ХУАН ЛЬОРЕНТЕ

КРИТИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ

ИСПАНСКОЙ ИНКВИЗИЦИИ

ТОМ ПЕРВЫЙ

Статья первая УЧРЕЖДЕНИЕ ИНКВИЗИЦИИ В СИЦИЛИИ. УСИЛИЯ ДЛЯ УЧРЕЖДЕНИЯ ЕЕ В НЕАПОЛЕ

I. Едва новый главный инквизитор дом Диего Деса начал исполнять свои обязанности, как задумал установить новые правила, чтобы усилить деятельность трибунала инквизиции, будто суровость Торквемады была не достаточной и будто не хватало чего-то именно с этой стороны инквизиционной системы. 17 июня 1500 года, в то время когда двор был в Севилье, он опубликовал узаконение в семи статьях, гласивших:

1) главная инквизиция будет учреждена в тех местах, где ее доселе не было;

2) будет обнародован указ, обязывающий доносить на еретиков;

3) инквизиторы старательно рассмотрят реестр лиц, отмеченных инквизицией, чтобы возбудить против них процессы;

4) никто не может быть арестован по маловажным мотивам, каковы богохульства, произнесенные в раздражении, и в сомнительных обстоятельствах инквизиторы обратятся в совет;

5) когда кто-либо подвергнется каноническому испытанию, двенадцать свидетелей заявят под присягой, что они полагают, будто подвергшийся этому испытанию говорит правду;

6) когда кто-либо сильно заподозренной будет произносить отречение, он должен дать обязательство не посещать более еретиков и доносить на них, под страхом наказания в качестве рецидивиста;

7) то же относится к тому, кто произносит отречение как формальный и положительный еретик после своего осуждения в качестве такового.

15 ноября 1504 года Деса опубликовал четыре новые статьи касательно конфискованного имущества.

II. Для доказательства активности своего усердия Деса предложил королю Фердинанду учредить инквизицию в Сицилии и в Неаполе по новому плану и подчинить ее в этих двух странах власти главного инквизитора Испании вместо того, чтобы оставлять ее в зависимости от римской курии. Монарх действительно предпринял ее учреждение в Сицилии декретом от 27 июля 1500 года. Но жители оказали сильное сопротивление, что принудило его принять в отношении сицилийцев систему, удавшуюся в провинциях Арагонского королевства. 10 июня 1503 года он выпустил королевский указ, которым повелевалось вице-королю острова и другим властям оказывать вооруженную помощь инквизиторам в их деле. Надо было усмирить ряд волнений, прежде чем дом Пьетро Велорадо, архиепископ Мессины, мог начать исполнение обязанностей главного инквизитора по передоверию.

III. В 1512 году инквизиторы стали здесь так же заносчивы, как в Испании. Вице-король писал в сентябре, что они противятся захвату нескольких воров, которые, скрываясь от вооруженной стражи, спрятались в дачном доме одного инквизитора. Он и другие члены трибунала стали угрожать отлучением капитану и солдатам, если они не вернут пленников в дом, откуда их взяли, под тем предлогом, что эти люди искали убежища в доме одного из инквизиторов и поэтому-де инквизиция должна их судить. Здесь видна исключительная дерзость, свойственная инквизиторам: если им поверить, их фермы должны считаться священными местами.

IV. Жители Сицилии, раздосадованные выходками инквизиции, восстали в 1516 году и выпустили на свободу всех узников. Инквизитор Мельхиор де Сервера спасся от смерти только по стечению необычайных обстоятельств. Вице-король дон Уго де Монкада подвергался также большой опасности. Остров освободился от ига омерзительного трибунала. Но он не долго пользовался плодами победы, потому что, не будучи в состоянии сопротивляться страшному могуществу Карла V, покровительствовавшего инквизиции, был принужден принять ее вторично.

V. Неаполь был счастливее. Фердинанд предписал 30 июня 1504 года вице-королю Гонсальво Фернандесу Кордуанскому, известному под именем главнокомандующего, помочь всей своей властью архиепископу Мессины, о котором я упоминал и который был послан в качестве делегата главным инквизитором Десой для учреждения инквизиции в этом городе. В другом письме он приказывал всем главным властям королевства поступать точно таким же образом. Через своего посла в Риме он ходатайствовал о буллах, покровительствующих исполнению его намерения. Однако сопротивление неополитанцев было так упорно, что вице-король счел благоразумным отсрочить дело и уведомить монарха о крайней опасности борьбы со столь определенной оппозицией.

VI. В 1510 году Фердинанд решил исполнить то, что ему не удалось сделать несколько лет назад. Но его усилия оказались опять бесплодными; он даже счел долгом заявить, что будет удовлетворен, если неаполитанцы выгонят из своих городов новохристиан, которые бежали туда, покинув Испанию {Парамо. О происхождении инквизиции. Кн. 2. Отд. II. Гл. 10.}.

Херонимо Сурита, историк очень точный и вне всякого подозрения (так как он был секретарем совета инквизиции), говорит, что неаполитанцы были в ужасе от испанской инквизиции, хотя у них существовала папская инквизиция, потому что в последней епископы принимали больше участия, чем в первой, и судопроизводство велось не так тайно, и это позволяло легче прибегать к апелляции против произнесенных приговоров {Сурита. Летопись Арагона. Кн. 8. Гл. 34; кн. 9. Гл. 26.}.

Статья вторая ИЗГНАНИЕ МАВРОВ. НОВЫЕ ГОНЕНИЯ НА ЕВРЕЕВ

I. Деса убедил Фердинанда и Изабеллу в необходимости учредить инквизицию в королевстве Гранада, несмотря на обещания, данные крещеным маврам, потому что многие из обращенных, не опасаясь ее, стали возвращаться в магометанство. Королева отвергла это предложение; но от нее получили нечто, что мало отличалось от согласия. Это было полномочие инквизиторам Кордовы рапространить свою юрисдикцию на территорию королевства Гранада с запрещением тревожить морисков по маловажным поводам и с разрешением преследовать их только в случаях формального отступничества. Начиная с этого времени эти мавры известны в истории под именем морисков (moriscos), как и другие потомки мавров.

II. Старшим инквизитором Кордовы был дом Диего Родригес де Лусеро. Педро Мартир д'Англериа [424] (бывший членом совета Индии и, вероятно, не любивший Диего) дает ему, по противопоставлению, имя Мрачного [425] (Tenebroso) {См.: письма 333,334, 342,344 и 345.}. Он был инспектором школ и профессором при кафедральном соборе Альмерии. Исключительная жестокость его характера причинила большие бедствия в королевстве Кордова, как мы это вскоре увидим.

III. Сказанного мною здесь достаточно, чтобы видеть, насколько эта мера была неприятна жителям Гранады, если сравнить ее с мерой от 31 октября 1499 года. Та давала свободу всем маврам-рабам, принимавшим крещение, после выкупа их на счет королевской казны. Она устанавливала, что, если сын хотел принять крещение, его отец (если он оставался некрещеным) обязан был выделить законную часть, и сын получал часть угодий, ставших собственностью государства вследствие завоевания королевства и города Гранады {Собрание законов 1550 года. 10-й закон.}. Эта умеренность и увещания Хименеса де Сиснероса, архиепископа Толедо, и дома Фернандо де Талаверы первого архиепископа Гранады (который был монахом-иеронимитом, духовником королевы и епископом Авилы), обратили в христианство множество мавров. Пятьдесят тысяч их приняли тогда крещение; обращения были бы еще многочисленнее, если бы некоторые священники, посланные Талаверою, не предприняли ложных шагов, жестоко обращаясь с маврами и тем возбудив среди них возмущение, сильно обеспокоившее Фердинанда и Изабеллу, у которых, однако, хватило сил для их подчинения.

IV. 20 июля 1501 года государи объявили указом, что Бог благоволил дать им милость, чтобы не было более неверных в королевстве Гранада. Вследствие этого для упрочения обращений они запрещали въезд в королевство всем маврам. Если оставалось еще несколько рабов этой народности, никто из них не имел права говорить ни с другими маврами из опасения, чтобы не замедлилось их обращение, ни с крещеными, чтобы не увлечь их в вероотступничество. Для придания большей действенности принятой государями мере было сказано, что не сообразующиеся с этим распоряжением будут подлежать смертной казни, а их имущество будет конфисковано в пользу государства {Там же. 11-й закон.}.

V. 12 февраля 1502 года Фердинанд и Изабелла повелели всем свободным маврам обоего пола, свыше четырнадцати лет для мужчин и свыше двенадцати лет для женщин, выехать из Испанского королевства до мая месяца; им предоставили право располагать своим имуществом, как евреям в 1492 году. В то же время им было запрещено, под страхом смертной казни и конфискации имущества, переходить в Африку, государи коей были тогда в войне с Испанией; местом нового поселения им были назначены земли турецкого султана и другие страны, с которыми Испания была в мире, и, что касается рабов, то им должно было надевать железную цепь на ногу, как только они будут распознаны {Собрание законов 1550 года. 12-й закон.}. Впоследствии, когда увидали, что многие из крещеных мавров распродавали свое имущество и переезжали в Африку, был опубликован королевский указ от 17 сентября 1502 года, гласивший, что никто ранее двухлетнего срока не может продавать своего имущества и выезжать из королевства Кастилии, исключение составляли Арагон и Португалия; разрешение на въезд даже в эти места давалось только тем, которые дадут поруку, гарантирующую их возвращение, как только они окончат свои дела, имущество их поручителей будет конфисковано, если они не выполнят этого условия {Торрес. Исторические заметки}.

VI. Деса не удовольствовался возбуждением усердия Фердинанда и Изабеллы против мавров. Он счел должным предложить меры строгости против евреев по случаю прибытия в Испанию разных чужеземцев, не бывших в числе изгнанных в 1492 году {Парамо. О происхождении инквизиции. Кн. 1. Отд. II. Гл. 6; Собрание законов 1550 года. 6-й закон.}. Он получил королевский указ от 5 сентября 1499 года, применявший к ним меры, установленные для других. В том же году, 14 августа, совет инквизиции распорядился, чтобы крещеные евреи обязаны были доказать, что они крещены и живут вперемежку со старинными христианами; чтобы те, что были раввинами или учителями веры, перенесли свое жилье в места, удаленные от тех, где они жили раньше; чтобы по праздникам и воскресеньям они бывали в церкви и получали старательные наставления в христианском учении.

VII. Деса не менее своего предшественника Торквемады был настроен против евреев. Его редкая ревность не должна изумлять, если события, о которых говорили в его время, действительно происходили. Среди тридцати восьми человек, которых толедская инквизиция должна была сжечь 22 февраля 1501 года и которые жили в местечках Эррера и Пуэбла-де-Алькосер, находилась молодая девушка; ее признание, подтвержденное некоторыми из обвиняемых, доказывало, что, по совету своего отца и одного из дядей, она выдавала себя за пророчицу. Она вложила столько искусства в свою игру, что все евреи из окрестностей Толедо признали ее вдохновленной, а это повело к тому, что множество крещеных отступили от веры. Она выявляла притворные восторги, видения, экстазы; утверждала, будто видела Моисея и ангелов, которые сказали ей, что Христос не был истинным Мессией [426], обещанным в законе; говорила, что, когда явится истинный Мессия, он поведет в обетованную землю [427] тех, кто потерпит гонение, одинаковое с теперешним.

VIII. В том же году инквизиция Валенсии примирила с Церковью, с покаянием на публичном и общем аутодафе, Хуана Бивеса. Одна из статей его приговора гласила, что будет сровнен с землей дом его, расположенный в городском квартале, называемом Старый еврейский квартал (juderia anciana) в приходе Св. Андрея, за то, что он служил синагогой и что в Великую пятницу прошлого 1500 года там слышались крики ребенка и туда входили люди, возобновившие над этим невинным созданием страдания, некогда причиненные Спасителю мира. Фердинанд написал инквизиторам, выражая сожаление, что не открыли этой синагоги раньше, и 23 мая 1501 года опубликовал указ, по которому место, занимавшееся этим домом, должно было обратиться в публичную площадь. Однако инквизиторы со временем получили разрешение выстроить из остатков этого дома часовню для членов Конгрегации Св. Петра-мученика. Она существует и теперь под именем Новый крест (Cruz nueva).

IX. В Барселоне в ноябре 1506 года инквизиция велела казнить человека, изобличенного в иудаизме и называвшего себя учеником пресловутого Якова Барбы. Он хвастал, что он бог в трех лицах; утверждал, что папские решения недействительны без его одобрения, что он будет предан смерти в Риме и воскреснет на третий день, что все уверовавшие в него будут спасены. Мне кажется, что сумасбродства этого человека не имели никакого отношения к заблуждениям евреев и что несчастный был скорее помешанным, чем еретиком.

X. В провинции Эстремадура также был процесс по делу веры, против человека, который похитил освященную гостию 24 апреля 1506 года в местности, называемой Новый поселок Пласенсия (aldea nueva de Plasencia), и продал ее недавно обратившимся евреям. История передает, что добывший гостию, присутствуя на другой день на процессии св. Марка в местечке Эрбас, видел чудо, всем явленное Богом: на главном престоле церкви он узрел образ Иисуса Христа, с которого капал пот. Изумленный и смущенный этим зрелищем, виновник святотатства привлек к себе внимание, а предпринятые поиски открыли преступление.

XI. Я считаю бесполезным отмечать, сколько было ослепления и хитрости в предположении чуда и какое решение должна принять критика по отношению к другим подробностям этой истории. Но достоверно, что главный инквизитор Деса искусно воспользовался всеми фактами подобного рода перед католическим королем. Действительно, под предлогом, что святой трибунал разыскивает с большим старанием и успехом преступления, совершаемые против веры, и что его усилия препятствуют им или уменьшают их число благодаря страху, который он умеет внушить лучше, чем другие суды, он достиг расширения юрисдикции инквизиции на многие проступки, которые имели только такую связь с подозрением в ереси, которую он выдумал для более легкого получения просимого им.

Статья третья ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ ПОКРОВИТЕЛЬСТВО, ОКАЗАННОЕ КОРОЛЕМ ИНКВИЗИТОРАМ. ПРОЦЕСС ПЕРВОГО АРХИЕПИСКОПА ГРАНАДЫ И ЗНАМЕНИТОГО УЧЕНОГО АНТОНИО ЛЕБРИХИ [428]

I. Король Фердинанд разрешил инквизиторам Арагона расследовать дела о ростовщичестве, вопреки данной им присяге соблюдать статуты королевства, одна статья которых предоставляла светскому судье ведать этот проступок. Король пошел на эту меру, так как получил из Рима льготу 14 января 1505 года. Вопреки тому же принципу инквизиторы присвоили себе право расследования греха содомии в силу королевского указа от 22 августа 1497 года, который гласил, что эти дела следует разбирать подобно делам, касающимся веры, с той только разницей, чтобы в них сообщались имена свидетелей и все улики. Облеченные новой привилегией, инквизиторы Севильи сожгли в 1506 году десять человек, повинных в содомии. Со временем они добились подчинения своей юрисдикции дел о двоеженстве, о преступной связи мужчины с двумя женщинами или женщины с двумя мужчинами. То же случилось и со множеством других проступков, доказательство чего можно найти в истории.

II. Эти узурпации объясняют, почему столкновения по делу о подсудности были так часты между инквизиторами и другими властями. Такие конфликты происходили в 1499 году, во время Десы, между инквизицией и муниципалитетом Валенсии; в 1500 году между инквизиторами, графом Беналькасаром и судьей первой инстанции Кордовы; в 1501 году с супрефектом того же города; позднее с другими гражданскими властями. Результат этих пререканий всегда был позорен для магистратуры, потому что совет инквизиции имел право произносить окончательный приговор, не подлежащий обжалованию, что он постоянно и делал, как легко понять, в пользу своих членов.

III. Последствия скандальных триумфов, получаемых инквизиторами при этих обстоятельствах, были гибельны для человечества, и число аутодафе не уменьшалось. Деса стоял во главе инквизиции восемь лет. Если мы установим подсчет ее жертв согласно севильской надписи, то найдем, что она покарала за это время тридцать восемь тысяч четыреста сорок человек, из которых две тысячи пятьсот девяносто два были сожжены живьем, восемьсот девяносто шесть фигурально и тридцать четыре тысячи девятьсот пятьдесят два человека присуждены к разным епитимьям. Если это исчисление покажется преувеличенным, я отсылаю читателя к расчету, помещенному в восьмой главе этой Истории.

IV. Среди множества лиц, испытавших преследование инквизиции, находились известные по своему происхождению, учености, богатству, должностям и просвещению; в их числе были советники и секретари короля и королевы. Я не могу не войти в некоторые подробности по поводу преследования кровавым инквизитором Лусеро достопочтенного дома Фернандо де Талаверы, первого архиепископа Гранады. Завидуя репутации святости, которую составили мавры этому восьмидесятилетнему апостолу за его великую любовь и мягкость характера, этот варвар удовлетворился только тем, что вызвал подозрения насчет его веры. Для этого он употребил два средства. Во-первых, он напомнил, что в 1478 и последующих годах Талавера противился учреждению инквизиции и говорил об этом королеве Изабелле, духовником которой он был. Во-вторых, он опубликовал, что Талавера по мужской линии принадлежал к дворянам и к одной из знаменитейших фамилий Испании, известной под именем Контрерас, что он должен быть отнесен к еврейской расе по матери, хотя и в отдаленной степени. Из этого инквизитор заключал, что он может назначить секретное следствие над святым человеком. Архиепископ, главный инквизитор, почтил своим доверием жестокого Лусеро, который обманывал его, как в этом убедились в других делах, о которых я расскажу.

V. Деса поручил архиепископу Толедо Хименесу де Сиснеросу получить предварительное осведомление относительно веры архиепископа Гранады. Сиснерос уведомил папу о данном ему поручении, и папа приказал своему апостолическому нунцию Джованни Руфо, епископу Бристоля, взять в свои руки это дело и запретить Десе и инквизиторам продолжать его. Вследствие этого нунций отослал документы процесса в Рим. Папа Юлий II приказал их прочесть в своем присутствии на собрании кардиналов и епископов, среди которых был епископ Бургоса дом Паскале де ла Фуэнте, доминиканец, который случайно был тогда в Риме. Мнение этого совета было единодушно, и папа оправдал архиепископа Гранады, который почил в мире 14 мая 1507 года, несколько месяцев спустя после этого почетного приговора, вслед за тремя годами тем более сильной тревоги, что Лусеро велел во время его процесса арестовать и привлечь к суду нескольких из его родственников, между прочим его племянника дома Франсиско Эрреру, декана митрополичьей церкви Гранады, хотя все они были невинны {Вермудес де Педраса. История Гранады. Ч. IV; Педро Мартир д'Англериа. Книга писем. Письма 333,334,342,344,345.}.

VI. В крайне трогательном письме архиепископ жаловался королю на преследование, которому подвергся. Он объяснял, что после обращения им множества мавров сомнения, возникшие насчет его веры, должны принести большой вред религии, так как можно было бы подумать, что вместо католического учения он проповедовал им ересь. Он давал понять королю, как жестоко с ним обращались, чего нельзя было допустить, даже если бы он был заподозренным, а между тем этого нельзя о нем сказать.

Фердинанд остался нечувствителен к мольбам архиепископа и в этом случае забыл о его больших заслугах: королевы Изабеллы не было более на свете, и он женился на Жермене Фуа.

VII. Государь выставлял напоказ такое большое усердие к вере, что, замечая множество апелляций, направлявшихся в Рим, несмотря на вышеупомянутые буллы, писал папе 14 ноября 1505 года, желая побудить его не принимать их, потому что без этой меры испанские еретики станут так же многочисленны и так же могущественны, какариане.

VIII. Не менее жестоко было преследование, от которого пострадал умный Антонио де Лебриха. Он был учителем королевы Изабеллы. Архиепископ Толедо Хименес де Сиснерос питал к нему особенное уважение и почтил его своим покровительством. Глубоко сведущий в еврейском и греческом языках, он открыл и исправил в латинском тексте Вульгаты [429] много ошибок, которые попали туда по вине переписчиков до изобретения удивительного искусства книгопечатания [430]. Он был обвинен схоластическими богословами [431]. Арестовали его бумаги; с ним самим обращались жестоко, и вскоре он со скорбью увидал, что заподозрен в ереси. В этой своеобразной опале он дожил до момента, когда Деса перестал быть главным инквизитором, и мог написать свою апологию при покровительстве кардинала Хименеса де Сиснероса. Между прочим он писал там следующее: "Если целью законодателя должны быть награда людей честных и ученых и наказание злых, которые покинули путь добродетели, - что сказать, когда награды даются тем, кто искажает Священное Писание, между тем как бесчестят, отлучают от Церкви и осуждают на позорную смерть тех, кто восстанавливает текст, замечая в нем ошибки, если они упорно защищают свои мнения? Разве не довольно, что я подчиняю свой разум по послушанию воле Иисуса Христа в том, что повелевает моя религия? Надо ли еще, чтобы я отбросил как ложное то, что во всех пунктах кажется мне так ясно, так истинно, так очевидно, как свет и сама истина? Надо ли, чтобы я решился на это относительно вещей, которые считаю возможным утверждать не как безумно озаренный свыше, не по каким-то выкладкам, но как человек, убежденный непреоборимыми доводами, непреклонными аргументами и математическими доказательствами? О, преступное торжество! Что же означает этот род рабства? Какой несправедливый деспотизм, при помощи жестокостей препятствующий говорить, что думаешь, хотя можно это сделать без пренебрежения и без насмешки над религией! Что мне сказать? Этот деспотизм запрещает даже писать одному и без свидетелей, в одиночестве тюрьмы, как говорить и мыслить. Для какой же цели нужно нам иметь мысли, если нам запрещается размышлять о книгах христианской религии? Не сказал ли псалмопевец, что в этом должно состоять важнейшее занятие праведного? В законе Господа воля его, и о законе его размышляет он день и ночь" [432] {Альвар Гомес де Кастро. О деятельности кардинала Франсиско Хименеса де Сиснероса. Кн. 4; Николас Антонио. Испанская библиотека. Литера А. Статья Антонио.}.

Статья четвертая ЖЕСТОКОСТЬ ИНКВИЗИТОРА ЛУСЕРО. СКАНДАЛЬНЫЕ ПРОЦЕССЫ В КОРДОВЕ, БЫВШИЕ ЕЕ ПОСЛЕДСТВИЕМ

I. Бесчеловечность инквизитора Лусеро имела самые тяжелые последствия. Так как он объявлял почти всех обвиняемых виновными в запирательстве и так как он осуждал их как лжекающихся, случилось, к сожалению, что некоторые не удовлетворились объявлением правды, но еще прибавили к своим показаниям вымышленные подробности фактов и обстоятельств. Некоторые, усвоившие эту систему, ложно уверяли, что в Кордове, Гранаде и других городах Андалусии имеются синагоги в названных ими домах. Они говорили, что многие, даже монахи и монахини, совершают туда паломничества из всех частей Кастилии для отравления праздников иудейской религии и произнесения проповедей в торжественной обстановке. По их словам, дело дошло до того, что испанские семейства старинных христиан присутствовали при этом; они поименовывали их, чтобы запутать в эту клевету большое количество уважаемых людей, будучи убеждены, что в результате последует общее прощение для всех, а в особенности для доносчика, или, по крайней мере, они при помощи этого средства могут отомстить своим врагам.

II. Лусеро приказал арестовать такое большое количество людей вследствие этих показаний, что город Кордова дошел до возмущения против инквизиции. Муниципалитет, епископ, капитул кафедрального собора и высшая знать, во главе с маркизом де Приэго и графом де Каброй (которые были близкими родственниками главнокомандующего Фернандеса Кордуанского), отправили депутатов к главному инквизитору с требованием отозвать Лусеро. Деса отказался уважить эти протесты до тех пор, пока ему не докажут жестокостей, в которых укоряли инквизитора. Только монах был способен дать подобный ответ, ибо Деса менял ежедневно по своей прихоти инквизиторов и заставлял их переходить с одного места на другое.

III. Узнав о положении вещей, Лусеро имел дерзость отметить пособниками иудаизма кавалеров, дам, каноников, монахов, монахинь и уважаемых лиц из всех классов.

IV. Между тем 27 июня 1506 года Филипп I [433] принял бразды правления Кастилией. Епископ Кордовы дом Хуан Деса уведомил его о положении дел, а родственники многочисленных узников, с своей стороны, потребовали, чтобы процессы обвиняемых были отосланы в другой трибунал. Филипп приказал дому Диего Десе удалиться в свою Севиль-скую епархию и передать полномочия главного инквизитора дому Диего Рамиресу де Гусману, епископу Катаны [434] в Сицилии, который был тогда при дворе. В то же время он велел передать все документы, относящиеся к этому делу, на просмотр верховному королевскому совету Кастилии. Рамирес де Гусман отрешил от должности Лусеро и других судей кордовского трибунала. Дело окончилось бы счастливо, если бы не смерть короля, происшедшая 25 сентября 1506 года.

V. Едва архиепископ Севильи узнал об этом событии, как аннулировал передачу полномочий и снова приступил к отправлению обязанностей главного инквизитора, кассировав все сделанное во время его удаления. Тем не менее он не замедлил передать полномочия по делам об апелляции дому Альфонсо Суаресу де Фуэнтельсасу, бывшему тогда епископом Хаэна и председателем совета Кастилии, который некогда разделял вместе с ним функции главного инквизитора. Он поручил Суаресу действовать в согласии с советом инквизиции, который ничего не делал в прошлое царствование.

VI. Фердинанд V воспринял управление королевством как отец королевы Хуаны, вдовы Филиппа I, которая помешалась. Прошло, однако, еще несколько времени, прежде чем этот государь начал управлять, потому что он был в Неаполе, когда узнал о смерти короля Испании. Между тем все жители Кордовы и многие члены совета Кастилии высказались против Десы и опубликовали, что он происходит из расы маранов (marranos), то есть от евреев.

VII. Маркиз де Приэго поднял население Кордовы, которое 6 октября 1506 года разбило тюрьмы святого трибунала и выпустило на свободу узников, количество коих было неисчислимо. Схватили прокурора, одного из двух секретарей и нескольких второстепенных служащих трибунала. Приэго велел бы арестовать и инквизитора Лусеро, если бы счастливая случайность не помогла ему вовремя скрыться на великолепном муле. Все-таки он внушил такой страх архиепископу Севильи, что тот, видя перед собой смерть, отказался от должности главного инквизитора и удалился с бесчисленными предосторожностями в свою епархию. Это решение привело к быстрому успокоению Кордовы. Но так как он не окончил процессов обвиняемых, я расскажу их продолжение, хотя оно относится к истории его преемника.

VIII. Когда регент королевства Испании прибыл из Неаполя, он назначил главным инквизитором кастильской короны дома Франсиско Хименеса де Сиснероса, архиепископа Толедо, а главным инквизитором Арагона дома Хуана Энгера, епископа Вика, доминиканца. Папа послал ему буллы 4 июня 1507 года, а на другой день его коллеге Хименесу, которого он в первый раз назвал кардиналом, потому что дал ему это звание на последнем заседании консистории 17 мая.

IX. Хименес де Сиснерос вступил в свою новую должность

1 октября, в момент, когда возмущение против святого трибунала стало почти всеобщим по причине события в Кордове, расследование коего принял на себя совет Кастилии. Те из его членов, которые стояли на стороне Филиппа I, питали ненависть против инквизиции, особенно дом Альфонсо Энрикес, епископ Осмы, внебрачный сын адмирала Кастильи; дом Хуан Родригес де Фонсека, бывший последовательно епископом Бадахоса, Кордовы и Паленсии, архиепископом Россано [435] в Неаполитанском королевстве и Бургоса и председателем совета Индий; дом Хуан де Мануэль, владетель Бельмонте, происходивший из королевского дома Кастильи, посол при папе; кроме того, многие гранды королевства. Это столь глубокое отвращение к инквизиции внушило Хименесу де Сиснеросу необходимость вести себя крайне благоразумно, чтобы не подать повода к общему созыву кортесов, где его лишили бы высокой должности регента королевства, которою он был облечен.

X. После всего сказанного мы не должны удивляться тому, что писал в своих латинских письмах (напечатанных вне Испании) Педро Мартир д'Англериа, член совета Индий, а также кавалер из Кордовы Гонсальво де Айора в письме от 16 июля 1507 года, адресованном Мигуэлю Пересу д'Альмасану, первому секретарю короля Фердинанда. "Что касается ведения дел инквизиции, решено было отделаться совершенно от архиепископа Севильи Лусеро и Хуана де ла Фуэнте, которые опозорили все эти провинции и агенты которых в большинстве случаев не признавали ни Бога, ни правосудия, убивая, воруя, оскорбляя девушек и женщин, к стыду и великому позору религии. Убытки и бедствия, причиненные дурными слугами инквизиции моей стране, так велики и многочисленны, что нельзя не быть удрученным всякому, кто бы он не был" {Это неизданное письмо находится в рукописях королевской библиотеки в Мадриде, где я снял с него полную копию, находящуюся в моих руках. Его нет среди напечатанных писем Гонсальво Айоры.}.

XI. Кордовские события вынудили огромное количество лиц обратиться в Рим. Папа решил разобрать дело маркиза де Приэго, узников и собственников домов, которые Лусеро велел разрушить, как служившие помещением для синагог. Вследствие этого он выпустил бреве с поручением дому Франсиско де Майорке, епископу Тагасты [436] и коадъютору [437] архиепископа Толедо, расследовать все излишества, которые позволили себе Лусеро и другие должностные лица инквизиции Кордовы. В то же время папа отдельным бреве поручил дому Педро Суаресу Десе, избранному архиепископом Сан-Доминго [438] в Америке, разобрать процесс, начатый вследствие передачи полномочий главным инквизитором Севильи против тех, кто принимал участие в возмущении, вызвавшем побег узников святого трибунала, а также арест и заключение в тюрьму прокурора, секретаря и двух канцелярских служащих кордовской инквизиции. Однако, назначив 8 ноября 1507 года кардинала Сиснероса апелляционным судьей, папа уполномочил его перенести к нему все дела, начатые апостолическими комиссарами.

XII. Кардинал тотчас занялся кордовским делом, продолжение коего было поручено двум прелатам. Он отрешил от должности Лусеро и велел заключить его в Бургосе. Ту же меру он употребил относительно двух свидетелей, которые были сильно заподозрены в даче ложных показаний, потому что часть обвинений была так нелепа, что ей нельзя было верить на основании здравого смысла.

"Едва ли можно представить себе столь важное дело, - писал в 1508 году член совета Индий Педро Мартир д'Англериа, - как эта мнимая история о молодых девушках, которые никогда не покидали отцовского дома и которые, как уверяют, отправились из глубины Кастилии в город Кордову через большую часть Испании, чтобы поработать в синагогах над восстановлением еврейской религии. Какие основы просвещения и учености можно найти у робких девственниц, которые видели только внутренний уют семьи? Какую выгоду рассчитывали они найти, покидая свой дом для путешествия, лишенного всяких элементарных удобств и приятности? Я понимаю, что их обвиняют в магии, исходя из того, что они совершили свое путешествие на козлах, вместо лошадей, и в состоянии опьянения; но кто кроме Лусеро мог обратить внимание на эти показания, более достойные адской злобы, чем ребячьего легковерия? Кто другой, кроме него, дерзнул бы воспользоваться такими показаниями для осуждения кого-либо и покрытия позором всей Испании? Ведь совет занимается открытием источника зла; его члены читают все процессы и тщательно проверяют приговоры стольких людей, сожженных или подвергшихся епитимьям" {Педро Мартир д 'Англериа. Книга писем. Письмо 375.}.

XIII. Чтение процессов убедило кардинала Хименеса, что дело, произведшее столько шума и задевавшее столько знатных фамилий Испании, должно быть разобрано с большой сдержанностью и благоразумием, чтобы прилично закончиться. Поэтому он просил и получил от короля разрешение созвать хунту, названную им католической конгрегацией и составленную из двадцати двух самых уважаемых лиц. В нее входили: главный инквизитор (ее председатель); епископ Вика, главный инквизитор Арагона; епископ Сьюдад-Родриго; [439] епископы Калаоры и Барселоны; митрофорный аббат бенедиктинского монастыря в Вальядолиде; председатель совета Кастилии и восемь его членов; вице-канцлер и председатель апелляционного суда королевства Арагонского; два члена верховного совета инквизиции, два провинциальных инквизитора и один аудитор апелляционного суда в Вальядолиде.

XIV. Первое заседание их происходило в Бургосе, в день Вознесения 1508 года, а 9 июля они вынесли приговор, объявлявший свидетелей, давших показания в кордовском деле, по их низкому и презренному характеру недостойными никакого доверия. Принимая во внимание, что свидетели расходились в своих показаниях, показания были противоречивы, необычайны и справедливо вызывают подозрения в лживости, потому что содержат вещи невероятные, недостойные доверия, противоречащие здравому смыслу и, наконец, такие, что ни один разумный человек не осмелится никого осуждать на основании подобных свидетельств, католическая конгрегация постановила, что узники будут выпущены на свободу, их честь и память умерших будут реабилитированы, разрушенные дома выстроены вновь и будут вычеркнуты из реестров приговоры и отметки, направленные против заинтересованных лиц.

XV. Это решение католической хунты было провозглашено в Вальядолиде 1 августа того же года с большой пышностью и торжественностью, в присутствии короля, многих грандов Испании, большого количества прелатов королевства, председателя и всех членов апелляционного суда города и множества дворян и других жителей всех классов {Гомес Браво. Список епископов Кордовы. Т. I. Гл. 18.}. Спустя четыре дня после этого обнародования Педро Мартир писал из Вальядолида графу Тендилье, что был отдан приказ содержать в тесной тюрьме инквизитора Лусеро "за то, что он измучил столько тел, смутил столько душ и покрыл позором множество семейств. О, несчастная Испания, родина стольких великих людей, ныне незаслуженно опозоренная и преданная бесчестью!.. Как голова этого нового Терсита [440] (Мрачного) может одна искупить преступления, составившие несчастие стольких Гекторов? [441] Наконец, опубликование незаслуженного осуждения жертв неправедного судьи, может быть принесет какое-либо утешение и облегчение душам пострадавших!" {Педро Мартир. Книга писем. Письмо 333.}. Лусеро был затем выслан в свою епархию в Альмерию, и это явилось немалым скандалом во всем этом

XVI. В более просвещенный век кордовского происшествия было бы достаточно для упразднения трибунала, устав которого допускает столь частое впадение в такое варварство вследствие злоупотребления тайною судопроизводства. Публичность открыла бы предохранительное средство против тирании и деспотизма в законной апелляции против злоупотребления; такую публичность следовало бы установить с самого начала, раз уже осмеливались организовать этот позорный трибунал.

Статья пятая ПОВЕДЕНИЕ ВЕЛИКОГО ГЛАВНОГО ИНКВИЗИТОРА ХИМЕНЕСАДЕ СИСНЕРОСА

I. Кардинал Хименес де Сиснерос, третий главный инквизитор Испании, был талантлив, учен и справедлив. Он доказал это в кордовском деле своим покровительством Лебрихе и многим другим ученым, а также при некоторых других случаях. Рожденный для великих предприятий, он получил от природы ту степень честолюбия, без которой великие люди были бы, может быть, неизвестны на земле. Этот душевный импульс призвал его стать во главе учреждения, коего он был врагом. Я отмечу здесь ошибку, в которую впали многие писатели, обвиняя Хименеса в принятии большого участия в создании трибунала, между тем как доказано, что он вступил в соглашение с кардиналом Мендосой и с Талаверой, архиепископом Гранады, чтобы помешать его учреждению. Будучи избран главою учреждения, которое приказывало и которому повиновались больше, чем многим государям, Хименес в силу обстоятельств должен был в некотором роде поддерживать и защищать это учреждение. Он должен был противиться всякому нововведению в судопроизводстве, хотя кордовское происшествие и показало ему неудобства пагубной тайны инквизиции и злоупотребление, которое делали из этой тайны в потемках провинциальных трибуналов.

II. Я не могу вполне извинить кардинала Хименеса, даже предполагая, что он был автором (как я думаю) драгоценного труда, сохранявшегося в рукописи в королевской научной библиотеке св. Исидора в Мадриде. Я дал о нем заметку и копию его двенадцатой книги во втором томе моей Летописи испанской инквизиции. Это сочинение анонимно и посвящено принцу Астурийскому, Карлу австрийскому, который был потом испанским королем и германским императором. Это сочинение озаглавлено: О правлении государей. Оно имеет целью наставление принца, увещевая его подражать тому, что, по его словам, он видел в царстве Истины, управление коего он описывает, а также поведению короля, которого Хименес называет Пруденцианом. Текст книги показывает, что речь идет об Испанском королевстве и что под покровом истории автор хотел изложить пагубные последствия некоторых мероприятий и обычаев, существовавших там, которые поведение мнимого Пруденциана должно было упразднить. Двенадцатая книга, содержащая главы с 271 до 292 включительно, целиком посвящена рассказу о том, как поступает Пруденциан в царстве Истины для уврачевания зол, причиненных инквизицией.

III. Он говорит, что этот государь, узнав, что среди инквизиторов имеется несколько добросовестных людей, велел им явиться и приказал рассказать, ничего не утаивая, все, что происходит в королевстве. Он изложил известные всем несправедливость и неудобства некоторых законов и высказал изумление, что, вопреки своей честности и любви к правде, они не имеют об этом никакого понятия или, зная все, не противятся этим безобразиям. Они ответили, что все, что передали королю, действительно верно; они осознают необходимость противиться злу, но не осмеливаются ничего предложить из страха преследования со стороны других инквизиторов. Пруденциан созвал тогда общее собрание, состоявшее из главного инквизитора, членов совета, ординарных инквизиторов и других справедливых и известных с хорошей стороны людей. На нескольких заседаниях король рассказал собранию о беспорядках, порождаемых законами учреждения, и предложил новые, чтобы помирить честь семейств, разумную свободу и подавление клеветы с чистотою католической религии в королевстве. Предложения государя подали повод к большим спорам; наконец большинство голосующих признало справедливость и необходимость реформы, которую хотел ввести король. Было решено привести ее в исполнение. С этого момента царство Истины управлялось согласно желанию народа, и никто более не мог жаловаться ни на клевету, ни на насилие.

IV. Я не стану останавливаться на подробном пересказе бедствий, описанных в аллегорическом романе Хименеса, являющихся последствием инквизиционного способа судопроизводства, потому что читатель легко заметит, что они не должны отличаться от тех, которые я изложил в этой Истории. Что касается средств преобразования, то прежде всего были названы уничтожение тайны, публичность судопроизводства, течение его в согласии с законами королевства и запрещение инквизиторам вмешиваться в дела, не касающиеся ереси, расследование коих принадлежит судам, разбиравшим их до учреждения инквизиции. Может быть, кардинал Хименес поручил какому-нибудь ученому из числа тех, кому он покровительствовал, составить этот труд и послать его в Германию, чтобы его чтение могло расположить к реформе трибунала внука и наследника государя, который был основателем инквизиции.

V. Действительно, Карл обещал реформу инквизиционных трибуналов кортесам, которые просили его об этом, как мы это увидим дальше; но достоверно, что Хименес оставил свою систему либо потому, что наслаждение властью стало для него неотразимо привлекательным, либо потому, что общение и беседы с инквизиторами изменили его настроение. Поэтому в самые критические моменты он воспротивился с привычным ему упорством реформе, которую хотели ввести, и употребил даже подкуп, чтобы ее провалить. Это я докажу еще до окончания этой главы. Поэтому труд Хименеса остался ненапечатанным - такую силу имеют страсти над людьми, которых безумное преклонение украшает именем великих.

VI. Разделение королевств Кастилия и Арагон, происшедшее в это время, и мысль, что более не нужно иметь столько трибуналов инквизиции, сколько есть епархий, привели к тому, что Хименес распределил их по провинциям. Он учредил инквизицию в Севилье, Кордове, Хаэне, Толедо, Эстремадуре, Мурсии, Вальядолиде и Калаоре. Он определил для каждого трибунала территорию, на которую должна простираться его юрисдикция. В то же время он отправил инквизиторов на Канарские острова, чтобы учредить там святой трибунал. В 1513 году инквизиция была введена в Куэнсе, в 1524 году в Гранаде; при Филиппе II в городе Сант-Яго, в Галисии; при Филиппе IV [442] в Мадриде. Хименес в 1516 году счел также нужным учредить инквизицию в Оране [443], вскоре он применил ту же меру к Америке. Эта страна была известна под именем Твердой Земли (Tierra firma); она и получила этот первый подарок от Хименеса, который снабдил полномочиями главного инквизитора дома Хуана де Кеведо, епископа Кубы [444], чтобы он назначил инквизиторов во все епархии материка. Со временем учредили провинциальные инквизиции в Мексике [445], Лиме [446] и Картахене Американской.

VII. Главный инквизитор Арагона принял систему Хименеса и установил инквизиторов в Сарагосе, Барселоне, Валенсии, Майорке, Сардинии и Сицилии, а потом в Памплоне, со времени завоевании Наварры. В 1515 году это королевство было соединено с Кастилией кортесами, бывшими в Бургосе, и его трибунал был подчинен главному инквизитору Кастилии, который вскоре упразднил его и соединил его территорию с территорией калаорской инквизиции, позже перенесенной в Логроньо.

VIII. Кордовские происшествия дали почувствовать Хименесу необходимость весьма тщательным образом рассмотреть поведение инквизиторов и других служащих святого трибунала; некоторых он отрешил от должности. Назначенные его предшественниками оспаривали его власть; он запросил папу, и папа утвердил Хименеса в правах особым бреве от 28 июля 1509 года.

IX. Хименес узнал, что скандальные беспорядки были учинены в толедской инквизиции помощником тюремного смотрителя и несколькими женщинами, содержавшимися в тюрьме. Это побудило его, по совещании с советом, издать декрет, которым определялась смертная казнь для всех служащих инквизиции, повинных в подобных преступлениях. Были случаи, которые вызвали применение этого закона; но он не дал надлежащих результатов. Может быть, проступки были бы менее обычны при менее суровом наказании.

X. Хименес был уведомлен, что провинциальные инквизиторы заменяли епитимьи и даже освобождали от них, как и от ношения санбенито. Он вооружился против вольности этого рода и осудил их, в согласии с советом, 2 декабря 1513 года, объявив, что один главный инквизитор имеет право дозволять подобные льготы. В разные времена этот декрет был отменяем и возобновляем. Ставши по смерти Фердинанда в 1516 году регентом-правителем королевства, Хименес отрешил от должности члена совета инквизиции Ортуньо Ибаньеса д'Агирре (который был одновременно членом совета Кастилии) за то, что он никогда не был на его стороне и был назначен на эту должность вопреки ему. В самом деле, Хименес представлял Фердинанду, что Агирре, будучи мирянином, не может быть членом совета инквизиции, но 11 февраля 1509 года государь ответил ему, что не одобряет мотива его оппозиции, потому что совет получил юрисдикцию от короля, как и совет Кастилии, членом коего был Агирре, в силу избрания его на этот пост им, Фердинандом, и покойной королевой Изабеллой. По этому решительному доводу Карл V восстановил Агирре в должности члена совета инквизиции.

XI. Хименес отрешил также от должности секретаря совета Антонио Руиса де Кальсена, который занимал ее с 1502 года, после того как был секретарем короля Фердинанда и сохранил все почести этой должности. Итак, Хименес показал себя доступным для страстей, всегда пагубных в лицах, имеющих в руках власть.

XII. 10 июля 1514 года Хименес велел заменить на санбенито андреевскими крестами обыкновенные под предлогом, что способ ношения их осужденными позорит этот знак нашего искупления.

XIII. В течение одиннадцати лет своего управления (которое окончилось с его смертью 8 ноября 1517 года) Хименес допустил осуждение пятидесяти двух тысяч восьмисот пятидесяти пяти человек, из которых три тысячи пятьсот шестьдесят четыре были сожжены живьем, тысяча двести тридцать два фигурально и сорок восемь тысяч пятьдесят девять человек подверглись разным епитимьям. Таким образом среднее число осужденных в каждом году составляет триста двадцать четыре человека первого разряда, сто двенадцать - второго и четыре тысячи триста шестьдесят девять - третьего, по расчету, установленному для фактов, имевших место в 1490 и последующих годах до 1524 года. Этот подсчет можно найти в восьмой главе моей Истории и в севильской надписи.

XIV. Несмотря на ужасающее число казней, надо сознаться, что Хименес принял меры к ослаблению деятельности инквизиции. Самой важной было назначение для новохристиан отдельной церкви в городах, где было много приходов, и обязательство приходского священника удвоить усердие для их наставления и более частого посещения их домов {Кинтанияья. Жизнь кардинала Хименеса де Сиснероса. Кн. 9. Гл. 17.}.

Статья шестая ПРОЦЕСС ОДНОЙ СВЯТОШИ И НЕКОТОРЫХ ДРУГИХ ЛИЦ

I. Среди множества процессов, разбиравшихся в правление Хименеса, некоторые заслуживают отдельного упоминания. В 1511 году наделал много шума процесс одной женщины, известной под именем Святоши (Beata). Отец ее был хлебопашцем в Пьедраите, в епархии Авилы. Воспитанная в Саламанке, она с таким жаром предалась подвигам молитвы и покаяния, что ее разум, ослабленный лишениями, помутился, и она стала галлюцинировать. Ей представлялось, что она постоянно видит Иисуса Христа и Святую Деву, и она разговаривала с ними при всех, как будто бы они были налицо. Она носила платье святоши или монахини третьего ордена св. Доминика и называла себя супругой Иисуса Христа [447]. Будучи убеждена, что Святая Дева сопровождает ее повсюду, она останавливалась во всех дверях, в которые ей надо было входить, выпрямлялась, как бы давая пройти тому, кто шел рядом с ней, и уверяла, что Богоматерь заставляет ее идти впереди в качестве супруги Бога, ее сына. Она со смирением отказывалась от этой чести, громко говоря во всеуслышание: "О Дева, если бы ты не родила Христа, я не могла бы быть его супругою. Матери моего супруга подобает идти впереди меня". Она постоянно была в экстатическом состоянии. Ее руки и лицо утрачивали свой естественный цвет, а напряженность ее членов и нервов была так велика, что казалось, ее пальцы не имели суставов и тело не способно ни к какому движению. Народ верил, что она творит чудеса. Король, узнав обо всем, вызвал ее в Мадрид. Он и главный инквизитор говорили с нею. Богословы всех орденов были запрошены, но оказались несогласны во мнениях. Одни считали ее святою, исполненною духа Божия и любви к Богу; другие говорили, что она находится в "прелести" (самообмане) и одержима фанатизмом. Никто не обвинял ее ни в лицемерии, ни во лжи. Обратились в Рим, чтобы узнать, как поступить с нею, и папа приказал своему нунцию и епископам Вика и Бургоса открыть истину и прекратить скандал в его источнике, если будет доказано, что в состоянии этой девицы нет никакого участия Святого Духа. Король и главный инквизитор составили хорошее мнение о Святоше и считали ее вдохновленной. Папские комиссары не нашли ничего, в чем можно было упрекнуть ее поведение и речи; они сочли нужным выждать, пока само провидение покажет, одушевляет ли ее дух Бога или дьявола. Инквизиторы предприняли процесс, исследуя, нет ли налицо элементов, дающих повод к подозрению и обвинению в ереси иллюминатов [448]. Так как король и главный инквизитор Кастилии, по-видимому, ей покровительствовали, то она благополучно вышла из испытания, а ее состояние продолжало быть загадкой. Множество людей приписывало его бессилию ее воображения, между прочим, и член совета Индий Педро Мартир д'Англериа {Педро Мартир д 'Англериа. Книга писем. Письма 428 и 429.}. Этот счастливый конец дела (имевшего своей причиной обман или безумие) составляет исключительный контраст с сожжением, которому подверглись многие тысячи людей за отказ работать по субботам или за подобные незначительные поступки, которые были сочтены за улику того, что они впали в иудаизм.

II. В 1517 году инквизиторы Куэнсы затеяли процесс против памяти, доброго имени и имущества Хуана Энрикеса де Медины по обвинению в ереси, хотя перед смертью этот испанец принял напутствие и соборование. Объявив его еретиком, нераскаянным лжехристианином, они осудили его память и доброе имя, велели вырыть останки, чтобы сжечь их без санбенито, и конфисковать имущество. Наследники апеллировали к главному инквизитору, который назначил уполномоченных судей. Но инквизиторы отказались сообщить документы процесса и имена свидетелей, и это заставило наследников обратиться к папе. Тот поручил 8 февраля 1517 года настоятелю монастыря ордена милосердия в Святом источнике (Fuente Santa) и двум каноникам кафедрального собора Куэнсы сообщить наследникам документы процесса, если они поручатся, что не сделают никакого зла свидетелям. Уполномоченные отказались принять поручение папы. Лев X настоял в своем бреве от 19 мая и пригрозил им отлучением как виновным в непослушании, если они не выскажутся по этому делу как справедливые судьи. Напуганные комиссары не ставили более никаких затруднений; расследовав улики, они оправдали память обвиняемого. Если такая католическая кончина, как кончина Хуана Энрикеса де Медины, не могла помешать преследованию его памяти, какое иное доказательство католичности можно привести, которое было бы более убедительным?

III. Однако мы находим еще более скандальную историю; она произошла с Хуаном де Коваррувиасом, уроженцем Бургоса. После его смерти против него начался процесс, и Хуан был оправдан. Но несколько времени спустя судьи переменились, и прокурор имел жестокость представить новый обвинительный акт против него, злоупотребляя тем, что оправдательные приговоры инквизиции не имели силы окончательного и вечного приговора. Заинтересованные стороны апеллировали к Льву X. Возмущенный таким скандальным преследованием и взволнованный тем, что так обращались с человеком, который в детстве был его товарищем по учению, Лев X поручил епископу Бургоса дому Паскале, своему другу, поговорить об этом от его имени, как следует, с кардиналом Хименесом. Не удовлетворяясь этой мерой, 15 февраля 1517 года Лев X сам написал главному инквизитору и рекомендовал вести себя рассудительно в столь странном предприятии и прилично закончить процесс, уже оставленный много лет назад и так некстати возобновленный. Так как эта мера не оказалась достаточной, папа вытребовал дело в Рим. Хименес протестовал перед главою Церкви, но бесполезно; Карл V отправил протест через своего посла. Большие споры возникли между двумя дворами по этому вопросу и по некоторым другим, которые скоро представились. Наконец папа прекратил споры своим бреве от 20 января 1521 года, адресованным новому главному инквизитору кардиналу Адриану [449], поручая закончить совместно с апостолическим нунцием эту скандальную борьбу безапелляционным окончательным приговором.

IV. Способ, которым закончился спор, побудил генерала ордена августинцев обратиться к папе с требованием по отношению к некоторым монахам его ордена, которые были обесславлены как повинные в ереси, ввиду того, что имели несчастье считаться потомками евреев или магометан, невзирая на то, что сами были хорошего поведения. Августинский генерал указывал папе, что вследствие этой диффамации инквизиторы привлекли их к суду, вопреки всякой справедливости, потому что непосредственные монастырские начальники старательно наблюдали за хранилищем веры и не допустили бы, чтобы чистота учения была искажена в уроках, которые они давали своим ученикам. Лев X издал 13 мая 1517 года бреве, которым приказал инквизиторам, под страхом верховного отлучения, передать без оттяжки генеральному викарию августинского ордена документы всех процессов, начатых против монахов и монахинь этого ордена. В то же время папа поручил архиепископам и епископам Испании поддерживать всей своей властью обвиняемых против всякого посягательства инквизиторов.

V. Это чрезвычайное покровительство послужило к тому, что впоследствии другие монашеские ордена стали ходатайствовать о той же милости перед святым престолом, утверждая, что они достойны ее не только по причине прочности и значительности своего учения, по твердости в вере и по усердию к чистоте католической религии, но и по своей преданности святому престолу и по оказанным ему услугам. Некоторые получили просимое; но даже это обстоятельство было фатально для всех, потому что инквизиция воспользовалась этим, чтобы провести упразднение всех привилегий.

Статья седьмая ПРЕДЛОЖЕНИЕ, СДЕЛАННОЕ КОРОЛЮ, ДОБИТЬСЯ ПУБЛИЧНОСТИ РАЗБИРАТЕЛЬСТВ

I. Среди новохристиан распространился слух, будто Фердинанд готовится начать войну со своим племянником, королем Наварры [450]. Они предложили Фердинанду в 1512 году шестьсот тысяч золотых дукатов на издержки этого предприятия с условием, чтобы новый государственный закон установил публичность для всех процессов инквизиции. Король готов был вступить в переговоры с новохристианами, когда уведомленный об этом Хименес предоставил в его распоряжение большую сумму денег. Король принял ее, хотя она была значительно меньше первой, и отбросил всякий проект реформы. Хименес, отсылая деньги Фердинанду, указал, что в случае проведения изменения, о котором хлопочут новохристиане, не будет больше никого, кто захотел бы быть доносчиком или свидетелем, и это обстоятельство не преминет подвергнуть опасности интересы религии {Парамо. О происхождении инквизиции. Кн. 2. Тит. 2. Гл. 5.}.

II. По смерти Фердинанда, когда его преемник Карл V был еще во Фландрии [451], то есть в 1517 году, новохристиане опять предложили на тех же условиях восемьсот тысяч золотых экю на расходы по путешествию, которое Карл собирался предпринять в Испанию. Гильом де Круа, владетель Шевра, герцог д'Ариско, любимый гувернер юного монарха, убедил его запросить коллегии, университеты и ученых людей Испании и Фландрии по поводу предложения о реформе инквизиционного судопроизводства. Все ответили, что сообщение имен и полных показаний свидетелей во время процесса сообразно с естественным, божеским и человеческим правом. Кардинал-инквизитор, узнав об этих ответах, послал к королю депутатов и писал ему с целью опровергнуть план реформы инквизиции. Он напомнил королю, что подобная попытка не имела успеха у его деда, но оставил короля в неведении относительно самого важного обстоятельства, то есть что он сам содействовал отклонению предложения новохристиан, посулив его деду денежную сумму. Он приписывал мудрости Фердинанда и его убеждению в необходимости отказа то, что в действительности было делом ловкой политики самого Хименеса. Он ссылался на некоторые примеры личной мести, истину которых ничто не гарантировало; и эти ссылки, вероятно, были бы признаны ложными, если бы можно было серьезно их разобрать. Карл V оставил дело реформы инквизиции не решенным до своего приезда в Испанию {Кинтанилья. Жизнь кардинала Хименеса де Сиснероса. Кн. 3.}, где закончил его по смерти Хименеса способом, сообразным с общим желанием, на собрании кортесов в Вальядолиде в 1518 году. Скоро мы увидим доводы, которые помешали действию этой резолюции.

III. Особенное расположение, которым Фердинанд жаловал инквизицию, не помешало ему поддерживать права короны. 31 августа 1509 года он опубликовал закон, запрещавший, под страхом смерти, кому бы то ни было представлять инквизиторам и другим служащим святого трибунала буллу или другой документ в этом роде, полученный от папы или от его легатов и способный нанести прямой или косвенный ущерб правам трибунала, не предъявив его раньше королю, чтобы совет зрело рассмотрел, не является ли такой документ чем-то случайным, неожиданным.

IV. Это, по моему мнению, первый пример употребления короною своей прерогативы в отношении приостановки и рассмотрения булл через применение принципа королевской разрешительной надписи: исполнить (regium exequatur). По этому вопросу Сальгадо написал целый трактат, вызвавший большой шум в Риме, как будто то, что основано на естественном праве, нуждается еще в доказательствах. Наказание, определенное для тех, кто не исполнил бы этого закона, было несправедливо и несоизмеримо с преступлением, но продиктовавший его принцип должен бы всегда составлять часть политики государей. Он прекратил бы узурпации римской курии. Последняя не приобрела бы такого влияния на предметы чисто церковной дисциплины. Это право испанской короны на папские решения было недавно восстановлено законом Карла III. Однако достоверно, вопреки жалобам римской курии, что вышеупомянутый закон не определил тесных границ, которых требовало общественное благо, и часто он оказывался бессильным против папских посягательств, бреве и решений.

V. В том же году Фердинанд сумел снова использовать достойным государя способом права короны, решив стать владыкой крепости Орана в Африке. Хименес хотел ввязаться в это предприятие и принять в нем личное участие; но король велел ему доверить свои полномочия главного инквизитора дому Антонио де Рохасу, архиепископу Гранады. Кардинал повиновался, и дело осталось в этом положении до его возвращения из экспедиции.

VI. Пример Фердинанда V и пример Филиппа I относительно Десы в 1506 году ясно доказывают, что в Испании знали, какое косвенное право принадлежало гражданской власти в духовных делах. Хотя государи не имеют никакой церковной власти, которой могли бы пользоваться, они, однако, как светские владыки могут приказывать епископам, чтобы они употребляли церковную власть, доверенную им, согласно обстоятельствам и надлежащим образом. Это право может принадлежать только тому, кто держит в руках пружины политической машины и видит ее нужды и средства, как облеченный верховной светской властью наблюдающий за всем в государстве. Эту основную истину я, полагаю, достаточно доказал на основании однообразного поведения испанской Церкви в течение первых одиннадцати веков в труде, напечатанном в Мадриде в 1810 году под заглавием Рассуждение о власти испанских королей относительно распределения епархий.

VII. Фердинанд назначил на пост епископа Тортосы главного инквизитора королевства Арагон дома Хуана Энгера, который был епископом Лериды и раньше занимал кафедру Вика. Этот прелат умер до вступления в должность в своей новой епархии, и король в 1513 году назначил его преемником дома Луиса Меркадера, картезианца [452], который заместил его также в звании главного инквизитора Арагона и Наварры. Папа послал ему буллы 15 июля с особенной оговоркой, которая давала ему равного по власти коллегу в лице брата Педро Хуана де Пабло; но доказано, что он не исполнял этих обязанностей. Меркадер умер 1 июня 1516 года, когда управление было в руках Карла Австрийского, внука Фердинанда, умершего 23 января этого года и не оставившего детей от своего второго брака. Этот государь пребывал во Фландрии; но он послал в Испанию нескольких человек, пользовавшихся его доверием, между прочим своего гувернера, маркиза д'Ариско, и Адриана де Флоренсио, уроженца Утрехта [453], который был деканом Лувена и одним из любимцев Карла. Так как два государства, Кастилия и Арагон, составляли теперь одно, то казалось вполне естественным, чтобы был и один главный инквизитор для всей монархии, особенно когда занимавший эту должность был кардиналом римской Церкви и в то же время правителем королевства. Но Хименес обладал слишком большой претенциозностью, чтобы покоряться общим правилам и не воспользоваться представившимся ему случаем овладеть душою фаворита Карла, то есть фактически самим государем. Поэтому вместо просьбы об объединении в руках Адриана функций правителя королевства и главного инквизитора Хименес сделал королю представление о том, что ему кажется более приличным дать декану Лувена епархию Тортосы и должность главного инквизитора короны Арагона, а его звание иностранца легко устранить путем выдачи документа о натурализации [454]. Все это было исполнено согласно предложению Хименеса; в Рим отправили сообщение об этом двойном назначении. Папа послал буллы на епископство Тортосы, а 14 ноября того же года другие на должность главного инквизитора Арагона и Наварры. Адриан вступил в должность на Майорке 7 февраля 1517 года в присутствии секретаря инквизиции Хуана Гарсии, который сопровождал двор. Это назначение должно было привести к месту, занимаемому Хименесом, который умер 6 ноября 1517 года. Оно было поручено Адриану королем Карлом, и он получил буллы из Рима 4 марта 1518 года, когда был уже кардиналом. Адриан сохранил за собою должность главного инквизитора не только до 9 января 1522 года, когда он был избран папою, но до 10 сентября 1523 года, когда он подписал буллы своего преемника дома Альфонсо Манрике де Лары, архиепископа Севильи.

Статья восьмая ПРОТЕСТ НАЦИОНАЛЬНОГО СОБРАНИЯ КОРТЕСОВ АРАГОНА ПРОТИВ СУДОПРОИЗВОДСТВА СВЯТОГО ТРИБУНАЛА

I. Пока арагонская инквизиция оставалась отделенной от кастильской, ей приходилось терпеть сильные нападки, и временами казалось, что возможно ее упразднение, или, по крайней мере, она должна будет подвергнуться реформе, которая поставит ее в такое положение, когда у нее будет отнята возможность дальше возбуждать в народе ужас. Когда король Фердинанд собрал кортесы королевства в Монсоне, в епархии Лериды, в 1510 году, депутаты городов и местечек громко жаловались на злоупотребления со стороны инквизиторов властью не только в делах веры, но и относительно разных вопросов, посторонних догмату, каковы ростовщичество, богохульство, содомия, двоеженство, некромантия и другие дела, которые им неподсудны. Они жаловались также на то, что инквизиторы вмешивались в упорядочение дела обложения, умножали число льгот, дарованных им и их чиновникам, так что скандальным образом уменьшался сбор налогов через сокращения, производимые в списках плательщиков, что крайне увеличивало тяжесть платежей, падающих на тех, кому приходится выплачивать обложение. Власть, которую инквизиторы себе присвоили, сделала их настолько заносчивыми и дерзкими, что они сами превращали себя в судей в сомнительных случаях и, когда хотели отвести их компетенцию, угрожали отлучением от Церкви и всячески везде теснили магистратов, которые опасались, что будут ими подведены под публичное покаяние на более или менее торжественных аутодафе. Это несчастие произошло со многими людьми, среди которых можно назвать вице-королей и генерал-губернаторов Барселоны, Валенсии, Майорки, Сардинии и Сицилии, с детьми и братьями грандов Испании и даже с некоторыми особами высокого ранга. Вследствие этого кортесы просили Его Величество соизволить обеспечить сохранение особых обычаев и исполнение законов и статутов короны Арагона и деклараций кортесов, которые король дал присягу уважать; обязать должностных лиц святого трибунала ограничиться расследованием дел, имеющих предметом вопросы веры, и судить их по нормам уголовного права, сохраняя публичность уголовного судопроизводства согласно законам и обычаям королевства.

II. Кортесы присовокупили, что этой меры будет достаточно для предотвращения массы бедствий и разорения множества семейств, так как причиной несчастий являются пагубная тайна и клевета, находящаяся под ее покровом. Система эта тем более заслуживает народного проклятия, что, хотя честь и доброе имя осужденных вопиют о реабилитации и их родственники настоятельно требуют ее, редко все-таки удается спасти честь осужденных и дать справедливости восторжествовать. Но даже тогда, когда реабилитация дается, она происходит с такой задержкой, что никогда не позволяет целиком загладить зло. Само промедление вытекает из процедуры инквизиционных трибуналов.

III. Это выступление кортесов дало понять королю настроение умов. Однако он избежал прямого ответа, говоря, что нельзя ничего решать в таком важном деле, не получив точного и углубленного познания фактов; он поручает кортесам собрать все факты, которые дошли до их сведения, и представить ему на следующем же собрании. Это собрание произошло в том же городе в 1512 году. Принятые на нем резолюции образуют договор между государем и народом; они содержат двадцать пять статей, почти целиком направленных к сужению юрисдикции инквизиторов и к прекращению изъятий от податей и налогов, которыми они так злоупотребляли.

IV. В договоре было сказано, что инквизиторы более не могут вмешиваться в процессы по обвинению в двоеженстве и ростовщичестве, если только виновные не впали в ересь, утверждая, что эти преступления не являются грехом, ни в процессы светских судов против богохульников, если богохульства не содержат ереси. Одновременно инквизиторам запрещалось вести процессы по делам веры без участия епархиального епископа, а главному инквизитору произносить приговор по апелляциям без согласия членов совета инквизиции; в противном случае исполнение произнесенного им приговора должно быть отложено. Также было узаконено, что трибуналу следует сообразоваться с постановлением буллы Иоанна XXII [455] "На гадания того" ("Super specula illius"), если он должен высказаться по какому-либо делу о некромантии. Кортесы не приняли никакой резолюции относительно публичности инквизиционного судопроизводства и почти ничего относительно конфискаций. Впрочем, было условлено, что продажные сделки, обмены и приданое, условленные или назначенные тем, кто пользовался репутацией хорошего католика, имели полную и совершенную силу, даже если бы было объявлено впоследствии по приговору, что договаривающийся был уже еретиком, когда вступал в сделку, только бы ересь его была скрытою.

V. Король вскоре пожалел, что связал себя словом по отношению к кортесам. При содействии инквизиторов он хлопотал и получил от папы 30 апреля 1513 года освобождение от присяги, данной кортесам в исполнении статей конвенции. Одна из оговорок этого освобождения специально гласила, что трибуналы инквизиции вступают во все права, которыми пользовались раньше. Это поведение короля навело ужас на все королевство. Народ всюду восстал, и государь принужден был отвергнуть вышеупомянутое бреве и просить папу утвердить распоряжения кортесов, причем папа должен был угрожать церковными наказаниями всем ослушникам этого папского повеления. Папа признал необходимость разрешить то, о чем его просили, и исполнил это буллой от 12 мая 1515 года. Только боязнь общего мятежа была способна принудить короля к этой мере, столь же позорной, сколь и чрезвычайной. Он был расположен действовать иначе, хотя ему и говорили, что инквизиторы лишь с явным нарушением закона могут вмешиваться в процессы по обвинению в содомии, потому что они карают виновных смертной казнью, хотя они и не повинны в ереси; но инквизиторы превращают это преступление в грех и присваивают себе право судить его. Король думал, однако, исправить свою политику, вводя в силу папское бреве от 28 января 1515 года, объявлявшее, что инквизиторы не подпадают под обвинение в каноническом беззаконии, присуждая к релаксации виновников этого проступка или всякого другого, постороннего ереси. Какую сообразность можно найти между подобным учением и учением, объявляющим виновным в беззаконии за отсутствие кротости священника, который даже в случае справедливой и сдержанной самозащиты законно убивает своего обидчика?