Йозеф Лортц

Человечество ЦЕРКВИ

К оглавлению

Второй этап

XIII век как вершина средневековья.
Величина и пределы папской теократии.
Культура высокого средневековья

Обзор

Семя христианства, брошенное в почву западных германо-романских народов, обогащенную наследием античности, взошло. Нужно сказать, что жатва была чрезвычайно обильной. Обрамлением этой великолепной картины был XIII в. Картина эта отмечена не только необычайно сильным единством, но и почти необозримым многообразием, и нисколько не монотонна. Эта эпоха великих деяний полна противоречий, в том числе и таких (ереси, национальные и социальные тенденции), которые грозят взорвать присущее ей единство. Но обширные пределы единой папской Церкви, сплоченной как никогда прежде, объединяют (за незначительными исключениями) все противоположные силы и устремления в плодотворном взаимодополнении.

Наглядное внешнее выражение этого напряженного единства — двукратная победоносная (и вместе с тем чреватая роковыми потерями) война папства против империи Гогенштауфенов (§§ 52, 54).

Единство и богатство внутренней жизни находят самое яркое отражение (1) в новых универсальных нищенствующих орденах, а также (2) в синтезе, созданном высокой схоластикой, и в ее художественном отражении — готике.

Опасные семена церковного раздора дают себя знать в крупных еретических движениях (катары и вальденсы), для борьбы с которыми Церковь должна найти новые пути. Конец периода знаменуется ослаблением связующих начал; во всех областях проявляются взаимоотталкивающие силы — семена будущего распада.

§ 52. Первое вооруженное столкновение папства и империи. Эпоха Фридриха Барбароссы. Александр III. Генрих VI

Первый спор между папством и Гогенштауфенами о свободе Церкви происходит уже в XII в. (во второй половине, после смерти св. Бернарда). В нем противостояли друг другу такие значительные личности, как Фридрих Барбаросса (1152_1190) и Александр III (1159_1181).

1. а) Бернард Клервоский предостерегал Церковь от участия в политике. Но Церковь не была свободна в своем выборе. Она, как и любая другая общественная сила, не в состоянии была остановить ход развития церковно-политической жизни, неизбежный в своей внутренней последовательности, как не могла, к сожалению, принципиально отвергнуть само это развитие²⁸⁶. Во исполнение своего наипервейшего, религиозного, предназначения (§ 34), в которое после Григория VII на законном основании была включена идея обладания властью ради получения необходимой для Церкви свободы, Церковь в реально существовавших тогда условиях должна была добиться власти, чтобы защититься от силы, противостоящей ей и теперь превращающейся в политического противника, — империи. Естественно, что это создавало такие опасности для апостольской чистоты, которых Церковь раньше не знала. Все изложенное выше есть лишь констатация, которая нисколько не оправдывает каждой единичной меры, постановления или теоретического положения римской курии, как и не объявляет, что в стремлении к господству удельный вес апостольского начала был достаточно высок. Уже одна только глубокая и справедливая критика св. Бернарда, на которую постоянно приходится ссылаться, противоречит такому взгляду. Речь идет об основном принципе. И в том-то и состоит чудо Церкви, той Церкви, которая действовала также и в политике, что она одновременно произвела из своей среды Франциска и Доминика, Фому и Бонавентуру и связанные с их именами эпохальные движения, свидетельствовавшие именно о конкретной Церкви конкретной эпохи. А тот факт, что, с другой стороны, идея власти и тем более политика силы долгое время имели большее влияние, чем это было полезно евангельской духовной жизни, относится к совершавшейся в Церкви драме — драме божествен ной жизни, пришедшей в тварный мир, как и к несостоятельности вождей и членов Церкви. Только Церковь, состоящая исключительно из святых в специфическом смысле слова, была бы в состоянии избежать постепенного ослабления. Но Церковь, предсказанная в Евангелии ее Основателем, не выглядит такой. Элементы, изначально данные ей для роста, из которых исторически выросло средневековье, дали возможность средневековой Церкви развиться; но за эту возможность неизбежно пришлось расплачиваться.

б) Взятое в целом, историческое развитие Церкви от ее сердцевины до иерархической верхушки происходит, начиная с самого зарождения средневековья, через раннее средневековье к высокому, с удивительной внутренней последовательностью. Таким образом, общие оценки, выраженные в заглавиях параграфов и особенно во вводных главах к крупным разделам, вполне оправданны. Но эти основные течения — еще не все. Всегда нужно видеть все препятствия, которые им приходится преодолевать. Многообразие противоборствующих сил велико, и все они поразительно упорны. Огромная тема, стоящая в центре истории средневековой Церкви (соседствующая и пересекаю щаяся со многими другими) — это проблема соотношения Церкви и государства, прежде всего — в особой форме инвеституры. Как мы уже видели, эта проблема, касающаяся независимости Церкви от крупных или менее крупных политических сил, не была решена в героической борьбе григорианской реформы против Генриха IV и Генриха V. Решающее и в то же время фатально трагическое обстоятель ство состоит в том, что при изначально заданном слиянии церковного и государственного начал никакое принципиальное решение проблемы не было возможно.

Хотя наследник Генриха V, Лотарь Саксонский (1125_1137) и добивался у папы Гонория (1124_1130) утверждения своего избрания, хотя он и вел, как конюший, под уздцы коня Иннокентия II, папы времен св. Бернарда, но на деле он самовластно раздавал епископства (например, крупное Миланское епископство) и аббатства (например, Монте-Кассино), и Бернарду Клервоскому и Норберту Ксантенскому стоило большого труда убедить его радикально отказаться от своих требований.

2. События развивались так, что прежняя борьба между imperium и sacerdotium могла показаться лишь бледным прообразом наступающих бедствий. Конфликт перерос в настоящую борьбу за существова ние, которая с падением Штауфенов закончится, но все же глубоко поколеблет специфически средневековое положение папства.

а) Многочисленные описания и изображения этой борьбы стали настолько нам привычны, что возникает опасность недооценить ее разрушительную силу. Определенное напряжение между представи телями обеих сил существовало всегда. Даже и более глубокие размолвки не обязательно несут в себе зло. Но историческая борьба императора и папы в XII_XIII вв. значила нечто большее: она потрясла основы общественной структуры Запада. И произошло это из-за все возрастающих притязаний обеих сторон: политических — со стороны папы, церковных — у императоров. Снова вставал неразрешенный вопрос об их размежевании и недостаточно определенном согласова нии интересов, которое должно было бы дать «каждому свое», вместо того чтобы соперники тайно или явно стремились подчинить и превзойти друг друга, как это было в действительности.

То, что такое различение функций, как и сама возможность решения вопроса не являются неисторичной фантазией нашего времени, доказывают высказывания Героха Райхерсбергского († 1169 г.), чьи взгляды были восприняты английским епископатом. Он защищает свободу и самостоятельность папы как наследника Петра и наместника Христа против злоупотреблений со стороны императора, желающего превратить его просто в жреца. Одновременно он отвергает и злоупотребления противоположного свойства. Папа имеет право только на духовный меч. Притязания папы на сосредоточение в своих руках светской политической власти он, подобно Бернарду и даже более резко, отвергает как произвол курии. Таким образом, для него речь идет не о подчинении, а о согласовании. Верховенство религиозной и церковной сферы для Героха несомненно, но не служит основанием для требования подчинения ей сферы политической.

б) Со стороны Церкви посланническое и властное самосознание папства уже было не личным свойством отдельных пап, но реальностью внутри «григориански» ориентированных кругов в Риме, Италии, Франции, Англии, в крупных орденах (кроме имперских аббатств), а также в Германии. Начиная с середины столетия императорское (штауфенское) властное самосознание тоже возросло; теперь его можно охарактеризовать как идейное обоснование штауфенских стремлений к «мировой монархии», т. е. как попытку вернуть себе полноту политической и церковной власти Карла Великого. Существенной поддержкой этому были новые представления о достоинстве императора, исходившие из Болоньи. Барбаросса был полностью с ними согласен. Папская курия, естественно, оказалась с подобными взглядами в резко враждебных отношениях.

в) Во время своего первого похода на Рим в 1154/1155 г. Барбаросса был коронован папой Адрианом IV в императоры, но не исполнил своего обещания оказать помощь против наступающих с юга норманнов. Папе пришлось признать Вильгельма I (сына Рожера II) и пожаловать его леном. Это было началом конфликта с императором. Он перерос в острую вражду на имперском совете в Безансоне 1157 г., где посол Адриана, канцлер Римской Церкви кардинал Роланд (Бандинелли, будущий Александр III), употребил по отношению к императору такое двусмысленное выражение, как beneficia папы, которое советник и канцлер императора Райнальд Дассельский перевел как «лен». На возмущение собрания Роланд ответил встречным вопросом, от кого же император получает свою корону, как не от папы²⁸⁷.

В опубликованном тогда же манифесте о событиях в Безансоне Барбаросса отвергает выдвинутый папой тезис, что корона императора является папским леном, как противоречащий Божьему повелению, согласно 1 Петр 16 слл. К великому разочарованию Адриана весь немецкий епископат встал на сторону императора. Папа вынужден был в своей знаменитой декларации от 1158 г. (о различии между понятиями «beneficium» и «лен») пойти на попятный. Здесь речь шла о политическом вопросе, в котором Адриан напрасно пытался подкрепить свою точку зрения посредством учительного авторитета.

Однако чрезмерные притязания императора на имперском совете в Ронкалье близ Пьяченцы в следующем (1158) году и их осуществле ние в Германии, Ломбардии и Церковном государстве усилили конфликт между папой и императором. В разгар подготовки к отлучению императора Адриан внезапно скончался. Разрыв был только отсрочен.

3. а) Теперь христианский мир в неведомых доселе масштабах столкнулся с проблемой антипап. Уже первые после смерти Адриана выборы создали спорную ситуацию. Большинством был избран тот самый кардинал Роланд (Александр III, 1159_1181), незаурядная личность, знаток обоих прав, преподававший в Болонье²⁸⁸ , способный стать достойным противником могущественному Барбароссе. Впротивовес ему имперское меньшинство назначило своего папу Виктора IV (1159_1164), первого из четырех антипап²⁸⁹. Началась схизма, длившаяся 17 лет. Папы взаимно отлучали друг друга. Александр III отлучил императора и освободил подданных от повиновения ему: картина, свидетельствующая об ужасающем хаосе. Правда, отлучение не имело уже такого действия, как прежде. Несмотря на упоминавшиеся посягательства императора на церковную сферу, так же как и на последующие серьезные нападки его сына, Генриха, на Церковное государство, немецкие епископы оставались на стороне Барбароссы. Это подтвердилось и позднее, когда Урбан III (1185_1187; спор за тосканские владения и захват Трира) безуспешно пытался мобилизовать немецких епископов на борьбу с императором. Вместе со всеми этими взаимными отлучениями и антипапами в ход были пущены такие средства и методы, которые неизбежно должны были нанести ущерб Церкви. Когда Александр бежал во Францию, на его сторону встали Испания, Венгрия, Норвегия и великие ордена. Англия (хотя и не признавая антипапу) придерживалась императора. Наметился серьезный конфликт, которому впоследствии предстояло вспыхивать заново в различных проявлениях до тех пор, пока он — после перемещения политического центра тяжести во Францию — не завершился великой западной схизмой.

Конечно, это, к счастью, еще в очень малой степени походит на то, что станет реальностью в XIV в.; к схизме примкнули не слишком многие, антипапа был признан только в области, подвластной императору. Но первые начатки, при том как развивались события, имеют особенное значение.

б) Сначала преимущество было на стороне императора. В 1167 г. он победил Рим. Но папа нашел союзников. Уже в том же 1167 г. чума нанесла серьезное поражение императорской армии и уничтожила лучшего из военачальников Барбароссы, Райнальда. Огромное значение имел союз с процветающими городами Ломбардии, которые вновь почувствовали угрозу своей независимости от империи. После безрезультатной осады крепости этих союзников — Алессандрии (1174 г.), Барбаросса потерпел поражение в битве при Леньяно (1176 г.). Он заключил в Венеции с папой мир (1177 г.), в результате чего антипапа Каликст III вернулся в свое аббатство, а император отказался от своих претензий на имперскую власть над Римом, следовательно, и над папой, которому, тем не менее, уже дважды приходилось бежать от военной силы императора (один раз во Францию, другой — к норманнам в Беневент). Папство победило. Правда, и эта победа прояснила положение пап лишь отчасти — в Германии Фридрих почти не изменил своего образа действий, а в Риме папа теперь был вынужден один справляться с «демократическими» силами, что выходило за пределы его возможностей. После этого произошло новое наступление Барбароссы. Его итальянская политика, кульминацией которой был брачный союз Генриха с Констанцией, сицилийской наследницей, усиливала расхождения с папством. При Урбане III (1185_1187) была даже угроза новой острой вспышки войны. Однако бедственное положение Святой земли, уступчивая политика Григория VIII (1187г.) и Климента III (1187_1191), а затем и сам крестовый поход обеспечили примирение. После победы при Иконии в 1190 г. император нашел свою смерть в реке Салеф в Киликии.

4. а) Официальное обоснование притязаний обеих сторон, Вормсский конкордат 1122 г. представлял собой компромисс и давал повод для неточно определенных и недостаточно обоснованных требований. За ним стояли требования, которые официально не были удовлетво рены, но от которых отказываться не собирались. Положение усугублялось тем, что самосознание обоих партнеров, как мы слышали, значительно возросло. Снова и снова основным вопросом ревностной конкуренции был следующий: церковная иерархия, включая папу, была не только духовной величиной, но одновременно и носительницей политической силы. Папе принадлежало Церковное государство, но в одиночку он не мог его защищать. Епископы (также значительная их часть в Северной Италии) были наделены имперским имуществом, и император, естественно, требовал от них выполнения принятых ими юридических и экономических обязательств по отношению к государству.

Вместе с тем развивалась и идея политической власти императора. Даже если согласиться с мнением, что уже в основе каролингской и оттонской имперской идеи лежали те же представления, что теперь у Штауфенов, едва ли можно отрицать, что они развивались гораздо более изолированно, их требования выразительнее и более резко, чем прежде, были сформулированы юридической наукой. «Реформация империи» и восстановление «имперской чести» определяли границы устремлений императора. Но сверх этого Барбаросса открыто добивался такого политического и церковно-политического положения в империи, в имперской Италии (ломбардские города) и в Церковном государстве, которое было при Генрихе III, т. е. задолго до Вормсского конкордата.

б) В резко секуляризированной идее империи слились воедино спорные тенденции. Прежде они, может быть, неправомерно, назывались «языческими». Но вряд ли можно отрицать, что их полная реализация означала бы угрозу папскому примату, что собственно и происходило после Пиппина, когда церковный примат оказался увязан со специфически средневековым характером власти. Против этой угрозы папство по праву протестовало.

Ученые-правоведы Болоньи выдвинули, исходя из римско-визан тийского права, смелые положения, которые не оставляли места для независимости Церкви. Райнальд Дассельский высказывался радикально. Правда, трудно установить, насколько имперско-автократи ческие взгляды Райнальда разделялись самим императором; но что они не были ему совсем чужды, говорит имеющая символическое значение канонизация его отдаленного прототипа — Карла Великого — одним из антипап, Пасхалием III (1164_1168). То, что из-за своего поражения при Леньяно и внезапной смерти на Востоке ему не удалось добиться реального цезарепапистского господства над Церковью, не означает, что он к нему не стремился.

в) Императорские права, которые Барбаросса провозгласил на имперском совете в Ронкалье (1158 г.) (они были разработаны болонскими учеными юристами), имели непосредственно политическую цель: восстановление власти императора в имперской Италии (ликвидация независимости городов Ломбардии, которая сложилась в связи с церковно-политической борьбой; возвращение себе регалий, которыми были пожалованы итальянские епископы). Сообразно с силами, участвовавшими в конфликте, эти требования должны были сильнейшим образом отразиться как на церковной, так и на церковно-политической ситуации. Практически император добивался как можно более полной инвеституры. Поэтому за инвеституру епископов регалиями он требовал от них ленной присяги в имперской Италии точно так же, как в Германии. Поскольку он также претендовал на верховенство над Римом и Церковным государством, в его владычестве над Северной Италией курия должна была усмотреть серьезную угрозу свободе своих действий и недопустимый возврат к временам борьбы за власть над Церковью. Политическая свобода становилась предпосылкой духовного и иерократического властного статуса папы.

Еще большую угрозу для курии стали представлять планы Фридриха, когда в результате брака его сына с Констанцией Сицилийской (1186 г.) Церковное государство оказалось в окружении. Заявления Райнальда Дассельского не оставляли никаких сомнений относительно конечной цели. Несомненно, отклонение Барбароссой требований Адриана²⁹⁰ с указанием на то, что признание суверенитета папы над Римом свело бы его императорскую власть над этим городом к чистой формальности, непосредственно открывает всю проблематику средневековой императорской идеи, содержание которой никогда не находило ясного определения. Но при всем преувеличении иерократического начала остается неопровержимым одно: притязание папы на полную независимость духовной сферы, которая была недостижима без независимости политической.

Поскольку, как уже было сказано, обе эти величины находились в остром процессе саморазвития и самоосознания, трения не могли не перерасти в жизненно опасные столкновения.

г) Барбаросса, соответствовавший идеальному образу короля рыцарской эпохи, лично никоим образом не был враждебен Церкви. При своей первой поездке он освободил Рим и папу от Арнольда Брешианского. После того как юношей он участвовал во Втором крестовом походе, Барбаросса с религиозной преданностью возглавлял вместе с королями Франции и Англии Третий крестовый поход (где теперь уже он, а не папа — ср. § 49, — явился вождем Запада). Но здесь речь идет об основном вопросе — власти.

Самыми важными для истории Церкви остаются, конечно, два момента: первый, что справедливая защита своей независимости при существующей расстановке сил, к сожалению, вынуждала папство защищать духовные и церковные интересы средствами другого, чуждого порядка; средства, которыми защищали достояние Церкви, угрожали ее чистоте. И второй: спор между светской и церковной властью настолько перерос в борьбу за главенствующее положение, что уже не мог быть закончен без поражения одной из сторон. Именно в нем становится очевидной вся трагичность ситуации, которая, как уже было сказано, должна будет и действительно завершится поражением империи одновременно с решительным и роковым ослаблением папства.

5. а) В Англии претензии короны также возросли настолько, что это вызывало протесты и ответные действия Рима. Король Генрих IV (1154_1189) успешно старался извлечь пользу из спора императора с Адрианом IV. Он продолжил эту игру во времена борьбы антипап, поставленных Барбароссой, с Александром III. Возможность отпадения от Рима и перехода к антипапе ставила его в политически благоприятную ситуацию, которую он и использовал. Его требования в Кларендоне (1164 г.) о восстановлении «древних обычаев» в области церковного управления простираются очень далеко. Они содержат элементы, требующиеся как для того, чтобы поставить Английскую Церковь в полную зависимость от короны (назначение епископов, их ленная присяга, более активное использование доходов от вакантных епископств), так и для того, чтобы сильно затруднить связь Английской Церкви с Римом и даже применение папой интердикта и экскоммуникации.

В сущности, таким объемом власти фюрсты пользовались лишь над предраннесредневековой, «свободной от Рима» территориальной церковью. Для этой цели категорически отвергается достигнутое с тех пор церковное влияние Рима: апелляция к Риму запрещена; клирики по всем светским вопросам подлежат светскому суду; выбор епископа зависит от короля, которому епископ должен принести ленную присягу и присягу верности. Генрих выражал готовность на теоретический, но не на практический отказ от всего этого. (Жертвой борьбы стал Томас Бекет, архиепископ Кентерберийский, непреклонно выступавший за права Церкви²⁹¹.)

б) Если учитывать все сопротивление, оказываемое папе мелкими итальянскими политическими образованиями (Сицилия), а также внутриримскими политическими силами, то нужно будет признать, что политическое главенство Рима в начале высокого средневековья существовало еще в очень ограниченном смысле.

И все же наш основной тезис о верховенстве папы в этот период правомерен. Развитие протекало последовательно в соответствии с превосходством религиозной идеи над политической. Коренное преобразование мира в соответствии с этой религиозной идеей стало возможным благодаря самоотверженному служению Бернарда, Франциска, Доминика, Бонавентуры и Фомы на благо Церкви, руководимой папой (внешним выражением этого стала почти неправдоподобная плодотворность готики).

Здесь мы снова сталкиваемся с упорным сопротивлением мирской власти. И тем не менее анализ взаимодействия сил дает право на следующее суждение: в этой ставшей неизбежной борьбе империя должна была проиграть; она была ориентирована на старое имперское право (не забудем и о римско-византийском влиянии). Барбаросса и его наследники — Генрих VI и Фридрих II — пришли «слишком поздно». Со времени Григория VII и «окончания» борьбы за инвеституру (§ 48) политическая и церковно-политическая сила папства, напротив, весьма возросла; мысль о его превосходстве уже стала существенной составляющей западного сознания; по отношению к такому папству для империи было уже решительно невозможно занять позицию Оттонов и Карла Великого.

К тому же, Запад уже не был единым (в смысле универсальности). Образование «национальных» различий продвинулось далеко вперед, в особенности благодаря тяготеющей к единому центру королевской власти во Франции ²⁹². Серьезная недооценка реального положения вещей проявилась в словах канцлера Барбароссы Райнальда Дассельского, который заявил, что рядом с его господином все прочие фюрсты — только провинциальные царьки («reguli»). Тем же духом порождены слова: «Император может жаловать папство так же, как епископство своей империи».

в) В 1179 г., во время некоторого затишья, за два года до своей смерти Александр III созвал XI Вселенский (III Латеранский) собор, который снова стал выражением воли папства к независимости. Его главный интерес был сконцентрирован на вопросе о свободе выборов папы. С той поры для законности избрания требовалось большинство в 2/3 голосов; император (или, скажем, римский клир или народ)боль ше вообще не упоминался. Соответствующее правило действует и по сей день, с незначительными дополнениями, внесенными Пием XII.

6. а) После смерти Барбароссы (1190 г.) положение папства стало прямо угрожающим. До этого угроза для Рима исходила только с севера. Воинственные норманны на юге, с которыми папы до григорианской реформы активно воевали, при Григории VII и Урбане III стали опорой и защитой пап, которые ревниво заботились о том, чтобы воспрепятствовать образованию единого норманнского государства. Но благодаря соглашению с Вильгельмом I 1154 г. теперь это все-таки произошло. Новый император, могущественный, гениальный Генрих VI, через брак с Констанцией стал также и господином норманнского королевства обеих Сицилий, т. е. обрел власть и над Южной Италией. При этом он обладал в Германии значительной и вполне реальной властью. Еще при жизни своего отца Генрих захватил Церковное государство. Теперь он произвел решительное изменение церковно-политической роли Сицилийского королевства. Сицилия оказалась под непосредственной властью немецкого короля: впервые в истории папство, и соответственно Церковное государство, видит себя в опасном окружении владений императора (Германия, Верхняя Италия, Южная Италия). Воспрепятствовать возникновению этого кольца или разорвать его стало с тех пор и вплоть до ХVI в. главной целью пап и Франции, в то время как замкнуть его — целью немецких властителей.

б) После политической победы над Танкредом Сицилийским и английским королем Ричардом Львиное Сердце (который был вынужден признать свою страну леном империи), т. е. после того, как Генрих в Палермо стал королем Сицилии и после его отказа принести папе ленную присягу за Сицилию, полная зависимость папы от Генриха казалась лишь вопросом времени. Создавалось впечатление, что могущество, планы (наследственная монархия!) и энергия Генриха исключали возможность спасения. Еще более бесцеремонно, чем его отец, он повсюду посягал на инвеституру. Он чувствовал себя полновласт ным хозяином Церкви, так же как и (беспокойного в политическом отношении) Рима и Церковного государства. Генрих захватил епископские кафедры в Германии, Северной Италии и Сицилии. Если в VIII в. папе угрожала опасность превратиться в епископа лангобардов, то теперь открылась неприятная возможность сделаться имперским епископом.

Внезапная смерть в 1197 г. молодого короля, которому исполнилось только 32 года, изменила все. Его наследнику, будущему Фридриху II, было всего 3 года. Настоящим преемником Генриха стал Иннокентий III (Ranke). Крупных противников у него не было.

Папство оказалось свободным. Теперь могла быть достигнута вершина средневекового папского владычества — понтификат Иннокентия III.

в) Связь Сицилийского королевства с имперской властью создавала этому папе источник военной угрозы на протяжение всей его жизни. Мы увидим, какое противодействие со стороны Германии, Англии и Южной Италии должен он был преодолевать, осуществляя свое дело, и сколь малого он, несмотря на это, смог в конце концов достичь. Мы увидим, с какой последовательностью из его понтификата вырастала война пап против Штауфенов — война на уничтожение. Однозначным будет поражение империи; но не победа папства или всей Церкви, ибо победа эта была куплена ценой невозместимой потери такого партнера, как вселенский император. Оказалось, что универсальный церковный и политический мир христианского Запада, непосредственно возглавляемый папой, опирающим ся на «императора», который не более чем рука, держащая меч во благо Церкви, после слишком поверхностного успеха Иннокентия III стал всего лишь утопией.

§ 53. Иннокентий III — глава христианского Запада

1. Со времен Григория I самосознание средневековой Церкви зиждется на двух столпах: господстве нам миром и бегстве от мира; их сосуществование отнюдь не всегда было мирным, доходя порой, мы уже это видели, до противостояния в качестве взаимоисключающих начал: с одной стороны, «господство над миром» через власть земной Церкви, с другой — бегство от мира, которое утверждается посреди мира при помощи своих претензий на господство.

Если вообще можно говорить о реальном соединении этих элементов, то наиболее яркое выражение оно находит в личности и деятельности человека, наиболее блестящим и чистым образом осуществив шего программу Григория VII и ставшего самым могущественным папой средневековья. Речь идет об Иннокентии III (1198_1216). Он провозглашает всемогущество папской власти (§ 55), он повелевает миром; его преемники в течение почти столетия руководят жизнью Запада во всех серьезных вопросах. Но невероятная полнота власти, которую он величественно принимал в полном осознании своего Богом данного и в подлинном смысле слова сверхчеловеческого достоинства²⁹³, имеет в своей основе острое чувство ответственности; это же чувство побуждает его отрываться от дел власти и управления, которые так часто учат его презирать мир, чтобы предаться созерцанию. Он был религиозным человеком не только потому, что время вынужденного бездействия при своем предшественнике Целестине III (отстранившем его от участия в делах курии²⁹⁴) посвятил написанию религиозных сочинений. Необходимо увидеть в нем религиозную природу носителя власти как такового. То, что в своей жалобе Вальтер фон дер Фогельвейде («Увы, папа слишком молод, помоги, Господи, своим христианам») не заметил именно религиозной ценности единодушно избранного 37-летнего папы, в конце концов стало общепризнанным. Иннокентий III — не только папа Бедняка из Ассизи (§ 57), на которого он возложил миссию восстановить разрушающуюся, несмотря на все ее великолепие, Церковь. В решениях Латеранского собора 1215 г. он определяет для Запада полную программу религиозных реформ.

Иннокентий — необыкновенно одаренный, необыкновенно образованный и необыкновенно работоспособный человек, с натурой подлинного повелителя вселенского масштаба: вершина средневековья.

2. Политическое положение пап уже не раз вплотную приближалось к далекой цели, некогда поставленной Григорием VII. Полностью достиг ее только Иннокентий III. Для него центральной идеей программы тоже была «свобода» Церкви, и именно, свобода от светской опеки. В этом он видел преимущественное условие осуществле ния истинной иерархии ценностей в мире и правильного развития церковной жизни.

Аутентичное понимание содержания и значения этой идеи и ее применения можно обрести только исходя из характера средневеко вья. Они максимально далеки от спиритуалистической разжиженно сти: Церковь зрима и существует в посюстороннем. Она — «imperium», а папа — император. Ему дана всякая власть (так же как Петр обладает властью вязать и решить на небе и на земле) не только во всей Церкви, но и во всем круге земном: Иннокентий III «осуществил королевскую власть пап» (Tьchle). Однако при таком взгляде на первый план выступают зримые средства духовного управления — наказание через отлучение и интердикт, причем употребляемые с легкостью, которая кажется нам почти непостижимой, но которая вместе с тем означает, что кульминационный пункт близок и, возможно, уже недалек решающий поворот (действительно, в то время как синтез власти, господства и христианского служения, уже сам по себе сверхчеловечески трудный, подвергается все более серьезному испытанию, чрезвычайно возрастает опасность, исходящая от политики, права и денег).

а) Основой политической силы папства была свобода в Италии. Сразу после интронизации Иннокентий III поставил себе двойную задачу: вновь укрепить власть папы в Церковном государстве, в Риме и в Нижней Италии, ослабевшую вследствие посягательств Генриха VI (он восстановил Церковное государство в его наибольшем объеме, включив в него и области, прежде принадлежавшие империи²⁹⁵) и расторгнуть союз между Германией и Южной Италией. Эта вторая цель также была достигнута. Выполняя желание умирающего Генриха VI (который прежде пытался склонить папу к признанию его наследственной монархии и союза Сицилии с Германией), его вдова Констанция признала папское владычество над Сицилией, просила о пожаловании леном и отказалась от тех церковных прав, которыми пользовались обладатели короны со времен Урбана II. Констанция умерла на год позже Генриха (1198 г.), опекуном Фридриха, которому тогда было четыре года, она назначила Иннокентия: перед папством открывались широчайшие возможности.

б) В пагубной для Германии борьбе между Штауфенами и Вельфами за наследование престола Генриха VI папа сначала держался нейтралитета, но затем стал претендовать на право решающего голоса. Свои взгляды на права папы и претендентов Иннокентий изложил в собственном сочинении. Позднее, приняв сторону Оттона IV Вельфа и даже отлучив его противника от Церкви, он сделал не лучший выбор. Действительно, Оттон — с его драматической переменой убеждений— после убийства своего противника Филиппа Швабского (1208 г.) стал более опасным, чем Штауфены, нарушив обещания, данные папе. Правда, позднее, опять сменив взгляды, он возобновил (и даже расширил) свой торжественно провозгла шенный перед папой полный отказ от инвеституры и обещание относительно Церковного государства и Сицилии. Но после коронации он снова не сдержал своего слова (поскольку фюрсты не согласились с его обещаниями); он даже попытался вновь завоевать Сицилию. Таким образом, Иннокентию пришлось отлучить от Церкви бывшего своего кандидата. Немецкие фюрсты оставили Оттона и объявили Фридриха, наследника Сицилии, будущим императором.

Именно это стало поворотным моментом, определившим будущее развитие событий: ведь при тех задатках, которыми обладал Фридрих, неизбежно должны были возродиться (хотя и в измененной форме) планы Генриха VI на мировое господство, а вместе с тем и непосредственная угроза независимости папства.

Папа согласился с выбором после того, как Фридрих торжественно обещал не присоединять свои южноитальянские наследственные владения к немецкой короне и отказался от прав, которые признавал за немецким королем Вормсский конкордат (Золотая булла Эгера 1213 г.).

в) Иннокентий одержал верх как верховный правитель и над ненадежным королем Англии Иоанном Безземельным (1199_1216). Поначалу он из чисто политических соображений²⁹⁶ терпел церковные претензии Иоанна, затем произошла ссора из-за совершившегося в Риме избрания кардинала Стефана Лангтона (бывшего прежде долгое время магистром в Париже) архиепископом кентерберий ским. Когда король отказался признать этот выбор, Иннокентий сломил его сопротивление при помощи угрозы интердикта (1209 г.), экскоммуникации и низложения (1212 г.). Наряду с этим Иннокентий использовал чисто политические средства: с его согласия некоторые английские бароны предложили корону французскому престолонаследнику Людовику. Эта опасность заставила Иоанна подчиниться папе, который, в свою очередь, запретил французам войну против Англии. Англичане подчинили (1213 г.) Англию и Ирландию папе (с ежегодной податью в тысячу марок серебром), а потом приняли их вновь в качестве лена²⁹⁷.

Таких же успехов Иннокентий достиг в Испании и Португалии. Идеалы Григория VII были осуществлены: папа господствовал над всем Западом.

Непоколебимо последовательным образом действий и наложением интердикта на целую страну (1198 г.) Иннокентий, наконец, одержал верх и над французским королем Филиппом Августом, желавшим расторгнуть наскучивший ему брак. Правда примирение короля со своей супругой Ингеборг, с которой он сочетался браком в 1193 г., произошло только в 1213 г.

г) При всем том нельзя забывать, что этот универсально мыслящий и действующий папа защищал далеко не одни только интересы возглавляемой им всемирной Церкви. Иннокентий одновременно раскрывает себя в использовании растущего «национального чувства» итальянцев (если считать это выражение уместным применительно к той эпохе), воспринимавших уничтожение немецкого владычества как собственное освобождение, сознавая себя итальянским князем. Такая позиция очень скоро (приближающийся Ренессанс) станет основной чертой всей политики Италии, как теперь — папской курии²⁹⁸; она окажет решительное влияние на условия внутренней (религиозной и общекультурной) и внешней (церковно-политической) жизни Церкви.

Крестовые походы также были одной из забот Иннокентия III, он даже думал сам встать во главе похода как «подлинный император». Замыслы крестового похода (пользовавшиеся равным благоволением Церкви) Иннокентий распространял и на миссионерскую деятельность на северо-востоке (Лифляндия; епископ Альберт Рижский).

Неудачным было учреждение в Византии Латинской империи, которое после завоевания города в 1204 г. активно подавляло греческие традиции. Это пагубное предприятие отравило отношения между Востоком и Западом на века.

3. Завершением этого самого блестящего в истории Церкви понтификата и одновременно мощным внешним выражением церковно-го сударственного универсализма папства на Западе стал IV Латеранский собор 1215 г. Духовенство (около 1300 участников, в том числе и с Востока) и светские главы всего Запада собрались здесь под председательством папы — очевидное доказательство осуществления «civitas christiana» на Западе, Церкви как подлинно всемирной империи, в которой вся полнота власти объединена в руках папы.

а) Наряду с планами крестовых походов Иннокентий поставил задачу «реформы Церкви». Когда речь идет о реформе Церкви, нельзя представлять себе одни только незначительные недостатки. Прежний ход истории, к сожалению, дает нам немало примеров того, какими тяжкими болезнями могут быть поражены самые разные области церковной жизни. О периоде, непосредственно предшествовавшем данному, мы имеем резкие высказывания св. Бернарда. В XIII в. Европа была уже наполнена жалобами на неапостольскую жизнь иерархии. Жизнь и программа св. Франциска показывают, насколько глубоким, по его мнению, должно было быть подлинное обновление. В его лице реформа, которую призван был подготовить Латеранский собор, была уже на пути к осуществлению: в 1200 г. Франциск Ассизский впервые предстал перед Иннокентием III. Здесь мы снова видим невероятно выразительный пример синтеза, осуществляющегося в Церкви: папа, повелевающий миром, и беднейший святой Церкви стремятся к одной и той же цели — христианскому обновлению Церкви.

Разумеется, личная встреча и поддержка, оказанная Иннокентием делу св. Франциска, имевшая такое влияние на историю, еще не говорит о значительном влиянии идей Poverello [ит. Бедняк] на церковно-политическую концепцию папы. Но обе эти реальности сообща служили Единому Господу, — и уже сам этот факт говорит об их подлинном единении.

б) Конкретные итоги IV Латеранского собора: догматически утверждено учение о пресуществлении²⁹⁹; запрещено создание новых Орденов; вновь создающиеся общины должны руководствоваться апостольскими правилами; дано предписание о генеральном капитуле. Наложены ограничения на епископскую индульгенцию, издается запрещение облагать церковное имущество новыми государственными налогами без согласия папы, определены строгие меры против еретиков, особенно катаров. Наиболее показательно для оценки религиозного уровня в папской Европе того времени требование исповеди и причащения хотя бы раз в год: как далеко это от единой, питающей все и вся, духовной жизни.

§ 54. Фридрих II. Конец Гогенштауфенов

I. Культурные и политические предпосылки

I. Последним значительным представителем Гогенштауфенов был Фридрих II (1212_1250), личность гениальная, но вместе с тем и фантастическая. Против него папству снова пришлось отстаивать «свободу» Церкви.

С Фридрихом мы вступаем в эпоху, которая во многих отношениях кажется уже принадлежащей Новому времени. Атмосфера, в которой теперь ведется борьба, — уже не замкнутая атмосфера христианства XII в. Упоминавшиеся выше зерна распада уже оказали свое действие. Наметившиеся сдвиги социального, политического и церковного сознания теперь заявляют о себе все более широко, да и некоторые моменты идеологии Фридриха уже едва ли могут быть названы христианскими; его мировоззрение ясно говорит о серьезном внутреннем разложении культурного единства высокого средневековья.

Вынося суждение об этом последнем акте трагедии высокого средневековья, нужно именно здесь, когда силы, на которых зиждилось средневековье одерживают гибельную победу, учитывать роковое сплетение противоположных влияний. Давая оценку одностороннему развитию взглядов Фридриха, мы должны помнить о том, в каком трагическом противоречии с притязаниями папства постоянно оказывалось крепнущее сознание законности претензий самостоятельного государства.

2. Имперская идея Фридриха II носила двойственный характер; поэтому ей суждено было погибнуть. С одной стороны, он придерживался унаследованной от Барбароссы концепции, требующей единой имперской власти, управляющей в числе прочего и Церковью. С другой стороны, он был приверженцем той имперской идеи, которая была ориентирована в новом «национальном» духе. (а) В своем послании к королям Англии и Франции он отказывался от универсализма государства; каждый князь должен печься о собственной стране. (б) Сам он предпочитал жить в своем Сицилийском королевстве (образцово организованном и управляемом им самим; первое новое, абсолютистское чиновничье государство и одновременно первая значительная попытка политического устройства на светской основе). (в) Германию же он предоставил преимущественно опекунам своего сына. Это решительным образом способствовало росту независимости отдельных — как церковных, так и светских — областей империи, а значит, ослабляло центральную власть: statutum in favorem principum [постановление в пользу князей] 1231г. К растущей территориальной власти церковных князей прибавилась растущая секуляризация. И то, и другое стало (вместе со своими последствиями) подготовительным этапом к новой, пока еще отдаленной эпохе, в конечном счете — одной из предпосылок успеха Реформации.

3. Здесь снова необходимо провести различие между историческим осуществлением заранее заданных принципов развития и личной несостоятельностью. Фридрих только легализовал существующие отношения, которые, развиваясь автономно, обернулись затем против права верховной власти императора. Сохранение универсальной империи было бы возможно только в союзе с папством. Но поскольку основные концепции обеих сторон не совпадали или были несовместимы, губительная борьба с неизбежностью привела к ее распаду.

Долгая, жестокая, а порою даже беспощадная борьба, которую Фридриху пришлось вести с папством, грубо утрированная подача его образа в литературной полемике, вспыхнувшей после повторного его отлучения в 1239 г. (кем бы его ни представляли — императором - мессией или закоренелым еретиком), все это привело к тому, что некоторым аспектам его мысли стало придаваться преувеличенное значение, а сам он стал восприниматься как враг Церкви и даже язычник. Это ошибочное мнение, навеянное стереотипами современного ему мышления. Фридрих умер, облаченный в цистерцианскую рясу, и принял предсмертное Причастие из рук архиепископа Палермского.

И все же нельзя игнорировать в нем черты современного ему синкретизма. Многое, конечно, можно отнести на счет жизненно опасной ситуации борьбы, но наиболее существенные свойства его личности имеют более глубокие корни. Его жизнь сама по себе была практичес ки внерелигиозной или, лучше сказать, безразличной в церковно-хри стианском отношении. В том, что заставляло современников взирать на него с восхищением как на «Stupor mundi et immutator mirabilis» [оцепенение миру и удивительного творца перемен] и поражало их в нем как новое и необычное, сталкиваешься и с опасными формами выражения. Христианские богословские формулировки, в которых он необычайно ярко выражал свое высокое самосознание и сообщал миру свои указы, были для него не более чем средствами достижения политической цели. Он жил в Сицилии, «обетованной земле смешения религий», в окружении пышной нехристианской арабской культуры. Этим он привнес в культурную и религиозно-нравственную жизнь Запада опасные зерна будущего разложения. Эти элементы тогда еще не могли прочно укорениться: то была, несмотря на все сказанное, эпоха, когда христианский Запад торжествовал свой высочайший триумф, находящий выражение в таких явлениях, как нищенствующие ордена, расцвет богословия, кафедральные соборы.

Обширная тема «Фридрих II» вновь раскрывает нам, и с особенной наглядностью, наиболее существенную черту всякого исторического явления — его сложность. История всегда многопланова, и отнюдь не все ее течения параллельны.

II. Борьба

1. Борьба Фридриха с папой, переросшая в смертельный поединок, была не столько следствием принципиальной несовместимости «мировоззрений», сколько политическим результатом чрезмерности претензий и представлений обеих сторон.

Фактически война стала неизбежной, потому что Фридрих не только не пожелал исполнить свое двойное обещание, но, напротив, (а) стремился присоединить Южную Италию к Германии, (б) постоянно откладывал обещанный крестовый поход. Правда, сначала он согласился со всеми требованиями Иннокентия относительно Сицилии (признание владычества папы, ленная присяга) и Германии. Но объединение в одних руках Сицилии с имперской державой было слишком заманчивой целью, а связь Фридриха с религией и Церковью слишком слаба. При следующих папах (с которыми он уже не был связан непосредственным союзом и личными заверениями, как с Иннокенти ем) он также старался обеспечить объединение Сицилии с империей как для себя, так и для своего сына.

Постоянным источником конфликтов с курией стал фактический отказ Фридриха исполнить свое обещание относительно крестового похода. С одной стороны, необходимость укрепления власти в Германии постоянно требовала его присутствия. Но неоднократная просьба об отсрочке исполнения клятвы и пропуск окончательно установленного срока начала похода плохо сочетаются с декларируемой Фридрихом ревностью о крестовом походе. Как дача, так и нарушение обещаний слишком явно служат средством достижения политических целей.

2. а) Старый папа Гонорий III (1216_1227) вел себя по отношению к Фридриху с большой осмотрительностью. Следующий за ним Григорий IХ (1227_1241) по энергии, таланту правителя и религиозной глубине приближается к великому Иннокентию, своему дяде³⁰⁰. Как человек он был подлинным «complexio oppositorum» [сплетением противоположностей], ярко выраженной религиозной натурой. Он понимал значение новых религиозных сил эпохи и необходимость сохранять их в Церкви в их своеобразии. Так он сделался помощником и покровителем цистерцианцев, начинаний Иоахима Флорского, св. Доминика, св. Елизаветы Тюрингской; он поддерживал религиозные движения мирян (так называемые третьи ордена). Но прежде всего, еще будучи кардиналом, он стал искренним другом св. Франциска. Григорий IX оказывал существенную помощь также университетам Тулузы и Парижа.

Но он был также папой декреталий и централизованной инквизиции, становящейся папской. Он сделался страстным борцом против Фридриха II, с которым, будучи кардиналом, он находил полное взаимопонимание (хотя и ничего не добился для Шестого крестового похода).

б) Когда Фридрих, — отправившийся, наконец, в крестовый поход, — вполне обоснованно пристал к берегу из-за начавшейся в войске крестоносцев чумы, папа дважды отлучил его от Церкви и наложил на место его тогдашнего пребывания интердикт. Фридрих ответил энергичными контрударами в Риме (восстание) и в Церковном государстве. Но затем он все-таки возобновляет крестовый поход. Иименно он, отлученный от Церкви, путем переговоров возвращает наиболее чтимые святые места. В Иерусалиме Фридрих сам венчает себя короной, претензии на которую считал обоснованными благодаря браку с наследницей последнего короля. В 1230 г. состоялось его примирение с папой. Но это была всего лишь передышка.

Планы императора угрожали независимости как Ломбардии, так и папства (Рим было намечено сделать резиденцией императора). Поэтому папа заключил военный союз с Ломбардией. В 1239 г. вновь последовали отлучение и низложение. На «общественное мнение» пытались влиять прокламациями. Позиция папы: император не держится правой веры; он — апокалиптический зверь, он назвал Моисея, Иисуса и Мохаммеда тремя всесветными обманщиками, он — предтеча антихриста. Императорская партия заявляет: папа действует как политический, а не религиозный лидер, он сам и есть антихрист. И Фридрих, которого поддерживают немецкий епископы и отчасти кардиналы, побеждает по всем направлениям, он начинает наступление на Рим. В это время Григорий умирает.

3. После одного ничем не примечательного понтификата и вакансии престола св. Петра в течение полутора лет папой становится Иннокентий IV (1234_1254). Он происходил из гибеллинской семьи. Сначала папа вел переговоры, казавшиеся многообещающими, но постепенно в нем растет недоверие к императору, так что при его понтификате и с его участием произошел решительный перелом в борьбе. Эта новая фаза противостояния значила для будущего много больше, чем прежние единичные столкновения между главами христианского мира. Она приобретает принципиальное значение.

а) Действия Фридриха: в ответ на отлучение, провозглашенное в Лионе (п. б), он проводит различие между «церковью» и папством, с одной стороны, и христианством, с другой; он начинает принципиаль ную критику иерархии, требуя от нее возврата к апостольской бедности. Такое требование звучало уже давно и в различных формах (вальденсы, § 56), в начале столетия его не только настойчиво выдвигал, но и совместно со своими братьями смиренно осуществлял св. Франциск. Теперь оно, ранее уже звучавшее в императорской публицисти ке как требование империалистическое, впервые было в принципиально увеличенных масштабах использовано в противостоянии двух глав Запада. Запомним это требование: ему предстоит стать ключевым для всей антицерковной критики позднего средневековья.

Конечно, Фридрих теоретически признавал духовное руководство папы, и его возражения против концепции папской светской власти сами по себе еще не означают принципиального нападения на Церковь. Но, с другой стороны, эти нападки так многочисленны, а искренность его заверений в правоверии настолько мало подтверждается фактами, что требования реформы со стороны императора по существу оказываются чисто пропагандистскими (так Seppelt).

б) Действия папы: он бежит во Францию (см. выше). В Лионе³⁰¹, на XIII Вселенском соборе (1245 г.), он отлучает немецкого императора от Церкви, обвиняя его в пренебрежении к церковному отлучению, в клятвопреступничестве, ереси, святотатстве и гонениях на Церковь, низлагает его, под страхом отлучения от Церкви запрещает оказывать ему повиновение, велит проповедовать против него крестовый поход и требует от князей новых выборов.

К сожалению, на самом соборе обнаружилось, насколько опасной может быть для Церкви слишком узкополитическая постановка задачи; он был малопредстав ителен и состоял в основном из испанских и французских епископов. Императорская партия с видимым правом могла отказаться признать этот собор. И тотчас была выдвинута канонистическая схема, которая вскоре нанесет Церкви огромный ущерб, хотя здесь она еще возникает как единичная акция: помимо теперешнего апеллировать к будущему папе и помимо теперешнего собора — к подлинно всеобщему.

в) Император теперь окончательно перешел в наступление: полновластие папы в светских вопросах полностью отрицается; критерием продолжения реформы становится апостольская бедность.

Этой категоричности соответствовала, к сожалению, чрезмерное теократическое превышение власти со стороны папы: главенство папы, по его мнению, проистекает не из Константинова дара, но непосредственно от Христа, который передал Петру оба Царства. Дарение Константина — лишь возмещение незаконно присвоенной собственности.

Ни посредничество французского короля Людовика, ни двукратное избрание антикороля не сокрушили могущество и волю императора. Нужно также сказать, что император делал значительные усилия, чтобы снять с себя обвинение в ереси и освободиться от отлучения (папа в конце концов уступил), как и то, что заговор против жизни императора и его сына Энцо, в котором принимали участие некоторые кардиналы и даже родственник папы³⁰², не мог способствовать устранению его недоверия.

В 1250 г. Фридрих, которому было всего лишь 55 лет, внезапно умер в Апулии. На смертном одре он примирился с Церковью.

Его сын, Конрад IV, умер в 26 лет уже в 1254 г. И снова опекуном несовершеннолетнего наследника Конрадина стал папа — Иннокентий IV. Неопределенность его позиции в вопросе Сицилийского королевства разрешилась с его смертью в том же году.

4. За всеми пагубными деталями этих столкновений и за всеми частными мнениями и требованиями соперников, где правота и неправота неотделимо присущи обеим сторонам, нужно уметь видеть одно: трагедию борьбы, в которой основные силы христианского средневековья взаимно ослабляли друг друга, безоглядно расточая драгоценные сокровища веры и истины. То, что столь убедительная в религиозном отношении натура, как Григорий IХ, так глубоко погрязла в этих страстях, особенно ярко характеризует этот злосчастный конфликт. Так, когда в 1236 г. он неблагоразумно ссылается на Константинов дар и исходя из этого всеми возможными церковно-политичес кими средствами готовит смертельную войну против императора, и когда Фридрих, в свою очередь, не только настаивает на своей независимости, но при реорганизации империи на секулярной основе посягает на Церковное государство и таким образом грозит разрушить политическую базу папства, — то в этом обнаруживается вся безвыходность кризиса, который может привести только к катастрофе.

а) Уже около двух столетий в политике пап и церковном сознании можно заметить признаки симпатии к Франции. В области церковной политики эта линия находит свое временное завершение при Урбане IV (1261_1264), бывшем ранее патриархом Иерусалима. Он был французом (как и его преемник Климент IV, 1265_1268). Он передал Сицилию Карлу Анжуйскому, брату французского короля Людовика IХ Святого (кроме того, многие французы стали кардиналами). Это был роковой шаг, который для папства кончился Авиньонским пленением, ибо ожидаемая и вначале полученная от Франции защита быстро превратилась из опоры в зависимость.

В 1268 г. последний Гогенштауфен Конрадин, после отлучения от Церкви, был предательски захвачен в плен при попытке отвоевать Сицилийское королевство во время поражения при Тальякоццо и казнен в Неаполе. Папа непосредственно в этом не участвовал, однако он не сделал ничего, чтобы склонить своего вассала Карла Анжуйского к более мягкому решению.

б) Папство победило. Понятие «римский император» стало впредь означать только титул, хотя и очень почетный, но без реального содержания. Победа папства, однако, означала одновременно и угрожающее ослабление его сил. Более того, мы можем сказать, что здесь была решена судьба всего средневековья в целом: удачный момент, когда можно было создать политическое и церковно-политическое единство христианского мира, прошел, и возможность воспользо ваться им была упущена. Западная христианская империя как величина всемирного масштаба была подрублена на корню и больше никогда не оправится от нанесенного ей удара. А Церковь, непреходящая по внутренней своей сути, должна была в последующие века стать свидетелем того, какую внешнюю и внутреннюю угрозу принесла ей эта «победа».

Конкретно: на смену разрушенной универсальной (принцип которой заключался в служении всему христианскому миру) империи пришла первая весьма быстро набирающая силу национальная держава, в чьи намерения, естественно, входила забота о собственном национальном благополучии: Франция. Карл Анжуйский сразу же предпринял попытку повлиять на несколько папских выборов и распространить свою власть как на греческую империю, так и на Север и на Рим.

в) Правда, была сделана еще одна попытка освободить папство из французских тисков. Григорий Х (1271_1276) снова созвал Собор в Лионе (1274 г., XIV Вселенский). Рудольф Габсбургский, немецкий король, избранный, наконец, после долгих смут междуцарствия, направил туда своих посланцев. Он обещал исполнить все требования папы к Штауфенам и просил о короне императора. Переговоры продолжались год и потерпели неудачу из-за высоких денежных требований курии, которые Рудольф не смог удовлетворить. В Лион явились также посланцы греческого императора Михаила Палеолога и вновь предлагали объединение Церквей, возможно, для защиты от Карла Анжуйского. Но после короткого понтификата Николая III из семейства Орсини (1277_1280), единственного папы, не уступившего Карлу Анжуйскому, Карл сумел настоять на избрании бывшего канцлера французского короля Людовика Святого; это был Мартин IV (1281_1285), папа, который, чтобы поддержать притязания Карла, даже наложил отлучение на Михаила Палеолога, после чего греки отказались от заключения унии. Наступательный план не был, однако, осуществлен из-за восстаний в Сицилии. Зависимое положение папы проявилось еще и в том, что он поддержал Карла Анжуйского против восстания возмутившихся жителей и их кандидата Петра Арагонского, наследника штауфенских притязаний (Сицилийская вечерня 1282 г., сорвавшая план крестового похода). К счастью, Карл в конце концов не добился победы. Однако судьба папства решилась в духе Генриха VI — только с новыми политическими «опекунами».

III. Национальные течения в коллегии кардиналов

Папа обладал огромной властью на всем Западе. Совершенно естественно, что для каждой страны было небезразлично, кто станет папой. Французы предпочитали видеть на вселенском престоле француза, а не немца. Поэтому политическое значение лиц, избирающих папу, — кардиналов — заметно возросло. Избрание, которое должны были осуществлять только они одни, должно было обеспечить церковную независимость папства. Но очень рано заявили о себе взгляды, согласно которым кардиналы должны были участвовать и в делах управления. Появились соответствующие партийные группировки. Их влияние мы можем видеть, в частности, на примере выборов антипап партией императора. Фридрих II небезуспешно пытался действовать против папы при помощи кардиналов. Впоследствии уже коллегия кардиналов составляла платформу, опираясь на которую, некоторые государства вновь угрожали независимости папства.

Разные нации стремились иметь возможно большее число представителей своих интересов в высшем сенате Церкви: здесь тоже сказывался натиск центробеж ных национальных сил, которые вместе с упомянутыми выше оказывали решающее влияние на ход истории. Этим объясняется возникновение среди кардиналов усиливающихся политических группировок, которые часто надолго задерживали избрание папы. После смерти Климента IV (1265_1268) престол был вакантен три года. Напоминание об этом периоде приводилось как побудительный мотив к ускорению работы конклава. Но деление на партии среди кардиналов, в особенности вражда семейств Орсини и Колонна, имевшая большое значение для всей истории, имела такие глубокие корни, что после понтификата Николая IV (1288_1292) престол снова был вакантен более двух лет (избрание отшельника Петра из Мурроне, Целестин V, 1294 г.).

IV. Развитие событий на Востоке в тот же период

Несмотря на все противоречия и сложности, на Западе идея воссоединения с Восточной Церковью не умерла окончательно. Глубоко религиозный папа Григорий Х (1271_1276) был настроен в духе первых крестовых походов. Но на Востоке обстоятельства коренным образом изменились.

В упорной и жестокой борьбе византийским императорам удалось постепенно восстановить свое господство и опять стать твердой ногой на Пелопоннесе (Мистра выше древней Спарты). Первому императору из династии Палеологов (1259_1453) удалось очень скоро (1261 г.) уничтожить Латинскую империю в Византии и снова превратить Восточную Римскую империю в некоторое подобие великой державы (между болгарами, сельджуками и западными государствами). Благодаря этому Восточная Церковь с ее богатой традицией и развитой монастырской культурой получила новое поле деятельности. Вышеупомянутое объединение Церквей в Лионе (1274 г.) имело также большое значение для обороны, т. е. для вытеснения из Греции французских правителей, которые как наследники крестоносцев создали здесь собственные владения. Эта слишком политическая мотивировка, равно как и антипатия к Западу, оставшаяся после захвата Византии (1204) и образования Латинской империи, создали препятствие для подлинного объединения Церквей, поскольку возлагавшиеся на унию политические надежды очевидно оказывались иллюзией.

Византия, предоставленная самой себе, не могла успешно противостоять напору Османской империи, стремительно овладевавшей Малой Азией, и теряла провинцию за провинцией. С этих пор Восточная Римская империя могла противопоставить угрожавшему ей крушению только героическую отвагу, которая, однако, могла замедлить агонию, но не отвратить ее. 1453 г. — трагический результат произошедшего ранее расхождения между Востоком и Западом.

§ 55. Каноническое право. Полновластие пап

1. Развитие изучения права в Болонье (§ 51е) пошло на пользу и церковному, каноническому праву. Папы начиная с давних пор утверждали решения соборов; иногда они (например, Лев I, § 24) в посланиях или «декреталиях» решали важные догматические или дисциплинарные вопросы, как велели им право и долг поставленных Христом руководителей Церкви и хранителей достояния веры. Как выросло представление пап о масштабах этого права, и как это право признавалось или оспаривалось христианским миром, не в последнюю очередь королями и императорами, мы уже видели на примере многих событий в истории.

а) Теперь был подготовлен большой материал, и масса разнообраз ных юридических мнений ждала систематизации и анализа. Когда церковные определения объединялись в сборники, было естествен ным включать туда и постановления пап. Это сделал уже Лже-Исидор (§ 42). Так же поступил подлинный основоположник церковно-юридической науки монах Грациан в XII в. в декрете, впоследствии названном Декретом Грациана³⁰³. В XIII в. его собрание пополнилось новыми материалами, в которых особое место занимали судебные определения Александра III, Иннокентия III, а позже Григория IX и Бонифация VIII. Вместе они составили, наконец, официальный свод церковных законов, Corpus iuris canonici, отдельные составные части которого сформировались в органическом взаимодействии друг с другом между 1140 и 1503 гг., и который как выражение власти римских пап над миром выступал наравне с древним и юстиниановским римским правом, и даже значительно опередил их по значению. Главным в этом праве (в его существенных частях и до появления формально-юридических злоупотреблений XIV в.) были не формулировки; в нем господствовала идея внутренней справедливости.

б) После Григория VII отдельные Церкви в различных странах были гораздо менее зависимы от своих суверенов, чем раньше. Правда, не было недостатка, как мы видели, в постоянно возобновлявшихся (и многочисленных) попытках со стороны христианских князей распоряжаться церковными владениями в своих интересах (в особенности посредством раздачи епископских кафедр и аббатств). Однако в целом влияние папы на замещение вакансий во всей Церкви постоянно росло. Со времени Александра III епископов должен был утверждать папа. С другой стороны, в течение всего XIII в. право утверждения епископов в значительной мере принадлежало еще митрополитам ³⁰⁴. Иннокентий III добился, чтобы епископы и архиепископы приносили ему присягу верности. В отдельные Церкви были направлены папские легаты³⁰⁵, через которых непосредственно осуществлялось папское верховенство. Чтобы осознать поразительно последовательную — несмотря на все контрудары — непрерывность этого развития, достаточно вспомнить св. Бонифация, при котором во Франкской Церкви все эти структуры уже появились в зачаточном виде; только после григорианской реформы они были организованы гораздо более систематически и завоевали более действенный авторитет.

2. а) Высокое духовное положение преемника Петра, как и вытекающая из него церковно-религиозная власть, еще ранее побуждали монастыри и даже целые земли отдавать себя под прямое покровительство папы (т. е. св. Петра) (на территории будущей Германии первым было аббатство Фульда, в Бургундии — Клюни). Через это они оказывались в реальной «политической» зависимости от римского епископа, которому впоследствии они стали выплачивать налог за покровительство (начиная с Х в., сначала в качестве так называемой рекогниции); так они одновременно освобождались от другой зависимости (как светской, так и церковной) и защищали себя от различных посягательств: они использовали право экземпции.

Экземпция может иметь разное содержание (ср. § 34 о «частной церкви»). Ее установление и соответственно юридическая фиксация в духе общей власти пап высокого и позднего средневековья над отдельными церквями и монастырями ойкумены начинаются при Александре III.

б) Сильно растущая с XII, а особенно с XIII в., непосредственная церковно- политическая власть пап ускорила этот процесс и расширила его границы: многие церкви, монастыри, епископы обращались к Риму за получением льгот, диспенсаций и т. д., или приносили неприемлемые для них судебные решения на суд Рима (апелляции). Папская курия в Латеране стала судебной палатой для всего мира. Иннокентий III ясно это высказал: «Господь дал в управление святому Петру не только всю Церковь, но и весь мир». Но это порождало огромную работу и делало необходимым создание постоянно растущего чиновничьего аппарата. Было вполне справедливо, что вытекающие отсюда денежные расходы покрывались за счет просителей и жалобщиков. Ведь доходов Церковного государства было для этого далеко недостаточно. Так возникают церковные налоги, как постоянные, так и чрезвычайные, которыми облагались все христианские народы в пользу пап, а для некоторых нужд папского двора устанавливались специальные пошлины³⁰⁶.

3. Объединение Церкви и всех отдельных Церквей вокруг папства (§ 35) было блестяще осуществлено. Но это несло в себе серьезные опасности для религиозной жизни, которым предстояло обнаружить ся слишком скоро: Григорий VII уничтожил симонию, Бернард предостерегал от политики и от денег, так же как и Герох Райхерсберг ский, Вальтер Маппес († 1209 г.), Томас Бекет († 1170 г.)³⁰⁷. Теперь возникла более грозная, чем когда-либо прежде, опасность того, что иерархия (не только вследствие ослабления нравов в народе, но и по внутренней логике вещей ³⁰⁸) слишком погрязнет в таких светских делах, как политика, право и деньги. Уклон, внутренне присущий идее власти, сказался в непосредственном обременении Церкви политической властью и экономическим могуществом, что было задано самим историческим развитием и чего невозможно было избежать. Здесь мы стоим перед опасностями, неизбежно следующими из предначертанного Основателем пребывания Церкви в мире (Ин 17, 15), опасностями, преодоление которых требует от нее постоянного испытания и покаянной самопроверки (metanoia).

Сколь велика была имманентная угроза Церкви, мы уже не раз могли убедиться. Она возросла после григорианской реформы, а затем — с победой папства над Штауфенами. Начиная с позднего средневековья, после Авиньона и последовав шей за ним реализации папских фискальных прав над отдельными Церквями (§64) она стала жизненно опасной.

Принести спасение могли только святые. Бог уже не раз посылал их Своей Церкви, а в их лице сокровище, которое сейчас, перед лицом еще большего упадка, омолодило Церковь и возродило ее после периода помрачения.

§ 56. Катары и вальденсы

I. Новые манихейские движения

1. Почему ереси появились вновь только с наступлением XII и XIIIвв., мы уже знаем (§ 34, II). Две наиболее крупные из них — ереси катаров и вальденсов — изначально имеют совершенно разную природу и разное значение для жизни Церкви; тем не менее, в чем-то они родственны между собой.

Происхождение катаров, долгое время остававшееся неясным, теперь установлено, — это Балканы (Болгария — Босния), куда византийскими императорами были переселены остатки древних манихеев. Проповедники их религиозных воззрений, именовавшие себя по имени некоего Богомила, прошли, очевидно, вверх по Дунаю по путям, открытым крестоносцами. Эта ересь чужда всей структуре средневекового общества и поэтому несет в себе опасную революционность преимущественно деструктивного характера.

Движение вальденсов, напротив, вырастает из недр самой Церкви как реакция на определенные тенденции в ее развитии. Оно строится на евангельско-христианской основе.

2. Катары (от греч. katharos = чистый) около 1150 г. широко распространились в Южной Франции в Альби (отсюда «альбигойцы») и его окрестностях. Их учение было основано на дуализме, т. е. катары отвергали, считая злом, все, что связано с материей (брак, мясную пищу, частную собственность). Ценным для них был только дух и все духовное. Подобно многим гностикам, они на основании этих языческих представлений подправляют Священную историю и учение о спасении: отрицают Воплощение и Воскресение (Христос якобы обладал только видимостью тела = докетизм) и противопоставляют Новый Завет Ветхому.

Поскольку они отвергали материю, а значит, и тела, как зло, то они были резкими противниками церковных таинств, и в особенности Евхаристии³⁰⁹. Главным средством получения благодати, долженствую щим дать полное прощение грехов, у них был consolamentum [утешение] — возложение рук, совершавшееся членом секты, который со своей стороны строго придерживался требуемого умерщвления плоти. Таким образом (как во многих древних дуалистических системах: §16), в зависимости от того, насколько совершенным было в них действие этого орудия благодати и, соответственно, «просветление» или «спасение», члены секты делились на «совершенных» и простых «верующих». Именно такое различение позволяло катарам охватывать все новые слои общества. Благодаря хорошей внутренней организации и даже наличию собственной иерархии секта обладала необычайной сопротивляемостью и причинила Церкви много вреда. Ее главная притягательная сила состояла в справедливой критике богатства ивласти Церкви, обмирщения многих епископов и священников и в той искусительной силе, которая всегда присуща спиритуализму, а отчасти в ее собственной непритязательности.

3. Основные принципы катаров несли в себе угрозу распада для всего общества. Опасность их для государства явствует прежде всего из отказа от присяги и военной службы. Радикальная критика Церкви, отрицание институционального элемента в ней сделали их ее врагами и даже настоящей «антицерковью».

Для борьбы с этой ересью Церковь использовала многие способы: проповедь св. Бернарда (в том числе и в самом Альби), письменные опровержения, например, Петра Достопочтенного и др.; миссия по обращению еретиков, порученная одному из кардиналов-легатов в 1177г. Уже после «крестового похода», посланного Александром III против катаров (1181 г.), Иннокентий III сделал новую попытку, отправив для обращения еретиков двух цистерцианцев. Они ничего не достигли и одного из них даже убили. Казалось, что не остается никакого иного пути, кроме меча. Начались альбигойские войны с их порой абсолютно нехристианской жестокостью³¹⁰. То, что еще осталось от секты, попало под власть инквизиции; впрочем следы ее встречались вплоть до XIV в.

Чтобы понять ситуацию, так же как и малый успех попыток обращения, нужно принять во внимание несколько факторов: торжественные посольства приходили не столько ради возвещения Евангелия нищим духом, сколько как представители единственной спасающей Церкви; в них еще слишком силен был дух крестовых походов, которые не столько взывали к обращению, сколько требовали его и на деле часто насаждали насильно.

II. Движения за бедность

1. Св. Бернард не поступил в монастырь Клюни, потому что тот больше не соответствовал аскетическим идеалам бенедиктинского устава. В своей книге о созерцании он предостерегал от власти и богатства Церкви. Св. Хильдегарда Бингенская точно так же видела опасности, здесь таившиеся. Такие же жалобы (особенно на курию и прелатов вообще) раздавались уже тогда в самых разных странах христианского мира.

Все это, как мы уже видели³¹¹, далеко выходит за пределы морализирующей критики, здесь речь идет о самой природе Церкви. Иерархически-монашеская Церковь полагала мир столь глубоко и окончательно обращенным, что сама себе казалась осуществлением Царства Божия (civitas Dei) и Небесным Иерусалимом на земле. Теперь, в XIIв., движение за обновление вывело на поверхность такие слои христианского общества, для которых не только были неубедительны формы как имперской, так и реформированной церковности, но которые находили столь же неудовлетворительным и все монашеское «совершенное сословие».

2. Такие соображения побудили богатого лионского купца Петра Вальдеса раздать имущество нищим (1173). Он взял себе за образец предписание Господа из Мф 10, 9 слл. и стал вести бедную апостольскую жизнь странствующего проповедника покаяния. Он собирал вокруг себя единомышленников — мужчин и женщин — и посылал их по двое для такой же проповеди покаяния³¹². «Назад к бедной апостольской Церкви!» — в устах вальденсов это было центральным требование веры. Священное Писание (описание бедной жизни Спасителя; но прежде всего призыв Христа к богатому юноше: Мф 6, 19.21) было для них всем. С вальденсов действительно начинается великое средневековое библейское движение мирян. Рвение «лионских бедняков» было добрым, даже образцово евангельским; они действительно чувствовали себя овцами, посланными среди волков. Здесь, правда, был и опасный вызов христианскому миру, не в последнюю очередь иерархии и аббатствам.

а) К сожалению, этим людям с пламенным сердцем слишком часто не хватало для проповеди необходимых знаний. Проповедь была им запрещена — сначала архиепископом Лионским, а затем и Латеранским собором в 1179 г.

Столкновение между приверженцами харизматической «апостольской жизни» и представителями апостольского служения тоже не было лишено трагизма. Непонимание и недоверие со стороны Церкви, радикализм и путаница со стороны «лионских бедняков» привели к тому, что возможность плодотворного общения была упущена. Произошло то, на что нам часто приходится жаловаться в церковной истории: неверно понятые, вальденсы утвердились в своих ошибочных тенденциях. (Это нисколько не оправдывает тех, кто не вышел навстречу зарождающемуся новому с достаточной любовью.)

б) Идеи вальденсов разнообразны и неоднородны; они различны для разных стадий развития их движения и в разных странах. Там, где их общины еще не были организованы, они еще долго принимают участие в жизни Церкви. Свое неприятие церковных воззрений они часто выражали не посредством точной (богословской) теории, но в конкретных поступках. Так, например, они практичес ки (как, впрочем, ранее идеологи григорианской реформы) ставили действитель ность таинств в зависимость от достоинства совершающего их священника.

В целом их представления основывались на спиритуализирующем (а иногда и спиритуалистском) понятии Церкви. Все имели, исходя из своих принципов, тенденцию к отрицанию апостольского преемства епископов, а также монашеской жизни. Для них сама апостольская жизнь и харизматическое призвание служили своего рода преемством, в котором они строили свою собственную иерархию, состоящую из епископов, священников и диаконов. Здесь даже присутствовало влияние монашеского идеала ³¹³. И все же их основная установка несомненно ориентирована на жизнь в миру.

Более радикальную картину представляют родственные направления в Верхней Италии, где сильнее распространилось влияние катаров: отрицание чистилища, а значит, и отказ от молитвы за умерших и заупокойных богослужений; отрицание почитания святых, отпущения грехов, отказ от присяги, военной службы, смертной казни (=отрицание связи Церкви со светскими властями). Ограничение числа таинств крещением, причастием и покаянием: предвестие многих будущих еретических церковных образований.

Впервые здесь появляется движение, которое — в различной степени — отрицает исторически сложившуюся Церковь как таковую и ссылается на некую тайную Церковь, в которой их связывает с апостолами прямая преемственная связь.

3. Поскольку вальденсы не подчинялись наложенным на них запретам, папа Люций III отлучил их в 1184 г. Это, конечно, не решило проблемы. Иннокентий III, признавая, что в этом движении есть значительные позитивные ценности, небезуспешно пытался хотя бы часть его вернуть в Церковь. Несмотря на все неудобства, доставляемые наступательной проповедью странствующих проповедников, он осознавал необходимость проповеди-благовестия, противоположной пагубному молчанию клириков, канонистов и монахов, «немых собак».

Однако главным победителем вальденсов стал Франциск из Ассизи (§ 57), осуществивший внутри Церкви идеал апостольской бедности и страннической проповеди.

В Вальдесе и его движении мы впервые в средневековье видим, как миряне широко и самостоятельно участвуют в решении религиозных проблем своего времени: еще один и (как показывает эта первая еретическая попытка) тревожный признак Нового времени, идущего на смену средневековому клерикализму³¹⁴.

III. Организация борьбы с ересью

1. Уже христианская древнеримская империя создала обширное законодательство о еретиках. Августин, принужденный к тому упорством и жестокостью донатистов, изменил свое первоначальное мнение (§ 30) и выступил за применение внешней власти против лжеучителей. На христианском Западе существовало законодательство о еретиках Юстиниана (§ 23) и соответствующие постановления Карла Великого, но не было собственно законодательством установленного порядка наказаний, без которого, однако, при том внутреннем слиянии государственного и светского начал, которое характерно для средневековья, к сожалению, обойтись было нельзя. Отлучение от Церкви уже было недостаточным средством в те времена, когда ересь фактически стала не только грехом совести, но и посягательством на устои и стабильность общества. Вновь история ставит нас перед одним из тех трагических сплетений, когда жизненно необходимая защита истины осуществляется такими способами, которые мы в их конкретной форме можем воспринимать только с ужасом, даже если добрые намерения ответственных за это лиц объяснимы с историко-полити ческой точки зрения.

Народные воззрения, проявления практического богословия и обычного права до некоторой степени опережали здесь закон. Известный материал, однако, ограничен. Епископ Вазо из Лютича (980_1048) осуждает жестокие меры против действительных или предполагае мых еретиков во Франции; св. Бернард осудил преследование иудеев и жестокие стихийные истязания и убийства еретиков в Кёльне в 1144 г., поскольку вера должна приходить путем убеждения, а не через принуждение; но он говорит и о том, что еретиков должен ждать костер. Народные волнения против иудеев участились³¹⁵. Узаконенные наказания еретиков впервые установил Фридрих Барбаросса. Определенно засвидетельствована смертная казнь за ересь в 1197 г. в Арагоне. Потом ее объявил Людовик VIII во Франции, Фридрих II в своих владениях и папа (1231) для Италии.

2. Решающую роль в борьбе с еретиками сыграл институт епископской инквизиции. Папская булла от 1184 г. предусматривает помощь светской власти — постановление, с которым соглашается Барбаросса. Смертная казнь не упоминается. Страшной была участь еретиков в альбигойских войнах 1209_1218 гг. Вскоре после этого (1229 г.) на одном из соборов в Тулузе епископская инквизиция получает свою окончательную форму: епископ должен был приказывать разыскивать еретиков и, если они изобличены и упорствуют, передавать их представителям светской власти³¹⁶.

а) Григорий IX преобразовал этот институт в папскую инквизицию, сделав ее постоянным учреждением и подчинил непосредствен но Св. Престолу. Инквизиторами назначались доминиканцы. Надо было случиться тому, что Григорий, а затем Иннокентий IV усвоили себе соответствующее распоряжение Фридриха II. Подобающим наказанием для упорствующих еретиков была решительно определена смертная казнь, которая должна была совершаться руками светской власти. Иннокентий IV в 1252 г. разрешил применение пыток при судопроизводстве.

Полная формально-юридическая трактовка следственного материала органами Церкви может только насторожить. Здесь явно видны первые шаги пагубного отступления церковного сознания от евангельской проповеди. Многозначительная деталь — назначение инквизиторами именно доминиканцев; ведь специальной задачей нового ордена было обращение еретиков (§ 57).

С другой стороны, нужно подчеркнуть, что эта задача воспринима лась с полной серьезностью, т. е. Церковь не ограничивалась негативной реакцией; напротив, она искала позитивного преодоления опасности путем возвращения заблуждающихся в лоно Церкви при помощи нищенствующих орденов.

б) Инквизиция была страшным учреждением. Много невинной крови было пролито ею, много жестокостей ею совершено. Она не годилась для того, чтобы осознать подлинное положение дел, так как применяла пытки, и не была специально ориентирована на изменение образа мыслей подследственных (это не в последнюю очередь подтверждают сами инквизиторы тем, сколь сильно они не доверяли вынужденным отречениям); не была инквизиция и выражением христианского духа, как бы мало права мы ни имели сомневаться в серьезности веры отдельных ее представителей. Неисторично также ставить одной только Церкви в вину связанные с инквизицией злоупотребления. Здесь равно «виновны» и представления той эпохи, во многом еще грубые, и, конечно, жизненно важная связь религиозного и государственного начал; однако нужно со всей настойчивостью подчеркнуть, что здесь выражено также высокое понятие об истинной вере: она— высшее благо на земле, несравнимое ни с чем, особенно с телесной жизнью. Инквизиция и обычай сожжения еретиков были поэтому уничтожены не реформато рами (которые, напротив, их одобряли), но Просвещением XVIII в.

3. От папской инквизиции следует отличать более позднюю испанскую (основанную в 1481 г.), которая по своему происхождению и структуре была прежде всего государственным учреждением, за которое Церковь, конечно, также несет свою долю ответственности.

Сначала удалось насильственно подавить все зарождающиеся еретические движения как явления общественной жизни. Но яд ереси отнюдь не был уничтожен. Ересь стала подпольным движением.

В Германии после убийства Конрада из Марбурга (1233 г.), посланного туда впервые для суда над еретиками, папская инквизиция отступила, и только в XIVв., когда умножаются процессы над ведьмами и колдунами, она начинает иметь здесь значение.

§ 57. Жизнь орденов. Нищенствующие ордена

Во время начавшегося уже распада подлинного средневековья, проявившегося в еретических движениях, личности Фридриха II и литературе, шел и противоположный процесс — процесс зарождения элементов нового, служащих дальнейшему углублению и обогащению собственно средневекового, а именно религиозно-церковного сознания.

С начала Средневековья, даже со времени клюнийского обновления и всего, что ему сопутствовало, разные ордена достигли невероятно многого. Однако, поскольку их сила и богатство возросли, произошло некоторое их обмирщение; или же они стали приносить меньше пользы из-за внутренней перестройки (отказ от физического труда, господство культового начала). Движение, возглавляемое Сито, оставаясь в своей строгой монастырской реформе полностью в рамках традиции, способствовало появлению множества новых начинаний; но и его творческий период закончился. У рыцарских орденов все чаще и чаще идеал праведной жизни оказывался отодвинут на второй план политическими и военными задачами. Внутренняя же сила Церкви полностью сохранилась: монашество не просто возродилось, но, более того, только теперь (когда люди ощутили мир уже стареющим— iam senescente) оно по-новому раскрыло все богатство своего аскетического идеала. Главные заслуги в процессе этого развития принадлежали св. Франциску Ассизскому и св. Доминику, причем уже очень скоро проявилось родство созданных ими общин. И хотя сам факт их появления вызван острым кризисом состояния и форм жизни Церкви того времени, этот процесс не имеет полемической нацеленности (которую мы отмечали у Бернарда), но развивается соответственно своей природе в высшей степени конструктивно. В особенности на примере жизни св. Франциска мы видим подлинный акт христианского творчества.

Как у Доминика, так и у Франциска нововведения настолько значительны, что во избежание неправильного истолкования придется рассматривать их путь отдельно от традиционного монашества. Будучи родственны в основе старому монашеству, новыми и «немонашес кими» ордена стали в силу того, что в предписанный им образ жизни и устав³¹⁷ была официально введена обязанность быть пастырем, проповедником и учителем.

I. Франциск Ассизский

1. а) Франциск — величайший святой средневековья. Все в нем просто, истинно и значимо; он всем понятен, он настолько преисполнен любви, что и по сей день весь мир, как католический, так и некатолический, в восхищении склоняется перед ним. Бедняк из Ассизи и как отдельная личность является блестящей и убедитель ной апологией католической Церкви, будучи, правда, и мощным ей предостережением.

Франциск Ассизский — один из самых самобытных образов, какие знает история: он был совершенно чужд среде, из которой вышел, и стал таким, каким мы его знаем, исключительно действием благодати и в силу своего особого душевного склада. И все же именно он способом, который следует назвать поистине провиденциальным, дал ответ на самые важные вопросы своего времени³¹⁸.

б) Франциск родился в 1182 г. в семье богатого торговца тканями, т. е. типичного представителя гордого, набирающего силу бюргерства итальянских городов³¹⁹. Подобно Вальдесу, он презрел деньги. Его ум следовал всему великому и вместе с тем истинному. Он хотел стать рыцарем, и он стал им. Но вместо служения земному господину он стал рыцарем Иисуса Христа; и как мирской рыцарь следует за своим господином, так шел он за своим божественным Хозяином: послушный Его слову, буквально, без мудрствования; рыцарская верность — главная черта его веры. Его правильно зовут «Poverello», потому что подобно тому, как другие рыцари избирают себе земную даму сердца, он сочетался браком с «дамой Нищетой»³²⁰.

2. а) Пленение, а прежде всего — тяжелая болезнь привели его к столь возвышенному пониманию жизни. Ему пришлось преодолеть тяжелый внутренний кризис. Но время Дамаска было целительно и плодотворно. Оно совершило переворот в его внутреннем мире, подготовило пашню, в вопрошании ждущую тайну благодати. Он начал без великих планов. Он услышал голос, исходивший от распятия в Сан-Дамиано и сказавший ему: «Франциск, иди и восстанови дом мой, который, как ты видишь, совершенно разрушился». Он понял эти слова буквально. (Позже столь буквальное понимание стало свойственно ему, как никому другому.) Итак, он восстановил часовню своими руками.

Он увидел прокаженных; он заставил себя остаться с ними и служить им. И тогда произошло следующее: «Горькое (отнюдь не теряя своей горечи) стало ему сладким».

б) Тогда в его жизни произошло великое событие: во время мессы при чтении Евангелия он услышал повеление Иисуса Своим ученикам: жить в нищете и проповедовать покаяние. Это определило дальнейшую программу Франциска. В буквальной верности, без всяких «если» и «но», этот наказ должен быть исполнен: (а) ничем не владеть и (б) проповедовать. Идеал св. Франциска — нищета — выразился, таким образом, не только в том, чтобы «ничего не иметь», но получил позитивный смысл, так как должен был быть поставлен на службу идее Царствия Божия, попечению о душах.

в) Его отец, богатый купец Бернадоне, не мог перенести того, что его сын раздарил все, чем он владел, и прогнал его. Ответ Франциска был: «Теперь я тем более могу молиться:

3. а) В 1209 г. Франциск с двенадцатью спутниками, объединивши мися вокруг него, явился в Рим к Иннокентию III. Возможно, папа почувствовал в этих простых людях, просивших разрешения проповедовать, что-то общее с вальденсами. Поэтому он счел новый идеал бедности (распространенное название «pauperes» — бедняки, нищие— воспринималось в то время как еретическое), который требовал от братства полного отказа от собственности, неосуществимым. Однако устно он утвердил программу Франциска. Одного слова папы было достаточном для святого, который всю свою жизнь не слишком заботился о декретах и привилегиях. Для него было очевидно, что он на правильном пути. Его программа, собственно, и не нуждалась в сложном «уставе», но требовала, как он просто формулировал, одного: жить по Евангелию.

Франциск искал мученичества. После того как генеральный капитул необыкновенно быстро выросшего братства в 1219 г. организовал миссионерскую деятельность, Франциск отправился на Восток (где к его словам прислушался султан, но в целом попытка миссионерства не была по-настоящему успешной). Это было началом необозримого миссионерского труда. Так произошел переход от духа «крестовых походов»: от агрессивного насильственного обращения к проповеди Благой вести в свойственном ей духе заботливой любви в подражание Христу³²¹.

Именно поэтому францисканцы стали великим миссионерским орденом высокого и позднего средневековья.

Во время путешествия Франциска в Палестину среди его братьев произошел разлад, принесший ему много страданий. Однако это не был, как долго думали, конфликт между умеренным и строгим направлениями (подобный более поздней борьбе между обсервантами и конвентуалами; ср., например, § 65). Строгая система постов, установленная тогда братьями, была принята скорее ради защиты в спорах с катарами в желании доказать свою способность с ними конкурировать.

Возвратившись, Франциск защитил христианскую свободу меньших братьев³²². Только в 1221 г. он дал им устав. Там было требование «оставить мир», жить по Евангелию. Более подробные ограничения заключались в необходимости послушания, бедности и целомудрия. Этот устав в 1223 г. был заменен окончательной редакцией, которая— novum! — была утверждена папой. В его подготовке принимал участие кардинал Уголино, в дальнейшем — папа Григорий IХ. Его заслугой было то, что образу жизни, свободно вытекающему из жизни самого Франциска, была придана твердая форма, что сохранило его для будущего.

б) Дело в том что исходный замысел Франциска, который он осуществлял вначале и к которому, конечно, до конца дней лежало его сердце, касался маленькой, легко обозримой группы братьев, которые могли существовать без дома и без собственной церкви (часто они спали в церквях), которые все ежегодно встречались и, как в Евангелии (Лк 10, 1 слл.), посылались в мир для проповеди. Пламя любви было столь велико, что они были готовы исполнить почти все, что им предлагалось. Но как следовало их организовать для служения Господу? Быстрый, вызывающий изумление рост их численности делал равно невозможными как ежегодную встречу, так и отказ от собственных помещений, при этом стала очевидной необходимость испытательного срока. Количество поставило под угрозу возвышенный идеал. Но спас устав. Уголино осуществил изменения, необходимые для преобразования братства в монашеский орден. Был введен новициат. Тем самым возникла необходимость в определенном месте, где было бы возможно проходить обучение и испытание, и теперь у братьев появились церкви и постоянные места проживания. Но пока Святой был жив, они слышали его строжайшее предостережение, что им можно пребывать там только в качестве гостей, временных пришельцев и странников.

в) Таким образом, нисколько не противясь необходимым преобразованиям, Франциск противился, скорее, принижению героического идеала. Он страдал из-за отступлений от первоначально добровольной крайней строгости, которой в своем образе жизни большинство братьев больше не могли соблюдать. Он не считал эти уступки неизбежными и, более того, усматривал в них угрозу выполнению своей главной, непосредственно Богом данной, строго обязательной задачи. И все же Франциск склонялся перед волею Церкви. Он понимал — и с какой мучительной настоятельностью, — как плохо обстоят дела Церкви. Не раз прибегал он к помощи священников и епископов, не рассуждая об их греховности. Ведь безусловная верность Римской Церкви была для него необходимой предпосылкой всякого христианства. Священников хотел он «почитать как своих господ, даже когда они меня преследуют». И, вероятно, в ходе истории Церкви никогда ни в ком столь ослепительно не проявлялась таинственная сила живого героического послушания, как во Франциске. Ему удалось заложить основы будущей реформы Церкви. В любом случае он остался до сегодняшне го дня духовной силой, таинственно животворящей, потому что отрекся от себя самого, между тем как катары и вальденсы исчезли, потому что осуждали, а не смирялись.

г) Франциск не стал священником ; он считал себя недостойным этого, поэтому остался диаконом. Хотя он жил одной лишь Церковью, хотя проповедь Благой вести занимала боvльшую часть его жизни, весь его образ составляет что-то типично неклерикальное. Вместе с тем он показывает пробуждающимся в то время мирянам огромные возможности реализации себя в Церкви. Его собственный орден не продолжил эту линию соответственно с ее значимостью. Правда, следуя указанию Франциска, первые меньшие братья сохраняли каждый свою профессию. Но они желали сохранять безбрачие, они своей жизнью освящали профессию, а не семейную жизнь (ср. в этой связи влияние «третьего ордена», § 58, 1 б).

4. В 1224 г. Франциск заболел. Он страдал ужасными болями (болезни глаз и желудка). Во время этих испытаний ему были дарованы часы наивысшего счастья; на Алверне у него в 1224 г. появились знаки ран Господних (стигматы); тем самым он и телесно стал отображением Распятой любви. Вскоре после этого во время своих болей он сочинил преисполненную хвалы и благодарности Песнь Солнцу.

Бедный и нагой, Франциск скончался 3 октября 1226 г. Уже спустя два года после его смерти папа Григорий IХ причислил его к лику святых.

5. а) Конкретной целью, которую Франциск поставил перед своим орденом, было не собирание милостыни, но проповедь и труд; милостыня могла быть средством существования только в крайнем случае. Уход от мира не должен был стать вхождением в монастырь (Cajetan Esser); братья должны были оставаться среди людей, добывать у них себе на пропитание и проповедовать им своей жизнью и словом.

Религиозность Франциска — прежде всего поклонение. Долгими часами внутренний жар переполнявшей его любви изливался в словах «Мой Бог и всё». «Молясь, он весь становился молитвой», — говорит его биограф Челано. В Господе Иисусе Христе он чтил прежде всего Его Воплощение: в привлекательности Ребенка в Вифлееме (впервые он праздновал ночь Рождества, поклоняясь яслям в лесу около Греччо в 1223 г.), в страданиях Распятого и в личном Его присутствии (video corporaliter [вижу телесно]) в алтарном таинстве.

б) Франциск излучал божественную детскость. Она определила до самых глубин его облик свободного христианина, который ни в коей мере не господствует над всем, но хочет быть слугой и братом всему— диким зверям, растениям, скалам и воде, солнцу и луне. Этому мы видим трогательно-серьезные доказательства в жизни и словах несравненного святого, и совершенно недопустимо их не учитывать, считая сентиментальностью. Напротив, они относятся к самому смыслу непостижимого во Франциске, желавшем быть в этом мире глупцом, поскольку он был глубоко уверен в том, что христианство неосуществимо вне scandalon. Наслаждение природой и веселый нрав прочно входят в поражающую нас аскезу святого.

Франциск — чудо католического синтеза. Вряд ли найдется другая личность в истории Церкви (и возможно вообще в истории?), чья богатая духовная жизнь в такой степени была бы основана на личном духовном опыте. И все же именно этот человек всеми фибрами души был связан с жизненными силами правящей миром, созданной специально для спасения Церкви. И едва ли есть другой гений, в котором так, как в нем, власть этих сил ни на одно мгновение, пусть даже в ничтожно малой степени, не запятнала пути чистого служения вниманием к собственному Я.

6. а) Орден Франциска — «Меньшие братья» ³²³ — отличается от ранее существовавших следующими особенностями: (1) даже сам орден как таковой не должен ничем владеть; (2) отпало условие stabilitas loci; (3) орден имел единообразную структуру с централизованным управлением (генеральным капитулом и генеральным министром) при строгом послушании. Забота о полном послушании³²⁴, так же как и о месте, где проходила жизнь ордена Меньших братьев, занимала при этом Франциска даже больше, чем вопрос бедности (вступление в общину определялось, например, как «принятие в послушание»). От него, свободного чада Божия, исходит требование «слепого повиновения». Это нужно постараться понять и не торопиться неосмотритель но приписывать этим словам неблаговидный смысл. За ними стоит глубокая мысль о необходимости избавиться от себялюбия. Поэтому высшая форма послушания — «под властью сарацин идти туда (к мученичеству), где плоть и кровь более не играют роли» (Челано). Власть приказов правителей (minister et servus [слуга и раб]) и, естественно, власть генерал-министра³²⁵ именно у Франциска понимается совершенно церковно как обязанность служения подданному, через которое он может исполнить Божью волю.

Типичными по отношению к св. Франциску и его первоначальному братству являются слова «новый» и «возродить». Должна быть возрождена преемственность Христу, точнее, как говорят современни ки, жизнь ранней Церкви, ее вера, ее бедность, ее простота и смирение: меньшие братья. Именно в этом смысле казались своему времени новыми святой и его дело.

Братство св. Франциска, которое выросло в настоящий церковный орден, было по сути творением одного человека, который, ведомый и научаемый непосредственно Богом (что он сам часто повторяет), спонтанно пробивался сквозь прежние формы монашеской жизни и, не слишком заботясь об организационных частностях, стремился осуществить новый способ следования Иисусу Христу. Решающим в соответствии с этим был отнюдь не устав, определяющий частные вопросы, а «жизнь» братьев, которая, как мы уже слышали, должна была следовать одному единственному образцу — Евангелию.

б) Трудности в ходе развития ордена после смерти Франциска определялись необходимостью согласовать героический идеал при его всемирном распространении с возможностями времени. Так возникла борьба по поводу более или менее строгого понимания бедности. Основой дальнейшего развития стала булла Григория IX от 1230 г.; использовать дарения ордену разрешается, но они остаются собственностью дарящих.

Опаснос ть заключалась непосредственно в том, что в дальнейшие десятилетия радикализм части францисканцев развился в спиритуалистические сектантские формы; они близки, даже и чисто географически, еретическим движениям этого времени (Южная Франция и Средняя Италия (С. Esser)).

Спиритуалистический перегиб несомненно был наибольшей и чрезвычайной опасностью. Но ей противостоит другая — опасность спокойной, слишком спокойной (и в этом внутренне далекой от Франциска), законопослушной жизни общины.

Жестокость, с которой сразу же после смерти вдохновенного основателя стали преследовать его первых спутников представители более мягкого направления, абсолютно лишенное смирения властолюбие, варварство и неповиновение Церкви (§ 65), часто характерные для поведения в борьбе обеих партий и позднее, были извращением идеалов смиренного и миролюбивого Poverello. Эти эксцессы, порой необъяснимые, показывают, тем не менее, и то, как радикально сверхчелове ческий идеал Святого нарушил равновесие сил, и доказывают, как мудро поступала Церковь, когда она придала этому идеалу вид системы, что свидетельствует о необычайной полноте ее сил, а также о парадоксальности феномена «Франциск», который пронес через столетия сложнейшую задачу жить ради «Ордена».

Нужно осознать, что именно францисканцы, радикально бегущие от мира, открывают в своем отказе этот мир и становятся величайшим пастырским орденом (в отличие и в противоположность скрытому приятию мира иерархией и секуляризованным клиром); именно нищенствующие ордена стали носителями схоластики (которая, так же как и «наука», представляет высшую ценность внутри мира).

в) Орден францисканцев получил колоссальное распространение. Уже вскоре после смерти Франциска в Германии, например, у него было две самостоятельные провинции. Основной его задачей было и осталось духовное пастырство, особенно среди простого народа. Однако скоро в ордене увеличилось и число представителей науки.

Органами управления орденом были генеральные капитулы, в которых должны были принимать участие министры всех провинций, и ежегодные капитулы провинций, куда должны были являться все братья соответствующей области.

В целом можно сказать, что в ордене мало что сохранилось от первоначальной свободы и независимости; он почти полностью погрузился в регламентированную жизнь, где в различных сферах пастырской деятельности он достиг необозримо многого. Однако следует сказать и о том, что изначальная внутренняя свобода снова и снова искала себе выхода³²⁶.

Вскоре после того, как Франциск начал проповедовать, он привлек к своему делу св. Клару (происходившую из знатного рода в Ассизи). В ней нашли истинное воплощение идеалы святого. Вокруг нее собрались единомышленницы, и «бедные женщины из Сан-Дамиано» стали вторым орденом св. Франциска.

II. Орден доминиканцев

1. Личность св. Франциска, благодаря его сочинениям и многим подлинным сведениям о его жизни, вполне открыта для нас. Напротив, о св. Доминике, великом, родственном ему по духу и все же столь непохожем на него современнике, несколько его старшем, мы знаем мало; мы узнаем о нем прежде всего по его творению, Ордену братьев-проповедников.

а) Доминик (род. ок. 1170 г. в Кастилии, из староиспанского рода, † 1221 г. в Болонье) был членом реформированного (регулярного) соборного капитула и священником. С 1204 г. он со своим епископом находился в Южной Франции. Здесь они столкнулись с лжеучением, борьба с которым была до того времени безуспешной. То, что они в этой связи предприняли, является определяющим для понимания их личности, их способа действий и их успеха: преисполненные любви и заботы о душах, они понимали, что христианская истина не может насаждаться силой; они осознали, что у еретиков есть потребность в вере; чтобы помочь им, они старались узнать и понять их. Они переняли от них как их проповедь странствующих нищих апостолов, так и устройство приютов для воспитания девочек и подготовки проповедников. Первый такого рода миссионерский центр, где было всего лишь несколько проповедников и сестер, был учрежден в 1206 г. близ Тулузы, позже (1217 г.) Доминик преобразовал его в регулярный монастырь августинок. Проповедь против еретиков привела к появлению огромного союза, ордена священников, который, в соответствии с представлениями Доминика, не был связан с какой-либо определен ной церковью, жил подаянием и должен был взять на себя заботу о душах под руководством епархиальных епископов. Иннокентий III требовал принятия уже существовавшего устава. После принятия августинского устава Гонорий III в 1216 г. утвердил пока еще маленькое братство (позже удалось привести его в соответствие с первоначально задуманным уставом). Проповедь оставалась главной задачей ордена.

б) Из своего главного штаба в центре еретического движения — Тулузе — Доминик посылал братьев чаще всего по двое проповедо вать в города (лжеучение со своим социальным уклоном распростра нялось в первую очередь там). Проповеди веры (а не только покаяния) служило богословское просвещение. Потому множество братьев отправлялись на учебу в Париж. Первый общий капитул принял строгий устав св. Франциска о бедности: доминиканцы стали вторым большим нищенствующим орденом.

2. В XIII в. возник еще один нищенствующий орден — августинцев-эремитов. После 1238 г. возвратились из Святой Земли в Европу и многие монахи-кармели ты. Ко времени крестовых походов древнее отшельничество переживает на Кармеле новый расцвет. В XII в. группа отшельников образовала там своего рода орден со своим уставом³²⁷, но в XIII в. в виду угрозы сарацин они были вынуждены бежать, после чего были основаны первые европейские монастыри кармелитов. В средние века, когда речь шла о «четырех орденах», имелись в виду четыре названных нищенствующих ордена.

а) IV Латеранский собор (в ходе споров с Иннокентием III) запретил новые ордена и настойчиво требовал централизации возникших, для чего им было предписано устраивать каждые три года генеральные капитулы (образец: цистерциан цы). Это имело далекоидущие последствия. Хотя отдельные группы в орденах стали опасными противниками папской курии, но как целое ордена стали необыкновенно удобным средством реализации стремления папства к церковному универсализму.

Ордена сыграли важную роль в процессе формирования религиозных сил как для своего времени, так и для всего средневековья (включая его завершение). Для Церкви они и сегодня остаются одной из главных движущих сил, не имеющих вообще никаких аналогов ни в одной другой сфере жизни.

б) Нищенствующие ордена не только самим фактом своего существования являли острую критику мирского клира; они к тому же естественным образом вступали с ним в конкуренцию. То, что они проповедью и другими формами пастырства служили народу и давали ему то, что низший мирской клир не предлагал, да и не мог предложить, тогда как они делали это добровольно и в заботе о душах, служили, не требуя ничего взамен, сделало их любимцами народа. Апоскольку нищенствующие ордена к тому же были подчинены непосредственно папе, они оставались или становились своего рода инородным телом среди подчиненных епископам мирских клириков.

Из-за этих различий в подходе скоро развилось, усиливаясь затем столетиями, множество распрей внутри клира, которые нанесли христианской церковной жизни тяжелый урон. Резкий антагонизм между нищенствующими монахами и мирским клиром (и монастырским клиром аббатств) является обычной картиной в жизни позднего средневековья.

§ 58. Народное благочестие

1. Деятельность Григория VII косвенно оказала благотворное влияние и на религиозную жизнь мирян. В конце XII и в XIII вв. она стала столь интенсивной и оказала столь своеобразное влияние, что в значительной степени определила лицо своего времени. Грандиозный религиозный подъем шел рука об руку с расцветом духовной жизни в городах. Долгое время из-за несостоятельности клира он не находил достаточного выхода и, действуя самостоятельно, пошел по ложному пути (вальденсы, § 56). К тому же высший клир, владевший богатствами и (в лице епископа) являвшийся в городах носителем власти, находился в естественном антагонизме с народом, стремящимся к свободе и самоуправлению. В свою очередь социальный и политический антагонизм являлся, соответственно своей природе, препятствием в деле религиозного воспитания.

а) Действительным удовлетворением новых религиозных чаяний мирян стала питаемая Евангелием, общедоступная, волнующая и проникновенная проповедь нищенствующих орденов, которые, считаясь с жизненно необходимым законом формы, сохраняли реально существовавшие в Церкви силы традиции и порядка. Одной из величайших заслуг Poverello было то, что он эту основную силу будущего, в которой дремали столь взрывоопасные в социальном и религиозном отношении элементы, частично защитил от анархии и на благо западного общества связал с организованной реальностью в недрах Церкви.

Франциск вышел из среды прогрессивных богатых городских мирян. Его религиозная ориентация не имела, как мы видели, клерикального характера. Его деятельность (наряду с братьями «ордена») была адресована мирянам. Его особая любовь с самого начала принадлежала простому народу. Это сохранилось и в его ордене. Народ не скупился на ответную любовь, что доказывается обильным притоком новых братьев в дома францисканцев. Это не означает, что все нужды были смело удовлетворены или что все возможности были использованы. В церковной истории известны случаи упущенных возможнос тей, и они встречаются во всех ее областях.

б) Однако не все могли, хотели и должны были уходить в монастырь; многие миряне пытались вести христианскую «совершенную» жизнь в миру, как этого ясно требуют от всех заповедь любви к Богу и ближнему и апостольское учение. Ранее уже встречались молитвенные общества мирян, имевшие целью заботиться о религиозной жизни своих членов. Франциск дал их развитию совсем новый импульс: возникли объединения «Братьев (или сестер) в покаянии», позднее так называемый «Третий орден» св. Франциска, терциарии.

Члены его оставались в миру, но принимали обет умерщвлять плоть, читать определенные молитвы, творить дела милосердия. Сила движения третьих орденов (не только францисканского) была так велика, что в последующий период личности выдающегося религиозного значения почти всегда оказывались связаны с одним из третьих орденов, например св. Елизавета Тюрингская († 1231 г.), Людовик IX Французский, св. король Фердинанд Кастильский († 1252 г.), Данте, Джотто.

Сила воздействия монастырского идеала привела все же к тому, что живущие в безбрачии терциарии объединились вновь в «монастырскую» общину (так называемые «регулярные терциарии»).

Возник также «Третий орден» св. Доминика. Оба ордена получили в XIII в. определенный «устав» с соответствующим обетом, что теснее связало их с основным орденом; терциарии в некоторых случаях надевали облачение ордена. Вместе с тем монашеским в полном смысле слова третий орден считать нельзя, так как его члены не приносили обета послушания. Можно, пожалуй, сказать, что именно в этом отношении третий орден сохранил в наибольшей чистоте первоначаль ный францисканский идеал. От более поздних реализаций следует при этом, конечно, отказаться.

Совершенно особое выражение нашел новый идеал подражания Христу в мощном движении женщин в северо-западной Европе, у бегинок, которые сначала не присоединялись ни к какому мужскому ордену. В ходе развития они были вынуждены принять устав терциариев (францисканский или августинский).

в) Наряду с терциариями со временем очагами религиозной жизни стали и другие объединения мирян: братства розенкрейцеров, скапуляриев и Божией Матери (с начала XIII в. прежде всего в Северной Италии и Франции, но также и на Рейне).

2. а) Вследствие крестовых походов чрезвычайно развилось молитвенное почитание страдающего Спасителя. Возникли особые формы этого почитания, которые продолжают существовать и по сию пору, например, в молитвах Крестного Пути и в песнопениях о Пяти Ранах Иисусовых. Источниками для них были сообщения паломников раннехристианского времени. Такое благочестие усиливалось по мере того, как христианский мир ослаблял себя, — а вместе с тем и Царство Божие на земле, — пагубной распрей папы и императора. Первое описание поклонения Крестному Пути засвидетельствовано в 1187 г.; распространение же этой практики — дело францисканцев, которым была вверена забота о святых местах в Палестине.

б) Крестовые походы воскресили и ту форму благочестия, которая была характерна для Запада уже в раннем средневековье: почитание реликвий (§§ 13, 34, 39). В Палестине же вся земля была освящена жизнью Господа и Его апостолов. Поэтому оттуда приносили многочисленные «реликвии». Правда, при этом они часто оказывались ненастоящими. Однако часто случалось и так, что в позднейшее время грубо и превратно истолковывалось то, что первоначально имело безобидный смысл «реликвий соприкосновения».

в) Паломничества были освящены примером самого Иисуса (в Иерусалим на Пасху). В греческом, особенно в русском, благочестии это древнее и чрезвычайно важное средство выражения религиозности нашло достойные внимания проявления. Нам уже известна благотворная для веры роль паломничества в раннем средневековье. Такое значение паломничество сохраняет вплоть до позднего средневековья. И хотя позднее эта практика претерпевает значительные деформации, что сыграет важную роль в подготовке Реформации, однако просвещенные умы не оставляли забот о том, чтобы паломничества совершались в догматически корректной и плодотворной с религиозной точки зрения форме (например, св. Томас Мор; ср. в этой связи практику паломничеств во время внутрицерковной реформы XVI и XVII вв.).

3. XII век стал, благодаря ордену св. Бернарда, веком почитания Божией Матери (все цистерцианские церкви были посвящены Пресвятой Деве); XIII век стал в определенном смысле веком святейшего таинства Евхаристии. Как и для Франциска в начале века, здесь проявляются истинно католические формы благочестия. Позже возник праздник Тела Христова³²⁸, который папа Урбан IV предписал всей Церкви и для которого Фома Аквинский (§ 59) написал чудесное, преисполненное мысли и чувства последование, глубину которого нелегко постичь. Конечно, эти высокие достижения не создают полной картины своего времени, особенно в случае народной религиозности. Это относится и к почитанию таинства Евхаристии. Действительно, у Фомы мы находим все элементы, которые в согласии с преданием Нового Завета позволяют осуществить это почитание на основе правильного богословского понимания Евхаристии — совершающейся жертвенной трапезы. Народ и низший клир были очень далеки от такого осмысления таинства (и соответствующей практики; ср. выше IV Латеранский собор, § 53). Ни у одних, ни у других не имелось необходимой для этого глубины богословских познаний. «Народную» религиозность питало прагматически-статичное восприятие, происходившее из разнообразных источников.

4. Это относится также к институту покаяния того времени, впрочем здесь истинная преданность делу Божиему сравнительно точно соответствовала евангельской проповеди покаяния нищенствующих монахов.

Правда, прагматическое понимание взаимных обязательств продолжало преобладать в практике покаяния. Мы находим проявления этого в представлении о гарантированной награде за крестовые походы. Здесь развитие идет по пути, который дорого обойдется Церкви: формирование системы индульгенций. Хотя теория индульгенций по сути своей корректна, она нередко (особенно в обещании наград) исполнялась слишком безответственно и неточно. Постоянное применение ее на практике (уже во времена крестовых походов) весьма содействует чрезвычайно грубым представлениям.

а) Когда мы имеем дело со святыми, которые в своих литературных трудах или, как св. Бенедикт, в своем уставе сами описывают нам свои идеалы, определить характер их благочестия относительно легко. Но и в жизни святых есть (как в любой истории) широкий круг анонимного, допускающего в отдельных случаях лишь приблизитель ное понимание, и все же жизненно важного. Поэтому с начала средневековья и до его вершины большое значение имеют бесчисленные жития святых. Они обнаруживают наличие всеобъемлющей атмосферы святости; хотя они кажутся нам во многом чуждыми, они, тем не менее, являются величественным свидетельством христианской веры и незаменимой иллюстрацией того, что собственно представлял собой религиозный человек средневековья.

б) В отличие от романских народов (которым латынь никогда не была совершенно незнакома) германцы с ранних времен были вынуждены свои религиозные впечатления передавать на родном языке — ясный (хотя сначала часто и трогательно беспомощный) знак их потребности внутренне освоить свою религию. ВXIIв. были распространены немецкие церковные песни³²⁹. Подобным же побуждением обусловлено стремление народа иметь перед глазами развитие священной истории в виде драмы. Так появились духовные пьесы, развившиеся из литургии³³⁰.

в) Сначала только епископы и монастыри занимались благотворительными делами. Начиная с крестовых походов, а особенно с расцветом торговли и связанными с ним социальными переменами перед благотворительностью в XIII в. встали новые задачи. Здесь также плодотворную роль сыграл пример и проповедь нищенствующих орденов. Забота о нуждающихся, прокаженных и пилигримах получила новые стимулы благодаря замечательным примерам нищелюбия и смирения. Возникли церковные объединения и даже особые ордена: орден Святого Духа, основанный в Монпелье как общество мирян в 1180 г.; антониты, единственной целью которых было служить бедным и больным и выкупать христиан из рук неверных (например, орден тринитариев, основанный св. Иоанном из Маты, † 1213 г., и Феликсом Валуа, † 1212 г., в епископстве Мо; орден мерцедариев, утвержденный в 1235 г.; союз терциариев, 1265 г.).

5. Здесь проявлялось благотворное влияние Церкви на воспитание народа. Жизнь народа вообще вбирала в себя множество церковных форм. В этой связи характерны гильдии и цехи. На церковном освящении брака, существовавшем с давних пор на Востоке, настаивали Александр III и Иннокентий III в XIIIв., вопрос этот также многократно ставился на соборах (правда, ему не придавалось обязатель ного и, как следствие, всеобщего значения). Благодаря этому жизнь христиан все больше приближалась к жизни Церкви. Вообще миряне и в гражданских правовых вопросах чрезвычайно зависели от приговора, вынесенного епископом. Следует еще раз сказать о том, что новым действенным средством для усиления религиозного рвения в народе была значительно возросшая по сравнению с прошлым проповедническая деятельность.

а) Но, к сожалению, и здесь имеется оборотная сторона. Наряду с верой, пронизывающей жизнь народа, появляются также суеверия. Рядом с глубоким почитанием святых возникает некритичное признание реликвий, как мы это знаем по крестовым походам, и растет легковерная страсть к чудесам (например, так называемое чудо крови как явление, сопутствующее возрастающему почитанию таинства Причастия). Из-за контактов с Востоком через крестовые походы и, возможно, из-за влияния катаров вновь возродилось и страшнейшее суеверие — фантастические представления о ведьмах. Еще на рубеже тысячелетий Церковь резко выступала против него, теперь же даже Фома Аквинский считал возможными половые сношения между людьми и демонами. Это заблуждение имело ужаснейшие последствия в XIV и XV вв.; но уже в 1252 г., как мы знаем, Иннокентий IV допускает применение пыток в процессе о ведьмовстве, в 1275 г. в Тулузе имело место первое сожжение ведьм. Подлинной религиозности и истинному духу покаяния в корне противоречит деятельность инквизиторов, с этого времени наводнивших Европу.

б) Сделав обзор всех данных о религиозной жизни того времени, известные нам из сообщений литературных источников и по произведениям искусства, мы не можем не изумиться полноте благочестия и жертвенности веры. Религиозность народа также вносит значительную лепту в эту сокровищницу.

Однако остается нерешенным вопрос, удалось ли создать действительно отвечающее Евангелию, полноценное, устойчивое, аутентичное благочестие у мирян. Мы видели, как в григорианской реформе, а затем в XII и XIII вв. великие религиозные движения многократно и непосредственно волновали и пробуждали мирян. Но мы должны также вспомнить и другое: часто и, вероятно, слишком часто мирское благочестие было заведено на клерикальные, по большей части монашеские, пути, т. е. не было заметно достаточного стремления к освящению семейной и профессиональной жизни. Мы часто видим, что специфически средневековая проблема опасного по самой своей природе противопоставления духовного и вещного оказывается нерешенной. В позднем средневековье найти безупречное решение этой задачи будет еще менее вероятно.

§ 59. Высокая схоластика

1. а) Возможность, необходимость, истинность, полезность и опасность богословия составляют одну из больших — судьбоносных — тем церковной истории, западной в особенности. Уже в Священном Писании проблематика, определяемая такими словами, оказывается одним из решающих факторов в проповеди христианства, особенно у Павла и Иоанна. Кратко эту проблему можно сформулировать так: когда или в каком месте Священного Писания религиозно-пророчес кое слово (с его уникальными формулировками и сверхвысокими оценками) можно понимать как богословское высказывание в строгом смысле, т. е. буквально?

Борьбапоповоду«буквальности»и«богословской строгости» (а именно, точной терминологии, которая этому удовлетворяет), заключающаяся в принятии, различении или отрицании, характеризует глубинную суть всех богословских усилий. Степень приближенности или удаленности терминологии, используемой в каждом конкретном случае, к слову или символам Священного Писания обозначает внутри богословия как разные ступени научного понимания текста Откровения, так и разнообразные христианские оценки абстрактного изложения истины, открытой в слове Библии.

б) После восхождения античной христианской мысли к высшим достижениям Оригена, каппадокийцев и Августина, средневековье— будучи несовершеннолетним еще преемником (греческо-)августинов ского наследия — вступило на чрезвычайно тяжелый путь создания самостоятельного западного богословия. После чистых традициона листов и компиляторов с первыми начинаниями такого рода мы встречаемся у Беды Достопочтенного и Скота Эриугены. Новый и очень важный качественный скачок мы наблюдаем у Бернарда Клервоского и Абеляра. Упрек Бернарда, что Абеляр перешел границы допустимого для человека, ясно характеризует ступень развития: диалектическая философия и богословие, схоластика являются ответом на искания взрослеющего западного человека (в частности, мирянина). Собственно «монашеское богословие» Бернарда настоятельно поднимает двойную проблему, касающуюся самой сути богословия: во-первых, возможно ли научное богословие без четко проводимой абстрактной терминологии, а во-вторых, не обстоит ли дело так, что такая абстрактная терминология при известных обстоятельствах вовсе не приближает к истине, но напротив совершенно уводит из атмосферы библейского слова и тем самым от понимания его полноты.

Пожалуй, высшим достижением сравнительно недолго просущество вавшей высокой схоластики следует считать то, что ей, с одной стороны, как никогда прежде, удалось достичь относительной «однознач ности» изощренного языка понятий, а с другой стороны, веруя, показать одновременно и богатство Писания, и его парадоксальную непостижимость.

в) Богословие высокого средневековья отличается глубокой внутренней целостностью. Одним из важных свидетельств этой целостности является провозглашение им гармонии веры и знания. Научное воплощение этого тезиса и составило высокую схоластику.

Высокая схоластика является венцом долгого развития, началом которого была речь св. Павла в Ареопаге, и к которому в различной степени причастны как апологеты II в. (§ 14), так и все христианские богословы последующего времени, обладавшие живой силой мысли. Она является промежуточным итогом многовековых усилий найти правильное определение соотношения разума и Откровения, формулировкой проблемы богословия, все еще действительной в важнейших пунктах, классическим решением основной проблемы греческого мира (§ 15).

При этом не следует конструировать (не существующей) единой линии развития или отстаивать мнение, согласно которому после схоластики в католическом мире больше не осталось важных, касающихся самой ее сути вопросов. Если все наше верующее познание оказывается незавершенным (I Кор 13, 9), то тем более не завершено усилие разума его описать!

Схоластика строится на высказываниях Писания, будь то в комментариях к его книгам, будь то в сентенциях, которые, собственно, и возникли из глосс к Писанию. Но она предлагает не только учение. Она в своих «Суммах» есть такая систематизация христианства, что становится для духа сферой его существования (Guardini).

д) Высокая схоластика в XIII в. вырастает в университетах как живое продолжение появившейся в XII в. новой науки (§ 51). В этих заведениях (особенно в Париже) преподавали не на французском или итальянском языках, а на латыни; их посещали преподаватели и студенты со всего Запада. Они были живым воплощением сверхнацио нальной, всемирной, единой церковной культуры высокого средневековья.

Благодаря свободе перемещения педагогов и студентов дух, поддерживаемый в Париже, передавался и другим университетам. Поэтому университеты и стали источником и оплотом единой духовности Запада. Своим возникновением, как и расцветом они в наибольшей мере обязаны папам. Без привилегий и доходов, предоставляемых ими, для многих и даже для большинства не было бы ни возможности посещения высших школ, ни — прежде всего для преподавателей — получение там должности.

Самыми старыми университетами были Болонья, Париж, Салерно, Монпелье, Оксфорд. Педагоги объединялись по факультетам, студенты по нациям. Все студенты, прежде чем они допускались на факультеты более высокого уровня, должны были изучать философию (факультет свободных искусств). На богословском факультете преподавание основывалось прежде всего на чтении и изучении Священного Писания. В Германии первые университеты появились только в XIVв. (Прага, 1347 г., затем Вена, Гейдельберг, Кёльн, Эрфурт, Вюрцбург). Ордена еще раньше учредили свои собственные «studia generalia».

2. Расцвет научного богословия в университетах тесно связан с необычайно быстрым подъемом всей западной духовной жизни с XII в. (что так заметно контрастирует с медленным темпом духовного роста в предшествующие столетия начиная с переселения народов). Для богословия в целом, а тем самым и для богословия Востока, великим новым вдохновителем стал величайший представитель греческой мысли — Аристотель.

а) До XII в. на Западе были известны лишь немногие его труды. Вописываемое время постепенно становятся известны также его сочинения по метафизике, физике и этике. Высочайшие достижения высокоразвитой философии народа, столь одаренного в интеллекту альном отношении, сразу и, так сказать, с первой попытки вошли в западную мысль.

б) Это было чрезвычайно плодотворно, но одновременно несло в себе огромную опасность. Можно, вероятно, сказать, что anima naturaliter christiana [душа, христианская по природе] привела Аристотеля к результатам, которые в чем-то гармонируют с христианским учением. Но Аристотель был язычником; его представления о божественном не были ни ясными, ни глубокими, у него не было четкого различия между божественным и земным. К тому же его учение было изложено арабскими и иудейскими философами (например, Аверроэсом, род. в 1126 г. в Кордове, † 1198 г. в Марокко; Моисеем Маймонидом, род. в 1135 г. в Кордове, † 1204 г. в Каире) совершенно в духе пантеизма. Именно из рук этих философов Запад получил труды Аристотеля.

в) Христианской мысли требовалось отбросить эти шлаки и обнаружить «христианского» Аристотеля — так сказать «крестить» его. Огромная заслуга в этом принадлежит доминиканцу Альберту Великому (из швабского рыцарского рода, преподавал в Париже, а позже, с 1248 г. в богословской школе доминиканцев в Кёльне; умер в 1280г. епископом Регенсбургским; 8 января 1932 г. причислен к лику святых и учителей Церкви). Поразительный объем его знаний делает его величайшим ученым средневековья. Он, великий схоласт, был одним из первых, кто понял важность исполненного любовью «точного» наблюдения природы³³¹.

Он был наставником величайшего католического мыслителя — св. Фомы Аквинского. Наряду с ним все увеличивающееся число западных мыслителей, большинство из которых принадлежали к нищенствующим орденам, как, например, Александр Гэльсский († 1245 г., с 1230 г. — францисканец), пытались, опираясь на Аристотеля, спекулятивным образом постичь суть христианских истин.

г) Аристотель исследовал не только отдельные вопросы философии. Он занимался поиском взаимных связей всего существующего, вплоть до первых элементов. Исходя из них, он представил весь объем сущего в виде упорядоченной рациональной конструкции.

Целью высокой схоластики стало (1) научно исследовать, насколько это возможно, внутренние связи Откровения и (2) описать их по (а) единому плану и (б)исчерпывающе, используя результаты интеллектуальной работы Аристотеля.

Аристотелевская рациональная конструкция была отражением мира природы. Включив в рассмотрение Откровение, схоластика превратила ее в отражение как здешнего, так и тамошнего.

3. а) Богословская жизнь была в XIII в. необычайно богата и многостороння. Однако пальма первенства несомненно принадлежит одному человеку — Фоме Аквинскому из ордена проповедников.

б) Фома († 1274 г.) родился в 1226 г. и происходил из южноиталь янского графского рода. Он обрел свое призвание, преодолевая сложные внешние обстоятельства; в Неаполе он вступил в доминиканский орден. С Альбертом Великим, чьим учеником он был в Париже, он отправился в Кёльн. Затем он учился в Париже, Риме, Болонье, Пизе и Неаполе. В числе его многочисленных трудов самыми важными являются Сумма теологии (summa theologica) и более ранняя Сумма против язычников (= исламские философы; summa contra gentiles).

в) Фома является самым ученым человеком среди святых и самым святым среди ученых. В нем жило аристотелевское стремление познать глубинные связи всего бытия и мощная тяга к унифицирова нию и систематизации. Каждое сущее становилось для него путем к Богу. Однако он не только не позволял философии вторгаться в содержание Откровения, но именно он научил философию смиренно умолкать перед божественной тайной.

В 13-м параграфе 12-го вопроса первой части «Суммы теологии», где речь идет о познании бытия Божия посредством разума, именно он, который строит доказательства, анализируя так трезво и с виду беспристрастно, признает: Deo quasi ignoto coniungimur (мы связаны с Богом как с непознаваемым). В другом месте (De potentia Dei 7, 5 ad 14) он говорит: «Наибольшее, чего может достичь человеческое богопознание, — познать, что Бог непознаваем». И в середине третьей части производящей потрясающее впечатление «Суммы теологии», еще будучи в полном расцвете сил, он откладывает перо, поскольку все, что бы он ни написал, только плевелы по сравнению с божествен ной действительностью.

г) Фома наделен ярко выраженным литературно- архитектоничес ким талантом. Его огромный труд, который призван дать представле ние о сумме богословского знания «начинающему», как по своей общей структуре, так и в частностях исполнен классической гармонии: чудо многостороннего и органически цельного синтеза. Фоме было присуще и то, чего недоставало многим его последователям, — своего рода исторический подход (естественно, не в современном его понимании). Хотя его размышления направлены целиком на аисторичес кую истину, в его богословии мы находим заметное количество элементов истории нашего спасения и знание путей ее осуществления (Congar). Он критически овладевал всею до него проделанной работой и настойчиво требовал, чтобы никто не приступал к самостоятельно му решению проблемы до ознакомления с уже существующими ее решениями ³³².

Сам Фома неуклонно придерживался этого метода. Главное испытание, которое в этой связи он выдержал, связано с Августином. Правда, в своих методах рассуждения он в пользу Аристотеля переместил Платона-Августина больше на периферию. Но вместе с тем он сохранил в своей системе всего Августина, особенности его образа мысли и его, скорее интуитивное, восприятие области божественного и душевного. Тем самым его безупречные, рационально четкие членения и доказательства избежали интеллектуализма и рационализма. Все значение сказанного становится понятным, если принять во внимание установленную лишь недавно тесную связь Августина и Аристотеля.

д) Как для включения в исторический анализ, т. е. для оценки его духовно-исторической роли, так и для сегодняшней исключительной оценки Церковью учения св. Фомы важно помнить, что его воззрения и методы воспринимались в то время как нечто новое и даже радикальное и в этом качестве восхвалялись или оспаривались. Его колоссальные достижения имели целью прежде всего оказать Церкви помощь в борьбе с двумя большими опасностями: (1) он отразил нападки арабских философов, для чего столкнул их с Аристотелем, а не просто боролся с ними извне, чего было бы совершенно недостаточно; (2) он остро полемизировал с основной ересью того времени, которую он называет манихейской. Имеются в виду катары.

Решающим для оценки является также и то, что, по всей видимости, сам Фома не хотел давать (и не верил, что может это сделать) законченной системы, не допускающей дальнейшего развития. Скорее всего, он вполне отдавал себе отчет в том, что его учение способно к дальнейшему развитию (Hufnagel).

е) Особенности схоластики четко обнаруживаются в Summa theologica св. Фомы. В каждом параграфе заметны элементы, которые мы признали существенными для схоластики: (1) видимо противоречащие тезису соображения называются и опровергаются посредством различения понятий; (2) используется накопленный традицией опыт; (3) научное понимание содержания веры дается в позитивном описании.

ж) Фома был не только трезвым мыслителем. Он был также и великим молитвенником. Своими исследованиями и литературными трудами он служил Богу. Из-под того же самого пера, которое так строго фиксировало определения понятий, выходили и прочувствованные гимны. Фома является живым доказательством внутреннего родства схоластики и мистики высокого средневековья (§ 69).

Фома — учитель благодати. Никто не излагал яснее, чем он, основное религиозное учение христианства, что все, служащее спасению, происходит по благодати. В толковании Фомы знаменитого места Рим 3, 28, к которому Лютер позже добавил в текст своего перевода слово «allein» [единственно], уже стоит это «sola». В прекрасной благодарственной молитве после мессы («Gratias tibi ago») открывается во всем богатстве евангельско-католическое исповедание: «грешник, вместе с тем праведник», которое ничего не оставляет от оправдания делами и узаконенной самоценности³³³. Но этот же самый человек всю свою жизнь был монахом, защищал свободу воли человека и его участие в деле спасения и считал сакраментальную иерархичес кую Церковь кораблем, необходимым для вечного спасения.

4. Подобным же подтверждением родства схоластики и мистики является высоко ценимый Аквинатом и порой дословно им цитируемый св. Бонавентура († 1274 г.) из ордена миноритов. Несколько позже доминиканцев в Париже в качестве преподавателей и студентов появились и францисканцы. Бонавентура был в XIII в. самым знаменитым их представителем. Он в возрасте 36 лет стал генеральным министром ордена, оказавшегося в то время в чрезвычайно опасном положении. Предшественник Бонавентуры на этом посту, Иоанн Пармский впал в соблазн спиритуалистического иоахимитизма (§ 62, 3). Богослов Бонавентура хотел избежать этой опасности, пытаясь в то же время сохранить для Церкви из наследия Иоахима Флорского то, что в нем было правильного. Практически от него требовалось установить мир между двумя партиями ордена. С этой целью он написал (конечно, нормативную) биографию св. Франциска. Известную роль сыграло его содействие союзу с греками на Лионском соборе (где он и скончался).

Бонавентура — блестящий мистик. Созерцая распятого Христа, он погружается в себя, чтобы отсюда по тройному мистическому пути взойти к единению со Всесвятым. Вместе с тем важно, что он еще и пастырь, неустанно и талантливо проповедующий перед самыми разными аудиториями — перед монахами, студентами, перед парижским двором... Его философия и богословие носят (как и вообще школа францисканцев в отличие от имеющей аристотелевскую направлен ность доминиканской школы) преимущественно августиновско-плато нический характер; сама его теология подчеркнуто христологична. Он ясно видит и опасность философского богословствования у Фомы; он считает, что не следует так сильно разбавлять водой философии вино богословия. У него богословие и молитва еще не разделены: «мы богословствуем, чтобы стать лучше».

5. Связь каждого отдельного ордена (особенно уже упомянутых францискан цев и доминиканцев) с определенной философско-богословской школой способствовала, с одной стороны, в силу конкуренции систем прогрессу науки. С другой стороны, привязанность к определенным теоретическим установкам нередко перерождалась в застывшую диктатуру школы. И именно из-за этого в Церкви возникала конкурентная борьба, которая нанесла заметный урон единству Церкви в позднем средневековье и в Новое время (споры о благодати). Когда богословские тезисы практически объединялись в единое целое с вероучением или же оказывались с ним слишком тесно связаны, дурные последствия были очень велики.

6. Особого упоминания заслуживает английская схоластика, имеющая скорее эмпирико-позитивистскую направленность. Роберт Гроссетест (1175_1253), епископ Линкольнский, который проявил большое рвение в церковных делах и даже отваживался наперекор королю и папе отказать в приходе недостойным претендентам, в области богословия был консерватором. Впрочем, он первым из англичан освоил почти всего Аристотеля и многое перевел с греческого языка. Например, в 1246 г. он издал первый полный перевод «Никомаховой этики». Благодаря многосторонней научной деятельности он стал «отцом Оксфордского университе та». Францисканец Роджер Бэкон (ок. 1214 — ок. 1292) в большой мере находился под его влиянием. Он был передовым мыслителем своего времени; многосторонний (имевший интерес к истории) ум с поразительными прозрениями относительно будущего (естественнонаучного и технического) развития. Он осознал многие лакуны и недостатки в основах средневекового мышления и был против упомянутого «iurare in verba magistri» [клясться словами учителя]; он пытался развивать богословие, шире используя для его обоснования Священное Писание и Отцов Церкви. Однако он со своими представлениями об универсальной науке, где традиция должна находиться в согласии с разумом и («естественнонаучным») опытом, натолкнулся на противодействие, впрочем ему оказывал покровительство папа Климент IV (1265_1268).

§ 60. Готика

1. Представление о самосознании времени можно получить непосредственно (хотя и не всегда вполне однозначно), изучая его искусство. Мы знаем, сколь сильно западный интеллект выражал себя уже в романском стиле (§ 46). Но в этом искусстве еще доминировали элементы стиля и чувство формы эпох, предшествовавших средневековью.

Когда западная духовная жизнь созрела и обрела независимость, она создала самостоятельный язык искусства — готику. Хотя этот стиль органически вырос из романского, он все же был нов как выражение нового состояния сознания, равно как и нового способа чувствования и выражения в художественно-формальной сфере. Естествен но, что искусство высокого средневековья как выражение культуры своего времени было прежде всего религиозным и церковным. Поэтому наиболее отчетливо оно проявляет себя в церковном строитель стве, в готических соборах (и их скульптурных изображениях).

В них отражаются самые сильные стороны религиозности XIII в.: сила веры, развитое религиозное сознание, ясность мысли, духовность, дерзновение. Смысловому единству стиля сопутствует ярчайшая индивидуальность форм выражения (особенно в скульптуре). Очень важно обратить внимание на следующее: в ходе духовного созревания, конечно, недостижимо полное равновесие всех сторон отражения действительности, захватывающее нас в романском стиле. Волнующая проникновенность неизбежно должна рождать вопросы, все испытывающие сомнением. Это справедливо и для великолепного взлета готики³³⁴.

2. Готический стиль в архитектуре, как и вообще развитие средневековой жизни, подчинен стремлению к синтезу. В романском стиле тяжесть и статичность зданий была обусловлена прочностью толстых, массивных и, соответственно, с трудом пробиваемых стен. Прочность здания сосредотачивается теперь в отдельных элементах его конструкции. Свод и опоры теряют статичные очертания, превращаясь в динамичный круговорот поддерживающих друг друга сил. Архитектор мыслит строение как организм, выросший из одной зародышевой клетки. Благодаря этому готовое здание производит впечатление окрыленно стремящегося ввысь. Отдельные элементы и тематические группы образуют множество соотношений и пересечений, соединенных в контрапункт, который со временем (к XVв.) усложнится, превращаясь в почти барочное многообразие форм. Готические кафедраль ные соборы в своей логической завершенности являются в искусстве эквивален том теологических сумм и вместе с ними служат действенным выражением совершенно освобожденной, активной и вместе с тем успокоенной взволнованности этих необычайно оживленных столетий. Их устремленность к небу, порыв и невесомость, очарование их внутреннего облика, где солнечный свет падает сквозь витражи «мистических» роз и окон, окрашиваясь таинственно воспламеняющи мися красками, абсолютно соответствует средневековому смыслу погруженных в Бога молитв.

В стремлении к существенной динамичности знаменательно выражается попытка по-новому овладеть тем, что до тех пор пребывало в несомненной естественности. Среди скульптуры высокого средневековья есть замечательные работы, например портреты епископов, чей утонченный, устремленный ввысь облик обращен к «горнему свету»; это и те, кто, кажется, скорбно удручен и вопрошает, и другие (как колонна ангелов в кафедральном соборе Страсбурга), в ком выражается взволнованность неисчерпаемой хвалы, приносимой Богу.

В готике разнообразно выражается новое восприятие природы, мира и жизни, которое, основываясь на реальности жизненного опыта, отказывается от аллегоричности романского стиля.

3. а) Сосредоточение нагрузки на элементах конструкции церкви в отдельных точках имело непосредственным следствием дробление плоскости. При строитель стве сводов это давало возможность выкладывать поверхности очень легкими и тонкими, что создавало впечатление невесомости и обеспечивало место для больших окон на боковых стенах. Давление распределяется от сводов и несущих нервюр наружу при помощи контрфорсов . Возникшие чисто конструктивно и как таковые исполненные в ранней готике аскетичной красоты логики, контрфорсы приобрели необычайно привлекательные и для общего облика характерные орнаментальные очертания. Иногда (как у хоров собора Нотр-Дам в Париже) они подобны мелодии, высеченной в камне.

У башен появились устремленные ввысь ажурные навершия (во Франции и Англии в меньшей степени), увенчанные шпилем.

Внутри здания появляются три или даже пять нефов. Чаще всего боковые нефы ниже, чем центральный (при одинаковой высоте: зальное пространство).

б) Порталы, контрфорсы и интерьер имеют богатые, со временем все умножающиеся скульптурные украшения. Их необозримое, трудное для восприятия количество оправдано лишь в период, когда большая часть ремесленников действительно творили своими собственными руками, т. е. были художниками, каковую задачу тогда еще значительно облегчала прочная традиция, которая обеспечива ла им надежную опору как на внутренние ценности, так и на художественные каноны³³⁵.

Наряду с определенным смысловым ядром сохранившийся художественный запас скрывает в себе замечательное изобилие первоначальных достижений. Их художественное своеобразие обусловлено: (а) формально — тем, что они созданы непосредственно для определенной конструктивной части (ниша в портале, перед колонной; перед узким столбом между двумя дверями; группировка рельефа над порталами), т. е. в определенных архитектонических рамках; изъятые с предназначенного каждому места (сегодня самые ценные образцы часто перенесены в музеи), они теряют часть своего художественного и религиозного воздействия; (б)содержательно — взволнованной одухотворенностью, которая, надо заметить, постепенно (в XIV и XV вв.) перешла от исходной суровой силы к истинному упоению движением, формой и чувством (вплоть до сентиментальности).

Украшению этих домов Божиих служат витражи окон, освещающих нефы, и «роз» над главным и боковыми порталами. Тайну силы света этих картин из стекла с их уникальным законом стиля мы в некоторой степени начинаем открывать лишь сегодня.

4. Готика возникла в Северной Франции, где церковная реформа рано пустила корни (Иль-де-Франс; первое готическое церковное здание в Сен-Дени). Особенно ценными памятниками готики являются Сент-Шапель и Нотр-Дам в Париже, церковь св. Уэна и кафедральный собор в Руане; домские соборы в Шартре, Амьене, Фрайбурге, Страсбурге, Ульме, Вене, Кёльне (в значительной части только с ХIХв.), Вестминстерское аббатство в Лондоне, кафедральный собор в Солсбери.

а) Название «готический» возникло во времена Ренессанса, когда люди не понимали этих чудес строительного искусства и хотели уничтожить их как варваризм. Теперь в готике мы видим одно из ценнейших созданий художественного гения человечества. Часто не замечают при этом одно само собой разумеющееся обстоятельство: эти творения по существу являются созданием именно католического церковного духа.

б) Можно лишь в общих чертах говорить о том, что привнесли в религиозное воспитание Запада готические кафедральные соборы своими статуями, неустанно повествующими о священной истории Ветхого и Нового Завета, витражами и барельефами, и сколько силы веры и любви к Богу выразила жертвенная воля, с которой все сословия содействовали строительству, с которой работали тысячи часто неизвестных и плохо оплачиваемых тружеников.

в) Готическое искусство в определенной мере было выражением нового общинного (а также мирского ) духа. Уже сам факт большого числа занимающихся искусством мирян должен был этому способство вать. Об этом говорит и обилие гротеска, открывающегося попутно в скульптуре контрфорсов, водостоков на крышах, престола в хоре и т.д. Важным доказательством появления светских мотивов является одна из значительнейших скульптурных работ немецкого средневековья: фигуры донаторов в хоре наумбургского домского собора, где на месте апостолов, св. епископов, мучеников и праведников стоят исключительно светские лица, могущественные военачальники и дамы, полные величественного очарования, а рядом с ними даже убийца (по поводу аналогичной трансформации в литературе ср. § 56).

Четвертый период

ПОЗДНЕЕ СРЕДНЕВЕКОВЬЕ

Время распада характерных признаков средневековья и
формирование основ Нового времени

§ 61. Общая характеристика

1. Средневековье было временем универсализма, объективизма и клерикализма (§ 34). Против этих сил, которые в универсальной империи и папстве выступали совместно, со временем (уже в XII и XIIIвв.) выступили, как мы видели, центробежные, т. е. служащие частным целям (партикуляристские) силы. Следует, вероятно, обратить внимание и на то, что тенденции, разрушающие единство и враждебные «средневековому» началу не были привнесены извне. Речь идет, скорее, о той трагедии исторического развития, на которую мы уже много раз указывали, о последствиях борьбы, которую вели между собой универсальные силы. Так как путем объединения под одной властью независимых сфер не удалось создать жизнеспособное и внутренне упорядоченное единство, постепенно с логической неизбежностью начался сложный (и отнюдь не регулярный) процесс, который неизбежно вел к вражде и разъединению этих сил. Казалось, что территориальная или «национальная» Церковь вернулась на стадию поместного устройства. Политические власти, добившись преимущества над иерархией и преуспев в попытках захватить ее богатства и права, снова оказались ограничены «национальной» сферой и поэтому раздроблены.

(а) В области политики возникает явление, которое условно можно назвать национальным самосознанием; это ведет к образованию национальных государств и, следовательно, к различным формам организации национальной церковности; однако папство пытается и дальше сохранять свои притязания на главенство в церковно-политической сфере, реально же оно его лишается, прежде всего из-за зависимости от Франции, а кроме того, из-за династических тенденций в самом Церковном государстве. (б) В сферах интеллектуальной и духовной жизни все большее значение приобретает индивидуальное (субъективное) мнение. (в) Наряду с клиром существенное участие во всех областях жизни принимают миряне, и культура начинает приобретать более светский характер. Это свидетельствует и о том, что христианское воспитание мирян клиру полностью не удается; он не способен включить в церковно-религиозную сферу пробудившуюся во всех областях и по сути законную самостоятельность мирян и светские ценности в их автономности: тенденции внеклерикальной общинности и обмирщения множатся. (г) Социальные изменения выражаются, в частности, в формировании определенных демократических идей и тенденций. Они являются реакцией на чрезмерное усиление монархии как в Церкви, так и в государстве, и на повышение культурного и материального уровня высшего духовенства и аристократии.

2. Пробуждение национального сознания, субъективной критики, обмирщение и демократические устремления меняют не только христианский народ, но оказывают воздействие и на церковное руководство, влияя тем самым на жизнь Церкви: (а) папство в Авиньоне, зависящее от национального французского королевства, отлучающие друг друга папы западной схизмы, а также политические и национальные папы-князья Ренессанса отчетливо обнаруживают утрату средневекового церковного универсализма и господство в церковной верхушке национального образа мыслей. (б) Поздняя схоластика демонстрирует распад гармонии веры и разума и вместе с тем субъективную критику. Последнее явление формируется в Церкви в виде номинализма Оккама и оккамизма, но кроме того (и прежде всего) в национальных еретических движениях в Англии и Богемии. (в) Жизненный уклад папской курии в Авиньоне и еще более в Риме времен Ренессанса, как и образ жизни широких кругов высшего и низшего клира показывают как никогда прежде решительное проникновение мирского сознания в церковную сферу и ослабление творческих сил Церкви. (г) Борьба за реформу и реформаторские соборы с их национальной и демократической установкой и их соборной теорий свидетельствуют о том, что партикуляристское национальное сознание, светский дух и демократические идеи пытаются проникнуть и с этой стороны в самые основы Церкви.

3. Позднее средневековье было не только временем упадка, но и временем, когда закладывался фундамент для строительства нового. Возникают (очень постепенно) новые «современные» религиозные установки, которые до настоящего времени господствуют в мире и под решающим влиянием которых по воле Божией несчетные миллионы бессмертных душ продолжают следовать к вечной цели. Было бы недальновидно, несмотря на множество недостатков, имеющих самый принципиальный характер, целиком отрицать ценность и определен ную оправданность целого ряда распространенных форм душевно-ду ховного бытия.

а) Более того, позднее средневековье несет в себе много ценного. Прежде всего нужно назвать то важное сокровище, которое Церковь подарила миру в мистике. Церковь продолжает трудиться над религиозным воспитанием христианского народа с таким успехом, что к концу средневековья подлинная религиозность у него оказывается значительно большей, чем предполагали исследователи несколько десятилетий назад. Правда, и здесь встречались не просто грубые, но и ужасающие недостатки (всякого рода формализм); но в то время как церковные князья на епископских престолах и в аристократичес ких соборных капитулах уже слишком часто не очень хорошо знали, что именно является подлинно католическим, и вследствие этой слабости и недостатка ясности не смогли противостоять духовно-куль турному наступлению Ренессанса и религиозному натиску Реформации, большаvя часть христианского народа мужественно хранила, как могла, верность христианским идеалам веры и жизни. Конечно, нельзя упускать из виду особую опасность противодействия одновременных противоположных тенденций — к формализму благочестия и к автономной внутренней духовности.

б) Ареной событий и в дальнейшем остается Запад. Но происходит перестанов ка сил. Германия, с давних пор игравшая главную роль в церковно-политическом развитии, отступает на второй план. Мы видели, как постепенно центр тяжести перемещается во Францию. Затем на первый план выдвинулась Италия (гуманизм и Ренессанс). В интеллектуальной жизни большое значение имеет Англия— родина Оккама и Уиклифа.

в) Ход событий можно описать такой схемой: Авиньонское пленение — западная схизма — реформаторские соборы. Внешняя последовательность событий заключает в себе процесс внутреннего развития; его характеризуют борьба между (1)Филиппом IV и Бонифацием VIII, (2) Людвигом Баварским и Иоанном ХХII (3) и, наконец, соборная теория. В религиозной сфере внутри Церкви происходит (1) расцвет мистики, (2) дальнейший подъем народной религиозности; вне Церкви — лжеучения Уиклифа и отчасти Гуса.

Конец средневековья определяется не Реформацией. Если мы не хотим продолжить средневековье до эпохи Просвещения (Troеltsch) и тем самым сделать неясным вообще само понятие «средневековье», то мы должны, вероятно, сказать, что Новое время началось, когда новые духовные установки пронизали всю жизнь Запада. Это новое концентрируется в гуманизме; именно он является фундаментом Нового времени. Реформация, напротив, несмотря на все ее мощное своеобразие и враждебность к гуманизму, была движением, которое не могло бы без него утвердиться.

Общим результатом позднего средневековья для Церкви был значительный упадок церковности и папского авторитета, связанный с начавшимися разнообразными, но по большей мере безрезультатными, религиозными исканиями.

§ 62. Предвестие и начало распада

1. Описанные выше явления распада уже в период расцвета высокого средневековья нагляднее всего представлены в политико- национальном рассредоточении, которое в свою очередь усугубляет эти явления; здесь большую роль играет связь «национального» и «мирского» чувств.

Уже указывалось на то, что в те времена «национальное» еще только начинало пробуждаться, и это слово нельзя понимать в его современном смысле. Равным образом нужно учитывать, что это пробуждение само по себе является процессом глубоко закономерным. Спрашивается, почему же тогда этот процесс нанес такой ущерб Церкви? Конечно, отчасти из-за эгоизма, который кажется существенной составляющей национального начала. Но равным образом и из-за того, что описанная борьба вокруг властных притязаний иерархии, как уже отмечалось, была не в состоянии законным путем примирить «национальное» с мирским.

Среди набирающих силу обособленных политических властей никто не продвинулся вперед настолько, как Франция — та самая Франция, которая когда-то в лице своих епископов и монахов составляла главную силу григорианской реформы. И именно это отсылает нас помимо национального эгоизма, который, естественно, и здесь нисколько не исключается, к уже упомянутой более глубокой проблематике в связи с Церковью и с ее отношением к государству. Независимо от оценочных суждений, на основании одних только фактов установлено: во всей истории едва ли найдется «национальное» усиление, которое таким роковым образом повлияло бы на жизнь Церкви, как французское национальное развитие в XIII и XIV вв. Позже возникнут более резкие проявления церковно-национального начала (Испания, Франция времен контрреформации и галликанства), но первый французский прорыв был самым значительным для всей судьбы Церкви.

а) Национальное усиление Франции, которое наиболее ярко представлено появлением централизованной власти короля (после всех явлений децентрализации на этот процесс, имевший высочайшую внутреннюю целенаправленность, ушло сто лет)³³⁶, уже упоминалось.

Во Франции папы искали убежища. Число французов в коллегии кардиналов возросло, и тем самым французы получили права на папский престол. Приняв Анжу в ленное владение, папство поставило себя в опасную зависимость от французского влияния³³⁷ (§ 54).

б) Мы уже знаем в высшей степени абсолютистское и выделяюще еся в культурном отношении светское государство Фридриха II в Сицилии, того самого правителя, который содействовал усилению национального самосознания во Франции и Англии и независимости территориальных властей в Германии.

в) В Англии мы также видим серьезную оппозицию папе, например, в правление Иннокентия III, затем Иннокентия IV (протест англичан против папского налога на Лионском соборе). Примечательно, что и здесь выдающиеся члены клира имели национальную и антиримскую настроенность; именно здесь, в Англии, где некогда была преданней шая Риму Церковь, они продолжали уже давнюю резко антикуриаль ную линию (радикальная критика Уолтера Мэйпса уже в XII в. и более раннего неизвестного автора из Йорка, † ок. 1110 г.). Вместе с противниками короля (ставшего ленником папы), баронами, они по согласию с лондонским клиром сделали экскоммуникацию и интердикт иллюзорными — ход событий, соответственно повторившийся во Франции.

г) Вследствие падения Гогенштауфенов Северная Италия сделалась свободной, и там образовались различные самостоятельные города-республики. Вскоре после этого Италия станет ведущей силой в интеллектуально-культурном отношении.

д) Конечно, низложение Штауфенов и выдвижение Франции не следует понимать в смысле полной цезуры. Империя и император отнюдь не отказались от своих притязаний на Италию и Церковь. ВXIV в. мы сталкиваемся с этими притязаниями неоднократно (вплоть до попытки Филиппа IV в обход Анжу сделать Францию носителем имперской власти). Даже в эпоху Реформации эти притязания, все еще сохраняющие реальную силу, будут сказываться на группировке политических и церковно-политических сил.

е) В конце этапа в игру сил вступает Испания (в церковно-полити ческом и культурном отношении).

Если смотреть в целом: политическая дифференцировка, которая уже в конце XIII в. сильно повредила средневековому единству.

2. Правда, во всех областях культурная жизнь в целом все еще была естественным образом (причем по существу) церковно-христи анской. Но внутреннее развитие, как и соприкосновение с мусульманской культурой, свидетельствует об указанной направленности; это означает, что основные установки, конституирующие средневеко вье, начали заметно утрачивать свое влияние, а точнее, преобразовы ваться.

Папский универсализм начиная с Библии, первохристианства и Григория I мыслился как религиозный. С XIII в. (и, как мы видели, уже и до того) политическое мирское начало в ходе осуществления plenitudo potestatis [полноты власти] папства оказывается опасно самоценным.

В той мере, насколько учение Церкви почти для всего Запада несомненно составляло обязательную норму и в значительной части являлось также питающей духовной силой, объективизм остался в сохранности. Но он был ограничен. Вслед за стесненным по вполне объективным причинам гуманизмом св. Бернарда в XII в. в искусстве, литературе, науке и экономике растет ощущение самостоятельно сти и самоценности; эти сферы приобретают все больший вес при перестройке сил и институций и все настойчивее заявляют о своих правах. В богословии критика разума становится все радикальнее. Проникновение арабского аверроизма, который имел в Парижском университете такого выдающегося представителя как Сигер Брабантский († ок. 1284 г.), отчетливо свидетельствует о внутреннем рассредоточе нии (с которым боролся Фома Аквинский). В силу того что светское общество приобретает все большую независимость, возникает интеллектуальная конкуренция с официальным представителем Церкви — клиром. Голосов, которые осмеливаются дерзко критиковать Церковь и папу, становится все больше. Порой дело доходит даже (как некоторое время при Фридрихе II) до принципиальной вражды.

3. а) В качестве одного из первых, кто закладывал основы Нового времени, следует назвать наполненного апокалиптическими видениями, живущего как аскет, пророчески проповедующего отшельника, основателя и аббата монастыря Иоахима Флорского в Калабрии (†1203г.). Его влияние проникло очень глубоко. Правда, эпигоны сделали из его идей выводы, ему чуждые. Важно, однако, что эти выводы лежат вполне в плоскости его основных идей. Его реформаторские воззрения должны были действовать тем сильнее, насколько они кажутся вытекающими из самого средоточия веры. Следует обратить большое внимание также на то, что хотя его спиритуализм был побежден «potestas directa» [прямой властью] Церкви по праву, однако слишком односторонне; его стремления не нашли поддержки ³³⁸.

В идеях Иоахима снова проявляется опасный соблазн якобы чистого спиритуализма. Правда, по замыслу его позиция была церковной, так как он представлял свои произведения на суд Церкви. Но на деле его углубленные перетолкования были опасным уходом от Откровения, и он даже защищал ересеподобный тритеизм (который был осужден на IV Латеранском соборе). Далеко опережая свое время, уже в большой мере будучи представителем грядущей эпохи, он проповедо вал и ждал новую (третью) всемирную эру, эпоху Святого Духа, вслед за Церковью близких к миру священников — Церковь исполненных Святым Духом: типичное и типично опасное обращение к позиции, которая во имя внутренней духовности так легко впадает в мечтательность и утопичность и в силу этого разрушается. В основе этого ожидания лежит убеждение, с разными проявлении которого мы уже встречались, что общество, как светское, так и церковное, глубоко пало и потому нуждается в наказании с последующим обновлением, возрождением. В этом, конечно, и заключается самая глубокая причина влияния его проповеди.

б) Мы опять отчетливо слышим, как уже в начале и в середине XIIIв., великий девиз позднего средневековья: реформация Церкви (и одновременно лозунг начинающегося Нового времени: Ренессанс). Иннокентий III уже представил его в качестве темы Латеранскому собору 1215г., Фридрих II превратил его в боевой пароль против господствующей над миром Церкви; из-за Иоахима он обрел опасную форму, и через столетие и позже созреют его горькие плоды.

в) Об опасной взрывной силе, заложенной здесь, свидетельствует и процесс развития ордена францисканцев. Партия строгих, «духовных» (спиритуалов ), связывала «третью эпоху» Иоахима в истории спасения (эпоха Духа и монахов) с Франциском и его орденом. Они встали на защиту идеала бедности св. Франциска с непреклонностью, которая была полностью лишена смирения святого основателя ордена. Здесь сформировался дух фанатизма, который в конце концов должен был вступить на весьма нехристианские и нецерковные пути.

4. В научной жизни черты, противоречащие единой картине христианства, проявились в пантеистических течениях (новое влияние философии испано-мусульманского Аверроэса и вообще философии ислама).

Весьма важной для дальнейшего была система францисканца Дунса Скота (ок. 1265_1308), который дал остроумную критику томистской доктрины, а также самого Фомы Аквинского; хотя и для него Аристотель — это «Философ», которого он цитирует, однако он делает явный акцент на августиновских элементах традиции; он лишь в довольно редких случаях, как впрочем и уже более ранняя францисканская богословская школа (Александр Гэльсский, а также Бонавентура, § 59), признает, что они могли иметь значение для томистского миропонимания.

Именно это (наряду с общим аспектом) указывает в конечном счете на разные способы мышления здесь и там. Их оборотной стороной оказывается еще и тот момент, который вообще присущ грандиозным системам схоластики: их впечатляющая замкнутость делает в конце концов невозможным их плодотворное дополнение.

Дунс Скот стремился, насколько это возможно, основывать богословие непосредственно на Откровении, что было более чем оправданным желанием (что хотя не противоречило Фоме, однако противоре чило его школе). Но с этим был связан роковой шаг: сомнение в примате познания в пользу воли. У Дунса Скота такая программа вполне конкретизируется в виде примата любви: Deus caritas est [Бог есть любовь]. Но все же это был судьбоносный поворот. Он угрожал гармонии знания и веры. Он, впрочем, отягощал собственную систему внут ренним противоречием: доказательство примата воли и Откровения проводилось средствами утонченнейшей критики разума.

Противоречия оставались сначала внутри школ. Но едва ли не полное гармоническое уравнивание разума и Откровения, с невероятной тщательностью проводимое Фомой, было нарушено. У Дунса Скота примат воли вполне библейски, — но все же поверхностно, — означал примат любви. Но опасность смещения скоро проявилась в том, что школа Скота привела к Оккаму (§ 68) и его номинализму³³⁹, который безнадежно разъединил обе эти величины и со временем (как через позитивную, так и через негативную разработку) составил духовную основу для богословско-религиозного обновления Лютера.

5. Другим очевидным внешним свидетельством начинающегося распада было то, что к концу XIII в. пали последние западные владения на Востоке. Крестовые походы были порождением средневекового универсализма. С исчезновением универсализма пропала одна из их важных предпосылок; их успехи исчезли сами по себе и даже не смогли пока еще общехристиански очистить лежащую в их основе идею миссионерства.

Борьба за внутреннее устройство Церкви была чрезвычайно важной для всего средневековья. Для позднего средневековья она стала играть решающую роль. Она привлекла к себе наибольшую часть внимания и сил. Поэтому она должна быть детальнейшим образом изложена.

Упомянутые начала распада отнюдь не остаются в сфере абстрактного рассмотрения. Они постепенно приводят к появлению нового восприятия жизни. Социальные сдвиги становятся важны и как проявление, и как причина распада (наряду с рыцарством и клиром теперь выступает бюргерство городов, и в придачу в Южной Франции и Верхней Италии наблюдается рост пролетарских элементов). При этом и здесь вновь следует заметить, что решающая часть сдвигов осуществлялась в силу закономерной необходимости и что, однако, они были в своих справедливых требованиях недостаточно поняты иерархией и встроены в средневековый порядок.

Глава первая

Церковно-политическая жизнь. Борьба за внутреннее устройство

§ 63. Конец средневековой светской власти папства. Бонифаций VIII и Филипп IV Французский

1. Со времен Григория VII развитие средневекового папства концентрировалось вокруг идеи власти в масштабах, которые могли показаться угрожающими религиозному началу. Эта идея развивалась односторонне и была обобщена в выдвигаемой канонистами с XIII в. формуле о всевластии папы над преходящим. Такая власть добивалась или претендовала на два момента: (1) верховенство папы над политическими властями Запада (в той или иной форме); (2) законное право распоряжаться должностями и бенефициями всех Церквей. Вторая линия развития идет параллельно с развитием денежной экономики, т. е. того, что для (XII) XIII и XIV вв. можно было бы назвать капитализмом (прежде всего в Южной Франции и Италии; такое интенсивное формирование мы можем заметить на примере расширения папской курии в Авиньоне).

а) Уже то, что мы вынуждены признать в Церкви процесс развития, параллельный развитию денежной экономики, указывает на весьма опасную для христианства ситуацию. Основная опасность, конечно, заключалась в первой из названных линий развития (так как она касалась главного). Она, собственно, возникла с тех пор, как Грациан на чисто формальной основе, без достаточно точных границ, основанных на Евангелии, провозгласил полновластие папы: каждое каноническое определение должно быть предварительно оговорено с папой; папа может как устанавливать, так и отменять общие права и привилегии. Во всех случаях позднейшие канонисты с разным обоснованием включали в понятие верховной власти пап и их политический примат.

б) Церковно-политическое полновластие пап развилось в связи с концепцией, что Западная империя является папским леном, а присяга верности и преданности — вассальной присягой (§ 52). Библейское обоснование производилось с аллегорической вольностью, а именно: (1) через применение образов солнца и луны, души и тела, золота и свинца к Церкви и государству; (2) через своеобразное толкование Мф 26, 52 (Вложи меч в ножны = передай его государству), Мф 22, 38 (Здесь есть два меча), Иеремия 1, 10 (Я поставил тебя над народами и царствами), 1 Кор 2, 15 (Духовный судит о всем, а о нем судить никто не может); (3) через использование сочинений Псевдо-Кирилла (которого доверчиво использовал Фома Аквинский; Фоме принадлежит фраза: для спасения необходимо подчиняться папе).

Это полновластие победоносно утвердилось в борьбе с Гогенштауфе нами; теперь с ним будут бороться различными способами и гораздо более ожесточенно, чем прежде, и даже поставят под вопрос сам его принцип.

2. Антагонизм партий кардиналов в Риме проявился с наибольшей остротой во враждебном соперничестве между семействами Орсини и Колонна. Оно царило на конклаве после смерти Николая IV (1288_1292); именно из-за него конклав затянулся на два года. Наконец, дело закончилось избранием Петра из Мурроне, совершенно необразованного отшельника, живущего строгой аскетической жизнью; он стал именоваться Целестином V (1294 г.). Но это был не выход. Нужно было овладеть церковным аппаратом, подчинить себе соперничаю щие политические и церковно-политические устремления. Полновластие папы было налицо, и существовало множество возможностей для злоупотреблений или, например, для того, чтобы слишком щедро раздавать привилегии (например, основанной новым папой конгрегации отшельников). Вскоре создалась невыносимая ситуация. Через пять месяцев впервые за всю историю папства сам папа более или менее добровольно сложил с себя папское достоинство.

а) Следующим был избран кардинал Бенедетто Гаэтани из Ананьи под именем Бонифация VIII (1294_1303).

Поразительный контраст между двумя этими фигурами иллюстрирует трагическую напряженность всей церковной ситуации: горячее стремление быть «papa angelicus» [ангелическим папой], с одной стороны, и признание необходимости полной власти папы над миром и стремление к ней, с другой; отречение отшельника, обладавшего личной святостью, и избрание канонически и политически мыслящего вождя для повелевающей миром Церкви.

Впечатление от отречения Целестина было сильным, и влияние его было отчасти очень пагубным. Был ли этот шаг совместим с теократическим обоснованием plenitudo potestatis? Если нет, то новоизбран ный папа, Бонифаций VIII, не был законным обладателем папского престола. И именно эта точка зрения легла в основу будущей борьбы с этим понтификатом; она сыграла важную роль в борьбе между Бонифацием VIII и Филиппом IV Красивым Французским (1285_1314).

б) Филипп IV — это апогей средневекового развития французской монархии, что было результатом увеличения сферы его внешнего влияния и укрепления внутреннего единства страны; оно, благодаря влиянию легистов и появлению третьего сословия (города), достигло такой ступени, что можно, в том значении, в каком это допустимо для описываемой эпохи, говорить о зачатках «абсолютиз ма». Правда, непосредственно после этого все достигнутое было поставлено под угрозу из-за тяжелого кризиса, вызванного нападением англичан и их первоначальной победой. Но спустя 100 лет (1439 г.) сословия согласятся на постоянную оплачиваемую армию и ради этой цели — на прямой налог: проложен путь к политическому централизму. Одновременно (1438 г.) в Бурже была обнародована Прагматическая санкция, и она означает церковно-политическую независимость от папы в духе Базельского собора (§ 66).

3. а) Бонифаций VIII был последним крупным представителем специфически средневекового величия пап. Он хотел преодолеть сужение папской власти, вызванное развитием местных национальных властей, и даже довести средневековый универсализм до его логического завершения. Он не осознавал, что со времени понтификата Иннокентия III обстоятельства полностью изменились; было просто невозможно обратить вспять процесс политического развития; его попытка была неисторична, она неминуемо должна была потерпеть поражение. Его поражение в столкновении с возглавляемой Филиппом IV «национальной» Францией значило поэтому много больше, чем личная неудача; это было поражение защищаемой им идеи мирового господства папства.

б) Бонифаций VIII — в момент избрания ему было около 60 лет — был властной натурой, в которой наряду с блестящей одаренностью проявлялось и известное величие. Его стремлению возвысить папство, объединить князей под своим предводительством для нового крестового похода нельзя отказать в некотором элементе правоты ³⁴⁰. Но в нем было что-то необузданное и фантастическое³⁴¹. Как в чрезмерности его установок, так и (прежде всего) в практическом их применении. Ему не хватало понимания реальных возможностей, его превосходство (которое он действительно имел в административных делах, знании и применении канонического права) порождало в нем оскорбительную, переходящую в ненависть грубость. Его вопиющий непотизм оценивал как симонию не только Данте, поместивший его за это в ад. Бонифация сгубили сангвиническая бесцеремонность, чрезмерная односторонность, но более всего — недальновидность, не позволявшая ему ни видеть, ни считаться с тем, что времена переменились (существенное усиление национальной политической нецерковной власти).

Вероятно, празднование первого юбилейного года (1300 г.) представляло блестящую и выразительную иллюстрацию его власти над миром. Но Бонифаций проглядел, что эта картина отражала лишь малый участок реально существующей расстановки сил. Впрочем, эта манифестация власти только в высшей степени усилила его самомнение, но не помогла обрести отсутствующую у него религиозную глубину, крайне необходимую для папы.

4. В коллегии кардиналов, значение которой так сильно возросло, к Бонифацию относились с большой враждебностью. Особенно опасных противников он имел в лице обоих кардиналов из семейства Колонна³⁴² (дяде и племяннике), которым предстояло небезуспешно вмешаться в решающую схватку. Под их предводительством небольшая часть кардиналов захотела аннулировать выборы папы. Бонифацию удалось преодолеть их сопротивление, хотя при этом обе стороны показали себя не с лучшей стороны. Эта вражда стала частью крупной внешнеполитической борьбы: приверженцы семьи Колонна апеллировали к Вселенскому собору. Бонифаций отлучил их от Церкви, объявил дом Колонна вне закона, приказал проповедовать против них крестовый поход и разрушить их крепости, особенно Палестрину, Колонна бежали ко двору Филиппа Французского.

а) В развязавшейся в то время большой, преимущественно «внешнеполитичес кой», церковной борьбе наибольшее значение с церковно-политической, а значит христианско-религиозной, точки зрения имели: (1) отправная точка борьбы. Говоря современным языком, можно сказать, что дело было в деньгах. Ведь речь шла о том, могут ли наряду с папством также и государственные власти самостоятельно облагать налогом церковные владения и соответственно клир в своих странах. (2)То, что как папа, так и представители национального королевства понимали это обстоятельство как решающий фактор их существования и всей их власти.

В то время шла война между Англией и Францией за английскую Гиень (ю.-з. Франции). Клир жаловался папе на двустороннее жестокое обложение налогами. Как король Англии, так и король Франции могли сослаться на обычное право, которое в свою очередь основывалось на очень старых традициях (об их возникновении мы отчасти уже знаем). Бонифаций VIII усмотрел в этом нарушение прав папства, которое допускает такое налогообложение лишь добровольно и от случая к случаю. Вопрос действительно касался очень важных вещей; но ни в коем случае его не следовало преувеличивать настолько, чтобы поражение приобрело принципиальное значение и привело бы к катастрофе. Только завышенные претензии Бонифация стали причиной того, что борьба стала столь значима, а поражение казалось ужасающим.

Бонифаций в резко составленной булле (Clericis laicos) запретил в 1296 г. обоим королям налагать налоги, право на которые принадлежит одному только папе. Англия формально уступила папе. Но предстояло еще столкновение с повелителем Франции, представителем «новейшей» идеи национального государства.

б) Филипп IV был бесцеремонным, хладнокровно-расчетливым, властолюбивым, в основе своей нерелигиозным человеком, который знал лишь одно: национальное государство. Реально-политически он ответил на папский запрет пресечением всякого вывоза золота и серебра из Франции. Это (1) больно ударяло по интересам папской курии, поскольку из Франции до того к ней поступали значительные суммы; (2) такая мера была одобрена всей нацией, которая жаловалась на тяжелые поборы в пользу Рима: таким образом, в борьбе с папством Филипп имел на своей стороне всю страну. Более того: в его распоряжении был целый класс образованных политиков или «легистов» ³⁴³. Легисты были учеными, которые вдохновлялись цезарепапистским идеалом Юстиниана и для которых, следовательно, на первом месте была государственная власть. Они выдвинули программу новой, независимой (автономной) от Церкви государственной власти и представили королю обоснования, которые должны были оправдать его образ действий и опровергнуть обвинения и контраргументы папской курии. Легисты, которые вошли в историю Церкви вместе со своими методами клеветы, поддельных писем и булл, так же как и популярных памфлетов, собственно и будут по большей части носителями вражды различных наций к папству в борьбе последующих веков. Они, конечно, взяли на вооружение требование апостольской бедности: иерархия может быть только чисто духовной, Константинов дар извратил ее природу. Именно они все больше и больше переносили борьбу на принципиальную почву и в союзе с богословием дошли даже до отрицания догматического примата.

5. Сила враждебного папе лагеря заключалась по большей части в том, что он был носителем крепнущего национального сознания и, таким образом, не только обладал жизненной силой и сопротивляе мостью, но представлял в высшей степени закономерную тенденцию в ситуации пробуждения народов, которая, к сожалению, не принималась во внимание чрезмерным куриализмом. Это стало вопиюще очевидным, когда Бонифаций VIII весной 1297 г. под угрозой отлучения приказал французскому королю заключить перемирие с Англией и империей. Филипп отклонил это унизительное требование на том основании, что управление его владениями в светских делах подлежит ему одному, и в этом никого из людей он не признает выше себя. Слабым местом позиции папы было то, что он обосновывал свое вмешательство в чисто мирские дела своей духовной властью. Очевидно, что обоснованное отклонение этих требований легко могло вредно отразиться на духовной власти папы.

Влияние французских идей с их полемически-национальной направленностью значительно усиливалось тем, что в то время и научная мысль вела к той же идее суверенитета народа³⁴⁴.

К такому сильному сопротивлению Бонифаций не был готов. Ему пришлось уступить (1297 г.). Примирение был ознаменовано торжественной канонизацией Людовика IХ, а внешне выразилось в грандиозном первом юбилее 1300 г., принесшем полное отпущение грехов всем паломникам, пришедшим в Рим.

Но мир не мог быть длительным, поскольку основные установки обеих сторон как до, так и после этого оставались неизменно противоположными.

6. а) Столь же неумеренная настойчивость притязаний папы проявилась вскоре во второй и третий раз. Когда снова разгорелся спор и папа пригласил короля в Рим на собор, король сумел предотвратить удар, фальсифицировав папскую буллу (Ausculta fili 1301 г.)³⁴⁵. Подлинная булла по приказу короля была сожжена. Два собрания сословий и нотаблей Франции (1302 и 1303 гг.) приняли сторону короля. На этих собраниях против папы выдвигались дикие голословные обвинения (он не верит в бессмертие души; не считает блуд грехом; водится с нечистой силой) и с таким напором, что ему пришлось очиститься с помощью клятвы.

б) Бонифаций теперь пошел еще дальше: он ответил буллой «Unam sanctam», в которой весь спор был недвусмысленно возведен на принципиальный уровень. Следствием выдвинутых в ней претензий на неограниченное светское господство пап должно было стать отлучение короля в день Рождества Марии 1303 г. в Ананьи и освобождение подданных от присяги (в той же самой церкви, где Александр III провозгласил отлучение Фридриха Барбароссы и Григорий IХ — Фридриха II). Но накануне этого дня французские наемники, к которым присоединилось городское ополчение, ворвались в Ананьи; произошла возмутительная сцена ареста папы французским канцлером Ногаре, и Шарра Колонна объявил его пленником. Предполагалось отправить его во Францию и там судить.

Это было неслыханное событие, которое ярко продемонстрировало, до чего уже дошла дерзость «новейшего национального» государства, и как сильно упал всеобщий авторитет и особенно политическая власть папства, насколько уменьшилось религиозное почитание общего церковного отца в значительной части христианского мира. Папство было сильно унижено, Церкви нанесен значительный урон.

Бонифаций, освобожденный итальянцами, смог еще торжественно въехать в Рим, но жить ему оставалось менее пяти недель (что было, вероятно, следствием перенесенных волнений и обострения старой почечнокаменной болезни). О его смерти бродили бесчисленные необоснованные слухи.

7. а) Булла Unam sanctam (1302 г.) является классической формулировкой, иначе говоря, обобщением специфически средневековых притязаний папства на высшую власть над миром ³⁴⁶. Бог вручил Церкви два меча (эта мысль в связи с Лк 22, 38 и Мф 25, 52 впервые была сформулирована св. Бернардом), один — духовный, которым владеет она сама, и другой — светский, который она вручает государственной власти, каковая может применять его только на службе иерархии и по ее воле. Непокорную государственную власть судит обладатель церковной власти, сам же он подлежит лишь Божьему суду. В заключительном тезисе буллы выражена в меру ее догматического значения самоочевидная для одних лишь католиков мысль о том, что католическая Церковь есть «единственная дающая спасение»³⁴⁷.

б) Несмотря на невероятно преувеличенное сознание папской власти, в том числе и в мирских вопросах, Бонифаций VIII категорически отрицал, что его претензии на светское главенство имеют светскую подоплеку. Он утверждал, что остается верен основной идее средневековья, согласно которой папа лишь «ratione peccati» [по причине греха], или, как это сформулировал Фома Аквинский, только ради «спасения душ» может (и должен) как судья вторгаться в мирские политические дела.

Но на этом основании папа вмешивался фактически во все события в Европе, и повсюду — в Германии³⁴⁸, в Сицилии, Шотландии, Богемии и Венеции — терпел поражение.

В этой связи надо указать и терминологическую неопределенность, которая осложняла иерократическую тему вообще. Возможно ли на практике разграничить «potestas directa» и «indirecta» [власть прямую, косвенную]? Рассматривае мые планы вторгаются в область политики: таким образом политический менталитет и методы должны были, так сказать, по необходимости утвердиться в папстве и курии.

О безудержном превышении неоспоримых границ свидетельствуют помимо всего прочего с конца XIII и в течение XIV в. куриалистические трактаты и соответствующая публицистика, согласно которой данная Петру власть вязать и решить включает в себя всю светскую юрисдикцию ³⁴⁹. И если мы хотим верно оценить взрывоопасную и революционную атмосферу конца XV и начала XVI вв., нельзя не учитывать все это.

§ 64. Авиньонское пленение пап (от Климента V до Григория XI, 1305_1378)

1. Филипп Красивый не был удовлетворен фактической победой. Он хотел принципиального признания своих идей: сама Церковь, собрание высших ее представителей на соборе, как и ее верховный глава, папа, должны были засвидетельствовать законность его возмутительного поведения и осудить умершего Бонифация VIII. Уже то, что у короля вообще мог возникнуть подобный план, показывает, как далеко зашла зависимость папства от власти французского короля.

Эта ситуация, конечно, как мы достаточно ясно установили, назрела уже давно, чему отчасти способствовали необходимые меры достойных пап (в борьбе против штауфенской империи); никакой папа не был в состоянии просто разрешить подобную коллизию. Это необходимо учитывать, если мы хотим дать правильную оценку многим слабостям последующих понтификатов. Часто упоминавшийся трагизм конфликта средневекового папства проявляется все настойчивей: папство не может отказаться от своих типично средневековых притязаний на власть, но как раз эти притязания приводят его в (уже «новейшее») «вавилонское пленение», в Авиньон.

2. а) Преемник Бонифация VIII, религиозно настроенный БенедиктXI (1303_1304) пошел на существенные уступки притязаниям французского короля, отозвав указы своего предшественника и разрешив Филиппу взимать налоги. Он сделал это все же без недостойной слабости; хотя он снял с короля отлучение и кассировал слишком суровые приговоры семье Колонна, но вместе с тем отлучил совершивших нападение в Ананьи. Однако история не развивается или развивается совсем мало в согласии с субъективными моральными категориями. Объективная слабость не смогла противостоять более жизненному национально-политическому началу. Внутрицерковным наследием стала разделившаяся курия (наряду с французской партией была еще римская, выступавшая за политику по типу БонифацияVIII). Филипп, со своей стороны, все еще не был удовлетворен: папство должно было оказаться в постоянной зависимости от Франции. Король намеревался добиться еще и этого.

б) После того, как престол был вакантен 11 месяцев, папой был избран бывший архиепископ Бордо слабохарактерный Климент V (1305_1314). Филипп не только принудил его дать согласие на свою коронацию в Лионе в его присутствии, но и (несмотря на многократ ные противоположные обещания, данные кардиналам) потребовал от папы перебраться во французские земли: с 1309 г. резиденцией Климента V стал Авиньон.

в) Авиньон был немецким имперским леном (переданным роду Анжу) и принадлежал тогда Неаполю; позднее Климент VI (1342_1352) купил его в собственное владение пап; но он был окружен французскими территориями и находился фактически в сфере влияния французского короля. Собственно, Климент V думал о возвращении в Рим, равно как и Иоанн XXII и поначалу Бенедикт XII; но их действия определили курс на Авиньон; при Клименте V и Клименте VI возросло число французских кардиналов, которые теперь занимали две трети мест, при Бенедикте для пап была построена резиденция в Авиньоне.

г) В целом понтификаты обоих преемников Бонифация VIII означали не что иное, как фактическое признание церковно-политической независимости Франции. Эту независимость обеспечивала уже отмена буллы «Unam sanctam» для Франции, что означало фактический отказ от самой сути папских притязаний на политическое главенство. Правда, теоретически папы позднего средневековья не отказались от соответствующих претензий, особенно в отношении Германии. Но история повсюду присудила первенство национальному началу. Так было и в Германии, где появилась Золотая булла Карла IV (1356 г.), хотя само по себе отношение Карла к папе было доброжелательным.

3. а) Филипп настаивал на осуждении Бонифация. Он даже желал добиться немецкой короны для своего брата, т. е. для Франции (тем не менее избран был Генрих VII Люксембургский, 1308_1313), и требовал уничтожения очень богатого ордена тамплиеров. Процесс был фактически открыт чудовищными обвинениями против покойного папы (1310 г.). Папа смог избежать неприятного и недопустимого процесса против своего предшественника, т. е. оставить дело в собственной юрисдикции, только ценой уступки в вопросе о тамплиерах. Климент V проявил достаточно достоинства, чтобы противостоять осуждению Бонифация VIII, хотя король представил просто невероятные «свидетельские показания». После отмены прежних указов Бонифация об освобождении от налогов и после оправдания Ногаре XV Вселенский собор 1312 г. во Вьене смог объявить Бонифация невиновным.

б) В вопросе об ордене тамплиеров (который больше не имел никакой крупной задачи и чье парижское отделение превратилось в своего рода международный банк) победил король. Правда, он проявил себя и здесь с самой низкой стороны. На основании недоказанных подозрений, только из алчности и властолюбия, он приказал арестовать всех тамплиеров (1307 г.) и устроить над ними процесс по обвинению в ереси. Инквизиция взялась за дело и пыткой вырвала ничего не стоящие «признания». 54 рыцаря, взявшие назад свои признания, были сожжены как вновь впавшие в ересь (1308 г.).

Наконец, Вьенский собор на основании папского указа узаконил (но без обвинительного приговора) ликвидацию ордена (1312 г.), «поскольку он пользуется дурной славой и сделался бесполезным». То, что орден в целом и по всем существенным вопросам был невиновен, можно считать несомненным.

4. а) Наследник Климента V также был избран после двухлетней вакансии папского престола: Иоанн XXII (1316_1334). Он, наконец, решился на постоянное пребывание в Авиньоне. Его преемник, цистерцианец Бенедикт XII (1334_1342), человек высокой нравственно сти и горячий сторонник реформ, построил там папский дворец.

Климент VI (1342_1352), бенедиктинский аббат и французский епископ, вновь особым образом иллюстрирует кризис, к которому была приведена Церковь из-за авиньонского папства. Атмосферу светского комфортабельного существования, в которой он жил, еще и сегодня можно ощутить по одной из настенных фресок его комнаты в папском дворце в Авиньоне.

б) Между тем, покинутый Рим разрывали междоусобицы среди знати. Уже в 1305 г. впервые образовалось народное правительство; должность правящего сенатора была поручена папе. В 1312 г. немецкий король Генрих VII добился вопреки Орсини доступа в Рим, он был по поручению папы коронован во вновь отстроенном Латеранском соборе, так как Ватиканским кварталом владели Орсини. И эту присягу властного и могущественного правителя безвольный Климент, находясь в Авиньоне, сам всецело зависящий от французского короля, назвал ленной присягой! Против воли папы в 1328 г. в Рим вошел Людвиг Баварский (§ 65), призванный и поддерживаемый семьей Колонна. Королевское и императорское достоинство преподнес ему тогда городской парламент от имени народа; кардинал Колонна при участии двух епископов совершил коронацию. Отлученный Церковью немецкий король, сидя в коронационной мантии на ступенях кафедры св. Петра, объявил папе (тогда папой был Иоанн XXII), «еретику и оскорбителю величества», смертный приговор(!), а чернь сожгла соломенное чучело понтифика. Но одновременно приверженцы папы вывесили его буллу об отлучении Людовика: такова картина распада!

в) Иннокентий VI (1352_1362) вел скромную жизнь и был религиозен. Он пекся о церковной реформе; но не добился успеха в своем стремлении. Важно и знаменательно здесь другое: кардинал Эгидий Альборнос († 1367 г.) восстановил в Церковном государстве и Риме главенство папы вопреки знатным семьям (мы знаем о постоянной борьбе между домами Колонна и Орсини) и тем самым создал предпосылки для возвращения пап в их Город. Этому же отчасти способство вало пока еще неясное, но мощное пробуждение воли народа (благодаря и вопреки народному трибуну Риенцо), в чем проявляются первые ростки Ренессанса.

г) В 1365 г. Карл IV сам явился в Авиньон; к его просьбе о возвращении папы в Рим присоединились Петрарка, св. Биргитта, св. Екатерина Сиенская. Действительно, Урбан V (1362_1370) (которого Церковь назвала в ряду блаженных) вернулся в Рим; в 1367 г. состоялся его торжественный въезд. В 1369 г. туда прибыл восточноримский император Иоанн V Палеолог, чтобы — против воли Византийской Церкви, — возобновив переговоры об объединении, добиться помощи против турок. Но страшная путаница, царившая там после смерти кардинала Альборноса, вынудила папу вернуться в «изгнание». Вскоре после этого он скончался.

Только Григорий XI, последний французский папа (1370_1378), умер в Риме, а именно в Ватикане, который с тех пор и остался резиденцией пап.

Тяжелые потрясения в Церковном государстве, однако, еще не были преодолены; вновь начались восстания против иноземных французских папских чиновников; бретонские наемники папы производили опустошения; интердикт против ведущей римской партии пробудил антипапские силы. Короче говоря, беспорядки в Риме и Церковном государстве были столь велики, что и Григорий ХI стал подумывать о возвращении в Авиньон.

5. В Авиньоне правили семь пап, все они были французами. До Бенедикта XII и Иннокентия VI они были, по существу, «французскими придворными епископами». Это «пленение» было чувствитель ным ударом как для внутренней силы, так и для внешнего престижа папства:

а) Для внутренней силы: оно было оторвано от родной земли, Рима, а тем самым отчасти от корней своей моральной силы и почти полностью — от корней силы материальной. Уже упоминалось, что нарушился порядок в Церковном государстве и Риме; политическая власть папы угрожающе ослабевала. Давление французского короля привело к тому, что боvльшую часть высшего сената Церкви, назначаемого папой, составили французские кардиналы, которые благодаря этому стали (а через них и французское королевство) правителями папства. Веками завоевывавшаяся, а затем защищаемая идея церковной «libertas» превратилась в свою полную противоположность (и в насколько более мелком масштабе!).

Было что-то роковое в ходе событий: преобразование средневековой папской идеи происходит не по собственной инициативе через соответствующие церковные инстанции; враждебными и посторонними силами осуществляется ликвидация, уменьшение и разрушительная перестройка, завершившиеся только в Новое время добровольным отказом от Церковного государства. В позднем средневеко вье папство повсюду лишилось свободы и инициативы, потому что оно недостаточно руководствовалось в своей жизни собственным духовным содержанием. Поиски «покровителя» (которого Церковь так никогда и не смогла найти) и вслед за этим упорное отстаивание своих претензий, которые никогда не могли быть реализованы, привели папство в Авиньон и подчинили чужой воле.

Падение авторитета обнаруживает себя в событиях, происходивших в коллегии кардиналов. Право на выбор и участие в папском правлении приводит к представлению о разделении властей, а скоро — даже к идее непосредственно от Бога дарованной независимости кардиналов³⁵⁰.

Ослабление внутренней силы становится еще более заметным в том, что папы все менее были в состоянии с достаточным успехом осуществлять свое учительское и пастырское служение; иначе как могли бы стать возможными пагубные дискуссии Иоанна XXII с францисканцами в так называемой «борьбе за бедность» (§ 65, 2)!

б) Внешний престиж папства падал, (1) тем более что оно в глазах народов все более ассоциировалось с корыстными эгоистичными желаниями отдельной страны; старый вопрос о власти императора в Северной и Южной Италии и о его политических связях с папой продолжал оставаться неразрешенным. (2) Бесцеремонность, с которой вел борьбу Филипп Красивый, а после него Людвиг Баварский (§ 65), и мирские страсти при папском дворе способствовали утрате уже довольно слабого религиозного благоговения народов перед папой; люди привыкали теперь еще более, чем прежде, видеть в папе политического владыку (борющегося за политические цели) наряду с другими правителями и, следовательно, бороться с ним политическими средствами.

Как следствие, наблюдается отказ от признания доселе практически неприкосновенного учительного авторитета папы. Защищаемое прежде канонистами лишь теоретически, а теперь реализуемое в жалобах на Бонифация VIII мнение, что папа может быть еретиком, привело к дальнейшему возрастанию критики. Иоанн XXII даже был вынужден на смертном одре отречься от некоторых эсхатологи ческих учений. Все сильнее становятся группы, которые освобождают себя от папского авторитета.

в) Интердикты и отлучения становятся слишком частыми (особенно в борьбе против Людвига Баварского); они закономерно изживают себя. Очень часто церковную угрозу оказывается невозможно осуществить. Буллы Иоанна XXII об отлучении, возможно, вывешивались на церквях в Авиньоне, но в Германии ими не очень интересовались.

Еще более пагубно влиял обоюдоострый меч интердикта, который de facto иногда на долгие годы в существенной части отсекал огромные массы людей от сакраментальной жизни Церкви и тем самым способствовал их нравственному одичанию. Совершенно бессмысленной кажется ситуация, когда, например, интердикт накладывался на святые места в Палестине.

Интердикт, наложенный на тогдашнее место пребывания Людвига Баварского со своим отменяющим законность таинств действием длился 20 лет, пока, наконец, Ренсская декларация 1338 г. и император ский закон Людвига не постановил, что дальнейшее соблюдение объявленного интердикта запрещается.

Особая слабость церковных наказаний состояла в том, что они так редко применялись ради действительных интересов Церкви. Слишком часто речь шла о власти, политических притязаниях или деньгах.

Многие мелкие единичные расколы (часть диоцезов и орденов были за императора, другие — за папу), казалось, предвосхищали грядущую западную схизму.

В 1339 г. началась «Столетняя война» между Францией и Англией; Англия, соответственно, враждебно относится к «французскому» папству, которое, в свою очередь, оказывается в противоречии с немецкой коллегией курфюрстов.

1348 и 1352/53 годы стали свидетелями тяжелых эпидемий чумы, зверских преследований иудеев, процессий бичевателей, церковно-религиозных беспорядков: повсеместные хаос и даже катастрофа производят поистине устрашающее впечатление.

6. а) В папской курии в Авиньоне развилось наносящее большой духовный вред Церкви денежное хозяйство. Часто связанное с симонией и с неоправданным и неумеренным покровительством родственникам папы (непотизм), оно стала одной из разрушительных сил внутри Церкви³⁵¹. Ведь ни Климент V, ни Вьенский собор, который для этого был созван, не сделали ничего для реформы, ставшей неотложной в самом серьезном смысле слова. С помощью каких крайних представлений арьергард курии пытается освободить себя от долга реформировать Церковь, можно видеть по возмутительному тезису о том, что в римской курии (по причине папской власти всем распоряжать ся) вообще не может идти речи о симонии. Но, к сожалению, на деле симония стала в самом широком смысле слова прямо-таки отличительным признаком куриальных обычаев в Авиньоне, а после этого наследием и римской курии, отягощенной «наизлейшей скупостью и самой отвратительной симонией» (Dietrich von Niem), до Бонифация IX, который брал деньги от всех претендентов на место и соответству ющие бенефиции давал предлагающему наиболее высокую цену.

б) Повышение различного рода налогов со стороны курии было, как мы уже видели, вполне оправданно само по себе. К тому же тогда прекратились поступления из Церковного государства в Авиньон; попытки навести там порядок и война папства против верхнеиталь янских городов поставили новые крупные задачи. Папство могло удовлетворить свои потребности, только найдя новые источники дохода.

Однако все это не оправдывает денежное хозяйство в том виде, в каком оно на деле практиковалось в Авиньоне. Поскольку: (а) только что названные потребности были завышены из-за развившейся в Авиньоне столь нецерковной придворной жизни; (б) требуемые курией налоги сами стали (в означенном нерелигиозном смысле) сильно завышены и увеличены при морально недостойной практике официальных назначений; (в) кроме того, они не всегда были употребляемы на предписанную цель. Главная вина роста потребности в деньгах лежит, впрочем, не на отдельных папах, которые даже иногда выступали против беззаконий, или, как Иоанн XXII, вносили строгий порядок в финансовые дела, или же, как Бенедикт XII, посредством реформ принимали меры против всех тех недостатков при назначениях, с которыми мы постоянно будем встречаться: продажа и накопление бенефициев; непотизм; увеличение налогообложения — нарушение папской резиденцией своего долга; упадок дисциплины в орденах. Виновным был папский двор и члены курии, жившие от его доходов. Здесь образовался большой управленческий аппарат, где мыслили в слишком деловых категориях и в соответствии с этим действовали, и чиновники которого совершали множество беззаконий в собственных интересах. История показала, что предостережения св. Бернарда по поводу превращения дома верховного понтифика в курию и придворной жизни (§ 50) были, к сожалению, более чем оправданными.

7. Более давними источниками дохода папской курии были владения внутри и вне Церковного государства, Петрова лепта (Польша, Венгрия, Англия), налоги от государств-ленов, налоги за экземпцию, десятины, деньги, выплачиваемые архиепископами за паллий, налоги с прелатов при посещении ими Рима, «servitia communa» (т. е. плата с епископов и аббатов за их утверждение³⁵²), внеочередные налоги (например, на «крестовые походы» разного рода), плата за оформление привилегий и освобождение от обязательств.

Основой новых поступлений стали папские резервации. Папы все более широко завоевывали право замещать вакансии в различных Церквях христианского мира. Предвестниками этого были экземпции и апелляции к Риму (например, при спорном выборе, из чего потом произошла конфирмация). Затем учение о полновлас тии пап потребовало возможности прямого управления должностями и бенефициями в иностранных Церквях. На основании этой концепции папы сначала резервировали для себя отдельные места для замещения. После из этого развились общие резервации, т. е. резервации целых категорий бенефициев: все места, которые становились вакантными в то время, когда их обладатель пребывал в курии (это понятие Бонифаций VIII растянул до срока пути в восемь дней), должны были оставаться во владении курии. В Авиньоне это право было еще значительно расширено. Иоанн XXII постановил, что за папским престолом должны резервироваться все вакансии, в замещении которых он как-либо принимал участие, будь то через протест, перемещение, смещение или повышение. Собрал и обобщил все относящиеся к этому постановления ревностный сторонник реформ Бенедикт XII в 1335 г.³⁵³

С местами, предназначенными к замещению, были связаны бенефиции. За предоставление такого бенефиция папы взимали часть годового дохода, дифференци рованного в зависимости от того, о крупном или мелком бенефиции шла речь. Начиная с Иоанна XXII за курией резервируется также и покупка вакантных бенефициев и наследуемость духовного звания. Таксы повышались, чрезвычай ные сборы становились все более частыми.

Возник также пагубный обычай, уплачивая определенную сумму, приобретать право претендовать на некий бенефиций, в то время как он еще был занят = экспектанции. В результате бывали случаи, что такое право давалось нескольким лицам. Особенно серьезным недостатком было, когда вопреки каноническим определениям одному и тому же лицу давалось несколько бенефициев, связанных с пастырской деятельностью (cumulus)³⁵⁴. Тогда попечение о душах на одном или на другом месте либо оказывалось совершено оставленным, либо владелец этого места заботился только о содержании своего представителя. Поскольку он его оплачивал как только мог плохо, возникали предпосылки к формированию несостоятельного в моральном и социальном отношении клира, духовного пролетариата, который в позднем средневековье наносил урон священническому авторитету и часто способствовал тому, что народ слишком охотно внимал соблазнительной, но в то же время и обоснованной антицерковной критике.

Умножению многочисленных недостатков благоприятствовала усиливающая ся централизация вокруг папской курии; она делала возможным взяточничество особого рода и покупку церковных мест. Она влекла за собой также внутреннее ослабление диоцезов, при том что владельцы церковных мест становились все более независимыми от епископа диоцеза или митрополита. Она способствовала дальнейшему перемещению церковного правосудия в Рим, что наряду с преимуществами (квалифицированная судебная процедура) несло с собой только что упомянутый серьезный вред.

8. В целом налицо было поразительное искажение исходного пункта и смысла григорианской реформы, которая, вступив в борьбу с симонией, была обращена против денег. Правда, недостатки, которые здесь проявлялись, часто непомерно преувеличивались как в старое, так и в новое время. И когда такой охотник за местами, как гуманист Петрарка, порицает курию за торговлю местами, это имеет не очень большой вес. Но здесь никакое неоправданное ретуширование не должно ослаблять силу достоверного свидетельства. Мы ведь уже видели, что эти явления назревали давно и последовательно; и невозможно отклонить массу горьких обвинений, исходящих почти из всех стран с XII в., как требующую большего подтверждения³⁵⁵. Сообщения и суждения вполне пропапски настроенных людей, как и резкие высказывания куриалиста(!), августинца-отшельника Триумфуса и такого же куриалиста минорита Альвареса Пелайо (очевидцы!), которые не стеснялись сравнивать вождей Церкви с хищными волками, питающимися кровью верующих, и которые столь немилосердно рисуют корыстолюбие и взяточничество папского придворного духовенства, слишком ясно свидетельствуют о том, как разрослись эти недостатки. Сюда же относятся серьезные предостережения св. Биргитты Шведской и св. Екатерины Сиенской, которые напоминали папе о том, что он должен быть не только властелином, но и пастырем.

Известно, что существует целый ряд причин, — и они уже приводились, — которые до некоторой степени могли бы объяснить, почему эти явления проявились как раз среди авиньонских пап и после авиньонского пленения; назовем еще раз некоторые ключевые понятия: переход от натурального хозяйства к денежному; растущие задачи вследствие меценатства, строительства (но также и роскоши, придворной жизни, непотизма); политика: правление Бонифация VIII чуть не разорило Церковь; при катастрофе в Ананьи все наличные средства в золоте и серебре были утеряны; дорогостоящие столкновения с Францией и Англией, которая к тому же не присылала больше денег; поступление доходов от Церковного государства прекратилось...

Но из таких причин нельзя вывести действенное оправдание вины духовенства. Мы увидим, что во времена западной схизмы и в эпоху Ренессанса обстоятельства были еще менее благоприятны для Церкви. Дело здесь, к сожалению, в достаточно прямой линии развития.

Именно тот католик, который почитает Церковь своей матерью, совершенно не заинтересован в том, чтобы утаивать имеющуюся налицо вину. Недостатки показывают, что Церковь, в соответствии со словами Евангелия, есть Церковь и грешников тоже. Совершившееся впоследствии преодоление этих недостатков показывает постоянное присутствие в Церкви благодати. Ведь ее глубинная сущность божественна и остается незатронутой разрушением. В основе любой критики событий церковной истории должно лежать различение между служением и личностью . Это издавна знали авторитетные критики, подобные св. Бернарду, св. Франциску, св. Биргитте Шведской, св. Екатерине Сиенской. Кто относится серьезно к религиозно-церковным ценностям, которыми героически жили эти люди, тот, пожалуй, не сможет, до некоторой степени произвольно меняя масштаб, отодвинуть в сторону важнейший для них вывод, страстно-религиозное приятие именно этой, порицаемой ими, Церкви. Недостатки в Церкви не уменьшали, но воспламеняли их верность Матери святых. Они сами в себе начинали реформу и, порицая недостатки церковной жизни, ничего не искали для себя, но были проникнуты миссионерским рвением, направленным лишь на служение благу.

Отход от идей григорианской реформы имел самые реальные церковно-поли тические последствия: финансовое использование церквей курией было сильнейшим аргументом в пользу идеи национальной и государственной Церкви. С последствиями этого фактора мы детально ознакомимся в эпоху Реформации и во внутрикатолических национально-церковных движениях.

9. Пагубная ситуация в церковной верхушке имела под собой крепнущее с давних пор основание: развитие организации высшего клирапроисходило в значительной мере под влиянием экономических законов.

а) Растущая власть соборного капитула по отношению к епископу и его доходы, возрастающие уже два или три столетия, представляли определенную центробежную тенденцию в церковной организации, которая противодействовала централизующей тенденции в епископском служении. И чем сильнее становилось влияние соборного капитула, например, через выборные капитулы, тем большим спросом пользовались соответствующие места и бенефиции. Они становились в возрастающей степени привилегией знати.

К сожалению, вместе с известным упадком, связанным с церковными должностями, все более утверждался взгляд: должность есть бенефиций. К должности стремились ради бенефиция.

б) История всех диоцезов в средневековье свидетельствует о большом значении соборного капитула как в хорошем, так и в плохом смысле. Но для истории Церкви имеет гораздо большее — даже центральное — значение то, как развивалась коллегия кардиналов. Она ограничивает различными способами куриальный централизм настолько, насколько кардиналы являются представителями своих стран. Сдругой стороны, само папство и кардиналы в XIV и XV (и даже XVI) веках приходят к тому, чтобы строить куриализм как можно прочнее. Две тенденции, борющиеся одна с другой и, так сказать, торгующиеся из-за цены, действуя в разных направлениях, определяют развитие истории.

Усиление власти кардиналов идет параллельно с усилением папской власти с XI в. С этих пор они организуются в коллегию. Закон 1059 г. об избрании папы признавал за кардиналами решающее право голоса. Закон об избрании папы от 1179 г. давал им исключитель ное право; когда престол был вакантен, они становились единствен ными носителями церковной власти (характерен длительный период вакантност и престола в конце XIII в.). При этом кардиналы заняли место прежнего папского чиновничества в экономическом и политическом управлении и в церковно-религиозном служении. Начиная с XIII в. они также занимали, и в значительном объеме, иностранные бенефиции. При Николае IV (1289 г.) за ними признавалось право на половину от большинства регулярных доходов римской курии. Средством для сохранения и увеличения власти и здесь были выборные капитулы.

С возросшим влиянием папы должны были теперь считаться в церковном, политическом и экономическом отношении, и кардиналы сделались важным фактором в планах высшей политической власти. Как Франция первой из стран использовала это обстоятельство в собственных интересах и притом в большом масштабе, мы уже знаем из истории второй половины XIII в. и далее, при Бонифации VIII и в Авиньоне. В происходящем делении на партии снова проявляются старые противоречия, как экономические, так и политические, между семьями знати, между гибеллинами и гвельфами, так же как между римлянами и французами. В борьбе семейства Колонна против Бонифация VIII и с Филиппом Красивым мы видели, какое эти противоре чия, объединившись, получили выражение. Западная схизма также была возможна только в связи с этой сепаратистской центробежной силой. Ренессанс приводит к дальнейшему коренному преобразова нию; коллегия кардиналов становится средоточием крупных соперничающих родов: Ровере, Колонна, Орсини, Борджа, Фарнезе, Медичи, — папство из-за растущих и в то же время завышаемых экономических претензий ко всей Церкви превратилось в династию в территориально-княжеском смысле.

Великая линия специфически средневекового универсализма папской власти прервалась и была одновременно (в значительном объеме) эгоистически-односто ронне продолжена.

10. Авиньонский период имеет и свои светлые стороны, но все же успехи в развитии финансового хозяйства и даже в области искусства не могут сделать картину существенно более светлой. Ведь папство по своей природе религиозное, а не культурное учреждение. Именно сильный уклон в эту сторону привел к политизированному культурпапству Ренессанса, принесшему столько вреда Церкви.

а) Но, с другой стороны, и в Авиньоне был целый ряд лично религиозных, стремящихся к реформе пап, как мы уже отмечали: Бенедикт XII, ИннокентийVI, Урбан V, Григорий XI. Прежде всего, с христианской точки зрения очень утешительно, что в эпоху национального и социального собственничества именно Церковь проявляет достойную уважения заботу о телесном и духовном благе христиан, попавших в руки неверных (миссия на Ближнем Востоке), и осуществляет миссию в Индии, Центральной Азии и Китае. В XIII и XIV вв. прежде всего францисканцы и доминиканцы проникали через Среднюю Азию в Монголию (Иоанн Плано Карпини, Вильгельм Рубрук) и через Индию в Китай (Иоанн Монте Корвино, Одорих из Порденоне), причем как раз в качестве папских и королевских посланцев.

б) Общий результат, к сожалению, остается негативным: практика бенефициев (совместно с системой фиска), как и порождаемый этим разлад, способствует исчезновению средневековых и подготовке новых концепций — известный рост национализма в нецерковном духе, сильная секуляризация, ослабление идеи Церкви в сознании народов. Это означает растущее отчуждение от тогдашнего папства и усиление национальных Церквей, находящихся в напряженных отношениях с Римом. Естественный сам по себе процесс преобразований во время необходимого созревания народов становится, таким образом, уже в Авиньоне фактически движением от церковного авторитета. Развитие протекает хотя еще и внутри догматического признания Церкви и в границах принципиальной верности папе как высшему учителю, но оно, с другой стороны, делает возможным догматические претензии к папству и даже способствует им.

Опасность, которая еще более угрожающе проявится в схизме, должна быть названа особо. Поскольку папство, — трактуемое чисто исторически, — является существенным и обобщающим портретом Церкви, то нападение на него всякий раз с необходимостью оказывается и нападением на Церковь. Описанное развитие событий неизбежно ведет к росту этой опасности. Усиливающаяся централизация всей церковной власти в руках папской курии относится сюда же. Тем не менее, такова была цена, исторически заплаченная за последователь ное осуществление примата, основанного на служении Петра как камня в основании Церкви Христовой. То, что прежде начавшееся (и призванное к развитию) максимально полное сосредоточение власти в руках папы без необходимых оснований сделалось угрожающим, является следствием того, что с ходом истории возникла также и претензия на власть над temporalia, и легитимная оппозиция такому развитию событий могла наступить и с неизбежностью наступила. На примере Уиклифа мы узнаем, как она, к сожалению, как бы сама собой перейдет в борьбу против самой сущности примата.

§ 65. Последняя битва между папством и империей.
Новая идея самостоятельного государства

1. Свержение Бонифация VIII и авиньонское пленение фактически стали концом специфически средневекового величия пап. Но мы уже видели, что несмотря на это ни один из партнеров не отказался от своих притязаний. В особенности старалось в осуществлении своих универсалистских притязаний вопреки империи ставшее французским папство. Это в особенной степени относится к Иоанну XXII (1316_1334). Но мы уже поняли, что как раз в отношениях с этим папством ни Генрих VII, ни его наследник Людвиг Баварский (1314_1347) не были готовы отказаться от своих претензий на верховную власть в Италии. К тому же в то время (в продолжение спора с Филиппом Красивым) утвердилась новая идея независимого государства: достаточное поле для трений, которые снова привели к борьбе между тогдашними главами западного мира.

2. В этой борьбе папство оказалось в очевидно неблагоприятном положении. Неблагоприятном не только из-за своей политической слабости, но и из-за внутренней уязвимости. Характерный признак ее — так называемый теоретический спор о бедности при Иоанне XXII.

Чтобы преодолеть конфликт между более строгим (спиритуалы) и более мягким направлением в ордене францисканцев, был найден выход — объявить: право собственности на подаренное ордену имущество принадлежит Святому Престолу, в то время как право пользования остается за орденом (§ 57). Сторонники строгого направления отклонили это распределение как ложное, что снова побудило Иоанна XXII к изданию буллы против (впервые так здесь названных) fraticelli (1318 г.). Идею о том, что Христос и апостолы имели личное и общее имущество, весь орден отверг на генеральном капитуле в Перудже в 1322 г. как некатолическое учение. Иоанн ХХII охарактеризовал это мнение как не строго католическое; он отказался от права Святого Престола на владение имуществом ордена и назвал тезис «Христос и апостолы не имели никакого права пользования необходимыми вещами» еретическим; это привело к острейшему конфликту между ним и францисканцами. С большим трудом добились подчинения большинства ордена. Но влиятельное меньшинство, среди которого были ведущие лица, не побоялось обвинить папу в ереси. Три влиятельных члена ордена, среди них генерал Михаил Чезенский и Вильгельм Оккам (§§ 62, 68) бежали к противнику папы Людвигу Баварскому (1328 г.). Так внутрицерковный конфликт между францисканцами и папой стал частью волновавшей весь мир борьбы между императором и папой.

3. а) Лично нравственно чистый престарелый Иоанн XXII, властная натура и финансист, хотел восстановить власть папы в Италии. Поскольку Людвиг Баварский поставил там имперских викариев, дело дошло до войны с ним, которую император продолжал и при последующих понтификатах до самой своей смерти в 1347 г. Папа Иоанн выдвигал столь же несвоевременные претензии, как некогда Бонифаций VIII. Людвиг предъявил свои претензии на верховную власть в Италии, еще не будучи коронован как император. Когда же по этой причине он был отстранен от власти Иоанном XXII, то, со своей стороны, объявил папу незаконно избранным и апеллировал к Вселенскому собору как единственному представителю всей Церкви и к будущему законному папе (Заксенхаузенская апелляция, 1324 г.). За это на Людвига было наложено отлучение, а на его страну — интердикт (1324 г.). Ответом было «низложение» папы в собрании «римского народа» по причине ереси (имелось в виду решение папы о нищете Христовой), возведение одного из спиритуалов (!) в антипапы (Николай V, 1328_1330, † 1333 г., он был последним императорским антипапой) и коронация им Людвига (1328 г.). Как некогда Филипп IV, так теперь и Людвиг нашел себе и светских и клерикальных союзников, поддержавших его в борьбе против папы (канцлер Людвига Ульрих Дикий).

В свою очередь, папа осудил императора как еретика и начал проповедь крестового похода против «этого баварца». Великая борьба между императором и папой перешла все границы и стала использовать неподобающие средства. Империя была пустым названием, а соответствующие требования папы — не более чем реминисценциями. Ни император не мог окончательно подорвать церковную позицию папы, ни папа — политическую позицию императора. Старые схемы теперь лишь наполовину подходили к изменившейся ситуации. Ицерковные средства принуждения были, несмотря на личную безупречность папы, слишком отягощены мирскими категориями.

б) В то время как французский король и после смерти Иоанна XXII сумел воспрепятствовать заключению мира между курией и Людвигом, в январе 1338 г. собравшиеся на свой совет в Ренсе курфюрсты (Майнца, Трира, Кёльна, Пфальца, Саксонии, Бранденбурга, Богемии) провозгласили, что тот, кого они избрали немецким королем, не нуждается ни в чьем последующем утверждении. О папе уже не упоминалось: средневековое возвышение пап прекратило свое существование. Оно было просто упразднено, подобно тому как в свое время в различных законах об избрании папы были упразднены права немецких императоров. Но действующими лицами были тут не король или император, а партикулярные власти. Одновременно и власть немецкого короля была существенно ограничена, власть отдельных курфюрстов, напротив, возросла.

4. а) Решение в Ренсе означало для Германии (во Франции и Англии эта мысль утвердилась уже ранее³⁵⁶) победу концепции, заключающейся в том, что национальная государственная власть фактически должна быть независима от папы. Последним этапом развития была «Золотая булла» Карла IV (1356 г.), где решения 1338 г., молчаливо отклонявшие притязания папы, возводились в закон. Первые шаги этой новой государственной идеи нам известны (гогенштауфен ская имперская идея; концепция государства у Фридриха II; теории Филиппа Красивого и его «легистов»³⁵⁷). С тех пор она была научно усовершенствована, как в церковно-политических полемических сочинениях бежавшего к Людвигу Оккама (который называл авиньонское папство еретическим, ср. § 67), так и в трактате «Defensor pacis», составленном тогда же двумя парижскими профессорами, бежавшими в 1327 г. к Людвигу Баварскому: Марсилием Падуанским и Иоанном Яндунским.

б) Насколько можно судить о воздействии, оказанном этой книгой и церковно-политическими произведениями Оккама, они открыли собою новую эпоху в духовно-историческом развитии, совершив нечто подобное революции. «Defensor pacis» защищает не только справедливую идею независимости государства, но и его полновластие в церковных делах, не только идею того, что епископский сан дается непосредственно Богом, но и того, что епископ имеет непосредственно от Христа ту же власть, что и папа, и что высшей церковной инстанцией должен быть Вселенский собор (созываемый светскими властями!). Роковое семя этой книги окончательно взошло, правда, только в XV и XVI вв.: она стала основой теории концилиаризма (§ 66). Высказанные в ней идеи возвратятся как главное оружие Реформации в борьбе с папством. И еще много позже они докажут свою жизнеспособность в галликанстве, йозефинизме и фебронианизме.

Великая война действительно была окончена. Но никакого решения найдено не было. Специфически средневековая идея папства потерпела поражение. Государство ответило враждебной реакцией и попыталось овладеть Церковью: мышление становится отчасти еретическим.

Ответственность? Она многопланова. Но в значительной мере состоит также и в том, что слишком долго образцом для римской курии была иерократическая идеология.

§ 66. Западная схизма

1. Горячее желание христианства, заключающееся в том, что папа должен возвратиться из Авиньона в Рим, осуществилось. Более того, преемником Григория XI был избран итальянец (неаполитанец): Урбан VI (1378_1389), человек высокой нравственности, сторонник реформ и противник авиньонской системы, не в последнюю очередь — борец с симонией, но и, к сожалению, крайний представитель идеи папской власти, которую он, несмотря на все изменения в обществен ном сознании, понимал как абсолютно неограниченную (включая право низлагать любых королей и князей) ³⁵⁸.

а) Однако теперь обнаружилось, что авиньонское пленение глубоко затронуло всю церковную структуру: авиньонская партия, т. е. партия французских кардиналов, продолжала существовать. При первом испытании, которое ей нужно было выдержать, она оказалась несостоятельной. Конечно, здесь надо принять во внимание небезупреч ный выбор нового папы (римляне отказали в доверии конклаву, в котором французы составляли большинство в две трети, и оказывали давление на кардиналов), с его бурной властно-политической бесцеремонностью и жестким требованием реформ от кардиналов. Тем не менее остается бесспорным, что французские кардиналы из-за недостаточного осознания своей ответственности несли основную вину; они беззастенчивым образом ставили общее благополучие в важнейшем вопросе церковной жизни — вопросе единства — в зависимость от своих личных и национальных интересов. Авиньон стал корнем западного церковного раскола.

Поскольку французские кардиналы были недовольны (во многом из-за эгоистических причин) папой, которого в течение трех месяцев они также признавали, они объявили свой выбор недействительным и поставили в том же злосчастном 1378 г. антипапу Климента VII (1378_1394), родственника французского королевского дома, который отправился под военной защитой в Авиньон, где оставались некоторые кардиналы и часть ведомств курии. Организовав их, назначив новых кардиналов и приняв к себе некоторых прежних, Климент создал новую курию в Авиньоне.

б) Два папы теперь противостояли друг другу. К фигуре антипапы (упрекая римского папу в ереси) Генрих IV, Барбаросса, Фридрих II, Филипп IV и Людвиг Баварский уже давно роковым образом приучали христианский мир. Оккам даже защищал тезис, что в Церкви могут существовать независимо друг от друга несколько пап (что практически и принципиально должно было означать разрушение единства Церкви). Теперь это было проверено на опыте. К французам присоединились испанцы.

У обоих пап были после их смерти преемники. Христианский мир разделился на две приблизительно равные папские области подчинения, римскую и авиньонскую³⁵⁹. Выбор, сделанный отдельными странами, был обусловлен во многом политическими соображениями: за Авиньон были французский король, Савойя, Шотландия, Неаполь, Наварра, Арагон, Кастилия, часть северо-востока и запада Германии, большая часть габсбургских владений. Сорбонна, благодаря своей интернациональной структуре и верности немецких профессоров, оставалась с Урбаном, пока французский король не принудил ее перейти на сторону Авиньона. Римское послушание: Церковное государство, Северная Италия, боvльшая часть империи, Англия, Дания, Норвегия. Но внутри этих областей возникли сложнейшим образом запутанные противоречия и проистекающие из них споры по поводу церковных должностей и бенефициев. Даже внутри отдельных епископств, аббатств, приходов и даже семей противостояли друг другу сторонники разных пап. Возникла неописуемая путаница и конфликты — часто серьезные — с совестью, поскольку уже мало кто понимал, кто законный папа. Св. Викентий Феррерский, например, был за авиньонского папу; св. Екатерина Сиенская — за Урбана. Разделение было для христианского мира и серьезным экономическим бременем: нужно было содержать две папских курии. Поднималось озлобление и даже отрицание папства; это усугублялось тем, что некоторые папы, как, например, Бонифаций IХ (1389_1404), несмотря на растущее повсюду горячее стремление к единству и на многие предложения покончить с расколом, не сделал ничего, чтобы его устранить. Напротив, оба папы взаимно проклинали и отлучали друг друга (естественно теперь церковные средства наказания потеряли всякую силу). Казалось, Церковь разваливается. Никогда еще ей не приходилось выносить такие тяготы.

Но то, чего не могло бы сделать никакое естественное учреждение, — вернуть себе жизнь (потому что единство есть жизнь Церкви), то удалось Церкви.

2. Даже в куриях чем дальше, тем менее возможно было прятаться от пагубности ситуации и настоятельной необходимости. Было решено действовать против недостатков как причины разделения. Теперь невозможно не признать, что борьба с непорядками в курии приводилась в движение политическим и экономичес ким эгоизмом. Но необходимо также решительно подчеркнуть, что подлинная забота о единстве Церкви и жажда подлинных реформ с головы до ног пробудились тогда же. Спасение же и на этот раз (ср. § 45) могло прийти только изнутри самой Церкви.

а) Из многих сочинений, говорящих о бедственном положении и необходимос ти «реформирования Церкви с головы до ног» (штаб-квартирой обсуждений был Парижский университет), все больше и больше на первый план выходит известная из «Defensor pacis» мысль, что надлежащим средством для восстановления церковного единства является Вселенский собор как высшая церковная инстанция. Это предложение в зависимости от обстоятельств могло быть выражением заботы о Церкви или, наоборот, выражением революционной позиции. Но это требование имело многие, исторически слишком оправданные, корни.

Когда положение стало невыносимым, и вызывающая возмущение неуступчивость пап проявлялась все яснее³⁶⁰, обе партии кардиналов объединились, наконец, в Ливорно и объявили созыв Вселенского собора в Пизе.

б) Собор (1404 г.) разрешил вопрос единства папства низложением обоих правящих пап, Григория XII и Бенедикта XIII, как схизматиков и еретиков и избранием нового папы, грека Александра V (1409_1410)³⁶¹.

Здесь исследоват ель должен остановиться и осознать чудовищность этого факта. Вселенский собор низлагает папу и антипапу и выдвигает против каждого из них обвинение в ереси и расколе.

Но теперь в полную силу проявилось то, насколько глубоко укоренилось зло: вместо двух пап их стало три (резиденции: Рим, Авиньон, Болонья).

Так как Александр V имел в лице Иоанна XXIII (1410_1415) совершенно нецерковного преемника³⁶² (хотя он был избран кардиналами, специально для этого собравшимися в Пизе), призыв о созыве нового собора стал еще громче. Принужденный политической необходимостью, Иоанн XXIII вступил в переговоры с немецким королем Сигизмундом (еще незадолго [1411 г.] также было одновременно три немецких короля). Тогда немецкая империя вновь проявила себя как высший защитник Церкви. Сигизмунд сумел добиться у папы Иоанна XXIII согласия на Вселенский собор в немецком городе — Констанце на Боденском озере — и, когда собор грозил распасться из-за недостойного бегства этого папы, сохранить его. Благодаря ему Церковь вновь обрела единство.

3. а) Собор в Констанце (1414_1418) был одним из наиболее блестящих в истории Церкви и новым подлинным выражением единства христианского Запада. Хотя национальные лжеучения в Англии и особенно в Богемии (§ 67) уже пробили серьезные бреши в этом единстве, но основа все же не была еще затронута.

Перед собором была поставлена (наряду с искоренением гуситской ереси) двойная задача единения и реформирования. Решена была только первая: Иоанн XXIII (Пиза) и Бенедикт XIII (Авиньон) были низложены, Григорий XII (Рим) устранился добровольно, после того как собор согласился на то, чтобы считаться вновь созванным от имени этого папы. Ему было тогда уже 90 лет, но он прожил еще два года, став кардиналом-епископом Порто. Новоизбранным папой стал кардинал Отто Колонна под именем Мартина V (1417_1431).

б) Собор в Констанце на пятом заседании провозгласил тезис о том, что собор выше папы (теория концилиаризма): собор в Констанце как законный Вселенский собор имеет власть, данную непосредственно от Бога, и каждый, включая папу, обязан ему подчиниться. Впрочем, тогда наиболее влиятельные в то время вожди движения действовали умеренно. Они исходили из признания того, что требования времени привели к этому непривычному способу. Но и в таком случае тезис остается ошибочным и противоречит угодной Богу структуре Церкви. Когда папа Мартин утверждал декреты собора, он исключил этот тезис. Понимая опасность соборной теории, он лишь поневоле согласился на уже решенный в Констанце созыв нового собора. Он собрался в Базеле (1431_1438 [_1449]).

в) Собор в Констанце и в еще большей степени собор в Базеле были организованы по национальному принципу. (Этот «национализм» отразился, например, в одном констанцском декрете, утверждавшем, что количество кардиналов не должно превышать 24, и что отдельные нации среди них должны быть представлены пропорционально.) Кроме кардиналов и аббатов право голоса имели также богословы и канонисты. Все это, вместе с соборной теорией, свидетельствует о тенденции распада важнейших факторов средневековья. Национальные и «демократические» (или парламентаристские) концепции искали способа проникнуть во внутренний организм иерархии, с тем чтобы изменить его структуру. Они должны были разбиться о божественное устройство Церкви, не потому что требования большей «коллегиаль ности» были незаконными, но потому что концилиаризм не оставлял папскому примату его подлинного места. Церковь не парламент, где правит большинство. В том, что реформаторский собор в Базеле достиг столь малого, было, без сомнения, повинно его гипердемократи ческое «настроение». Это стало очевидным, когда меньшинство не согласилось на предписанное папой перемещение в Феррару, а затем во Флоренцию, и когда ставший схизматическим собор избрал антипапу (последнего) Феликса V, герцога Савойского (1439_1449). Ни в коем случае не нужно забывать, что доля ответственности лежит и на жесткой позиции папы, породившей бесплодную напряженность на соборе.

К сожалению, ни Мартин V, ни оба собора не сделали никаких серьезных шагов для реального осуществления необходимой церковной реформы. Впрочем, эгоизм враждебных друг другу стран и сословий делал практически невозможным решительные улучшения.

4. а) Папа Мартин V был последним папой, которого можно однозначно причислить к средневековью. Его преемник Евгений IV (1431_1447), эремит-августинец, благодаря своему десятилетнему пребыванию во Флоренции живо соприкоснулся с уже расцветшей там культурой Ренессанса. С ним она пришла в Рим, где благоприятствовала возникающим новым формам культуры и имела большое влияние на папскую курию.

б) Евгений IV снова искал союза с Востоком. На объединенном соборе в Ферраре и Флоренции (1437_1439; это был перенесенный туда Базельский собор) появились в качестве представителей греческой Церкви император Иоанн VIII и его патриарх, а также посланцы патриархов Антиохии, Александрии и Иерусалима; эти греки объединились в 1439 г. с Римом, чтобы таким образом получить поддержку от Запада в своей борьбе с турками. Но греческий народ отверг унию. Поскольку и ожидаемая военная помощь не пришла — прислала войска только Венеция, — соглашение осталось лишь на бумаге. Наследник Иоанна, василевс Константин XI (1448_1453), снова попытался защитить свою империю с помощью папы, но Николаю V (1447_1455) не удалось подвигнуть на новый крестовый поход ни немецкого императора (Фридриха III), ни других князей. В 1453 г. Константинополь был взят турками, последний восточноримский император Константин XI погиб, Восточная Римская империя перестала существовать. Великая, несмотря на все путаницы, богатая событиями эпоха истории Церкви, имеющая для Запада далеко не только негативное значение, окончилась. Свободной Церковь греческого обряда с этих пор остается только на Руси.

Падение Константинополя также подтверждает, что Восточная Церковь была не Церковью борьбы, но Церковью терпения (возможно вследствие глубокой зависимости и даже угнетения со стороны империи). Для этой Восточной Церкви характерно, что ее верующие в страшном мае 1453 г. тоже по-настоящему храбро воевали; но прежде всего они устремились в храм св. Софии, чтобы там в молитве ожидать помощи от ангелов. Падение «было испытанием от Бога... что империя ромеев должна была претерпеть крайнее несчастье...» (слова, приписываемые Георгию Сфрандзесу, см. т. II).

5. Выиграли от церковного разделения Запада политические власти. Все, что еще оставалось от универсального политического мышления и действия на Западе, превратилось в эгоистически-светское. Кроме того, слишком сильна была еще антицерковная, соответственно, антикуриалистская реакция. Как государства во время схизмы руководствовались в своем выборе политическими соображениями, так они выбирали и свою позицию по отношению к реформаторским решениям собора, особенно в Базеле. К сожалению, соборная идея теперь опасным образом отразилась на концепции Церкви, а тем самым на учении. Таким образом, здесь до некоторой степени уже предложены прообраз и прелюдия к политически мотивированным «конфессиональным» решениям Реформации. Во всяком случае, о каких бы то ни было правах превосходства папы по отношению к империи, или Франции, или Англии речи уже не шло. В позднее средневековье постановка вопроса полностью изменилась в пользу политической власти: Англия уже раньше в своем законодательстве учитывала то, чего теперь требовали в Базеле; Франция обеспечила себе свои галликанские привилегии через буржскую «Прагматическую санкцию» 1438г. Немецкие курфюрсты заняли нейтральную позицию; но несмотря на «Майнцскую акцептацию» (1439 г.) они не смогли закрепить свои привилегии на правовом уровне, тем более что папскому легату Энео Сильвио Пикколомини³⁶³ удалось сорвать союз курфюрстов. Дело, тем не менее, пришло к «Конкордатам фюрстов» (1447 г.), где хотя и были сделаны теоретические оговорки, обещавшие уступки папе, но фактически с папской помощью укреплялась территориальная Церковь в Германии.

В этих многообразных политических соглашениях остался один великий проигравший: реформа, которую как раз базельцы сделали своей целью.

С преемником Евгения, Николаем V (1447_1455), мы вступает полностью во время Ренессанса. На окончание эпохи средневековья указывает падение Константи нополя во время этого понтификата.

§ 67. Национальные лжеучения. Уиклиф. Гус

1. Даже если западная схизма принципиально и продолжала придерживаться основного понятия о единой Церкви, видимой, сакраментально и иерархически организованной, возглавляемой папой, все же нельзя не видеть, что она необычайно ослабила и поставила под угрозу церковное единство. В течение десятилетий даже для самых благонамеренных, даже для святых, практически невозможно было убедительно показать себе и обществу, где истинная Церковь, где ее законный глава — в Авиньоне или в Риме. В этом смысле схизма была одним из наиболее опасных видов церковного разделения.

Но вопрос о единстве Церкви был только частью общей задачи, над решением которой трудились уже со времен Иннокентия III и которая в XIV в. стала такой настоятельной: вопрос о реформе вообще. Как уже было сказано, в Констанце и Базеле решению этого вопроса помешал эгоизм кардиналов и светских властителей. Он вообще остался нерешенным. Да мог ли он вообще найти решение, пока (что касается Церкви и курии) не были преодолены перенятые у высокого средневековья иерократические тенденции, столь отягощенные политически? Или даже так: было бы это преодолением, т. е. радикальной реформой, изменяющей исторические структуры Церкви, в пределах возможного? Ввиду раздробленности внутренних сил Церкви и ввиду упрочения ее связи с политической властью ответ может быть только отрицательным. Таким образом, папство шло по пути, ведущему в Ренессанс, казавшийся поначалу из-за своего мощного импульса выходом из кризиса, но в действительности ставший всего лишь опасным тупиком.

К несчастью, люди Церкви не решились на правильную, скреплен ную жертвой реформу, напротив, внутрицерковное разложение в Ренессансе еще увеличилось, и это привело к реформе, ставшей самым сильным ударом по Церкви: к западному расколу веры — Реформации.

2. Анализ церковной жизни с конца XIII в. приводит нас к выводу, что многие ее элементы, так же как элементы определяющего или объясняющего ее богословия больше не соответствовали или не вполне соответствовали католической идее равновесия — хотя и противоречивого, но гармоничного. В ней было много разного рода крайностей (позитивных и негативных), а также опасное религиозно-церков ное ослабление и недостаток созидательных сил.

В области богословия мы встречаемся с Оккамом и Марсилием Падуанским, чьи богословские воззрения во многих и самых существен ных пунктах уже едва ли можно назвать вполне католическими. Из них вышли прежде всего два церковных деятеля, проложившие путь идеям Реформации: Джон Уиклиф и Ян Гус (см. ниже).

Были и другие богословы, не хотевшие потворствовать обмирщенной жизни князей Церкви и их системе бенефициев; в доброй вере стремились они к христианской духовности, но при этом впадали в опасный спиритуализм, в котором позднее Лютер, как ему казалось, узнал свой собственный дух. Объединенное влияние великой схизмы и теорий, предложенных к ее разрешению, так разрушило уверенность в идее Церкви, что, например, Вессель Гансфорт († 1489 г. в Гронингене), получивший образование у Братьев общинной жизни в Цволле, мог отрицать непогрешимость соборов и законодательную власть Церкви, и, тем не менее, до самой смерти никто его не трогал. У Иоганна Пупера из Гоха († 1475 г. при Мехелене) опасно преувеличивается идея христианской свободы. Он и Иоганн Рухерат из Везеля (Обервезель у Санкт-Гоара; † 1481 г.) считают источником веры только Священное Писание, а последний еще и сильно редуцировал духовную власть папы (также и в отношении индульгенций, к которым он прилагал известный с XIII в. упрек в «благочестивом обмане»), отрицал пресуществление и первородный грех, а также отвергал целибат. Этот человек в качестве магистра, доктора богословия и ректора Эрфуртского университета (до 1460 г.) оказал сильное влияние на ту школу, в которой получил образование Лютер³⁶⁴. Иоганн из Везеля оказался из-за своего учения в конфликте с инквизицией. Его пример показателен для богословской нестабильности этого времени: он до некоторой степени выстоял при первом ударе, проиграв, правда, в 1477 г. (после более чем 14-летней деятельности) место соборного проповедника в Вормсе (его занял епископ), но вскоре после этого был приглашен в Майнц, став там соборным проповедником. В1479г. он вторично (также и по причине связей с богемскими гуситами) предстал перед церковным судом и, вынужденный публично отречься от своего лжеучения, был приговорен к пожизненному заточению.

3. Сразу видно, насколько сильно здесь выражены тип богословия и атмосфера критики, имеющие привкус «реформации». Причем если трех названных богословов можно лишь с оговорками назвать «предреформаторами», то это название как нельзя лучше подходит к двум другим, о которых пойдет речь дальше. Лжеучения Джона Уиклифа в Англии и, менее радикальное, Яна Гуса в Богемии были наиболее значительными и роковыми прелюдиями Реформации из тех, которые мы знаем. О приближении Нового времени говорит и характерная национальная окраска этих учений; в особенности у Гуса этот национальный элемент становится одной из основных движущих сил его работы, мысли и борьбы. Влияние его на свою эпоху и на историческое развитие вплоть до сего дня значительно. Это не значит, что гуситское учение не имело множества сторонников среди немцев и противников среди чехов. Решающим было именно содержание этого учения. Его сила была в религиозной серьезности, которая чувствова лась во всем — в критике богатых прелатов, в опасных центробеж ных формах благочестия³⁶⁵, в требовании к Церкви быть бедной и полностью удаляться от всего мирского. Общая тенденция была спиритуалистической и библеистической.

4. Сопротивление, которым Англия встретила претензии еще Иннокентия III на владения Английской Церкви, возросло вместе с оформившимися в XIV в. национальным английским сознанием и с теми крупными задачами, решение которых 100-летняя война сделала необходимым для этой страны³⁶⁶. В 1366 г. парламент отказал папе в ленной дани.

а) Теоретическое обоснование антиклерикальному и антиримскому сопротивлению дал проповедник и профессор Джон Уиклиф († 1384г.). Это принесло ему успех. Свой основной труд — «Trialogus», он написал, однако, позднее, после своего церковного осуждения. Уиклиф поддержал старое требование большей духовности к Церкви и ее вождям. Он учил, что Церковь не имеет права на светскую власть и светские владения, что государство может судить Церковь. Критика, сначала носившая скорее церковно-политический характер, постепенно привела (сказались также народное недовольство, нужда и возможности, созданные великой схизмой) к еретическому понятию Церкви: Церковь невидима; ее единственный глава — Христос. Вечная участь человечества зависит от предопределения. Люди заранее предназна чены либо для неба, либо для ада. Поэтому нет нужды в монашестве, отпущении грехов или исповеди. Единственным источником веры является Библия. Кроме нее ничего не надо. Уиклиф разрушил понятие таинства (тем самым отрицая священническое служение) и таким образом пришел к отрицанию Пресуществления: хлеб и вино лишь духовно превращаются в Тело и Кровь Господа. Церковь не может влиять (при помощи заупокойной мессы) на иной мир. Целибат, не учрежденный Библией, отпущение грехов, исповедь, почитание святых, их реликвий и изображений вместе с паломничествами — все это нехристианское. Все налоги, взимаемые курией, являются симонией. Папство не нужно, оно даже от антихриста. (Родство и даже идентичность с учением Реформации очевидны!)

б) Эти догматические положения находятся в тесной связи с национально-экономическими требованиями. От конкретного практичес кого исходного пункта — критики куриальной системы бенефециев— Уиклиф пришел к опровержению догматов. Чтобы понять, как это могло произойти, нужно иметь в виду, что критика недостатков повсюду близко подошла к глубинным вопросам. Важную роль играет при этом уменьшение пиетета по отношению к папе, обличаемого как «антихрист» и «еретик». Несомненно, эти выражения не всегда точно взвешивались, но их действие проявилось во время схизмы, когда один папа называл мессу другого идолослужением. В часто повторявшемся в XV в. упреке, что индульгенция есть знак антихриста (ср. театрализованные действа об антихристе) уже слышится интонация, с которой мы встретимся у Кальвина и Лютера.

5. Проповедь Уиклифа нашла отклик во всех слоях населения, в том числе и среди знати и при дворе. Правда в Риме (конец 60-х гг.) и в 1381 г. в Англии его учение было официально осуждено, но лично его не трогали. Между тем на учение Уиклифа (и на его приверженцев, лоллардов ) возлагали ответственность за крестьянское восстание 1381 г. В начале следующего столетия начались преследования при участии инквизиции. Останки Уиклифа выкопали и сожгли, считая, что служат этим истине (1427 г.)³⁶⁷. Правда, это надо рассматривать в связи с эпохальными и признанными в высшей степени опасными последствиями идей Уиклифа в Богемии (между Богемией и Англией установились тесные отношения через королевский брак).

а) Там (при Люксембургах) в XIV в. национальная жизнь политически и культурно активизировалась. В вопросе церковной реформы чешское национальное сознание роковым образом подпало под влияние идей Яна Гуса.

Вся жизнь Яна Гуса (род. ок. 1370 г. в Гусинце) была тесно связана с Прагой, точнее с Пражским университетом. Он учился в этом университете, в котором потом всю жизнь преподавал как магистр, профессор, проповедник и ректор, и, чем бы он ни занимался, он всегда был представителем чешской культуры.

Духовное родство с Уиклифом³⁶⁸ решило его судьбу. В 1403 г. он выступил против осуждения 45 тезисов Уиклифа немецким большинством университета. В 1408 г. от него требовали выдачи сочинений Уиклифа.

Борьба чехов против немцев в университете привела к изменению соотношения голосов в пользу чехов, что в 1409 г. привело к уходу немецких профессоров (и основанию Лейпцигского университета) и к победе чешских настроений, важнейшим выразителем которых был учитель, а в первую очередь — проповедник, Гус.

В обширной капелле «Вифлеем», основанной специально для чешской проповеди, яркий и бесстрашный проповедник реформы резко обличал клир (богатство и недуховную жизнь большинства немецких прелатов), что глубоко задевало слушателей. Наряду с догматически ми взглядами это подействовало охлаждающе на его отношения с архиепископом, который сообщил о нем Александру V. И вновь мы видим шаг, многое говорящий о богословской ситуации в Церкви: против буллы (1410 г.), которая требовала выдачи сочинений Уиклифа, отказа от всех заблуждений и ограничивала проповедническую деятельность, Гус апеллировал к новому, «более осведомленному», папе Иоанну XXIII ³⁶⁹. Несмотря на архиепископское отлучение, Гус продолжал проповедовать и не явился в Рим по вызову папского суда; отлученный от Церкви Иоанном XXIII, он ответил, в частности, тем, что проповедовал против его крестового похода на Григория XII, против самого папы и симонии.

б) Нельзя закрывать глаза на то, что политическая деятельность курии снова внесла свой вклад в ухудшение религиозно-церковной ситуации. Ведь папа проповедовал свой «крестовый поход», чтобы разрешить спор о сицилийском престоле в свою пользу. В Богемии начались беспорядки и казни молодых людей, которых Гус и народ стали почитать как святых мучеников. Объявленные затем отлучение и интердикт изгнали Гуса под защиту замка Кози-Хвадек близ горы Табор, где в 1413 г. он написал свою главную книгу «О Церкви».

Король Сигизмунд, желавший стать королем Богемии, стремился прекратить нарастающую смуту и ширящийся раскол (перешедший уже все границы). По его предложению Гус в 1415 г. приехал в Констанцу, чтобы перед собором «свидетельствовать о Христе и Его законе». Он очень скоро был взят под стражу. В собирании материала о нем и в судебном процессе принимали в числе прочих (доброжела тельное) участие влиятельные кардиналы Жерсон, д'Айи и Забарелла. Судебный процесс неоднократно прерывался, и наконец после публичного трехдневного допроса в кафедральном соборе в присутствии императора Гус был приговорен к смерти и вслед за этим сожжен; его прах был развеян над Рейном (1415 г.).

То, что это произошло несмотря на охранную грамоту императора, может быть оправдано с формально-юридической точки зрения, но не перестает быть достойным сожаления, мучительным и даже ужасающим и роковым злодеянием. В благочестивом рвении и глубокой личной религиозности этого морально чистого человека нет никаких сомнений.

6. Гус был не только глубоко затронут учением Уиклифа, он дословно следовал ему во многом, в том числе и в своей наиболее известной книге «О Церкви». Но в отличие от многих, кто впоследствии ссылался на это учение (в том числе неверующих, которые использовали его идеи в борьбе против веры, Церкви и ее учительной власти), нельзя сказать, чтобы он безоговорочно перенял все еретические положения. Прежде всего, он придерживается католического понятия таинства, которое в его движении даже приобрело существенное значение.

а) Учение Гуса о Церкви и о папе было некатолическим³⁷⁰, но все же оно не было концилиаристским в той же степени, что и учение его обвинителей в Констанце (Paul de Vooght).

Помимо вальденсов, сохранившихся от прежних времен, в «гуситское» движение включилась и чешская devotio moderna (§ 70), что объясняет значительную напряженность отдельных высказываний гуситов, а затем и распад их движения на враждебные группы.

Судьба их вождя ожесточила богемцев. Чешское движение, поддерживаемое большей частью знати, народа и двора, необычайно возросло и настаивало на национальном формировании церковной ситуации. Основное требование — Причастие под двумя видами — сделало символом движения чашу мирян³⁷¹.

Развились самые радикальные и крайние течения, в которых лжеучение Уиклифа соединялось с опасными идеями Иоахима Флорского и социалистическими элементами: перед нами типичная картина предреформационного национального апокалиптически-социалистического сектантства.

Гуситство привело к ситуации, которая на Западе в таком масштабе еще не возникала и даже казалась немыслимой³⁷². Катары и даже более значительное движение вальденсов были представлены лишь отдельными группами; теперь весь народ поднялся против понимаемого как целое традиционного западного христианства и частично оказался победителем. После того как Сигизмунд стал королем, начались кровавые гуситские войны, в которых перешедший к фанатизму чешский национальный дух после успешной обороны даже перешел в наступление на соседние страны.

б) На Соборе в Базеле умеренным гуситам было разрешено причастие под двумя видами при условии, что они признают учение о подлинном присутствии Христа также и в одном виде — Хлебе. В связи с этим выбором движение распалось на враждующие группировки умеренного и радикального толка (стихийные выпады против церквей, монастырей, священников и монахов). Смута продолжалась до конца XV в. Остатки приверженцев Яна Гуса играли немаловажную роль в истории Реформации.

«Национально-церковное отпадение целого народа тяжелейшим образом потрясло сознание единства Запада» (Bihlmeyer). Все же западным христианством это осознавалось именно как отпадение: положение было существенно отличным от того, которое сложится в XVI в. Кроме того, Богемия отнюдь не стала целиком гуситской. Не говоря о родственном католичеству утраквизме, Южная Богемия осталась прежде всего католической. Но Гус нашел приверженцев и в Германии.

7. Вся антикуриалистская и антипапская борьба с 1300 г. отмечена духовным единством, но следует учитывать отмеченные важные различия. Это относится и к оценке критики недостатков. Она очень часто и во множестве вариаций служила эгоистическим интересам. Нередко критики положительно относились к куриальным недостаткам, если могли извлечь из них выгоду.

С другой стороны, во вражде против курии можно разглядеть честную попытку вернуть чистоту папства. Эта забота о единстве и реформе возвышенна и серьезна: заглядывая вперед, можно сказать, что она предвозвещает те элементы новой эры, которые вместе с другими силами католичества будут участвовать во внутрицерковной реформе XVI в.

Глава вторая

Научная и религиозная жизнь

§ 68. Богословие: номинализм. Оккам. Поздняя схоластика

1. Критическое развитие томизма пришло, преодолев самого себя, к номинализму. Номинализм объявлял универсальные понятия, на которых строится всякая мысль, пустыми знаками, только словами (=nomina). Тем самым была поставлена под вопрос доказуемость и научное оправдание всего, что не подлежит исчислению и измерению, а значит, в первую очередь — веры. В развитии, которое нам предстоит проследить, к возрастающей силе и искусству умозритель ной спекуляции прибавилось сильное, но, к сожалению, односторон нее утверждение абсолютной свободы Бога и недоказуемости Откровения. Так с двух разных сторон приблизились к тезису о двойной истине: нечто может быть признаваемо верой как истинное и все же противоречить разуму.

2. а) Основным представителем номинализма был английский францисканец Вильям Оккам (род. до 1300 — † ок. 1349 г.). Он отнюдь не собирался посягать на католическую веру. Он заверял — и несомненно с полной серьезностью, — что считает допустимым только то, чему учит Церковь. Однако это не препятствовало ему с большой экспрессией называть современную ему авиньонскую форму правления еретической. Более важно для истории следующее: тем, что он отказался от оправдания веры посредством разума, он разрушил защитный вал самой веры. По номиналистической установке понятия и объективная реальность настолько разделены, что метафизика бытия становится невозможной. Следовательно, естественным путем познание Бога невозможно. Обычные доказательства бытия Божия оказываются несостоятельными. Церковь с давних пор выступала за гармонию между верой и знанием, на ней основывалась научная жизнь высокого средневековья; теперь эта гармония была разрушена. Последствия не замедлили сказаться. Философствование выродилось в скучную и бесплодную страсть к диспутам. Сам Оккам, конечно, был гениальным мыслителем в области формальной логики. Его влияние на историю Церкви стало пагубным из-за того, что богословие, которое должно возвещать реальность, раз и навсегда данную нам в Откровении и богооткровенных догматах, он de facto превратил в философию, а точнее, в логическое исследование того, целесообразно ли с точки зрения разума совершалось Откровение, а также какую иную (и более для нас понятную) форму мог бы Бог придать Откровению. Из того, что написал Оккам, следует, что в его «богословии» немного есть свидетельств о неповторимом, дарованном нам по воле Божией Откровении. Он, скорее, односторонне развивает до логического конца мысль о безграничном могуществе Бога; и здесь его способ мышления можно обозначить: «как если бы». Все Откровение вообще не может быть научно обосновано, так как оно существует не по причине каких-либо объективно обязательных законов, но только как свободный акт Божьего произволения. И все Откровение в целом, и любая его деталь вплоть до Десяти заповедей могло бы с тем же успехом быть иным или даже полностью противоположным. Бог мог бы, вместо того чтобы становиться человеком, принять природу животного; он мог бы даровать грешниками блаженство, а праведных отправить в ад. Оправдание грешников есть лишь принятие их Богом, без какого бы то ни было изменения в них самих; поэтому понятие благодати в системе Оккама оказывается совершенно иррелевантным ³⁷³ или же лишенным содержания; с другой стороны, если все решается по произволу Бога и благодать дается вне связи с заслугами, то понятие благодати оказывается непостижимым и излишним. Благодать — дар, непостижи мый в своем бескорыстии, — оказывается ненужной, излишней. Хотя Оккам отказывает разуму в праве объяснять Откровение, все его богословские размышления говорят о чрезвычайном преувеличении силы человеческого интеллекта. В истории человеческого духа он является чрезвычайно ярким представителем такого мышления, которое, строя бесконечную логическую цепочку умозаключений, уходит все дальше на периферию и упускает при этом спасительный центр — Откровение. Его трактаты о святой Евхаристии сводятся к вопросу, совпадают в пресуществленной гостии количество и качество или нет.

Поскольку свобода рассматривается как единственный моральный фактор в поведении человека, возникает серьезная опасность пелагианства и оправдания делами как раз в этой фидеистической системе (самые крайние противоречия часто уживаются рядом). Сверхъесте ственный акт может быть осуществлен чисто естественным способом; правда, по Оккаму, он вместе с тем не является еще заслуженным.

б) Иоанн XXII обвинил Оккама в ереси; богословская комиссия в Авиньоне выдвинула против него различные обвинения. Из-за бегства монаха из Авиньона к Людвигу Баварскому в Пизу и затем в Мюнхен процесс остался незавершен ным. Оккам со своей стороны страстно опровергал мнение Иоанна XXII в споре о бедности и относительно visio beatifica (§ 65).

в) Из радикального разрыва между Богом и тварью, верой и знанием следует такой же разрыв между Церковью и миром, над которым она не имеет никакой власти; ее признаки — духовность, внутренняя свобода и бедность. С другой стороны, Церковь — это не клир. К ней принадлежит церковный народ, состоящий из мирян и самостоятельный; он имеет право выбирать своих предстоятелей. Тем самым идея демократии была внесена в понятие Церкви столь открыто, что это смогло привести к появлению «соборной идеи».

Вновь перед нами реакция на отсутствие решения основной проблемы высокого средневековья: поскольку различению двух (церковной и мирской) сфер власти постоянно препятствовали усиленные попытки установить отношение подчинения, то эти элементы, «принуждаемые силой» к соединению, стремились освободиться друг от друга.

г) Богословские и церковно-политические идеи Оккама породили в XIV и XV вв. множество столкновений. Осуждение номинализма в 1339/1340 г. в Париже вызвало ответные удары; был создан чрезвычайно сложный оккамизм или номинализм XV в., который во многих отношениях является эклектизмом: Петр д'Айи († 1420 г.; § 66), Жан Жерсон († 1429 г.; там же); Григорий из Римини (1358 г.), Иоанн де Рипа (ок. 1350 был магистром в Париже), Марсилий из Игхена (†1396г.), Генрих из Лангенштейна († 1397 г.). В Болонье была собственная оккамистская школа.

Оккам, а точнее оккамизм Габриэля Биля (и его школы), имел существенное и, конечно, многоплановое значение для становления Лютера. Поэтому Лютер, подчеркивая, что он «из партии Оккама», в своих ранних диспутах явно направляет против него многие свои тезисы³⁷⁴.

3. Но схоластика не растворилась полностью в номинализме. Огромное влияние имело учение св. Фомы. Острая борьба двух школ, «старой» и «новой», продолжалась еще в XVI в. Богатая и очень интенсивная научная жизнь университетов этого времени (центром по-прежнему остается Париж) показывает, сколько нерастраченных сил имела еще в своем распоряжении Церковь. Наиболее значительные представители «немецкой» мистики целиком укоренены в старой схоластике. В Италии и еще больше в Испании старое схоластическое богословие также удерживает свои позиции. В XVI в. мы встретим подлинного реставратора томизма в лице кардинала Каетана (сыграл значительную роль для экзегетики и для нового плодотворного обращения богословия к Слову Божию). Августинианство пережило возрождение благодаря августинцам-эремитам (таким как Эгидий Римский, † 1316 г.; Фома Страсбургский, † 1357 г.; Фома Брадвардайн ский, † 1349 г.), которые имели большое церковно-историческое значение во время Реформации и внутрикатолической реформы.

В толковании Библии уже в начале XIV в. был сделан значительный шаг вперед благодаря францисканцу Николаю Лирскому (ок. 1270_1349). Николай знал еврейский, правда, не знал греческого. В своих «Postilla» к Ветхому и Новому Заветам, которые свидетельствуют о глубоком знании предшествующих толкователей (включая иудейских) выдающийся и многосторонний богослов считает необходимой и предлагает экзегезу, исходящую из буквального значения³⁷⁵. Это имело важные последствия, так как Postilla (наряду с «Glossa ordinaria»³⁷⁶) стали наиболее влиятельным комментарием позднего средневековья. К сожалению, изучение Библии в университетах в целом роковым образом отступило на второй план.

§ 69. «Немецкая» мистика

1. а) Позднее средневековье не было лишено многих добрых начинаний в сфере религиозного благочестия. Если иметь в виду не только произведения исторического масштаба, разнообразие и богатство религиозной литературы и христианского искусства можно даже назвать неисчерпаемым. Но подлинных высот творческого духа достигла мистика. Она расцвела в XIV в. в Германии. В то время как административный аппарат авиньонского папства все больше погрязал в заботах о внешнем богатстве, благочестие отступило в глубины души и возвысилось до внутреннего созерцания Бога. Соседство столь различных стремлений в одной и той же Церкви также является выразительным, хотя и прискорбным доказательством непобедимой силы католической Церкви.

б) Главными вдохновителями мистического движения были немецкие доминиканцы, писавшие и проповедовавшие преимущественно на немецком языке: Экхарт († ок. 1328 г.), Таулер († 1361 г.), Сузо (†1366 г.). Наиболее широко оно было представлено в доминикан ских женских монастырях. В XV в. оно нашло своеобразное выражение у Братьев общинной жизни, хотя и на менее высоком уровне (при том что богатство их порою великолепного наследия до сих пор не исчерпано до конца). Таким образом, намечается определенный географический ареал распространения этого движения: Западная Германия вдоль Рейна (от Констанцы до Кёльна) и Нидерланды.

2. Схоластика и мистика. В великих схоластах Фоме Аквинском и Бонавентуре проявилось соединение ясного логического мышления и самой горячей религиозности. Союз «схоластики» и «мистики» типичен и для «немецкой» мистики. Духовно-исторически она вырастает непосредственно из (томистской) схоластики, использует тот же понятийный материал.

Однако центр тяжести смещается. Во первых, на первый план выходят «мистические» элементы богословия (например, неоплатонизм Августина); и во-вторых, как личная склонность, так и сама миссия проповедников в женских монастырях побуждают их некоторым образом ограничивать свою проповедь темой духовного очищения. Ивсе же надо помнить, что мистическая проповедь в женских монастырях обнаруживает также глубокий интерес к умозрению, духовному знанию и божественным тайнам. Здесь еще живет тот дух, которым вдохновлены творения великих немецких женщин-мистиков XIII в. (Мехтхильда из Магдебурга, † 1283 г.; Мехтхильда из Хакеборна, †1299 г.; Гертруда Великая, † 1302 г., все трое — цистерцианки в Хельфте).

Значительные женщины-мистики были, впрочем, в позднем средневековье также в Италии (три святые Екатерины: Сиенская, † 1380г., Болонская, † 1463 г., Генуэзская, † 1510 г., а также блаженная Анжела из Фолиньо, † 1309 г.) и в Швеции; могущественная св. Биргитта († 1373 г. в Риме). Но нигде влияние мистики на среду мирян не было таким глубоким, как в Германии.

3. Наиболее значительным немецким мистиком был гениальный и благочестивый Майстер Экхарт (ок. 1260_1328; преподаватель в Страсбурге и Кёльне). В своих проповедях он постоянно возвращает ся к определенным основным мыслям: «Всякий раз, когда я проповедую, я усердствую говорить об отрешенности и о том, что человек должен быть свободен от себя самого и от всего вещного. Второе же — это то, что нужно снова воссоединиться с тем неделимым Добром, которое есть Бог. Третье — что нужно помнить о том великом благородстве, которое Бог вложил в душу человека, чтобы он тем самым вошел в чудесную жизнь Бога. В четвертых, о чистоте божественной природы: что есть чистота божественной природы, невозможно изъяснить».

а) Экхарт во многом зависел от неоплатонизма. Это иногда вносило в его идею Бога пантеистический оттенок; из-за этого многие его положения были осуждены. Оценка их осложнялась спецификой богословского метода Экхарта: как «мастер Да и Нет» он в диалектическом противопоставлении подчеркивает более сильно то одно, то другое. Каждый тезис у него может быть точно определен в своем истинном смысле только в свете антитезиса. Осуждение Экхарта было отчасти результатом зависти и неверного понимания со стороны его противников — в большинстве своем приверженцев скотизма. Во всяком случае оно нисколько не умаляет ценности его пламенной любви к Богу, его глубокой пастырской заботы о душах (которая побуждала его призывать своих духовных детей к более частому причащению) и его преданности Церкви. В особенности Экхарт отвергал мечтатель ную духовную жизнь, основанную лишь на внутренних переживани ях, — как и все подлинные мистики, он требовал, чтобы внутренняя духовность оплодотворялась деятельной любовью: «Из прекрасного досуга, погруженного в Бога, стоит поспешить к бедняку, взывающему о тарелке супа».

Для истории духа имеет особое значение мысль о благородстве человеческой души. Эта же мысль, не так непосредственно связанная с Откровением и имеющая более сильный антропологический акцент, встретится нам как основной мотив («достоинство человека») гуманизма.

б) Такого же единства внутренней и внешней жизни желали ученики Экхарта: доминиканец Иоганн Таулер в Страсбурге († 1361 г., выразительные проповеди, сочетающие в себе силу веры и чувство меры, ревностный пастырь душ) и Генрих Сузо († 1366 г.) из Констанцы. Сузо родственен по духу св. Бернарду и св. Франциску. Он полон духовности и нежности, поэзии и любви; он — поэт, исполненный переливающегося через край чувства. Это чувство истинно; оно испытано и закалено в многообразных умерщвлениях плоти, в которых он буквально подражал страдающему Спасителю. Сузо был также выдающимся приверженцем индивидуального духовничества.

в) Немецкие мистики были связаны между собой живым общением как «друзья Божии». Главой одного из таких кружков на Нижнем Рейне, поддерживавшим активные связи с «друзьями Божиими» в Южной Германии, был находящийся под влиянием Экхарта Иоганн Рейсбрук († 1381 г., писал о духовном браке), друг и учитель Герта Грота (§ 70).

Эта мистика (несмотря на некоторые родственные черты) равно отличается как от латинско-«французской» XII и XIII вв. (Бернард и викторинцы), так и от мистики XVII в.

4. Из мистических книг наиболее значительной по своему влиянию долгое время была книга, написанная по-латыни в одном из нидерландских монастырей: О подражании Христу ³⁷⁷ Фомы Хемеркена из Кемпена (приблизительно 1380_1471). Он принадлежал кругу Братьев общинной жизни или к реформированным ими каноникам-авгус тинцам. Некоторые приписывают эту книгу Герту Гроту. Возможно, что ему, стремившемуся сделать мистический опыт познания Бога плодотворным в основанной им общине, действительно принадлежит духовное отцовство большей части «Подражания». Эта книга — чрезвычайно яркое свидетельство того, что сокровенная евангельско-биб лейская и сакраментальная жизнь Церкви во многих местах еще сохранялась в безущербной полноте. «Подражание» входит в широкий круг назидательных сочинений такого рода. О религиозности, основанной на «действиях», в этой книге ничего не найдешь. Напротив, она высказывается о благочестивых действиях, например паломниче ствах, очень скупо, с явной сдержанностью. Пелагианский тезис «Когда человек делает то, что в его силах, Бог не отказывает ему в Своей благодати» воспринят, но полностью переосмыслена роль благодати. Основная тема четвертой книги — Господь в таинстве. Можно с полным правом сказать, что эта книга учит, как полностью и непрестан но предаваться Христу. Особенно важно, что автор с такой настойчивостью требует часто в простоте читать Евангелие. Наивысший путь изучения Евангелия состоит в том, чтобы погрузиться в жизнь Иисуса, и потом строить всю свою жизнь в подражании этому образу.

Все же и эта прекрасная книга причастна к умалению объективных ценностей, притом в наиважнейшей области: хотя верность по отношению к Церкви не ставится под вопрос и не уменьшается, но Церковь в деле религиозного благочестия опасным образом отодвинута на второй план. Проповедуется исключительно личная духовность, благочестие узкого круга единомышленников. Это относится и к почитанию таинства Евхаристии. Слишком мало здесь говорится о совместном ее совершении как об осуществлении Тайной вечери и актуализации Крестной жертвы Христовой, которая в ней воспоминается. Связь с богословием, которой обладали великие немецкие мистики, была утрачена и даже, несомненно, не считалась значащей, что таило в себе опасность для мистики, как и для (застывающей) схоластики.

5. Расцвет мистики и ее завершение стали во многих отношения признаками Нового времени. Тяга (не всегда несущая в себе опасность) к подчеркиванию личного и индивидуального в религиозной жизни очевидна. О знаменательном росте участия мира женщин и о важном усилении национальной окраски речь уже шла. Великие вожди движения еще остаются укорененными в ясной спекуляции латинской универсальной схоластики. Но картина духовного процесса сильно изменилась: с ограничением пределами собственной, немецкой национальности, которая внесла особенно много естественной веселости и глубины чувств, и с возрастанием роли родного (творчески развивающегося) немецкого языка — книги и проповедь приобретают задушевную неповторимую духовность, которая должна была совершенно по-особому воздействовать на немецкую натуру. Одно мистическое сочинение XV в., «Франкфуртец» («Немецкое богословие»), в котором также отсутствовала схоластическая форма, настолько привлекло Лютера, что он считал, что нашел в нем противовес схоластике (именно он впервые издал эту книгу в 1516 и 1518 гг.). Но, с другой стороны, огромная притягательная сила «Подражания Христу» показывает, какая универсальность изначально присуща христианской молитве, имеющей уклон в сторону евангельски углубленной личной нравственности.

§ 70. Монашество и благочестие мирян

1. Старые ордена (также и монастыри каноников), за исключени ем картузианцев, не смогли сохранить прежний уровень благочестия, дисциплины и науки. Бенедиктинские монастыри стали слишком богатыми (попечение исключительно о знати; а также институт комменд) и обладали частной собственностью, которая была четко разделена между аббатом и насельниками монастыря; у францисканцев парализовала многие силы ненужная ожесточенная борьба между строгими и умеренными и соперничество с мирским клиром, в котором кроме всего прочего шла речь об экономических интересах.

а) Все же и в XV и XVI вв. можно насчитать немало предпосылок к улучшению, правда, не приведших к какому-либо перелому в целом. Значительнейшими опорами реформы повсюду были обсерванты, т.е. те монахи или монастыри, которые руководствовались первоначальной строгостью устава (в ордене францисканцев папа Лев Х окончательно признал в судьбоносном 1517 г. разделение на конвентуалов и обсервантов). Бенедиктинский орден в XV в. участвовал, а именно через объединение в конгрегации, с большим успехом в новых начинаниях в Италии, Испании (широкий успех) и Германии (Мельк и Бурсфельд); здесь успешно зарекомендовала себя монашеская дисциплина св. Матиаса в Трире; к Бурсфельду присоединились некогда имевшие широкое влияние реформаторские центры Гирсау и Альпирсбах.

б) На первый план выходят некоторые значительные проповедники покаяния. Их великая работа как нельзя кстати подходит ко времени вопиющих о реформе и свидетельствующих о катастрофе (отсюда также частый мотив антихриста) недостатков в Церкви. С необычной, воодушевленной, но и убедительной настойчивостью они прикасались к взбудораженной душе народа: так, неотразимый испанский доминиканец Викентий Феррерский († 1419 г.), исходивший почти всю Европу, своей антигуситской проповедью и проповедью крестового похода добился необычайного успеха в обращении даже и там, где не понимали его языка; францисканец Бернардин Сиенский († 1444 г.), создатель и распространитель молитвы во имя Иисуса, сильный народный проповедник и миротворец в разрушительных междоусобицах итальянских городов; его ученик, великий Иоанн Капестранский (†1456 г.), генерал-визитатор французской провинции Ордена обсервантов, с 1451 г. папский легат в Германии. В качестве такового он прошел по всей империи, где сотни тысяч внимали его проповедям среди рыданий и всхлипываний, хотя его слова сначала надо было переводить. Результатом были бесчисленные обращения. Когда в 1456г. турки осадили Белград, он своими пламенными проповедями— прежде всего в Венгрии — существенно содействовал победе христиан в том же году. Подобным же образом — как профессор (вВене), проповедник (в Италии, Германии, против гуситов) и писатель — доминиканец Иоанн Нидер († 1438 г.) трудился над реформой верхненемецкой провинции своего ордена.

2. Из новых образований выделяется как в высшей степени значительная конгрегация Братьев (впоследствии и сестер) общинной жизни — организация, которая была и осталась по преимуществу состоящей из мирян.

а) Ее основателем был высокообразованный Герт Грот из Девентера († 1384 г.). Уйдя от светской жизни и отказавшись от бенефициев, он устремился к проповеди покаяния. Сам он священником не стал: светский дух толкал его к созданию собственных форм благочестия. Конфликты и чувство соперничества не заставили себя долго ждать; вскоре епископ наложил запрет на покаянную проповедь Герта Грота.

Его заветнейшим порывом было личное, горячее, мистическое благочестие (его называли «современным»: devotio moderna), которое он практиковал наряду со своими штудиями в узком кругу и в частных беседах в Девентере. Когда число его спутников умножилось, основной задачей товарищества стала, кроме миссии в народе, забота о юношестве (при поддержке благородного гуманизма).

Из нее выросла реформированная конгрегация каноников-августин цев. Исходным пунктом стал Виндесхайм (при Цволле в 1327 г.), который с удивительной силой распространил реформу меньше чем за полвека на 37 монастырей. Значительными учениками Братьев общинной жизни были: Фома Кемпийский в Цволле; Габриэль Биль, Николай Кузанский, Вессель Гансфорт; Адриан VI; Эразм; Лютер; Муциан; Иоганн Штурм; с большой вероятностью и Коперник.

б) Еще большее число орденоподобных новых образований показывает, что стремление к христианскому совершенствованию жизни никоим образом не угасло. Полнота форм благочестия и неудержно проистекающего из веры служения ближнему во многих областях Европы огромна. По сравнению с нерешительностью тогдашнего и сегодняшнего христианства каждое приводимое имя является необычайным свидетельством христианской веры.

Важен также лаикальный характер. Движение Братства посвятило себя заботе о бедных и больных, а также погребению мертвецов (во время чумы!): алексианцы, оливетане, иезуиты (в Италии), аннунциаты, иеронимиты (в Испании, отшельники в XIV в.). Несколько позднее обратившись к благотворительности, сомаски и барнабиты охватили своим служением народных миссионеров всю страну. Здесь шла речь не только о внутренней духовной жизни мелких объединений: первоначальный душепопечительный порыв прорвался наружу — с лаикальным оттенком.

Швеция обязана св. Биргитте († 1474 г.) одним из последних важных монастырских образований перед Реформацией: Вадстена³⁷⁸.

И если, как мы говорили, новым движениям и не удался религиозно-творчес кий перелом в эту эпоху, то нас все же удерживает от однозначной оценки хотя бы такое новое образование, как «минимы» (1474 г.) св. Франциска из Паулы (†1507 г.) в Южной Италии, жившее по францисканскому уставу повышенной строгости и создавшее в начале XVI в. около 450 домов: огромное достижение!

3. а) Религиозному воспитанию народа была посвящена большая, многолетняя и тщательная работа. Объективное описание здесь, естественно, особенно затруднено: слишком многое остается анонимным. Письменные свидетельства сравнительно редки; религиозные обычаи многообразны.

И все же можно в первую очередь сказать, что результат во многом был отрадным: христианские убеждения и религиозная деятельность были в конце средневековья представлены в удивительном богатстве и чистоте. При всем сильном перевесе внешней стороны, в котором роковым образом односторонне проявлялось средневековое взаимопроникновение духовного и материального начал и к которому нам еще предстоит вернуться, Распятый все же был центром и утешением и в жизни, и в смерти.

Проповедь мистиков, Братьев общинной жизни и великих проповедников покаяния — обсервантов не была напрасной. В начале Нового времени обнаружит ся, как печатное слово приходит на помощь проповеди.

Самой излюбленной практикой благочестия все более становилась молитва Розария. Св. Доминик не знал ее³⁷⁹, но она распространялась сначала доминиканцами и цистерцианцами. Цезарий из Гайстербаха († 1240 г.) и Якопо Ворагинский († 1298 г.) принадлежат к ее распространителям. В его сегодняшней форме Розарий относится к позднему средневековью.

б) Несмотря на все богатство частностей все же создается впечатление, что в целом не удалось полностью обеспечить пастырской опекой сильно умножающееся городское и развивающееся сельское население. Некоторые проявления народного благочестия несут на себе печать чего-то судорожно-насильственного.

Иаохим Флорский предсказал наступление «Эры Святого Духа» в 1260 г.: религиозное напряжение разрядилось в этом году в Перудже процессиями самобичевателей (флагеллантов), которые быстро распространились в Европе, в 1296 г. такие процессии особенно часто появлялись в Страсбурге, в 1334 г. — в Италии. Следующая сильная их волна (1348/49 г.) возникла в тесной связи со свирепствовавшей тогда чумой, которую стремились отвратить покаянными упражнениями. Хотя великие проповедники покаяния (в том числе Викентий Феррерский) пытались руководить такими процессиями, нездоровый порыв к новшествам все же в них присутствовал. Давали себя знать и еретические влияния. Так, процессии флагеллантов — правда тщетно — были запрещены в 1349 г. Климентом VII и в 1417 г. окончательно Констанцским собором. Общины бичевателей продолжали существовать в виде братств до XVI в.

Многие искали тогда спасения и в больших количествах (например, месс, паломничеств и реликвий). Это также свидетельствует об отсутствии разумного, направленного на здоровый рост пастырского руководства.

§ 71. Формирование основ Нового времени: элементы гуманизма и Ренессанса

1. Питаемое множеством корней повсеместное пробуждение народов Запада вследствие различных обстоятельств ускорилось в Италии в XIV и XV вв. и привело к радикальным результатам. Вследствие длительного отсутствия пап в Риме, давления иностранных наемников на население Церковного государства и распада Неаполитанского королевства (которое больше не оказывало сдерживающего действия) окрепло сознание народного и национального своеобразия, прежде всего на севере, а затем в Церковном государстве и Риме. Выдвинулись на первый план сильные города-республики и некоторые новые княжеские роды. В этой связи первой должна быть названа уже давно независимая Венеция; затем Генуя, Пиза, Флоренция, среди знатных родов — Висконти, Гонзага, Колонна, Орсини, Эсте, Малатеста.

2. Это пробуждение «национального сознания» нашло выражение в духовном осмыслении особой ценности народного языка. Примечательно, что у истоков этого движения стоит Данте Алигьери (1265_1321), певец средневековья, поборник универсальной западной монархии, восторженный почитатель немецкого императора Генриха VII. Свое наиболее значительное произведение он написал не на латыни, но на народном языке.

3. а) Лучшие силы народа Италии остались в истории: Рим и Римская всемирная империя, античная культура. Воспоминание о них в средневековье никогда полностью не исчезало. С тех пор как уже IV век стремился к возрождению (ренессансу) латинской литературы, средневековье пережило не менее пяти серьезных попыток снова пробудить эту культуру к жизни: англосаксонское возрождение (высшая точка — Беда Достопочтенный), каролингское, оттонское, возрождение римского права (с конца XI в.) и возрождение при Фридрихе II. Таким образом, классический Ренессанс XIV_XVI вв., ведущий в Новое время, не был чем-то совсем неподготовленным; напротив, он медленно поднимался на поверхность из глубин средневековья.

б) В XIV в., как мы видели, горячее стремление к церковному и светскому обновлению охватило большуvю часть народов Запада. Всвязи с этим обзор великого прошлого мог стать весьма плодотворным в целом. Множество самых различных пересекающихся, борющихся и распадающихся, ищущих новое движений во всех областях политики, науки, экономики, искусства наполнили Западную Европу или значительные слои ее обитателей чудом весны, которое изменит мир с помощью разнообразных сил, поднимет его к новым высотам и проведет через опасные глубины. Из того, что мы в этих еще неясных началах можем точно распознать, самыми действенными являются национальное и лаикальное начала. Почва для грядущей новой культуры, а тем самым для Нового времени кажется подготовленной. Перед лицом Церкви скоро встанет совершенно другой, на этот раз полностью независимый или стремящийся к самостоятельности мир и заявит свои требования. С христианско-религиозной точки зрения самым важным для будущего оказывается, пожалуй, то обстоятельство, что, как мы видели, явления распада внутри Церкви проявились на весьма обширном пространстве. Отсюда следует, что надвигающееся будущее возникает не только в Церкви, но и против нее. Церковь ждали великие и одновременно трудные задачи. Назревало решающее испытание. Все зависело от того, сколь много творчески-религиозной силы может приложить Церковь для их преодоления.

4. Время XIV и XV вв. по самой своей природе часто имело два лица. Еще продолжало во многих отношениях жить средневековье и уже брало верх Новое время. В самом начале величайшим примером такого положения вещей является Данте. Для Германии — это вышедший из народа мистик, богослов реформы и реформатор, миссионер (у гуситов, в монастырях, как проповедник юбилейного года), епископский и папский легат (в том числе на переговорах о воссоединении в Константинополе, 1437 г.), философ, политический мыслитель, математик, географ и астроном: кардинал Николай Кребс из Кузы на Мозеле (1401_1464), епископ Бриксена (с 1450 г.). В ходе своего достойного удивления церковного развития он из привержен ца соборной теории в Базеле превратился в защитника папства. Глубоко проникнутый несокрушимой силой Церкви, именно он, кто так хорошо знал церковные недостатки, с поразительным оптимизмом ожидал прихода лучшей новой организации. От него исходит великий план реформы, предназначенный для избавления от церковных недостатков, где Donatio Constantini, подложность которого была доказана, занимает столь же малое место, как и страсть к чудесам вроде вильснакского чуда крови. Что бы могло произойти, если бы такие духовно очищенные реформаторские предложения немца были воплощены в жизнь благодаря курии! Насколько благоприятнее стала бы исходная позиция Церкви в ближайшие столетия, возможно, она оказалась бы в состоянии по-настоящему преодолеть немецкую Реформацию. Сам этот великий человек в бесчисленном множестве посольств, проповедей, переговоров и соборов сделал все, что в человеческих силах, для осуществления своих идей на практике.

Николай Кузанский обладает всеми знаниями своего времени и подлинно средневековым благочестием, и все же в нем всесторонне заявляет о себе духовная позиция, характерная для Нового времени: субъект становится исходным пунктом философии, человек — зеркалом мира, а сам мир овладевается посредством точного наблюдения, и таким образом несравненно увеличивается сфера науки и широта сознания. Многообразие реальностей в природе и истории, в знании, культуре и религии Николай видит перед собой в совершенно ином свете, чем его предшественники. Множественность перестает быть случайным орнаментом сущего, неполнота ее гармонии имеет отношение к самой сути вещей. Ее, этой множественности, права должны быть полностью признаны. Но, далее, главная тенденция такова: она должна быть объединена в единство. Поэтому в своей гениальной спекуляции Кузанец развивает учение о «coincidentia oppositorum» (совпадении противоположностей) и на этой основе новое обоснование и новую форму духовного, церковного и политического единства Запада. Даже заблуждение не разрушает единство целиком, оно есть лишь несовершенная истина. Единство в Боге снимает все противополож ности. В его богословии, испытавшем влияние неоплатонизма (Прокл и Экхарт), содержится спиритуализм, который мы находим, например, в гуманизме Пико делла Мирандолы (1463_1494) в путаном и опасном виде — мощный, своеобразный тип. У потомков до сих пор не хватило мужества и силы позволить ему полностью осуществить ся. Разумеется, такая задача очень сложна, не в последнюю очередь из-за понятия истины, которое защищает Кузанец: заблуждение — это всего лишь несовершенная истина, и на глубинном уровне все религии приходят к одному и тому же. Что он лично был верным членом католической Церкви, нет никакого сомнения.

Великого кардинала небезосновательно назвали привратником Нового времени (он учил о вращении Земли вокруг оси). И этот гигант духа был прежде всего исполнен сознанием ограниченности человеческого знания. Но к сути вещей и к их вершине, Богу, ведет именно такое осознание собственного невежества, исполненное любви и благоговения.

5. Упомянутые нами новые элементы духовного и интеллектуаль ного мира вместе со средневековым наследием вступают начиная с XV в. означенными путями в чрезвычайно обильные, в своем многообразии по истине необозримые процессы брожения и распада и, с другой стороны, складываются в сложный новый облик: так рождается Новое время. Теперь мы должны рассмотреть эти явления более подробно.

¹ Для подтверждения этой мысли Св. Писанием ср. Ин 11, 51: «Это он сказал не от себя, но будучи на тот год первосвященником, пророчествовал...»

² Ср. отдельные положения новейшей протестантской экзегезы, которая находит «католическое» начало уже у Луки.

³ Классическое обобщение этих представлений предлагает Августин: «Сколькие из вас, которые к нам не принадлежат, все же наши, сколько наших — не с нами?»

⁴ Это событие сложное и длительное. Натиск ислама с юго-востока и затем завоевание им западного Средиземноморья усугубили распад, хотя и не были его причиной.

⁵ Но это достигается очень постепенно; V_VII вв. стали переходом, во время которого жизнь повсюду во многом еще следовала законам античной римской культуры.

⁶ В Письме к Диогнету II или III в. и в нападках Цельса ок. 178 г. (см. § 15).

⁷ Не только ее достоинства таинственно возрастают в браке (ап. Павел: «Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее». Еф 5, 25), но в высшей степени ценилась и девственность.

⁸ В качестве иллюстрации см. разд. III (сильная и умеренная эллинизация) и § 34 (германизация); сходные проблемы возникали у иезуитов в Восточной Азии.

⁹ Ср. чрезмерное рвение янсенизма, болезненно реагировавшего на всякую попытку адаптации.

¹⁰ Исключений было очень немного, например, культ друидов, где еще существова ли человеческие жертвоприношения; для других культов существовали ограничения места или степени гласности, как для культа Кибелы; так, в самом Риме до 38 г. по Р.Х. было запрещено почитание Исиды и Осириса.

¹¹ Уже Ориген так высказывался в защиту государства: «Бог приуготовил народы для Своего учения, чтобы они были под единым Римским кесарем и чтобы народы под предлогом того, что существует много государств, не жили бы раздельно, затрудняя этим исполнение назначения, которое Иисус дал Апостолам, сказав: та государства было, несмотря на гонения, само собой разумеющимся для христиан, согласно учению Иисуса («отдавайте кесарю кесарево, а Божие Богу», Мк 13, 1; 1 Петр 2, 16), и это часто находит выражение в раннехристианской литературе. Со времен апологетов II в. даже величина империи и ее долговечность ставились в зависимость от молитв христиан и их благочестивой жизни.

¹² Восточные влияния были совершенно отличны от греческих, так как определялись не мыслью, но чувством и даже фантазией. Ср., например, ересь Татиана (§ 16).

¹³ Ср. значение папируса Ryland Creek 457, содержащего отрывок из гл. 18 Евангелия от Иоанна. Он происходит из Среднего Египта и написан самое позднее около 130г. Исходя из этого, можно с уверенностью сделать вывод, что Евангелие было составлено несколькими десятилетиями раньше.

¹⁴ Можно также, соположив эти тексты, рассматривать их как единое целое = синопсис, синоптические Евангелия.

¹⁵ Первого месяца в году по еврейскому календарю.

¹⁶ Гегесипп (II в.), например, называет Иакова сыном брата Иосифа. Его мать была сестрой матери Иисуса (Ин 19, 25).

¹⁷ От греч. «kat' holon» — всецело, неделимо.

¹⁸ См. особенно Лк 24, 7; 26, 46: «Не так ли надлежало пострадать Христу и войти в славу Свою?» Вся напряженность этого откровения для общего иудейского ожидания выражена в настороженном вопросе учеников Иоанна, находившихся под впечатлением ветхозаветного учения о покаянии и гневе Господнем: «Ты ли тот, Который должен придти, или ожидать нам другого?» (Мф 11, 3).

¹⁹ Признавались определенные часы молитвы (Деян 3, 1); также верующие в Дамаске сохраняли приверженность к традиционному богослужению (Деян 9, 1_8).

²⁰ Во времена императора, принявшего христианство, Иерусалимская Церковь и ее епископ вновь стали играть важную роль. Однако наметившаяся тенденция к подъему (325 г.: первенство в почитании епископа; 182 г.: Иерусалим — мать всех Церквей) не была завершена вследствие возвышения по политическим причинам Константинополь ского престола (ср. § 27).

²¹ Остатки бежавшей в Пеллу первоначальной иерусалимской общины (прозванные эбионитами, т. е. «бедняками»), которая все больше превращалась в движение еретического толка, сохранились еще много веков спустя на Востоке. Именно в этом виде христианство стало известно, например, Магомету, который поэтому получил о нем еретически искаженное представление.

²² Уже Марсилий Падуанский (см. § 65) утверждал, что пребывание Петра в Риме невозможно доказать.

²³ Против этого факта выступал прежде всего Karl Heussi († 1961 г.) и его ученики.

²⁴ Первое Послание Петра, 5, 13 (Римская Церковь названа Вавилонской. Сравнение Рима с Вавилоном, характерное для иудейской литературы [апокрифические апокалипсисы Варуха и Ездры конца I в.], встречается много раз также в Откровении Иоанна); ср. Послание к Римлянам св. Игнатия («не как Петр и Павел повелеваю я вам»); римский священник Гай ок. 200 г.; сообщение св. Иринея о том, что Марк был с Петром в Риме и записал его благовествование; Дионисий Коринфский (свидетель ства последних двух сохранены для нас в «Церковной истории» Евсевия). Тертуллиан пишет, что Петр умер в Риме. После IV в. традиция говорит об этом единодушно. При отсутствии твердых оснований было бы непонятным сооружение в Риме собора св. Петра Константином).

²⁵ О дальнейшем развитии идеи римского примата см. §§ 18 и 24.

²⁶ На протяжении последующих веков внешнее соотношение между иудаизмом и христинством в Римской империи было особенно сложным. Антипатия, которую питала чернь, прежде всего в греко-восточной части империи, к иудеям, часто переносилась на христиан, так как их считали иудейской сектой. С другой стороны, иудеи, по крайней мере по свидетельству христианских писателей первых четырех веков, часто были подстрекателями местных преследований христиан. Возможность этого появлялась благодаря тому, что они иногда пользовались весом при императорском дворе (например, при Нероне, какое-то время при Домициане).

²⁷ Приводимые Евсевием в его «Церковной истории» (например, в книге IV) ссылки недостоверны.

²⁸ Последний так изобразил положение: «Я, между тем, поступал следующим образом с теми, о которых мне доносили как о христианах. Я допрашивал их, христиане ли они. Когда они сознавались, спрашивал их во второй и третий раз, угрожая казнью. Тех, которые упорствовали, приказывал отвести на смертную казнь. Ибо я не сомневался, что каково бы ни было то, в чем они сознавались, во всяком случае их упорство и непреодолимая нераскаянность заслуживают казни. Других подобных же безумцев, так как они были римские граждане, я предназначал к отсылке в Рим... Тех, которые отреклись... и принесли жертвы... я нашел возможным отпустить».

^{29 «}Если христиане по предъявлении им обвинения упорствуют, то должны быть осуждены на смерть, если же отрекаются, то должны быть отпущены на свободу и более не подвергаться государственному преследованию».

³⁰ Это особенно ярко выразилось в оценке Амвросием и Иеронимом варваров, совершавших набеги на империю: они сумели увидеть в носителях беспорядка таких же людей, как и римляне.

³¹ Именно слабые императоры, даже такие недостойные, как Коммод или Галлиен, были терпимы к христианству.

³² Рескрипт Траяна дал наместникам определенную самостоятельность, поэтому многое зависело от их собственной позиции. В Лионе, например, проконсул издал противоречащее императорскому распоряжению «общее предписание, что разыскивать нужно всех нас» (Послание Лионской Церкви).

³³ Например, Поликарп отказывался произнести «владыка кесарь», т. е. назвать императора kyrios — «господь», на что толпа реагирует обвинением: «Он отрицает наших богов».

³⁴ Описание мученической смерти Бландины завершается полными глубокого смысла прекрасными словами: «...да одушевит братьев она, маленькая и слабая, ничтожная — и великий непобедимый борец за Христа, одолевшая врага во многих схватках и за эту борьбу увенчанная венцом бессмертия».

³⁵ К этому времени относится стремление семнадцатилетнего Оригена к мученичеству (см. § 15) и его вдохновенное послание к своему отцу, заключенному в тюрьму за веру.

³⁶ Твердый в этих вопросах Киприан говорит, явно преувеличивая, что уже само по себе существование указа многих сделало слабыми.

³⁷ Эдикт императора Аврелиана 275 г. не был выполнен.

³⁸ Особенно важен рескрипт Галиена (Евсевий, «Церковная история»), которым он возвращал христианам конфискованные здания: впервые император официально обратился к христианским епископам (неофициально это уже делали Юлия Маммея, Александр Север и Филипп Аравитянин).

³⁹ Диоклетиан сохранил за собой Восток, столицей которого была Никомидия. Его зять кесарь Галерий управлял Иллириком с Македонией и Грецией (резиденция в Сирмии). Максимин в качестве второго «императора» получил Италию и Африку (резиденция в Милане), его кесарем в Испании, Галии и Британии (резиденция в Трире) был Констанций.

⁴⁰ Христианство было уже настолько распространено, что имело много привержен цев в армии, о чем свидетельствуют сообщения о мученичестве в легионе в Фивах и воинах-мучениках в низовьях Рейна (Гереон в Кёльне; Кассиан и Флоренций в Бонне; Виктор в Ксанте). Хотя это и легенды, но они имеют историческое зерно.

⁴¹ Прежде всего это были церковные должностные лица, которые в соответствии с императорским эдиктом сдавали священные книги, так называемые «traditores».

⁴² Этому не противоречит то, что государство, особенно до правления Деция, само не осознавало ясно этой враждебности и уничтожало христиан не столько собственно за их веру, сколько за их мнимую опасность для государства.

⁴³ Иустин приходил в качестве странствующего философа в Рим, где одним из его учеников был сириец Татиан (автор апологии «Речь к эллинам» 170 г.) и где с ним полемизировал киник Кресценций.

⁴⁴ Т. е. объяснение, которое понимает и истолковывает текст как притчу-аллегорию.

⁴⁵ Между тем Павла и в те времена читали: когда проконсул Публий Вигеллий Сатурнин 17 июля 180 г. спросил у двенадцати христиан из Скилиума в Нумидии, что у них в книжных ларях, они ответили: «Книги и послания Павла, праведника».

⁴⁶ Напротив, Тертуллиан был сверх меры суров в своем отрицании искусства. Вэтом он становится предшественником Бернарда Клервоского и Кальвина.

⁴⁷ В Эфесе он проповедовал в философской школе (Деян 19, 9).

⁴⁸ В противоположном направлении действовали, помимо гностиков, те, кто хотел эллинизировать христианство; Евсевий упоминает их, называя феодотианами. Они, подобно Апеллесу (ученику Маркиона, см. § 16), придавали настолько огромное, морально обязывающее и почти религиозное значение силлогизму, что пренебрежение им считалось грехом.

⁴⁹ Лукиана не следует смешивать с языческим ритором Лукианом Самосатским, написавшим ок. 170 г. сатиру против христиан.

⁵⁰ Начиная со II в. наименование «католики» (выражение «католическая Церковь» мы видим впервые у Игнатия Антиохийского) получило всеобщее распространение для обозначения членов «большой» Церкви, чтобы отличить их от меньших общин отделившихся еретиков.

⁵¹ И даже дальше на север; первый христианский монастырь в Китае, как и первая китайская Библия, были несторианскими.

⁵² «Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет».

⁵³ На этом основано вышеупомянутое деление людей на три класса — гностиков (или пневматиков), психиков (пистиков) и гиликов. Только первые придут к истинному блаженству с ангелами. Психики достигают нижнего неба. Гилики, подчиненные материи, становятся жертвой огня и в той или иной форме обречены погибели.

⁵⁴ К ним относится Евангелие от Фомы, полный текст которого обнаружен недавно (ср. выше § 6, 1г).

⁵⁵ Перечисление Священных книг есть также у Кирилла Иерусалимского († 386 г.) и Григория Назианзина († 390 г.).

⁵⁶ Тертуллиан частично повинен в известной ригористичности в подходе к спасению души, утвердившейся в католичестве вплоть до XX в., в основе которой лежало неразличение религии и морали. Его влиянию во многом способствовали многочисленные переиздания проповедей (Hunius). Напротив, Фома Аквинский цитирует Тертуллиана всегда как еретика.

⁵⁷ Здесь, в области морали, Киприан преодолел свою тенденцию к ригоризму, проявленную им в споре о еретическом крещении.

⁵⁸ В иудаизме было известно понятие должностного преемства. Оно нашло отражение, например, в точно ведущихся списках преемников первосвященников. Может быть, на развитие христианства повлияли и подобные примеры в эллинистическо -гностических философских кругах?

⁶⁰ Создающая при этом немаловажная трудность для исторической критики не затрагивает действительности приведенных выше решающих и несомненных высказываний Священного Писания: кроме того, она находит удовлетворительное разрешение в реально совершившемся согласно предсказанию Господа развитии Церкви и, с другой стороны, — в пророческом характере Откровения (§ 9).

⁶¹ Adolf von Harnack: «За всю историю Церкви ни одна община не зарекомендовала себя столь блестяще, как римская в первых посланиях Климента». Климент, например, пишет (гл. 59, 1): «Если же некоторые не покорятся реченному Им чрез нас, — пусть знают, что свяжут себя падением и немалой опасностью».

⁶² «Сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов»; «Тело и Кровь Нового и Вечного Завета» (Мф 26, 28 слл.; Мк 14, 22 слл.; Лк 22, 19 слл.).

⁶³ «Тело и Кровь Господни» (1 Кор 11, 23 слл.).

⁶⁴ Повсюду центром евхаристического богослужения являются рассказ об установлении Тайной вечери, молитва об освящении действием Святого Духа (эпиклесис) и воспоминание о страдании, воскресении и вознесении Господа (анамнесис), к которым добавлялись прошения о принятии Даров и молитвы за живых и умерших.

⁶⁵ Предписание творить молитву («Отче наш») три раза в день содержится также в «Дидахэv».

⁶⁶ Это слово заимствовано из военной лексики = день, когда христиане несут духовную вахту (statio). Постные богослужения были богослужениями различных statio, совершаемыми поочередно в разных церквях Рима папой или его представителями. [Во избежание ложной этимологии следует учесть, что в русском языке «пост» религиозный и «пост» военный — слова разного происхождения. — Прим. ред.]

⁶⁷ Там, где речь шла о публично совершенных грехах, признание в грехе было только индивидуальным. Практиковалось ли прилюдное исповедание человеком своих грехов в каком-либо другом случае, неизвестно. Лев I в официальном указе резко выступает против обычая оглашать грехи отдельного кающегося; свою совесть нужно открывать только священнику на «тайной confessio» (Poschmann).

⁶⁸ Такое заступничество оказывалось в письменном виде, т. е. кающийся получал «libellus pacis».

⁶⁹ Это было сделано еще при Константине, но Юлиан водворил алтарь обратно.

⁷⁰ У него мы уже находим роковое ложное умозаключение, которое так часто будет привлекаться впоследствии: сострадание к заблуждающимся есть в действительности жестокость, а суровость к ним, напротив, сострадание.

⁷¹ Частично этими правами они пользовались уже в III в. в Риме (§ 12).

⁷² Первый смертный приговор лжеучителю был вынесен в 384 г. галльским узурпатором Максимом и был направлен против Присциллиана и его единомышленников в Трире. Правда, император-язычник хотел видеть в Присциллиане не лжеучителя, а скорее мага и распространителя воззрений, считавшихся в Римской империи безнравственными. 389 г. — разрушение Серапеума в Александрии, 415 г. — убийство Гипатии там же.

⁷³ Санта-Костанца представляет собой пристройку к базилике Сан-Аньезе (= желание быть похороненным при гробе мученика).

⁷⁴ Он был и остался в дружеских отношениях с Евсевием Никомидийским (который и крестил его), хотя последний был отправлен Никейским собором в изгнание. Кроме того, именно Константин сослал в Трир Афанасия в 335 г., так же как и престарелого кордовского епископа Осия.

⁷⁵ Спор об учении Ария, для разрешения которого Константин в Никее приложил так много сил, впоследствии он сам назвал бесполезной болтовней.

⁷⁶ Возглавляемая язычниками философская школа в Афинах была закрыта только в 529 г., тогда же, когда было основано Монте-Кассино.

⁷⁷ Основателем неоплатонизма был александриец Аммоний Саккас († 242 г.); учение было приведено в систему его учеником Плотином († 269 г.), учеником которого был в свою очередь Порфирий (§ 14). Последним представителем неоплатонизма был Прокл († 485 г.) [неточность — последние известные представители этого направления (Дамаский с единомышленниками) покинули Афины в 531 г. и, заручившись покровитель ством персидского царя Хосрова I, обосновались на территории Византии близ персидской границы, где и в дальнейшем продолжалась жизнь философской школы. — Прим. ред.]. Поскольку его труды послужили источником для так называемого Дионисия Ареопагита, то этот неоплатоник косвенно и совершенно неосознанно оказал огромное влияние на средневековые богословские формулировки христианского учения.

⁷⁸ Такой ход мысли — с многообразными вариациями, переплетениями и даже искажениями — будет определять дух средних веков. Нам часто придется возвращаться к нему в ходе нашего исследования истории, начиная со времен Карла Великого, продвигаясь далее через перипетии нескончаемой борьбы с папством, которую вели поколения императоров, и до периода, когда идея богоданности власти будет развиваться в только еще возникающих национальных государствах.

⁷⁹ Они были названы хорепископами по греческому слову, означающему «селение». Такая организация, обусловленная миссионерскими нуждами, сохранялась на Западе в германских областях вплоть до Х в., остатки ее — до XI и XII вв.

⁸⁰ Семь Вселенских соборов и так называемый «разбойничий собор» 429 г. (§ 27).

⁸¹ Его использовали гностики и монархиански мыслящий Павел Самосатский. На Соборе 268 г., направленном против них, это выражение было даже прямо осуждено. (Павел Самосатский примерно с 260 г. был епископом Антиохийским и наместником императрицы Пальмиры; Антиохия была завоевана в 272 г. императором Аврелианом.)

⁸² Подобной была встреча Льва с королем вандалов Гейзерихом в 455 г.; он смог спасти Рим от огня и гибели, хотя вынужден был допустить его разграбление.

⁸³ Начиная с IV в., курия приняла для декреталий форму римского приказа.

⁸⁴ VI Вселенский собор (680/681 г.) организаторами Никейского собора определенно называет обоих. Это свидетельство, означающее усиление римского епископа, имеет особое значение, поскольку напряженность отношений между Константинополем и Римом уже тогда была достаточно велика.

⁸⁵ В формуле Символа Веры, предложенной Евсевием Кесарийским, отсутствовало как выражение «несотворенный», так и решающее «homoousios».

⁸⁶ Это продолжалось и далее, хотя папа Либерий, сломленный муками изгнания, в 358 г. под давлением императора согласился подписать компромиссную формулу об отказе от главного Никейского определения о единосущии. Кроме того, он тогда одобрил и отлучение Афанасия от церковного общения, но уже в 360 г. снова вернулся к православию. О папе Гонории ср. § 27, 11.

⁸⁷ По вынесении очередного приговора об изгнании в Трир Афанасий произнес (в Тире) свое ставшее знаменитым: nubila est, praeterit (это только тучка, она пройдет мимо). Он оказался прав, но тем не менее в его словах слышится недооценка серьезности ситуации.

⁸⁸ Насколько сильно эти богословские проблемы занимали тогда — всего лишь через два поколения после прекращения гонений — все общество, можно видеть из следующего описания Василия Кесарийского: «Все тогда так запуталось, как будто две флотилии сражаются во время шторма, и их корабли носятся и сталкиваются в таком круговороте, что уже никто не может отличить друга от врага».

⁸⁹ Однако следует принять во внимание, что именно ариане пытались пользоваться библейскими оборотами речи. О проблеме веры и формулировании веры см. с. 124.

⁹⁰ Папа Вигилий (537_555 гг.) сначала занимал в этой ситуации неопределенную позицию.

⁹¹ Так продолжалось вплоть до борьбы против пап в VIII в. (§ 35). Когда же, наконец, ортодоксия Халкидона победила и в Византии, там настолько усилилось соперничество с Римом, и обе стороны настолько разошлись, что органически назрел разрыв 1054 г.

⁹² Хотя у Пелагия благодать выступает как полезная (но не необходимая) поддержка человека, она понимается не как внутренне преобразующая, а чрезвычайно поверхностно, способом, который позже стал называться номиналистским.

⁹³ «Что пользы в понимании, при помощи которого мы так стараемся исследовать истину! Оно даже неспособно показать нам хоть какой-нибудь путь к достижению великой тайны!»

⁹⁴ Августин в своей «Исповеди» пишет: «Незадолго до этого в Медиоланской Церкви вошло в обычай утешать и наставлять с помощью пения: братья пели ревностно и согласно, устами и сердцем... Тогда и постановлено было петь гимны и псалмы по обычаю Восточной Церкви...» (9, VII, 15). В 9, 12 он цитирует две строфы, «которые пел Твой Амвросий», принесшие ему утешение после смерти матери.

⁹⁵ Эта характерная черта отличает его от величайшего мастера христианской молитвы, Франциска Ассизского (§ 57).

⁹⁶ Его почтение к истине тесно связано с его пониманием благодати: Бог дает ее в дар.

⁹⁷ Однако в беспокойные времена может так случиться, что Провидение допускает отлучение невиновных. Они могут обрести спасение вне видимой Церкви, если, несмотря на все свое желание, не могут в нее вернуться, но до самой смерти защищают и исповедуют католическую веру. Их слышит «Отец, Который втайне».

⁹⁸ Этот синтез, конечно, нельзя представлять себе как беспроблемную гармониза цию. Он тоже полон противоречий. В особенности некоторые крайности формулиро вок позднего Августина делают затруднительным или даже невозможным выстроить непротиворечивую систему идей. Ср., например, идеи о massa damnata и о безусловном предопределении, которое он признает, хотя придерживается и утверждения о свободе воли.

⁹⁹ Интересно, как точно Иероним рисовал серьезные научные трудности, которые ему пришлось преодолевать, когда он решился основательно изучить еврейский.

¹⁰⁰ Если его критика справедлива, среднее христианское общество было далеко не образцовым.

¹⁰¹ Удивительно, что та же черта — соединение аскетической и научной жизни — вновь появится у некоторых строго аскетических монахов эпохи гуманизма. Ср., например, Giustiniani (т. 2 «Католическая реформа»).

¹⁰² Приятным дополнением можно считать то, что он различал заблуждение и заблуждающихся.

¹⁰³ Он построил около своего епископского города госпиталь, где сам ухаживал за больными.

¹⁰⁴ На Западе это утвердилось раньше, чем на Востоке.

¹⁰⁵ И все же монахи часто участвовали в бурных спорах о вероучении; см., например, о монофизитстве и иконоборчестве (§ 39).

¹⁰⁶ В языческом Египте уже были отшельники, которые служили Серапису. Этому благоприятствовали и климатические условия, и положение Фив на «окраине» культуры, т. е. достаточно от нее далеко, чтобы обрести уединение, но достаточно близко, чтобы обеспечить снабжение и безопасность.

¹⁰⁷ Связь бенедиктинского Устава с открытым в наши дни «Regula Magistri» еще не получила достаточно обоснованного научного объяснения.

¹⁰⁸ На Восток, несомненно, просачивались и манихейские влияния; высокая оценка девства сопровождалась иногда определенными манифестациями презрительного отношения к браку.

¹⁰⁹ Обоснованность деления на восточных и западных германцев в последнее время оспаривается.

¹¹⁰ Риму, например, в течение V в. трижды угрожала опасность: в 410 г. его грабят вестготы Алариха, в 451 г. папе Льву I удается предотвратить разграбление гуннами, в 455 г. в Вечный город вторгаются вандалы, предводительствуемые Гейзерихом. Переселение германских народов — это только часть гораздо более обширного сдвига, простирающегося примерно на 2000 лет (1000 г. до Р.Х. [дорийское переселение] — 1000 г. по Р.Х. [последние походы викингов]).

¹¹¹ В VII_VIII вв. нападали славянские сербы и хорваты, временами — азиатские кочевники авары в VI_VII вв., позднее тюрки-булгары в VIII_IX вв. и сельджуки в XIв.

¹¹² Например, строительство Сан-Витале (восьмиугольное центрическое здание с внутренним обходом и хорами) было начато, вероятно, уже после 521 г. Теодорихом и после захвата города в 547 г. посвящено византийцами св. Виталию как символ победы над арианами-готами.

¹¹³ Бургунды первыми из арианских германских народов приняли в 517 г. католическое вероисповедание.

¹¹⁴ Знаменательно, что, когда нужда прошла и опасность миновала, новое самоназвание было забыто.

¹¹⁵ Особенно ярко проявляется эта тенденция в Donatio Constantini (§ 39).

¹¹⁶ Поскольку на Востоке Церковь и империя не были разделены, или не были разделены по-настоящему, там отсутствует и тематика, которая по существу была основной для средневековья.

¹¹⁷ К тому же Восток был более привержен молитве-поклонению в отличие от молитвы-прошения на Западе.

¹¹⁸ Южная Италия — до середины XI в.

¹¹⁹ «Общепринятые» означает существенно больше, чем «правильные».

¹²⁰ А именно, такие неприятно поражающие в столь здоровом народе пороки, как содомия и скотоложство.

¹²¹ Универсализм означает, что мышление и поведение подчиняются общим и единообразно ориентированным точкам зрения, в противоположность партикуляризму, являющемуся раздроблением на частности.

¹²² К началу средневековья только Церковь, представленная своим клиром, обладала достаточными религиозными, моральными, интеллектуальными и прочими культурными силами (административное управление, техника), из которых строилась жизнь средневековья.

¹²³ «Regnator omnium Deus» (Германия, XXXIX, 4). Это означает, что высказанное ниже утверждение (о том, что понятие абсолютного Бога было неизвестно германцам) хотя и не отменяется, но в полной мере к семнонам неприложимо.

¹²⁴ Три верховных божества германского пантеона = Троица; Один, повешенный на мировом древе = Иисус, распятый на кресте.

¹²⁵ Этот взгляд засвидетельствован по крайней мере у англосаксов (Беда Достопочтенный).

¹²⁶ Ср., однако, обсуждение внутренней проблематики таких «даров» в разд. IV.

¹²⁷ Эта связь не была одинаково тесной во всех частях западного мира. Она нигде не стала столь прочной, как в Германии с ее частными церквями и епископами-вассала ми, пожалованными государственным имением; самой слабой эта связь остается во Франции. Но аграрная форма еще и потому — и в особенности потому — продолжает оставаться основной для всей средневековой Церкви, что та только оттуда получала средства к существованию.

¹²⁸ Выражение «национальный» в строгом смысле слова приложимо только к более поздним временам. Здесь оно употребляется, чтобы можно было отличить «сепаратист ские» арианские церкви от католической территориальной церкви внутри королевства.

¹²⁹ «Епитрахильный» сбор — определенные пожертвования за преподание Святых Даров или за совершение церковного богослужения. В древней Церкви они были запрещены и только в связи с появлением частных церквей вошли в церковное право.

¹³⁰ Высокая ценность этой характерной черты тем самым, конечно, не отрицается: великие духовные достижения немцев на протяжении многих столетий глубоко, может быть даже очень глубоко, коренились в этом индивидуалистическом партикуля ризме: музыка, литература, философия, мистика, народная религиозность. Однако остается вопрос, не подготовило ли это, тем не менее, особые трудности для интеграции объективных общезначимых ценностей.

¹³¹ Это верно, несмотря на античные и германские корни, которыми в равной мере питалось представление о «божественной благодати» христианских князей.

¹³² Мы вправе использовать его в церковной истории применительно к IX/X в., «saeculum obscurum», и прежде всего по отношению к Италии.

¹³³ Но для V и VI вв. не следует преувеличивать масштабы христианизации даже для такой страны, как Галлия, куда рано проникло христианское благовестие и где, соответственно, церковная организация сохранилась непосредственно с римского времени. Ср. в этой связи сведения об основательности христианизации в § 34.

¹³⁴ С того времени прежде цветущие и плодородные сельскохозяйственные области Рима приходят в запустение и упадок.

¹³⁵ Он постоянно со всею строгостью применял устав к себе самому: так называемая observantia parva.

¹³⁶ Единодушные обращения, происходившие в период церковной античности (как в Иерусалиме после сошествия Святого Духа) не могут в данном случае служить настоящей параллелью. В этой духовной среде обращение было вызвано и происходило как результат подлинного познания истины.

¹³⁷ Не следует, однако, из-за этого недооценивать вполне понятную и естественную заинтересованность англосаксонских монахов и монахинь в успехе их начинаний на континенте, после того как они единожды были достигнуты.

¹³⁸ Историческая достоверность этого события вызывает серьезные споры.

¹³⁹ Вопрос об его ирландском происхождении является спорным.

¹⁴⁰ Однако даже Колумбан обращался в Рим к Григорию Великому за поддержкой в борьбе с франкскими епископами.

¹⁴¹ Точная дата его крещения неизвестна. Уже в 596 г. он оказывал радушный прием христианским миссионерам.

¹⁴² Миссионерский импульс англосаксов сохранится еще и гораздо позже у других северных германцев — шведов и норвежцев (здесь — при посредстве короля Олафа Тригвассона, † 1000 г., получившего христианское образование в Англии; ему обязаны своим обращением также и исландцы). Правда, этот германский король в отдельных случаях применял и насилие.

¹⁴³ Что соответствовало одной из главных установок германской религиозности — «do ut des».

¹⁴⁴ Значение почитания святынь для внутренней икономии христианского благочестия можно прояснить через сравнение с благочестием Восточной Церкви: реликвия на Западе — то же, что на Востоке икона, которая всегда предполагает рациональное понимание той реальности, которой поклоняются в вере. Первые сообщения об иконопочитании встречаются с конца V в.

¹⁴⁵ Мартин был сыном римского трибуна и учеником Илария из Пуатье († 367 г.), в бытность катехуменом он поделился с нищим своим плащом. Впоследствии этот плащ стал имперской реликвией, на нем приносили присягу и брали его с собой в сражения. Мартин был апостолом Галлии, более всех других преуспевшим в борьбе с арианством и с остатками язычества.

¹⁴⁶ У Григория Турского описано множество таких случаев; люди пытались обойти право убежища самыми немыслимыми и изощренными способами. Один из омерзительных примеров тому: герцог Раухинг поклялся не разлучать юную пару, укрывшуюся в церкви, и для этого похоронил их вместе живыми (епископу удалось все же спасти мужа). Обилие таких происшествий знаменательно для того времени (Григорий Турский. История франков V, 3).

¹⁴⁷ Так, один епископ поклялся на реликварии, из которого он тайно вынул реликвии, и вследствие этого считал себя вправе нарушить клятву.

¹⁴⁸ Для юго-западной Германии раннего средневековья засвидетельствованы 844 церковных здания. С большой степенью достоверности можно утверждать, что общее число церквей в Германии в середине IX в. составляло примерно три с половиной тысячи.

¹⁴⁹ Об этом сообщает и Григорий Турскийво многихглавахсвоей «HistoriaFrancorum».

¹⁵⁰ Однако по распоряжению Григория Великого, раб, поступающий в монастырь, должен был прежде быть выкуплен этим монастырем на свободу; если же он покидал монастырь, он снова становился рабом.

¹⁵¹ Впрочем, историческая достоверность этого сообщения в «Historia Francorum» вызывает сомнения.

¹⁵² Принося клятву «тебе, святой апостол Петр, и преемнику твоему

¹⁵³ До Фульды уже монастырь Боббио, основанный Колумбаном, имел привилегию экземпции; но там она давала только ограждение монастырской жизни от вмешатель ства извне (по ирландскому образцу).

¹⁵⁴ Это касается его и лично как человека. «Что бы ни происходило со мною радостного и печального, — писал Бонифаций, — я имел обыкновение сообщать о том апостольскому первосвященнику».

¹⁵⁵ Этой концепции соответствует и то, что Пиппин в том же году приказал ввести во Франкской Церкви римскую литургию вместо древней и почитаемой галльской.

¹⁵⁶ Пример непосредственно из области церковной истории: папа Николай I в своем объемистом письме-протесте к императору Михаилу III (865 г.) обвиняет греков в частом подделывании писем папы. Это обвинение подтверждается при Фотии на заседаниях соборов.

¹⁵⁷ Здесь эти имена олицетворяют собой созидательные силы, причем необходимо напомнить о значении ирландско-шотландской миссии.

¹⁵⁸ Стареющие цивилизации постоянно ищут суррогата религии.

¹⁵⁹ Остфальский вождь Хесси обратился в христианство уже за 10 лет до крещения Видукинда, он умер в 804 г. монахом.

¹⁶⁰ Установленные во всем христианском мире благодарственные службы по случаю победы не включают в себя одобрения этого деяния.

¹⁶¹ Однако показательно, что у саксов (как затем у всех германцев) самое сильное сопротивление вызвало не это установление, а требование десятины для Церкви.

¹⁶² При оценке столь жестоких наказаний нельзя исходить из современного их восприятия. Сами саксы тоже очень легко осуждали на смертную казнь за политические и культовые преступления.

¹⁶³ Scola palatina в Ахене была предназначена скорее для подготовки чиновников. Турская имела богословскую направленность. Обе служили образцом для других школ. Кроме названных в тексте большое значение имели, например, Рейхенау и Корвей.

¹⁶⁴ Создатель Vita Caroli, написанной, вероятно, между 817 и 830 гг.

¹⁶⁵ «Благородный род франков унижается перед вонючими лангобардами».

¹⁶⁶ Это был узаконенный акт юридического признания [...троекратный возглас собравшихся: Карлу, благочестивейшему Августу, коронованному Богом, великому и миролюбивому императору, многая лета и победа!» — Прим. ред.].

¹⁶⁷ Даже в позднем средневековье, когда императоры давно уже утратили свое могущество, некоторые из них, например Карл IV (1346_1378) и Сигизмунд (1410_1437), продолжали придавать большое значение своему праву читать Евангелие на Рождественской мессе.

¹⁶⁸ Речь идет о знаменитом принципе: Papa (или sedes Romana) a nemine iudicatur.

¹⁶⁹ Этим объясняется скрупулезность данного параграфа.

¹⁷⁰ Упразднение светских школ при монастырях, усиление аскезы, роли физическо го труда, удлинение богослужений. О связи этой реформы с клюнийской § 47, 3a.

¹⁷¹ Относительно Британских островов (Беда Достопочтенный) § 36.

¹⁷² Обнаруженный в кодексе аббатства Вессобрунн (Верхняя Бавария) фрагмент поэмы о сотворении мира — древнейший германский христианский письменный памятник.

¹⁷³ В дальнейшем это «императорское служение» станет даже Церковью часто оцениваться как наивысшее. Поэтому сохраняет свою важность тот факт, что это развитие имеет религиозные истоки.

¹⁷⁴ Едва ли нужно оговаривать, что универсализм Николая решительно отличался от универсализма, например, Карла Великого.

¹⁷⁵ Они упрекали папу в том, что он берет на себя роль «императора»(!) всего мира.

¹⁷⁶ Восточный император претендовал «быть главой»; римские должны были быть только «членами».

¹⁷⁷ О проблеме средневековых фальсификаций § 39.

¹⁷⁸ Он, будучи одновременно доверенным лицом императора Людовика, использует свое положение легата для личного обогащения. Совершенно ли непричастен он к бегству Вальдрады? Фигура этого Арсения хорошо иллюстрирует чрезвычайную сложность ситуации.

¹⁷⁹ В превышение своих полномочий они объявили смещение Игнатия правильным, но избрания Фотия не признали.

¹⁸⁰ К сожалению, не очень умная кадровая политика римлян вынудила болгар позже снова перейти на сторону Константинополя (§ 42). Политика болгарских царей, определявшаяся стремлением к независимости, привела в конце концов после принятия славянского литургического чина к возникновению собственного патриархата в составе Греческой Церкви.

¹⁸¹ См. разд. III, 3.

¹⁸² Новейшие исследования отрицают повторное осуждение Фотия Иоанном VIII.

¹⁸³ Он принадлежал к партии Анастасия, своего племянника, ставшего при его содействии антипапой. Своему сыну Элевтерию он помог похитить дочь папы (тот прежде был женат), которая вместе со своей матерью затем была убита Элевтерием.

¹⁸⁴ Упреки к Анастасию во время вакансии папского престола после смерти Николая не совсем ясны.

¹⁸⁵ Победа, которой он добился со своим маленьким, лично им предводительствуе мым флотом при мысе Цирцейском, не избавила его от этой постоянной угрозы.

¹⁸⁶ Сын Карла Людовик Заика умирает в 879 г.; восточнофранкский правитель Карломан был парализован и не способен управлять; папе пришлось в конце концов удовлетвориться восточнофранкским правителем, Каролингом Карлом Швабским (братом парализованного Карломана), реальной помощи от которого он не получил.

¹⁸⁷ Он уравнял в правах Константинопольский патриархат с Римским, тем самым признав папу только патриархом Запада. Однако Иоанн заявил решающее требование: любые нарушения апостольских предписаний должны быть исключены.

¹⁸⁸ Он был первым, кто став папой сменил имя, что со временем стало обычным.

¹⁸⁹ Его первый итальянский поход 951 г., инициированный призывом о помощи овдовевшей королевы Адельгейды, установил новый порядок только в Северной Италии.

¹⁹⁰ Этот факт вообще является свидетельством самосознания папства: люди не боялись признавать собственную несостоятельность.

¹⁹¹ Ср. более ранний случай убедительного заступничества епископов за короля Конрада на Соборе в Хоэнальтхайме в 917 г. во имя «всей католической Церкви» в противовес эгоистическим устремлениям различных князей.

¹⁹² Походы норманнов начались уже с VIII в.; в начале Х в. — они в Нормандии; в 1016 г. — в Южной Италии, в 1053 г. — победа над папой Львом IХ. Сарацины, захватившие (с 827 г.) восточноримскую часть Сицилии, наступали по всей Италии; в 846 г. — опустошение Рима; в конце IХ в. замки грабителей около Гаэты, на Большом Сен-Бернаре, в Куре и Санкт-Галлене; приморские города Неаполь, Амальфи, Гаэта даже заключили с ними союзы. — Датчане вторглись в только что — не вполне добровольно — христианизированный Шлезвиг (с 934 г.): временный возврат к язычеству.

¹⁹³ Папская «корона» или «Phrygium» стала называться также «Regnum». Ее использование и значение связаны с Константиновым даром. Во всяком случае, терминология кажется используемой не вполне последовательно, так как Phrygium-Regnum называли и митру. Со временем римская «митра» была присвоена и другим прелатам и даже князьям, и связь с Константиновым даром была предана забвению. В ходе григорианской реформы к митре были добавлены два обруча короны, чтобы эта часть облачения папы ясно указывала на исключительность его положения.

¹⁹⁴ Само собой разумеется, что это «окончательное освобождение» не устранило совершенно и повсюду заметного влияния партий римской аристократии при выборах папы. Оно не только сохраняется до правления Бонифация VIII (1294_1303), но проявляется в новой форме и в Ренессанс. Но зависимость папского престола, типичная для Римской Церкви с конца IХ в., была окончательно уничтожена Генрихом III. С XII в. и в следующие столетия римским баронам противостояло папство, имевшее уже совсем другую, гораздо большую самостоятельную внутреннюю силу.

¹⁹⁵ Его не нужно путать с упоминаемыми ниже Адальбертом Магдебургским († 981г.) и с Адальбертом Пражским († 997 г.), которые тоже были миссионерами.

¹⁹⁶ Эту победу сделала возможной героическая оборона Аугсбурга епископом Ульрихом Аугсбургским († 973 г.). Ульрих — первый святой, который был канонизирован формальным процессом; это сделал папа Иоанн XV во время Собора, проходившего в Латеранском дворце в 993 г. (т. е., естественно, не в соответствии со строгими предписаниями, действующими только с 1634 г.).

¹⁹⁷ Попытка Оттона Великого (960 г. и далее) послать на Русь миссионеров (бенедиктинца Адальберта, назначенного Оттоном I архиепископом нового диоцеза Магдебурга) осталась безуспешной.

¹⁹⁸ Однако должны быть сделаны оговорки в отношении Бернара в виду сомнитель ности с религиозной точки зрения «миссии» крестовых походов; подобное можно сказать и об использовании такого метода немецкими господами в миссионерской деятельности среди славян.

¹⁹⁹ Особенно наглядно выступает это в «Саге о Ньяле», где кровная месть, убийство через сожжение и самоубийство соседствуют с христианством как не противоречащие ему (Исландия, XI в.).

²⁰⁰ В этой связи нужно, конечно, учитывать, что тогда золото еще означало нечто другое, «более подлинное», чем в позднейшей денежной экономике.

²⁰¹ Ср. видения св. Хильдегарды (§ 50). Первый пример этого рода происходит уже из христианской древности: христологическое объяснение бронзового изображения змеи, изваянной по указанию Моисея. Как символ Распятого оно не противоречит первой заповеди.

²⁰² Впервые засвидетельствован для Hagia Sophia, 563 г.

²⁰³ «Истинное Тело Господне чувственновоспринимаемым образом не только сакраментально, но реально осязается руками священника, преломляется и раскусывается (atteri) зубами верующих».

²⁰⁴ «Редемпции» были вообще особенно популярны у англосаксов. Примеры у Беды († 736 г.) и ранее — в приписываемых св. Эгберту Йоркскому († 766 г.) покаянных книгах. По последним предписывалось, например, следующее: день поста на хлебе и воде заменяется на пение 50 псалмов на коленях, или 70 — стоя, или же на 200 коленопреклонений, один динарий или три раздачи милостыни бедным, или на 50 ударов розгами зимой, 100 — осенью и весной, 150 — летом.

²⁰⁵ Для Востока, кроме того, имеет чрезвычайное значение вера в Животворящий Крест.

²⁰⁶ В политической истории время от 936 до 1056 г. считается первым этапом высокого средневековья. А применительно к становлению христианства на Западе это время оказывается последним периодом перед появлением Центральной Европы в том облике, который мы имеем в виду, говоря о христианском Западе.

²⁰⁷ Не как нацию! Добавление «nationis Germanicae» [к формуле «Священная Римская империя». — Прим. пер.] появляется во второй половине XV в.

²⁰⁸ Современники прославляют его как «главу мира».

²⁰⁹ Он еще не именовал себя, во всяком случае систематически, imperator Romanorum; этот титул стал постоянно использовать только Оттон II в своих спорах с Византией.

²¹⁰ Для этого понтификата решающее значение имеет не итальянское происхожде ние папы, но его церковно-политическая ориентация.

²¹¹ Только при устанавливающейся заново централизации политической власти вновь начался процесс формирования сословия чиновников . Централизация происходила сначала во Франции. Там сказывалось влияние римского наследия, при том что экономика (во Фландрии) была наиболее развитой (из аграрной превратилась в торгово-денежную). Теперь чиновник уже не участвовал, как раньше феодальный носитель власти, в деле управления государством, но состоял на жалованье (Heimpel).

²¹² По крайней мере со времени Генриха II. Обряды и молитвы при коронации короля и императора различались. Перед коронацией папа посвящал избранников в духовный сан. Облачение в церковные одежды — tunica, dalmatica, pluviale, mitra — подчеркнуто отделялось от вручения символов священства (stola, casula, pallium). Папа и император толковали церемонию коронации противоположным образом. Это различие является в высшей степени интересным примером соперничества двух концепций, выраженного на языке символов.

²¹³ Тем самым вновь объединились два элемента, составляющие священство короля: уже к наследникам  Константина применяли обращение «новый Мелхиседек», Хлодвиг тоже приказал именовать себя так.

²¹⁴ Такой историограф, как Титмар Мерсебургский, который обычно безоговорочно восторгается Оттоном I, выражает, например, даже сомнение в законности низложения им Иоанна ХII.

²¹⁵ Opera mathematica, послания к Оттону III и т. д. Его естественнонаучные познания были настолько необычны для того времени, что заставляли людей подозревать его в колдовстве.

²¹⁶ Это время изобилует фантастическими опасениями. Опираясь на пророчества Апокалипсиса, многие ожидали в 1000 г. конца света, которому должно предшество вать новое всемирное царство. Оттон III находился по влиянием пророчеств Даниила (Дан 7, 14) об этом царстве.

²¹⁷ См. неоднократно упоминавшееся значение «римской идеи».

²¹⁸ О Бенедикте VIII (1012_1024) и его совместной с Генрихом реформаторской деятельности см. ниже.

²¹⁹ После смерти короля Рудольфа (993_1032) к Германии присоединилась еще и Бургундия (1034), так что теперь Конрад объединил в своих руках три короны (немецкую, итальянскую и бургундскую), которые составляли реальную политическую основу «Римской империи».

²²⁰ Первоначально это был перечень всех крещеных, позже — тех, за кого персонально молились во время литургии.

²²¹ Действительность римского отучения оспаривается, так как папа Лев умер до этого момента.

²²² Для светского искусства нужно было бы принять во внимание ювелирные изделия и оружие, в архитектуре должны быть названы, например, императорские дворцы.

²²³ Пояснить это положение можно на следующем примере: между понятием «sanctitas» у Григория VII и у склонного к мистике «политического» монаха Бернарда Клервоского — огромная разница; у Григория оно имеет сильную иерархически-объек тивированную окраску, которая чужда Бернарду.

²²⁴ Под «имперским монашеством» имеются в виду в первую очередь крупные аристократические аббатства империи. Это монашество в силу своей концепции сакральности империи, своего сословного положения, а  также в значительной степени и экономически было тесно связано с феодальным устройством империи.

²²⁵ Первоначально монах, обратившийся (conversus) к монастырской жизни самостоятельно, назывался «conversus», в отличие от «monachus oblatus», отданного (oblatus) родителями в монастырь с ранних лет. Теперь так называли преимущественно братьев-мирян, не имевших священного сана.

²²⁶ Аллод в отличие от лена — независимое семейное наследуемое владение. Поскольку речь идет о свободном от налогов имуществе, дарение не затрагивает королевских прав.

²²⁷ Ср. с просьбой, некогда обращенной Бонифацием к папе, о передаче Фульды под защиту св. Петра, т. е. о полной «экземпции» из-под любой региональной власти как светской, так и церковной.

²²⁸ Ср. «Древние обычаи», письменно зафиксированные для XI в., т. е. во втором столетии существования монастыря. Из-за них между Бернардом Клервоским и Петром Достопочтенным произошел важный для истории Церкви спор о том, что такое подлинное монашество. Затронутые в дискуссии проблемы позднего клюнийского благочестия, каким оно стало в результате чудовищного расширения клюнийской «конгрегации», умножения числа монахов и богатства Клюни, дают представление об опасных тенденциях, внутренне присущих всей средневековой религиозности вообще. Мы видим, что количество настойчиво угрожает качеству.

²²⁹ У Петра Дамиани мы встречаем жалобу, что в воскресенье он едва смог найти полчаса, чтобы поговорить с монахами, — так долго продолжалась молитва в хоре.

²³⁰ Еще во времена Петра Достопочтенного у монахов существовал обычай еженедельного символического мытья обуви, потому что лет за двести до этого она действительно загрязнялась на полевых работах.

²³¹ К ним принадлежали впоследствии, например, Ришелье и Мазарини. Комменда— это церковная должность, обладатель которой сам церковной службы не несет, но пользуется доходами от нее.

²³² См. выше, § 45, 6.

²³³ Кардиналами назывались ближайшие сотрудники папы. Сначала это были 7 епископов римских диоцезов, 28 священников римских титульных церквей и 14 (впоследствии 18) диаконов бедняцких кварталов Рима. С тех пор как им была передана функция избрания папы, их значение непрестанно росло, тогда как значение митрополитов падало.

²³⁴ Например, семья Tускулани. До того как был избран Николай, они выбрали в папы епископа-кардинала из Веллетри (в целом склонного к реформе) под именем Бенедикта Х.

²³⁵ При этом папе испанские королевства снова начинают приобретать вес в истории Церкви: их связь с Римом становится более тесной; начинается Реконкиста (вытеснение арабов), которую папа поддерживает первой достоверно засвидетельствованной индульгенцией во имя Креста.

²³⁶ Согласие народа на избрание папы, которое в первое время сохранялось, не имело силы закона.

²³⁷ Не пастушеского посоха древней Церкви, но германского жезла — символа власти.

²³⁸ Разумеется, такое понимание не делало сторонников реформы отрешенными от мира утопистами, тем более при том слиянии перелома и прорыва. Даже Гильдебранд не расценивает использование Григорием VI денег для устранения несчастного Бенедикта IХ как симонию.

²³⁹ О его происхождении ничего определенно не известно. Его отец был из незнатной семьи.

²⁴⁰ Петр Дамиани, значительнейший из сотрудников при нескольких папах, всегда сохранявший свою независимость, назвал его святым сатаной, чье слово подобно резкому северному ветру.

²⁴¹ Свою мысль о том, что государство порочно по своей природе и возникло по наущению дьявола, он высказывает с безудержным и несправедливым субъективиз мом (Письма VIII 21). Впоследствии крупные богословы не примут эту точку зрения.

²⁴² В Греческой Церкви развитие происходило иначе (см. прим. 59); такой порядок поддерживался там народным образом мысли. Но поскольку епископы должны были быть безбрачными, они выбирались из числа монахов.

²⁴³ Еще почти ребенком она была объектом политических интриг. Сначала она была выдана замуж за своего сводного брата Готфрида, затем, после расторжения этого брака — за юного герцога Вельфа. Этот брак также был расторгнут. Матильда была бездетной. Не одно столетие ее наследство, так называемые Матильдины владения, оставалось яблоком раздора для папы и императора.

²⁴⁴ Деталь, интересная для характеристики изменившегося сознания: Агнес, императрица-мать, при отлучении сидела у ног папы.

²⁴⁵ Булла выдержана в форме прямого обращения Григория к св. Петру, «к Петру... ты, который с детства меня питал, и твоя святая Римская Церковь», «в силу твоего изволения, поскольку тебе это угодно, мне повинуется верный народ христианский». Приговор выносится «во имя всемогущего Бога... в силу твоего (Петра) всевластия и авторитета...».

²⁴⁶ Насколько малую роль играли здесь конкретные обстоятельства, видно из «Dictatus» Григория, где уже декларируется право папы низлагать императора и разрешать подданных от присяги.

²⁴⁷ В этой связи тогда впервые все оказалось наводнено полемическими сочинения ми, предназначенными повлиять на общественное мнение.

²⁴⁸ Боницо Сутрийский: «Весь наш римский мир был потрясен известием об отлучении короля». В XII в. Отто Фрайзингский размышляет: «Снова и снова читаю и перечитываю я историю римских императоров и нигде не нахожу, чтобы какой-нибудь император был отлучен и низложен римским папой».

²⁴⁹ Объяснение Haller'а, пытающегося вывести религиозное содержание григориан ской идеи папства исключительно из Ветхого Завета, к Григорию VII очевидно неприложимо.

²⁵⁰ Его отрицание действительности таинств, например пресуществления в мессе, совершаемых женатыми священниками («освященная которыми гостия подобна коровьему навозу»), ставит перед богословием сложную проблему. Мы оказываемся в опасной близости к спиритуалистической тенденции, представленной Гумбертом.

²⁵¹ Выражения «крестовый поход» и «крестоносец» не были известны латыни XI и XII вв. Тогда говорили: поход в Иерусалим, паломничество ко Гробу Господню; «рыцари-крестоносцы» именуются: воины Христовы, иерусалимцы, народ Божий. Впоследствии «крестовыми походами» стали называться и военные походы против еретиков (катаров, гуситов).

²⁵² Число участников оценивается приблизительно в 20_30 тысяч человек, из них рыцарей — около десятой части. Ни одного немца; приняли участие только лотарингцы, возглавляемые Готфридом Бульонским.

²⁵³ Об этом идет речь в крайне поучительном свидетельстве Николая Хомиата. Согласно ему, христианские рыцари в страсти к убийствам и разврату не отличались от язычников.

²⁵⁴ За исключением вытеснения его из Испании, Южной Италии и приморских городов.

²⁵⁵ Например, крестовые походы были массовой миграцией и переселением народов. Для крестьян сильным импульсом для ухода на чужбину были как неурожаи (с1095 г.), так и угнетение со стороны господ. Многие младшие безземельные сыновья из знатных семейств видели в походах единственную возможность получить в собственность владения. К исторически значимым факторам следует отнести и жажду приключений, ожидание, а затем и реальное знакомство с новой необычной жизнью — все способствовало пробуждению народов Европы. Нужно упомянуть и крупные проекты торговых приморских городов (Пизы, Венеции).

²⁵⁶ В источниках описываются случаи, когда даже эремиты и затворники оставляли свое уединение, чтобы принять участие в этом деле благочестия. Уже в самом начале движения Урбан II вынужден был принять решительные меры, чтобы сдержать чересчур массовое участие монашества, епископата и клира вообще; именно тогда стала активно внедряться идея о том, что быть монахом более ценно, чем пойти в Святую землю.

²⁵⁷ Религиозное развитие этой концепции находит яркое выражение в песнях крестоносцев, где настойчиво подчеркивается идея воздаяния.

²⁵⁸ В своей «Похвале новым сонмам борцов» (1128 г.), он характеризует их так: под защитой веры они пребывают в полной безопасности, не страшась «ни дьявола, ни человека, ни смерти», но желая умереть, чтобы в сражении за Бога победить врагов Креста Христова. У цистерцианцев они переняли и белый плащ; позднее с красным крестом.

²⁵⁹ Это название носит католическая ветвь — последний из рыцарских орденов, существующих и по сей день. В областях Европы, ставших евангелическими, сохранили свое имя иоанниты; они тоже существуют в наше время.

²⁶⁰ Основан в 1202 г. как единственный рыцарский орден непосредственно для северо-востока Европы. Уже в 1236 г. его войска были разбиты в битве при Сауле.

²⁶¹ Как уже во времена Григория VI (§ 45).

²⁶² Это еще, конечно, не делает вполне справедливыми и обоснованными аргументы, приводимые Бернардом и его окружением, в первую очередь — утверждение, что для апостольского престола будет позором, если потомок иудеев станет папой. Это один из тех вопросов, на примере которых можно непосредственно увидеть несбалансирован ность и неоднозначность взглядов великого аббата, ставшего позже на Рейне защитником иудеев.

²⁶³ «Ave Maria» на Востоке получает распространение с VI в., на Западе — с Х и XIвв.

²⁶⁴ Подлинный расцвет таких объединений начинается только в XIII в., отчасти в связи с развитием цехового устройства.

²⁶⁵ Нужно учесть как социально-этнографическую причину и преобладание женщин, возникшее в результате крестовых походов.

²⁶⁶ Римские соборы 1059 и 1063 гг. также занимались реформой клира соборных Церквей.

²⁶⁷ Другие конгрегации: регулярные каноники Латерана в Риме; регулярные каноники Святого Гроба, конгрегация основана в Иерусалиме в 1114 г.; учрежденные в 1140 г. Гильбертом Семпрингемским гильбертинцы (только в Англии); различные конгрегации крестоносцев (Фландрия-Богемия). Реформированные бенедиктинские конгрегации образовались также вокруг аббатства Тирон (при Шартре), основано в 1109 г., и монастыря Савиньи, основан в 1112 г.; эта очень быстро расцветшая община присоединилась в 1147 г. к цистерцианцам.

²⁶⁸ Уже монахи монастыря Гирсау, к негодованию своих современников, выступали как странствующие проповедники. Папы Урбан II и Пасхалий II давали разрешение в каждом случае отдельно.

²⁶⁹ Carthusia numquam reformata quia numquam deformata [Картузия никогда не реформировалась, потому что никогда не деформировалась] (Иннокентий XI).

²⁷⁰ Как Бернард настойчиво обязывал своих монахов к физическому труду, так же он, напротив, указывал рыцарям ордена (тамплиерам) на необходимость наряду с активным служением вести и духовную жизнь. Ср. также его сочинение, посвященное анализу папства, перегруженного делами управления.

²⁷¹ Отец Бернарда также скончался в Клерво (1119 г.).

²⁷² В 1152 г. расширено до официальной визитации четырех аббатов этих аббатств.

²⁷³ Широко распространенный титул «медоточивый доктор» появился только в XVв. в связи с распространением поддельных произведений.

²⁷⁴ Название «курия» появилось в XI в., когда вследствие усиливающейся централизации выросло и число папских чиновников. Бернард смотрит на «двор» как таковой, как на нечто пагубное.

²⁷⁵ Впоследствии Бонифаций VIII дословно использует приведенные положения Бернарда.

²⁷⁶ После любовной истории с Элоизой, которая затем ушла в монастырь, он стал монахом.

²⁷⁷ См. § 55. 1, прим. 300.

²⁷⁸ Это было только начало, вызвавшее много споров. Еще знаменитый бенедикти нец Руперт Дойцский реагирует отрицательно. В 1117 г. он едет в Лан, чтобы вести там диспут с новыми «магистрами», поскольку, как утверждал Руперт, теология должна жить верой, а не «rationes» [доводами] магистров, которые своим философским диалектическим искусством различений учиняют насилие над Писанием.

²⁷⁹ Итальянский историк Ernesto Buonaiuti видит в этом уже первый шаг к рационализму; по его мнению, несмотря на все антитезы (например, у Иоахима Флорского, § 62), этот принцип, победивший благодаря схоластике, породил одну из величайших интеллектуально-религиозных трагедий. Здесь правильно распознана скрытая в богословии опасность, но она чрезмерно преувеличена. Элементы рационального богопознания имеются уже в речи св. ап. Павла в Ареопаге (Деян 17, 27; ср. Рим 1, 1, 8 сл.), у апологетов (§ 14) etc.

²⁸⁰ Например, Манегольд Лаутенбахский, † 1103 г.; Ансельм Ланский, † 1114 г.; Росцелин Компьенский, † ок. 1120; Гильберт Порретанский, † 1154 г..

²⁸¹ Ср. в этой связи символическое значение канонизации первого христианско -немецкого императора, Карла Великого, провозглашенной в 1165 г. антипапой, ставленником Барбароссы. Притом именно Барбаросса первым снова назвал Римскую империю «Священной империей» (sacrum imperium).

²⁸² В рамках богословия собирание и объединение правовых положений осуществлялось уже в XI в. (Александр II, Гумберт Сильва-Кандидский, Ансельм из Лукки).

²⁸³ См. § 55 а.

²⁸⁴ Герцог Рейхерсбергский считает, что «апостольское правило» должно привести и богатых, и бедных, рыцарей и крепостных, купцов и крестьян, словом, всех к отказу от всего, что не уживается со званием христианина. В миру все тоже должны жить по «евангельскому правилу» под руководством верховного аббата и таким образом стать «regulares» (Якоб Витрийский).

²⁸⁵ Примечательно, что их огромные количества к середине XII в. неожиданно исчезают. Разнообразные кризисные явления (а также мятежи) указывают на то, что и в стенах монастырей они не всегда «достодолжно» бывали удовлетворены в религиозном отношении.

²⁸⁶ Впрочем, неизбежность этого положения с достаточной отчетливостью явствует из призывов самого св. Бернарда — монаха-политика.

²⁸⁷ Роланд вместе с папской визитационной делегацией был выслан из Германии.

²⁸⁸ Роланд был также богословом, находившимся под влиянием Абеляра.

²⁸⁹ Четвертый антипапа был поставлен римской знатью. Если остальные три и не обязаны своим избранием непосредственно Барбароссе, только он делал этих антипап жизнеспособными, используя их как средство в церковно-политической борьбе и категорически не признавая Александра III.

²⁹⁰ Признание полных суверенных прав Церковного государства (без контроля императора); замена для итальянских епископов ленной присяги клятвой в верности; признание Матильдиных владений, герцогства Сполето и островов Корсика и Сардиния частью Церковного государства.

²⁹¹ Позже, когда Генриху пришлось защищаться от восставших сыновей, он стал более внимателен к требованиям курии, и об Англии снова стали говорить как о лене св. Петра.

²⁹² Новый подъем монархии после Людовика VI (1108_1137), Людовика VII (крестовый поход), конфликт Филиппа II Августа (1180_1223) с Иннокентием III из-за его развода; отсюда — альбигойские войны, § 56, возглавляемые не королем, но папой. Подобное происходит и в Англии.

²⁹³ Иннокентию III принадлежат устрашающие и явно переходящие в дифирамб слова о том, что папа стоит между Богом и людьми, будучи меньше, чем Бог, но больше, чем человек. Но следующий за ними текст защищает эти слова исповеданием смирения, которое одно, согласно Иак 4, 6, дает человеку благодать.

²⁹⁴ Основанием для этого при Целестине послужила острая семейная вражда, которая должна быть упомянута в качестве одного из предвестников будущего непотизма, не вполне чуждого, впрочем, и самому Иннокентию.

²⁹⁵ = Рекуперации областей, которые, впрочем, были перечислены уже в даре Карла Великого.

²⁹⁶ Поддержка Иоанном Оттона IV (сына одной из английских принцесс), тогдашнего претендента на престол.

²⁹⁷ В качестве сюзерена Иннокентий наложил тогда свое вето на «Magna Charta» (1215 г.). Этот шаг стал одной из важнейших причин пылкого неприятия папства в Англии, которое способствовало полному отпадению в эпоху Реформации.

²⁹⁸ То, что эта линия была надолго прервана французскими папами в конце XIII в. и в Авиньоне (§ 54 слл.), не противоречит данному утверждению: напротив, это нужно рассматривать по большей части как соперничество и реакцию национально-француз ских сил внутри Церкви.

²⁹⁹ Этот термин появился в XII в.

³⁰⁰ Как легат Гонория III он объявлял в североитальянских городах законы Фридриха II против еретиков.

³⁰¹ Лион политически не принадлежал Франции, однако всецело входил в область ее влияния; именно французский король укрыл там папу от немецкого монарха. И это несмотря на то, что Людовик IХ на основании нейтралитета формально отклонил просьбу папы Иннокентия IV об убежище и защите.

³⁰² Согласно Seppelt'у, к сожалению, не оставляет сомнений тот факт, что Иннокентий знал о заговоре и одобрял его.

³⁰³ Точное название очень хорошо передает содержание и метод: Concordantia discordantium canonum = Согласование несогласованных канонов. Выдающимися канонистами были: ученик Грациана Паукапалея (его именем названы добавления к декрету Paleae), Роланд Бандинелли (будущий папа Александр III), Стефан Турнайский († 1203 г.); Угуччо († 1210 г.), автор «Summa in Decretum Gratiani»; Гандульф Болонский, составил между 1160 и 1170 гг. глоссы к Грациану. Относительно названия ср. у Абеляра: «Sic et Non» (§ 51).

³⁰⁴ Официально признанным правом папское утверждение стало только с 1418 г. Втом же году присяга верности папе стала обязательной для всего епископата (прежде она была необходима только для митрополитов).

³⁰⁵ Ср., например, посольство, в которое входил кардинал Роланд, отправленное в Германию при Барбароссе с целью контроля (§ 52); ср. также легации против еретиков в Южной Франции (§ 57: Доминик).

³⁰⁶ Уже из переписки св. Бонифация мы имеем доказательство существования такой римской канцелярской пошлины.

³⁰⁷ В 1245 г. в Лионе против финансового использования своей Церкви со стороны курии в первую очередь протестовали англичане.

³⁰⁸ Здесь не в последнюю очередь надо подумать о психологическом настрое куриального чиновничества и о папском дворе как таковом, на которые была направлена уже настойчивая критика св. Бернарда.

³⁰⁹ Обычай в определенных случаях делать Святые Дары доступными для созерцания (возношение Святой Гостии во время мессы, процессии со Святыми Дарами) входит в число мероприятий Церкви по борьбе против этого лжеучения (хотя имеет одновременно и другой смысл).

³¹⁰ Их жертвой становились не только еретики, но порою также все жители захваченного города. Из непросвещенного и чрезмерного рвения один папский легат дал поистине страшный ответ на вопрос руководителя экспедиции: «Убивайте всех, Господь сумеет найти своих». В наставлении, написанном св. Бернардом для рыцарей-тамплиеров («Хвала новому отряду борцов»), можно найти множество параллелей такому взгляду.

³¹¹ Ср. движение «pauperes Christi» [«бедняков Христовых»] и ранних странствую щих проповедников, § 51; о Бернарде § 50.

³¹² Вальдес велел двум клирикам перевести для него Священное Писание на провансальский язык.

³¹³ У вальденсов тоже есть свои «совершенные»; они не приносят классических обетов, но отказываются от физического труда ради попечения о душах.

³¹⁴ Мирское благочестие развивается параллельно духовному пробуждению. Примеры дает нам поэзия XIII в., которая переносит в светскую плоскость некоторые традиционные церковные мотивы; сюда же относятся фигуры основателей-донаторов — вместо святых — на хорах в Наумбургском соборе (§ 60, 4 в); для Франции — вторая часть «Романа о розе», который несмотря на всю аллегоричность содержит очень много посюстороннего и естественного и учит удовлетворению страстей; сюда же относятся и дерзкие пародии на христианские мистерии.

³¹⁵ О преследованиях иудеев см. § 72.

³¹⁶ Сюда же нужно добавить постановление об одежде для кающихся еретиков и иудеев: метить их желтыми крестами или заплатами, которые нужно было носить так, чтобы их отовсюду было видно.

³¹⁷ Для более позднего времени можно говорить о жизни по обету: Франциск, напротив, только однажды упоминает «votum», но постоянно — «обещать» (promittere), а именно: обещать устав.

³¹⁸ Самобытность св. Франциска не исключает, естественно, того, что целый ряд мотивов, определивших его служение, мы находим у некоторых его современников: ср., например, различные попытки вести «апостольскую жизнь» (особенно требование бедности) и использовать «Евангелие» в качестве устава, § 50, II 7 в.

³¹⁹ В Германии ко времени появления городской экономики как в жизни, так и в рыцарской культуре преобладают крестьянско-аграрные элементы.

³²⁰ Бернард Клервоский избрал «Domina Charitas» [Госпожу Милосердие].

³²¹ Впервые францисканцы приняли мученичество в Марокко. Когда Франциск получил известие об этом, он произнес важные слова, делающие понятным его идеал: «Теперь я действительно могу сказать, что у меня есть пять братьев (= настоящих меньших братьев)».

³²² Особую трагедию жизни святого составило следующее: он пережил то, что его братство превратилось в необозримое множество самых разных людей, которых он более не мог знать и пестовать как отец, и среди которых некоторые или даже многие не жили более так, как были должны.

³²³ Он находит себе с нефранцисканской стороны глубокое обозначение: «Бедняки Распятого».

³²⁴ Франциск говорит часто не о «проступках непослушания», но о «жизни без послушания».

³²⁵ «Министр» значит «слуга».

³²⁶ Часто возобновлявшаяся попытка дать ордену окончательные общие правила.

³²⁷ Этот устав близок, соответственно происхождению ордена, к уставу Василия.

³²⁸ Он обязан своим возникновением видениям Юлианы Льежской, приориссы одного из монастырей августинок († 1258 г.), и сначала совершался там. В Льеже впервые засвидетельствован также праздник Св. Троицы (начало Х в.). Распространяясь в течение XIII в., в 1334 г. он был предписан всей Церкви.

³²⁹ Это так называемое «Leisen» (сокращение от Kyrie eleison [Господи, помилуй]). ВXII в. появляются, например, «Christ ist erstanden» («Христос воскрес») и «Nun bitten wir den heiligen Geist» («Ныне молим мы Святого Духа»).

³³⁰ В этот период существуют пасхальные представления (например, развившиеся из вопроса и ответа между ангелом, женщиной и учениками), которые разыгрывались сначала внутри, а позже перед церковью. Затем добавились сцены Страстей и Рождества (поиски приюта).

³³¹ Поэтому народ в своих легендах превращает его в мага; исследование природы в средние века вызывало ужас.

³³² Это означает не принятие к сведению прежних систем, но установление их правильности; можно также сказать: сопоставление их с действительностью.

³³³ «Ты, Который меня, грешника... не имеющего собственных заслуг, единственно Твоим... милосердием... драгоценным Телом и Кровью Сына Твоего... насытил».

³³⁴ Колоссальный поворот, осуществленный во временноvм и пространственном развитии готики, обуславливает то, что такие общие суждения полностью правильны только для определенного набора образцов; в остальном они требуют многочисленных градаций. В ряде классических строений мы находим, например, соединение движения и уравновешенного покоя, иногда даже в поздних работах (например, Сен-Куэн в Руане, XIV в.).

³³⁵ То, что искусство до начала XIX в. вообще жило только утверждением изначально признаваемой традиции и соответственно этому органично развивалось, является глубинным основанием для самодостаточности, всякий раз заново впечатляющей, его дальнейшего развития, которое несмотря на эту самодостаточность открывало путь всем возможностям нового.

³³⁶ От Гуго Капета (987 г.) в королевстве продолжается прямая линия наследования до 1328 г., непрямая — через побочные ветви — до 1848 г. К концу XV в. все крупные пограничные герцогства вошли в состав королевства. В Германии ход развития был противоположным. Здесь в начале стоит сильная центральная власть Оттонов и Салиев; быстрый распад начинается при двойном избрании при Иннокентии II.

³³⁷ Фактически с этим можно было бы сопоставить ситуацию при универсально мыслящем Генрихе III. Только: конституционно организованная светская Церковь теперь была близка к тому, чтобы оказаться в зависимости от партикулярной политической власти.

³³⁸ И все же Григорий IХ защищал (§ 57) начинания Иоахима.

³³⁹ Хотя Оккама и скотизм разделяет глубокая пропасть.

³⁴⁰ Даже если время для осуществления такой великой идеи прошло и Бонифаций ранее обесценил ее в своих так называемых «крестовых походах» против Фридриха III Арагонско-Сицилийского и семейства Колонна, нужно все же учесть, что означала эта универсальная крупномасштабная установка для Запада и для Церкви той эпохи. Трагично, что Бонифаций сам сделал исторически бесплодным то позитивное, что было в его идеях.

³⁴¹ Ср. его предложение Фридриху III компенсировать отказ от Сицилийского королевства за счет Восточной Римской империи!

³⁴² Колонна были гибеллинами, т. е. проимперски настроенной семьей.

³⁴³ Например, Пьер Дюбуа († после 1321 г.) требовал, чтобы Франция стала мировой империей («monarchia mundi»).

³⁴⁴ Доминиканец Жан Квидор, † 1306. Ср. также Оккам и «Defensor pacis» § 65.68.

³⁴⁵ Ср. в этой связи, например, листовки с грубым обращением к папе «Sciat maxima tua fatuitas»: «Известна твоя непомерная глупость» (за два века до Лютера!).

³⁴⁶ В основном она не содержит никаких новых мыслей по сравнению с Бернардом Клервоским, Иннокентием III, Гуго Сен-Викторским, Фомой Аквинским и Эгидием Колонна (с сочинением которого De ecclesiastica potestate она практически дословно совпадает).

³⁴⁷ Точная интерпретация этой формулы может быть дана только при включении учения о logos spermatikos (§ 14), о воле Божией спасти всех, о «viae extraordinariae gratiae» и о совести. Ср. у Августина «Multi intra qui extra videntur» [многие, кто считает себя внутри Церкви, находятся вовне ее].

³⁴⁸ Двойное избрание Адольфа Нассауского в противовес Альбрехту Австрийскому, причем контраст с позицией папы во французском вопросе в высшей степени полезен для оценки этой ситуации.

³⁴⁹ Сколь мало эти и позднейшие чересчур рьяные претензии курии представляют собой чисто церковное учение, и, в особенности, как мало булла «Unam sanctam» является догматически обязательным определением, доказал папа Пий XI, отказавшись от светской власти Церкви. Codex Juris Canonici (1917 г.) уже не содержит этих притязаний, и вместе с тем утверждает, что прежние правовые воззрения, не отраженные в нем, следует считать недействительными. Пий XII также представил эти идеи как обусловленные средневековьем.

³⁵⁰ Ср., например, первый выборный капитул кардиналов при выборах ИннокентияVI.

³⁵¹ После первых попыток в XIII в. у Иннокентия III, сильнее при Николае III, в особенности при Бонифации VIII, XIV век принес резкое усиление непотизма. Климент V был его большим приверженцем и сделал кардиналами пятерых своих родственников; миллион золотых гульденов, предназначенных для крестового похода, он завещал также своим родственникам. Иоанн XXII и в исключительном масштабе Климент VI запятнаны непотизмом. Последнего папу, имевшего резиденцию в Авиньоне, Григория XI, св. Екатерина также упрекала в непотизме.

³⁵² Начиная с XIII в. папство все крепче удерживает за собой право утверждения. Последней ступенью средневекового развития к недовольству митрополитов (см. уже борьбу Гинкмара Реймсского, § 47) станет третий период Тридентского собора.

³⁵³ Во время схизмы (§ 66) и при папах эпохи Ренессанса эти возможности были еще более разработаны в правилах папской канцелярии.

³⁵⁴ Против cumulus выступали соборы уже с конца XI в. Запреты накапливались до конца средневековья: их накопление показывает, насколько глубоко укоренились эти недостатки. Несмотря на все жалобы и несмотря на все реформы, cumulus и после Тридентского собора вплоть до секуляризации продолжал оставаться крупнейшим злом в Церкви.

³⁵⁵ Ср. выше § 53. Критика Вальтера фон дер Фогельвейде была обусловлена его страстной позицией в партийной жизни; но его замечание о Константиновом даре (через него в христианский мир проник яд) имеет параллель у Данте (О Константин, каким злосчастьем миру / Не к истине приход твой был чреват, / А этот дар твой пастырю и клиру! — Перев. М. Лозинского; Ад, 19; о том же острый упрек, «Рай», 11 и 12 песни), у Фрайданка (римская сеть ловит золото, серебро, города, страны), в хрониках (например, в одной французской: папа — ненасытнейший из смертных), в «Evangelium Pasquilli secundum marcas argenti» из Carmina Burana, которые вновь появились ко времени Констанцы и Базеля с другими тяжеловесно-грубыми насмешками над римскими продажами и покупками.

³⁵⁶ Для Франции ср. описанное в связи с эпохой Филиппа IV и с Авиньоном развитие. Английская Церковь законодательным путем с середины XIV в. стала полностью зависимой от короля, связь с Римом ослабла.

³⁵⁷ Уже до этого, в 1281 г. кёльнский каноник Александр Роэсский требовал, чтобы папа считался с новыми национальными требованиями.

³⁵⁸ В своем почти необузданном самосознании он не раз заявлял: «Я хочу очистить Церковь и очищу ее». Он представляет собой также ярчайший пример злоупотребле ния церковными наказаниями (ср. сцену в осажденной Ночере, где он ежедневно из окна крепости при колокольном звоне и горящих свечах объявлял отлучение осаждающему войску).

³⁵⁹ Великим авторитетом в полемической литературе всегда остается Бернард Клервоский со своим De consideratione. Св. Викентий Феррерский упрекает римлян во врожденной тяге ко злу.

³⁶⁰ В особенности у Бенедикта XIII (Петр де Луна), 1394_1417, в его переговорах с Римом; также и у римского папы Григория XII, 1406_1415, который обязал свой выборный капитул прийти к согласию.

³⁶¹ Надеялись, что это послужит восстановлению единства также и с Греческой Церковью.

³⁶² Этот Иоанн не причисляется к законным папам.

³⁶³ Жизненный путь этого значительного человека характерен как для нестабильно сти тогдашнего церковного состояния, так и для позитивных возможностей, которые в нем еще были; он работал сначала для Базельского собора, потом состоял на службе у антипапы Феликса V; с 1442 г. он был в имперской канцелярии и работал на законного папу. Наконец, он как Пий II (1458_1464) стал лучшим из пап Ренессанса.

³⁶⁴ Лютер ссылается на него, «управлявшего в Эрфурте школой при помощи своих книг, благодаря которым я там же стал магистром».

³⁶⁵ Гус выступал, тогда еще с одобрения своего епископа, против суеверного почитания кровавых реликвий или кровавого чуда и паломничества в Вильснак (§ 70).

³⁶⁶ Такую же большую роль сыграло и недоверие к «французскому» папе. Авиньон подготовил и в Англии почву для Реформации.

³⁶⁷ Лолларды существовали до XVI в., когда они внесли свой вклад в быструю победу Реформации.

³⁶⁸ Как широко распространены были в Праге сочинения Уиклифа, видно из того, что позднее архиепископ в борьбе против Гуса приказал сжечь не менее 200 рукописей его произведений.

³⁶⁹ Тогдашний «папа Собора», 1410_1415.

³⁷⁰ Папство не является необходимым; его полномочия зависят от личной святости: «Никто не является светским правителем, никто прелатом, никто епископом, пока он пребывает в смертном грехе» (Уиклиф).

³⁷¹ Причастие под обоими видами было до XII в. общепринято, но потом постепенно прекратилось.

³⁷² Английские лолларды были, конечно, до определенной степени предшественни ками, но это движение не достигло масштаба, который обеспокоил бы всеобщее западное сознание.

³⁷³ У Оккама, тем не менее, не обнаружен тезис, часто повторяемый оккамистами XV в.: «Если человек делает то, что он может, Бог не отказывает в Своей благодати». Его мнение: совершенно неважно, через благодать или через природные силы достигает человек спасения, — в любом случае это совершается исключительно по свободному произволению Бога.

³⁷⁴ Наиболее сильное из его выражений: «Что бы там ни нашли другие, я там потерял Христа».

³⁷⁵ Основную работу дополняет другой комментарий, основанный на аллегоричес ком толковании Священного Писания. «Postilla» означает толкование «тех», т. е. ранее приведенных, слов Библии (post illa verba textus).

³⁷⁶ В соответствии с богатой греческой и латинской традицией, подобное лексикону собрание толкований отдельных библейских слов (ср. так называемые «Катены»), написанное как «комментарий к Библии» Ансельмом Ланским (§ 59).

³⁷⁷ После Библии — самая распространенная книга в мировой литературе.

³⁷⁸ Одновременно — последняя попытка «двойного монастыря», т. е. женского монастыря, который под руководством аббатисы был включен в мужской монастырь.

³⁷⁹ Ведь четки с определенным числом зерен для произнесения по ним молитв «Pater noster» и «Ave Maria» — это еще не Розарий, который все-таки является молитвенным размышлением над тайнами спасения с одновременным произнесением известного количества этих молитв.

ПРИЛОЖЕНИЕ

§ 72. Церковь и синагога

I. Богословские основы

1. Богословски ориентированная история Церкви должна на каждом этапе развития ставить перед собой два вопроса, определяющих ценность ее деятельности: (1) в достаточной ли степени и в духе ли своего миссионерского задания она заботилась о возвещении чистого учения; (2) в какой степени осуществилась христианизация народов (не в последнюю очередь, с точки зрения основного закона любви), среди которых велась миссионерская работа.

К началу Нового времени Церковь уже давно распространилась по всей Европе, в том числе на севере и на востоке. Евангелие было проповедано всем населявшим ее народам. Существовала только христианская ойкумена крещеных. Несмотря на государственно-политическое разнообразие, она была объединена единой верой в Триединого Бога в рамках одной Церкви. На этой вере основывалась вся общественная, в особенности юридическая деятельность. Западная ойкумена имела определенные знания о жизни нехристианских народов; об исламе и его силе в Европе знали даже слишком хорошо. Но за исключением этого знание о язычестве было самым неопределенным. Мировая реальность казалась идентичной христианскому миру, язычество, несмотря ни на что, — практически ничего не значащим. Это уже не было столь же верно, как в раннем и высоком средневековье, но еще в начале Нового времени в сознании европейцев положение дел закономерно представлялось именно таким.

Не изменил ничего в этом сознании тот факт, что внутри западноевропейской христианской общности еще существовала нехристианская часть населения: иудеи. Но именно они побуждают нас поставить эти два основных вопроса.

2. Отношение Церкви к иудеям принципиально отличается от ее отношения ко всем другим нехристианским народам: народ Израиля не был одним из чуждых христианству обществ; напротив, из него, из избранного народа вырос новый народ обетования (§ 5, II).

Но уже во II в. это осознание Церковью своего происхождения из иудаизма почти исчезло. Правда, кое-где еще встречались изображения¹, где без полемического напряжения рядом появляются «Церковь из обрезания» и «Церковь язычников»; даже на вершине средневековья, когда стали насколько возможно исключать иудеев из городского общества, в некоторых памятниках духовной культуры (в скульптурных изображениях «синагоги» времен высокой готики²; в отдельных театрализованных действах по Песни песней, см. ниже, с. 506) мы находим отзвук той отдаленной реальности. Но то были исключения. Уже со второго века в подавляющем большинстве случаев в богословской литературе и в живом сознании христиан Церковь и синагога противостоят друг другу как чуждые и даже враждебные³.

3. Это отношение, его эволюция в течение всего средневековья и его значение (до сего дня) не может быть правильно оценено, если не принять во внимание основную богословскую точку зрения: Израиль не узнал ожидаемого Мессию, когда Он пришел, но отверг, и в лице своих старейшин, высшего священства и народа деятельно участвовал в Его казни и ясно признал свою ответственность за это (Мф 27, 25); проповедь апостолов также не смогла приобрести Израиль для Благой вести.

Павел, иудей, так глубоко знавший о призвании своего народа, за которым он признавал ревность о Боге и Его законе, народа, за который он молился (Рим 10, 15), решающим образом сформулировал этот факт тем, что проводил различие между теми израильтянами, которые суть сыны обетования, а тем самым — Нового Завета, и теми, которые были предоставлены своему ожесточению (там же, 9, 7 слл.; 18, 31 сл.; 11, 7 слл., 20; ср. 1 Фесс 2, 15 слл.). Но Бог никогда не отменял Своего обещания Израилю, Своего обетования (Рим 11, 1 сл., 23); напротив, сказано, что в конце, когда язычники будут обращены, «весь Израиль спасется» (там же, 25).

4. Когда во II в. учение Павла стало менее популярно, на первый план выступила идея отвержения. Теперь ключевыми стали слова, сказанные о неверии иудеев (1 Фесс 2, 15 сл.!), и происходит исключение иудеев из сферы миссионерских забот Церкви. Это развитие не вызывает сомнений, хотя оно нисколько не прямолинейно. Тертуллиан, например, еще говорит в своих основных сочинениях о тесной связи между христианством и иудеями; он знает, что окончательное спасение связано с предсказанным сохранением «остатка иудеев» для последних времен. Он в особенности, как прежде Иустин, доказывал истинность христианской Церкви как раз исходя из ветхозаветных пророчеств: старший брат должен служить младшему, т. е. Синагога — Церкви; старший сын Ревекки, иудейский народ, отказался от своего сыновнего права первородства: Ветхий Завет есть собственность христианской Церкви; теперь Церковь — Новый Израиль и Новый Завет, иудейский народ остался в прошлом. Отвергнув Иисуса, Израиль совершил идолослужение, в котором его упрекали пророки. Теперь иудеи пребывают в заблуждении, т. е. в мире лжи и породивших ее бесов.

5. В последующие времена некоторые голоса также напоминали о конечном спасении иудеев. Наиболее убедительно высказываются Августин, а также Иероним, Григорий I, иногда Григорий II, Александр II, Петр Дамиани, Толкования на Песнь Песней, Раймонд Луллий и мыслители конца средневековья (см. ниже, стр. 507). Но даже у Августина эта мысль сочетается с резким осуждением. Златоуст борется с иудейским прозелитизмом с беспощадной остротой, поскольку признание иудеев «кровь Его на нас и на детях наших» как смертный грех оказало влияние на весь народ и следовало за ним как проклятие через все века и страны. Все чаще и чаще иудеев стали приравнивать к язычником и еретикам, погибшим окончательно, а позже (особенно после крестовых походов) — к мусульманам. Иногда еретиков даже предпочитали им.

6. Постоянно вплоть до Нового времени вырабатываются осуждающие оценки в одних и тех же или несколько измененных формулировках: «слепота и ожесточение, в которых они сами виновны»; «неискоренимая perfidia [вероломство]» или «insolentia [нечестие]»; «давнее очерствение сердца ведет их всех в ад» (Петр Достопочтенный); говорится о «сектантской чуме» (Гонорий IV), этот народ «потерян», «ненавидит истину», «сопротивляется Господу», «неверие его как сталь»; «любая попытка проповедовать ему истину напрасна»; «за свои грехи все они заслужили уничтожение» (Ангелом из Люксоя); «на последнем Суде они призовут Христа, но Он не услышит их» (Бруно Вюрцбургский).

II. От античности к высокому средневековью

1. Проблема иудеев и антисемитизм существовали еще в языческой Римской империи. Для римлян иудеи были крайне неприятным, надменным народом, чванящимся своей древней мудростью и чрезмерной набожностью (Гораций). Их предписания касательно пищи осмеивались. В крупном городе Александрии дело дошло до первого известного нам антииудейского погрома.

2. Хотя иудеи были покоренной нацией, их религия (даже после восстания Бар Кохбы, § 7) оставалась одной из religia licita [дозволенных религий]. И именно это стало решающим фактом для всего будущего. Правда на деле в обращении с иудеями постоянно наблюдались случаи, противоречащие законодательству. Но если не считать этих, весьма серьезных, нарушений закона, распространенный повсюду тезис о бесправии иудеев нуждается в значительных уточнениях.

Законодательной основой статуса иудеев было и оставалось римское право, заимствованное средневековьем в различных кодификациях (Феодосия II; Алариха; Юстиниана) у древней империи. Григорий I недвусмысленно постановил, что жизнь иудеев, а соответственно и обращение с ними, должны подлежать римскому праву.

Некоторой защитой в смутах переселения народов стало для иудеев арианство германских завоевателей с его прямолинейным монотеизмом. Положения римского права в пользу иудеев, касающиеся их религиозного, экономического и общественного положения, в средневековье никогда не отменялись никаким повсеместно действующим законодательством. Иудеи как таковые никогда не причислялись к несвободным, т. е. к рабам. Их жизнь была защищена законом, они имели право жить в соответствии со своей религией, иметь собственные синагоги и молитвенные дома; они были свободны в завещательном праве, могли иметь земельные владения.

3. В средневековой Франции они, несмотря на отдельные чрезвычайные законы, почти во всех городах могли неограниченно заниматься торговлей и ремеслом. Имеется множество примеров того, что иудеи беспрепятственно жили среди своих сограждан-христиан и принимали участие в общественной жизни. До Х в. и позже жилища христиан и иудеев в общем не были разделены, хотя обрезанные, если их было много, по понятным причинам часто жили вместе в иудейских кварталах. Они несли военную службу. Они до XII в. занимались в своих усадьбах сельским хозяйством.

То, что свобода иудеев в раннем средневековье не была совершенно ограничена, явствует и из богатой духовной и культурной жизни их общин⁴.

О положении иудеев в этот период лучше всего говорит их место в системе ленных отношений: они были servi, т. е. вассалы, хотя и самой низшей ступени, поскольку не могли пользоваться в феодальной системе никаким активным влиянием; они имели определенные обязательства, несли определенные повинности; но и господа имели по отношению к ним свои обязанности; иудеи могли по закону претендовать на защиту. Только в XIII в. воспринятое тогда по-новому римское право приравняло «servus» к «рабу» и тем самым сделало иудеев бесправными. Иудеи не раз получали решительную защиту от попыток несправедливо ограничить их свободу. Карл Великий использовал их знание языков, Людовик Благочести вый возражал против упорных юдофобских нападок епископа Агобарда Лионского⁵ († 840 г.), так же как и его наследник Карл Лысый против давления епископа Амоло, преемника Агобарда. Император принял тогда иудеев под свою защиту (defensio). В дальнейшем императоры продолжали и усиливали эту (экономичес ки выгодную) защиту — Оттоны, Генрих IV, Барбаросса, Фридрих II, пока при Людвиге Баварском «императорские каммеркнехты» не стали (по его мнению) его полной собственностью, всегда находящейся в его распоряжении. Эта защита нередко спасала иудеев от изгнания и принудительного крещения или частично восстанавливала нарушенную по отношении к ним справедливость⁶.

4. Наилучшую защиту предоставляло иудеям церковное право. Правда, такой человек, как Амвросий, категорически воспротивился восстановлению разрушенной чернью синагоги (§ 30, I); мы знаем и о неприятном факте огульного осуждения Церковью «прелюбодейного рода, супротивника чистой Невесты Господней». Но Григорий I высказывается о них с чисто римским чувством меры⁷. Его концепция изложена в часто пролонгировавшейся булле об иудеях («Sicut Judaeos»), гарантировавшей иудеям право на свободу вероисповедания, жизнь и имущество. Можно сказать, что в целом папы вели себя по отношению к иудеям наиболее справедливо⁸ и что в конце средневековья наибольшей безопасностью иудеи пользовались в Италии. Часто папы положительно реагировали на просьбы иудеев о помощи. Они неоднократно запрещали принудительное крещение. Начиная с XIIIв. такие папы, как Иннокентий IV, Григорий IX, Григорий Х, Мартин V и Николай V со всей определенностью выступали против ужасного обвинения в ритуальных убийствах (см. ниже).

5. Однако предусмотренная законом защита часто не могла оградить иудеев от притеснений со стороны мелких правителей, епископов и соборов или грубой агрессии народа. Это означает, что правовое положение иудеев, несмотря на гарантированную им в принципе защиту закона, было при этом максимально незащищенным и иногда очень опасным. Для массового сознания они были в той или иной степени гражданами второго сорта. С точки зрения единства христианского Запада это объяснимо. Но, как уже сказано, для раннего и начала высокого средневековья не следует исходить из презумпции полного бесправия иудеев.

6. Иудеи были и остались меньшинством. Но они всегда обладали поразительной жизненной силой. Это проявлялось (как в Древней Римской империи, так и в христианизирующихся странах Запада) в очень сильном стремлении распростра нять свою веру. Стремление к прозелитизму составляет со времен Ветхого Завета сердцевину иудейского самосознания: изгнание Израиля было предрешено Вечным с тем, чтобы Его весть могла распространяться! Из истории древней Церкви мы знаем, как могущественно притягательна сила монотеизма (§ 6; об этом Мф 23, 15; Деян 2, 5 слл.). Основой было величественное богатство Ветхого Завета и многие его выдающиеся толкования. Сознание того, что они подчиняются Яхве, следуют Его Закону и обещанной Им верности давала иудеям необычайную силу терпеть свою большую или меньшую обособленность в исповедании Святейшего Единого Имени Божия и при этом никогда не оставлять своих мессианских надежд⁹.

И в христианском средневековье иудаизм активно проявлял всегда свойствен ную ему миссионерскую тенденцию. Почему это проявлялось по отношению к рабам и служащим из необрезанных, понятно без объяснений (так как никто из необрезанных не смел жить в иудейском доме)¹⁰. О стараниях соборов оградить таких слуг от иудаизма говорят возобновлявшиеся в течение всего средневековья предписания. Принимались и другие меры для борьбы с притягательной силой иудейского образа жизни и культа.

Стремление к прозелитизму необходимо принимать во внимание при желании хоть сколько-нибудь правильно понять позицию христиан по отношению к иудеям. В стране, где иудеи добивались значительного положения в политике и экономике, например в арианском королевстве вестготов, они могли стать настоящей опасностью для единства государства и его христианской монолитности; антииудейская реакция становится в этой связи более понятной.

7. а) Испания вплоть до позднего средневековья представляет собой особый случай в истории иудеев (см. ниже, с. 504). С давних пор их было там очень много и число их очень быстро росло. Еще строгий Эльвирский собор (Гранада), 305 г., и Григорий Эльвирский († после 392 г.) старались уменьшить их влияние. В Вестготском королевстве синагога процветала и политически, и экономически.

б) Ситуация изменилась после того, как король Реккаред принял католичество (589 г.). Только иудеи не вошли в государственно-католическое единство Вестготского королевства. С другой стороны, они со своей древней, прочно укорененной верой, представляли подлинную опасность для веры так недавно и еще недостаточно глубоко христианизированных вестготов. Изгнать их не позволяло как их количество, так и их значение в экономике и управлении. Поэтому в VII в. Толедские соборы, а точнее — короли, издали множество резко антииудейских постановлений, имеющих целью принудить иудеев к принятию христианства.

Мы знаем о принудительных крещениях в связи с королевством франков при Хлодвиге, епископом Авитом Клермонским (574 г.), Собором в Клиши (626 г.) и Марселем (691 г.). Но папа Григорий выступал против этого, правильно утверждая, что истинную веру нельзя распространять таким образом; насильственно крещенные сохраняют в душе старую веру. Действия Григория соответствовали его словам; он требовал, чтобы иудеям были возвращены взятые из их синагог украшения и даже священные книги.

Конечно, даже он не в состоянии был полностью следовать этому идеалу. Ему принадлежат роковые, часто повторяемые впоследствии слова: «Если даже насильственно крещенные сами и не станут добрыми христианами, то может быть станут их дети». Великий Исидор Севильский (§ 36), точно так же осуждавший принудительное крещение, тем не менее тоже восхвалял рвение неразумных фанатиков. И с тех пор слова «принудительное крещение» станут ключевыми для всей тысячелетней истории иудеев вестготской Испании.

в) Бесконечно повторяющиеся подробности принудительных обращений демонстрируют безвыходность ситуации, порождаемой трагическим столкновением ложной установки, вполне понятной ответной реакции и отравляющего недоверия с той и с другой стороны.

Страшное и трагическое развитие событий впервые совершенно неприкрыто проявляется в эдикте короля Гизеберта от 613 г. через обезоруживающую объективацию opus operatum крещения и веры; там сообщается: «Он силой привел иудеев к вере во Христа», они «приняли» веру.

г) Практика принудительного крещения и ее богословское оправдание имеет параллель в средневековой идее, что «только живущие в видимой Церкви избегнут Всемирного потопа». К проклятым принадлежат все некрещеные, а значит, и иудеи в своей perfidia. По всеобщему представлению богословов, неверующий не может не быть виноват в своем неверии. Применительно к иудеям аргументы были следующие: в Ветхом Завете им дана значительная часть христианского учения; они живут в христианском мире, где в Церкви проповедуется все Евангелие. Если они не принимают веры, это их вина.

(Конечно, этому противоречило основное положение просвещенного богословия, на которое иудеи постоянно ссылались: никто не должен быть против воли оторван от своей веры. Но даже сам Фома Аквинский, который защищал этот тезис, требовал особого отношения к иудеям.)

д) Подобные, а затем и еще более радикальные декреты до самого начала следующего столетия¹¹, включая указ о высылке всех некрещеных, делали синагоги ненужными; их отбирали, разрушали или переделывали в христианские церкви. Частота таких событий доказывается тем, что Sacramentarium Gelasianum содержит последование освящения Церквей, которые прежде были синагогами. До конца VII в. (т. е. до XVII Толедского собора) с законами о нравственности ¹² соседствуют антииудейские каноны, по которым можно судить о тематике соборов. Собственно, на XVI Соборе в Толедо иудеям было обещано, что если они через принудительное крещение честно обратятся к вере, то будут приравнены ко всем остальным подданным короля. Но поскольку тогда был раскрыт заговор между иудеями Испании и Северной Африки, то владения всех иудеев (включая крещеных) были конфискованы в государственную казну, сами они низведены до рабов, им не было позволено жить по предписаниям иудаизма, а детей по достижении семилетнего возраста у них было велено отнимать, «чтобы крепче привязать их ко Христу»¹³.

Результат мог быть лишь один: холодная ненависть и лицемерие со стороны одних, недоверие и новые тяжелые обвинения со стороны других. К новообращенным христианам относились как к иудеям, так их и называли, запрещали им под угрозой тяжелейшего наказания (публичное бичевание) любой контакт с еще не крещенными. Все принявшие принудительное крещение априори подозрева лись в отпадении, и даже их христианское исповедание вызывало сомнения. Вконечном счете некрещеные удостаивались большего доверия, чем несчастные жертвы принуждения. Недоверие изобретало множество охранительных мер: письменные исповедания веры с массой подробностей, обязательства относительно постоянного проживания и во время путешествия (обязательная регистрация при въезде и выезде). Вступать в брак разрешалось только с давними христианами. Отпавшие должны были подвергнуться побиению камнями от руки иудеев или преданы ими огню. Будучи помилованы, они лишались свободы и всего имущества; помогать им было категорически запрещено.

е) В неявном противоречии ко всему остальному остается IV Толедский собор (633 г.). Он постановляет, что впредь никто не должен быть насильно приведен к вере: Бог милует только того, кого хочет, а кого хочет, ожесточает (Рим 9, 18). Обращение может совершиться только благодатью, но не принуждением. В основе его должно быть убеждение. Но ни здесь, ни в любом другом месте не высказывается ни малейшего сомнения в действительности принудительного крещения¹⁴. Именно поэтому с принудительно крещенными и вернувшимися к иудаизму поступали как с отпадшими от веры и еретиками и подвергали тем же наказаниям.

ж) При такой общей ситуации можно только удивляться, что еще находились иудеи, которые переходили в христианство по своим внутренним убеждениям и жили как образцовые христиане. Конечно, они составляли настолько редкое исключение, что для общей картины это не имело значения. До мусульманского вторжения (711 г.) церковно-государственная политика по отношению к иудеям оставалась практически безрезультатной. Это проявилось при завоевании страны арабами: иудеи перешли на сторону новых правителей. Для синагог это стало временем наивысшего расцвета, и дело даже дошло до иудаизации власти — с одобрения арабов.

8. а) Около конца Х в. римское право исчезает повсюду, кроме Южной Франции; одновременно ухудшается положение иудеев и в человеческом, и в юридическом отношении. Все государственные должности были для них закрыты. Из землевладельцев, какими они были до сих пор, они были вынуждены стать арендаторами. Правда, Генрих II еще в 1004 г. воспротивился, когда рейнские епископы претендовали на право распоряжаться иудеями; но новая концепция восторжествовала; теперь иудеи могли владеть землей только как пожизненным леном, который после смерти арендатора возвращается к своему хозяину.

б) Положение иудеев ухудшается вместе с ростом средневекового христианско го сознания на Западе, который начиная приблизительно со второго тысячелетия более ясно и определенно воспринимает себя как единый христианский организм, представленный имперской Церковью. Кроме того, чем больше с XI в. развивался план вырвать Палестину из рук неверных силой оружия, тем скорее иудеи (которые, впрочем, никогда окончательно не оставляли своих мессианских надежд на Святую Землю) могли казаться врагами этой христианской Европы. Внутри христианского общества и христианских государств, а тем более внутри объединяющей Запад Латинской Церкви, некрещеные все отчетливее и определеннее воспринимались как враги.

в) В начале XI в. эту позицию существенно укрепило обвинение иудеев в государственной измене¹⁵: предполагались тайные интриги между иудеями Италии и Франции и мусульманами (считалось, что иудеи подстрекали мусульман к разрушению святых мест). Тогда во многих странах было решено изгнать иудеев. Происходили стихийные беспорядки с погромами и убийствами (например, в 1012 г. в Майнце).

Свою роль сыграли страх и напряженное ожидание конца света в 1000 г.: на иудеев смотрели как на потенциальных союзников грядущего антихриста. Или же на них возлагалась ответственность за землетрясения (например, в Риме в 1020 г.).

Сильнейшая антипатия по отношению к иудеям находит ясное выражение в символике «обряда пощечины», принятого в то время в Тулузе: на Пасху кто-нибудь из иудеев должен был получить от одного из христиан пощечину как своего рода возмездие или искупление страданий и смерти Господа.

Снова жестокое выражение приняла неприязнь к иудеям в Испании. Там в XIв. война против арабов понималась как ярко выраженное религиозное христианское предприятие; солдаты из иудеев, разумеется, не могли принимать в нем никакого участия. Поэтому, прежде чем вступить в бой с арабами, по дороге перебили всех израэлитов. Тогда (1063 г.) папа Александр III порицал то, что с иудеями поступали так же, как с мусульманами¹⁶.

9. Разнообразные способы и этапы ухудшения правового статуса иудеев в период раннего европейского средневековья были представлены (за исключением гонений в королевстве вестготов) лишь единичными эпизодами. Мы постоянно сталкиваемся с тем, что изгнание из какого-нибудь города не препятствовало тому, чтобы в том же году или несколькими годами позже там снова оказывались иудеи и иудейские общины. Тем не менее уже то, что эти беспорядки происходили одновременно в стольких местах и так часто, выглядит грозным предвестием грядущих несчастий. Действительно, положение иудеев было неустойчивым в самых разных отношениях. В злосчастном 1096 г. казалось, что в рейнских городах все нормально; но тогда же стало ясно, каким обманчивым было внешнее спокойствие.

Важное свидетельство происходящих здесь перемен предоставляет нам канонистика: в отличие от Буркхарда Вормсского († 1025 г.), который основывает свое суждение об иудеях на предвозвещенном им в конце времен спасении, Иво Шартрский (1094 г.) в своем сборнике объявляет иудеев проклятыми вместе со всеми еретиками.

10. И все же это еще не было окончательным поворотом. Напротив, благодаря покровительству Генриха IV и Барбароссы, даже крестовые походы не уничтожили всех правовых гарантий иудеев; они еще не стали тем бесправным народом, который предстает перед нами в позднем средневековье.

Однако с точки зрения истории Церкви крестовые походы являются решающими для нашей темы, потому что бесчисленные проявления жестокости особенно настойчиво заставляют поставить вопросы, сформулированные в начале этого параграфа, — и дать на них отрицательный ответ. Жизнь ближнего мало значила для многих христиан, если речь шла об иудее; к нему относились так же, как к мусульманину, уничтожение которого (как формулирует даже св. Бернард в уставе тамплиеров) — не убийство (homicidium), но «уничтожение зла» (malicidium).

11. а) Об антисемитских актах насилия в начале Первого крестового похода сообщают достоверные христианские и иудейские источники. Некоторые сообщения христианских авторов поистине обезоруживают своей наивной жестокостью: «Когда крестовые походы проходили через Саксонию, Богемию и восточную часть Франции», они «остатки гнусных иудеев, этих врагов Церкви, во всех городах

б) Тогда заявили о себе те неискоренимые подозрения, которые с тех пор и до Нового времени будут постоянно всплывать и волновать души легковерного народа и приводить к жестоким судебным процессам или, скорее, к противозакониям: обвинения в осквернении гостии, ритуальных убийствах, распространении чумы, отравлении колодцев, источников, рек.

в) Начало Первого крестового похода в 1096 г. ознаменовалось ужасающими событиями на Рейне, точнее в Майнце, Кобленце и Вормсе, Нойсе, Трире, Андернахе и Меце, а также в Богемии и Венгрии. Потрясают свидетельства о вымогательствах и убийствах, совершавшихся с бессмысленной и бесцельной жестокостью, из одних лишь низменных инстинктов.

Иудейские общины севера Франции предупредили общину в Майнце об опасности, сообщив о движущихся на юго-восток толпах крестоносцев. Иудейская община Майнца ответила, что охотно готова оказать своим французским единоверцам всю возможную помощь. Сами же они, по их мнению, находятся в полной безопасности!

Вскоре стало очевидным, как правы были французские иудеи. Стали известны приписываемые Готфриду Бульонскому слова, что по пути в Святую Землю нужно сначала уничтожить иудеев. Распространялось также зловещее убеждение, что каждому, кто убьет одного из них, простятся всякая вина и грех.

Действительно, несмотря на то что Готфриду Бульонскому, а затем архиепископу Майнцскому и местным бургграфам и, наконец, прибывшему в Майнц основному контингенту «крестоносцев» предлагались значительные денежные суммы, над иудеями грянуло несчастье. Они поднялись на вооруженное сопротивле ние «во славу Имени Божьего». Разразилась ужасная трагедия, исполненная чудовищной жестокости. Вечером 27 мая 1096 г. была уничтожена боvльшая часть общины. Произошло также множество самоубийств (женщины кончали с собой, убив сначала своих детей). Около полусотни иудеев спаслись в епископском дворце, затем под охраной они были переправлены в Рюдесхайм. Но и там перед ними был лишь выбор между принудительным крещением и смертью. Все были убиты или покончили самоубийством , в том числе и принудительно крещенные.

Число убитых превысило 1000. В Вормсе тоже было около 1000 жертв¹⁷. Только епископ Шпайера, который прежде предоставил в своем городе иудеям право на проживание с самоуправлением, и в этом случае взял верх над чернью.

г) Каковы были эти христиане, которые шли освобождать освященную Господом землю из рук неверных, ясно без слов. Их злодеяния являют страшные свидетельства против их христианства; но они были бы невозможны, если бы вожди христианского мира не оказались несостоятельными: уверенные в своей непогрешимости, они совершенно беспрепятственно позволили представлению о том, что народ иудеев некогда убил Бога, вырасти в скрытый антисемитизм.

д) Несмотря на это, с иудеями не было покончено. Генрих IV, извещенный курьером из Майнца, взял под свою защиту все синагоги Германии. Он даже разрешил иудеям возвращаться к своей религии¹⁸.

12. Когда один из цистерцианских монахов проповедовал на Рейне Второй крестовый поход и в результате начались стихийные погромные действия против иудеев, проявилась сила пророческого видения св. Бернарда Клервоского: он сумел ввести монахов в рамки и стал защитником иудеев¹⁹ — их не нужно ни преследовать, ни уничтожать, ведь они живые свидетели нашего спасения, которые живо напоминают нам о страданиях Христа²⁰.

Правда, как раз у Бернарда проявляется, насколько далека мысль того времени далеко отошла от желания подлинной евангельской миссии среди иудеев. Из его последней книге («О созерцании») (§ 50) видно, что после ужасающего поражения, которым закончился Второй (его!) крестовый поход, европейское сознание начало глубже понимать, что язычество — это реальность, что за пределами Европы еще есть обширная пашня, ожидающая исполнения наказа Господа о проповеди. Итак, св. Бернард напоминает папе о его долге не ставить ограничений проповеди Евангелия. Слово веры должно возвещаться повсюду: «Насколько ты в силах, ты должен стараться неверных обращать к вере, обращенным не давать отпасть от веры, отпавших возвращать обратно... Совращенных (еретиков и схизматиков) должно властно уличать: либо они должны сами исправиться, либо у них насильственно нужно отнять право и возможность вводить в заблуждение других...» А как быть с иудеями? «Что касается их, то здесь ты должен оставить усилия: для них (т. е. для их обращения) определен свой срок. Только после обращения всех язычников придет их время; его нельзя ускорить».

13. Во время Третьего крестового похода с очень жестким указом против иудейских погромов выступил Барбаросса: тому, кто нанесет рану иудею, должно отрубить руку, а за убийство иудея полагается смертная казнь. Что же касалось постоянных налогов, то иудеи стали «императорскими каммеркнехтами», которых не следует угнетать. Архиепископ Майнцский даже постановил, что крестовый поход, совершаемый убийцами иудеев, бесполезен, т. е. не обеспечивает своим участникам отпущения грехов.

III. Позднее средневековье

1. В позднем средневековье положение иудеев в Европе становилось все менее защищенным в правовом отношении и по-человечески все более тяжелым. Действие факторов и сил, направленных против них, стало теперь более последова тельным. Теперь иудеи стали в точном смысле слова инородным телом внутри христианского Запада. Уже III Латеранский собор потребовал введения гетто и диффамирующей одежды для иудеев (желтые колпаки и иудейские звезды)²¹. Правда, Иннокентий III с позиций богословия к заслуживающим отвержения относит только часть иудеев. Но, с другой стороны, у него есть и такие формулировки²²: «Это иудеи пригвоздили Христа ко кресту, они — Богом проклятые, «servi», рабы. Христиане свободны благодаря Христу; они должны держать иудеев в постоянном рабстве». IV Латеранский собор возобновил эти требования, а в середине века Климент IV через одного из кардиналов-легатов пытался добиться, чтобы они были реализованы по всей империи. Однако во многих областях строгое разделение не было проведено до XV в.

У канонистов сформировалось теперь мнение, что позволительно отбирать у иудеев детей и крестить их. Правда, Фома Аквинский и Александр Гэльсский возражали против этой страшной идеи. Но Дунс Скот и его школа защищали ее.

2. а) Вина христиан ужасающе росла. Уже упомянутые тяжелые подозрения с невероятным легковерием распространялись с церковных кафедр, через литературу или в виде слухов и навлекали на иудеев санкционированные законом или стихийные расправы. В театрализованных изображениях Страстей Господних, которые возбуждали фантазию толпы, образы убийц Христа были наиболее отталкивающими и опознавались по одежде как евреи. Толпа легко узнавала в них иудеев и на этом основании формировала свое представление об иудействе вообще.

б) Со времени провозглашения догмата о Пресуществлении выросло не только почитание Евхаристического Тела Христова, но и умножились суеверные представления. Они опять были связаны с иудеями, и все чаще возникали слухи, обвинявшие иудеев в похищении гостии (в том числе через подкупленных ими христиан)²³ и ритуальных убийствах. С XIII по XVIII вв. папы часто бывали вынуждены в своих буллах опровергать кровавые наветы на иудеев.

Не только страсти толпы, разгоряченные воображаемыми, а иногда, как доказано, сознательно вымышленными обвинениями, приводили к кровавым погромам, но и правосудие внесло в них свой вклад. Тяжкие подозрения «доказывают ся» посредством пыток, если признание, сделанное под пытками, берется назад, это расценивается как закоснение и отпадение, которые, конечно же, должны быть наказаны, — вот заколдованный круг, порождающий тот жестокий и несправедливый антисемитизм, который так сильно отягощает историю позднего средневековья. Иудей был колдуном и служителем антихриста, на него просто списывалось все дурное и зловещее. В песнях и обывательских представлениях, в особого рода поговорках употребление проклятия: иудеев повесить, утопить, сжечь,— было самым обычным делом. Чтобы избавиться от исповедующих иудейскую веру использовались лживые обвинения²⁴.

в) Поскольку начиная с Х в. были введены законы, ограничивающие для иудеев право владения землей, им пришлось искать себе другие средства к существованию. Им оставались торговля и финансы, в которых они заметно преуспели. Денежные операции казались предназначенными именно для них уже потому, что христианам было запрещено взимать проценты. Правда, в ростовщичестве иудеев, так часто служащем предметом обвинений ²⁵, принимали участие князья и господа: зачастую они сами устанавливали неимоверные проценты (до 30_40% в неделю!), требуя отправлять крупные суммы прямо в свои кассы.

3. а) Несмотря на вышедшие законы о защите иудеев (см. выше § 72, II, 11д, 13) с конца XIII в. само их существование оказалось под угрозой. В Германии в 1298 г. были уничтожены почти все общины Баварии, Австрии и Франконии; в 1336_1338 г. происходили стихийные расправы по всей Южной Германии до самой Богемии. В 1348_1350 гг. шествия флагеллантов несли с собой ужасающие погромы по всей Западной и Центральной Европе. В Страсбурге в 1349 г. иудеев сжигали на деревянном помосте; они могли остаться в живых, если решались креститься. Маленьких детей против желания родителей вытаскивали из огня и крестили. Гуситские войны — как прежде альбигойские — в начале тоже сопровождались подобными явлениями. При погромах, естественно, имела место самооборона и уличные бои. Не раз встречаются сообщения, что иудеи в отчаянии сами поджигали собственные дома и искали смерти в огне.

б) Со второй трети XIII в. мы сталкиваемся все чаще с особым видом насилия: конфискацией и сожжением священных книг иудеев. Уже в 548 г. Юстиниан требовал в Восточной империи уничтожения Талмуда. И в раннем западном средневековье иногда посягали на священные книги, но это противоречило закону. Григорий I в некоторых случаях настоятельно требовал, чтобы иудеям были возвращены их священные книги. Напротив, к Григорию IХ бежал из Ла-Рошели Донин, фанатичный иудей, обращенный в христианство. Он возбудил в 1240 г. первый крупный антиталмудический процесс. Он собрал 24 повозки текстов Талмуда и комментариев. Перед нами начало того жестокого гонения на иудейскую литературу, который через процесс Рейхлина-Пфефферкорна ведет прямо в Реформацию.

4. а) И наконец, умножаются преследования на основании особых чрезвычай ных законов. В позднем средневековье началось повсеместное изгнание иудеев из Англии, Франции, Испании и Германии.

Многочисленные иудеи Англии были взяты королем под защиту короля из финансовых соображений; им было запрещено эмигрировать, и они со всем своим имуществом становились его собственностью. При коронации Ричарда I Львиное Сердце в Лондоне начались беспорядки, за которыми последовали убийства и истребление иудеев в других местах, пока, наконец, в 1290 г. они не были высланы, а их имущество конфисковано.

В Испании после кровавых прелюдий XIV в. ²⁶ начались великие гонения при «католических величествах» Фердинанде и Изабелле. В 1492 г. до 50 000 иудеев вынуждены были принять крещение, чтобы спастись от изгнания и потери имущества: образовалась (как и вследствие великих диспутов ²⁷) масса принудитель но крещенных (магометан и) иудеев, так называемых марранов, число которых необычайно быстро росло (некоторые из них спаслись в Италии и Голландии).

В Германии иудеи тоже были изгнаны почти со всех территорий и из городов (здесь основной движущей силой были гильдии). Упоминавшиеся кровавые погромы 1298 г. связаны с именем Ринтфляйша (Немецкий дворянин, возглавивший антииудейский погром, который возник в связи со слухами об осквернении гостии. — Прим. ред.); в 1384 г. были вырезаны все иудеи Нёрдлингена. Часто, когда изгоняли иудейскую общину, синагогу сжигали. Печально знаменитый пример — разрушение в начале XVI в. синагоги известной древней иудейской общины в Регенсбурге и возведение на ее месте паломнической капеллы во имя «прекрасной Марии». Многие восточноиудейские и галицийские общины основаны переселенцами с запада или с юга во времена позднего средневековья

Итог таков: в позднем средневековье можно говорить о том, что жизнь и имущество иудеев постоянно и повсеместно (за исключением Италии) находились под постоянной угрозой. Более подробный экскурс в историю отдельных стран и городов выявляет это с абсолютной ясностью. В архиепископстве Майнцском только во второй половине XIII в. мы знаем гонения 1266, 1276, 1281, 1283, 1285, 1286, 1287, 1298 годов... Но такое бывало не только в городах, то же самое происходи ло и в сельских местностях, в первую очередь после того как иудеи были изгнаны из стольких городов (особенно в XV и XVI вв.): все новые и новые страдания, жестокости, убийства.

б) И опять нельзя сказать, что все исчерпывается этими мрачными событиями. В истории городов во все века, в том числе и в позднем средневековье, бывали периоды, когда иудеи жили спокойно и жили общинной жизнью при самоуправ лении под началом своего «иудейского епископа», могли проводить раввинские соборы и заключать финансовые сделки с самыми высокопоставленными лицами, епископами или соборными капитулами. Часто через несколько лет после гонений они возвращались к своей прежней деятельности на прежнем месте; если община была совсем уничтожена, то вскоре другие иудеи отваживались поселиться на месте погибших. С 1407 г. иудеи Германии подчинялись собственному имперскому раввину.

5. а) Особое значение для истории Церкви иудаизм имеет благодаря своему знанию арабских мыслителей²⁸. Их контакт, имевший место на рубеже тысячелетий в Испании в областях, подвластных магометанам, принес замечательные плоды. Иудеи стали носителями высокой культуры как поэты, философы, мистики, государственные деятели и врачи. Развитие продолжалось и после освобождения страны, при христианских правителях. Иудеи оставались свободными; они наживали большие богатства и поднимались до высоких должностей, что, правда, давало множество поводов для новых вспышек антисемитизма. Для истории Церкви особенное значение имеет философ и врач Маймонид († 1204 г.), которого часто цитировали Альберт Великий и Фома Аквинский²⁹. Симбиоз ислама, иудаизма и христианства укреплялся (например, в Кордове), пока великое изгнание XV в. не положило ему конец.

б) В конце XV в. начала оказывать широкое влияние каббала. Каббала — это мистическое тайное учение иудеев, как предполагалось, пришедшее в древности с Востока, фактически же возникшее в XII/XIII в. в Провансе, синкретическая система, содержащая элементы гнозиса; ее основное представление — плерома, полнота, всё. Она была восторженно принята гуманизмом как древняя мудрость и в различных интерпретациях применялась в христианском учении (например, у Пико делла Мирандолы).

IV. Миссионерская деятельность

1. Итак, мы видели, что в течение многих столетий, прошедших с апостольских времен, борьба «апостола языков» за душу своего иудейского народа находила исключительно мало продолжателей.

К сожалению, такому впечатлению еще предстоит усилиться. Но с другой стороны, чтобы не возникло ложного представления, нужно сказать и о позитивных сторонах: ни в литературе, ни в проповеди христианство не ограничивало свои отношения с иудаизмом борьбой. Были и подлинные попытки завоевать иудеев для христианской истины. К сожалению, при этом слишком часто недостаточно учитывалась реальная история и религия иудеев. Во многих трактатах на эту тему, известных нам с XII в., едва ли можно найти глубокое знание иудаизма. Во многих случаях это верно и в отношении Ветхого Завета, в котором иудеи, хорошо знающие язык, намного превосходили своих христианских оппонентов. Тем более им легко было опровергнуть представления христиан о содержании Талмуда. Подлинное знание христианами Талмуда впервые обнаруживается только у крещеных иудеев. Но они были, понятно, слишком ненавидимы своими прежними братьями по вере, чтобы те захотели их слушать.

Правильно понимая эти недостатки, доминиканцы с XIII в. стали настаивать на изучении языков Библии³⁰; для этого они устраивали собственные учебные заведения. С XIV в. эти языки систематически изучались во Вьене, Париже и при папской курии.

Но, к сожалению, в подходе к иудейскому учению при всей назидательности споров отсутствовала любовь и подлинное пастырское попечение о душах. Мы достаточно узнали об этом из сказанного ранее. Дополним картину.

2. Как мы уже упоминали, существовало большое количество полемических богословских трактатов, предназначенных доказать истинность христианства в сравнением его с иудаизмом в целом и его вероучением. Но основным средством, применявшимся христианами для победы над иудеями, было живое слово в диспутах и проповедях. Известно множество форм диспутов между христианами и иудеями: религиозная беседа в частных собраниях (в Северной Франции, Лотарингии и на Рейне), которая с начала второго тысячелетия, когда негативное отношение к иудеям делало ее при известных условиях опасной, стала более редкой; организованные научные словесные турниры в университетах; диалог между «Церковью» и «Синагогой» в самого разного рода театрализованных действах. Так, в представлениях и толкованиях на Cantica canticorum (Песнь песней) синагога соревновалась с Церковью в истинной любви к Господу и за получение награды Жениха; в Тегернзейском действе она резко нападает на антихриста. Вдругих представлениях иудеи даже становятся мучениками за Христа и тем самым участвуют в свержении антихриста. Или Мария выступает как заступница и утешительница синагоги. Или (например, у Ганса Сакса) в конце представления иудей признает себя побежденным и просит крещения. Задолго до этого Гизельберт Криспин (с 1084 по 1117 гг. — вестминстерский аббат) в диалоге с неким иудеем проявляет свою компетентность и приводит его к обращению. Абеляр в своем «Trialogus» поместил иудея среди подлинных искателей истины.

Но по большей части атмосфера и настрой были иного рода; случаи, когда мы можем ощутить стремление через иудейского оппонента глубже понять суть иудаизма, представляют редкое исключение. Наследственная болезнь диспутов — желание победить, восторжествовать — тем более выступала в отношении ненавистного иудея.

Серьезный недостаток этих диспутов, который исключительно часто упоминается, — преувеличенная вера в чисто рациональную, даже рационалистическую аргументацию при обсуждении вопросов, касающихся тайн веры.

В этих диспутах едва ли мог возникнуть сколько-нибудь исчерпывающий обоюдосторонний диалог еще и потому, что для иудея было опасно успешно защищать иудейскую позицию; это могло привести к репрессиям. Поскольку в таком случае приходилось страдать всей общине, иудейские раввины запретили любые дискуссии с христианами ³¹.

Большинство диспутов происходило в Испании, которая была в XIII в. классической страной иудейской учености (особенно мистика). Знаменит, например, диспут в Тортосе в 1413/1414 гг., состоявший не менее чем из 69 заседаний.

3. Так же мало успеха имели многочисленные принудительные проповеди, которые иудеи должны были слушать частью регулярно³², частью при особых обстоятельствах. Были принудительные проповеди, которые произносились в синагоге (даже в субботу), что, как легко понять, действовало особенно оскорбительно и ожесточающе, другие происходили в какой-либо из христианских церквей или на открытых площадях, причем дело доходило до оскорблений действием или издевательств над евреями. Психологически действовало еще более тяжело, когда против синагоги выступали более или менее фанатичные обращенные из иудеев. Часто иудеи обнаруживали, что их дома разграблялись, пока они были вынуждены сидеть на проповеди, что, несомненно, не могло благоприятствовать делу обращения. Успеху не способствовало и то, что в таких принудительных проповедях (например, Капестрано или Бертольда Регенсбургского) иудеев осыпали грубыми ругательства ми³³.

Даже такие проповедники-полемисты, как Бернардин Сиенский³⁴ или доминиканец Петр Нигри в XV в. при всем своем рвении не давали иудеям правильного представления о Евангелии как о вести любви.

Базельский собор потребовал, чтобы при принудительных проповедях за дело брались по меньшей мере добросердечно и подкрепляли его любовью к иудеям. Вто же самое время некоторые князья и папы пытались пресекать слишком резкую полемику в проповедях (Мартин V, Евгений IV и Пий II), правда, без особого успеха. Испанские соборы (Толедо, 1473 г.; Севилья, 1512 г.) тоже призывали к сдержанности.

4. Некоторые из этих диспутов и принудительных проповедей, как, например, в Тортосе, заканчивались принудительным крещением. Это могло только укрепить недоверие иудеев. Все шло по кругу: «обращение», тайное сохранение старой веры, недоверие и подозрения со стороны христиан; в результате в дело вступала инквизиция. Большинство принудительно крещенных возвращались к прежней вере; следствием недальновидных действий были прежде всего ненависть и озлобление, страдать от которых приходилось по большей части немногим искренне обратившимся. Некоторые папские законы или распоряжения соборов, епископов и князей предназначены были особо защищать духовенство и монахов иудейского происхождения.

Итак: почти нигде Церковь при обращении иудеев не обходилась без насилия или по меньшей мере морального давления. Мысль Викентия Феррерского, что «иудеи никогда не будут хорошими, если их к этому не принудить», была слишком распространена. Обстоятельное ознакомление с верой было, впрочем, исключением. При принудительном крещении часто довольствовались одним единственным наставлением в вере. Иногда же не было и этого.

5. В литургии тоже не находилось достаточного места подлинному желанию евангелизации иудеев. Хотя в древней пасхальной литургии не раз упоминался избранный и спасенный от гибели народ, но это давно стало соотноситься исключительно с Новым Заветом христиан, спасенных через крещение. Собственно, в течение всего средневековья была только одна известная молитва в Страстную пятницу pro perfidis Judaeis [за неверных иудеев]. Высказывались даже настойчивые мнения, что этой молитвы достаточно одной в год, так как Бог еще не хочет обратить к иудеям Свою милость... Мы очень далеко ушли от практики св. Бонифация, который скреплял результаты своей миссионерской деятельности молитвенной помощью и молитвенным единением (§ 38, II). Нет никаких сведений и о том, чтобы за иудеев молились вне литургии. Это (как и в течение всего Нового времени до наших дней) явно не приходило никому в голову.

6. Наиболее значительным представителем того миссионерства, которое проявляет понимание религиозных установок своих оппонентов и пытается учитывать их путем некоторой адаптации, хотя и вполне ортодоксальной, был Раймонд Луллий († 1316 г.), на которого оказала воздействие даже каббала. Он хочет не господствовать над чем-либо, но понимать; в своих проповедях он очень сильно акцентирует монотеизм. Конечно, и он в своих опытах обращения тоже страдает преувеличенным представлением о роли интеллекта. Он убежден, что веру и ее тайны можно в точном смысле слова доказать. Это так глубоко в нем укоренилось, что он в конце концов стал применять принуждение, когда (в 1292 г.) в мечетях и синагогах проповедовал неверным и иудеям, которые обязаны были слушать его.

7. Наиболее известный и редкий случай обращения иудея — мелкий торговец Герман из Кёльна, впоследствии премонстрат в Каппенберге и старший священник в Шеде. В Майнце он предоставил ссуду архиепископу Кёльнскому, благодаря чему вступил с ним и его окружением в человечески благоприятный контакт. Он сам рассказывает нам о своем обращении (ок. 1137 г.). Мы видим, как много именно человечность, отсутствие всякой неприязненности и всякого пристраст ного давления помогли ему, подлинному искателю истины, на его трудном (он настойчиво подчеркивает это) пути. Также и притягательная сила христианской литургии сыграла роль в процессе его развития. Возможно, отчетливее всего проявилось здесь бессилие строго рациональных доказательств, которые ему предлагали. Выученик раввинов наконец покорился, в глубокой религиозной честности уверовав простому слову проповеди.

В автобиографии он упоминает и всеобщую неприязнь к иудеям и подчеркива ет большую несправедливость христиан, которые к иудеям, членам избранного народа, удостоенного Откровения, относятся с отвращением, как к собакам, гонят их, оплевывают и проклинают.

8. Мы ставили вопрос о результате тысячелетних усилий, о количестве обращенных. Имеется целый ряд отдельных сообщений и некоторые непроверяемые цифры; мы знаем о некотором числе обращенных иудеев, особенно таких, который вошли в клир; с XIII в. число обращений растет, но точного количества определить невозможно. В общем и целом подлинные обращения составляют редкое исключение. Многие основания неуспеха мы знаем. Выделяются два из них: первое то, что миссионерские усилия в подавляющем большинстве случаев были связаны с насильственными мерами. Устрашающие принудительные крещения могли, если посмотреть на них в целом, привести только к внутреннему неприятию. Указаний на конечный успех принудительных обращений, как, например, это было у саксов, не встречается. Ведь, во-вторых, нужно понять позитивную религиозную основу сопротивления иудеев. Иудеи много тысячелетий хранили совершенно неискаженной свою веру, глубоко укоренившуюся в их семьях, веру невероятно богатую, которая у многих действительно была пламенной и которую так много безымянных жертв скрепили своей кровью.

В хрониках мы находим поразительные описания почти непостижимых для очевидцев — так говорится там — ликования и восхваления Бога, с которым невинно осужденные принимали мучения и смерть. «Как на свадебное торжество, радостные и поющие, шли они на смерть»³⁵ (Лютичский хронист, 1348/1349 г.). Так сильно было обаяние иудейского пророческого монотеизма, что он даже иногда обращал к себе клириков и давал им силу среди жестоких лишений устоять в новой вере³⁶. Несомненно, здесь играла роль неприязнь и даже глубокая ненависть иудеев к христианам, к их вере и ко Христу. Мы сталкиваемся и с (понятным) лихорадочным фанатизмом. «Радостно, как в хороводе, спешат они на смерть, ввергают в огонь сначала детей, потом женщин и наконец самих себя, чтобы по человеческой слабости не совершить что-либо против своей веры». Но самым важным остается то, что столь многие из них ощущали себя народом Яхве, что они воспитали в себе глубокую нерушимую верность Единому Имени Божиему, к «Вечному». Ради Него многие тысячи принимали смерть. Потрясает вопль преследуемых верующих иудеев к Яхве, рассказывающий об их угнетении. Их вера нередко перерастала в героизм. Бессмысленные несправедливые мучения и жестокая гибель огромного числа иудеев, в которых находят свое выражение «родовые схватки» Мессии, заставляют одного из рейнских иудеев в избытке горя переделать слова хвалебной песни из книги Исход 15, которая воспевает несравненное величие и чудеса Яхве, стих 11 (Кто, как Ты, Господи, между Богами!) в крик отчаяния: «Кто, как Ты, между немыми, которые не дают никакого ответа!»

V. Заключение

1. Новое время³⁷ в вопросе, который нас теперь занимает, стало прежде всего наследником средневековья. Реформация ничего не изменила ни в правовом положении иудеев, ни в практической жизни, основывающейся на ненависти и вражде, начиная с принудительных проповедей (до XVIII в.!), изгнания из городов и территорий и кончая глобальными пожеланиями («иудеев топить, вешать, сжигать»), которые продолжали распространяться дальше.

Впрочем может показаться, что Мартин Лютер признавал подлинное миссионерство среди иудеев задачей христиан. К сожалению, он не остался верен этой идее. Его позицию можно в основном определить из двух сочинений: «Что будто бы Иисус был урожденным иудеем» (1523 г.) и «Об иудеях и их обманах» (1543г.)³⁸.

2. Синагога для Лютера стоит в одном ряду с еретиками и схизматиками, грешниками вообще. Она представляет самую сущность греховности: в своем законничестве она является прообразом плотского самооправдания в служении букве; она же не хочет признать свой грех, а именно — свою вину в распятии Христа. Угнетение иудеев есть знак Божьего гнева.

Но это никоим образом не оправдывает, говорит он, обращение, которое прежде выпадало на долю иудеев. В их противной вере жестоковыйности виновно прежнее обращение с ними (как «с проклятыми псами») со стороны папской Церкви. «Кто захочет стать христианином, если он видит, как бесчеловечно христиане обходятся с людьми!» От этого Лютер переходит к миссионерскому решению проблемы, поскольку для «сохраненного остатка» иудеев возможно спасение. Реформатор считает, что можно переубедить иудеев, если только правильно истолковать им Ветхий Завет (который для них то же, что Новый Завет и Христос). «У них есть Божие обетование навсегда. Среди них еще есть будущие христиане».

Так, считая целью привести их ко Христу, он спрашивает: «Не мог ли бы я хоть некоторых из иудеев привести к вере?»

3. Лютер отказался от этой установки ужасающим образом.

По ряду причин, которые мы можем реконструировать лишь приблизительно³⁹, в нем с 1538 г. растет намерение писать «к посрамлению закоснелого неверия ослепленных, жестоковыйных иудеев». Ужасающе жестоко он выражает уверенность в обладании истинной верой и даже опасную дерзкую убежденность в собственной непогрешимости: «Слово Божие — ниспадающий ливень, который никогда не возвращается назад. Оно было у иудеев, но что пропало, то пропало». Дело обстоит так, «что мы совсем не жаждем их обращения и не способствуем ему». Так, Бог в день Страшного Суда скажет: «Ты слышишь, ты — христианин — и знал, что иудеи открыто хулили и проклинали Моего Сына и Меня, но ты давал им для этого пространство и место... Что должны сделать христиане, чтобы покаяться в том своем грехе, что кровь Христова еще не отомщена? ...ибо иудеи еще смеют жить свободно... Христиане должны вместе с молитвой и страхом Божиим проявлять строгое милосердие — не спасут ли хоть некоторых из огня...»

«Строгое милосердие» он определяет следующим образом: нужно их синагоги и школы сжечь до полной неузнаваемости, также и их дома, отнять у них священные книги; раввинам должно быть запрещено преподавание, любая охрана отменена, ростовщичество запрещено, золото и ценные вещи конфискованы и спрятаны...

Все должно быть так, ведь «иудеи — это проклятые дети сатаны, закоренелые, более скверные, чем дьявол в аду». В заключение Лютер еще раз просит Бога сделать Свой гнев достаточным и ради Своего Сына прекратить страдания иудеев. Но это заключение двумя месяцами позже он снова перечеркивает предостереже нием: «Было бы неудивительно, если бы христиане в наказание за то, что они терпели между собой этих проклятых клеветников, были посланы в бездну ада... ибо здесь хулится не только Иисус Христос, но и Сам Отец».

4. Такую же двойственную позицию занимали другие реформаторы, например Буцер, который под конец (кроме некоторых пунктов) одинаково отвергает и иудейскую и папскую веру. С откровенной жестокостью и отсутствием всякого милосердия Кальвин говорит: развращенное и неукротимое упорство иудеев заслуживает величайших бед, никто не должен сострадать им.

Много разумнее по сравнению с ними Капито, а наиболее здравомыслящий из всех — Осиандер — в анонимном сочинении отвергает нелепую клевету о ритуальных убийствах (после отвратительного процесса Пёзингера 1529 г.), отрицает ценность признания, полученного под пыткой, разоблачает корыстные побуждения христиан-должников, все эти обвинения, которые делают «зловонным имя христианина».

5. а) К сожалению, и Иоганн Эк в 1541 г. немыслимо грубым и неумным образом высказывался против Осиандера, «лютеранского соблазнителя», и против «коварных, лживых, вероломных, лукавых, мстительных, склонных к предательству» иудеев.

б) В этом вопросе наиболее объективным и честным был немецкий император Карл V⁴⁰. Не поступаясь религиозными убеждениями и твердо настаивая на своих доходных суверенных правах на иудеев, он нисколько не прислушивался к разнообразной и опасной клевете на них, и даже не особенно обременял иудеев в Германии налогами, напротив, еще в данной им в 1554 г. привилегии он силой своей власти отклонил обвинение в кровавых преступлениях.

6. С точки зрения Церкви, задача миссии среди иудеев состояла в том, чтобы бороться с заблуждениями и ожесточенностью иудеев, о которых говорил еще ап.Павел, за души иудейского народа, веря, что Бог, Который никогда не берет назад Своих обетований, желает спасения для всех. За прошедшие столетия эта проблема не была разрешена. На два вопроса, поставленных в начале этой главы, нам приходится ответить отрицательно.

¹ Такие, как две мозаики в церкви св. Сабины в Риме IV в.

² Особенно выразительно скульптурное изображение Синагоги в Страсбургском соборе: на глазах повязка, копье сломано; без венца, но какое величие!

³ О фактическом или инкриминируемом участии иудеев в гонениях на христиан §11, в первую очередь прим. 26.

⁴ Иудейские ученые сыграли выдающуюся роль не только в сохранении собственно го предания, но и в ознакомлении Европы с культурным достоянием ислама. На рубеже тысячелетий процветали талмудические штудии в Германии и во Франции. В Майнце, например, трудились многие авторитетные раввины, ученые и поэты. Мы имеем сведения о собраниях раввинов на протяжении нескольких веков.

⁵ Агобард считал: «Тот, кто вне веры, должен быть и вне всеобщего закона». Как впоследствии его преемник, он был против диспутов с иудеями, поскольку они ничего не дают, а многие христиане впадают в соблазн.

⁶ В высоком и позднем средневековье иудеям иногда (как исключение на фоне повсеместного развития событий) предоставляли защиту отдельные города или городские советы.

⁷ Он подчеркивает, что виновником страданий Христа было все человечество — а значит не одни только иудеи.

⁸ Оговорки см. ниже, стр. 501. А семья Пьерлеони, изначально иудейского происхождения, со своей стороны послужила в XI в. опорой церковной реформе (§ 45).

⁹ Ожидания, питаемые в особенности книгой пророка Иезекииля, провозвещали с пришествием Мессии не только радость, но и отмщение, что было бы в порядке вещей.

¹⁰ Фактически мы знаем и отдельные случаи подлинного обращения в иудаизм, например одного из клириков Людовика Французского Бодо, принявшего имя Елеазар и желавшего активной иудаизации. Ему, прошедшему путь от «Боящегося Бога» до обрезанного совершенного иудея, резко отвечал ученый Павел Аварус из Кордовы. В последней трети XI в. в иудаизм обратился даже Андрей, архиепископ Бари.

¹¹ В особенности со времен короля Эрвига, 680_687 (XII Толедский собор 681 г.), желавшего полностью искоренить «иудейскую чуму», «которая постоянно возобновляется».

¹² У народа и клира с нравственностью, как и с посещением богослужений положение было очевидно угрожающим.

¹³ Их помещали в монастыри. Во второй фазе притеснения иудеев в Испании, в позднем средневековь е, их еще и изолировали на острове.

¹⁴ Тем не менее известно несколько случаев, когда насильственно крещенным было разрешено вернуться к своей иудейской вере (см. ниже, с. 501).

¹⁵ Похожее обвинение было выдвинуто уже на XVII Соборе в Толедо; см. выше, с.497.

¹⁶ Он утверждал, что они сделали это скорее из алчности, чем по невежеству. Григорий IX в 1233 г., а потом и в 1236 г. тоже допускал, что преследование иудеев обусловлено не серьезными религиозными причинами, а просто желанием избавиться от кредиторов.

¹⁷ Тысяча, при том что общее число жителей города было приблизительно 6000!

¹⁸ Правда, Климент III, антипапа, поддерживаемый Генрихом, приблизительно в 1098 г. назвал это разрешение «неслыханным и кощунственным» и приказал епископу Бамберга отменить его. Епископ Герман Пражский на смертном одре каялся в том, что терпел отпадение от христианства иудеев, насильственно крещенных крестоносца ми в 1096 г. Между 1168_1176 гг. епископ Санса дал такую же возможность насильственно крещенным иудеям за высокий денежный выкуп.

¹⁹ Нельзя, однако, забывать, что он при своем выступлении за папу Иннокентия II и против Анаклета, происходившего из иудейского рода Пьерлеони, как один из аргументов против него приводил его иудейское происхождение; потомок иудеев на Св. Престоле был бы, по его мнению, оскорблением Христа.

²⁰ Эту тему позднее повторит Майнцский закон о мире 1265 г.; Церковь сохраняет иудеев только в память о страданиях Христа; кто наносит им обиду или убивает, должен быть наказан как нарушитель мира.

²¹ Для Германии конца XIII в. показательно еще и Швабское зерцало (1274/1276г.). Оно также требует отделения иудеев от христиан и ношения опознавательной одежды. Есть вместе с иудеями запрещено; христиане не имеют права принимать участие в их свадебных торжествах. Сексуальные отношения между иудеями и христианами караются смертной казнью через сожжение. Правда, тот же закон подчеркнуто требовал физической неприкосновенности иудеев.

²² Его мнения через кодификацию Григория IX вошли в каноническое право.

²³ В этой связи возникло множество легенд о кровоточащих гостиях; почитание этих гостий, питавшее народные предрассудки, играло важную роль в позднем средневековье. Николай Кузанский энергично боролся с ними, но не более других преуспел в попытках подавить разрастающееся зло.

²⁴ Ср. выше, прим. 16.

²⁵ Это обвинение появляется с 1096 г., в XII в. оно становится постоянным; именно тогда «иудей» стало означать «ростовщик». Но Вимпфелинг может сказать и то, что христиане превосходили в этом иудеев.

²⁶ Например, великое гонение 1391 г. в Севилье, когда было убито 4000 иудеев.

²⁷ См. ниже, с. 505_506.

²⁸ При исламе иудеи расселились до Индии, Китая, Южной России и даже Центральной Азии.

²⁹ О иудейско-арабском влиянии на христианское богословие через аверроизм § 59.

³⁰ Испанский доминиканец Мартин Мартини († 1284 г.) написал настоящее руководство для успешного ведения диспутов с иудеями; оно носит примечательное название «Кинжал веры».

³¹ Недостаточно образованному духовенству (sacerdotes illiterati) было в свою очередь запрещено участвовать в диспутах.

³² Например, трижды в году; они были обязательны для иудеев с 12-ти или с 8-ми лет.

³³ «Они много сквернее, чем язычники; за свое преступление против Христа им следует быть рабами не только у христиан, но и у сарацин».

³⁴ 1380_1444, † в Аквиле; он на многочисленных примерах разъясняет слушателям, как много видов смертных грехов они берут на себя тем, что живут рядом с иудеями, едят с ними и т. п.

³⁵ Почти дословно то же самое мы находим в элегии 1235 г.: «... чисто и честно шагали они на мученичество, как на брачный пир и нисколько не навлекали стыда на своего небесного Жениха».

³⁶ Ср. выше, прим. 10

³⁷ Я выхожу здесь за рамки средневековья, чтобы завершить эту тему, поскольку в позднее Новое время не будет повода вернуться к ней. Ощутимое повсеместное ухудшение положения, которое XVI век принес иудеям во всей Европе, не создало новой проблематики в отношении Церкви. (В Восточной Европе положение другое; на Украине, в Польше и России преследования начались после 1648 г.) По мере того как иудеи снова приобретали культурное и экономическое влияние, они в широком масштабе открывались начавшимся вскоре секуляризации и рационализму. В нашем исследова нии можно было бы упомянуть лишь отдельные случаи крещения некоторых выдающихся личностей из иудеев, воспринимавшиеся как сенсация, и отдельные литературно -философские произведения. Новый антисемитизм имел политическую, рационалисти ческую и затем расистскую мотивировку, но уже не религиозно-христианскую. Конечно, именно теперь, после зверств новейшего расистского антисемитизма в национал-соци алистском рейхе, перед христианской совестью по-новому, может быть глубже чем когда бы то ни было с апостольских времен, встала проблема религиозной ответствен ности также и за иудеев.

³⁸ Чтобы как-то обозначить фон, на котором выросли высказывания Лютера, еще несколько дополнительных ключевых слов для характеристики положения иудеев в Германии. Начиная с XIV в. иудеи занимали важную экономическую позицию. Существовало множество гордых городских купцов иудейской веры. С конца XV в. их звезда закатывается. Многие города империи стараются от них избавиться. Так они оказываются вынуждены создать себе новую сословную организацию в сельской местности, которая копировала бы сословия страны. В эпоху Карла V признанным и наиболее значительным их защитником был Йозель фон Росхайм († 1554 г.), который добился у императора привилегий для иудеев по всей Германии.

³⁹ Возможно, здесь сказалось влияние зловеще клеветнической книги, написанной в 1530 г. крещеным иудеем Антонием Маргаритой, «Вся иудейская вера!».

⁴⁰ Здесь можно упомянуть ландграфа Филиппа Гессенского, который крайне энергично отклонил антисемитский «совет» предусмотрительных приближенных: «И по Ветхому и Новому Завету иудеев нельзя так притеснять».