был и Иуда, который предпочел сребреники Богу Слову, почему и удавился (Мф. 27, 5). Также был оставлен [Богом] и Исав, впавший в своеволие и предпочтивший зловонный навоз[386] отеческому благословению (Быт. 25, 33–34). Поняв все это, апостол говорит о некоторых: И как они не заботились иметь Бога в разуме, то предал их Бог превратному уму — делать непотребства (Рим. 1, 28). О других же, удерживающих в памяти познание Бога, но имеющих развращенное сознание[387], он говорит так: Но как они, познав Бога, не прославили Его как Бога, и не возблагодарили… и омрачилось несмысленное их сердце (Рим. 1, 21)[388]. Из всего этого нам становится понятным, что живущему благочестивой жизнью невозможно впасть в прегрешение: такое происходит только в том случае, если он лишается [покровительства] Промысла Божиего. 10. Муж сей говорил еще и следующее: «Ум, отпавший от памятования о Боге, впадает либо в ярость, либо в похоть». Похоть он называл скотоподобной, а ярость — бесовской. А когда я, удивленный, спрашивал его: возможно ли человеческому уму быть непрестанно с Богом, то он отвечал: «Если душа в [каждой] мысли и в каждом Божием деле являет себя благочестивой, то она — [всегда] с Богом». 11. А другой из святых говорил: «Всякая правая душа пусть сочтет более полезным для себя быть поносимой и угнетаемой, нежели чем восхваляемой и прославляемой. Ибо своеволие любит [телесный] покой, здоровье, мир и изобилие [земных благ], а поэтому, стремясь к ним, оно высасывается скорбями, как пиявками». Слава Богу. Аминь.

Беседа 55

 

1. Следует знать, что бывают юноши [по природе] рассудительные, разумные и богобоязненные, с которыми [всегда] пребывает благодать [Божия]. И когда они начинают говорить, то речь их бывает доброй. Тогда слушающие их, люди также рассудительные, начинают воздавать похвалы, удивляться им и почитать их, так как юноши глаголют слово Божие. Однако [не следует забывать, что] в уме этих юношей [вместе с благом] сосуществует еще и зло[389]; оно-то и побуждает их возлюбить славу и услаждаться похвалами, дабы ввергнуть [молодых людей в порок] тщеславия. 2. [Впрочем, порок сей опасен не только для молодых людей]; равным образом и [зрелый муж], отвратившийся от плотской похоти и противоборствующий [ей] в уме, должен противостоять также и тщеславию в уме и помыслах [своих]. Если слово его благодатно и [по этой причине] кто-нибудь принуждает его произнести речь, то ему следует опечалиться, в уме [своем] воспротивиться этому и [постараться] избежать, словно огня, [всякого красноречия], чтобы, сохранив воздержание [в слове], не впасть в тщеславие через речь свою. Ибо и Моисей, служитель Божий, понуждаемый изрекать и возвещать Израилю [слово Господне], просит прощения, говоря: «Не способен я держать речь»[390]. Подобным же образом и Иеремия, когда его понуждали говорить, изрек, извиняясь и возгоревшись сердцем: се, не вем глаголати, яко отрок аз есмь (Иер. 1, 6), дабы не быть ему отстраненным от славы и чести пророческой. И [апостол] Павел говорит: Ибо если делаю это добровольно, то буду иметь награду; а если недобровольно, то исполняю только вверенное мне служение (1 Кор. 9, 17). Ведь как в [мире] зримых [вещей] зодчий, например, исполняет свое дело и свое дело делают кузнец и серебряных дел мастер, ввергающие сосуды в огонь, так и люди Божии раз и навсегда приготовляются для своего служения, состоящего не в том, чтобы, изрекая [громкие] речи, быть им прославленным от человеков, но в том, чтобы слово совершало дело Божие и созидало строение душ человеческих, возводя к небу ум [людей], брошенный в [море] зла и тонущий там, [а поэтому ставший] ничтожным и бесполезным[391]. [Люди же Божии], просвещая [погрязших в пороках], выводя их на путь [истинный] и обращая их к добрым навыкам и благим нравам, подготавливают возвращение [грешников] к Жизни. 3. Многочисленны твердыни порока, и первые из них — похоть плоти и сребролюбие. Случается, что человек бывает внешне нищим и бедным, но внутренне он радуется богатству и [готов] быть другом богатых. Поэтому если он получает от кого-нибудь богатство, то [сразу же] изменяется. Но Бог взыскует [один лишь] нрав бессребреный; если же [истинному бессребренику] случается стать богатым, то богатство делается для него тягостным и ненавистным, а поэтому он [всячески старается] избегать его как огня[392]. За твердынями похоти и сребролюбия [высятся] твердыни тщеславия и чванства. Кто же [из людей] сможет разрушить эти стены и средостения? Кто способен [терпеливо] утруждать душу [свою] постоянным трудом, обливаться слезами, быть томимым голодом и жаждой? 4. Если же ты когда-нибудь окажешься в таких [скорбях и трудах], обратись к телу своему со следующими словами: «Что делаем мы в мире сем? Кратко время наше [здесь], надлежит тебе истлеть и отойти в могилу». А душе своей скажи: «Что делаешь ты здесь? Припади к стопам Господа, чтобы не быть тебе осужденной на огонь вечный». Противоборствуй врагу своему, наносящему удары тебе и похищающему ум твой. Блаженны [праведники, неповрежденно] проходящие через страшные места мрака, через ужасную ночь, через нечистые области и заразный воздух греха, ибо они достигают покоя, радости и ликования Духа Святого. Ему же слава вовеки. Аминь.

Беседа 56

 

1. Нам следует знать, кто такой монашествующий и благодаря какому образу [жизни] он действительно заслуживает имя монаха. Говорим так, как передал [нам] Христос. Во–первых, монах называется монахом потому, что он — един[393], а также потому, что отказывается от женщины и отрекается от мира, внутренне и внешне. Внешне — ибо отрекается от [всего] материального и от [всех] мирских вещей, а внутренне — ибо отрекается и от самих мыслей об этих вещах, чтобы не воспринять помыслов мирского попечения[394]. Во–вторых, он называется монахом потому, что в непрерывной молитве призывает Бога, дабы очистить ум свой от многих тяжких помыслов[395]. И его ум сам в себе также становится монашествующим[396], один на один обращаясь к истинному Богу; не воспринимает он злых помыслов, но постоянно и должным образом очищая себя, остается незапятнанным перед Богом. 2. Это зависит от свободного произволения человека. Поэтому, если человек желает вручить свое произволение одному только Господу, то он [прежде всего] искореняет в себе страсти и порочные помыслы, очищая таким образом себя и насаждая в себе плоды Святого Духа. А этими плодами являются: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость и воздержание, о которых апостол говорил: На таковых нет закона (Гал. 5, 22–23). И поскольку Бог видит, что произволение человека неустанно предается Ему и устремляется к Нему, то и Сам Он приумножает благодать Свою в этом человеке и обогащает ею его. Наоборот, когда Бог видит, что произволение наше — нерадиво и не устремляется к Нему, но увлекается материальными деяниями, тогда и Сам Он отступает от нас и нерадеет о нас[397]. Ведь Бог нуждается только в нашем произволении, поскольку всегда готов сжалиться над нами и просветить нас — лишь бы только мы желали отдать себя [целиком Ему]. 3. Ибо душе, сотворенной Богом, по естеству присуще любить Его и [полностью] предаваться Ему. Тело же, взятое от земли, о земном и помышляет. Но не только: оно [способно] подвергаться действию сатаны, увлекая к земным попечениям также душу и ум. Поэтому монашествующий должен обладать способностью различения[398] и укрепляться ею, дабы не стать ему, пребывающему в состоянии неведения, побежденным [врагом рода человеческого]. 4. Нам также следует постигнуть [всем сердцем] слова, сказанные Господом: возьми крест свой, и следуй за Мною (Мф. 16, 24). Их нельзя понимать в том смысле, что мы должны повесить себя на древе и так следовать за Господом; [смысл этих слов заключается в том, что] монашествующий обязан распять себя в отношении мирских вещей, дабы не быть привязанным к ним[399]; он также обязан постоянно распинать ум свой в молитве, чтобы не быть нерадивым относительно спасения [своего]. Ему нельзя воспринимать [умом] лукавые помыслы, но следует уметь различать их и знать, что [все] они — от лукавого. Он должен еще освободить ум свой от всякого развлечения[400], чтобы они не докучали ему. Ибо если он не сделает этого, то всуе молится, поскольку ум его, блуждая[401] в подобных развлечениях, возносит мнимые молитвы, которые не достигают Бога его. А если молитва является нечистой и не совершается в полноте веры, то она не принимается Богом. 5. Сам по себе монашествующий не в силах противостоять диаволу; не может он вырвать [с корнем] из себя греховные помыслы, [полностью] исполнить волю Божию, [в чистоте] соблюсти заповедь Божию и [окончательно] одолеть страсти. Но в его силах вручить свое произволение Богу, молиться Ему и просить Его, чтобы Бог очистил его от сатаны и от действий лукавого; чтобы Бог соблаговолил, через благодать Свою, войти в душу его и царствовать в ней; чтобы Сам Бог творил в нем Свои заповеди и Свою волю, вверив ему всякую добродетель правды [Божией. А правда эта состоит] в истинной вере, действенной молитве, любви от всей души и от всей силы, надежде, посте, воздержании, смиренномудрии, кротости, долготерпении, стойкости и прочих [добродетелях]. Получив их, [истинный подвижник уже] не сможет хвастливо говорить: «Я кое в чем преуспел», но во всякое время будет [смиренно] благодарить Бога за то, что, призванный [на помощь], Он всё успешно совершил. Ибо [только] терпением в молитве и достигаются великие свершения. Нерадение же, которое дано было людям сатаной[402], порождает в душе [одну лишь] мрачную черноту: оно уводит человека прочь от Бога и захватывает в плен мысль его. 6. Поэтому мы должны бодрствовать, избирая добро, [только] в котором и можем спастись, любить Бога и друг друга — любить не просто [на словах], но истинным образом. Эту любовь и обязан стяжать в себе монашествующий посредством [своего] служения и ее осуществлять на деле, потому что всякое повеление [Божие] там совершается[403]. Ибо писаный закон излагает многие таинства сокровенным образом; монашествующий же, если он непрестанно подвизается в молитве и в общении с Богом, обретает их, и благодать Божия являет ему самые сокровенные тайны Писания, внушающие благоговейный трепет. Ведь путем просто чтения запечатленного в письменах закона нельзя достичь того, что достигается путем служения Богу, поскольку именно в этом служении и исполняется всё. Поэтому избирающий такое служение уже не испытывает большой нужды в [простом] чтении Писания, так как он знает, что всё осуществляется в молитве[404]. 7. Что же касается греховных страстей, то монах ведет великую брань с ними и понуждает себя успешно одолеть их; однако [часто] бывает не в силах сделать это. Впрочем, если он настойчив в молитве и в призывании [Бога], всё вверяя Господу, то Господь исторгает эти страсти из него и уничтожает их, поскольку [монашествующий] все попечение о себе возложил на Него. Затем благодать Божия осуществляет в [иноке] многие действия свои. Часто его посещает действие [утешения], когда его охватывает столь великое вожделение [к Богу] и столь неизреченная радость, что он оплакивает свое бессилие, так как душа его не может покинуть тело и отойти ко Господу. А иногда, под [действием] благодати Господней, душа его испытывает внутреннюю радость, ибо Господь и строг во всем, и щедр[405]. Однако часто наступает тот час, когда благодать Господня попускает сатане вести брань с монашествующим: тогда на него восстают злые страсти, наводя на [инока] сон, уныние, расслабление и многое другое, что и словом выразить невозможно. Это происходит для того, чтобы [монах], угнетаемый и одолеваемый страстями, с твердой верой призвал Господа, прося Его [облегчить] мучения. Тогда благодать, если видит [монаха] стойким и подлинно взыскующим милости Божией, отражает все поношения врага; она, как того и сама желает, радует сердце его и очищает его от всех козней вражеских. Ибо благодать желает, чтобы человек тяжким трудом и в борении стяжал ее, но она не хочет, чтобы он всегда пребывал в радости и ум его по этой причине впал в леность. Поэтому [монашествующему] следует [постоянно] бодрствовать, борясь с сатаной. Богу слава. Аминь.

Беседа 57[406]

 

1. Дух дышит, где хочет (Ин. 3, 8). Он дышит в душах светлых, сияющих и божественных, которые со всем усердием жаждут служить Ему. И если они подчиняются этому достойному поклонения Духу, то Он сначала дарует им страх Божий и теплоту [сердечную]. Когда [эти дары] обнаруживаются в душах, тогда Дух уже творит в них ненависть ко всему миру и ко всем пагубным предметам [мирских] вожделений: золоту, серебру, прелестным украшениям тела, отцу, матери, жене и чадам[407]. [Вместо них Дух] творит в человеке дело Божие, которое слаще меда и медовых сот, делая сладостным для человека все Божие, то есть труд поста, бодрствования, безмолвия, служения [ближним] и милостыни. 2. Когда же [Дух] научит человека всему этому, тогда Он отдает его на искушение. И всё, что было для человека до этого сладостным, становится тяжким и мучительным. Многие из подвергающихся подобному искушению, не имея [духовного] опыта, не выдерживают тяжести [испытаний] и становятся плотскими[408]. О них [апостол] Павел говорит: начав духом, теперь оканчиваете плотью? Столь многое потерпели вы неужели без пользы? (Гал. 3, 3–4). [Перенесенное] же без пользы есть [напрасно] понесенные ради Бога труды: когда [человек] полностью отчаивается в них и отступает, тогда он не только лишается мзды за свои труды, но и подвергается тяжким наказаниям, ибо пренебрег он горней силой и не избрал ее. 3. Однако если человек дал [достойный] отпор сатане в этом первом искушении, то Бог дарует ему теплоту постоянную, спокойную и невозмутимую[409]. Ибо первая теплота — непостоянная, ненадежная и изменчивая, а вторая лучше ее: она порождает [духовное] видение и созидает терпение, будучи невозмутимой, надежной и постоянной[410]. Как судно с двумя свернутыми парусами [обретает покой] в тихой гавани, так и вторая теплота дарует отдохновение. 4. Итак, возлюбленные чада мои, стяжайте себе вторую теплоту, дабы обрести вам во всем облегчение[411]. Ведь эта теплота по Богу отсекает всякую страсть, извергает из человека всякую дебелость и позволяет Божеству обитать в нем, чтобы стал он храмом Божиим, по написанному: вселюсь в них и буду ходить в них (2 Кор. 6, 16). 5. Поэтому если желаете, чтобы отступившая теплота вновь вернулась к вам, надлежит делать следующее: необходимо заключить союз с Богом и сказать пред лицем Его: «Прости меня за соделанное по моему нерадению. Я не буду больше непослушным». А чтобы на будущее уберечь себя от нерадения, не следует давать никогда никакого послабления ни телу, ни душе; должно усиленно [открывать] свои помыслы Богу днем и ночью, всякий час рыдать пред Ним и, скорбя, изобличать душу свою, [говоря]: «Как могла ты быть нерадивой до сего дня и бесплодной во все дни [жизни своей]?» И чтобы помнить о [вечных] мучениях и вечном Царстве, каждый день осуждай себя, внушая: «Почему нерадив ты, когда Бог почтил тебя столь великой честью? Ведь Он подчинил тебе все творение, а ты отверг [все Его благодеяния]». Когда [человек не устает] говорить это своей душе, изобличая ее днем и ночью и во всякий час, то к нему сразу же подступает [вторая] теплота Божия, которая во всем лучше первой. 6. Блаженный Давид, видя, что тяжесть [уныния] давит его, изрекал: Помыслих дни первыя, и лета вечная помянух, и поучахся (Пс. 76, 6). Еще он глаголал: Помянух дни древния, поучихся во всех делех Твоих, в творениихруку Твоею поучахся. Воздех к Тебе руце мои; душа моя яко земля безводная Тебе (Пс. 142, 5–6). И ты, когда [видишь, что] уклоняешься [от пути правого], предайся размышлению о чудных [делах] Божиих. Тогда будешь спасен по благодати Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.


Великое послание

I, 1. Владыка и Создатель всяческих, человеколюбивый Бог, всегда дарует роду человеческому благие поводы для познания будущих благ, а мановением [Своей] доброты вкладывает [стремление] избрать удел лучшего преуспеяния в желающих этого, всегда увлекая к благу человека, созданного по образу Его. Ибо душе по природе присуще обладать стремлением к прекрасному, и она всегда старается желать лучшего, но левая сторона зла[412] с помощью ужасного коварства взращивает в душах простецов[413] мечтание о прекрасном для помрачения подлинно прекрасного. Вследствие этого неизреченная любовь благодати Христовой научает нас через Богодухновенные Писания ведению истины[414] словами пророка: благости и наказанию и разуму научи мя, яко заповедем Твоим веровах (Пс. 118, 66). Стало быть, [Бог] желает изгнать из нас всякую причину зол, дабы мы смогли отстранить неведение — причину всех пороков[415] — и сущее в нас плотское и неразумное помышление, обманом возобладавшее над обетованием ведения; тогда, познав, что ведение истины есть причина спасения, и водимые повсюду светом истинного знания, мы сможем отогнать [от себя всякий порок]. I, 2. Поскольку вы, дражайшие и возлюбленнейшие братия, не раз высказывали желание получить от нас [ответы] на [свои вопросы] и узнать: какой должна быть отшельническая жизнь; как удалившимся от плотских наслаждений и обмана века сего и собравшимся вместе для [достижения] этого следует жить по апостольскому образу[416], став священным союзом и сомкнутым строем братства[417], чтобы, свободно избрав такой [образ жизни], всегда в благочестии сопребывать друг с другом; как должно проводить вместе время и какое иметь устроение добрых обычаев и нравов; какова цель пути, простирающегося к высшей добродетели, и какова воля Божия — благая, угодная и совершенная (Рим. 12, 2); каково борение и ристалище у желающих достичь совершенства и всегда поспешающих прийти в меру полного духовного возраста (Еф. 4, 13)?[418] Или, дабы сказать просто и не простирать своей речи до бесконечности, — поскольку вы спрашивали нас обо всем этом и о вытекающих из этого вещах, прося, чтобы мы письменно запечатлели их для постоянного памятования и душеполезного размышления, то мы выполняем вашу просьбу, стараясь [изложить все], насколько это возможно, стройно и по порядку. Только прошу вас при чтении внимательно и постоянно исследовать написанное, чтобы вам, обретшим твердое знание добродетели, [никогда] не впасть бы в прегрешение. Ибо предложенное [нами сочинение] полезно [лишь] для тех, которые весьма тщательно рассматривают [написанное][419]. I, 3. Начать же должно со следующего: полностью доверяйте божественному и священнейшему определению истинного и благочестивого учения и веры, поскольку оно право догматствует о едином поклоняемом Божестве, единосущии Троицы, единой воле, единой славе и едином поклонении одному триипостасному Божеству, как благочестиво исповедывали мы благое исповедание пред лицом многих свидетелей во святом Таинстве Святого Крещения[420]. I, 4. Поэтому мы, видя ваше стремление к благу и желание [достигнуть] высоты добродетели, не стали медлить и в краткое время составили памятку[421], беря за основу [своих] мыслей Богодухновенные Писания, а также приводя свидетельства их для полной удостоверенности в несомненности [нашей] веры, дабы никто не подумал, что мы говорим что-нибудь [только] от самих себя, или не заподозрил, что произносим мы надутое пустословие (2 Пет. 2, 18). II, 1. Итак, все, посвящающие себя Богу и старающиеся представить тела свои в жертву живую, святую, благоугодную Богу, для разумного служения (Рим. 12, 1), пусть прежде всего постоянно имеют пред очами своими цель и сияние благочестия для того, чтобы, предаваясь всякому благому делу и ревностно упражняясь во всякой добродетели, пребывать им в вере по священным обетованиям Евангелий и остальных Писаний. Им следует твердо верить, что через благодать Христову и силу Божию нам возможно достичь полного избавления и очищения от страстей бесчестия, которые деятельно осуществляются в душе и теле. Ибо что невозможно нам, то возможно дарующему обетования Богу (Мф. 19, 26). Ведь греховные страсти возникли в душе и теле позже — через преступление [заповеди] первозданным человеком[422]. II, 2. Чтобы целиком и полностью удостоиться усыновления от Духа для освящения души и тела, следует веровать во всей полноте удостоверенности, согласно сказавшему: потому что наше благовествование у вас было не в слове только, но и в силе, и во Святом Духе, и со многим удостоверением, как вы сами знаете (1 Фес. 1, 5); и еще: и ваш дух и душа и тело во всей целости да сохранится без порока в пришествие Господа нашего Иисуса Христа (1 Фес. 5, 23). II, 3. Задаток неизреченного благодеяния Духа мы, верующие, получили через святое и трижды блаженное призывание [Святой Троицы] в [Таинстве] Крещения[423] для возрастания и преуспеяния в совершенном наследии [Царства Небесного] и для приумножения таланта (Мф. 25, 14–30; Лк. 19, 12–27), доверившись великому и чистому таинству. Ибо Божественный Дух Утешитель, данный апостолам, а через них — единственной и истинной Церкви Божией[424] для служения ей различным и многообразным способом, соразмерным вере, сопребывает от часа крещения с каждым, кто приступает к этому таинству, побуждаемый подлинной верой. Ведь, как говорится в Евангелии, каждый получает [свою] мину, чтобы пустить ее в оборот, приумножить и преувеличить (Лк. 19, 12–27; Мф. 25, 14–30). II, 4. Подобно тому как рожденное в веке сем дитя не остается навсегда в младенческом состоянии, но ежедневно возрастает с необходимостью некоей последовательности по неизреченным законам природы до тех пор, пока не станет совершенным мужем и не достигнет полноты умственных сил, таким же образом рожденный свыше от воды и Духа (Ин. 3, 3–5) не должен оставаться в младенческом состоянии духовного возраста, но ему следует, посредством многих усилий, трудов и терпения во время борения с духовным соперником, преуспевать и возрастать до тех пор, пока он не достигнет полноты духовного возмужания, согласно словам апостола: доколе все придем в единство веры и познания Сына Божия, в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова; дабы мы не были более младенцами, колеблющимися и увлекающимися всяким ветром учения, по лукавству человеков, по хитрому искусству обольщения, но истинною любовью все возращали в Того, Который есть Христос (Еф. 4, 13–15). В другом месте апостол еще говорит: не сообразуйтесь с веком сим, но преобразуйтесь обновлением ума вашего, чтобы вам познать, что есть воля Божия, благая, угодная и совершенная (Рим. 12, 2). Он говорит, что пришедшим в меру возраста и достигшим разумного совершенства духа следует поспешать к [познанию] совершенной воли Божией[425]. II, 5. Однако когда ребенок, в силу необходимой последовательности и закона природы, [развивается] от [дня своего] телесного рождения, достигая возмужалости, то это происходит по закону Промысла, действующего с необходимостью[426] и управляющего телесным возмужанием, а не по избранию свободной воли. Относительно же горнего рождения от Духа [Бог] не определил такой последовательности, но Он установил, [чтобы в духовном преуспеянии] были труд, борение и ристалище, добровольно избираемые человеком и [преодолеваемые им] со многим терпением[427], согласно словам Господа: подвизайтесь войти сквозь тесные врата (Лк. 13, 24); и еще: употребляйте усилие, ибо употребляющие усилие восхищают Царство Небесное (Мф. 11, 12)[428]; также: претерпевший до конца спасется (Мф. 10, 22) и: терпением вашим спасайте души ваши (Лк. 21, 19). И апостол говорит: с терпением будем проходить предлежащее нам поприще (Евр. 12, 1) и: Так бегите, чтобы получить (1 Кор. 9, 24); а также: как служители Божии, в великом терпении (2 Кор. 6, 4) и так далее. Так управила Божия благодать, чтобы каждый приобретал себе духовное возрастание посредством собственной воли и хотения, а также путем труда и борения. III, 1. Поэтому насколько [каждый христианин] верует, насколько он подвизается и насколько он в телесном и душевном борении предает себя всякому благоугождению заповедям[429], настолько он стяжает причастие Духу[430] для духовного возрастания и обновления ума (Рим. 12, 2), приобретая себе, по благодати и дару Божиему, спасение и, с помощью веры, любви и борения свободного произволения, усваивая себе преуспеяние и возрастание в меру совершенного духовного возраста. И это для того, чтобы стать ему, как по благодати, так и по праведности, наследником вечной жизни. Ведь как невозможно усвоить возрастание преуспеяния посредством одной лишь Божией силы и благодати, без содействия и усердия [самого] человека, так невозможно и достичь совершенной воли Божией и прийти в [полную] меру свободы и чистоты лишь посредством собственной силы, усердия и настойчивости, без содействия и помощи Святого Духа[431]. Аще не Господь созиждет дом, всуе трудишася зиждущии. Аще не Господь сохранит град, всуе бде стрегий (Пс. 126, 1); и еще: Не бо мечем своим наследиша землю, и мышцы их не спасе их (хотя и ведут они брань «мечами» и «мышцами»), но десница Твоя и мышцы Твоя и просвещение лица Твоего (Пс. 43, 4) — здесь говорится о силе Божией, содействующей их собственному борению. Одновременно пророк научает, что надеющимся обрести спасение верой и любовью и с помощью благодати следует отсекать превозношение немногими добродетелями и упование лишь на самих себя. III, 2. Что же есть эта воля Божия, достичь которой апостол побуждает [всех], призывая каждого усердно добиваться ее? Не является ли она блаженством тех, о которых Господь говорит: Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят (Мф. 5, 8) и: будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный (Мф. 5, 48)? Этими [словами] возвещается совершенное очищение от греха, полное избавление от страстей бесчестия и совершенное усвоение высшей добродетели, то есть очищение[432] и освящение сердца через причастие совершенному Божиему Духу, происходящее в полноте удостоверенности, с верой и любовью души, жертвующей себя целиком Богу. Эту совершенную цель истины Дух являет через Давида; Он научает искать ее у Бога и веровать, что жаждущие [ее] провозглашаются сынами Света и становятся наследниками Жизни. Ведь [Дух через Давида] глаголет: Буди сердце мое непорочно во оправданиих Твоих, яко да не постыжуся (Пс. 118, 80). Словами этими указывается на то, что стыдом и позором покрываются те, которые не стяжали еще себе непорочное сердце, [чистое] от всякого пятна и грязи порока. И опять говорит: Тогда не постыжуся, внегда призрети ми на вся заповеди Твоя (Пс. 118, 6), — здесь Святой Дух научает тому, что следует исполнять все заповеди, удаляться от [всякого] прегрешения и обретать совершенное дерзновение к Богу (1 Ин. 3, 21–22). Еще пророк, молясь, указывает на ту же самую цель словами: Сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей… И Духом владычним утверди мя (Пс. 50, 12, 14). Он также вопрошает: Кто взыдет на гору Господню? Или кто станет на месте святем Его? (Пс. 23, 3), намекая на тех, которые [удостоятся сего. И дает ответ]: Неповинен рукама и чист сердцем (Пс. 23, 4). Поэтому мы, как это открывает Дух Своим действием[433], должны полностью отсечь от себя [всякий] грех, совершаемый делом, словом, мыслью или помыслом, и, ревностно молясь и уповая с верой, ежедневно поспешать к совершенной чистоте Божией. III, 3. И апостол, ясно научая, каковыми должны быть души, удалившиеся от брака и [освободившиеся] от уз мира [сего], а также желающие подвизаться в девстве, говорит: незамужняя заботится о Господнем… чтобы быть святою и телом и духом (1 Кор. 7, 34)[434]. Апостол наказывает этой [незамужней] быть вне [всяких] прегрешений, как осуществляемых на деле, так и совершаемых в мысли, то есть явных и тайных [грехов], поскольку возжелала она стать невестой Христовой, чтобы сочетаться браком с незапятнанным и чистым Небесным Царем. Ведь душе, жаждущей сочетаться с Ним и желающей стать одним духом (1 Кор. 6, 17) с Ним, следует уподобиться Его безукоризненной и чистой красоте, согласно сказанному блаженным Иоанном: всякий, имеющий сию надежду на Него, очищает себя так, как Он чист (1 Ин. 3, 3)[435]. [И апостол Павел] также говорит: Будьте подражателями мне, как я Христу (1 Кор. 11, 1). Ибо не только от одних явных прегрешений, как то: блуда, воровства, убийства, чревоугодия, злословия, лжи, пустословия[436], крика, смеха, шутовства[437], сребролюбия и корыстолюбия, следует очищать душу, отказавшуюся от плотского общения, удалившуюся от мира, подвизающуюся в девстве для сочетания браком с нетленным Женихом и обрученную с Ним, но еще более должно очищать ее от страстей и тайных грехов, насилующих душу, как то: похоти, тщеславия, человекоугодия, лицемерия, властолюбия, коварства, злонравия, ненависти, неверия, зависти, превозношения, ревности, самодовольства[438], себялюбия, кичливости[439] и прочих подобных им незримых страстей бесчестия. И Писание знает (если, конечно, мы верим глаголам Духа) об этих тайных грехах души, которые считаются равными и подобными грехам явным, поскольку и те и другие суть побеги от одного и того же корня. Ведь Писание гласит: яко Господь разсыпа кости человекоугодников (Пс. 52, 6) и, мужа кровей и льстива гнушается Господь (Пс. 5, 7), причисляя лесть и убийство к единому преступлению. Также: глаголющими мир с ближними своими, злая же в сердцах своих. Даждь им, [Господи] по делом их (Пс. 27, 3–4); и еще: Ибо в сердце беззаконие делаете на земли (Пс. 57, 3). И Господь, упрекая человекоугодников, говорит: все же дела свои делают с тем, чтобы видели их люди (Мф. 23, 5). Поэтому Он повелевает: Смотрите, не творите милостыни вашей пред людьми с тем, чтобы они видели вас: иначе не будет вам награды от Отца вашего Небесного (Мф. 6, 1); то есть [Он говорит], что не должно быть желания искать [своими] добрыми нравами похвалы или славы от людей, но следует искать их только у Бога, от Которого и истинная и вечная слава, и вечное бесчестие. Поэтому и говорится: Горе вам, когда все люди будут говорить о вас хорошо (Лк. 6, 26), то есть когда возникнет желание слышать от людей [только] хорошее и радоваться похвалам и восхвалениям, исходящим от них. III, 4. Однако разве возможно благотворящим не быть явными для всех? Ведь и Сам Господь говорит: да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного (Мф. 5, 16). [На этот вопрос можно ответить так]: Господь, [говоря это,] подразумевает, чтобы вы, свершая всякое благое деяние, подвизались бы во славу Божию, а не ради собственной славы, и чтобы искали вы не похвал недолговечных человеков и не радовались им, а принимали похвалу и славу от одного только Бога[440], как говорит блаженный Давид: от Тебе похвала моя (Пс. 21, 26) и: о Господе похвалится душа моя (Пс. 33, 3). И апостол заповедует все свершать во славу Божию, даже есть и пить: Итак, едите ли, пьете ли, или иное что делаете, все делайте во славу Божию (1 Кор. 10, 31). А ищущих славы и похвалы от людей Господь объявляет неверующими, изрекая: Как вы можете веровать, когда друг от друга принимаете славу, а славы, которая от Единого Бога, не ищете? (Ин. 5, 44). III, 5. А [апостол] Иоанн сравнивает ненависть с убийством: Всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца; а вы знаете, что никакой человекоубийца не имеет жизни вечной, в нем пребывающей (1 Ин. 3, 15)[441]. Он сравнивает тайную ненависть к брату с убийством. Апостол Павел также, высказываясь о тех, которые предались постыдным страстям вследствие несмысленного и непослушного сердца своего (Рим. 1, 26, 21), относит деяние их к худшему делу погибели, считая за одно тайные и явные грехи. Он говорит: И как они не заботились иметь Бога в разуме, то предал их Бог превратному уму — делать непотребства, так что они исполнены всякой неправды, блуда, лукавства, корыстолюбия, злобы, исполнены зависти, убийства, распрей, обмана, злонравия, злоречивы, клеветники, богоненавистники, обидчики, самохвалы, горды, изобретательны на зло, непослушны родителям, безрассудны, вероломны, нелюбовны, непримиримы, немилостивы. Они знают праведный суд Божий, что делающие такие дела достойны смерти (Рим. 1, 28–32) и так далее. Видишь, что [апостол] не только явные грехи людей объявляет мерзостными, но с ними соперечисляет и скрытые страсти души, как то: коварство, гордыню, вражду, злонравие, хвастовство, ненависть и несмысленность[442]. Опять же Господь говорит: что высоко у людей, то мерзость пред Богом (Лк. 16, 15) и: всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится (Лк. 14, 11). Премудрость также глаголет: Нечист пред Богом всяк высокосердый (Притч. 16, 5). Мы можем выбрать из Священного Писания и много других подобных высказываний, направленных против страстей бесчестия, таящихся в душе. III, 6. Святой Дух знает, что скрытые греховные страсти являются наиболее мучительными для души и что они глубоко укоренены в ней; и Он через Давида научает нас относительно того, каким образом можно избавиться от них: От тайных моих очисти мя, и от чуждих пощади раба твоего (Пс. 18, 13–14). Эти слова означают, что мы можем одолеть, с помощью силы Духа, сокрытые греховные страсти посредством многого моления, [горячей] веры и благого и совершенного устремления к Богу. Ибо как мы стараемся соблюсти, словно храм Божий, от явных грехов внешнего человека, то есть тело, по словам апостола: Если кто разорит храм Божий — здесь он говорит о теле, — того покарает Бог (1 Кор. 3, 17), так мы должны, подвизаясь, стараться соблюсти и внутреннего человека, то есть душу, от всякого осквернения нечистыми помыслами[443], по сказанному: Всяцем хранением блюди твое сердце, словно невесту Христову, от сих бо исходища живота (Притч. 4, 23). III, 7. Этого мы должны достигнуть, всегда сражаясь с лукавыми помыслами и прекословя им — с помыслами тщеславия, ненависти, кичливости, коварства, похоти, неверия, зависти и любоначалия. Еще мы должны со всем тщанием испытывать самих себя[444], соблюдая ум несдружившимся с тайными страстями души и несозвучным с ними, а также предавая себя [целиком] всяческим благим деяниям; нам приходится совершать их с усилием, трудом и борением, потому что супротивник препятствует нам. III, 8. На единовидную правду [жития][445] намекает блаженный Моисей, образно показывая, что душа не должна повиноваться двум сознательным наклонностям — благой и злой, но что ей следует обращаться только к благу. Ведь нельзя нам взращивать два [вида] плодов: плоды худые и плоды полезные; наоборот, единовидно производя плоды полезные, мы обязаны полностью уклоняться от худого. «Не [трудись] на ниве своей, впрягая в одно ярмо разнородных животных, например вола и осла, но, впрягая однородных животных, обмолотишь урожай свой»[446]: этими словами [нас увещевают] трудиться на ниве сердца нашего, не [сопрягая] воедино порок и добродетель, но [впрягая] одну только добродетель. «Не вплетай в шерстяное полотно лен, а в льняное полотно шерсть» и «не сажай на поле своем вместе два [вида разных] плодов и [не повторяй этого] на следующий год». [Наконец, сказано]: «Не спаривай разнородных животных для производства потомства, но сочетай только животных одного вида». III, 9. Таким образом, посредством всех этих изречений [Священного Писания] таинственно намекается на то, что нам не следует возделывать в самих себе и порок, и добродетель, но должно [через божественное рождение] производить из самих себя единовидным образом [одни только] плоды добродетели. Душе не следует общаться и соединяться с двумя духами: духом мира [сего] и Духом Божиим, но ей заповедано [Богом] быть соединенной и прилепившейся только к Духу Божьему; поэтому душа должна плодоносить одни лишь священные всходы и плоды Духа. Нельзя также [свое] свободное произволение приводить в созвучие с двумя ликами — худшим и лучшим, но, предаваясь одному только добру и полностью отстраняясь от зла, должно возделывать в душе единовидный плод добродетелей[447], согласно написанному: Сего ради ко всем заповедем Твоим направляхся, всяк путь неправды возненавидех (Пс. 118, 128) и: Неправду возненавидех и омерзих, закон же Твой возлюбих (Пс. 118, 163). И это для того, чтобы Господь, видя борение души, по Своему человеколюбию сотворил бы в нас посредством силы Духа великое и всецелое исцеление от сокрытых страстей, защитив нас от духовных врагов наших. III, 10. И Сам Господь, рассказывая о вдове, которая одолевалась соперником и пришла искать защиты к начальнику неправедному, а затем обрела, вследствие неотступности своего ожидания, эту защиту, научает нас относительно того, что не следует унывать в молениях. Сказал также им притчу, что должно всегда молиться и не унывать (Лк. 18, 1) и последующее. [Господь в притче] намекает на то, что не следует падать духом и ослаблять напряженного ожидания молитвы. После этого Он изрекает: Видите, что говорит судья неправедный? Насколько же более Отец ваш Небесный защитит вопиющих к Нему день и ночь. Сказываю вам, что подаст им защиту вскоре (Лк. 18, 6–8)[448]. III, 11. А как боролся за учеников апостол и как старался он, внутренне молясь за них, чтобы пришли они в меру духовного [возрастания]! Одновременно он являет высшую цель христианства для всех, желающих безболезненно и с любовью к истине устремляться к этой цели, и делает общеизвестным апостольское мерило новой твари[449]для усердствующих в [духовном] преуспеянии, вразумляя всякого человека и научая всякой премудрости, чтобы представить всякого человека совершенным во Христе Иисусе, для чего я и тружусь (Кол. 1, 28–29). Еще он молится об удостоившихся быть запечатленными через крещение печатью обетованного Духа, [желая,] чтобы они возрастали в духовном преуспеянии, и говорит: Посему и я, услышав о вашей вере во Христа Иисуса и о любви ко всем святым, непрестанно благодарю за вас Бога, вспоминая о вас в молитвах моих, чтобы Бог Господа нашего Иисуса Христа, Отец славы, дал вам Духа премудрости и откровения к познанию Его, и просветил очи сердца вашего, дабы вы познали, в чем состоит надежда призвания Его, и какое богатство славного наследия Его для святых, и как безмерно величие могущества Его в нас, верующих (Еф. 1, 15–19). III, 12. [Этими словами апостол] точно обозначает способ причастия Духу[450], совершающегося в полноте удостоверенности[451]. [И далее] он говорит: по действию силы Его, которою Он воздействовал во Христе, воскресив Его из мертвых (Еф. 1, 19–20)[452]; подразумевается «по действию Духа», дабы и мы восприняли полноту удостоверенности. И еще чуть далее в том же послании, желая, чтобы [ученики] достигли некоей более высокой [меры] возрастания и преуспеяния в духовном совершенствовании, [апостол] молится [о них] и говорит: Для сего преклоняю колени пред Отцем Господа нашего Иисуса Христа, от Которого именуется всякое отечество на небесах и на земле, да даст вам, по богатству славы Своей, крепко утвердиться Духом Его во внутреннем человеке, верою вселиться Христу в сердца ваши, чтобы вы, укорененные и утвержденные в любви, могли постигнуть со всеми святыми, что широта и долгота, и глубина и высота, и уразуметь превосходящую разумение любовь Христову, дабы вам исполниться всею полнотою Божиею (Еф. 3, 14–19). III, 13. А в другом послании [апостол], научая относительно того же, являя ученикам преизобилие духовного богатства и побуждая их поспешать к достижению совершенной меры, говорит: Ревнуйте о дарах духовных, и я покажу вам путь еще превосходнейший. Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, то нет мне в том никакой пользы. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею: то я ничто (1 Кор. 12, 31 — 13, 3)[453]. Показывая же плоды любви и то, как обретшие ее полностью избавляются от порочных страстей, [апостол] изрекает: любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего… не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине, все покрывает, все переносит, всему верит, всего надеется (1 Кор. 13, 4–7). И еще он говорит, что [любовь] никогда не перестает (1 Кор. 13, 8). Последние слова[454] означают, что обладающие вышеназванными духовными дарами, но не избавившиеся еще, посредством преизобильной и деятельной любви Духа, от страстей, подвергаются еще опасности, пребывают в борении и страхе, поскольку ведут брань с духами лукавства, хотя и стяжали уже духовные дары[455]. Им, желающим шествовать по благодатному пути, то есть по пути христианства, [апостол] показывает великую меру духовного [возрастания], которая не [подвергается уже опасности нравственного] падения и [гибели от нечистой] страсти. Поэтому языки ангельские и человеческие, дар пророчества, вера, всякое познание и дары исцелений — ничто по сравнению с наивысшей добродетелью, то есть по сравнению с полнотой и совершенством любви, хотя и эти дары суть действия Того же Духа. III, 14. Однако если кто-нибудь удостоился таких даров, то для того, чтобы он, вследствие нового действия благодати, не счел себя достигшим совершенства и ни в чем не нуждающимся, отказавшись от бесстрастия, соответствующего мере совершенных, и оставшись преисполненным лишь меньшими дарами, — для этого [апостол] показывает цель совершенства, дабы каждый постоянно осознавал себя нищим пред столь великим богатством; чтобы он непоколебимо подвизался в добром борении и так пробегал духовное ристалище, чтобы получить награду, по сказанному: Так бегите, чтобы получить (1 Кор. 9, 24). IV, 1. Итак, ты видишь, как [апостол] путем многих [увещаний] делает явным для всех предел, цель и правило благочестия и совершенства, молясь за своих учеников, чтобы они поспешали к этой цели. В другом [послании] он, показывая верным и любящим Господа то обновление и изменение, которые произошли во Христе[456], говорит: Ибо во Христе Иисусе ничего не значит ни обрезание, ни необрезание, а новая тварь. Тем, которые поступают по сему правилу, мир им и милость, и Израилю Божию (Гал. 6, 15–16). И еще: если кто во Христе, тот новая тварь; древнее прошло (2 Кор. 5, 17)[457]. Одним выражением — новая тварь — он установил и сделал явным [для нас] апостольское правило. И что есть эта новая тварь, как не то, о чем апостол в другом месте говорит: чтобы представить ее Себе славною Церковью, не имеющею пятна, или порока, или чего-либо подобного, но дабы она была свята и непорочна (Еф. 5, 27). Апостол научает, что новая тварь во Христе есть совершенная чистота от срама, полное избавление от страстей, а также полнота неизреченного и таинственного общения с Божественной силой Духа, осуществляемого благодаря освящению в сердцах святых, удостоившихся посредством добродетелей нового, превышающего естество и духовного вкушения [благодати]. Эту же цель [апостол] поставляет [перед верующими], говоря: очистите старую закваску, чтобы быть вам новым тестом (1 Кор. 5, 7) и: станем праздновать не со старою закваскою. но с опресноками чистоты и истины (1 Кор. 5, 8). IV, 2. Поскольку же наши противостояние и брань против начальств, против властей и против духов злобы (Еф. 6, 12) недостаточно сильны, постольку [апостол] увещевает нас принять всеоружие Божие, говоря, чтобы мы облеклись в броню праведности, обули ноги в готовность благовествовать мир, препоясали чресла истиною, а паче всего взяли щит веры, которым можем угасить все раскаленные стрелы лукавого (Еф. 6, 14–16); стрелы лукавого же суть действия нечистых страстей и шлем спасения возьмите, и меч духовный, который есть Слово Божие (Еф. 6, 17). Апостол показывает, что с помощью этих перечисленных [видов] духовного оружия мы можем противостоять опасным козням диавольским (Еф. 6, 11), имея силу, превышающую наше естество[458]. IV, 3. Способ же, которым мы можем стяжать все это, [апостол] обозначил словами: Всякою молитвою и прошением молитесь во всякое время духом, и старайтесь о сем самом со всяким постоянством и молением (Еф. 6, 18). Поэтому и сам он молится о всех, говоря: Благодать Господа нашего Иисуса Христа, и любовь Бога Отца, и общение Святаго Духа со всеми вами (2 Кор. 13, 13). И еще: ваш дух и душа и тело во всей целости да сохранится без порока в пришествие Господа нашего Иисуса Христа (1 Фес. 5, 23). Вот, многими способами [апостол] ясно указывает на прямой путь правды и высшую цель христианства, всех увещевая и желая, чтобы все поспешали к ним. [И все подлинные] правдолюбцы устремляют взор свой к этой цели, всячески подвизаясь зрелой верой и надеждой; молясь в мирном и добродетельном устроении [души], они жаждут достичь ее. [Подвизающиеся] таковым образом смогут, избавившись от всякого зла, чисто, совершенно и безукоризненно исполнить и великие заповеди, на которых утверждаются Закон и Пророки: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею крепостью твоею и возлюби ближнего твоего, как самого себя (Мф. 22, 37–40; Мк. 12, 28–34; Лк. 10, 25–37). V, 1. Если нам пришло на ум продолжить дальше рассуждение о цели благочестия, как то передают нам Господь, апостолы и все Богодухновенные Писания[459], представляя эту цель с помощью многочисленных свидетельств, то, думается, что [такое намерение] весьма уместно [и полезно] для того, чтобы мы неоспоримо и несомненно удостоверились, в чем состоит надежда призвания (Еф. 1, 18) нашего, какова цель его и какое ристалище ожидает нас. Особенно это касается принявших монашескую жизнь, удалившихся от мирских уз и плотского общения, избрав девство в Господе.[460] (V, 2), дабы каждый и каждая [из них], тщательно поразмыслив над тем, почему они были призваны и каковой меры должны достичь, удержали бы себя от всякой гордыни, порождаемой любым успехом [в духовном преуспеянии]. Вследствие преизобилия совершенной меры призвания и неисследимого богатства любви Христовой (Еф. 3, 8) они должны считать себя за ничто, ревностно и всяческим способом, со всей силой и усердием предавая себя всегда благу, отвергаясь, по изречению Господа, вместе со всем, что принадлежит веку сему, и собственной души, ежедневно с радостью и веселием беря крест свой и следуя за Ним (Лк. 9, 23; 14, 27). Ведь образцом и примером они имеют Самого Господа[461], ставшего для нас Путем и Целью[462], согласно сказанному: Будьте подражателями мне, как я Христу (1 Кор. 11, 1); и еще: с терпением будем проходить предлежащее нам поприще, взирая на начальника и совершителя веры Иисуса, Который, вместо предлежавшей Ему радости, претерпел крест, пренебрегши посрамление, и воссел одесную престола Божия (Евр. 12, 1–2). V, 3. Нельзя нам, удовлетворяясь и успокаиваясь некоторыми дарами Духа, преуспев в каких-либо [духовных] рассуждениях и считая себя достигшими совершенства, быть прельщенными коварством зла, вверженными в самомнение [своей ложной] праведностью и оставаться вдали от великих преуспеяний духа[463]. Наоборот, как [истинные] правдолюбцы, будем до конца приумножать ежедневно свой труд, скорбь, борение и подвиг, всегда забывая заднее и простираясь вперед (Флп. 3, 13)[464], алкая и жаждая правды (Мф. 5, 6) по увещанию Господа и имея сокрушенное сердце (Пс. 50, 19), как не достигшие еще призвания, к которому мы призваны, не постигнувшие совершенной меры христианства и не обретшие еще зрелости в совершенной любви Христовой. V, 4. Ибо подлинно жаждущие достичь предлежащей, наперед известной и наивысшей цели [жизни] всегда уязвляются любовью к этому невыразимому призванию совершенства, вплоть до последнего дыхания [никогда] не удовлетворяясь каким-либо из меньших благ или какой-либо меньшей правдой; [не насыщаются они подвигами] постов, бдений и милостыни и причастием даров Духа. Наоборот, предавая себя целиком всякому благу, добру и всякой добродетели, пребывая всегда нуждающимися относительно добродетели, они никогда не считают себя преисполненными закона Премудрости[465]. Будучи в чести у Бога, они считают себя недостойными; достигнув духовного преуспеяния, полагают себя новоначальными; будучи великими, презирают и считают себя ничтожными. V, 5. Поскольку же они так уверовали и так возлюбили [Бога], постольку получат они воздаяния неизреченных обетований Царства. Таковые души смогут благоугодить Богу и стать наследниками Царства; имея сокрушенное сердце и будучи нищими духом (Мф. 5, 3), они всегда алчут и жаждут правды (Мф. 5, 6) и, устремляясь к совершенным почестям [высшего звания] (Флп. 3, 14), они, вследствие своей возвышенной любви к Богу, будут вознаграждены высшими дарами. VI, 1. Итак, достаточно сказано о цели упования, к которой должны стремиться избравшие монашескую жизнь и возлюбившие девство. Теперь следует повести речь о собрании и священном устроении братских монастырей[466], о том, как должны возлюбившие истину жить совместно друг с другом и путем каких занятий, трудов и подвигов могут они достичь названной цели благочестия, чтобы преисполненные мужества ревнители [добродетели], уже познав путь, ведущий к небесному Граду[467], и вступив на него, усердно шествовали по нему до тех пор, пока не обретут [этой цели]. VI, 2. Прежде всего устремляющийся к цели благочестия и желающий следовать по стопам Господа должен, удалившись от [мирской] жизни и плотских наслаждений, [целиком] отдать себя братству, отказываясь, согласно Евангелию, от отца, и матери, и жены, и детей, и братьев, и сестер, и сродства, и богатства, и славы, и благородного происхождения (Лк. 14, 26); вступая в монастырь как в полноту[468] всяческих благ, он должен еще отречься и от души своей[469]. VI, 3. А отречение от души своей разве не иное что означает, как предание себя целиком [иноческому] братству и полный отказ от собственных желаний? Разве, сочетав себя целиком со Словом Божиим, не следует всегда украшать душу святыми и чистыми мыслями и их, ведущих ко спасению, считать за свои собственные? Разве монах должен чем-либо обладать за исключением одежды, которую он носит, для того, чтобы всегда пребывать лишенным [житейского] попечения[470], исполняя с радостью только то, что повелено ему? Разве не должен он, словно купленный и благоразумный раб, считать всех братий, а особенно предстоятелей[471], за господ и владык [своих] ради Христа? VI, 4. Как сказал Сам Господь: кто хочет быть первым и большим между вами, будь из всех последним, всем слугою и всем рабом (Мк. 9, 35; 10, 43–44), не гоняясь за славой, честью или похвалой, но стремясь лишь к служению и житию вместе с братиями, по сказанному: служа со всем усердием, не с видимою только услужливостью, как человекоугодник, но как раб Христов (Еф. 6, 6–7), отдавая себя тесному пути и узкому проходу (Мф. 7, 14)[472]. Будучи ревнителем Царства [Небесного, монах] охотно и с радостью берет на себя легкое и благое иго Господа (Мф. 11, 2930); он доставляет себе великое спасение[473], если с долготерпением пребывает до конца в этом прекрасном и душеполезном рабстве. Рассматривая всех [братий] как господ, родственников во Христе и наследников Царства [Небесного], во всем подчиняясь каждому, особенно предстоятелям и подъемлющим тяготы забот о добродетели, он всегда считает себя должником относительно служения братиям с любовью и простотой, по сказанному: любовью служите друг другу (Гал. 5, 13) и: не оставайтесь должными никому ничем, кроме взаимной любви (Рим. 13, 8). VI, 5. Но и вы, подвижники — предстоятели братств, взявшие на себя великий труд, с помощью смиренномудрия боритесь с искусными кознями зла так, чтобы, имея власть над подчиненными вам братиями, не превозноситься и не подпасть страсти гордыни, вместо великой пользы нанеся душе [своей] большой ущерб и вред[474]. Подобно милосердным отцам предпочитая отдавать себя служению братству, а не [стремиться] к господству [над братиями] и имея телесное и духовное попечение о них как о чадах Божиих, вы должны стараться и радеть о душевной пользе каждого, дабы, так всегда заботливо приумножая духовный капитал священного союза братства, получить вам небесную мзду от Бога. VI, 6. И внешне соблюдайте чин предстоятельства, когда нужно распоряжаясь, повелевая или советуясь с наиболее испытанными из братий, а когда нужно обличая, запрещая или увещевая кого-нибудь [из них] по апостольскому совету (2 Тим. 4, 2), дабы под предлогом смирения или кротости и по неведению не случилось бы в монастырях смущения, нарушающего порядок чинопоследования предстоятелей и подчиненных. Внутренне же, в уме[475], считайте себя недостойными рабами всех братий и, как добрые педагоги, [попечению] которых вверены чада господ, со всем благоволением и страхом Божиим старайтесь направить каждого брата на всякое благое дело, зная, что за такой тяжкий труд ожидает вас у Бога великая и неотъемлемая награда. VI, 7. И как [мудрые] педагоги часто, ради научения и укрепления нравов, не щадят детей, являющихся их господами, и воспитывают их розгами, весьма благоволя к ним и заботясь о них в надежде, что они станут благоразумными и знаменитыми в мире людьми, так и вы, подвижники–предстоятели, наказывайте невоспитанных и младенствующих братий не со страстью гнева или высокомерия, но с милосердием Христовым и в целях духовной пользы, уповая на то, что для воспитываемых вами это пригодится в Царстве Небесном. И именно в таком настроении имейте попечение о младенчестве братий, увещевая или запрещая, как сказано, каждого для его же пользы; проявляйте заботу лишь с одной только ревностью о Боге и с милосердием Христовым; наказывайте, не увлекаясь злой страстью или словно мстя за себя, чтобы, являя свой совершенный труд, который вы взяли на себя ради Бога, быть вам наследниками Царства Небесного. VI, 8. Ведь [только] таковым образом и протекает подлинно ангельская жизнь на земле — когда предстоятели и подчиненные единодушно руководствуются подобным образом мыслей; когда все братия с великой радостью подчиняются друг другу, считая друг друга господами и в почтительности друг друга предупреждая (Рим. 12, 10). Братия должны жить вместе в простоте и чистоте сердечной, единодушии, мире, прямодушии и со всяким смирением[476]. Никто, превозносясь перед другим, пусть не считает себя лучшим и большим, даже если он преуспел, но, наоборот, как ученик Христов, пусть полагает себя худшим из всех людей, поскольку Господь говорит: кто возвышает себя, тот унижен будет, а кто унижает себя, тот возвысится (Мф. 23, 12; Лк. 14, 11; 18, 14). И еще: кто хочет быть первым, будь из всех последним и всем слугою (Мк. 9, 35; 10, 43; Мф. 20, 27), так как и Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих (Мк. 10, 45). И апостол говорит: Ибо мы не себя проповедуем, но Христа Иисуса, Господа; а мы — рабы ваши для Иисуса (2 Кор. 4, 5). VII, 1. Как желающие быть подражателями Христа, мы призываем вас[477] к миру друг с другом, подчинению и доброму служению друг другу. Если возможно, мы должны готовить себя к тому, чтобы умереть за ближнего, имея образцом и примером Господа, Который во всем благом содействует вам, по сказанному: любящим Бога… все содействует ко благу (Рим. 8, 28), дабы через любовь, простоту, непритязательность и скромность мог сохраниться в братстве «союз мира» в едином Теле и Духе Христовом (Еф. 4, 3–4)[478], когда мы, как сказано, подчиняемся друг другу в страхе и любви Христовых. VII, 2. Поэтому каждый, желающий укрепиться в подобных нравах, пусть всегда и прежде всего стремится в сердце своем, взыскуя это у Бога, к непрестанному обладанию священной любовью и страхом Божиим, которые есть первая и великая заповедь; посредством постоянного и непрерывного памятования о Господе и небесного желания[479]пусть каждый ежедневно, по преуспеянию через благодать [Божию], приумножает и увеличивает эту любовь. Ибо лишь многим усердием и трудом, попечением и борением мы можем стяжать любовь к Богу, по благодати и дару Христа обретающую зримые формы в нас[480]. Как сказано относительно Премудрости: И аще взыщеши ея яко сребра, и якоже сокровища испытаеши ю, тогда уразумееши страх Господень и познание Божие обрящеши (Притч. 2, 4–5). Ибо [стяжав Божественную любовь] таким образом, мы можем легко исполнить и вторую заповедь — заповедь любви к ближнему (Мф. 22, 37–40). VII, 3. Ведь первое должно поставляться на первое место и о нем следует иметь попечение как о первом; второе же, следующее за ним, должно и осуществляться в соответствующей последовательности. Если бы кто-нибудь захотел пренебречь великой и первой заповедью — заповедью любви к Богу, которой присуще образовываться из внутреннего благого расположения и совести в сочетании со здравыми мыслями о Боге и, разумеется, с помощью благодати Божией, и вместо нее устремился бы ко второй заповеди, только внешне радея о служении [ближним], то для него будет невозможно осуществить неповрежденно и чисто и эту [вторую заповедь][481]. VII, 4. Ведь порочный метод [толкования][482], изыскивающий смысл [Писания] помимо памятования о Боге, любви к Богу и взыскания Бога, сводится к тому, что делает [осуществление] Божественных заповедей обременительным и тягостным; в душе им производятся ропот, печаль и порицание служения братиям; либо он посредством самомнения и гордыни заставляет [человека] стать отступником от правды и считать себя достойным всякого уважения, великим и достигшим высот в исполнении заповедей. VII, 5. А когда человек гордится собой, [полагая], что он творит добро и соблюдает заповеди, тогда он согрешает, поскольку судит сам себя и не принимает Судящего по истине. Ибо лишь когда, по слову [апостола] Павла, Дух Божий сосвидетельствует духу нашему (Рим. 8, 16)[483], тогда мы оказываемся подлинно достойными Христа и чадами Божиими, а не тогда, когда, преисполнившись самомнения, оправдываем себя. Ибо, — говорит он, — не тот достоин, кто сам себя хвалит, но кого хвалит Господь (2 Кор. 10, 18). Если же человек не хранит памятование о Боге и оказывается вне страха Божиего, то он с необходимостью ищет славы и охотится за похвалами тех, кому он служит. Такой человек [являет себя] неверующим и обличается Господом: Как вы можете веровать, когда друг от друга принимаете славу, а славы, которая от Единого Бога, не ищете? (Ин. 5, 44). [Поэтому славолюбивый] подобен очищающему внешность чаши и блюда, между тем как внутри он полон хищения и всякого корыстолюбия (Мф. 23, 25). А если сам ум и [все] расположение души [человека] всегда поглощены размышлением о Боге и томлением по Нему[484], то памятованием о добре и любовью Божией он постоянно украшает свои мысли и они становятся истинными, благоговейными и благочестивыми. VII, 6. Многим борением и трудом ума достигается это, потому что супротивник [всячески] препятствует уму в [осуществлении] блага, [стремясь, естественно], не к тому, чтобы ум с помощью памятования о добром возносился любовью горе, но чтобы он, соблазнившись земными желаниями, [все свое] произволение посвятил им. Когда же ум посвящает себя [целиком] памятованию о Боге и любви Божией, то это становится поражением и смертью лукавого. И следствием памятования о Боге и любви Божией всегда является чистая любовь к брату. Равным образом [из них рождаются] истинная простота, кротость, смирение, непорочность, доброта, молитва и все последующие святые заповеди, которые осуществляются в своей подлинной полноте [лишь] посредством единой, единственной и первой заповеди — заповеди любви к Богу. VII, 7. Со многим борением, с трудом — тайным и незримым следует постоянно отдавать себя делу исследования помыслов, немощствующие органы души нашей всегда упражнять в различении добра и зла[485] и их, ослабленные [грехом], непрестанно оживлять усердием ума, заставляя их поспешать к Богу, дабы стать, по слову [апостола] Павла, одним духом с Господом (1 Кор. 6, 17), всегда прилепляя к Нему наш ум[486]. VII, 8. Это тайное борение, [постоянное] размышление о Господе[487] и труд ночью и днем должны мы иметь для осуществления заповеди; этим должны заниматься и когда молимся, и когда служим, и когда едим, и когда пьем, и когда делаем что-либо, чтобы всякое благое дело добродетели совершалось нами во славу Божию, а не ради собственной славы. Ибо освящается всякое последование заповедей[488]: осуществляемое нами в чистоте [сердечной] посредством непрестанного памятования о Господе, страха [Божия], усердия и любви к Богу, — [лишь] тогда мы оказываемся вне [пределов власти] лукавого, [имеющего обыкновение] осквернять и пачкать грязью заповедь [Божию]. Таким образом станет легкой и доступной нам все повеление [Божие] о заповедях, поскольку любовь к Богу облегчает заповеди, а трудность [осуществления] их ослабляется хранением этой любви. Поэтому благодаря нашей любви к Богу сделаются легкими, доступными и простыми [все прочие] заповеди. VII, 9. Ведь, как было сказано, вся усердная брань супротивника направлена только на то, чтобы отвлечь ум от памятования о Боге, от страха Божия и любви к Господу. Поэтому он использует [всяческие] земные обольщения, дабы увести [человека] от подлинного блага к тому, что лишь кажется им. Ибо всё, что бы ни сделал доброго человек, — это лукавый желает осквернить и испачкать, стремясь примешать к заповеди посеянное позже семя тщеславия, самомнения, ропота или чего-нибудь подобного, чтобы [любое] благо и добро не происходили только по причине Бога и благого усердия [человека]. Вследствие чего каждый [христианин] должен обладать многим ведением и способностью [духовного] различения, чтобы быть в силах распознать уловки и хитрости лукавого, целиком отстранившись от зла. VII, 10. И дабы не казалось, что мы говорим это только сами от себя, представим [свидетельства] из Священных Писаний. Ведь написано, что Авель принес жертву Богу от первородных овец своих и от тука их. И Каин принес дар от плодов земли. Бог же призрел не на дары Каина, а на дары Авеля, жертву же Каина не принял (Быт. 4, 3–5)[489]. Из этого мы научаемся, что если какое-либо доброе дело совершается нерадиво, с пренебрежением и ради чего-либо [суетного], то оно не будет угодно Богу; а если его совершать по воле Божией, с усердием, трезвением, верой и ради одного только Бога, то оно окажется благоугодным Ему. Ибо и патриарх Авраам принес десятину из лучших добыч Мелхиседеку, священнику Бога [Всевышнего], и таким образом получил благословение от Него (Евр. 7, 1–6; Быт. 14, 17–20). VII, 11. Этими [речениями] Дух, являя возвышеннейший духовный смысл [Писания][490], намекает на то, что самое лучшее, тучное и первое из всего сочетания природы нашей — сам ум, саму совесть, само правое разумение наше, саму любящую силу души нашей и [вообще] начаток всего человеческого естества нашего — следует всегда и прежде всего приносить Богу как священную жертву сердца, как [десятину] из лучших добыч и первенцев правых помыслов; а при этом должно постоянно предаваться памятованию о Боге, размышлению о Нем и любви к Нему. [Лишь] таким образом сможем мы ежедневно возрастать и преуспевать в Божественной любви, и помогать нам будет Божия сила Христова. Бремя правды заповедей покажется нам, исполняющим их чисто и безукоризненно, легким, если, при содействии Самого Господа, будет сочетать нас с Ним, посредством веры и любви, стремление к Нему и благое вожделение ко всем заповедям Его. VIII, 1. Что же касается внутренней стороны подвижничества[491] и того, какое из благих занятий является лучшим и первым, то знайте, возлюбленные [братия], что все добродетели связаны друг с другом и зависят друг от друга, нанизываясь одна на другую, словно в некой священной и духовной цепи. Ибо молитва [зависит] от любви, любовь — от радости, радость — от кротости, кротость — от смирения, смирение — от служения, служение — от надежды, надежда — от веры, вера — от послушания, а послушание — от простоты. VIII, 2. Равным образом, но по противоположности [различные] пороки связаны друг с другом: ненависть [зависит] от ярости, ярость — от гордыни, тщеславие — от неверия, неверие — от жестокосердия, жестокосердие — от нерадения, нерадение — от праздности, праздность — от пренебрежения, пренебрежение — от уныния, уныние — от нетерпения, нетерпение — от любви к наслаждениям. И [все] остальные виды зла зависят друг от друга так же, как в уделе блага добродетели связаны между собой. VIII, 3. Существом же всякого благого усердия и вершиной [всех духовных] свершений является терпеливое упорство в молитве, благодаря которому мы можем, через прошение у Бога, стяжать и остальные добродетели. Поскольку в молитве тех, которые удостоились [этих свершений], действие святости направлено лишь на одного Бога, то через такое духовное действие обретается некое таинственное общение с Господом в неизреченной любви, [свершающейся] во внутреннем расположении ума. Поэтому ежедневно принуждающий себя к терпеливой настойчивости в молитве увлекается пламенной любовью Бога к Божественной любви и к пламенному томлению [о Господе][492]; свободно избрав [путь к] совершенству, он воспринимает и благодать Духа, даруемую ему Богом, как сказано: Дал еси веселие в сердцы моем (Пс. 4, 8). И Господь говорит: Царствие Небесное внутрь вас есть (Лк. 17, 21).
VIII, 4. А разве иное что обозначает это Царствие, которое внутри [нас], как не небесное веселие Духа, осуществляющееся в достойных душах?[493] Ибо святым предстоит вкусить в Царстве [Небесном] духовную радость и веселие в вечном Свете, но достойные и верные души, через деятельное общение с Духом, уже здесь удостаиваются получить задаток и начаток Его. Ведь [апостол] говорит: утешающий нас во всякой скорби нашей, чтобы и мы могли утешать находящихся во всякой скорби тем утешением, которым Бог утешает нас самих (2 Кор. 1, 4). Также говорится: Сердце мое и плоть моя возрадовастася о Бозе живе (Пс. 83, 3) и: яко от тука и масти да исполнится душа моя (Пс. 62, 6). Этими и подобными им словами указывается на осуществляющееся [здесь] веселие и утешение Духа. Все же последующие заповеди соотносятся [с молитвой] наподобие того, как соотносятся члены [тела] с головой, и предающие себя Богу должны, по возможности, исполнять их. IX, 1. Итак, мы сказали о предлежащей [перед нами] цели благочестия, единой для всех, подкрепив сказанное многочисленными свидетельствами из Священного Писания. [Следует еще напомнить, что] души верующие и богобоязненные удостаиваются, через веру и многое усердие во всех добродетелях, полноты Духа, стяжая совершенное избавление от страстей, то есть достигают, через освящающее [действие] Духа, очищения сердца[494]. Поэтому пусть каждый предает себя благу настолько, насколько простирается любовь его души к Богу. IX, 2. Если кто желает непрестанно и терпеливо молиться, а также упражняться в посте, то должен он [внимать] словам [апостола] Павла: Непрестанно молитесь (1 Фес. 5, 17) и: Будьте постоянны в молитве (Кол. 4, 2; Рим. 12, 12). Следует также внимать речениям Господа: тем более Бог защитит вопиющих к Нему день и ночь (Лк. 18, 7)[495]и: Сказал также им притчу о том, что должно всегда молиться и не унывать (Лк. 18, 1). А относительно того, каким образом жаждущие [Бога] и верующие [в Него] удостаиваются облачения в небесные доспехи, апостол говорит: Всякою молитвою и прошением молитесь во всякое время духом, и старайтесь о сем самом со всяким постоянством и молением (Еф. 6, 18). И если кто из братий, подвизающихся верою, молитвою и покаянием, возжелает принять участие в борении любви за небесные блага[496], то он — достохвален и угоден людям и Богу. IX, 3. Поэтому братству иноков следует с радостью позволять быть членом братства тому, кто с терпеливой настойчивостью подвизается в молитве, и [всячески] помогать ему, дабы иноки, вследствие своего единодушия с этим братом и благого содействия ему, имели награду от Бога. Только [брат этот], молящийся со всем трезвением, должен испытать совесть свою, иметь непрестанное попечение [о Боге] и [проводить жизнь в постоянном борении. Ему необходимо [ежедневно] противодействовать веществу многих и обильных помыслов зла, принуждая ум всегда устремляться в любовном влечении к Господу, а от Господа взамен получать ощущение благодати, чтобы таким образом плоды его терпения и постоянства ежедневно делались явными в назидание всем[497]. IX, 4. Ибо тот, кто уязвлен любовью и пылким стремлением к Богу, во время молитвы усиливается, подвизается и принуждает свое произволение к [духовному] труду, отдаваясь ему целиком, даже если до этого он никогда и не предавался такому труду. Он жаждет получить от Бога небесную любовь, а также истинную и духовную молитву, по сказанному: даяй молитву молящемуся (1 Цар. 2, 9)[498]. А остальные братья должны с радостью дозволять ему [предаваться такому духовному труду], поощряя его и содействуя ему, как [верные] помощники. В духовном преуспеянии брата они должны видеть пользу и для самих себя, а не руководствоваться сварливостью и завистью, не поступать под внушением зла, не мешать и не препятствовать его благому стремлению к Богу и не пресекать в [самом] начале подвиг доброго усердия брата. [Так следует поступать для того], чтобы Бог, видя [доброе] побуждение ко взаимной любви в душе [каждого из] них, даровал Свое святое воздаяние за прошения всех и уделил каждому полноту удостоверенности, видя правое и благое произволение их друг к другу. IX, 5. Преимущественно же предстоятели братий должны осуществлять это со всем усердием и рассуждением, стараясь и самих себя, и братий настроить на подобный образ мыслей, дабы никому не ставились преграды в добровольно избранном подвиге борения. ! Х, 6. Постоянно предающийся молитве совершает наиглавнейшее дело и должен принять на себя особый подвиг, [прилагая] многий труд и непрестанное усердие, потому что зло полагает много препятствий [на пути] постоянной молитвы, как то: сонливость, уныние, отяжеление тела, блуждание помыслов, смятение ума, нерадение, нетерпение, расслабленность и остальное. Затем [следуют] скорби и восстания самих лукавых духов, сражающихся с душой и противоборствующих ей вплоть до крови, [когда она начинает] истинно и непрестанно взыскивать Бога, ибо они стремятся воспрепятствовать ей приблизиться к Нему[499]. IX, 7. Поэтому постоянно пребывающий в молитве должен мужаться со всем трезвением и усердием, телесно и душевно подвизаясь со всяким терпением. Как действительно несущий на себе крест, пусть он непрестанно пребывает во многом борении, труде, сокрушении и во многой скорби ради Царства [Небесного], не тщеславясь и не предаваясь блужданию порочных помыслов, смятению [греховных] сновидений, унынию и расслабленности. Ему непозволительно употребление неподобающих слов, вводящих в смущение [других]; не может он и мыслью своей представить что-либо подобное; нельзя ему, [словно не обладающему духовным] различением, удовлетворяться лишь телесным преклонением колен, тогда как ум пребывает в смятении и блуждании. IX, 8. Ибо если кто не приготовит себя к самому строгому трезвению и не будет со всем вниманием постоянно исследовать [свой] ум, желанием [своим] всегда устремляясь к Господу, то зло тайно и многоразличным образом может соблазнить и обмануть его, побудив чваниться перед остальными [братиями], которые еще не в силах пребывать в постоянной молитве. И через такие коварные уловки зла он утратит свое доброе делание, предав его лукавому бесу. Наоборот, поскольку он принял на себя самое важное дело — молитву, постольку должен он стяжать и большие по сравнению с остальными [братиями] труды, заботы и подвиги, дабы не потерпеть никакого хищения от зла. Ведь тем, кто взялся за более великое и благое деяние, — им и лукавый противоборствует сильнее, желая перехитрить их[500]. IX, 9. Итак, должно нам ежедневно через постоянную молитву взращивать в себе плод любви, смиренномудрия, простоты, доброты и различения; являя свое духовное преуспеяние, подвизаться так, чтобы и те, которые, будучи еще младенцами [во Христе], не могут быть настойчивыми в молитве, но, видя благие плоды наши, стали бы испытывать желание посвятить себя, [со всей] охотой и усердием, тому же подвигу. Ибо если молитва наша не будет украшаться любовью, простотой и добротой, то не будет нам от нее никакой пользы, и она станет лишь видимостью молитвы[501]. IX, 10. Мы говорим это не только об одной молитве, но и о всяком [подвижническом] труде и усилии: идет ли речь о девстве или о молитве, о посте или бдении, о псалмопении или служении, а также о любом усилии и делании, совершаемом нами ради добродетели, — если не обретем в себе плодов любви, мира, радости, кротости, смирения, простоты, прямодушия, веры, долготерпения и независтливости, то напрасны и тщетны труды и усилия наши, так же, как напрасны они, если не оделяем мы этими плодами всех [братьев наших]. Ибо всякое делание и всякое усилие должны совершаться ради этих плодов; если же мы не обретаем их в себе, то напрасно и тщетно любое делание наше[502]. IX, 11. Ведь те, которые не имеют их, окажутся в День Судный подобными пяти неразумным девам (Мф. 25, 1–12), не запасшим в сосудах сердец [своих] духовного масла, то есть не стяжавших и не исполнивших здесь, с помощью [Святого] Духа, указанные добродетели. Поэтому они и названы неразумными и не допущены были в духовный Брачный Чертог Царства [Небесного]. И труд их девства не был засчитан, поскольку недоставало им добродетелей и лишены они были действенного вселения [Святого] Духа[503]. IX, 12. Как при возделывании виноградной лозы[504] труды и заботы берутся на себя [земледельцем] ради вкушения плодов, а если они не обретаются, то всё утруждение оказывается напрасным и тщетным, так и мы, если через действие Духа не познаем в самих себе, во всей удостоверенности и духовном чувстве[505], плодов любви, мира, радости, смирения, долготерпения, веры и всех остальных [плодов Духа], перечисленных апостолом (Гал. 5, 22), то тщетными окажутся наши усилия и напрасен наш труд девства, молитвы, псалмопения, поста и бдения. Ибо труды и усилия эти должны предприниматься в надежде на [будущие] духовные плоды. Плодоношение же Духа есть духовное вкушение, сопровождаемое нетленным удовольствием; они осуществляются Духом [лишь] в сердцах верных и смиренных. IX, 13. Ведь [все] труды, занятия и усилия естества [человеческого] должны оцениваться со многим рассуждением и разумением[506], и [подлинными] плодами [добродетелей] следует признавать лишь те плоды, которые благодаря вере и надежде взращиваются Святым Духом в [сердцах мужей] достойных. А если кто-нибудь, по недостатку ведения, сочтет [одно только] собственное делание и усилие за плоды Духа, то это означает, что стяжал он лишь суетное самомнение, [добровольно] отпав от великих духовных благ. Ибо понадеялся он, что преуспеяние в добродетелях может быть достигнуто только им самим, без действия [Святого] Духа. Но тот, кто всецело посвящает себя Богу и прилагает, насколько это возможно для него, собственное усердие и труд, — тот воспринимает от Бога благодать, освобождается от страстей и удостаивается достижения горних высот [Духа] и чистой добродетели. IX, 14. Подобно тому как живущий [мирской] жизнью и целиком отдавшийся греху с превеликим наслаждением удовлетворяет неестественные страсти бесчестия[507] — распутство, блуд, пьянство, любостяжание, зависть, коварство, необузданность, вражду, ненависть и сребролюбие, с удовольствием и сластью осуществляя и прочие злые деяния, словно естественные, так и совершенный христианин все добродетели и все превосходящие нашу природу совершенные плоды Духа, то есть истинную и непреложную любовь, долготерпение, благость, кротость, терпение, веру, смиренномудрие и прочие дела добродетели, исполняет с великим удовольствием и духовным наслаждением, как естественные; он творит их легко и без усилий, не заботясь уже о порочных страстях и не воюя с ними. Уже совершенно искупленный Господом и сподобившийся стать чистым жилищем Его, он побуждается к осуществлению добродетелей Божией силой, преисполненный радованием и веселием от поклоняемого Святого Духа и стяжав совершенный мир Христов, владычествующий в [его] сердце (Кол. 3, 15). Он есть тот, кто истинно прилепился к Господу и стал одним духом с Ним (1 Кор. 6, 17). Ибо благодаря действию Духа и святости [собственных] добродетелей он может подавить в себе грязные страсти и действия порока. IX, 15. Такой [совершенный христианин], вследствие действенного вселения в него Святого Духа, не только со многим удовольствием и без усилий совершает делание добродетелей, но легко и свободно приемлет на себя самое трудное — страдания Христовы[508]; укрепляемый Духом, он с великим желанием молится о том, чтобы ему пострадать вместе со Христом[509]. И подобно тому как люди, живущие жизнью по плоти, с великим наслаждением и радостью жаждут быть почитаемыми, прославляемыми и обожаемыми, стремятся обогащаться, роскошествовать, начальствовать и иметь прочие удовольствия жизни сей, так и сподобившиеся достигнуть высшей меры христианства с духовным наслаждением, удовольствием и радостью, в блаженном уповании Воскресения без усилий приемлют на себя, считая это вожделенным, наготу, голод и терпения всякого злострадания ради Господа; они готовы подвергаться ненависти, бесчестию и поношению, стать как бы отребьем для мира сего (ср. 1 Кор. 4, 11–13), быть распинаемыми и подвергаться всяким наказаниям. IX, 16. Ведь славу, богатство, роскошь, сокровище и гордость христиан составляют страсти Христовы, согласно апостольскому изречению: И не сим только, но хвалимся и скорбями (Рим. 5, 3), а также согласно изречению [Самого] Господа: Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать люди и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах (Мф. 5, 11–12). И блаженный Павел, испытывая великое наслаждение в страданиях за Христа, восклицает: Я гораздо охотнее бу ду хвалиться своими немощами, чтобы обитала во мне сила Христова. Посему я благодушествую в немощах, в обидах, в нуждах… в притеснениях… под ударами, в темницах… ибо, когда я немощен, тогда силен. И еще: как служители Божии, в великом терпении (2 Кор. 12, 9–10; 6, 5, 4)[510]. IX, 17. Ведь полнейшее вселение в них Святого Духа и нетленное и действенное утешение [Его] подготавливают их, благодаря бессмертной надежде на будущее Воскресение, к тому, чтобы с самой сладостной удостоверенностью и великим удовольствием принимать страдания Христовы. Поэтому и приятие этих страданий [становится для них] легким и удобным. А не сподобившиеся еще этого и не удостоившиеся пока действия Духа пусть с усердием и желанием, в уповании и вере, непрестанно размышляют о заповедях и страданиях Господа; принуждая себя, пусть они упражняются, насколько это возможно, в [духовном] труде, надеясь, что с помощью Духа [когда-нибудь и они] добьются совершенства в преуспеянии. И это необходимо для того, чтобы мы в труде упования, в размышлении ума и с желанием восприняли действующий в силе Дух, с радостью подъяли делание евангельских заповедей и терпение страданий Христовых. Удостоившись таким образом, через действенное вселение в нас Духа и общение с Ним, стать совершенными христианами, мы сподобимся также и того, чтобы быть наследниками вечной жизни[511]. IX, 18. Поэтому именно так подвизайтесь, так закаляйтесь и так все вместе готовьте себя ко всякому благому делу. Особенно понуждайте себя постоянно пребывать в молитвах, имея перед собой цель [достижения] столь великих благ, чтобы послужить вам [примером], назидающим и вас самих, и ближних. [Избегайте того, чтобы], по нерадению или неосторожности, не нанести вам вред и самим себе, и ближним. X, 1. А немогущие еще, по [своему] младенчеству, посвятить себя вполне делу молитвы, с верою, благоговением и страхом Божиим приуготовляйте себя на служение, послушание или любое дело, приносящее отдохновение братиям, исполняя и осуществляя его как заповедь Божию и как духовное дело. Не ожидайте от людей почести или благодарности, поскольку не от них получаете награду, но трезвенно посвящайте себя целиком [этим служениям], как делам Божиим; служите с радостью, как рабы Христовы, никогда не позволяя злобе, через человекоугодничество, ропот, высокомерие, надменность, нерадение или презрение, осквернять благое дело ваше и ядом ее коварства отравлять и осквернять его. Благоговением, страхом [Божиим] и любовью к Богу освящайте свой образ жизни, и он станет благоугодным Богу[512]. Х, 2. Ибо Господь снизошел к роду человеческому с великим человеколюбием и беспредельной благостью[513], а поэтому Он не попускает никому оставаться праздным в отношении к добродетели или к [любому] благому делу, но каждому дарует труд по силе собственного произволения человека, великодушно призывая всех каждый день к [осуществлению] все больших заповедей и добродетелей. Х, 3. Ибо [Господь] говорит: кто напоит… только чашею холодной воды, во имя ученика, истинно говорю вам, не потеряет награды своей (Мф. 10, 42)[514]. Вот сколь легкой сделал Господь заповедь [Свою], дабы никто, даже имеющий немощное и расслабленное произволение, не был лишен участия в благе. И еще Он говорит: так как вы сделали это одному из сих… то сделали Мне (Мф. 25, 40); только бы сделанное было совершено ради Бога, а не ради славы человеческой. И присовокупляет: во имя ученика, то есть чтобы благо творилось по страху [Божиему] и с любовью Христовой. Х, 4. Ведь делающих что-либо напоказ, ради славы и похвалы человеческой, Господь порицает и осуждает, изрекая: все же дела свои делают с тем, чтобы видели их люди (Мф. 23, 5); а затем присовокупляет с клятвою: Истинно говорю вам: они уже получают награду свою (Мф. 6, 2). Поэтому ученикам Своим Он заповедует: Смотрите, не творите милостыни вашей, поста вашего и молитвы вашей пред людьми… иначе не будет вам награды от Отца вашего Небесного (Мф. 6, 1–5)[515]. Славу, честь и похвалы, исходящие от людей, [Господь] увещает отвергать и вообще не допускать к уму, но, как сказано выше, принимать истинную славу и похвалу от одного только Бога. Ведь Господь учит о том, чтобы любое благо, совершенное нами, не делалось известным людям. [Впрочем, возникает вопрос]: как это возможно, когда Он Сам советует, чтобы подобно свету сияли пред людьми ваши благие дела, совершенные во славу Божию, и говорит: Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного (Мф. 5, 16)?[516] Х, 5. И апостолы, законополагая Духом [Святым], установили так, чтобы ничем не беспокоить обращенных из язычников, повелев [им] воздерживаться от того, от чего воздерживаться [наиболее] необходимо: от блуда, идоложертвенного, удавленины и крови (Деян. 15, 19, 29), умолчав, по великой и безмерной доброте своей и сострадательности, об обилии заповедей. Облегчая [иго] их духовного младенчества, апостолы желали, чтобы они сначала только пришли к вере, оставив идолослужение; лишь потом, понемногу внимая Слову Истины, [обращенные из язычников] могли удостоиться назидания относительно более важных заповедей, [возжелав] устремиться к духовному возрастанию. X, 6. А если кто-нибудь и в молитве вял, и в служении или каком-либо другом деле, осуществляемом ради покоя братий, проявляет изнеженность, нерадивость и небрежность, не стараясь, как то подобает истинному мужу, усердно исполнять порученное ему дело, то [пусть он услышит] апостола, называющего такого человека праздным. [Указывая на то, что подобный лентяй] не работает, а лишь попусту тратит время, [апостол] не признает его достойным и хлеба, говоря: кто празден, тот не ежь (2 Фес. 3, 10). В другом месте говорится: Праздных и Бог ненавидит; праздный не может быть верным[517]. И в Книге Премудрости сказано: мнозей бо злобе научила праздность (Сир. 33, 28)[518]. Каждый обязан в любом деле, совершаемом ради Господа, плодоносить, быть усердным, хотя бы даже в одном [служении], чтобы не лишиться вечной жизни, оказавшись бесплодным. XI, 1. Итак, хотя перед всеми братиями, ведущими один и тот же образ жизни, стоит единая цель, о которой речь шла выше, каждый пусть подвизается по мере своих сил и верует непреложному Богу, чтобы, при всем его благом усердии и [непрестанном] упражнении в добродетели, достичь ему совершенной меры христианского усыновления[519]. Простота, искренность, взаимная любовь, радость и смирение во всем пусть всегда будут среди вас как незыблемые основания братства. Иначе, если будете превозноситься и надмеваться друг перед другом или роптать друг на друга, труд ваш станет тщетным. [Ведь только тогда, когда] мы преисполняемся смиренномудрия, считая ближних превосходящими нас и нашими господами, мы становимся подражателями Христа, обнищавшего ради нас[520]. XI, 2. Непрестанно же пребывающий в молитвах пусть не превозносится и не надмевается над еще не способными к этому, дабы дело его могло преуспевать перед Богом и людьми. А отдающий себя служению или послушанию [братиям] пусть не ропщет и не клевещет, поддавшись злобе, на посвящающего все свое время молитвам и постам, чтобы стяжать ему благодать перед Богом и чтобы дело его было благоугодно [Богу]. Будучи членами друг друга, мы должны и успокаивать друг друга, не делая ничего по любопрению или по тщеславию (Флп. 2, 3), как то заповедал апостол. XI, 3. Как члены тела, управляемые одной душой, без зависти служат друг другу, глаз не может сказать руке: «Ты мне не надобна» и голова не может изречь ногам: «вы мне не нужны», а, напротив, о членах тела, которые кажутся слабейшими, о тех мы более прилагаем попечения и их больше лелеем (1 Кор. 12, 21–23)[521], так и мы, будучи членами друг друга, как говорилось, должны поступать подобным же образом. Являясь членами друг друга, управляемые единым Духом и питаемые единым живым Словом Истины, мы должны для обретения общего покоя приводиться в созвучие любовью, простотой, добротой и радостью. Ведь для этого мы и созданы, по словам: Ибо мы — Его творение, созданы во Христе Иисусе на добрые дела, которые Бог предназначил нам исполнять (Еф. 2, 10). XI, 4. И [если мы поступаем] таким образом, то Бог радуется добровольному произволению каждого, приемля дело, совершаемое только ради Его одного. Ибо когда соблюдается простота душевного расположения друг к другу, тогда избыток [духовных даров] у настойчиво подвизающихся в молитвах восполняет недостаток их у служащих [и работающих] для успокоения [братий]; и наоборот, избыток [этих даров] у служащих и труждающихся восполняет недостаток их у посвящающих себя [целиком] молитвам. Таким образом и возникает, по словам [апостола], равенство, как написано: Кто собрал много, не имел лишнего; а кто мало, не имел недостатка (2 Кор. 8, 14–15; Исх. 16, 18)[522]. Только бы среди братий незыблемо зиждились простота, любовь, смирение и непритязательность и каждый бы, по мере своих сил, шел с радостью по [избранному] поприщу добра, подвизаясь в добром борении, чтобы, шествуя прямым путем благочестия, каждый ежедневно, по мерей своей веры, любви и труда, достигал преуспеяния и удостоился бы Царства [Небесного]. XI, 5. Такова подлинно ангельская жизнь на земле[523]. Ее и обозначают слова: да будет воля Твоя, яко на небеси, и на земли (Мф. 6, 10). [Живя так], мы не превозносимся друг перед другом, но с непритязательностью, независтливостью, простотой, любовью, миром и радостью соединяемся друг с другом, считая преуспеяние ближнего своим собственным прибытком, а его немощь, слабость и скорбь — собственным ущербом. Ибо сказано: Не о себе только каждый заботься, но каждый и о ближнем (Флп. 2, 4). И таким образом, сострадая друг другу и неся бремя друг друга, особенно сильные — бремя слабых, а крепкие — бремя немощных, мы сможем исполнять закон Христов, по увещанию [апостола] Павла (Гал. 6, 2). XI, 6. Живя вместе таким образом[524], мы действительно сможем наступать на змей и скорпионов и на всю силу вражью (Лк. 10, 19), благодаря единомыслию и благодати Христовой разбивая главы духовных змиев, наступая на аспида и василиска и попирая льва и змия (Пс. 90, 13)[525]. XI, 7. Ибо когда братия, как было сказано выше, пребывают друг с другом в любви, простоте и чистоте, тогда достигший высоких ступеней духовного преуспеяния и предающийся постоянно молитве достигает еще большего преуспеяния и [духовного] возрастания благодаря содействию и согласию братий. Равным образом и стоящий на более низких ступенях, с любовью поощряемый более совершенными, ежедневно преуспевает, утруждаясь с радостью, и продвигается к большему [совершенству]. А если вы не так расположены друг к другу, но между вами пробуждаются ропот, упреки, клевета и превозношение друг перед другом, то и те, которые кажутся посвящающими себя молитвам и постам, не могут, вследствие несогласия и вредности своих товарищей, а также по причине собственного превозношения, стать лучше; а те, которые служат телесному покою [братий], не могут обрести благодать в своем служении вследствие ропота на подвизающихся [в молитве] и ненависти между братиями. Когда же в Теле [Церкви наблюдается] раскол, то невозможно нам получить духовного назидания, и воля Божия не может совершиться в нас[526]. XI, 8. Апостол, сводя раздаяние многих духовных дарований в единое и созвучное целое, подобное единству членов одного [тела], говорит: И как, по данной нам благодати, имеем различные дарования, то, имеешь ли пророчество, пророчествуй по мере веры; имеешь ли служение, пребывай в служении; учитель ли, — в учении; увещатель ли, увещевай; раздаватель ли, раздавай в простоте; начальник ли, начальствуй с усердием; благотворитель ли, благотвори с радушием. Любовь да будет непритворна (Рим. 12, 6–9) и далее. Также: у каждого из вас есть псалом… есть откровение, есть ведение, есть пророчество: все сие да будет к назиданию (1 Кор. 14, 26); то есть каждый пусть взаимно получает от дарований другого через единомыслие и согласие друг с другом. Так и вы, братия, в монастырях предавшие себя Господу и друг другу, сильные телом или разумением, носите бремена (Гал. 6, 2) немощных при помощи блаженного упования на Христа. И то благо, которое каждый имеет в природе своей, — силу, разумение, мужество и какое-либо [доброе] намерение или усердие — должен он целиком отдавать другому. Если мы сподобились, по благодати Христовой, духовных дарований, то станем общниками друг другу во всех благах для назидания и пользы как самих себя, так и своих ближних и [вообще] всех людей. Исполняя таким образом закон Христов (Гал. 6, 2)[527], мы станем достойными вечной жизни. XI, 9. А о том, что дело молитвы и слова[528], совершаемое надлежащим образом, предпочтительнее всякой добродетели и всякой заповеди, свидетельствует Сам Господь. Ибо когда Он пришел в дом Марфы и Марии и Марфа занялась служением, а Мария, сидя у ног Господа, питала душу спасительным учением, тогда Марфа, упрекая сестру за то, что она не помогает ей, сказала Господу: «Господи! Скажи сестре, чтобы она пришла помочь мне, потому что она одну меня оставила». А Господь, сочтя [внимание Марии] первым и главнейшим, ответил: Марфа! Марфа! ты заботишься и суетишься о многом, а одно только нужно; Мария же избрала благую часть (Лк. 10, 38–42)[529]. Сказав так, Господь указал на дело наипервейшее, которое лучше дела добродетелей[530]. XI, 10. Однако и дело служения Он не считал ничтожным. Ибо если бы Он считал его таковым, то почему принял на Себя служение Марфы и Сам совершил ее дело, умыв ноги ученикам? И, увещевая их, научал: Итак, если Я, Господь и Учитель, умыл ноги вам, то и вы должны… делать то, что Я сделал вам (Ин. 13, 14–15)[531]. Также [Он говорил]: и кто хочет быть первым между вами, да будет служителем и рабом всем. Ибо и Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих (Мк. 10, 43–45). И еще: так как вы сделали это одному из сих… то сделали Мне (Мф. 25, 40). Однако апостолы, как повествуется в «Деяниях», занятые делом телесного служения при трапезах, сочли лучшим для себя дело молитвы и слова. Ведь они сказали: неправедно нам, оставив слово Божие, пещись о столах. Но, избрав мужей, исполненных Святаго Духа… поставим их на эту службу. А мы постоянно пребудем в молитве и служении слова (Деян. 6, 2–4)[532]. XI, 11. Видишь, как первое предпочитается второму, хотя и то и другое суть побеги одного благого корня. Поэтому пусть молитва привлекает ваше усердие, ценится выше прочих заповедей и предпочитается им. Только бы все делалось по любви к Богу и определялось бы целью достичь, с помощью благодати [Божией], бесстрастной чистоты. Не [будем делать этого] по телесной привычке, как придется и безразлично; не внешними только выражениями молитвы, псалмопения или служения, совершаемыми не ради одного Бога, и не другими внешними достижениями будем осуществлять Саму Истину, которая есть любовь к Богу, взыскуемая Им во внутреннем человеке и приводимая в действие [Святым] Духом, чтобы нам, по неведению, не скрыть эту Истину от самих себя, уповая на одни только телесные оправдания. Наоборот, пусть [у нас] над всеми заповедями господствует цель любви к Богу от искренней совести и чистого расположения [души]. Ибо когда эта цель всегда указывает нам путь, когда она подготавливается и осуществляется в нас Духом [Святым, действующим] при помощи нашего великого желания, тогда [внутренняя] молитва свершается в полном соответствии с [внешним] коленопреклонением, служение исполняется богоугодно и делание всех заповедей может осуществляться нами, через содействие Духа, чисто и непорочно[533]. XII, 1. Ведь цель и упование христиан заключается в том, чтобы стать сынами Света, удостоиться быть чадами и наследниками Божиими, оказаться сонаследниками Христа, стать сынами Небесного Брачного Чертога и именоваться, по благодати Божией, братьями Христовыми, согласно неизреченным обетованиям богодухновенных и святых Писаний (Евр. 2, 11–12). А достичь этого можно не какими-либо иными [духовными] свершениями и не иным образом жития, но лишь теми, о которых говорили мы, приведя многочисленные свидетельства Писания. XII, 2. Поэтому, узнав из этих свидетельств о высшей и совершенной цели благочестивого жития, с любовью, надеждой и рвением во всякой добродетели веруя неложному Богу, что Он удостоит нас, по благоволению и благости Своей, тех обетований, которые превышают нашу природу и силу, а также ежедневно возрастая в Господе и являя всем наше преуспеяние по Господу, мы, возможно, получим Духа усыновления, целиком и полностью уповая [на Бога] в несомненности веры нашей. [Лишь] через Него мы можем избавиться от страстей бесчестия, явных или тайных; от осуществляемых на деле грехов и исполняемых [злых] помыслов; [лишь благодаря Ему] мы можем удостоиться стяжания чистого сердца, согласно одному из блаженств Господних (Мф. 5, 8). И добровольно принимая на себя [труд] борения так, как об этом было сказано, сподобившись стать, благодаря сопребыванию и смешению со Святым Духом[534], чадами Божиими, сынами Царства и братьями Христовыми, мы, обретя упокоение, будем соцарствовать с Ним на бесконечные века. XIII, 1. Однако некоторые, побуждаемые неведением, обвиняют нас, руководствующихся обозначенной выше целью, в том, что произносим мы надутое пустословие (2 Пет. 2, 18), уповая на невозможное и превышающее человеческие силы. Мы же, ставя такую цель, опирались на Богодухновенные Писания и, говоря о возникающей в верующих чистоте, не осмеливались изрекать что-либо бездоказательно. По их же словам, человеку невозможно стать таким, каким увещевают его быть Писания, идет ли речь о совершенной чистоте и избавлении от страстей или о причастии Святому Духу и наполнении Им[535]. Тогда, если следовать [мнению возражающих нам], Господь только для устрашения людей изрекал: Если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное (Мф. 5, 20)[536]. И еще: сказано древним: не прелюбодействуй (Исх. 20, 14). А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем (Мф. 5, 27–28); кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую (Мф. 5, 39); любите врагов ваших (Мф. 5, 44); благотворите ненавидящим вас (Лк. 6, 27) и молитесь за обижающих вас (Лк. 6, 28), также всё остальное, что изрек Господь в Священных Писаниях. По словам же [возражающих нам], в Царство Небесное войдет не [только] тот, кто станет таковым и исполнит эти заповеди, [но войти в это Царство способны и другие,] поскольку достичь названных мер [совершенства] невозможно для человеческой природы. Поэтому необходимо в немногих словах представить свидетельства о них владыке[537], чтобы показать, какой вред и ущерб наносят те, которые убеждают себя не верить Божественным Писаниям, суетно удовлетворяясь предвзятым мнением собственного ума. Следует также показать, каких [мер] преуспеяния достигают и какую [духовную] пользу получают те, которые верят научениям Духа, а поэтому обретают [полноту] удостоверенности. Ибо всякое изречение, всякое слово и всякая заповедь, сказанные неложным и Святым Духом истинно и в совершенстве предавшим себя Богу и обретшим через веру причастие Святого Духа, могут привести к преуспеянию и [духовному] свершению, если воспринимается благодать благодаря непрестанному борению произволения. XIII, 2. Ведь те, которые тщательно исследуют христианство[538], прежде всего стараются познать совершенную волю Божию; для исполнения заповедей Господних они, с верою и упованием на [блаженную] цель, прилагают [много] усердия, трудов и усилий, подвизаясь великим борением; они надеются достичь и обрести [вожделенное] упокоение; в вере и благодати Христовой стремятся они [развить свою] склонность к добродетели, побуждаемые к совершенству словами Господа и апостолов. Таковые [подвижники] приносят [духовный] плод и стяжают [духовную] прибыль тремя вещами, получая назидание и пользу [душевную] тремя способами. XIII, 3. Во–первых, они, как верные рабы, считают слова Господа и апостолов за подлинные [глаголы] Божии. Во–вторых, они, устремляя взор свой к цели христианства и сознавая высоту своего призвания, усиливаются быть мужественными и благородными; твердо, постоянно и непрестанно они трудятся, состязаются и борются, устремляясь к блаженному упованию любви и совершенства; не позволяют они себе расслабляться, зная о том, что цель их возвышенна. В–третьих, они, имея пред очами цель совершенства и веруя в истинность глаголов Господних, надеются на то, что искренне посвящающий себя служению Богу может достигнуть [великой] степени бесстрастия и свободы. Ибо к такому блаженству звания [христианского] призывает Господь следующих по стопам Его, говоря: будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный (Мф. 5, 48); этими словами Он научает относительно того, что мы должны стать [обителью] совершенной чистоты[539]. Этой чистотой обладала душа, сотворенная вначале по образу и подобию [Божьему] (Быт. 1, 26), и она же созидается [ныне] в верующей душе действием [Святого] Духа, согласно сказанному: Сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей (Пс. 50, 12)[540]. И Господь, показывая восстановление[541] тех, которые поспешают к совершенным степеням [христианской жизни], и, молясь о них, сказал: Отче! Освяти их во имя Твое (Ин. 17, 11, 17); еще Он изрек: хочу, чтобы там, где Я, и они были со Мною, да видят славу Мою (Ин. 17, 24). Также апостол говорит: Чтобы представить всякого человека совершенным во Христе (Кол. 1, 28) и: доколе все придем в единство веры и познания Сына Божия, в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова (Еф. 4, 13). XIII, 4. Поэтому они, подвизаясь всячески, непрестанно состязаясь на ристалище благих нравов и всегда утруждаясь в добродетелях, совсем не считают себя преуспевшими в чем-либо [великом], поскольку не достигли еще достославной меры. Наоборот, они, будучи подвижниками испытанными и уважаемыми, [искренне] признают себя неиспытанными, несчастными и покинутыми [Богом, ведая] о преизобильном призвании духовного богатства. Смиряясь таким образом, они [стремятся] избегать всякого зла, превозношения, вялости и праздности; со многим усердием, непоколебимостью в борениях и желанием поспешают они к великой мере праведности, даже если не могут еще достичь совершенства, поскольку [неизмеримо духовное] богатство, [завещанное им][542]. XIII, 5. Как уже было сказано, имеющие такой образ мыслей получают [духовное] назидание и пользу тремя способами. Те же, которые считают христианство чем-то малым и случайным, которые не исследуют высшей духовной цели [его и не взыскуют], что есть воля Божия, благая, угодная и совершенная (Рим. 12, 2), которые не ищут строгого руководства, [чтобы осуществить] заповеди превосходнейшие, но безразлично, как придется и небрежно приступают к глаголам Господним, — такие обретают удостоверенность [лишь] в суетном и предвзятом мнении собственного разумения. Они полагают, что евангельские заповеди были даны просто ради страха человеческого, а поэтому Слово Господне исполняют не ради Самой Истины, хотя [и им] было сказано: Небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут (Мк. 13, 31). XIII, 6. Поддавшиеся внушению подобного образа мыслей и убежденные [собственным] разумением так понимать незыблемые, непоколебимые и истинные глаголы Самого Учителя наносят великий вред и ущерб [своей] душе также тремя вещами и тремя способами. Во–первых, не веря Богодухновенным Писаниям, они представляют Бога лживым, а не правдивым. Во–вторых, не имея перед собой великой и совершенной цели христианства, которой бы они [целиком] посвятили себя, они не могут [достойно переносить] труд, борение, усилие, голод и жажду ради правды, а поэтому, вследствие своего небрежения и суетной удостоверенности[543], обретают расслабленность и беспечность[544]. В–третьих, думая, будто немногими добродетелями прочно утвердились [в добродетели], они не устремляют взора своего к той совершенной мере христианства, которую пока еще не достигнутой считают отдающие себя этой цели и взирающие на нее. Поэтому, [возлагая надежды] лишь на внешнее поведение и внешнюю сторону нравов, не могут они стяжать смирение, нищету [духовную] и сокрушение сердечное, пребывая в удовлетворении от немногих [духовных] свершений. XIII, 7. Таким образом, забывая о блаженном уповании, о призвании к совершенству в Господе, о духовном возрасте полноты Христовой и о совершенном очищении от страстей, они оправдывают себя немногими добродетелями, считают себя уже постигшими [горнюю мудрость] и пребывают в самомнении собственной значимости. Поэтому они не обретают ежедневного преуспеяния и духовного возрастания, ибо не подвизаются в труде, борении, скорбях и сокрушении сердечном. Ибо те, которые не приемлют трудов, борений и скорбей ради Царства Небесного, не жаждут и не алчут правды (Мф. 5, 6), не могут достичь и [полноты] совершенства, даже если и добьются некоторой меры [духовного] преуспеяния и возрастания. XIII, 8. Можно привести такой пример. Некий хозяин поручил своим работникам или рабам ежедневно убирать урожай с трех плектров земли[545]. Один работник, получив повеление хозяина, целиком посвятил себя исполнению его, стараясь и трудясь изо всех сил; имея [сугубое] попечение, он усердствовал, стремясь один обработать эти три плектра. Другой, полагая, что не по силам ему исполнить порученное, поддался расслабленности, а поэтому [работал спустя рукава]: иногда [немного] жал, а [больше] предавался бездействию и отдыхал, не прилагая такого усердия, как первый. И хотя он [действительно] не мог, по причине чрезмерности задания, исполнить порученное ему, но он не ставил перед собой и той цели, к которой стремился первый работник. Поэтому он и не прилагал старания и усердия, чтобы сделать как можно больше из всего того, что было повелено ему, ибо это требовало многого и непрестанного усилия, рвения и попечения, не позволяя пребывать в расслабленности. Подобным же образом и те, которые устремляют взор свой к совершенной цели небесного призвания, веруют Богодухновенным Писаниям и подвизаются, насколько возможно им, в благе, делаются лучше во всем — в ведении, вере и делах — тех, которые не верят в [возможность] достижения этой цели совершенного призвания, свободы и бесстрастия, то есть тех, которые не посвящают себя [целиком ей], а поэтому пребывают в удовлетворенности собственной воле и превозносятся [своим мнимым] преуспеянием. XIII, 9. Ведь они не устремляют взор свой к высшей цели блаженного призвания, указанной евангельским глаголами; не осознают ничтожество свое и не имеют сердца сокрушенного (Пс. 50, 19); не алчут и не жаждут правды (Мф. 5, 6); не способны из всех сил подвизаться на ристалище [добродетелей]; не готовы прилагать труд и усердие; с самого начала не доверяют священным повелениям святых заповедей и евангельских глаголов. [Поэтому они и не могут] стать достойными небесных благ, верой и добрым рвением стяжав духовное преуспеяние. XIII, 10. К сказанному следует добавить еще следующее: если мы, уповая [лишь] на собственную силу, доверяя [только] собственной крепости и разумению и полагаясь на собственные оправдания, провозглашаем, что можем уничтожить и искоренить действие страстей (дело невозможное для человеческой природы!), то каждый имеет право упрекнуть нас в надутом пустословии (2 Пет. 2, 18) и обещании совершить превышающее [силы] человеческого естества. [Совсем иначе обстоит дело], если мы, повинуясь Слову Божию, доверяя разуму Священных Писаний и уповая на силу Божию, исповедуем истинность того, что невозможное человекам обетованному Богу всё возможно (Мф. 19, 26)[546]. Ибо и в «Деяниях» сказано: Неужели вы невероятным почитаете, что Бог воскрешает мертвых? (Деян. 26, 8). Ведь если [Бог] воскрешает мертвых, то Он может, [естественно,] искоренить страсти у ревностно подвизающихся во всех добродетелях, чисто и от всей души верующих [в Него][547], поскольку нет ничего невозможного для Бога. XIII, 11. Любое слово, возвещенное Духом в Священных Писаниях, не может противоречить сказанному Господом: Небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут (Мк. 13, 31); и еще: слово Господне пребывает во веки (1 Пет. 1, 25; Ис. 40, 6–8). В человеческих силах отсечь, усердно подвизаясь и борясь, нечистые страсти, обитающие вместе с душой и телом, сделав их бездейственными. Но полностью искоренить плевелы страстей, посеянные врагом в человеческую природу, [даже и] для истинно верующих возможно лишь при помощи силы Божией[548]. Вот, — говорит [Иоанн Креститель], — Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира (Ин. 1, 29); и еще говорится: если пребудете в слове Моем, то вы истинно Мои ученики. И познаете истину, и истина сделает вас свободными (Ин. 8, 31–32). Также: Бог… сокрушит сатану под ногами вашими вскоре (Рим. 16, 20)[549]. Этими и подобными речениями Духа возвещается полное искупление от страстей для тех, которые, через веру и борение, целиком посвятили себя Богу. XIII, 12. [Следует напомнить], что полагающих, будто человекам невозможно достичь такого [полного] исправления и стать новой тварью чистого сердца, апостол в «Послании к Евреям» ясно уподобляет тем, которые за свое неверие не удостоились войти в землю обетованную и кости которых пали в пустыне (Евр. 3, 17–19). И то, что там называется «землей обетованной» и истреблением семи народов, здесь в сокровенной форме [обозначает] искупление от страстей и любовь от чистого сердца, благой совести и нелицемерной веры; на них, как на цель всякой заповеди, и указывает апостол[550]. Это и есть истинная земля обетованная, ради которой всё прообразовательно было явлено Моисеем там[551]. XIII, 13. И если мы, вследствие нашей лени и нашего нерадения, не в силах достичь высочайших мер христианства, то, по крайней мере, нам следует, как рабам благоразумным, исповедывать и возвещать неизмеримую доброту Божию к людям, ставшую явной через глаголы Духа, и считать истинными, незыблемыми и верными обетования, дарованные тем, кто целиком посвящает себя Богу. И это для того, чтобы мы, не способные достичь, по лености произволения своего и по немощи своей, великих и совершенных мер христианства, могли бы все же, благодаря некой милости Божией и [собственной] вере, обрести правый образ мыслей и не стать супротивниками научений Духа, а также чтобы не оказаться вне жизни вечной, явив себя неверующими. XIII, 14. Блаженный Павел, поддерживая и укрепляя своих учеников, дабы никто из них не оказался в подобном порочном круге мыслей, говорит: Смотрите, братия, чтобы не было в ком из вас сердца лукавого и неверного, дабы вам не отступить от Бога живаго (Евр. 3, 12). Под «отступлением» же [от Бога] он подразумевает не отказ от имени Господа, но неверие обетованиям Его. Поэтому, аллегорически толкуя прообразы иудеев в их соотносительности с христианской Истиной[552], он присовокупляет: Ибо некоторые из слышавших возроптали; но не все вышедшие из Египта с Моисеем. На кого же негодовал Он сорок лет? Не на согрешивших ли, которых кости пали в пустыне? Против кого же клялся, что не войдут в покой Его, как не против непокорных? Итак видим, что они не могли войти за неверие (Евр. 3, 16–19). И еще добавляет: смотрите, чтобы, когда еще остается обетование войти в покой Его, не оказался кто из вас опоздавшим. Ибо и нам оно возвещено, как и тем; но не принесло им пользы слово слышанное, не растворенное верою слышавших. А входим в покой мы уверовавшие (Евр. 4, 1–3). XIII, 15. Покой же истинный христиан есть искупление от греховных страстей, а также полное и явное вселение Святого Духа в чистое сердце. Поэтому [апостол] говорит также: Постараемся войти в покой оный, то есть [он подразумевает, что] подвизающиеся во всех добродетелях и заповедях и верующие в освящение Духа могут удостоиться этого [покоя], чтобы кто по тому же примеру не впал в непокорность (Евр. 4, 11)[553]. Поэтому, побуждая и возжигая произволение их к вере, он изрекает: да приступаем с дерзновением к престолу благодати, чтобы получить милость и обрести благодать для благовременной помощи (Евр. 4, 16); и еще: да приступаем с искренним сердцем, с полною верою, кроплением очистив сердца от порочной совести (Евр. 10, 22); также: кольми паче Кровь Христа… очистит совесть нашу от мертвых дел, для служения Богу живому и истинному (Евр. 9, 14). Прочитав прочие свидетельства Священных Писаний, вы найдете, что многие из них также сказаны относительно этой [высокой] цели [христианства]. XIII, 16. Итак, всё [сказанное выше] достаточно показывает благоразумно верующим в глаголы Духа, что [человек], искренне приходящий к Богу, от всего сердца доверяющий обетованиям Его, изо всех сил подвизающийся в заповедях Его и ежедневно обновляющий ум свой, должен ощущать в себе благодать духовного преуспеяния[554]. И это для того, чтобы могли мы достичь истинного упокоения в совершенном освящении, то есть чтобы нам [постоянно] устремляться к совершенной любви усыновления достопоклоняемым Духом[555], благодаря Которому мы способны стяжать полное избавление от страстей. А поэтому, целиком освященные и душой, и телом, незапятнанные и неукоризненные, умиротворенные Духом, приобретшие во всей удостоверенности небесное сокровище совершенной благодати в глиняные сосуды наших тел[556] и ставшие чистым жилищем Бога, мы в будущий день Воскресения спрославимся со Христом в Царстве [Небесном] и, удостоившись стать подобными образу[557] Тела славы Его, упокоимся в неизреченном покое вместе с Ним на беспредельные века вечные.
Послание к чадам своим

Святого Макария Египетского о том, что человеку следует отречься [от мира][558]вследствие зол, которые он творил [раньше], и от всего сердца обратиться к Богу. А также о том, что если он терпеливо переносит случающиеся с ним скорби, то благодать Божия понемногу снисходит на него.

 

1. Когда человек обратится к благу, отречется от зла, предаст себя познанию самого себя[559], начнет раскаиваться[560] в том, что он совершил во время небрежения своего, и искать всей душой Бога, тогда благой Бог даст ему печаль о соделанном[561]. 2. А после этого, опять по милосердию Своему, Бог дарует человеку умерщвление[562] тела в постах и бдениях, отвержение материальных вещей[563], перенесение поношений, ненависть ко всякому телесному покою и любовь к плачу [о грехах своих][564]. 3. Затем [Бог] дарует человеку [еще раз этот] плач, сокрушение [сердечное] и телесное смирение так, чтобы он не следил уже за прегрешениями [других] людей, а был внимательным лишь к собственным проступкам, помнил о дне исхода своего из [бренного] жилища сего и о том, что предстоит ему встреча с Богом. Пред [очами] сердца его также предстают мучения [грешников в аду] и почести, которых удостоятся возлюбившие Бога[565]. 4. Когда это даруется человеку и он начинает подвизаться и утруждаться в постах, бдениях и вообще во всем, что приносит пользу душе его, тогда к нему подступают враги наши, сеющие злохудожные помыслы и внушающие ему бессилие, дабы не смог он осуществить малое постничество свое. Они заставляют его ощущать длительность времени[566], нашептывая: «Сколько времени еще ты будешь терпеливо нести труд сей, ведь тело твое уже [стало совсем] немощным?» Также говорят ему: «Многое утруждение требуется, чтобы Бог вселился в человека, особенно в тебя, совершившего столько грехов». [Еще внушают]: «Разве Бог может простить тебе столь большое количество прегрешений?» 5. Если сердце его не приняло [это] ведение от них[567], то враги вновь подступают к нему и под предлогом праведных суждений внушают человеку: «Если ты и согрешил, то покаялся в грехах своих»[568]. И напоминают ему о некоторых [иноках], которые согрешили, но не покаялись, засевая душу его тщеславием. 6. Однако [враги не успокаиваются на этом]: они внушают [монаху любовь к] тщетной славе и усердие к делам[569], понести которые он не в силах: воздержанию от пищи[570], бдениям и многим другим, перечислить которые невозможно, даруя ему легкость для [свершения] их. Посредством таких дел [бесы] способны сбить [инока с пути праведного], о чем в Книге Притчей предупреждается: Не уклонися ни на десно, ни на шуе (Притч. 4, 27)[571]. 7. Если же благой Бог видит, что сердце монаха не последовало ни за одним из этих [приражений], потому что [написано]: Искусил еси сердце мое, посетил еси нощию, искусил мя еси, и не обретеся во мне неправда (Пс. 16, 3)[572]. Почему сказано «ночью», а не «днем»? Потому что речь идет о кознях врага, о чем возвещает и [апостол] Павел, говоря, что мы — не сыны ночи, но сыны дня (1 Фес. 5, 5)[573], поскольку Сын Божий есть день, а диавол — ночь. 8. Если же сердце преодолеет эти искушения и брани, то на [инока] начинает навлекаться брань блуда и сластолюбие к мужчинам. В борениях с этими [искушениями] сердце [часто] ослабевает так, что считает невозможным для себя делом блюсти чистоту свою. А [враги между тем], как было сказано, внушают [монаху помыслы] о продолжительности времени [его трудов] и о прочем[574]. 9. А если сердце изнеможет в этих [борениях] так, что совсем лишится сил в трудах и бранях, то тогда благой и милосердный Бог посылает [монаху] Святую силу[575]. Он укрепляет сердце его, даруя ему плач, радость и отдохновение[576] так, что [инок] становится сильнее врагов, которые, не желая того, боятся обитающей в нем силы. Об этом громогласно заявляет и [апостол] Павел: «Подвизайтесь, и вы примете силу»[577]. Это есть та сила, о которой изрекает и [апостол] Петр: Наследство нетленное, неувядаемое, хранящееся на небесах для вас, силою Божиею через веру соблюдаемых (1 Пет. 1, 4–5). 10. Далее, когда Бог видит, что сердце [подвижника] укрепилось против врагов, тогда Он мало–помалу отнимает от него [Свою] силу и попускает врагам сражаться с ним посредством [различных видов] невоздержанности[578], похоти очей, тщеславия и гордыни так, что [человек] оказывается подобным лишенному руля кораблю, который бьется о скалы то там то здесь. 11. Когда же сердце [инока вновь начинает] изнемогать в этих [бранях и искушениях, исходящих] от врагов, тогда благой Бог, пекущийся о творении Своем, еще раз посылает Святую силу и укрепляет сердце, душу и тело и остальные части [естества подвижника] членами Утешителя[579], поскольку [Сам Господь] говорит: возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем (Мф. 11, 29)[580]. 12. И тогда благой Бог начинает отверзать очи сердца (Еф. 1, 18)[581], дабы человек познал, что Бог есть [именно] Тот, Кто укрепляет его. Человек познает, что [одному] Богу следует воздавать честь со многим смирением и сокрушением сердечным, как глаголет Давид: Жертва Богу дух сокрушен (Пс. 50, 19)[582]. Ибо смиренномудрие и сокрушение рождаются в сердце от трудов подвизающихся в [духовных] бранях[583]. 13. После этого [Святая] сила начинает открывать сердцу Небесное: как следует молиться и петь псалмы; она также являет будущие почести, [ожидающие] тех, кто стойко выдержал [все испытания. Для подвижника становится ясным], что сколько бы трудов ни понес человек, они ничтожны по сравнению с дарами, данными ему Богом[584], о чем и апостол изрекает: нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас (Рим. 8, 18)[585]. После этого она начинает открывать сердцу муки тех, которые подвергаются [вечному] наказанию, и многое другое, о чем я не могу сказать, но что подвизающийся [обязательно] познает на опыте[586]. 14. Тогда Утешитель полагает пределы чистоты души и прочих членов. Он [дарует иноку] великое смирение души, чтобы считал он себя ниже всех [людей] и всякой твари, не обращая никакого внимания на промахи других [братий], но устремляя очи свои [только] на правое[587]. [Еще Утешитель дарует ему] хранение уст, исцеление ног, чтобы прямо [ходил он стезями своими], праведность рук, служение молитв[588], умерщвление тела и бдения. [Всё] это [Утешитель] преподает с мерой и различением, без всякого смятения и в [полном] покое. 15. Если же [человек начнет] в мысли своей пренебрегать [благими] устроениями Святого Духа, тогда сила [Божия] вновь удаляется от него. Затем опять брани и смущения вторгаются в сердце, а телесные страсти, возбуждаемые [внутренними] волнениями, посеянными в нем врагами, приводят его в смятение. 16. Однако если сердце его обратится [к Богу] и он усвоит заповеди Бога, то опять обретет познание [о необходимости постоянного] пребывания с Богом. Это и есть отдохновение его, [о котором говорится]: Господи, воззвах к Тебе, и изцелил мя еси (Пс. 29, 3)[589]. 17. Итак, мое [окончательное] мнение следующее: если человек не стяжает великое смирение в сердце и теле своем так, чтобы в любом деле не оценивать себя [высоко], чтобы [спокойно] переносить [всякое] оскорбление, во всем принуждать себя, ежедневно иметь пред лицем своим смерть свою, отрекаться от материальных и плотских вещей, то он не сможет сохранить заповеди Духа[590].

312

Фраза συμμ/ξαντα την θε?τητα τη ?νθρωπ?τητ?, обозначающая воплощение Бога Слова, не должна настораживать. В IV в., когда христологическая терминология еще не устоялась, подобные выражения вполне допускались православными отцами Церкви. Например, св. Григорий Нисский для обозначения воплощения использовал сходные понятия (μ<ξ?ς, χατ?μ?ξ?ς и т. д.). См.: №сжелое Д. Догматическая система святого Григория Нисского. Казань, 1887. С. 502; BoMcAefJ. P. La vo-cabulaire de l'union et du rapport des natures chez S. Gre-goire de Nysse // Revue Thomiste. T. 68, 1968. P. 541–549.
313

Ср. в других «Духовных беседах» (16, 8), где преп. Макарий говорит: «Христиане принадлежат иному веку, суть сыны Адама Небесного, чада Духа Святого, светоносные братия Христовы, подобные Отцу своему духовному и светоносному Адаму» (Die 50 geistlichen Homilien des Makarios / Hrsg. von H. Dorries, E. Klos-termann, M. Kroeger. Berlin, 1964. S. 163).
314

Преп. Макарий отождествляет Господа с миром (? ε?ρ?νη). Поэтому в данном случае он переводит речь с женского лица (?) на мужской (6), что, впрочем, в русском переводе почти незаметно.
315

Преп. Макарий употребляет достаточно редкий термин πο/μν?ον, который у христианских авторов обозначал и Церковь Христову, и ветхозаветных иудеев как избранный народ Божий (Ориген). См.: Zampe С. W. С. Op. cit. P. 1110.
316

Речь идет о сарептской вдовице (3 Цар. 17, 10–16). Согласно толкованию блж. Феодорита, этой вдовицей «прообразована Церковь из язычников, потому что жена сия гонимого израильтянами приняла с верою, как и Церковь приняла теми же самыми израильтянами изгнанных апостолов» (Творения блаженного Феодорита, епископа Кирского. Ч. I. Сергиев Посад, 1905. С. 390).
317

Букв.; изошли в отдохновение (?ξ^λ^ον ε<ς ?ναψυχ^ν). Обычно у отцов Церкви употребляется сходный термин ?ν?ψυξ?ς. Так, св. Григорий Нисский в «Житии св. Макрины» передает молитву святой, просящей у Бога, чтобы Он послал ей «светлого Ангела» (φωτε?νον ?γγελον), который поведет ее в «место отдохновения» (πρ?ς τ?ν τ?πον τ^ς ?ναψ?ξεως) (Gregorii Nysseni Opera / Edid. W. Jaeger. Vol. VIII, pars 1. Opera ascetica. Leiden, 1952. P. 397–398).
318

Аналогичную идею высказывает уже Ориген, у которого тема «духовной брани» является одной из ведущих тем его богословия. Так, в «Гомилии на Книгу Иисуса Навина» он, обращаясь к слушателю–христианину, говорит: «Внутри тебя сражение (Hm fe esf prne/mm), которое ты должен вынести; внутри тебя та цитадель зла (mMHsecMs esf ma/a i//a ae^cafio), которую тебе следует разрушить; враг твой выступает из сердца твоего». Причем в этой брани христианин, согласно Оригену, не знает покоя ни днем ни ночью, а «оружием» (Букв.; поясом) его является Истина (ср. Еф. 6, 14). См.: OngeHe. Homelies sur Josue / Ed. par A. Jarbert // Sources chretiennes. № 71. Paris, 1960. P. 49–51, 162–166.
319

Это учение о совместном обитании сатаны с душой в одном теле является частным проявлением более общего учения о грехе, характерного для преп. Макария. П. Минин суммирует его так: «Сила греховности — ?μαρτ?'α, — будучи по своему происхождению силой сатаны, проникает в душу, как закваска, — охватывает каждый член души и тела и, производя тяжелые потрясения, является источником того беспокойства и смятения, которыми страдает мирской человек. По мере того как ?μαρτ<α проникает все силы души, темное покрывало ниспускается в душу и облегает ее; между душой и ?μαρτ?α наступает срастворение — χρ?σις δι' ολων. В силу тесной и неразрывной связи ?μαρτ?α с сатаной водворение в душе греховности является одновременно воцарением в человеке самого сатаны. Срастворившаяся со грехом душа становится «телом лукавой тьмы». телом самого сатаны. Таково состояние греховного человека по падении. Это состояние есть постепенно возрастающее общение души с сатаной. Результатом этого общения является большее уплотнение душевной пневмы и меньшая ее восприимчивость к духовным воздействиям совне. Узы тьмы, которыми опутывают душу духи злобы, препятствуют ей любить Господа, веровать и молиться» (Минин П. Главные направления древнецерковной мистики. Сергиев Посад, 1915. С. 52).
320

Немногочисленность таких «ведующих» (ο< ε?δ?τες) объясняется тем, что результатом грехопадения явилось и ослабление познавательных сил души человека. Ср. с учением блж. Августина, согласно которому «падший человек сделался плотским по уму (^ent жеи^е сатия/м); только плотское, чувственное и скоропреходящее вместо духовного, вечного и неизменного блага сделалось предметом его познаний. Он перестал быть обладателем «возвышеннейшей мудрости» (ехсейеий^Жае зяр^еи^яе), какая была свойственна ему в раю» (Писарее Л. Учение блж. Августина, епископа Иппонийского, о человеке в его отношении к Богу. Казань, 1894. С. 158). — 72.
321

В данном случае преп. Макарий употребляет глагол συμμ?γνυμι, обозначающий как бы химическое соединение, в котором составные элементы срастворяются друг с другом. В других своих творениях он использует также термин χρ&σις (более «мехаическая» смесь, в которой составные элементы в большей степени сохраняют свою качественную определенность). Но идея здесь одна и та же — пронизанность человеческого естества Святым Духом. См.: Поное И. Д. Мистическое оправдание аскетизма в творениях преп. Макария Египетского. Сергиев Посад, 1905. С. 20–21).
322

В другом своем сочинении преп. Макарий говорит: «Как помазывание пророков было наиболее почтенным из всех, ибо им они помазывались во царей, иереев и пророков, так и ныне помазываемые духовным помазанием становятся христами по благодати для того, чтобы стать им царями и пророками небесных таин (Ma^ano. s/%meoH. Reden und Briefen. Bd. I. S. 178).
323

Данная фраза предполагает, скорее всего, что в этой «Беседе» мы имеем дело с проповедью на Рождество Христово.
324

Схожее по смыслу христологическое толкование Пс. 92, 1 приводится и у блж. Феодорита: «Пророческое слово изображает Христа как бы неким Царем, Который облекается в царское всеоружие, препоясуется поясом и вступает в борьбу с врагами; а потом показывает происшедшие от сего благие действия» (Творения блаженного Феодорита. Ч. III. М., 1856. С. 145).
325

Сходная мысль встречается и в «Послании Варнавы», где говорится, что Господь «обновил нас отпущением грехов, соделал нас иным образом (?λλον τ?πον) так, чтобы иметь нам младенческую душу, поскольку Он вновь воссоздал нас» (Epitre de Barnabe / Ed. par P. Prigent // Sources chretiennes. № 172. Paris, 1971. P. 122). Тема прихода Христа к душе, возвращения ее в исходное состояние и обновления ее, понимаемых как «новое творение» и «новое рождение», постоянно встречается и в других сочинениях преп. Макария. См.: Д. A Das Bild von Neuen Menschen. Ein Beitrag zum Verstandnis des Corpus Macarianum. Salzburg; Munchen, 1968. S. 64–67.
326

Многозначный термин παρρησ?α может иметь смысл «удостоверенности», «доверительности» и т. д. Но здесь речь идет о той свободе общения с Богом, которую имел в раю Адам, но затем утерял. В этом смысле указанный термин употребляется многими отцами Церкви, в частности Иоанном Златоустом (см.: F. Le chretien devant la souffrance. Etude sur la pensee de Jean Chrysostome. Paris, 1972. P. 118). В аскетической традиции παρρησ?α часто связывается с подвигом аскетических трудов. Преп. Антоний, по словам св. Афанасия, благодаря именно своему непрерывному трудничеству приблизился к идеалу святости и стяжал как раз такую παρρησ?α, которой наслаждались в раю Адам и Ева (см.: Матх М. J. Incessant Prayer in the Vita Antonii // Antonius Magnus Eremita. 356–1956. Studia ad antiquum monachismus spectantia cura B. Steidle. Romae, 1956. P. 119). Впрочем, в аскетической письменности указанный термин имел иногда и негативный смысл «вольности». Так, авва Агафон, спрошенный одним иноком, как жить ему с братиями, «дает ему совет держать себя с теми во все дальнейшие дни точно так же, как и в первый день, то есть не допуская в обращении с ними вольности (παρρησ?α = ^мсю), которая «подобна сильному знойному ветру, губящему древесный плод и заставляющему бежать от себя всех» (Бронзое А. Несколько данных для характеристики нравственного мировоззрения преп. Макария Египетского // Христианское чтение. 1900. № 11. С. 749).
327

Речь идет о «мистическом браке» души с Богом. Образ «жениха и невесты» и их бракосочетания в Ветхом Завете соотносился с Богом и Израилем, а в Новом Завете — с Христом и Церковью. Ориген был первым христианским богословом, широко использовавшим этот образ в отношении Христа и души человеческой, причем оба смысла («бракосочетание» Христа с Церковью и души с Христом) у него органично и созвучно соединялись: поскольку Церковь есть Невеста Христова, то и всякая «церковная душа» (как часть Церкви) также есть невеста Его. Духовное преуспеяние такой души делает ее все более совершенной невестой, а вместе с ней преуспевает в совершенстве и Церковь, как Невеста Христова. См. предисловие к изданию: OngeHe. Commentaire sur le Cantique des cantiques. T. 1 / Ed. par L. Bresard, H. Crouzel, M. Bor-ret // Sources chretiennes. № 375. Paris, 1991. P. 27.
328

Ср. у св. Григория Паламы: «Он единый и был началом будущего всех воскресения, и единым Начатком усопших, и Первенцем из мертвых. Как в Адаме все умирают — и грешники, и праведники (?μαρτωλο? τε χα< δ?'χα?ο?), так во Христе все оживут: и грешники, и праведники, но каждый в своем чине (?ν τω <δ<ω τ?γματ?)» (Сбятмтедь Трм2ормм Ляляжя, оруменмскон Фессяло–нмкммскмм. Беседы. Т. I / Перевел с греческого архимандрит Амвросий (Погодин). М., 1994. С. 195–196. Текст: ΓΡΙΓΟΡΙΟΥ ΤΟΥ ΠΑΛΑΜΑ. ΑΠΑΝΤΑ ΤΑ ΕΡΓΑ. Τ. 9. ΟΜΙΛΙΕΣ (А0–К0) // ΕΛΛΗΝΕΣ ΠΑΤΕΡΕΣ ΤΗΣ ΕΚΚΛΗΣΙΑΣ. Τ. 72. Θεσσαλον'χη, 1985. Σ. 544.
329

Данная идея намечается уже у св. Иустина Философа, который говорит, что во всех верующих «обитает семя от Бога, Слово (το παρ? το? θεο? σπ?ρμα, ? λ?γος)». См. ΠΟΛΥΚΑΡΠΟΣ ΣΜΥΡΝΕΣ — ΕΡΜΑΣ — ΠΑΠΙΑΣ — ΚΟΔΡΑΤΟΣ — ΑΡΙΣΤΕΙΔΕΣ — ΙΟΥΣΤΙΝΟΣ // ΒΙΒΛΙΟΘΗΚΗ ΕΛΛΗΝΩΝ ΠΑΤΕΡΩΝ ΚΑΙ ΕΚΚΛΕΣΙΑΣΤΙΚΩΝ ΣΥΓΡΑΦΕΩΝ. Τ. 3, ΑΘΗΝΑΙ, 1955. Σ. 178.
330

Здесь преп. Макарий развивает мысли апостола Павла и вообще придерживается новозаветной эккле–сиологии. А согласно последней, «Церковь не сама собою существует, не собственной жизнью живет, ее жизнь и бытие — в духе ее». А «этот дух, оживляющий Церковь», есть «Дух Божий или Дух Христов; Он Своим благодатным веянием вдыхает духовную жизнь, которая, проникая всю совокупность членов Церкви, образует живой организм Христовой Церкви (Рим. 8, 9). Благодатная сила Святого Духа, Божественная жизнь, учение Иисуса Христа — все это необходимо для Церкви настолько, насколько необходим дух для тела» (Мансеетое И. Новозаветное учение о Церкви. М., 1879. С. 85–86).
331

В этой фразе (εν τ*Μ ?π?στασει χα< τ*Μ ^ειχ? ψυχ?) «Божия Душа», вероятно, тождественна Духу, а понятие «Ипостась», скорее всего, подразумевает божество Святого Духа, Которому сопричаствует каждый член Церкви. Ибо «Святой Дух сообщает Себя личностям, отмечая каждого члена Церкви печатью личного и неповторимого отношения к Пресвятой Троице, становясь «присутствующим» в каждой личности. Каким образом? Это —тайна, тайна уничижения, кенозиса, сходящего в мир Духа. Если в кенозисе Сына нам явилось Лицо, в то время как оставалось сокрытым под «зраком раба» Божество, Святой Дух в Своем сошествии являет общую природу Пресвятой Троицы, но сокрывает под Своим Божеством Лицо» (Лосским Д. Очерк мистического богословия Восточной Церкви // Богословские труды. Сб. 8. М., 1972. С. 89).
332

Преп. Макарий заменяет в цитате слово «увидеть» на «войти». В святоотеческой традиции данная фраза из Ин. 3, 3 обычно соотносилась с Таинством Крещения, ибо об этом ясно говорят и сами слова Господа (ср. Ин. 3, 5). Так, свт. Иоанн Златоуст замечает, что крещение не только дарует нам отпущение грехов, но и сообщает рождение свыше. См.: /еяи CAr^sostome. Trois cateche-ses baptismales / Ed. par A. Piedagnet et L. Doutreleau // Sources chretiennes. № 366. Paris, 1990. P. 136.
333

Вся глава этой «Беседы» во многом совпадает с «Беседой» 32, 6; здесь также говорится о «небесной душе», представление о которой ассоциируется с воплощением Бога Слова, ибо «Бог столь благоволил к тебе, что, сойдя со святых небес, облекся в разумную твою природу и земную плоть срастворил (συνεχερασε) с Божественным Своим Духом, чтобы и ты, перстный, принял в себя небесную душу. И когда душа твоя будет в общении с Духом и небесная душа войдет в душу твою, тогда [ты станешь] совершенным человеком в Боге, наследником и сыном». В «Беседе» 44, 6 также говорится, что Господь для того и пришел (т. е. воплотился), чтобы «души наши изменить, воссоздать и соделать их, как написано, причастниками Божественного естества (2 Пет. 1, 4), и в душу нашу вложить (δο?να?) небесную душу, то есть Божественный Дух, ведущий нас ко всякой добродетели, дабы мы могли жить жизнью вечной» (Die 50 geistlichen Homilien des Makarios. S. 254–255, 295). Таким образом, «небесная душа» есть обозначение реальности обожения, начало которой положено воплощением Бога Слова, ибо «так как грехопадение состояло в утрате Божественной, небесной жизни, то искупление должно было состоять в том, чтобы возвратить ее человеку, принести в мир эту потерянную жизнь, обновить райские идеалы. У мира не было этой жизни; посему ее с неба должен принести Сам Бог» (Трм2ормм, меромонох. Возрождение по учению преподобного Макария Египетского. М., 1892. С. 8). Этой реальности человек приобщается в Таинстве Крещения и стяжает ее в полноте (насколько то возможно в земной жизни) трудом подвижничества, доброделания и боговедения.
334

Слова о том, что Ева без Адама была лишена брачного сожития и бесплодна (συναφε?'ας στε?ρα χα< αχαρπος), возможно, служат намеком на безгрешные и целомудренные брачные отношения первых людей в раю. «Правда, ни книга Бытия, ни отцы Церкви — комментаторы этой священной книги, раскрывающей тайны миробытия, не дают указаний на то, что прародители до момента грехопадения имели между собою брачные отношения. Все отцы без исключения считают их девственниками в буквальном смысле этого слова… Но блж. Августин, этот глубокий мыслитель–богослов, задаваясь вопросом, каким образом род человеческий мог бы распространяться, если бы Адам и Ева не согрешили и не были изгнаны из «рая сладости», решительно и совершенно логично с точки зрения общих основ христианства заявляет, что «брак (HMpfiae) существовал бы в первобытном состоянии, если бы никто и не согрешил», что «зарождение детей (semrnafio^Aomm) происходило бы и тогда в теле той (райской) жизни» и что «это рождение тел могло бы совершаться путем плотского общения (per coHCM-AifMm) до тех пор, пока число людей не достигло бы определенного количества», пока не исполнилось бы «определенного Богом числа святых, имевших своей целью составить общество граждан святого града». Таким образом, как союз «сеятыу людей», не имеющих в своей природе никакого духовного разлада, как союз «граждан сеято2о града», брак первобытных людей мог быть только сеятьш во всех своих частях — и духовно–нравственного, и телесного общения. По своей чистоте нравственно–духовной он совершенно совпадал с идеалами девства, потому что супружество — при условии первобытного совершенства — было выражением самого чистого религиозно–нравственного целомудрия» (Лмсарее ^. Христианское девство по воззрениям древних христианских писателей. Казань, 1903. С. 11). Впрочем, данное воззрение можно считать лишь «частным богословским мнением», ибо оно не подтверждается свидетельством большинства отцов Церкви.
335

Здесь преп. Макарий выражает идею православной «синэргии», но выражает ее, так сказать, в плане тайнозрительного (мистического) богословия: таинственный брак души со Христом невозможен без усердия («рвения» — σπουδ?) человека. В другой своей «Беседе» (4, 17) преподобный ту же идею высказывает несколько по–иному: Господь «готов спасти нас. Ибо Он ожидает горячего (по мере сил наших) стремления (?ρμ^ν), веры, исходящей из благого произволения, и усердия (προ^υμ/αν). А всякое успешное свершение преуспеяния (τ^ν χατ?ρ^ωσ?ν) в нас Он производит Сам» (Die 50 geistlichen Homi-lien des Makarios. S. 39). Данная идея «синэргии», отчетливо выраженная преп. Макарием, органично вписывается в общий контекст православной духовности. См.: ТА. La spiritualite de l'Orient chretien. Manuel systematique. Roma, 1978. P. 104.
336

В другом своем творении преп. Макарий достаточно подробно говорит об этом «духовном рождении». Здесь прежде всего указывается, что имеющему «дух мира [сего]» (1 Кор. 2, 12) и нерожденному во Святом Духе невозможно обладать опытным ведением (ε?δενα? τ? εν πε?ρα γν?σεως) духовных вещей, поскольку он облечен еще в «ветхого человека» и «закон греха». Ибо нерожденный во Святом Духе не находится «в веке Духа» (ο?χ εστ?ν ε<ς τον αι?να το? πνε?ματος) и не может там оказаться. Только через «новое и небесное рождение» душа рождается в веке том от Духа, Им напитывается, благодаря Ему возрастает и делается совершенной. Об этом рождении и говорится в Ин. 3, 6, и оно предполагагает, что Сам Дух возжелал «смешаться» (συγχερασθ^να?) с душой, очистить ее от «духа греха», сущего в ее членах, и стать одним Духом с ней, чтобы она предстала перед Ним как невеста чистая и непорочная (см.: PseM^o-Macaire. Oeuvres spirituelles. P. 186–192). Судя по контексту, преп. Макарий понимает под «совершенным крещением и рождением в Духе» Таинство Крещения, которое одно только и позволяет человеку встать на путь духовного преуспеяния и возрастать «от земли к небу», чтобы войти в Царство Небесное. Тем не менее необходимо помнить, что, хотя «возрождающая благодать в крещении очищает человека от грехов и дает ему силы для дальнейшего нравственного усовершенствования, при этом, однако, грех в смысле наклонности к нему остается и у возрожденного» (^роммансрмт ^рсенмм. Преподобный Макарий Египетский. М., 1914. С. 62).
337

В данном случае преп. Макарий выражает учение об обожении, являющееся одним из стержневых моментов всего православного миросозерцания и концентрирующееся в фразе: «Бог стал Человеком, чтобы человек стал богом», которая в различных вариациях высказывалась многими отцами Церкви (свв. Иринеем Лионским, Афанасием Александрийским, Григорием Богословом и др.). При этом в греческом богословии (особенно александрийского направления) «человеческий элемент» столь пронизывается и насыщается «элементом Божественным», что как бы окружается «нимбом славы». Однако второй момент не поглощает собою первый, и православные богословы александрийского толка избегают монофизитства, сохраняя в этом учении «сущностный теоцентризм» (см.: Zot–Вото^ие М. La deification de l'homme selon la doctrine des Peres grecs. Paris, 1970. P. 52–61). Подчеркивание преп. Макарием роли Святого Духа в процессе обо–жения роднит его со св. Афанасием, согласно которому «человек становится причастным Божеству через Святой Дух. В этом заключается различие между единением Божества с человечеством в Лице Христа и причастием Божеству искупленных. В Лице Иисуса Христа Слово Божие соединилось с человечеством существенно и лично; с человечеством искупленных Оно соединяется Своей энергией — Духом Святым. Во Христе живет «исполнение Божества телесно», в нас же живет только начаток Божества Христос — плотоносный Бог, мы — духоносные люди. Но различие не исчерпывается только тем, что плоть искупленных не находится в личном и существенном общении с Логосом и служит лишь носительницей Духа Святого. Оно простирается и на полноту облагодатствования. В то время как Дух Святой всецело обитает в человеческой природе Христа, ученикам и последователям Христа дается лишь от полноты Его благодати» (Попое И. Д. Религиозный идеал святого Афанасия Александрийского. Сергиев Посад, 1904. С. 55).
338

Обозначение Господа одновременно как Жениха (о νυμφ/ος) и как Невесты (? ν?μφη) представляется на первый взгляд парадоксальным. Разгадку, думается, следует искать в одном высказывании св. Ме–фодия Олимпийского, который термином ? ν?μφη обозначает плоть Христа. См.: MetAo^e ^?/ympe. Le Banquet / Ed. par H. Musurillo et V. — H. Debiedour // Sources chretiennes. № 95. Paris, 1963. P. 194.
339

Здесь преп. Макарий употребляет два синонима: о νυμφ?ν и о παστ?ς, которые мы постарались как-то различить.
340

Это выражение (? π?ντων επ?κεινα) у преп. Макария подразумевает Божественную природу Христа и подчеркивает ее трансцендентность. Оно восходит к традиции платонизма, но, воспринятое христианской мыслью, приобрело здесь иной смысл, чем в греческой философии. Уже св. Иустин вводит аналогичное выражение (επ?κεινα π?σης ουσ?ας) в язык христианского богословия, указывая, что учение о трансцендентности Бога ясно утверждалось Самим Христом, говорящим о Творце мира (см.: ZeAre^ J. Histoire de dogme de la Trinite des origines au concile de Nicee. T. II. Paris, 1928. Р. 422–423). В том же духе высказывается и св. Афанасий Александрийский: употребляя сходную фразу (?περ?κεινα π?σης ουσ?ας), он посредством ее акцентирует трансцендентность Бога по отношению к жеарножу жиру (см.: Meie? wg F. Р. Orthodoxy and Platonism in Athanasius. Synthesis or Antithesis? Leiden, 1968. P. 6–7). Таким образом, отцы Церкви использовали язык платоников для выражения совершенно «библейской» идеи. Примечательно, что преп. Макарий акцент на трансцендентности Бога сразу же уравновешивает подчеркиванием Его имманентности миру, опираясь уже на Новый Завет.
341

Понятие γ?ννημα опять указывает на божество Христа, то есть на Него как на Сына, рожденного Отцом. Подобное употребление данного понятия встречается уже у апологетов II в., и, например, Афинагор говорит, что Сын есть «первое Рождение» (πρ?τον γ?ννημα) Отца, но «не как нечто получившее бытие» (ο?χ ?ς γεν?μενον), то есть Сын, согласно Афинагору, не относится к сфере тварного бытия (см.: Мироноси^ким П. Афинагор, христианский апологет II в. Казань, 1894. С. 207–208). Обозначение Сына в качестве πρ?τον γ?ννημα Отца у Афинагора тождественно определению «первородный» (πρωτ?τοκος), употребляемому в Рим. 8, 29; Ев. 1, 6 апостолом Павлом (см.: Bar-Har^ Z. W. Athenagoras. A Study in Second Century Apologetic. Paris, 1972. P. 99). Однако в IV в. Ариа–не стали использовать указанное понятие в смысле твари (χτ?σμα), акцентируя подчиненное положение Сына в противоположность «нерожденности» (?γεννητον) Отца. Поэтому св. Василий Великий стал с великой осторожностью относиться к этому термину (см.: Basi/e Cesaree. Contre Eunome. T. II / Ed. par B. Sesboue, G. — M. de Durand, L. Doutreleau // Sources chretiennes. № 305. Paris, 1983. P. 28–36; Сеж. Трм2ормм Бо2ослое. Слово 29, 10 // Сеж. Ррм2о–рмм Бо2ослое. Творения. Т. 1. С. 356). Св. Григорий Богослов же пошел по несколько иному пути: он сохранил данное понятие в своем тринитарном богословии и стал подчеркивать единство природы Бога Отца как «Родителя» и Сына как «Отпрыска» (α?τη γ?ρ φ?σ?ς γενν?τορος χα< γενν?ματος), противопоставляя Их обоих тварному бытию (см.: Cregoire ^e NaziaHze. Discourse 27–31 / Ed. par P. Callay et M. Lourjon // Sources chretiennes. № 250. Paris, 1978. P. 196–198). Преп. Макарий в конкретном случае солидарен со св. Григорием Богословом.
342

Терпение скорбей считается в святоотеческой письменности одной из самых величайших добродетелей. Например, св. Феолипт Филадельфийский говорит: «Все добродетели, как и скорби ради Бога (^λ?ψε?ς δ?? Θε?ν), удаляют душу от мира и плоти, разрушают стену наслаждения (τ? τ?ς ?δον% χαταλ?ουσ? τε?χος) и возводят вновь жилище святого ведения (τ?ν δε ο<χον τ?ς ?γ<ας γν?σεως κνα?χοδομο?σ?)» (7%eo/oepfMS o/PMa^e/pAia. The Monastic Discourses. A critical edition / Translation and study by R. Sinkewicz. Toronto, 1992. P. 270).
343

Цитата не устанавливается.
344

Ср. толкование блж. Феодорита: «Апостол отдельно переименовал приключающееся отвне, присоединяет же к невольным трудам и самопроизвольные» (Творения блаженного Феодорита, епископа Кирского. Ч. VII. М., 1861. С. 333).
345

Эта и последующая цитаты приводятся так, как их дает преп. Макарий.
346

В этой главе можно заметить явную полемику против мессалиан, уповающих на одну только молитву в ущерб доброделанию, таинствам Церкви и т. д. См.: NaMsAerr 7. L'errerur fondamentale et la logique du messalianisme // Orientalia Christiana Periodica, 1935. Vol. 1. P. 336–348.
347

В другом своем творении преп. Макарий прямо связывает благодать с «действием» («энергией») Божественного Духа, посещающего и освящающего «верующую во Христа душу». Через эту благодать мы делаемся безупречными во всех заповедях и удостаиваемся вкушать со Христом вечные блага. См.: PseM^o-Macaire. Oeuvres spirituelles. P. 284–288.
348

По мысли преп. Макария, прегрешение (πλημμ?λημα), как бы «лично свойственное душе (τ? τ?ς ψυχ?ς)», становится преградой между Богом и человеком, перегораживая, словно плотина, струящийся поток благодати. Причем, как показывает дальнейший контекст, под «прегрешением» преп. Макарий подразумевает преимущественно «мысленный грех».
349

«Св. Макарий учил, что человек тогда только получает благодать, когда пожелает и будет искать ее, что он может обратиться к добру из самой глубины зла, что самая благодать не может действовать одна, но требуется содействие человека. На самой высшей степени причастия благодати человек может пасть и лишиться благодати; но и после самого падения может опять восстать, и снова получит дар благодати» (АОзанскмм П. История православного монашества на Востоке. Ч. II. М., 1856. С. 93–94).
350

Опять употребляется термин παρρησ?α (см. примеч. 15), который здесь имеет оттенок значения «доверия». В этой связи интересно одно замечание преп. Симеона Нового Богослова, который, сравнивая мучеников и подвижников, говорит, что если последние («мы») не могут быть равными в доверии [Бога] (<'σοι τη παρρησ?α) с первыми, то они, тем не менее, способны уравняться с ними в терпении и благодарении [Богу] за понесенные тяжкие труды. См.:,%-жеои /e №MoeaM TAeo/ogiem Traites theologiques. T. II / Ed. par J. Darrouzes // Sources chretiennes. № 129. Paris, 1967. P. 302.
351

В христианском словоупотреблении понятие α^λησις применялось и к мученикам, и к подвижникам (см.: Zampe С. W. R. Op. Cit. P. 46). Сам преп. Макарий, говоря об отречении от мира (т. е. об отречении от плотских удовольствий, славы и т. д.), замечает, что вступивший на эту стезю находит [в себе] «противление (εναντι?τητα), скрытые страсти, незримые узы, неявную брань, борьбу и тайное общение (αγ?να χα< α^λησιν χρυπτ?ν)» (Die 50 geistlichen Homilien des Makarios. S. 193).
352

Так цитирует преп. Макарий. В другом своем творении, приведя то же место Священного Писания, он говорит, что «зримые вещи» (τα βλεπ?μενα) мешают человеку прийти на «царский брачный пир». Далее он продолжает, что брань христианина — двойственна (διπλο?ς): одна является «внешней», когда христианин удаляется от родителей и жены, покидает отчизну и оставляет все нажитое им; другая брань есть «внутренняя», когда он, «собрав самого себя» и посвятив себя целиком Господу, воюет с незримыми врагами и «темными энергиями» (см.: МяЫпоз/, ymeom Reden und Briefen. Bd. II. S. 131). Таким образом, «брачный пир» у преп. Макария неразрывно связывается с духовной бранью.
353

Вероятно, подразумевается отказ от жизни «душевной», связанной с личными эмоциями, воспоминаниями и т. д., которые отягощают подвижника и мешают ему вести подлинно духовную жизнь. Наверное, преп. Макарий здесь также отождествляет душу («душевное») с ветхим человеком, следуя по стопам св. апостола Павла. Для последнего «вся жизнь естественного человека, его культура, и есть то душевное, под понятием которого объединилось. все дохристианское человечество». С воплощения Бога Слова наступила новая эпоха — христианская. «Она наступила не для всех, но лишь для небесных, жизнь которых вращается около небесного, как около своего центра. Только для таких наступила эпоха Животворящего Духа и душевное начало сменяться духовным. Для других душевная жизнь не осложнилась новым состоянием. Таким образом, рядом с духовным уживается душевное. У христиан оно подчинено пневматическому началу и является просто психическим состоянием человека, живущего в земных реальных условиях. У нехристиан душевная жизнь проходит вполне автономно: люди продолжают ходить своими путями (Деян. 14, 16). Христианством началась пневматическая фаза жизни. Эта фаза индивидуально закончена во Христе и с Ним сокрыта в Боге с тем, чтобы откровение ее через явление Христа было откровением ее и в жизни каждой отдельной личности (Кол. 3, 1–4). Таким образом, тайна духа деется в каждой отдельной личности. Пневматическое — скрытое состояние каждого христианина» (Луммлее–скмм И. Учение святого апостола Павла о душевном и духовном человеке. Сергиев Посад, 1913. С. 95). Впрочем, последующее развитие мыслей преп. Макария позволяет понимать слово «душа» в самом широком смысле, тождественном смыслу слова «жизнь».
354

В данной главе речь явно идет о той форме духовни–чества, которая сложилась в раннем египетском иночестве в первую очередь под влиянием благодатной личности преп. Антония Великого, а затем обрела уже почти законченный вид в Нитрии и Скиту. Именно эта форма нашла яркое отражение в «Изречениях святых отцов» («Апофтегмах», «Древнем патерике»), где «педагогия духовного руководства», предполагающая полное подчинение новоначального инока избранному им самим духовному отцу, играла выдающуюся роль (см.: Les Apophtegmes des peres du desert / Tradition par J. — C. Guy. Abbaye de Bellefontaine, n. d. P. 8). Жизнь древних иноков была скудной и преисполненной всяческих материальных лишений. Однако эти лишения рассматривались не как самоцель, но лишь в качестве средства для достижения духовного совершенства, почему преп. Макарий и называет их «пустяками, мелочами» (τ? ευτελ? τ?ς ?λης). Одно древнее монашеское повествование, опубликованное недавно, проливает дополнительный свет на эту грань миросозерцания древнего иночества. Оно гласит, что некий римлянин, бывший богатым, прибыл в Скит и поселился близ тамошней церкви, желая вести монашеское житие. Пресвитер скитского храма, видя немощь его и поняв, от какой благоустроенной и пышной жизни он отказался, позволил римлянину некие послабления: ему прислуживал один из бывших рабов, он носил изысканные плащи (?μ?τ?α τρυφερ?), одевал на ноги сандалии, имел вполне приличную постель и т. д. Так прожил римлянин в Скиту двадцать пять лет и стал известным своей прозорливостью (γεγονεν δ?ορατ?χ?ς χα< ?νομαστ?ς). Однажды некий египетский инок, до которого дошла молва о духовных дарованиях этого римлянина, ставшего старцем, прибыл к нему, надеясь многому у него поучиться и обрести пользу духовную, но был неприятно поражен и разочарован необычайной «роскошью» его образа жизни (ибо тот, по своей немощи, употреблял за трапезой даже немного вина). Видя это, римлянин вступил с пришедшим иноком в беседу, поведал о своей прошлой жизни и заставил гостя рассказать о своей. Оказалось, что инок до того, как вступить на поприще подвижничества, был нищим египетским крестьянином, ел самую скудную пищу, спал на голой земле и вообще вел жизнь, преисполненную всяческих лишений. Когда же он услышал о той роскоши, которая в прошлом окружала римлянина, то, раскаявшись в первом впечатлении, воскликнул: «Горе мне! Ведь я, уйдя от многой скорби мира, обрел упокоение (?π? πολλ?ς ^λ?ψεως το? κ?σμου ?λ^-ον ε<ς ?ν?παυσ?ν) и ныне имею то, чем не обладал раньше. А ты, покинув многую славу и богатство, обрел смирение и нищету». После этого его неприязнь к римлянину исчезла и оба подвижника стали большими друзьями, часто наслаждаясь духовным общением друг с другом. См.: Ra№rn F Le moine romain de Scete que avait ete riche // Le Museon. T. 100, 1987. P. 171–175.
355

Подспудно здесь предполагается мысль, что духовник, то есть старец, есть преемник апостолов. Аналогичная мысль прослеживается и у преп. Иоанна Кассиана Римлянина, который говорит, что если мы желаем подчиняться «евангельской заповеди» и быть подражателями апостолов, всей древней Церкви (fo-frns ecc/esme iAms pnmifMae) и отцов, которые в наше время по добродетелям и совершенству являются преемниками апостолов (eomm Hosfns fempohAMs sMccMsseraHf), то мы не должны полагаться на свои собственные решения, но подчиняться этим отцам (см.: JeaH CassieH. Institutions cenobitiques / Ed. par J. — C. Guy // Sources chretiennes. № 109. Paris, 1965. P. 320). Естественно, что для преп. Иоанна Кассиана, как и для всех древних подвижников, полное послушание духовнику есть послушание разумное (крайности такого послушания он осуждает), внутренним стержнем которого является дух взаимной любви духовного отца и его чада. См.: CAnsfopAe P. Cassien et Cesaire predicateurs de la morale monastique. Gembloux, 1969. P. 29–30.
356

Так, думается, следует переводить фразу δ??ντως ο?κονομη^?να? κα? καλ?ς προνοο?μα?. Она имеет тот смысл, что самооправдание непослушного инока основывается на якобы «икономических» соображениях и его «мудрой прозорливости» (заботе о своем здоровье и т. д.).
357

Обычно древние монахи, начиная иноческую жизнь, отдавали свое имущество в общее пользование братий либо раздавали его бедным. Первый случай засвидетельствован в ряде памятников монашеской письменности и, например, «Наставление» (или «Предписание» — «Praeceptum») блж. Августина ясно говорит об этом: если поступающие в монастырь имели что-нибудь в миру (^Μ? я/^мЫ AaAeAa^t m saecM/o), то, став монахами, они делают эту собственность общей (esse сожжмж) (см.: №Ae^^ Z. La regle de saint Augustin. T. I. Paris, 1967. P. 418). Что же касается второго случая, то классическим образцом здесь служит сам основатель монашества преп. Антоний: услышав как-то в храме чтение Мф. 19, 21, он «принял это за внушение свыше, за голос с неба, обращенный к нему собственно. Желая на деле осуществить евангельское наставление богатому юноше, Антоний немедленно по выходе из церкви дарит свою довольно значительную поземельную собственность, наследие предков, жителям деревни, чтобы ни в чем не беспокоили ни его, ни его сестру, а деньги, полученные от продажи большей части недвижимого имущества, раздает нищим» (Изеекое М. Преподобный Антоний Великий // Христианское чтение, 1879. Ч. II. С. 83–84).
358

Сополагая болезни: α?^αδε?ας χα< φιλαυτ?ας ? χα< φιλαρχ?ας, указывает на основные грехи, которые таят в себе великую опасность как вообще для христианина, так и особенно для монаха. Относительно первого греха преп. Исидор Пелусиот говорит так: «Если хочешь стать благоискусным монахом, не угождай своему самовольству и своенравию, но подчини волю свою тем, которые и жизнью, и временем, и трудом возделали уже и привели в устройство Божественный виноградник и у которых легко научиться деланию. Ибо смешно и срамно в низком ремесле переходить непрестанно от учителя к учителю, а Божественное любомудрие, как что-нибудь маловажное, предоставлять самим себе» (цит. по: Зяеярмн И. Пастырское служение по учению преподобного Исидора Пелу–сиота. Казань, 1899. С. 57). На второй грех (себялюбие) обращали внимание уже античные философы (Аристотель, Цицерон), а также древнехристианские писатели, в первую очередь Климент Александрийский и Ориген. Последний считал «филаутию» источником всех пороков и подчеркивал, что себялюбие бывает не только индивидуальным, но и коллективным. Особое внимание этому греху уделял в своем аскетическом богословии преп. Максим Исповедник, который рассматривал себялюбие как «нежность к себе плотскому». Впрочем, иногда преподобный говорил и о «духовном (νοερ?ν) себялюбии», то есть «любви к образу Божиему в себе», считая такое «себялюбие», естественно, добродетелью (см.: NaMsAerr 7. Philautie. De la tendresse pour soi a la charite selon saint Maxime le Confesseur. Roma, 1953. P. 5–56). Наконец, преп. Петр Дамаскин говорит относительно третьего порока (властолюбия), что «зло для человека состоит не в начальствовании, а во властолюбии» (ο?δε το αρχε?ν, ?λλ' ? φ?λαρχα) (ΦΙΛΟΚΑΛΙΑ. ΤΟΜΟΣ Γ'. Σ. 70).
359

Выше преп. Макарий для обозначения монастыря использовал довольно распространенный термин μον? (об употреблении его у св. Афанасия, Палладия и др. см.: Zarnpe С. W. N. Op. cit. P. 880). Сейчас он говорит о монашеской общине как о «братстве» (αδελφ?της). Данное понятие, хотя и нечасто, также встречается в святоотеческой письменности в смысле, подразумеваемом преп. Макарием. Так, павший инок Феодор в своем ответе св. Иоанну Златоусту говорит о монашеской общине как о «союзе братства» (το σ?στημα τ?ς αδελφ?της) (/ean CAr^sosiome. A Theodore / Ed. par J. Dumortier // Sources chretiennes. № 117. Paris, 1966. P. 222).
360

Обозначение Господа в качестве Кормчего довольно часто встречается в раннехристианской письменности. Например, в «мученичестве св. Поликарпа Смирнского» о Господе говорится как о «Спасителе душ наших и Кормчем тел наших» (см.: ^иясй ^ИийосАй. Ро/ycarpe -Smyrne. Lettres. Martyre de Polycarpe / Ed. par P. Th. Camelot // Sources chretiennes. № 10. Paris, 1969. P. 234). Сам преп. Макарий в другой «Духовной беседе» говорит: «Как кораблю для хорошего плавания нужны кормчий и умеренный и приятный ветер, чтобы пересечь море, так и Господь бывает всем этим, рождаясь в верующей душе: Он [безопасно] проводит ее через ужасные бури, через свирепые волны лукавства и через бурные порывы ветров греха, с силой, опытом и искусством укрощая, как Он Сам только знает, волнение их. А без Небесного Кормчего — Христа никому невозможно переплыть лукавое море сил мрака и вздымающиеся волны горьких искушений» (Die 50 geistlichen Homilien des Makarios. S. 294).
361

Ср. у блж. Феодорита Кирского, который в прологе к «Истории боголюбцев» говорит, что он будет описывать жизнь подвижников, блиставших подобно светилам (φωστ?ρων δχην) на Востоке; лучи их сияния достигали пределов вселенной. Подвижника Иулиана он также называет «светилом Церкви» и «светилом благочестия», а Феодосия — «великим светилом». См.: TAeo^oret ^e Cyr. Histoire des moines de Syrie. T. I. P. 140, 230, 240, 446.
362

Здесь явно отзвук Мф. 11, 12 (Дарстео Небесное силою берется). Ср. у преп. Симеона Нового Богослова, который, опираясь на это место Евангелия, говорит, что всякому верующему можно войти в Царство Небесное только через узкие врата искушений и скорбей. См.:, ужеои /e NoMoeaM TAeo/ogiem Catecheses. T. II / Ed. par B. Krivocheine et J. Paramelle // Sources chretiennes. № 104. Paris, 1964. P. 126.
363

Понятие λογ?σμ?ς преп. Макарий использует в двойственном смысле: и в смысле негативном для обозначения «помысла» (лукавого, дурного и грешного), и в смысле позитивном для обозначения разумного начала в человеке, которое соответствует его естеству, сотворенному изначала безгрешным (поэтому чуть ниже он говорит о «чистом разумении чистого естества»). Подобное употребление данного слова во втором смысле — явление довольно частое в христианской письменности. Например, в сочинении «К Диогнету» говорится, что «человек обладает чувством и разумением» (α?σ^ησ?ν γ?ρ εχε? χα< λογ?σμον) (A Diognete / Ed. par H. I. Marrou // Sources chretiennes. № 33 Ms. Paris, 1965. P. 56). В том же смысле использует указанный термин и св. Мефодий Олимпийский, который в целокупной личности человека выделяет три части: плоть, душу и разумение (см.: MefAo^e ^?/ympe. Le Banquet. P. 144). Необходимо отметить, что понятие λογ?σμ?ς во множественном числе обозначало у преп. Макария и силы души: «В единой душе человеческой он различает многие члены (τ? μελη πολλ?,), которые называются им λογ<σμο< в смысле δυναμε<ς (в таком же смысле авва Дорофей называет совесть λογ?σμ?ν τ?να). В Беседе I «наиболее царственными» (ο? βασ?λ?χ?τερο? λογ?σμο? τ^ς ψυχ?ς) Макарий считает следующие силы души: еолю (το θ?λημα), соеесжь (? συνε/δησ?ς), уж (? νο?ς) и смлу любмжь (? ?γαπητ?χ^ δ?ναμ?ς); главными же он их считает потому, что «ими управляет колесница души и в них почивает Бог»… Но во всех этих частях одна душа — один внутренний человек. Представленная преп. Макарием классификация главных сил души не совпадает с общераспространенной психологией того времени, но великий духовный опыт названного подвижника служит достаточным ручательством того, что в дей–ствовании совести подмечены свойства, отличающие ее от других сил души» (Попое X. Блаженного Диа–доха (VI века), епископа Фотики Древнего Эпира, учение о рассудке, совести и помыслах // Труды Киевской Духовной Академии. 1898. № 7. С. 457).
364

Уже в эллинистическом иудаизме («Послание Аристея», Филон Александрийский) наметилось символическое толкование глагола ?νμαρυχ?ομα? (жевать жвачку) в смысле «размышлять», «вспоминать», «повторять». Это толкование было воспринято и раннехристианскими писателями. Так, в «Послании Варнавы» говорится о «разжевывающих (т. е. «размышляющих о.») Слово Господа (?ναμαρυχωμενων τον λ?γον Κυρ/ου)» (Epitre de Barnabe / Ed. par P. Prigent et R. A. Kraft // Sources chretiennes. № 172. Paris, 1971. P. 158). Еще большую близость к преп. Макарию имеет одно место в «Педагоге» Климента Александрийского, где толкуется Лев. 11, 7: «парнокопытность» являет собой «правду (δ?χα?οσ?νην)», равномерно «пережевывающую» свойственную ей пищу. А поэтому праведный человек (? δ?χα?ος) «пережевывает духовную пищу (τ^ν πνευματ?χ^ν τροφ?ν), вместо рта имея разум (τον λ?γον)» (C/emens ^Vexan^rinMs. Protepticus und Paedagogus / Hrsg. von O. Stahlin und U. Treu. Berlin, 1972. S. 278). Аналогичное толкование Лев. 11, 3–7 наблюдается и у Оригена: «жующий жвачку» есть тот, кто отдает себя [целиком] делу ведения (i/Mm ^ici rMminare, ^Me operam ^af scienfiae) и е законе Господне но^чмтся день м но^ь (Пс. 1, 2). Такой «жующий жвачку» обращается к духовному смыслу (a^ sensMm spirifa/em) Священного Писания и возносит [свой ум] от вещей зримых и низших к вещам незримым и высшим (a0 in^mis ef oisiMi^Ms a^ inoisiMia ef a/fiora). См: Origene. Homelies sur le Levitique. T. I / Ed. par M. Borret // Sources chretiennes. № 286. Paris, 1981. P. 342.
365

В другой «Духовной беседе» преп. Макарий говорит: Бог «создал два мира (δ?ο χ?σμους): один — горний для «служебных духов» (Евр. 1, 14) и повелел им там иметь жительство; другой — дольний для людей, под этим воздухом» (Die 50 geistlichen Homilien des Makarios. S. 299). Но в данном месте «горний мир» понимается не столько в космологическом плане, сколько в плане эсхатологическом: он есть то «Царство Божие», которое обретает праведный человек после кончины своей и которое одновременно «внутрь нас есть» (Лк. 17, 21).
366

Так представляется лучшим переводить эту фразу (το δε π&ν α?τ?ς ο Θε?ς χαταρτ?ζειν εν ?λη^ε?ρ). Глагол καταρτ?ζω в святоотеческой лексике имел множество значений («соединять вместе, оформлять, восстанавливать, обеспечивать, утверждать, завершать, делать совершенным» и т. д.), из которых мы выбрали последнее, ибо контекст мысли преподобного подсказывает, что речь идет о Боге как Совершителе нашего спасения. В другом своем творении преп. Макарий, используя тот же глагол, говорит, что Господь входит в души людей, поверивших в Него, изгоняет оттуда лукавых духов и делает верующих троном, храмом и чистым жилищем для Себя. Подобным образом они, сделавшись безупречными через Дух Его (%μωμο< δι? το? πνε?ματος α?το? καταρτισ^ε?σαι), упокояются вместе с Ним в Царстве [Небесном] на веки веков (см.: Ma^anos/Symeom Reden und Briefen. Bd. I. S. 140). Естественно, этим нисколько не умаляется значение активной человеческой воли в деле спасения, которое преп. Макарий постоянно подчеркивает. Ибо для него «благодать — не чуждая для нас, но родственная нам сила. Поэтому в действиях благодати мы сознаем себя свободными в своем жизнеопределении и не испытываем вмешательства чуждой силы. Божественная благодать, будучи воспринята человеком, сливается с его самосознанием и, как закваска, становится в его природе как бы чем-то естественным и неопределенным, как бы одной сущностью (ως μ?α ο?σ?'α)» (Шумания О. Мистика преп. Макария Египетского // Учебнобогословские и церковно–проповеднические опыты студентов Императорской Киевской Духовной Академии. Вып. XII. Киев, 1914. С. 38–39).
367

В другой «Беседе» преп. Макарий говорит: «Вследствие преслушания первого человека восприняли мы чуждую (ξ?νον) естеству нашему порочность страстей, которую путем привычки и многого предрасположения (συνη^ε<α χα< προλ?ψε? πολλ?) сделали как бы природой нашей» (Die 50 geistlichen Homilien des Makarios. S. 32).
368

Речь идет, скорее всего, о ветхозаветных праотцах, которых преп. Макарий рассматривает в качестве прообразов христианских подвижников. Свт. Афанасий Александрийский в своем «Житии преп. Антония» также постоянно сравнивает «отца монашества» с ветхозаветными святыми (Моисеем, Илией и др.). См. предисловие к изданию: AfAanase ^'A/eyan^ne. Vie d'Antoine / Ed. par G. J. M. Bartelink // Sources chretiennes. № 400. Paris, 1994. P. 49–52.
369

Достаточно характерное для преп. Макария выражение (τ? πρ?ς Θε?ν ?γ&π^ τετρωμενο?). Он, например, говорит о людях, на которых пролилась роса «Духа жизни Божества», уязвившая сердце их Божественной любовью к Небесному Царю–Христу (ετρωσε τ^ν χαρδ?αν α?των ερωτ? &ε<ω) (см.: Die 50 geistlichen Homi-lien des Makarios. S. 50). Аналогичное выражение до преп. Макария встречается у Оригена, замечающего о людях, «уязвленных Божественной любовью» (τετρωμενους τ?^ε?^?γ&π^) (OngeHe. Commentaire sur saint Jean. T. I / Ed. par C. Blanc // Sources chretiennes. № 120. Paris, 1966. P. 172). Позднее преп. Симеон Новый Богослов питает большую склонность к подобного рода выражениям и, в частности, говорит о себе как об «уязвленном любовью к Божеству» (τετρ?σχομα? τ*% ?γ?π^ εχε?νου) (^ymeoH /e NoMoeaM TAeo/ogieH. Hymnes. T. II / Ed. par J. Koder // Sources chretiennes. № 174. Paris, 1971. P. 10.
370

Многозначное понятие τ?πος здесь, скорее всего, следует понимать именно в этом смысле. В несколько ином плане, но в сходном смысле употребляет это понятие св. Афанасий Александрийский, который говорит, что единство Отца и Сына служит для нас «неким образцом» (τ?πον τ?να), чтобы мы могли стяжать единство и единодушие друг с другом. См.: Xannengiesser CA. Athanase d'Alexandrie. Eveque et ecrivain. Un lecture des traites contre les ariens. Paris, 1983. P. 333–334.
371

Ср. Гал. 6, 17. Преп. Макарий в другом месте еще говорит: «Если кто-нибудь терпит язвы Владыки (τα. στ?γματα το? δεσπ?του), пусть ничем не превозносится, даже если случится ему что-либо совершить, хотя бы только тем, что он возлюбил и предуготовил [свои благие] действия» (Die 50 geistlichen Homilien des Makarios. S. 269). Примечательно, что Николай Кавасила замечает о мученике Ардалионе: тот крестился, восприняв язвы Христа и исповедовав благое исповедание. В этом и состоит «определение крещения» (? το? βαπτ?σματος ορος) — чтобы подражать свидетельству (μαρτυρ?αν) Христа перед Пилатом вплоть до креста и смерти (см.: Nico/as Ca^asi/as. La vie en Christ. T. I / Ed. par M. — H. Congourdeau // Sources chretiennes. № 355. Paris, 1989. P. 212–214). Если Николай Кавасила соотносит «язвы Христа» с подвигом мученичества, то Феодор Эдесский (или Псевдо–Феодор) говорит: «Тот, кто иссушает цветение плоти подвижничеством и всякое желание (θ?λημα) ее отсекает, тот носит язвы Христа в мертвенности плоти своей» (ΦΙΛΟΚΑΛΙΑ, ΤΟΜΟΣ Α'. Σ. 328).
372

Данная «Беседа» совпадает с частью 47 главы подлинной редакции «Лавсаика» Палладия (анализ этой редакции см. в кн.: Тром^кмм И. Обозрение источников начальной истории египетского монашества. Сергиев Посад, 1906. С. 198–212), где повествуется о беседе Евагрия и Альбина с аввой Пафнутием относительно падения добродетельных подвижников (см.: The Lau-saic History of Palladius. Vol. 2 / Ed. by C. Butler. Cambridge, 1904. P. 136–142). Пафнутий принадлежал к так называемому «второму поколению» египетских монахов (по мнению Ж. — К. Гюи, расцвет его деятельности приходится на 360–400 гг.). Он духовно окормлялся у преп. Макария Египетского и аввы Исидора, став преемником последнего, как священник и настоятель Скита. Преп. Пафнутий стяжал глубокое уважение иноков своей мудростью и прозорливостью, и авва Пимен назвал его «великим» (см. предисловие к изданию: Les Apophtegmes des Peres. Collection systematique. T. I. P. 59–61). Вполне возможно, что рассуждения аввы Пафнутия являются отзвуком духовных наставлений преп. Макария — его учителя, а поэтому в рукописной традиции значились под его именем.
373

Слово φρ^ν (Букв.; грудобрюшная перегородка) объ–емлет как бы совокупность душевных, духовных и интеллектуальных способностей человека. Так, Палладий, повествуя о молодом св. Иоанне Златоусте, замечает, что, хотя ему было всего 18 лет от роду, он являлся духовно возмужалым человеком (?νδρυν&Ε?ς δ? τ^ν φρ?να), «влюбленным в священные науки» (Pa//a^os. Dialogue sur la vie de Jean Chryso-stome. T. I. P. 106).
374

Определение аввы Пафнутия как о γνωστιχ?τατος опять указывает на традицию православного «гно–сиса», восходящую к Новому Завету (особенно к святым апостолам Павлу и Иоанну) и творениям мужей апостольских (особенно к «Посланию Варнавы»). Затем эту традицию наиболее четко выразил и оформил Климент Александрийский, для которого гносис есть неразрывное единство веры и знания, нравственного совершенства и истинного (т. е. ортодоксального) богословия (см.: Came/ot P. Foi et gnose. Introduction a l'etude de la connaissance mystique chez Clement d'Alexandrie. Paris, 1945. P. 50–68). С возникновением иночества данная традиция обрела твердую почву в учении преп. Антония, для которого христианская Истина, стяжаемая в подвиге аскетического делания, тождественна духовному ведению, объемлющему всю совокупность тварного бытия и находящему завершение в богопознании (см.: РмАйилои,. The Letters of st. Antony. Origenist Theology, Monastic Tradition and the Making of a Saint. Lund, 1990. P. 59–88). Позднее яркими выразителями той же традиции были Ева–грий Понтийский, преп. Максим Исповедник и др.
375

Учение о «попущении Божием» намечается в творениях многих отцов Церкви, и в частности у блж. Диа–доха. По словам К. Попова, «в сокровенном действо–вании благодати, проявляющей свое присутствие только по временам, блж. Диадох усматривает попущение Божие (παραχ?ρησ?ς), имеющее своей целью научение подвижника духовному опыту различения добра и зла и сознанию необходимости Божией помощи, без которой он не может достигнуть совершенства, хотя бы «преуспеянием в трудах мог взойти чрез всю лестницу, показанную Иакову». Автор, подобно другим церковным писателям, различает двоякое Божие попущение: одно из них он называет «попущением по отвращению» (? πατ? αποστροφ?ν παραχ?ρησ?ς), предающим демонам душу, не желающую иметь Бога; она бывает исполнена безнадежием, неверием, гневом и гордостью. Другое попущение он называет «воспитательным» (? πα?δευτ?χ? παραχ?ρησ?ς), страх Божий, слезы и расположение к исповеданию грехов. При этом попущении ум не лишается Божественного света и помощи благодати, только скрывающей свое присутствие и дозволяющей демонам вести брань с подвижником». Как отмечает далее К. Попов, такое различие двух видов попущения встречается и у ряда других отцов (св. Иоанна Златоуста, преп. Анастасия Синаита и т. д.). Кроме того, для обозначения этого попущения церковные писатели использовали термины ? συγχ?ρησ?ς и ? εγχατ?λε?ψ?ς, которые ассоциировались с представлением о богооставленно–сти. См.: Попое К. Блаженный Диадох (V в.), епископ Фотики Древнего Эпира, и его творения. Т. 1. С. 427–428, 465–468.
376

Термин προθεσ?ς («намерение», «решение», «умысел», «расположенность») здесь, скорее всего, совпадает по значению с понятием свободной воли, которая и определяет внутренние целевые установки человека. Подобное значение термина неоднократно встречается в патристической лексике. Так, Немесий Эмесский, полемизируя против языческого учения о судьбе (Ειμαρμ?νη), которая якобы определяется влиянием звезд, противопоставляет свободу воли астрологическому детерминизму, превращающему людей в слепые орудия этой «эймармене» (π?ντων οργ?νων οντων τ?ς Ειμαρμ?νης κα< μηδ?ν μηδεν?ς ?ξ ο<χε<ας προ^?σεως πρ?ττοντος) (Nemesii Emeseni De natura homi-nis / Edidit M. Morani. Leipzig, 1987. P. 107).
377

Слово μ?νη можно понимать и в смысле «отшельницы; следующее слово ?σχουμ?νη усиливает подобную возможность. Вполне возможно, что эта терминология отражает еще не устоявшийся строй древнего женского иночества, сходный с тем, который нашел выражение в сочинении «О девстве», приписываемом св. Афанасию Александрийскому. Здесь, с одной стороны, неоднократно говорится, чтобы каждая девственница совершала подвиг «духовного делания» наедине, настолько незаметно и тайно, чтобы никто, даже из родственников, не мог быть свидетелем ее трудов»; а с другой — указывается на девственниц, подвизающихся в небольших сообществах, которые являются только еще прообразами киновий, жизнь которых подчинялась строгому уставу. См.: Дусряе^ее Д. Сочинение св. Афанасия Великого «О девстве» // Учебно–богословские и церковно–проповеднические опыты студентов Императорской Киевской Духовной Академии. Вып. XIV. Киев, 1917. С. 195–198.
378

Этот «Ангел Промысла» (τον ?γγελον τ?ς προνο?ας) в конкретном случае, видимо, тождественен Анге–лу–Хранителю.
379

Преп. Макарий (или авва Пафнутий) называют гордыню «демонической» (τ?ν δαιμονι?δη, ? ?στιν ?περηφαν/α), предполагая, что именно она положила начало миру темных сил. Согласно преп. Макарию, сатана внушает человеку «надменную гордыню» (υπερ?φανος ο<ησ<ς), в результате которой и сам он пал (см.: Dornes R. Die Theologie des Makarios/Symeon. Gottingen, 1978. S. 60). Эта общераспространенная в христианской письменности точка зрения нашла среди прочего отражение и у Оригена, для которого «диавол, как злой дух, не имеет, кроме себя самого, ни в ком другом себе начала и отца, потому что никто не родил в нем его злобы, кроме его самого; он, напротив, сам отец греха, лжи и всякого зла, поелику он первый ввел грех в разумный мир Божий; он первый впал в гордость, грех поистине диавольский, по слову апостола (1 Тим. 3, 5), первый возгордился своими высокими совершенствами и, пожелав независимой от Бога самостоятельной жизни, первый отдалился и отделился от Бога» (Мялебянскмм Г. Догматическая система Оригена // Труды Киевской Духовной Академии. 1870, март. С. 579). Правда, в христианской письменности существовали и другие точки зрения на сущность греха диавола: ее видели во лжи и клевете на Бога (Татиан); в вожделении и последующем плотском соитии Ангелов с девами (св. Иустин, Афинагор, Тертуллиан, Климент Александрийский, св. Амвросий Медиоланский); в зависти к человеку (свв. Киприан Карфагенский, Епифаний Кипрский, Григорий Нисский). Но преобладающее значение возымело мнение о гордыне как причине падения диавола (свв. Кирилл Иерусалимский, Василий Великий, блж. Августин и др.). Это мнение опиралось на Священное Писание (Сир. 10, 15 и 1 Тим. 3, 6). «К гордости, как сущности греха диавола, приводит, далее, древнее верование, что пал высший пресветлый Ангел, «который по своему первородству был мудрее прочих». Как обладающий высшими совершенствами сравнительно с прочими Ангелами, светлый едва ли мог породить свой грех на почве отношения к другим Ангелам, не мог, например, позавидовать им, ибо ему нечему было завидовать у них, — но он мог согрешить на почве самоуслаждения своими совершенствами. На этом пути он мог задаться вопросом об источнике этих совершенств, что они, совершенства, не от Бога, а от самого себя; а раз мог вступить на такой путь, то он, значит, вступил на путь гордости» (Поножа–рее П. П. О спасении. Вып. I. Казань, 1917. С. 37–40).
380

Ср. толкование блж. Феодорита: «Поелику иные, когда погрешают другие, укоряют их и напоминают им Божии законы, а сами нарушают то, чему учат, то по справедливости обращает к таковым слово, говоря: почему же, величаясь Моими оправданиями, так и иначе толкуя о законе, сами не извлекли из сего пользы, какую надлежало извлечь, и оказываете небрежение к словам Моим?» (Творения блаженного Феодорита, епископа Кирского. Ч. II. С. 237).
381

Согласно объяснению этого места Псалтири у Ди–дима Слепца, благость Божия изливается на кого-нибудь не случайным образом, но разумно и по разумной причине (σ?ν λ?γφ χα< α<τ<ρ λογ?χ*%). Под «наказанием» (πα?δε?αν; мы перевели: «правильный образ жизни») следует подразумевать «нравственную (?θ?χ^ν) добродетель», а под «ведением» — «добродетель умственную» («размышляющую», присущую разуму человека — δ?ανοητ?χ^ν). См.: La chaine pales-tinieenne sur le Psaume 118. T. 1 / Ed. par M. Harl // Sources chretiennes. № 189. Paris, 1972. P. 292.
382

Выражение ? ?μμ?ρτυρος γνωσ?ς указывает как раз на тот православный «гносис» (см. выше примеч. 63), характерной особенностью которого является неразрывное единство духовного делания и созерцания.
383

Смысл этой фразы, вероятно, заключается в том, что всякий талант — от Бога; однако если обладание талантом сопровождается гордыней, то резкий контраст между ней и самим талантом ясно показывает, что талантливый человек находится во власти темных сил, если он одержим гордостью.
384

Ср. объяснение блж. Феодорита, который решает затруднение относительно «мудрости» змия следующим образом: «Многие именования произносятся о предметах различных. Ибо и идолов назвали бога–жи язык (2 Пар. 32, 17). Сие же собственно сказано о демоне, действовавшем в змие. Но неразумные невежественно называли мудрыми и изучавших баснословие. Так и Божественное Писание говорит: буяя жира избра -Бог, да прежудрые посражиж (1 Кор. 1, 27); и еще: где мрежудр (20)? И чрез пророка сказал Бог: жудри суть, еже жеорижи злая (Иер. 4, 22). Посему и здесь Моисей назвал змия мудрым, как самого хитрого. Так и перевел Акила: зжим же был сажым хитрым из есех зеерем полееых, каких сожеорил Господь Бог (Творения блаженного Феодорита, епископа Кир–ского. Ч. I. Сергиев Посад, 1905. С. 32).
385

Собственно цитата здесь заканчивается, но преп. Макарий далее как бы продолжает речь от лица Бога.
386

Выражение χ?προν πονηρ?ν находит отзвук в другом творении преп. Макария, где он говорит о «зловонном навозе лукавых (дурных) помыслов» (PseM^o-Macaife. Oeuvres spirituelles. P. 116). Применительно к Исаву, отдавшему свое первородство за чечевичную похлебку, это выражение предполагает символический смысл: пожертвование вечным блаженством ради тленного и преходящего.
387

Выражение μετ? διεφθαρμ?νης δε γν?μης указывает не только на развращенность разумной части души человека, но и на нравственную порчу его.
388

Так цитирует преп. Макарий.
389

В данном случае понятие «зло» (τ? χαχ?ν) у преп. Макария, скорее всего, тождественно понятию «грех». Поэтому его фраза о «сосуществовании» в уме блага вместе со злом является отражением учения о «со–обитании» в человеке греха и благодати, характерного для миросозерцания преподобного (см.: BoMyef Г. La spiritualite de Nouveau Testament et des Peres. Aubier, 1965. P. 454–456). Это учение преп. Макария коренным образом отличается от мессалианского, где подобное «сообитание» рассматривается как нормальное для человека. Наоборот, для преп. Макария «порок страстей — чужд нашему естеству» (ξ?νον γ?ρ τ^ς φυσ?ως ?μ?ν τ^ν χαχ<αν των πα^ων), ибо порок сей возник вследствие преслушания первого человека. И хотя он силой греховной привычки как бы становится «нашей природой», но может и должен быть искоренен нами с помощью благодати — небесного дара Духа (см.: Die 50 geistlichen Homilien des Makarios. S. 32–33). Подобное учение, в котором важнейшая роль в деле спасения человека отводится его свободной воле (при учете, конечно, «синэргии»), присуще многим восточным отцам Церкви. В частности, его разделяет св. Григорий Нисский, говоривший, что грех в некотором отношении «сроден нашему естеству», поскольку зло изначала примешано к нашей природе (см.; Xe//y J. N. D. Early Christian Doctrines. London, 1958. P. 351–352). На латинском Западе аналогичного учения придерживался преп. Иоанн Кассиан Римлянин. Согласно ему, «есть греховность как проявление сознательного стремления человека к греховной жизни или же как следствие нерешительности его самоопределения к Богу. И есть грех как собственно печать поврежденности самой природы человека — «по состоянию немощи человеческой», «закон греха и смерти», от которого страдают и праведники, спасаются же — лишь во Христе. Только Христос возвращает нашему человечеству истинное, — как говорит преподобный, — «прежнее состояние свободы», то есть свободы не ко греху, а от греха, — ценою Своей Крови, той страшной ценой, которой навеки выкупается человек из рабства греху и смерти». При этом преп. Иоанн подчеркивает значение свободной воли: «Прежде чем грех, греховная страсть сможет проявиться в жизни, душа человеческая должна дать на этот грех (предлагающий себя поначалу в виде помысла) свое согласие. Ибо не возмущаться помыслами человеческому духу невозможно, но в его силе — с помощью Божией их победить» (Макое Г. Сотериология преп. Иоанна Кассиана Римлянина // Вестник Русского Западно–Европейского Патриаршего Экзархата, 1979. № 101–104. С. 170–172). Попутно преп. Иоанном развивается еще и учение о «двух волях» в человеке (аналогичное учению св. Григория Богослова о «двух умах»): «Две воли, существующие в падшем человеке, действуют в нем как два закона: один закон «греха и смерти», а другой — «жизни и свободы», и сила первого настолько велика, что человек, ставший на путь спасительный, решившийся идти к нравственному совершенству путем подвижничества, совершенно бессилен сам побороть в себе закон греха и смерти и необходимо должен прибегать для этого к помощи благодати Божией» (Иерожоняж Феодор (Поздееескмм). Аскетические воззрения преподобного Иоанна Кассиана Римлянина. Казань, 1902. С. 304.
390

Свободная цитата из Исх. 4, 10. Ориген, толкуя это место Священного Писания, замечает, что, по сравнению с египтянами, Моисей обладал удивительным красноречием. Но когда он начал внимать слову Божиему (%M^ire oocern Dei) и воспринимать Божественное красноречие (e/o^Mia ^ioina sMscip-ere), то почувствовал, что речь его — скудна и бедна. См.: Origene. Homelies sur l'Exode / Ed. par M. Bor-ret // Sources chretiennes. № 321. Paris, 1985. P. 90.
391

Древнецерковные писатели мыслили спасение, осуществленное Господом, и как нравственное преображение, и как просвещение ума. Например, Ориген и св. Амвросий Медиоланский «оба и почти в одних и тех же выражениях говорят об огне, принесенном Господом на землю, — об огне, который пылал в кострах прор. Иеремии, в сердцах Клеопы и Луки, которым явился Господь по Своем воскресении. Это — огонь Божественных Писаний, не только просвещающий души людей, но и сожигающий вину, уменьшающий грех; пылающий им мудрец исцеляет тяжкие раны своей души, возбуждается ревностью к добродетели, воспламеняется сердцем, устремляется против опасных порочных наростов» (Адожое И. И. Св. Амвросий Медиоланский. Сергиев Посад, 1915. С. 415). Согласно преп. Макарию, истинные подвижники, воспламенившиеся сердцем и умом, несут данный огонь и в души других людей.
392

Ср. одно место из «Бесед» св. Григория Паламы, который, толкуя 2 Тим. 6, 10, замечает, что апостол не «говорит, что «богатые» уклонились от веры, но «предавшиеся сребролюбию». Согласно святителю, пороком сребролюбия страдают и богатые, и бедные, ибо «страсть к богатству (? πρ?ς πλο?τον ?ρως — Букв.; любовь к богатству) является злом, чем, если не внемлет себе, безрассудно страждет и бедный, и богатый» (Сеятмтель Грм^ормм Положа, орумепмскоп Фессолонмкммскмм. Беседы. Т. III. М., 1994. С. 226. Текст: ΓΡΙΓΟΡΙΟΥ ΤΟΥ ΠΑΛΑΜΑ ΑΠΑΝΤΑ ΤΑ ΕΡΓΑ. Τ. 11. ΟΜΙΛΙΑΣ (ΜΓ'-ΞΓ') // ΕΛΛΗΝΕΣ ΠΑΤΕΡΕΣ ΤΗΣ ΕΚΚΛΗΣΙΑΣ, 79. ΘΕΣΣΑΛΟΝΙΚΗ, 1988. Σ. 580.
393

Фразу ον μ?νος ?στ?ν можно переводить и как «потому что он — один». Однако на греческом Востоке возобладало понимание слова μ?νος (от которого и производится μοναχ?ς; у преп. Макария — μον?ζων) в смысле «единый» (MHMs), а не «одинокий» (so/Ms): оно предполагало внутреннее единство человека (его «собирание себя»), а также его единство в Боге с остальными людьми. Поэтому преп. Иоанн Лествичник и говорит, что «монашеское житие» (μοναδ?χ?ς β<ος) возможно не только для собственно монашествующих, но и для женатых и живущих в миру христиан. На латинском Западе, за исключением блж. Августина и св. Григория Двоеслова, возобладало внешнее понимание слова «монах», которое закрепил, вслед за блж. Иеронимом, Исидор Севильский, переводящий rnoHacAMs как smgM/ans («отдельный», «одинокий») (см.: DeMers F. Monachos: solitaire, unanime, recueilli // Fructus Cen-tesimus. Melanges offerts a Gerard J. M. Bartilink a l'occasion de son soixantecinquieme anniversaire. Steen-brugis, 1989. P. 91–104). «Внутреннее» понимание монашества в православной традиции хорошо выразил один современный инок: «Ошибочно мнение, что когда человек погружается в самого себя — он уходит от людей и теряет с ними связь. Никогда человек не бывает таким одиноким, как когда он разменивается на внешнее общение, на «жизнь в обществе». Никто не достигает такого чуткого понимания чужой жизни, как отшельник, молитвенно приникший к Первоисточнику жизни. Внутреннее делание есть работа не для одного, а для всех. Настоящее основное дело человека состоит в действенном утверждении себя в Первоисточнике жизни, в творческом усилии укрепиться в Нем и тем действенно осуществить смысл жизни. Оно состоит в молитвенном подвиге, обращенности нашей души к Богу, в подвиге борьбы с нашей гордыней, нашим эгоизмом. Чтобы творить добро людям, надо иметь само добро. Добро есть реальность, которую мы должны добыть, которою должны обладать, прежде чем благодетельствовать другим. Добывает и накопляет добро только подвижник и каждый из нас — поскольку он посвящает свои силы внутреннему подвигу» (Харитон, игужен. Аскетизм и монашество. Сортавала, 1943. С. 37).
394

Сходные мысли высказываются и преп. Иоанном Кас–сианом Римлянином, который говорит о «трех отречениях» от мира: «Первое отречение то, когда телесно оставляются все богатства и стяжания мира, то есть вообще оставляется внешний мир и условия обычной жизни. Вторая степень отречения, когда оставляются прежние нравы и порочные страсти, как телесные, так и душевные; третье отречение то, в котором, отвлекая ум свой от всего настоящего и видимого, созерцаем только будущее и желаем невидимого» (Феодор (Лоз–деееским), иерожонах. Указ. соч. С. 155).
395

Ср. определение «монаха» у преп. Максима Исповедника в его «Главах о любви»: «Монахом является тот, кто удалил ум свой от материальных вещей и пребывает в Боге через воздержание, псалмопение и молитву» (Творения преподобного Максима Исповедника. Кн. I. М., 1993. С. 114).
396

Выражение μον?,ζων. ? νο?ς находит отклик у Евагрия, который также говорит об «уме–монахе» (νο?ς μοναχ?ς), обозначая этим выражением ум, достигший высот тайнозрения, осиянный благодатным сиянием Фаворского Света и сам ставший «светом». См.: Foagrios Ponii^os. Briefe aus der Wuste. Eingeleitet, ubersetzt und kommentiert von G. Bunge. Trier, 1986. S. 88–89.
397

Принцип «синэргии», лежащий в основе всей православной сотериологии, формулируется здесь преп. Макарием с предельной четкостью. Ибо «спасение не может быть каким-нибудь внешне–судебным или физическим событием, а необходимо есть действие нравственное; и как таковое оно необходимо предполагает в качестве неизбежнейшего условия и закона, что человек сам совершает это действие, хотя и с помощью благодати. Благодать, хотя и действует, хотя и совершает все, но непременно внутри свободы и сознания» (Сер2мм (Сжра2ородскмм), орхмепмскоп. Православное учение о спасении. М., 1901. С. 161–162).
398

Утверждая, что монах должен быть δ?αχρ?τ?χος, преп. Макарий обозначает этим словом одну из высших способностей, являющуюся существенной гранью истинного богомудрия. Ср. одно высказывание блж. Диадоха, который, говоря о «богослове» и «гностике», так определяет их: «Богослов, в душе услаждаясь самими словесами Божиими и воспламеняясь [ими], достигает мер бесстрастия в потребных для него широтах. гностик же, укрепляемый опытом, соответственно действию, становится выше страстей. Но и богослов, если более смиренно расположит себя, достигнет гностического опыта, и гностик, если будет иметь рассудительную часть души (τ? δ?αχρ?τ?χ?ν τ*% ψυχ?ς μ?ρος. лучше перевести: «различающую часть души». — А. С.) непогрешающей, отчасти достигнет созерцательной добродетели» (Попое Α? Блаженный Диадох. С. 392–392).
399

Скрытая аллюзия на Гал. 5, 24 и 6, 14. преп. Иоанн Кассиан, затрагивая вопрос, насколько возможно человеческой природе быть безгрешной, также ссылается на эти строки послания св. апостола Павла, приводя пример святых, которые «распяли плоть свою со страстями и похотями» и для которых «мир был распят». Но даже такие святые люди, не только вырвавшие все корни порока из своего сердца, но и изгнавшие саму память и помыслы о грехах (cogifa-fiones ac rnernonarn peccafomrn), никогда не признавали себя безгрешными. См.: Jean CaMsen. Conferences. T. III / Ed. par E. Pichery // Sources chretiennes. № 64. Paris, 1959. P. 167.
400

Ср. выше первое послание св. Аммона, где говорится о познании душой Бога посредством «собирания себя», требующего отречения от всякого «развлечения». См. также одно изречение аввы Пимена: «Развлечение есть начало [всех] зол» (?ρχ? χαχ?ν εστιν ? περισπασμ?ς) (ΤΟ ΓΕΡΟΝΤΙΚΟΝ. Σ. 89).
401

Глагол ρεμβω для обозначения «блуждания (кружения, развлечения)» ума часто употребляется в святоотеческой письменности. Так, св. Григорий Богослов призывает к тому, чтобы мысль была целомудренной (девственной: παρθενευετο χα< ? δι?νοια), не кружила и не заблуждалась (μ? ρεμβεσθω χα< πλαν?σθω), а также не запечатлевалась образами лукавых деяний (см.: Cfegoife ^e Nazianze. Discorus 32–37 / Ed. par C. Moreschini et P. Gallay // Sources chretiennes. № 318. Paris, 1985. P. 294; Сеж. Григории Богослое. Слово 37, 10 // Сеж. Григории Богослое. Творения. Т. 1. С. 437). Преп. Макарий неоднократно использует данный глагол. В частности, он, говоря о молитве, замечает, что «кружащиеся помыслы следует собирать воедино, различая естественные помыслы от лукавых» (Die 50 geistlichen Homilien des Makarils. S. 66). Активно он использует и существительное ρεμβασμ?ς («блуждание, кружение» помыслов или ума), производное от указанного глагола (см.: ^c^M/ze O. Makarios/Symeon als Lehrer des Gebetes // Makari-os-Symposium uber das Gebet. Abo, 1989. S. 33–34).
402

Нерадение (?μελε?α) всегда рассматривалось в аскетической письменности как один из главных пороков. Например, авва Дорофей постоянно предостерегает иноков в отношении этого порока, говоря, что даже малое нерадение подвергает нас большим опасностям. См.: DorofAee ^e Gaza. Oeuveres spiritu-elles. P. 356.
403

Указание εχεΓτελεΓτα? достаточно неопределенно, но его следует, скорее всего, соотносить с любовью, деятельно осуществляемой (εν εργω α?τ^ν επ?τελεσα?) монахом через его служение (δ?? τ^ς λατρε?ας), то есть в первую очередь через молитву.
404

Говоря, что «закон» (т. е. Ветхий Завет) излагает многие таинства сокрытым образом (πολλ? δ<ηγε<τα? μυστ^ρ?α χρυπτως), преп. Макарий в целом разделяет «александрийский подход» к Священному Писанию, который обрел четкие формы уже у Климента Александрийского, также говорившего о «таинствах, сокрытых в пророчествах, то есть в Писании» (MoH^eserf С. Clement d'Alexandrie. Introduction a l'etude de sa pensee religieuse a partir de l'Ecriture. Aubier, 1944. P. 106). Однако далее преп. Макарий противопоставляет «чтение» молитвенному служению, что на первый взгляд противоречит мнению большинства святых отцов, всегда указывавших на духовную пользу, приносимую чтением Писания. Ср., например, преп. Нила, который говорит: «Прекрасны молитва и чтение; они прекращают суетное скитание мыслей, связуя помысл кружащийся, на чем не должно, и с пользою удерживая его при себе нимало не развлекаемым в сем прекрасном занятии». Правда, преп. Нил поставляет молитву в «духовно–иерархическом плане» выше чтения, но отнюдь не сомневается в значении и пользе последнего (см.: Творения преподобного отца нашего Нила, подвижника Синайского. Ч. I. М., 1858. С. 16–20). Исходя из такой высокой оценки чтения Писания у отцов Церкви, можно предположить, что в данном случае преп. Макарий говорит о поверхностном и как бы «внешнем» чтении, которое не идет рука об руку с молитвой и даже является ее противоположностью, ибо стремится заменить собой молитву.
405

Говоря о «строгости» (Букв.; тщательности во всем — ?χρ?β?ς ?στ?ν ε<ς π?ντα) Господа, преп. Макарий, вероятно, имеет в виду Его справедливость (понимая ?χρ?β?ς в смысле «праведный» — δ?χα?ος), которая неразрывно связана с «щедростью» (δαψ?λ?ς — «обильный», «щедрый») Господа.
406

Данная «Беседа» во многом совпадает с 10–м посланием преп. Аммона, сохранившимся в сирийском переводе. См.: Ammonii Eremitae Epistolae. Syriace edidit et praefatus est M. Kvosko // Patrologia orien-talis. Т. X, fasc. 6. Paris, 1915. P. 595–598.
407

Ср. Мф. 10, 35–38. В другой «Беседе» преп. Макарий говорит: «Кто избрал жизнь монашескую (μον?ρη β<ον), тот должен считать чуждыми и посторонними для себя все мирские вещи. Ибо кто действительно следует за крестом Христовым, тот должен, отрекшись от всего, даже от души своей, иметь ум пригвожденным к любви Христовой, то есть предпочесть Господа родителям, братьям, жене, чадам, родству, друзьям, имуществу» (Die 50 geistlichen Homilien des Makarios. S. 296). Когда преп. Макарий говорит о «ненависти к миру», то, естественно, следует помнить о том специфическом значении, которое имеет в подобного рода контекстах слово «мир». В аскетической письменности встречается достаточно много мест, посвященных пониманию данного слова. Например, преп. Исаак Сирин говорит: «Слово «мир» есть собирательное понятие, объемлющее так называемые страсти (χ?σμος εστ?ν ονομα περιεχτιχον επιπ?πτον επ? τ? ε?ρημενα π?^η)» или иначе: «мир есть плотское житие и мудрование плоти (? χ?σμος εστ<ν ^ διαγωγ? ^ σαρχιχ^, χα< τ? φρ?νημα τ^ς σαρχ?ς)». (ΤΟΥ ΟΣΙΟΥ ΠΑΤΡΟΣ ΗΜΩΝ ΙΣΑΑΚ ΕΠΙΣΚΟΠΟΥ ΝΙΝΕΥΙ ΤΟΥ ΣΥΡΟΥ ΤΑ ΕΥΡΕΘΕΝΤΑ ΑΣΚΗΤΙΚΑ. ΘΕΣΣΑΛΟΝΙΚΗ, 1977. Σ. 131–132). Что же касается «ненависти к отцу, матери» и т. д., то объяснение этому дается у ряда отцов. См., например, у Феодора (Псевдо–Феодора) Эдесского: «Всякий, препятствующий нам в исполнении заповедей Божиих, будь то отец, или мать, или кто-нибудь другой, мерзок и ненавистен нам да будет (βδελυχτ?ς ^μΓν ?στω χα< μισητ?ς)» (ΦΙΛΟΚΑΛΙΑ. ΤΟΜΟΣ Λ. Σ. 304–305). Св. Григорий Палама в своем «Десятисловии» объясняет связь этих слов Господа с известной заповедью: «Чти отца твоего и матерь твою» (Исх. 20, 12); отца и мать следует любить и почитать после Бога (μετ? Θε?ν), если любовь к ним содействует (συνεργε?) любви к Богу. А если любовь к родителям препятствует и мешает спасению, то тогда и следует вспомнить об указанных словах Господа (см.: ΦΙΛΟΚΑΛΙΑ. ΤΟΜΟΣ Δ. Σ. 119). Поэтому «христианские подвижники считали отречение от мира необходимым средством воспитания в себе любви к Богу и ближнему». В аскетических творениях святых отцов имеются многочисленные указания «на тот психологический закон, в силу которого привязанность к миру неизбежно должна ослаблять чувство любви к Богу. Запас чувств у каждого человека строго ограничен, поэтому его экстенсивность всегда идет в ущерб его интенсивности… Особенно это бывает заметно на любви, чувстве, определяющем по большей части главный интерес жизни. Возникновение такой преобладающей цели жизни и обусловливается некоторого рода исключительностью и развивает ее в человеке. Пока нас увлекают многочисленные предметы, окружающие нас, мы не можем предаться всецело чему-нибудь одному, но, раз создавши для себя главный интерес жизни, мы охладеваем ко всему прочему. Точно так же, когда человек поставляет своей задачей возлюбить Бога всем сердцем и всею мыслью своею (ср. Мф. 22, 37), то ясно, что для достижения этой цели он должен беречь свое чувство и свою мысль и не уделять их ничему другому, кроме Бога. Такая исключительная преданность мысли и чувства Богу не терпит, однако, никакого ущерба, если человек любит своих ближних, потому что всецелая преданность к Богу и выражается именно в бескорыстном служении ближнему. Бог и ближний сливаются в этом случае как бы в один объект любви, и потому никакого антагонизма между любовью к Богу и ближнему быть не может» (Попое И. Д. Естественный нравственный закон. (Психологические основы нравственности). Сергиев Посад, 1897. С. 281–282).
408

Это обозначение, восходящее к св. апостолу Павлу (1 Кор. 3, 1–3; Рим. 8, 5–13), стало обычным у отцов Церкви. Уже св. Игнатий Богоносец говорит, что «плотские не могут совершать дел духовных (ο< σαρχ?χο? τ? πνευματ?χ? πρ&σσε?ν ο? δ?νατα?), а духовные — творить дел плотских, как вера не может совершать дел безверия, а безверие — дел веры» (jgHace ^'AHfiocAe. Po/y-ca? pe SmyrHe. Lettres. P. 64). Сам преп. Макарий в своих творениях не раз обращается к теме людей «плотских» и «духовных». См., например, одно его высказывание: «Духовные [люди] по своему внутреннему устроению суть враги [людей] плотских. [Живые существа,] обитающие и питающиеся в воде, не переносят жизни на суше, но гибнут, извлеченные из воды, а [существа,] населяющие землю, избегают пребывания в воде, ибо им противна жизнь в [водной] глубине. Подобным же образом и христиане, озабоченные и вовлеченные в дела века сего, удручаются ими и кажутся в некотором роде придушенными. А [люди] плотские, удаляясь от материальных [забот] и вынужденные прилагать старания к духовному, испытывают головокружение, стеснение и удушье» (см. наш перевод: Преподобным Мокормм Д? миетскмм. Новые поучения // Символ. 1991. № 26. С. 239). Достаточно подробно проблему духовного, душевного и плотского исследует преп. Максим Исповедник в одном из своих посланий к авве Фалассию. Он говорит, что есть три вещи, которые побуждают человека к действию и к которым он устремляется посредством своей свободной воли и произволения (πρ?ς & βουλ?σει τε χα< γν?μη χατ? προα/ρεσιν χινε?ται). Они суть: Бог, природа и мир (χ?σμος). Влечение к одной из этих вещей исключает тяготение к другой, и подобное влечение изменяет и формирует человека соответственно тому, к чему он устремляется. Поэтому когда человек устремляется к Богу, то такое стремление поставляет его превыше естества (?π?ρ φ?σιν), делает «богом по усыновлению» (θε?ν πο<ε<ν θ?σει) и приводит к обожению (θ?ωσιν). Когда же он тяготеет к природе, то становится «естественным человеком» (φ?σει τ?ν ?νθρωπον), находясь «между Богом и миром». А когда его влечет мир, то действиями человека руководит только плоть, и он превращается в скота; обуреваемый страстью, он отступает от Бога и начинает творить противоестественное (τ? παρ? ποινε?ν). Соответственно все эти категории людей получают наименования духовных, душевных и плотских (см.: PG. T. 91. Col. 445–448). Антитеза духовных и плотских прослеживается и у преп. Симеона Нового Богослова, который говорит, что Святой Дух познается из Его действий в человеке. Все крестившиеся в Святом Духе и облекшиеся во Христа суть сыны света и ходят в Свете невечернем: глядя на мир, они не видят его, а слыша мирское, не слышат его. Плотские же люди, наоборот, видя Божественное и слыша о Нем, не понимают этого и не могут вместить исходящее от Духа (ο? συνι?σιν ο?δ? χορεΓν δ?νανται τ? το? Πνε?ματος) (см.; ^yrneon /e NoMoeaM 7%eo/ogien. Chapitres theologiques gnostiques et pratiques. P. 92).
409

В сирийском переводе указанного послания св. Аммона: «теплоту умиротворяющую, разумную и терпеливую» (pac^canfern, fafiona/ern, pafienfern^Me).
410

Сирийский текст опять отличается от греческого: «Ибо первая теплота — взволнованная и неразумная, а вторая — лучше ее. Она дарована здесь, чтобы человек, пока он ведет [духовную] брань, видел духовное, имея перед тобой [упование] на невозмутимый покой». Учение о «теплоте» (θ?ρμη), насколько нам известно, не встречается в творениях преп. Макария, но оно характерно для св. Аммона (см. выше). Это понятие, обычно связываемое с опытом благодати, довольно часто употребляется в аскетической письменности. Так, блж. Диадох, ведя речь о душе, «подвергающейся действию Бога» (τ?ς ?νεργουμ?νης ?π? Θεο? ψυχ?ς), говорит, что она, даже впав в раздражение, не расторгает узы любви, ибо воскрешает («вновь возжигает») себя с помощью теплоты любви Божией (τ? γ?ρ θ?ρμη τ?ς αγ?πης το? θεο? ?ναζωπυρο?σα ?αυτ?ν). См.: Dia^o^Me ^e PAofice. Oeuvres spirituelles. P. 92.
411

Сирийский перевод: «чтобы во всем быть твердыми (firmi)».
412

Выражение τ? τ?ς χαχ?ας ?ρ?στερ?ν μ?ρος указывает на традиционное соотнесение зла с «левым» (ср. Иона. 1 4, 11). В «Духовных беседах» преп. Макарий говорит: «Если кто здесь не искал и не принял жизнь для души [своей] — Божественный свет Духа, то при исходе своем из тела он отделяется в левые места тьмы (?ν ?ρ?στεροΓς τ?πο?ς το? οχ?τους) и не входит в Царство Небесное, обретая конец свой в геенне вместе с диа–волом и ангелами его» (Die 50 geistlichen Homilien des Makarios. S. 243).
413

Фраза ταΓς ?πλουστ?ρα?ς ψυχαΓς, возможно, служит отзвуком той определенной дисгармонии между немудрствующими по вере и учеными богословами, которая наметилась в Александрийской церкви в конце II-III вв. (см.: Histoire de l'Eglise. T. 2. De la fin du 2–e siecle a la paix constantienne par J. Lebreton et J. Zeiller. Paris, 1935. P. 361–374). В египетском монашестве эта дисгармония приобрела формы определенной оппозиции между учеными иноками и простецами, приведшей к столкновению оригенистов и антропоморфитов. См. наше предисловие к переводу творений Евагрия Понтийского: Творения аввы Евагрия. С. 35–41.
414

Подчеркивая неразрывную связь агапе и гноси–са, преп. Макарий органично вписывается в предшествующую александрийскую традицию, ясно выраженную уже у Климента Александрийского (см.: Morf/ey P. Connaissance religieuse et herme-neutique chez Clement d'Alexandrie. Leiden, 1973. P. 138–143). Эта традиция ярко запечатлелась и в сочинениях Евагрия Понтийского, который, например, в произведении «К монахам» (3) говорит: «Вера есть начало любви, а конец любви — ведение Бога». Причем, как отмечает Й. Дрисколл, эта сентенция Евагрия не означает, что любовь для Евагрия является неким незначительным промежуточным этапом на пути к «гносису», ибо ведение Бога есть ведение Того Бога, Который есть Любовь. Поэтому и агапе является существеннейшим и неотделимым элементом гносиса. См.: Dnsco//J. The «Ad Monachos» of Evagrius Ponticus. Its Structure and a Select Commentary. Romae, 1991. P. 166–168).
415

Полагая неведение (γνοιαν) в качестве причины всех пороков, преп. Макарий опять примыкает к традиции александрийского православного гносиса. Ср. у Климента Александрийского: «Есть два начала (χαα) всякого греха: неведение и немощь» (цит. по: Lam pe G. W. H. Op. cit. P. 21). Эта традиция нашла свое продолжение и у Евагрия, который часто сополагает порок и неведение. Например, в «Схолиях на Книгу Екклесиаста» он замечает: «Спаситель в Евангелиях повелевает человеку бодрствовать и молиться, чтобы не впасть в искушение (Мф. 26, 41). Ведь сон разумной души есть неведение и порок (πνος γγγ λογιιις ψυχχς γνοια αα αααα)» (Evagre le Pontique. Scholies а l'Ecclesiaste / Ed. par P. Gehin // Sources chrйtiennes. № 397. Paris, 1993. P. 118). Данная традиция прослеживается и в последующей аскетической письменности. Так, преп. Марк Подвижник говорит, что «разумение (τον λογ?σμ?ν) омрачается неведением — причиной всех зол»; неведение он еще называет матерью и кормилицей всех зол или корнем их (см.: ΦΙΛΟΚΑΛΙΑ. ΤΟΜΟΣ Λ. Σ. 129, 136, 137).
416

Фраза πατ? τον ?ποστολ?χ?ν χαρακτ?ρα отражает тот факт, что монашество всегда рассматривалось и рассматривается как стремление во всей полноте осуществить христианский идеал, ясно намеченный святыми апостолами. Так, согласно преп. Иоанну Кассиану Римлянину, «практика жизни монахов–подвижников и возникла из стремления некоторых христиан сохранить совершенство жизни и «горячность апостольскую», и в этой высокой цели своей жизни они и имели оправдание своего звания» (Феодор (Лоздееескмм), мерожо–нох. Аскетичежие воззрения преподобного Иоанна Кассиана Римлянина. С. 80–81). Эта же идея ясно выражается преп. Пахомием Великим, считающим монаха «истинным христианином по преимуществу». Его ученик, преп. Феодор, говорит о «святой кино–вии», которая являет на земле «жизнь апостоль^ую» тем, которые желают быть «по образу апостолов» (см.: BacAf Н. Pakhome et ses disciples (IV-e siecle) // Theologie de la vie monastique. Etudes sur la Tradition patristiques. Aubier, 1961. P. 60–67).
417

Слова <ερ?ν τε συγκρ?τημα κα< στ?φος αδελφ?τητος предполагают взгляд на монашество как на «регулярную часть» воинства Христова, противостоящего бесовской рати.
418

На это место послания св. апостола Павла преп. Макарий часто ссылается в своих творениях. Так, он говорит о душе, «пришедшей в меру полного духовного возраста и ставшей наследницей Царства»; когда душа достигает такого возраста, то ум, пребывая в великом покое и не отягощенный земными заботами, легко «перелетает с холма на холм и с горы на гору», то есть возносится из мира сего в мир горний и из века сего в век блаженный, нетленный и беспредельный. См.: PseM^o-Macaife. Oeuvres spi-rituelles. P. 170, 184.
419

Призыв к исследованию (τ^ν επ?σχεψιν) и тщательному рассмотрению (?χριβως επισχεπτομενοις) написанного весьма показателен. Он свидетельствует о том, что преп. Макарий, как большинство святых отцов, отнюдь не считал свой личный духовный опыт абсолютным критерием аскетической (и вообще христианской) жизни. Данный опыт, по мысли преподобного, обретает общезначимую ценность, то есть становится «знанием добродетели» (τ^ν εΓδησιν ?ρετ^ς), лишь при проверке его духовным опытом других подвижников.
420

Преп. Макарий не приводит целиком «формулы» (σ?νταγμα) крещального символа, а лишь в общих чертах суммирует его содержание. Р. Штаатс в своем комментарии к указанному месту констатирует близость этого символа к вероучительному постановлению отцов Второго Вселенского Собора, как его передает блж. Феодорит Кирский в своей «Церковной истории». Однако, на наш взгляд, текст этого постановления лишь очень отдаленно напоминает текст символа у преп. Макария. В постановлении говорится об «одном Божестве, силе и сущности» (θε?της χα< δυν?μεως χα< ο?σ?ας μι&ς) Отца и Сына и Святого Духа в трех совершенных Ипостасях или Лицах, а также употребляются другие понятия и выражения, чем в символе у преп. Макария (см.: Theodoret Kirchenge-schichte / Hrsg. von L. Parmentier und F. Scheidweiler. Berlin, 1954. S. 292). Очень отдаленное сходство имеет текст преп. Макария и с окончательной редакцией «Никео–Цареградского символа» (см. анализ этого символа в кн.: Ofdz ^e LfAma 7. Nicee et Constantinople. Paris, 1963. P. 182–205). С уверенностью можно только сказать, что крещальный символ, на который ссылается преп. Макарий, возник явно после Никей–ского Собора, ибо об этом свидетельствует выражение «единосущие Троицы» (τ% Τρ?αδος τ? ?μο?σιον). Другое выражение — «единая воля» (εν θ?λημα) — намекает на тот аспект православной триадологии, который впервые затронул Ориген, а затем развили святые Афанасий Александрийский и Василий Великий (см.: Presfige G. — ?. Dieu dans la pensee patristique. Au-bier, 1955. P. 216–217). Поэтому можно предположить, что крещальный символ, упоминаемый преп. Макарием, датируется, скорее всего, третьей четвертью IV в.
421

Преп. Макарий скромно именует свое послание ?π?μνησ?ν.
422

Говоря, что страсти греха «возникли в душе и теле позже» (?στερον γεγ?νασασ? τ? ψυχ? κα? τω σ?ματ?), преп. Макарий выражает общую святоотеческую точку зрения на проблему зла (греха). См. выше примеч. 63 к «Духовным беседам». Возможно, здесь наличествует также скрытая полемика против манихеев, утверждающих субстанциальность зла и считающих, что тело по природе своей греховно, а поэтому отрицающих воскресение тел, отвергающих брак и т. д. В IV-V вв. манихеи развернули активную пропаганду своего учения среди египетских христиан, пытаясь проникнуть и в монашескую среду (см.: SfroMms G. G. The Manichaen Challenge to the Egyptian Christianity // The Roots of Egyptian Christianity. Philadelphia, 1986. P. 307–319). Впрочем, данная попытка не имела особого успеха, ибо встретила решительный отпор со стороны иноков, в том числе — со стороны иноков–коптов (Шенуте и др.). См.: /o^HsoH D. W. Coptic Reactions to Gnosticism and Manichaeism // Le Museon. T. 100. 1987. P. 199–209.
423

Выражение δ?? του ?γιου τ?ς τρ?σμαχαρ?ας επονομασ?ας βαπτ?σματος указывает, вероятно, как на все Таинство Крещения, так и на тот момент его, когда священник произносит слова: «Крещается раб Божий такой-то во имя Отца, аминь; и Сына, аминь; и Святого Духа, аминь». Сходное выражение встречается в «Псев–до–Климентинах»: ?πολουσ?μενο? επ? τ? τρ?σμαχαρ?α επονομασ?α. См.: Zampe G. W. R. Op. cit. P. 541.
424

Преп. Макарий затрагивает аспект экклесиологии, который верно характеризует владыка Иларион Троицкий: «Единая Церковь для христиан с самого первого времени была не каким-либо умопостигаемым предметом веры, а самым реальным фактом. Об единой видимой Церкви проповедовали св. апостолы, сами они основали единую Церковь, и с самого начала существовала та же единая Церковь» (Уром^-кмм Д. Очерки из истории догмата о Церкви. Сергиев Посад, 1912. С. 60).
425

В данном случае преп. Макарий описывает процесс духовного преуспеяния в его целокупности, но в других своих творениях он выделяет ряд этапов, ведущих к совершенству. Так, в «Беседе» 8, 4 он говорит о «двенадцати ступенях», которые нужно преодолеть, чтобы достичь совершенства (см.: Die 50 geistlichen Homilien des Makarios. S. 80–81). Достижение же высшей ступени совершенства для преп. Макария немыслимо без любви, которая есть как бы «альфа» и «омега» всего тайнозрительного богословия преподобного (см.: Р. N. The Idea of Perfection in Christian Theology. London, 1934. Р 185–187).
426

Так, думается, лучше переводить эту фразу: τ^ς προνο<ας αν?γκης °6ψ. Обычно христианские писатели, в противоположность античным языческим, стремились разграничить понятие «Промысла» (πρ?νο?α) от понятий «необходимости» (αν?γκη) и «судьбы» (ειμαρμ?νη) (см., например: Се. Иоанн ^ажаскмн. Точное изложение православной веры. СПб., 1894. С. 105–107). Преп. Макарий же сближает их, полагая, видимо, что понятие «Промысл» является более широким и включает в себя более частное и подчиненное понятие «необходимости». Можно привести сравнение с Ориге–ном, говорящим, что «Божий Промысл объемлет все (π?ντα ? θε?α περ?ε?ληφη πρ?νο?α)» (Ongene. Contre Celse. T. IV / Ed. par M. Borret // Sources chretiennes. № 150. Paris, 1969. P. 338). Поэтому, если следовать логике такого рассуждения, естественные законы подчинены Промыслу; они действуют с необходимостью до тех пор, пока Бог позволяет им так действовать; но в любой момент Он Своей волей может вмешаться в их течение, изменить, преобразить или сделать недейственными данные законы. Об этом хорошо говорит Немесий: «Не все, соответствующее Промыслу, принадлежит природе (ο? π?ντα δε τ? χατ? πρ?νοιαν της φ?σεως), если даже относящееся к природе происходит по Промыслу. Ибо многое из того, что по Промыслу, не является действиями (εργα) природы. Ведь природа есть часть Промысла, а не является само–промыслом (ο?χ α?τοπρ?νοια)» (Nemesii Emeseni De natura hominis / Edidit M. Mo-rani. Leipzig, 1987. S. 128). Примечательно также, что св. Григорий Нисский говорит о «последовательности природы, руководимой Божией волей и Божиим законом (? δε τ^ς φ?σεως ?χολουθ?α, θε<ω βουλ?ματι χα< ν?μω διαταχθεΓσα) (Cfegoife ^e Nys. se. Discours catechetique / Ed. par L. Meridier. Paris, 1908. P. 132).
427

Глаголы «определил» (ωρισε) и «установил» (εθετο) показывают, что как естественные законы природы, так и законы духовной жизни, необходимо включающие в себя свободное произволение человека, имеют своим источником Бога и объемлются Его Промыслом.
428

Так цитирует преп. Макарий. В «Беседе» 19, 2 он сочетает это евангельское изречение с другим (Лк. 13, 23), поясняя, что истинному христианину следует всегда иметь в памяти, в качестве образца (?σπερ υπογραμμ?ν), житие, смирение и кротость Господа; ему необходимо быть терпеливым в молитвах, всегда веруя и прося, чтобы Господь вселился в него и соделал душу его Своей обителью. Таким образом, то, что христианин теперь делает «с принуждением внимающего сердца» (μετ? β?ας ?χο?σης της χαρδ?ας), это он будет потом совершать добровольно (εχουσ?ως), постоянно приучая себя к благу. См.: Die 50 geistlichen Homilien des Makarios. S. 183–184.
429

В другом своем творении преподобный также говорит о необходимости «благого и прекрасного служения заповедям Христовым (των εντολ?ν το? Χρ?στο? δουλε?ν)» и «всякого благоугождения (ε?αρεστησ?ν) Богу». См.: PseH^o-Macaire. Oeuvres spirituelles. P. 212.
430

Буке.: дополнительно приобретает (προσχτ&τα?) причастие Духу. Тема «причастия (сопричастия) Духу» постоянно звучит в творениях преп. Макария. Например, он говорит о христианах, верующих в простоте и бесхитростности сердца и приходящих к всемогущему Богу, дарующему причастие Духу (το? πνε?ματος τ^ν μετουσ/αν) ради веры, а не ради не могущих сравниться с ней «деяний естества» (φ?σεως ?ργων) (см.: Ma^an-os/Sy^eoH. Reden und Briefen. Bd. II. S. 48). Эта же тема характерна и для многих других православных аскетических писателей. В частности, преп. Никита Стифат связывает ее с темой бесстрастия и замечает, что бесстрастию свойственно (<'δ<ον) «ведение сущих, созерцание логосов творения и причастие Святому Духу» (ΦΙΛΟΚΑΛΙΑ. ΤΟΜΟΣ Δ. Σ. 336).
431

Опять с предельной четкостью выражается идея православной «синэргии» (см. выше примеч. 18 и 69 к «Духовным беседам»). Эта идея, унаследованная от предшествующей святоотеческой традиции, легла в основу и поздневизантийского исихазма, получив свое наиболее полное развитие в трудах св. Григория Паламы (см.: MeyH^or^/. Introduction a l'etude de Gregoire Palamas. Paris, 1959. Р. 43, 179, 232–234). Именно данная идея является одним из самых существенных пунктов коренного отличия христианства восточного (греческого) от западного (латинского), которое можно определить как «христианство закон–ническое». Даже у таких, казалось, непримиримых оппонентов, как блж. Августин и Пелагий, эта «закон–ническая суть» латинского христианства выступает с предельной отчетливостью. Ибо «оба проповедуют сиясенме ио закону, оба возводят закон в абсолютный принцип. Но у Пелагия верховный принцип есть закон, как енемняя эмпирическая норма, от соблюдения которой зависит спасение, тогда как у Августина верховное начало есть предвечный Божественный закон, как предопределение. Коренное различие между тем и другим заключается в том, что у Пелагия исполнительница закона есть свободная человеческая воля, а у Августина — благодать, действующая по предопределению. Один приписывает спасение одностороннему действию человека, другой — Божества». А «поскольку закон возводится в верховный и абсолютный принцип, между благодатью и свободой нет возможного примирения. Если благодать может торжествовать лишь через уничтожение человеческой свободы, то по отношению к человеческой воле она есть безусловно чуждый и внешний закон. Постольку и свобода есть безусловно враждебный благодати принцип. Если закон есть всеобщий и необходимый способ действия благодати, то благодать и свобода суть вечно внешние, чуждые и взаимно враждебные друг другу сферы. Для христианства законнмческо^о весь спор о благодати есть лишь безысходное противоречие: оно должно вечно колебаться между противоположными и одинаково неудовлетворительными решениями Августина и Пелагия» (Трубецком F. R. Религиозно–общественный идеал западного христианства в V веке. Ч. I. Миросозерцание блаженного Августина. М., 1892. С. 209, 212). Такого безысходного противоречия лишено Православие как релм-2мя Любем. Творения преп. Макария являются ярким свидетельством этого.
432

Если чуть выше преп. Макарий употреблял термин χ?θαρσ?ς, то в данном случае он использует сродное понятие χαθαρ?σμ?ς. Идея катарсиса, в различных своих аспектах (применительно к Таинствам Крещения и Исповеди, мученичеству, духовному преуспеянию и т. д.), была широко распространена в святоотеческом богословии. Так, св. Григорий Нисский говорит, что против «лукавых страстей» есть одно противоядие — «очищение душ наших (των ψυχ?ν ημ?ν χ?θαρσις) посредством таинства благочестия (δι? το? μυστηρ?ου της ε?σεβε?'ας)», понимая под этим «таинством» всю христианскую религию, главным моментом которой, определившим все содержание «благочестия», была крестная смерть Господа (см.: Cfegoife ^e Nysse. La vie de Moise / Ed. par J. Danielou // Sources chretiennes. № 1 Ms. Paris, 1968. P. 292). В аскетическом ключе тему катарсиса разрабатывает, например, блж. Диадох, который говорит: «Душа, пока она остается без попечения и вся [поражена] проказою сластолюбия, не может чувствовать страха Божия, даже если кто-нибудь непрестанно возвещал ей о страшном и могущественном судилище Божием. Когда же она начнет очищаться посредством усиленного внимания (δι? της πολλ?ς προσοχ?ς), тогда, как некое лекарство жизненное, она ощущает страх Божий, сжигающий ее, словно в огне бесстрастия, действием обличений. Поэтому, постепенно очищаясь, она достигнет потом и совершенного очищения (το τ?λειον το? χαθαρισμο?), настолько преуспевая в любви, насколько уменьшается страх, чтобы таким образом она достигла совершенной любви, в которой, как сказано, нет страха, но всецелое бесстрастие, воз–действуемое славою Божиею» (Помое А'. Блаженный Диадох. С. 44–46). В аспекте тайнозрительного богословия тему катарсиса развивает Дионисий Ареопа–гит, в системе которого χ?θαρσις является одним из ключевых понятий, обозначая первую степень восхождения разумных сущностей к Богу (за очищением следуют озарение — ελλαμψις и совершенство — τελε?ωσις) (см.: Po^Mes P. L'univers dionysien. Structures hierarchique du monde selon le Pseudo-Denys. Paris, 1983. P. 92–94). Сам преп. Макарий сравнительно нечасто употребляет оба указанных термина (χ?θαρσις и καθαρισμ?ς); однако в своих творениях он время от времени говорит об очищении сердца (или просто об очищении) и жизни, которые даровал миру Господь. При этом преподобный акцентирует внутренний аспект очищения, противопоставляя, например, «совершенное очищение в совести» (? χατ? συνε?δησ?ν τελε?α χ?^αρσ?ς) простому «отречению от явных зол». См.: Ma^anos/SyrneoH. Reden und Briefen. Bd. I. S. 24, 183–184, 261.
433

Фраза δ?? τ^ς ?διας ενεργε?ας το πνε?μα εμ^νυσε тождественна по смыслу словам «как это гласит Священное Писание» и предполагает мысль о богодухновен–ности Писания.
434

Эти слова апостола, наряду с другими местами Нового Завета, являлись основой того, что в христианской системе этических ценностей девственная жизнь всегда поставлялась выше жизни в браке. Такое общехристианское убеждение отчетливо выразил, например, Афраат, Персидский Мудрец, для которого «девство и полное целомудрие любезнее и угоднее Богу, чем брачное сожитие». Ибо «вступающие в брак оставляют отца своего (то есть, по толкованию Афраата, — Бога) и матерь свою (Св. Духа) и, прилепившись к жене своей, тем самым прилепляются вообще ко всему земному, мирскому, тогда как девственники в этом неповинны. Отсюда хорош и брак, но девство лучше и много преимуществует пред ним, подобно как небо лучше земли, свет — тьмы, день — ночи, солнце — луны и пр.» (Длммюк И. Иаков Афраат. Его жизнь, творения и учение // Учебнобогословские и церковно–проповеднические опыты студентов Киевской Духовной Академии. Вып. VIII. Киев, 1911. С. 367). Даже такой убежденный сторонник христианского брака, отстаивающий ценность его в полемике с крайностями энкратизма, как Климент Александрийский, остается верным данной аксиологической традиции, восходящей к Новому Завету. Поэтому и он поставляет «совершенное девство» (излюбленными терминами для обозначения его у Климента являются понятия εγχρ?τε?α — воздержание и ε?νουχ?α — скопчество), главным мотивом которого является любовь к Богу, выше брачной жизни (см.: BfOM^eAoMjyJ. P. Marriage et famille chez Clement d'Alexandrie. Paris, 1970. P. 99–113).
435

См. толкование этого места Н. Сагардой, который замечает, что фраза «очищает себя» (?γν?ζε? εαυτ?ν) «указывает на сознательные усилия, которые употребляет верующий, чтобы привести себя в согласие со святыми влияниями, всегда действующими в душе. Человек должен принимать участие в своем спасении, как и Бог. Бог — уготовляет и дает все средства для спасения человека; но последний обязан воспринять их и, при помощи благодати Божией, деятельно провести в свою жизнь». При этом Христос «есть образец, который христианин должен точно воспроизвести в своей жизни: незапятнанная чистота образца обязывает и последователей к самоочищению. Но этот пример мыслится не как внешний образец, а непременное подражание, имеющие основание во внутрен–нейшем общении со Христом» (Ся2ярдя Н. Первое Соборное Послание святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова. Исагогико–экзегетическое исследование. Полтава, 1903. С. 481–482).
436

На этот грех (?ργολογ/α) часто обращали внимание наставники монашества. Например, в «Апофтегмах» передается рассказ аввы Кассиана: «Один старец, живший в пустыне, молил Бога, чтобы Он даровал ему [способность] не дремать во время духовной беседы, но сразу же погружаться в сон, если кто-нибудь станет злословить или пустословить, дабы в уши его не проник такой яд. Он также говорил, что диавол есть усердный ревнитель пустословия (σπουδαστ?ν ε<να? τ^ς ?ργολογ?ας), но враг всякого духовного назидания» (ΤΟ ΓΕΡΟΝΤΙΚΟΝ. Σ. 59).
437

Ср. Еф. 5, 4; в синодальном переводе ευτραπελ?α передается как «смехотворство». Блж. Феодорит по поводу этого места Священного Писания замечает: «Изгоняет из собрания благочестивых и неумеренный смех; потому что его порождают буесловие и кощунство» (Творения блаженного Феодорита. Ч. VII. С. 442–443).
438

В аскетической письменности данное понятие (α?ταρ?σχεια) часто отождествляется с αυθ?δεια («своеволие, самомнение, самоуверенность» и т. д.), будучи противоположностью покорности воле Бо–жией. Поэтому св. Василий Великий называет этот грех «первой и величайшей (πρ?τος μ?ν χα< μ?γιστος) опасностью» для избравших монашеский путь. См.: ΒΑΣΙΛΕΙΟΣ Ο ΜΕΓΑΣ. ΜΕΡΟΣ Γ' // ΒΙΒΛΙΟΘΗΚΗ ΕΛΛΗΝΩΝ ΠΑΤΕΡΩΝ. Τ. 53. ΑθΗΝΑΙ, 1976. Σ. 159.
439

Этот порок (τ?φος) есть разновидность одного из главных грехов — гордыни (?περηφαν?α). См.: Зя–рмн С. Аскетизм. С. 297.
440

Примерно в том же духе толкует указанное место из Евангелия от Матфея и св. Лев Великий, который говорит, что, подвизаясь в добродетелях и осуществляя заповеди, мы должны остерегаться гордыни и все свои свершения относить к славе Божией, поскольку Бог есть «Вдохновитель благих намерений» (Aonamm esf rnspiraior ooMniaiem) и «Виновник благих деяний» (Aonamm es^ aMco ac^onMm) наших (см.: Leon /e Cfan^. Sermons. T. IV / Ed. par R. Dolle // Sources chretiennes. № 200. Paris, 1973. P. 38). В другой своей проповеди св. Лев также говорит, что всякое преуспеяние верующих, соответственно названным словам Господа (Мф. 5, 16), являет присутствие Бога в любой истинной добродетели, ибо она не может существовать без и помимо Бога. См.: Leon /e Cfan^. Sermons. T. I // Sources chretiennes. № 29 Ais. Paris, 1964. P. 286–288.
441

См. толкование этого места у Н. Сагарды: «Христианин может или любить, или ненавидеть; о чем-либо среднем, в смысле безразличного отношения к ближнему, не может быть и речи. Это воззрение имеет свое основание в самом существе нравственной жизни. Отсутствие любви может представляться нам самим безразличным отношением к кому-либо только до тех пор, пока не произошло никакого соприкосновения или столкновения личных интересов; но раз это случилось, недостаток любви предстает в своем истинном свете и непременно обнаруживается как ненависть». Что же касается связи ненависти и человекоубийства, то она объясняется тем, что «в ненависти даны все существенные моменты, которые заключаются в убийстве; по существу, мысли, одушевляющие ненавидящего брата и убивающего его, одни и те же». Следовательно, «ненавидящий брата» («человекоубийца») пребывает в смерти, ибо «истинная жизнь может производить только жизнь; с нею совершенно несовместимо настроение, обнаруживающееся в стремлении разрушить жизнь другого. Но если во внутреннем существе человека нет истинной жизни, — в нем царит смерть, а потому его деятельность направлена на человекоубийство» ( R. Первое Соборное Послание. С. 514–516).
442

В этих рассуждениях преп. Макария проявляется характерное для всех православных подвижников убеждение, что «грех, как греховное дело, есть лишь проявление вовне нашего внутреннего греховного состояния». Поэтому «безразличных в нравственном отношении поступков, строго говоря, у нас нет и не может быть, потому что единение души и тела — единение органическое, жизнь тела и души тесно связана и совершается одна в зависимости от другой. Вследствие этого каждый внешний поступок, хотя бы он по–видимому касался тела, непременно есть и достояние души — факт психологический, и как таковой он осуждается. Точка опоры для нравственного вменения внешнего греха психологически лежит в том бесспорном положении, что душа выше тела и есть начало свободное и управляющее, тогда как тело в отношении души есть начало смертное и руководимое. Итак, всякий грех есть факт психологический и подлежит нравственному вменению. Каждый внешний поступок христианина, будет ли то добродетельный или греховный, должен быть рассматриваем по своей внутренней психологической подкладке, факт внешний должно возводить к его психологическим основаниям» (Соколое Л. Психологический элемент в аскетических творениях и его значение для пастырей Церкви. Вологда, 1898. С. 7, 40).
443

Преп. Макарий придерживается здесь антропологии св. апостола Павла, у которого различие «внутреннего» и «внешнего» человека наиболее ясно выражено в 2 Кор. 4, 16. Для апостола обозначение «внешний человек» (тело) отнюдь не предполагает никаких негативных ассоциаций (тело не является злом); этот «внешний человек» часто отождествляется у него с «ветхим человеком» (Рим. 6, 6 и др.), а «внутренний» — с «новым» (Еф. 4, 24 и др.). Поэтому основной конфликт в жизни человеческой происходит не между «внутренним человеком» и телом, а между «внутренним человеком» и грехом. У св. Павла наличествует «антропологическая дуальность», но отсутствует «антропологический дуализм» (см.: Р. Н. Soma in Biblical theology with Emphasis on Pauline Theology. Cambridge, 1976. P. 135–138). Антропология св. апостола оказала мощное воздействие на все святоотеческое учение о человеке. В частности, влияние ее прослеживается и в посланиях преп. Антония Великого, для которого подлинное «я» человека есть «духовная сущность», которая сотворена, но бессмертна. Преп. Антоний говорит: «Все мы сотворены из одной и той же незримой сущности, которая имеет начало, но не имеет конца». Данная «духовная сущность» («внутренний человек»), хотя и сокрыта в теле («внешнем человеке»), однако не принадлежит ему и не гибнет вместе с ним (см.: PM^enson ^. The Letters of St. Antony. P. 68).
444

Фраза ?αυτο?ς ?ρευνωντες предполагает практику постоянного «испытания себя», которая сложилась в раннем монашестве. На нее, как на «отеческое Предание», ссылается авва Дорофей, который говорит следующее: «Отцы сказали, что человек приобретает страх Божий с помощью памяти смертной и памяти о [вечных] муках, если каждый вечер испытывает себя (ερευν?ν εαυτ?ν), как он провел день, и каждое утро — как прошла ночь» (DorofMe ^e Gaza. Oeuvres spirituelles. P. 230–232). Примерно в том же духе высказывается один из столпов и основателей западного монашества — св. Кесарий Арелатский, согласно которому «каждый инок, прошедши дневное поприще, тайно в сердце своем должен испытывать самого себя и говорить своей душе: «Посмотрю, провел ли я этот день без греха, без зависти, без злословия и ропота. Посмотрю, сделал ли я ныне что-нибудь, служащее к моему усовершенствованию или к назиданию других. Думаю, что ныне я по неразумию разрушил то, что прежде сделал, — сегодня я не повиновался своему старцу, лгал, нарушил клятву, уступил гневу или сластолюбию. Сегодня я больше смеялся, больше ел и пил, больше спал и покоился, чем сколько следовало. Сегодня менее читал, менее молился, чем должно. Кто мне возвратит нынешний день, который я потерял в пустых баснях (или пустой болтовне)?» Таким образом, братие, будем на ложах своих укорять себя за все наши небрежения… Если так будем поступать, мы будем радоваться вашему успеху, а вы будете радоваться приобретенному спасению» (цит. по: Пеенм^кмм Д. Арелатские проповедники. Кесарий Арелатский // Труды Киевской Духовной Академии. 1870, июнь. С. 633–634).
445

Слова τ^ν μον?τροπον ε?^?τητα указывают на состояние души, противоположное состоянию «разорванности сознания и воли», колеблющихся постоянно между добром и злом. Аналогичная мысль выражается преп. Макарием и в другом его творении, где он говорит о необходимости понимания «единовидной правды жизни во Христе» (τ^ν μον?τροπον εν Χρ?στω πολ?τε?ας ε?%τητα). Согласно преподобному, душа, постигшая эту правду, слагает с себя сжуд лм^а (Пс. 43, 16), она не находится уже под властью постыдных помыслов и не вовлекается лукавым в прелюбодеяние, но общается, как «единовидная», с одним только Небесным Женихом. Поэтому такая душа, «сдружившаяся со Словом Божиим, является безукоризненной и единовидной и, соответственно многим преуспеяниям [своим], удостоится в будущем обильных духовных даров и добродетелей» (Ma^anos/ -Symeon. Reden und Briefen. Bd. II. S. 64–65). В данном плане преп. Макария можно сравнить со св. Василием Великим, который в одном из своих аскетических сочинений замечает: «Единовидна жизнь христианина, имеющего одну цель — славу Божию» (ΒΑΣΙΛΕΙΟΣ Ο ΜΕΓΑΣ. ΜΕΡΟΣ Γ'. Σ. 178; Сеж. Дясмлмм Делмкмм. Правила, пространно изложенные 20, 2 // Сеж. Дя–смлмм Делмкмм. Творения. Т. 2. С. 186).
446

Это изречение является, вероятно, свободной парафразой Втор. 22, 10. Далее следуют столь же свободные парафразы Втор. 22, 11 и 22, 9 (Лев. 19, 19). Последняя цитата в этом параграфе не отождествляется.
447

Высказывания о «двух духах» и «двух ликах» (лицах) в чисто внешнем плане напоминает учение мессалиан. Блж. Диадох сообщает об этом учении следующее: «Некоторые предполагали, что благодать и грех, то есть Дух истины (το πνε?μα τ^ς ?ληθε/ας) и дух обольщения (το πνε?μα τ^ς πλ?νης), одновременно скрываются у крещаемых в уме; они, как два лица (δ?ο πρ?σωπα), вместе присутствуют в сердцах верных», а поэтому «в уме подвизающихся существуют две, как бы противоположные одна другой, ипостаси». Полемизируя против мессалиан, блж. Диадох, по словам К. Попова, «прежде всего соглашается со своими противниками в том, что чрез преступление Адама человек лишился благ своего первоначального естественного состояния и подвергся господству греха и духа обольщения. Но в понимании этих последствий грехопадения первого человека блж. Диадох, державшийся церковного разумения их, должен был расходиться с погрешившими в учении о св. крещении. Последствия преслушания Адама проявились в том, что на образе Божием в человеке наложено было пятно греха, загрязнились не только черты существа души, но и тело подпало тлению, вообще на всем человеке обнаружилась нечистота, проистекающая от греха, ум человеческий, со времени первого обольщения, поскользнулся в двойственность знания (добра и зла), проявляющуюся в том, что он в одно и то же время производит добрые и худые мысли, память также сделалась двойственной, удерживая в себе доброе и худое, сердце равно производит добрые и худые помыслы, приобретши со времени первого обольщения, как бы «в памятовании о недобром», обнаружилась и двойственность хотения. Но худое человек производит по причине первого обольщения, а не по природе (ο? φ?σε?), как склонны были думать подвижники, зараженные мессалианскими воззрениями» (Попое Α. Блаженный Диадох. С. 422–425). Высказывается мнение, что полемика блж. Диадоха была направлена против мессалианских взглядов, отраженных в творениях преп. Макария (см.: Dorr Г. Diadochus von Photike und die Messalianer. Freiburg im Breisgau, 1934. S. 15–21). Однако следует обратить внимание, что данная полемика опровергает тезис о субсжан^мально^ (природном) «сообитании греха и благодати» (двух «природных духов» или «лиц») в человеке, что никак не соответствует взглядам преп. Макария, ибо у него речь идет о преодолении двойственности промзеоленмя (προα/ρεσ?ν). Поэтому блж. Диадоха можно назвать скорее учеником и последователем (хотя и очень самостоятельным), чем оппонентом преп. Макария, ибо суть отмеченных аспектов их богословия едина (см.: Dorre Н. Wort und Stunde. Bd. I. Gesammelte Aufsatze zur Kirchenge-schichte des vierten Jahrhunderts. Gottingen, 1966. S. 392–405). Следует также отметить, что понятие πρ?σωπον у преп. Макария имело большой спектр оттенков и весьма редко употреблялось в собственном смысле «лица», а имело значительно чаще значения «отношение, способ, аспект, фактор, элемент» и т. д. (см.: Daoi^s F. Das Bild vom Neuen Menschen. S. 81). Поэтому он, когда говорит, что «в уме действуют два лица» (τ? δ?ο πρ?σωπα εν τω ν? ενεργε<τα?), подразумевает действие «фактора благодати» и «фактора греха» (см.: Die 50 geistlichen Homilien des Makarios. S. 169–170). Соответственно этому следует понимать и высказывания преп. Макария о «двух духах», которые мыслятся им в «энергийном аспекте» (действие благодати и действие греха), причем под «духом мира» (πνε?μα το? κ?σμου) понимается, скорее всего, совокупность «духов злобы» в их предельной бого–отчужденности и боговраждебности.
448

Текст этой цитаты у преп. Макария отличается от общепринятого текста: вместо ? δε Θε?ς ο? μ? πο??σ^ τ?ν εκοδ?κησ?ν των εκλεκτ?ν α?το? стоит π?σω μ?λλον ? Πατ^ρ ?μ?ν ? ο?ρ?ν?ος πο??σε? τ?ν εκδ?κησ?ν. Как указывает Г. Квиспел, аналогичное разночтение встречается и в «Псевдо–Климентинах» (см.: QMispe/ G. The Syrian Thomas and the Syrian Makarius // Vigiliae Christianae. Vol. 18, 1964. P. 230). Однако интересно отметить, что в других творениях преп. Макария эти разночтения колеблются. Так, в «Духовных беседах» он дважды цитирует указанное место с небольшими изменениями (π?σω μ?λλον ? θε?ς πο??σε? εκοδ?κησ?ν; π?σω μ?λλον ? ο?ρ?ν?ος Πατ?ρ πο??σε? τ?ν εκοδ?κησ?ν) (см.: Die 50 geistlichen Homilien des Makarios. S. 3, 44). В «Новых поучениях» один вариант цитаты почти совпадает с цитацией в «Великом послании», а другой — π?σω μ?λλον πο??σε? τ?ν εκοδ?κησ?ν (см.: PseM^o-Macaire. Oeuvres spirituelles. P. 204, 300). Аналогичная ситуация с разночтениями наблюдается и в «Словах и Посланиях» (см.: Ma^anos/SyrneoH. Reden und Briefen. Bd. I. S. 133, 262; Bd. II. S. 121, 200). Таким образом, цитация преп. Макарием этого места Священного Писания имеет определенную амплитуду колебаний, но при всем этом обычно сохраняется один постоянный элемент — выражение π?σω μ?λλον, отсутствующее в общепринятом тексте. Решение проблем, связанных с разночтением цитат из Священного Писания у преп. Макария, следует оставить специалистам, но предварительно можно предположить, что он, во–первых, приводил выдержки из Писания, как и многие отцы, часто на память, а во–вторых, имел под рукой, скорее всего, не один текст Библии. Что же касается содержания притчи, то целесообразно привести толкование св. Ефрема Сирина: «Итак, судья этот, не устояв в своей злобе, оказал ограбленной женщине праведный суд и праведное воздаяние и дал покой несчастной и угнетенной. Однако же неправда не способна праведно защищать, и злобность не может восстанавливать нарушенное правило. Значит, если эти два грубые зла непрестанная молитва заставила дать ей плод добрый и противоположный их природе, то насколько более будем услышаны мы, если непрестанно станем понуждать милосердие и правду Божию, дабы они доставили нам плод, соответствующий природе своей, то есть чтобы правда защитила нас и милосердие утешило нас, поелику праведно воздавать терпящим неправду есть плод правды и давать успокоение несчастным есть плод милосердия» (Творения святого отца нашего Ефрема Сирина. Ч. 8. Сергиев Посад, 1914. С. 243–244).
449

Выражение τον ?ποστολ?χον τ?ς χα?ν?ς χτ?σεως χαν?να перекликается с отмеченной выше (см. примеч. 5) фразой χατ? τον ?ποστολ?χον χαραχτ?ρα и обозначает ту высшую духовную норму жизни во Христе, к которой должен стремиться каждый христианин.
450

Для обозначения причастия Духу преп. Макарий употребляет два синонима: τ?ς μετουσ?ας χα< μεταλ?ψεως το? πνε?ματος; интересно отметить, что второе понятие (μεταλ?ψεως) в христианской письменности весьма часто употреблялось в евхаристическом контексте. См.: Zarnpe С. W. Н. Op. cit. P. 853.
451

Фразой εν πληροφορ?α γενομενης обозначает полноту духовного опыта. Преп. Макарий часто сочетает понятия πληροφορ?α («полнота, предельная реальность, твердая уверенность» и т. д.) и α<'σθησ<ς («чувство, ощущение»), выражая этим сочетанием опытное ведение Бога или опыт благодати, которые он противопоставляет «просто знанию», то есть знанию чисто рассудочному, умственному. См.: FfigweaM-jMAen Д. Les sens spiritueles et la vision de Dieu selon Symeon le Nouveau Theologien. Paris, 1985. P. 63.
452

В цитате у преп. Макария пропускается слово «державной». Ср. толкование блж. Феофилакта: «Имеем нужду в откровении Духа, дабы понять, что принятие нами веры есть дело великой силы и действия Божия. И как Христа воскресил Он из мертвых, так и нас, бывших мертвыми, воздвиг от неверия» (Блаженным Феофмлякж, ярхмеммском Болгарским. Толкования на Послания св. апостола Павла. М., 1993. С. 327).
453

В тексте цитаты у преп. Макария по сравнению с общепринятым текстом имеются некоторые изменения. Это касается и следующей цитаты.
454

Фраза 1 Кор. 13, 8, которую мы приводим в синодальном переводе, буквально означает «никогда не падает» (ουδ?ποτε π?πτει). У преп. Макария она приводится в небольшом разночтении: «никогда не отпадает» (ουδ?ποτε ?χπ<πτει). Примечательно, что глагол ?χπ?πτω в святоотеческой лексике использовался для обозначения изначального грехопадения как людей, так и Ангелов, отпадения от Православия, морального падения и т. д. (см.: iampe С. Ψ П. Op. dt. P. 436). Эти смыслы глагола, особенно последний, и имеет в виду преп. Макарий, толкуя указанную фразу.
455

Значение любви среди прочих христианских добродетелей подчеркивается почти всеми отцами и учителями Церкви, но особенно важное место она занимает в нравственно–аскетическом учении отцов–подвижников. Так, согласно преп. Антонию, поскольку «человек исполняет на земле свои обязанности по отношению к Богу, к ближним и к самому себе, то и деятельная любовь его проявляется в трех указанных направлениях». Что касается первого, то «те, которые вполне утвердятся в любви к Богу, духовно возвышаются настолько, что их уже не искушает никакое внутреннее движение. Когда монах утверждается в любви к Богу, Господь, по словам Антония, посылает ему великую добродетель и радость; служение Богу делается для него сладким, подобно меду; все телесные труды, размышления, бдения и несение ига Божия делается для него легким и приятным, так что он ничем уже не может быть удален от любви Божией». Любовь к ближним является следствием любви к Богу и состоит в чистосердечном служении им. Под любовью же к самому себе подразумевается, естественно, не любовь к плотскому и греховному «я», но «любовь духовной природы своей, созданной по образу и по подобию Божию и призванной к Бого–уподоблению на земле и вечному блаженству на небесах» (см.: Лобячеескмм С. Указ. соч. С. 250–260). И для преп. Иоанна Кассиана Римлянина любовь является центром всего духовного воспитания и преуспеяния инока (см.: CAris^opAe P. Cassien et Cesaire, predicateurs de la morale monastique. Gembloux, 1969. P. 26–27). В частности, он, отождествляя любовь с «чистотой сердечной» (pMnaern cordis, ^мо^ es^ cartas), называет ее «главной целью» и «наипервейшей добродетелью» всякого христианина, прежде всего, конечно, монаха (см.: Jean Cassien. Conferences. T. I / Ed. par E. Piche-ry // Sources chretiennes. № 42. Paris, 1955. P. 85).
456

Эту фразу (τ^ν εν Χρ?στω γ?νομενην χα?ν?τητα χα< μεταβολ?ν) можно переводить: «которые произошли благодаря Христу (посредством Христа)». Употребление понятий χα?ν?της и μεταβολ? («новое, новость» и «превращение, преображение, изменение») в аналогичном контексте довольно часто встречается в святоотеческой письменности. Так, св. Мефодий Олимпийский в «Слове о Симеоне и Анне» влагает в уста Богоматери следующие слова, обращенные к праведному Симеону: «С благодарностью прими пришедшего к тебе Бога; ибо Он истребит беззакония твои и очистит грехи твои. На тебе пусть будет предызображено очищение всего мира; в тебе и через тебя пусть предвозвестится народам благодатное оправдание. Ты достоин быть животворным начат–ком. Ты пользовался законом? Насладись и благо–датию. Ты утомлен письменем? Обновись в духе. Совлеки с себя ветхое и облекись в новое (?πεχδυσα? τ^ν παλα??τητα χα< ενδυσα? τ^ν χα?ν?τητα)» (Святый Ме–фодий, епископ и мученик, отец Церкви III века / Перевод с греческого Е. Ловягина. СПб., 1905. С. 150. Греческий текст: PG. T. 18. Col. 365). Второе понятие употребляет, например, св. Григорий Нисский, говоря об «изменении к лучшему», которое является результатом крещения (δ?? το? βαπτ?σματος τ^ν πρ?ς τ? χρε?ττον μεταβολ?ν). Причем такое изменение, согласно св. Григорию, не касается субстанциальных свойств человеческой природы, созданной Богом (ее разумности, способности мыслить, воспринимать знания и т. д.). Наоборот, «горнее рождение» есть некое «восстановление человека» (?ναστο?χε?ωσ?ς τ?ς το? ?ν^ρ?που), то есть возвращение ему изначальной чистоты образа Божия (см.: Gregoire ^e Nysse. Discourse catechetique. P. 190–104). В подобном контексте оба указанных понятия тождественны термину ?ν?πλασ?ς («восстановление, воссоздание»). Данный термин использует, например, св. Ипполит Римский, говоря о воссоздании образа Божия в человеке, осуществленном через воплощение Бога Слова, и это воссоздание понимается им как «новое творение» (см.: BoH^efscA G. N. Studien zu den Kommentaren Hyppolyts zum Buch Daniel und Hohen Liede. Leipzig, 1908. S. 38–39).
457

Так цитирует преп. Макарий. Ср. толкование блж. Феодорита: «уверовавшим во Христа надлежит вести жизнь как в новой некоей твари; ибо обновленные Всесвятым Крещением, совлеклись мы греховной старости» (Творения блаженного Феодорита. Ч. VII. С. 330).
458

В «Житии св. Синклитикии», приписываемом св. Афанасию Великому, но явно не принадлежащему ему, говорится, что святая, ведя брань духовную, пользовалась таким вооружением: броней и щитом для нее служила молитва (ε?χ^ν μ?ν ?νδυομ?νη ?ντ? οπλου χα< θυρεο?), шлем ее был выкован из веры, надежды и любви, причем вера в этом духовном вооружении была главной, делая прочным его и соединяя все части этого вооружения в единое целое (π?στις προηγε?το π?ντων, ολος αυτ^ς τους ?ρμους συσφ?γγουσα) (см.: ΑΘΑΝΑΣΙΟΣ Ο ΜΕΓΑΣ. Τ. 11. ΑΣΚΗΤΙΚΑ // ΕΛΛΗΝΕΣ ΠΑΤΕΡΕΣ ΤΗΣ ΕΚΚΛΗΣΙΑΣ. Τ. 26. ΘΕΣΣΑΛΟΝΙΚΗ, 1976. Σ. 264). Преп. Макарий подчеркивает, что такое всеоружие позволяет нам встать превыше нашего естества (υπ?ρ τ^ν ?μετ?ραν φ?σιν), подразумевая, естественно, природу человеческую, испорченную грехопадением.
459

Фраза οπο?ον ?μ<ν о Κ?ριος χα< ο? απ?στολοι χα< πασαι α? θε?πνευστοι γραφα? παραδιδ?ασι объемлет как бы совокупность всего Богооткровенного церковного вероучения, органичной частью которого является и Священное Писание, и Священное Предание. А как верно замечает Иларион Троицкий, «источник церковного вероучения один — Дух Святой, живущий в Церкви, о Котором обетовано Христом, что Он будет вести (?δ^γησει — Ин. 16, 13) Церковь ко всякой истине. И не потому Церковь имеет истинное вероучение, что она берет его из Священного Писания и Священного Предания, а только потому, что она есть именно Деркоеъ Бога Жмеаго, столп и утеержде–нме мсжмны (1 Тим. 3, 15), — как руководимая Духом Святым. Вместе с Церковью стоит или падает и Священное Писание, и Священное Предание» (Лларм–он (Тром^кмм), архимандрит. Священное Писание и Церковь. М., 1914. С. 16). Поэтому у отцов Церкви отсутствовало то резкое разграничение Писания и Предания, которое появилось в новое время. Под преданием (или традицией), обозначаемым обычно глаголом παραδιδ?ναι (лат. ffa^ere), они понимали учение, которое Господь и Его апостолы передали Церкви, безразлично в устной или письменной форме (см.: ^e//y J. N. D. Early Christian Doctrines. London, 1958. P. 30–31). Эту идею очень точно сформулировал в V в. Викентий Лиринский, называющий Предание разумом или чувством Церкви (infe/Agenfia ecc/esiacfica, sensMs ecc/esiasficMs). Поэтому, согласно Викентию, истинные христиане «должны наблюдать, чтобы Св. Писание истолковывалось согласно с преданиями всей Церкви и по правилам догматического учения» (см.: Скябялляноемч М. Хранение догмата в Церкви // Труды Киевской Духовной Академии. 1910. Т. 3. С. 47). Вследствие чего, если рассматривать Предание в широком смысле слова (как его рассматривает и преп. Макарий), то оно «содержит в себе понятие о есеж еооб^е дрмстмянскож, Богооткровенном учении, происходит ли оно от устного слова или от Писания» (Фмлеескмм И. Учение Православной Церкви о Священном Предании. Апологетическое исследование. Харьков, 1902. С. 514).
460

Здесь преп. Макарий вновь возвращается к теме девства (см. выше примеч. 23, а также примеч. 23 к «Духовным беседам»), которое для него является непременным условием монашеской жизни (τον μον?ρη β<ον). Вообще отцами Церкви девство рассматривалось как исконное состояние человека, а поэтому, согласно им, «монашество нисколько не искажает грешную природу человеческую, наоборот, оно духовно формирует и санкционирует ее в первобытное, невинное, блаженное состояние» (Денмяжмн (Ис^иое), меродмякон. Аскетика или подвижничество о Христе Спасителе, Боге. Киев, 1906. С. 34). Кроме этого, в святоотеческой письменности девство никогда не понималось лишь в своем чисто «физическом (телесном) аспекте» («евнух» отнюдь не тождественен «девственнику»). Например, для св. Иоанна Златоуста девство представлялось как неразрывное единство трех граней: телесного целомудрия, чистоты (святости) души и полной преданности Господу (см. предисловие к изданию: JeaH CArysosforne. La virginite / Ed. par H. Musurillo et B. Grille // Sources chretiennes. № 125. Paris, 1966. P. 49–55). Наконец, важным моментом святоотеческого учения о девстве является связь этого учения с темой «подражания Богу». Она ясно прослеживается, например, у блж. Симеона Солунского, который говорит: «Девство есть подражание Богу (παρθεν?α γ?ρ μ/μημα θεο?)», ибо один только Бог — подлинно девственен, будучи по природе нетелесным, святым, вечным Светом и Освящением, Сын и Слово Его также является «девственным от девственного Отца» (παρθ?νος ах παρθ?νου Πατρ?ς), а равным образом — и Всесвятой Дух. Христианин, избравший девство, подражает и «святому Господу» — единому Бесстрастному, единому Нетленному и единому Непорочному; также он подражает «святейшим Ангелам, живущим девственно по подражанию Богу» (π?ρ^εν?χως χατ? μ<μησ<ν θεο? ζωντας). Поэтому св. Симеон называет девство «богоподражательной вещью и небесным благом» (τ? ^εσμ?μητον χρ?μα χα< ο?ρ&ν?ον ?γαμ?ν). См.: ΑΓΙΟΥ ΣΥΜΕΩΝ ΑΡΧΙΕΠΙΣΚΟΠΟΥ ΘΕΣΣΑΛΟΝΙΚΗΣ (1416/17–1429) ΕΡΓΑ ΘΕΟΛΟΓΙΚΑ ΚΡΙΤΙΚΗ ΕΚΔΟΣΙΣ ΜΕΘ ΕΙΣΑΓΩΓΗΣ ΥΠΟ David Balfour. ΘΕΣΣΑΛΟΝΙΚΗ // ΑΝΑΛΕΚΤΑ ΒΛΑΤΑΔΩΝ, 34, 1981. Σ. 133–134.
461

Широко распространенную в святоотеческих творениях тему «подражания Христу» преп. Макарий намечает сочетанием терминов τ?πον χα< υπογραμμ?ν. Аналогичное сочетание позднее встречается у св. Иоанна Дамаскина, который говорит о Господе: «Ибо так как Один и Тот же был весь Бог вместе с Его человечеством и весь человек вместе с Его божеством, то Сам Он, как человек, в Себе Самом и чрез Себя Самого подчинил то, что было человеческого, Богу и Отцу, давая Себя Самого нам наилучшим образом и примером (τ?πον ?μ<*ν εαυτ?ν Χρ?στον χα< υπογραμμ?ν δ?δο?ς), сделался послушным Отцу» (Се. Иоанн Дамаскин. Точное изложение православной веры. СПб., 1894. С. 181). В перевод мы внесли небольшое изменение по тексту: PG. T. 94. Col. 1076.
462

Схожая мысль встречается и в другом творении преп. Макария: «Непоколебимо пребывая в нищете, вы через нее стяжаете небесное богатство. Ибо упражняя [здесь] тела ваши сном на голой земле, преклонением колен и молитвой, вы станете [там] достойнее облачающихся в порфиру в здешней жизни. Ведь они, роскошествуя, не служат Господу; вы же вступили на путь сурового подвига для того, чтобы поклоняться Господу и славословить Его. Но, пребывая в подобной нищете и скудости, не теряйте [духовного] рвения, имея перед собой в качестве примера и цели Господа, так [ревностно] прошедшего путь [Свой]» (Наш перевод: Символ. № 26. С. 244).
463

Контекст фразы ?πομενοντες εχ τ?ν μεγ?λων το? πνε?ματος προχοπ?ν не позволяет однозначно решить, идет ли речь о Святом Духе или о духе человеческом. Но принцип православной «синэргии», которого постоянно придерживается преп. Макарий, заставляет предполагать, что любое человеческое преуспеяние невозможно без содействия Святого Духа.
464

В том же примерно ключе толкует это место послания апостола Павла и преп. Ипатий Руфинианский, в одном из своих поучений монахам говоря: «Подвизаясь, не будем впадать в уныние (μ^ ο?ν ?χηδι?σωμεν εν τη ?σχ^σει), но, наоборот, усилим рвение наше, ибо, забыеая заднее м простираясь еперед, мы стремимся к ^елм, к помести еымнего зеанмя Божмя (Флп. 3, 13)» (Ca/Amcos. Vie d'Hypatios / Ed. par G. J. M. Bartelink // Sources chretiennes. № 177. Paris, 1971. P. 174).
465

Под ν?μον σοφ?ας, скорее всего, следует подразумевать всю совокупность христианского вероучения, дарованную воплотившимся Богом Словом, то есть Премудростью (постоянное отождествление Логоса и Софии в святоотеческой письменности). В таком смысле термин ν?μος (закон) довольно часто употребляется в христианской письменности. Например, в «Послании Варнавы» говорится о «новом законе Господа нашего Иисуса Христа (? χα?ν?ς ν?μος του Κυρ?ου ?μων ?ησο? Χρ?στου), чуждом всякого ига необходимости» (Fpifre Parnate. P. 84). Иногда в святоотеческих творениях и Сам Господь называется Законом. Так, св. Иустин в «Беседе с Трифоном иудеем» замечает: «Христос дарован нам как вечный и последний Закон (α??ν?ος τε ?μ<ν ν?μος χα< τελευτα?ος ο Χρ?στος ?δ?θη)» (ΠΟΛΥΚΑΡΠΟΣ ΣΜΥΡΝΗΣ -ΕΡΜΑΣ — ΚΟΔΡΑΤΟΣ — ΑΡΙΣΤΕΙΔΗΣ. Σ. 218). Тонкая диалектика соположения и одновременно противопоставления Логоса и Номоса применительно к Богу Слову наблюдается и у св. Мелитона Сардийского. См.: Canfa/arnessa Д. Meliton de Sardes. Une christologie antignostique du I siecle // Revue des Sciences Religieuses. 1963. T. 37. P. 11–14.
466

Так, думается, лучше переводить фразу περ? δε τ?ς επ?συναγωγης κα< τ?ς <ερας συγχροτ?σεως των μοναστηρ'ων τ^ς αδελφ?τητος. Скорее всего, здесь преп. Макарий опирается на собственный опыт создания в Скиту монастыря полуотшельнического типа. Вскоре таких монастырей стало четыре, группирующихся около храма, и каждый возглавлялся своим настоятелем. См.: De-sei//e P. L'Evangile au desert. Origines et developpement de la spi^^nte monastique. Paris, 1985. P. 30–31.
467

Идея «небесного Града» (горнего Иерусалима) намечается во многих памятниках раннехристианской письменности. Интересный аспект придает ей Ори–ген: «христиане являются большими благодетелями для своих отечеств, чем прочие люди: они воспитывают [своих] сограждан, научают их благочестиво почитать (ευσεβεΓν) Бога, Хранителя [каждого] города, и возводят тех, кто праведно (χαλως) живет даже в самых маленьких городках, к некоему Божиему и небесному Граду (ε<ς Θε?αν τ?να χα< επουρ?ν?ον π?λ?ν)» (Origene. Contre Celse. T. IV // Sources chretiennes. № 150. Paris, 1969. P. 348–350).
468

Преп. Макарий употребляет редкое в святоотеческой лексике и не зафиксированное в словарях Г. Лампе и В. Бауера слово μ?στομα, производное от глагола μεστ?ω (наполнять).
469

В данном случае мы следуем церковнославянскому переводу Лк. 14, 26, который более точно передает греческий текст. Это место Евангелия служило одним из главных «доказательств от Священного Писания», которые легли в основу «теоретического обоснования» монашеского жития. Согласно преп. Иоанну Кассиану Римлянину, услышав в храме чтение его (вкупе с Мф. 19, 21), преп. Антоний внял этим словам как гласу Божию и вступил на путь иноческого подвига (см.: Jean Cossien. Conferences. T. I. P. 142). Неоднократно приводит данное место и св. Василий Великий в своих творениях, адресованных инокам (см.: ΒΑΣΙΛΕΙΟΣ Ο ΜΕΓΑΣ. ΜΕΡΟΣ Γ'. Σ. 120, 161, 166, 326, 388; Сеж. Василий Великий. Творения. Т. 2. С. 92, 126, 169, 170, 175, 382). Преп. Симеон Новый Богослов, толкуя указанное место (и Мф. 16, 24; Мк. 8, 32; Лк. 9, 23), показывает, что такое повеление Господа отнюдь не противоречит известной заповеди (понижай ож^а жеоего и мажь жеою — Исх. 20, 12) и аналогичным ей (Ис. 58, 7; 1 Тим. 5, 8), но лишь превосходит их, ибо мы не должны любить сродников своих по плоти паче Бога; и если мы обязаны быть послушны родителям и почитать их, то тем более обязаны быть послушными Богу, приведшему в бытие и наших родителей, и нас самих. Кроме того, преп. Симеон указывает, что для христиан «свои по семени нашему» (ο?χε?οι το? σπ?ρματος ημ?ν) — не столько «сродники по плоти» (συγγενε?ς), сколько «свои по вере» (ср. Гал. 6, 10; ο< ο<χε<ο*ι ε<σι της π?στεως). См.: ^у–rneon /e NoMoeaM 7%eo/ogien. Catecheses. T. II. P. 72–74.
470

Букв.; быть беззаботным (αμ?ριμνος ειναι); но речь идет об обретении той жизни «без попечения», которой обладал Адам в раю. Об этом говорит св. Афанасий Александрийский: Бог ввел первых людей в рай и дал им закон — если они сохранят благодать и пребудут добрыми (χαλο<), то будут вести в раю жизнь беспечальную, безболезненную и лишенную [всякого] попечения (?λυπον χα< ?ν?δυνον χα< ?μερ?μνον) (см.: AfAaHase ^'A/eyaH^r; e. Sur l'Incarnation du Verbe / Ed. par Ch. Kannengiesser // Sources chretiennes. № 199. Paris, 1973. P. 274). В Новом Завете ясно намечается сугубо христианская идея «отсутствия попечений»: св. Павел, высказываясь о преимуществах девственной жизни, говорит: Я дочу, чтобы еы были без забот (?μερ?μνος ε<να?). Неженатым заботится о Госмоднеж, как у2о–дмть Господу; а женатым заботится о жмрскож, как уводить жене (1 Кор. 7, 32–33). Другими словами, здесь речь идет о той внутренней свободе, которая и позволяет человеку целиком посвятить себя Богу, отринув все заботы еека се^о (Мк. 4, 19 — α< μερ?μνα? το? α<ωνος το?του) или «заботы житейские» (Лк. 21, 34 — μερ?μνα? β?ωτ?χα?). Такого рода «отсутствие попечений» (понятие ?μερ?μν/α в положительном смысле) было полной противоположностью беззаботности, тождественной нерадивости, ибо предполагало постоянное трудничество ради Господа, которое, в свою очередь, было немыслимо без «беззаботного духа мудрости» (τ? ?μερ?μνον τ*% σοφ?ας πνε?μα — выражение Оригена: PG. T. 11. Col. 633). Поэтому «отложение попечений» стало одной из главных добродетелей монахов, как стяжающих евангельский идеал христианской жизни. Подобное «отложение попечений о всех делах, благоразумных или неблагоразумных», преп. Иоанн Ле–ствичник называет «делом, предваряющим безмолвие (εργον Ησυχ?ας προηγο?μενον)» (ΙΟΑΝΝΟΥ ΤΟΥ ΣΙΝΑΙΤΟΥ ΚΛΙΜΑΞ. Σ. 345. См. также: RaMsAerr 7. Hesychasme et priere. Roma, 1966. P. 212–222).
471

Термином το?ς προεστωτας, скорее всего, обозначаются главы монашеских общин (прообразы будущих игуменов), избираемые иноками. За исключением киновий пахомиевского типа, египетское иночество в IV в. еще не обрело строгих организационных форм. Так, братия в Скиту руководилась своего рода «синедрионом старцев», решавшим основные вопросы монашеского жития (см.: HeMssi Л*. Der Ursprung des Monchtums. Tubingen, 1936. S. 161). Эти «старцы образовывали род монашеского сената, который следил за точным сохранением всего того, что может вести братию к совершенствованию их звания, к материальному и моральному благу отшельников и к управлению ими. Избрание братьев, которые должны получать священнические должности, наказание за проступки, назначение постов, не предусмотренных правилами, празднование новых праздников — все это предоставлено было их рассуждению. Пресвитер председательствовал их собранием» (Сжмрное С. Указ. соч. С. 18). Термин προεστ?ς, восходящий к Новому Завету (1 Тим. 5, 17; Рим. 12, 8), встречается и в «Правилах» св. Василия Великого, также обозначая избранного главу иноческой общины, не имеющего еще четко очерченных границ полномочий (см.: Gn^omonf/. Saint Basile // Theologie de la vie monastique. P. 109–110).
472

Преп. Макарий цитирует свободно, сочетая различные места Нового Завета.
473

Букв.; становится заступником (защитником) великого спасения для себя (μεγ?λης σωτηρ?ας εαυτω πρ?ξενος γεν?μενος). В античности «проксеном» называлось должностное лицо, добровольно берущее на себя обязанность оказывать гостеприимство и защищать права граждан другого государства, оказавшихся в его городе. В христианском словоупотреблении это понятие обладало широким диапазоном смысловых оттенков (Христос как Проксен, то есть Заступник или Податель правды; Крест — проксен вечной жизни и т. д.), применяясь и в отношении добродетелей. Так, авва Фалассий в своих «Главах о любви» говорит: «Земля обетованная есть Царство Небесное, и ее доставляют бесстрастие и ведение (% πρ?ξενο? γ<νοντα? ?π?θε?α χα< γνωσ?ς)» (PG. T. 91. Col. 1441).
474

Смиренномудрие (ταπεινοφροσ?νη) с самого возникновения иночества всегда поставлялось в качестве наивысшей добродетели. Так, в «Житии св. Пахомия» повествуется о монахе Силуане (бывшем миме), превзошедшем всех братий в этой добродетели. Св. Па–хомий, ставя его в пример другим инокам, в своем поучении замечает: «Ничто так не обессиливает (εχνευρο?) диавола, как смиренномудрие, рожденное всей душой и совокупное с силой деятельного [любомудрия] (? μετ? προχτ?ς διν?μεως εξ ολης ψυχ% γ'νομενη ταπεινοφροσ?νη)» (Histoire de saint Pacome (une redaction inedite des ascetica) / Ed. par J. Bosuet et F. Nau // Patrologia orientalis. T. IV, fasc. 5. № 19. Turnhout, 1981. P. 437). Спустя несколько веков преп. Феодор Студит в одном из своих «Оглашений», вспоминая об этом великом подвижнике, наставляет иноков: «Читали о преподобном Силуане, и чтение свежо еще в нашей памяти. Вы помните, какого высокого совершенства достиг он после принесения клятвенных обетов и как оружием смирения и целым морем слез потопил диавола, востекши на высоту совершеннейшего жития и один только явившись подобием великого отца Па–хомия, несмотря на краткую жизнь в святом образе и скорую смерть после усовершения. Но особенно дивно, что он раньше был актером и все-таки явился выше Феодора Освященного, преблаженного Петро–ния, всехвального Орсисия и всего этого священного братства и с ангельскими песнословиями отошел отсюда на небо. Настолько велико, чада, дарование смиренномудрия, и нет ни одного святого, который бы без этой добродетели угодил Богу!.. Ибо в смиренномудрии действительно есть покой, благодаря ему в душах поднимаются волны благодати, благодаря ему устрояется очищение сердца, при нем происходит излияние слез, в нем бьющий источник сокрушения, в нем мудрость, рассудительность, благоговение, воздержание, безмолвие, отсутствие тщеславия и смеха и всяких других каких бы то ни было хороших вещей» (Преп. Феодор Студит. Великое оглашение. I, 37 // Преп. Феодор Студит. Творения. Т. 1. С. 309–310). Если же смиренномудрие является одной из высочайших добродетелей христианина, то тем более оно потребно «предстоятелям» ввиду сильнейшего искушения властью. Сам преп. Феодор Студит ясно осознавал опасность такого искушения, а поэтому являл собой образец истинного смиренномудрия: «Я еще недостоин быть в числе предстоятелей, ни числиться в игуменах, ни быть судьей и спасителем честных ваших душ, которых и мир не стоит. Я отказываюсь и убегаю от власти по причине своей слабости. Я вижу несправедливость сердца своего, вижу неустройствость жизни моей, страстность в своих привычках, непросвещенность, неученость, также неспособность учить желающих искать двери милости Божией» (Там же, 60. С. 369).
475

Эта фраза (ε<ς δε το χρυπτον χατ? τον νο?ν) противопоставляет начинающееся предложение предыдущему: там говорилось о соблюдении внешнего («открытого», «явного» — ε<ς… τ? προφανης) благочиния и четком хранении иерархического строя монашеских общин; здесь же речь идет о «скрытом» (тайном) смирении предстоятелей, на котором и зиждется вся церковная иерархия, в том числе и монашеская. История монашества знает бесчисленное множество примеров такого смирения известнейших настоятелей обителей. Уже основатель египетских киновий св. Пахомий Великий в совершенстве являл образец этого смирения; будучи главой многочисленных иноков, он долго отказывался от пресвитерского сана, говоря: «Хорошо для нас и не просить о подобном деле, чтобы между монахами не было ни зависти, ни спора, ни непослушания, ни разделений вопреки воле Божией. Как огонь на гумне, если бы не поспешили погасить его, погубил бы труд целого года, то же самое представляет помысл гордости в своем начале». Соответственно, «смирение преп. Пахомия располагало и братий Тавеннисийского общежития также к смирению». См.: Палладий, архимандриж. Святый Пахомий Великий. С. 63–65.
476

Ср. предсмертное завещание св. Харитона Исповедника своим духовным чадам: «Жизнь ваша должна быть чистой и непрестанно очищаться; пусть каждый из вас заботится об освящении своего тела, чтобы в нем, как непорочном храме, мог обитать очищенный дух, который наполняет душу освящением и благоуханием. Худое дело гнев, ненависть или что-то другое, могущее оскорбить братскую любовь; посему да будет в вас мир и кротость. Если же среди вас случится соблазн, то тотчас прекращайте его, чтобы солнце не зашло во гневе вашего брата. Избегайте злых помыслов, не дозволяйте им закрадываться в ваши сердца, так как чем дольше они будут находиться в вас, тем труднее будет изгладить их. Оружием монаха в борьбе со злыми помыслами должны быть пост, молитва, слезы, память о смерти и геенне и, что страшнее и сильнее всего для злых помыслов, блаженное смиренномудрие (? μαχαρ?α ταπε?νωσις) и осмотрительность, чтобы не овладели им эти помыслы». Цит. по: Феодосий (Олжаржееский), архимандриж. Палестинское монашество в IV-VI вв. Киев, 1899. С. 39.
477

Здесь преп. Макарий явно опирается на 1 Кор. 11, 1. Ср. в «Духовных беседах»: «Если Бог на земле шествовал таким путем, то и ты должен стать Его подражателем; ибо апостолы и пророки шествовали таким же образом. И мы, если желаем быть воздвигнутыми (εποιχοδομηθηναι) на твердом основании (τω θεμελ/ω) Господа и апостолов, обязаны быть подражателями их. Ведь апостол в Духе Святом говорит: Будьже подражажелями мне, как я Лрисжу (1 Кор. 11, 1)» (Die 50 geistlichen Homilien des Makarios. S. 109–110). Эта же мысль в буквальных совпадениях словесного выражения ее повторяется: Ma^ano/yrneon. Reden und Briefen. Bd. I. S. 113.
478

Эта ссылка на апостола Павла показывает, что монашескую общину («братство») преп. Макарий мыслил именно как ^еркоеь, которая может быть только единой. Данная тема единства Церкви, четко намеченная св. Павлом, сквозным мотивом проходит через всю древнехристианскую письменность, запечатлеваясь, среди прочего, и в творениях Климента Александрийского, который, как и апостол, тесно связывает единство Церкви с единством Бога. См.: Bar^y С. La Theologie de l'Eglise de saint Irenee au concile de Nicee. Paris, 1947. P. 124–125.
479

Если чуть выше преп. Макарий говорил о «священной любви» (τ^ν <ερ?ν αγ?πην), то сейчас он высказывается о «небесном эросе»; последний явно занимает подчиненное положение по отношению к первой, ибо служит средством для достижения ее (ερωτ? ο?ραν?ω).
480

Данная фраза (χ?ρ?τ? χα< δωρε? Χρ?στου εν ?μ^ν μορφουμενην) предполагает, что «формообразующим принципом» Божественной любви («агапе») является благодать; человек своим трудом и усилием лишь содействует образованию ее.
481

Вообще для отцов Церкви характерно подчеркивание теснейшей связи этих двух наиглавнейших заповедей. Ср., например, у преп. Исаака Сирина: «Животворец (о ζωοπο?ος) тесно связал и заключил совершенство заповедей в двух, объемлющих собой все [прочие], — в любви к Богу и в подобной ей любви к твари, то есть в любви к образу Божию. Первая удовлетворяет цели духовного созерцания (τον σχοπ?ν χαθορθοΓ τ% θεωρ?ας το? πνε?ματος), а вторая — созерцанию и деланию. Потому что Божественная природа — проста, несложна (?σ?νθετος), незрима и сама по себе ни в чем не испытывает нужды. Для того чтобы посвящать себя размышлению о Ней (εν τ*Μ ?δολεσχ?α α?τ^ς), сознание (? συνε/δησ?ς) естественно не нуждается ни в телесном делании, ни в действии относительно чего-либо, ни в дебелости мыслей (εννο?ων παχ?τητος); деятельность его проста и осуществляется соответственно простоте поклоняемой Причины, Которая превыше чувства плотского ощущения, в единой части ума. Вторая же заповедь, то есть человеколюбие, соответствует двойственности [человеческого] естества, а поэтому требует, чтобы и попечение о труде ума было сугубым (или двояким — ? μερ?μνα εργασ?ας α?το? εν δ?πλ?τητ? εστ<). Я имею в виду следующее: что мы незримо исполняем в сознании — это же подобным образом желаем осуществить и посредством тела (εν τω σ?ματ?), и не только явно, но и тайно. И заповедь, осуществляемая деяниями, равным образом требует и исполнения в сознании» (ΤΟΥ ΟΣΙΟΥ ΠΑΤΡΟΣ ΗΜΩΝ ΙΣΑΑΚ. ΤΑ ΕΥΡΕΘΕΝΤΑ ΑΣΚΗΤΙΚΑ. Σ. 374). В несколько ином аспекте высказывается блж. Феофилакт Болгарский: «Когда говорится, что должно любить Бога всецело, вседушно, то это значит, что должно прилепляться к Нему всеми частями и силами души. Это первая и большая заповедь, научающая нас благочестию. Другая, подобная ей, состоит в том, чтобы оказывать справедливость и любовь всем людям. Поелику две причины ведут к погибели — злые учения и растленная жизнь, то, чтобы нам не впасть в нечестивое учение, должно любить Бога всею душею, а чтобы предохранить себя от растленной жизни, должно любить ближнего» (Благовестник, или Толкование блаженного Феофилакта, архиепископа Болгарского, на Святое Евангелие. Ч. I. М., 1993. С. 203). Преп. Макарий также предполагает эту теснейшую связь обеих заповедей, акцентируя только в первую очередь их правильное «чинопоследование».
482

Скорее всего, преп. Макарий выражением ? τ^ς κακ?ας μ?θοδος («путь или способ порока») указывает именно на ложный метод толкования Священного Писания, хотя, возможно, подобный ложный метод является частью общего «стратегического замысла (понятие μ?θοδος имеет и этот смысл) зла» в борьбе лукавого с родом человеческим.
483

Глагол συμμαρτυρεω, в синодальном переводе передающийся как «свидетельствует», мы переводим в его более точном смысле: «свидетельствует вместе». Ибо «здесь указывается уже на ежорое свидетельство — первым было свидетельство духа нашего, о котором сказано в предшествующем стихе. Таким образом является два свидетеля: наш дух (νο?ς), просвещаемый Духом Божиим, и Сам Дух Божий» (Толковая Библия. Т. 10. Петербург, 1912. С. 470). Преп. Макарий в другом своем творении, говоря о неких «новых фарисеях», обращается к этому же месту Писания и замечает, что таковые «фарисеи», своим изощренным умом украшая «внешнего человека», оправдывают самих себя (εαυτο?ς διχαιο?σι), хотя Святой Дух не «сосвидетельствует» духу их (см.: Ma-^anos/Symeon. Reden und Вriefen. Вd. II. S. 62).
484

Так, думается, лучше переводить эту фразу (εν τη μελ?τη κα< ?πιποθ?σει το? Θεο? ?ε< ?ποσχοληται). Термин μελ?τη имеет в святоотеческой лексике множество значений, подразумевая и «внимание», «радение», «заботу», и «упражнение», и «испытание», и «обычай», «навык», и «изучение», «размышление» и т. д. (см.: lampe С. W. R. Op. cit. P. 840–841). Из них последнее значение представляется более подходящим в конкретном случае, поскольку преп. Макарий подчеркивает, что Богу должны посвящаться и интеллектуальные (разумные), и эмоциональные силы души (т. е. все ее «внутреннее расположение» — δι?θεσις). Спектр различных оттенков понятия μελ?τη у преп. Макария достаточно широк. Так, он говорит о «размышлении над Священными Писаниями» (μελ?τη των θε?ων γραφ?ν), поставляя такое «размышление» в число наиглавнейших добродетелей христианина наряду с непрестанной молитвой, смирением, верой и т. д.; об упражнении ума в «радении о благих мыслях» (τη τ?ν αγαθ?ν ?ννοι?ν μελ?τη); о «размышлении о живых речениях Господа, заповедях Его и Божественных обе–тованиях» и т. д. (см.: Ma^anos/Symeow. Reden und Briefen. Bd. I. S. 3, 241; Bd. II. S. 151). Вообще в древнем иночестве (особенно в традиции пахомиевского монашества) глагол μελετ?ω и существительное μελ?τη (лат. me^fan — me^fafio) часто соотносилось с произнесением вслух и нараспев отдельных мест из Священного Писания, которое органично перерастало в собственно молитву (orafio); причем такая «медитация» включала и чтение вслух Писания в собрании иноков, которые медленно повторяли за читающим слова Писания, вникая в их смысл (см.: BacAf R. Das Vermachtnis des Urspurng. Studien zum fruhen Monch-tum I. Wurzburg, 1972. S. 244–264). В последующей православной аскетической традиции указанное понятие тесно увязывается с учением о молитве и, в частности, о «молитве Иисусовой». Уже в V в. блж. Диадох Фотикийский говорит: «Желающий очистить свое сердце памятованием о Господе Иисусе пусть всегда возжигает его, и только это должно стать его непрестанным занятием и делом (το?το μ?νον μελ?την χα< εργον ?παυστον εχων)» (Dia^o^Me ^e PAofice. Oeuvres spirituelles / Ed. par E. des Places // Sources chretiennes. № 5 Ms. Paris, 1966. P. 159. См. также: Попое Д. Блаженного Диадоха (V века), епископа Фотики Древнего Эпира, учение о молитве Иисусовой и об отношении подвижников к врачеванию телесных болезней // Труды Киевской Духовной Академии, 1902. Т. 3. С. 669). Если обратиться к более позднему времени, то в XIV в. Феолипт Филадельфийский, также говоря об Иисусовой молитве, замечает, что во время нее «ум переходит к делу своему, то есть к размышлению о Божественных вещах (των Э–ε?ων τ^ν μελετ?ν)» (см.: ^a-/ao№ ^. Formes ou methodes de priere d'apres un Byz-antin du XIV siecle, Theolepte de Philadelphie // Echos d'Orient. T. 31; 1940. P. 9). Более того, слово μελ?τη обрело и смысл, объемлющий всю совокупность духовных и телесных устремлений человека к Богу. Авва Исаия, например, замечает: «Что есть взыскуемое (τ? ζητο?μενον) [нами]? Тайное делание (? κρυπτ? μελ?τη)» (ΦΙΛΟΚΑΛΙΑ. ΤΟΜΟΣ Α'. Σ. 35). Вероятно, примерно тот же смысл данного слова подразумевается и в «Житии св. Григория Синаита», где повествуется об учениках святого, которые, «издавна проводя жизнь по Богу с весьма многими трудами и усилиями, со всею заботою и ревностью были преданы лучшему (τη μελ?τη *α< τη σπουδ? των χρε?ττ?νων προστετηχ?τες) и, до самой кончины упражняясь и занимаясь духовным и спасительным деланием (τ? νοερ? χα< σωτηρ??δε? εργασ?α ?μμελετωντες χα< ?σχολο?μενο?), приобрели в этом многих учеников и в мире окончили жизнь, предавши души свои Богу, в месте славы и чудесной обители» (Житие иже во святых отца нашего Григория Си–наита / Перевод с греческого (по изданному списку XVI в.) И. Соколова. М., 1904. С. 50. Текст: Житие иже во святых отца нашего Григория Синаита. По рукописи Московской Синодальной библиотеки издал И. Помяловский. СПб., 1894. С. 26). О понятии μελ?τη см. также примеч. 16 к «Наставлениям» св. Аммона.
485

Ср. Евр. 5, 14. Говоря об «органах чувств» (чувствилищах или чувствах) души, преп. Макарий опирается на учение о духовных чувствах, уже намеченное в предшествующей святоотеческой традиции. Так, св. Ириней Лионский, толкуя 1 Кор. 3, 2–3, замечает: «Апостол мог дать пищу, ибо на кого апостолы возлагали руки, те получали Святого Духа, Который есть пища жизни, но они не были в силах принять Его, потому что имели душевные чувства свои еще слабые и неприученные к обращению с Богом» (Се. Ирмнем Лмонскмм. Пять книг против ересей. М., 1868. С. 563). Достаточно подробно это учение было разработано и Оригеном, для которого понятие духовных чувств (обозначаемые еще как «чувства души», «божественные чувства», «чувства внутреннего человека» и т. д.) предполагает реальное соприкосновение души с Богом, по аналогии соприкосновения органов чувств с чувственными предметами, а также подобие и причастие «соприкасающегося Соприкасаемому». «Объектом» духовных чувств человека, согласно Оригену, является преимущественно Христос, Слово Божие (см.: TraigniaM-jM/ien B. Op. cit. P. 36–42).
486

В этой фразе важно отметить существенную черту антропологии преп. Макария: «ум» (νο?ς) играет роль активного и ведущего принципа души. В других своих творениях он называет ум «кормчим сердца» (? χαρδ?α εχουσα τον νο?ν κυβερν?την); говорит, что ум находится в сердце и является «оком» его (см.: Die 50 geistlichen Homilien des Makarios. S. 139, 146, 289). Примерно те же образы встречаются и в сирийских переводах творений преп. Макария, где ум (mad^) называется «внутренним человеком», существенным свойством которого является обладание «очами знания». Намечается здесь также и связь ума с «духовными чувствами», ибо говорится: «внутри нашего слуха есть другой слух, а внутри наших телесных очей — другие очи» (см.: BeM/ay Д. La Lumiere sans forme. Introduction a l'etude de la mystique chretienne sym-orientale. Chvetogne, n. d. P. 45–46).
487

Указанное выше понятие μελ?τη в конкретном словосочетании (μελ?τη Κυρ?ου), скорее всего, указывает на Иисусову молитву или, по крайней мере, на зачаточные формы ее.
488

О подобном же «чине и последовании заповедей Господних» (περ< τ?ξεως χα< ακολουθ?ας τ% εν ταΓς ?ντολαΓς το? Κυρ?ου) говорит и св. Василий Великий, который, опираясь на слова Самого Господа (Мф. 22, 36–39), поставляет на первое место заповедь любви к Богу, а на второе — заповедь любви к ближнему, как восполняющую первую (συμπληρωματ?χ^ν τ^ς προτ?ρας) (см.: ΒΑΣΙΛΕΙΟΣ Ο ΜΕΓΑΣ. ΜΕΡΟΣ Γ'. Σ. 147; Сеж. Вясмлмм Велмкмм. Правила, пространно изложенные, 1 // Сеж. Вясмлмм Велмкмм. Творения. Т. 2. С. 155). Преп. Макарий говорит еще о «последовании подвижничества» (? ακολουθ?α τ^ς ασχ^σεως), подразумевая под этой «последовательностью» пост, бдение, псалмопение и т. д., «благочиние» которых должно соблюдаться иноками. Однако он замечает, что такое «последование» является недостаточным, если в «алтаре сердца» (?ν τω θυσ?αστηρ?ω τ^ς χαρδ?ας) отсутствует «таинственное действие Духа» (? μυστικ? το? πνε?ματος εν?ργεια), которое осуществляется благодатью «во всяком чувстве и духовном покое» (?ν π?ση α?σθ^σει κα? αναπα?σει πνευματικ?), то есть опытным и доступным «духовному чувству» путем (см.: Ma-^anos/Symeon. Reden und Briefen. Bd. II. S. 140).
489

Преп. Макарий цитирует свободно. Толкуя это место Священного Писания, Дидим Слепец говорит, что Каин не принадлежал к числу людей добродетельных, а был «колеблющимся» или «медлящим» (μελλητης) и свое приношение Богу осуществлял «небрежно» (ημελημ?νως), тогда как Авель — «чистосердечно» (γνησ?ως), и искренность Авеля проявилась в том, что он принес Богу «наиболее ценное» (τ? τιμι?τητα), то есть своих первородных. Таково, согласно Диди–му, «буквальное» объяснение данного места; «духовный же смысл» (? τ^ς ?ναγωγης νο?ς) его заключается в следующем: «симулирующие добродетель» (ο< την ?ρετην ?ποκριν?μενοι) суть «колеблющиеся» и «не внушающие доверия», поскольку они не приносят Богу свой «начаток» добродетели, то есть свою «волю к добродетели» (? ?π? της γν?μης; ?ρετης θ?λημα), — к ним и принадлежал Каин, поскольку он медлил принести в жертву Богу первородных. См.: Di^yme fAoeMg/e. Sur la Genese. T. I / Ed. par P. Nautin et L. Doutreleau // Sources chretiennes. № 233. Paris, 1976. P. 282–286.
490

Так, думается, лучше переводить выражение ?ψηλοτ?ραν θεωρ/αν. Церковные писатели, особенно тяготеющие к александрийскому направлению богословской мысли (Ориген, Евсевий Кесарийский, Дидим Слепец, св. Григорий Нисский, преп. Исидор Пелусиот и др.), часто употребляли многосмысленное понятие θεωρ?α для обозначения духовного смысла Священного Писания. Например, св. Кирилл Александрийский предпочитал его термину ?λληγορ?α, подчеркивая в первую очередь христологический аспект толкования Писания: «Всякое духовное созерцание (т. е. толкование) обращено к таинству Христа» (πασ? θεωρ?α πνευματικ? προς το Χρ?στου βλεπε? μυστ^ρ'ον). См.: Xefyigan A. St. Cyril of Alexandria Interpreter of the Old Testament. Roma, 1952. P. 111–131.
491

Относительно этой «внешней (являемой) стороны подвижничества» (τ^ς φα?νομενης ?σχ^σεως) ср. учение преп. Иоанна Кассиана Римлянина, согласно которому «само собой понятно, что строй внешней жизни подвижника, его внешний быт, должен всецело определяться требованиями той цели, которую имеет в виду осуществить христианский подвижник. А так как цель эта состоит в пересоздании себя по внутреннему человеку, в очищении сердца и обновлении сил духа, то внешний строй жизни должен так быть упорядочен, чтобы он служил не задержкой, а пособием и средством к этому» (Феодор Поздеее–скмм, мерожоноу. Указ соч. С. 243).
492

В молитве «синэргия» Бога и человека достигает своей высшей точки и проявляется как «синэргия любви». Поэтому понуждающий себя к терпеливым и настойчивым молитвам (? εαυτ?ν ταΓς ευχαΓς προσχαρτερεΓν ?ναγχ?ζων) как бы «увлекается» (влечется) духовной любовью Бога (υπ? τ^ς πνευματ?χ^ς ?γ?πης του Θεο? ελχετα?) также к любви, называемой преп. Макарием Божественной (?ρωτα Э–εΓον) или «пламенным томлением» (π?^ον εμπυρον). Опыт подобной «синэргии любви» запечатлевается в творениях многих православных тайнозрителей, но наиболее ярко — у преп. Симеона Нового Богослова, который, не проводя четкого различия между «эросом», (рачением) и «агапе», поставляет любовь в качестве наипервейшей добродетели. Взаимодействие этой добродетели и Любви Божией (Христа преп. Симеон называет «Ипостасной Любовью» — ενυπ?στατος ?γ?πη) является столбовой дорогой к обожению человека. См.: Дясмлмм (Хрмеомемн), арумепмскоп. Преподобный Симеон Новый Богослов (949–1022). Париж, 1980. С. 323–343.
493

Царство Небесное (у преп. Макария — небольшое разночтение Лк. 17, 21 по сравнению с общепринятым тестом, где стоит «Царствие Божие») как бы «актуализируется» (ενεργως γινομενη) в душах достойных, то есть в святых подвижниках благочестия. В другом своем творении, цитируя то же место Евангелия и ставя акцент на фразе: Дарсжеие енужрь еас есжь, преподобный замечает, что это Царствие пребывает не «в слове» только, но «в деле и силе» (εν εργωχα< δυν?μει; ср. 1 Кор. 4, 20). Ибо одни «любомудрствуют по Христу лишь внешним образом (εν σχ?ματι), другие — в слове, а третьи — и самим делом; но очень немного таких, которые [любомудрствуют] е силе Божией (2 Кор. 6, 7)» (PseM^o-Macmfe. Oeuvres spirituelles. P. 332).
494

Примечательно, что достижение конечной «цели благочестия» (το? της ε?σεβε?ας σχοπο?) преп. Макарий отождествляет с обретением «очищения сердца» (о τ^ς χαρδ?ας χαθαρισμος), которое, естественно, невозможно без освящающего действия Святого Духа (δι? το? ?γιαστιχο? πνε?ματος). Подобное подчеркивание значения сердца в деле духовного преуспеяния характерно для всей исихастской традиции, простирающейся от самого возникновения монашества до наших дней. Согласно этой традиции, человек есть «раздробленное единство», которое должно восстановиться прежде всего в сердце, поскольку оно есть самое сокровенное ядро человека (l'interiorite la plus interieure de l'homme) и одновременно его «самая прозрачная прозрачность» (sa «transparence» la plus transparent). Будучи «корнем» ума, сердце является и «семенем» того «тела Славы», в которое облекутся достойные после воскресения. См.: C7e-mewi О. L'hesychasme. Petite introduction a l'etude de hesyschasme // Collectanea Cisterciensia. Revue de spiritualite monastique. T. 53. 1991. P. 7.
495

Так цитирует преп. Макарий. Вообще приведенные им здесь цитаты из Священного Писания являются основополагающими для святоотеческого учения о молитве. По крайней мере две из них приводятся в сочинении св. Ефрема Сирина «О молитве» (подлинном или только приписываемом ему — это вопрос достаточно сложный, ибо, как говорилось, традиция греческих переводов его творений требует еще глубокого изучения): «Подлинно блаженное дело — не грешить, а согрешающим — не отчаиваться, но плакать о том, в чем согрешили, чтобы слезами опять улучить блаженство. Посему прекрасно сказано: есе^да жолмжмся м не стужожм, как говорит Господь (Лк. 18, 1). И апостол еще говорит: непрестанно жо–лмтеся (1 Фес. 5, 17), то есть и ночью, и днем, и всякий час. Не только входя в церковь, но и в другие часы не оставляй о сем попечения; напротив того, работаешь ли, спишь ли, или находишься в дороге, или ешь, или пьешь, или лежишь — не прерывай молитвы, ибо не знаешь, когда придет требующий души твоей» (Творения святого отца нашего Ефрема Сирина. Т. 3. Сергиев Посад, 1912. С. 12).
496

Выражение τον αγ?να ερωτ? τ?ν επουραν/ων αγαθ?ν предполагает, что такое «борение» есть как бы «состязание в любви».
497

Весь этот параграф показывает, что преп. Макарий имел дело с несколько болезненной реакцией в среде монашества на ересь мессалиан. Поэтому ему приходится доказывать необходимость и полезность присутствия «молитвенников» в организме такого Тела Христова, каким является монашеская община («братство»).
498

Ср. у св. Григория Паламы, говорящего о тех верующих, которые «познают единого и подлинного Бога» (τον ενα χα< γ?ν?σχουσ? Θε?ν) и убеждаются, что без Него они не могут творить ничего. Среди них некоторые охватываются «Божественной любовью» (ερως θε<ος), побуждающей их стремиться к соединению с «Господом всего»; они «без пищи и дыхания предаются молитве» (τροφ?ς ^νευ χα? πνο?ς ^ν ε?χ? γεν?μενο?), согласно наставлению отцов, а поэтому удостаиваются таинственного, неизреченного и духовного дара молитвы. Таковые подвижники становятся причастниками «приснодвижной и неистощимой благодати», которая укореняется в их душе. И кто желает достичь этой истинной и непрестанной молитвы, тот должен жить, не прилепляясь без крайней необходимости к чему-либо человеческому. См.: Cregoire Pa/amas. Defense des saints hesychastes. P. 287.
499

Опыт духовной брани начиная с Нового Завета (Еф. 6, 12 и др.) запечатлевается во многих памятниках христианской письменности. Например, в традиции писателей александрийской школы идея духовной брани наиболее отчетливо прослеживается у Оригена (в меньшей степени — у Климента, который ставит преимущественный акцент на борьбе с грехом и страстями, оставляя в тени борьбу с «духами злобы»), подчеркивающего тот момент, что борьба диавола с Богом ведется прежде всего за душу человеческую. Поэтому Ориген считает, что одной из основных задач всякого верующего человека является активное участие в ратоборстве с демоническими силами. См.: Vo/^er W. Der wahre Gnostiker nach Clemens Alexandrinus. Berlin, 1952. S. 180–181; Bardy C. Origene. Paris, 1931. P. 59–77.
500

Памятники древнецерковной письменности, особенно агиографические, изобилуют примерами подобной духовной брани. В частности, «Житие св. Симеона, Христа ради юродивого» повествует о том, как Симеон и его сподвижник Иоанн удалились в пустыню для подвигов. Спустя несколько дней «диавол — враг душ наших, не переносящий добродетели рабов Христовых», пошел войной на них (?ρξατο πολεμεΓν αυτο?ς); «полем» этой брани стала сначала нежная любовь Симеона к матери и привязанность Иоанна к бывшей жене. Подвижники мужественно противостояли проискам лукавого: когда один из них видел другого изнемогающим в скорби (^λ?β?μενον), он говорил: «Встанем, брат, помолимся». Они вставали и произносили слова молитвы, которым научил их Никон — духовный отец обоих подвижников. Так они обретали «сердечное ведение» этой молитвы (ε?ρεθησαν γ?ν?σχοντες αυτ?ν ах στ?θους), повторяя молитву при каждом искушении. А подобных искушений было еще множество: диавол зажигал в них желание есть мясо и пить вино, внушал помыслы робости и уныния перед трудностями подвижнического пути и пр. См.: Zeonfis ^e Neapo/is. Vie de Symeon le Fou et Vie de Jean de Chypre / Ed. par F. J. Festugiure. Paris, 1973. P. 71–72.
501

Или «внешним видом (личиной) молитвы» (το σχ?μα τ?ς ευχ?ς). Связь молитвы и стяжания добродетелей подчеркивается и преп. Иоанном Кассианом Римлянином, который, передавая учение о молитве аввы Исаака Скитского, говорит: «Ибо как строение всех добродетелей стремится (оттмт fen^if sfrMcfMra oir–Ммт) к совершенству молитвы, так и без увенчания ею, собирающей и соединяющей эти все добродетели, они не могут быть ни твердыми, ни постоянными. Подобным же образом как без добродетелей нельзя ни приобрести, ни завершить постоянного и непрестанного покоя молитвы (pepefMa orafionis mgis^Me fran^Mi//ifas), так и добродетели, служащие ему, не могут прилежно и полностью осуществляться без этого покоя» (/ean Cassien. Conferences. T. 2. P. 40–41).
502

Образ «плодов» довольно часто встречается в творениях преп. Макария. Так, он говорит: «Господь взы–скует у нас доброго плода — благого помышления и всего желания (ολον τ? θ?λημα) нашего от всей души любить Его, дабы, взяв, словно добрую пищу, добродетели душ наших, Он мог заставить нас приносить неизменные и истинные плоды Духа, божественные и преисполненные вечной жизни» (PseM^o-Macaire. Oeuvres spirituelles. P. 198). Сравнивая христиан с «богачами мира сего», преподобный показывает их коренное отличие: если эти богачи, стяжав здесь многое состояние, при наступлении смертного часа исходят из мира «голыми» (γυμνο?), то христиане, наоборот, отложив и сохранив «в живой земле сердца своего» духовное богатство, при исходе своем из мира забирают его с собой, как «сокровище жизни и живые плоды трудов своих» (см.: Ma^anos/Symeon. Reden und Briefen. Bd. I. S. 251).
503

Сходное толкование евангельской притчи о девах встречается и в «Духовных беседах», где о мудрых девах говорится, что они, «трезвясь и поспешая к чуждому для своего естества» (ν?ψασαι χα< γοργευσ?μεναι το ξ?νον τ^ς εαυτ?ν φ?σεως), взяли масла в сосуды сердца своего, то есть горнюю благодать Духа, а поэтому и смогли войти с Женихом в небесный Брачный Чертог. Другие же, неразумные девы, оставшись в собственном естестве, не трезвились и не старались набрать, пока они были еще во плоти, в сосуды свои «елея радости» (Пс. 44, 8); они, по нерадению, изнеженности, легкомыслию и самомнению о праведности своей, предались сну, а поэтому и не были допущены в Брачный Чертог Царства, не сумев угодить Небесному Жениху. Удерживаемые мирскими заботами и некой земной любовью, эти девы не смогли отдать своей любви Жениху, вследствие чего в их сосудах и не оказалось масла (см.: Die 50 geistlichen Homilien des Makarios. S. 31).
504

Образ виноградной лозы (слово ?μπελος причем имело значение и «вина», и «винограда») постоянно используется в древнецерковной письменности в самых разнообразных символических смыслах (как символ «ветхого Израиля» или «Израиля нового», то есть христиан — народа Божиего; также как символ Бога Слова, Адама и т. д.) (см.: iampe С. W. R. Op. cit. P. 91). Например, Ориген говорит, что каждый из нас, «словно виноградная лоза» (?ς ?μπελος), был насажден Господом «на месте тучне» (Ис. 5, 1), и Господь приходит в Свой виноградник, взыскуя плоды, то есть добродетели, но либо обнаруживает очень немногие «виноградины», либо совсем не находит их (см.: Ongene. Homelies sur Jeremie. Т. II / Ed. par P. Husson et P. Nautin // Sources chretiennes. № 238. Paris, 1977. P. 120). Сам преп. Макарий также неоднократно использует этот образ, говоря, в частности, об апостолах как о «земледельцах, возделывающих виноградную лозу души (τ?ν ?μπελον τ?ς ψυχ?ς)» (Die 50 geistlichen Homilien des Makarios. S. 234). В другом творении он замечает: «Душа есть виноградник для Господа (также как Господь — виноградник для души), и Он насаждает в ней ростки любви, сладчайшей радости» и т. д. (см.: PseM^o-Macaire. Oeuvres spirituelles. P. 240).
505

О данном выражении (εν π?σ% πληροφορ?α, χα< α?σ^?σε? πνευματ?χ?) см. выше примеч. 40. Такое же выражение, по свидетельству св. Иоанна Дамаскина («О ересях» 80, 7), употребляли и мессалиане, но сближать с ними преп. Макария, как это делает Г. Дерриес (см.: Domes R. Wort und Stunde. Bd. I. S. 409), является серьезной шибкой. У мессалиан речь идет о сугубо чуесжееннож «восприятии» благодати, то есть налицо «прелесть», тогда как у преп. Макария повествуется о дууоенож опыте, который очень редок, ибо человек в исключительных случаях освобождается от рабства греху и страстям, и такой духовный опыт возникает в результате не просто собственных усилий, но благодаря «синэргии» благодати и добровольного подвига человека. И даже когда он удостаивается столь величайшей милости Божией, это отнюдь не избавляет его автоматически от новых грехопадений. Правда, иногда преп. Макарий говорит, что действие Святого Духа, а также действие «духов злобы» опытно воспринимается (πληροφορ?α χα< α?σ&?σε? χα< ενεργε?α) не только на духовном уровне (εν τε τ? ψυχ?), но и на телесном (εν τω σ?ματ?) (см.: №^Me/ D. P. Les caracteres de l'experience spirituelle selon le Pseudo-Macaire // Irenikon. T. 39. 1966. P. 498–501). Однако говоря так, преп. Макарий исходит из представления о человеке как о психофизическом единстве и нисколько не вступает в противоречие с православным вероучением, ибо такой двуединый опыт (т. е. одновременно и духовный, и телесный) является своего рода предвосхищением того эсхатологического обожения, которое объемлет весь состав человека — и душу, и тело его. Аналогичный опыт запечатлевается, например, в «Откровенных рассказах странника», где говорится: «Последствия сердечной молитвы открываются в трех видах: в духе, в чувствах и откровениях; в духе, например, сладость любви Божией, внутренний покой, восхищение ума, чистота мыслей, сладостное памятование Бога; в чувствах — приятное растепли–вание сердца, наполнение сладостью всех членов, радостное кипение в сердце, легкость и бодрость, приятность жизни, нечувствительность к болезням и скорбям» (Откровенные рассказы странника духовному своему отцу. Сергиев Посад, 1991. С. 46). Принципиальное отличие преп. Макария, как и всех святых отцов, от мессалиан заключается в том, что для последних человек сам по себе, вне Церкви и ее таинств, может достичь ведения Бога «во всем чувстве и удостоверенности», а для преп. Макария подобное утверждение было немыслимым и кощунственным. Мессалиане, подобно западным пелагианам, уповали лишь на одно только молитвенное усилие человека, отрицая действие горней благодати и помощь свыше; преп. Макарий же, как уже указывалось, был последовательным сторонником и защитником православной «синэргии» (см.: MeygH^of^J. St. Gregoire Palamas et la mystique orthodoxe. Paris, 1959. P. 25; Mem. St. Basil, Messalianism and Byzantine Christianity // St. Vladimir' Theological Quarterly. Vol. 24, 1980. P. 229). В этом аспекте своего богословия, как и в прочих, преп. Макарий полностью созвучен хору святых отцов. В частности, наблюдается полное единодушие его с блж. Диадохом, который, говоря о молитве, замечает: «Она свойственна только тем, которые во всем чувстве и удостоверенности (εν π?ση α?σθ^σει χα< πληροφορ?α) преисполнены святой благодати» (Dia^o^Me ^e PAofice. Oeuvres spirituelles. P. 129).
506

Выражение εν πολλ? γ?ρ συνεσε? δ?αχρ?σεως в конкретном случае, скорее всего, обозначает «духовный критический разум», предполагающий трезвую и ясную оценку деяний человеческих, и в первую очередь критическое трезвение в отношении собственных поступков.
507

Говоря о человеке, «живущем мирской жизнью» (? εν τω β<ω δ?α?τ?μενος) и удовлетворяющем свои противоестественные страсти (τ? παρ? φ?σ?ν π?θη τ?ς ?τ?μ?ας), преп. Макарий описывает плачевное состояние человека после грехопадения. Схожие размышления встречаются у многих отцов Церкви. Так, согласно преп. Антонию, «первый человек был создан чистым и святым, без всякого повреждения; тело его не господствовало над душой и не противоборствовало, находясь в полном подчинении ей и гармонии», а «нравственно–разумные силы его были в полной гармонии с природой (κατ? φ?σ?ν), будучи вполне готовыми и способными осуществлять свое назначение». Грехопадение же «извратило чистую и совершенную природу человека, лишило его тех нравственно–разумных сил, какими он обладал прежде, возбудило в нем неведомые прежде греховные стремления, породило борьбу между духом и телом, оторвало человека от прежнего тесного общения с Богом и поставило его лицом к лицу с врагом рода человеческого — диа–волом» (Лобачеескмм С. Указ. соч. С. 199–200). Для преп. Макария извращенность человеческой природы после грехопадения сказалась еще и в том, что человек почти полностью потерял духовную ориентацию: «противоестественное» стало казаться ему «естественным», и греховные страсти начали с наслаждением осуществляться, словно совершенно естественные (εν ?πολα?σε? χα< ?δον? ως φυσ?χα. εργ?ζετα?). Поэтому то, что было «естественным» для созданного изначала Богом человека (совершенная любовь, долготерпение и т. д.), преп. Макарий называет уже «превосходящим нашу природу» (το?ς ?περ τ?ν ?μετεραν φ?σ?ν); осуществление этого превышеестественного доступно лишь совершенному христианину, то есть новому по Христу человеку. Однако характерно, что подобные «сверхъестественные деяния» являются для него одновременно и вполне естественными (?ς φυσ?χ?), так же, как для «ветхого человека» естественны дела противоестественные. Позднее аналогичные мысли развивались и аввой Дорофеем, для которого также греховное состояние человека является состоянием противоестественным (παρ? φυσ?ν в противоположность изначальному, райскому χατ? φυσ?ν). Для аввы Дорофея это предполагало, тем не менее, оптимистическое видение человека: в результате преслу–шания и гордыни человек не потерял своего «образа Божиего» (т. е. свободы и возможности бессмертия), но лишился лишь «подобия» (т. е. добродетелей). Однако Бог, по Своему великому человеколюбию, открыл человеку путь и к восстановлению «подобия» через соблюдение заповедей и очищение от страстей. См.: igender N. Dorothee de Gaza et Benoit de Nursie // Irenikon, 1993. T. LXVI. № 2. P. 187.
508

Ср. у преп. Петра Дамаскина: «Дабы никому не казалось, что он (подвижник) своим подвижничеством и многими стенаниями со слезами совершает нечто великое, дается ему ведение страданий Христа и всех святых (? γνωσ?ς των του Χρ?στου πα^ηματων χα< των ?γων π?ντων)» (ΦΙΛΟΚΑΛΙΑ. ΤΟΜΟΣ Γ'. Σ. 132).
509

Тема «сострадания со Христом» (το συμπα^να? τω Χρ?στω) теснейшим образом связана с «христо–центризмом» тайнозрительного богословия преп. Макария и, в частности, с его учением о «физическом сопребывании Христа с душою». Согласно преподобному, «человек преобразуется во образ Света Христа, сочетается с телом Христовым (χρ? χα< σε… συναφ^να? τω σ?ματ? του Χρ?στου). Все Христово делается достоянием человека. Человек как бы превращается во Христа, делается сугубым (γ?νητα? δ?πλο?ς ? ?νθρωπος). Это духовно–физическое общение человека со Христом будет так тесно, как единение Божественной и человеческой природ во Христе. Человек и Христос превратятся в одну ипостась (υπ?στασις ε?ς ?ποστασιν), сохраняя при всем этом неприкосновенными собственные индивидуальности» (Онуфрий Шумания, иеродиакон. Мистика преп. Макария Египетского. С. 82–83).
510

Преп. Макарий несколько свободно комбинирует выдержки из этого послания св. апостола Павла. Примечательно, что св. Афанасий в «Житии преп. Антония», повествуя о подвигах святого, говорит, что тот отказывался от натирания тела маслом, поскольку считал, что сравнительно молодым людям (τους νεωτ?ρους) подобает ревностно предаваться аскезе (?χ προθυμ?ας εχειν την ?σχ?σιν), а не искать «расслаблаю–щего тело» (μη ζ?τε^ν τ? χαυνο?ντα το σ?μα). Поэтому они должны обыкать в подвижнических трудах, постоянно размышляя над словами апостола: Д*огда я нежощен, жогда силен (2 Кор. 12, 10). Ибо, по словам преподобного, когда становятся немощными «сласти тела» (οταν α< το? σ?ματος ?σθεν?σιν ?δονα?), тогда обретает силу «ум души» (της ψυχ?ς τον νο?ν) (AfAawase ^A/exan^fie. Vie d'Antoine. P. 152).
511

Образцами «совершенного христианства» в церковной письменности, естественно, считаются святые. См., например, одну проповедь св. Григория Паламы: «Воистину, диеен Бог ео сеяжых Сеоих. Потому что когда кто-нибудь подумает о превосходящем естество [человеческое] борении мучеников (τους υπερφυε?ς τ?ν μαρτ?ρων ?γ?νας), как, будучи в немощи плоти, они посрамили сильного во зле, как, словно не ощущая мук и ран, они телом боролись с огнем, мечом, с различными и смертоносными видами (ιδ?ας) пыток, стойким терпением оказывая им сопротивление; и в то время как тела крошились, рвались суставы и дробились кости, они соблюдали исповедание веры во Христе — здравое, неразоренное, неповрежденное и непоколебимое, вследствие чего им и была благодатно дарована премудрость Духа и гигантская сила. Или когда кто представит себе терпение преподобных (των οσ?ων), как они, словно бестелесные, переносили многодневные посты, бдения и иные разные злостра–дания (χαχ?σε?ς — бедствия) тела, и при этом добровольно, в борьбе против лукавых страстей, против различных видов (ε?'δη) греха, во внутреннем человеке и в нас самих сущей невидимой брани против начал, против властей, против духа зла до конца противостояли, внешнего человека истощая и умерщвляя, внутреннего же обновляя и обожествляя (θεο?μενο?), благодаря чему им были благодатно ниспосланы дары исцеления и деяния сил [превышеестественных] (τ? ενεργ?ματα των δυν?μεων), — и когда кто-нибудь подумает и поразмышляет об этом, насколько сие превосходит нашу природу, то удивится и прославит Бога, даровавшего такую благодать и силу» (Сеятмтель Трм2ормм Пяляжя, ярхмеимскои Фессялонмкммскмм. Беседы. Т. 1. С. 248. Перевод несколько исправлен по тексту: ΓΡΙΓΟΡΙΟΣ Ο ΠΑΛΑΜΑΣ. ΟΜΙΛΙΕΣ (ΚΛ–ΜΒ'// ΕΛΛΗΝΕΣ ΠΑΤΕΡΕΣ ΤΗΣ ΕΚΚΛΗΣΙΑΣ, 76. ΘΕΣΣΑΛΟΝΙΚΗ, 1985. Σ. 126–128).
512

В основе этого размышления преподобного опять лежит экклесиологическая идея: монашеская община есть Церковь Божия, где каждый член выполнет свое назначение, служа целому и своим служением поддерживая и сохраняя единство Церкви (см. выше примеч. 65). Подобного рода рассуждения довольно часто встречаются в монашеской письменности. Так, преп. Феодор Студит увещевает братий своей обители: «Слушайтесь друг друга, помогайте друг другу, чтобы вам сохранить между собою отношения членов [Тела Христова]. Ибо если глаз не станет руководить рукой, одна рука не будет поддерживать другую, нога не будет служить всему телу для передвижения, но каждый член будет делать, что ему хочется, то он и сам не останется здоровым, и вместе со своею гибелью повлечет разрушение и распадение и других членов» (Преи. Феодор Студмт. Великое оглашение. I, 3 // Преп. Феодор Сжудмж. Творения. Т. 1. С. 227). Та же самая экклесиологическая мысль отчетливо выражается и св. Феолиптом Филадельфийским, который, говоря об идеале общежительной формы иночества, замечает, что каждый монах должен на первое место ставить интересы киновии, а не следовать собственным желаниям, ибо для него является честью служить «Телу», которое и представляет собой иноческая община (см.: Sa/aoi//e -S. La vie monastique grecque au debut du XIV siecle d'apres un discourse inedit de Theolepte de Philadelphie // Etudes byzantines. T. II. Bucarest, 1945. P. 120–121).
513

Идея «снисхождения» (выражающаяся глаголом συγχαταβα/νω и существительным συγχατ?βασ?ς) Бога Слова встречается у многих отцов Церкви, но наиболее яркое выражение находит у св. Афанасия Александрийского, который как бы выделяет три уровня «снисхождения». Первый можно назвать «онтологическим», когда «Логос, как Премудрость Божия, нисшел к сотворенному и на все излил Свои силы, которыми все вызывает к бытию, сохраняет, скрепляет и приводит в движение». Второй уровень — «антропологический», связанный с творением первого человека «по образу Логоса», благодаря которому человек обладает некими «оттенками Слова», позволяющими ему быть причастным Божественной природе и общаться с Ней. Третий уровень — «христологиче–ски–сотериологический», связанный с воплощением Логоса: «Для спасения людей Слово Божие в Духе Святом снизошло в утробу Девы Марии и облеклось в человеческое тело. Истинно сущее снова физически, существенно соединилось с тленной и смертной природой человека. Результатом этого соединения было обожение человеческой природы Спасителя». А поскольку «Христос, как Искупитель, таинственной связью соединен со всеми верующими в Него и искупленными Им», то «вследствие этого все благодатные дары, полученные человеком Иисусом, становятся достоянием всего человечества. Та физическая перемена, то прославление, которые получены человечеством Искупителя под воздействием обитавшего в Нем Божества, произойдут и с природой Его истинных учеников и последователей» (Попое И. Д. Религиозный идеал святого Афанасия Александрийского. Сергиев Посад, 1904. С. 25–49). Идею «снисхождения» до св. Афанасия можно проследить у ряда других отцов и учителей Церкви. В частности, ее разрабатывает и Ориген, касающийся несколько иных аспектов данной идеи. В «снисхождении» Бога Слова он подчеркивает момент «смирения» и «кеносиса»: Слово, «смирившись», снизошло к нам (?μΓν συγχαταβα/νων χα<… ταπεινο?μενος), и подобное «смирение» Слова, согласно Оригену, неотделимо от Его Божественного человеколюбия (φιλανθρωπ?α). Последнее же связано с «теофаническим» аспектом Боговоплощения: «снизойдя», Слово облеклось в человеческую плоть, ибо иначе люди бы не смогли вынести сияния Божества Самого по Себе (см.: Raf/ M. Origene et la fonction reve-latrice du Verbe incarne. Paris, 1958. P. 232, 310). Данная идея стала общим достоянием и всего поледующего православного богословия. Так, один из византийских «императоров–богословов», живший в XIII в., Феодор II Ласкарис, в «Словах о христианском Богословии» выражает эту идею следующим образом: «Бог — во плоти (εν σαρχ?), и это — вследствие Его подлинного величия. Бог — среди смертных, и это — вследствие Его высочайшего снисхождения (τ% ?χρας συγχαταβ?σεως)» (ΚΡΙΚΩΝΗΣ Χ. Θ. ΘΕΟΔΩΡΟΥ ΛΑΣΚΑΡΕΩΣ ΠΕΡΙ ΧΡΙΣΤΙΑΝΙΚΗΣ ΘΕΟΛΟΓΙΑΣ ΛΟΓΟΙ // ΑΝΑΛΕΚΤΑ ΒΛΑΤΑΔΩΝ, 49. ΘΕΣΣΑΛΟΝΙΚΗ, 1988. Σ. 152).
514

Преп. Макарий цитирует, опуская слова: одного из малых сих. Пропуск наблюдается и в следующей цитате (Мф. 25, 40).
515

Цитата свободная. Ср. толкование этого места у блж. Феофилакта: «Возведши к самой высшей добродетели — любви, Господь восстает против славы, которою обыкновенно сопровождаются добрые дела. Заметь, что говорит: енежлмте (берегитесь!) говорит как бы о каком-нибудь звере лютом. Берегитесь, чтобы он не растерзал вас. Впрочем, если ты творишь дело милосердия и пред человеками, но не с тем, чтобы на тебя смотрели, не будешь осужден и не потеряешь мзды. Но если делаешь то из тщеславия, то потеряешь награду и будешь осужден, хотя бы делал то и в клети своей. Бог карает или увеличивает намерение» (Бла–говестник, или Толкование блаженного Феофилакта Болгарского на Святое Евангелие. Ч. I. М., 1991. С. 75).
516

Ср. понимание этого места у преп. Иоанна Кассиана Римлянина, который связывает его с толкованием одной фразы из Молитвы Господней (да сеятмтся мжя Уеое). Согласно преподобному, данную фразу можно понять в том смысле, что «освящение Бога есть наше совершенство» (sancfi^cafio Dei nosfra per/ecfio esf). Поэтому фразу молитвы можно передать словами: «Отче! Сделай нас такими, дабы мы заслужили постижение и познание Твоей cвятости, или, лучше, дабы эта cвятость открылась в духовной жизни нашей». А это, согласно преп. Иоанну, только тогда исполнится в нас, когда люди увидят добрые дела наши и прославят Отца нашего Небесного (Мф. 5, 16). См.: Jean Cassien. Conferences. T. 2. P. 56).
517

Если предшествующее место из Посланий св. Павла преп. Макарий цитирует свободно, то данная цитата вообще не устанавливается. Возможно, она восходит к устному Преданию. Как констатирует А. Бейкер, в сирийском «Учении апостолов» (Die Syrische Didaskalia Apostolorum / Hrsg. von H. Ache-lis und J. Fleming. Leipzig, 1904. S. 74) после цитаты из 2 Фес. 3, 10 следуют слова: «ибо и Господь Бог ненавидит ленивых». По предположению этого исследователя, преп. Макарий был знаком с сирийской версией «Учения» (см.: Ba^er A Pseudo-Macarius and Gregory of Nyssa // Vigiliae Christianae. Vol. 20. 1966. P. 229). Однако, на наш взгляд, это отнюдь не обязательно. Помимо устного Предания, данную фразу он мог почерпнуть и из греческого прототипа сирийского «Учения апостолов».
518

Праздность, или леность, постоянно осуждается в святоотеческих творениях, особенно в аскетических. См., например, у св. Василия Великого: «Всякий повод для лени есть повод для греха (π?σα πρ?φασ?ς αργ?ας πρ?φασ?ς εστ?ν αμαρτ?ας), ведь [христианину] следует [всегда], вплоть до смерти, проявлять усердие, а также [являть свое] терпение. Ибо лень (? οκνηρ?α), сопряженная с лукавством, подвергает осуждению ленивца, что явствует из слов Господа: Лукаемм раб м ленмеым/ (Мф. 25, 26)» (ΒΑΣΙΛΕΟΣ Ο ΜΕΓΑΣ. ΜΕΡΟΣ Γ'. Σ. 260; Сеж. Дасмлмм Делмкмм. Правила, кратко изложенные, 69 // Сеж. Дясмлмм Делмкмм. Творения. Т. 2. С. 245). Преп. Исаак Сирин также увещевает иноков: «Остерегайтесь, возлюбленные, праздности, потому что познанная смерть (εγνωσμ?νος θ?νατος — это выражение, скорее всего, указывает на вкушение от древа познания добра и зла, повлекшее за собою смерть. — А. С.) сокрыта в ней. Ибо без нее невозможно попасть в руки [бесов], старающихся пленить монаха» (ΤΟΥ ΟΣΙΟΥ ΠΑΤΡΟΣ ΗΜΩΝ ΙΣΑΑΚ. ΕΥΡΕΘΕΝΤΑ ΑΣΚΗΤΙΚΑ. Σ. 174).
519

Это понятие (υιοθεσ?α — в старых переводах обычно передается как «сыноположение») предполагает, что изначала люди были «сынами Божиими», но утеряли свое «сыновство» в результате грехопадения. Оно возвращено им воплощением Бога Слова и крестной смертью Господа. Об этом хорошо говорит св. Василий Великий: Домостроительство Бога и Спасителя нашего относительно человека состоит в «отозвании его из изгнания» (αν?χλησ?ς εστ?ν απ? τ^ς εχπτ?σεως) и возвращении к близости с Богом (ε?ς ο?χε?ωσ?ν Θεο?) из отчуждения, происшедшего в результате преслу–шания. Поэтому и Христос пришел во плоти, и были даны примеры евангельского жития (α< των ε?αγγελ?χων πολ?τευμ?των), страдания, гроб, воскресение — чтобы человек, спасаемый через подражание Христу, вернул себе изначальное усыновление (την ?ρχα?αν εκε?νην υ<οθεσ<αν) (см.: Basi/e Cesafee. Sur le Saint-Esprit / Ed. par B. Pruche // Sources chretiennes. № 17 Ms. Paris, 1968. P. 364). Необходимым условием возвращения данного «усыновления» является Таинство Крещения, и св. Кирилл Иерусалимский называет его «доставляющим отпущение грехов и усыновление» (?φεσεως αμαρτημ?των χα< υιοθεσ?ας) (Cyfi//e ^e/emsa/em. Catecheses mystagogiques. P. 114). Наконец, это «усыновление» немыслимо и без действия Святого Духа. Поэтому Дидим Слепец говорит, что разумная тварь (? χτ?σις ?λογιχ?), когда становится достойной «обновления и усыновления» (?ναχαινισμο?χα? υιοθεσ?ας), удостаивается их через действие всемогущей благодати Святого Духа (см.: ΣΕΡΑΠΙΩΝ ΘΜΟΥΕΣΕΩΣ. ΔΙΔΥΜΩΣ Ο ΑΛΕΞΑΝΔΡΕΥΣ // ΒΙΒΛΙΟΘΗΚΗ ΕΛΛΗΝΩΝ ΠΑΤΕΡΩΝ. Τ. 43. ΑΘΗΝΑΙ, 1971. Σ. 244). И сам преп. Макарий говорит, что «верная душа» (πιστ? ψυχη), достойно прошедшая все испытания и живущая по заповедям, удостаивается освобождения от страстей и принятия от Духа полноты усыновления (της υιοθεσ?ας του πνε?ματος πλ?ρωσιν λαμβ?νει) (Die 50 geistlichen Homilien des Makarios. S. 87).
520

Ср. 2 Кор. 8, 9; глагол πτωχε?ω выражает здесь идею кеносиса (истощения) Бога Слова. Ср., например, у преп. Анастасия Синаита, который говорит о «цели добровольного смирения Христа» (τον σχοπον της εχουσ?ου Χριστο? ταπειν?σεως), потому что Он «истощил Себя и обнищал (εχενωσε χα< επτ?χευσεν), дабы уничтожить гордыню врага» (Anastasii Sinaitae Viae dux / Ed. K. — H. Uthemann // Corpus Christianorum. Vol. 8. Turnhout-Leuven, 1981. P. 246). Подобное «обнищание» Господа служит образцом для нас и нашего смирения (эту мысль преп. Макарий выражает фразой: Χριστο? το? δι' ημ?ς πτωχε?σαντος μιμητα? γεν?μετα). Аналогичную мысль высказывает и Николай Кава–сила, говоря об одном из блаженств: «нищета духом» (? εν πνε?ματ? πτωχε?α) состоит в том, что не следует думать о себе более, нежелм должно дужять; но ду–жямте скрожно (Рим. 12, 3). Такая нищета — удел тех, которые познали «нищету Иисуса» (τ^ν 'Ιησο? πτωχε?αν), ибо Он, будучи Владыкой [всего], стал причастным естеству и образу жизни рабов (см.: Mco/as Ca^asi/as. La vie en Christ. T. II / Ed. par M. — H. Con-gourdeau // Sources chretiennes. № 361. Paris, 1990. P. 84). Кстати, следует отметить один немаловажный аспект в учении о кеносисе: «истощание Бога Слова» есть одновременно и няполненме Его человечеством, восприятие второй Ипостасью Святой Троицы всей полноты человеческой природы. Соответственно, и наше подражание Христу в этом плане предполагает смирение как истощание и обнищание греховной самости, которое одновременно влечет наполнение Божеством и причастие Ему. Поэтому чуть ниже преп. Макарий и говорит о наполнении (πλ^ρωσ?ς) Святым Духом (см. примеч. 118).
521

Преп. Макарий цитирует свободно. Заимствуя у св. апостола Павла свою экклесиологическую идею, преп. Макарий усваивает и «антропологические измерения» ее: как человек есть психофизическое единство, в котором душа занимает руководящее значение, так и Церковь есть Тело, неразрывно сопряженное со Святым Духом, а поэтому управляемое Им и питаемое Богом Словом. Отсюда вытекают и глубокие сотериологические выводы: «…обогочеловечивание или (по святоотеческой терминологии) обожение верующего не может касаться одной только души, оно необходимо проявляется вместе и на теле: верующий объединяется со Христом не только духовно, но и телесно, становится органически нераздельным членом Богочеловеческого Тела — Церкви, хотя в то же время и сохраняя свою личность (Рим. 2, 4–5). И если человек является христианином по природе своей, то христианин — церковен по природе. Поэтому в Новом Завете говорится о спасении не только отдельного человека, но известно и «общее спасение» — χο?ν^ σωτηρ?α (Иуд. 3): «всего Тела–Церкви» (Рим. 12, 4–5; Еф. 5, 23), всего Израиля (Рим. 11, 26), всех людей и народов (1 Тим. 4, 10; Тит. 2, 11; Деян. 28, 28; Рим. 11, 11), всей земли (Деян. 13, 47), всего мира (Ин. 4, 42; 1 Ин. 4, 14)». (Мурежое М. П. Новый Завет как предмет православно–богословского изучения. Сергиев Посад, 1915. С. 32).
522

Эту же мысль св. апостола Павла со ссылкой на 2 Кор. 8, 14–15, повторяет и св. Василий Великий, но совсем в ином контексте: если преп. Макарий, точно следуя за апостолом, говорит о духовном «взаимодополнении» христиан, то св. Василий Великий переносит мысль апостола на плоскость, так сказать, «социальных и экономических отношений». Согласно св. Василию, если среди братий возникает нужда покупать друг у друга или продавать друг другу что-либо (το ?γορ?ζε?ν παρ' ?λλ^λων χα< πωλεΓν ?λλ^λο?ς), то здесь также должен господствовать дух христианской любви и соблюдаться равенство (<σ?της), противостоящие духу наживы. См.: ΒΑΣΙΛΕΟΣ Ο ΜΕΓΑΣ. ΜΕΡΟΣ Γ'. Σ. 350–351, 75; Сеж. Дясм–лмм Лелмкмм. Правила, кратко изложенные, 285 // Сеж. Вясмлмм Велмкмм. Творения. Т. 2. С. 310.
523

Весьма частое обозначение монашеской жизни. Ср., например, поучение св. Ипатия Руфианского к инокам: «Воззрите, братия, на избрание ваше — ведь вы избраны в ангельское воинство (ε<ς ?γγελ?χ?ν τ?γμα ?χλ^σητε). Как Ангелы каждый день прославляют Бога, так и вы, воспевая Его в гимнах, старайтесь прославлять Его и делами своими, осуществляя, как сказано, добродетели: прежде всего любовь к Богу и к ближнему, затем — воздержание, безмолвие, терпение, нестяжание, целомудрие, долготерпение и постоянное сокрушение о грехе. Ибо вы, принявшие ангельскую жизнь на земле, если будете подвизаться краткое время сие, победите с помощью благодати Христовой козни врага, одолеете плотские страсти и благоугодите Богу, то станете лучше Ангелов, по словам: Разее не знаете, что жы будеж судмть ажелое (1 Кор. 6, 3)» (Ca//inicos. Vie d'Hypatios. P. 156–158). Автор «Жития св. Григория Синаита», коснувшись обстоятельств его земной жизни, говорит, что они не имеют существенного значения, поскольку ничем не содействовали подлинной цели его бытия (πρ?ς ουδεν συμβαλλ?μενα τω εκε?νου σχοπω). «Ибо он на небесах стяжал себе отечество, блаженное и нерушимое отечество». Поэтому автор «Жития» считает необходимым сразу обратиться к рассказу об «ангельской его жизни (τ?ν ?γγελλ?χ?ν β<ον), о наилучшем и как бы невещественном житии его (τ^ν ?ρ?στην χα< ο<ον αυλον δ?αγωγ^ν χα< πολ?τε?αν)» (Житие иже во святых отца нашего Григория Синаита. С. 3).
524

Выражение επ< τ? αυτ? τυγχ?νοντες явно является отзвуком аналогичных выражений в Деян. 2, 1, 44, 47, где говорится, что первохристиане (ученики Христовы) есе былм едмнодумно ежесте (^σαν π?ντες ?μο? επ< τ? αυτ?); есе еерую^ме былм ежесте (π?ντες δε ο< π?στευοντες φσαν επ< τ? αυτ?) и Господь же ежеднеено прмла^ал спасае–жых к ^еркем (προσετ?θε? τους σωζομενους χαθ' ?μ?^αν επ< τ? αυτ?). Указанные выражения в «Деяниях» имеют несомненный экклесиологический смысл, что наиболее отчетливо проявляется в последнем (этот эк–клесиологический смысл совершенно точно уловлен в синодальном переводе: буке.: прилагал спасаемых к тому же самому). Употребление преп. Макарием аналогичного выражения предполагает, что он рассматривал монашескую общину как прямую преемницу первохристианской Церкви апостольского периода.
525

Ср. «Духовные беседы»: «Невозможно наступать на аспмда м еасмлмска и попирать льеа м зжмя (Пс. 90, 13), если прежде не очистить самого себя, насколько это возможно человеку, и не быть укрепленным Тем, Кто сказал апостолам: Се, даю еаж еласть наступать на зжем м скорпмоное м на есю смлу еражью (Лк. 10, 19). Ибо если бы естество человеческое и без всеоружия Святого Духа могло сжажь прожие козней диаеольских (Еф. 6, 11), то не было бы сказано апостолом: Бог же жира сокрумиж сажану под нога–жи еамижи ескоре (Рим. 16, 20)» (Die 50 geistlichen Homilien des Makarios. S. 200).
526

Раскол («схизма») всегда рассматривался отцами Церкви как зло, часто отнюдь не меньшее, чем ересь. Так, св. Феолипт Филадельфийский, полемизируя в XIV в. против сторонников так называемой «арсе–нитской схизмы», уподобляет раскольников иудеям, отвергнувшим Царство Христово и признавшим кесаря своим царем (Ин. 19:12–15): подобным же образом и раскольники, отвергая Христа — «Главу всех нас», позволяют вместо него появляться многим «главам» — руководителям их «сектантских сборищ» (παρατ?ξεις). Тем самым единое «воинство Христово» разделяется на множество «мелких подразделений», каждый начальник которых — «сам себе голова», а это, по мнению св. Феолипта, неминуемо грозит их поражением в духовной брани и подвергает опасности всю «рать Христову». См.: Sm^e^icz Д. A Critical Edition of the Anti-Arsenite Discources of Theoleptus of Philalelphia // Medieval Studies. Vol. 50. 1988. P. 76–78.
527

«Закон Христов» здесь во многом тождественен «закону Премудрости», упоминаемому выше (см. примеч. 53). Аналогичную мысль, хотя и в несколько ином контексте, высказывает и преп. Симеон Новый Богослов, называющий святых «членами Христовыми» (μ?λη Χριστο?): они являются таковыми «от века вплоть до последнего дня», составляя «единое Тело Христово»; Главой этого Тела является Сам Господь. Поэтому одни из святых выполняют как бы роль рук, трудясь и осуществляя Его всесвятую волю; другие суть как бы плечи — они носят бремена друг друга, исполняя закон Его; третьи есть как бы грудь и т. д. См.: Symeon /e NoMoeaM TAeo/ogien. Traites theologiques et ethiques. T. 1. P. 224.
528

Выражение το εργον το? λ?γου, скорее всего, указывает на «служение словом» в самом широком смысле: духовного назидания, научения, толкования Священного Писания и т. д., которое возлагалось на духовно опытных подвижников и молитвенников, то есть старцев.
529

Образ Марфы и Марии многоразличным способом трактуется в святоотеческой письменности (см. ниже примеч. 83 к «Аскетическому слову» Стефана Фиваидского). Наиболее традиционный тип можно наблюдать, например, у блж. Феофилакта: «Пожалуй, разумей под Марфою деятельную добродетель, а под Мариею — созерцание. Деятельная добродетель имеет развлечения и беспокойства, а созерцание, став господином над страстями (ибо Мария значит «госпожа»), упражняется в одном рассмотрении Божественных изречений и судеб. Итак, если ты можешь, восходи на степень Марии через господство над страстями и стремление к созерцанию. Если же это невозможно для тебя, будь Марфою, прилежи деятельной стороне и чрез то принимай Христа» (Благовестник. Т. 2. С. 97). Отдавая предпочтение «части Марии» перед «служением Марфы», отцы Церкви обычно стремились подчеркнуть их единство. Так, преп. Исаия (хотя и в несколько иной связи), обращаясь к инокам, говорит: «Стяжаем себе Марфу и Марию, которые суть злострадание и сокрушение (? χαχοπ?^ε?α χα< τ? π?νθος); они плачут перед Спасителем, чтобы воскресил Он Лазаря, то есть ум, связанный пеленами собственных желаний (των ?δ?ων θελημ?των). И Он творит милость им, воскрешая Лазаря, а затем оставляет им развязать и освободить его. И если Лазарь освобожден, то тогда делается явным усердие Марии и Марфы» (ΤΟΥ ΟΣΙΟΥ ΗΜΩΝ ΑΒΒΑ ΗΣΑΙΟΥ ΛΟΓΟΙ. Σ. 131–132). Следует отметить, что в христианской письменности «служение ради покоя братий» (выражение преп. Макария, обозначающее послушание и телесные труды на различных работах, например на кухне и т. п.), то есть служение Марфы иногда поставлялось выше молитвенного подвига и созерцания. Это, например, видно из эпизода «Жития» Христа ради юродивой (одной из самых первых), носящей в различных источниках разные имена: преп. Исидора Тавеннийская, Сале, Варанкис и Нисима (память ее празднуется 10 мая; см. замечание о ней преосвященного Сергия: «Сказание об этой дивной подвижнице современника Палладия в «Лав–саике» 37 и 38 не подлежит сомнению» (Сергий, архиепископ. Полный месяцеслов Востока. Т. II. Ч. 2. Владимир, 1901. С. 176)). Покинув в ранней молодости отчий дом, эта святая, по свидетельству грузинского «Жития» ее, провела 40 лет в пустыне, а затем приняла на себя добровольный подвиг юродства в Тавен–нийской женской обители. Авве Питириму, ученику преп. Антония, было о ней видение. Ангел Божий явился и сказал ему: «О Питирим! Украсилось твое служение через Ангелов, которые радуются о тебе за бодрствование и непрестанное молитвословие. Выходи ныне из заключения твоего, иди и возьми благословение у женщины, прикидывающейся помешанной и находящейся около Александрии в монастыре Бантасии; ибо есть там женщина, у которой голова покрыта ветхой повязкой, внутренно же она украшена венцом духовным, — она больше тебя. Ты сидишь в этой пещере один, не возмущаемый никем, она же, находясь в общежитии, огорчаемая и терзаемая всеми, в сердце своем никогда не отступит от Бога» (Ке–келидзе К. Эпизод из начальной истории египетского монашества // Труды Киевской Духовной Академии. 1911, № 3. С. 353). Этот эпизод, когда юродивая Христа ради, исполняющая в киновии самые черные работы (т. е. «служение Марфы»), поставляется выше прославленного исихаста, стяжавшего «удел Марии», показывает, что главным в православном монашестве почиталось не столько то или иное служение, сколько внутреннее расположение служащего. Именно этот момент и акцентирует преп. Макарий.
530

Эту же идею уже в новое время ясно выражает и архимандрит Киприан (Керн): «Аскезой, как воздержанием, не может и не смеет ограничиваться все делание монаха. Такая аскеза только средство, а не цель, и при этом средство негативное по своему содержанию. Это есть преимущественно воздержание от чего-либо и недопускание в себе известных низших психофизических потребностей. В этом нет положительного конструктивного момента и нет момента служения. Аскеза только помогает другим духовным проявлениям: молитве, созерцанию, бого–мыслию и т. д. И самые иноческие обеты суть обеты тоже негативные: обещание, что не делать — не иметь своей воли, не жениться, не стяжать материальных благ. Эти обеты не могут поэтому ограничивать монашеское делание, ибо они выражают неделание. Не ограничиваются также и цели монашества физическим трудом, как бы он ни был важен и необходим в обиходе монашеской жизни. Труд может быть только подсобным средством для ослабления телесных пут и тягот, но никак не целью». Положительный же момент монашеского служения следует искать «в области Духа, в Его энергиях» (Хмпрман (Херн), арлмжандрмт. Ангелы, иночество, человечество (К вопросу об ученом монашестве) // Богословский сборник. Вып. II. 1955. С. 26–27).
531

Ср. у преп. Иоанна Кассиана Римлянина, который, сообщая о правилах восточных киновий, замечает, что в них иноки несут служения (o^cia) по неделям и исполняют их «с таким усердием и смирением, с какими никакой раб не служит самому строгому и могущественному господину». После окончания седмицы сменяющиеся монахи моют ноги всем братиям, собирающимся для обычного псалмопения, и просят у них, в качестве награды за свой недельных труд, общих молитв. См.: Сажей. Institutions cenobitiques. P. 146.
532

Преп. Макарий цитирует свободно (как он это делает и выше). Данное место «Деяний» св. Василий Великий приводит для доказательства того, что «предстоятелю слова» (τον προεστ?τα του λογο?) не следует самому утруждаться менее важными делами (?ν τοΓς ελ?ττοσ?ν αυτουργεΓν), оставив попечение о более важном (ΒΑΣΙΛΕΙΟΣ Ο ΜΕΓΑΣ. ΜΕΡΟΣ Γ'. Σ. 111; Сеж. Дясмлмм Делмкмм. Нравственные правила, 22 // Сеж. Вясмлмм Велмкмм. Творения. Т. 2. С. 84–85).
533

Любовь к Богу освящала и просвещала всю жизнь и учение преп. Макария. При этом им особенно подчеркивалось, что «наша любовь к Богу тогда только будет иметь надлежащий смысл и значение, только тогда и будет нормальною, когда она будет прочна, присуща нам в каждый момент нашей жизни. О постоянстве нашей любви пред Богом нам всегда и следует особенно заботиться» (Бронзое А. Несколько данных для характеристики нравственного мировоззрения преп. Макария Египетского // Христианское чтение. 1910. № 10. С. 521).
534

Понятия συμπαρουσ/αν (буке.: соприсутствие) и συνα–ν?χρασ?ν («смешение» и даже почти «слияние») обозначают ту пронизанность человеческого естества Святым Духом, о котором говорилось выше (см. примеч. 7 к «Духовным беседам»). В другом своем творении преп. Макарий замечает, что Бог столь возлюбил человеческую душу, сотворенную по образу Его, что позволил многоразличным образом украсить Себя в ней, сделать ее «общницей» Собственной природы (τ^ς <δ<ας φ?σεως χο?νων?ν αυτ?ν χα^?στωντα) и так слиться (συναναχρ^εΓσα ενο?τα?) с Господом, что и она стала «духом» (πνε?μα χα< αυτ? γ?νομενη) (Ma^an0. s/5ymg0M. Reden und Briefen. Bd. I. S. 258). Указанные понятия обозначают полноту причастия Святому Духу. О такой полноте говорится и в сочинении Дидима Слепца «О Святом Духе», переведенном блж. Иеронимом. В частности, здесь Дидим пишет: «Кто делается причастником Духа Святаго, чрез причащение Ему делается также духовным и святым». Этот Дух и «Дух усыновления (сыноположения)», и Он, «усыновляющий нас в чад Божиих, дает свидетельство о причастии Своем нам, о том, что Он обладает духом нашим, что мы чада Божии. Из этого следует, что Бог, как Отец, даровал нам наследственное богатство, духовные дары, а Христу мы сонаследники, потому что называемся братиями Его по благодати и по Его любви. А наследниками Божиими и сонаследниками Христу мы будем, если состраждем Ему, чтобы общением страданий Его удостоиться и сопрославления с Ним» (Творения блаженного Иеронима Стридонского. Ч. 5. Киев, 1910. С. 383, 425). Строй мысли и даже отдельные выражения Дидима Слепца в приведенных его рассуждениях очень созвучны богословскому миросозерцанию преп. Макария.
535

Понятие πλ?ρωσις («наполнение») опять находит отзвук у Дидима Слепца. Полемизируя против отрицающих божественность Святого Духа, он замечает, что ни одна тварь не может наполнять вселенную (τ^ν οικουμ?νην), содержать в себе (συν?χει) все и быть во всем, ибо это свойственно только Божеству. А величие Святого Духа нерасторжимо и беспредельно; оно — повсюду, проницает всё (δι? π?ντων) и всегда пребывает во всем; оно, будучи величием Божества, наполняет мир и содержит его в себе. Далее Дидим, ведя речь о крещении, говорит: если бы Святой Дух или Сын были «тварями», то «тварь» бы не могла освящать и наполнять (?γι?,ζειν χα< ποιεΓν τ^ν πλ^ρωσιν) все. Наконец, выражение «наполнение Божиим Духом» (τ^ν δι? το? θε?ου πνε?ματος πλ^ρωσιν) встречается и в пятой книге «Против Евномия», принадлежащей Дидиму Слепцу, но приписываемой св. Василию Великому. См.: Di^ymns ^ef Д/rn^e. De Trinitate. Buch 2. Kapitel 1–7 / Hrsg. von I. Seiler. Meisenheim am Glan, 1975. S. 106, 132.
536

На это место Евангелия преп. Макарий довольно часто ссылается в своих творениях. Так, в одном из них он говорит, что этими словами Господь «намекает» (??ν?ττετα?) на необходимость для христиан стать выше [ветхозаветного] Закона (επ?νω γενεστα? το? νομο?) (Ma^anos/Symeon. Reden und Briefen. Bd. I. S. 41). В другом творении речь идет о желающих удостоиться Божественного усыновления (υιοθεσ?ας); они, по словам преп. Макария, должны блюсти в чистоте (?γν?ν) не только тело, но и душу. Соблюдающих подобную чистоту преп. Макарий противопоставляет фарисеям, ибо «живущие под Законом» (ο< δε ?π? ν?μον) соблюдают только внешнюю чистоту, а «живущие под Благодатью» (ο< δε ?ποχ?ρ?ν) устремляются к внутреннему миру своей души и очищают прежде всего ее (Ibid. Bd. II. S. 62). И в «Духовных беседах» также говорится: «Бог создал все видимое и дал его людям для «упокоения и сладости» (ε<ς ?ναπα?σ?ν χα< τρυφ?ν); и Закон праведности даровал Он им. Однако со времени пришествия Христа Бог требует иного плода и иной праведности, [чем этот ветхий Закон,] — чистоты сердечной, благой совести, полезных слов, возвышенных и благих размышлений (ενθυμ^σε?ς, или «побуждений») и всех свершений (κατορθ?ματα), [в которых преуспеяют] святые». И далее следует названная цитата из Евангелия (см.: Die 50 geistlichen Homilien des Makarios. S. 119). Приведенные выдержки показывают, что преп. Макарий верно следовал учению Самого Господа, подчеркивая превосходство новозаветной Благодати над ветхозаветным Законом. В том же духе выдержаны и последующие цитаты из Евангелий.
537

Т. Инкен считает, что вместо τ? δεσπ?τη можно предпочесть разночтение τ? σπουδα?ω, встречающееся в некоторых рукописях. Впрочем, и вариант τ? δεσπ?τη, согласно мнению этого исследователя, также является вполне приемлемым: вполне возможно, что преп. Макарий обращался к некоему влиятельному лицу, скорее всего епископу (Т. Инкен предполагает, что им мог быть св. Григорий Нисский). См.: №^-en TA. Zum 13 Kapitel des Grossen Briefes des Makarios-Symeon // Zeitschrift fur Kirchengeschichte. Bd. 97. 1986. S. 79–84.
538

Это выражение (τον χριστιανισμ?ν αχριβως ?νερευνωντες), в контексте всего предшествующего и последующего развития мыслей преп. Макария, показывает, что он, как и все отцы–подвижники, понимал такое «исследование» отнюдь не в смысле современного «теоретизирования», но рассматривал его прежде всего и главным образом как «исследование жизнью». Отсюда вытекает и точка зрения на догмат, выработанная в аскетической письменности: подвижники «смотрят на него не просто как на предмет ведения, но как на предмет, имеющий ближайшее значение в деле спасения человека. Значит в христианстве они видят не простую доктрину о точных догматах, но спасительную силу Божию, одновременно и возводящую человека от тления и страсти в нетление и бесстрастие, и дающую известное ведение о Боге. Ведь что иное, например, представляет из себя аскетическое созерцание, как не познание умом Бога, предваряемое и сопровождаемое постоянной борьбой со страстями, которые здесь так же затемняют чистое ведение, как бельмо затемняет зрение глаза. Как бельмо не дает возможности глазу ясно взирать на мир, даже совсем делает человека слепым, так страсти, помрачая ум, обессиливают его для познания Бога, даже совсем превращают его в раба чувственности или гордости. И как для ясного созерцания физического мира необходимо снятие бельма с глаза, так и для зрения умом духовного мира нужно искоренение страстей» (Поножарее П. О значении аскетической литературы. Казань, 1899. С. 11–12).
539

Преп. Иоанн Кассиан Римлянин несколько в ином, но созвучном с мыслями преп. Макария духе толкует эту заповедь: уподобиться Богу Отцу мы можем прежде всего через любовь, и нет другого пути к «истинному совершенству» (оегяж рег/есйоиеж); как Бог нас возлюбил не ради чего-либо иного, но только ради нашего спасения, так и мы должны любить Бога только за Его любовь к нам. См.: _/еан Сажен. Conferences. T. II. P. 107.
540

Согласно преп. Симеону Новому Богослову, эта чистота достигается лишь глубочайшим смирением. По его словам, Бог взыскует и желает сокрушенного духа и сокрушенного сердца (ср. Пс. 50, 19). Когда же человек обретает их, то ему свойственно обращаться к Богу с такими словами: «Кто есть я, Господи и Владыка мой? Ведь Ты сошел, воплотился и умер ради меня, чтобы меня освободить от смерти и тления и сделать меня общником и причастником Твоей Славы и Твоего Божества». И когда человек приходит в подобное внутреннее состояние и оно царствует даже «в незримых движениях сердца» (χατ? τ?ς ?φανεΓς χ?ν^σε?ς τ% χαρδ?ας) его, тогда он таинственно обретает «дуу нряе е ужробе своей» (ср. Пс. 50, 12), то есть дух свободы и отпущения грехов. См.: ^ужеон /е ЛОмоеам TMo/ogien. Traites theologiques et ethiques. T. II. P. 214–216.
541

Преп. Макарий употребляет многосмысленное слово ?ποχατ?στασ?ν, встречающееся и в Новом Завете (Деян. 3, 21) — ?χρ? χρ?νων ?ποχαταστ?σεως π?ντων; в русском переводе немного неточно — до ережен сеерменмя есе^о; лучше же — «до времен восстановления всего»), и у многих отцов Церкви. Данное понятие приобретает несколько «подозрительный оттенок» в связи с концепцией «апокатастасиса всего», развитой в позднем еретическом оригениз–ме. Такой «подозрительно–еретический оттенок», естественно, чужд преп. Макарию, который здесь подразумевает восстановление изначальной чистоты образа Божиего в человеке. В схожем смысле он употребляет это понятие и в других своих творениях. Например, говорит, что обетованная слава и восстановление небесных благ (? των ?πουραν?ων ?γαμων ?ποχατ?στασ?ς) сокрыты здесь в скорбях, страданиях, терпении и вере святых. Еще преп. Макарий замечает, что Домостроительство Пришествия Спасителя состоит прежде всего в великом даре восстановления чистоты [человеческой] природы (? τ^ς χαθαρ&ς φ?σεως ?ποχατ?στασ?ς). См.: Ma^aHos/Syrneon. Reden und Briefen. Bd. II. S. 101–198.
542

Тема постоянного борения и непрестанного трудни–чества на поприще духовного преуспеяния является внутренним стержнем всей православной аскетики. Ср., например, у преп. Феодора Студита: «Добродетель по природе — нечто всегда движущееся и никогда не останавливается при движении вперед, но участвующих в ней всегда приводит к лучшему. Таким образом, никакой остановки [в стремлении] к добру не бывает, ибо неподвижность в добре становится началом зла. Поэтому и мы, братия, не будем останавливаться на поприще добродетели, но будем всегда удобоподвижны, как бы вновь созданные [на добро], переходя от силы в силу, пока достигнем е жужа со–еерменна, е жеру мсполненмя Хрмста (Еф. 4, 13)» (Преп. Феодор Студмт. Малое оглашение, 108 // Преп. Феодор Студмт. Творения. Т. 2. С. 196–197).
543

Под ματα?ας πλεροφορ?'ας преп. Макарий в конкретном случае понимает, вероятно, своего рода лже–удостоверенность. Если подлинная удостоверен–ность даруется благодатью Божией и представляет собой истинную полноту религиозного опыта, то лжеудостоверенность зиждется лишь на предвзятом и суетном мнении человеческом, то есть в конечном счете на гордыне самовлюбленного рассудка, впадающего в прелесть.
544

Еще один пример того, как один и тот же термин (в данном случае — ?μερ?μν/α; см. выше примеч. 58) используется преподобным в противоположных смыслах. Ср. одно место «Духовных бесед», где он противопоставляет христианам, имеющим пламенную любовь к Господу, принимающим озарение от Святого Духа и причастным Ему «души немужественные и расслабленные (?νανδροι χα< χα?νοι), которые не устремляются отсюда в поиске [горней благодати] (μη ζητο?σα* κπεντε?θεν), как пребывающие еще во плоти, не уповают, пребывая стойкими и долготерпеливыми, на приятие полного, а не частичного освящения сердца; которые не стремятся стать общниками (χοινωνησαι) Духа Утешителя со всем чувством и удостоверенно–стью, [не желают] освободиться, с помощью Духа, от порочных страстей и удостоиться благодати Божией, но, наоборот, похищаемые злом (?π? της χαχ?ας χλεπτ?μενοι), предают себя расслабленности и распущенности (ε?ς ?μεριμν?αν τιν? χα? ?νεσιν), полагая, что уже восприняли благодать Духа, имея утешение от нее в отдохновении любви и духовной сладости» (Die 50 geistlichen Homilien des Makarios. S. 94).
545

Один плектр равен примерно 0,095 гектара.
546

Ср. толкование этого места у св. Иоанна Златоуста: «Не для того ведь сказал Христос: нееозжожная у ^елоеек еозжожна сушь у Бога, чтобы ты ослабевал в духе и удалялся от дела спасения как невозможного; нет, Он сказал это для того, чтобы ты, сознавая великость предмета, тем скорее принялся за дело спасения и, с помощью Божией ступив на путь этих прекрасных подвигов, получил жизнь вечную» (Иже во святых отца нашего Иоанна Златоустого Избранные творения. Толкование на святого Матфея Евангелиста. Кн. 2. М., 1993. С. 646).
547

Мессалиане, как и преп. Макарий, употребляли глагол εχριζ?ω («удалять с корнем, искоренять»), утверждая, что усиленная молитва может полностью искоренить грех в человеке. Однако употребление одного и того же глагола у них и у преп. Макария осуществляется в совершенно ином мировоззренческом контексте. Для мессалиан молитва является единсжеенныж средсшеож освобождения человека от рабства греху (см.: Do'fries R. Die Messalianer im Zeug-nis ihrer Bestreiter. Zum Problem des Enthusiasmus in der spatantiken Reichskirche // Saeculum. Jahrbuch fur Universalgeschichte. Bd. 21, 1970. S. 219). Преп. Макарий же, говоря в конкретном случае не о «грехе», а о «порочных страстях» (π?θη χαχ?ας), ставит главный акцент на есежо^у^естее Божмеж, которому лишь со–демстеует вся совокупность духовного подвига человека (а не одна молитва). В других своих творениях он неоднократно употребляет указанный глагол. Так, в «Духовных беседах» ему задается вопрос: постепенно ли «истощается (истончается) и искореняется зло» (λεπτ?νετα? τ? χαχ?ν χα< εχρ?ζο?ντα?) и человек преуспевает в благодати или же сразу? На этот вопрос преподобный, приведя сравнение с постепенным возрастанием плода в утробе матери и также постепенным произрастанием семян, отвечает, что человек лишь постепенно приходит в меру жужа соеерменна (Еф. 4, 13). В другом месте «Духовных бесед» преп. Макарий наставляет относительно «многих членов души» и ее «великой глубине» (? ψυχ? μ?λη πολλ? χα< β?θος πολ?). По его словам, с приходом благодати (если, конечно, человек взыскует ее) духовно неопытный христианин начинает думать, что она сразу овладела всеми членами души и что «грех уже искоренен» (?ξερρ?ζωθη ? ?μαρτ?α), а тем самым неумолимо впадает в прелесть (см.: Die 50 geistlichen Homilien des Makarios. S. 151–152, 322). Таким образом, здесь у преп. Макария речь также идет лишь о постепенном подвиге духовного преуспеяния, который лишь содемстеует благодати в искоренении зла или греха. Можно почти с уверенностью предполагать, что скрытая полемика, ощутимая в этих высказываниях преподобного, явно направлена против мессалиан, обольщенных своей мнимой святостью и безгрешностью. Еще более часто глагол ?χρ?ζοω встречается в «Словах и посланиях» преп. Макария. Так, согласно ему, после преступления заповеди в Адаме было посажено «горькое древо» (π?χρ?ν δ?νδρον), а поэтому Господь пришел, чтобы «искоренять» это древо, насадив «новые небесные растения». Далее, по словам преподобного, стяжание чистоты сердечной является делом трудным, но человек должен предпринять его, прилагая многое усердие и старание, дабы «зло было совершенно искоренено» (<'να ?λοτελως εχρ?ζω^? το χαχον). Еще преп. Макарий говорит о том, что «грех искореняется, и человек вновь обретает первое состояние чистого Адама (τ^ν πρ?τον πλ?σ?ν το? χα^αρο? Αδ?μ)» и что это происходит «посредством силы Святого Духа» (при чем подразумевается, вероятно, Таинство Крещения). Наиболее ярким местом в творениях преп. Макария, относящимся к затронутой проблеме, является его рассуждение о душе, за которую ведут борьбу силы добра и силы зла. Согласно преподобному, эти силы могут только увещевать (они являются «увещающими» — προτρεπτ?χα? человека, но отнюдь не принуждать его (т. е. они не суть «принуждающие» — ?ναγχαστ?χα?). Душа, обладающая свободой воли, может обратить свое произволение либо к одним, либо к другим «увещаниям», но сама по себе не в силах уничтожить зла в себе. Ибо «душа может прекословить греху (?ντ?λεγεΓν τ-% αμαρτ?α), но искоренить или победить его без Бога она не в силах» (см.: Макано'/ ^ужеон. Reden und Briefen. Bd. I. S. 71, 83, 92, 111). Приведенные выдержки из творений преп. Макария показывают, что исходные посылки его богословия и мировоззрения мессалиан являются совершенно противоположными. Мессалиане уповают преимущественно на силу собственной молитвы, а преп. Макарий, хотя и говорит постоянно о необходимости духовного труда и молитвенного подвига человека, акцентирует прежде всего роль благодатной силы Божией в деле спасения человека. В данном случае преп. Макарий сохраняет верность библейской точке зрения на возможность примирения согрешившего и не перестающего грешить человека с Богом. Эта возможность обусловливается, «с одной стороны, субаекжменою, не утраченною через акт грехопадения прародителей, способностью ^елоеека протмеосто–яшь смле греха, а с другой — обвекшменмж акшож Божественной милости, благодаря которой провинившиеся пред Богом могли с помощью различных умилостивительных средств, невзирая на их наличную греховность, входить в богообщение». Причем «актменом стороной в деле прощения грехов является всегда Бог, любовь и милость Которого составляют более могущественную силу, чем сила греха, а посему и противостоящую последней и побеждающую ее смлу» (Вееденскмм Д. Учение Ветхого Завета о грехе. Сергиев Посад, 1898. С. 204, 214). Можно сравнить позиции преп. Макария и мессалиан в отношении этого наиважнейшего положения христианского вероучения с почти современными им пелагианскими спорами на Западе, в ходе которых наметились две крайние точки зрения: «Главный фактор спасения у Пелагия есть сеободная лм^носшь, спасающаяся индивидуальным усилием своей воли; принцип Августина, выдвинутый им против Пелагия, есть есе–смльная благодать, идеальным воплощением которой может служить лишь торжествующая, всесильная Церковь» (Трубецком Г. Религиозно–общественный идеал западного христианства в V веке. Ч. I. С. 163). Мессалиане, безусловно, тесно смыкались с «полюсом пелагианства», а преп. Макарий, скорее, тяготел к «полюсу Августина», хотя ему, придерживающемуся принципа православной «синэргии», чужды были крайние выводы, сделанные выдающимся западным богословом в тылу полемики с пелагианами.
548

Здесь преп. Макарий опять касается проблемы «свободы» и «благодати», которая занимает важное место в его творениях. Сходное решение данной проблемы встречается у многих греческих отцов и учителей Церкви. В частности, Климент Александрийский указывает, «что как врач дает здоровье только тем больным, которые тому со своей стороны содействуют, так и Бог дарует вечное спасение тем, кто являет к тому и свое содействие в знании и доброделании; что люди добродетельные так же привлекаются Духом Святым к Отцу, как железо к магниту или стружки к янтарю, причем привлекаемое служит в данном случае не причиной (αιτ?α), а только со–причиной (σ?να/τ?α) явления. Климент дает понять, что главное место в процессе нравственного развития принадлежит не воле человеческой, но благодати» (Ммртое Д. Нравственное учение Климента Александрийского. СПб., 1900. С. 39).
549

В цитате у преп. Макария опускается слово «мира». Приводя эти выдержки из Священного Писания, преподобный подразумевает, что воплощение Бога Слова знаменует победу над силами тьмы — ту победу, которая была очевидной уже во время земного служения Господа. По словам одного православного богослова, «первый враг истины — сатана. Во время земной жизни Христа Спасителя он вступил с Ним в явную борьбу. До сего времени только некоторые люди, находившиеся под влиянием Духа Божия, боролись с людьми, повиновавшимися внушениям сатаны. В этой же борьбе мы видим, с одной стороны, Человека, в котором обитает полнота Божества, с другой — человека, в котором обитает вся полная сила демонов. Бог воплотившийся вступает здесь в борьбу с сатаною, вошедшим в человека» (Соко–лое Д. Искупление рода человеческого Господом Иисусом Христом. СПб., 1896. С. 167).
550

Противопоставляя «ясность (открытость) там» (ахеГ… ??ς το προφαν?ς) и «здесь в сокровенном виде» (εντα?θα. χατ? τ? χρυπτ?ν), преп. Макарий использует «типологический (прообразовательный)» метод толкования Священного Писания, органично сочетая его с духовным или «анагогическим» методом (то есть методом, возводящим от буквального к духовному смыслу Писания). Поэтому «там» следует понимать в смысле «явленности буквы» Ветхого Завета, а «здесь» — в смысле сокрытости духовного смысла его, который открывается лишь в свете Благовество–вания Нового Завета. В данном случае преп. Макарий разделяет основные принципы толкования Священного Писания, четко намеченные Оригеном, который среди прочего также органично соединил «типологическую» экзегезу, восходящую к Новому Завету, и экзегезу духовную (см.: Dame/ом /. Origene comme exegete de la Bible // Studia Patristica. Vol. I, pt. I. 1957. P. 285–286). Примечательно, что сходное толкование Евр. 3, 18–19 наблюдается у преп. Никиты Стифата, который сравнивает древних иудеев, не допущенных за свое неверие в землю обетованную, с теми, кто, без глубокой веры предаваясь одному «телесному упражнению» (то есть только телесной аскезе: μ?νης γυμνασ/ας σωματικ?ς^νευ π/στεως), не могут войти «в упокоение бесстрастия» (ε<ς τ^ν τ^ς ?παθε?ας χατ?παυσιν) и «в совершенство ведения» (τ^ν τ^ς γν?σεως τελει?τητι) (см.: ΦΙΛΟΚΑΛΙΑ. ΤΟΜΟΣ Γ'. Σ. 346).
551

Преп. Макарием предполагается комплекс духовных символов, которые в различных вариациях и сочетаниях были широко распространены в святоотеческой письменности. Прежде всего, данный комплекс неразрывно связан с «типологией Моисея–Христа» (преп. Макарий не случайно употребляет наречие τυπιχως), то есть пониманием Христа, как «нового Моисея», перехода через Красное море — как крещения и т. д. (см.: Dame/ом/. From Schadows to Reality. Studies in the Biblical Typology of the Fathers. London, 1960. P. 153–226). Далее, в аспекте аскетического богословия исход евреев из Египта часто понимался в духовном смысле, как обозначение духовного преуспеяния христианина, исход его из «рабства греху» в «обетованную землю» духовной свободы, добродетели и истинного ведения. Данное понимание исхода, восходя к Филону Александрийскому, стало традиционной темой христианского богословия прежде всего благодаря Клименту Александрийскому и Оригену (см.: De Гм^яс R. Histoire et Esprit. L'intelligence de l'Ecriture d'apres Origene. Paris, 1950. P. 140). Позднее такое толкование исхода из Египта встречается у многих церковных писателей. Например, выдающийся, хотя и малоизвестный, византийский тайнозритель XI в. Илия Экдик постоянно использует в своем произведении символику данного исхода. Для него «Египет» является символом рабства греху; исход из Египта — избавления от греха путем очищения тела, с помощью благодати Божией, от скверных желаний; переход через Красное море — умерщвление страстей через очищение души (это является как бы второй стадией духовного преуспеяния, связанной с отвержением «любви к миру» — φ?λοχοσμ?'α); пребывание в пустыне — очищение ума посредством «безмолвия» (?συχ?α), «внимания» (προσοχ?) и молитвы; наконец, «земля обетованная» для Илии является символом конечной стадии духовного преуспеяния и означает достижение созерцания Бога и целокупной «жизни в духе» (см.: М. — 7%. Ьа vie spirituelle selon Elie l'Ecdicos // Echos d'Orient. T. 31. 1932. P. 144–164).
552

Так, думается, лучше переводить фразу ?λληγορων ε<ς τ^ν των Χρ?στ?ανων ?λ?^??αν τ? τυπ?χ? των Ιουδα?ων. Примечательно опять сочетание у преп. Макария «типологии» (которую предполагает слово «прообразы» — τ? τυπ?χ?) с «аллегорией», то есть духовным пониманием Священного Писания. Подобный подход к Писанию разделяли не только представители александрийского направления в экзегезе, но и лучшие богословы антиохийской школы. Например, согласно блж. Феодориту, «типологическое значение Ветхого Завета понятно уже из того, что «Закон прообразовал Благодать» (о ν?μος προετ?που τ?ν χ?ρ?ν), был образом духовного, посредством чувственного учил духовному. Поэтому «чувственное и внешнее в Законе применимо к иудеям, а духовное — к возлюбившим евангельское житие» (Тлубокоескмм R. R. Блаженный Феодорит, епископ Кирский. Его жизнь и литературная деятельность. Т. 2. М., 1890. С. 46).
553

Ср. «Духовные беседы»: «Старайся быть безукоризненным чадом Божиим и еомтм е поком оным (Евр. 4, 11), куда предтечею за нас еотел Хрмстос (Евр. 6, 20); старайся быть написанным в Церкви на небесах вместе с первородными (Евр. 12, 23), чтобы обрестись тебе одесную величия Всевышнего (Евр. 1, 3). Старайся войти в святой град, умиротворенный и горний Иерусалим, где и [находится] рай» (Die 50 geistlichen Homilien des Makarios. S. 203).
554

Здесь преп. Макарий вновь возвращается к теме «духовного чувства (ощущения)», которая на этот раз связывается с темой духовного преуспеяния. Под «благодатью» такого преуспеяния следует, естественно, понимать «благодать (дар) Святого Духа». Ср.: «Многими и разнообразными благодатными способами (τρ?πο?ς τ^ς χ?ρ?τος) в преуспеянии и [духовном] возрастании удостаивает по прошествии времени благодать Духа прийти в совершенную меру чистоты те души, которые послушны ей во всем» (PseM^o-Macaifg. Oeuvres spirituelles. P. 182).
555

О «Духе усыновления» см. выше примеч. 117. Выражение το? προσχυνητο? πνε?ματος указывает на Божественную природу Святого Духа. Ср. у блж. Иеронима: «Амфилохий, Иконийский епископ, недавно прочитал мне свою книгу о Духе Святом, о том, что Он есть Бог, что Он достопоклоняем и что Он всемогущ» (Творения блаженного Иеронима. С. 313). С этим свидетельством блж. Иеронима вполне согласуется сотериология самого св. Амфилохия, согласно которой «Христос воплотился, чтобы через соединение Божества с человеком обновить человеческую природу и сообщить ей Божественное свойство бессмертия. В силу Его воплощения с верующими во Христа соединяется Дух Святой, обожающий их» (Попое И. Д. Святой Амфилохий, епископ Иконийский // Богословские труды. Сб. 9. М., 1972. С. 68). С этим учением св. Амфилохия в полном созвучии находятся и мысли, высказываемые в «Великом послании» преп. Макарием.
556

Ср. у св. Григория Нисского, который, толкуя 2 Тим. 2, 20–21, говорит, что «в великом жилище Бога» имеются сосуды золотые и серебряные, деревянные и глиняные. Под золотыми и серебряными следует понимать «нетелесное и духовное (умное) творение» (τ^ν ?σ?ματον χα< νοερ?ν χτ?σιν), а под глиняными и деревянными — нас. Ибо преслушание превратило нас в землю (?πεγεωσε) и сделало глиняными (?στραχ?νους επο?'ησεν), а «древо греха» соделало нас из золотых сосудов деревянными. См.: Gregorii Nysseni in Can-ticum Canticorum. P. 208.
557

Букв.; совидными, обладающими одним и тем же ликом или образом (σ?μμορφοι); это слово у преп. Макария восходит, скорее всего, к Рим. 8, 29. Опять можно привести сравнение со св. Амфилохием Иконийским, который говорит: «Владыка (т. е. Христос. — А. С.) стал подобным образу рабов (σ?μμορφος τοΓς δο?λοις ? δε δεσπ?της γεγονεν), чтобы рабы снова стали подобными образу (σ?μμορφοι) Бога» (цит. по: Zarnpe С. W. R. Op. cit. P. 1284). Сходное понятие συμμορφ?α («подобие») использует и св. Кирилл Александрийский, размышляя о воплощении Бога Слова: Бог Слово был рожден от Святого Духа во плоти, чтобы проложить путь благодати и чтобы мы обрели духовное возрождение (τ^ν νοητ?ν… ?ναγεννησιν) от Бога через Духа, получив «духовное подобие» (συμμορφ/αν πνευματιχ^ν) с истинным по природе Сыном. См.: Cyn//e ^'A/exan^ne. Deux dialogues christologiques / Ed. par G. M. de Durand // Sources chretiennes. № 97. Paris, 1964. P. 334.
558

Букв.; сотворить отречение (ποι^σαι ?ποχ^ν); впрочем, следует отметить, что термин ?ποχ? в святоотеческой письменности часто обозначал практику аскетического воздержания, сближаясь с понятием εγχρ?τε?α. Поэтому указанную фразу можно перевести и как «человеку следует блюсти воздержание». Далее необходимо подчеркнуть, что и понятие εγχρ?τε?α у отцов Церкви понималось достаточно широко: «Все церковные писатели, говоря о воздержании, понимают его как добродетель, то есть именно как ограничение и искоренение зла и приобретение добра. Различая, далее, два вида воздержания христианского — внешнее и внутреннее, церковные писатели дают возможность в каждом из них видеть две стороны: отрицательную и положительную. В телесном воздержании они обнаруживаются в искоренении страстей, например блуда, чревоугодия, и в доведении телесных потребностей до того жтжмж'а, когда пища, например, принимается в самом ничтожном количестве, да и то через несколько дней. Отрицательная сторона внутреннего воздержания составляет борьбу с душевными страстями до искоренения страстных помыслов. А положительная сторона этого воздержания обнаруживается в приобретении и насаждении добродетелей на месте изгнанных пороков. Понятно, конечно, что эти две стороны тесно связаны между собою: они неразрывны» (Сяемнскмм С. Учение древнегреческих писателей о воздержании (περ? εγχρατε?ας) // Вера и разум. 1909. № 3. С. 321). Понимаемое в таком широком смысле, воздержание тождественно «отречению (или удалению) от мира греха». Поэтому это «отречение–воздержание» является необходимым условием стяжания высших даров Святого Духа. Евагрий, например, говорит: «Безмолвие есть воздержание (отречение, удаление) от порока (Ησυχ?α εστ?ν ?ποχ? χαχ?ας)» (Foagfg /е Рон–й^ме. Scholies aux Proverbes. P. 238).
559

Данная тема «познания самого себя» (в послании она выражается фразой επ?δ?σ^ εαυτ?ν ε<ς επ?γνωσ?ν εαυτο?) восходит к самым истокам греческой философии и приписывается одному из «семи мудрецов». Надпись, повелевающая «познать самого себя», была высечена при входе в храм Аполлона в Дельфах, имея тот смысл, что человек должен постоянно осознавать ограниченные пределы своего личного бытия (см.: Des P/aces F. La religion greque. Paris, 1969. P. 41). Данная тема была усвоена древнецерковной письменностью, претерпев здесь, естественно, существенное изменение. Так, Ориген, толкуя Песн. 1, 7, исходит из того, что богодухновенный Соломон еще до греческих мудрецов наметил основные черты подлинного «познания самого себя». Устами же Соломона глаголал Христос, обращающийся «к душам верующих» (a^ animas sci/icef cfg^enfmrn), увещевая их и наставляя относительно того, что «суть спасения и блаженства состоит в ведении и познании себя» (sMmmam saMfis ef ^eafifM^inis in scienfia sMi ef agnifione consfifMif). Содержание же такого «познания себя» определяется ведением того, что есть душа в своей сущности и что — в своих «расположениях» (^Mi^ in sM^sfanfia ef ^Mi^ in a^ecfi^Ms Aa^eaf). Это предполагает знание страстей души и методов борьбы с ними, познание «образа Божиего» в себе и т. д. См.: Ongene. Commentaire sur le Cantiques. T. I / Ed. par L. Bresard, H. Crouzel, M. Borret // Sources chretiennes. № 375. Paris, 1991. P. 354–378.
560

Глагол μεταμελω и существительное μεταμελε?α в древнехристианской письменности часто были тождественными μετανοεω и μετ?νο?α — словам, обозначающим акт покаяния и сокрушения о грехах своих. Так, Дидим Слепец, толкуя Пс. 29, 13, замечает: «Сокрушение (умиление — ? χατ?νυξ?ς) часто обозначает некое раскаяние (μεταμελε??ν τ?να). Поэтому когда раскаялся Ахaам, [о нем было сказано:] «Видишь, как сокрушался Ахaам» (свободная цитата 3 Цар. 20, 27–29 по тексту «Септуагинты», где вообще-то упоминается царь Ахав). И также сказано: «напоил их [Господь] духом сокрушения» (πνε?μα χαταν?ξεως — также свободная цитата из Ис. 29:10), то есть духом покаяния (πνε?μα μετ?νο?ας) (ΔΙΔΥΜΟΣ Ο ΑΛΕΞΑΝΔΡΕΥΣ. ΜΕΡΟΣ Δ. Σ. 91).
561

В латинском переводе эта глава передается несколько иначе: «Прежде всего, когда человек начнет познавать самого себя, [дабы знать,] для чего он создан (зежейрзмж я^нозсеге ^ммг сгеяМ ^if), и взыскивать Бога, Творца своего, тогда он начнет раскаиваться (ряетее) в том, что совершил он во время небрежения своего. Вслед за этим Благой Бог даст ему печаль о грехах[своих]».
562

Буке.: злострадание (χαχοπ?^ε?αν). В сочинении «О девстве», приписываемом св. Афанасию, на сей счет говорится: «Один труд праведника в этом мире и другой — грешника. Ведь праведник [хотя и] трудится, но не для того, чтобы наполнить желудок, ибо он и вовсе не имеет попечения о плоти и не думает о том, что носит плоть, но трудится день и ночь, ища Бога, часто (πολλ?) не вкушая сна, хлебом и водою не наполняя душу, скитаясь по пустыням, изнуряя тело многим злостраданием (χαχοπα^ε?α) до тех пор, пока не получит неувядаемый венец, соблюдаемый ему. Грешник же трудится и страдает не ради правды, но ради окаянной плоти этой, ради постыдной женщины, изнуряя себя так или иначе, не довольствуясь наличным, пребывая во зле и зависти» (Ауфяе^ее В. Сочинение св. Афанасия Великого «О девстве». С. 259). Авва Дорофей также говорит: отцы «поняли, что, находясь в мире, они не могут легко достичь добродетели. Поэтому они придумали (?πεν?ησαν) для себя особую жизнь (ξ?νον β<ον) и некий особый образ бытия (ξ?νην τ?ν? δ?αγωγ?ν) — я говорю о жизни монашеской — и начали избегать мира, жить в пустынях, [подвизаясь] в постах, спанье на голой земле, бдении и прочем умерщвлении [плоти] (τ? λο?π? χαχοπα^ε?ρ)» (До? оМе ^е Gaza. Oeuvres spirituelles. P. 164).
563

Буке.: отречение от материи (?ποταγ?ς τ?ς ^λης); в латинском переводе — «презрение к миру» (сон^ежр–fMrn жмн^).
564

Такой смысл, скорее всего, имеет здесь слово τον κλαυθμ?ν. Оно довольно часто употребляется преп. Макарием, который, например, говорит, что «приметами» подлинно внимающих Слову Божию и «творящих добрый плод» являются: стенание (στεναγμ?ς), плач (κλαυθμ?ς; или даже «горестный плач» — οδυνηρ?ς κλαυθμ?ς), внимание (προσοχ?) и т. д. Истинные чада Божии, согласно преподобному, принимают на себя «сокрушение и плач о всем Адаме», сетуя и проливая слезы о всем роде человеческом. См.: Ma^anos/ Symeon. Reden und Briefen. Bd. I. S. 3, 158.
565

Латинский перевод этой главы значительно отличается от оригинала: «После этого ему [Бог] дарует желание слез, рыдание, уничижение сердечное (AMmi/iafionem cordis) и смирение (AMmi/ifafem) так, чтобы он видел бревно в глазе своем и не пытался извлечь соломинку [из глаза] другого, говоря всегда: Яко беззяконме жое аз знаю, м грех жом мредо жною есжь еыну (Пс. 50, 5). Также чтобы помышлял он всегда о дне исхода своего и о том, каким образом предстанет он пред взором Божиим; чтобы представлял в уме своем Суд и наказания [грешникам], а также почести, которые будут дарованы святым». Впрочем, несмотря на расхождения в нюансах, оба варианта текста вполне созвучны по своему содержанию. Основной идеей главы является идея конечного Суда. В системе православного мировоззрения «под понятиями «суд», «судить» (κρ<σις, κρ<νειν) разумеется деятельность различающая и разделяющая хорошее и доброе от худого и злого; по отношению к последнему, то есть к злому, она принимает вид осуждения; суд — κρ?σις — переходит, таким образом, в понятие осуждения — κατ?κριμα. Так суд человеческий; не иначе и суд Божеский. Бог в Своей судебной деятельности отделяет то, что согласно с Евангелием, от того, что противоположно и враждебно ему. Евангельская проповедь в своем распространении и действии является тем пробным камнем–оселком, на котором изобличаются и различаются люди в их внутренней, духовно–нравственной жизни, в их поведении» (Дмно^радое R. Будущность Церкви Христовой и всего мира в их взаимном отношении. М., 1884. С. 144).
566

Начало главы в латинском переводе несколько иное: «Если [Бог] видит, что это любезно человеку, то Он испытывает (fempfaf) его тем, насколько тот способен отказываться от наслаждений и противостоять нападениями князей мира сего (impMgnanfes AMis mMn^i pfincipes), до этого одерживающих победу над ним. Различные услаждения яствами, изнеживающие сердце, [начинают его искушать так,] что он почти не может хранить пост, побежденный утомлением тела и продолжительностью [подвигов]. Помыслы ему нашептывают.». Подчеркиваемая в греческом тексте «длительность времени» (τ? μ^χος το? χρ?νου), скорее всего, указывает на то монашеское искушение бесом уныния, которое ярко описывает Евагрий: бес уныния, именуемый «полуденным», «заставляет монаха замечать, будто солнце движется очень медленно или совсем остается неподвижным, день делается словно пятидесятичасовым. Затем бес [уныния] понуждает монаха постоянно смотреть в окна и выскакивать из кельи, чтобы взглянуть на солнце и узнать, сколько еще осталось до девяти часов, или для того, чтобы посмотреть, нет ли рядом кого-либо из братий» (Творения аввы Евагрия. С. 97–98).
567

В этой фразе привлекают внимание два момента. Первый: понятие «ведение» (γν?σ?ς) соотносится с силами тьмы, то есть обозначает «бесовское ведение», хотя обычно церковные писатели сопрягают данное понятие с положительными ассоциациями (ведение Бога и т. д.). Впрочем, автор «Послания», используя это слово в несколько необычном контексте, не являет собой редчайшего исключения в церковной письменности. В сходном смысле использует указанный термин, например, и св. Григорий Палама, высказываясь о «ведении без любви» (εστ< χωρ?ς αγ?πης γν?σ?ς), которое не очищает душу, а губит и разрушает ее. Такое ведение надмевает (ср. 1 Кор. 8, 1), то есть рождает гордость (τον τ?φον) — «венец порока»; оно также порождает и то преступление, которое свойственно диаволу (τ? <δ?α<τατον το? δ?αβ?λου χρ<μα). Этот «гносис» в противоположность «горней мудрости» или «мудрости Божией» св. Григорий называет «мудростью дольней, душевной, бесовской» (κ?τωθεν, ψυχ?χ?, δα?μον??δης) (см.: Cregoire Pa/amas. Defense des saints hesychastes. P. 29–31). Второй момент: «органом», воспринимающим ведение, является сердце. Здесь автор «Послания» во многом восходит к ветхозаветной традиции, где сердце «есть орган совести, самосознания (Втор. 8, 5). Сердце характеризует все нравственное настроение человека» (Юн^ерое П. Учение Ветхого Завета о бессмертии души и загробной жизни. Казань, 1882. С. 9). Как такой «орган самосознания» сердце и воспринимает ведение, которое неразрывно от этического содержания своего, вследствие чего «гносис» имеет несомненно нравственное содержание.
568

В латинском переводе: «Если [диавол?] познал, что сердце [человека] твердо в страхе Божием и он не оставляет места своего (non ^emiffif /ocMm sMMm), но мужественно сопротивляется [врагам], тогда под предлогом справедливости приходят к нему помыслы, глаголющие: «Ты согрешил, но принес покаяние, а поэтому являешься уже святым».
569

В латинском переводе: «Они побуждают некоторых людей коварно (sMMo/e) хвалить [инока] и призывать его к делам.» Автор «Послания» подчеркивает ту мысль, что усердие и подвиги христианина должны быть разумными и соответствующими силам человека. Аналогичную мысль, хотя и с несколько иными оттенками, см. у св. Василия Великого: «Усердие, по мере сил оказываемое, хотя оно состоит и в самых малостях, благоприятно Богу» (Сеж. Васмлмм Велмкмм. Нравственные правила, 37 // Сеж. Дясмлмм Делмкмм. Творения. Т. 2. С. 47).
570

Словом ?σιτ?α здесь обозначается, скорее всего, строгий пост. Блж. Феодорит, говоря о строгом подвижничестве сирийских монахов, замечает, что они считали подобный пост «пищей сибаритов» (τροφ?ν μεν σιβαριτιχ?ν τ^ν ?σιτ?αν νομ?σαντες) (TAeo^oref ^e Cyr. Histoire des moines de Syrie. T. I. P. 136).
571

Евагрий Понтийский в схолии на это место Священного Писания говорит: «Ибо добродетель есть середина (μεσ?της); поэтому и говорят, что мужество находится посередине между излишней смелостью и трусостью» (Foagre /e Powfi^Me. Scholies aux Pro-verbes. P. 144).
572

В греческом тексте явная лакуна. Она заполняется латинским переводом: «то Он призирает на [монаха] со святого неба Своего и соблюдает его всегда непорочным». Ср. толкование блж. Феодорита: «В переносном же смысле и бедствия называет ночами по омрачению малодушия, равно как вслед за сим и искушение именует разжжением. Ибо говорит: рязжегд жя есм м не обрежеся ео жне немряедя (ср. Пс. 16, 3; 65, 9). Ибо, как некое золото, подвергнув меня искушению, найдешь, Владыка, беспримесным» (Творения блаженного Феодорита. Ч. II. С. 73).
573

К этому месту Священного Писания обращается не раз в своих творениях и преп. Макарий. Так, он говорит, что «ветхий человек» при обольщении (εν τ–м πλ&ν^), до того «облеченный в совершенного человека», совлек его с себя и теперь носит «одежду царства тьмы», то есть становится «сыном ночи», пребывая в неверии, тщеславии, гордыне и пр. После же воплощения Бога Слова верующие в Него, с которых Он совлек эту «одежду царства тьмы», облекаются в «нового и небесного Человека» — Иисуса Христа, становясь «сынами дня» (см.: Die 50 geistlichen Homilien des Makarios. S. 18). В другом произведении преподобный говорит: «Сыны дня исполняют деяния дня (τ? τ^ς ?μ?(?ας επ?τελο?σ? πρ?γματα), а чада ночи (то есть прелюбодеи, воры и знахари) подобным же образом совершают дела ночи». Этих «чад ночи» преп. Макарий отождествляет еще и с «духами лукавства» (Рзем^о–Мясяме. Oeuvres spirituelles. P. 264).
574

В латинском переводе дается несколько расширенный вариант окончания главы: «к этому они (супротивные помыслы — я^оетзяпя присовокупляют продолжительность времени, тяжкий труд добродетелей, [нашептывают о том, что] слишком велико и невыносимо бремя их, а также [указывают] на немощь тела и слабость природы (т^тж^я^еж сог–ропз е^ уТя^йЯет няМяе)».
575

Это выражение (δ?ναμ?ν ?γ<αν; лат. — зянс–farn), при чрезвычайной многосмысленности понятия δ?ναμ?ς, может означать и «благодать Божию», и «Ангела Божиего». Преп. Макарий весьма часто употребляет данное понятие, постоянно говоря о «Божией силе», «силе Святого Духа» и т. д. Встречается у него и словосочетание «Святая сила»; например, он говорит: Господь после того, как был взят на небо, послал двенадцати апостолам Духа Утешителя, то есть «Святую силу Свою», которая воссела «на тронах умозрений их» (ε<ς θρ?νους των νοημ?των αυτ?ν). См.:. МяЫпо.5/ ^ужеон. Reden und Briefen. Bd. I. S. 59.
576

Соположение этих слов (χλαυ^μον χα< ε?φρασ?αν χα< ?ν?παυσ?ν) предполагает, что в конкретном случае речь идет о «радостотворном плаче», в отличие от «плача о грехах» (см. выше примеч. 6). Оба вида плача, впрочем, неразрывно связаны друг с другом и являются даром Божиим. Об этом хорошо пишет св. Ефрем Сирин: «Будем лицем светлы, будем радоваться на дары Господни о Духе Святом; станем же плакать и сетовать мысленно, умоляя Бога, чтобы сохранил нас от всякого вида лукавства, чтобы не лишиться нам Небесного Царства и благ, какие уготовал Он благоугождающим Ему. Плач созидает и охраняет; плач отирает слезами душу и делает ее чистою. Плач рождает целомудрие, отсекает прихоти, усовершает добродетели» (Сеяжом Лфреж Смрмн. Творения. Т. 1. М., 1993. С. 315–316).
577

Цитата представляет собой, вероятно, свободную комбинацию из Лк. 13, 24; Деян. 1, 8 и Кол. 1, 29.
578

Довольно редкое в святоотеческой письменности выражение (εν ?σελγε?ας; в латинском переводе: «различных вожделений плоти» — oariis concMpiscenfiis carnis). Оно, например, встречается в приписываемом св. Григорию Чудотворцу «Переложении Книги Екклезиаста», где говорится: «Невоздержанность и распутство есть зло (πονηρ?ν δε ?σωτ?α κα< ?σελγε?α), а нечистая необузданность тел наших — губительна» (ΩΡΙΓΕΝΗΣ (ΜΕΡΟΣ Θ). ΙΟΥΛΙΟΣ ΑΦΡΙΚΑΝΟΣ. ΔΙΟΝΥΣΙΟΣ ΑΛΕΞΑΝΔΡΕΙΑΣ. ΓΡΗΓΟΡΙΟΣ ΝΕΟΚΑΙΣΑΡΕΙΑΣ // ΒΙΒΛΙΟΘΗΚΗ ΕΛΛΗΝΩΝ ΠΑΤΕΡΩΝ. Т. 17. ΑΘΗΝΑΙ, 1958. Σ. 326).
579

Вероятно, эта фраза греческого текста неверно передана переписчиками (?π? των μελ?ν το? παρακλ?του). Более соответствует контексту развития мысли автора латинский перевод: «подчиняя (sM^iciens) сердце, душу, тело и все внутренности (omnia oiscera) [подвижника] игу Утешителя (sM^ iMgo Parac/efi)». Об Утешителе неоднократно упоминается и в творениях преп. Макария. Так, он говорит: «Постараемся прийти к неложному Христу, чтобы принять обетование и Новый Завет, который Господь обновил крестом и смертью, сокрушив врата ада и греха, изведя верные души, даровав им внутрь Утешителя (δο?ς α?ταΓς ?νδον παρ?κλητον) и вознеся их в Царство Свое» (Die 50 geistlichen Homilien des Makarios. S. 272).
580

Ср. толкование блж. Феофилакта: «Иго Христово есть смирение и кротость; посему кто смиряется пред всяким человеком, тот имеет покой, пребывая всегда без смущения, тогда как тщеславный и горделивый находится в беспрестанном беспокойстве, опасаясь лишиться чего-нибудь и усиливаясь как бы больше прославиться, как бы победить врагов. Это Христово иго, то есть смирение, легко; потому что нашей униженной природе удобнее смиряться, а не превозноситься. Впрочем, игом называются и все заповеди Христовы, и все они легки по причине будущего воздаяния, хотя в настоящее краткое время и кажутся тяжелыми» (Благовестник, или Толкование блаженного Феофилакта. Ч. 1. С. 113).
581

У св. aпостола речь идет о получении благодатных даров, когда отверзаются очи «не ума только, но всего внутреннего человека» и «предметы христианского ведения» постигаются «просветленным благодатью духовным оком человека» (Богдятеескмм Д. Послание евятого aпостола Павла к Ефесянам. С. 113). На это место Священного Писания часто ссылается и преп. Макарий, у которого выражение «очи сердца» — одно из самых излюбленных. Например, он говорит: «Светоносная Земля Божества неосязаема и невидима плотскими очами; оку же сердца людей духовных видимы и сатанинская земля тьмы, и светоносная Земля Божества» (Die 50 geistlichen Homilien des Makarios. S. 125). Ср. понимание этого стиха у св. Григория Паламы, который связывает его с евангельскими образами фарисея и мытаря: оба вошли в храм (?νεβησαν ε<ς το ?ερ?ν) с одной целью (σχ?πος), но образ мыслей их был противоположным. Поэтому фарисей после «восхождения» сам свел себя вниз (μετ? τ^ν ?νοδον χατ^νεγχεν), а мытарь взошел сокрушенным и смиренным, научившись от Псалмопевца–Пророка, что сердце сокрутенно м сжм–ренно Бог не унмчмжмж (Пс. 50, 19), а поэтому его и не постигла участь мытаря. См.: Сеяжмжель Грмгормм Пяляжя, ярхмеимскои Фессялонмкммскмм. Беседы. Т. 1. С. 23. Текст см.: ΓΡΗΓΟΡΙΟΥ ΤΟΥ ΠΑΛΑΜΑ. ΑΠΑΝΤΑ ΤΑ ΕΡΓΑ, 9. Σ. 52.
582

Преп. Макарий часто обращается в своих творениях к Пс. 50, 19. В частности, процитировав его, он замечает: «[Только] сокрушенное и смиренное сердце способно со всей силой противостоять духам злобы и исследовать собственную суть (εχζητεΓν τ^ν εαυτ?ς ο?σ?αν)» (Ма^аг: оз/Уужеон. Reden und Briefen. Bd. I. S. 35).
583

В «Житии преп. Ипатия» приводится одно поучение святого, где он говорит, что «сокрушенное сердце» всегда обретается в том христианине, который с жаром (π?3ψ) исполняет заповеди Христовы и дела которого находятся в полном созвучии с его благими речами. См.: СяЖтсоз. Vie d'Hypatios. P. 276.
584

В латинском переводе начало этой главы существенно отличается от греческого оригинала: «Когда он будет испытан всем этим, тогда Святой Дух начинает открывать ему Церковь, то есть то, что принадлежит по праву и заслуге святым и тем, которые надеются на милосердие Бога (етз). Тогда человек рассуждает сам с собою, говоря словами апостола.» В примечании к данному месту Вил–лемарт указывает, что под «Церковью» в данном случае, вероятно, следует понимать «общество избранных» или «избрание». В то же время ученый указывает, что в различных рукописях латинского перевода слово «Церковь» заменяется на «Небесное» (сяе/езйя), «все» (ожтя) и «тайное» (оссм&я). Исходя из греческого текста, первое разночтение представляется более адекватным.
585

Ср. понимание данного места Нового Завета преп. Макарием: «Верная и богобоязненная душа, веруя в уготованные праведным вечные блага и в благодеяние Божией благодати, которая посетит [ее] в будущем, считает саму себя и свое усердие, труд и усилие не достойными неизреченных обетований, о которых говорит блаженный Павел» (далее следует цитата Рим. 8, 18). См.: Мя^япоз/Зужеон. Reden und Briefen. Bd. II. S. 15.
586

Данным выражением (?ν πε?ρα γν?σε?) подчеркивается опытный характер духовного ведения («гносиса»). Подобный же акцент наблюдается и в творениях преп. Макария, для которого духовный опыт не есть некое «неопределенное и смутное религиозное чувство», но является как бы «средой обитания» человека, живущего в Боге и ради Бога (подобно тому как средой обитания, например, рыб является вода) (см.: Mi^Me/ D. P. Les caracteres de l'experience spiritu-elle selon le Pseudo-Macaire // Irenikon, 1966. T. 39. P. 504). Поэтому сходные указанному выражения часто встречаются в произведениях преп. Макария. См., например, следующее его рассуждение: «…сначала у вкусившего благодати душа подкрепляется и отдыхает в небесном покое, чуждом века сего, чтобы познал он на опыте (πε?ρα γνω) сладость блага. Затем, если ум немного возгордится или займется каким-либо [суетным] занятием или соделает иное что [неподобающее], то он снова наполняется грехом, чтобы через скорбь на опыте узнать (πε<ρα μ?θ-%) горечь этого греха, — тогда он быстро убегает [от него], ища неизреченного горнего утешения и отдохновения. И снова [человек] обретает [благодать], немного воспрянув и отдохнув; а если он опять впадет в нерадение, то порок (? χαχ<α) находит в нем благодатную почву (Букв.; пастбище — νομ?ν) и мучительно угнетает его, а благодать отступает, чтобы опытно познал он (πε?ρα γνω) сладость, отдохновение и утешение ее, а также познал горечь, муку и гнет греха» (PseM^o-Macaire. Oeuvres spirituelles. P. 166–168).
587

В латинском переводе: «После всего этого Утешитель заключает союз (pacfMm) с чистотой его сердца, крепостью души, святостью тела и смирением духа; Он соделывает его превыше всякой твари (/acif eMm sMpergre^i omnem creafMram) так, чтобы не говорили уста его о делах человеческих и чтобы очи его видели [только] правое (recfa; греч. τα ?ρθα)». Под «правым» («правильным, верным») следует, скорее всего, подразумевать достоинства человека, на которые только и следует обращать внимание, оставляя недостатки и грехи брата на суд Божий.
588

Это выражение (τ^ν λατρε?αν των προσευχ?ν) является, наверное, отзвуком «разумного служения» (τ?ν λογιχ?ν λατρε?αν) в Рим. 12, 1. Преп. Макарий довольно часто употребляет термин λατρε?α, обозначая им как жизнь христианскую вообще, так и монашеское служение в частности. Например, он увещевает: «Итак, призовем [в молитвах] Бога, чтобы мы, сподобившиеся Его благодати, преимущественно служили [Ему] духовным служением в соответствии с волей Божией (τ?ν διαχον?αν το? πνε?ματος χατ? το α?το? θ?λημα διαχον?σωμεν ?ξαιρ?τως), а не свыкались с мыслью пренебрежительной и чтобы, живя такой благоугодной Богу жизнью и служа Ему духовным служением по воле Его, унаследовали бы жизнь вечную» (Die 50 geistlichen Homilien des Makarios. S. 130). В подобном же духе выдержано и увещание преп. Марка Подвижника: «Юность свою, чадо, подчини Слову Божию так, как Само это Слово требует: Лредсжяеьже желя еятм е жержеу жмеую, сеяжую, блягоугодную Богу, для рязужного служенмя (Рим. 12, 1). Всякую влагу плотской похоти охлаждай и иссушай умеренностью в питии и прочем, а также всенощными бдениями, чтобы сказать тебе от всей души: Зяне бых яко жех ня сляне, омряедянмм Уео–мх не зябых (Пс. 118, 83)» (ΦΙΛΟΚΑΛΙΑ. ΤΟΜΟΣ Α'. Σ. 132). Преп. Иоанн Кассиан Римлянин, повествуя о египетских отцах, замечает, что они «не позволяли монахам, особенно молодым, быть праздными, рачительностью к делу измеряя состояние сердца (acfMm cordis) и преуспеяние в терпении и смирении. Они не только отказываются принимать что-либо для своего пропитания, но от своих трудов питают приходящих братий и странников. Более того, они посылают большое количество продовольствия и припасов в области Ливии, бедствующие от бесплодия и голода, а также в города — для томимых в грязных темницах. Они веруют, что таким пожертвованием от плода рук своих приносят они разумное и истинное служение (тяйоняЫе яс оетмж ^яст!^с! мж; буквально «жертву» Господу)» (/еян Ся^^^ен. Institutions cenobitiques. P. 420–422). Таким образом, в представлении ранних отцов–подвижников понятие «служение» включало всю совокупность монашеского подвига, частным видом которого является «служение молитв».
589

В латинском переводе добавляется еще одна цитата: Яко у Тебе мсжочнмк жмеожя (Пс. 35, 10). В приписываемых Оригену «Выдержках [из толкований] на Псалтирь» (вопрос об авторстве этих «Выдержек» пока остается открытым; см.: Дон^еям М. — /. Les commentaries patristiques du Psautier (III-V siecles). Vol. I. Roma, 1982. P. 46–51) по поводу Пс. 29, 3 говорится, что эти слова изрекаются Спасителем «от лица праведника» (ах προσ?που του δ?χα?ου) и касаются всей Церкви. Ибо все верующие есть единое Тело Христово, и когда страдает один член этого Тела, то страдают и все члены, то есть претерпевает все Тело Христово, нуждаясь в исцелении. Тогда ради нашего исцеления и следует произносить эти слова Псалтири. По поводу же Пс. 35, 10 замечается: «Если источник есть жизнь (ε< ? πηγ? ?στ?ν ? ζω?), а жизнь есть Христос, то Христос есть и мсжочнмк /жмеож^У»; фраза же ео сееже Теоеж узрмж сееж объясняется таким образом: в созерцании тварных вещей узрим Христа (?ν τ? θεωρ?α τ?ν γεγον?των ?ψ?με&α τον Χρ?στον), а с помощью ведения Христа — узрим Бога [Отца] (εν τ? γν?σε? τ? του Χρ?στου ?ψ?με^α τον Θε?ν). См.: ΩΡΙΓΕΝΗΣ. ΜΕΡΟΣ Ζ' // ΒΙΒΛΙΟΘΗΚΗ ΕΛΛΗΝΩΝ ΠΑΤΕΡΩΝ. Τ. 15. ΑΘΗΝΑΙ, 1958. Σ. 365, 377.
590

В латинском переводе дается более пространная редакция этой главы: «Итак, согласно моему рассуждению (зесмн^мж жемж сон^Амж), если человек не будет обладать великим смирением, которое есть вершина всех добродетелей, и не будет обладать хранением уст, а в сердце не иметь страха Божия; если не будет считать себя ниже прочих, не предпочитая себя, словно совершившего что-то доброе, другим; если не будет охотно переносить обиды, подставляя ударившему другую щеку (Лк. 6, 29); если не будет со всей силой устремляться ко всякому доброму делу и душу свою не носить в руке (animam sMam in manM parfef), словно каждый день ему предстоит умереть; если не будет считать все, видимое под этим солнцем, тщетным, говоря: мжею желанме разретмжься м бмжь со Лрмсжож (Флп. 1, 23) и для женя жмзнъ — Лрмсжос, м сжерж — мрмобреженме (Флп. 1, 21), — [если человек не будет обладать всем этим,] то он не сможет сохранить заповедей Святого Духа».

 

 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова