Евгений Голубинский

О РЕФОРМЕ В БЫТЕ РУССКОЙ ЦЕРКВИ

Москва, 1913.

Сборник издан посмертно.

I. Благие желания относительно русской Церкви (статья 1881 года, не окончена). - II. Повесть о хорошем человеке. - III. Замечания на статью Тихомирова: Каноническое достоинство реформы Петра Великого IV. Желательно ли упразднение Св. Синода и восстановление патриаршества. V. Русская церковь в отношении к желаемым в ней улучшениям. VI. К вопросу о церковной реформе.

Благие желания относительно русской Церкви

Думы и заботы всех русскихъ людей, которые, возвышаясь надъ живущею непосредственнымъ образом массой, несколько мыслят, болезненно сосредоточены на томъ, что наше государство, столько далеко стоящее позади другихъ и такъ медленно двигавшееся доселе по пути развитія, должно, наконець, стать на этотъ путь твердо и решительно и, не колеблясь, пойдти по немъ со всею энергіею. Но кроме государства есть церковь, и только весьма немногіе у насъ вместе съ государствомъ помнять и помышляютъ и о церкви. Для огромнаго большинства нашихъ мірскихъ или светскихъ людей церковь есть нечто такое, что не имеетъ никакого отношенія къ государству и до чего последнему, съ точки зренія его интересовъ, нетъ никакого дела и никакой печали.

Между темъ это есть совершенное и прискорбнейшее заблужденіе. Государство безъ содействія и помощи церкви не въ состояніи выполнять своихъ задачъ: это составляетъ аксіому, которая не сознается и не признается у насъ, но которая вполне признается людьми, более насъ серьезными. Безъ надлежащаго нравственнаго воспитанія народа, однеми только внешними, о немъ заботами, невозможно улучшить его благосостоянія. Но это надлежащее нравственное воспитаніе есть дело невозможное для государства и можетъ быть только деломъ церкви, для которой оно и составляегь существенную и главную обязанность. Есть и другія, весьма важныя, области государственной деятельности, которыхъ государство не въ состояніи надлежащимъ образомъ выполнять безъ посредства и безъ участія церкви.

Такимъ образомъ вопросъ о томъ, въ какомъ положении находится церковь, есть не только вопросъ для самой церкви, но имеющій безусловно существенное значеніе вопросъ и для государства. Но само собою понятно, что прежде всего и более всего онъ есть вопросъ для самой церкви. Будучи необходимой помощницей для государства въ достиженіи его целей, церковь имеетъ свои собственныя и свои прямыя цели, более важныя и более высокія, чемъ цели государственныя. Если съ точки зрения государственной весьма желательно, чтобы церковь была возможно деятельной помощницей государства, то, съ точки зренія собственной церковной, еще более желательно, чтобы церковь возможпо благоуспешнее и возможно действительнее достигала своихъ собственныхъ и прямыхъ целей.

Что наша русская церковь и какъ помощница государства и какъ выполнительница своихъ прямыхъ целей, или какъ учрежденіе само для себя, совершенно далека отъ положенія скольконибудь удовлетворительнаго и еще заставляетъ желать очень много, - это составляетъ печальную, но безспорную, истину, которую оспаривать имеютъ охоту только те, кто личнымъ образомъ заинтересованъ въ томъ, чтобы все оставалось въ церкви такъ, какъ доселе есть (statu quo). Следовательно, какъ въ интересахъ государства, такъ и въ интересахъ самой церкви не можетъ не быть признано предметомъ настоятельныхъ желаніи то, чтобы церковь, подобно государству, не отставая отъ него (въ параллель),-если уже не показывая ему примеръ, что долженствовало бы быть,- усвоила сознаніе необходимости своего самоулучшенія.

Въ настоящія минуты это настоятельное желаніе по отношенію къ церкви питаютъ очень немногіе. Но оно необходимо должно все более и более распространяться и, наконецъ, стать общимъ и решительнымъ желаніемъ всех техъ, для кого дороги интересы церкви самой по себе, или кто серьезно желаетъ заботиться объ интересахъ государственныхъ.

Относительно всякихъ желаній дело самой первостепенной важностн составляетъ старательное уясненіе того, чего именно желать. Можно быть недовольнымъ существующими порядками и въ то же время иметь только самыя смутныя представленія о желательномъ или даже не иметь и совсемъ никакихъ представленій. Между тъмъ желанія могутъ быть съ надлежащею твердостью (настоятельностію) предъявляемы только тогда, когда они ясно и отчетливо сознаны, когда предъявляющіе знаютъ то, что предъявляютъ. Съ другой стороны, и удовлетвореніе желаній, въ случае наклонности это делать у людей подлежащихъ (призванныхъ къ сему), только тогда не можетъ выразиться въ ряде неудачныхъ и безплодныхъ попытокъ (печальныхъ примъровъ чего у насъ тысячи), когда будетъ приведено въ возможную ясность, къ чему нужно стремиться и что нужно делать.

Подъ церковью, какъ само собою понятно, мы разумеемъ въ данномъ случае не мірское общество, представляющее собою церковь управляемую и пасомую и, такъ сказать, церковное подданство, а церковное пастырство, представляющее собою церковь управляющую и пасущую, иначе церковное правительство, начальство.

Въ предлагаемой книжке мы делаемъ попытку начертать то лучшее состояніе, въ которомъ желательно было бы видеть русскую церковь въ отношеніи къ ея пастырству или правительству или, иначе, въ которомъ желательно было видеть пастырство или правительство нашей церкви.

Усердно желаемъ мы, чтобы нашъ починъ былъ счастливымъ, чтобы онъ вызвалъ въ церковной и нецерковной періодической печати серьезныя и тщательныя обсужденія и чтобы въ обществе установились относительно сего последняго твердыя и отчетливыя мненія.

Пастырство или духовное начальство въ нашей русской церкви раздъляется на три инстанціи: приходское духовенство, епархіальное управленіе и Святейшій Синодъ. По этимъ тремъ инстанціямъ мы и будемъ говорить о нашемъ церковномъ пастырствъ или духовномъ начальстве, чтобы высказать наши по отношенію къ нему желанія.

1. Приходское духовенство.

Приходское духовенство, т.е. собственно приходскіе священники суть пастыри въ теснейшемъ смысле этого слова, ибо они именно пасутъ мірянъ, представляющихъ изъ себя половину церкви пасомую, тогда какъ епархіальное управленіе н св. Сиподъ составляютъ по препмуществу начальство въ самой церквп, въ половинъ церкви пасущей.

Какъ смотрятъ у пасъ на приходскаго священника и въ чемъ полагаютъ его идеалъ?

Если священникъ неопустательно и достаточно усердно поетъ общественныя церковныя службы и изредка, по праздникамъ, сказываетъ проповъди, если безъ замедленія и безъ проволочекъ исправляегь частныя приходскія требы, если, однимъ словомъ, онъ исправный священникъ, если онъ при этомъ живетъ достаточно скромно и прплично, не пьянствуя и не позволяя себъ никакихъ безобразій, то онъ считается вполпъ хоропшмъ священникомъ и более отъ него ничего не требуется.

Сами священники наши точно такъ же впдятъ свой идеалъ только въ сейчасъ сказанномъ и вовсе не предполагають, чтобы лежали на нихъ еще какіянибудь другія обязанности.

Но если священникъ есть пастырь, то где же туть пастырство? Пасти людей значитъ (должнымъ образомъ) ихъ воспитывать и руководить, а где же тутъ эти воспитаніе и руководство?

И, действительно, обязанности прнходскихъ священниковъ понимаются у насъ и обществомъ и самими священниками такимъ образомъ, что послъдніе не являютъ себя у насъ пастырями въ строгомъ и настоящемъ смыслъ этого слова.

Назначеніе перкви состоитъ въ томъ, чтобы воспитывать людей въ веръ и нравственности христіанской и преподавать имь невидимую благодать Божію для укръпленія ихъ въ веръ и для содействія имъ въ нравственной жизни, и приходскіе священники въ семъ случае служатъ органами или орудіями перкви. Посредствомъ совершенія таинствъ н вообще всех перковныхъ службъ священники преподаютъ людямъ благодать Божію; но если.ош однимъ этнмъ совершеніемъ ограничиваютъ свои обяванности, то они исполняютъ свои обязанности только ва половину. И, слъдовательно, наши приходскіе священники, полагающіе свои обязанности только въ совершеніи общественвыхъ службъ и частныхъ требъ, ісполняютъ свои обязанности не сполна, а только лежащія на нихъ обязапности священническія.

Совершенно существенна обязанность священниковъ преподавать верующпмъ благодать Божію, ибо безъ благодати невозможно спасеніе; но совершенно столько же существенна их обязанность и воспитывать людей въ вере и нравственности христіанской, ибо благодать Божия не спасаетъ людей насильственнымъ образомъ, а только помогаетъ ихъ собственнымъ, самимъ по себъ недостаточнымъ, усиліямъ достигать спасенія посредствомъ веры и добрыхъ дълъ. Спасеніе пріобрътается человткомъ верою и добрымн дълами; но поелику собственныя усилія его въ семъ случае недостаточны, то ему подастся вспомоществуюшая благодать Божия. Безъ благодати невозможно спасеніе; но, наоборот, без собственной готовности и без собственных усилій человека благодать останется въ немъ безплодною, сколько бы обпльпо ему ни преподавалась. Слъдовательно, благодать Божия, будучи пеобходимою для спасенія человека, непремънно предполагаетъ прежде себя, какъ условіе біпе диа поп и, какъ нъчто основпое, собственную веру человека и собственное стремленіе его къ добрымъ дъламъ. Изъ этого яспо, что приходскіе священники, которымъ поручено и на которыхъ лежитъ дело спасенія людей, въ такой же совершенно мере обязаны научать ихъ вере и нравственности христіанской, въ какой-преподавать имъ благодать Божію,-что вторая обязанность есть столько же непремънная ихъ обязапность, сколько и первая, и что если ея пе исполняютъ, то опи псполняютъ свои обязанности пастырей только па половину.

Такимъ образомъ наши приходскіе священники, преподающіе прихожанамъ только благодать Божію посредствомъ совершенія таинствъ и службъ, но не учащіе ихъ вере и нравствеппости, исполняютъ только половину своихъ существеппыхъ обязанностей, какъ пастырей. Какимъ образомъ могло случиться этс прискорбнейшее явленіе, чтобы священники не исполняла и не считали себя обязанными исполнять целую половину своихъ существенныхъ обязанностей? Случилось это очень просто: мы приняли отъ грековъ христіанство, но не заимствовали отъ нихъ вмъсгв съ хрпстіанствомъ просвъщешя, вслъдствіе чего, при общемъ во всемъ мірскомъ обществъ отсутствіи лросвъщенія, наши приходскіе священнпки сталн нс людьми образованнымиа только грамотными. и при томъ въ своемъ огромномъ большинстве елееле грамотными. Люди только грамотные могли совершать для народа службы, но вовсе не могли быть его учителями, а такнмъ образомъ у насъ и случплось то, что приходскіе свяшенники стали у насъ исполнптелями только половины своихъ обязанвостей.

Просвъщеніе отсутствовало у насъ какъ во всемъобществъ, такъ и въ духовепствъ, до времени Петра Великаго; до того же времени и наши приходскіе священники не могли быть учителями народа въ вере и нравственности.

Со времени Петра Великаго у насъ начало вводиться просвещеніе какъ во всемъ обществе, такъ и въ духовенстве и, наконецъ, до некоторой степени совсемъ ввелось въ немъ вместе со всемъ обществомъ, такъ что въ настоящее время ставять во священники пепременно и исключительно людей, получившихъ настоящее образованіе (общее и богословское). И однако наши приходскіе священники и до сихъ поръ остаются для народа только соверпштелями церковныхъ службъ и требъ и вовсе еще не стали его учителями веры и нравственности. На приготовленіе кандидатовъ во священники тратятся огромныя деньги; каждый изъ нихъ учится цълыхъ 12 летъ, и однако наши священники остаются все темъ же, чтмъ были прежніе, такъ что если нынешнихъ образованныхъ священниковъ снова заменить необразованными, то разницы почти что не будеть никакой. Это значитъ, что священники наши не спъшатъ воспринять на себя обязанности, которыя слишкомъ долгос время не были у насъ исполняемы и что они имели бы решительное желаніе оставаться при столько льготныхъ и пріятныхъ для нихъ старыхъ порядкахъ.

Какъ бы то ни было, но обязанность учить народъ вере и нравственности христіанской составляетъ непремтнную обязанность священниковъ, какъ пастырей, и если мы хотимъ, чтобы напш священники были истинными пастырями, то они должны исполнять эту обязанность.

Иные у насъ полагаютъ, что священники напш уже исполняютъ лежащую на нихъ обязанность быть учителями народа и нравственности, ибо сказываютъ проповтди въ перквахъ.

Действительно, священники наши проявляютъ свою ученость темъ, что сказываютъ проповеди, при чемъ очень редкій изъ нихъ скажетъ более десятка проповтдей, и только весьма немногіе изъ нихъ не скажутъ всех проповедей по печатнымъ книгамъ, а сочинятъ по две по три и свои, такъ что ученосгь огромнаго болыпинства. сводится просто къ умению читать. Но если бы церковное проповедничество священниковъ находилось у насъ и не въ томъ крайне жалкомъ положеніи, въ какомъ оно находится (къ чему мы возвратимся нъсколько ниже), во всякомъ случае вовсе не представляетъ собою соответственнаго и для сей цели предназначеннаго средства къ наученію людей вере и нравственности, хотя и имтеть свое очень немаловажное (если, подразумевается, находится не въ томъ жалкомъ виде, какъ это теперь у нашихъ священниковъ). Подъ наученіемъ мы разумеемъ наученіе настоящее и возможно основательное (относительно въры въ размерахъ, конечно, элементарныхъ), а не одинъ только видъ его и не одно только справленіе его обряда. Обучать людей чемунибудь начальному значитъ всевозможнымъ образомъ растолковывать и разъяснять имъ предметы, пока они ихъ не усвоятъ. Но то ли представляетъ собою проповедь? Вообразите, что въ деревенскомъ и всякомъ вообще училище преподаваніе положенныхъ въ нихъ предметовъ производится посредствомъ чтенія академическихъ лекцій, и съ чемъ могутъ быть сравнены проповеди, даже такимъ образомъ, что мальчикамъ прочитывается паписанное въ учебнике одинъ разъ: будетъ ли такая оригинальность имъть какойнибудь смыслъ? Человекъ, вовсе не приготовленный кь слушанію чтенія о какомънибудь предмете, уже во время самого слушанія въ состояніи схватывать развв только после 10ти мыслей 11ю, а потомъ изъ весьма немногаго, разрозненно схваченнаго, не приносигь домой и ровно ничего (не говоря уже по отношенію къ проповъдямъ, предлагаемымъ съ целью обученія въ виде систематическаго ряда катихизическихъ поученій, о томъ, что въ одно воскресенье человекъ придетъ, а въ другое не придетъ, что можетъ быть не только по нехотенію, за которое отвечаетъ самъ, но и по невозможности). Вообще церковная проповедь, какъ бы она ни была хорошо поставлена и ведена, вовсе не представляеть собою средства для наученія людей вере и нравственности христіанской; она имъетъ значеніе дополнительное къ настоящему наученію,-и нисколько не маловажное, а, напротпвъ, очень важное, какь средство напоминанія имъ объ истинахъ веры и преимущественно правилахъ нравственности,-какъ средство постояннаго возгреванія уже насажденнаго въ нихъ духа благодати.

Единственное дъйствительное средство научать людей настоящимъ, а не воображаемымъ только образомъ истинамъ веры и правиламъ нравственности христіанской есть систематическишкольное обученіе детей наукъ о вере или катихизису и науке о нравственности или этике (нравственному богословію).

Составляетъ непременную и существенную обязанность священника, какь пастыря, то, чтобы онъ всъхъ своихъ пасомыхъ научилъ должнымъ образомъ истинамъ въры и правиламъ нравственности христіанской. Это можетъ быть достигнуто не иначе, какъ если священникъ будетъ преподавать науки о вере и нравственности христіанской систематически- школьнымъ образомъ каждому подросту или каждой генераціи детей своего прихода. Необходимо должны делать это и наши русскіе священники.

Читая предъявляемое къ русскимъ священникамъ подобное требованіе, одни изъ нашихъ читателей, конечно, весело разсмеются, а другіе горько улыбнутся, и те и другіе скажутъ: очень наивно и легкомысленно воображать, чтобы требуемое вами могло когда-нибудь статься оть русскихъ священниковъ.

Если мы навсегда желаемъ остаться темъ, что мы издавна и до сихъ поръ, то, конечно, напрасно предъявлять какіянибудь требованія; но если мы находимъ, что мы должны стать лучшими и по возможности близкими къ тому, чъмъ должны быть, то въ требованіи ничего неть фантастическаго.

У христіанъ Западной Европы до начала ХУІ в., точно такъ же, какъ у насъ до сихъ поръ, не было ни малъйшихъ помышленій о томъ, чтобы священники воспитывали народъ въ вере и нравственности христіанской. Но въ этомъ начале ХУІ века было, наконепъ, провозглашено тамъ и создано, что священники обязаны и должны быть для народа учителями христіанской веры п нравственности, и въ пастоящее время тамъ и на самомъ деле это такъ. У протестантовъ, которымъ именно и принадлежитъ великая заслуга, чтобы заставить священниковъ быть, по возможности, истинными пастырями ......................

Итакъ, надлежащее исполненіе свящепниками лежащей на нихъ непременной ихъ обязанности научать народъ вере и нравственности христіанской требуетъ того, чтобы при каждой приходской церкви находилось приходское училище, въ которомъ бы всемъ детямъ прихода, по ихъ постепеннымъ подростамъ или по мере ихъ подростанія, были систематически и школьно преподаваемы ученіе о вере и нравственности.

Если бы государство наше не заботилось о составляющемъ его обязанность гражданскомъ образованіи народа, то церковь, исполняя свои обязанности, должна была бы заботиться о своемъ церковномъ указанномъ образованіи независимо огь государства и помимо его. Но такъ какъ государство имъетъ эту заботу, то церковь должна начать съ того, чтобы соединиться въ семъ случаъ съ государствомъ; именно-должна начать съ того, чтобы въ каждомъ сельскомъ училище, содержимомъ отъ государства .(подъ государствомъ разумтемъ какъ государство въ тбснейшемъ смысле этого слова, представляемое министерствомъ народнаго просвещенія, такъ и земства), священникъ или священники даннаго села непременно должны преподавать законъ Божій или ученіе о христіанскихъ вере и нравственности.

Начало этому началу уже положено: изъ сельскихъ училищъ, существующихъ въ Россіи въ настоящее время, въ есть въ числе в преподавателей законоучители или, что то же,-местными священниками преподается христіанское ученіе о вере и нравственности. Начало, конечно, немаловажное, если бы дело не имело другого смысла, чемъ какой оно должно иметь. Въ настоящее время въ священники преподаютъ законъ Божій не потому, чтобы церковь сознавала свою обязанность учить народъ вере и нравственности христіанской и заставляла священниковъ делать это, а потому, что государство находитъ нужнымъ учить народъ закоиу Божію и нанимаетъ местныхъ священниковъ это делать. На самомъ деле этому надлежитъ быть вовсе не такъ. Священники должны научать народъ вере и нравственности христіанской: это составляетъ ихъ непременную и существеннейшую обязанность, такъ что безъ сего они не будуть истинными пастырями. Надлежащимъ образомъ эта обязанность можеть быть выполняема священниками не иначе, какъ если они систематически и школьно будугь преподавать законъ Божій детямъ. Следовательно, для ея надлежащаго выполненія необходимо требуется, чтобы при каждой приходской церкви было свое училище. Если бы нигде не было училищъ, заведенныхъ государствомъ, то церковь, исполняя свои обязанности, везде должна была бы завести ихъ сама. Но въ известномъ количестве приходов уже существують училища, заведенныя государствомъ; следовательно, церкви, не заводя своихъ новыхъ училищъ, предстояло бы (оказалось возможнымъ) воспользоваться для своихъ целей училищами уже готовыми. Такимъ образомъ долженствовало бы быть такъ, чтобы церковь, предоставившая иниціативу въ заведеніи народныхъ училищъ государству, сама и по собственному побужденію, въ сознаши своихъ обязаниостей, воспользовалась. его училищами для своихъ целей.

Первымъ продолженіемъ такь или иначе положеннаго начала должно быть то, чтобы во всъхъ ръшительно и безъ всякаго исключения существующихъ оть государства сельскихъ приходскихъ училищахъ введено было церковною властью преподаваніе закона Божия чрезъ мъстныхъ священниковъ, чтобы твердо было принято этою властью въ принципе то, что коль скоро есть или будеть открыто государствомъ въ приходе училище, въ которомъ бы местные священники могли преподавать законъ Божій, то они непременно и необходимо должны делать это.

Дальнейшимъ продолжениіемъ должно быть то, чтобы церковь, т.е. ея власть, поставила для себя закономъ стремиться къ учрежденію приходскихъ училищъ решительно во всех приходахъ, такъ, чтобы каждый приходъ непременно и ео іpsо имелъ училище, чтобы онъ такъ же былъ немыслимъ безъ последняго, какъ немыслимъ безъ церкви.

Такъ какъ сейчасъ сказанное нами составляетъ для церкви ея непременную обязанность, то ея положительный и безусловный долгъ со всемъ. настояніемъ стремиться къ этому, хотя бы она и была совершенно предоставлена самой себъ. Но гораздо желательнее, конечно, чтобы она могла въ семъ случае идти объ руку съ государствомъ. Государство наше давно сознало нужду образованія народа (и далеко опередило въ этомъ отношеніи церковь, что касается ея заботь о лежащемъ на ней духовномъ образованіи народа); но, къ сожалению, въ семъ случай, какъ и во многихъ другихъ, оно не спешитъ доводить дело до конца. Образованіе есть существеннейшее условіе поднягія народнаго благосостоянія, безъ котораго последнее, серьезнымъ образомъ, вовсе не мыслнмо; какъ таковое, оно должно быть распространено въ народе до возможной степени всеобщности, такъ, чтобы въ возможво буквальномъ смысле составляло общее достояніе всех. Между темъ. у насъ, сознавая нужду образованія народа, все еще смотрять на нее какъ. ва нужду не самой первостепенной важности, которая за другими нуждами можеть терпеть и ждать, и что пока она можеть быть удовлетворяема только отчасти и въ некоторой только степени. Въ высшев степени и самымъ настоятельнымъ образомъ желательно, чтобы правительство радикально изменило свой взглядь и чтобы нужду возможно широкаго распространенія народнаго образовашя оно поставидо на одномъ изъ самыхъ первыхъ местъ въ числе нуждъ, не терпящихъ ни малейшаго отлагательства. На распространеніе народнаго образованія нужны деньги, а мы, при нашемъ не особенно удовлетворительномъ государственномъ хозяйстве, не особепно богаты ими. Но на удовлетвореніе нуждъ, которыя основательно и не всегда совсевмь основательно признаются неотложными, мы успеваемъ находить милліоны и милліарды денегъ. А что можеть быть неотложнее нужды распространенія народнаго образованія, которымъ обусловливается поднятіе народнаго благ.осостояшя 1).

Идя объ руку съ государствомъ или одна, но церковь должна поставить своею задачею достиженіе того, чтобы въ каждомъ репштельно приходе священникомъ или священниками последняго было систематически и школьнопреподаваемо хрисгіанское вероученіе и нравоученіе, именно детямъ, т.е. чтобы въ приходахъ, въ которыхъ есть училища, заведенныя государствомъ, местные свящевники непременно преподавалв въ сихъ училищахъ ученіе о вере и нравственности христіанской въ качестве законоучителей, а чтобы въ приходахъ, въ которыхъ неть этихъ училипгь, священники сами содержали при церквахъ церковноприходскія училища

Вполне должное исполненіе священниками обязанности учить народъ вере и нравственности христіанской не можеть состоять въ томъ, чтобы они научали вере и нравственности только некоторую часть своихъ прихожанъ, а, напротивъ, требуетъ того, чтобы они научали всех до одного, ибо души человеческія имеютъ все совершенно одинаковое значеніе, и обязанности священниковъ по отношенію к всемъ имъ совершенно равны. Иначе сказать, это требуетъ, чтобы у священниковъ учились въ училищахъ закону Божію решительно все дети ихъ приходовъ. Но у насъ, въ Россіи, это не представляется возможнымъ по условіямъ нашего сельскаго быта. Сельскіе жители или крестьяне живутъ у насъ не болшими слободами, такъ, чтобы каждая слобода могла составлять изъ себя прпходъ, а небольшими и разбросанными деревнями такъ, что приходы состоятъ изъ десятковъ и нъсколькихъ десятковъ деревень, раскинутыхъ на огромномъ пространстве (въ некоторыхъ местностяхъ северной Россіи, не говоря о Сибири, деревень изъ 30, изъ 40, съ разстояніемъ отъ села удалепнейшихъ отъ нихъ всрстъ до 16, до 20). Многіе изъ крестьяпъ отдаленныхъ отъ селъ деревень не найдутъ возможнымъ содержать своихъ детей въ селахъ, несмотря на все желаніе отдавать ихъ въ ученіе. Совершенно ломочь этому злу можетъ только отдаленное время, когда умножится у насъ и станетъ богаче сельское населеніе. Но до некоторой степепи оно можстъи должно быть устраняемо сейчасъ же. Слишкомъ большиіе прнходы явились у насъ по побуждепіямъ не церковноприходскимъ, а по другимъ, и по всякимъ церковноприходскимъ побужденіямъ должно решительнымъ образомъ стремпться къ тому, чтобы большіе приходы раздроблять на малые, васколько это представляется возможнымъ топографически (по способу разбросапности деревень, т.е. насколько эта разбросанность представляетъ возможность образовать новые приходы такъ, чтобы эти прпходы выходпли пемалыми и небедными). Для крестьянъ можетъ быть затрудненіе въ построеніи церквей; но гораздо предпочтительнее то, чтобы онп молились въ деревянныхъ и скромныхъ церквахъ, нежели то, чтобы деревни отстояли отъ селъ на 15 верстъ и более.

Обязуя священннковъ преподавать законъ Божій непременно во всех приходскихъ училищахъ, существующихъ отъ государства, и обязуя ихъ иметь свои училнща непременно во всех приходахъ, въ которыхъ нетъ училищъ отъ государства, где мы возьмемъ денегъ на плату за законоучительство, а во второмъ случае-на построеніе учнлищъ? Въ первомъ случае денегъ ни откуда не требуется. Обязанность учить народъ вере и нравствепности христіанской составляетъ непременную и существеннейшую обязанность священниковъ. Следовательно, они должны исполнять ее даромъ. Это, конечно, весьма не понравится священникамъ, но не спешать они на насъ гневаться. То, что составляетъ непременную обязанность ихъ, они должны делать даромъ; но если отъ нихъ требуютъ исполненія обязанностей, которыхъ они доселе не считали своими обязанностями, т.е. требуютъ вообще несравненно большаго, чемъ прежде, то и они въ свою очередь имеютъ полное право требовать соответственпо лучшаго вознагражденія, нежели какое получали до сихъ поръ. Такимъ образомъ, не признавая за священниками права на отдельное вознагражденіе за то, что составляетъ ихъ обязанность, каковое вознагражденіе къ ущербу ихъ авторитета должно превращать ихъ въ наемниковъ, мы вполне признаемъ ихъ право искать имъ лучшаго вознаграждепія за священство, и объ этомъ мы поведемъ ниже особую речь .

Что касается до построенія домовъ для училищъ, собственно церковноприходскихъ, въ техъ приходахъ, въ которыхъ нетъ училищъ грсударственныхъ, то обязанность эта должна быть возложена на прихожанъ. Мы очень хорошо знаемъ и помнимъ, что наши крестьяне достаточно обложены у насъ всякими повипностями, чтобы находить основательнымъ придумываніе еще новыхъ повинностей. Но наша повинность въ сущности весьма небольшая, ибо построеніе неособенно роскошнаго училищнаго дома для целаго, хотя бы и малаго и беднаго, прихода, вовсе не въ тягость, а между темъ тутъ дело идетъ о настоятедьной потребности, которой цель-собственная польза и собственное благо крестьянъ .

Предъявляя къ священникамъ требованіе объ исполненіи ими обязанности учить народъ вере и нравственности христіанской посредствомъ систематическишкольнаго обученія детей, мы, само собою разумеется, предполагаемъ, что обязанность должна быть исполняема не какънибудь и не для виду только, а возможно усердно и добросовестно, вообще-совершенно надлежащимъ образомъ. Надлежащее исполненіе обязанности учить въ школе не азбуке, а науке, каковую представляетъ собою законъ Божій, состоящій изъ вероученія и нравоученія, требуетъ постояннаго большаго или меньшаго приготовленія къ урокамъ (ибо придти въ классъ безъ всякаго приготовленія значитъ не сказать въ немъ ровно ничего порядочнаго), и потомъ, также какъ и ученіе даже азбуке, неопустительнаго посещенія уроковъ. Но значительная часть нашихъ священниковъ, хотя бы имела и все желаніе быгь усердными и добросовестными,-должна оказываться въ семъ случае несостоятельной, отчасти по условіямъ своего быта, отчасти по тому способу, какъ у васъ совершаются некоторыя приходскія требы. Значительная часть нашихъ сельскихъ священниковъ суть священники и въ то же время крестьяне, обрабатывающіе принадлежащую церквамъ пахотную землю совершенно такъ же, какъ и ихъ крестьянеприхожане. Намъ приходилось встречаться съ горячими защитниками той мысли, что наши священники земледельцы навсегда должны остаться таковыми ; несомненно однако, что священство, каковымъ оно должно быть, и земледельчество, несмотря на всю почтенность его самого по себе, вовсе не соединимы между собою, и что если мы хотимъ видеть въ нашихъ священникахъ по возможности истинныхъ пастырей, то они должны перестать быть земледельцами. Обязанность, какъ должно, учить детей въ школе, обязанность, какъ должно, учить народъ посредствомъ проповедей,-о чемъ скажемъ ниже,- обязанность, какъ должно, поучать тоть же народъ при всякомъ случае, вообще обязанность быть учителемъ въ самомъ широкомъ смысле этого слова, требуютъ того, чтобы человекъ оставался среди книгъ, чтобы онъ имелъ время размышлять и обдумывать, чтобы онъ не подавлялъ въ себе духовномыслящаго и чувствующаго человека. Но земледельчество, какъ оно ни почтенпо само по себе, не только совершенно отнпмаетъ у свящепника время и возможность для надлежащаго исполненія имъ его обязанностей, какъ народнаго въ сейчасъ указанныхъ смыслахъ учителя, но подавляетъ въ немъ и всякую способпость къ сему, такъ что человека хватаетъ, наконецъ, только на то, что суть наши священнпки въ настоящее время, - быть механическимъ совершителемъ церковныхъ службъ и требъ, и более ничего. Въ продолженіе всего лета крестьянскія работы отъ восхода солнца до вытуханія вечерней зари; въ продолженіе зимы, чуть не целый день, заботы о скотине, которая содержится для земледельчества, въ приготовленіи ей корма и въ самомъ ея кормленіи,-когда тутъ о книжкахъ, когда читать ихъ надлежашимъ образомъ, когда тутъдумать и раэмышлять... Человекъ какънибудь урветъ часъ - полчаса, чтобы сбегать въ школу: но что сделаетъ онъ хорошаго, нисколько не приготовленный къ уроку и думающій только о томъ, какъ бы поскорее его кончить? Физическій трудъ разучаетъ человека не только мыслить, по и писать, такъ что рука, переходящая къ перу отъ косы и топора, косули и сохи, скачетъ по бумаге: какія же тутъ проповеди? Всякому можно личнымъ образомъ наблюдать, какъ земледельчество въ весьма непродолжнтельное время изменяетъ семинариста, поступающаго въ священники, совсемъ въ другого человека, нежели какимъ онъ поступилъ: человекъ поступаетъ на место исполненный разныхъ благихъ мечтаній; но проходять тричетыре года и отъ мечтаній неостается ни малейшаго и следа,-человекъ просто грамотный крестьянинъ, и более ничего; самая наружность человека совершенно изменяется: вместо тщательной заботы о приличін вы видите совершенпо крестьянскую и совершенно распущенную неряшливость.

Такимъ образомъ, единственное средство устраненія того препятствія, которое полагаетъ земледЬльчество священниковъ исполненію всякихъ ихъ обязанностей, состоитъ въ томъ, чтобы священники перестали быть земледельцамп. Это отннметъ у священниковъ очень значительныя средства ихъ содержапія, и, конечно, объ этомъ нужно весьма подумать. Мы воэвратимся къ этому нпже.

Требы, которыя могутъ отвлекать священниковъ отъ аккуратнаго хожденія въ училища для ученія.суть причащенія больныхъ и крещеніе. Для исполненія той и другой требы священники возятся въ приходъ, и если деревни отстоятъ отъ села далеко, то на это тратятся целые дни, особенно въ весеннее и осеннее время, когда дороги деревенскія н вообще грунтовыя дороги становятся невозможными. Въ приходахъ неодноклирпыхъ это препятствіе можетъ быть устраняемо такъ, что все свящепники, сколько ихъ есть, должпы сообща исполнять обязанность законоучнтельства, делая или такъ, чтобы всемъ быть законоучителями и ходить, въ учплище поочередно, или такъ, чтобы одинъ былъ законоучителемъ, а другой или другіе исправляли требы. Въ приходахъ одноклирныхъ священники должны убеждать прихожанъ, чтобы они въ случаяхъ маломальской возможности, привозвли больпыхъ для причащенія и младенцевъ для крещенія къ цервамъ (что стодько желательно ради самогодостоинстватаинствъ, и по каковой причине къ тому же должпы убеждать своихъ прихожанъ и священники приходовъ неодноклирныхъ) и чтобы они звали свящепниковъ на дома только въ случаяхъ крайней необходимости, когда больныхъ или младенцевъ не оказывается возможнымъ привозить къ церквамъ. При такомъ порядке въ тех одноклирныхъ приходахъ, въ которыхъ деревни находятся не въ слишкомъ далекомъ разстояніи отъ села, священпики слишкомъ немного будутъ терять времени на езду съ требами, такъ что ихъ занятіямъ въ училищахъ почтн что небудетъ напосимо никакого ущерба. Въ техъ приходахъ одноклирныхъ, въ которыхъ деревни слишкомъ далеко отстоятъ отъ села, сейчасъ указаннымъ способомъ не отстранится вполне наше препятствіе (ибо па путешествія въ приходъ и по случаямъ необходимымъ всетаки немало будетъ тратиться времени). Для совершеннаго устраненія препятствія мы бы предложили средство; но бопмся, что оно будетъ найдено страннымъ, хотя мы, съ своей стороны, и не видимъ въ немъ ничего страннаго; это именпо - ставить въ такіе прпходы въ помощь священпикамъ настоящимъ свяшеншковъвикаріевъ на дьяческой ваканціи, изъ окончившихъ курсъ училища, такъ, чтобы они исправляли требы, а при общественныхъ служеніяхъ въ церкви были за дьячковъ .

Итакъ, на приходскихъ священникахъ лежитъ непременная обязанность учить народъ вере и нравственности христіанской, и эту обязанность они могутъ исполнять надлежащимъ образомъ не иначе, какъ посредствомъ систематическишкольнаго обученія детей.

Но требуетъ при этомъ нарочитыхъ и серьезныхъ речей одинъ изъ предметовъ обученія,-именно нравственность христіанская.

Есть нравственность истиннохристіанская и есть нравственность только мнящая себя таковою, нравственность фарисейская.

У насъ въ Россіи, по нашимъ историческимъ обстоятельствамъ, слишкомъ много утвердила свое господство нравственность фарисейская, и должно, наконець, позаботиться о томъ, чтобы сокрушить ея господство и оставить власть единственно за нравственностью встиннохристіанской н истинноевангельской.

Какъ светильникъ телу человека есть око, такъ светильникъ его душе есть разумъ; какъ въ случае болезни очей онъ страдаетъ тьмой телесной, такъ и въ случае плохаго служенія ему разума онъ страдаетъ тьмой душевной. Тьму разума разгоняетъ, делая его способнымъ какъ должно служить душе, просвещеніе. Но этогото света духовнаго мы, русскіе, въ продолженіе очень долгихъ временъ имели слишкомъ мало. При мраке ума и водворилась у пасъ вравственность фарисейская.

Господь Богъ, создавшій человека по образу и подобію Своей святости, требуетъ отъ человека, чтобы онъ исполнялъ Его нравственныя заповеди, воспроизводя въ себе чрезъ это Его образъ, и чтобы человекъ наружно чтилъ Его, какъ тварь своего Творпа. При некоторомъ свете разума нельзя не понимать, что необходимо исполненіе какъ однихъ, такъ и другихъ обязанностей и что главнейшія и важнейшія обязанности суть первыя. Если выражать самымъ усерднымъ образомъ свое уваженіе къ человеку, нисколько не исполняя своихъ обязанностей по отношенію къ нему, значите-не более- обманывать его и лицемерить передъ нимъ,-то ясно, что и по отношенію къ Богу имеетъ не иной смыслъ одно наружное почитаніе Его безъ исполненія Его заповедей. Такимъ образомъ, съ помощью света просвещенія отдельные христіане и целые христіанскіе народы установляютъ свою нравственность такъ, чтобы видеть первое и главнейшее въ исполненіи нравственныхъ заповедей Божіихъ и чтобы не ставить на место ихъ внешняго богопочтенія. Но при отсутствіи света просвещенія и отдельные люди и целые народы, какъ бы приравнивая Бога къ земнымъ тщеславнымъ начальникамъ, которые требуютъ отъ подчиненныхъ сначала почтенія къ себе и потомъ уже исполненія обязанностей, всегда переставляютъ обязанности одне на место другихъ, считая важнейшимъ наружно чтить Бога и потомъ уже исполнять Его нравственныя заповеди. Какъ люди и народы, ставящіе нравственныя заповеди Божіи на должномъ ихъ месте, нередко впадаютъ въ ту крайность, чтобы пренебрегать о внешнемъ богопочтеніи; такъ, наоборотъ, люди и народы, поставляющіе на недолжное место внешнее богопочтеніе, впадаютъ въ ту крайность, чтобы полагать всю сущность своихъ христіанскихъ обязанностей въ этомъ внешнемъ богопочтеніи и чтобы забывать про обязанность и про необходимость исполненія заповедей Божіихъ.

Мы, русскіе, очень долгое время остававшіеся безъ света просвещенія, впали въ ту крайность, чтобы все христіанство и все христіанское благочестіе полагать въ наружномъ богопочтеніи или внешней набожности.

Въ ХVІ веке среди русскаго общества явился пророкъ, посланный отеинуду, который возвысилъ свой голосъ противъ фарисейскаго благочестія нашихъ предкове; это - знаменитый преп. Максимъ грекъ. Но обличенія одного человека, хотя смелыя и безпощадныя, какъ обличенія древняго Иліи Тесвитянина, не въ состояніи были пересоздать общество, и оно осталось темъ, чемъ было прежде.

При свете новаго просвещенія у насъ начинаеть водворяться истинное пониманіе христіанскаго благочестія. Но пока начало видится еще не особенно большое. Не только простой народъ нашъ, къ которому еще не снизошло просвещеніе, остается при старомъ пониманіи благочестія, полагая его въ одномъ хожденіи въ церковь ва молитву и въ одномъ соблюденіи постовъ, но и значительная, чтобы не сказать большая, часть людей образованныхъ и самыхъ пастырей полагаеть его единственно въ томъ же самомъ. Во пора же намъ, наконецъ, быть настоящими христіанами; пора намъ помнить, какъ учатъ о благочестіи пророки, Спаситель и апостолы! Наружная молитва не составляетъ всего благочестія; она не составляетъ въ немъ перваго, а только последнее и добавочное, такъ что по апостолу: пусть даже не будетъ ея, только бы было главвое. Это главное въ благочестіи составляеть. добродетельная или нравственная христіанская жизнь, безъ которой наружная молитва,бывъ приносима людьми, съ которыхъ можетъ быть спрашиваема, не только не благоугодна Богу, но и тяжко прогневляетъ Его, какъ дело одного фарисейства и лицемерія.

Нетъ особенной нужды въ нарочитыхъ стараніяхъ объ укрепленіи въ нашемъ народе привязанности къ внешней молитве и вообще наружной набожности, ибо онъ и безъ того приверженъ къ ней и нисколько не сомневастся въ ея необходимости, а и крайне преувеличиваетъ ея значеніе; но настоитъ самая неотложная нужда въ самыхъ нарочитыхъ стараніяхъ о наеажденіи и возращеніи въ немъ христіанской нравственности. Простой народъ нашъ во внешнемъ поведеніи омерзительно сквернословенъ, затемъ безобразно пьян, не сознаетъ обязанности быть трудолюбивымъ, совсемъ не знаетъ, что такое христіанская совесть (припомните нашихъ ремесленниковъ и ихъ возмутительную наклонность къ обманаме), въ своей семье и съ своими несчастными рабочими-животными-безобразный варваръ. Наши купцы, столько усердные къ внешней молитве, столько приверженные къ храмамъ и теплящіе въ своихъ лавкахъ неугасимыя лампадки, до такой степени мало наблюдаютъ честности въ торговле, что можно подумать, будто они теплятъ лампадки затемъ, чтобы Богъ помогалеимъ обманывать людей. Наши чиновники, отъ верхудо низу, давно ли перестали, и перестали ли совсемъ, -представлять собою олицетвореніе техъ пороковъ, которые свойственны ихъ званію?

Стараться воспитывать детей такъ, чтобы изъ нихъ выходили люди не одной наружной тщетной (самой по себе) молитвы, но и истинные христіане, - въ этомъ должны поставлять свою задачу наши священники при преподаваніи детямъ христіанскаго нравоученія.

Обязанности священниковъ по отношенію къ прихожанамъ суть те же, что обязанности родителей по отношенію къ детямъ, почему они и называются духовными отцами. Научивъ вере и нравственности христіанской каждаго своего прихожанина въ его детстве, священникъ обязанъ потомъ постоянно следить за его верою и нравственностью и постоянно поддерживать ихъ въ немъ и укреплять. Средства сего поддержанія и укрепленія суть: церковная регулярная проповедь и затемъ учительныя беседы съ прихожанамии увещательныя речи къ нимъ,какъ говоритъ апостолъ, "благовременне и безвременне".

Въ первые века христіанства церковная проповедь составляла одну изъ необходимыхъ составныхъ частей общественнаго богослуженія, и именно литургіи, такъ что если совершалась литургія, то непременно была на ней и проповедь или поученіе настоятеля, опущеніе котораго было бы то же, что опущеніе какойнибудь изъ частей литургіи, которыя признаются въ ней необходимыми, то же, напр., что опущеніе чтенія апостола или евангелія, пенія "Верую" или "Отче наше". Съ теченіемъ времени, по мере распространенія между настоятелями церквей невежества и нераденія, проповедь начала становиться все реже и реже и, наконецъ, смолкла.

Церковная проповедь представляеть собою необходимое средство достояннаго поддержанія и укрепленія въ прихожанахъ истивъ веры, а преимущественно и въ особенности правилъ нравственности хрисгіанской. Безъ предварительнаго даннаго прихожанамъ систематическишкодьнаго христіанскаго образованія она имеетъ весьма мало смысла; во при этомъ условіи она-весь свой смыслъ какъ сейчасъ указанное средство. Если мы хотимъ, чтобы священники наши сталв истинными пастырями своихъ прихожавъ, то у васъ непремвнно должна быть возстановлева церковвая проповедь въ томъ ВИДЕ, какъ ова существовала въ первые века христіанства, а именно - чтобы она стала необходимой и совершенно регулярной принадлежностью воскресной и праздничной литургіи, такъ чтобы литургія воскресная и лраздничная съ опущеніемъ проповеди считалась за литургію, совершенную не по должному, - за совершенную съ опущешемъ существеввой въ ней части, и чтобы сіе подвергало вивовныхъ совершенно такому же наказанію, какъ опущеніе и всякой другой существенной части.

Наши теперешніе священники, конечно, найдуть это требованіе невозможнымъ, потому что въ настоящее время сочиненіе проповтди стоить для нихъ, покрайней мере, недельнаго пота. Но требованіе вовсе не такъ страшно и невозможво, какъ оно представляется съ перваго взгляда. Теперешнихъ проповедей, которыя представляютъ собою отвлеченые школьныя диссертаціи, взложенныя напыщеннымъ языкомъ и которыя суть археологически сохраняемый у насъ остатокъ старой іезуитской схоластики (ибо отъ сихъ последнихъ ведуть свое начало теперешнія проповеди, введенныя учившимися у іезуитовъ кіевскими учеными),-не тодько не желательно, но овгв ни подъ какимъ видомъ, какъ совершенно безполезныя, в ве должны быть терпвмы. Проповеди должны быть по возможности простыя и безыскусственныя поученія, разсчвтанныя вовсе не на то, чтобы удивлять слушателей непонятной премудростыо, вывезенной ивъ семинаріи, а на то, чтобы быть для нихъ совершенно понятными, чтобы действительно повторять имъ истины веры и правила нравственности христіалской. Если въ семинаріяхъ будуть нарочито и со всімъ должнымъ старашемъ учить слагаЕІю этихъ поученій 2 практиковать въ нихъ, то для каждаго священника, по занятіи имъ места, ихъ приготовленіе будетъ составлять гікоторый трудъ въ продолженіе годовъ полутора-двухъ, а потомъ это станетъ для нихъ дтломъ совершенио обычнымъ. Повтореніе правилъ нравственности, такъ же какъ и ихъ преподаваніе, требуеть не только простоты, но и убедительности, ибо вель ихъ не только то, чтобы проповідвикь былъ понятенъ для слушателей, но и то, чтобы онъ действовалъ на нихъ (на ихъ сердца и воли). Убедительность не можетъ быть придана речи искусственнымъ образомъ, ибо, хотя Циперонъ и сказалъ, что роеіае павсапіііг, ога(огев йипі;, но онъ сказалъ совершенную неправду; степень убедительности) зависитъ отъ степени убежденности и сердечнаго отношенія къ делу самого говорящаго, такъ что здесь действительное условіе не степень умения составлять поученія, а степень нравственнаго достоинства (качественности) священника, какъ пастыря ? Необходимое условіе для того, чтобы наши священники были проповедниками, какъ мы желаемъ и какъ это должно быть, есть то, чтобы они не были земледельцами Требовать оть человека, чтобы оиъ всю неделю проработалъ на пашенномъ поле или въ сенокосныхъ лугахъ, чтобы онъ въ субботу или накануне праздника прибежалъ домой часами двумя ранее обыкновеннаго и намахалъ поученіе, есть вещь невозможная. Земледельчество, какъ уже мы говорили, неизбіжно должно убивать въ человеке самую способность кь слаганію поученій, ибо для сего последняго необходимо не только имтть время для слаганія поучешй, но вообще постояино оставаться человекомъ книжнымъ, человекомъ умственнаго труда (ибо человеческая умственная машина не устроена такь, чтобы сколько угодно можно было оставлять ее въ бездействіи и чтобы всякій разъ, какъ она не надолго потребуегся.она могла работать отлично: если шесть дней человекъ проработалъ на полъ, то на два часа въ неделю ему невозможно становиться сочинителемъ, ибо вся машина развинтилась и перержавела и брошена въ сарай .

Итакъ, наши приходскіе священники, чтобы стать истинными пастырями своихъ пасомыхъ, должны иринять на себя обязанность двойнаго учительства: вопервыхъ, школьносистематически обучать истинамъ веры и правиламъ нравственности христіанской всех подрастающихъ детей (по мере прихожденія ими въ школьный возрастъ); вовторыхъ, посредствомъ регулярно постоянной проповеди въ церкви поддерживать знаніе истинъ веры и ревность къ соблюденію правилъ нравственности въ людяхъ взрослыхъ.

Мы очень хорошо знаемъ и понимаемъ то, что предъявляемъ требования нисколько не шуточныя и нисколько не весьма легкія. Но сейчасъ указанное вами составляетъ непременную в существеннейшую обязанность истинныхъ пастырей церкви, и, слздовательно, наши священники, чтобы стать истинными пастырями, необходимо должны принять на себя исполненіе этого. Туть неумолимая дилемма, изъ которой никакъ нельзя вывернуться: наши священники до сихъ поръ не вполнъ исполняютъ свои пастырскія обязанности,-следовательно, или должны делать то, что указывается, или навсегда остаться пастырями не всецело исполняющими свои обязанности.

Что въ нашихъ требованіяхъ нетъ ничего идеальнаго, ничего фантастаческаго и невозможнаго, доказательствомъ этому служитъ примеръ пасторовъ протестантскихъ. Протестантские пасторы исполняютъ обязанвость учителей имевно такъ, какъ мы желаемъ отъ священвиковъ православныхъ, Еслп исполненіе нашего требоваиія оказалось возможпымъ для нихъ, то ясно, что оно не невозможно н для нашихъ сиященниковъ православныхъ. У насъ есть благочестивые люди, которые приходятъ въ крайній гневъ, когда имъ указываютъ ва пасторовъ протестантскихе: какеде намъ.православнымъ.и указывать на пасторов протестантскихе? Мо чемъ виноваты эти пасторы, что они возвысились до надлежащаго исполнепія своихъ обязанностей рапее пашихъ священниковъ православныхъ и что наши священники на пути къ сему должны встречать ихъ примере? Вмезсто того, чтобы приходить въ гневъ, что можетъ свидетельствовать только о крайне юродствующемъ благочестіи, нужно сделать совсемъ другое:

въ поучепіе и въ руководство нашихъ священниковъ привести для ніхъ въ возможно полную и возможно совершенную извтстность, какъ идея надлежащаго пастырскаго учительства постепенно осуществлялась у протестантскихъ пасторовъ на деле и какъ имеетъ себя ея осуществленіе въ настоящее время.

Что наши священники не возвысятся до надлежащаго исполненія своихъ пастырскоучительскихъ обязанностей сами собой, а должны быть заставлены сделать сіе путемъ правительственнымъ, объ этомъ, конечно, нечего говорить.

Что это не можеть быть достигнуто посредствомъ изданія одного- двухъ указовъ, а требуетъ продолжительныхъ в весьма энергическинеослабныхъ настояній, это также совершенно понятио само собой (для всякаго, кто способенъ хоть чтонибудь понимать).

По установленію апостоловъ, церковь христіанская должна быть не только путеводительницею людей въ царство небесное, но и попечительницею объ ихъ земной бедности, чемъ она действительно и была въ первые века своего существования. Въ самое первое время появленія христіанскаго общества, когда оно было не многочисленно, въ немъ относительво земныхъ нуждъ устроено было такъ, что "не один нищь ни единъ въ немъ, ибо изъ совокупленныхъ въ одно общее имуществъ встхъ даяшеся коемуждо, его же аще кто требоваше" (Деян. ГУ, 34, 35). Когда церковь умножилась и жизнь возвратилась въ ней въ свои обыкновенныя формы, попеченіе о бедныхъ стало въ ней нарочитою и положительною обязанностью предстоятелей общинъ - епископовъ, которые должпы были печися и нихъ чрезъ посредство пресвитеровъ и діаконовъ и которые должны были на вспомоществованіе имъ отделять известиую часті, церковныхъ доходовъ.

Въ настоящее время не можеть быть возстановлено церковное попеченіе о бедныхъ вь его древней формъ, но оно можетъ и должно быть уставовлено в новой форме. При каждой приходской церкви должно быть учреждено попечнтельство о бедныхъ прихода, которое должно состоять после местнаго свящснника или священниковъ изъ того или другаго количества честнейшихъ и усерднейшихъ къ делу хрнстіанскаго добродеянія прихожанъ. Эти попечительства должны собирать и принимать отъ прихожанъ ихъ добровольныя приношенія въ пользу бедныхъ прихода и потомъ, "Богу и совести ихъ назирающиме", употреблять ихъ по ихъ назначеиію. При этомъ наше теперешнее нищенство, которое до такой степени неблаговидно и которымъ до такой степени злоупотребляется, должно быть вовсе уничтожено. Не можетъ быть никакого сомненія въ томъ, что прихожане отнесутся къ учрежденію братствъ съ сочувствіем; но вопросъ объ ихъ существованіи и процветаніи существенно будетъ зависеть отъ того, какъ отнесутся къ делу священники, имеющіе въ начале стать главными его руководителями, которые, въ случаъ должнаго участія, скоро могутъ поставить твердо и привить къ нравамъ народа и которые, наобороть, въ случаъ равнодушія могуть убить его въ самомъ начале, такъ, чтобы оно уже явилось на светъ мертворожденнымъ. По этой причннъ, и христіански необходимое и въ государственномъ отношеніи чрезвычайно важное дело должно быть вменено священникамъ въ число ихъ существенныхъ и непременныхъ обязанностей, за нераденіе о которой имъ грозило бы такое взысканіе, какъ за нерадтніе о другихъ существенныхъ и непременныхъ обязанностяхъ. Въ этомъ случаъ священники не будутъ иметь права пожаловаться, чтобы на нихъ возлагаемъ былъ новый обременительный трудъ, ибо труда здесь не особенно много, а труда умственнаго, головоломнаго, котораго такъ боятся наши священники, - нисколько; но въ виду крайней косности и крайняго нерасположенія нашихъ священниковъ ко всему, что выдумываетъ начальство, вся сущность здесь въ энергіи и настойчивости высшей н епархіальной церковной власти.

Такъ какъ не во всех приходахъ средства удовлетворенія нужде будуть соответствовать ея размерамъ, то, по примеру первенствующей церкви, дело должно быть организовано такъ, чтобы въ предълахъ уездовъ или благочиній могла существовать между попечительствами братская помощь.

Въ случае народныхъ бедствій въ какихнибудь местахъ Россіи,- голода в пожаровъ,-попечительства могутъ быть посредниками въ передачи пожертвованій.

Священники суть для народа учители христіанской нравственности и вообще его духовные пастыри. Но нрявственность есть такого особаго рода наука, которая должна быть преподаваема не только на словахъ, но и на делъ, посредствомъ собственнаго примера. Если преподающій науку нравственности ведетъ себя вопреки тому, что преподаеть, то онъ не только уничтожаеть одной рукой то, что хочетъ созидать другой, но делаетъ и более того - дискредитуетъ нравственность въ глазахъ своихъ слушателей. Изъ уроковъ такого учителя выносится учениками погибельнейшее для нравственности убежденіе, что она есть нечто такое, о чемъ для приличія должно говорить, но что было бы наивно-дурацкиігъ деломъ, къ стесненію себя, исполнять: для умнаго человека болтовня о нравственности само по себъ, а действитсльная нравственность само по себе", - таковъ единственный печальнейшій результатъ, получаемый отъ преподаванія нравственности людьми ненравственными въ самой своей жизни. Деревенскій крестьянинъ не формулируетъ этого сейчасъ указанными и сейчасъ приведенными словами; но на делъ результатъ отъ преподаванія ему правилъ нравственности священникомъ, который не показываетъ приложенія этихъ правилъ въ своей жизни, будетъ именно этотъ. Священникъ, не отличающійся честностію въ своей жизни (своихъ нравахе), преподалъ крестьяпскимъ мальчикамъ въ училишъ правила о христіанской честности; приходится ему видтть, чтоодинъ изъ выросшихъ его учениковъ совсршаетъ ловкій и наглый обманъ, сбывая, напр., грошовую вещь за рубли; священникъ напоминаетъ бывшему ученику о честности, а бывшій ученикъ подмигиваетъ священннку и съ любезной нахальностію отвечаете: "да, толкуйте, батюшка, про честность".

Вообще преподаваніе нравственности можетъ приносить свои добрые плоды единственно подъ темъ условіемъ, чтобъ преподаватель нравственности самъ былъ человекомъ нравственнымъ. Поэтому, вопросъ о нравахъ священниковъ есть, собственно, первый вопросъ, съ котораго должны быть начинаемы всякія речи о нихъ.

Священникъ есть для своихъ прихожанъ учитель нравственности христіанской во всемъ ея объеме; следовательно, онъ долженъ быть для нихъ, по возможпости, образомъ в примеромъ встхъ христіанскихъ добродетелей. Какъ священникъ не можетъ сделать своихъ прихожанъ людьми христіанскинравственными чрезъ одно приказаніе быть имъ таковымн, а долженъ воспитать ихъ въ правственности,-такъ въ свою очередь и священники не могутъ быть сделаны въ требуемой отъ нихъ мерт нравственными чрезъ одно простое приказаніе начальства быть имъ твмъ, чемъ они должны быть, а могутъ быть приготовляемы только посредствомъ воспитанія. Следовательно, чтобы священники являлись надлежащими воспитателями въ нравственности народа, для этого требуется, чтобы они самн надлежащимъ образомъ воспитывались нравственно въ приготовляющихъ ихъ семинаріяхъ. Это переноситъ насъ къ вопросу о томъ, какъ должны быть. нравственно воспитываемы въ семинаріяхъ будущіе священники. Къ вопросу этому мы возвратимся после, когда будемъ говорить вообще о семинаріяхъ, - какъ воспитаніи, такъ и ученіи въ нихъ; а здесь мы коснемся только одного порока нашего духовенства, в который впадаютъ священники по поступленіи на места, несмотря ни на какое воспитаніе, полученное въ семинаріи, и который необходимо искоренить между ними отчасти мерами административпой строгости, отчасти принятіемъ другахъ соответствующихъ меръ. Порокъ этотъ есть пьянство.

Пьянство есть порокъ нашего духовенства, такъ сказать, досеминарскій, идущій оть временъ старыхъ и, вероятао, древнихъ. Въ семинаріяхъ, разумееется, не учать пьянству; но поступаеть человекъ изъ семинаріи на место находитъ тамъ готовую пьяную среду и утопаетъ въ ней. Намъ приходилось видать немало примеровъ, что люди, во время ученія въ семинаріи вовсе не обещавшіе быть пьяницами, становились по поступленін на место самыми горькими и самыми жалкими пьяницами. Мы не знаемъ всего нашего отечества достаточпо хорошо, чтобы сказать, насколько еще распространеннымъ остается въ немъ пьянство среди духовенства. Насъ уверяютъ, что въ некоторыхъ губерніяхъ и этнографическихъ местностяхъ оно выводится, или даже и совсемъ вывелось. Отъ чистаго сердца желаемъ верить, что это правда; но местности, которыя мы знаемъ, еще до сихъ поръ погрязаютъ въ пьянствъ. И-что прискорбно-пьянство не только не убываетъ, но, пожалуй, еще прибывает: летъ сорокъ тому назадъ мы росли дитятей въ селъ среди гомерическаго пьянства духовенства всей окрестной местности, но по крайней міръ мы не слыхали случаевъ, чтобы люди умирали отъ пьянства, а изъ нашихъ товарищей и близкихъ сверстниковъ по ученію мы знаемъ до пятка, которые отправились на тоть светъ положительно отъ пьянства. Недавно намъ пришлось посетить родное пепелище, и мы увидали картины, живо напомнившія намъ наше детство: пьяный священникъ, расхаживающій по селу; пьяный священшкъ, возвращающійся изъ деревни и обнимающійся въ телеге съ дьячкомъ.

Пока священники остаются погруженными въ свое нынЫпнее пьянство, нечего, конечно, и думать о томъ, чтобы они стали скольконибудь пастырями для народа. Если мы хотимъ, чтобы священники искоренили пьянство въ народе,-а сделать это могуть только они,-то, конечно, мы должны начать съ нихъ самихъ. Вообще, искорененіе пьянства между священниками (которому и до сихъ поръ, какъ было въ ХУІ векъ, продолжаютъ дивиться иноземцы) есть дело самой первостепенной важности и самой неотложной нужды. Такъ какъ зло слишкомъ застаревло и упорно, то и борьба съ нимъ необходима самая энергическая. Вопервыхъ, необходимо усилить надзоръ за духовенствомъ, которато у насъ теперь почти вовсе нетъ (ибо благочинные почти совсемъ не составляютъ надзирателей) и который нуженъ, кромв нашей причины, и по многому другому; вовторыхъ, должны быть приложены къ делу наказанія и каранія самыя суровыя , чтобы не сказать-безпощадныя, Муравьевскія, ибо, потворствуя, мы будемъ делать то, что приносить сотни и тысячи людей (каковы прихожане) въ жертву единицамъ.

Наряду съ мерами административнокарательными существуеть въ данномъ случае мера воспитательная, которая, какъ таковая, прочнее первыхъ и которую поэтому необходимо приложить къ делу въ полной мере. Это-заведеніе училищъ для девицъ духовнаго званія, такъ, чтобы женами священниковъ были непременно женщины, получившія образованіе. Вліяніе образованныхъ женъ на священниковъ, весьма важное въ томъ отношеніи, чтобы внести въ ихъ жизвь порядочяость, опрятность и приличіе вместо теперешнихъ, почти совсемъ крестьянскихъ, грязи, неопрятности и неприглядности, несомненпо, решительнымъ образомъ будетъ содействовать и тому, чтобы искоренить между німи пьянство. Къ приличной и хорошей жене являться пьянымъ свиньей изъ деревни- человека невольно возьметъ совесть, и онъ станетъ умерять и невольно сдерживать себя, съ темъ, чтобы дойти, наконецъ, до убежденія, что радости жизни не въ одномъ грязномъ пьянствъ, какъ учили отцы,-что хорошая и првличная жена, хорошія и приличвыя дети и самъ съ ними какъ быть человеке-гораздо лучше. Не могутъ не быть приветствованы самымн искренними похвалами тв архіереи и духовенства, которые уже вавели у себя наши училища. Но онъ должны быть заведены вездт и не по одному на епархію, а въ количествъ двухе-трехъ и более, такъ, чтобы по крайней мтръ всъ священники, если не всъ священноцерковнослужители, иміли возможность давать своимъ дочерямъ училищное образованіе. Тутъ вопросъ, конечно, въ томъ, гдъ взять денегъ. Къ этому вопросу мы возвратимся несколько ниже, когда будемъ вообще говорить о деньгахъ.

Народъ нашъ приверженъ къ церковному богослуженію. Между темъ это богослуженіе совершается у насъ далеко не совсемъ такъ, чтобы оно могло прниосить народу всю пользу и чтобы совершеніе и вообще соответствовало его смыслу и назначенію. Все, что читается и поется въ церкви, должио быть внятно, разборчиво, чтобы могло быть разобрано присутствующими, а иначе не будетъ иметь смысла, ибо читается в поется не для коголибо, какъ для присутствующихе; но у насъ это далеко не такъ. Народъ собирается въ церкви на общественное богослуженіе въ праздники и именно-на всенощную или заутреню и на литургію. И литургія совершается у насъ не вполне удовлетворительно, но совсемъ неудовлетворительно совершаются всенощныя или заутрени: первая совершается ве такъ, чтобы все слышимое на ней присутствующими было вполнъ для нихъ понятно, а последнія совершаются такь, что весьма значительная часть слышимаго на нихъ остается для присутствующихъ нечленораздельнымъ звукомъ кимвала звяцающаго, тщетно бьющимъ воздухъ. Въ первомъ случай причина-дурной обычай; во второмъ случае съ одной стороны-то же самое, съ другой-необходимость.

Нынешній уставъ приходскихъ церквей относительно всенощныхъ. и утрень есть уставъ монастырскій, дредставляющій службы въ такомъ объеме, что если бы совершать всенощныя бденія или заутрени такъ истово, чтобы все читаемое а поемое на нихъ было совершенно внятно для присутствующихъ, то онъ выходили бы до такой степени продолжительными, какъ въ приходскихъ церквахъ это совсймъ невозможно (и какь ото и въ самыхъ монастыряхъ вполнт соблюдается только на одномъ Афоне). Чтобы сокращать службы до продолжительности, которая возможна въ приходскихъ церквахъ, ихъ и принуждены совершать такъ, чтобы значительная часть поемаго и читаемаго совсемъ не могла быть разбираема присутствующими и только понапрасну била ихъ уши. Ясно, что это есть вовсе нс естественное положеніе дела, которое должно быть устранено: невозможно совершать службъ вадлежащимъ образомъ въ полномъ обеемъ устава, потому что нельзя и нетъ основанія заставлять мірскихъ людей быть монахами (и притомъ только Афонскими); но безсмысленно и совершать службы такъ, чтобы присутствующіе вовсе не разбирали того, что читается и поется (сравнивай ап. Павла въ 1 посл. къ Корине. гл. 14); следовательно, для достиженія возможности последняго необходимо сократить службы. Покойный митрополитъ московскій Иннокентій, при неименіи академическаго образованія обладавшій твердымъ, яснымъ и прямымъ здравымъ смысломъ, сознавалъ нашу несообразность, говорилъ о ней и для ея устраненія мечталъ о вселенскомъ соборе. Но тутъ вовсе не нужно созывать вселенскаго собора. Право начертывать чинъ общественныхъ службъ, со включеніемъ и литургіи, въ древнее время принадлежало не только каждой частной церкви, но и каждому епископу, и права этого никто потомъ не ограничивалъ; монастырскій уставъ вошелъ у насъ въ приходскія церкви не путемъ вселенскаго или частнаго законодательства, а просто путемъ обычая. Следовательно, дело можетъ быть сделано собственною властію св. Синода.

Представителями дурнаго обычая, имеющаго своимъ последствіемъ то, что церковныя службы совершаются у насъ неудовлетворительно, являются наши діаконы. Наптъ русскій вкусъ требуетъ, чтобы діаконы имели басы в чтобы они какъ можно сильнее являли свои голоса (попросту и безцеремонно сказать-орали. Вслтдствіе этого какъ те изъ нашихъ діаконовъ, которые действительно имеютъ басы, такь и те, которые только тянутся въ басы,-а это делаетъ чуть не каждый діаковъ,-сказывають эктеніи и читаютъ евангелія такъ, что въ лучшемъ случай на литургіяхъ весьма мало можно разобрать, а въ худшеме-ничего нельзя разобрать, кромъ слитнаго и нечленораздельнаго гуденія, представляющаго истинную бездушную трубу трубящую. Этоть нашъ обычай есть нечто, заслуживающее самаго крайняго осужденія. Эктеніи-суть молитвы, возносимыя діакономъ отъ лица присутствующихъ въ церкви. И какая безсмыслица, что возвосящій молитву не разбираетъ и не знаетъ, что онъ говорите! Чтеніе евангелія на литургіи или-что то же-слова Божия есть самое главное на ней, и этото слово Божіе читается такь, что почти что все равно, если бы и не читалось. Необходимо уничтожить этоть взимающійся надъ всякимъ разумомъ обычай, и при этомъ должно начать съ архіерейскихъ протодіаконовъ, которые задаютъ дурной тонъ и подаютъ дурной примеръ всемъ прочимъ діаконамъ (а господы купцы съ ихъ купеческимъ вкусомъ и купеческимъ смысломъ не должны иметь въ семъ случаъ никакого голоса). Пусть діаконы,-если угодно,-остаются басами, но они непременно должны служить такъ, какъ этого требуютъ человеческій смыслъ и значеніе того, что они возглашаютъ и читають.

Предъявляя къ священникамъ требованіе быть учителями народа въ указанномъ выше смыслъ, мы не предъявляемъ къ нимъ требованія какпхенибудь новыхъ обязанностей, а только вновь предъявляемъ требованіе объ обязанности старой и всегдашней, которая у насъ до сихъ поръ не была ими исполняема.

Однако съ этимъ новымъ требованіемъ старой обязанности существенно и необходимо соединенъ вопросъ о вознагражденіи священниковъ. Священники наши, за разными частными исключеніями, получаютъ за свое служеніе очень умтренное вознагражденіе: сполна или несполна исполняють теперь священники свои обязанности, но во всякомъ случаъ вознагражденіе, которое они получаютъ теперь, никакъ не можетъ быть признано несоразмерно или даже много высшимъ того, какъ они исполняютъ свои обязанности теперь. Но есяи мы требуемъ, чтобы они исполняли обязанности иначе, нежели какъ это до сихъ поръ, то ясно, что должно быть и другое вознагражденіе, въ противномъ случаъ никто не пойдетъ въ священники (ибо священство, какъ само собою понятно, не есть барщина, такъ чтобы можно было сколько угодно налагать обязанностей, не заботясь о соразмерности вознаграждешя).

При этомъ для должнаго исполненія священниками ихъ обязанностей, какъ мы того требуемъ, совершенно необходимо, чтобы они перестали быть земледельпами. А это должно сделать очень значительную убавку и въ ихъ нынешнихъ средствахъ содержанія.

Гдт же взять денегъ на соответствующее вознагражденіе священниковъ, которые бы исполняли свои обязанности, какъ должно?

Для перваго приступа къ делу ихъ негдет Вз8ять, кромъ государственнаго казначейства; но затемъ, для дальнейшаго обезпеченія, могуть быть указаны и другіе источники и способы.

Люди, ведающіе государственное кааначейство и вообще государственную жизнь, а также и лросто интересующіеся государственными деньгами, конечно, замахаютъ и руками и ногами при одной мысли, что государство должно обременять свой, и безъ того не особенно здравствующій бюджетъ ради столько мало нужной для него церкви. Но маханіе это неосновательно.

Принято думать у светскихъ людей и составляетъ, такъ сказать, догматъ ихъ мірской веры, что церковь для государства не нужна. Но вообразите, что дело имеетъ себя совсемъ иначе, что государство имееть необходимую нужду въ церкви, что для своихъ первостепенно важныхъ целей оно должно искать у церкви помощи, безъ которой не можетъ обойтись: имеющій нужду въ помощи не долженъ иметь охоту платить тому, въ чьей помощи нуждается? А дело имеетъ себя действительно такъ.

Истинную задачу всякаго государства составляетъ не то, чтобы оно заботилось о возвышеніи своего политическаго могущества, отъ котораго большинству его жителей ни тепло, ни холодно и которое удовлетворяетъ только честолюбію немногихъ, а то, чтобы оно пеклось о гражданскомъ благополучіи народа, чтобы оно стремилось всемъ доставить средства жить по возможности не худо. Мы, русскіе, слишкомъ достаточно заботились о политичеекомъ могуществъ нашего государства и пора, наконецъ, приняться за заботы о гражданскомъ благосостояніи нашего народа. Что простой народъ наптъ живетъ слишкомъ бедно и худо,-такъ бедно и худо, какъ нигдъ въ ЕвропеБ и, можетебыть, не вездъ въ Азіи, это составляетъ фактъ, отрицать который не решаются, наконепъ, и самые отважные липемеры. Причинъ крайне незавиднаго положенія у насъ простого народа две: внешнесоціальныя суровыя условія и внутренняя невоспитанность ето самого. Чтобы поднять благосостояніе народа, нужно устранить обе причины и никакъ не одну только: поставьте народъ въ самыя благопріятнейшія соціальныя условія, наделите его всевозможными льготами и просто дайте ему денегъ,-если не будетъ устранена другая причина, изъ этого ничего не выйдетъ, кроме того, что процветуть кабаки и что народъ ниспадегъ еще на низшую .степень бедности, совсемъ, что называется, промотается и оголеетъ. Постепенно отстранять внішнія неблагопріятныя условія и создавать условія благопріятныя есть собственное дело государства; но задача воспитанія народа есть не его задача, для него вевыполнима, и въ семъ случаъ оно необходимо должно обратиться къ помощи церкви и къ ея священникамъ. Народъ нашъ преданъ пьянству не только въ лице городскихъ ремесленников и пролетаріевъ, какъ это почти и везде, но и въ лице всего своего земледельческаго сословія, какъ это нигде. Пока не будетъ достигнуто, чтобы народъ былъ по возможности трезвымъ, до техъ поръ будутъ безсильны и недействительны все внешнія старанія объ улучшеніи его быта: но это можетъ быть достигнуто только при помощи священниковъ. Мы нисколько не забываемъ того, что сами же говорили: тутъ предстоитъ двойной труд-сначала нужно сделать трезвыми самихъ священвиковъ и потомъ уже возложить на вихъ обязанность (миссію) сділать трезвый народе; но именно этимъ, хотя и удлиненнымъ, путемъ, а не какимнибудь другимъ, можеть быть достигнута цель. Язва и болезнь пьянства не позволяютъ вамъ простирать наши мечты далее трезвости, т.е. заставляютъ насъ ограничивать наши мечты хотя сею последнею; но трезвость не составляеть всего, что можетъ дать нравственное воспитаніе народа и чемъ условливается его благосостояніе со стороны этого последияго. Всякому читателю, полагаемъ, приходилось встречать известія о сектантскихъ общинахъ, представляющихъ изъ себя образцы благоустроенностп и процветанія.-какъ въ нихъ всъ не только трезвы, во и трудолюбивы, честны, расположены помогать друг другу, какь поэтому въ нихъ вовсе НЕТЬ той лохмотной бедности, которой до такой степени изобильно у насъ. У сектантовъ сделало это нравственное воспитаніе, и если это возможно у нихъ, то, конечно, возможно и у васъ. Скажутъ, что на сектантовъ вліяетъ въ семь случаъ ихъ исключнтельное положеніе. Но протестантизмъ есть вера целыхъ народовъ, которые нисколько не находятся въ исключительномъ положеніи: и до какой степени нравственное воспитаніе церкви, черезъ пасторовъ, подняло тамъ благосостояніе народове! Потрудитесь узнать, напримеръ, о соседней намъ Швеціи, до какой степени народъ обязанъ въ ней своимъ благосостояніемъ церкви и до какой степени много церковь содействовала этому благосостоянію!

У людей мірскихъ, которыхъ занимаетъ вопросъ о благе государства, существуетъ предубежденіе противъ церкви, какъ объ области, не имеющей ничего общаго съ государствомъ, потому, что составлены превратныя о ней представленія. Церковь учитъ людей ходить въ церковь, соблюдать посты, а какое дело до этого государству? Ео церковь учитъ и должна учить не одному только этому, но и многому другому. Церковь учить и должна учить людей иметь все ТЕ добрыя качества, которыя мы желали бы видеть въ наилучшихъ гражданах; она учитъ нравственности христіанской, а нравственность гражданская вся объемлется нравственвостію хрисгіанской, какъ меньшее целое больпшмъ целым".

Государству совершенно и необходима помощь церкви для нравственнаго воспитанія народа . Но церковь, чтобы быть въ состояніи надлежащимъ образомъ оказывать эту свою помощь государству, имеетъ нужду въ денежномъ отъ него вспоможеніи. Государственные люди, которые на заводимыя съ нимн речи о семъ вспоможеніи отвечали бы темъ, чтобы махать руками и ногамн, могутъ ли быть признаны за настоящихъ и за серьезныхъ государственныхъ людей?

Государство, давая свои деньги церкви, конечно, должно получить право спрашивать съ последней, чтобы деньги достигали своей цели, т.е. чтобы духовенство действительно приносило государству ту пользу, въ надеждъ на которую оно дастъ деньги. Мы признаемъ за нимъ это право въ самой полной мере.

Мы сказали выше, что и помимо денегъ государственныхъ могуп. быть указаны средства обезпеченія приходскаго духовепства.

Есть средство, которое не такого рода, чтобы могло быть взято и употреблено вдругъ и тотчасъ, но которое должно быть постепенно созидаемо. Средство это, если обратиться къ нему со всею должпою энергіей, имеющее быть средствомъ величайшей и громадной важности, состоить въ обезпеченіи духовенства посредствомъ денежныхъ вкладовъ добровольныхъ жертвователей.

Въ старое время недвижимыя имтнія служили, а въ настоящее время денежные вклады служатъ средствомъ къ .обезпеченію и чрезеобезпеченію монастырей. Но необходимо направить денежные вклады отъ монастырей въ приходскія церкви.

Добровольныя пожертвованія представляютъ собою именно то, чемъ долженствовало бы быть обезпеченнымъ духовенство: по своему характеру свободнаго дара онъ суть средство обезпеченія, наиболее приличествующее характеру церкви; въ этомъ случаъ государство не имело бы нужды заботиться о церкви, а церковь обращаться къ помощи государства; въ этомъ случаъ духовенство поставлено было бы въ возможность исполнять свои обязанности такъ, чтобы не искать съ прихожанъ, къ величайшему ущербу для своихъ нравственныхъ отношеній къ нимъ, платъ за требоисправленія. Такъ это и начинало было быть въ древней церкви, но явились монахи и восхитили это средство содержанія у приходскаго духовенства.

Монахи въ семъ случаъ совершили дело, которому собственное назвапіе есть именно хищеніе.

Монашество явилось въ христіанской церкви такимъ образомъ, что люди, желавшіе совершенно отрешиться отъ этой жизни и исключительно заботиться о той, ушли изъ міра въ пустыни, чтобы тамъ проводить время въ подвигахъ духовныхъ и телесныхъ. Человеку, который обрекъ себя на подвиги, придетъ ли на мысль искать средствъ своего содержанія у другихе? Если подвигъ, то ясно, что никакъ не возложеніе заботъ о себъ на другихъ, а на свои собственныя руки и на свое принятое решеніе довольствоваться какъ можно меньшнмъ. Такъ это и было въ первое, весьма недолгое, время монашества. Но потомъ монашество изъ истиннаго сталовесовершенно истинныме: подъ предлогомъ того, что заботы о средствахъ жизни мзшаютъ подвигамъ монашескимъ и исключивъ эти заботы изъ числа последнихъ, какбудто бы они долженствовали быть подвигомъ только мірскимъ, монахи возложили заботы о средствахъ своего содержанія на мірское общество. По примеру церкви, монахи начали искать себъ приложенія добровольныхъ пожертвованій именіями и деньгами и, употребивъ энергическія усилія дать желаемое настроеніе образу мыслей мірянъ, успели, наконецъ, достигнуть того, чтобы направить ихъ жертвы исключительно къ себъ и чтобы заставить, такъ сказать, совсемъ бросить церковь.

Какъ было въ Греціи, такъ послъ Греціи было и у насъ. Предавая забвенію прошлое, должно во всей силе этотъ чрезвычайно важный практическій догматъ, что добровольныя пожертвованія суть средство содержанія приходскихъ церквей, а не монастырей, и со всемъ стараніемъ направить ихъ въ первыя .

Насъ спросяте: но какимъ же образомъ сделать, чтобы добровольныя пожертвованія обратились въ приходскія церкви, когда жертвователи дотятъ прилагать ихъ въ монастыри, но не въ церкви?. Сдеелать, очевидно, такъ, какъ сделали монахи. Последніе успели произвести такое настроеніе въ обществъ, чтобы оно обратилось со своими жертвами исключительно въ монастыри; нужно теперь произвести въ обществъ то настроеніе, чтобы оно направилось со своими жертвами въ приходскія церкви.

( Люди, не желаюцее быть совершенно радикальными, вероятно, выраэять желаніе, чтобы сдвлано было исключеніе въ пользу монастырей, нуждаюціихся въ обезпеченіи, каковыхъ у насъ есть некоторое число. Мы на вто смотримъ другими глазами: тогда только монастырь и иіожеть оказывать некоторое полезное вліяніе на обціество, пока онъ остается нуждаюціимся; но какъ скоро изъ нуждающихся онъ превратится въ ненуждаюцпяся, то и вліяніе изъ полезнаго превратится или веникакое, или даже во вредное. Не лицемеры и не фарисеи, надеемся вполне понимаютъ насъ. И должно же быть у насъ среди монастырей не нуждаюціихся хоть небольшое количество монастырей нуждающіихся, т. е., иными словами, среди монастырей далеко не совсемъ истинствующіихъ хоть несколько монастырей, приближаюціихся къ истинствованію...А если вы жаліете людей нуждаюціихся, то въ нуждаюцееся идутъ пэ доброй воле, н именно затемъ, чтобы нуждаться, и ихъ ожидаетъ за это особая награда.)

Обязанность эту, копечно, должпы взять на себя преосвящеппые архісрсп. Пусть всякаго, желатощаго сделать пожсртвованіе въ монастырь, убеждаютъ они, чтобы вместо монастыря опъ сдтлалъ его въ свою приходскую церковь,-что последпее будеть несравненно полезнее перваго и нисколько не менее спасптельно,-и образъ мыслей людей постепеппо изменится .

Когда случится это послтднее, то нашъ источникъ обезпеченія приходскихъ церквей, несомнтнно, станетъ источникомъ весьма серьезнымъ, который много упроститъ всю трудную задачу обезпеченія духовенства 2 который ВМТСГБ съ ГБМЪ п вообще можетъ иринести великую пользу приходамъ, сделавъ последніе темъ, о чемъ теперь некоторые робко мечтаютъ. Уваженіе въ обществъ къ нашему монашеству, несомненно, все более и болте падаетъ, нбо люди становятся способными не закрывать глаза на то, какъ живуть наши монахи, и позволяютъ себъ задаваться вопросомъ объ ихъ полезности, такъ что теперь ШГБЮТЪ охоту жертвовать ва монастыри только уже куппы, ходящіе въ длииныхъ сертукахъ. Но жертвовать на духовенство, подъ условіемъ, чтобы послтднее должнымъ образомъ исполняло свои обязанпости, такъ какъ разумность и полезность этого жертвовапія слишкомъ ясна, будутъ иміть охоту очень многіе,-и купцы въ короткихъ сертукахъ, и помещики, и вообще все те, у кого при избытке упослапномъ ему Богомъ, есть охота делать пожертвованія на добрыя и полезныя деела. Послъ духовенства дело должно дойти и до самыхъ приходовъ, такъ, чтобы устроялись при нихъ больницы, богадельни, ремесленныя школы .

2. Епархіальное управленіе.

По статье 1 нынъ действующаго Устава духовныхъ Консисторій "(церковное) управленіе и духовный судъ въ поместномъ пределъ православпой россійской церкви, имепуемомъ епархіею, производится чрезъ присутственное место-духовную Консисторію, подъ непосредственнымъ начальствомъ епархіальнаго архіерея".

Не совсемъ ясно редижированная статья эта какбудто хочетъ сказать, что у насъ епархіальное управленіе есть управленіе соборное, состоящее изъ архіерея и изъ находящагося при вемъ собора пресвитеровъ, что предсгавляетъ изъ себя Консисторія. На самомъ делъ это далеко не такъ. Консисторія не есть епархіальное присутственное место, въ которое бы архіерей входилъ, какъ председатель, а есть присутственное место при епархіальпомъ архіерее, который стоитъ внъ его. Какъ всякое присутственное место, Консисторія производить и решаетъ дела; но конецъ этого производства и решенія не тотъ, что въ обыкновенныхъ прпсутственныхъ местах: если архіерей согласенъ съ решеніями Копсисторіи по деламъ, онъ утверждаетъ ихъ, если же не согласенъ, то полагаетъ собственныя решенія, которыя и приводятся въ исполненіе (стт. 333 и 337). Изъ этого следуетъ, что Консисторія есть не настоящее присутственное место, а только, такъ сказать, делопроизводительное учрежденіе при архіереъ или какъ бы его канцелярія (на подобіе того, какъ канцелярія при губернаторах). А изъ сего следуетъ далее то, что епархіальная власть у насъ не соборная, а единоличная, сосредоточенная въ лицъ архіерея.

Помимо Устава Консисторіи изъ самой нашей действительности мы еще лучше знаемъ, что епархіальная власть у насъ не соборная, а единоличная...

Если бы такъ судили этому быть учредившіе церковь апостолы, которые действовали по божественному полномочію, то намъ оставалось бы только безмолвно и безропотно передъ этимъ преклоняться. Ио писанія апостольскія и мужей апостольскихъ ясно свидетельствуютъ, что апостолы учредили епархіальное управленіе не единоличное, а соборное; исторія перкви столько же свидетельствуетъ, что въ продолженіе первыхъ вековъ было въ ней епархіальное управленіе именно такое, какое учредили апостолы. Правда, что соборность въ церковномъ епархіальномъ управленіи. сменилась единоличностью очень давно. Но злоупотребленію никакая давность не придаеть и не можетъ придать значенія права (неправильнаго не делаетъ правильным).

Желая нашей церкви обновления и возрождения к лучшему, мы решительно желаем, чтобы епархиальная власть в ней была не единоличною, а соборною. Положим, что архиереи наши, говоря вообще, не злоупотребляют своею единоличною властью вопиющим образом. Но вот частные случаи, которым она дает место и примеры которых всякий из нас знает.

Случается, что архиереями бывают люди очень ограниченные. Такие архиереи при единоличной власти или ведут дела епархиального управления жалким образом, или позволяют себе глупые чудачества, или — что всего хуже — подпадают влиянию их окружающих, так что иногда управление целою епархиею оказывается в руках какого-нибудь ничтожнейшего келейника.

Случается, и нередко, что архиереи бывают люди с деспотическим характером. Такие архиереи, не бывают ли большими или меньшими тиранами духовенства епархии, и не случается ли, что бывают тиранами очень тяжкими и жестокими.

Случается, что архиереями бывают люди, преданные мерзкой страсти сребролюбия, которые употребляют средством к своему обогащению омерзительную симонию. Такие архиереи, при единоличности власти имеющие возможность продавать места, до какой степени позорят и унижают в своем лице сан архиерейский!

Но есть и общее, очень важное, заставляющее желать возвращения от единовластия к древней соборности. Единовластие непременно делает людей более должного властительными, что действительно и составляет характеристическую черту отношений наших архиереев к их подчиненным. Не весьма ли желательно то, чтобы мы могли представлять себе наших архиереев не в образе малодоступных грозы и величия, а в образе привлекающих к себе простоты и кротости.

Наконец, желательно возвращение от единовластия к соборности, желательно не столько по причине зла, которое происходит от первого, сколько в виду пользы, которой есть все право ожидать от последней. Если управление епархией представляет из себя мертвую, один раз заведенную, машину, как это теперь, то епископу, конечно, не о чем с кем-либо совещаться; но если оно должно представлять из себя живое хозяйство, в котором кипят многообразные нужды, как это желательно, тогда удовлетворительное ведение управления возможно будет только при соборности.

Духовные Консистории, хотя и не представляют из себя настоящих присутственных мест, но подобно другим присутственным местам, имеют свои канцелярии.

Как всякий знает, очень велика и очень громка своеобразная слава этих канцелярий. До не особенно давнего времени все наши присутственные места были очень грязны; но грязнее Консисторий по их канцеляриям не было. Другие присутственные места сполна или не сполна вымылись, а Консистории по их канцеляриям... Нас уверяют, что в некоторых епархиях канцелярии Консисторий в настоящее время уже вовсе не то, что были прежде. Готовы этому верить и искренно этому радуемся, но имеем решительные основания думать, что во многих еще епархиях все остается по-старому, за исключением разве только того, что поменее внешней грязи.

Пора преосвященным архиереям и высшему духовному начальству подумать о том позоре, который причиняют церкви эти канцелярии Консисторий. Преосвященные архиереи, кажется, успокаивают себя тем, что грязь канцелярий Консисторий — дело домашнее, что про это знает только одно духовенство. Они весьма ошибаются. Всякий мирянин, хоть один раз побывавший по нужде в Консистории, не забывает этого во всю жизнь и делает громким проповедником ее славы. Весь мирской мир ведает о Консисториях чрез приходских церковных старост, которые обязанностями службы поставляют в возможность иметь полные сведения о Консисториях.

Характеристическую черту нашего епархиального управления с древнего времени составляет то, что у нас слишком обширны епархии. После первоначального учреждения при св. Владимире не более как 7-ми епископских кафедр на всю страну, епархии наши представляли из себя потом, вплоть до XVIII века, чрезвычайно обширные области. В настоящее время, когда церковная администрация приравнена у нас к гражданской таким образом, что гражданские губернии суть церковные епархии, эти последние представляют из себя также очень обширные области.

Наши порядки в сем отношении устроились совершенно противно тому, как это было в Греции. В первенствующей христианской церкви каждая частная церковь непременно имела своего епископа во главе собора пресвитерского, а под частною церковью разумелось всякое селение или всякая совокупность селений, представлявшая из себя приход, при чем только каждый город, — малый или большой, — представлял из себя одну частную церковь, а не несколько частных церквей (один приход, а несколько приходов). По этому первоначальному порядку имели своих епископов не только непременно все города (каждый, как самый большой, так и самый малый, по одному), но непременно и все деревни или совокупности деревень, представлявшие из себя приходы. Впоследствии времени, начиная с начала IV века, уничтожены были епископы деревенские (хорепископы) и оставлены одни городские, но оставлены были все, так что на дальнейшее время после этого уничтожения стало правилом и основным законом церковного управления, чтобы не было епископов в деревнях (селах) и посадах, но были они непременно во всех уездных городах. В отношении к централизации церковного управления в церкви Греческой было устроено с епископиями так, что каждая гражданская губерния должна представлять из себя одно церковное административное целое или одну частную церковь: в каждом уездном городе губернии — епископ, имеющий своим округом уезд; в стольном или главном городе каждой губернии — митрополит имеющий под своею властию епископов губернии.

Въ нашей русской церкви, при ея основаніи не получнвшей самостоятельности съ титломъ патріаршимъ, съ темъ или другимъ количествомъ въ лоследнемъ митрополій, а одною изъ митрополій Константинопольскаго патріархата, было первоначально учреждено, какъ въ митрополіи, не столько епископій, сколько было въ ней городовъ, такъ, чтобы, какъ это было въ Греціи, каждый городъ получилъ своего епископа, а только самое ничтожное количество, необходимо думать, по нужде, потому что первоначально не представлялось возможнымъ учредить количества епархій большаго противъ того, какое было учреждено. Но то, что первоначально сделано было по нуждт, потомъ обратилось у насъ въ правило; у насъ вовсе не стремились къ тому, чтобы, по подобію Греціи, учредить епнскопіи во всех городахъ, а, напротивъ, какъ бы приравнявъ епископіи къ греческимъ митрополіямъ, у насъ навсегда остались при епархіяхъ огромныхъ, заключавшихъ въ себъ многіе города .

Не ища точнаго воспроизведенія порядков. которые существовали въ древней и старой Греческой церкви, т.е. чтобы въ каждомъ непременно уездномъ городе былъ епископ, мы думаем, что и въ интересахъ епархіальнаго управленія приходскимъ духовенствомъ и въ интересахъ архипастырства архіереевъ по отношенію къ мірскимъ населеніямъ было бы весьма желательно некоторое уменьшеніе пространства нашихъ епархій. Немного летъ тому назадъ у насъ ввелся обычай ставить викарныхъ архіереевъ, которыхъ въ настоящее время имеетъ около половины епархій. Цель поставленія этихъ архіереевъ единственно та, чтобы доставлять облегченіе въ занятіяхъ епархіальными делами настоящимъ архіереямъ. Но могло бы быть дело устроено такъ, чтобы польза была не односторонняя, а всесторонняя. Если бы викарнымъ епископамъ отдтлять въ управленіе части епархій, съ предоставленіемъ имъ той самостоятельности и съ оставленіемъ ихъ подъ твмъ надзоромъ настоящихъ или губернскихъ еиископовъ, какъ это было и есть въ Греціи въ отношеніи епископовъ къ митрополитамъ,-тогда достигалась бы и теперешняя цвль и всъ желаемыя другія. Наши мечты въ семъ случаъ состояли бы въ томъ, чтобы каждая гражданская губернія разделена была не менее, какъ на три церковныя епархіи, такъ чтобы три епископа могли составлять изъ себя со своими презвитеріями тъ ежегодные окружные соборы, которые составляли такой высоковажный обычай древней церкви, которые такъ настоятельно предписываются канонами и при сердечно живомъ, а не мертвоформальномъ отношеніи людей къ делу, могли бы приносить такую великую пользу.

Окончанія статьи нетъ. Дата въ начале статьи поставлена Е. Е. Голубинским собственноручно.

II. Повесть о хорошем человеке

В нашей губернии, которую нет нужды называть по имени, все от мала и до велика знают купца фабриканта Василья Ивановича Гусева , окончившого жизнь не слишком много времени тому назад. Спросите любого мужика в любом углу губернии, слыхал ли он про Василья Ивановича, и мужик ответит вам: "как не слыхать про Василья Ивановича! Василий Иванович, дай ему Господи Царство небесное, был у нас в губернии такой хороший человек, каких на редкость; поезжайте в Красногорье (уездный город нашей губернии, в котором жил Гусеве), и вам скажут, что за человек такой был Василий Иванович".

Приглашение поехать в Красногорье, спросить, что за человек был Василий Иванович, значит то, что последний ознаменовал себя как великий благотворитель своего города. О добрых делах Василья Ивановича, за которые благословляет его служивший ему местом жительства сейчас названный город нашей губернии и вся городская, ближняя и дальняя, округа, я и хочу разсказать читателю.

Василий Иванович окончил жизнь не совсем последним из миллионеров, первой гильдии купцом и потомственным почетным гражданином. Но он родился в деревне от простого, ни бедного, ни богатого, крестьянина. Его отец Иван Гусь (а Гусевым вместо Гуся Василий Иванович стал называться, когда сделался купцом), хотя деревня стояла на проселочной дороге, содержал нечто в род постоялого двора: пускал к себе на ночлег ходящих по деревням торговцев, коробейников и разъзжающих по ним купеческих прикащиков и скупщиков. Это обстоятельство и было первой причиной, что Василий Иванович вышел в люди. Одному из прикащиков, пристававших у Ивана Гуся, очень понравился десятилетний Васютка, мальчик шустрой, острый и услужливый, ктому же грамотный (Иван Гусь, человек неглупый, отдавал сына в науку к приходскому пономарю), и прикащик предложил отцу, чтобы этот, пустив сына по торговле, отдал его в лавку к его - прикащика хозяину, - купцу местного уездного города. Около восьми лет Васютка пробыл в лавке в мальчиках, а затем, превратившись из Васюток в Василия, сделан был настоящим прикащиком. Своей расторопностью и ловкостью и своей толковостью Василий успел достигнуть того, что купец, продержав его года четыре при лавке, начал посылать в разъезды по деревням для скупов. Наделенный желанием искать себе доли между людьми, молодой прикащик видел, какие барыши получает хозяин от перепродажи в столице скупленных у крестьян товаров, и он решился отойти от хозяина с тем, чтобы самому прямо стать мелким поставщиком столичных купцов. Крайней бережливостью скопив небольшие деньжонки, прихватив немного у добрых людей, Василий начале вести торговое дело самостоятельно. При своем старании и умении он повел его так успешно, что лет в пять-шесть у него оказался в руках небольшой капиталец. Из маленьких капиталистов не скоро стал бы Василий Иванович большим капиталистом. Но тут подоспели железные дороги. Дело было в самый разгар их стройки; наслышавшись, какие деньги при удаче наживают ва этих дорогах разные подрядчики, Василий Иванович решился, превратившись из купца в строители, попытать счастья здесь. Во время своих разъездов по деревням для скупок он свел хорошее знакомство с одним помещичьим семейством, в котором был инженер, занимавший важную должность при постройке одной большой железной дороги. Василий Иванович припал к знакомому инженеру, и этот доставил ему подряд. Василий Иванович постарался найдти хороших прикащиков и десятников и при их помощи изучил железностроительную часть, за которую взялся, во всей тонкости. Сдав отлично один подряд, он взял другой, потом третий, - вообще сделался железнодорожным строителем. Счастье, которое он отважился попытать, ему не изменило: на своих подрядах он скоро нажил настоящий и большой капитал. Так какь железнодорожное строительство представляло из себя нечто временное, то с приобретенным хорошим капиталом Василий Иванович начал помышлять о том, чтобы ему выбрать постоянное. Он решился сделаться фабрикантом шерстяных материй, поставив себе специальною целью стремиться к возможному улучшению качества и к возможному удешевлению цены низшего сорта материй, составляющих спрос простого народа, и также предположив попытку достигнуть такого совершенства в обработке нашей простой шерсти, доставляемой нашимипростыми овцами, чтобы из нее могли быть приготовляемы достаточно хорошие фабричные сукна и вообще материи. Суконношерстяные фабрики сосредоточены около Москвы; но Василий Иванович нашел возможным вести дело и в своей губернии, значительно удаленной от Москвы. Близ уездного города, который мы назвали выше и который в отношении к путям сообщение представлял все удобства, Василий Иванович купил у промотавшегося богатого помещика огромную землю, построил фабрику и начал свое производство. Не имея никаких сведений в фабричном и торговом дел, мы не можем сказать, насколько успел Василий Иванович во всем том, что поставлял своей целью и о чем мечтал; но его изделие скоро приобрели самую лучшую репутацию, и он скоро занял одно из первых мест между фабрикантами своей суконношерстяной части. Вместе с этим он достиг и того, чтобы стать если не одним из самых крупных миллионеров, то не одним и из самых мелких между ними.

Кратко разсказанная нами история Василья Ивановича не представляет ничего особенно замечательного: одарил Бог человека разумом и счастьем, и он от копеек дошел до миллионов. Подобные нередкие примеры всякому из нас хорошо известны. Наибольшая часть петербургских и московских миллионеров по своему происхождению суть мужики, которые выехали из деревень и которые сами, или отцы и деды которых, подобно Василью Ивановичу, начали с копеек. Но если нет ничего замечательного в событии, что из крестьянского мальчика Василий Иванович сделался миллионером, то замечательно и достойно повествование употребление, которое он сделал из своих миллионов.

Василий Иванович всегда был хорошим, сравнительно, человеком. Пока жил он у купца прикащиком, он не обкрадывал хозяина; став сам хозяином, он не морил голодом и не обсчитывал рабочих и вел все свои дела, отчасти водимый побуждениеми нравственности, отчасти здравым разсчетом, с безукоризненною честностью. Но никогда не быв безчестным присвоителем и похитителем чужого, Василий Иванович очень долгое время вовсе не помышлял о том, чтобы стать благотворителем и благодетелем ближних из своего собственного. На благой и блаженный путь христианского благотворения его призвал Сам Бог.

Когда Василий Иванович достиг уже верха своего благополучия, когда он был уже фабрикантом и миллионером, его постигло страшное несчастие. Вдруг начала нестерпимым образом болеть у него голова, так что он нигде не мог находить себе места и готов был наложить на себя руки. Ужасные головные боли, продолжавшиеся около полугода, кончились тем, что он начал страдать временным умопомешательством: одну неделю он как быть человек; другую неделю с ним ничего не остается делать, как заплакать да везти в сумашедший дом. Долго и напрасно лечившись у разных докторов и в губернском город и в столицах, Василий Иванович решился, наконец, обратиться к сверхеестественной врачебной помощи молитвы. Верстах в 30ти от уездного города, в котором он жил, находится небольшой и бедный общежителеный монастырь, настоятель которого отец Макарий слыл в народе за святого человека. Поехать к отцу Макарию, чтобы просить у него молитв за себя, и надумал Василий Иванович. И этот-то отец Макарий и был виновником того, что он из богача для себя и про себя стал богачем - великим благотворителем.

Отец Макарий, человек истинно замечательный и редкий, происходил из помещичего сословия, из обедневшей дворянской семьи. Небогатый отец его имел связи с богатыми людьми, и он помещен был для учения в одно из лучших военных училищ, из которого, по причине своих отличных способностей и успехов, был выпущен офицером в один из гвардейских полков. Небогатого, но талантливого и во всех отношениях блестящего барича, повидимому, ожидала блестяшая судьба; но Бог судил иначе. Молодого человека с самыми лучшими надеждами на будущее неожиданно постигли какие-то чрезвычайно тяжкие несчастия, которых мы хорошо не знаем, и он, не будучи в состоянии выносить мира, который безпощадным образом его обманул, бежал из него в монастырь. Невозвратное решение, принятое под влиением временного крайне горького и ожесточенного раздражения против мира было, может быть, слишком поспешно; но натура отца Макария была из числа избранныхе: дав монашеские обеты, может-быть, и с необдуманною поспешностию, он решил, что такова воля Божие о нем. Став безвозвратно монахом, хотел быть истинным монахом. Он принял пострижение в одном из богатых и многолюдных подмосковных монастырей; но так как монахи этого монастыря были монахами более по имени, чем на дел, то он скоро оставил его, чтобы искать сколько-нибудь настоящого монастыря. В бедном общежительном монастыре, находившемся в 30ти верстах от Красногорья, отец Макарий нашел, приблизительным образом, то, чего искал, и он поселился здесь. Решительно возвышаясь над другими монахами своим образованием и почти столько же возвышаясь над ними и строгостью своей жизни, он не мог быть не замечен епархиальным начальством; когда ему было лет около 45ти, он поставлен был в игумены монастыря.

Наше монашество, состоя в совершенном отречении человека от мира и всего, яже в мире, для всецелой и исключительной заботы о спасении своей души, не налагает на него обязанности уделять часть своих забот благу его ближних, остающихся в миру. Но добрые дела, прямо не предписанные, конечно, не могут быть считаемы и прямо запрещенными, и отей Макарий хотел монашествовать так, чтобы, заботясь о себе, приносить посильную пользу и своим мирским ближним. Наши миряне ищут духовных бесед у монахов. Молва о строгой монашеской жизни отца Макария начала привлекать в его монастырь людей, желавших слышать его душеспасительные беседы. Он с своей стороны не уклонился от этого обращения к нему мирян, а с полною готовностию пошел ему на встречу, решившись воспринять на себя тот труд, чтобы, сколько поможет Бог, приносить мирянам пользу посредством учительных с ними собеседований. Но он выступил в качестве учителя мирян несколько своеобразного. Далеко нерядовой ум, укрепленный чтением Слова Божия и лучших отеческих писаний, и живое нравственное чувство, которое он старался не заглушать в себе, а воспитывать и укреплять, указали ему его задачу не только в том, чтобы учить людей христианскому благочестию, но и в том еще и главным образом, чтобы разъяснять им, в чем состоит истинное христианское благочестие.

Что требуется посещение храмов Божиих в воскресные и праздничные дни для общественной молитвы, что требуется соблюдение установленных церковию постов, это знает и в этом не сомневается наш народ. Но одно ли это составляет христианское благочестие.и есть ли это в нем главное? Не всяк, глаголяй Ми: Господи, Господи, внидет в царствие небесное, - говорит Спаситель (Матф. 7, 21) об исполнении обязанности общественной молитвы, которое не сопровождается исполнением других, важнейших христианских обязанностей; о таковом же соблюдении постов Бог еще устами пророка Исаии говорит, что оно сколько Ему не угодно (1,14,- 111,3 и следд.). Требуется посещение храмов Божиих в воскресенья и праздники для общественной молитвы; требуется соблюдение постове: но одно только это, без исполнение других, важнейших, христианских обязанностей, есть в очах Божиих совершенное ничто. А в чем состоять другие христианские обязанности, важнейшие чем молитва и пост, этому научает Спаситель, когда на вопрос одного еврейского законоучителя, какая заповедь есть большая в законе, отвечаете: возлюбиши Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею,- сия есть первая и большая заповедь; вторая же подобная ей: возлюбиши искренняго твоего яко сам себе: В сию обою заповедех есь закон и пророцы (Матф. 22, 37-40). Так как Бог, всесовершенный творец человека, ни в чем от него не нуждается и так как человек, ограниченное творение Божие, ничего не может сделать для Бога, - то любовь человека к Богу может выражаться только чрез дела любви к ближним. Таким образом, первая и большая заповедь Божия, собственно, одна: чтобы мы любили ближних наших столько же, сколько самих себя, как это говорить Священное Писание устами св. Иоанна Богослова: аще друг друга любим, Бог в нас пребывает и любы Его совершенна есть в нас (1 посл. Иоан. 4, ) если мы любим друг друга, то Бог пребывает в нас, и тогда любовь наша к Нему есть совершенная любовь. Бог сотворил людей для того, чтобы они наслаждались жизнию, этим прекрасным Его даром. Но Он не создал их так, чтобы каждый человек обладал совершенно одинаковою способностию приобретать блага жизни и чтобы все люди пользовались в жизни совершенно одинаковою долею, потому что при таком совершенном равенстве людей не могли бы существовать человеческие общества и потому что при этом не было бы места в человеке проявлению чувства любви, которая есть в нем наивысшее божественное качество, так как Бог есть любовь (1 посл. Иоанн. 4, 16), и которая вложена в него, чтобы служить для него источником высочайших душевных наслаждений. На людей, которых Бог наделяет большими способностями приобретать блага жизни, Он не возложил принудительной обязанности делиться своими избытками с теми, которые наделяются меньшими способностями, о чем мечтают коммунисты и что несовместимо с свободною волею человека, без которой человек не был бы человеком, каков он есть. Ибо Бог вложил в людей чувство нравственной обязанности к тому, чтобы они, представляя из себя одну Его семью, жили как братья и чтобы более одаряемые между ними помогали менее одаряемым. Если бы люди не уклонились от предначертанного для них Богом идеала жизни, то мир Божий представлял бы из себя не жалкую юдоль скорби и плача для большинства из них, что он есть теперь, а прекрасный мир Божий, в котором, несмотря на неравенство способностей к приобретению благ жизни, всем было бы хорошо. Но случилось именно так, что люди уклонились от предначертанного для них идеала жизни и что чувство себялюбия возобладало в них над чувством любви к ближним. Вопреки этому люди, более одаряемые Богом, вместо того, чтобы быть помощниками менее одаряемых, стали их эксплоататорами, и мир превратился в арену борьбы между сильными и слабыми, со всеми печальными последствиями ее для последних. Христианство, принесенное на землю с тою целию, чтобы возвратить людей на путь их первоначального идеала жизни, в отношении нравственном было именно обновлением давно забытой людьми заповеди о любви к ближним, как к самим себе (Иоанн. 13, 84; 15, 12, 17), но христианство не возвратило людей насильственным образом к исполнению заповеди, а только нравственно вторичным образом обязало их к ней, подав им новые благодатные силы к ее исполнению, и стало постоянным ее проповедником. А поэтому и в христианстве люди в своем решительном большинстве остаются теми же людьми, в которых себялюбие совершенно господствует над любовию к ближиим. Не желая исполнять заповеди о любви к ближним, люди не хотели были лишиться и царства небесного. И вот, как бы не претендуя на лучшие места в царствии небесном и как бы соглашаясь довольствоваться какими-нибудь в нем уголками, люди возлегли надежду, что они достигнуть своей цели, если помимо заповеди о любви к ближним будут исполнять другие заповеди. Человек собирает себе богатство всеми неправдами, со всевозможными обманами своих ближних, со всевозможными притеснениями им и обидами; но он усердно посещает храм Божий для общественной молитвы по праздникам и даже изредка ходит в него на буднях; он строго соблюдает установленные церковию посты: и он полагаеть, что имеет право хотя не на высокое место в царстве небесном. Впрочем люди, изобретшие себе легкий путь для получения царства небесного, не обходятся совсем и без христианского милосердия. Так как Слово Божие и отцы церкви слишком ясно и положительно говорят, что без милосердия невозможно получить царства небесного, то люди избрали милосердие, которое бы было для них неубыточно. Посредством неправды и обид ближним человек собирает себе тысячи и потом раздает нищей братии копеечки, льстя себя надеждой, что эти копеечки послужать ему выкупом за неправедные рубли! Наконец, и еще изобретен людьми способ покупать себе царство Небесное не совсем безвыгодным для себя образом. Человек собираеть себе богатство всякими неправдами и потом уделяет часть из этого богатства на построение или на украшение храмов Божиих!

Учить людей истинному христианскому милосердию и убеждать их к нему и взял на себя благой труд отец Макарий.

Быть милосердым к ближним значит оказывать им посильную помощь. Но чтобы оказывать помощь ближним, нужно, очевидно, начать с того, чтобы вовсе не обижать их, потому что в одно и то же время оказывать помощь и обижать или в одно и то же время давать и отнимать, как всякий понимает, есть невозможное соединение в одно место двух противуположностей, ибо невозможно в одно и то же время быть белым и черным, горячим и холодным, идти вперед и назад. Следовательно, прежде чем быть милосердым к ближним нужно быть совершенно честным по отношению к ним, т.е. прежде чем помогать им из своего, недолжно отнимать у них ничего из принадлежащего им. Эти две темы - совершенная честность поведения в отношении к ближним и из честно приобретаемых избытков такое милосердие к ним, с которым человек хотя в какой-нибудь малой мере, приближался бы к исполнению заповеди Спасителя любить ближнего, как самого себя, и были главными темами бесед отца Макария с мирскими людьми, приходившими к нему просить у него душеспасительных наставлений.

Искателями наставлений отца Макария были: деревенские жители ближайшей округи и, вообще, всего своего уезда, купцы и мещане, приезжавшие и приходившие в монастырь из городов местной губернии и отчасти купцы, приезжавшие из Москвы.

Крестьянину, который едва прокармливает самого себя с семьей и только что жалким образом перебивается, конечно, напрасно было бы проповедывать о том, чтобы он делился своими избытками с своими ближними. Но низший вид долга любви к ближним - честность столько же обязательна и для крестьянина, как для самого богатого человека. Между тем и крестьяне имеют почти такую же наклонность быть нечестными в сношениех с другими, почти такую же наклонность обманным образом получать от других лишнее и недолжное, как и люди богатые. Богатый купец продает товара на тысячи и старается обмануть покупателя на сотни; бедный крестьянин продает своих произведений на рубли и слишком нередко старается о том, чтобы обманывать покулателей в соответственной мере и насколько представляется ему возможности. Поэтому, среди бедных крестьян отец Макарий был неустанным и горячим проповедником христианской честности. "Если богатые обмавывают, то нас бедных и Бог простить", обыкновенное оправдание, которым крестьяне извиняют свою нечестность и свои малые и большие обманы. Отстраняя эту ссылку на пример, которую можно делать в шутку и никак нельзя делать серьезно , отец Макарий горячо доказывал, что без благословение Божия невозможно перейдти от бедности к относительному благосостоянию и что благословение Божие не почиет на обманщиках и на людях безчестных.

Крестьян, среди которых жил отец Макарий, так как бывший местом его подвигов монастырь находится не в городе, а при деревне, он старался учить не одной честности.

Очень может быть, что наш мужик потребляет спиртных напитков, если брать вообще, не только не более, но и гораздо менее, чем мужики других стран; но он гибнет от неразумного и омерзительного пьянства. Человек трудится; но он не употребляет приобретаемых трудом денег на себя и на свои нужды, а рвет их и бросает за окно или в печь: таков смысл этого пьянства нашего мужика. Человек работает; но приобретаемых работой денег не употребляет на содержание своей семьи и своего дома, а относит их в кабак, что не только совершенно равносильно бросанью их за окно или в печь, но и гораздо более того, ибо человек выходит из кабака, оставив в нем деньги, тем безобразным существом, какое представляеть из себя пьяный. Со всею силою проповедывал отец Макарий крестьянам против этой пагубнейшей и несчастнейшей их болезни, единственно по вине которой многие из них живут жалким образом, или и совсем бедствуют, не имея ни хлеба, ни соли и доходя до того, чтобы не иметь ни двора, ни кола, - которая во всю жизнь их вносит столько зла и безобразия.

Крайне печальное зрелище представляет семейная жизнь наших крестьян, от которой как-будто и не пахнет благословением Божиим, которая почти в том только и проходит, что мужья бранятся (лаются и грызутся) с женами, что едва ли не большая часть мужей только и знают, что бить жен, при чем очень нередко это битье доходит до совершенного варварства. Истинно омерзительна страсть нашего простого народа к матерной брани, - такая страсть, что не только в пьяном виде худой и хороший крестьянин не может сказать двух слов без третьего матерного, но что и в трезвом виде нет для крестьянина иного способа выразить свою мысль с особенной силой, как посредством матершины. То и другое сейчас указанное было предметом учительных собеседований отца Макария с крестьянами. Ко всему вышеуказанному он со всею резкостию и настойчивостию обличал в них один порок, который у нас вовсе и не считается за порок. Блажен, иже и скоты милует, говорит Писание; с скотом, служащим тебе, безумно и грешно быть жестоким, легко подсказывает человеку и его собственный разум, как бы ни был он ограничен. Лошадь есть верный слуга и кормилец крестьянина, и сам же он говорить о себе, что без лошади крестьянин - не крестьянин. А между тем ничего не может быть возмутительнее жестокого обращение нашего крестьянина с этою лошадью: навалить он на нее непосильный воз и прибавляет ей силы кнутом и безпощадными побоями по чем ни попало.

Не все крестьяне бедны; есть между ними и зажиточные и богатые. Эти последние наибольшею частью ведуть себя по отношению к своим собратьям по крестьянству так, как ведут себя по отношению к деревенскому люду недавно явившиеся специальные его эксплоататоры - так называемые кулаки, т.е. стараются заставить нуждающихся крестьян все продавать себе за полцены, - заставить их работать на себя чуть не даром, и вообще стараются поставить их в такое по отношению к себе положение, чтобы они находились у них как бы в вечной кабале. Отец Макарий был настоятельнейшим обличителем этого крайне нехристианского и гнусно языческого "мироедства" со стороны богатых крестьян: смотря по характеру богатых мироедов, он то увещевал их со всею убедительною кротостью, то обличал со всею безпощадною суровостию.

Не только старался отец Макарий учить крестьян словом, но по мере своей возможности и благотворить им делом. Богатые миряне ищут приобрести молитвы за себя монахов и для сей цели делают денежные вклады в монастыри на содержание братии, строят или благоукрашают в монастырях церкви. Почитатели отца Макария из купеческого звания, веря в силу его молитв, изъявляли ему свою готовность благоустроить его бедный монастырь, и этою-то готовностию и хотел он пользоваться, чтобы благотворить окрестным крестьянам. На предложение своих почитателей сделать денежные вклады в монастырь он отвечал, что хотя его монастырь и беден, однако, имея уже некоторые вклады, как он опасается, беден не настолько, сколько бы должен быть беден настоящий монастырь, и что по заповеди святых отцов, которая читается и в ныне принятом у нас церковнобогослужебном уставе, содержащем устав монашеской жизни, "стяжание чуждих трудов вносити (в монастыри) каково любо отнюдь несть на пользу нам (монахам); но (подобает) яко яда смертоносна отбегати же (сего) и отгоняти”. На предложения относительно благоукрашения монастырских церквей и строение в нем новых он отвечал, что святые отцы, написавшие монастырские уставы, нигде не заповедуют монахам заботиться о множестве и о великолепии церквей, что существующия в монастыре церкви скромно, но достаточно благолепны, и что нет никакой нужды в новых церквах, - что без нужды благо украшать или строить церкви значит отнимать деньги у бедных. Отклоняя всякие пожертвования на монастырь, отец Макарий старался обратить готовность своих почитателей вместо монастыря на живущих кругом его крестьян. Первым и важнейшим делом благотворения крестьянам, в видах сколько житейскнх, столько же и христианских, он считал распространение между ними грамотности; поэтому из готовности своих почитателей он сделал то первое употребление, что построил при монастыре училище для крестьянских мальчиков с домом для общого житья всех имеющих учиться и с таким намерением, чтобы беднейшим из учеников доставлять сполна или отчасти даровос содержание. В собственном смысле, насколько дозволяла ему щедрость его почитателей, он благотворил крестьянам таким образом, что отчасти прямо помогал им, отчасти ссужал в займы на том условии, что если должник в состоянии будет отдать, то отдаст, если же не будет в состоянии отдать, то воля Божия. В случаях исключительных общественных бедствий, постигавших крестьян, каковы: пожары, неурожаи, скотские падежи - отец Макарий нарочито обращался к своим почитателям, чтобы искать у них помощи для подвергавшихся бедствием.

Если бы богатые так приобретали и так употребляли свое богатство, как это предписывает заповедь Божия, начертанная в нашем сердце и подтверждаемая евангелием, то в мире не было бы настоящей бедности: вот мысль, которую постоянно носил в себе отец Макарий, которая с особенною силою пробуждалась в нем при каждом взгляде на богатого человека и которая была предметом его постоянной одушевленнейшей проповеди между людьми, искавшими его душеспасительных бесед, из купеческого звания.

Известно, что купеческое сословие считается у нас самым благочестивым сословием в нашем обществе, - что на него смотрят у нас как на то сословие, которым поддерживается у нас вера. До некоторой степени это справедливо. Если под благочестием разуметь усердие к построению и благоукрашению храмов Божиих, усердие к церковной молитве, строгость в соблюдении постов, то купеческое сословие действительно должно быть признано самым благочестивым у нас сословием. Но истинное благочестие состоит далеко нс в одвом сейчас указанном, и это, сейчас указанное, далеко не есть в деле благочестие главное и важнейшее. Если человек строит и благоукрашает храмы Божии от богатств, собранных неправедным или - что то же - нечестным образом, - обманами и притеснениями ближних и хищениями у них, вообще всякими неправдами то сколько бы он ни строил и ни благоукрашал храмов Божиих, какие бы он ни тратил на это огромные деньги, совершенно всуе надеется он купить у Господа Бога царство небесное: Господь не подкупается и жертва неправедная, как бы она ни была велика, нисколько неугодна Ему и только привлекает на льстивого и коварного жертвователя, который думает обмануть Его, как человека, Его тяжкий гнев: жертвы нечестивых мерзость Господеви, ибо беззаконно приносят я (Притч. Солом. 21, 27). Если человек, усердно посещающий храм Божий для молитвы и строго соблюдающий посты, в своем поведении по отношению к ближним есть обманщик, притеснитель и хищник, то его молитвы и посты в очах Божиих совершенное ничто, и всуе он молится и постится, делая не то, чтобы уготовлять себе царство небесное, а то, чтобы готовить себя к тяжкому Божию осуждению: поста и празднеств ваших ненавидит душа моя (Исаии 1,14), говорит Господь нечестивым праздниконаблюдателям и постникам. Но не должно ли быть признано за печальную истину то, что благочестие нашего купечества, взятого в его большинстве, страдает пороком отсутствия в нем истинной праведности? Человек строит или благоукрашает храмы Божии: но на какие деньги большею частию это делается? На деньги, собранные посредством систематического (постоянного), большего или меньшего обмана в торговле,- посредством постоянных обсчитываний и всякого рода притеснений и обираний рабочих, если человек есть фабрикант или перепродавец произведений мелких производителей, - посредством чудовищных обкрадываний казны, если он есть казенный поставщик или казенный подрядчик. Человек усердно посещает храм Божий для молитвы и строго соблюдает посты: но не бывает ли большею частию так, что эти действия благочестия и способ ведения им своей торговли не имеют между собою ничего общего? Что, возвращаясь из храма от молитвы за свой торговый прилавок, он обманывает покупателей так, что как-будто и молиться ходит только затем, чтобы просить у Господа помощи обманывать? Что, строго наблюдая посты, он делает в продолжение этих своих строгих постов разве только то изменение в обычном характере своей торговли, что, как бы вымешая на покупателях за свое воздержание от мясной пищи, становится с ними еще немилостивее? Вообще составляет печальную истину то, что честность не принадлежит к числу христианских добродетелей нашего купечества, взятого в его большинстве. Но так как истинное благочестие есть не только честность, но нечто гораздо большее, то ясно, что там, где нет даже и честности, не может быть речи об истинном благочестии.

Слово Божие и церковь почти ничего не говорят о честности, предполагая ее как нечто такое, что разумеется само собою; но они настоятельно и решительно говорят, что невозможно войдти в царство небесное без милосердия к ближним, как проявления чувства любви к ним: и вот люди изобрели милосердие к ближним, которым можно проявлять любовь и не будучи честным, так чтобы человек и соблюдал заповедь Божию о милосердии и чтобы он сохранял себе всю свободу быть нечестным. Собираются деньги, в малом или большом объеме, с употреблением всевозможных средств; и потом из денег, собранных таким образом, употребляется некоторая часть на милостыню нищим или - в случае их огромности и значительности отделяемой от них части - вообще на общественные благотворения. Причиняются обман и всякая несправедливость сотне людей, и за эту сотню обманутых и обиженных оказывается благотворение одному; наживаются неправедным образом сотни или тысячи рублей и тратятся на исполнение заповеди Божией о милосердии к ближним копейки или рубли! Люди как бы хотят делать Бога соучастником своих неправд и как бы хотят подкупить чрез отделение Ему из приобретаемого неправдами некоторого процента! Ясно, что такое милосердие к ближним есть суетный и жалкий обман самого себя.

Истинная любовь к ближним невозможна и не имеет места без совершенной честности поведения в отношении к ним. Но одна честность еще вовсе не составляет любви к ближним: мы не только не должны допускать в отношении к ним никакого обмана и никакой несправедливости, но и обязаны деятельно помогать им, если имеем к тому возможность. Но какою должна быть и в чем должна состоять эта помощь наша ближним, чтобы она представляла из себя настоящую христианскую любовь к ним и была до некоторой степени достойною этого последнего имени? Должна ли она состоять в одной только подаче милостыни нищим, приходящим под окна домов или стоящим на папертях церквей? Нет, истинная христианская любовь, достойная своего имени, вовсе не состоит единственно в этом. Конечно, тот, кто остается совсем без хлеба (подразумевается - не по причине лености и наклонности к тунеядству, что сплошь и рядом, если не наибольшею частию между присяжными нищими), имеет первое право на нашу помощь. Но люди живут на земле не для того только, чтобы не помирать с голоду. Бог сотворил их для того, чтобы они, воздавая Ему хвалы и славословие, наслаждались жизнью, - разумеется, наслаждались так, чтобы это было угодио Ему, а не так, чтобы было противно и ненавистно. Но чтобы наслаждаться жизнию, нужно обладать большим или меньшим благосостоянием. Между тем наибольшая часть людей сами по себе оказываются вовсе безсильными создавать себе хоть какое-нибудь благосостояние, так что влачат жизнь, которая разве немного возвышает их над настоящими нищими. Истинная христианская любовь, какой требует от нас Господь, и должна состоять в том, чтобы богатые своими благотворениями содействовали возвышению уровня благосостояния всей бедной части общества. Бог есть одинаковый Отец всех людей или каждого человека в отдельности. Следовательно, он одинаково любит всех людей и каждого человека в отдельности. Но Он сотворил людей так, что не все обладают одинаковою способностию к приобретению благ земных, что одни обладают ею более, другие менее: где же Его одинаковая любовь к людям? Сотворив не всех людей с одинаковою способностию к приобретению благ земных, Бог возложил обязанность на тех из них, которым дал большие дарования заботиться о тех, которым дал меньшие дарования, дабы таким образом люди, представляя из себя союз связуемого взаимною любовию братства, все наслаждались Божиим даром жизни с ее благами в одинаковой степени. Таков божественный идеал, с которым сотворены люди и от которого они отступили. Христианство, которое есть возстановление всех идеалов божественных по отношению к человеку, между прочим есть возстановление и того идеала, чтобы люди представляли из себя братство, при котором бы не было между ними ни бедных, ни бедствующих. Спаситель заповедуетъ: возлюбиши искренняго твоего, яко сам себе, т.е. Он заповедует богатым заботиться о бедных столько, чтобы последним так же было хорошо жить, как им самим. Таким образом, по заповеди Спасителя, истинная и полная христианская любовь должна состоять в том, чтобы богатые заботились о совершенном искоренении в мире бедности, - чтобы они заботились о водворении такого порядка в жизни людей, при котором бы не было в мире ни богатства, ни бедности, а одно равное благополучие. Заповедь Спасителя навсегда должна остаться неосуществленным идеалом, потому что у всех богатых или хотя бы у большинства их (после того, как люди вследствие своего падение стали тем, что они суть) никогда не явится хотение исполнять ее во всем ее объеме. Но между богатыми, как и бедными, есть, при помощи благодати Божией, люди, ревнующие о царствии Божием; между богатыми, как и бедными, надлежит пробуждать ревность к исполнению заповедей Божиих. И вот богатые и должны знать, в чем состоит заповедь Божие о любви к ближним, исполнение которой требуеть от них Спаситель. Она состоит не только в том, чтобы подавать милостыню нищим, но еще в том, чтобы возможно щедро и широко благотворить обществу, т.е. этой большей части общества, составляющей его бедную часть. Совершеннейший вид исполнения заповеди о любви к ближним есть тот, когда человек, по слову Спасителя, все свое богатство употребит на общественные благотворения. Но это невместимый людьми идеал; как же бы, однако, поднялось благосостояние общества, если бы достаточно находилось в нем богатых людей, которых бы одушевляла христианская ревность жертвовать на общественные благотворение если не целые свои состояние, то половины, трети и четверти последнихъ?

Горячие увещания к соблюдению совершенной честности в торговле и во всем, что к ней относится, как такой добродетели, без которой нет истинного христианства, - одушевленное проповедывание широкой общественной благотворительности, как настоящего исполнения заповеди евангельской о любви к ближним, и составляли всегдашнюю и постоянную тему учительных собеседований отца Макария с его почитателями из купеческого звания.

Наши крестьяне в своем огромном большинстве живут крайне бедно: жалкий домишко, худая одежонка, скудная пища в продолжение целого года; вся приправа холодной и голодной жизни, состоящая из грязи и грязи. Крестьянин не мыслим без лошади, -и что за крошечный, мохнатый и несчастный зверь эта его кормилица и поилица, составляющая с ним самим такое истинно печальное целое? Когда смотришь на этого жалкого человека, каков наш крестьянин в своем большинстве, то невольно думаешь: неужели Господь Бог сотворил людей для этакой жизни и неужели это есть жизнь - дар Божий прекрасный? Но далеко не благоденствуют и наши города, мещанства которых большею частью бьются и колотятся, перебиваясь со дня на день и, в случае остановок в работах, самым буквальным образом голодают по целым месяцам н зимам. А внутреннее благоустройство наших городовъ? Как в нем многого не достает или - лучше сказать - как его совершенно никакого нет! Каким образом общественная благотворительность может оказать свою помощь крестьянам, так чтобы они вышли из нынешняго жалкого положения (разумеем большинство) и поднялись на некоторую степень благосостояния? Известно, что без собственного желания человека ничего невозможно сделать с человеком. Следовательно, главное и первое условие, которое требуется для достижения сейчас указанной цели, состоить в том, чтобы пробудить в самих крестьянах желание выйти из их нынешняго жалкого положенияе, разшатав их глубокую в сем отношении апатию, и вдохнуть в них охоту лучшей жизни, нежели какою они живуть, вместе с тем и энергию к достижению этой лучшей жизни. Для достижение цели нет и не можеть быть иного средства, как грамотность и соединенное с нею некоторое просвещение. Следовательно, первым и главным предметом попечений общественной благотворительности должно быть то, чтобы она, содействуя правительству, заботилась о возможно всеобщем распространении грамотности в народе, чрез основание и содержание школ по селам и деревням, где их нет. При этом весьма желательно, чтобы в сем случае общественная благотворительность стала ближе и настоящее к нуждам людей. Иной бы крестьянин и сознавал пользу грамотности и желал бы отдать сына в училище, да не имеет к тому возможности: он не в состоянии завести сыну одежи, в которой бы этот ходил в школу; прокармливая его кое-как из общего горшка, он не в состоянии доставлять ему отдельного содержание. Если существуют стипендии при университетах и других высших учебных заведениех, то почему бы не существовать своего рода и своих размеров стипендиям при сельских училищах, с тем, чтобы на них содержались дети наибеднейших крестьян? Кредит, т.е. возможность займа денег, считается необходимым условием для процветание городской, крупной и мелкой, промышленности. Но он столько же необходим и для поддержания и улучшения и сельской жизни. Крестьянин, если он не зажиточный, почти так же часто и так же периодически нуждается в деньгах, как и промышленник, не имеющий свободных и лишних капиталов. Эта нужда в деньгах при отсутствии мест и лиц, где бы и у кого бы занять их, на христианских условиях, отдает крестьян в вечную страшную кабалу кулаков, которые, ссужая деньги под будущие произведения крестьянского труда, посредством понижения цены на них, берут более чем жидовские проценты. Но и хорошо еще, где есть кулаки, а где их нет, там крестьянину часто приходится извертываться так, чтобы вести последнюю корову со двора. Между крестьянами есть люди, которые бы желали улучшить свой быт посредством приложения энергии и труда; но часто при этом вся беда в том, что не с чего начать, т.е. негде вэять того, с чего бы начать. Таким образом, основание деревенских ссудных касс или деревенских банков чрез пожертвование основных капиталов на них - вот другое дело общественной благотворительности, поставляющей своею задачею улучшение быта крестьян. Освобождение крестьян оть крепостной зависимости имело своим последствием то, что многих из них сделало малоземельными. Очень может быть, что эти многие не так многочисленны и что вообще все бедствие малоземелия не так ужасно, как хотят представлять дело иные; но во всяком случае факт не подлежит сомнению. Помогая правительству, как это и в обоих предшествующих случаях, общественная благотворительность должна проявлять себя тем, чтобы отчасти ссужать крестьянские общества деньгами для прикупки земли (где это представляется возможным), отчасти оказывать настоящее благодеяние этой прикупки. "Не тот только нищий, кто просит милостыню", говорит присловие, и оно всего более относится к крестьянам, между которыми так много нищих, не просящих милостыни, что если бы все они пошли просить, то навели бы совершенный ужас на подающих милостыню. Заботясь о поднятии благосостояния целого сословия общества, истинно христианская общественная благотворительность вместе с тем и прежде того или первее всего должна простирать свои попечение на отдельные, положительно бедствующие, его единицы. Для этой цели при приходских церквах должны быть учреждены попечительства о бедных, дабы через их посредство могла действовать христианская благотворительность. В городах, так же как и в деревнях, перед общественною благотворительностию два поприща: благотворить им, как таковым, т.е. как целым городам, и оказывать помощь отдельным бедствующим их жителям. Что требуется делать в последнем случае - само собою понятно; что касается до первого случая, то тут сферу благотворительности составляють: училища и ссудные кассы, как в деревнях, и затем все благоустройство городов.

О сейчас указанных видах и способах благотворения ближним горячо и настоятельно благовествовал отец Макарий приходившим к нему для духовных бесед богатым людям, стараясь пробуждать в них всеобъемлющее истинно человеческое и истиннохристианское чувство любви к ближним. Мы уже отчасти передавали выше, чем он доказывал своим слушателям необходимость и обязательность для богатых людей возможно широкой и неограниченной общественной благотворительности, т.е. он указывал на то, что все люди суть одинаковые дети Божии и все суть братья и что на богатых возложена Богом обязанность оказывать помощь бедным. Греховное себялюбие съузило в людях чувство родства до тесных пределов любви к отцу и матери и к своим родным детям. Но в душе человеческой лежит, хотя и было в ней глубоко погребено, вложенное в нее Богом чувство братства ко всем людям: это, живым, так сказать, погребенное в людях, святое чувство и старался пробуждать отец Макарий в своих слушателях. Человек, живущий только для себя с своей семьей, - представлял он им ,- сознает себя в этом мире как бы врагом всех, потому что из всех помышляет извлекать только пользу; заботясь только о себе, он - один против всех, и чувство, которое наполняет его душу, есть чувство одиночества среди людей и фальшивости положения между ними; напротив, человек, который поставляет одною из целей своей жизни благотворение ближним, живо чувствует себя их братом, и это чувство братства с людьми, дающее сознавать смысл жизни среди них, наполняет сердце человека блаженством, выше которого ничего нет, потому что Господь, который есть любовь, сотворил людей именно для блаженства братской любви. После кратковременной земной жизни,-напоминал отец Макарий своим слушателям, настанет смерть и за нею ответ перед Богом: как мы употребили полученные нами от Него дарования. Богатые, как избранные и доверенные приставники Его сокровищ, - получили от Него богатство, чтобы быть раздаятелями последнего между бедными. Кто был приставником верным, тот услышит после данного отчета оное вожделенное: "рабе благий и верный, вниди в радость Господа твоего"; но что услышит тот, кто был приставником неверным и врученное ему для раздаяние другим утаил только для самого себя? После краткой временной жизни настанет вечность и в царстве вечной Божией любви будет наслаждаться блаженством только тот, кто здесь, во время купли, как Писание называет эту жизнь, купит себе право на него любовию к ближним. Богатые, собирающие богатство только для себя, делают то, чтобы, отказывая в вечном блаженстве самим себе, оставлять временное благополучие своим детям и внукам. Но Бог обыкновенно разрушает их суетные советы - доставить пользование своим кровным: он не наделяет их хорошими детьми, так что нажитое ими с исключительными заботами о детях скоро неразумным образом проживается этими последними, Так проповедывал отец Макарий своим слушателям. Когда молва об его строгой монашеской жизни впервые начала разносить славу о нем и когда впервые начали посещать его искатели душеспасительных бесед, его проповедь о том, что долг истинного христианина, наделенного от Бога богатством, есть возможно щедрая и широкая общественная благотворительность, казалась странною и недоуменною его слушателям. Обычные речи, которые слышат богатые миряне от учителеных монахов относительно употребления их богатств, суть те, что нужно сделать вклад в монастырь на содержание братии, что нужно воздвигнугь или украсить в монастыре храм Божий. И вдругъ -монах, который не говорит ничего подобного! В объяснение недоумений отец Макарий говорил своим слушателям, что он отрекся от мира и ушел из него не с тою целью, чтобы искать от него богатств, восхищая эти последние у бедных и нуждающихся, живущих в миру, - что бедные и нуждающиеся миряне предпочтительнее монахов, которые, избрав исключительный путь жизни, дали нарочитый добровольный обет терпеть всякую скорбь и тесноту, - что без нужды строить или украшать церкви в монастырях значит ни что иное, как отнимать средства вспоможения у бедных и нуждающихся, которыми наполнен мир. Есть на славянском языке церковноучительная книга, переведенная с греческого, которая пользуется известностию у наших благочестивых книжных начетчиков; это - Пандекты Никона Черногорца, представляющие собою сбор выписок из святых отцов преимущественно относительно разных предметов нравоучения (общего и монашеского). Этою книгой и пользовался отец Макарий, чтобы отвечать на недоумение своих слушателей. Здесь есть, во-первых, нарочитое слово о том, "яко лучше есть нищим раздаяти имение своя, нежели приносити та к церквам и украшати их, и яко едина нужная приносити к церквам потребна есть, прочая же истощевати на убогие" , -во-вторых, здесь читается разсеянно и многое другое, чем мог отвечать отец Макарий на недоумение... Само собою понятно, что он не пользовался любовию некоторых из своих собратий - настоятелей монастырей. Между этими последними есть такие, которые не могут смотреть на богатого купца иначе как с непременною мыслию: а нельзя ли его сделать благотворителем обители, при чем, если есть все нужное в монастыре, предлагается сделать хотя что-либо, совершенно ненужное.

Какой успех имела проповедь отца Макария о христианской любви к ближним чрез выражение ее в общественной благотворительности, мы не можем сказать. Вероятно, не мог бы сказать этого и он сам, так как его слушатели не сообщали ему отчетов, в какой мере кто из них воспользовался его нравоучительными уроками. Но с полной уверениостию можно сказать, что если бы было у нас более отцов Макариев, то и общественная благотворительность получила бы у нас иные размеры, нежели какие она имеет, - что она более или менее приблизилась бы к той степени, на которой желательно и христиански мечтается ее видеть. Мысли наших богатых благочестивых людей были направлены и доселе остаются направленными так, чтобы видеть самое богоугодное дело в созидании, благоустроении и обогащении монастырей: и богатые благочестивые люди показали и доселе продолжают показывать в сем отношении великую ревность. Если бы и на поприще общественной благотворительности они показали себя тем же, то благосостояние нашего общества поднялось бы в весьма значительной степени.

Не знал отец Макарий, сколько благословил Бог его труды в дел проповедывания общественной христианской благотворительности. Но он прославлял Его всей своей душой и за тот одинь плод трудов, который Он дал приобрести ему в лице Василия Ивановича.

Ужасная болезнь привела Василия Ивановича к христианским мыслям о тщете человеческого богатства: сегодня считаешь свои миллионы, а завтра - жалкий полусумасшедший, которому непомогут никакие миллионы. И он поехал к отцу Макарию просить его молитв о себе, с твердою решимостью отдать Богу и до половины своего имение, во искупление своих грехов, за которые тяжко наказал его Господь.

Могий вместити, да вместит, - говорить Спаситель, приглашая людей избранных к делам и подвигам исключительным. С первой беседы с Василием Ивановичем и с первого, так сказать, на него взгляда отец Макарий увидел, что Господь послал ему человека, который есть могий вместить то, о чем в разсуждении поглощавшей все его помыслы общественной благотворительности он предавался горячим мечтам. Укрепив его в святой решимости принести Богу и до полъимение, отец Макарий со всею силою красноречия, сообщаемого убеждением, начал внушать ему, что наиболее угодное Богу состоить не в том, чтобы мы обогащали монастыри, чтобы мы воздвигали и украшали в них храмы, а в том, чтобы мы по возможности благотворили нашим мирским ближним, начиная с доставление хлеба неимеющим его и продолжая всем тем, что содействуеть улучшению жизни людей, .так, чтобы за жизнь люди прославляли Бога. "Ты родился в деревне, - говорил отец Макарий Василию Ивановичу, - облагодетельствуй эту деревню, в которой ты родился, а если можешь, то и весь приход, а если можешь, то и несколько соседних приходов; ты живешь в городе, - облагодетельствуй город: и тебя благословят и будут молиться о тебе многие люди, и тебя благословит Господь, которому жертва твоя будеть истинно угодна". Горячие речи отца Макария проникли в глубину сердца Василия Ивановича, и он, отказавшись оть мысли принести в жертву Богу полъимения через монастыри, до всей полноты одушевился новым для него учением о христианской общественной благотворительности.

Соединенные усердные молитвы учителя и ученика, глубокая вера в милосердие Божие, исполнявшая сердце первого и переливавшаяся в сердце и второго необыкновенное возбуждение и просветление духа, которое произвели в Василье Ивановиче уроки отца Макария, имели для него своим благодатным следствием то, что он исцелился и от постигшей его тяжкой болезни.

Днесь спасение дому сему бысть,-применял к себе Василий Иванович слова Спасителя, сказанные Закхею, разумея свою душу и тело, и разстался с отцом Макарием (после этого первого с ним свидания) с твердым намерением и усерднейшим желанием начать ту новую, истиино христианскую, жизнь, к которой призвал его Божий человек (каковым считал он отца Макария вместе со многими другими).

Решив употребить на дела общественного благотворения до половины своего состояния, Василий Иванович избрал районами своей деятельности, как это указал ему отец Макарий и как это указывали ему и его собственные чувства, округу своей родной деревни и город, в котором он жил.

Округу или волость деревни, в которой родился Василий Иванович, составляют, как одно целое в этнографически бытовом отношении, а вместе и в отношении административном, четыре прихода - его собственный приход и еще три соседние прихода. На эти четыре прихода и хотел простереть Василий Иванович свою благотворительность на месте своего рождение.

Относительно видов и способов благотворительности, отчасти руководствуясь своим разумом, отчасти советами и указаниями отца Макария, Василий Иванович начал ее в приходах, как это и надлежало, с самого важнейшего, каковое составляет для людей хлеб насущный. В деревнях, так же как в в городах, есть нищие, собственно так называемые, ходящие по миру, и есть люди бедные, не ходящие по миру, но настолько бедствующие, чтобы терпеть нужду в хлебе в самом необходимом постоянно или по временам. Христианское желание и мечту Василия Ивановича составляло то, чтобы в его приходах не было людей бедствующих относительно хлеба и с ним самого необходимого, - чтобы взять на свое содержание не только нищих, насколько кто из них нуждался в содержании, но чтобы оказывать в таком же размере помощь и всем бедствующим между крестьянами ненищим. В каждом из четырех приходов он учредил негласные и частные попечительства о бедных (дело было еще до правительственного предписание об учреждении этих попечительств), которые составлены были из местных священников и каждое из пяти, выбранных миром, стариков, надежных относительно честности, способности и усердия и изъявлявших собственную добровольную готовность послужить христианскому делу. Попечительства, собирая сведения обо всех нищих (которые, как таковые, разумеется, были более или менее известны) и обо всех бедствовавших и нуждавшихся в помощи крестьянах, получали от Василия Ивановича средства и должны были всем оказывать помощь, как это указывали членам попечительства их разсуждения и их христианская совесть. "Никто по крайней мере без хлеба и самого необходимого", - таково было искреннейшее желание Василья Ивановича относительно его четырех приходовъ!

В деревнях случаются совершенно безродные старики и старухи, которые, питаясь подаянием, вовсе не имеют, где приклонивть голову и бродят в миру, ночуя Христа ради, где ночь, где две. Для подобных безродных стариков и старух, которые могли быть в четырех приходах, Василий Иванович устроил при церкви своего родного села, как бы на гробах своих родителей, маленькую богадельню, которую поручил заведыванию приходского священника и церковного старосты.

Грамотность есть вещь совершенно необходимая для крестьян: это очень хорошо понимал Василий Иванович; об этом настоятельнейше говорил ему отец Макарий. Предмету самому важному Василий Иванович посвятил свои заботы с исключительною любовию. В одном из сел уже существовала казенная школа. Он завел школы в остальных трех селах и для всех четырех школ устроил отличные каменные дома с удобными квартирами для учителей и в двух школах, по местным условием, с помещениями для учеников: два села состояли не только из домов духовенства, но и из достаточного числа домов крестьянских, в которых учащиеся мальчики из деревень могли помещаться на квартиры; два же села состояли из домов одного духовенства, так что квартир для мальчиков не было. Крестьянин должен быть приучен смотреть на школу как на нечто столько же для него необходимое, сколько церковь, ибо помимо житейской нужды она столько же, сколько и церковь, необходима для него, как для христианина: в церковь он ходит молиться Богу, но какой он христианин и как знать ему веру, если вере он не научен в школе? Чтобы приучить крестьян смотреть на школы надлежащими глазами, чтобы заставить их видеть в них нечто столько же необходимое, сколько и церкви, нечто столько же неотъемлемо и неизбежно принадлежащее к их быту и нечто столько же, так сказать, священное, как последние, Василий Иванович и выстроил здание для школ великолепные (в относительном смысле деревенскомъ); он хотел, чтобы внешний вид школ, стоящих по близости церквей, располагал и приучал крестьян к должным о них мыслям. Придет, как позволительно надеяться, время, когда грамотность между нашими крестьянами станет совершенно всеобщею и когда школы будут не только по селам, но и во всех деревнях. Но время это, вероятно, еще очень далеко, а пока нужно еще заботиться, чтобы сельские школы не ограничивались десятками и пятками мальчиков, чтобы они были полны и чтобы эта полнота восходила до сотен учащихся. Усердно желая, чтобы было, по крайней мере, последнее и чтобы не было препятствий к тому со стороны помещения, Василий Иванович построил дома для школ возможно просторные. Подобно тому, как и отец Макарий в своей подмонастырной школе, Василий Иванович доставлял мальчикам беднейших крестьян, желавших отдавать детей своих в школы, полное или неполное содержание. В след за отцом Макарием Василий Иванович настоятельно желал, чтобы школы служили не только для житейской нужды крестьян, но и их христианского образование, чтобы они не только содействовали улучшению их материального быта, но и делали их несколько ведущими веру и воспитанными в нравственности христианами, каковыми должны быть все христиане. На этот конец он обратил свое особеннейшее внимание на законоучительство в школах. Известно, что наши батюшки, законоучащие в деревенских школах, отчасти по скудости вознагражденияе, отчасти вообще по недостатку наклонности относиться к своим обязанностям добросовестно, ведут дело законоучительства наибольшею частию до последней степени небрежно, едва-едва заглядывая в школы, так что мальчики выходят из них христианами, до крайней степени скудно наученнымн. Василий Иванович решительно желал, чтобы это было вовсе не так: назначив законоучителям достаточное вознаграждение, которое он соединил с вознаграждением и за пастырство, о чем сейчас ниже, он настоятельно требовал, чтобы они исполняли свои обязанности, которые лежали на них, как на пастырях и, само по себе, со всем усердием и чтобы успехи их учения в школах были главными. При школах Василий Иванович устроил небольшие общественноприходские библиотеки, снабдив их книгами церковноучительными и всеми книгами нецерковными, написанными для крестьян и вообще доступными их разумению и для них полезными.

При волостном правлении своих приходов Василий Иванович, с целию удовлетворения нужде крестьян в кредите, о чем мы говорили выше, учредил для приходов ссудную кассу, пожертвовав на нее основной достаточный капитал.

Мысли Василия Ивановича о приходских священниках, представляя собою воспроизведение мыслей отца Макария, были, так сказать, самые высокие. Приходский священник есть пастырь своих прихожан, он поставлен затем, чтобы научать их христианству, и потом постоянно заботиться, чтобы они оставались хорошими христианами. Но, очевидно, что эта цель нисколько не достигается только тем одним, что священник совершает для прихожан общественные службы, - поет им по воскресеньям и праздникам утрени и обедни и исправляет для них частные требы, каковы крещение, причащение больного и пр. Научать прихожан христианству священник должен, когда они мальчиками, - в школе (и по идее он должен бы научать не некоторых только, а решительно всех, и не мальчиков только, но и девочек, ибо по идее - решительно каждая душа христианская должна бы быть научена пастырем христианству!); но потом он постоянно должен учить их, постоянно подтверждая им христианскую нравственность посредством проповедей в церкви за богослужением и посредством своих учительных бесед, увещаний и наставлений во всякое время и при всяком случае. Чтобы священник в большей или меньшей мере был настоящим пастырем своих прихожан, конечно, недостаточно того, чтобы он имел возможность к этому, но необходимо, чтобы он имел к этому охоту и желание; но, наоборот, и при невозможности нельзя требовать от человека охоты и желания. В нашей стороне, где находятся села Василия Ивановича, священники сами занимаются землепашеством, обрабатывая церковную землю совершенно на подобие крестьян и совершенно наравне с сими последними. От священника-землепашца невозможно требовать, чтобы он был сколько-нибудь настоящим пастырем-учителем. После 5-6 лет крестьянской жизни семинарист, приготовлявшийся к пастырству лет 12 или более, до такой степени тупеет и деревенеет, что не только разум отказывается сочинять что-нибудь и учительно беседовать, но даже и рука разучается писать. Заботы о хозяйстве, которое в полном своем виде слагается из безчисленных мелочей, до того поглощают священника, что большую часть года он так же мечется, как и крестьянин, и что единственное, чем он может заявить свое пастырство своему пасомому при встрече с ним, это-чтобы в торопях преподать ему свое пастырское благословение. Василий Иванович очень хорошо понимал это. Так как было усерднейшим его желанием видеть в свящеиниках своих приходов некоторое подобие истинных пастырей, то, чтобы избавить их от невозможности быть таковыми, он предложил им отказаться от земледелия, назначив им, вместе с вознаграждением за учение в школах, очень щедрое вознаграждение за те выгоды, которые они теряли, отказываясь от земледелия. Что касается до исполнение самой обязанности учительства, то, разумеется, в этом случае не мог быть заключен с священниками обстоятельный контракт, так как дело не подлежит точному определению; но во всяком случае они обязывались к тому, чтобы сказывать поучение за каждым воскресным и праздничным богослужением и от них строго требовалось по крайней мере, чтобы их поведение не служило предметом соблазна для прихожан.

Крестьяне приходов, составлявших предмет попечений Василья Ивановича, не принадлежали к числу малоземельных, так что в сем отношении он не имел нужды оказывать им свою помощь или делать для них жертвы. Но ему мечталось поднять у крестьян земледелие и вообще прибыльность хозяйств чрез распространение между ними лучших и ускоряющих работы земледельческих орудий, насколько они могут быть доступны крестьянам, чрез доставление хороших семян, чрез распространение между ними лучшего домашнего скота, через введение между ними таких примыкающих к земледелию побочных занятий, как сыроварение, мелкое винокурение (при устройстве в последнем случае заводов, как в первом заведений товариществами на артельных или складчинных началах). Для этой цели в пределах своего родного прихода он устроил на приобретенной у крестьян земле маленькую, как бы образцовую, ферму, которая бы, служа ему для приездов на родину, служила и сейчас указанной полезной цели по отношению к крестьянам.

Пожары, как известно, составляют величайшее бедствие наших деревянносоломенных деревень. Ожидая вместе с другими, болеющими о крестьянах, людьми, чтобы были придуманы радикальные средства к отвращению бедствия, Василий Иваиович мог сделать только то, что снабдил села дюжиной хороших пожарных труб.

Отсутствие врачебной помощи составляет другого рода бедствие деревенской жизни, - бедствие, которое, к счастью, самими деревенскими жителями не чувствуется в такой степени, в какой оно чувствуется городским жителем, случайно попавшим в село и там внезапно заболевшим. Василий Иванович позаботился доставить своим селам эту врачебную помощь. На четыре села он нанял одного доктора и в каждом из сел содержал по фельдшеру с аптекой (приготовив первых таким образом, что деревенских мальчиков посылал учиться в фельдшерскую школу).

Ежегодные траты Василья Ивановича на благотворение селам в указанных нами видах простирались тысяч до десяти рублей. При самом приступе к благотворением его мыслию было не то, чтобы благотворить только при своей жизни, но то, чтобы все, как будеть заведено им, оставалось навсегда. Поэтому он внес в банки на вечные времена капитал, проценты с которого доставляли бы потребную сумму.

Для своего Красногорья Василий Иванович сделал так много добра, что стыд и позор будет городу, если когда-нибудь забудется в нем имя его благодетеля.

Здесь он начал с того же, что и в селах, - с нищих и голодающих без нищенства. При приходских церквах он учредил попечительства о бедных и доставлял здесь содержание нищим и помощь бедствующим так же, как и выше, обезпечив вечность этой помощи, так же, как и там, взносом в банки капитала, который бы давал проценты, равные средней сумме его собственных ежегодных трат на сей предметь. Затем он построил отличные здание для существовавших в городе учебных заведений - для мужской и женской прогимназий и для городского училища, из коих при мужской прогимназии учредил общественную библиотеку. К этим существовавшим учебным заведениям, заботясь о возможно большем распространении грамотности и христианского образования в низшем мещанстве, он присоединил еще два - именно приходские училища при двух из городских церквей, которые содержал на свой счет и которых содержание на будущее время обезпечил капнталом. Он учредил городской общественный банк, пожертвовав для него весьма зпачительный капитал. Построил больницу и богадельню, дав им такие размеры и обезпечив их таким образом, чтобы в них принимаемы были больные и убогие не только из самого города, но и из окрестных деревень. Он построил отличный дом для городской думы с полицией и пожарным обозом, который для уездного города завел образцовый. Он прекрасно вымостил весь город и завел в нем настоящее и хорошее уличное освещение, которое дотоле состояло из фонарей 10-15 на весь город. Наконец, он устроил в городе водопровод. Красногорье стоит на берегу большой реки и в воде не нуждается. Но, во-первых, берег, на котором стоить город, очень крут и высок, вследствие чего спуск к реке очень труден, во-вторых, город очень широко раскинулся, так что из значительной части его езда и ходьба за водой очень далека: Василий Иванович устроил водопровод и от него четыре бассейна в разных частях города, так, чтобы до воды стало близко всем. На освещение и содержание водопровода имела быть употребляема часть прибылей банка.

Вместе и одновременно с благотворительностью общественной шла у Василья Ивановича благотворительность частная. Как бы ни была широка общественная благотворительность, она, разумеется, вовсе не может претендовать на то, чтобы захватить все нужды людские: всегда остаются многие отдельные люди, которые имеют свои исключительные нужды, требующие исключительной, нарочитой им, благотворительности. Поэтому истинный христианский благотворитель должен благотворить, так сказать, обеими руками: одной - обществу, как целому, другой - отдельным людям. Таков именно и был Василий Иванович. И в частной благотворительностн он с таким же христианским усердием стремился к тому, чтобы его благословляли люди, сколько и в благотворительности общественной. По множеству своих фабричноторговых дел не имея возможности принимать и выслушивать всех просителей сам лично, он поручил отдел этой благотворительности одному из своих прикащиков, старичку лет 60ти, который, не постригаясь в монахи, провел свою жизнь строже всякого монаха, монахом, так что не вступал и в брак, и который, отличаясь глубокой набожностию, принял возложенное на него Василием Ивановичем поручение со всею готовностию послужить им Богу. Не было людей плачущих, которых слезы не хотел бы осушить Василий Иванович чрез своего доверенного; не было людей в малом или во многом истинно нуждавшихся, которым бы не хотел он оказать возможной помощи.

Обычная благотворительность у Василья Ивановича, общественная и частная, изливалась на его город с округой и на его родную волость, но в случаях исключительных она простиралась на всю губернию: если случались общественные бедствия пожары, голод, - то он или благотворил единично или становился во главе благотворителей.

Вышед сам в люди из мужиков, Василий Иванович усердно помогал искать и добиваться счастья всем, кто имел к тому охоту и энергию, и несчастную мысль, что ему или его детям будет тесно в этом мире с другими, он старался прогнать от себя как можно далее.

Наконец, должно сказать, что фабрики Василья Ивановича, на которых работало и служило множество народу, представляли своего рода благотворительные заведения: не только со всеми и во всем было поступаемо с совершенной честностью, но христианский гуманизм со всеми и во всем доведен был до высокой степени.

Таков был Василий Иванович, ученик блаженного отца Макария!

Пишущий эти строки зазнал Василья Ивановича в последние годы его жизни, когда он был уже семидесятилетним стариком. Истинно умилительно было смотреть на этого Божия старца, который, прославляя Создателя, жил в великом довольстве, но которому не завидовала и которого не проклинала ни одна душа, - которого благословляли все от малого и до великого, от бедного и до богатого и который был среди всех настоящим отцом.

О своем дорогом учителе отце Макарии, которого Василий Иванович проводил на тот свет задолго до себя, он вспоминал не иначе, как со слезами на глазах. "Господь послал меня к нему, - говорил он в глубоком волнении и дрожащим голосом, - он наставил меня тому, чтобы я старался в моих ближних видеть своих братьев, а не чужих и не своих врагов".

Своих детей, которых у Василья Ивановича было четыре сына, он настоятельно увещевал последовать в благотворениях его примеру. "Я начал с ничего, - говорил он детям, - и Господь благословил меня всем тем, что видите; каждый из вас начнет со многого, и если вы заxотите быть достойными Его милостей, Он благословит вас сторицею".

День похорон Василья Ивановича был истинным днем плача во всемь Израиле: плакал по нем весь город, плакали по нем его села, плакало по нем все множество им облагодетельствованных (Он положен был в подпольном склеп своей приходской городской церкви, которую, равно как и церковь своего родного села, благолепно украсил).

Вспоминая Василья Ивавовича, невольно вспоминаешь отца Макария, с которым они составляли нераздельную двоицу. А, вспоминая обоих, невольно молишься Богу: подай нам, Господи, поболее таких людей!

Желательно ли упразднение Св. Синода и восстановление патриаршества

Против хора голосов, подаваемых за ответ решительным образом утвердительный, позволим себе возвысить голос за ответ, столь же решительным образом отрицательный.

Если бы церковь имела нужду в каких-либо реформах и улучшениях ее быта, которых не в состоянии произвести Св. Синод и которые мог бы произвести только патриарх, то, конечно, должно было бы желать и восстановления патриаршества, потому что тогда этого восстановления требовало бы благо церкви. Но таких реформ и улучшений быта церкви в числе желаемых и ожидаемых между теми и другими вовсе нет; а, следовательно — и благо церкви не требует восстановления патриаршества.

Между тем это, нисколько не нужное для блага церкви, восстановление патриаршества, по особым условиям новейшего времени, так сказать — вовсе не патриаршеского, оказалось бы нежелательным и вредным для нее в отношении к ее престижу и авторитету.

Народ по своим представлениям о патриархе, которые были бы те же, что до Петра, и о которых говорит Регламент, стал бы искать и требовать от него, чтобы он окружил себя возможным внешним блеском и великолепием, чтобы он был, как говорили в XVII веке, «что твой папа в Риме» . Но если народ и в настоящее время остается тем же, чем был до Петра, то интеллигенция теперь уже вовсе не та, что до Петра: не разделяя народных представлений о патриархе, она стала бы издеваться над ним за его блеск и великолепие, как над своего рода далай-ламой. Тем, которые скажут, что это — смешные пустяки, мы ответим, что при ожидаемой свободе печати, с которою получит свободу и бульварное зубоскальство, эти пустяки могли бы причинить вовсе не пустячные соблазн и вред.

Что касается до самого церковного управления, то упразднение Св. Синода и восстановление патриаршества было бы или тем, что называется «из кулька в рогожку», или же только напрасной переменой имени.

Одни из подающих голос за восстановление патриаршества хотят, чтобы патриарх был единоличным правителем и только имел при себе собор епископов с голосами совещательными. Но это было бы именно «из кулька в рогожку» или несомненной заменой лучшего худшим, каковое — худшее — по временам становилось бы даже истинно-смешным. Содержание собора епископов стоило бы очень немалых денег, ибо каждому из них нужно было бы назначить приличное жалованье; между тем при ином с самостоятельным характером патриархе собор не имел бы совершенно никакого значения, и, таким образом, выходило бы, что на ничто тратятся очень большие деньги. Затем, если в настоящее время уже и невозможен второй Никон, то нескладные самодуры, способные наделать много неладного, весьма возможны.

Другие стоят за то, чтобы при патриархе был собор епископов, в строгом смысле соправящих ему и ограничивающих его власть. Но этот патриарх, имеющий при себе такой собор, чем бы отличался от первоприсутствующего в Синоде и имеющего при себе собор епископов, кроме одного только имени?

Но желающие упразднения Св. Синода и восстановления патриаршества выставляют против Синода обвинения: во-первых, что с его учреждением Русская церковь поставлена в стесняющие ее жизнь рамки и лишена возможности развернуть всю свою мощь; во-вторых, что с его (Синода) учреждением управление нашей церкви лишено канонической соборности.

Первое обвинение представляют люди, вовсе не знающие Русской церковной истории. Совершенная правда, что Русская церковь не развертывала своей мощи в период синодальный; но столько же правда, что она не развертывала своей мощи и в период патриаршеский, и что в продолжение и всей своей истории она весьма мало развертывала свою мощь. Это, конечно, печальная истина; но, тем не менее, истина несомненная, и винить тут лишь один синодальный период, ссылаясь на какие-то неведомые рамки, было бы совершенно несправедливо. В вознаграждение за прошедшее ничто не помешает приходящей в сознание своего слабосилия и своих недостатков Русской церкви развернуть свою мощь в будущем, и дай Бог, чтобы это случилось!

Второе обвинение предъявляют люди, не знающие не только Русской, но и Греческой церковной истории. Под канонической соборностью они, конечно, разумеют предписанное канонами собирание соборов. Но соборности, в смысле строгого исполнения канонических предписаний относительно собирания соборов, у нас никогда не было, а равным образом и в самой Греческой церкви она давно исчезла.

Можно и весьма должно желать некоторого введения в Русской церкви этой соборности, а именно — чтобы в ней были собираемы соборы не ежегодно, как предписывают каноны и что теперь у нас и не нужно, а по временам, когда или по мере того, как будет являться в них потребность. Но относительно этого желаемого должно быть сказано, что Св. Синод со своим Регламентом вовсе и ни сколько не препятствует осуществлению желания. При Св. Синоде представляющем собою постоянную правительственную коллегию, весьма могут собираться по временам настоящие соборы Русской церкви.

Мысль о восстановление патриаршества, как будто не возникшая в самой духовной среде, а внушенная ей со стороны (С.Ю.Витте), с энтузиазмом была приветствована представителями высшей церковной власти, или членами Св. Синода, а также и всеми вообще архиереями, насколько эти последние могли и успели заявить себя. Причину, по которой мысль о восстановлении патриаршества была встречена представителями власти с великой радостью, составляло то, что восстановление это было понято как возвращение господствующей церкви ее самоуправления, которого она лишена, и как ее освобождение из под того гнета государственной власти, под которым она находится. Но великая радость была лишь плодом недоразумения, объясняемого (и извиняемого) тем, что очень неожиданно открыто (указано?) было, захватив людей врасплох, мнимое радикальное средство уврачевания всех зол и избавления от всех напастей.

Восстановление патриаршества само по себе вовсе не означало бы возвращения господствующей церкви ее самоуправления: из трех выбранных епископским собором кандидатов один кандидат был бы утверждаем государем, по его усмотрению, в звании патриарха или же и без всякого выбора кандидатов кто-либо прямо назначаем бы был государем в патриархи (так было в Греции), и затем этот утвержденный государем или прямо назначенный им кто-либо управлял бы церковью совершенно при тех же отношениях к государственной власти, при каких управляет ею Св. Синод. Мы хотим сказать, что восстановление патриаршества и возвращение самоуправления господствующей церкви суть две разные и независимые одна от другой вещи. Что же касается до этого самоуправления церкви самого по себе, то, разумея под ним полное освобождение церкви из под зависимости государству или прекращение всякого между ними союза, одним словом — снятие с православной церкви титула, прав и обязанностей церкви господствующей, государственной (отделение церкви от государства), должно будет сказать, что, может быть, оно когда-нибудь и случится, но что пока оно решительным образом преждевременно, а желание его крайне легкомысленно, — что в церкви, лишенной охраны государства, могут произойти весьма большие и весьма печальные нестроения (свирепствующие теперь в государстве революционеры постараются и в состоянии будут заварить в церкви, свободной от государственной опеки, такую кашу, какой и представить себе не возможно)... А когда, требуя возвращения церкви ее самоуправления, ссылаются на Византию, в которой будто бы оно было свыше 1000 лет, то, право же защитники самоуправления церкви (какого-то особенного) видели и читали, не говорим — изучали, церковную историю Византии (как и многое другое) во сне, а не наяву...

Под освобождением церкви от гнета государственной власти разумеют то, что в настоящее время управление церковью находится у нас не столько в руках представляющих ее собою членов Св. Синода, сколько в руках представляющего собою государство обер-прокурора Синода, —что первые при последнем смотрят чуть не простыми его советниками. Но и здесь — то же, что выше: восстановление патриаршества — само по себе, а ослабление власти обер-прокурора — само по себе, и патриарх весьма может оказаться в такой же зависимости от обер-прокурора (или от представителя государства с иным именем), в какой находятся члены Св. Синода. Что нынешнее положение дела о взаимном отношении между членами Синода и его обер-прокурором далеко не может быть признано нормальным и аппробовано, — что ропот членов Синода на такое положение дела далеко не может быть признан напрасным и не может быть осуждаем, совершенно это справедливо (при чем та же справедливость требует заметить, что теперешнее отношение между членами Синода и обер-прокурором вовсе не создано нынешним г. обер-прокурором, а, восходя своим началом к давнему времени, в своей настоящей, так сказать, окончательной, форме обязано собой знаменитому обер-прокурору времени Императора Николая I — гр. Протасову). Но для установления надлежащих отношений между представительством власти церковной и между надзирающим над этою властью представителем государства нужно не восстановление патриаршества, которое тут не при чем и ничего не сделает, а принятие иных мер, именно — тем или другим способом поставить членов Синода в такое положение, чтобы они имели возможность противодействовать посягательствам на их власть со стороны обер-прокурора.

В заключении остается нам сослаться на авторитет, именно — авторитет покойного митрополита Филарета. Не все принадлежат к безусловным почитателям м. Филарета; но никто не отрицает его очень большого ума — со столько же большим благоразумием. Так, будучи человеком очень больших ума и благоразумия, м. Филарет высказывался против восстановления патриаршества. В 1856-м году ему прислана была из Петрограда для разбора Записка о состоянии православной церкви в России. В Записке между прочим содержалась жалоба, что Синод остался, т.е. что после Петра он не был упразднен. По поводу этой жалобы он (Филарет) пишет: «Напрасно (жалуется Записка). Хорошо было бы не уничтожать патриарха и не колебать тем иерархии, но восстановлять патриарха было бы не очень удобно; едва ли бы он был полезнее Синода. Если светская власть начала тяготеть над духовною, почему один патриарх тверже вынес бы сию тягость, нежели Синод? И при вселенском патриархе нужным оказался Синод; и в России есть Синод. Очень ли велика разность в том, что в России первенствующий член Святейшего Синода не называется патриархом?» См. Собрания мнений и отзывов митр. Филарета том IV (Москва, 1886), стр. 145, VIII.

Подавая свой голос против восстановления патриаршества, мы вместе с тем вовсе не подаем голоса против каких бы то ни было реформ в церкви. Напротив, что касается до реформ нужных и полезных, то мы самым решительным образом и горячо стоим за них.