Переступить порог надежды

Вопрос: Вера христиан-католиков, для которых Вы - пастырь и учитель (во имя Единого Пастыря и Учителя), различает некие три "уровня" тесно связанные между собой: Бог, Иисус Христос, Церковь.

Каждый христианин верует, что есть Бог. Тем самым, каждый христианин верует, что этот Бог не только говорил, но и облекся в человеческую плоть в исторической личности Иисуса из Назарета, во времена римского правления. Но католик идет дальше: он верует, что этот, Бог, этот Христос живет и действует в "теле" Церкви (если воспользоваться понятием из Нового Завета), видимый глава которого на, земле - епископ Рима.

Безусловно, вера - это дар, милость Божия. Но и разум - дар Божий. По слову святых и Учителей Церкви, христианин "верит, чтобы понять" но призван также "понимать, чтобы верить". Итак, начнем с азов. Святой Отец, если - по мере сил, хотя бы временно - смотреть с чисто человеческий точки зрения, можно ли (а если можно - то как.) прийти к убеждению, что Бог действительно есть?

Ответ Папы: В Вашем вопросе речь идет, в сущности, о паскалевом различии между Абсолютом, или Богом философов ("вольнодумцев", рационалистов), и Богом Иисуса Христа, а до Него - Богом Отцов от Авраама до Моисея. Только Бог Иисуса Христа - Бог Живой. Первый - плод человеческой мысли, человеческой спекуляции, которая, впрочем, в состоянии поведать и нечто справедливое о Нем, как напомнила нам соборная Конституция Dei verbum (раздел 3). Все эти разумные доводы, в сущности, идут по пути, указанному Книгой Премудрости и Посланием к Римлянам: от видимого мира к невидимому Абсолюту.

По-одному следует этим путем Аристотель, по- другому - Платон. Христианская традиция до Фомы Аквинского, а следовательно - и Августин, была теснее связана с Платоном, от которого, правда, старалась отойти, и справедливо, потому что для христиан философский Абсолют, или Первобытие, или Высшее Благо - что-то второстепенное. Зачем вникать в философские измышления о Боге, если с ними говорил Живой Бог, и не только через пророков, но и через Своего Сына? Богословие Отцов, особенно на Востоке, гораздо больше отходит от Платона и от философов. Оно остается богословием даже тогда, когда выступает как философия (например, в новое время, у Владимира Соловьева).

Зато св. Фома в определенном смысле не покинул пути философов. Свою Сумму теологии он начал с вопроса: "Аn Deus sit?" - "Есть ли Бог?" (ср. 1, q. 2, а. 3), то есть с того же вопроса, который ставите Вы. И этот вопрос оказался крайне необходимым. Он создал не только теодицею (оправдание Бога), но и всю западную цивилизацию. Эта цивилизация, якобы - самая развитая, двигалась в ритме этого вопроса. И хотя сегодня, к сожалению, Сумму теологии положили на полки, однако исходный ее вопрос остается в нашей цивилизации и звучит по-прежнему.

Здесь необходимо целиком прочитать следующий фрагмент Конституции Gaudium et spes Второго Ватиканского Собора: "Действительно, нарушение равновесия, от которого страдает современный мир, связано с другим, более глубоким, нарушением равновесия, коренящемся в сердце человека. Ибо в самом человеке противоборствуют различные стихии. В то время как, с одной стороны, он в качестве твари ощущает себя всесторонне ограниченным, то с другой стороны, он чувствует себя неограниченным в своих желаниях и призванным к высшей жизни. Прельщаемый многими вожделениями, он постоянно принужден к выбору между ними или же к отказу от них. Мало того, немощный и грешный, нередко он делает то, чего не хочет, а то, что он хотел бы делать, не делает. Поэтому он страдает в себе самом от разделения, из которою возникают столь многие и столь большие нестроения в обществе. [...] И тем не менее перед современной эволюцией мира все больше тех, кто величаищие основные вопросы или задают, или переживают с новой остротой: что такое человек? Каков смысл страдания, зла, смерти, которые продолжают существовать, несмотря на столь большой прогресс? К чему все эти победы, приобретенные такой ценой? Что может человек принести обществу, чего он может от нею ожидать? Что следует после этой земной жизни? Но Церковь верует, что Христос, умерший и воскресший за всех, предлагает человеку Духом Своим свет и силу, чтобы тот мог ответить своему наивысшему призванию, и что под небом нет иного имени, данного людям, которым надлежит им быть спасенными. Подобным образом, она верует, что ключи, средоточие и Цель всей человеческой истории находятся у ее Господа и Учителя" (GS, 10).

Огромное богатство заключает в себе этот соборный текст. Из него ясно видно, что ответ на вопрос: "Аn Deus sit?" - дело не только интеллекта, но и всего человеческого существования. Оно зависит от разнообразных ситуаций, в которых человек ищет его значение и смысл. Вопрос о том, есть ли Бог, глубочайшим образом связан с целью человеческого существования. Он не только дело разума, но и дело человеческой воли, более того - дело человеческого сердца ("les raisons du соeur" Блэза Паскаля). Я думаю, несправедливо считать позицию св. Фомы прежде всего рационалистической. Конечно, следует признать правоту Этьена Жильсона, когда вслед за Фомой он говорит, что самое великолепное творение Божие - разум, но это отнюдь не означает одностороннего рационализма. Фома защищает все богатство и всю сложность любого тварного бытия, особенно - бытия человеческого. Плохо, что теперь, после Собора, его мысль отодвинули куда-то в сторону; ведь он и поныне остается учителем философского и богословского универсализма. В этом же контексте нужно рассматривать его quinque viae, то есть "пять путей", ведущих к ответу на вопрос: "An Deus sit?" 

Вопрос: Слова Ваши открывают перед нами великие, захватывающие перспективы, дают верующим, новое подтверждение надежды. Однако мы не можем забывать о том, что в каждом веке, в часы испытаний, даже христиане задавали себе мучительный вопрос: как полагаться на Бога, на милосердного Отца, Который, по слову Нового Завета, - сама Любовь, если страдание, несправедливость, болезнь и смерть безраздельно господствуют в долгой истории мира и в повседневной истории жизни каждого из нас?

Ответ Папы: "Stat crux dum volvitur orbis" (Крест стоит, а мир вращается). Как я уже говорил, мы - в самом центре истории спасения. Естественно, Вы не можете обойти то, что является источником извечных сомнений не только в благости Бога, но и в самом Его существовании. Как Бог мог допустить бесчисленные войны, концлагеря, холокост? Можно ли сказать, что Бог, Который все это допустил, -действительно Любовь, как возвещает Иоанн Богослов в Первом Послании? Более того, справедлив ли Он к Своему творению? Не слишком ли много взвалено на плечи отдельных людей? Не оставил ли Он человека один на один с этой ношей, обрекая на жизнь без надежды? Столько неизлечимо больных в больницах, столько обездоленных детей, столько людей, полностью лишенных обычного, человеческого, земного счастья, какое дают любовь, супружество, семья. Все это усугубляет и без того мрачную картину, которую воссоздает и прежняя, и современная литература. Вспомним хотя бы Федора Достоевского, Франца Кафку или Альбера Камю.

Бог создал человека разумным и свободным и, тем самым, отдал Себя на его суд, история спасения - это еще и постоянный суд человека над Богом. Не только вопросы и сомнения, но самый настоящий суд. На раннем этапе пример такого суда - ветхозаветная Книга Иова. Он действует заодно со злым духом, который с еще большим пристрастием готов судить не только человека, но и действие Бога в истории. Это тоже подтверждает Книга Иова.

Scandalum Crucis (Соблазн Креста). В предыдущих вопросах Вы точно поставили проблему: необходимо ли было для спасения человека, чтобы Бог отдал Своего Сына на крестную смерть? Теперь мы должны спросить: разве могло быть иначе? Мог ли Он оправдать Самого Себя перед историей человека, столь насыщенной страданием, не поставив в самом ее средоточии Крест Христа? Очевидно, модою бы ответить, что Бог не должен перед нами оправдываться. Достаточно того, что Он всемогущ. Тогда оправдано все, что Он делает или допускает. Именно на такой позиции и стоит библейский Иов. Но Бог не только всемогущ. Он - и сама Премудрость и, повторим еще раз - Любовь; Он хочет оправдаться перед человечеством. Он - не запредельный Абсолют, которому безразлично людское страдание. Он Эммануил, Бог-с-нами, Бог, Который разделяет участь человека, участвует в его судьбе. Здесь мы снова видим, как недостаточен, даже фальшив тот образ Бога, который бездумно приняло Просвещение. После Евангелия это - шаг назад, не к лучшему познанию Бога и мира, а к их непониманию.

Нет, все совсем не так! Бог не только запределен, всеведущ и всемогущ в Самом Себе. Свою премудрость и всемогущество Он, по Своей воле, отдал, на служение твари. Если в человеческой истории присутствует страдание, то Его всемогущество проявилось во всемогуществе крестного унижения. Соблазн Креста - ключ к великой тайне страдания, которого так много в истории человечества. С этим мирятся даже современные критики христианства. Они тоже видят, что распятий Христос доказывает: Бог солидарен с человеком в страдании. Бог встает на сторону человека самым радикальным образом. "Уничижил Себя Самого, приняв образ раба, став послушным даже до смерти, и смерти крестной" (ср. Флп 2. 7-8). Здесь - все, все отдельные страдания и все страдания совместные, исходящие от природных сил и от свободной воли человека: войны, ГУЛАГи, холокосты - не только евреев, но и черных невольников из Африки. 

Вопрос: Нам кажется, что Бот молчит ("молчание Бога", как говорили, да и сейчас говорят некоторые), хотя на самом деле Он непрестанно действует. Во всяком случае, так считают те, кто различает промыслительный замысел в таинственном ходе человеческих дел. В связи с недавними событиями, скажу: Вы, Ваше Святейшество, часто выражали свое убеждение (помню, например, что сказали Вы в странах Балтии, когда впервые приехали на бывшую советскую территорию осенью 1993 г.), что в крахе атеистического марксизма можно усмотреть digitus Dei, "перст Божий". Вы часто говорили о "тайне", и даже прямо о "чуде", когда речь шла о падении коммунистической системы после семидесяти лет власти, у которой, казалось, еще века впереди.

Ответ Папы: Христос говорит: "Отец Мой доныне делает, и Я делаю" (Ин 5. 17). К чему относятся эти слова? Соединение с Отцом, Сыном и Духом Святым - главное, сущностное измерение вечной жизни. "Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя [...] и посланного Тобою Иисуса Христа" (Ин 17. 3). Однако когда Иисус говорит об Отце, Который "доныне делает", Он не говорит прямо о вечности. Он говорит о том, что Бог делает в мире. Христианство - не только религия познания и созерцания, но и религия делания Божия и делания человеческого. Великий учитель мистической, созерцательной жизни св. Иоанн Креста сказал: "Под вечер будете судимы с любовью" (Речения света и любви, 59). А Христос еще проще выразил ту же истину в притче о последнем суде (Мф 25. 31-46).

Так можно ли говорить о молчании Бога? А если да, то как понимать это молчание?

Да, в определенном смысле Бог молчит, поскольку Он уже все нам открыл. Он говорил "издревле" через Пророков, а "в последние дни сии говорил [...] в Сыне" (Евр 1. 1-2). В Нем Он сказал нам все. Тот же Иоанн Креста говорит, что Христос - "словно огромный рудник со многими пластами сокровищ, в котором, как ни иди вглубь, не достигнешь дна и края" (Духовная песнь, 37, 4). Итак, нужно вновь услышать голос Бога, говорящего в истории человека. А если мы этих слов не слышим, то, может быть, потому, что не открываем внутренний слух, чтобы услышать их. В этом смысле Христос и говорит о тех, кто "глядя не видят и слушая не слышат" (ср. Мф 13. 13), тогда как познание Бога постоянно открыто каждому человеку, доступно в Иисусе Христе и в силе Духа Святого.

Сегодня, вопреки видимости, многие находят дорогу и чувствуют, что Бот делает. Это очень сильно ощущают в наше время, особенно - молодое поколение. Как же иначе можно истолковать не только об'единения, но и движения, расцветающие в Церкви? Что же они такое, как не слово Бога, услышанное и принятое? И что же такое встреча, в Денвере, если не голос Бога, услышанный молодыми, когда по-человечески на это не было шансов, ибо многие старались, чтобы голос этот услышан не был?

Это слышание, это познание - начаток делания. Оно движет мыслью, движет сердцами, движет волей. Когда-то я сказал представителям апостольских движений, что сама Церковь - эта прежде всею "движение", миссия. Она берет начало в Боге Отце и через Сына в Духе Святом вновь и вновь достигает человечества, по-новому формируя его. Да, христианство - великое Божие делание. Делание слова переходит в делание таинств. А что такое таинства (все!), если не делание Христа в Духе Святом? Когда Церковь крестит, Христос крестит, когда Церковь отпускает грехи, Христос отпускает грехи, когда Церковь свершает Евхаристию, Христос ее свершает: "Это есть Тело Мое...". Так - во всем. Все таинства - делание Христово, делание Божие во Христе. Значит, и впрямь трудно говорить, что Бог молчит. Можно говорить лишь о том, что мы хотим заглушить Его голос.

Конечно, желание заглушить голос Бога - своего рода программа. Многие сделают все, чтобы только Его голоса не было слышно, чтобы слышен был лишь голос человека, который ничего не может предложить, кроме мирской суеты. Он и предлагает, иногда - приводя к поистине космическим разрушениям. Разве не такова трагическая история нашего столетия?

В своем последнем вопросе Вы сами, в сущности, говорите, что действие Божие стало как бы зримым в истории нашего столетия, когда пал, коммунизм. Я не склонен слишком упрощать этот вопрос. У того, что мы называем коммунизмом, есть своя история. Это - протест против человeческой несправедливости, о чем я напомнил в энциклике Laborem exercens, протест огромного мира людей труда. Протест, который стал идеологией. Но стал он и частью церковного учения. Достаточно вспомнить Rerum novarum в конце минувшего столетия. Добавим, учение это не ограничилось протестом, оно провидело далекое будущее. Ведь именно Лев XIII в определенном смысле предсказал падение коммунизма, которое дорого обойдется человечеству и Европе, "поскольку лекарство - как писал он в своей энциклике 1891 года - может, оказаться опаснее самой болезни!" Taк говорил Папа, признанный авторитет учительствующей Церкви.

А что же сказать о трех португальских детях из Фатимы, которые неожиданно, перед самой вспышкой Октябрьской революции услышали, что "Россия обратится", что "в конце концов Мое Сердце победит"..? Они не могли этого выдумать. Они не настолько знали историю и географию, еще меньше разбирались в общественных движениях и в новшествах идеологии. Однако все произошло именно так, как было предсказано. Может быть, для того был призван из "далекой страны" и этот Папа, может быть, для того нужно было и покушение на площади св. Петра именно 13 мая 1981 г., чтобы все это стало яснее и понятнее и мы услышали, поняли голос Бога, говорящего сквозь историю человека в "знаках времени"? Вот Он, Отец, Который постоянно делает, и Сын, Который тоже делает, и незримый Дух Святой, Который есть Любовь, и как Любовь непрерывно творит, спасает, освящает и дарует жизнь.

Поэтому мы бы все упростили, если бы сказали, что Провидение Божие свергло коммунизм. В определенном смысле коммунизм как система пал сам, вследствие своих собственных заблуждений и злоупотреблений. Он и оказался "лекарством опаснее самой болезни". Он не совершил подлинной общественной реформы, хотя стал для всего мира мощным предостережением и вызовом. Но пал он сам, по внутренней своей слабости.

"Отец Мой доныне делает, и Я делаю" (Ин 5. 17). Падение коммунизма позволяет нам увидеть в обратной перспективе типичные пути мышления и действия современной цивилизации, особенно - европейской, которая коммунизм породила. Конечно, она многого достигла во многих областях, но в то же время совершила много ошибок, особенно же способствовала несправедливости по отношению к человеку, эксплуатируя его разными способами. Эта цивилизация постоянно создает структуры, связанные с насилием, с подавлением и в политике, и в культуре (особенно - в средствах массовой информации), чтобы эти заблуждения и злоупотребления навязать всему человечеству. Как же иначе об'яснить, что постоянно растет пропасть между богатым Севером и нищающим Югом? Кто ответственен за это? Человек ответственен - люди, идеологии, философские системы. Я бы сказал, он ответственен за свою борьбу с Богом, за систематическое уничтожение всего христианского. Борьба эта у нас, на Западе, в значительной мере определила мышление и жизнь трех последних столетий. Марксистский коллективизм. - лишь "более опасный вариант" именно этой программы. Можно сказать, что сегодня эта программа обнаружила себя во всей своей пагубности и, в то же время, во всей своей слабости.

Между тем Бог верен Своему Завету, который Он заключил с человечеством в Иисусе Христе. От этого Завета Он не может отступить, ибо Он решил раз и навсегда, что человек предназначен для вечной жизни и Царства Божия. Уступит ли человек любви Божией, признает ли свои трагические ошибки? Или он уступит князю тьмы, "отцу лжи" (Ин 8. 44), который постоянно обличает сынов человеческих, как когда-то обличал Иова (ср. Иов 1. 9)? Вероятно, не уступит, но доводы его все слабее. Быть может, мало-помалу человечество отрезвеет, вновь отворит слух тому слову, в котором Бог сказал людям все. И не будет в этом ничего унизительного. Человек учится на своих ошибках. Учится и человечество на своих, и Бог ведет его по извилистым дорогам истории. Итак, Бог действует непрестанно. Главным Его делом всегда останутся Крест и Воскресение Христа. Это - последнее слово истины и любви. Это и постоянный источник делания Божия в таинствах и на иных путях, которые ведомы только Ему. Делание Его проходит сквозь сердце человека и сквозь историю человечества. 

Вопрос: Последний Ваш ответ порождает другой вопрос. Кажется, экуменический диалог - то есть попытка заново соединить христиан, в соответствии с молитвой Христа - помимо несомненных достижений, не избавлен и от разочарований. Примером могут быть недавние решения англиканской Церкви, которые углубили пропасть там, где жила надежда на близкое единение. Что Вы, Святой Отец, могли бы сказать нам на эту столь существенную тему? Какие надежды питаете Вы в этой области?

Ответ Папы: Прежде чем говорить о разочарованиях, сосредоточимся на том, что Второй Ватикайский Собор, несомненно, открыл экуменический путь в истории Церкви. Мне этот путь очень близок. Ведь я - выходец из народа, который имеет свои экуменические традиции, хотя и считается преимущественно католическим.

Во все века своей тысячелетней истории Польша была государством многих народов и многих исповеданий - христианских, но не только христианских. Благодаря этой традиции тогда, да, пожалуй, и теперь польской культуре присущи терпимость и открытость по отношению к людям, мыслящим иначе, говорящим на иных языках или же иначе верующих, иначе молящихся, иначе отправляющих одни и те же таинства веры. Ведь в польской истории были конкретные попытки об'единения. С Брестской унии 1596 года началась история восточной Церкви, которая сегодня называется Католической Церковью византийско- украинского обряда, а тогда была Церковью прежде всего русского и белорусского народов.

Пусть это будет своего рода предисловием к ответу тем, кто говорит о разочарованиях, которые нам преподнес экуменический диалог. Я думаю, сильнейшим из этих разочарований является тот факт, что было положено начало пути, который должен привести всех христиан к единству. Приближаясь к концу второго тысячелетия, христиане отчетливее увидели, что разделения между ними противоречат Христовой молитве Навечерия Пасхи: "Отче, соделай, да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе [...] да уверует мир, что Ты послал Меня" (ср. Ин 17. 21). Христиане различных исповеданий и общин могли убедиться, как справедливы эти слова, особенно благодаря миссионерской деятельности, которая в последнее время очень оживилась и в Католической Церкви, о чем уже шла речь, и в протестантских Церквах и общинах. Ведь люди, которым эти миссионеры проповедуют Христа и Евангелие, проповедуют идеалы братства и единства, неизбежно спрашивают, почему сами миссионеры не едины. Могут спросить и о том, какую из Церквей или общин действительно основал Христос - ведь Он основал одну Церковь, и только одна может говорить от Его имени. Итак, опыт миссионерской деятельности стал в известной степени начатком экуменического движения в нынешнем понимании этого слова.

Папа Иоанн XXIII, который, по вдохновению Божию, созвал Собор, обычно говорил: то, что разделяет нас как приверженцев Христа, намного меньше того, что нас связывает. В этих словах - самая суть экуменического мышления. Второй Ватиканский Собор пошел в этом направлении, как свидетельствуют уже приводившиеся тексты Конституции о Церкви. К ним примыкает Декрет об экуменизме Unitatis redintegratio, а также необычайно важная с экуменической точки зрения Декларация о религиозной свободе Dignitatis humanae.

То, что нас связывает, больше того, что нас разделяет. Этому главному прозрению Иоанна XXIII соборные документы придали более конкретную форму. Ведь все мы веруем в того же Христа, и вера эта - главное наследие семи Вселенских Соборов, которые собирались в первом тысячелетии. Значит, есть основа для диалога, для того, чтобы расширять пространство единения и преодолевать разделения, возникшие, большей частью, из убежденности в исключительном обладании истиной.

Разделения, безусловно, противоречат замыслу Христову. Нельзя представить себе, чтобы та Церковь, которую основал Христос, установив ее на апостолах и Петре, не была бы единой. Но можно понять, что с течением веков, в разных политических и культурных ситуациях, разные люди и общественные слои стали по-разному понимать весть, провозглашенную Христом. И восприятие ее, и соблюдение христианских обрядов в определенных случаях могут дополнять друг друга, но не должны исключать. Нужна добрая воля, чтобы установить, насколько эти разные восприятия и обряды проникают друг в друга. Нужно определить, где именно пролегает ров очевидного разделения, перешагнув который, нельзя не повредить веру. Представляется, что ров между Католической и Православной Церквами не слишком глубок. Что до Церквей и общин, породненных Реформацией, он намного глубже, поскольку здесь нарушены некоторые основополагающие элементы Христова установления.

В то же время нужно отметить, что затруднения психологической или исторической природы ощущаются порой больше в Православных Церквах, чем в некоторых протестантских общинах. Поэтому так важны личные контакты. Я убеждаюсь в этом всякий раз, когда встречаюсь с предстоятелями этих Церквей, будь то в Риме или во время поездок в разные утолки мира. Уже сам факт, что мы можем встречаться и вместе молиться, говорит за себя. Это было совершенно немыслимо несколько десятилетий назад. Не могу не вспомнить и некоторые поездки, которые носили особо экуменический характер. Такими были, например, поездка в Великобританию или в скандинавские страны. В целом можно заметить, что суб'ективные трудности больше там, где разделение зародилось изначально. Поэтому, когда речь идет о протестантах, в Германии или в Швейцарии они ощущаются сильнее, чем, например, в Северной Америке или в Африке. Никогда не забуду, что сказали представители протестантских общин во время экуменической встречи в Камеруне: "Мы знаем, что разделены, но не знаем, почему".

Если же речь заходит о Европе, конечно, все выглядит иначе, и все-таки множество примеров свидетельствует о том, как быстро растет стремление к единству и как все настойчивей ищут его христиане.

Конечно, разочарования, о которых Вы говорите, должны существовать, особенно у людей или групп, которые представляли себе проблему единства христиан слишком просто, а значит - слишком поверхностно. Очень много энтузиастов, в пылу оптимизма, готовы были думать, что Второй Ватиканский Собор, собственно, уже все уладил. Между тем Собор лишь открыл путь к единению, открыл прежде всего - со стороны Католической Церкви; однако сам путь - это процесс. Он должен постепенно пробиться через то, что накапливалось веками. Это трудности не только доктринальной природы, но и культурной, и социальной. Нужно в каком-то смысле освободиться от стереотипов, от привычек. А главное - нужно признать то единство, которое de facto уже существует.

На этом пути уже достигнуто очень много. Экуменический диалог на многих уровнях - в полном ходу, он приносит конкретные плоды. Сообща работают многочисленные богословские комиссии. Всякий, кто близко наблюдает эту работу, непременно ощутит здесь явное присутствие Святого Духа. Однако никто не питает иллюзий, зная, что путь к единению долог и на нем достаточно препятствий. Нужно, прежде всего, много молиться и совершать труд глубокого обращения, совершать его общей молитвой, общим участием в деле справедливости и мира, в деле устроения земного порядка на христианских началах, в деле всего что связано с миссией приверженцев Иисуса Христа в мире.

В частности, в нынешнем столетии происходили события, вступившие в резкое противоречие с евангельской истиной. Не исключено, что события эти, то есть две мировые войны, а потом концентрационные лагеря и физическое истребление в определенном смысле парадоксально привели к высвобождению экуменического сознания разделенных христиан. Особую роль мог здесь сыграть факт уничтожения евреев, и это должно было тогда же поставить перед Церковью и христианством вопрос об отношениях между Новым и Ветхим Заветом. В католическом мире это уже отразил Второй Ватиканский Собор, прежде всего в документе Nostra aetate, и сознание того, что сыны Израиля являются нашими "старшими братьями", постепенно вызревало в послесоборный период. Вызревало через диалог, в том числе диалог экуменический. Знаменательно, что средоточием этого диалога с евреями в Католической Церкви является Совет по делам укрепления христианского единства, который одновременно обеспечивает диалог между различными христианскими общинами.

Если мы примем все это во внимание, трудно не заметить, что экуменическая задача была с энтузиазмом подхвачена Католической Церковью, подхвачена во всей своей сложности и весьма основательно осуществлена. Разумеется, фактическое единение не является и не может являться плодом лишь человеческих усилий. Это может осуществить только Святой Дух, избрав время, когда процесс единения между людьми достигнет зрелости. Когда это произойдет? Предвидеть трудно. В любом случае, в связи с приближающимся третьим тысячелетием христиане увидели: если первое тысячелетие было периодом неразделенной Церкви, то второе принесло глубокие разделения на Востоке и на Западе, от которых теперь приходится избавляться. Нужно, чтобы 2000-й год застоя, нас по крайней мере менее разделенными, более готовыми вступить на путь того единства, о котором Христос молился накануне Своих Страстей. Цена этого единства огромна. В определенном смысле, речь идет о будущем мира, о будущем Царства Божия в мире. Человеческие слабости и предубеждения не могут уничтожить того, что является Божиим замыслом о мире и человечестве. Если мы примем это во внимание, то сможем смотреть в будущее с определенным, оптимизмом. Сможем надеяться, что "Тот, Кто начал в нас доброе дело, Сам его совершит" (ср. Флп 1. б). 

Вопрос: Мы очень признательны, Святой Отец, за все, что Вы нам сказали. Можно ли вывести из Ваших слов, что человеку не надо "бояться" Бога Иисуса Христа, а уж тем более - теперь? Действительно ли стоит "переступит порог надежды", открыть, что у нас есть Отец, и снова узнать, что Он нас любит?

Ответ Папы: Псалмопевец говорит: "Страх Божий - начало мудрости" (ср. Пс 111 [110]. 10). Позвольте мне обратиться к этим библейским словам, чтобы ответить на Ваш последний вопрос.

Все Священное Писание непрестанно призывает пребывать в страхе Божием. Речь идет о том страхе, который есть дар Духа Святого. Среди семи даров Святого Духа, указанных еще у Исаии (ср. 11. 2-3), дар страха Божия - на последнем месте, но это не значит, что он наименее важен. Ведь именно страх Божий - начало мудрости, а мудрость среди даров Духа Святого стоит первой. Поэтому людям всех времен, а современным людям - особенно, нужно молиться о страхе Божием. Из Священного Писания мы знаем также, что страх, начало мудрости, не имеет ничего общего с рабской боязнью. Это страх сыновний. Гегелева парадигма "господин - раб" чужда Евангелию. Она, скорее, свойственна миру, в котором Бога нет. В мире, в котором поистине присутствует Бог, в мире Божией мудрости может быть только сыновний страх.

Наиболее полным выражением такого страха является Сам Христос. Христос хочет, чтобы мы боялись всего, что оскорбляет Бога. Он хочет этого потому, что Он пришел сделать человека свободным. Человек освобождается через любовь, ибо любовь - источник приверженности всякому благу. Такая любовь, по словам Евангелиста Иоанна, поглощает любой страх, (ср. 1 Ин 4. 18). Всякий признак рабской боязни перед грозной силой Всемогущего и Вездесущего исчезает, уступая сыновней заботе о том, чтобы в мире осуществлялась Его воля, то есть благо, которое начинается и окончательно исполняется в Нем. Так святые во все века воплощают сыновнюю любовь Христа. Она - источник и францисканской любви к творению, и любви к спасительной силе Крестной смерти, возвращающей миру равновесие между добром и злом.

Испытывает ли современный человек именно такой, сыновний страх Божий, страх, который прежде всего есть любовь? Можно выразить опасение - оснований для этого достаточно, - что гегельянская парадигма господина - раба более присуща сознанию современного человека, чем та мудрость, начало которой - страх Божий. Из гегельянской парадигмы рождается философия превозношения. Если и есть какая-то сила, способная расправиться с этой философией, то это только Христово Евангелие, где парадигму господина - раба полностью заменила парадигма отца - сына.

Парадигма "отец - сын" не подвластна времени. Она старше человеческой истории. "Излучение отцовства", которое она испускает, принадлежит Троичной тайне Самого Бога, исходя из Него и освящая человека и его историю. Однако мы знаем из Откровения, что в истории этой "излучение отцовства" наталкивается на главное препятствие - первородный грех. Воистину, это ключ к толкованию всей действительности. Первородный грех нарушает не только позитивную волю Бога, но прежде всего мотивацию, лежащую в ее основе. Этот грех ведет к ниспровержению отцовства, уничтожая лучи, пронизывающие весь тварный мир, подвергая сомнению истину о Боге, Который есть Любовь, и оставляя лишь сознание господина - раба. Тогда получается так, что Господь ревнует о своей власти над миром и над человеком; а человек, по этой самой причине, считает, что призван с Ним бороться, подобно тому, как во все эпохи порабощенные люди боролись против господина, который их поработил.

После всего, что я сказал, я мог бы обобщить свой ответ таким парадоксом: чтобы освободить современного человека от страха перед самим собой, перед миром, перед другими людьми, перед силами этого мира, перед порабощающими системами и от рабской боязни перед той "высшей силой", которую верующий называет Богом, нужно всем сердцем желать, чтобы человек носил, и лелеял в душе тот страх Божий, в котором - начало мудрости.

Этот страх Божий олицетворяет спасительную силу Евангелии. Она созидает и никогда не разрушает. Она рождает людей, которые руководствуются ответственностью, ответственной любовью. Она рождает святых, то есть - настоящих христиан, которым в конечном счете принадлежит будущее мира. Безусловно прав был Анри Мальро, когда сказал, что XXI век или будет веком веры, или его вообще не будет.

Папа, который начал свой понтификат словами: "Не бойтесь!", старается хранить верность абсолютной истине этих слов и всегда готов служить людям, народам, человечеству в духе этой евангельской истины.