Александр Журавский

Оп. в кн.: Русская Православная Церковь в ХХ в. Материалы конференции. Петрозаводск, 2002.

См. библиографию.

Роль митрополита Кирилла в истории Русской Церкви XX века до недавнего времени была явно недооценена. Между тем, оказывается, что воззрения этого церковного иерарха могут послужить историческому и богословскому осмыслению трагического пути Русской Церкви в минувшем столетии. Мысли и суждения владыки Кирилла в области экклезиологии, христианской этики и применения канонических норм позволяют нам через историко- богословскую ретроспекцию увидеть возможные пути уврачевания трагической разделенности Русской Церкви, длящейся уже более 60-ти лет.

Прежде некоторая статистика. Митрополит Кирилл был расстрелян в 1937 году в возрасте 74 лет. 37 лет выпало прожить этому русскому иерарху в XIX веке, 37 лет - в XX-м. В первые 37 лет уложились мирное детство, юность, студенческие годы и пастырское служение. В последующие 37 лет довелось стать монахом, главой Урмийской миссии в Персии и архиереем. При Советской власти пришлось прожить 20 лет, но из них менее трех лет - на свободе, а 17 лет - в тюрьмах, лагерях, ссылках. Казнен владыка митрополит был в ночь с 20 на 21 ноября н.ст. 1937 года (в навечерие Михайлова дня) в 24 часа. Владыка Кирилл, несомненно, являлся одним из достойнейших иерархов своего времени, столпом православия, святителем, подвиг веры и служение которого можно поставить в один ряд с церковным служением свв. Афанасия Великого, Никифора и Мефодия Цареградских, Марка Эфесского, Филиппа Московского. Митрополит Кирилл канонизирован и РПЦЗ и РПЦ МП. Имя его свято и для представителей катакомбного движения (не говорю о таких маргинальных исключениях, как т.н. архиепископ Готфский Авмросий (Сиверс), претендующий на преемство от ИПХ).

Без сомнений, церковная позиция митрополита Кирилла воспринималась и правой оппозицией и последователями митрополита Сергия и светской властью, как особая, не совпадающая с позицией других правых течений. Последователей митрополита Кирилла называли “кирилловцами”, каковые и составляли умеренную оппозицию митрополиту Сергию. Не зря же часть православных зилотов упрекали митрополита Кирилла (даже в 1934 году) в “чрезмерной осторожности”.[1] Отмечал особенность позиции своего оппонента и митрополит Сергий (так, в постановлении о предании митрополита Кирилла суду, фигурирует обвинение во “вступлении в общение с обществом, отделившемся от законного церковного священноначалия”,[2] а не обвинение в расколе). Признавали особенность церковной позиции митрополита Кирилла и светские власти. В следственных делах фигурирует упоминание направления, связанного с именем митрополита Кирилла, как “кирилловское патриаршее”, наряду с “иосифлянским” или “даниловским”.[3]

Митрополит Кирилл прекратил церковное общение с митрополитом Сергием в результате несогласия с его администрированием, которое воспринималось как узурпация не принадлежащих ему прав, и как “спорный эксперимент”, особенно в области церковно-административного управления (подразумевалось учреждение Временного Патриаршего Священного Синода без согласования с Патриаршим Местоблюстителем, поспешные прещения на оппонентов, издание постановление от 6 августа 1929 года и пр.). Как отмечал протоиерей Иоанн Мейендорф (в послесловии к книге Л.Регельсона), не митрополит Сергий первым начал политику поспешных запрещений, ее начали обновленцы (“лишив сана” самого Патриарха Тихона) и григориане. Но “восприняв эту практику раскольников, - продолжал протоиерей Иоанн Мейендорф, - митрополит Сергий возобновил худшие – и отнюдь не “тихоновские” – черты старого бюрократического централизма”.[4]

Как мне представляется, несогласие митрополита Кирилла с деятельность митрополита Сергия коренилось не в области воззрений на вопрос церковно-государственных отношений (не в области отношения к Декларации 1927 года), а в области, скорее, этической. И это несмотря на то, что по смыслу разногласие заключалось в разности воззрений митрополита Кирилла и митрополита Сергия на характер администрирования Заместителя Патриаршего Местоблюстителя и объем его полномочий. Митрополит Кирилл, как вождь умеренной оппозиции, придавал вопросу административного управления (т.е. каноническому вопросу) характер вопроса этического, рассматривая, при этом, этический вопрос, как часть экклезиологической проблемы.

В настоящем докладе мне хотелось бы остановиться на том, как экклезиологические и этико- канонические взгляды митрополита Кирилла отражались в его воззрениях на церковно-административную ситуацию и церковно-государственные отношения 20-30-х годов.

Для кого-то будет странным такое словосочетание “этико-канонические воззрения”. Что это такое?

Если вспоминать историю канонического права, то окажется, что в основе большинства канонов лежат христианские этические нормы, выработанные святыми отцами, Вселенскими и Поместными соборами применительно к конкретным церковным ситуациям. Таковы апостольские правила, правила свв.Григория Неокесарийского, Петра Александрийского, Василия Великого, других святых, чьи этические трактаты вошли в канонический сборник Иоанна Схоластика, в Номоканон, а затем и в Книгу правил, в качестве церковных канонов. Для нас очевидно, что именно христианская этика являлась одним из важнейших источников формирования свода канонических норм в эпоху Вселенских соборов.

Отношение митрополита Кирилла к канонам – есть отношение, хорошо характеризуемое известным библейским речением: “буква мертвит, а дух животворит”. Отсюда становится понятным призыв митрополита Кирилла к Заместителю Патриаршего Местоблюстителя: “Не злоупотребляйте, Bлaдыко, буквой канонических норм, чтобы от святых канонов не остались у нас просто каноны. Церковная жизнь в последние годы слагается и совершается не по буквальному смыслу канонов”.

Эту глубокую мысль, которая ныне представляется общим местом в рассуждениях историков и канонистов о церковной ситуации 20-30-х годов XX века, следует пояснить. Ведь в рассуждениях владыки Кирилла о правоприменительной церковной практике раскрываются особенности его экклезиологических воззрений, и, в частности, становится понятной его позиция по вопросу о церковной власти в Русской Церкви.

И здесь мы должны сформулировать первую особенность экклезиологических взглядов митрополита Кирилла – это его отношение к канонам как этическим нормам, освященным авторитетом и мудростью святых отцов, а не как к механическим универсальным регуляторам всякой церковной ситуации. Некоторые аспекты чрезвычайно беспрецедентной церковной ситуации, сложившейся в Советской России, не разрешаются на основании канонических правил. Отсюда призыв к митрополиту Сергию не злоупотреблять “буквой канонических норм, чтобы от святых канонов не остались у нас просто каноны” (2). По собственному признанию священномученика Кирилла ему важно “растопить лед диалектически-книжнического пользования канонами и сохранить святыню их духа” (2). “Как бы ни подчеркивали Вы строгость суждения канонов, на какие ссылаетесь, в обличение непослушных Вам, - писал священномученик Кирилл, - Ваши толкования производят малое впечатление и на непослушных и на все церковное общество, совершенно перестающее доверять диалектической канонике, развившейся у Вас до ужасающих размеров с появлением обновленчества”.[5]

Характерно, что уже здесь владыка Кирилл говорит об “обновленчестве” митрополита Сергия, но обновленчество это заключается для митрополита Кирилла не в декларации 1927 года, а в “каноническом буквализме”, на основании которого происходит узурпация церковной власти. Митрополит Кирилл напоминает, что именно на основании церковных канонов обновленческим Собором был осужден Патриарх Тихон.

В том же втором письме (отзыве) от 10-12 ноября 1929 года митрополит Кирилл приводит конкретный пример вынужденного отхода церковного общества от буквы канонических установлений в силу церковной необходимости и целесообразности. “Самый переход патриарших прав и обязанностей к митрополиту Петру совершился в небывалом и неведомом для канонов порядке, - пишет владыка Кирилл, но тут же приводит важный этико-экклезиологический аргумент в пользу легитимности подобной вынужденной меры. “Церковное сознание восприняло этот небывалый порядок как средство сохранения целости патриаршего строя, считая последний главным обеспечением нашего православного бытия, особенно ввиду обновленческого отрицания идеи Патриаршества” (2). Итак, санкция Полноты Церковной или, как пишет митрополит Кирилл, церковного сознания есть фактор легитимизации “внеканонического” решения Поместного Собора, санкционировавшего право Патриарха Тихона на назначение им Местоблюстителей Патриаршего престола.

Для сохранения канонического устроения Церкви церковное сознание готово примириться с необходимостью отступить от нормативного канонического запрета на прямое указание патриархом своего преемника. Но поскольку церковное общество санкционировало такое послабление, оно же должно явить механизм контроля за тем, чтобы не произошло злоупотребления послаблением, чтобы вынужденный - ради блага церковного - компромисс не обернулся церковной бедой. Церковным благом в данном случае является сохранение преемственности и неповрежденности патриаршего строя Русской Церкви, церковной бедой – отказ от патриаршества, рецидивы синодской системы управления Церковью. Именно внеканоническая (не говорю – неканоническая) чрезвычайность правопреемства митрополита Петра (а через него и митрополита Сергия), обусловили, по мнению митрополита Кирилла, “насторожившийся контроль над церковными верхами” со стороны церковного общества. Отсюда и болезненная реакция ревнителей православия на всякие сомнительные действия, которые появляются в результате такой внеканонической ситуации. Ведь если чрезвычайная мера, принятая в обход канонов, приводит к отходу от канонического строя Церкви, неприемлемым церковно-административным новшествам и т.д., то у церковного общества возникает вопрос – а зачем была чрезвычайная санкция Собора, если она привела не к сохранению канонического церковного строя, а к его упразднению или умалению? “Этой психологии церковного общества, - продолжал митрополит Кирилл, - Вы не могли не знать и не должны были в деле временно доверенного (выделено мной – А.Ж.) Вам управления Церковью прибегать к спорным экспериментам; или же должны были тотчас же отказаться от них, как только получили засвидетельствование их спорности, чтобы не стать тем, чем Вы теперь стали, т.е. главным виновником все более усиливающегося пожара церковного бесчиния”.

Итак, введение Временного патриаршего Синода – есть, по мнению Казанского святителя, спорный эксперимент, который привел к церковному бесчинию. Здесь бесчиние следует понимать не в метафорическом, а в прямом и непосредственном смысле – “бесчиние”, т.е. упразднение церковного чина, иерархического единоначалия митрополита Петра мерами и рассуждениями митрополита Сергия, мыслящего себя и.о.Местоблюстителя, а не заместителем его. Такие схоластические рассуждения митрополита Сергия выявляют в нем неизбывную синодальную закваску, характеризую как яркого представителя синодальной церковной бюрократии. Эту “игру слов” и критиковал митрополит Кирилл.

Вообще, экклезиологические воззрения митрополита Кирилла, если взять статическую их составляющую, и отвлечься от некоторой естественной эволюции отношения к деятельности митрополита Сергия, характеризуются 10-ю основными особенностями. О первой уже было сказано.

Вторая – это приверженность идее патриаршего управления Русской Церковью. Не зря движение единомысленного митрополиту Кириллу духовенства называли “кирилловским патриаршим”. Владыка Кирилл отстаивал решения Поместного Собора о таких формах соборности в церковно-административном управлении, которые не устраняют единоличности управления Церковью, а, следовательно, и ответственности за это управление.

Третья особенность экклезиологических воззрений митрополита Кирилла находится в плоскости отношений митрополита Кирилла и митрополита Сергия. Это признание митрополита Сергия Заместителем Патриаршего Местоблюстителя, с одновременным отказом считать полномочия Заместителя Патриаршего Местоблюстителя равными полномочиям самого Местоблюстителя; а также особенность характеристики административной деятельности митрополита Сергия.

Митрополит Кирилл признает митрополита Сергия Заместителем Местоблюстителя, что видно и из соответствующего его обращения к митрополиту Сергию, однако идентифицирует учредительную (создание Временного Патриаршего Синода) и репрессивно-волюнтаристскую (запрещение инакомысленных епископов) церковно-административную деятельность митрополита Сергия, не согласованную с митрополитом Петром, как узурпацию не принадлежащих Заместителю Местоблюстителя прав.

Собственно, с первых же строк своего первого письма митрополит Кирилл определил характер разногласий своих и митрополита Сергия как несогласие с административно-церковной деятельностью Заместителя Патриаршего Местоблюстителя, который, по убеждению митрополита Кирилла, “по своим правам не может равняться с тем, кого он замещает, или совершенно заменить его”.[6] Речь вовсе не идет о “Декларации” 1927 года, о которой владыка Кирилл вовсе не упоминает. Не содержится в письмах митрополита Кирилла и осуждения Заместителя Местоблюстителя “за его капитуляцию перед советской властью”, как это ошибочно утверждается Д.Поспеловским.[7] Вообще политизация взглядов митрополита Кирилла есть глубочайшая ошибка и признак историко-богословского бесчувствия. Сам митрополит Кирилл и в письмах митрополиту Сергию, и на допросах, и в переписке с единомышленниками устраняет политический аспект из темы о причинах своего несогласия с митрополитом Сергием.

Для понимания причин разногласий митрополита Кирилла и митрополита Сергия необходимо уяснить разность в их толковании прав Заместителя Местоблюстителя. Митрополит Сергий отстаивал полное тождество своих, как Заместителя, прав правам самого Местоблюстителя, предлагая даже новое именование своего правового статуса – “Временно исполняющий обязанности Патриаршего Местоблюстителя”. В этой терминологической казуистике видится нам особенности психотипа опытного синодального бюрократа.

Уже во втором своем письме-отзыве владыка Кирилл указывал на то, что митрополит Сергий, вероятно, не замечает весьма существенной разницы между митрополитом Петром и собой в порядке правопреемства. Если митрополит Петр принял свои церковные полномочия после Патриарха и является единым носителем оставленных прав, в каковом достоинстве был утвержден в день погребения Святейшего Патриарха собравшимися в значительном количестве епископами, то митрополит Сергий свои полномочия воспринял от митрополита Петра, пусть даже без оговоренных ограничений, но в пользовании ими митрополита Сергия ограничивает существование Местоблюстителя митрополита Петра, который от своих местоблюстительских прав не отказывался и до сих пор признается Церковью в своем достоинстве, выступая перед Церковью с посланиями и самостоятельными предложениями. По такому порядку сложившихся отношений за митрополитом Сергием должно оставаться исполнение “ежедневных обязанностей по церковному управлению”. Становясь на точку зрения равенства прав митрополита Сергия с правами митрополита Петра, - писал владыка Кирилл, - верующие “при наличии подобных актов, имели бы одновременно два возглавления нашей Церкви: митрополита Петра и Вас. Но этого в Церкви быть не может, и Ваши права в ней — только отражение прав митрополита Петра и самостоятельного светолучения не имеют”.

Кроме того, принятие митрополитом Сергием своих полномочий от митрополита Петра без утверждения епископатом, ставит Заместителя Местоблюстителя перед Церковью в положение только “личного уполномоченного митрополита Петра, для обеспечения на время его отсутствия сохранности принятого им курса церковного управления, но не в положение заменяющего главу Церкви, или "первого епископа страны"”.

Отвечая на резкие слова митрополита Сергия “знать свою меру” в суждении о деятельности “первого епископа страны” (т.е. митрополита Сергия) владыка Кирилл выражает недоумение на постоянную склонность митрополита Сергия “ставить свою деятельность в непосредственную связь с именем почившего Патриарха”. Характерно, что митрополит Кирилл ни в одном из своих писем не напомнил митрополиту Сергию об отпадении в обновленчество и предательстве Патриарха Тихона. Надо полагать, что владыка считал это не этичным после принесенного митрополитом Сергием покаяния. Но митрополит Кирилл не мог согласиться с декларируемым митрополитом Сергием первоепископством в очевидный обход прав митрополита Петра, признанного законным Патриаршим Местоблюстителем. “Если бы Вы “знали свою меру” и действовали по духу св. канонов, - писал митрополит Кирилл, - то остерегались бы постоянно апеллировать к этому авторитету (авторитету Патриарха Тихона – А.Ж.), так сказать, через голову митрополита Петра, от которого Вы получили свои полномочия, и испрошение согласия митрополита Петра на Ваши мероприятия исключительной важности должно быть для Вас и для Церкви ручательством, что Вы подлинно не отступаете от линии действования Святейшего. Ведь полномочия-то патриаршие перешли непосредственно от Патриарха не к Вам, а к митрополиту Петру, и Вам следует сохранять по отношению к нему для всех нас обязательную мерность. [8] (2)

“Мерность” – термин юридический, но здесь он фиксирует этико-каноническую позицию митрополита Кирилла, убежденного, что нет никаких оснований отчуждать от митрополита Петра его первоиераршество. Все, в том числе (и даже, прежде всего)– Заместитель Местоблюстителя обязаны признавать Первоиерархом Церкви митрополита Петра. Иная позиция, в частности, направленная на утверждение первым епископом Заместителя Местоблюстителя, является узурпацией прав митрополита Петра.

Четвертая особенность - признание морально недопустимым совместное евхаристическое общение (литургисание) с последователями митрополита Сергия.

Отказ от братского общения характеризуется митрополитом Кириллом, как “отказ участвовать в чужих грехах” и невозможность иным способом “обличить согрешающего брата”: “Ни от чего святого и подлинно церковного я не отделяюсь; страшусь только приступать и прилепляться к тому, что считаю греховным по самому происхождению, и потому воздерживаюсь от братского общения с митрополитом Сергием и ему единомышленными архипастырями, так как нет у меня другого способа обличить согрешающего брата...”

Рассуждения митрополита Кирилла являют нам пример литургического богословия, когда евхаристическое служение пастыря допускается только в единомыслии и сердечном мире с сослужителем: “Я воздерживаюсь литургисать с Вами не потому, что тайна Тела и Крови Христовых будто бы не совершится при нашем совместном служении, - писал митрополит Кирилл, - но потому, что приобщение от чаши Господней обоим нам будет в суд и осуждение, так как наше внутреннее настроение, смущаемое неодинаковым пониманием своих церковных взаимоотношений, отнимет у нас возможность в полном спокойствии духа приносить милость мира, жертву хваления”. (2). Это так сказать, литургический аспект разрыва церковного общения.

Присутствует здесь и свидетельство о творящейся неправде. Имеется и своеобразный пастырский аспект воздержания от евхаристического общения (попытка “братского взразумления” митрополита Сергия, так как иного средства нет). И здесь со стороны священномученика Кирилла нет стремления как-то умалить достоинство и права митрополита Сергия, напротив, владыка Кирилл пишет о том, что “если такое воздержание (от евхаристического общения – А.Ж.) будет способно Вас потревожить даже до готовности пересмотреть свои мероприятия и отказаться от услуг Вашего соправителя (Временного Синода – А.Ж.), принесших нам небывалое замешательство в чине церковном, то благодарное церковное общество встретит этот Ваш шаг как драгоценную решимость блюсти в неизменной целости принятый Вами на хранение церковный строй” (2).

И здесь мы подходим к следующей, пятой особенности воззрений владыки Кирилла - признание благодатности таинств не только представителей правой оппозиции, но и последователей митрополита Сергия.

Митрополит Кирилл особо подчеркивает, что отказ от евхаристического общения с иерархами, единомысленными митрополиту Сергию, не понимается “как отделение от руководимой митрополитом Сергием части Православной Церкви, так как личный грех митрополита Сергия относительно управления Церковью не повреждает содержимого и этой частью Церкви - православно-догматического учения”.

Впоследствии митрополит Кирилл неоднократно будет указывать на необходимость различать те действия митрополита Сергия и его единомышленников, которые совершаются ими “по надлежащему чину в силу благодатных прав, полученных через таинство священства, от таких деяний, кои совершаются с превышением своих сакраментальных прав по человеческим ухищрениям в ограждение и поддержание своих самоизмышленных прав в Церкви” (письмо 1934 года неизвестному архиерею).

Шестая особенность взглядов митрополита Кирилла (как производная от четвертой и пятой) - это проведение различия между личным и церковным общением с последователями митрополита Сергия (например, признание морально допустимым для мирян, в случае отсутствия храма с единомысленным духовенством, участвовать в богослужении и причащаться Св.Таин, но без активного участия в жизни прихода; а также готовностью самого митрополита Кирилла – в случае “смертной опасности” - принять елеосвящение и последнее напутствие от сергиевского священника, в том случае, если не окажется поблизости единомысленного с митрополитом Кириллом клирика).

Митрополит Кирилл во втором своем письме-отзыве отвечал митрополиту Сергию: “Среди рядового духовенства очень немного сознательных идеологов Вашей церковной деятельности. Большинство остается послушным Вам, так сказать, по инерции и не смутятся в случае надобности у меня исповедоваться, исповедовать меня и со мною причащаться, не привлекая к делу мое отношение к Вам и Ваше ко мне. Приемля от такого священника последнее напутствие, я ничуть не подрываю свою, как вы называете, позицию” (2).

Из этой же особенности экклезиологических воззрений митрополита Казанского Кирилла логичным образом происходит готовность совершать богослужение в сергиевских храмах - без предварительного освящения (т.е. без сомнения в благодатности того сергиевского духовенства, которое в этом храме служит). Но богослужение это, в силу разрыва евхаристического общения, митрополит Кирилл будет совершать в одиночку или совместно с единомысленным духовенством.

Проводя различие между частной и церковной молитвой, митрополит Кирилл в своем ответе на вопросы из Казанской епархии, писал, что молиться о митрополите Сергии наряду с остальными архипастырями не является грехом - это долг всех православных христиан, если только “общецерковное рассуждение не объявит учиненное митрополитом Сергием злоупотребление доверенной ему церковной властью грехом ко смерти (Мф. 18, 15-17; 1 Ин. 5, 16)”.[9] В то же время, богослужебное поминовение митрополита Сергия рядом с митрополитом Кириллом, если таковое совершается где-нибудь в Казанской епархии, есть, по слову владыки Кирилла, “плод недоразумения, созданного уверениями, будто митрополит Кирилл единомыслен с митрополитом Сергием во всех его церковных мероприятиях”.

Здесь чувствуется некоторая двусмысленность позиции митрополита Кирилла. Он признает митрополита Сергия Заместителем Патриаршего Местоблюстителя, но считает грехом сознательное поминовение имени митрополита Сергия рядом с именем митрополита Кирилла. Однако при этом и автономного управления Казанской епархией владыка Кирилл еще не провозглашает (в первом письме 1929 года о церковном управлении по патриаршему указу 1920 года митрополит Кирилл еще не писал, надеясь на восстановление церковного мира).

На эту двусмысленность указывал и митрополит Сергий в своем ответном письме, и ряд современных исследователей (например, протоиерей В.Цыпин,[10] Д.Поспеловский[11]). Эту двусмысленность следует объяснить следующим образом. Митрополит Кирилл не может провозгласить автономного управления, поскольку, во-первых, жив митрополит Петр, Местоблюститель Патриаршего Престола, который признается митрополитом Кириллом и поминается им за богослужением. Потому всякие действия по созданию “автономии” (от митрополита Сергия) будут, хотя бы и косвенно, направлены против митрополита Петра, как главы Русской Православной Церкви. Во-вторых, есть еще надежда на исправление ситуации с церковным управлением. В-третьих, если и должно поминаться имя “первого епископа страны”, то это должно быть имя митрополита Петра, что требовал, кстати, и сам митрополит Петр в документах о назначении кандидатов в заместители Местоблюстителя. Этого требования – под давлением властей – не соблюдал, кстати, митрополит Сергий, что также настораживало правую оппозицию.

Относительно поминовения в Казанской епархии имени митрополита Сергия рядом с именем митрополита Кирилла, помимо указанных владыкой Кириллом и нами причин, следует вспомнить и распоряжение самого митрополита Кирилла от 8(21) июня 1922 года, согласно которому в Казанской епархии в случае ареста и ссылки правящего архиерея поминаться должно было только имя митрополита Кирилла, а не викария, временно управляющего Казанской епархией. Причем имя викарного епископа могло поминаться только в случае смерти Казанского митрополита на период до назначения нового правящего архиерея. Отсюда более понятной становится позиция владыки Кирилла и в вопросе поминовения за богослужением имени митрополита Сергия. Поскольку митрополит Сергий являлся только Заместителем Местоблюстителя, что, в понимании митрополита Кирилла, и означало “викарий”, то и возноситься за богослужением должно, прежде всего, имя Местоблюстителя - митрополита Петра, а не его Заместителя (викария) - митрополита Сергия.

Седьмая особенность - определение порядка церковной жизни указом Патриарха Тихона от 7(20).11.1920 “при временной невозможности общения с центром церковной власти”, т.е. с митрополитом Петром.

К этому вопросу мы еще обратимся позднее, здесь же процитируем отрывок из февральского письма 1934 года митрополита Кирилла неизвестному архиерею. “Понимание патриаршего завещания, утверждаемое митрополитом Сергием, привело уже к тому, что завещание, составленное для обеспечения скорейшего избрания нового Патриарха, стало основой для подмены в церковном управлении личности Патриарха какой-то коллегиальной “Патриархией”... Оставаясь в каноническом единении с Патриаршим Местоблюстителем митрополитом Петром, при переживаемой невозможности сношения с ним признаем единственно закономерным устроение церковного управления на основе патриаршего указа 7(20) ноября 1920 г.”.

Восьмая особенность –условное непризнание административных распоряжений Синода и митрополита Сергия, т.е. готовность митрополита Кирилла восстановить церковное общение при устранении митрополитом Сергием незаконных, по мнению митрополита Кирилла, церковно-административных инициатив (учреждение Временного Патриаршего Синода, прещения на оппозиционное духовенство, отказ от передачи всех церковных споров на суд митрополита Петра Крутицкого, восстановлением “мерности” в отношении главы Церкви митрополита Петра).

“До тех пор, пока митрополит Сергий не уничтожит учрежденного им Синода, - писал митрополит Кирилл в одном из своих писем, - ни одно из его административно-церковных распоряжений, издаваемых с участием так называемого Патриаршего Синода, я не могу признавать для себя обязательным к исполнению”.

Готовность митрополита Кирилла к восстановлению церковного мира видна нам из следующих его слов, обращенных к митрополиту Сергию: “Уверен, что если бы Ваше Высокопреосвященство во имя сохранения церковного исполнения последовали моему совету, то все упоминаемые Вами в письме ко мне противники Ваши снова с любовью возвратились бы под Ваше руководство и прекратилась бы для Вас надобность расточать новые и новые прещения и меня объявлять “учителем бесчиния” со всеми последствиями такого учительства”.(2)

Девятая особенность экклезиологических взглядов митрополита Кирилла заключается в признании допустимости поминовения гражданской власти по формуле “о всех иже во власти суть и о еже возглаголати в сердца их благая и мирная о Церкви Твоей Святей” (1-ое письмо м.Кирилла);

Еще в своем первом письме митрополиту Сергию владыка Кирилл приводил возможные формы поминовения светских властей на великой и сугубой ектеньях, на проскомидии, в евхаристической молитве во время литургий свт.Иоанна Златоуста и свт.Василия Великого. Эта практика сложилась, по утверждению митрополита Кирилла, в 1923 году среди духовенства, находившегося в Зырянской ссылке. Подобное поминовение властей отражало, по мнению владыки, “искреннее церковное отношение и к Божьему и к Кесареву”.[12] Признание митрополитом Кириллом возможности и даже необходимости литургического поминовения гражданских властей свидетельствует о том, что его взглядам на светскую власть был чужд ригоризм.

Десятая особенность – это отношение к гонениям на Церковь, как к суду Божию.

Здесь весьма характерен протокол допроса 26 февраля 1930 года в Красноярске, в котором зафиксировано отношение митрополита Кирилла к антирелигозной деятельности соввласти. Митрополитом Кириллом правительственные антихристианские мероприятия осмысливаются “как обнаружение не человеческих каких-либо соображений и умышлений, а осуществление над русским церковным обществом суда Божия, карающего нас за наши исторически выявленные церковные падения и призывающего к покаянию”.[13]

Владыку Кирилла никогда нельзя было упрекнуть в “дипломатичности” ответов. Если это не могло причинить какого-либо вреда кому-то из верующих, владыка отвечал на допросах прямо и, порой, резко, с тем прямодушным архипастырских достоинством, которое всегда его отличало. Так, в том же 1930 года он писал: “Отношение Сов.власти к религии, предназначенной к ликвидации, представляется как ряд постепенных настойчивых мероприятий в том направлении, чтобы дать возможность всем наличным носителям религиозности дожить на законном основании свой век, но не оставлять наследников своего миросозерцания”.[14]

Подводя итог рассмотрению особенностей экклезиологических воззрений митрополита Кирилла, заметим, что ключевой фразой в понимании его взглядов на церковно-административную ситуацию в Русской Церкви, являются слова, написанные им в 1934 году: “Неблагополучие в Русской Православной Церкви видится мне не со стороны содержимого Ею учения, а со стороны управления” (1934).

А какой порядок преемства церковной власти виделся митрополиту Кириллу в качестве законного и канонического? Понимание митрополита Кирилла выражено в уже процитированном нами письме 1934 года. “Сохранение надлежащего порядка в церковном управлении со смерти Святейшего Патриарха Тихона и до созыва законного Церковного Собора обеспечивалось завещанием Святейшего Патриарха, оставленного им в силу особого, ему только данного и никому не передаваемого права назначить себе заместителя, – писал митрополит Кирилл в январе 1934 года. - Этим завещанием нормируется управление Русской Церковью до тех пор, пока не будет исчерпано до конца его содержание. Несущий обязанности Патриаршего Местоблюстителя иерарх сохраняет свои церковные полномочия до избрания Собором нового Патриарха. При замедлении дела с выбором Патриарха Местоблюститель остается на своем посту до смерти, или собственного добровольного от него отречения или устранения по церковному суду”.[15]

Итак, по свидетельству митрополита Кирилла, есть только три условия, по которым Местоблюститель устраняется от управления Церковью – в случае смерти, добровольного отречения, по церковному суду. Это важно, поскольку митрополит Кирилл подчеркивает, таким образом, невозможность устранения Местоблюстителя от управления Церковью на основании того, что Местоблюститель находится в заключении или ссылке. Известно, что и канонические правила, на которые так часто ссылался митрополит Сергий, не предусматривают назначение епископа на “живое место”, особенно, если епископ насильственно или вынужденно удален из своей епархии.

Далее митрополит Кирилл указывал на то, что Местоблюститель “не правомочен назначить себе заместителя с правом, тождественным его местоблюстительским правам. У него может быть только временный заместитель для текущих дел, действующий по его указаниям. Вот в этом пункте и является погрешность со стороны митрополита Сергия, признающего себя в отсутствие митрополита Петра имеющим все его местоблюстительские права. Его грех — в превышении власти, и православный епископат не должен был признавать такую его власть и, убедившись, что митрополит Сергий правит Церковью без руководства митрополита Петра, должен был управляться по силе патриаршего указа 7(20) ноября 1920 г., готовясь дать отчет в своей деятельности митрополиту Петру или Собору”.

Итак, для митрополита Кирилла средством против узурпации митрополитом Сергием власти является патриарший указ 1920 года. Причем, это средство столь же законно (а, может быть, и более), сколь и патриаршее завещательное распоряжение, которое ведь и оставлено-то было для сохранения целостности патриаршего церковного строя. При этом главой Церкви остается заключенный, но насильственно властями отстраненный митрополит Петр Крутицкий. В другом, февральском, письме 1934 года митрополит Кирилл писал одному архиерею, что указом 1920 года “необходимо руководствоваться и при временной невозможности сношения с лицом, несущим в силу завещания достоинство церковного центра”,[16] т.е. с митрополитом Петром.

Если еще до созыва Собора Местоблюститель умирает, то, по мнению митрополита Кирилла, “необходимо снова обратиться к патриаршему завещанию и в правах Местоблюстителя признать одного из оставшихся в живых, указанных в патриаршем завещании иерархов. Если ни одного в живых не окажется, то действие завещания окончилось, и Церковь сама собою переходит на управление по патриаршему указу 7(20) ноября 1920 г., и общими усилиями епископата осуществляется созыв Собора для выбора Патриарха”.

Поэтому только после смерти митрополита Петра или его законного удаления, митрополит Кирилл находит для себя “не только возможным, но и обязательным активное вмешательство в общее церковное управление Русской Церковью. Дотоле же иерархи, признающие своим Первоиерархом митрополита Петра, возносящие его имя по чину за богослужением и не признающие законной преемственности Сергиева управления, могут существовать до суда соборного параллельно с признающими; выгнанные из своих епархий, духовно руководя теми единицами, какие признают их своими архипастырями, а невыгнанные руководя духовной жизнью всей своей епархии, всячески поддерживая взаимную связь и церковное единение”.

Митрополит Кирилл на предложение объявить о вступлении в права Местоблюстителя указывает, что “быть явочным порядком заместителем митрополита Петра без его о том распоряжения” не может. Действительно, такое вступление было бы узурпацией прав, принадлежащих митрополиту Петру, нарушением со стороны владыки Кирилла “мерности” по отношению к находящемуся в узах Патриаршему Местоблюстителю. Но если митрополит Петр добровольно откажется от местоблюстительства, то, как писал владыка Кирилл, “я в силу завещания Святейшего Патриарха и данного ему мною обещания исполню свой долг и приму тяготу местоблюстительства, хотя бы митрополит Петр назначил и другого себе преемника, ибо у него нет права на такое назначение”. [17]

Говоря о воззрениях митрополита Кирилла на церковное управление нельзя не отметить еще одну новую тенденцию в оценке воззрений митрополита Кирилла. В последнее время стала популярной идея об изменении к 1937 году воззрений митрополита Кирилла на благодатность таинств последователей митрополита Сергия. Все рассуждения об эволюции позиции митрополита Кирилла основываются на черновике недописанного письма, обнаруженного в последнем следственном деле, по которому проходил митрополит Кирилл. Это - черновик письма от 23(8) марта 1937 года, адресованного иеромонаху Леониду.[18] Среди прочего в письме содержалась такая фраза: “Происшествия же последнего времени окончательно выявили обновленческую природу Сергианства”.[19]

Понятно, что под происшествиями последнего времени митрополит Кирилл понимал события последних лет – принятие митрополитом Сергием - при живом еще митрополите Петре - титула “Блаженнейшего”, а также издание 27 декабря 1936 г. “Акта о переходе прав и обязанностей Местоблюстителя Патриаршего Престола Российской Церкви к Заместителю Патриаршего Местоблюстителя блаженнейшему митрополиту Московскому и Коломенскому Сергию (Страгородскому)”, что было воспринято ссыльной оппозиционной иерархией как игнорирование митрополитом Сергием и завещательного распоряжения Патриарха Тихона от 25.12.1924 (07.01.1925), и завещательного распоряжения митрополита Петра от 22.11 (5.12).1925. Все это происходило в обход прав митрополита Кирилла.

Указания на то, что митрополит Кирилл не мог вступить в управление сколь справедливы, столь и бессмысленны, ибо в документе митрополита Петра было важное уточнение: “Возношение за богослужением Моего имени, как Патриаршего Местоблюстителя, остается обязательным”. Таким образом, непременным условием замещения Патриаршего Местоблюстителя являлось поминовение митрополита Петра, как Патриаршего Местоблюстителя. Этого условия, кстати, не исполнял митрополит Сергий, что ставило под сомнение очевидность сохранения им подчиненного отношения к митрополиту Петру. Вообще, очевидно, что тех, кто не поминал за богослужением митрополита Петра как Патриаршего Местоблюстителя следовало бы называть “непоминающими”.

Вместе с тем, в историографии сложилась устойчивая традиция именовать “непоминающими” тех, кто не поминал за богослужениями Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского), поминая только Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра. Любопытно, что самого митрополита Сергия можно было бы вполне оправданно именовать “непоминающим”.

Как тут не вспомнить событие, имевшее место 12 декабря 1927 года, когда состоялась беседа представителей Ленинградской епархии епископа Гдовского Димитрия (Любимова), протоиерея Василия Верюжского, протоиерея Викторина Добронравова и мирянина Алексеева с митрополитом Сергием. На вопрос делегатов: “А скажите, владыко, имя митрополита Петра предполагается отменить?”, митрополит Сергий отвечал: “Если власти прикажут, так что же будешь делать? И сам Святейший Патриарх Тихон разрешил под давлением властей не поминать его”. Тогда протоиерей Василий Верюжский заметил: “Но Святейший Патриарх Тихон мог разрешить не поминать себя, а вы отменить имени митрополита Петра не можете!” На это замечания ответа митрополита Сергия не последовало.

Но вернемся к одному из последних дошедших до нас писем, в котором владыка Кирилл высказывает свое отношение к митрополиту Сергию (приводим последнюю часть письма).

«Ожидание, что м.Сергий исправит свои ошибки, не оправдались, но для прежде несознательных верующих[20] членов Церкви было довольно времени, побуждений и возможности разобраться в происходящем, и оч.многие разобрались и поняли, что м.С-ий отходит от той Православной церкви, какую завещал нам хранить Св.патриарх Тихон, и следовательно для православных нет с ним части и жребия. Происшествия же последнего времени окончательно выявили обновленческую природу Сергианства. Спасутся ли пребывающие в Сергианстве верующие, мы не можем знать, потому что дело Спасения вечного есть дело милости и благодати Божией, но для видящих и чувствующих неправду Сергианства (каковы Ваши вопросы) было бы непростительным лукавством закрывать глаза на эту неправду и там искать духовного руководства удовлетворения духовных своих нужд потребностей с совестию, сомнящеюся в возможности такого удовлетворения. Всё, что не от веры, - грех. Ложь нельзя исправлять ложью и никоим образом стало быть нельзя предпочитать Григорьевство Сергианству.

С митрополитом Иосифом я нахожусь в братском общении, благодарно оценивая то, что с его именно благословения был высказан от Петроградской епархии первый протест против затеи м.Сергия и дано было всем предостережение в грядущей опасности. С правосл.предстоятелями у предстоятелей этой епархии искали и находили руководство по смерти епископа Виктора послушные ему верующие Вятской епархии. Правда, среди них проявляются иногда крайности в отношениях к Сергианству (напр., перекрещивание крещенных), но эта ревность не по разуму представляется мне не как принятое у викторовцев исповедание, а как печальная случайность, порожденная личным темпераментом отдельных неразумных ревнителей сей епархии Церкви находился в постоянном общении еп.Виктор при своей жизни; у них же после его смерти искали и находили руководство послушные ему после смерти еп.Виктора послушные ему верующие Вят.епархии…» (письмо обрывается)

Итак, фраза: “Происшествия же последнего времени окончательно выявили обновленческую природу Сергианства”. Именно в словах - “обновленческая природа Сергианства” - видят исследователи (в частности, первый публикатор упомянутого письма М.В.Шкаровский)[21] эволюцию взглядов и сближение с позицией митрополита Иосифа (Петровых) и епископа Виктора (Островидова). Согласиться с этим не можем, коренного изменения взгляды митрополита Кирилла не претерпели. Митрополит Кирилл еще в феврале 1934 года писал неизвестному архиерею: “Иное понимание патриаршего завещания, утверждаемое митрополитом Сергием, привело уже к тому, что завещание, составленное для обеспечения скорейшего избрания нового Патриарха, стало основой для подмены в церковном управлении личности Патриарха какой- то коллегиальной “Патриархией”. Почиет ли на этом начинании митрополита Сергия благословение Божие, мы не дерзаем судить, доколе законный Собор своим приговором не изречет о нем суда Духа Святаго, но, как и все обновленчеству сродное (курсив мой – А.Ж.), не можем признать обновленное (курсив мой – А.Ж.) митрополитом Сергием и церковное управление нашим православным, преемственно идущим от Святейшего Патриарха Тихона, и потому, оставаясь в каноническом единении с Патриаршим Местоблюстителем митрополитом Петром, при переживаемой невозможности сношения с ним признаем единственно закономерным устроение церковного управления на основе патриаршего указа 7(20) ноября 1920 г.”.[22]

Отсюда видно, что для митрополита Кирилла “обновленческая природа сергианства” заключается не в утверждении за деятельностью митрополита Сергия какой-то новой “ереси” (или безблагодатности), а в нарушении нормального (Патриаршего) церковного управления, в своеобразном “обновлении” митрополитом Сергием формы высшей церковной власти. Более того, как в 1934 году владыка митрополит признавал благодатность таинств иерархии, поминающей митрополита Сергия, так и в 1937 году (в том же письме митрополит Кирилл упоминает о «личном темпераменте отдельных неразумных ревнителей» среди последователей свщмч.епископа Виктора (Островидова), готовых даже перекрещивать “сергиан”).

В вышепроцитированных словах не видим мы существенного изменения позиции владыки Кирилла. По- прежнему, можно считать, что для митрополита Кирилла грех митрополита Сергия заключается, как писал владыка еще в 1934 году, “в превышении власти”. В 1937 году констатация все того же необратимого характера церковно- административных реформ митрополита Сергия: “Ожидание, что м.Сергий исправит свои ошибки, не оправдались…”. Напомним, что для митрополита Кирилла именно христианской этикой поверялись многие сложные экклезиологические вопросы. Отсюда страшный вердикт “для православных нет с ним (митрополитом Сергием – А.Ж.) части и жребия”. Что это значит “нет с ним части и жребия”? Это значит, что - по мнению митрополита Кирилла – митрополит Сергий узурпатор церковной власти, уводящий Церковь от только что обретенного патриаршего строя. С митрополитом Сергием “нет части” еще и потому, что так считают обе стороны (ведь митрополит Сергий своим известным постановлением запрещал даже отпевать инакомысленных, поставив под сомнение благодатность таинств “непоминающих”). Эти слова митрополита Кирилла есть констатация трагического факта церковной разделенности, осознанной обеими оппонирующими друг другу сторонами. Отказываясь от надежды на возвращение митрополита Сергия с пути узурпации церковной власти, митрополит Кирилл, тем не менее, не отказывает в благодатности той части Русской Церкви, которую возглавляет митрополит Сергий. Рассуждения митрополита Кирилла, как всегда, лишены этического ригоризма, ибо “дело Спасения вечного есть дело милости и благодати Божией”.

Исследователям еще предстоит более детально выявить особенности богословия митрополита Кирилла, но прошу еще раз обратить внимание на характер его терминологии. Насколько важным в экклезиологии оказывается для митрополита Кирилла нравственный аспект мы видим из следующих часто употребляемых понятий, которые я выстроил в хронологической последовательности по времени их упоминаний священномучеником Кириллом: “иерархическая совесть” (1), “нарушение братской любви” (1), “обличение согрешающего брата” (1), “воздержание от братского общения” (1), “страх приступить и прилепиться ко греху” (1), “братские увещания” (1), “архипастырский долг” (1), “нежелание и отказ участвовать в чужих грехах” (1), “искренность” и “устранение всякого лукавства” в деле церковном, “церковная терпимость” (1) церковное окормление (1), “смущаемая совесть чад” (1), “совесть паствы” (1), “канонический буквализм” (2), “патриарший строй” (2), “психология церковного общества” (2), “церковное сознание” (2), “церковное бесчиние” (2), “чистота Православия” (2), “христианское душепастырство” (со ссылкой на 1 Петр., 5, 2-3) (3), “дело нравственно-архипастырского служения Святой Церкви” (3), “правда Церкви” (3), “достоинство Церкви” (3).

Удивительный получается понятийный ряд. В нем экклезиология, церковное право и пастырское богословие неизменно оказываются связаны с представлениями об исключительном значении христианской этики. Отсюда и понятия “достоинство Церкви”, “правда Церкви”, “совесть паствы” “иерархическая совесть”, терминология часто не находившая адекватной оценки. Напомним, что, например, митрополит Сергий откровенно не понимал стремления митрополита Кирилла апеллировать к “иерархической совести”, а не к канонам. Но эта тема, повторяю, должна еще найти своего исследователя.

Святая жизнь митрополита Кирилла, его бескорыстное служение Церкви свидетельствуют о том, что бессмысленно искать личные или партийные мотивы там, где принимаемые решения определяются представлениями о высоком достоинстве и ответственности церковных иерархов и заботами о достоинстве Русской Церкви. И сам митрополит Кирилл верил, что “ревность о сохранении в полной чистоте церковного устроения нашего, как елей над водою, всегда всплывет вверх над обвинениями в раскольничестве в сосуде действительной церковной правды”.

[1] Акты Святейшего Патриарха Тихона. – С.700.
[2] Акты Святейшего Патриарха Тихона. – С.680.
[3] Иоанна, монахиня. Жизнеописание архиепископа Волоколамского Феодора (Поздеевского), последнего ректора Московской Духовной Академии//Православная Жизнь (Orthodox Life), 1995, №10 (550). -С. 12.
[4] Мейендорф Иоанн, прот. Послесловие//Регельсон Л. Трагедия Русской Церкви. – С.623.
[5] Обновленчество - по митрополиту Кириллу - состоит и в “каноническом буквализме”, на основании которого происходит узурпация церковной власти, и в административных нововведениях митрополита Сергия, в т.ч. учреждении Временного Патриаршего Синода, органа-соправителя. Иными словами, попытке заменить патриаршество - синодальной формой правления, чреватой коллективной ответственностью (а, следовательно, коллективной же безответственностью). Синодальный тип правления был в тот период наиболее выгодной для советского государства системой управления Русской Церковью. В этом случае, светской власти не было необходимости «работать» с одним легитимным церковным иерархом (как это происходило при Патриархе Тихоне), а было достаточно некоего «церковного центра», который можно было «формировать» при помощи «искусственного отбора» - сажая непокорных иерархов и выпуская на свободу готовых к компромиссам.
[6] Акты Святейшего Патриарха Тихона. - С. 638.
[7] Поспеловский Д.В. РПЦ в XX веке. М.: Республика, 1995. – С.146.
[8] Митрополит Сергий в первом своем письме учил митрополита Кирилла “знать свою меру” в советах Заместителю Местоблюстителя, на что митрополит Кирилл справедливо замечает, что в настоящее время “для всех” следует сохранять по отношению прежде всего к митрополиту Петру, Патриаршему Местоблюстителю, “обязательную для всех нас мерность”.
[9] Акты. - С. 640.
[10] Протоиерей В.Цыпин отмечает “каноническую сбивчивость и двусмысленность рассуждений” митрополита Кирилла //РПЦ.1925-1938. – С.184.
[11] Поспеловский Д.В. РПЦ в XX веке. М.: Республика, 1995. – С.146.
[12] Акты. - С.641.
[13] Богословский сборник. 2001. Вып.VIII. - М., ПСТБИ. - С.350; Архив УФСБ РФ по Кемеровской обл., д.П-17429, л.44 об. Автограф митрополита Кирилла.
[14] Богословский сборник. 2001. Вып.VIII. - М., ПСТБИ. - С.348-349.
[15] Акты. - С.699-700.
[16] Акты. - С.701-702.
[17] Акты. - С.699-700.
[18] Текст письма впервые опубликован в издании История Русской Православной Церкви. Новый Патриарший период. Том 1. 1917-1970. – СПб.: Воскресение, 1997. – С.982-983. Нами текст письма приводится по копии с оригинала: Архив УКГБ КазСССР по Чимкентской области, ф.1, д.02455.
[19] История РПЦ от восстановления Патриаршества до наших дней. Т.I. 1917-1970. – СПб., 1997. – С.982.
[20] В тексте зачеркнутыми приводятся слова, вычеркнутые рукой самого митрополита Кирилла.
[21] Шкаровский М.В. Иосифлянство: течение в РПЦ. – СПб, 1999. – С.179.
[22] Акты. – С.701.