Ги Гоше

ИСТОРИЯ ОДНОЙ ЖИЗНИ

Ист.: http://www.st.teresa.ru/ter-19-05-gi.html.

О Терезе Мартен

Пролог

"Я могу насытиться
только истиной"

"Вы не знаете меня такой, какова я на самом деле", - писала сестра Тереза от Младенца Иисуса за несколько месяцев до смерти своему духовному брату аббату Белльеру. Этот дружеский упрек можно было бы обратить ко многим из наших современников. Паломники и туристы, побывавшие в Лизье, или просто читатели "Истории одной души" думают, что знают "маленькую святую": ведь она так проста! Но это только кажется.

В "Автобиографических рукописях" в двух небольших тетрадках на 120 листах школьного формата сестра Тереза не рассказала о своей жизни. Свой замысел она ясно обрисовала настоятельнице, матери Агнессе от Иисуса (ее родной сестре Полине): "Вы сами просили меня записывать, не стесняясь, любые мысли, поэтому я опишу не столько свою жизнь, какой она была, сколько мои рассуждения о милостях, которыми удостоил меня Господь Бог".

Итак, эти тетради, написанные по послушанию, содержат немало белых пятен. К примеру, Тереза говорит, что сильно сократила историю своей монашеской жизни. Рассказывая о времени своего послушничества, она замечает: "Все, что я сейчас вкратце написала, могло бы занять немало страниц, если описывать подробно, но они никогда не будут прочитаны на земле". Теперь мы знаем, что это далеко не так. Тогда юная кармелитка даже не могла представить себе, что в один прекрасный день некоторые детали этихподробностей будут опубликованы вместе с ее перепиской и материалами двух процессов канонизации. Она вела уединенную жизнь, желая пребывать в неизвестности, и вовсе не думала о том, что однажды миллионам людей откроется ее лицо благодаря фотографиям, сделанным в монастыре ее сестрой Селиной.

Но кроме этих двух тетрадей, после смерти Терезы Мартен остались письма, стихи, пьесы для рекреаций, молитвы и разные записи. Все эти материалы дополняют и обогащают "историю ее души". В них она раскрывается также полно, как и в своих воспоминаниях. Для того, чтобы сегодня написать "историю ее жизни" в собственном значении слова, требуется прежде всего расположить в хронологическом порядке все ее наследие в первозданном виде таким образом, чтобы одно проясняло другое, и сопоставить это с многочисленными свидетельствами ее современников: перепиской, последними беседами, личными записями, показаниями для процессов, не забывая при этом архивы Кармеля, архивы той эпохи и т. д.

Для того, чтобы все написанное Терезой было опубликовано, потребовалось добрых 85 лет. Начало этой огромной работе было положено в 1956 году кармелитом отцом Франсуа де Сен-Мари. Подлинные тетради Терезы, "Автобиографические рукописи", были сфотографированы и напечатаны в виде фотоиздания. С 1971 года публикуются ее письма, стихи, последние беседы и материалы двух процессов канонизации.

Появление в печати этих многочисленных материалов привело к необходимости написания новой биографии, ориентированной на массового читателя, которому еще не известна Тереза Мартен "такой, какова она была на самом деле". Не многих святых настолько мало понимали при жизни, как ее. После смерти это непонимание лишь увеличилось, потому что она стала жертвой, с одной стороны, чрезмерно сентиментального почитания, сильно исказившего ее образ, а с другой стороны - литературного языка конца XIX века, неизбежного атрибута религиозности той эпохи. Все это явилось серьезным препятствием.

Предлагаемая "История одной жизни" опирается только на подлинные материалы, в ней нет ничего придуманного. Автор стремился сохранить верность Терезе, говорившей на своем смертном одре: "Я люблю только простоту и страшно боюсь обмана".

Она возражала против современных ей жизнеописаний святых: "Не стоит рассказывать нечто неправдоподобное или же то, что не может быть известно. Нужно, чтобы была видна их настоящая, а не воображаемая жизнь".

Итак, предоставим слово Терезе.

Мы надеемся, что эта история без прикрас поможет читателю увидеть истинное лицо загадочной девушки, умершей от туберкулеза в возрасте 24 лет.

30 сентября 1897 года никто не мог сказать ничего особенного об этой кармелитке, такой похожей на других, с той же уединенной жизнью в безвестном провинциальном монастыре. Однако уже в 1899 году тетя Герен говорила своим племянницам, сестрам покойной, что "из-за Терезы" ее семье придется уехать из Лизье. Жизнь становилась невыносимой! Вместо сестер Мартен, находившихся под защитой ограды Кармеля, толпы людей приходили и расспрашивали Геренов. Могилу "сестрички Терезы" приходилось охранять: паломники из Франции и со всех концов земли срывали цветы, увозили с собой кладбищенскую землю, делая из всего святыню... Начиная с 1898 года, "История одной души" потрясла миллионы людей, говорящих на разных языках и принадлежащих разным национальностям, нациям и народам.

Почему? Почему за столь короткое время эта простая и скрытая от всех жизнь вызвала целый "ураган славы", обрушившийся на семью с очень распространенной во Франции фамилией Мартен и на этот небольшой тихий городок департамента Кальвадос?

"Кто мудр, тот заметит сие,
и уразумеет милость Господа"
(Пс 106,43)

АЛАНСОН (1873 - 1877)

"Все улыбалось мне на земле"

Младшая в семье...
(2 января 1873 года)

В начале 1873 года Зели Мартен сообщает своему брату и его жене о благополучном рождении девятого ребенка: "Вчера, в четверг, в полдвенадцатого вечера родилась моя девочка. Она очень крепенькая и чувствует себя хорошо. Мне сказали, что она весит восемь фунтов. Ну пускай даже шесть - это уже совсем неплохо; кажется, она довольно мила. Я очень рада. Хотя в первый момент я была сильно удивлена, потому что ждала мальчика! Уже два месяца, как я вообразила себе это, так как чувствовала, что она гораздо тяжелее остальных моих детей. Я мучилась не больше получаса, не сравнить с тем, что приходилось испытывать раньше".

4 января пополудни аббат Дюмен крестит Марию-Франсуазу-Терезу Мартен в соборе Божией Матери. Из купели младенца принимают тринадцатилетняя крестная Мария, старшая сестра Терезы, и крестный того же возраста Поль-Альберт Буль.

Дитя займет свое место в семье выходцев из среды военных и крестьян. Этот семейный очаг возник не совсем обычным образом.

Луи Мартен

Луи Мартен родился 22 августа 1823 года в Бордо. Он вырос в военных лагерях, в гарнизонах, куда по воле случая попадал его отец, и выбрал для себя ремесло часовщика. Когда ему исполнилось 22 года, он стал подумывать о монашеской жизни и хотел поступить в монастырь Гран Сен-Бернар, расположенный на безлюдной вершине в Альпах и служивший приютом тем, кто заблудился в горах. Ему отказали из-за незнания латыни, и сразу же по возвращении он принимается за изучение этого языка.

Три года он проводит в Париже, который кажется молодому неженатому человеку из провинции "современным Вавилоном", и в 1850 году обосновывается у своих родителей в Алансоне. В доме №15 по улице Пон-Неф они содержат часовой магазин. Спокойный и рассудительный Луи Мартен на протяжении восьми лет ведет наполненную работой жизнь, которую оживляют только "любимое развлечение" - рыбалка, поездки на охоту да молодежные вечера в религиозном кружке, основанном его другом Виталем Роме. Изучению латыни положен конец. Но его вера остается живой и действенной. Он никогда не откроет свой магазин в воскресенье, даже если это нанесет значительный ущерб торговле. Мессы по будням, ночное поклонение Святым Дарам, паломничества - молодой человек не стыдится проявлять свою христианскую веру. Его выправка, ясные глаза и приветливый вид не оставляют равнодушными алансонских девушек. Но он как будто не замечает их. Его тяга к одиночеству становится еще сильнее после приобретения одного странного здания в виде шестиугольной двухэтажной башни с небольшим садом - "Павильона" на улице Лавуар. Там он часто уединяется, чтобы поразмышлять, почитать, посадовничать. Среди цветов он поставил статую Божией Матери, которую ему подарила одна благочестивая барышня.

Госпожа Мартен волнуется, что в свои 34 года он еще не женат. На курсах по обучению искусству алансонского кружева она приглядела симпатичную жизнерадостную девушку, глубоко верующую и очень способную в своем деле, которое стяжало славу Алансону по всей Европе. Не могла бы она стать идеальной женой для ее Луи?

Зели Герен

Марии-Азелии Герен, родившейся 23 декабря 1831 года в Ганделене (департамент Орн), шел уже 26-й год. Дочь участника битвы при Ваграме, бывшего военного, который вместе с Массена и Сультом прошел Португалию и Испанию и в конце концов стал жандармом в Сен-Дени-сюр-Сартон, она не знала, что такое счастливое детство. Ее отец Исидор женился в 1828 году на весьма суровой крестьянке Луизе-Жанне Масе. Однажды Зели напишет своему младшему брату: "Детство мое и юность были печальны, как саван, ведь если мама тебя и баловала, то по отношению ко мне, ты сам знаешь, она была слишком строга. Такая добрая, она не знала, как ко мне подступиться; я же от этого сильно страдала".

Умная, владеющая пером, Зели много работает, сохраняя в душе склонность к беспокойству и духовной скрупулезности - результат строгого воспитания, - что весьма поощряется духовностью того времени. Ее сестра-монахиня часто будет упрекать ее в том, что она "придумывает собственные мучения". Но неколебимое чувство здравого смысла быстро одержит верх. "Я хочу стать святой, это будет непросто, многое придется обтесать, а дерево твердо, как камень".

Она тоже мечтала стать монахиней, но настоятельница "Божией обители" в Алансоне сразу же обескуражила просительницу. В полном разочаровании Зели с головой погружается в производство алансонского кружева. Она так быстро совершенствуется в этой кропотливой работе, что уже в 1853 году (ей всего 22 года) открывает свое дело в доме № 36 по улице Сен-Блез, где поначалу работает вместе со своей старшей сестрой Марией-Луизой. Сестра вскоре покидает ее и поступает в монастырь Навещания в Мансе. Переписка сестер оборвется лишь со смертью монахини, которая всегда была верной советницей Зели.

Между первой встречей Зели с Луи Мартеном и их свадьбой прошло не более трех месяцев. 13 июля 1858 года в полночь, согласно традиции того времени, кружевница и часовщик обменялись в соборе Нотр-Дам согласиями на совместную жизнь. Но супружеская жизнь началась довольно странным образом: Луи предложил жене жить так, как живут брат с сестрой. Податливая и несведущая, она согласилась. После десяти месяцев такой полумонашеской жизни один священник заставил их кардинально изменить принятое решение... У них родилось девять детей: семь девочек и два мальчика. С 1859-го по 1870 год рождения быстро сменяются похоронами. Во второй половине XIX века детская смертность все еще оставалась высокой. За три с половиной года Мартены теряют трех детей в раннем возрасте и очаровательную маленькую Элен пяти с половиной лет.

С 1859-го по 1868 год к этим похоронам добавляется смерть родителей госпожи Мартен и отца ее мужа. Вполне понятно, почему после рождения последней дочери она имела полное право написать: "Я уже много выстрадала в жизни".

Ей очень хотелось родить другую "Терезочку" вместо той, которая умерла в октябре 1870 года. Она хорошо понимала, что дарит миру своего последнего ребенка. Уже около семи лет ее мучает нарастающая боль в груди. Однако ее бурная деятельность не уменьшается, но она все же беспокоится: "Если бы Господь Бог оказал мне милость и я смогла бы сама кормить это дитя, то растить его было бы одним удовольствием. Я безумно люблю детей и рождена для того, чтобы их иметь, но скоро настанет время, когда этому придет конец. 23 числа сего месяца мне исполнится сорок один год, в таком возрасте становятся бабушкой!"

Семья Мартен в Алансоне

В доме появляется последняя малышка, которую все любят и лелеют: четыре старшие девочки тоже хотят повозиться с этой куколкой. Старшей, Марии, любимице отца, тринадцать лет. Она обнаруживает независимый и своеобразный характер: не хочет слышать ни о замужестве, ни о монастыре. Полине двенадцать лет, она учится вместе с Марией в пансионе при монастыре Навещания в Мансе и по пятам следует за ней. Прилежная и решительная, она становится наперсницей матери. Десятилетняя "бедняжка Леони" оказалась между двумя старшими и двумя младшими. Ее одиночество только усиливается из-за постоянных болезней, неуспехов в учебе и некрасивого лица. Не без колебаний ее отсылают, в свою очередь, к тетке-монахине. Она пробудет там всего лишь полгода. "Что же с ней делать? Какой крест!" Селине всего четыре, она довольно впечатлительна и жаждет жизни. Именно она станет ближе всех к новорожденной.

В супружеской чете Мартен основная роль отведена матери. Но она вовсе не жалуется на кроткую доброту Луи: "Мой муж - святой человек, я бы желала такого каждой женщине". Благодаря непрерывной работе супруги живут в полном достатке. После свадьбы их совместное имущество составляло 34000 франков, два дома и "Павильон". В мастерской госпожи Мартен было занято до двадцати работниц, которые каждую неделю приносили ей свою часть кружева (для изготовления 8 кв. см. кружева требуется около 60 часов работы). Сама Зели делала тончайшую работу по соединению отдельных кусков. Она вставала рано и ложилась за полночь, а по четвергам принимала клиентов. "Я нахожусь в совершенном рабстве из-за непрерывных заказов, не дающих ни минуты покоя, - писала она в апреле 1872 года. - Мне надо выткать около ста метров алансонского кружева". В 1870 году Луи продал часовую мастерскую своему племяннику Адольфу Леришу и успешно занялся делами жены, взяв на себя управление сбытом.

После ухода пруссаков воспоминания о недавнем франко-германском конфликте стали понемногу стираться и торговля возобновилась. Но Мартены не забыли о грозной "военной машине пруссаков", обрушившейся на Алансон. Тогда они были вынуждены предоставить кров девяти солдатам, "не злодеям и не грабителям", но "пожиравшим все без хлеба!" - возмущалась Зели.

В 1873 году верующие во Франции сильно взволнованы: после страшных дней Парижской Коммуны они опасаются новой революции. В мае 1872 года Луи Мартен уже участвовал в паломничестве в Шартр, собравшем 20 тысяч человек. Он возвращается туда в мае 1873 года, а затем летом отправляется в Лурд. Это смутное время породило массу "пророков", кричащих о надвигающихся катастрофах с такой силой, что Зели Мартен перестала бояться их угроз.

В то время Алансон насчитывал 16 тысяч жителей. Этот тихий городок не был лишен очарования: фабрики по изготовлению кружева и пеньковых полотен, три базара в неделю и семь ярмарок за год, две речки - Бриянт и Сарт, замок с зубчатыми стенами из розового кирпича - обширные владения Генриха IV, - ставший префектурой, театр, старинные живописные домики...

Теперь Мартены принадлежат к мелкобуржуазному сословию. Им нравится этот спокойный городок, столь близкий по своему укладу к деревне. Маленькая Тереза проживет в нем всего лишь три с половиной года. Но первые детские годы обычно бывают решающими.

В Семале у кормилицы
(март 1873-го-2 апреля 1874 года)

После радости по случаю рождения ребенка ("Все говорят мне, что она будет красивой, она уже смеется"), тревоги возвращаются с новой силой. Сложности с кормлением, расстройства кишечника, беспокойные ночи... Умрет ли от энтерита, подобно другим, и это красивое дитя? "Я часто думаю о матерях, которым выпало счастье самим вскармливать своих детей; мне же приходится видеть, как они друг за другом умирают!"

Тревожно в январе, тревожно в марте. Однажды ночью к малышке почти прикоснулась смерть. Доктор Беллок категоричен: дитя необходимо кормить грудью, иначе оно будет потеряно. На следующий день утром обезумевшая мать отправляется пешком в Семале (8 км) на поиски кормилицы, тридцатисемилетней Розы Тайе, которая уже кормила двух маленьких Мартенов, умерших ранее. Они возвращаются вместе пешком. Пососав грудь, дитя засыпает и просыпается с улыбкой. Спасена! Теперь нужно решиться доверить ее семье Розы и Моиза (у них четверо детей, последнему, Эжену, - 13 месяцев). Муж немного ворчит, но у Розы твердый характер. Тереза проживет больше года в их крошечном кирпичном домике, одиноко стоящем среди нормандских полей.

Ей очень подходит эта простая и здоровая деревенская жизнь. Она навсегда полюбит природу, животных, деревья, цветы и воду. В июле она уже - "толстое загоревшее дитя". Частые переезды между хутором Карруж и улицей Сен-Блез: каждый четверг "Розочка" отправляется на алансонский базар продавать яйца, овощи, масло и молоко своей единственной коровы Русетты. Мартены приезжают всей семьей навестить младшую дочь. Мария, Полина, Леони и Селина очень рады этим загородным прогулкам. Они едят с удовольствием черный хлеб у Тайе, а дети кормилицы уплетают белый хлеб горожан.

Малышка стала настоящей деревенской жительницей: "взобравшись на воз с сеном, ездит на телеге по полям", теперь ей трудно привыкнуть к городской жизни. Когда ее забирают домой, она испуганно кричит, если разряженные мамины клиентки берут ее на руки. Ей больше не хочется расставаться с Розой, и чтобы избежать криков и топота, приходится ее отпускать на базар, где она сидит за прилавком вместе с кормилицей.

Возвращение на улицу Сен-Блез

Когда ей исполнился год, она уже научилась ходить. Всей семье все больше и больше хочется, чтобы она поскорее вернулась домой. Возвращение назначено на 2 апреля 1874 года. В этот день семейного торжества Терезе надели новый наряд, голубые туфельки и белый капот. "У меня никогда не было такого крепкого ребенка, за исключением первого; кажется, она очень умненькая, я просто счастлива, что она у меня есть... Она будет красивой, уже сейчас она грациозна".

Терезе пятнадцать месяцев, и ясно видно, что она провела целый год в деревне. Теперь ей открывается домашний мир: три комнаты на первом этаже, спальни наверху, небольшой садик, где папа поставил качели. Ребенка к ним привязывают веревкой. "Когда ее раскачивают недостаточно сильно, она кричит". В окно через улицу видна префектура. Вместе с Селиной они будут ходить туда играть с Женни Бешар, "маленькой префекторшей". Но ее пугает вся эта роскошь, огромные комнаты, балконы, парк. Она предпочитает свой крохотный садик.

Почти каждое воскресенье госпожа Мартен пишет старшим дочерям, которые учатся в пансионе в Мансе, и Геренам в Лизье. В письмах она подробно описывает поведение малышки, ее характер и внешность.

"Мой счастливый характер"

Живые радости озаряют монотонное течение будней жизни девочки. Например, возвращение старших сестер на время школьных каникул. Встреча после продолжительной разлуки - это радостные крики, объятия и поцелуи, нескончаемый хохот.

Тереза явно отдает предпочтение Полине - своему идеалу. И когда ей грустно, она думает о Полине.

Праздники также прерывают суровый быт провинциальной жизни, когда отапливают лишь некоторые комнаты, а на завтрак дают только суп. На Рождество и Новый год, когда камин полон подарков от родителей и Геренов, - какая бурная радость! А вечерами в кругу семьи - какие воспоминания! И, конечно же, не забыть первого путешествия на поезде из Алансона в Манс к тетке-монахине.

Красота природы навсегда отразится на чувствительности ребенка. Этому способствует и рыбная ловля с лодки, и прогулки по цветущим полям, и сбор клубники в Павильоне, и поездки в Семале, где они как-то попали в страшную грозу и возвратились промокшие, голодные, но счастливые.

Мелкие неприятности, свойственные этому возрасту, не обошли стороной и Терезу Мартен. В два года она упала на ножку стола и "раскроила себе лоб до самой кости". Зубная боль, корь, простуда следуют друг за другом. Все это сильно тревожит маму: "С самого рождения она не может избавиться от насморка так, чтобы сразу же не схватить другой. Кормилица предупреждала меня об этом, но хуже всего то, что она очень болезненна".

В том же возрасте она предприняла попытку сбежать, чтобы попасть в церковь Нотр-Дам. Няня Луиза настигла ее под проливным дождем. Спустя час Тереза еще продолжала плакать.

Первая ее фотография, сделанная в три с половиной года, совершенно не удалась. По обыкновению улыбчивая, в этот день она оставалась все время надутой, потому что господин фотограф напугал ее, спрятавшись под большим черным покрывалом.

Голубоглазая девочка со светлыми кудряшками умна не по годам. "Для своих лет она очень развита", - отмечает мать. Мария, правда, явно преувеличивает: "У нее действительно невероятные способности... я думаю, что через полгода она научится бегло читать". Ей не исполнилось и трех лет, когда она выучила алфавит и устроила целую трагедию из-за того, что ее не хотели пускать на занятия Полины с Селиной, которая была старше Терезы на три с половиной года.

"Для ее возраста у нее очень меткие высказывания". Как и во всех семьях, Мартены собирают ее детские реплики. "Чтобы папа каждый день водил вас в Павильон, не надо нагличать", - говорит она сестрам с уморительной мимикой.

У нее обостренная наблюдательность, она запоминает все, но не показывает вида. "Ее воображение беспрестанно работает". Она много размышляет. В четыре года она объясняет Селине, почему Бог - Всемогущ.

Прекрасная память дает ей возможность в совсем еще раннем возрасте читать наизусть короткие басенки. Она запросто имитирует тех, с кем встречалась. Приходится заставлять ее молчать, когда она начинает подражать садовнику, рассказывающему о своей покойной жене, которая приснилась ночью, чтобы "расстроить его".

Ее жизнерадостность веселит всю семью. "С утра и до вечера она хохочет и забавляется", охотно распевает песенки. "Проказнице" нравится подшучивать над сестрами. "Я была очень экспансивна", - скажет Тереза.

"Крайне чувствительная"

Теплая и приветливая обстановка семейного очага соответствует повышенной восприимчивости Терезы, которую все любят. "Мои первые воспоминания запечатлели улыбки и самые нежные ласки!.. Но если Господь сосредоточил вокруг меня так много любви, Он вложил ее и в мое сердце, сотворив его любящим и чутким. Я очень сильно любила папу и маму, а поскольку была крайне чувствительна, то выражала свою нежность тысячью способов".

Она действительно обожает своего отца, единственного мужчину в семье. Он отвечает ей тем же: младшая дочь - его "принцесса". "Твой отец балует ее и исполняет все ее желания", - напишет мать Полине. У матери Тереза тоже не остается в долгу: сходя вниз по лестнице, она зовет ее на каждой ступеньке. "И пока я каждый раз не отвечу: "Да, моя девочка!" - она остается на том же месте и не идет ни вверх, ни вниз".

Очень впечатлительная, она часто плачет и может на протяжении целого часа пронзительно кричать. "Этот ребенок очень легко приходит в волнение". Слезы в переговорной монастыря Навещания в Мансе при виде решеток, молчаливые слезы во время уроков Полины, на которые ее больше не допускают, слезы при ссорах с Селиной, но и слезы раскаяния.

"Я вовсе не была безупречным ребенком"

Гордая и своевольная малышка знает, чего хочет. Мать предлагает ей поцеловать землю, чтобы получить одно су. Она наотрез отказывается. Если ей что-нибудь нужно, то - "прямо сразу". Ее характер категоричен. Однажды Леони предложила младшим сестрам крохотную корзинку с лоскутками материи. Селина взяла красивый петличный шнурок, а Тереза забрала все остальное, заявив: "Я выбираю все!"

В двадцать два года, уже став кармелиткой, сестра Тереза признается: "Я вовсе не была безупречным ребенком". Гнев и нетерпение представляют для нее серьезную опасность.

В три года: "Селина играет с малышкой в кубики. Время от времени они спорят друг с другом, и Селина уступает, чтобы получить жемчужину для своего венца. Я вынуждена наказывать несчастного ребенка, который приходит в страшную ярость, если что-то происходит не так, как она хочет. Отчаянно катаясь по полу, она воображает, что все кончено. Порою это сильнее ее, и она просто задыхается. Это очень нервный ребенок".

И далее мать отмечает: "Она далеко не так кротка, как Селина, и, особенно, непреодолимо упряма. Когда она говорит "нет", ничто не может заставить ее уступить, можно посадить ее на целый день в погреб, и она скорее останется там ночевать, чем скажет "да"!" И чуть погодя: "Ничто не может заставить ее читать, все было хорошо, пока она произносила буквы, но теперь, когда надо читать по складам, нет никакого способа заставить ее решиться на это. Ей обещают все возможное, но ничего не получается. Она ведь еще так мала!"

С таким-то характером Тереза могла бы капризничать без конца. Но в семье Мартен строго пресекается всякое поползновение стать избалованным ребенком. Однажды, когда отец позвал ее, чтобы поцеловать, она ответила ему с высоты качелей: "Уходи, папа!" Сразу же вмешалась Мария: "Эй, невоспитанная кроха, так отвечать отцу нехорошо!" Урок подействовал.

Если она что-нибудь натворила (разбила вазу, оторвала кусочек обоев), то сразу же спешит "попросить прощения и никак не может остановиться". "Напрасно повторять, что ее уже простили, она все равно плачет". "Она думает, что получить прощение проще, если признаться во всем самой".

С точки зрения Терезы, основным ее недостатком было большое самолюбие. Кокетство тоже не было ей чуждо. Надевая нарядное голубое платьице, отороченное кружевом, она жалела, что из-за яркого солнца пришлось спрятать красивые голенькие ручки.

"Угождать Господу"

Мартены - ревностные христиане, но не ханжи. По мере взросления старших девочек весьма ощутимыми становятся заботы об одежде. "Мы прямо-таки в рабстве у моды", - жалуется мать семейства. И в то же время ей нравится, что "Селина с Терезой будут одеты так, как никогда не одевались Мария с Полиной". Упреки тетки из Манса, которая считает, что Марии не следовало бы ходить на некоторые светские вечеринки, г-жа Мартен решительно парирует: "Так что ж, надо затвориться в монастыре? В мире невозможно жить подобно волкам! Во всем, что говорит "наша святоша", есть что принять и что оставить".

Разумеется, жители квартала уже приметили эту чету, которая появляется каждое утро на улице Сен-Блез, чтобы в 5.30 пойти на "мессу для бедноты и рабочих". Весь год размеренно подчинен богослужебному циклу, в семье свято соблюдают воскресный отдых и посты, вместе молятся. "Я состою во всех благотворительных обществах", - констатирует Зели.

Но она не утратила ни здравого суждения, ни способности говорить правду в глаза: "Уже восемь дней, как два миссионера говорят нам по три проповеди в день. На мой взгляд, они проповедуют один хуже другого. Но мы все-таки ходим их слушать из чувства долга, по крайней мере, для меня это еще одним покаянием больше".

В этом благочестии нет ничего непреклонного, фарисейского. Мартены способны на конкретные дела: они могут посадить за свой стол бродягу и устроить его в приют "Неизлечимых". Они навещают одиноких стариков, больных и умирающих. Зели помогает одной матери, оказавшейся в затруднительном положении, и нянчится с неопытной прислугой. Не без страха, но разоблачает она двух псевдомонахинь, которые эксплуатируют и терроризируют маленькую восьмилетнюю Армандину В.

Тереза целиком погружена в этот мир. "Угождать Господу" становится постоянной ее заботой. "Доволен ли Он мной?.. Было достаточно сказать мне о чем-нибудь: "нехорошо", чтобы у меня пропало всякое желание заставлять повторить это еще раз".

Она не боится наказания, потому что знает, что прощение всегда возможно, - у нее просто врожденное правдолюбие. "Она не солжет даже за все золото мира". Ее чуткая совесть любит ясность.

Но она не считает себя той примерной девочкой, за которую через много лет будут выдавать ее сестры. Она очень живая. Вот сцена, взятая из жизни: Мария уложила ее в холодную постель, не предложив ей перед этим помолиться. "Она принялась кричать, что хочет в теплую кроватку. Я слушала этот концерт все время, пока молилась. Выведенная из терпения, я слегка шлепнула ее, и она наконец угомонилась. Как только я легла, она заявила мне, что не помолилась. Я ей ответила: "Спи, завтра помолишься". Но она так и не успокоилась".

Она без конца требует, чтобы ее взяли на мессу. "Я говорю ей, что она плохо ведет себя в церкви. В воскресенье я сводила ее на вечерню, она же не дала мне ни минуты покоя до самого конца службы. И вот теперь она упрекает меня, что я не свозила ее в Лизье. Я говорю ей, что все это из-за ее неугомонности; но этим ее не успокоить, она начинает плакать". В четыре года она зевает на бесконечных проповедях: "Крохе было довольно скучно. Она сказала: "Это лучше, чем обычно, но мне все равно скучно"... Она все время вздыхала!.. Под самый конец она была вознаграждена праздничным шествием".

Ее любознательность устремляется к небу. Попадет ли она туда? С соответствующим тоном и жестикуляцией она декламирует:

Младенец с белокурой головой,

Где, как ты думаешь, живет Господь?

Он здесь повсюду в этом мире,

И там, высоко, в голубых Небесах.

В четыре с половиной года она играет "в монахиню" и называет себя настоятельницей. Как-то Полина сказала ей, что в монастыре не разговаривают, и Тереза спрашивает себя, как же можно молиться, "ничего не говоря"? Она делает вывод: "В конце концов, Полиночка, не стоит пока волноваться, видишь, я еще слишком маленькая; когда я стану большой, как ты и Мария, то перед поступлением в монастырь мне скажут, как надо делать".

"Сколько противоположностей в моем характере!" - отметит она перед смертью. Задумчивая и экспансивная; углубленная в себя и открытая внешнему миру; волевая и кроткая; категоричная и послушная... Ей ведомы сильнейшие внутренние борения, часто незаметные для окружающих. "Уже тогда я вполне владела собой". У нее "была хорошая привычка никогда не жаловаться", даже если забирали что-то принадлежащее ей или несправедливо обвиняли. Она предпочитала "промолчать и не объясняться". Она считала, что это - "природная добродетель".

В "Истории одной души" сестра Тереза посвятит только 15 страниц той части детства, что прошла в Алансоне. В заключении она напишет: "Поистине, все улыбалось мне на земле! На каждом шагу я находила цветы, а мой счастливый характер способствовал жизни, приятной во всех отношениях".

Такая оценка, сделанная уже в зрелом возрасте, находит подтверждение в письме Марии, посланном Полине незадолго до страшного горя, поразившего семью Мартен: "Если б ты знала, какая она проказница. Она вовсе не бестолковая. Я в восхищении от этого букета! В доме все терзают ее поцелуями, это прямо бедная маленькая мученица. Она уже так привыкла к ласкам, что больше не обращает на них никакого внимания. Селина, отмечая ее безразличие, говорит ей с упреком: "Можно подумать, что барышне просто обязаны оказывать всяческие ласки!" Надо видеть при этом физиономию Терезы!"

Болезнь госпожи Мартен

В ответах Полины, оставшейся в одиночестве в пансионе монастыря Навещания в Мансе, нет такой веселости. В них описывается медленное угасание сестры Марии-Досифеи, подтачиваемой туберкулезом. Эта затянувшаяся болезнь сильно расстраивает Зели. До сих пор она держалась хорошо и никогда не прекращала своей деятельности, невзирая на головные боли, уставшие глаза и боли в желудке, особенно во время Великого поста. В конце декабря 1876 года она консультируется у доктора Прево. Его откровенность не оставляет никакой надежды: положение крайне серьезно, операция "фиброзной опухоли" бесполезна.

Вся семья в растерянности и оцепенении (от самых младших правду скрывают). Луи ходит "как убитый". Его жена четко и ясно подводит итог: "Я очень признательна доктору за его откровенность. Теперь мне надо поторопиться закончить дела, чтобы не оставить семью в трудном положении".

Брат-аптекарь везет ее в Лизье, чтобы она смогла проконсультироваться с известным хирургом, доктором Нотта. Он тоже не советует оперироваться: слишком поздно. Больная пишет мужу, чтобы как-то успокоить его: "Кажется, доктор сказал, что я смогу еще долго продержаться в таком состоянии. Итак, предадим себя в руки Божии, Он знает лучше нас, что нам нужно: "Он уязвил - и Он исцелит нас, поразил - и перевяжет наши раны"".

По возвращении из Лизье она все так же активна и, чтобы скрыть недуг, старается быть веселой. Источник беспокойства, скорее, находится в Мансе, где 24 февраля 1877 года умирает ее сестра, потеря которой становится тяжким ударом для Зели. Полина потом отметит: "Болезнь одержала над нею верх только после тетиной смерти".

В какой-то момент она подумывает продать свое дело, но затем отказывается и получает среди прочих заказ на изготовление 15 метров кружева за четыре месяца. "Значит, надо, чтобы я работала до самого конца!"

Она все больше и больше страдает, надежда сменяется страхом. У нее есть одна неотступная забота: пристроить пять дочерей. Она молится, чтобы "все они стали святыми". Мария, диковатая и застенчивая, по-прежнему испытывает отвращение к замужеству и громко провозглашает, что никогда не станет монахиней. Правда, есть некоторые признаки того, что она подумывает об этом, равно как и... Леони, которую мать не может себе представить в монашеской общине, если "не совершится чудо". Освобожденная от господства властной няни Луизы, Леони ни на минуту не оставляет больную и осыпает ее всяческими ласками. Такая перемена подает матери надежду: "Ради этого у меня теперь появилось желание жить, которого не было до сих пор. Я очень нужна этому ребенку". Но временами, наоборот, рак так устрашающе прогрессирует, что она совершенно теряется. Однако какое ясное сознание! "Я такая же, как все люди, которые не могут сами оценить свое состояние - оно ясно видно только со стороны. Поразительно, как они надеются на долгую жизнь, когда их дни уже сочтены. Забавно, но это так, а я такая же, как и все!"

Полина, наперсница матери ("ты - моя подруга..."), тоже вполне серьезно думает о монашестве. О младших мать не беспокоится, в особенности о Терезе. Несмотря на мелкие капризы, "она будет доброй - ростки видны уже сейчас. Она говорит только о Господе Боге". "Эта выпутается".

Весна снова распахнула двери сада для "неразлучных" Селины и Терезы: они подсчитывают на четках свои "упражнения в добродетели" (бывает, Тереза ошибается и учитывает всякие глупости), играют "в серого волка", пускают мыльные пузыри, лазают по деревьям... Жизнь сильнее беды.

Паломничество в Лурд
(17-23 июня 1877 года)

Хотя Зели и не любит путешествовать, она все же решается отправиться в Лурд вместе с тремя старшими, оставив младших дочерей на попечение мужа. Выезд из Алансона назначен на воскресенье 17 июня.

В последний раз она консультируется у доктора Прево, который ей не очень приятен. Вернувшись домой она, не читая, швыряет в огонь выписанный им рецепт. Только чудо может ее спасти. На него она и надеется.

В монастыре Навещания в Мансе ее встречают с большим сочувствием и молитвами. Священник уже готовится к благодарственной мессе, которая должна состояться после ее возвращения из Лурда.

24 июня Зели пишет брату Исидору: "Скажи, можно ли было совершить поездку неудачнее этой?" Ее страдания только увеличились от усталости из-за длительного пребывания в поезде, разного рода задержек и всевозможных происшествий (потеряла четки умершей сестры, потекли бидоны с лурдской водой, остались неиспользованные продукты, разорвалось платье, не было обратного поезда, хныкали дочери...), все сошлось, чтобы из паломничества получилось дополнительное испытание.

За три дня, проведенные в Лурде, больная четыре раза погружается в ледяную воду купальни. Дочери постоянно спрашивают ее, не исцелилась ли она, а Зели страшно мучается. Их разочарование сильно действует на нее. По возвращении в Манс ей придется выдержать целый поток вопросов, а в Алансоне - насмешек скептиков. Она рассказывает о своем паломничестве Геренам: "Я не исцелилась. Наоборот, эта поездка только усугубила болезнь... Я не раскаиваюсь в том, что съездила в Лурд, хотя от усталости чувствую себя хуже; по крайней мере, если я и не исцелюсь, то упрекать себя не стану. Будем ждать и надеяться".

Ей оставалось жить два месяца. С помощью Марии она продолжает заниматься своим ремеслом и заправляет жизнью домочадцев. "Мама опять хотела пойти на раннюю мессу, но ей потребовалось огромное мужество и невероятные усилия, чтобы дойти до церкви. Каждый сделанный шаг отдавал ей в шею, порою она была вынуждена останавливаться, чтобы немного передохнуть".

Боль стала нестерпимой, особенно по ночам. Иногда она вскрикивает, но ей надо держаться до конца. В начале августа одна из последних радостей: вместе с Луи они возглавляют семейную раздачу наград, устроенную двумя "воспитательницами" в честь "Навещания алансонской Божией Матери". "Обе наши малышки были одеты в белое, и надо было видеть, с какими победными лицами они подходили, чтобы получить свои венцы и награды".

Эта интермедия положила начало печальным каникулам. Мать хочет, чтобы отец по-прежнему ничего не говорил младшим дочерям. Их удаляют из дома. "Подробности болезни нашей матери до сих пор живут в моем сердце. Особенно хорошо помню последние недели, проведенные ею на земле. Селина и я, мы были похожи на двух маленьких изгнанниц. Каждое утро госпожа Лериш заходила за нами, и мы проводили весь день у нее".

Тереза никогда не забудет соборование матери в воскресенье 26 августа. "Как сейчас вижу то место, где я стояла рядом с Селиной. Все пятеро, мы выстроились по старшинству, и бедный рыдающий папа тоже был там..."

Вызванные телеграммой Герены приезжают в Алансон вечером в понедельник, 27 августа. Умирающая уже не может с ними говорить.

Смерть матери
(28 августа 1877 года)

Госпожа Мартен скончалась на следующий день, в половине первого ночи, в присутствии мужа и брата. Ей должно было исполниться 46 лет.

Отец берет на руки свою четырехлетнюю дочь: ""Иди поцелуй последний раз твою мамочку". И я молча потянулась губами ко лбу моей любимой мамы".

И хотя слезы у нее легко подступали к глазам, она не помнит, чтобы много плакала. "Я ни с кем не делилась теми глубокими чувствами, которые испытывала. Я смотрела и слушала молча". При всеобщем возбуждении в доме никто не присматривал за ней. И она хорошо замечала "то, что следовало бы от меня скрыть. Как-то я оказалась перед крышкой гроба... и долго стояла, рассматривая ее. Такого я еще не видела никогда и, тем не менее, понимала. Я была так мала, что, несмотря на небольшой мамин рост, мне нужно было задрать голову, чтобы разглядеть ее верх. Она казалась такой большой, такой печальной...".

Первая жестокая встреча со смертью: умерла мать. Никто тогда не знал, до какой степени она была потрясена. Ничто не обнаружилось и в последующие месяцы. Позднее она будет считать, что первый этап ее жизни закончился в тот самый день. Смерть окутала своим плащом ее раннее детство, полное любви, счастья и живой радости.

Как жить дальше, когда нет матери, той, кто занимал такое важное место в доме? Семейное равновесие нарушено. Теперь надо устраиваться по-иному. И никогда больше не будет, как прежде.

В среду 29 августа, вернувшись с похорон, с кладбища Нотр-Дам, Луи Мартен с грустью взглянул на маленьких сирот: "Бедные малышки, у вас больше нет мамы!" Селина бросается в объятия Марии: "Так теперь ты будешь моей мамой!" Тогда Тереза кидается к Полине: "А моей мамой будет Полина!"

Великое переселение
(15 ноября 1877 года)

Отцу исполнилось 54 года. Он совершенно раздавлен смертью жены, у него на руках пять дочерей, как же теперь ему выстоять? Последний взгляд Зели обращен к невестке, г-же Герен, и та увидела в нем настоятельный призыв позаботиться о детях. Она предлагает мудрое решение: пусть Мартены переедут жить в Лизье.

У Луи нет никакого желания переселяться после пережитого страшного потрясения. Но он все-таки уступает доводам Геренов. "Ради нас, - пишет Мария, - он пойдет на любые жертвы. Он пожертвует своим благополучием и своей жизнью, если это потребуется, для того, чтобы мы были счастливы. Он ни перед чем не отступает и ни минуты не колеблется. Он считает, что наше благо - его обязанность. Этого вполне достаточно".

Всегда очень деятельный, дядя Исидор пускается для него на поиски дома. Уже 10 сентября он отсылает восторженное описание одного из 25 пересмотренных им вариантов. 16-го, после семейного совета, г-н Мартен подписывает арендный договор на дом, называвшийся "Бюиссоне" - "Кустарники". Исидор Герен назначается опекуном-надзирателем пяти несовершеннолетних племянниц.

15 ноября 1877 года после молитвы на кладбище Луи Мартен и его дочери, одетые в черное, покидают улицу Сен-Блез. Через четыре часа они приезжают на поезде в Лизье и проводят свою первую ночь у Геренов на улице Сен-Пьер.

Отцу предстоит еще вернуться в Алансон, чтобы уладить оставшиеся дела. Он продает торговое дело за 3000 франков с выплатой в рассрочку на пять лет, и 30 ноября окончательно присоединяется к детям в Бюиссоне.

Маленькая Тереза увидит свой родной город только через шесть лет, когда острота разрыва с волшебным миром детства уже притупилась. "Как быстро пролетели эти залитые солнцем годы раннего детства!"

В БЮИССОНЕ
(1877 - 1888)

"...второй период моей жизни,

самый мучительный из трех..."

ДО ШКОЛЫ

(16 ноября 1877-го - 3 октября 1881 года)

Райская дорога

"Я покинула Алансон безо всякого сожаления. Дети любят перемены, и в Лизье я переехала с удовольствием".

В этой совершенно новой обстановке Тереза проживет 11 лет. Рядом с парком Звезды, где платный вход, невдалеке от казарм Делонней, с левой стороны прямой и узкой дорожки, которую господин Мартен прозвал "райской", напротив газового фонаря расположены въездные ворота. За небольшой лужайкой стоит буржуазный дом: два этажа, бельведер, четыре спальни, три мансардных комнаты. На заднем дворе - сад, прачечная, сарай и парник. Новое семейное гнездо скрыто за стеной и деревьями от города, который почти не виден.

Итак, семья начинает обосновываться. На первом этаже кухня с огромным камином. В нескольких шагах - колодец. Окна и дверь столовой выходят на лужайку перед домом. Узкая лестница ведет к спальням старших дочерей. Рядом спальня отца. В комнате Селины и Терезы есть выход в сад на заднем дворе, по соседству - спальня Леони. С бельведера видна панорама города с высоким собором и колокольней Сен-Жак. Сюда будут ходить Мартены. Вид со второго этажа часто утопает в тумане, поднимающемся из долин Орбике, Тука и Сирье, если, правда, ветер не заволакивает его дымом заводских труб.

Лизье в 1877 году

Город Лизье, в котором проживает 18 600 жителей, становится главным промышленным центром департамента Кальвадос: мануфактуры по выработке льна, суконных и волокняных полотен, кожевенные и винокуренные заводы, производство сидра... Субботние базары наводняют город продуктами нормандской деревни. Лизье еще сохраняет средневековый облик благодаря своим старым улочкам, застроенным домами, вытянутыми, как голубятни: улица Февр, улица Паради, улица Увилль, площадь Бушери... В праздничные дни военная музыка 119 пехотного полка оживляет аллеи парка, раскинувшегося под сенью собора.

После войны 1870 года город находится в упадке: сокращается текстильная промышленность, начинаются забастовки, резко снижается рождаемость. Но Мартены будут жить в стороне от этих событий.

Новая жизнь

Для поселившейся здесь четырехлетней девочки Лизье связан с воспоминаниями о каникулах, о семейной обстановке в доме Геренов, об играх с двоюродными сестрами - десятилетней Жанной и Марией, которой семь с половиной лет. Дядя Исидор с его громким голосом и пенсне вызывает некоторые опасения, особенно когда он сажает Терезу на колени и поет арии из "Синей Бороды". Но его рассказы она слушает очень внимательно, ведь в своей аптеке он встречает так много людей!

Девочка ощущает на себе полную перемену обстановки. В Алансоне дом выходил прямо на улицу, и ребенок видел все, что там происходило. Тесные комнаты оживлялись работницами и клиентами, а в Бюиссоне царит тишина. Сад здесь гораздо больше, он восхищает ее своими цветами и деревьями, птичником, курами и утками. Но где же та жизнь, которую вела деятельная мама?

Тереза открывает для себя совершенно иное существование, размеренное и упорядоченное. После страшного траура семья сплотилась еще больше. Они ни с кем не знакомятся, гости бывают редко. Отрезанный от друзей отец, наконец, может предаться давнему влечению к одиночеству. На бельведере он поглощен своим любимым времяпрепровождением: читает, пишет, думает, молится. Из чувства долга он копается в саду, заботится о домашних животных, заготавливает дрова для камина. Ему нет и пятидесяти пяти, но он больше не работает, а только управляет своим состоянием, которое достигает примерно 140 000 франков. Его сильно старит седая борода, и для дочерей он уже - "патриарх".

Семнадцатилетняя Мария берет в свои руки домашнее хозяйство. Ей помогает Полина, которой уже шестнадцать. Она занимается образованием младших сестер, особенно Терезы. Леони сейчас четырнадцать, она пансионерка при монастыре бенедиктинок в западной части города. Селина тоже будет там учиться на половинном пансионе.

Лишенная подруги по играм, Тереза проводит дни напролет вместе со взрослыми в этом доме, который кажется ей очень просторным. Для нее нанимают няню - Викторию Паске, которая проживет вместе с Мартенами семь лет. После нее будут и другие.

В новой обстановке Тереза начинает сильно меняться. "После маминой смерти мой счастливый характер совершенно переменился. Такая живая и непосредственная, я стала застенчивой, кроткой и до крайности чувствительной. Мне было достаточно одного взгляда, чтобы расплакаться, и я бывала довольна, когда никто не обращал на меня внимания. Общество чужих людей стало невыносимо, и веселость возвращалась ко мне только в тесном семейном кругу". С годами Тереза придет к заключению, что с началом жизни в Бюиссоне наступает "второй период моейжизни, самый мучительный из трех...". Этот период "длился от четырех с половиной и до четырнадцати лет, возраста, когда она вновь обрела свой детский характер, уже понимая, однако, всю серьезность жизни".

От пяти до восьми

Маленькая Тереза все время находится среди женщин: кроме отца и дяди, она не видит других мужчин.

Вот как она вспоминает один из обычных дней, проведенных в Бюиссоне в эти первые три года жизни в Лизье: будит и поднимает ее Полина, ее "мама", затем молитва, приведение себя в порядок, завтрак (суп), с утра Мария преподает ей урок письма, потом Полина - чтение и катехизис, после занятий она поднимается к папе на бельведер. У прилежной ученицы хорошая память. Ей нравится Священная история, но из-за грамматики и орфографии частенько проливаются слезы. Во второй половине дня, если погода не слишком дождливая (в Лизье довольно часто бывает сыро), они идут вместе с папой погулять в парк Звезды, заходят в какую-нибудь церковь, покупают гостинец за одно или два су. В хорошую теплую погоду они отправляются на рыбалку в близлежащий зеленый пригород со стороны Рока или Эрмиваля.

Жители квартала сразу же приметили "красивого старца", который ежедневно прогуливается с маленькой девочкой в светлых кудряшках. Она называет его своим "королем", он ее - "принцессой", "серым волчком", "сироткой с Березины", "букетиком", "светлым майским жучком"... Они возвращаются, когда настает пора ей готовить уроки. После ужина все собираются вокруг пылающего камина и проводят вечер вместе. Папа поет "Бретонца в изгнании", "Песнь ангелов", декламирует Виктора Гюго, Ламартина, читает несколько страничек из недавно вышедшего "Литургического года" Дом Геранжера. Тереза и Селина играют крохотными игрушками, которые смастерил им бывший часовщик. Спать ложатся рано, после молитвы и нежных объятий. В большой нетопленой спальне последний поцелуй Полины... В темноте, когда уже погашены масляные лампадки, подступает страх.

К счастью, этот суровый ритм прерывается воскресеньями и праздниками, которые вносят немного разнообразия. В такие дни можно подольше поваляться в кроватке, потом там же и позавтракать: выпить какао с молоком. Мария одевает Терезу и завивает ей волосы, вызывая при этом вопли последней. Затем все отправляются на мессу в собор Сен-Пьер, который предпочитают приходской церкви Сен-Жак, потому что в соборе можно повидаться с Геренами. С ктиторской скамейки дядя Исидор улыбается младшей племяннице. Через несколько месяцев после приезда она в первый раз понимает проповедь аббата Дюселлье, хорошего оратора, несмотря на довольно глухой голос: он говорит о Страданиях Христа.

Потом радостное событие - обед у Геренов. Сколько всего можно узнать в центре города! Случается, что Тереза остается у них подольше, то с Марией, то с Селиной. Папа забирает их воскресным вечером. Начиная с 1878 года семейный круг расширится: в него войдут Фурне и Моделонды, родственники Геренов.

Но этот прекрасный день быстро пролетает. Уже в понедельник нужно снова приниматься за учебу. Полина очень (слишком?) серьезно взяла на себя роль матери. Она ничего не спускает своей сестре. И если утренние занятия оставляют желать лучшего, отцу приходится просить ее не отменять послеобеденную прогулку. Ученицу никогда не хвалят, потому что это способствует тщеславию.

В полном ее распоряжении - сад Бюиссоне и вообще вся природа. Но она не очень внимательно следит за своей удочкой на берегу речки, среди цветущих лугов Сен-Мартен-де-ля-Лье или Уйи-ле-Виконт. Она смотрит, молчит, собирает цветы. "Мысли становились глубокими, и, не ведая о молитвенном созерцании, душа погружалась в настоящую молитву... Земля казалась местом изгнания, и я мечтала о Небе". О том небе, на котором уже находится мама и четверо маленьких сестер и братьев. Мысль о смерти волнует ее... особенно о возможной смерти отца. Она предпочла бы умереть вместе с ним. "Не могу выразить, как я любила папу, все в нем восхищало меня". Он же делает все, что она хочет, разговаривает с ней, поверяет ей свои мысли. Чтобы научиться молиться, ей достаточно посмотреть на него в церкви или вечером дома.

На протяжении многих лет 1 января и 25 августа (праздник святого Луи - Людовика) она декламирует папе стихи, написанные Полиной. Непреложный церемониал: в самом красивом платье, с кудряшками, маленькая принцесса читает поздравление на бельведере, где "пять бриллиантов соединились с дорогим королем".

Первое лето в Бюиссоне. Господин Мартен, любитель попутешествовать, решает показать Париж старшим дочерям. С 17 июня по 2 июля, пока они знакомятся с Индустриальным дворцом на Всемирной выставке и Версалем, ходят на представления в цирк Бидель, Тереза живет у тети. "Она не скучает, за ней совсем не трудно присматривать, ее забавляют всякие мелочи. Она выглядит очень веселой". Ее смех покоряет госпожу Герен, которая водит Терезиной рукой, чтобы та дописала несколько строк в письме к Полине.

Герены сняли дачу в Трувилле (мода на морские курорты началась всего лишь двадцать лет назад), старшие сестры приезжают туда по очереди; они купаются - мочат ноги - вместе с двоюродными сестрами и ловят рыбку-песчанку. Четверг 8 августа 1878 года - памятный день для Терезы: отец отправляется за Марией. Он берет с собой младшую дочь, и они едут 30 км по железной дороге из Лизье в Трувилль. "Никогда не забуду впечатления, которое произвело на меня море". Еще она не забудет, что в тот же день заслужила комплименты одной четы, нашедшей ее "хорошенькой". "В первый раз я услышала, что меня так назвали, и это доставило мне удовольствие. Ведь я думала иначе..." Дома ей говорили скорее обратное.

До нас дошло упоминание лишь об одном событии, произошедшем на шестом году жизни Терезы: вспышка гнева, вызванная Викторией, которая забавлялась тем, что испытывала терпение барышни. В другой раз она обозвала задиристую няню довольно оскорбительным образом: "Виктория, вы - карапуз!" Обычно кроткая и незаметная, младшая Мартен скрывает в глубине души твердый характер и достоинство. Это, однако, не мешает ей в один прекрасный день упасть в ведро с водой и там застрять. А как-то она оказалась в камине, к счастью, погасшем, и вся вымазалась в золе.

Первое причастие Селины
(13 мая 1880 года)

В этом году Тереза впервые исповедовалась аббату Дюселлье в соборе. Когда она встала на колени в исповедальне, то оказалась так низко, что священник, открыв оконце, ее не увидел - и ей пришлось говорить стоя. Тщательно подготовленная Полиной, она спрашивала себя, не надо ли сказать викарию, что она всем сердцем любит его, ведь он представляет собою Господа. "С этих пор я исповедовалась по всем большим праздникам, и каждый раз это становилось для меня настоящим праздником". В то время у нее нет ни страха, ни скрупулезности.

Праздники, шествия со Святыми Дарами, во время которых она обрывает лепестки роз и бросает их перед Ними... Седьмой год жизни Терезы отмечен первым причастием Селины, состоявшимся 13 мая в четверг. Девочка внимательно слушает все, что Полина говорит сестренке. Тереза очень огорчается, когда ее просят уйти: слишком маленькая. Но радость Селины становится и ее радостью. "Мне казалось, что это я буду сегодня впервые причащаться. Думаю, что в этот, один из самых прекрасных дней моей жизни, я тоже удостоилась великой благодати". И тогда она решает, что начнет новую жизнь уже сейчас. Ведь три года - это не так много, чтобы подготовиться к ее собственному первому причастию. На следующее Рождество у нее возникло большое желание пойти причаститься, затерявшись среди взрослых. "Я такая маленькая, никто меня не заметит". Но Мария запретила ей это.

"Пророческое видение"

В эти еще счастливые годы одно тревожное событие глубоко поразило девочку. Одним летним днем (1879 или 1880 года?) после полудня Мария с Полиной услышали, как младшая сестра кричит: "Папа! Папа!" А папа тогда был в Алансоне. Время от времени он любил туда возвращаться, чтобы повидаться со своими друзьями: Булем, Роме, Леришем, Тифенном... Тереза утверждает, что видела из своего окна "человека, одетого точно, как папа", сгорбленного, с головой, покрытой чем-то вроде фартука. Он пересек сад и скрылся за изгородью. Может быть, это представление устроила Виктория? Няня протестует: она не выходила из кухни. Не без предосторожности тщательно осматривают все кусты. Никого. Тайна остается тайной. Сестры пытаются успокоить ребенка. "Но не в моей власти было больше не думать об этом". Понадобилось четырнадцать лет, чтобы сестры Мартен, уже кармелитки, поняли значение этого таинственного события.

В общем, первые три года, проведенные Терезой в Бюиссоне, оставят хорошие воспоминания. Теплая семейная обстановка, в которой так много женского и материнского ("папино сердце, и так исполненное любви и ласки, вместило еще и чисто материнскую любовь"), удовлетворяет ее сильную потребность в любви. "Меня продолжала окружать самая чуткая нежность".

Но этот счастливый период уже подходил к концу.

В ШКОЛЕ У БЕНЕДИКТИНОК

(3 октября 1881-го - март 1886 года)

"Пять лет, проведенные в пансионе,
стали самыми печальными
в моей жизни".

3 октября 1881 года пришла очередь и восьмилетней Терезе отправиться в пансион при монастыре бенедиктинок, который только что закончила Леони. Тереза поступает в четвертый - зеленый - класс (по цвету пояса школьной формы). Дорогу в полтора километра она проходит пешком вместе с Селиной и двоюродными сестрами, Жанной и Марией, которых провожает няня Геренов Марселина. Занятия начинаются в восемь часов. Вечером эту небольшую компанию забирает папа или дядя.

"Я часто слышала, что время, проведенное в пансионе, - самое лучшее и приятное в жизни. Для меня же это было вовсе не так, и пять лет, проведенные там, стали самыми печальными в моей жизни. Если бы вместе со мной не было Селины, я не продержалась бы и месяца, не заболев..."

Уроки Марии и Полины принесли плоды. Тереза - первая в классе по всем предметам, кроме орфографии и арифметики. Но жизнь среди чужих, начавшаяся к тому же так внезапно, травмирует ее. Отстающие ученицы - одной уже тринадцать лет - завидуют и преследуют ее. Не решаясь пожаловаться, Тереза плачет. Шумные игры на переменах пугают ее. Она не любит бегать, не умеет играть в куклы. Она предпочитает рассказывать истории (у нее просто дар рассказчицы), или хоронить умерших птичек, или заниматься с девочками из младших классов. В случае нападок со стороны старших на помощь сестре приходит "бесстрашная" Селина. Одна бывшая наставница так описала младшую Мартен: "Послушная, точная до мелочей в исполнении самых незначительных деталей распорядка, она очень волновалась, если ей казалось, что она совершила ошибку. Порою она производила впечатление излишне скрупулезной. Обычно тихая и спокойная, задумчивая (для своего возраста даже слишком), она иногда казалась мечтательницей; на ее чертах словно лежал налет грусти".

Какое это облегчение - вернуться вечером в Бюиссоне! Бурная радость при встрече с отцом и сестрами, с ее домашним миром, с прирученной сорокой, которая везде следует за ней по саду. "Мое сердце расцветало". Большое значение приобретают воскресенья и четверги. Только в эти дни она может прийти в себя. Вместе с "Лулу" - двоюродной сестрой Марией - они придумывают новую игру: живут как отшельницы в глубине сада. Тишина, молитвы, разнообразные обряды, переодевания перед крошечными алтарями, установленными в прачечной. Однажды она, кстати, поведала "маме" Полине, что хотела бы стать отшельницей и отправиться "вместе с ней" в далекую пустыню. Юная девушка с улыбкой ответила: "Я подожду тебя". И Тереза поверила ей.

Зато "светские" посиделки с Геренами и двоюродными сестрами Моделондами, бесконечные послеобеденные часы по четвергам, когда приходилось танцевать кадриль, наскучили ей до смерти. Она признается, что не умеет играть, как другие дети.

Но зато она любит читать. "Невозможно перечислить все книги, прошедшие через мои руки". Ее воодушевляют рыцарские рассказы. Особенно она восхищается героической Жанной д'Арк (тогда еще не канонизированной) и думает, что тоже рождена для славы. Не для показной славы, как слава Лотарингии, но для славы тайной: "чтобы стать великой святой".

Целыми часами она может разглядывать картинки, и некоторые из них завораживают ее. Например, та, на которой за решетками дарохранительницы изображен "узник" - Иисус Христос.

Как же тяжело снова отправляться в школу, где единственное счастье - молитва в часовне за десять минут до конца перемены!

Потеря второй матери
(15 октября 1882 года)

Терезе неведомо, что ее двадцатилетняя вторая мама, "сокровище" отца, как-то во время мессы в церкви Сен-Жак решила стать кармелиткой. Это было внезапное вдохновение, потому что уже давно Полина мечтала о монастыре Навещания в Мансе. В тот же день она поделилась этим с Марией и отцом, который незамедлительно дал свое согласие. Все вместе они отправились в кармелитский монастырь на улице Ливаро, настоятельница которого мать Мария де Гонзаг одобрила принятое решение. Это было неожиданно, потому что сначала Полина думала поступить в Кармель в Кане, но и в Лизье нашлось для нее место. Последними новость узнали Герены. Итак, о предстоящем событии известно всем... кроме младшей сестры.

Летом 1882 года Тереза случайно узнает обо всем из разговора Полины с Марией. "Весть, пришедшая неожиданно, пронзила мне сердце, подобно оружию... Я не знала, что такое Кармель, но понимала, что Полина покидает меня ради поступления в монастырь, понимала, что она не подождет меня, что я теряю свою вторую маму... Как описать весь ужас моего сердца? В одно мгновение я поняла, что такое жизнь. До сих пор она не казалась мне столь грустной, теперь же я познала ее во всей суровой действительности, увидела, что это - одно лишь страдание и постоянная разлука. Я горько плакала..."

В пылу своего нового призвания Полина не поняла, как глубоко ранила младшую сестру. Гораздо позже она горько пожалеет об этом: "Ах, если б я только знала, что заставила ее так страдать. Я бы сделала все по-другому, я рассказала бы ей обо всем!"

Теперь же ей остается лишь попытаться утешить Терезу, объясняя ей, что такое жизнь кармелитки. Сквозь слезы девочка внимает всем своим существом. "Я почувствовала, что Кармель был той пустыней, где Господу Богу будет угодно укрыть и меня... Я ощутила это с такой силой, что в моем сердце не осталось ни малейшего сомнения".

Написав эти строчки через тринадцать лет после самого события, Тереза предвидит очевидные возражения. "Это не было мечтой, увлекшей ребенка, но уверенностью призвания Божия; я хотела уйти в Кармель не ради Полины (для воссоединения с утраченной матерью), но ради одного Господа Иисуса Христа... Я много думала о том, чего нельзя выразить словами, но что оставило глубокий мир в моей душе".

На следующий день девочка доверяет свою тайну Полине. В воскресенье девятилетняя кандидатка в кармелитки изо всех сил пытается хоть на минуточку остаться наедине с матерью Марией де Гонзаг в монастырской переговорной. "Матушка поверила в мое призвание", но возразила, что не возьмет послушницу, пока той не исполнится шестнадцать лет. Ничего, Тереза подождет. Теперь она знает, чему посвятить свою жизнь.

Несколько недель перед уходом Полины в монастырь Тереза беспрестанно мучает ее поцелуями, пичкает пирожными, засыпает подарками. По мере приближения срока ее сердце сжимается все больше и больше.

Понедельник 2 октября 1882 года - "день слез", несмотря на сияющее солнце. Пока Луи Мартен провожает Полину в Кармель, где ее встречают аббат Дюселлье, ее духовник, и супериор Кармеля отец Делатройетт, священник из церкви Сен-Жак, вся семья под предводительством Геренов отправляется на мессу. Молящиеся с удивлением смотрят на заплаканных юных девушек. В довершение всех бед после печальной церемонии надо идти в школу, потому что начинается новый учебный год. Совершенно расстроенная младшая Мартен отправляется в монастырский пансион. Заметила ли она, что все активно готовятся к празднованию трехсотлетия со дня смерти святой Терезы Авильской, основательницы реформированного Кармеля и ее небесной покровительницы?

Перескочив через год, она "дорастает" до третьего - фиолетового - класса, в котором готовятся к первому причастию. Поэтому религиозное обучение занимает здесь важное место. По четвергам и воскресеньям священник, сорокалетний отец Домен, наставляет их в часовне. Кроме того, три раза в неделю с будущими причастницами занимается наставница. По религиозному обучению Тереза превосходно успевает. Лучом света во всех ее несчастьях становится перспектива долгожданного причастия. Увы, недавно вышедшее епархиальное постановление исключает ее из числа готовящихся: она родилась на два дня позже. Господин Герен без колебаний отправляется в Байе ходатайствовать у епископа о разрешении и получает любезный, но весьма твердый отказ. Нельзя сделать исключение даже для племянницы всеми почитаемого в Лизье аптекаря. Море слез: для чувствительной девочки это уж слишком.

Муки в переговорной

Даже свидания по четвергам с Полиной в переговорной - привилегия, данная Мартенам настоятельницей, - становятся для Терезы пыткой. В этом суровом месте с двойными решетками и занавесями (хотя родственникам разрешено видеть послушницу) полчаса, отмеренные песочными часами, истекают слишком быстро. Мария и дочери Геренов все говорят и говорят. Тереза же имеет право всего лишь на две-три минутки в самом конце свидания. Полина, ставшая сестрой Агнессой от Иисуса, совершенно поглощена разговором и не уделяет должного внимания младшей сестре, не замечает ее новенькую юбочку. Девочка надувает губы и, рыдая, уходит из переговорной. "Как же я страдала во время этого свидания!.. И я должна признаться в том, что мои страдания до поступления Полины - ничто по сравнению с теми, что были потом..."

Позже, читая эти строки, Полина еще раз скажет: "Ах, если б я только знала..." Дитя в полном отчаянии: "Я говорила в глубине сердца: "Полина потеряна для меня!"" Новая утрата пробуждает доселе скрытое потрясение от смерти матери. К десяти годам она потеряла уже двух матерей.

Тревожные симптомы

В декабре у ученицы фиолетового класса, которая так хорошо начала учебный год, возникает постоянная головная боль, боль в боку и в сердце. Вся в прыщах, она теряет аппетит, у нее плохой сон. Во время свиданий сестра Агнесса от Иисуса беспокоится, что Тереза "выглядит всегда бледненькой". У нее меняется даже характер. На этот раз Тереза не выбирает Марию третьей мамой. Разумеется, старшая исполняет эту роль, правда, весьма сурово. Младшая перечит ей каждый раз, когда та заставляет ее что-нибудь сделать. Случаются также "мелкие перебранки с Селиной".

Кармелитка становится щедрой на маленькие записочки, в которых ласковые внушения перемежаются с добрыми советами. Мать Мария де Гонзаг заходит еще дальше, не подозревая, что лишь усугубляет страдание: "Я узнала, что моя девочка Тереза от Младенца Иисуса1 мало спала и вся измучилась; мне придется сказать детскому ангелу, что не стоит позволять ей думать целый день напролет об Агнессе от Иисуса, потому что от этого наше сердечко устанет и здоровье может пошатнуться!"

"Такая странная болезнь"
(25 марта - 13 мая 1883 года)

Игуменья все подметила верно. Ни на что не жалуясь, девочка, которой недавно исполнилось десять лет, продолжает жить своей обычной жизнью. С Селиной они поменялись ролями: в свои четырнадцать лет та стала хитрой шалунишкой, Тереза же - "ласковой, но крайне плаксивой девочкой". Отсюда и всевозможные ссоры, рассказы о которых доходят до ушей сестры Агнессы. Она советует старшей чаще уступать.

Перед пасхальными каникулами 1883 года Луи Мартен решил провести Страстную неделю в Париже вместе с Марией и Леони. В это время Тереза с Селиной живут у Геренов. Как-то раз Мария, дочь Геренов, произнесла по-детски жестокие слова. Когда Тереза назвала тетю "мамой", ее двоюродная сестра живо отреагировала: "Это моя мама, а не твоя. У тебя больше нет мамы".

В пасхальный вечер 25 марта за праздничным ужином Исидор Герен был очень весел. В разговорах за столом он стал вспоминать о своей сестре, о жизни в Алансоне. Тереза залилась слезами. Ее быстро уложили в постель. В это время дядя вместе с дочерьми отправился в церковный кружок. Терезу охватила сильная дрожь, ей стало холодно, и она начала метаться. Вернувшийся домой аптекарь был не на шутку встревожен таким состоянием племянницы. На следующий же день он пригласил доктора Нотта. Диагноз неясен, но пессимистичен: "Болезнь очень опасна. Дети никогда не болеют такой болезнью". Он назначил водолечебные процедуры. Телеграммой вызвали "парижан", которые сразу же вернулись. Когда они вошли в дом, кухарка Эме встретила их с таким потрясенным видом, что они на мгновение посчитали Терезу умершей. Перевозить ее было нельзя, и за ней стали ухаживать тетя и старшая Мария.

Няня, Марселина Юзе, стала свидетельницей "нервной дрожи, за которой следуют приступы страха и галлюцинации, повторяющиеся по нескольку раз в день. Между ними у больной страшная слабость, ее нельзя оставлять одну. После приступа она совершенно отчетливо помнит все, что происходило". Жанна Герен пишет так: "Во время самого сурового периода болезни были многочисленные приступы с судорогами: она совершала такие вращательные движения, на которые была совершенно неспособна в нормальном состоянии". "Болезнь проходила в такой тяжелой форме, что по человеческим понятиям я не должна была поправиться".

Настроение в доме мрачное. Да еще Тереза непрестанно повторяет, что хочет присутствовать на церемонии облачения Полины, назначенной на шестое апреля. При больной стараются не говорить о кармелитке.

Вопреки всяческим ожиданиям, шестого числа, утром в пятницу, после чудовищного приступа больная встает "исцеленной" и вместе со всей семьей отправляется в Кармель. Ей не разрешают присутствовать на церемонии, но в переговорной она садится на колени своей вновь обретенной матери и осыпает ее всевозможными ласками. Весь день она выглядит оживленной и радостной. Окружающим кажется, что они видят сон. В экипаже она возвращается в Бюиссоне. Несмотря на все отнекивания - "я совершенно здорова", - ее укладывают в постель.

На другой день болезнь возобновляется с новой силой. "Я делала и говорила то, чего не думала. Казалось, я непрерывно бредила, произносила бессмысленные слова; и все же я уверена, что мой разум ни на минуту меня не оставлял... Часто казалось, что я в обмороке, поскольку не могла даже пошевелиться, и тогда можно было делать со мною все, что угодно, можно было даже убить, но в то же время я слышала все, что говорили вокруг".

Мария почти неотлучно находится рядом с больной, ухаживает за ней и утешает "с материнской заботой". Она тоже становится свидетельницей галлюцинаций. Доктор Нотта говорит уклончиво, но с явным беспокойством: "Это совсем не истерия..." Может быть, это хорея Сиденгама, называемая в простонародье "пляской святого Витта"? Господин Мартен задается вопросом, умрет ли его "несчастная девочка, похожая на умалишенную", или же останется такой на всю жизнь?

Вся семья молится в едином порыве с кармелитским монастырем. Заказаны девятидневные мессы (новена) в храме Божией Матери Победительницы - эта парижская святыня очень почитаема Мартенами и Геренами. Взывают о чуде. В спальне Марии, куда уложили Терезу, поставили статую Пресвятой Богородицы, которая повсюду следует за семьей.

Болезнь утихает лишь в те редкие мгновения, когда Тереза получает письмо от Полины. Она читает и перечитывает эти письма, заучивает их наизусть. Дядя-аптекарь сердится, увидев, что одна из кукол племянницы одета, как кармелитка. Было бы лучше ничем не напоминать девочке о Кармеле, чтоб она позабыла о нем!

Положение безвыходное...

"Ты пришла и улыбнулась мне
на рассвете моей жизни..."
(13 мая 1883 года)

Наступила Пятидесятница. В Париже, в храме Божией Матери Победительницы еще не закончилась заказанная новена. Дома Леони приглядывает за Терезой, которая беспрестанно, как обычно, зовет: "Мама... Мама..." Мария наконец возвращается из сада. Больная не узнает ее и продолжает стонать. Все усилия ни к чему не приводят. Тогда Мария, Леони и Селина встают на колени рядом с кроватью, обращаясь к статуе. Тереза рассказывает: "Не чая уже никакой помощи на земле, бедная маленькая Тереза тоже обратилась к своей Небесной Матери. Она просила Ее от всего сердца сжалиться наконец над ней... Внезапно Пресвятая Богородица показалась мне прекрасной, такой прекрасной, что ничего подобного я никогда не видела. Ее лицо дышало неизъяснимой нежностью и добротой, а пленительная улыбка пронзила мою душу, доставая до самых глубин. Сразу же все горести куда-то исчезли, и две крупные слезы, выкатившись из-под ресниц, тихо текли по щекам, но это уже были слезы безоблачной радости... "Пресвятая Богородица улыбнулась мне, - подумала я, - как же я счастлива... да, но я никому не скажу об этом, иначе счастье мое исчезнет"".

Все три сестры были свидетельницами этой сцены и того облегчения, которое получила больная. Уже назавтра девочка возвращается к своей повседневной жизни. В последующий месяц Леони дважды досаждает ей в саду. Она падает и несколько минут лежит с одеревеневшим туловищем, руками и ногами, но нет ни бреда, ни чудовищных конвульсий. Расстройства подобного рода больше никогда не повторятся.

Тереза еще остается психически неустойчивой, и окружающие пребывают под большим впечатлением от этой страшной болезни. Доктор предостерегает семью от любого волнения, вредного для ребенка, и каждый старается приласкать ее. "Остерегайтесь рецидива! Не надо ей противоречить!" - таково негласное предписание, которое не способствует взрослению Терезы.

Двенадцать лет спустя Тереза так объяснит свою болезнь: "Она исходила, несомненно, от дьявола, разгневанного поступлением Полины в Кармель. Он хотел выместить на мне тот ущерб, который наша семья должна была нанести ему в будущем". И она добавляет: "Душа моя была так далека от зрелости".

В конце мая Тереза наконец может снова пойти на свидание в переговорную Кармеля. Ей очень к лицу черное платье, надетое из-за траура по бабушке Мартен, которая скончалась 8 апреля, во время ее болезни.

"Двойная мука"

Но исцеление стало для девочки источником сугубого внутреннего мучения.

Она пообещала себе сохранить в тайне улыбку Богородицы. Мария же все у нее выведала и рассказала кармелиткам. Всеобщий восторг. В переговорной монахини разглядывают сподобившуюся чуда девочку и засыпают ее вопросами: "Как выглядела Пресвятая Дева? Какого цвета одежды были на Ней? Как в Лурде? Было ли сияние?.." Тереза смущена. Ее радость переходит в тревогу, ей кажется, что она предательница. Она больше не может смотреть на себя "без отвращения".

Чувство вины увеличивается еще и по причине сомнения, которое будет изводить ее на протяжении пяти лет: не притворялась ли она, демонстрируя симптомы своей странной болезни? Ей будет казаться, что она всех обманывала. Напрасно она говорит об этом с Марией и духовником, аббатом Дюселлье, - никто не может ее успокоить. "Только на Небе я смогу рассказать о том, что выстрадала!"

"Первый мой выход в свет": Алансон
(20 августа-3 сентября 1883 года)

Выздоравливающую Терезу из осторожности пока не заставляют ходить в школу. Впервые она проводит большие каникулы за пределами ограниченного мирка Лизье. Чтобы отпраздновать исцеление, ей предстоит совершить "выход в свет".

В первый раз она возвращается в Алансон, в город своего детства. Паломничество на могилу матери проходит без происшествий. На улице Сен-Блез она не находит привычного однообразия. Введенная в круг отцовских знакомых, старой доброй алансонской буржуазии, она ездит "из замка в замок": к Роме в Сен-Дени-сюр-Сартон, к госпоже Монье в Грони, где, как амазонка, катается на лошади, к Рабинелям, у которых небольшой замок Ланшаль в Семале - там она встречается с семьей Розы Тайе. "Все вокруг было пронизано счастьем; меня радостно принимали и лелеяли, мною восхищались". И везде друзья восклицают: "Мы видели, что уехал ребенок, а теперь встречаем хорошенькую девушку!" Отец гордится ею. "Уверяю тебя, моя принцесса - это высокая стройная девушка", - пишет он своему другу Ногриксу.

В свои десять с половиной лет она никого не оставляет равнодушным: у нее длинные светлые волосы и глаза цвета морской волны. О ее страшной болезни упоминают лишь вскользь. Она выглядит совершенно здоровой и веселой и хорошо себя чувствует в этом новом для нее мире. "Признаться, такая жизнь была мне приятна. В десять лет сердце легко поддается обольщению". Она предчувствует, что вполне могла бы пойти по тому простому пути, которым следуют окружающие ее алансонские девушки. Она думает о Полине в бедном маленьком монастыре. Потом она прокомментирует эти каникулы так: "Может быть, Господу было угодно показать мне мир сей прежде, чем Он впервые посетил меня, чтобы я свободно выбрала путь, по которому мне предстояло следовать".

22 августа Тереза знакомится с отцом Альмиром Пишоном, иезуитом, родом из Орна, которого Мария избрала себе в духовные руководители и теперь превозносит до небес. Священник отмечает, что юная девушка хорошо выглядит. По указанию господина Мартена она обнимает его и целует, чтобы отблагодарить за молитвы во время ее болезни. В октябре 1883 года возобновляются занятия в пансионе, в том же фиолетовом классе, но во втором отделении. Наконец-то настает этот год - год первого причастия. Она полностью погружается в приготовления, оставаясь всегда первой по катехизису. Аббат Домен ценит "маленькую ученую", которой составляет немало труда принять некоторые положения. Например, она возмущена тем, что младенцы, умершие до крещения, могут лишиться неба!

Не менее интенсивная подготовка ведется и со стороны Кармеля. С февраля по май 1884 года каждую неделю в Бюиссоне приходят письма от Полины. Кармелитка составила небольшую книжицу, указывающую, какие жертвы надо ежедневно приносить ради Христа, какие молитвы Ему возносить. Мария дополняет подготовку: заставляет Терезу молитвенно размышлять над брошюркой "Об отречении", явно предназначенной для более старшего возраста. "Каждый день я стараюсь сделать больше, чем могу, и делаю все от меня зависящее, чтобы не упустить ни единой возможности", - пишет Тереза Полине.

С 1 марта по 7 мая она насчитывает 1949 "принесенных жертв", то есть в среднем по 28 в день. Она повторяет 2773 раза предложенные сестрой молитвы, то есть ежедневно по 40 раз.

А сама кармелитка готовится к принесению монашеских обетов. Оба торжества назначены на 8 мая. Для Терезы это "безоблачный" период.

"Первый поцелуй Господа"
(8 мая 1884 года)

"Когда в моей душе огонь любви зажегся,

Ты Сам пришел ко мне потребовать его..."

Еще довольно слабенькую, ученицу Терезу освободили от необходимости становиться пансионеркой и жить в монастыре целый месяц перед "самым прекрасным днем в ее жизни". Ей предстоит провести там всего три дня, с 4 по 8 мая, и то со всяческими предосторожностями и послаблениями. При малейшей головной боли, при малейшем кашле ее отправляют в амбулаторию. А Селине даже разрешили ежедневно навещать ее.

В своем дневничке Тереза вкратце записывает наставления аббата Домена. Названия весьма красноречивы: ад, смерть, недостойное причастие, страшный суд. Повествования, раскрывающие смысл этих подзаголовков, повергают Терезу в ужас. Кто знает, - угрожает проповедник, - не умрет ли какая-нибудь из воспитанниц ранее четверга? И правда, аббат не может продолжать свои ужасающие объяснения: скоропостижно умирает мать Сент-Екзюпер, настоятельница монастыря!

Наконец наступает долгожданный день, к которому она готовилась целых четыре года. Все предложенные Полиной подсчеты забыты, улетучились страхи, навеянные отцом-проповедником! Те слова, которые Тереза использует для описания первой встречи с Господом, имеют совершенно иную тональность. "Как же сладок моей душе был этот первый поцелуй Господа! Это был поцелуй любви. Я чувствовала себя любимой и говорила: "Я люблю Тебя и вверяю Тебе себя навеки". Не было ни прошений, ни борьбы, ни жертв; уже давно Господь Иисус и бедная маленькая Тереза, взглянув друг на друга, поняли все... Этот же день принес не обмен взглядами, а слияние, когда больше не было двоих, и Тереза исчезла, словно капля воды, потерявшаяся в океанских глубинах. Остался один Господь, Он был Царь и Владыка".

Ей больше не страшна разлука: принимая Господа, она соединяется и с мамой на небесах, и с Полиной в Кармеле. Подружкам и невдомек, что слезы, которые она в изобилии проливает на мессе, - слезы радости, а не боли. Сестра Анриетта вспоминает: "Во время полдника в два часа пополудни одна девочка сказала мне: "Сестра, вы знаете, о чем Тереза просила Господа Бога во время благодарственных молитв? Сестра, она просила о смерти. Как это страшно!" Не говоря ни слова, Тереза смотрела на них с оттенком жалости. Тогда я им сказала: "Вы не так поняли; Тереза, конечно же, попросила, как и ее небесная покровительница, о том, чтобы умереть от любви". Тогда она подошла и посмотрела мне в глаза: "Сестра, вы... вы понимаете... но они...""

Такая непостижимая для окружающих глубина, несомненно, была следствием привычки "не ведая, творить умную молитву", которая тайно наставляла ее гораздо лучше, чем отец Домен. Она часто обращалась к одной наставнице: "Сестра Маргарита, мне бы очень хотелось, чтобы вы научили меня умной молитве". В свою очередь, Мария, находя ее и так "достаточно набожной", не уступала просьбам Терезы и не разрешала ей молиться по полчаса и даже по четверти часа. Но кто мог запретить Терезе прятаться за пологом между стеной и кроватью и думать "о Господе Боге, о жизни... о Вечности..."?

Но потрясающая глубина первого причастия не мешает ей твердо стоять на земле. Ей очень понравился семейный праздник, красивые часики и многочисленные подарки, среди которых было "шерстяное бело-кремовое платье, отделанное гранатовым бархатом, и такого же цвета соломенная шляпка, украшенная огромным гранатовым пером".

Первая по катехизису и сирота - у нее все права на прочтение посвящения Богородице на вечерне от лица пяти воспитанниц. Но среди этих девочек находятся две племянницы аббата Домена - и монахини хотели сделать приятное священнику, доверив эту почетную миссию одной из них. Однако Тереза отнюдь с этим не согласна. Пришлось госпоже Герен и Марии ходатайствовать об этом перед матерью Сен-Пласид, а потом всей семьей идти к аббату, чтобы отстоять права любимицы, которые в конце концов были признаны.

Тереза мистична и реалистична, как настоящая нормандка. В одном их своих дневников она безо всякого перехода отмечает: "Одолжила Селине 20 франков. О! Только Ты, Господи, - и этого довольно!"

У маленькой причастницы развивается сильная жажда Евхаристии. "Только Господь мог насытить меня". В то время причащаться можно было лишь с разрешения духовника. У Терезы духовник оказался довольно щедрым: отмечая каждое причастие, с 8 мая 1884 года по 28 августа 1885 года исповедница сделала двадцать две записи.

Второе посещение Господа:
Вознесение, 22 мая 1884 года

На праздник Вознесения состоялось второе причастие, не менее важное, чем первое. Вопреки всяческим ожиданиям, аббат Домен разрешил ей причаститься всего-навсего через пятнадцать дней. И снова из ее глаз потекли слезы "неизреченной сладости". В голове у нее настойчиво вертится фраза апостола Павла: "Уже не я живу, но живет во мне Христос!" (Гал 2,20). На следующий день она обретает "одну из самых больших милостей в жизни". Позже, после другого причастия, ей вспомнятся слова, как-то сказанные Марией. Все еще считая сестренку совершенным ребенком, двадцатичетырехлетняя девушка предрекла ей, что Богу угодно оградить Терезу от пути страданий. Трудно ошибиться сильнее: все произойдет как раз наоборот.

В этот день Тереза чувствует, что в ее сердце рождается "огромная жажда страдания" и уверенность в том, что ей уготовано великое множество крестов. Во время причастия она будет повторять молитву из "Подражания Христу" (своей настольной книги): "Боже мой, неизреченная сладость, обрати мне в горечь всякое плотское утешение!" Она повторяет эти слова, не очень их понимая, "как дитя, которое произносит слова, внушенные ему другом... До сих пор я страдала, но не любила страдание; с этого дня я почувствовала настоящую любовь к нему".

В этом году она обрела так много благодатных милостей, связанных с Евхаристией, что душевная мука, порожденная болезнью, полностью исчезла.

"Чтобы сердце твое жило Духом Святым"
(14 июня 1884 года)

Через три недели она с радостью начинает новые двухдневные реколлекции1 в монастыре: монсеньор Югонен будет совершать таинство миропомазания, Леони станет ее восприемницей. Это "таинство любви" приводит ее в полное восхищение. Дух Святой дает ей "силы, чтобы страдать".

26 числа того же месяца июня она получает долгожданную "собачушку-лохматушку", которую уже давно просила у отца: симпатичный белый спаниель Том теперь всегда будет с ней - это сторож Бюиссоне и ее верный спутник.

Прекрасное лето 1884 года. Начиная с мая, Тереза много кашляет. Она подцепила коклюш. В августе ее отправляют на каникулы к бабушке Фурне (матери госпожи Герен) в Сен-Уан-ле-Пен, в десяти километрах западнее Лизье. Для Терезы это большая радость - снова оказаться в нормандской деревне, с ее лугами и речками. Она каждый день выпивает целую кружку парного молока на соседской ферме. Она рисует, играет с собачкой Бириби, гуляет в Тейльском лесу, иногда даже доходит до замка Гизо, бывшего министром у Луи-Филиппа, а теперь покоящегося на деревенском кладбище. Госпожа Герен пишет мужу: "Личико Терезы все время сияет от счастья".

После таких чудесных каникул она в октябре 1884 года отправляется во второй - оранжевый - класс. Ее наставницу зовут мать Сен-Леон. Закончилось благодатное время первого причастия. По-прежнему самая младшая, она страдает от недисциплинированности девочек, пренебрегающих правилами распорядка. Ей нравятся катехизис, по которому она первая, "стилистика" и история. Слабыми местами остаются арифметика и орфография. Если она не получает ярко-красный значок отличия, награду первой ученицы, то заливается слезами. "Утешить ее невозможно". Еще у нее есть склонность подсказывать подружкам, теряющим дар речи, когда задают вопросы. Когда мать Сен-Леон примется писать воспоминания, то больше ничего не сможет рассказать об этой ласковой и чувствительной ученице.

На пасхальные каникулы, с 3 по 10 мая, она снова увидит море в Довилле на "Розовой даче", арендованной дядей Гереном. Ей двенадцать с половиной лет. Оставшаяся в Бюиссоне Мария все еще зовет ее "большим ребенком". Тереза, несомненно, им и остается, потому что, увидев, какие ласки расточает госпожа Герен своей дочери Марии, пытается, в свою очередь, хныканьем добиться того же. Но ее расчет неверен. Этот урок она запомнит на всю жизнь и потом будет говорить, что навсегда исцелилась "от желания привлекать к себе чье-либо внимание". Ее головные боли, скорее всего, были вызваны морским воздухом, сильно насыщенным йодом.

"Ужасная болезнь духовной скрупулезности"
(май 1885-го - ноябрь 1886 года)

Она возвращается в Лизье, чтобы подготовиться к тому, что тогда называли "вторым причастием" или обновлением таинства. И снова аббат Домен проводит подготовительные занятия. Тереза опять берет свой прошлогодний дневничок. Тон наставлений не меняется. Второе, например, такое: "То, что рассказал нам отец аббат, было очень страшно, он говорил нам о смертном грехе..." Третье наставление - о смерти. Но на этот раз никто не умрет и не прервет наставлений, впечатление от которых так непохоже на то, что Тереза переживает во время причастия.

Для нее, такой еще слабенькой, это уж слишком. Внезапно просыпаются ее душевные муки, и начинается "ужасная болезнь духовной скрупулезности. Надо пройти через подобное мучение, чтобы его понять. Невозможно выразить, что я вытерпела за полтора года...".

Единственная помощь: Мария, последняя мама, оставшаяся в Бюиссоне. Как поведать Полине обо всем своем ничтожестве прямо в переговорной Кармеля? Особенно если некоторые угрызения совести касаются целомудрия. Полина - кармелитка, а значит, святая и такая далекая, что для младшей сестры она как будто умерла.

Каждый день, когда ее причесывают (чтобы сделать приятное отцу, Мария ежедневно ее завивает), Тереза со слезами поверяет все свои горести старшей сестре, ставшей для нее "необходимой, единственной советницей". Тереза заставляет себя рассказывать все, включая даже "сумасбродные мысли". Самые простые рассуждения и поступки становятся для нее поводом к смущению. Удивителен тот факт, что священники, у которых она исповедовалась (аббат Домен, потом, после ухода из школы, аббат Лепеллетье), ничего не знали о ее "скверной болезни". Она слепо слушает старшую сестру, которая указывает ей, в чем нужно каяться на исповеди.

К счастью, большие каникулы вносят некоторое разнообразие. В июле она снова отправляется в Сен-Уан-ле-Пен. Ей хорошо удается скрывать свои внутренние мучения. "Тереза откровенно счастлива, - утверждает тетя Элиза. - Никогда я не видела ее такой веселой". Затем такая сельская зарисовка: "Вчера они вместе с Марией (т.е. ее кузиной) вернулись украшенные с головы до ног маленькими букетиками: Мария была вся в васильках, а Тереза - в незабудках. На них были одеты бретонские фартучки; в каждом треугольничке - по букетику, а еще на головах, на концах кос, и так до самых башмачков. Одна была Розетта, другая - Василиса".

Затем она живет на Розовой даче в Трувилле, на улице Шарлемань. Пятнадцать дней на берегу моря вместе с Селиной! Какое счастье! На пляже Тереза с голубыми лентами в волосах выглядит очень хорошенькой. Но, посчитав себя слишком кокетливой, она кается на исповеди.

В это время Луи Мартен вместе с аббатом Шарлем-Мари, викарием церкви Сен-Жак, отправляется в далекое путешествие по Центральной Европе до самых Балкан, через Мюнхен и Вену. В Константинополе они отказываются от поездки в Иерусалим и возвращаются через Афины, Неаполь, Рим и Милан. Для девочек Мартен время с 22 августа до середины октября тянется очень медленно, и Том в своей конуре скучает по хозяину.

Вся семья торопится на вокзал, чтобы встретить великого путешественника, который долгими зимними вечерами будет рассказывать об увиденных им чудесах. "Я люблю длинные вечера, когда мы всей семьей собираемся у потрескивающего камина", - пишет 3 декабря 1885 года его младшая дочь в домашнем сочинении.

5 октября в понедельник она снова идет в школу, и тоска безысходности опять наваливается на нее. На этот раз происходит то, чего она так опасалась: она остается одна. Селина закончила свое обучение, а Мария Герен часто болеет и больше не ходит в школу. Здесь больше нет "Бесстрашной", ставшей главой "Детей Девы Марии", которая при необходимости может защитить сестру и побыть вместе с ней. Напряжение Терезы еще больше усиливается оттого, что год начинается с наставлений. К счастью, отец Домен проводит только одно занятие. Но, судя по записям Терезы, сменивший его проповедник настойчиво продолжает в том же духе.

Прилежная ученица теперь более обычного предрасположена к слезам. Мать Сен-Леон отмечает: "Я прекрасно помню, что лицо ребенка выражало такую тоску, что я была поражена". Чтобы избавиться от одиночества, она тщетно пытается подружиться с ровесницами и даже с одной наставницей. "Моя любовь осталась непонятой".

Второго февраля 1886 года ее принимают послушницей в общество "Детей Девы Марии". Но из-за постоянной головной боли она часто пропускает занятия. В начале марта г-н Мартен решает забрать девочку из пансиона. Таким образом, она не закончила, как Селина, обычный курс обучения, включающий еще два старших класса.

У госпожи Папино
(март 1886 года)

Для тринадцатилетней ученицы начинается новая жизнь: несколько раз в неделю ей преподает уроки частный преподаватель. Госпожа Папино, дама пятидесяти лет, живет рядом с Геренами на площади Сен-Пьер. Три-четыре раза в неделю она принимает Терезу у себя дома. Ученица рассказывает: "Это была добрая, очень образованная дама с манерами старой девы". Проживала она вместе с матерью и кошкой Моноти. В гостиной "со старинной мебелью" барышня Мартен знакомится с совершенно иным миром, непохожим на монастырский пансион. Нередко уроки прерываются визитами. Здесь часто сплетничают, но бывают и такие вопросы: "Кто эта хорошенькая девушка? Какие красивые волосы!" Уткнувшись носом в книгу, юная особа слышит все и краснеет от удовольствия.

Теперь Тереза гораздо свободнее распоряжается своим временем. Она наводит свой порядок в одной из мансардных комнат в Бюиссоне. "Это был настоящий кавардак": огромная полная птиц клетка, растения, аквариум с красными рыбками, фигурки святых, всевозможные коробочки, корзиночки, куклы, книги... На стене - портрет Полины. В этой комнате она проводит многие часы, учится, поглощает столь любимые ею книги, размышляет, молится.

В июне она снова приезжает в Трувилль, на Сиреневую дачу, но ненадолго. Оставшись в одиночестве (т.е. нет никого из Бюиссоне), она начинает грустить и заболевает. Сильно встревоженная тетя отвозит племянницу в Лизье, а та, едва приехав, сразу же выздоравливает. "Это оказалась просто ностальгия по Бюиссоне", - признается она.

Уход Марии: потеря третьей матери
(15 октября 1886 года)

На эмоциональной устойчивости Терезы плохо сказывается предстоящая разлука. Единственная опора и поддержка, единственная советница собирается покинуть ее. В августе Тереза узнает, что настала очередь Марии поступить в Кармель Лизье. Отец Пишон дал согласие. Это уж слишком! "Когда я узнала об уходе Марии, моя комната утратила свое очарование".

Она могла бы возненавидеть Кармель, который забирает у нее одну опору за другой, Кармель со свиданиями в переговорной, где она так сильно страдает. Однако она все так же мечтает, что когда-нибудь сама туда поступит, но не ради обретения Полины и Марии, а потому что Господь призывает ее.

Она опять переживает состояние, хорошо знакомое еще с ухода Полины. Она ни на минуту не отходит от Марии, без конца стучится в ее комнату, все время обнимает ее и целует. Но и сам господин Мартен едва может скрыть свое страдание. Он-то надеялся, что его любимица, "его сокровище", никогда не оставит его. Не меньшее удивление царит и в семье аптекаря. Никто не ожидал, что вольнолюбивая "цыганочка" (еще одно имя, которое дал ей отец) последует по монашескому пути.

В октябре должны возобновиться уроки у госпожи Папино. Но сначала семья Мартенов отправляется в Алансон. На этот раз поездка приносит лишь "печаль и горечь". На могиле матери Тереза плачет, потому что забыла взять букет васильков. Из-за частых слез знакомые и друзья начинают поговаривать, что у нее "слабый характер". Герены разделяют эту точку зрения. В доме на площади Сен-Пьер ее считают за "не лишенную здравого смысла маленькую невежу, добрую и ласковую, но неспособную и неумелую".

В довершение всех несчастий Леони, встретившись с монахинями-клариссами с улицы Полумесяца (куда часто ходила мама), уговорила аббатиссу прямо сразу же принять ее в монастырь! Это произошло 7 октября. Отец пытается успокоить разгневанную Марию. По возвращении в Лизье все пребывают в полном замешательстве. Дядя Исидор полагает, что Леони не замедлит вернуться в Бюиссоне.

Через восемь дней, в день празднования святой Терезы Авильской, Мария присоединяется к сестре Агнессе от Иисуса в Кармеле. Там она становится сестрой Марией от Святого Сердца.

Для самой младшей в семье итог этих недель весьма мрачен. Теплая семейная обстановка Бюиссоне, столь необходимая для нее, постепенно разрушается. С отцом остаются она да семнадцатилетняя Селина, которую производят в хозяйки дома. После 15 октября 1886 года Терезе предстоит испить до дна чашу страданий.

Второе исцеление
(конец октября 1886 года)

Кому же теперь поведать о сомнениях, которые терзают ее? Все ей причиняет страдание. Внутренний кризис достигает высшей отметки. Возобновится ли ее болезнь? На этот раз она опять следует тому непроизвольному движению души, которое ей жизненно необходимо: не находя больше никого на земле, она обращается к небесам. Всеми оставленная, маленькая Тереза неожиданно вспоминает о своих братьях и сестрах, умерших еще до ее рождения. "Я говорила с ними с простотой ребенка, уверяя, что меня, как самую младшую в семье, мои сестры любили больше всех и больше всех осыпали всевозможными нежностями, и если бы они тоже остались с нами на земле, то, конечно же, проявляли бы свою любовь ко мне... Их уход на небо не представлялся мне достаточным предлогом, чтобы забыть меня. Напротив, имея возможность черпать из Божественных сокровищниц, они должны были стяжать мир и для меня, показывая этим, что и на небе умеют любить".

Эта невольная молитва Терезы вырвалась, словно сигнал бедствия. Потерянная девочка обратилась к детям. "Ответ не заставил себя ждать: сладостными волнами мир стал заполнять мою душу, и я поняла, что если я была любима на земле, то тем более любима на небе... С этого времени мое благоговение к моим маленьким братьям и сестрам лишь возрастает..."

Никогда она не забудет пережитого исцеления. Но если мучившие ее сомнения внезапно исчезли - повышенная чувствительность по-прежнему оставалась. На свиданиях в Кармеле по четвергам она все так же плачет. Мария упрекает ее в этом. Она плачет по любому поводу, а потом "рыдает из-за того, что рыдала". Любые доводы бесполезны. "Я была действительно невыносима из-за своей чрезмерной чувствительности".

Скоро ей должно исполниться четырнадцать лет. Она сильно выросла и, чтобы не сутулиться, должна делать упражнения на кольцах. Но особой активности она не выказывает. Их общую спальню убирает Селина, Тереза же не принимает участия в уборке дома. Иногда она "предпринимает попытку" застелить кровать и заносит вечером цветочные горшки из сада домой. Если Селина не обращает на это внимание, она начинает хныкать.

"Я была всего лишь дитя, которое, казалось, всегда подчинялось чужой воле". Она вращается в круговороте событий, "не зная, как выбраться", и "пребывает еще в таком младенческом возрасте".

И вот этот-то подросток беспрестанно мечтает о поступлении в кармелитский монастырь с его суровой жизнью! Она только об этом и думает, правда, ясно осознавая, что не понимает, как сможет "мужественно" жить согласно строгим наставлениям испанской Матери. Как она, такая слабая и чувствительная, сможет стать достойной дочерью святой Терезы Авильской, которой хотелось видеть послушниц сильными и решительными? Необходимо чудо, чтобы она изменилась.

И в подтверждение того, что монашеская жизнь совсем непроста, первого декабря в доме снова появляется двадцатитрехлетняя Леони, вся в экземе, с коротко остриженными волосами под мантильей. Семь недель жизни среди кларисс в Алансоне одержали верх над ее горячим желанием. Обе сестры делают все, чтобы помочь ей преодолеть собственное поражение и унижение.

Семья продолжает жить по заведенным традициям, которые к концу 1886 года никого не вдохновляют. В Рождественскую ночь Луи Мартен и три его дочери отправляются на полуночную мессу в церковь Сен-Пьер.

"Благодать полного обращения"
Рождественская ночь 1886 года

"Дитя" - так оценивает свою сестру Селина, и традиционные башмачки с подарками ставятся на Рождество перед камином. Для четырнадцатилетней Терезы еще раз устраивают такое развлечение. Поднимаясь по узенькой лестнице, она слышит, как уставший отец говорит Селине: "К счастью, это наконец-то в последний раз!" Увидев слезы на глазах Терезы, сестра понимает, что рождественский ужин испорчен, и советует ей не спускаться сразу же вниз.

Но именно в это мгновение все внезапно меняется. Тереза берет себя в руки, вытирает слезы, спускается и с радостным видом начинает разворачивать свертки. Селина крайне поражена!

Там, на лестнице, ее младшая сестра полностью изменилась. Ее вдруг наполнила новая, неизвестная доселе сила. Она "уже не та. Господь изменил ее сердце!". Ночь в ее душе превратилась "в потоки света". Рассказ об этом "обращении" был написан в 1895 году. Девять лет спустя сестра Тереза от Младенца Иисуса уже могла судить о незыблемости своего внезапного преображения. Для нее не остается никакого сомнения: это "небольшое чудо". "В одно мгновение Господь совершил то, что мне не удавалось на протяжении десяти лет, посчитав, что моей доброй воли, никогда не подводившей меня, вполне достаточно".

Этот день - 25 декабря 1886 года - она считает переломным моментом, открывающим собою третий, "самый прекрасный" период ее жизни. После девяти мучительных лет (особенно с 1881 по 1886 год) Тереза "вновь обрела душевную силу, которую потеряла" со смертью матери и, как сама она говорила, "теперь уже ей предстояло сохранить ее навсегда"!

В эту ночь произошло нечто поразительное между Младенцем в яслях, Который облекся в человеческую слабость, и маленькой Терезой, которая стала сильной. Это была Евхаристическая благодать: "мне посчастливилось в эту ночь приобщиться Богу сильному и крепкому".

В одно мгновение она была освобождена от детских недостатков и несовершенств. Эта благодать помогла ей повзрослеть, стать более зрелой. Иссяк источник ее слез. "Начиная с этой благословенной ночи, я не была побеждена ни в одном сражении. Наоборот, я шла от победы к победе и начала, так сказать, "бег исполина" (Пс 18,3)".

В эту ночь родилась другая Тереза Мартен. "Господь так изменил меня, что я сама больше не узнавала себя". Или, вернее, Он вернул ее ей же самой и вывел из многолетнего кошмара, в котором самыми страшными были странная болезнь и навязчивые приступы мучительных сомнений. В Алансоне она не была такой. Ее истинный характер не допускал хныканья, расплывчатых мечтаний и проявлений слабой воли. И она снова стала той, кем была на самом деле. После улыбки Богородицы и заступничества маленьких сестер и братьев в судьбе Терезы произошло решающее событие: ее окончательно освободил Рождественский Младенец - Бог крепкий. Отныне она навсегда будет знать, что Бог спас ее, Терезу, от кораблекрушения. Неколебимое знание, полученное из собственного опыта. Теперь она во всеоружии.

"ТРЕТИЙ, САМЫЙ ПРЕКРАСНЫЙ
ПЕРИОД МОЕЙ ЖИЗНИ"

"Мы наслаждались самой приятной жизнью, о какой девушки только могут мечтать.
Наша жизнь была идеалом счастья на земле".

Прекрасный 1887 год

Если такое кардинальное изменение не было сразу замечено окружающими, за исключением Селины, то физическое взросление Терезы очевидно для всех. 2 января ей исполнилось четырнадцать лет. "Как выросло мое дитя..." - вздыхает за решетками Мария. Кузина Жанна теперь называет ее "большой Терезой". А в июне на пляже в Трувилле из-за светлых кос ее примут за "высокую англичанку".

В 1887 году наступает пора становления: она стремительно развивается. Развитие физиологическое и эмоциональное идут рука об руку. "Я находилась в самом опасном для девушек возрасте". В ней живет горячее желание любить и быть любимой. Материнские чувства выражаются в ее отношении к двум сироткам, нашедшим приют в Бюиссоне; девочкам еще нет и шести лет. Терезу восхищает их наивность и доверчивость к "взрослой барышне".

Не отстает и ее умственное развитие. "Стал развиваться мой ум, освобожденный от скрупулезности и чрезмерной чувствительности. Я всегда любила величие и красоту, но в этот период меня охватило сильное желание познавать". Интеллектуальный уровень уроков госпожи Папино оставляет желать лучшего. У себя в мансарде Тереза собирает разные книги по истории и естествознанию. Ей интересно все. Но скептические по отношению к науке советы "Подражания Христу" (ее путеводителя) удерживают ее от безоглядного стремления к знаниям. Она крепко держит себя в руках.

В довольно традиционных сочинениях юной девушки проскальзывают отдельные откровения, указывающие на ее вкусы. Она часто возвращается к тем радостям, что дает природа. "Городская суматоха" ей не подходит. "Если мои мечты осуществятся, то в один прекрасный день я перееду жить в деревню. Когда я думаю об этом, то мысленно переношусь в очаровательный залитый солнцем домик, в котором все окна выходят на море". Она представляет, что живет одна, у нее есть корова, ослик, ягнята, куры и другие домашние птицы. Ее маленький домик стоит неподалеку от церкви, куда по утрам она ходит на мессу. Потом на своем ослике она отправляется навещать бедняков, везет им "продукты и лекарства". Короче говоря, ее уединенная жизнь среди красот нормандской природы состоит из молитв и дел милосердия.

С января по май Селина берет уроки рисования у мадемуазель Годар. Тереза же учится рисовать у сестры: натюрморты, бюсты, полевые пейзажи. Они вместе лепят из глины. Младшей тоже хочется брать уроки у мадемуазель Годар, но когда ей намекнули, что она вовсе не так способна, как ее сестра, она сразу успокаивается.

Два раза в неделю она по необходимости ходит на собрания, которые ей вменили в обязанность, чтобы вступить в общество "Детей Девы Марии" (в конце концов ее примут туда 31 мая). В монастырском пансионе у нее нет знакомых учениц. Ее единственное убежище - церковные хоры, где она проводит долгие часы перед Святыми Дарами. Здесь находится ее "Единственный Друг". Тематический уровень подготовительных собраний совершенно не соответствует вопросам, которые она ставит перед собой. Однажды в мае, вопреки обыкновению, она решается попросить у отца одну книгу, недавно напечатанную в Кармеле: "О конце этого мира и тайнах будущей жизни", девять лекций аббата Арменжона, каноника Шамбери, бывшего преподавателя Священной Истории (1881 год).

На 280 страницах и особенно в седьмой лекции "О вечном блаженстве и сверхъестественном видении Бога" девочка находит синтез откровения и традиции, описанный с совершенно иных позиций, чем наставления отца Домена. "Все истины веры, все тайны вечности погружали мою душу в неземное блаженство". Она переписывает самые интересные страницы и, в частности, размышления о "совершенной любви". "Чтение этой книги стало еще одной из великих милостей моей жизни".

Всеми открытиями она делится теперь с Селиной - новой своей наперсницей. Внезапная перемена, случившаяся с Терезой, сблизила обеих сестер. "Одна душа, если можно так выразиться, жила в нас; на протяжении нескольких месяцев мы обе наслаждались самой приятной жизнью, о какой девушки только могут мечтать. Все вокруг отвечало нашим вкусам, нам была дана полная свобода. Наконец, я бы сказала, что наша жизнь была идеалом счастья на земле..."

Этим летом вечера они проводят на бельведере: юные девушки беседуют под луной. "Мне кажется, что мы получали милости того же высокого порядка, что и великие святые". Она цитирует диалог святого Августина и святой Моники перед вратами Остии. "Уже было невозможно сомнение, уже стали ненужными вера и надежда, ибо любовь помогала нам найти на земле Того, Кого мы искали".

Тереза, кажется, стала даже опережать свою сестру. В ней просыпаются чисто женские свойства; не чужд ей и романтизм, столь характерный для ее возраста и той эпохи. Благодать Евхаристии продолжает преображать ее изнутри. Аббат Лепеллетье разрешил ей причащаться четыре раза в неделю, если же есть праздники - то пять раз. Это исключительное разрешение, которым она пользуется со всем пылом молодости, вызывает у нее слезы радости. "Я ощущала в своем сердце неведомые доселе порывы, порой у меня бывали настоящие восторги любви. Однажды вечером, не зная, как выразить Господу Иисусу свою любовь, свое желание, чтобы Он был любим и прославляем повсюду, я с болью подумала, что из глубин ада Он никогда не получит ни одного признания в любви. Тогда, чтобы порадовать Его, я сказала Господу Богу, что охотно согласилась бы туда погрузиться, дабы Он был вечно любим в этом богохульном месте... Когда любят, испытывают потребность говорить множество глупостей".

Девичья восторженность? Нет, потому что речь идет не только о чувствах. Полностью изменилось ее поведение. Все эти милости приносят обильные плоды. "Упражнение в добродетели стало для нас (из милосердия она включает сюда Селину) приятным и естественным. Отречение стало казаться легким с первого же шага".

Она дерзновенно не прибегает к внешней помощи, как ее сестры: у каждой есть духовный руководитель. Почему? Господь действует в ней напрямую, без посредника. У нее прямой и светлый путь. "Я проводила мало времени на исповеди и никогда ни слова не говорила о своих внутренних переживаниях". Она пишет даже такое: "Если бы ученые, которые провели всю жизнь в научных исследованиях, пришли расспросить меня, то, несомненно, удивились бы при виде четырнадцатилетнего ребенка, понимающего тайны совершенства".

"Жажда спасения человеческих душ"

Есть и другой знак, указывающий, что она не замыкается в сладостном самоанализе - одно непредвиденное событие окончательно направит ее внимание на других.

Как-то июльским воскресеньем, в конце мессы из ее молитвенника выскользнула репродукция с распятием. Внезапно она осознает, что Христос истекает кровью, которую никто не собирает. И Тереза решает, что отныне она мысленно встанет у подножия Креста, чтобы собирать эту бесценную кровь ради грешников. "Любовь к ближнему вошла в мое сердце". Она тоже будет "ловцом человеков". Жажде Господа отвечает жажда Терезы. Ее призвание быть кармелиткой становится более крепким и явным. Она ощущает потребность забыть о себе. Дело Пранцини даст ей возможность осуществить такое желание.

"Страшный преступник": Анри Пранцини

(март-август 1887 года)

В Париже, в доме № 17 по улице Монтень, в ночь с 19 на 20 марта были чудовищным образом убиты две женщины и девочка. Об одной из них, Регине де Монтилль (настоящее имя Мария Реньо), знал весь светский мир Парижа из-за ее легкомысленного поведения, другой была служанка. Двенадцатилетняя девочка, несомненно, являлась дочерью первой. Все драгоценности исчезли.

Это тройное преступление наделало много шума. Через два дня полиция задержала в Марселе подозреваемого Анри Пранцини, тридцати лет, родившегося в Александрии. Улики против этого высокого и красивого авантюриста были неопровержимы. Однако он отрицал все. Пранцини не производил впечатления просто преступника. Он с наглостью выступал против свидетелей и судей. С марта по июнь не только французская, но и иностранная пресса внимательно следила за расследованием, упоминая о самых грязных подробностях. Процесс начался 9 июля, а через четыре дня Пранцини был приговорен к смертной казни.

Тереза слышит, что о нем говорят. У нее только одно желание: спасти его душу. В то время как все газеты, включая "La Croix"1, называют его "гнусным мерзавцем", "чудовищем", "отвратительным животным", для юной девушки он становится "первенцем". Ради него она молится, умножает количество приносимых жертв, заказывает мессы с помощью Селины, конечно же, не упоминая при этом его имени! В конце концов сестра добивается раскрытия тайны, и они объединяют свои усилия. "В глубине сердца я ощущала уверенность в том, что наши желания будут выполнены. Но, чтобы придать самой себе мужества продолжать молиться за грешников, я сказала Господу Богу, что совершенно уверена в том, что Он простит несчастного Пранцини, а я настолько доверяю милосердной любви Иисуса Христа, что буду верить в это, даже если он не исповедуется и не подаст никакого признака раскаяния. Но я прошу у Него лишь "знак" покаяния, просто так, для моего утешения..."

31 августа на рассвете в тюрьме Гран-Рокетт Пранцини вплоть до подножия гильотины настаивает на своей невиновности и отказывается от услуг тюремного священника - аббата Фора. Но все же в самый последний момент он просит, чтобы ему дали распятие, и прямо перед смертью дважды прикладывается к нему.

На следующий день, вопреки запрету отца читать газеты, Тереза открывает "La Croix", читает рассказ о смерти Пранцини и прячется, чтобы скрыть слезы. Ее молитва "исполнена буквально"! Получен просимый "знак" - явное свидетельство тех благодатных милостей, которые ниспослал ей Господь, чтобы привлечь ее к молитве за грешников: Пранцини припал губами к ранам распятого Христа, Чью кровь Тереза хотела собирать ради спасения мира.

Эта "исключительная милость" подтолкнет ее поскорее принять решение о поступлении в Кармель, где она будет молиться и отдаст свою жизнь ради спасения грешников. Если в качестве первенца Господь дал ей Пранцини - значит, будут у нее и другие дети.

Битва за Кармель
(май 1887-го-январь 1888 года)

Терять времени больше нельзя. Для нее огромное значение имеют даты, и она уже наметила день своего поступления: 25 декабря 1887 года, в годовщину ее обращения.

Но перед ее замыслом выстраивается целая вереница все более и более серьезных препятствий. И ей предстоит по очереди их преодолевать. "Божественный призыв был таким настойчивым, что, если бы даже понадобилось пройти сквозь пламень, я сделала бы это ради верности Господу". Придется ей "с боем завоевывать крепость Кармель".

Убедить отца
(29 мая 1887 года)

Итак, предстояло сделать первый ход: получить согласие отца. Чтобы рассказать ему о своей тайне, она выбирает Пятидесятницу. Позволит ли он ей поступить в монастырь в пятнадцать лет, он, уже примирившийся с монашеским призванием Полины и Марии, и в тот момент, когда Леони после своей неудачной попытки у кларисс только что испросила его разрешения на поступление в монастырь Навещания в Кане? Да еще первого мая с ним случился небольшой приступ, в результате которого вся левая сторона несколько часов оставалась парализованной, но восстановилась благодаря быстрому вмешательству Исидора Герена. И у этого бледного изможденного человека "принцесса" будет просить о разрешении оставить его. Робея, она долго находилась в нерешительности. Целый день она молилась, чтобы обрести мужество и заговорить.

В конце дня, после вечерни, в саду Бюиссоне она обращается к нему со своей просьбой. В качестве возражения отец приводит только ее юный возраст. Но она быстро убеждает его в истинности и неотложности своего монашеского призвания. И "ее король" говорит, что Бог "оказывает ему великую честь, призывая к Себе его детей". Затем он срывает цветок-камнеломку с невысокой стены ограды и протягивает его Терезе. Он объясняет ей, что этот беленький цветок - символ всей ее жизни. Она принимает этот дар как святыню и вкладывает его в "Подражание", с которым никогда не расстается. Обрадованная отцовским согласием, она не сомневается, что желанная цель близка.

Наступают летние каникулы... Тереза надеется, что последние. Пока еще эти события скрыты от глаз родных и друзей. Жизнь продолжается: в Пон-Л'Эвек девушки Мартен отправляются на прогулку вместе с отцом и тридцатичетырехлетним аббатом Лепеллетье. У духовника Терезы и Селины осталась зарисовка трех сестер на лугу. Младшая, как обычно, собирает цветы, Леони просматривает книжку, Селина рисует. Потом было паломничество в Гонфлер, затем экскурсия на трансатлантический пароход на Международной морской выставке в Гавре. И наконец, неделя в Трувилле, на Сиреневой даче, которую снимают Герены.

"Высокая англичанка" хорошо проводит каникулы. Вместе с Жанной они снова встречают барышень Коломб и два раза в день ходят на пляж. "Вчера мы ходили на скалы за морской водой, Тереза даже разулась. Она по-прежнему чувствует себя хорошо и, надеюсь, тоже развлекается здесь".

Отец Пишон, иезуит, о котором сложилось высокое мнение у сестры Марии от Святого Сердца, проповедует в Кармеле с 6 по 15 октября. Как-то раз он зашел в Бюиссоне, и Селина, в свою очередь, попросила его, чтобы он духовно руководил ею. Леони больше нет в доме: 16 июля она поступила в монастырь Навещания в Кане. Терезита (так ее называют в Кармеле в память о племяннице святой Терезы Авильской, которая в восемь лет поступила в монастырь в качестве пансионерки) предполагает, что ее преждевременное поступление в Кармель не будет единодушно воспринято всей семьей. Мария, познавшая за год, что такое жизнь кармелитки, всячески старается отложить поступление младшей сестры. Полина же, наоборот, поощряет ее, но все-таки пытается охладить пыл будущей послушницы. Селина, узнав о решении Терезы, сильно переживает, потому что ей придется остаться одной в Бюиссоне, но тем не менее поддерживает ее. А Тереза уже мечтает увидеть Селину рядом с собой в Кармеле и даже подобрала ей монашеское имя: сестра Мария от Святой Троицы!

Сопротивление дяди Исидора
(8-22 октября 1887 года)

Но на пути к цели возникает непростое препятствие: дядя Исидор, опекун-надзиратель дочерей Мартен, накладывает свое вето на желание племянницы. В субботу 8 октября, через полгода после разговора с отцом, Тереза "с трепетом" входит в кабинет аптекаря. По-отечески ласковый, но совершенно непреклонный, он приводит разные благоразумные соображения в ответ на слезы Терезы: она еще слишком молода для "такой жизни философа", да и весь город будет говорить об этом. Никаких скандалов - вот основная забота почетного гражданина Лизье. И пусть его племянница, у которой, несомненно, есть призвание к монашеству, даже не заговаривает с ним об этом раньше, чем ей исполнится семнадцать лет. И только чудо может заставить его переменить свое мнение.

В тот же день Тереза пишет письмо сестре Агнессе (которая посоветовала ей поговорить с дядей), чтобы рассказать о своем поражении. Между ними снова установилось глубокое взаимопонимание. "Молись за твою Терезиту, ты ведь знаешь, как она тебя любит; ты - ее наперсница". Полина опять выступает на первый план и поддерживает младшую сестру в ее борьбе. Будущая послушница ощущает себя исполненной мужества, она уверена, что Бог не оставит ее.

Однако на протяжении трех дней (с 19 по 22 октября) она впервые испытывает внутреннюю сухость, молчание Бога. "Это была ночь, глубокая ночь души... Подобно Господу в Гефсиманском саду, я чувствовала себя одинокой и не находила утешения ни на земле, ни на небе. Казалось, Господь совсем оставил меня!" Для Терезы, которая с благодатной ночи Рождества видела столько света, это совершенно новый и сбивающий с толку опыт. Она больше ничего не понимает. Увидев ее в таком плачевном состоянии в переговорной Кармеля в пятницу 21-го, сестра Агнесса больше не может сдерживаться и пишет письмо дяде. Разумеется, она не хочет давать ему никаких советов, но просто описывает сложившуюся ситуацию. С ее точки зрения, здесь нечто совершенно "иное, чем детские обиды".

Господин Герен всегда высоко ценил свою крестницу. Уже в субботу он меняет свое решение. Пускай Тереза поступает в Кармель!

Неумолимый настоятель - господин Делатройетт

(23 октября 1887 года)

Но недолго радуется будущая послушница. В воскресенье вечером она наталкивается на следующий непреодолимый отказ: шестидесятидевятилетний господин Делатройетт, супериор Кармеля с 1870 года, настроен категорически против поступления Терезы в монастырь раньше, чем ей исполнится 21 год.

Немедленная реакция Терезы: пойти к нему и разжалобить. 24 октября, в понедельник, она отправляется к нему вместе с отцом и Селиной. Служитель Церкви, недавно обжегшийся на подобном деле, - об этом сейчас столько разговоров в Лизье, - не склонен рисковать снова. Он тверд, как камень, но, безусловно, окончательное решение принадлежит епископу... Если только тот согласится...

Льет дождь. Тереза выходит заплаканная. Чтобы как-то ее утешить, отец обещает съездить к монсеньору в Байе. Дочь идет еще дальше: "Если он не захочет, то я дойду до Святого Отца!" "Я решила добиться своего". В самом деле, почему бы и нет, ведь, несмотря на плохое самочувствие, ее отец записался в паломничество в Рим, организованное епархией Кутанса в честь юбилея папы Льва XIII?

Во вторник - очередное мрачное свидание в переговорной: господин Делатройетт настаивает на своем. Происходит всеобщая мобилизация сил: сестра Агнесса от Иисуса, мать Мария де Гонзаг и "все кармелитки", включая и мать Женевьеву - "святую", уже совершенно больную основательницу Кармеля в Лизье, вместе с монастырским священником, аббатом Иуфом, возносят молитвы. "Это такое очаровательное дитя! Как бы мне хотелось, чтобы она поступила!" - говорит батюшка. Но он не имеет никаких юридических полномочий и советует как можно скорее, не дожидаясь паломничества в Италию, поговорить с монсеньором Югоненом.

В Байе у монсеньора епископа
(31 октября 1887 года)

В понедельник 31 октября Тереза надевает свое самое красивое белое платье и зачесывает волосы наверх, чтобы казаться старше. Отец везет ее в резиденцию епископа в Байе. "В первый раз в жизни мне предстояло нанести визит одной, без сестер, и визит этот был к епископу!"

Этот день запомнился ей до мельчайших подробностей: проливной дождь, посещение кафедрального собора, где ее белое платье и шляпка того же цвета произвели неизгладимое впечатление на участников проходившего отпевания; прекрасный обед в гостинице в ожидании аудиенции; прием у главного викария, аббата Реверони, затем шествие по длинным коридорам и, наконец, встреча с монсеньором. И вот Тереза, утопая в огромном кресле, сидит напротив Владыки и, всхлипывая, робко излагает свою просьбу. Монсеньор Югонен, не перебивая, по-отечески слушает ее. Да, он встретится и поговорит с господином Делатройеттом. Едва сдерживаемые слезы текут уже рекой. Беседа окончена. В саду епископ выражает немалое удивление той поспешности, с которой отец стремится подарить Кармелю свою дочь. "Я дам ответ во время вашего паломничества в Италию". Монсеньора сильно позабавила история с зачесанными наверх волосами. Получив разъяснения по некоторым пунктам установленных правил предстоящей аудиенции у Папы, господин Мартен упомянул и о последней возможности: прибегнуть к покровительству Святого Отца.

Как только они вышли, дочь разрыдалась. "Мне казалось, что будущее навсегда разбито, и чем ближе к цели я подходила, тем более запутанными казались дела. Моей душе было горько, но был в ней и мир, ибо я искала только воли Божией".

На следующий день после поражения состоялось очередное неутешительное свидание в переговорной Кармеля. Теперь у Терезы одна надежда на Папу Льва XIII. После выяснения основных деталей такой непростой затеи (от которой позднее сестра Агнесса попробует ее отсоветовать) она расстается с кармелитками. У них с Селиной остается всего два дня на подготовку к предстоящему событию - паломничеству в Италию.

"Какое удивительное путешествие!"

(4 ноября - 2 декабря 1887 года)

Под предводительством монсеньора Жермена, епископа Кутанского, сто девяносто семь французов-паломников, среди которых семьдесят пять священников, отправились в путь, чтобы поздравить Папу Льва XIII с юбилеем посвящения в сан. Такое выражение почтения не осталось незамеченным в то время, когда антиклерикальный разбой, учиненный итальянским правительством во главе с Франческо Криспи, ошеломил весь христианский мир. Французская и итальянская пресса будет широко освещать это паломничество, являющее собой как политический акт, так и акт веры христиан, живущих по ту сторону гор. В своем большинстве французские католики остались роялистами, враждебными к Республике и решительно настроенными против франк-масонства. Но у Терезы была только одна цель: битва за монашеское призвание и связанный с этим разговор с Папой, хотя во время путешествия она многое услышит и поймет, как сильно политика примешана к религии. В Риме при выходе паломников из вокзала итальянская полиция задержит молодых типографских наборщиков, которые, протестуя, будут кричать: "Долой Льва XIII! Долой монархию!"

Это путешествие для нее, как личности в период становления, пришлось как раз в пору. А в Лизье ходят разные сплетни: там склонны думать, что Луи Мартен отправился путешествовать с младшей дочерью, чтобы она забыла о монастыре.

Парижские чудеса
(4 - 7 ноября 1887 года)

Несмотря на то что сбор паломников назначен на 9 часов утра в воскресенье 6 ноября в нижней церкви собора на Монмартре, трое Мартенов уезжают уже 4 го в пятницу в три часа утра. Они хотят осмотреть Париж.

Двух дней недостаточно, чтобы увидеть все чудеса: Елисейские поля с кукольным театром, Тюильри, триумфальную арку на площади Звезды, Бастилию, Пале-Рояль, Лувр, магазины фирмы "Весна" с их знаменитыми лифтами, Инвалиды и т.д. Барышни Мартен сильно утомились. Их немного пугают многочисленные экипажи и трамваи: на каждой улочке можно угодить под колеса.

Терезу не привели в восхищение пересмотренные "чудеса столицы". В ее воспоминаниях Париж - место совершенно особой милости. Господин Мартен решил остановиться в гостинице Булуа, невдалеке от храма Божией Матери Победительницы - семейной святыни, особо почитаемой с 13 мая 1883 года. Во время мессы 4 ноября Тереза была освобождена из плена сомнений, связанных с ее исцелением. Целых четыре года она носила в себе это сокровенное страдание. Здесь, у ног Божией Матери, она обрела свое счастье во всей его полноте и поняла, что Дева Мария - ее Мама. "Это действительно Она тогда улыбнулась мне и исцелила меня". Да поможет Она Терезе поскорее поступить в Кармель - монашеский орден Божией Матери. Она предает в руки Пресвятой Девы свою чистоту, ибо (как ей и было сказано) предполагает, что это путешествие будет чревато испытаниями для ее монашеского призвания. И она не ошиблась.

На следующий день на Монмартре состоялась встреча паломников: первая совместная месса и распределение по группам. Сестры Мартен, пятнадцати и восемнадцати лет, жизнерадостные и красивые в своих светлых нарядах, не могли остаться незамеченными: они становятся всеобщими любимицами.

Стоимость путешествия (660 франков в первом классе и 565 во втором) разделила паломников, четвертая часть которых принадлежала к аристократии, на две категории. В этом "светском обществе" Тереза, обычно очень застенчивая, с удивлением чувствовала себя совершенно непринужденно.

Агентство "Любен" хорошо организовало путешествие: никаких ночевок в поездах, остановки в лучших гостиницах. Такая роскошь сильно удивляет юных Мартен, привычных к простой обстановке в Бюиссоне.

В Италии
(8 - 28 ноября 1887 года)

Специальный поезд отправляется от Восточного вокзала в понедельник утром, 7 ноября в 6 часов 35 минут, под проливным дождем. На следующий день путешествие продолжается по горам Швейцарии. Затаив дыхание при виде снежных вершин, озер, водопадов, висячих мостов, Тереза бегает от одного окна к другому. Будущая кармелитка не закрывает глаза на чудеса природы и вовсю пользуется случаем.

И вот, после таможни, наконец Италия! В тот же вечер они вливаются в многочисленные толпы, бродящие по сияющему огнями Милану. После утренней мессы на могиле святого Карла в кафедральном соборе с шестью тысячами статуй Тереза с Селиной преодолевают четыреста восемьдесят четыре ступени, ведущие на крышу собора. В солнечный четверг 10 ноября Мартены проходят по Мосту воздыханий, но Венецию Тереза находит "грустной". После непродолжительной остановки в Падуе они отправляются в Болонью.

Юная девушка никогда не забудет этот город. Их поезд встречала целая толпа итальянцев, в которой было много студентов. Появление дам вызвало свист и улюлюканье, а две хорошенькие девушки были отмечены особым образом. Селина записала: "Мы стояли вместе на перроне и ждали папу, чтобы сесть в экипаж. Тереза была очень хороша собой, и мы довольно часто слышали восхищенный шепот прохожих. Внезапно один студент кидается прямо к ней, хватает в свои объятия, говорит ей всяческие немыслимые нежности и чуть не уводит ее с собой". Тереза потом скажет: "Но я окинула его таким взглядом, что он испугался, выпустил свою добычу и удалился в полном смущении".

Никогда еще молодые люди не подходили так близко к Терезе. На протяжении всего путешествия она могла не раз убедиться, что не оставляет мужчин равнодушными, особенно в Италии. Такому опыту способствовало и общение с паломниками. "Там уже помышляли о свадьбах", - отмечала Селина.

После короткой остановки в Лоретто, воскресным вечером 13 ноября цель наконец-то достигнута: "Roma! Roma!" Мартены расположились в гостинице "Южной", в Риме они проведут десять дней. Первым делом осмотр достопримечательностей. В Колизее неустрашимые сестры заняты лишь преодолением преград, закрывающих путь к арене. Несмотря на оклики отца, младшая во что бы то ни стало хочет поцеловать землю, на которую стекала кровь мучеников. Она увлекает за собой и старшую. На коленях она молит о милости стать мученицей ради Христа. "В глубине сердца я почувствовала, что моя молитва услышана".

Дни слишком коротки, чтобы все увидеть, всем полюбоваться. Самое сильное впечатление на нее произвели окрестности Рима: катакомбы, церковь святой Цецилии (отныне эта юная святая становится ее другом), церковь святой Агнессы...

"Я действительно была чересчур дерзновенна". Будущая послушница не очень-то сдерживает себя, хотя ей известно, что генеральный викарий, аббат Реверони, внимательно следит за ней и слушает все, что она говорит, чтобы по возвращении доложить монсеньору. Она ведет себя совершенно естественно, согласно своей натуре, жадной до каждой святыни, которую можно увидеть и потрогать. Она не пропускает ни одной башни, ни одного купола, чтобы не вскарабкаться наверх, ни одного тюремного подземелья, чтобы не спуститься вниз. В кармелитском монастыре Санта Мария делла Виттория она проникает во внутреннюю галерею, и один пожилой монах тщетно пытается указать ей, где выход. "Я никак не могла понять, почему в Италии женщины могут быть так запросто отлучены от Церкви: каждую минуту нам говорили: "Сюда не ходите... Туда не входите, вас отлучат!.." Бедные женщины, как их презирают!"

Энтузиазм юных Мартен не нравится некоторым церковным деятелям. Когда поздним вечером, сидя на полу в гостиничном номере, они громко обсуждают события минувшего дня, отец Воклен стучит в стену, чтобы неугомонные болтушки наконец замолчали.

"Священники - слабые и немощные люди"

Будущая кармелитка делает смелое открытие: священники никакие не ангелы, а простые люди. До сих пор она сталкивалась с ними лишь тогда, когда они исполняли свои священнические обязанности. В Бюиссоне, как правило, священников не приглашали к столу.

И вот теперь она целый месяц находится вместе с семьюдесятью пятью отцами в поезде, в гостиницах, за трапезой. Она слышит их разговоры (не всегда поучительные, особенно после хорошего обеда), замечает их недостатки. В каждом храме она встречает итальянских священников. Двадцатидевятилетний аббат Леконт, викарий собора святого Петра, не отходит от сестер Мартен. Его "сердечная привязанность" (Селина) дает повод злым языкам к "пересудам". И такое бывает в паломничествах...

Из полученного опыта Тереза делает выводы: "Суть своего призвания я поняла в Италии". Молиться и отдать свою жизнь за таких грешников, как Пранцини, - это она понимала давно. Но в кармелитском ордене молятся в основном за священников. Это ей казалось странным, ибо их души представлялись ей "чище кристалла"! Но месяц, который она провела в близком общении с ними, показал ей, что они - "слабые и немощные люди". "И если священники... крайне нуждаются в молитвах, стоит ли говорить о тех, кто "не холоден и не горяч"?"

И съездить в Италию - "не так уж это далеко для такого полезного знания...".

"Фиаско"
(воскресенье 20 ноября 1887 года)

Но цель поездки не забыта. Долгожданная аудиенция у Папы назначена на воскресенье 20 ноября. "Этот день... Как я стремилась к нему и, одновременно, боялась его. От него зависело мое будущее". Ибо монсеньор Югонен не прислал никакого ответа.

Интенсивная переписка между Лизье и паломниками не делает тайны из предстоящего события: Кармель и Герены знают, что Тереза хочет обратиться к Папе. Сестра Агнесса вновь меняет свое мнение. 10 ноября она пишет сестре, как надо себя вести. Мария Герен, со своей стороны, извещает ее, что в Лизье молятся за нее так, что "ломаются скамеечки для молитвы".

В субботу, 19-го, Тереза отвечает: "Завтра, в воскресенье, я буду говорить с Папой".

Этим утром в Риме идет проливной дождь. Плохая примета, потому что Тереза уже замечала, что во все решающие моменты ее жизни природа отражала состояние ее души. В дни слез небо плакало вместе с ней, в дни радости светило солнце. В половине восьмого утра паломники, к которым присоединились и те, которые прибыли из епархии Нанта, заполняют папскую церковь. Входит Лев XIII, семидесятисемилетний старец со строгим выражением лица, очень бледный и изможденный. Он благословляет собрание и начинает мессу. Его манера служения производит глубокое впечатление; благодарственные молитвы он произносит, стоя на коленях. Затем паломники входят по одному в зал для аудиенций. Каждый епископ представляет свою епархию. После приема верующих Кутанса аббат Реверони (вместо отсутствующего монсеньора Югонена) преподносит Папе кружевную мантию, для изготовления которой понадобилось восемь тысяч рабочих дней. Потом начинается шествие представителей епархии Байе: дамы, клир, господа. Сначала Лев XIII говорил каждому что-нибудь ласковое. Но время поджимает. Главный викарий запрещает обращаться к уже сильно уставшему Святому Отцу. Распоряжение проносится по цепочке дам. Селина стоит последней. Перед ней Тереза, которая чувствует, как слабеет ее мужество. "Говори!" - шепчет ей Бесстрашная.

Как и все, Тереза Мартен встает на колени и целует папскую туфлю, но вместо того, чтобы приложиться к его руке, она говорит сквозь слезы: "Ваше Святейшество, прошу у вас великой милости!" Глубокие черные глаза внимательно смотрят на нее. Она повторяет свою просьбу. Папа оборачивается к аббату Реверони: "Я не очень хорошо понимаю". Недовольный главный викарий стремится ответить покороче: "Ваше Святейшество, это дитя хочет поступить в Кармель в пятнадцать лет, но настоятели сейчас рассматривают этот вопрос". "Ну что ж, дитя мое, - продолжил Папа, - поступайте так, как скажут вам настоятели". - "О Ваше Святейшество, если бы вы сказали "да", тогда все были бы согласны". - "Хорошо... Хорошо... Вы поступите, если это угодно Господу Богу!"

Опираясь сложенными руками о колени Льва XIII, Тереза ждет решающее слово. После тщетных попыток заставить ее встать два стража силой поднимают ее и почти что относят к выходу. Крайне взволнованная Селина, в свою очередь, встает на колени. Она просит у Папы благословения для кармелитского монастыря в Лизье. Разгневанный аббат Реверони едва сдерживается: "Кармель уже благословили".

Луи Мартен шел в группе мужчин и не видел этой сцены. Когда он приблизился к Льву XIII, главный викарий представил его как отца трех монахинь и ничего не сказал о том, что он также отец тех юных виновниц происшествия. Папа благословил "патриарха", возложив свою руку на его голову.

Отец находит свою "принцессу" в слезах. Он старается ее утешить. Нет, все кончено, это далекое путешествие ничего не дало. Зачем надо было преодолевать столько препятствий, убеждать дядю, господина Делатройетта, монсеньора и вот теперь споткнуться о последнюю надежду - Святого Отца? В тот же вечер в Лизье уходит письмо, извещающее кармелиток о том, что двадцать лет спустя Селина назовет "едва ли не постыдным уничижением", "фиаско". Ее младшая сестра предлагает свою версию и так комментирует происшедшее: "Добрейший Папа такой старенький, что можно сказать, что он уже умер... Он почти ничего не может сказать, за него говорит аббат Реверони... Полина, я не могу выразить, что пережила: меня словно уничтожили, я чувствовала себя оставленной, и потом я так далеко, так далеко... Когда я пишу это письмо, у меня тяжело на сердце и хочется плакать. И в то же время Господь Бог не может посылать испытания, которые бы превышали мои силы. Он дал мне мужество выдержать это испытание, о, оно такое огромное... Но, Полина, я - маленький мячик Младенца Иисуса, и если Ему будет угодно проткнуть Свою игрушку, то Он совершенно свободен. Да, я хочу все, что Он только пожелает".

Путешествие продолжается. Пока господин Мартен находится в Риме, его дочери осмотрят Помпею и Неаполь. Теперь уже все паломничество знает тайну Терезы. "L'Univers", газета Луи Вейо, упомянула о происшествии во время аудиенции. Но уже в среду, 23-го, блеснул слабый луч надежды: пользуясь своим пребыванием в Риме, господин Мартен навестил брата Симеона, заведующего делами Братьев христианских школ, с которым познакомился два года назад, когда путешествовал по Европе, и рассказал ему о воскресных событиях. Семидесятитрехлетний старец пришел в восхищение от такого призвания к монашеской жизни. И вдруг - нежданный гость! Приходит чрезвычайно любезный аббат Реверони. Господин Мартен пользуется случаем, чтобы отстоять намерения своей дочери.

Утром 24 ноября - прощание с Римом. Когда паломники были в Ассизи, Тереза потеряла пряжку от пояса и из-за этого немного замешкалась. Все экипажи уже уехали! Остался только один - аббата Реверони. Очень любезно он подбирает отставшую девушку, которая становится вдруг такой маленькой в обществе всех этих важных господ.

Обратный путь лежит через Пизу и Геную. В Ницце главный викарий обещает девушке поддержать ее просьбу о поступлении в Кармель. Значит, надежда все-таки есть...

После восхождения на гору к Нотр-Дам-де-ля-Гард в Марселе и благодарственной мессы в базилике Фурвьер путешествие подходит к концу. Второго декабря в час ночи поезд с паломниками приезжает на Лионский вокзал в Париж. На этот раз Мартены торопятся вернуться в Лизье. И, едва приехав, спешат на свидание в переговорную Кармеля. Столько всего предстоит рассказать!

Через двадцать три дня уже Рождество, первая годовщина великой милости обращения. Как же теперь, после такого "поражения" в Риме, можно надеяться стать кармелиткой? Нельзя терять ни минуты.

Дипломатические ходы
(3 декабря 1887-го -1 января 1888 года)

Уже в субботу, 3 декабря, в переговорной не столько делятся бесчисленными впечатлениями, сколько уточняют стратегию дальнейшей борьбы. Аббат Лепелетье, встревоженный статьей в "l'Univers", узнал о последних новостях: выходит, его юная исповедница хотела уже в этом году поступить в Кармель? Такая скрытность его не огорчает, он восхищен ее выбором. Зато отношения с супериором оставляют желать лучшего. Он не хочет, чтобы кармелитки им управляли, и опасается подпольных дипломатических происков. 8 декабря в присутствии всей общины он резко возражает матери Женевьеве в ответ на ее просьбу о поступлении Терезы на Рождество: "Опять разговоры об этом поступлении! По всем этим настоятельным просьбам можно прямо-таки подумать, что спасение монашеской общины зависит от поступления этого ребенка! Но дело-то терпит. Пусть она поживет у отца до своего совершеннолетия... И прошу, чтобы по этому вопросу ко мне больше не обращались".

10 декабря после тягостных переговоров с господином Делатройеттом, от которого мать Мария де Гонзаг выходит в слезах, на линии огня появляется дядя Герен. Но его встреча с настоятелем тоже терпит фиаско. Тереза набрасывает черновик письма к монсеньору Югонену, который затем просматривает и поправляет дядя. Письмо отправлено за десять дней до намеченной даты, равно как и другое, адресованное аббату Реверони, с напоминанием об обещании, данном в Ницце. С человеческой точки зрения сделано все, что возможно. Теперь остается только ждать.

Каждый день после мессы, на которой Тереза горячо молится, будущая послушница ходит вместе с отцом на почту за долгожданным ответом. Ничего...

Наступает Рождество 1887 года... Слезы на ночной мессе... Внезапно Тереза понимает, что испытание помогает ей укрепиться в вере и самоотречении. Нельзя навязывать Богу какие-либо сроки. Но, несмотря на всю горечь, она с удовольствием обновляет нарядную темно-синюю шляпку, украшенную белым голубем.

И наконец-то! Первого января, накануне ее пятнадцатилетия, приходит письмо от матери Марии де Гонзаг, в котором она передает ответ монсеньора Югонена: и это - "да"! 28 декабря он написал игуменье, чтобы она принимала решение самостоятельно.

Ну теперь-то уж можно, казалось бы, порадоваться?! Нет, ибо неожиданно возникает последнее препятствие... в самом Кармеле. Юная послушница сможет поступить в монастырь только в апреле, после Великого поста, который соблюдают здесь очень строго. "Я не смогла сдержать слез при мысли о столь длительной отсрочке". Что же касается господина Мартена, то он не на шутку рассердился на переменчивую и непостоянную Полину. Ведь это она повлияла на мать игуменью, чтобы та отсрочила поступление младшей сестры.

"Охотно верю, что я могла показаться безрассудной, ибо не соглашалась с радостью на три месяца изгнания. Но еще я думаю, что это, на первый взгляд, простое испытание, было очень большим и позволило мне сильно возрасти в самоотречении и иных добродетелях". После затянувшейся борьбы, в которую оказались втянутыми самые разные силы, такая передышка позволит Терезе подвести итог и спокойно подготовиться к необычному событию, не предусмотренному великой Терезой Авильской, реформировавшей кармелитский орден: к поступлению в монашескую общину в возрасте пятнадцати лет и трех месяцев, причем в тот монастырь, где уже находятся две ее родные сестры.

Итог одного путешествия и одной жизни

(1 января-9 апреля 1888 года)

Ко всем этим переживаниям прибавляется еще и возвращение домой Леони, не выдержавшей монастырской жизни в Кане. После второй неудачной попытки ее настроение и здоровье сильно ухудшились. Младшая сестра проявляет большую изобретательность, чтобы хоть как-то облегчить ей привыкание к домашней жизни.

Потихоньку жизнь в Бюиссоне входит в привычное русло. Тереза снова начинает брать частные уроки у госпожи Папино. Она размышляет о своем путешествии, которое "дало ей больше, чем все долгие годы учебы". Ее ведь так интересовала история и вообще все прекрасное. И она смогла увидеть чудеса искусства, узнать многое из истории народов, из истории Церкви. Разумеется, она не стала специалистом в области культуры, зато собрала хороший багаж глубоких впечатлений: потом в Кармеле она с юмором будет воспроизводить оплошности итальянских экскурсоводов. В первый и последний раз она покинула пределы родной Нормандии, чтобы полюбоваться на дивные красоты чужой природы: на горные массивы Швейцарии и Италии, умбрийские и римские деревушки, на Ривьеру и Лазурный берег... Она увидела Париж, Милан, Венецию, Болонью, Рим, Неаполь, Флоренцию, Геную, Ниццу, Марсель, Лион... Ее опыт пополнился также знакомством с людьми иного социального положения. "Как интересно изучать мир, когда готовишься его оставить". Но ни "великосветское общество", ни все эти титулы, все эти "де" не ослепили ее. "Я поняла, что истинное величие в душе, а не в имени".

Не менее важным было и познание самой себя. Она считала себя застенчивой и поверхностной. У нее оказалась возможность удостовериться в глубине своего преображения: с людьми она была очень любезна, весела, жизнерадостна, и с присущим ей чувством юмора всем делилась с Селиной. Тереза осознала, что она - женственна и красива. Перед ней мог бы открыться путь блестящего замужества. "Привязанность легко могла бы охватить мое сердце". И теперь она "свободно" делает выбор: становится "узницей любви" за решетками Кармеля, "пустыни, где Господу Богу было угодно укрыть и ее".

Двадцать девять дней паломничества оказались решающими и достаточными для подтверждения ее призвания. Она сама признается: "Там действительно было от чего пошатнуться неокрепшему призванию". Сестра Агнесса была права, когда писала: "Ей всего лишь пятнадцать лет, но я думаю, что впечатления от этой поездки останутся у нее на всю жизнь, потому что у нее душа зрелого человека". Она так изменилась за один только год!

Чтобы заполнить время ожидания, отец, который был всегда рад попутешествовать, предлагает ей совершенно исключительное паломничество: "Принцесса моя, не хочешь ли ты увидеть Иерусалим?" У нее возникает огромное желание посетить места, где жил ее Возлюбленный. Но в этом случае придется отложить ее поступление в Кармель. Она отказывается, ибо самое неотложное - обрести Господа там, где Он ее ждет.

Сначала у нее возникает искушение просто пожить перед началом суровой кармелитской жизни, но она быстро берет себя в руки. Она знает цену времени и начинает готовиться к поступлению в монастырь, "упражняясь в пустяках": надо сломить свою волю, удерживаться от возражений, оказывать небольшие услуги, не оценивая их, и т.д. В конце марта - потом она будет вспоминать этот месяц как один из самых прекрасных - она наконец узнает о дате своего поступления: понедельник 9 апреля, на праздник Благовещения1.

В тот же самый день Селине, которой сейчас девятнадцать, будет сделано предложение.

Одна юная ученица госпожи Папино сохранила ясное воспоминание о Терезе Мартен за несколько дней до ее прощания с миром: "В этот день Тереза поджидала своего отца, который зашел на минуточку в бакалейную лавку Булин на Гран-Рю, рядом с площадью Тьер. Я, как сейчас, вижу ее, стоящей на краю тротуара. Машинальным движением она вращает острие зонтика в углублении водосточного желоба. На ней зеленое платье, обшитое шнуром, с каракулевой опушкой; волосы перевязаны голубой лентой. Этот ее образ так и остался в моей памяти".

В КАРМЕЛЕ
(1888 - 1897)

"Я поступила в Кармель вовсе не за тем,
чтобы жить вместе со своими сестрами,
но только ради того, чтобы
ответить на призыв Господа".

ПОСЛУШНИЦА

(9 апреля 1888-го - 10 января 1889 года)

То, что пережила Полина в двадцать лет, а Мария - в двадцать шесть, теперь переживает пятнадцатилетняя Тереза: она собирает вещи, навсегда прощается со своей комнатой, гуляет в последний раз по саду с прыгающим вокруг нее Томом. 8 апреля, в воскресенье, последняя семейная трапеза вместе со всеми Геренами. Прощай, Бюиссоне - здесь она прожила более десяти лет! Предстоит расставание с Леони, Селиной и, особенно, с папой.

На следующий день в 7 часов утра все идут на мессу в церковь Кармеля на улице Ливаро: не плачет только одна Тереза. Но у нее страшно колотится сердце. "Какое это было мгновение! Невозможно понять его, не пережив..."

У деревянной двери с двойным запором и засовами девушка встает на колени перед отцом. Он делает то же самое и, плача, благословляет ее. Дверь медленно открывается: вся община - огромные ниспадающие черные мантии - в сборе. Господин Делатройетт так и не смог примириться с поступлением в монастырь барышни Мартен. Его приветственные слова сразу же прервали рыдания родственников и обдали холодом всех собравшихся: "Ну вот, почтенные матушки, теперь вы можете спеть Te Deum! Как уполномоченный монсеньора епископа, представляю вам это пятнадцатилетнее дитя, поступления которого вы так жаждали. Желаю вам, чтобы она не обманула ваших надежд, но хочу также напомнить, что, если выйдет иначе, отвечать за это будете вы".

Тереза переступает порог. Тяжелая дверь закрывается. Мать Мария де Гонзаг ведет ее на хоры, затем показывает ее келью на втором этаже - это комнатка два десять на три семьдесят, в которой находятся: кровать с коричневым одеялом, низенькая скамеечка, керосиновая лампа и песочные часы. На белой стене - строгое деревянное распятие. Из окна видны черепичная крыша да кусочек неба.

Во время осмотра монастыря послушнице все кажется восхитительным. "С какой радостью я повторяла слова: "Это навсегда, я здесь навсегда!""

На следующий день ее отец пишет своим друзьям Ногриксам: "Тереза, моя принцесса, вчера поступила в Кармель! Один Бог мог потребовать подобную жертву; но Он помогает мне с такой силой, что, несмотря на слезы, мое сердце переполняет радость".

Кармелитский монастырь Лизье в 1888 году

"Бедный и маленький" - так описала его Мария, когда поступила туда. Внутренняя галерея из красного кирпича, трапезная, сад с каштановой аллеей... Да, этот монастырь, пятидесятилетие существования которого будет вскоре отмечаться, совсем невелик и довольно беден.

Монашеская община, принявшая Терезу Мартен, состоит из двадцати шести монахинь (средний возраст - сорок семь лет); все они хорошо знакомы юной послушнице: уже шесть лет она постоянно ходит сюда. И все-таки жить здесь - совершенно иное дело. Но Господь оказал ей "милость не иметь ни одной иллюзии при поступлении в Кармель".

В XVI веке в жизни кармелитского ордена была произведена реформа святой Терезой Авильской, небесной покровительницей послушницы. Эта выдающаяся женщина, мистик и практик одновременно, основала небольшие "пустыньки", в которых полностью отрезанные от мира монахини устремляются к Богу посредством личной молитвы (ежедневно два часа созерцательной молитвы) и молитвы соборной, действуя в радостной обстановке братской любви. Испанская основательница построила сбалансированную жизнь, полную здравого смысла, в которой над всем (включая даже упражнения по умерщвлению плоти, являющиеся лишь средством) главенствует любовь.

Через три века в кармелитских монастырях в той или иной степени стала появляться склонность ко всепоглощающим упражнениям в аскетизме, а иногда и к весьма ограниченному морализму. Кармелю в Лизье тоже не удалось избежать этого уклона, которому так благоприятствовала общая обстановка во Франции, сильно отмеченная янсенизмом1 . Преувеличенный дух покаяния и умерщвления плоти, присущий даже лучшим монастырям, вполне мог одержать верх над духом любви. И не одна кармелитка была охвачена страхом пред Богом справедливым.

Сердце юной послушницы само устремляется к пятидесятичетырехлетней матери Марии де Гонзаг, урожденной Марии-Адели-Розалии Дави де Вирвилль. Ведь игуменья проявила столько интереса к своей Терезите и так сражалась за ее поступление! Ее благородство, высокий рост, обаяние, которым она, разумеется, пользуется, добрые отношения с семьей Мартен и та высокая оценка, какую дает ей духовенство Лизье, - все это привлекает к ней новую сестру, которая также привязалась и к уже совсем старенькой матери Женевьеве от Святой Терезы. Эта одна из основательниц монастыря в Лизье (в 1838 году) последние четыре года непрерывно болеет, страдает и молчит. Многие, в том числе и монастырский доктор, считают ее святой. Наряду с ней и старыми сестрами - Сен-Жозеф (самая старшая) и Феброни (помощница игуменьи) и других - в общину входят также пять сестер-послушниц, облаченных в белые мантии, которые не читают в церкви во время богослужений, и двух сестер-привратниц, которые живут вне стен монастыря и осуществляют взаимодействие с внешним миром.

Но сейчас жизнь Терезы сильнее всего связана с четырьмя сестрами. Сорокатрехлетняя наставница послушниц - сестра Мария от Ангелов, урожденная Жанна де Шомонтель, ежедневно собирает эту небольшую группку. Сестра Мария-Филомена, сорока восьми лет, "очень святая и очень ограниченная"; сестра Мария Святого Сердца, которая с великой радостью вновь обрела свою крестницу; сестра Марта от Иисуса, двадцати трех лет, сирота, послушница с трехмесячным стажем, "бедная глупенькая сестричка", по мнению матери Агнессы.

На фоне довольно-таки ограниченных сестер этой монашеской общины явно выделяются: мать настоятельница, сестры Мартен и еще две-три монахини. В те времена образование женщин заканчивалось к пятнадцати годам, и эти несколько сестер казались чрезвычайно "учеными" всем остальным, происходившим, как правило, из крестьян, которые очень рано начинали заниматься тяжелым физическим трудом.

Одетая в длинное голубое платье, черную накидку и темную шапочку, под которой едва помещаются густые светлые волосы, юная послушница начинает приобщаться к традициям кармелитской жизни. Ежедневно шесть часов молитвы в церкви, трапеза в 10 и в 18 часов (мясо не едят никогда, исключение составляют только больные), после чего все вместе отдыхают один час. Зимой на сон отводится семь часов. Кроме "теплой комнаты", нигде нет печек. Каждый день пять часов работы: изготовление облаток и картинок, шитье, стирка, уборка... Все это подчиняется строгому распорядку и проходит в тишине и одиночестве.

Первые шаги
(апрель-июнь 1888 года)

Работа послушницы состоит в починке и штопке одежды. В Бюиссоне Тереза никогда не держала в руках иголки. Наставница послушниц находит ее довольно медлительной. Еще она должна подметать "спальный коридор" (куда открываются двери келий) и лестницы. Во второй половине дня немного возни в саду, чтобы подышать свежим воздухом. Она больше не учится. Каждый день сестра Мария от Ангелов объясняет послушницам монастырский устав и традиции общины: как надо одеваться, есть, передвигаться. Сестра Мария от Святого Сердца, назначенная "ангелом" (так называли монахиню, которая посвящала новую сестру в монастырские традиции) Терезы, дополняет это ознакомление: учит, как пользоваться на службе в храме тяжелыми богослужебными книгами на латыни.

Резкий контраст с "сонной жизнью" Бюиссоне, кажется, вовсе не огорчает новенькую. Однако эта горячо желанная юная кармелитка сильно притягивает к себе взгляды всех монахинь. Окруженная старшими сестрами, не станет ли Терезита "игрушкой Кармеля"?

17 мая игуменья пишет госпоже Герен: "Ваша Лулу (так называла Терезу ее двоюродная сестра Мария Герен, что было потом подхвачено матерью Марией де Гонзаг) - само совершенство, никогда не могла бы подумать, что в пятнадцать лет можно иметь такие глубокие суждения! Ей ничего не надо говорить, все совершенно замечательно..."

Действительно, в первые три месяца Тереза получает щедрые дары. "Дорогая моя Селина, бывают моменты, когда я спрашиваю себя, правда ли, что я нахожусь в Кармеле?" Она очень любит цветы, и к пущей ее радости весна пробуждает небольшой монастырский садик. И вот наконец праздник! 23 мая в присутствии отца Пишона ее сестру Марию облачают в черную мантию. Согласно традиции, Тереза "коронует" ее венком из роз.

На протяжении нескольких дней иезуит читает проповеди кармелиткам. До сих пор у Терезы не было духовного руководителя. Она вспоминает о пожеланиях, высказанных в октябре прошлого года. "Я подумала, что, поскольку вы уже занимаетесь с моими сестрами (Марией и Селиной), то не могли бы вы взять еще и младшую?" "Семейный духовник Мартенов" дает свое согласие.

Избавление
(18 мая 1888 года)

Тереза никогда не умела говорить о своей внутренней жизни. Именно по этой причине встреча с ее новым духовником, состоявшаяся 28 мая, вызвала слезы. Она исповедалась ему за всю жизнь. Увидев ее накануне молящейся в церкви, иезуит принял ее за "дитя без проблем". Теперь он провозглашает: "Пред лицом Господа Бога, Пресвятой Богородицы и всех святых свидетельствую, что вы никогда не совершили ни одного смертного греха". Эта торжественная формулировка объясняется, без сомнения, тем, что священник стремился подбодрить Терезу, склонную к духовной скрупулезности: он тоже страдал от такого недуга, пока не был от него избавлен. Теперь бывшая жертва губительных последствий широко распространившегося янсенизма, способствующего таким терзаниям, проповедует Бога любви. Потом он добавляет: "Благодарите Господа за то, что Он делает для вас. Если б Он вас оставил - вы стали бы бесенком, а не ангелочком". Тереза комментирует: "В это нетрудно было поверить". И в заключение священник говорит: "Дитя мое, пусть Господь всегда будет вашим Настоятелем и Наставником послушниц".

В тот день Тереза окончательно избавилась от душевной муки, изводившей ее на протяжении пяти лет. Нет, она не симулировала свою болезнь и теперь "совершенно спокойна" по этому поводу.

После такого счастливого освобождения какое значение имеют строгости, которые проявляет игуменья ("сама того не ведая", - скажет позже Тереза) по отношению к послушнице. Она узнает другую мать Марию де Гонзаг, совсем непохожую на ту, которая была так любезна во время свиданий в переговорной. Она редко видит ее, но при каждой встрече игуменья смиряет послушницу тем или иным образом. И Терезите частенько приходится целовать землю (распространенный в те времена знак смирения). Может быть, болезненная и переменчивая мать Мария де Гонзаг хочет "сломить" юную девушку, в которой ей почудилась некая склонность к гордыне? Или просто компенсировать то благоприятное положение, в котором она может оказаться благодаря своим старшим сестрам? А Терезе, которая испытывает простое и чистое влечение к игуменье, приходится иногда даже хвататься за лестничные перила, особенно когда она проходит мимо матушкиной кельи, чтобы не постучаться под предлогом благословения на какое-нибудь дело и "обрести хоть каплю радости".

Беседы с наставницей послушниц становятся для нее настоящей мукой: она не знает, что сказать. Сестра Мария от Ангелов все время говорит и задает ей вопросы. Однажды, уже совершенно не зная, что делать, послушница бросается ей на шею и целует ее!

Еще она обнаруживает, насколько сложна жизнь в общине вместе с двадцатью шестью женщинами, которые постоянно находятся внутри небольшого монастыря. Совместный быт открывает столько разного в их характерах, социальном происхождении, поведении! "Конечно, в Кармеле не встретишь врага, но все-таки бывают симпатии. Чувствуешь, что вот эта сестра привлекает тебя, тогда как другая заставит сделать большой крюк, чтобы избежать встречи". После девяти лет монашеской жизни в общине она с совершенной ясностью констатирует: "Я говорю о недостатках воспитания, способности суждения, о свойственной некоторым обидчивости - обо всем, делающем жизнь не слишком приятной. Я знаю, что эти нравственные немощи - хронические и надежды на исцеление нет". Позднее три сестры уйдут из монастыря, и одна из них попадет в дом для умалишенных.

Первые "шпильки" сильно задевают ее живую и чувствительную натуру. Сестра Сен-Винсент-де-Поль, монахиня с весьма едким остроумием, никогда не щадит новенькую, называя ее "большой козочкой". Тереза же, когда слышит замечания "грозной старухи", довольствуется лишь тем, что улыбается ей. Эта сестра, искусная рукодельница, не удержалась и сказала игуменье, что у юной послушницы нет никаких способностей к такого рода работам и она никогда не станет полезной для общины. С другой стороны, сестра Агнесса от Иисуса и сестра Мария от Святого Сердца стремятся побольше заниматься с вечно младшей сестрой... прямо как в Бюиссоне. Это приводит к некоторым разногласиям. Однажды Мария получила ответ крестницы, который несколько задел ее: "Благодарю вас... Я была бы счастлива остаться вместе с вами, но будет лучше, если я воздержусь от этого, потому что теперь мы уже не у себя дома". Со своей стороны сестра Агнесса принимает решение (которое не сможет выполнить) не заниматься больше с "тростиночкой". "Нам вполне достаточно возни с нами самими... Будем же идти прямо... Иначе найдется столько поводов к смущению, что можно и не выдержать".

Непростое положение для той, которая пришла в Кармель "ради одного Господа", а нашла здесь своих предупредительных матерей. Тереза трезво оценивает грозящую ей опасность: она может просто задохнуться, если постоянно будет следовать за старшими сестрами.

Бегство отца
(23-27 июня 1888 года)

Средь ясного пока еще летнего неба 1888 года разразился удар грома!

29 апреля Селине исполнилось девятнадцать лет, что и было отпраздновано в переговорной Кармеля. Но спокойствие нарушено сделанным ей предложением о замужестве. Не без борьбы она наконец принимает решение. 15 июня она, в свою очередь, сообщает отцу о своем желании поступить в Кармель.

Уже потрясенный недавним принесением в жертву младшей дочери, Луи Мартен смутно предвидел уход Селины в созерцательную жизнь и свою одинокую старость. Разве не писала ему Полина прошлым летом: "Только одно я могу пожелать тебе на этой земле - увидеть всех нас пятерых в доме Господнем! Я думаю, это принесет тебе радость, ибо ты сам ни к чему большему не стремишься".

Со времени паломничества в Италию господин Мартен сильно сдал. Селина пишет Терезе: "Теперь наш бедный папочка кажется мне таким стареньким, таким изможденным. Если бы ты видела, как он встает по утрам во время причастия на колени, пытаясь опереться на что-нибудь, как-то помочь себе, - это плачевное зрелище. У меня просто разрывается сердце, и мне кажется, что он скоро умрет". У него начинает прогрессировать застарелая опухоль за левым ухом, вызванная укусом какого-то насекомого еще в Алансоне, да так окончательно и не вылеченная. Эта эпителиома, шириной с ладонь, его сильно мучает. Но гораздо более опасен артериосклероз, приступы уремии, часто влекущие за собой головокружения, потерю памяти, перемену настроения и желание сбежать.

Утром 23 июня в Бюиссоне переполох: Леони и Селина повсюду разыскивают своего отца. Он исчез. Оповещенные Герены говорят, что в аптеке его не видели. После ужасной ночи 24 июня приходит телеграмма из Гавра. Луи Мартен просит, чтобы ему выслали денег. Наконец извещен и Кармель. 25 июня Селина в сопровождении дяди Исидора и Эрнеста Моделонда отправляется в Гавр на поиски отца, не имея никакого представления о его местонахождении.

Следующий день приносит новые переживания оставшейся в одиночестве Леони. Сгорел дотла дом, расположенный рядом с Бюиссоне. Пожарные тушат огонь, перебросившийся на кровлю дома Мартенов, к счастью, практически не пострадавшую.

После четырех дней убийственных волнений и тревог господин Мартен наконец-то найден на почте. Его ум прояснился, но он полностью поглощен идеей-фикс: "уйти и жить отшельником в одиночестве". Свой план он не осуществлял раньше, чтобы не беспокоить домашних.

Вся семья просто шокирована этими событиями. Вряд ли что-то смогло бы взволновать больше младшую Мартен, потрясенную до глубины души. В то время, когда отец так сильно нуждался в ней, она оставалась "узницей". Как избежать нескромных расспросов некоторых сестер, бестактных слов, отголосков городских сплетен? Не стал ли господин Мартен "умалишенным" из-за ухода всех его дочерей в монастырь, и особенно младшей, которую он так любил?

Но силы не оставляют послушницу в это первое и такое трудное для нее время. В письмах к отцу она старается казаться радостной, непринужденной, и весело вспоминает разные забавные эпизоды путешествия в Италию, их хитроумное сообщничество. Но Селине она пишет совершенно иным тоном. К этим тягостным хлопотам добавляются еще и первые признаки сухости во время молитвы, которая до сих пор была для нее большой радостью. "Часто жизнь бывает довольно тяжела, как горько... и как сладостно. Да, за жизнь надо платить, нелегко начинать день с тяжкого труда... Если б еще чувствовать присутствие Господа, о, тогда все можно сделать ради Него, но кажется, что Он за тысячи миль... Господь прячется". Но в ней уже проснулась воительница, "вооруженная на битву", хотя ее внутренняя борьба совсем не видна окружающим.

В письме юной Терезы к Марии Герен, которая в первый раз проводит каникулы в только что унаследованном ее отцом владении Ла Мюсс (недалеко от Эвре), сплошные шутки. Немало удивляет она и свою наставницу. Одним июньским вечером, когда Тереза уже надела длинную ночную рубашку и распустила волосы, та зашла в келью к послушнице, чтобы как-нибудь подбодрить ее. В ответ прозвучало следующее: "Я сильно страдаю, но чувствую, что смогла бы вынести еще больше".

Отсрочка с принятием монашеского облачения

(октябрь 1888-го -январь 1889 года)

12 августа, после непродолжительного пребывания в Алансоне вместе с Леони и Селиной, у "патриарха" опять нехорошо со здоровьем. Снова неопределенность. В октябре Тереза должна принять монашеское облачение, как это обычно принято - после шести месяцев послушничества. Капитул при согласии монсеньора Югонена проголосовал за это, о чем ее уведомил всегда сдержанный господин Делатроейтт довольно-таки сухим письмом. Оставалось лишь назначить дату. И господин Мартен, всегда такой щедрый к Кармелю, уже прислал алансонские кружева для украшения своей принцессы на предстоящей церемонии.

Но все осложняется из-за отъезда отца Пишона в Канаду. Селина, на которой отныне лежат все домашние обязанности и заботы о здоровье отца (Леони все время мечтает о возвращении в монастырь Навещания), оплакивает разлуку с духовником. Тереза ей пишет: "У нас остается Господь!" Теперь она каждый месяц будет посылать по письму в Канаду и рассказывать о своей внутренней эволюции отцу-иезуиту, которого больше никогда не увидит. (За восемь лет отец Пишон должен был получить около пятидесяти писем от своей подопечной. Ни одно из них не сохранилось.)

30 октября Селина повезла отца и Леони в Гавр, чтобы попрощаться с духовником, отплывающим в Новый свет. В Гонфлере у господина Мартена случился опасный приступ. Ужасная поездка. Больной, рыдая, декламирует: "И только смерть неодолимо теперь влечет меня к себе". Но отца Пишона в Гавре нет. В конце концов его застают в Париже. Состояние ума господина Мартена ошеломляет его: "Впавший в детство почтенный старец, несомненно, не задержится здесь и вскоре отправится на небеса" (в письме к Марии).

При таких обстоятельствах необходимо отложить принятие монашеского облачения. А монсеньор теперь будет свободен лишь в январе. "Надо сказать, что нашему Ягненочку (еще одно прозвище Терезы) на каждом шагу приходится преодолевать препятствия", - отмечает отец-иезуит.

В декабре состояние больного немного улучшается. Настоятель кафедрального собора дал объявление о сборе пожертвований на приобретение центрального алтаря, и господин Мартен жертвует всю необходимую сумму - 10 000 франков. (Такую же сумму он даст на монашеский постриг Терезы в 1890 году.) Его родственник Герен (недавно продавший свою аптеку) находит такой размах неумеренным. Тереза же, наоборот, одобрительно относится к отцовской щедрости. Это гораздо лучше, чем потерять 50 000 франков на акциях Панамского канала во время разразившегося финансового кризиса, потрясшего молодую Французскую Республику. И вот наконец назначен день пострига: среда, 9 января 1889 года. Ровно через девять месяцев, день в день после поступления Терезы в Кармель на праздник Благовещения. Послушница в полном восторге: она всегда трепетно относилась к совпадению дат.

Мучительные реколлекции
(5-9 января 1889 года)

2 января ей исполняется шестнадцать лет. Вечером 5 го она полностью погружается в уединенную молитвенную подготовку к предстоящему событию - реколлекциям. Четырнадцать коротеньких записочек к сестрам повествуют о трудностях и "печалях" этих дней, проведенных в одиночестве. Уже знакомая на протяжении нескольких месяцев сухость лишь увеличивается во время трех-четырехчасовой ежедневной молитвы. "Господа нет поблизости, только сухость!.. Сон!.. (Она не высыпается, несмотря на то что ей дозволено вставать позже обычного.) ...Нет никаких утешений... кругом сплошной мрак... Господу не угодно отвечать мне!"

Задетая за живое проповедями отца Домена, она всегда будет побаиваться реколлекций, даже простых, без участия наставника. Но, невзирая на свои тревоги, "маленький мячик", как зовет ее сестра Агнесса, пребывает в мире. Любовь делает ее стойкой. "Раз Господу угодно поспать, зачем же мне мешать Ему, я и так слишком счастлива, что Он не церемонится со мной... Мне бы так хотелось любить Его! Любить так, как еще никто никогда не любил Его... Это невероятно, мое сердце мне кажется таким огромным... Мне бы хотелось обратить к покаянию всех грешников на земле и спасти все души чистилища".

Не щадя себя, она борется со своими душевными переживаниями, эмоциями, чувствами. Она благодарит "Того, Кто скоро станет ее Женихом" за то, что Он не позволил ей привязаться "ни к какому творению". Он-то хорошо знает, что "если бы мне была показана только тень счастья, то я привязалась бы к ней всеми силами сердца".

Во время своих реколлекций она узнает, что из-за неких похорон церемония отложена на десятое. Какое значение имеет число! Господь Иисус - Владыка всего.

Ее ранят "шпильки, подпускаемые некоторыми особами". Она улыбается сестре от Святого Викентия де Поль, которая не упустит случая обидеть ее. "Все окружающие очень добры ко мне, но есть одна, которая, не знаю почему, отталкивает меня!"

Ее постоянно беспокоит здоровье отца. Сможет ли он выдержать переживания, связанные с церемонией? Никто не решается заговорить об этом. Спустя двадцать пять лет мать Агнесса от Иисуса вспомнит о своих опасениях так: "Наш бедный папочка каждую минуту был под угрозой приступа. И я боялась, как бы что не произошло во время церемонии. Даже сейчас я еще содрогаюсь, когда думаю об этом, и припоминаю, что накануне того дня, вечером я молила Господа Бога, чтобы папа не начал кричать в церкви".

Вспоминая потом о первых девяти месяцах своей кармелитской жизни, сестра Тереза от Младенца Иисуса заметит, что первые шаги "маленькой шестнадцатилетней невесты" встретили "больше шипов, чем роз". Непривычная пища, недостаток сна, холод, но, особенно, постоянное унижение, сдержанность чувств, муки совместной жизни... все было бы ничего, если бы не болезнь отца. Она покорно повторяет всевозможные символические прозвища, которыми награждают ее окружающие: Ягненочек, Божья игрушка, Мячик, Тростиночка, Песчинка... Для нее это приглашение к жизни, скрытой от глаз посторонних, к умалению, самоотречению и молчанию, но в ее сердце горит огонь.

И принятие облачения она переживает как совершенное предание себя Богу Любви - Иисусу. И совсем не важно, что Он спит! Тяжелым дням, которые миновали, она дает такую оценку: "Я думаю, что основная задача Господа во время этих реколлекций заключалась в том, чтобы оторвать меня от всего, что не Он..."

Так подходило к концу ее послушничество. С самого начала жизни в Кармеле "страдание протянуло ко мне свои руки, и я с любовью бросилась в их объятья"... После подобного начала любой другой подросток навряд ли смог бы устоять.

Далее