В 2020 году, во время американских протестов против остатков расизма и полицейского произвола Михаил Таратута вступился за Христа, заявив, что протестующие низвергают «сакральные фигуры», вплоть «до традиционного изображения Христа с белым ликом».
На самом деле, никто изображений Спасителя в США не низвергал и не надругался над «белоликим Иисусом». Один вполне себе белоликий демагог Шон Кинг — да, заявил, что надо снести памятники, где Иисус бел, но это был один-единственный человек. Кинг одно время выдавал себя за афро-американца и оказался среди руководителей движения «Black Life Matters», но его оттуда выставили.
Таратута противопоставил русскую культуру как основанную на православии — американской как основанной на католичестве и протестантизме. Причём различие он усмотрел в отношении к труду:
«Мы выросли на культуре, которую во многом сформировало православие. В православном учении человек живет на этой земле ради Спасения, а это значит, что его жизнь — только маленький отрезок на пути в вечность. Поэтому все помыслы человека должны быть направлены вовнутрь себя, а не на окружающий мир. Иными словами, в русской системе ценностей труд, любое преобразование условий жизни имели второстепенное, подчиненное значение, стремление к богатству и вовсе порицалось. Америка же формировалась на католической, но еще больше протестантской культуре. В протестантском видении путь к Спасению, напротив, лежит через труд, создающий материальное благополучие. Работать и создавать богатство — это форма служения Богу. То есть богатство морально предписано. А вот успокоенность и довольство достигнутым достойны осуждения».
«Мы выросли» — это довольно странно звучит в устах человека 1948 года рождения. Формировало ли православие Россию в 1948 году?
Идея, что православные не работают, потому что о душе думают, это всего лишь как бы религиозный вариант идеи, что «мы» нищие, зато душевно богатые.
Идея, что протестанты более уважают труд, бытует в массовой культуре, но основания под собою не имеет. Выдвинул её Макс Вебер, но позднейшие исследования опровергли его гипотезу.
Плохо работают рабы. Крепостное рабство, а не православие отбивало охоту трудиться. Потом православие заменили «марксизмом-ленинизмом» с его призывом к ударному труду и намного большей несвободой. Концлагеря, изматывающая сверх-эксплуатация породили «совка» — человека, всячески отлынивающего от работы, чтобы сохранить себя. Там, где хоть какая-то свобода существовала, люди работали как протестантам и не снилось, навёрстывая упущенное-запретное. На шести сотках выращивали больше, чем целый совхоз. Неплохо работали и там, где платили достаточно для достойного существования, только платили хорошо обычно за соучастие в агрессии, в человекоубийстве — в военно-промышленном комплексе.
Таратута — не просто «советский журналист». Он работал за границей, более того, в США. По характеристике его однокурсника Андрея Анзимирова, «это был стопроцентный, типичный, трафаретный, архетипический советский карьерист, который должен будет пройти все этапы послеинъязовской карьеры, а именно карьеры переводчика для советской миссии в Египте, работы на советскую армию в одной из очередных стран третьего мира, на которые Кремль и Лубянка наложили свои щупальца и — неизбежная деталь — стать внештатным сотрудником КГБ с кодовой кличкой и всем, что полагается. Без последнего путь за рубеж нашим выпускникам был закрыт. … Дослужившись до права работать в США (а это значит, что его отношения с КГБ стали постоянными и архи-задушевными), он неожиданно для себя самого въехал, как тысячи ему подобных, в Перестройку. И целых десять лет жил в США на деньги КГБ и показывал оттуда русским телезрителям Америку. На телеэкране появлялся милый, вальяжный, интеллигентный, задушевный, вроде бы даже «прекрасно образованный» американист, который не мог не вызывать колоссальное уважение, к тому же и Америку он показывал вроде бы по-дружески». Но «настал тот год, России чёрный год», как сказал поэт, и Миша Таратута, исключительно по зову совести, постепенно стал очередным рупором режима, на сей раз путинского».
Любопытно, что расистский дискурс в 2020 году зазвучал и от противников Путина, как от Андрея Илларионова (впрочем, работавшего на Путина в 2000-е), так и от его «рупоров».
Таратута заявил, что «Привилегии развратили большую часть негритянского населения, воспитав в них психологию потомственной жертвы, вечных получателей заслуженных льгот».
Далее шла тривиальная ложь:
«Плодом всех этих либеральных усилий стала отрицательная селекция кадров в компаниях, университетах, на телевидении, в искусстве — повсюду. Иначе и быть не могло, если при найме из двух кандидатур — афроамериканца и белого — предпочтение отдаётся черному, даже если в своих компетенциях он уступает белому. И, наоборот, при увольнении, первым работу теряет белый».
Он сравнил протестующих с большевиками:
«Бунтовщики нанесли удар по сакральным фигурам этой страны, по «отцам -основателям» — Дж. Вашингтону и Т. Джеферсону, другим выдающимся президентам — У. Гранту, А. Линкольну, Т. Рузвельту, т.е. фигурам во многом определяющим американскую идентичность. Точно также сносили памятники и большевики в России. Но опять-таки в силу российской специфики главный удар они обрушили на церкви, на православие, как основу русской идентичности. Храмы, если и не сносили полностью, то превращали в склады, мастерские или что-то иное, убивающее мысль о вере. И точно так же, как это делают сегодня подыгрывающие протесту мэры-демократы в Америке, большевики переименовывали площади и улицы в России, стирая память о прошлом».
Люди, десятилетиями служившие режиму, который создал Ленин, стали обличать демократию, сравнивая её с большевизмом. При этом — хотя марксизм-ленинизм был заменён ими на православие — незыблемым осталось одно: антиамериканизм и служение кремлёвскому деспотизму.
Точно такой же зигзаг, как и Таратута, проделал в следующем поколении Александр Гордон (род. 1964), уехавший в США в 1989 году, не сделавший там карьеры и вернувшийся в Россию. В 2015 году Гордон предельно цинично объяснил: «Знаю прекрасно большое количество людей, которые скажут, что я прокремлевская тварь, путинец и скотина и что наша страна должна двигаться семимильными шагами в неведомый сладкий демократический мир. С ними я не соглашусь».
В 2016 году Гордон вспоминал: «Я не могу назвать себя человеком воцерковленным, хотя крестился в 17 лет, а в 19 лет хотел даже поступать в семинарию ... Я проповедник по призванию». В интервью квази-православному журналу «Фома» в 2016 году Гордон говорил: «Необходимо в любую передачу, начиная с программы «Время» до передачи «Спокойной ночи, малыши!», вносить запал христианской проповеди: «Люди, где вас хотя бы двое, там должны установиться такие отношения, чтобы основное, что есть в учении Христа, было бы не только услышано, понято, но и осуществлено».
Досталось от Гордона и Западу, оплоту гуманизма и потребления: «В центре «гуманистических ценностей» — человек, который становится самодостаточным и священным. На мой взгляд, это та самая беда в сознании, которая и привела нас к современной западной культуре потребления с девизом: «Есть я, а все остальное — ради меня». Начали это великие гуманисты, затем продолжили великие романтики, а закончилось все — «макдональдсами». Человек во имя себя, или человек во имя Бога или хотя бы во имя другого человека — разные способы жизни».
Религия, по Гордону, необходима как идеальная угроза, соответствующая порочности людей:
«Когда вы перечисляете десять заповедей, вы не можете не сослаться на то, что Господь Сам дал их Моисею, а затем их, в измененном виде, подтвердил Христос… А если вы говорите: «не убивай — это плохо», «не кради — это не хорошо, попадешь в тюрьму», тогда остается единственный авторитет — авторитет тюрьмы, закона, наказания. А он всегда плохо работает. Мы живем в таком мире, что тюрьмой не испугаешь. Ведь можно легко уговорить себя: «Ну, откуплюсь!» или «Ну, посижу!».
Христос — лучший тюремщик.
Правда, Гордон грустит. Он не верит, что российское телевидение заговорит по его рецепту. Он сам — плоть от плоти этого телевидения, ненавидит его и презирает. И, наоборот, Христа Гордон с Таратутой как бы уважают и защищают, но следуют не за Христом, а за Кремлём.