Стивен Рансимен
Рансимен С. Падение Константинополя в 1453 году. Пер. с англ. Предисл. И.Е. Петросян и К.Н. Юзбашяна. М.: Главная редакция восточной литературы изд-ва "Наука". 1983. — 200 с.
Steven Runciman. The fall of Constantinople in 1453. Cambridge. 1969.
Тираж 20.000 экз. Цена 95 к.
Внимание: сканировщик внес следующие изменения: Слова Бог, Господь, Божий, Богоматерь и т.п. дал с прописной буквы, как и "Крестовые походы". Опущены греческие цитаты. Поглавная нумерация ссылок заменена на сквозную. К чести сканировщика надо отметить, что он заметил у Рансимана анахронизм: якобы византийцы выращивали кукурузу.
ОГЛАВЛЕНИЕ
ПРЕДИСЛОВИЕ И.Е. Петросян и К.Н. Юзбашяна
ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА
Глава I. Умирающая империя
Глава II. Подъем султаната
Глава III. Император и султан
Глава IV. Цена помощи Запада
Глава V. Приготовление к осаде
Глава VI. Осада началась
Глава VII. Потеря Золотого Рога
Глава VIII. Надежды исчезают
Глава IX. Последние дни Византия
Глава X. Падение Константинополя
Глава XI. Участь побежденных
Глава XII. Европа и завоеватель
Глава XIII. Пережившие катастрофу ДОПОЛНЕНИЕ I. Основные источники по истории падения Константинополя
ДОПОЛНЕНИЕ II. Судьба константинопольских церквей после завоевания СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
ПРИМЕЧАНИЯ ЛИТЕРАТУРА
ПРЕДИСЛОВИЕ И.Е. Петросян и К.Н. Юзбашян Вторник 29 мая 1453 г. является одной из важнейших дат мировой истории. В этот день сквозь пролом в стене турецкие воины ворвались в Константинополь, и Византийская империя прекратила свое существование. С ее гибелью завершился огромный период развития человеческого общества и в жизни многих народов как Азии, так и Европы наступил крутой перелом, обусловленный характером турецкого владычества. Разумеется, падение Константинополя нельзя рассматривать как реальную грань между двумя эпохами. Еще за сто лет до захвата византийской столицы, позволившего туркам окончательно утвердиться в Европе, они уже появились на Европейском континенте и обосновались там достаточно прочно. Во времена, предшествовавшие захвату Константинополя, Византийская империя являла собой очень небольшое государство, власть которого распространялась только на столицу с предместьями да на часть территории Греции с островами. Византию XIII–XV вв. можно назвать империей лишь условно. Правители отдельных ее областей часто зависели от императора лишь номинально. Наконец, и после падения Константинополя власть турок распространялась не на всю территорию бывшей империи. В то же время основанный в 330 г. Константинополь на протяжения всего периода своего существования в качестве византийской столицы воспринимался как символ империи. Принципы византийской государственности с наибольшей полнотой воплотились именно здесь. Константинополь длительное время был крупнейшим экономическим и культурным центром страны, и только В XIV–XV вв. у него появились соперники, а столица стала приходить в упадок. Таким образом, захват Константинополя означал для современников гибель империи. Книга известного английского византиниста Стивена Рансимена последовательно подводит читателя к событиям, завершившимся падением Константинополя. Общая характеристика византийского государства и общества и очерк появления на исторической арене турок-османов уступают у него место все более и более детальному рассказу об осаде и взятии города. Под пером историка воскресает великая историческая трагедия, где много действующих сил, и каждое из них либо приближает развязку, либо бессильно ее предотвратить. Дряхлость и слабость византийского государства, всего общественного организма начали выявляться уже в XIII–XIV вв. Прекрасный знаток византийской истории, С. Рансимен на конкретных фактах рисует этот процесс, а выразительные детали, которые он подбирает очень умело, позволяют читателю воочию представить жизнь византийцев накануне гибели. Если слабость Византии обнаружилась не сразу и агонизирующая империя держалась еще в первой половине XV в., то и сила турок обнаружилась в полной мере только в это же время. В книге С. Рансимена многие страницы посвящены истории турок. Тем не менее общая характеристика ее позволит читателю легче ориентироваться в событиях и лучше понять, кому проиграли византийцы историческую битву. Согласно османскому преданию, основателем государства турок-османов был вождь туркменского (огузского) племени кайы Эртогрул-бей. Признав себя Вассалом султана Алаэддина Кейкубада I, правителя основанного сельджуками в Малой Азии Конийского султаната, Эртогрул получил от него для своего племени пограничные с византийской территорией земли в районе Караджадага. Подобная практика характерна для сельджукских правителей, всячески стремившихся избавить оседлое земледельческое население своих владений от соседства с племенами кочевников. Уже Эртогрул начал расширять свою территорию; этот процесс продолжался и при его преемниках. После смерти Эртогрула власть перешла но канонам кочевого племенного быта к его младшему сыну Осману. Убив своею дядю Дюндар-бея, Осман утвердился во власти и получил от сельджукского султана титул уджбея (пограничного бея). В обязанности уджбеев входила охрана вверенных им пограничных территорий. В 1299 г. султан Алаэддии Кейкубад III вынужден был в результате восстания покинуть свою столицу Конию, и Осман потерял сюзерена. Ему пришлось признать верховную власть монгольской династии Хулагуидов, которой подчинялось сельджукское государство в Малой Азии, и отсылать ежегодно в столицу Хулагуидов часть собранной им со своих подданных дани. Осман, давший название Османской династии, очень скоро приступил к широкой завоевательной политике. В течение короткого времени ему удалось захватить ряд византийских городов и укреплений. В 1291 г. он овладел Meлангией (Караджахисаром) и стал считать себя независимым правителем, о чем свидетельствует тот факт, что в пятничной молитве называлось его имя. В османском бейлике, как и в других анатолийских княжествах, в правление Османа еще в значительной мере господствовали социальные отношения, характерные для кочевого родо-племенного быта. Власть Османа в качестве главы племени была основана на поддержке племенной верхушки. Все военные захваты осуществлялись родо-племенными военными формированиями. В аграрные отношения захваченных византийских территорий с оседлым земледельческим населением вносились элементы кочевого, пастушеского хозяйства. Административное управление в османском бейлике было вверено мусульманским духовным судьям — кадиям, а также, по-видимому, наместникам бея, в обязанности которых входил сбор дани с подвластного населения, как сельского, так и городского. Росту авторитета власти Османа во многом способствовало установление прочных связей с местными дервишскими орденами (мевлеви, бекташи), а также религиозно-цеховым братством ахиев, пользовавшимся значительным влиянием в ремесленных слоях городов. Вообще, в непосредственном окружении Османа, а затем и его преемников, было много представителей мусульманской религии, сыгравших большую роль в формировании государственных институтов османского государства. Поддержка духовенства имела существенное значение не только в упрочении верховной власти первых османских правителей, но также и в обосновании политики захвата, освящавшейся исламом как "борьба за веру". В 1326 г., уже при правителе Орхане (1304–1362) турки-османы захватили богатейший торговый город Бурсу, один из важных пунктов транзитной караванной торговли между Востоком и Западом. Очень скоро ими были взяты два других византийских города — Никея (Изник) и Никомидия (Измид). Захваченные у византийцев земли раздавались военачальникам и особо отличившимся воинам в качестве тимаров — условных владений, получаемых за несение военной службы. Прототипом этой системы является, по-видимому, византийский институт пронии. Постепенно система тимаров стала основой социально-экономического и военно-административного устройства османского государства, хорошо подходившей к развивавшейся централизации государственного управления. При Орхане была предпринята важная военная реформа, получившая свое дальнейшее развитие при его сыне Мураде I (1362–1389): созданы пехотное войско и конница (йайа и мюселлем), набор в которые проводился среди земледельческого тюркского населения османского княжества. Предание гласит, что желающих вступить в войско йайа было столь много, что кадий производил запись за взятку. Солдаты обоих видов войск были обязаны участвовать в крупных военных кампаниях, получая за это поденное жалованье, а в мирное время — заниматься земледелием в своих хозяйствах, приобретая за свою службу налоговые льготы. При султане Мураде I армия была дополненена крестьянским пехотным ополчением азебов, набиравшимся из числа крестьян-христиан, а также ставших знаменитым впоследствии пехотным корпусом янычар, подчиненным лично султану. Вначале янычары набирались из числа военнопленных юношей-христиан, которых принуждали принять ислам, а затем, в первой половине XV в., — из сыновей христианских подданных османского султана, которых стали набирать регулярно согласно учрежденному закону девширме. Тогда же было создано конное войско сипахиев, подчиненных лично султану и получавших, как и янычары, жалованье из казны. Янычары и сипахии были известны вместе как придворное султанское войско капыкулу. Позже к нему были присоединены особые воинские подразделения пушкарей, оружейников и другие вспомогательные части. Все эти войска были уже независимы от родо-племенной военной организации и значительно увеличивали реальную политическую силу верховного правителя. Как уже говорилось, значительную роль в формировании османской государственности сыграло духовенство. Мусульманские богословы — улемы — были наиболее образованной частью придворных; они же становились кадиями и исполняли административные и судебные функции на местах от имени центральной власти. Из этих же лиц первоначально формировался и центральный аппарат власти, возглавляемый везирами. За свою службу они получали земельные наделы, называвшиеся служебными вакфами (просуществовали до середины XV в.). При Орхане везиры не принимали участия в обсуждении военных вопросов: это была компетенция самого Орхана и его приближенных-военачальников. Только при правителе Мураде I с дальнейшим развитием форм государственности у османов везиры обрели право голоса и в военных делах. При последующих османских султанах получил развитие и центральный аппарат власти. В состав султанского совета входили уже не его придворные и военачальники, а высшие представители дифференцировавшейся центральной власти: великий везир, кадиаскеры, дефтердары, нишаиджибаши. Военные успехи османского бейлика вывели его на передний край политической борьбы, происходившей в данном регионе между Византией, балканскими государствами, Венецией и Генуей. Очень часто соперничающие стороны стремились заручиться военной поддержкой османов, тем самым в конечном счете облегчая ширившуюся экспансию последних. По-видимому, свое растущее политическое и военное значение скоро осознали и сами османские правители, которые стали именовать себя султанами. По некоторым сведениям, султан Баязид I (1389–1402) отправил письмо египетскому халифу с просьбой признать его титул султана, а Мехмед I (1413–1421) начал посылать деньги в Мекку, ибо положение мусульманского правителя во многом зависело от его отношения к религии, от признания его власти в священном городе мусульман. Значительная роль в процессе постепенного складывания османского государства принадлежала системе тимаров. Земельные наделы или же иные источники доходов (тимары и зеаметы.) широко раздавались султаном Мурадом I особо отличившимся в походах солдатам и военачальникам в качестве условных держаний. Жаловались, собственно, не земли, считавшиеся достоянием казны, а доходы с них (тимарами назывались владения, приносившие доход от 3 тыс. или даже от 1 тыс. до 20 тыс. акче в год , а зеаметами — от 20 тыс. до 100 тыс.). Система тимаров к периоду правления завоевателя Константинополя, султана Мехмеда II (1451–1481), являлась прочной основой аграрного строя османского государства. Верховное право предоставления тимаров принадлежало султану, однако к середине XV в. тимары жаловались также лицами, возглавлявшими провинциальную администрацию, — анатолийским и румелийским бейлербеями, а позднее и некоторыми другими высшими сановниками. Владельцы земельных наделов (помимо тимаров и зеаметов существовали также и хассы — крупные владения с доходом свыше 100 тыс. акче, предоставлявшиеся важным государственным сановникам) получали свои доходы за счет налогов с крестьян; главным из этих налогов был ашар — десятина. Юридически крестьяне были свободны, однако на деле целый ряд ограничений и штрафов, взимавшихся владельцем тимара за уход с земли, отказ обрабатывать ее и т.п., так или иначе прикреплял крестьян к земле, ограничивал их свободу. Практически санджакбеи и бейлербеи являлись государственными чиновниками и часто смещались с должности, теряя при этом свои владения. Тимариоты же при условии добросовестного исполнения военных обязанностей могли владеть предоставленными им тимарами из поколения в поколение, передавая их по наследству сыновьям, также обязанным нести военную службу султану. Именно тимариоты составляли основную массу конного войска сипахиев и участвовали наряду с другими войсками в осаде и взятии Константинополя. Излишне говорить, что тимариотская масса, своими корнями связанная с традициями кочевого племенного быта и совершенно чуждая какой-либо экономической деятельности, в этот период весь смысл своего существования усматривала в войне. Война сулила богатую добычу и возможность проявить мусульманскую воинскую доблесть. Учреждение и развитие системы тимаров в конечном счете, безусловно, способствовали феодализации османского государства, хотя в нем еще весьма сильны были остатки родо-племенной системы, накладывавшей свой отпечаток на жизнь османского общества первой половины XV в. Власть султана по-прежнему в значительной степени зависела от поддержки племенной аристократия, особенно в пограничных местностях. Пограничные земли в османском государстве передавались чаще всего племенным вождям, которые вместе со своими воинами — акынджи (букв. "налетчики") — охраняли границы государства и совершали набеги на соседние чужие территории. Значение этих элементов в османской общественной структуре длительное время сохранялось по целому ряду причин. После разгрома Тимуром войска султана Баязида I в 1402 г. османское государство оказалось фактически раздробленным; между сыновьями Баязида долго шла борьба за власть. В этих условиях успех претендента в значительной мере зависел от поддержки племенной верхушки, способной оказывать военную помощь той или иной соперничающей стороне. В этот период истории османского государства централизованная система управления фактически утратила силу, а войско капыкулу было низведено до уровня простых телохранителей султана. В конечном счете победа в междоусобице досталась после более чем десятилетней борьбы сыну Баязида Мехмеду I (1413–1421), которому постепенно удалась восстановить прежние границы государства и даже несколько расширить их. Однако победа Мехмеда, в достижении которой сыграла свою роль поддержка Византии, далеко не всем казалась бесспорной. Византия умело использовала разногласия внутри Османской династии; в качестве платы за оказанную помощь Мехмед возвратил византийцам некоторые из захваченных у них земель, а также на время отказался от активной завоевательной политики в Европе. Военная верхушка, заинтересованная в новых завоеваниях и добыче, часто вступала в конфликт с султаном. С особенной силой этот конфликт сказался в последние годы правления Мехмеда I и продолжался при его преемнике — султане Мураде II (1421–1451). Во главе недовольных, значительную часть которых составляли недавно осевшие на землю в Румелии (европейской части турецкой державы) туркменские племена, встал шейх Бедреддин Симави, который в свое время поддерживал другого сына Баязида — Мусу. Подобные волнения и междоусобицы сильно ослабили политическое значение османского государства, восстанавливать которое с большим трудом пришлось Мураду II. В напряженной борьбе за власть и, кроме того, за сохранение позиций на европейском континенте Мурад в конечном счете вышел победителем. Успехам Мурада II способствовала последовательно проводившаяся султаном политика централизации государства, упрочения его политического единства, укрепления системы тимаров, восстановления былого значения султанского войска капыкулу, повышения боеспособности армии (к середине XV в. турки уже располагали сильной артиллерией). Военная сила крепнувшего государства Мурада II с особенной наглядностью была продемонстрирована в битве при Варне (1444 г.), решившей, по сути, также и участь Константинополя. И когда в 1451 г. на престол вступил его сын Мехмед II, османское государство обладало уже достаточной военной силой и внутренними резервами, чтобы овладеть последним, что, по существу, еще оставалось от Византийской империи, — ее столицей Константинополем. Солидный военный опыт, который был приобретен османскими правителями в процессе полуторавековой завоевательной политики в Европе и Азии, был полностью реализован при осаде города, захват которого значительно повышал в глазах мусульманского мира авторитет турецкого государства. Такова была сила, которая нанесла последний удар древней византийской цивилизации. В книге С. Рансимена затронуты многие аспекты византийской истории; наибольшее внимание, однако, автор уделяет отношениям Византии с внешним миром, с Западом и с турками. Автор не ставил своей задачей глубоко раскрыть причины, обусловившие внутренний распад, общий упадок в последний период существования государства ромеев. Рансимена интересуют конкретные, непосредственные причины поражения — явления, которые сделали гибель Византии под ударами турок неотвратимой. Как уже говорилось, этот круг проблем подан автором интересно и занимательно. Книга основана на первоисточниках. Автор проделал огромную работу по анализу и систематизации данных. Им учтена и использована также большая специальная литература — как по византинистике, так и по туркологии. Разумеется, можно было бы сделать немало замечаний по отдельным положениям автора. Нельзя не обратить внимание и на то, что дореволюционная русская литература предмета использована очень мало, а достижения советской византинистики совершенно не учтены. Труд С. Рансимена адресован не только узкому специалисту, но и широкому читателю; это не только научное исследование, но и образный рассказ. Читатель погружается в атмосферу эпохи, он оказывается сопричастен великой трагедии, разыгрывающейся на его глазах. Вряд ли нужно доказывать, что для народов поверженной Византийской империи турецкое завоевание было действительно трагедией. Эмоциональная окраска, которая особенно заметна в заключительных главах, заставляет читателя заново пережить события более чем пятивековой давности. В этом — одно из достоинств книги, которая рекомендуется читателю как образное повествование с широким охватом событий, принадлежащих мировой истории. Перевод содержит полный текст книги, вышедшей за рубежом в нескольких изданиях. Целиком сохранен также аппарат — в том виде, в каком он был подготовлен автором. В список литературы внесены некоторые изменения и уточнения (хотя, к сожалению, все библиографические данные проверить не удалось). Ссылки на источники и литературу частично даны в сокращении, однако таким образом, чтобы читатель без труда нашел полное описание их в списке литературы.
ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА
В те времена, когда историки были людьми еще не очень-то искушенными, падение Константинополя в 1453 г. считалось вехой, знаменующей окончание эпохи средневековья. Теперь же мы достаточно хорошо знаем, что движение истории беспрерывно и на пути ее нет каких-либо определенных барьеров. Не существует момента, о котором можно было бы сказать, что именно он отделяет средневековый мир от современного. Задолго до 1453 г. явление, обобщенно называемое Ренессансом, уже имело место в Италии и других странах Средиземноморья. И еще долгое время после 1453 г. средневековые представления держались на севере Европы. Исследования мореплавателями океанских путей, коренным образом повлиявшие та мировую экономику, начались еще до 1453 г., однако прошло еще несколько десятилетий после 1453 г., прежде чем эти пути были открыты и это ощутила Европа. Упадок и гибель Византии, триумфальные победы турок-османов, несомненно, повлияли на эти перемены, однако их результаты нельзя связывать только с событиями 1453 г. Достижения культуры Византии оказали большое влияние на Ренессанс, но уже на протяжении более половины столетия до 1453 г. византийские ученые стали покидать свою обнищавшую и ненадежную родину ради спокойных профессорских кафедр в Италии, а последовавшие их примеру после 1453 г. были в подавляющем большинстве либо беженцами, спасающимися от ига неверных, либо студентами с островов Средиземноморья, над которыми еще сохраняла контроль Венеция. В течение долгого времени усиление могущества Османской державы наносило ущерб торговым городам Италии, но оно не подорвало их торговлю, если не считать того, что путь в Черное море был теперь для них закрыт. Завоевание турками Египта было для Венеции более пагубным, чем захват Константинополя. Что касается Генуи, то, хотя она и жестоко пострадала от того, что контроль над Проливами перешел к султану, причиной ее заката была скорее шаткость ее позиций в Италии, нежели сокращение внешней торговли. Даже в широком политическом плане падение Константинополя мало что изменило. Турки к этому времени вышли на берега Дуная и угрожали Центральной Европе. Было очевидным, что Константинополь обречен, что империя, состоящая почти из одного деградирующего города, не может выстоять против державы, чья территория занимала б'ольшую часть Балканского полуострова и Малой Азии, против империи, энергично управляемой и, несомненно, обладающей самой мощной для того времени армией. Христианский мир был действительно глубоко потрясен падением Константинополя. Но, не обладая нашим ретроспективным взглядом на события того времени, западные страны не сумели понять, насколько неизбежной стала тогда угроза турецких завоеваний. Более того, трагедия Византии нисколько не изменила их политику, вернее, ее отсутствие в восточном вопросе. Только Ватикан был истинно удручен и на самом деле планировал контрмеры, но и у него вскоре нашлись более неотложные собственные дела. С учетом сказанного читателю может показаться, что события 1453 г. вряд ли стоят еще одной книги. Не следует, однако, забывать, что по крайней мере для двух народов этот год оказался жизненно важным. Для турок захват древнего города византийских императоров не только означал возможность основать новую столицу своей империи, но также обеспечивал их постоянное присутствие на Европейском континенте. До тех пор, пока этот город, находившийся в центре их владений, на перекрестке путей между Азией и Европой, им не принадлежал, турки не могли чувствовать себя в безопасности. У них не было оснований бояться греков, как таковых, однако широкая коалиция христианских государств, опирающаяся на такую базу, все еще могла оказаться сильнее их. Имея же в своих руках Константинополь, они действительно были в безопасности. Сегодня, после всех поворотов их истории, турки все еще владеют Фракией, все еще стоят одной ногой в Европе. Что же касается греков, то падение Константинополя для них было куда более значительным событием: оно означало по меньшей мере конец главы их истории. Блистательная византийская цивилизация, сыграв свою роль в мировой культуре, умирала теперь вместе с умирающим городом. Но она еще не была окончательно мертва. Среди постоянно сокращавшегося населения Константинополя накануне его падения находилось множество блестящих умов своего времени, высокообразованных людей, следующих высоким культурным традициям древней Греции и Рима. И до тех пор, пока император, наместник Бога на земле, пребывал на Босфоре, каждый грек, быть может и потерявший к тому времени свободу, мог с гордостью считать себя связанным с истинным православным христианским сообществом. Хотя император способен был сделать для него на этой земле не очень уж много, он все еще являлся воплощением, смыслом и олицетворением божественной власти. Падение же императора вместе с падением его столицы означало пришествие антихриста, а Греция проваливалась в тартарары с ничтожными шансами выжить. И тот факт, что эллинизм не исчез окончательно, неразрывно связан с неутомимой жизнестойкостью и мужеством греческого национального духа. В этой книге, как и во многих других, греческий народ предстает трагическим героем, и именно так я хотел о нем писать. Трагизм греческой ситуации взволновал Гиббона, хотя и не настолько, чтобы он смог забыть свойственное ему презрение к Византии. На английском языке эти события в последний раз подробно излагались сэром Эдвином Пирсом в труде, опубликованном 60 лет назад, однако он и поныне заслуживает внимания. Описание Пирсом операций, связанных с осадой, основано на подробном изучении источников и глубоком личном знакомстве с местностью, и оно до сих пор сохраняет свою ценность, хотя в некоторых других отношениях современные исследования сделали эту книгу несколько устаревшей. Я чувствую себя глубоко обязанным г-ну Пирсу за эту работу, которая по сей день остается лучшим изложением событий 1453 г. на каком бы то ни было языке. С момента ее опубликования множество ученых внесли свой вклад в изучение этого исторического периода. В частности, в 1953 г. было напечатано большое число статей и эссе в связи с четырехсотлетней годовщиной описываемых событий. Однако, кроме книги Гюстава Шломберже, опубликованной в 1914 г. и основанной почти полностью на материалах, приведенных Пирсом, ни на одном из западных языков за последние полвека не появилось всеобъемлющего описания осады. В своей попытке восполнить этот пробел я с благодарностью. воспользовался работами многих современных ученых, как ныне здравствующих, так и покойных. О своей признательности им я еще скажу отдельно в примечаниях. Среди современных нам греческих ученых мне бы хотелось специально упомянуть проф. Закифоноса и проф. Зораса. Что касается истории Оттоманской империи, то мы должны быть глубоко благодарны проф. Бабингеру, хотя его большая книга о Султане-Завоевателе и не содержит ссылок на источники, которыми он пользовался. Для понимания раннего периода турецкой истории незаменимыми являются книги проф. Виттека. Наконец, среди более молодого поколения турецких историков необходимо упомянуть проф. Иналджыка. Для меня была также чрезвычайно полезной работа преподобного Джилла о Флорентийском соборе и его последствиях. Основные источники данного исследования кратко изложены в Дополнении I. Не все из них было легко заполучить. Христианские источники собраны в Monumenta Hungariae Historia (тт. XXI и XXII, ч. 1 и 2) покойным профессором Детьером примерно около 80-ти лет назад; однако, несмотря на то что эти тома были набраны, они нигде не публиковались — очевидно, из-за большого количества имеющихся в них ошибок. Из мусульманских источников лишь немногие оказались легкодоступны, в особенности для тех, кто может читать оттоманских авторов лишь медленно и с трудом. Надеюсь, что мне удалось постичь их суть. Эта книга не появилась бы на свет, не будь Лондонской библиотеки. Я хотел бы выразить мою глубокую признательность персоналу читального зала Британского музея за их терпеливую помощь, а также поблагодарить г-на С. И. Папаставру за сделанную им корректуру текста, членов магистрата Кембриджского университета и персонал "Кембридж Юниверсити Пресс" за их неизменную снисходительность и доброту. Замечание о написании имен и фамилий. Не могу сказать, что в транслитерации греческих и турецких имен я пользовался какой-либо определенной системой. В написании греческих имен я придерживался их обычной и естественной формы, а для турецких имен применил простейшую фонетическую транскрипцию. Основой для написания современных турецких слов послужило их современное звучание. Я назвал Султана-Завоевателя его турецким именем Мехмед, а не Магомет или Мохаммед. Надеюсь, что мои турецкие друзья простят меня за то, что я называю город, о котором пишу, "Константинополь", а не "Истанбул". Было бы слишком педантичным, если бы я поступил иначе. Лондон, 1964 г. Стивен Рансимен |
