Пётр Чистяков, Ксения Сергазина

Почитание богородичных икон и статуй западного происхождения в России: Страстная икона Богоматери из Костышей

См. XVIII век. Православно-католические связи.

 Сергазина К.Т., Чистяков П.Г. Почитание богородичных икон и  статуй западного происхождения в России: Страстная икона Богоматери из Костышей // Православный собеседник:   Альманах Казанской Духовной Семинарии. Вып. 1(18)-2009. Материалы VIII ежегодной научно-практической конференции «Богословие и светские науки: традиционные и новые взаимосвязи». Казань, 2009. С. 221-227.

Среди множества святынь, существующих в российском православии, встречаются иконы, имеющие западное происхождение. Таковы, например, иконы Богоматери «Прибавление ума» (изображение Лореттской статуи) и «Трех Радостей» (копия картины «Madonna della sedia» Рафаэля), Ахтырская, Калужская, Сицилийская и Моденская (Косинская) иконы Богоматери и некоторые другие. Как правило, подобные иконы были кем-либо привезены из Европы, затем происходило их признание как чудотворных и начиналось их почитание. В ряде случаев сохраняется память о западном происхождении этих икон, однако бывает и так, что подобные иконы в сознании верующих уже не воспринимаются западными и возникает представление об их автохтонном происхождении. Очень похоже, что такова и история Страстной иконы Богоматери из Костышей.

Церковный историк священник Николай Скворцов описывает построенную на месте старой церкви в Желтухине-Костышах часовню, в которой находилась икона в самом начале XX века:

Вновь выстроенная церковь Николая Чудотворца [в селе Желтухине] была освящена 1720 года 24 мая. В часовне, которая построена на месте этого храма, сохранился деревянный крест с надписью: «Освятися жертвенник Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа во храме, иже во святых отца нашего Николая, архиепископа Мирликийского, чудотворца, что в погосте Николаевском Желтухине, при державе благочестивейшего великого государя Петра Алексеевича, всей великой и малой и белой России самодержца, по благословению преосвященного Игнатия, митрополита Сарского и Подонского, меж патриаршества в лето от мироздания 7228, от Рождества Христова 1720 года мая в 24 день на память преподобного отца нашего Симеона, иже на дивной горе».

 Впоследствии о существовании храма в селе Никольском-Желтухине говорят метрические книги; последняя относится к 1782 году. Церковь в 1783 году упразднена за крайней ветхостью и нестроением вновь каменной. <…> В это время Желтухино принадлежало титулярному советнику Николаю Вешнякову.

Из остатков храма, по благословению преосвященного Августина, построена на месте церкви часовня усердием жены статского советника Елизавета Семеновой Смольянской; украшена же и освящена часовня супругом ее Гавриилом Петровым Смольянским 1821 года 9 октября. Между другими, находящимися в часовне, иконами есть древняя Страстная икона Божьей Матери, вырезанная из дерева и вставленная в позолоченный киот; есть еще чтимая икона великомученицы Параскевы-Пятницы. В пятницу 11 недели по Пятидесятнице [нужно: по Пасхе], после литургии, бывает крестный ход в эту часовню; празднование совершается Страстной иконе Божией Матери и великомученице Параскеве-Пятнице[1]].

 По представленному тексту остается неясным, находились ли икона Параскевы-Пятницы и Страстная икона Богоматери в Никольской церкви до ее упразднения или появились после 1821 года уже в часовне. В настоящее время принято считать, что Страстная икона Богоматери была обнаружена в ветвях дерева неподалеку от Костышей, где впоследствии была построена часовня, а ныне находится родник, возле которого совершаются водосвятные молебны. Именно так говорят об иконе современные ее хранители – священник и прихожане села Маврина, куда икона Богоматери и икона Параскевы-Пятницы были перенесены после разрушения часовни в Костышах:

Ранние сведения о Страстной иконе Божьей Матери, находящейся сейчас во Владимирском храме села Маврино, относятся к началу XVIII века. Существует предание, что образ чудотворной Страстной Владычицы был обретен в ветвях огромного дерева, стоявшего в лесу у источника, неподалеку от деревни Костыши. В то время свирепствовала холера. Вымирали целые деревни. Благочестивый крестьянин (история не сохранила его имени) усердно молился в лесу у огромного дерева перед образом Пресвятой Богородицы «Страстной» о спасении его рода и, как говорится в предании, был спасен. Трижды являлась икона в лесу возле огромного дерева и открывшегося на этом месте источника, но каждый раз исчезала, к несказанному огорчению местных крестьян. Только после того, как благочестивые крестьяне специально построили для сего чудотворного образа часовню и отслужили молебен Пресвятому образу Владычицы Небесной, икона на долгие годы осталась осенять своей благодатью чудесный источник[2].

Местные жители деревни Костыши, однако, свидетельствуют, что часовня находилась не в низине возле источника, где до недавнего времени действительно стоял столбик с иконами, а неподалеку на холме.

Упоминаемая в паре со Страстной иконой Богоматери икона Параскевы-Пятницы, очевидно, относится к концу XVIII века – и по окладу, и по иконописной технике[3]. По всей видимости, именно благодаря чтимой иконе Параскевы, деревенским праздником-престолом Костышей стал не Николин день, а одиннадцатая пятница по Пасхе.

Страстная икона Богоматери, по всей видимости, прославилась как чудотворная, как и многие другие, не в начале, а в конце XVIII века, во время эпидемии чумы 1770-1771 годов. Именно в это время повсеместно в Московском уезде организовывали крестные ходы с чудотворными иконами и молебны о спасении верующих от холеры. Именно поэтому вероятнее всего, что в XVIII веке Страстная икона все-таки находилась в деревянной церкви села Костышей, в 1821 году была перенесена в часовню, откуда и попала в церковь села Маврина. Но происхождение иконы все же остается загадочным.

 Вопреки местному преданию, проживающая в деревне Костыши дочь мавринского регента Клавдия Александровна Степакова рассказывает, что Страстная икона была пожертвована в церковь местной помещицей, а начало почитания иконы было связано с исцелениями во время эпидемии[4]. Близость рассказчицы к клиру, а значит, и к письменной культуре, заставляет скорее прислушаться к ее словам, чем к бытующей повсеместно легенде о чудесном обретении иконы (известны, например, сказания об обретении Курской иконы Богоматери «Знамение» на земле возле корней дерева[5] и об обретении иконы святителя Николая из Пустыннорыхловского монастыря на клене[6]).

Однако историческая уникальность Страстной иконы Богоматери из Костышей – все-таки не в чудесном обретении и не в многочисленных исцелениях, а в необычном внешнем виде, в технике исполнения. В сущности, икона представляет собой круглую скульптуру, преображенную в горельеф и убранную в оклад. По рассказам прихожан села Маврина, в 1960-е годы в киот был добавлен лист металла, разделяющий скульптуру по вертикали так, чтобы осталось выпуклое резное изображение. Создается впечатление, что деревянная скульптура по каким-то причинам была замаскирована, преображена в резную икону. В связи с необычным внешним видом иконы из Костышей возникает вопрос о ее происхождении. Общеизвестно, что деревянные резные иконы в России, как правило, имеют западное происхождение. Можно предположить, что и эта резная икона была привезена откуда-то с Запада и ее история подобна истории Моденской иконы Богоматери, которая была привезена из Италии Б.П. Шереметевым и пожертвована в церковь села Косина. Прославившись как чудотворная, эта икона получила название Косинской[7]. На западное происхождение Страстной иконы указывает и практика ее облачения. По словам старых прихожан мавринского храма[8], эту икону облачали в специальное облачение, цвет которого соответствовал цвету литургических облачений духовенства, красный или белый пасхальный, голубой цвет богородичных праздников, зеленый цвет Духова дня. Эта практика уникальна, абсолютно не характерна для христианского Востока, но вполне естественна и привычна для христианского Запада, где практикуется облачение статуй.

В качестве примера западноевропейского почитания статуй рассмотрим историю чудотворной Бургийонской статуи Богоматери (Notre-Dame de Bourguillon) из крайне консервативного района немецкой Швейцарии – местечка Бургийон близ Фрибура. Церковь в Бургийоне была построена в 1464-1465 годах на месте лепрозория. Согласно местному преданию, статуя Богоматери прославилась как чудотворная еще в лепрозории: первыми исцелившимися были молившиеся перед ней прокаженные. Первые упоминания о процессиях с этой статуей относятся к XV веку. Интерес к Бургийонской святыне значительно возрос во время контрреформации благодаря стараниям монаха-иезуита Петра Канисиуса (1521-1597), который стал привлекать к участию в процессиях, совершавшихся на Масленицу и в главные богородичные праздники, монашествующих.[9] С этого времени Бургийонская статуя Богоматери стала общепризнанной святыней кантона Фрибур. К концу XVIII века процессии стали менее торжественными, но через сто лет почитание Бургийонской статуи вновь возросло. 5 октября 1923 года Бургийонскую статую с торжественной процессией принесли во Фрибур, несколько дней она находилась в городском соборе св. Николая. 8 октября 1923 г. епископ Лозаннский и Женевский Марьюс Бессон от имени папы Пия XI совершил торжественное коронование Бургийонской статуи. В настоящее время процессии со статуей уже не совершаются, и она постоянно находится в бургийонской церкви, на стенах которой можно увидеть множество вотивных приношений – табличек с благодарностью за исцеление («Благодарность Богородице за исцеление маленького Симона», «Благодарность Бургийонской Богоматери, которая защитила моего зятя во время цжасных сражений в Галиции, май-июнь 1915 года», «Благодаря Вам, Богородица, я стал священником, несмотря на многочисленные препятствия. Миссионер, 27 июля 1941 года» и другие).

Изначально празднование Бургийонской статуе совершалось в пятницу после Вознесения и в пятницу после Троицы, на следующий день после праздника Тела и Крови Христовых (La Fête-Dieu). В настоящее время празднование почитаемой в кантоне статуи не стало общегородским, но праздник Тела и Крови Христовых, утратив связь с Бургийонской статуей, стал городским праздником Фрибура и официальным нерабочим днем.

Таким образом, в качестве значимых элементов культа Бургийонской Богоматери можно выделить:

1)      начальную точку почитания статуи, связанную с исцелениями (XV век),

2)      крестные ходы со статуей (XVIII век),

3)      облачения статуи (начало XX века),

4)      вотивные таблички,

5)      народную память о почитании чудотворной статуи, отразившуюся в календаре.

 Такие же элементы, включая облачение иконы и вотивные приношения (не таблички, но многочисленные украшения – кресты, цепочки, кольца), мы находим в культе Страстной иконы Богоматери из Костышей[10]. В этом смысле Страстная икона представляет собой инкорпорирование западной церковной практики в иной культурный контекст. По всей видимости, вместе со святыней воспринимались и западные практики, связанные с ее почитанием.

Встает вопрос, в какой исторический период такое явление было возможным. Наиболее вероятно, что статуя Богоматери была привезена в Россию одной из владелиц сельца Костыши еще до петровской «реформы благочестия». Но после появления указа Синода от 31 августа 1722 года, запретившего резные иконы[11], она была изъята из Никольской церкви села Костышей и спрятана где-то в чулане или на чердаке, где и была найдена незадолго до начала эпидемии чумы, когда и прославилась как чудотворная.

Может быть, перед нами икона из старой Никольской церкви, которая в 1694 году уже «стояла без пения» и на месте которой Андрей Вешняков в 1720 году построил новый деревянный храм. О старой церкви известно следующее:

В 1680 году по досмотру, под церковью и кладбищем земли оказалось полдесятины; церковь Николаевская от села Желтухина (где, вероятно, был дом вотчинника) стояла саженях в двухстах, в поле, между дорог Хомутовкой и Стромыни, по пять верст от каждой, равно как и от ближайших сел (Иевлева Дмитровского уезда, Петровского и Душенова, Богородского уезда) в расстоянии пяти же верст, от Москвы в пятидесяти пяти верстах; земля церковная была смежна с пустошами Сабуровою – владения Аверкия Опухина, Холмами – дворцового сельца Петровского и Осташковского – вотчины Троице-Сергиева монастыря. <…> В 1694-1718 годах церковь Николая Чудотворца стояла без пения; село Никольское в 1704 году принадлежало Ивану Аверкиеву и Льву Яковлеву Опухтиным; к селу принадлежали деревни Степанкова и Костышевка[12].

Из приведенного фрагмента становится понятно, что в Желтухине-Костышах в период с 1694 по 1720 год действующей церкви не было. Владельцем села в 1712 году становится Андрей Михайлович Вешняков, который в 1701 году купил близлежащую деревню Маврино и в 1703 году построил в ней первую в округе каменную церковь Владимирской иконы Богоматери. Именно он в 1720 году вновь строит Никольскую церковь в Желтухине-Костышах, которая «в 1783 году упразднена за крайней ветхостью и нестроением вновь каменной».

Значит, Страстная икона Богоматери могла появиться к Костышах либо до 1694 года, либо в период с 1720 по 1783 годы, либо уже после 1821 года, когда из остатков храма в Костышах была сооружена часовня.

При этом если бы икона появилась в период, когда Костышами и Мавриным владел Андрей Вешняков, более вероятно было бы помещение иконы не в деревянную церковь села Желтухино-Костыши, а в новую каменную церковь села Маврино, где икона находится в настоящее время. Впрочем, помешать этому могла как раз петровская реформа благочестия.

Запрет церковных скульптур в первой половины XVIII века мотивировался тем, что обычай создавать их пришел в Россию из Западной Европы, в частности, из Польши. Согласно мнению Петра I, православным не следовало придерживаться католических практик. Изъятия резных икон, начавшиеся после появления указа, вызвали недовольство и активное сопротивление верующих, из-за чего указ был выполнен далеко не всюду и не полностью. Обнаруженные резные иконы отбирались и либо отправлялись в Синод или епархиальный центр, либо просто складывались в одной из тех церквей, где они находились ранее. Например, в это время власти начали борьбу со статуями Николы Можайского: из Можайского уезда, центра почитания этого образа, в Синод было прислано восемь статуй, еще две были найдены в других епархиях[13]. В Суздальской и Новгородской епархиях резные иконы были собраны в епархиальных хранилищах. Во многих случаях «сомнительные» иконы либо оказывались спрятанными в подвалах и на чердаках церквей, либо просто оставлялись без внимания. Остатки хранилищ петровского времени многократно обнаруживались в более поздние времена: известно, что деревянные церковные скульптуры часто находили на колокольнях, в подвалах и кладовках[14]. Так, в середине XIX века на колокольне Михаило-Архангельской церкви погоста Дорков Бронницкого уезда Московской губернии была обнаружена деревянная скульптура «Христос в темнице»[15], в середине ХХ века на чердаке Дмитровской церкви села Малахова того же уезда – резное Распятие с предстоящими[16].

Сравнимы с западными процессиями с облаченными статуями и российские крестные ходы. Появление в российской церковной традиции крестных ходов не связано с западным влиянием: изначально эта практика была заимствована из Византии. Множество общих черт почитания чудотворных икон на христианском Востоке и чудотворных статуй на христианском Западе можно объяснить типологией религиозного сознания. Однако помимо типологического сходства прослеживается и целый ряд влияний западной традиции. К таким влияниям относится обычай совершать в престольный (храмовый) праздник после литургии крестный ход вокруг храма. Подобные крестные ходы, ныне ставшие в Русской Православной Церкви неотъемлемой частью богослужения престольного праздника, в XIX и начале ХХ века бытовали лишь в юго-западных епархиях. Их появление в этом регионе объясняется католическим влиянием: в какой-то момент местное православное духовенство стало включать в праздничное богослужение западные элементы. Синод официально разрешил эти крестные ходы только в 1909 году. Практически одновременно с этим совершение крестных ходов в престольные праздники было санкционировано и в некоторых регионах Центральной России[17].

Регулярные крестные ходы с чудотворной Страстной иконой Богоматери совершались в XIX и начале ХХ веков (вплоть до 1940-х годов). После войны крестные ходы прекратились. В 1920-е годы, после разрушения часовни в Костышах, икона Параскевы и Страстная икона Богородицы были перенесены во Владимирский храм в селе Маврине, где находятся до настоящего времени. При этом почитание Параскевы в храме затухает, а почитание Страстной иконы, напротив, возрастает. Облачение Страстной иконы продолжалось вплоть до 1960-х годов: тогда в киот за иконой был вставлен лист металла, из-за чего облачение стало невозможным, а сама икона визуально стала восприниматься не круглой скульптурой, а горельефом. Совместное почитание в Костышах мученицы Параскевы и Страстной иконы Богородицы определило как характер культовой практики почитания Страстной иконы, так и дополнительную дату почитания Страстной иконы в Маврине – одиннадцатую пятницу, в день праздника-престола деревни Костышей. Накануне одиннадцатой пятницы и 25 августа мавринский клир совершает крестный ход к источнику в Костышах, где, как считают, была явлена Страстная икона. В день праздника с утра совершается водосвятный молебен перед храмом в Маврине, а после литургии – крестный ход с иконой Параскевы и Страстной иконой Богоматери вокруг храма, который заканчивается пролезанием под Страстной иконой, которая ставится на паперти – т.е. на пороге, на границе двух пространств. В пролезании можно видеть реликт крестных ходов, когда икону проносили над человеком, а местоположение иконы подчеркивает символическую границу освященного и неосвященного пространства и состояния человека соответственно. Крестные ходы по всей округе со Страстной иконой уже не совершаются, но два праздника, посвященных Страстной иконе (11-я пятница после Пасхи и 26 августа), стали храмовыми праздниками мавринского прихода.

В настоящее время в одиннадцатую пятницу к источнику в Костышах не приходят даже местные жители (но они присутствуют на молебне в четверг вечером), а на празднование в честь Страстной иконы в мавринский храм приходят не только жители Костышей, Маврина, Головина, Фрянова, Рязанцев, Еремина и других близлежащих населенных пунктов, не только паломники из Москвы, но и жители Киржача и Электростали, достаточно удаленных от Маврина.

Примечания