12 навыков преодоления конфликтов
Австралийское Общество по преодолению конфликтов (АОПК) полагает, что навыки, позволяющие выстраивать отношения с людьми, меняют личность того, кто этими навыками овладевает, меняет наши способы взаимоотношения с миром. Умение разрешать конфликтные ситуации помогает людям подходить к самым сложным ситуациям рационально, не набрасываясь на другого и не избегая его. Поэтому АОПК пытается пропагандировать соответствующие знания как можно шире. Мы занимаемся с самыми разными группами, от дошкольников до пожилых граждан, мы работаем с национальными меньшинствами, которые особенно чувствительны к своему особому положению в той или иной культуре. Мы стараемся мягко вторгаться в образование, в здравоохранение, в религиозную среду, в бизнес и общественные службы, в муниципальные организации.
АОПК сгруппировал навыки, необходимые для преодоления конфликтов, в 12 групп (так их удобнее запоминать и освежать в памяти). Мы предлагаем здесь перечень этих навыков: в заголовке указано, чему должен научиться человек, далее следуют наводящие вопросы.
1. Побеждать вдвоем
(Научиться превращать потенциальных оппонентов в партнеров по решению проблемы)
Что мне нужно в данной ситуации по большому счету? Что нужно моим оппонентам?
Захочу ли я, чтобы и я, и противоположная сторона вышли из этой ситуации с пользой?
2. Творческий ответ
(Анализировать конфликты с позитивной точки зрения)
Какие возможности заложены в этой ситуации?
Могу ли я расстаться с паническими мыслями о том, «что из всего этого выйдет» и увидеть, «что есть на самом деле» и что из этого можно извлечь?
3. Эмпатия
(Понимать другие точки зрения и преображать их, добавляя какие-то новые ценности)
Каково было бы мне на месте оппонентов?
Что они пытаются сказать?
Уверен ли я, что вполне адекватно воспринимаю их высказывания?
Знают ли они, что я их слышу?
4. Точность в утверждениях
(Заявляйте о своих интересах, никого не обвиняя и ни на кого не нападая. Будьте мягки с людьми и тверды в формулировке проблемы)
Что я хочу изменить?
Как мне сообщить это оппоненту, не нападая на него и не выставляя его виноватым?
Я говорю о том, что я чувствую, или о том, что правильно, а что нет?
5. Сила сотрудничества
(Определите соотношение сил и проанализируйте, как можно учесть расклад сил при разработке решения, ведущего к сотрудничеству сторон)
6. Повелитель чувств
(Правильно выражайте свои чувства и помогайте другим выражать их эмоции)
Что я чувствую? Считаю ли я, что в моих чувствах виноваты другие?
Поможет ли справиться с ситуацией разговор с оппонентом о моих чувствах?
Что я хочу изменить?
Точно ли в моей реакции нет желания кого-то наказать? Что я могу сделать, чтобы справиться с моими чувствами? (Например, изложить их на бумаге; поговорить с другом, стукнуться головой о стену.)
7. Готовность к решению
(Уметь вырабатывать решение, выгодное для всех заинтересованных сторон)
Хочу ли я, чтобы конфликт был разрешен?
Из-за чего я злюсь? Может быть, во мне болит что-то, связанное с моим прошлым? Может быть, я не хочу видеть, как необходим какой-то шаг? Может быть, меня раздражает в них именно то, что я хотел бы истребить в себе?
8. Анализ конфликта
(Уметь выявлять главных участников конфликта, их цели и нужды)
В чем суть вопроса, проблемы или конфликта?
Все ли участники одинаково вовлечены в происходящее или есть наиболее важные стороны?
Сформулируйте письменно, в чем нуждается каждый из участников (т.е., какие интересы затронуты в этом конфликте; какие последствия могут иметь предлагаемые решения).
Сформулируйте письменно, что беспокоит каждого из участников.
Есть ли в этом списке общие для всех пункты?
В каком направлении нам следует работать?
9. Спектр возможностей
(Определить как можно более широкий спектр возможных решений, пока не обсуждая и даже не мотивируя их)
Каковы все возможные решения, если пока воздержаться от их оценки?
Даже невозможное может оказаться ценным подспорьем в решении конфликта.
Какие направления дают вовлеченным сторонам больше, чем нам требуется? Проявите творческий подход, включите воображение, соревнуйтесь друг с другом, комбинируйте.
10. Переговоры
(Выдвигать предложения честные, справедливые и здравые)
Чего я хочу достичь? Будьте вполне откровенны о том, каким Вы видите исход событий, хотя в конце концов Вы можете и поменять свою позицию.
Как мы можем столковаться с выгодой для всех участников?
Что они могут нам предложить? Что могу дать я?
Я игнорирую их возражения или учитываю в своих предложениях?
Что бы я хотел видеть записанным в возможном соглашении?
Удастся ли нам всем сохранить лицо?
11. Посредничество
(Объяснить, на каких условиях в решение конфликта может и должна быть вовлечена в качестве посредника третья сторона, объективная и незаинтересованная)
а) Можем ли мы решить проблему сами или нам нужна помощь нейтрального посредника? Кто мог бы взять на себя эту роль?
б) Может быть, мне самому предпочтительнее взять на себя функцию посредника? Если да, то как мне определить свою роль и объяснить ее обеим сторонам? Способен ли я создать условия, при которых люди успокоятся, поймут друг друга и выработают решение сами? Что может этому помочь?
12. Новые горизонты
(Описать решение как способ выйти за пределы самого конфликта и открыть для себя более широкие перспективы)
Вижу ли я только свою точку зрения или картину в целом?
Каков будет глобальный эффект от решения данного конфликта (т.е., как оно повлияет на других людей или на группы людей)?
К чему это может привести в дальнейшем?
Заключение
Навыки разрешения конфликтов — это не догмы, это инструменты. В разных ситуациях нужно выбирать то или другое средство из описанных выше. Со временем, если будет желание и практика, Вы научитесь пользоваться этими навыками рефлекторно, так что делать свой выбор будете почти автоматически. Вот тогда Вы действительно станете миротворцем.
Рональд Рейган однажды заявил, что общественные организации Запада, выступающие за мир, «все финансируются конторой, называющейся Всемирный совет мира, которая куплена и оплачивается Советским Союзом». Президент повторял излюбленный миф правых политиков: коммунисты в Кремле контролируют движение за мир и им манипулируют. В 1980-е годы это было очевидной неправдой: тогда движение за замораживание ядерного оружия в США и западноевропейские борцы за разоружение дистанцировались от так называемых «советов мира» и в большинстве случаев критиковали не только западную, но и восточную политику в сфере ядерного оружия. Более того, одной из отличительных черт движения за мир в 1980-е годы стало неприятие мышления, порождающего «холодную войну» со всеми ее структурами. Мы противостояли милитаристскому мышлению, где бы оно не пробуждалось, как на Западе, так и на Востоке.
Движение за мир не только не находилось под влиянием Москвы, оно само влияло на Москву. Европейское движение за разоружение, американское движение за замораживание ядерного оружия изменили политическую атмосферу на Западе таким образом, что советским лидерам стало легче выбрать реформатора, каким оказался Михаил Горбачев. Борцы за мир выдвинули несколько важнейших инициатив в сфере разоружения, которые со временем стали официальной советской политикой. Рональд Рейган просто перепутал последовательность событий. Скорее уж, пожалуй, Кремль, находился под влиянием движения за мир.
Нобелевский комитет присудил Премию Мира 1996 г. Йозефу Ротблату и Пагуошскому движению ученых, тем самым признав ключевую роль диалога Востока и Запада в снятии конфликтного напряжения «Холодной войны». Пагуошские конференции стали собираться в конце 1950-х годов, и уже тогда они стали важнейшим местом для общения и диалога советских ученых и их западных коллег. На этих конференциях были сформулированы многие важнейшие инициативы по мониторингу и контролю над вооружением.
Одним из наиболее влиятельных советских ученых, участвовавших в этом диалоге с Западом, был Евгений Велихов, один из пионеров компьютерных технологий, позднее глава советской программы термоядерного синтеза. В 1970-е годы Велихова попросили объяснить секретарю ЦК КПСС, который заведывал сельским хозяйством, перспективы использования компьютеров в земледелии. У этих двух людей сложились дружеские отношения; они не прервались и после того, как секретарь стал генеральном, возглавив Советский Союз. Это был Михаил Горбачев. Велихов стал его главным научным консультантом и основал Комитет советских ученых за мир и против ядерной угрозы. Он пригласил западных ученых совместно бороться со стратегической оборонной программой «звездных войн», развивая идею контроля за вооружениями. Именно Велихов предложил на Пагуошской конференции в Копенгагене в 1985 г. идею контроля независимых групп западных ученых за тем, как Советский Союз соблюдает мораторий на ядерные испытания. Предложение его было одобрено, и американские ученые смогли посетить радиолокационный центр в Средней Азии, относительно которого существовали определенные подозрения, а впоследствии создали независимый пункт сейсмического мониторинга на советской ядерной базе в Казахстане. Участники Пагуошского движения неустанно продуцировали новые идеи относительно снятия напряженности в отношениях Запада и Востока.
В 1980-е годы правые политики пытались доказать, что идея замораживания ядерных вооружений была придумана в Москве. На самом деле и здесь все было с точностью до наоборот. Идея двустороннего прекращения производства, испытания и развертывания ядерных вооружений возникла у борцов за мир в Соединенных Штатах, а уже позднее делегация религиозных и светских деятелей привезла эту концепцию в Москву. В 1979 г. представители Комитета дружеской помощи из Америки (American Friends Service Committee, AFSC) и другие группы рассказали советским представителям в Москве об идее «ядерного моратория». Сотрудники Министерства иностранных дел СССР тогда не обратили на эту идею никакого внимания. Однако через несколько лет, когда движение за замораживание ядерного оружия приобрело в Штатах массовый характер, советские официальные лица высказались в ее поддержку. Когда в 1982 г. начались американо-советские переговоры по стратегическим вооружениям и представители СССР выдали свое первое предложение, оно являлось несколько видоизмененным вариантом именно идеи ядерного замораживания. Москва перехватила идею у американского движения за мир и отпасовала ее Вашингтону в качестве официального предложения. Американских бюрократов это отнюдь не порадовало, и они отвергли предложение как пропагандистскую уловку. Возможно, так оно и было. Тем не менее, этот эпизод показывает, каким образом усилия борцов за мир изменяли советский менталитет.
Есть пример и более важный. В 1985 г. СССР предложил выход из тупика: не ожидая результатов переговорного процесса, предпринять односторонние меры. 6 августа 1985 г. в сороковую годовщину бомбежки Хиросимы, Михаил Горбачев объявил об одностороннем прекращении ядерных испытаний и предложил Соединенных Штатам последовать его примеру. В сущности, это была односторонняя мирная инициатива. Идея односторонних инициатив как способа проломить стену в отношениях Запада и Востока уже давно была (и остается) среди главных лозунгов борцов за мир. Кампания за замораживание ядерного оружия в Соединенных Штатах, кампания за ядерное разоружение в Англии, мирное движение в Германии, Нидерландах и других странах, — все они предлагали делать первые шаги, не ожидая реакции противоположной стороны. Защитники этой идеи ставили в пример запрет на ядерные испытания в конце 1950-х — начале 1960-х годов, который в конечном счете привел к успешному подписанию договора 1963 г. о запрете ядерных испытаний в атмосфере. В 1982 г. Дэниэл Эльсберг, тогда входивший в состав Комитета по замораживанию ядерного вооружения, был в Москве и рассказал об идее запрета на испытания советским чиновникам. Брюс Кент, секретарь движения за ядерное разоружение в Великобритании, даже призывал советских лидеров объявить мораторий.
Когда было уже недалеко до сороковой годовщины Хиросимы, западные предложения о моратории на испытания ядерного оружия участились. Отставные американские адмиралы Жене Ларок и Юджин Кэррол из Центра оборонной информации обратились с этой идеей и в Белый дом, и в Кремль. Западные активисты мирного движения обращались и к членам Всемирного совета мира в Хельсинки, который находился под контролем СССР. Тогдашний секретарь этой организации Таир Таиров послал в Москву телеграмму, умоляя принять решение о моратории на испытания. Сначала он получил в ответ гневную отповедь с советом не вмешиваться в политику, но все-таки продолжал настаивать на своем. Позднее он вспоминал, как это было:
— Я послал еще одну телеграмму.... Я их посылал две недели подряд, пока не объявили мораторий. Я знал, что телеграмму прочтут на самом верху: и в Министерстве обороны, и Горбачев. Когда я прочел в газете, 'что Горбачев объявил мораторий, я почувствовал, что теперь я счастлив.
Счастлив был весь мир.
Советские лидеры всегда пристально следили за западным миротворческим движением и в течение десятилетий предпринимали попытки им манипулировать. Но эти попытки проваливались. Между тем, в 1980-е годы влияние, совершенно очевидно, стало противоположным. Таиров и другие люди, знавшие закулисные кремлевские обстоятельства, полагали, что именно западные борцы за мир сыграли решающую роль в изменении советского мышления:
— Если бы на Западе не было движения за мир, не было бы и «нового мышления»... Горбачев никогда бы не озвучил идею мира без насилия и без ядерного оружия. Он знал, что мир готов к этой идее. Борцы за мир создали плацдарм, с которого мог двигаться вперед Горбачев.
Будущее кажется светлее, когда мы видим вокруг широкое распространение заботы о правах человека. Речь идет не только о том, что многие страдающие люди получают надежду на облегчение. Это еще и признак прогресса и развития всего человечества. Борьба с нарушениями прав человека, попытка их защитить — это великое служение и ныне живущим людям и будущим поколениям. Благодаря принятой полвека назад Всеобщей декларации прав человека, люди, где бы они ни жили, пришли к пониманию огромной важности и ценности прав человека.
Я не специалист по правам человека, но для любого буддистского монаха (а я монах) права каждого человеческого существа драгоценны и важны в высшей степени. Мир воцаряется, когда права человека уважают. Согласно буддизму, ум каждого человеческого существа по природе своей изначально чист и не отравлен какими-либо заблуждениями. Мы называем эту природу семенем просвещения. С этой точки зрения, каждое живое существо может постепенно достигнуть совершенства. Поскольку ум по естеству своему чист, мы верим, что из него можно в конце концов устранить все отрицательные явления. Когда наш ум мыслит позитивно, это автоматически ведет к прекращению негативных поступков и речей.
Поскольку таким потенциалом обладает каждое человеческое существо, все равны. Каждый обладает правом на счастье и избавление от страдания. Сам Будда сказал, что в его учении не имеют значения ни национальность человека, ни его социальное положение. Важно другое: насколько нравственна повседневная жизнь человека. Мы, как последователи Будды, пытаемся прежде всего улучшать нашу обыденную жизнь. Только на этой основе мы можем приступить к развитию нашего ума и мудрости. Как буддистский монах, я должен ежедневно следить за соблюдением множества предписаний, но все они сосредоточены на одной главной идее: глубочайшим образом уважать права других и соблюдать их. Главные обеты, которые принимают на себя монахи и монахини на высшей стадии посвящения, включают в себя отказ от посягательства на жизнь других созданий, от кражи их собственности и так далее. Эти предписания явным образом вдохновлены глубоким уважением к правам других. Вот почему я часто излагаю сущность буддизма следующим образом: если можешь, помогай другим людям; если не можешь помогать, по крайней мере воздерживайся от нанесения им вреда. За этим стоит глубочайшее уважением к другим, к самой жизни, забота о благополучии других людей.
При всей важности соблюдения естественных прав других людей мы склонны жить совсем иначе. Мы двигаемся в противоположном направлении, потому что нам не хватает любви и сострадания. Именно поэтому, даже когда заходит речь о нарушениях прав человека и о защите этих прав, ключевым моментом является реальное сострадание, любовь и прощение. Очень часто люди, едва заслышат о любви и сострадании, думают, что речь заходит о чем-то религиозном. Но непременной связи тут нет. Важно другое: признать, что сострадание и любовь — это основа отношений между человеческими созданиями.
И в начале нашей жизни, и в нашей старости мы ценим помощь и сочувствие других. К сожалению, между этими двумя периодами нашей жизни, когда мы сильны, способны сами позаботиться о себе, достичь успеха, мы отрицаем ценность сострадания и сочувствия. Но если наша жизнь начинается и заканчивается потребностью в сострадании, не лучше ли проявлять к другим сочувствие и любовь, когда мы еще сильны и самодостаточны?
Мы обретаем подлинных друзей только в том случае, если выражаем искренние человеческие чувства, если выказываем уважение к другим, если заботимся об их правах. Нет нужды придавать этому какое-то сложное философское обоснование. Это наша повседневная реальность. Поэтому проявление сочувствия, проявление искренности и любви составляет жизненно важные источники нашего собственного счастья и удовлетворения. Стоит нам развить в себе такой альтруистический подход, как в нас само собою разовьется попечение о страданиях других людей. Одновременно в нас будет развиваться решимость сделать что-то для защиты прав других и озабоченность их судьбами.
Всеобщность прав человека
Права человека обладают всеобщей важностью, потому что люди по самой природе своей стремятся к свободе, равенству и достойной жизни, имея право на все это. Нравится нам это или нет, все мы, приходим в этот мир как члены одной огромной семьи — человечества. Богатые или бедные, образованные или необразованные, принадлежащие к разным народам, к разным религиям, придерживающиеся различных идеологий — все мы в конечном счете просто человеческие существа, каждый подобен любому другому. Мы все стремимся к счастью и не желаем страдать. Если мы поймем, что другие имеют такое же право на мир и счастье, как мы сами, разве не поймем мы, что должны помогать нуждающимся?
Народы Африки и Азии так же стремятся к демократии и к соблюдению основных прав человека, как народы Европы или Америки. Но именно те люди, которые лишены своих прав, часто не могут говорить за себя. Ответственность за это несут те из нас, кто обладает свободой и правами. Часто ущемляются права самых одаренных, целеустремленных и творческих членов общества. В результате нарушения прав человека тормозят политическое, социальное, культурное и экономическое развитие общества. Вот почему защищать права и свободы людей необходимо и ради самих этих людей, и ради развития общества в целом.
Более того, я не вижу никакого противоречия между необходимостью экономического развития и необходимостью соблюдать права человека. Свобода слова и право на организацию союзов жизненно необходимы для развития экономики любой страны. В Тибете, например, неприемлемые экономические решения очень часто продолжают реализовывать спустя многие годы после того, как они потерпели фиаско, потому что граждане и чиновники не могли критиковать их. Огромное разнообразие человеческих культур и религий может помочь укрепить фундаментальные права человека по всему миру, во всех человеческих сообществах. Многообразие покоится на общих для всех людей фундаментальных принципах, которые связывают нас всех вместе в одну человеческую семью. Тем не менее, нельзя нарушение прав человека оправдывать заботой о поддержании отдельных традиций. Где-то может быть традицией дискриминация людей определенной национальности, дискриминация женщин или даже целых социальных групп, но такие формы поведения нужно менять, если они противоречат правам человека, которые признаны во всем мире. Верховенство должно быть за всеобщим принципом равенства человеческих созданий.
Необходимость всеобщей ответственности
Постоянно нарастает взаимосвязь частей нашего мира, и именно поэтому я твердо верю в необходимость развивать сознание всеобщей ответственности. Мы должны думать глобально, потому что теперь последствия действий, осуществляемых внутри границ отдельного государства, ощущаются далеко за этими границами. Всеобщая декларация прав человека, международные пакты о правах человека предусматривают принятие универсальных, обязательных для исполнения всеми стандартов в этой сфере, и это очень важно в нынешнем мятущемся мире. Уважение к фундаментальным правам человека не должно оставаться идеалом будущего, оно должно быть отправной точкой каждого человеческого сообщества.
За последнее время рухнули искусственные барьеры, разделявшие народы и людей. Источником больших надежд и ожиданий стал успех народных движений, благодаря которым прекратилось противостояние Востока и Запада, в течение многих десятилетий бывшее источником разделения всего мира. Тем не менее, человеческая семья продолжает оставаться глубоко разделенной. Я имею в виду противостояние Севера и Юга. Нынешнее экономическое неравенство нельзя более игнорировать, если мы всерьез относимся к собственным идеалам равенства, принципиальным, по-моему, для концепции прав человека. Недостаточно просто заявить, что все люди должны обладать равным достоинством. Нужно осуществить это на деле. Мы ответственны за поиск путей для достижения более равного распределения мировых ресурсов.
Мы являемся свидетелями мощного движения за укрепление прав человека и демократических свобод во всем мире. Это движение должно стать еще более могучей нравственной силой, чтобы даже самые реакционные правительства со своими армиями не могли его подавить. Нации, народы и отдельные люди естественным образом должны требовать уважения своих прав и свобод, стремиться к искоренению угнетения, расизма, экономической эксплуатации, военной оккупации и различных форм колониализма и зависимости от других народов. Правительства должны не просто одобрять эти справедливые идеалы, а активно поддерживать их осуществление.
Я верю, что недостаток понимания истинной природы счастья является главной причиной того, что люди причиняют другим страдание. Некоторые люди думают, что можно сделать других счастливее, заставляя людей страдать, или что их личное счастье так важно, что боль других не имеет никакого значения. Но это, конечно, очень близорукий подход. На самом деле выгода от причинения вреда другому живому существу всегда лишь кажущаяся. Какое бы сиюминутное преимущество мы не получили за счет другого, это ненадолго. В конечном же счете, если человек ввергает ближних в нищету, лишает их мира и счастья, он сам погружается в тревогу, страх и подозрительность. Чтобы мир стал лучше и безопаснее, принципиально важно развивать в себе любовь и сочувствие к другим людям. Конечно же, это означает, что мы должны заботиться о тех наших братьях и сестрах, которые не так счастливы, как мы. Вот почему наш моральный долг помогать тем, кто в настоящее время лишен возможности пользоваться правами и свободами, которые многим из нас кажутся само собой разумеющимися.
На рубеже второго и третьего тысячелетия мы обнаружили, что мир превращается в одну большую общину. Нас объединяют вместе такие капитальные проблемы как перенаселение, оскудение природных ресурсов, экологический кризис, угрожающий самим основам нашего существования на этой планете. Права человека, защита природы, достижение большего общественного и экономического равенства и мира — все они связаны друг с другом. Я верю, что для того, чтобы справиться с современными проблемами, люди должны выработать в себе большее чувство ответственности за весь мир.
Каждый из нас должен научиться работать не только ради себя, ради своей семьи или своего народа, но ради блага всего человечества. Выживание человечества зависит от всеобщей ответственности. Она — лучшая гарантия соблюдения прав человека и мира на Земле.
Кейт Дьюис[4] Атомная бомба на скамье подсудимых
«Как можно спрашивать мнения какого-то консультанта по вопросу о законности какого-то конкретного типа вооружений? Это все равно, что отрицать неотчуждаемое право любого государства или группы государств сохранять свой суверенитет. ... Подобный подход является вопиющим нарушением Устава ООН. Он противоречит праву. Он противоречит разуму...» Столь бурная реакция представителя Франции при Генеральной ассамблее ООН в ноябре 1994 г. показывает, что программа «Международный суд», рожденная общественной инициативой в 1992 г., достигла своей цели: использовать право и общественное мнение, чтобы сделать ядерное разоружение необратимым.
Со времени бомбардировок Хиросимы и Нагасаки в 1945 г. западные государства, обладающие ядерным вооружением (США, Великобритания и Франция), успешно отбивали все попытки использовать законы войны, чтобы запретить ядерное оружие. Тем не менее, в декабре 1994 г. ООН приняла — вопреки отчаянному сопротивлению этих стран — резолюцию с запросом к Международному суду справедливости (известному также как Всемирный суд): «Допускает ли международное право при каких-либо обстоятельствах угрозу ядерным оружием или его применение?» (Один из ветеранов ООН сказал, что обсуждение этой резолюции было «самым волнующим вечером за тридцать лет существования этой организации»).
Два года спустя, в 1996-м, Международный суд постановил, что угроза использовать ядерное оружие или применение этого оружия совершенно противоречат праву, и поставил это оружие вне закона. Члены суда единогласно постановили, что это вооружение подведомственно международному праву. Существуют договоры, ставящие вне закона химическое и биологическое оружие массового поражения, но нет особого договора о запрете ядерных вооружений. Тем не менее, только ядерное оружие способно уничтожить всю жизнь на Земле. Как же оно может быть законным?
Время от времени отдельные отважные граждане пытались использовать законы своей страны или международное право для противостояния атомному оружию. Тем не менее, случаи юридического противостояния целых государств с атомными сверхдержавами по поводу их ориентации на ядерное оружие были редки. Первым примером такого рода был процесс 1973 г., когда Австралия и Новая Зеландия обратились в Международный суд с иском к Франции, оспаривая законность ее ядерных испытаний в Океании. Другой важной вехой стал 1984г., когда граждане Новой Зеландии избрали правительство, намеревавшееся принять закон, запрещающий нахождение на территории страны ядерного оружия и атомной энергетики. США и Великобритания сразу же пригрозили санкциями, чтобы предотвратить аналогичные попытки со стороны других союзников. В 1985 году французское правительство приказало затопить в Окланде флагман борцов с ядерным оружием «Хранители радуги». Новозеландское правительство выдержало это давление при помощи беспрецедентной общественной поддержки, и закон о запрете в нашей стране всего, связанного с ядерной энергией, был принят в 1987 г.
Сторонники мира в Новой Зеландии в свою очередь стали искать пути для запрета ядерного вооружения во всем мире. В 1987 г. отставной судья Гарольд Эванс, который в 1946 г. в составе новозеландской делегации участвовал в Токийском процессе по военным преступлениям и тогда заинтересовался международным правом, направил открытое письмо премьерам Австралии, Новой Зеландии и еще 71 страны, призывая их поддержать резолюцию ООН с запросом к Международному суду относительно ядерного оружия. Австралия отказалась, а Новая Зеландия совместно с Советским Союзом, Индией и еще несколькими неприсоединившимися странами проявила заинтересованность в этом вопросе.
Однако, вопреки прилагавшимся усилиям, в 1989 г. новозеландское правительство сдалось. Официальные лица прямо говорили о том, как опасно раздражать западных союзников: «Пока идет «холодная война», у нас не будет достаточно поддержки; потребуется слишком много средств; это подорвет переговоры по разоружению; Международный суд не осмелится объявить незаконной ядерную политику пяти постоянных членов Совета безопасности ООН и их союзников. Если же Суд признает ядерное оружие законным, это будет грандиозной неудачей. Если суд признает его незаконным, атомная пятерка попросту проигнорирует это решение, так что репутация Суда и международного права будет уничтожена». Короче говоря, правительство Новой Зеландии решило, что риск слишком велик.
Эванс и некоторые другие политики не испугались и продолжали искать за рубежом союзников среди групп, выступавших против ядерного оружия, дипломатов, политиков и правительственных чиновников различных стран. К 1989 г. они могли опереться на поддержку нескольких влиятельных международных организаций, членами которых к тому времени состояли, в том числе Международного бюpo мира (International Peace Bureau, IBP). Международного комитета врачей за предотвращение атомной войны (International Physicians for the Prevention of Nuclear War, IPPNW) и недавно организованной Международной ассоциации юристов против ядерного оружия (International Association of Lawyers Against Nuclear Arms. IALANA). В 1992 г. все эти организации сформировали беспрецедентную коалицию, назвав ее программой «Международный суд» и профинансировали создание в Женеве международной штаб-квартиры этого проекта.
К 1991 г. «холодная война» закончилась, и проект получил жизненно необходимую поддержку со стороны нескольких держав - лидеров Движения Неприсоединения, в которое входят 110 государств. Во время церемонии открытия программы в Женеве министр иностранных дел Зимбабве объявил, что его страна, выступая в качестве председателя Движения Неприсоединения, поддерживает идею обращения в Международный суд. Тогда же медики сумели внести в повестку дня Ассамблеи Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ) резолюцию с призывом запросить консультацию Международного суда о законности использования атомного оружия.
Резолюция не была принята, но эти важные достижения вдохновили более сотни делегатов, участвовавших в проекте «Международный суд», и после возвращения домой они постарались мобилизовать общественное мнение и убедить большинство неядерных держав поддержать проект резолюции в ООН. Ассоциация юристов (IALANA) подготовила специальный правовой меморандум для дипломатов и политиков, работающих при ООН и в столицах различных стран мира. Составленный Международным бюро мира комментарий к проекту «Международный суд» использовали для привлечения внимания общественности к этой идее. Активисты движения организовывали лекционные туры, привлекшие внимание средств массовой информации, благодаря чему был достигнут определенный успех. Сторонники этой инициативы начали собирать Декларации общественного сознания, которые подписывались в частном порядке. Это было нечто новое: в отличие от петиций, такие декларации с точки зрения международного права обладали реальным значением. Они опирались на формулу Гаагской конвенции 1907 г., согласно которой юридическая оценка новых типов вооружения должна была опираться на «указания общественного сознания».
В октябре 1995 г. был достигнут один из первых «прорывов»: регистратор Международного суда принял делегацию граждан различных стран, которая вручила почти четыре миллиона Деклараций на 40 языках, 11 тысяч обращений юристов и образец Воззвания Хиросимы и Нагасаки, подписанного 4З миллионами граждан. Активист из Великобритании, собравший около 70 тысяч деклараций, заявил, что «…они дают людям чувство надежды... Те, кто поставил свою подпись, ощущают, что играют важную роль благодаря обращению прямо к Международному суду через головы своих правительств...».
Кроме того, проект поддержали около 700 общественных организаций по всему миру. Среди энтузиастов оказались Михаил Горбачев, архиепископ Десмонд Туту, Далай Лама и другие нобелевские лауреаты, д-р Хелен Калдикот и многие другие политики, судьи, церковные и гражданские лидеры. Благодаря такой общественной поддержке дипломаты и политики стран, решившиеся поддержать движение, сумели противостоять запугиванию со стороны ядерных держав, которые совершенно справедливо видели в этом движении вызов себе.
Тем не менее, медики сумели получить достаточную поддержку у правительств разных стран, чтобы несколько видоизмененная резолюция была принята в 1993 г. ассамблеей ВОЗ. При этом вновь прозвучали возражения, которые еще раньше выдвигали новозеландские политики, но объединенные усилия врачебного «лобби» помогли быстро справиться с ними и в конце концов добиться одобрения министров здравоохранения различных стран (некоторые министры были членами IPPNW).
После того, как Движение Неприсоединения решило \у предложить в конце этого же года Генеральной Ассамблее ООН резолюцию с еще более жестким отношением к угрозе и использованию атомного оружия, давление со стороны ядерных стран еще более усилилось. Один дипломат заметил: «Державы ядерные, а со страху прямо обделались». Другой заметил, что реакция западных стран, обладающих ядерным вооружением, некоторых их союзников имеет «истерический» характер: специальные делегации стали объезжать столицы разных стран и угрожать тем, кто осмелился противостоять им, сокращением помощи или торговых контактов. Стало ясно, как эти политики боятся силы права.
В 1993 г. западным ядерным государствам удалось предотвратить голосование, но в 1994 г. резолюция была внесена вновь и принята. Комитет юристов по ядерной политике в Нью-Йорке (американский аналог IALANA, см. ниже статью Эйлина Уэра) помогал прохождению резолюции и подготовке юридических материалов для Суда.
Нашему триумфу способствовало то, что 35 стран к этому времени решили сделать запрос в Суд по инициативе ассамблеи ВОЗ. Некоторые государства включили в свой запрос свидетельства о влиянии атомного вооружения на здоровье, подготовленные IPPNW. IALANA подготовила продуманный до мелочей образец юридического запроса по обоим вопросам. Некоторые сочувствующие государства использовали этот документ и включали его в свои устные выступления. В целом запрос был поддержан 45 государствами, что является рекордом при обращении в Международный суд. Около двух третей участников обсуждения сочли атомное вооружение незаконным, и только Германия с Италией устно поддержали западное ядерное трио и Россию (Китай не участвовал в дискуссии).
В ноябре 1995 г. в роскошном Дворце Мира в Гааге состоялись публичные чтения Международного суда, на которые пришло множество журналистов и сторонников ядерного разоружения. Юристы из IALANA помогали своими консультациями правительственным делегациям. Впервые Суд заслушал частных лиц, которые предъявили судьям доказательства того, в каком ужасном положении находятся жертвы атомного оружия. После сильнейшего давления общественности японское правительство позволило выступить мэрам Хиросимы и Нагасаки. Они показывали огромные фотографии разрушенных городов, а в это время приглушенно звучали голоса «хибакуши» — так в Японии называют людей, переживших атомную бомбардировку. Затем женщина с Маршалльских островов рассказала, что после американских ядерных испытаний 1954 г. женщины стали рожать «детей с «рыбьими» животами ... у них не было костей, а кожа была прозрачная. Мы могли видеть их мозги, видеть, как бьются их сердца...». Суд, затаив дыхание, слушал эту свидетельницу в белой одежде с венком на голове.
8 июля 1996 г. сторонники проекта и журналисты вновь наполнили Дворец Мира, чтобы выслушать решение Суда. Этот день прозвали «Днем Страшного Суда над атомной бомбой». В основном тексте своего решения Суд единогласно заявил, что предписания законов военного времени распространяются и на ядерное оружие, и не нашел юридического оправдания угрозам его применения (не говоря уже об использовании). Суд так же единогласно постановил, что закон обязывают государства вести переговоры о полном уничтожении ядерного оружия под жестким контролем международного сообщества.
Ядерные державы сделали все, чтобы Суд не рассматривал это дело. Они потерпели поражение. Теперь они столкнулись с судебным решением, которое поставило вне закона их военную стратегию. Они попытались игнорировать это решение, заявив, что оно не требует изменений в той политике, которую они проводили до сих пор.
Учитывая исторический характер решения Суда, поражаешься, как скудно, поверхностно, а подчас и неточно освещали средства массовой информации Западной Европы и Северной Америки это событие. Тем не менее, в Японии, Австралии и Новой Зеландии это событие освещалось подробно, ведь в этих странах мощное общественное мнение вынудило правительства в конце концов поставить ядерное оружие вне закона. Этому способствовало и недовольство ядерными испытаниями, которые возобновила Франция. Даже консервативный премьер-министр Новой Зеландии, который до 1993 г. критиковал идею обращения в Международный суд, счел нужным расхвалить его решение как «выдающуюся победу ... судьбоносное постановление ... (которое) вполне оправдало усилия сторонников ядерного разоружения».
С тех пор и поныне борцы с атомным оружием в западных ядерных государствах и странах-союзниках использовали крупные кампании «гражданского повиновения», чтобы пропагандировать решение Суда и заставить свои правительства выполнять его. Это помогло привлечь некоторое внимание прессы и вдохновило на подобные действия многих граждан других стран. Новости антиядерного движения стали распространяться через Интернет и сеть гражданских форумов. Команда экспертов из Движения за мир подготовила образец Конвенции о ядерных вооружениях, который был опубликован в качестве документа ООН. Теперь требуется лишь желание ядерных держав подчиниться закону и начать переговоры. Движение Неприсоединения и новая группа «средних стран» недавно поддержала резолюции ООН в поддержку решения Международного суда, призывающие начать переговоры о запрете ядерного оружия.
Решение Всемирного суда стало результатом решительной инициативы гражданского общества, усилий тысяч людей и групп по всему миру, одно перечисление которых заняло бы сотни страниц. Среди них были и рядовые граждане, и судьи, дипломаты, политические лидеры. Всех их вдохновляла возможность использовать это уникальное совпадение права и общественного мнения, чтобы показать, насколько лицемерны заявления атомных держав Запада о том, что атомное оружие законно для них, но не для других.
Добиться такого решения оказалось возможным благодаря тесному сотрудничеству правительств самых разных стран для достижения важнейшей победы в деле ядерного разоружения. Мы боролись вместе и мы увидели исполнение нашей мечты: международное право стало оружием народов, а не правительств. Тем не менее, «мы, народ», можем добиться соблюдения закона, отныне поддерживаемого высшим юридическим авторитетом в мире, лишь развивая сотрудничество с политиками и государственными деятелями. Тогда ядерное оружие будет уничтожено.
Много лет назад я подготовил для президента Кеннеди проект запроса Объединенному командованию вооруженных сил США: «Если имеющиеся планы атомной войны будут реализованы, сколько погибнет людей в Советском Союзе и Китае?» И вот в один прекрасный день 1961 г. я получил возможность прочесть официальный ответ на отправленное президентом письмо.
Ответ шел под грифом высшей секретности, с пометкой: «Только для президента». На листке бумаги был график с прямой линией, которая показывала, как в течение полугода будет расти количество смертей от ранений и радиоактивных осадков (в дополнение к тем жертвам, которые погибнут сразу от взрыва, жары и радиации).
Жертвы в течение первых часов и дней атаки США составляли 270 миллионов. В течение последующих шести месяцев общее число погибших должно было составить 320 миллионов.
Белый дом направил ряд дополнительных вопросов, после чего Объединенное командование добавило оценку жертв за пределами США и Китая, которые погибли бы в результате действий США в ходе выполнения утвержденных планов всеобщей ядерной войны. Еще сто миллионов в Восточной Европе. Почти сто миллионов от выпадения радиоактивных осадков в нейтральных странах, граничащих с советским блоком (Финляндия, Австрия, Афганистан, Япония), даже если ни одна боеголовка не разорвется над этими государствами. И до ста миллионов в Западной Европе (в зависимости от времени года и движения воздушных масс, которые принесут осадки от взрывов на территории советского блока).
Это были расчеты последствий превентивного удара со стороны США, т.е. первого удара в ответ не на ядерную атаку Советов, а на обычное вооруженное столкновение с советскими вооруженными силами в любой точке соприкосновения. Общее число жертв по оценке Объединенного командования приближалось к шестистам миллионам. Сотня холокостов.
Эти планы не были нацелены только на сдерживание агрессии. Тем более не были они блефом. Это были оперативные планы, которые следовало реализовывать в самых разнообразных ситуациях, и благодаря частым учениям военные вполне подготовились к тому, чтобы начать осуществлять эти планы в течение нескольких часов или даже минут с момента принятия президентом соответствующего решения.
Как простые, патриотичные, совестливые американцы, с которыми я работал целый день бок о бок и с которыми пил пиво вечерами, могли вызвать к жизни такую грандиозную машину уничтожения и приготовиться пустить ее в ход? Для меня это кошмар и загадка, которую я с тех пор безуспешно пытаюсь отгадать. Но это реальность, и она существует по сей день не только в США и России, но и в любом государстве, которое обладает (гласно или тайно) атомным оружием, пусть там этот кошмар не приобретает подобных размеров. Это реальность, существование которой в любой из этих стран с самого начала было возможным благодаря завесе секретности, скрывавшей такие планы от собственных граждан.
Что мне следовало делать с подобной информацией в самом начале 1960-х годов? Сегодня мне кажется, что я должен был скопировать эту бумажку и раздать ее каждому конгрессмену, разослать по всем главным газетам вместе со всеми военными планами, к которым я имел доступ. Мне следовало бы сделать это, даже если бы мне грозило тюремное заключение до конца моих дней.
Возможно, это не предотвратило бы последовавших тридцати лет массированного наращивания ядерных сил в США и СССР и просачивания ядерного оружия в другие страны (которые все еще продолжают увеличивать свои атомные арсеналы). Но уже тогда хотя бы появилась возможность того, что остановить эту ядерную гонку удастся благодаря широкому, основанному на полноценной информации обсуждению нашей атомной политики и прогнозов в этой области. Такого обсуждения не было, и оно вообще не было возможно ни в одной из ядерных держав или в любой другой стране, пока длилась атомная эра. Учитывая, что было поставлено на кон, стоило бы пожертвовать ради такого дела собственной жизнью, окончив свои дни в тюрьме.
К несчастью, я даже не подумал, что стоит покинуть исполнительную власть и обратиться к общественности. Мне даже не приходило в голову, что можно пожертвовать моим допуском, моей карьерой, что уж говорить о тюрьме!
С тех пор я узнал, что человек вполне может решиться заплатить такую цену, чтобы предупредить человечество о правде, может счесть, что такой поступок — правильный. В Израиле с 1988 г. сидит в тюрьме в одиночном заключении Мордехай Вануну за то, что он открыл гражданам своей страны, что их чиновники уже давно секретно решили создать ядерный арсенал и упорно продвигаются к этой цели. Решение израильского правительства первыми на Ближнем Востоке обзавестись атомным оружием более всего угрожает стратегической безопасности Израиля, более всего требует демократичного обсуждения. Сменяли друг друга разные политики в правительстве Израиля, каждый кабинет утверждал, что не собирается создавать атомную бомбу, но каждый вел работу по ее созданию. Вануну предоставил прессе фотографии, доказывающие, что Израиль не только пытается создать атомную бомбу, но что его ядерная программа намного масштабнее, чем кто-либо ожидал.
По сей день не осуществились надежды Вануну на то, что в Израиле начнется подлинно демократичное обсуждение этого аспекта политики правительства. Тем не менее, в своих заявлениях из тюрьмы Вануну ни разу не поколебался в своей убежденности, что его риск и ужасная цена, которую он лично заплатил за возможность демократично и с фактами в руках обсуждать проблему и выносить необходимое решение, оправданы моральными ценностями и теми человеческими жизнями, которым угрожает атомная война. Я согласен с ним. Его следует освободить из тюрьмы не потому, что он «достаточно страдал», а потому что он выполнил свой долг.
Сам я оказался перед подобным выбором, на этот раз вполне сознательно, когда в 1969 г. я обнаружил, что новый президент США Ричард Никсон обманывает общественность в отношении своей политики во Вьетнаме точно так же, как это делали пятеро его предшественников. Как и они, он втайне придерживался линии, которая почти наверняка привела бы к продолжению и эскалации порочной, безнадежной войны. В попытке предотвратить такое развитие событий я скопировал и передал в комитет конгресса, а позднее и в ряд газет официальный отчет, который стал известен как «Доклад Пентагона»: семь тысяч страниц в 47 томах, описывающие совершенно секретную историю выработки американской политики по Вьетнаму в 1945 — 1968 гг. Я думал, что за это отправлюсь в тюрьму на всю жизнь. И действительно прокурор предъявил мне обвинения, за которые мне грозило 115 лет в тюрьме.
Я поступил так не потому, что предполагал, будто предание гласности «Доклада Пентагона» поможет покончить с войной. Поскольку доклад оканчивался 1968-м г., в нем не содержалось доказательств тому, что я говорил о Никсоне, пришедшем к власти в 1969 г. Но я надеялся, что эти документы подкрепят мои предупреждения о том, что Никсон вводит общественность в заблуждение и издает такие же секретные распоряжения, ведущие к эскалации войны, как это делали и его предшественники, о которых в докладе говорилось много. Этой надежды было для меня достаточно, чтобы отправиться в тюрьму вслед за многими американцами, которые отказывались воевать во Вьетнаме и с которыми я встречался (тогда у меня перед глазами не было примера Вануну).
Предание гласности «Доклада Пентагона» действительно помогло приблизить конец войны, хотя (как это обычно и бывает в подобных случаях) вовсе не так, как я рассчитывал. Никсон знал, что у меня есть документы времени его собственного . президентства, содержащие информацию, дополняющую «Доклад Пентагона» и побоялся, что я могу предать их гласности. Он боялся, что я опубликую материалы о его тайных угрозах, в том числе об угрозах ядерным оружием, и тогда конгресс и общественность отвергнут его стратегическую линию. Поскольку меня уже явно не пугала перспектива тюрьмы, он мог остановить меня либо шантажом, либо физическим уничтожением. Он стал предпринимать усилия в обоих направлениях и потерпел неудачу, но преступления, которые совершил Никсон (и которые он вынужден был прикрывать дальнейшими преступлениями, прежде всего препятствованием правосудию) привели к тому, что его " агенты попали в руки прокуроров, когда они были застигнуты за преступлением, не связанным непосредственно со мной, — в Уортергейте.
Когда вышли на поверхность эти преступления и обман, мое дело было прекращено. Но что еще важнее: пока Никсон боролся за сохранение своего поста, он не мог возобновить бомбежку Вьетнама, как он планировал в 1973 г. После того, как в 1974 г. Никсон ушел в отставку, чтобы избежать импичмента, появилась возможность остановить войну. Это стало результатом его преступлений, целью которых было заставить замолчать меня и запутать следы. (Уотергейтский скандал и другие преступления, связанные с его избирательной кампанией, напротив, лично Никсону ничем не угрожали).
Выходит, что все-таки это история со счастливым концом. Она показывает, что один человек может помочь изменению катастрофического хода истории, может, как в данном случае, помочь остановить войну — тем, что он говорит правду и подкрепляет свои слова документами. На самом деле исполнительная власть не так уж редко опутывает власть законодательную и общество секретностью, ведь это помогает скрыть свою глупость, нарушение закона, ложь. Один-единственный совестливый человек может предать такую политику гласности. Это справедливо и тогда, когда речь идет не о правительстве.
Меррел Уильямс, безработный профессор, которого табачная компания наняла в качества юрисконсульта, обнаружил среди доверенных ему документов материалы, доказывающие, что компания, как, видимо, и все остальные производители табака, уже несколько десятилетий знает, что табак является веществом, не только отравляющим, но и вызывающим зависимость, и что предназначен он для продажи прежде всего подросткам. Между тем, представители корпорации отрицали и то, и то другое, отрицали давно, а в последнее время даже под присягой. Уильяме скопировал эти материалы и разослал их комитетам Конгресса, газетам и ученым (в конечном счете, они попали в Интернет, где корпорация уже никак не могла их истребить). Тем самым он создал основу для действий прокуратуры и для подачи исков, а это в конечном счете может спасти кого-то из тех 450 000 человек, которые каждый год гибнут только в США из-за последствий курения.
Многие из читателей моей статьи могут столкнуться на каком-то этапе своей карьеры с документами, которые дадут им возможность спасти чью-то жизнь, если они готовы свидетельствовать о правде, чего бы это не стоило лично им. Миру нужно больше людей, подобных Уильямсу или Вануну.
«Никому не дано знать, на что мы можем влиять, что мы можем дать окружающим. Это скрыто от нас. Так и должно быть. Часто нам разрешено увидеть очень малую часть этого влияния, чтобы не отчаялись совсем. Власть осуществляется загадочными путями».
Альберт Швейцер
Через четыре года после скандинавского «Марша мира Стокгольм-Москва-Минск, 1982» я вновь повстречала Григория Локшина из бывшего Комитета защиты мира СССР. В Советском Союзе уже начались новые времена. Брежнев отошел в мир иной. За ним последовали престарелые Андропов и Черненко. И наконец после сорока лет жизни в страхе перед возможным ядерным уничтожением произошло нечто новое. Власть получил человек с новыми идеями, и он воспользовался предоставленной ему возможностью, начав совершенно новый процесс, который вскоре стал известен как «перестройка» и «гласность».
Михаил Горбачев, которому тогда было 42 года, быстро завоевал сердца рядовых граждан западных стран благодаря своей новой политике. В числе прочего он предложил реальное ядерное разоружение, чего добивалось движение за мир со дня разрушения Хиросимы. Мы часто спорили между собой о том, повлиял ли Марш мира, проведенный нами в Советском Союзе, на последовавшие затем демократические реформы. Поэтому, встретив Локшина вновь, я не упустила случая спросить: «С чего на самом деле началась гласность и перестройка?»
Я никогда не видела столь искреннего удивления, с каким он ответил: «Это Вы меня спрашиваете?! Вы же все это и начали!!»
Я была изумлена: «Мы? Что Вы имеете в виду?»
«Разве Вы не помните, — ответил Локшин почти сердито, — что именно вы организовали первое после революции демократическое выступление в Советском Союзе?»
Я решила тогда, что он шутит. Однако потом, раздумывая, я поняла правоту древней китайской поговорки: «Самое длинное путешествие начинается с первого шага». Наша инициатива отнюдь не была первым шагом, не была она и последним, этот Mapш мира был одним из многих подобных «первых шагов», которые вызвали «эффект снежного кома», продолжающийся по сей день.
Тогдашний марш вдохновил людей на другие действия, как и сами мы были вдохновлены тем, что делали другие раньше нас. Наши сегодняшние усилия основываются на том, что делали крошечные группки сторонников мира в Европе и Америке в начале XVIII века. В основном их вдохновляли квакеры. В 1889 году роман Берты фон Зутнер «Долой оружие» потряс целый мир (книга была переведена более чем на сорок языков и по сей день читается с увлечением). Благодаря ей через два года мирный конгресс в Риме основал Международный комитет мира, который ныне располагается в Женеве и объединяет 186 организаций из самых разных стран.
Впервые атомную бомбу использовали против гражданского населения в Хиросиме и Нагасаки в 1945 г. Это преступление против человечества вызвало мощную волну протестов, но лишь в 1957 г. появилось подлинно всемирное и народное движение за мир, основанное на систематическом международном сотрудничестве ради достижения мира и разоружения. В этом году радиоактивные осадки от испытания американцами атомной бомбы в Тихом Океане отравили команду японского рыболовного судна, что вызвало всеобщее возмущение. В течение последующих 5—6 лет движение мира привлекло внимание общественности к ужасным последствиям ядерных испытаний в атмосфере. Из наиболее ярких демонстраций можно назвать ежегодные антиядерные марши в Олдермастоне (Англия). Наконец, в 1963 г. США и СССР подписали соглашение о запрете испытаний в атмосфере. Демонстранты с облегчением разошлись по домам, думая, что добились своего. Как же они ошибались! Китай и Франция, не подписавшие этого соглашения продолжали взрывы в атмосфере, а США и СССР перенесли испытания под землю и продолжали форсированную гонку вооружений.
Лишь в 1979 г. народы вновь увидели подъем движения за мир. Миллионы людей на обоих берегах Атлантики были возмущены известием о том, что США намереваются разместить в Западной Европе ядерные ракеты в качестве «ответа» на уже имевшиеся советские ракеты. Демонстранты вышли на улицы. Выросло число членов старых организаций по борьбе за мир, появились новые.
Марши мира
Именно тогда четыре женщины встретились в Копенгагене за круглым кухонным столом и написали воззвание против ядерного сумасшествия. Через полгода полмиллиона женщин со всей Скандинавии подписали это воззвание, а группы «Женщины за мир» спонтанно возникали повсюду. В Осло молодая танцовщица Рейчел Педерсон добилась осуществления своей мечта: в 1981 г живописная группа из 3500 женщин и мужчин выступила маршем из Копенгагена в Париж под лозунгами «Нет атомному оружию на Западе и на Востоке!» Когда марш прибыл в столицу Франции (а ведь сначала им было отказано в такой возможности!) эти лозунги поддержало 20 000 человек.
Те люди, которые не могли присоединиться к маршу, организовывали демонстрации там, где они жили. В Кардиффе одиннадцать молодых матерей вместе детьми отправились к расположенной неподалеку военной базе Гринхэм Каммонз, где планировалось разместить ядерные ракеты. После небольшой демонстрации у главных ворот предполагалось отправиться по (/ домам, но вдруг она из женщин приковала себя наручниками к воротам и отказалась уходить. Так начался поразительно упорный и длительный протест против ядерного оружия. По мере того как распространялось известие о ее поступке, тысячи женщин со всех концов Британии ринулись к этой базе, а многие и остались там, пытаясь блокировать вход. В результате возник самый крупный лагерь протеста, который существовал 14 лет и до сих пор не исчез. Правда, средства массовой информации замалчивали происходящее, но слухи об их отважном поступке распространялись быстро. Всего через четыре месяца 30 000 женщин со всех концов света прибыли в Гринхэм Каммонз, чтобы «окружить» базу в день второй годовщины решения НАТО о размещении ракет. Вскоре после этого «Гринхэмские женщины» пикетировали сотни ядерных баз и производств в Европе, США, Новой Зеландии и Австралии.
В тот холодный и сырой декабрьский день над нашими головами в Гринхэме кружился небольшой самолет, предупреждая: «Осторожно! Тут КГБ!» Сильные мира сего уже в Париже сообщили нам, что мы идем не в том направлении. «Отправляйтесь в Кремль! — говорили они. — Это коммунисты виноваты». Конечно, ни они, ни мы даже не мечтали «отправиться в Кремль». Но ничто не вдохновляет так, как нечто невозможное!
После почти годичных переговоров с властями из Стокгольма выступил наш новый марш мира, направлявшийся в Москву. Лишь немногие из нас ранее были в Советском Союзе, так что мы не представляли себе, что нас ожидает. Консервативная пресса предсказывала, что нам позволяем только
встретиться с «горсткой райкомовцев», а то и просто загонят в вагоны для скота, чтобы советские люди нас не видели.
Произошло чудо! Когда мы первый раз проснулись в Ленинграде, тысячи людей окружали нашу гостиницу. Пока мы шли через Финляндию, то научились растягиваться так, чтобы выглядеть внушительнее, ведь нас было всего 300 человек. Когда мы готовились к нашему первому маршу по советской земле, мы выстроились как обычно. Но как только мы отправились в путь, к нам присоединились люди, ожидавшие у гостиницы. Через несколько секунд я потеряла из виду моих скандинавских друзей. Я начала считать. В каждом ряду оказалось от 16 до 18 человек, а уж сколько было рядов, сосчитать было невозможно, и на тротуарах люди с цветами приветствовали нас, стараясь поздороваться и даже прикоснуться. К концу дня мы задыхались под грузом цветов, воздушных шаров, значков и почтовых открыток от людей, которые не только хотели познакомиться с теми, кто приехал с Запада, но и выражали горячее одобрение миру и демократии.
Когда мы планировали этот марш совместно с Советским
комитетом защиты мира, мы отказались участвовать в обзорных экскурсиях, которые нам предлагали. Мы не были туристами, мы приехали в страну, чтобы повлиять на общественное мнение и заставить советское правительство разоружиться. Впрочем, мы согласились на часовой визит в знаменитый Зимний дворец. И вот на следующий день автобусы повезли нас туда.
Я уже садилась в автобус, когда кто-то тронул меня за плечо: «Говорят, что собираются организовать какой-то митинг после нашей экскурсии по Эрмитажу». Нужно было подумать, что делать, если слух окажется правдой. Я объяснила ситуацию Агнете Ааберг, с который мы ночевали в одном номере. Мы ехали в автобусах и обсуждали, что может случиться, что делать и, главное, как делать.
Митинг действительно состоялся. В огромной бальной зале одного из очаровательных старинных зданий, примыкающих к Зимнему дворцу, сотни людей уже ждали нас у входа. Еще большее чисто прохожих останавливалось, чтобы выяснить, в чем дело, и их приглашали войти. Зал был так переполнен, что пришлось открыть двери в соседнее помещение, прежде чем митинг был открыт. Агнета и я сели на сцену справа и слева от Льва, выдающегося русского ученого из Института США и Канады в Москве. Он всех поприветствовал, а затем начал цветистую, бесконечную речь о советских усилиях в борьбе за мир и разоружение — мы уже были хорошо знакомы с этим ораторским жанром. Мы с Агнетой кивнули друг другу и принялись за работу.
Я поднялась, вежливо извинилась и забрала у него микрофон, после чего объявила собравшимся, что любой, кто хочет что-то сказать, может просто подняться, назвать свое имя и говорить. Я была слишком возбуждена, чтобы обратить внимание на выражение лиц наших советских кураторов в течение двух последующих часов, но никто не прерывал ни нас, ни выступавших (а желающих выступить оказалось множество). Одним словом, митинг превратился в нормальное демократическое собрание, как в Западной Европе.
Конечно, нельзя измерить влияние одного митинга или даже целого марша. Но люди, которые продолжают твердить, что этот марш не имел вовсе никакого значения, точно ошибаются. Нас не только видели тысячи людей, многие из которых сворачивали со своего пути, чтобы пройти с нами. Нас видели миллионы людей на экранах телевизоров, мы участвовали в тысячах споров, мы завязали сотни контактов, которые не все оборвались, — железный занавес уже немножечко приподнялся.
Когда я увидела Григория Локшина, во мне всколыхнулись воспоминания о том, как после долгих лет «холодной войны» и связанных с нею отчуждения и взаимных подозрений мы встретили, наконец-то, тех, кто казался врагом, а должен был быть другом. Я не отношусь слишком серьезно к словам Локшина о том, что перестройка началась благодаря нам, но спустя несколько лет об огромном влиянии нашего марша мне сказала и Наталья Бережная. В 1992 г. она представляла Комитет советских женщин и продолжала участвовать в движении за мир. Мы встретились в 1997 г. во время московской конференции Международного комитета мира.
Наташа сказала мне, что этот марш был «самым значительным событием» ее жизни. Более того, он повлиял на советскую политическую жизнь: «Силы, выступавшие против разрешения вашего марша, были столь влиятельны, что мы до последнего момента не верили, что вы действительно пересечете границу. После марша все стало как-то легче. Я думаю, что сам факт того, что вы пришли как простые люди в поисках мира, позволил нашим чиновникам совершенно иначе взглянуть на «врага», как и вы на Западе увидели, что мы просто обычные люди, а не только «коммунисты» или «агенты КГБ». После этого марша начальство совершенно иначе стало прислушиваться к нам. Тогда и мы начали говорить свободнее. Стало легче выехать за границу, встречаться и спорить с западными людьми, учиться правам человека, изучать ваши социальные и образовательные системы и так далее».
В 1982 г., когда многие люди беспокоились о чрезмерном наращивании ядерных вооружений, я приехала в Нью-Йорк на Вторую специальную сессию ООН по разоружению. Дипломаты ООН заседали уже неделю, а никакого разоружения не было и в помине. Тогда на улицы Нью-Йорка вышла демонстрация, в которой участвовал миллион человек со всего света, и все они страстно требовали запрета ядерного оружия. Я весь день провела в этой кипящей людской массе и была глубоко поражена: это был мирный, радостный поток и, что меня особенно поразило, очень мощный. Я не думаю, что когда-либо в уличной демонстрации участвовало более миллиона человек. На следующий день «Нью-Йорк Таймс» посвятила рассказу о демонстрации пять страниц.
Однако когда я вернулась в здание ООН на конференцию, ничего не изменилось. Ни одно государство не сдвинулось ни на миллиметр. Если бы демонстрации не было, этого никто бы не заметил. Я раздумывала об этом, пока ехала в переполненном трамвае по Бродвею, и вдруг подумала, что как было бы замечательно найти тех, кто принимает решения об атомном оружии, — тех людей, которые не показываются на сцене, но которые посвящают свою жизнь этой проблеме, — и поговорить с ними лично, а не пытаться докричаться до них с улицы. Тогда, возможно, что-нибудь удалось бы изменить.
С этими мыслями я вернулась домой в Вудсток неподалеку от Оксфорда и собрала на своей кухне двух друзей, чтобы обсудить, как это сделать. Мы не представляли, с чего начать, и тогда мы начали с того, что нам казалось самым трудным — с Китая. Короче говоря, через четыре года мы были уже вполне респектабельной организацией с громким названием «Оксфордская исследовательская группа» (O.R.G.), в которой было восемь человек. Мы получили финансирование от благотворительных фондов квакеров и опубликовали свою первую книгу «Как принимают решения об атомном вооружении». К 1998 г. мы опубликовали более тридцати названий. Мы все еще являемся небольшой группой, состав которой изменился незначительно, наш бюджет все еще невелик, а наша штаб-квартира все еще находится в частном домике на речном берегу в уютной деревушке под Оксфордом.
С самого начала мы стали исследовать, насколько дееспособной является идея диалога групп рядовых граждан с теми, кто вырабатывает политические решения. Наш первоначальный проект оказался успешным, и постепенно мы отобрали 70 групп: женщины, квакеры, врачи, учителя, верующие, — люди, озабоченные гонкой ядерных вооружений и желающие объединить свои усилия в небольших, но долгосрочных программах. Каждой из этих групп мы подготовили информацию об одном политическом деятеле Великобритании и об одном аналогичном деятеле из Китая (нам было важно, чтобы группа чувствовала, что имеет дело не с западной, а с общемировой проблемой). Мы также предложили свою помощь в реализации идеи: как справиться со своим страхом, как подобрать материал, чтобы написать самое первое письмо, которое бы не показалось политическому лидеру абсурдным, как подготовиться к встрече с ним. Мы рекомендовали всегда стремиться к получению письменного ответа, чтобы вопрос не замер в столь характерном «подвешенном» состоянии, или просить человека, с которым вступили в переписку, указать другое официальное лицо, с которым можно говорить и быть уверенным в его позитивном отношении к проблеме. И так далее.
Политическое взросление через конкретное дело
У проекта оказалось два главных результата. Во-первых, совершенно преобразились группы и их участники. Многие приступали к работе с чувством беспомощности, уныния или страха. Теперь люди почувствовали себя сильнее, прежде всего благодаря опыту, который они быстро приобрели, начиная со сбора информации, ее обработки и осмысления, а особенно благодаря длительным и напряженным дискуссиям, которые велись в группах при обсуждении вопроса о том, как следует контактировать с тем или другим политическим деятелем. По мере приобретения опыта они быстро обнаруживали, что в избранной ими сфере уже знают не меньше того человека, к которому собирались обращаться. К примеру, одна из групп, решившая обратиться к высокопоставленному чиновнику Министерства иностранных дел, стала специализироваться на проблеме ратификации соглашений о вооружении. Благодаря исследованиям, проведенным одной из близких к нам организаций гражданского общества, они вскоре могли, поправлять своего собеседника, когда он делал неправильные утверждения.
Подобный опыт оказывает очень сильное воздействие. Он опровергает предрассудок, насаждаемый политическими деятелями и часто принимаемый за чистую монету, что вопросы разоружения слишком сложны для обычных граждан и следует оставить их на усмотрение властей.
Участники проекта также поняли, как необходима настойчивость, как опасно сдаваться, если нет немедленных и очевидных результатов. Одна группа, состоявшая из музыкантов и актеров, пришла к нам и сказала: «Мы хотим поговорить с кем-нибудь в Министерстве обороны». Мы были в таком восторге от их обаяния, что предложили им начальника генштаба. Они ему написали, получили ответ в одну строчку, написали опять, получили еще одну строчку, и так продолжалось три года. Каждые шесть недель они посылали письмо и получали в ответ эту строчку или не получали ничего. За три года они так и не добились встречи, после чего их корреспондента сделали пэром и посадили в Палату лордов. Его речь при вступлении в Палату целиком состояла из цитат, взятых из их же собственных писем!
Второй результат проекта затрагивает проблему гласности. В Великобритании, как и в других ядерных державах, принятие решений, касающихся этого типа вооружений, окружено завесой секретности. Считается, что эта секретность необходима. Но ведь все мы люди и завеса секретности легко превращается в очень удобное средство для сокрытия «неудобной» информации, ошибок, катастроф, растраченных попусту казенных денег и, наконец, тех, кто несет ответственность за эти безобразия.
Теоретически министры в Великобритании подотчетны парламенту и обязаны докладывать обо всех решениях, которые принимают чиновники, ученые и военные, состоящие на государственной службе. Наши группы очень скоро обнаружили, что в ответ на запросы штатским чиновникам их отсылали к министру. Они покорно обращались к министру и получали в ответ от какого-нибудь заместителя расплывчатое заявление о том, что такое политика правительства в целом, без малейшего намека на прямой ответ о том, о чем его спрашивали. Я часто сталкивалась с подобным кафкианским кошмаром и приходила в ярость от того, что подобное возможно в моем парламенте, этом маяке демократии. В результате O.R.G. специально занялась проблемой секретности и подотчетности. Очень скоро Министерство обороны наложило на нас анафему, специальным приказом запретив военным и гражданским своим сотрудникам разговаривать с нами. Насколько я понимаю, этот запрет был снят лишь в 1991 или в 1992 г., после чего нам стало немного легче работать. Тем не менее, встречались отдельные независимо настроенные личности, которые не обращали внимания на запрет, а мы всегда придерживались принципа, что решающее значение имеют именно отдельные люди.
Учебник Открытого университета по политологии гласит: «Если Вы имеете дело с огромной системой, объединяющей многих людей, результатами деятельности которой вы не удовлетворены и хотите как-то изменить эту систему или повлиять на нее, не стоит думать, что один человек ничего не может делать. Это попросту неверно и нереалистично. Если один человек имеет хотя бы нескольких союзников, последствия его решений могут распространиться по всей структуре с поразительным эффектом, изменив тем самым и решения, которые эта система принимает».
Маленькая группа — большая власть
С 1986 г. наша работа в O.R.G. постепенно стала развиваться в другом направлении. Мы стали организовывать международные встречи, на которых люди, принимающие решения, могли бы встретиться со своими критиками. Вот несколько примеров. Я была в Женеве на сессии ООН и заинтересовалась позицией Китая по ядерному вооружению. Представители этой страны призывали все ядерные державы разоружиться, как если бы сам Китай не имел атомных бомб. Тут я заметила представителя движения, о создании которого только что было объявлено в Китае, — Китайской народной ассоциации за мир и разоружение. Раньше в Китае ничего подобного не было, и я подошла к этому внушительному, вежливому, пожилому человеку. Мы хорошо поладили, и в последующие годы члены его организации дважды приезжали в Оксфорд, а две группы O.R.G. посетили Китай.
После того, как мы высказали резкий протест против расстрела на площади Тяньанмень, наши контакты прервались на три года. Однако в 1995 г. китайская ассоциация спросила, не хотим ли мы совместно с ними организовать в Пекине конференцию по ядерному разоружению. Я согласилась, предупредив, что мы будем говорить о конкретных жгучих проблемах, а не ограничиваться общими лозунгами, которые так обесценивали наши предыдущие контакты. Кроме того, я настояла на включении в нашу делегацию людей, которые бы поднимали проблемы, неприятные как для Китая, так и для Англии.
Мы пригласили самых авторитетных независимых экспертов, которых только смогли найти. Кроме того, мы решили запросить некоторых наших знакомых в армии и военной промышленности, не желают ли они присоединиться к делегации. К некоторому моему удивлению, они были не прочь, они не передумали даже тогда, когда я написала им, что поездку придется каждому оплачивать самому. Таким образом, в нашу делегацию вошли и физики, и медики (один из Индии), специалист по проблемам движения за мир и несколько высокопоставленных офицеров (один немец) из армии, флота и ВВС. Наконец, поехал с нами и человек, который три года назад организовывал на площади Тяньаньмень протест гринписовцев против китайских ядерных испытаний.
После десятичасового перелета мы отдохнули всего два часа, и уже пришлось идти на первый банкет: нас принимали в высшей степени торжественной обстановке, в огромном Зале Народа. Признаюсь, что втайне я только об этом и мечтала. Пока нашу делегацию вели по самому широкому и длинному красному ковру, который кто-либо из нас видел в жизни, мое самолюбие раздувалось, как дирижабль. Но судьба только и ждала возможности проявить свою иронию: наш хозяин ожидал, что под фамилией «Элуорт» скрывается мужчина и принял за меня того из мужчин нашей делегации, который шел впереди.
Через два дня начался семинар. Около тридцати пяти участников (из них только три женщины), синхронный перевод, изумительные вазы с растениями в центре огромного каре из столов, за которым мы сидели, меряясь силами. Формально мы должны были обсуждать тему «Международная безопасность после «холодной войны», но у каждого из делегатов была своя собственная повестка дня. Я открывала встречу и решила с самого начала гнуть линию O.R.G. Поэтому я начала с того, что мир сейчас должен выбирать между запрещением ядерного оружия или его разрешением, среднего пути не существует. Я объяснила, чего мы ожидаем от этой встречи с китайцами, подчеркнув наше желание совместно с ними преодолевать препятствия на пути к ядерному разоружению. Зная, что стиль первой речи обычно определяет и атмосферу всего последующего заседания, я решила посвятить две минуты отведенного мне времени на молчаливое созерцание, попросив каждого участника и участницу попробовать представить себе мир без ядерного оружия. К некоторому моему изумлению, все согласились.
В этот первый день «наш» генерал красноречиво говорил о реформе ООН, призывая Китай внести свой вклад в миротворческие операции. Завязалась перепалка между нашим военным летчиком и их ядерным физиком, но «их» генерал положил ей конец своими шутками о китайских ВВС и признанием, что мышление «холодной войны» все еще живо: кто бы мы ни были, мы стремимся прежде всего защитить свою безопасность, ценой безопасности других. Я сидела рядом с ним и постепенно он начинал мне нравиться. Он обещал дать мне перечень пяти важнейших консультантов китайского правительства по ядерным вопросам — тех, кто более всего влияет на разработку политического курса. Через пять минут он передал мне рукописный листок, а к концу трех дней мы встретились и опросили четырех человек из пяти, указанных в этом списке.
Такова была магия происходящего. Был еще один изумительный момент после того, как гринписовский организатор антиядерных кампаний окончил читать генералам, адмиралам и создателям ядерного оружия лекцию об опасности, которую представляют собой разбросанные по планете хранилища плутония. Китайский представитель в ООН откинулся в своем кресле и сказал: «В сущности, это ведь некоторая привилегия: встретить во плоти члена такой организации и услышать его речь. Я впечатлен. Раньше я видел вас лишь в телепередачах об антиправительственных демонстрациях на площади Тяньаньмень». Через несколько минут они увлеченно беседовали друг с другом за ланчем.
Когда на следующее утро мы покидали гостиницу, один из наших адмиралов нес с собой толстую сумку с нашими изданиями. «Конечно, неприятно, если тебя поймают с секретными документами, - сказал он, - но если меня поймают с материалами, обличающими атомное оружие, это куда серьезнее!»
На второй день мы говорили о том, что в мире, где террористы могут собрать атомную бомбу, концепция сдерживания больше не работает. Накопление плутония само по себе занятие чрезвычайно рискованное, и пора разрабатывать этапы реального разоружения. Несколько раз мы затрагивали вопрос о том, на каких условиях готов подключиться к этому процессу Китай: во-первых, принятие другими странами обязательства не использовать ядерное оружие, полный запрет на испытания, запрет на расщепляющиеся вещества. Один из китайских физиков указал на сложности, связанные с подобным запретом. В этот момент китайский генерал прошептал мне: «Он не хочет говорить об уничтожении ядерного оружия, потому что останется без работы, если эта идея осуществится!» Насколько я знаю, так же обстоит дело во всем мире. Китайцы, с которыми мы встречались, искусно анализировали политику Запада. Они утверждали, что НАТО просто подыскивает повод для продления собственного существования, и поэтому этот блок приглашает в свой состав страны бывшего советского блока и даже угрожает разместить на их территории ядерное оружие. Они пытаются предотвратить перевооружение России политикой, из-за которой, как заметили присутствовавшие среди нас адмиралы (один китаец, другой немец) «…Россия просто не имеет другого выхода, кроме наращивания вооружений».
Постепенно участники семинара начали видеть друг в друге прежде всего людей, а не противников. У них стало пробуждаться довольно тонкое чувство юмора. К примеру, когда я вела заседание, то предложила, чтобы человек, желающий выдвинуть новое предложение, поднимал руку, а тот, кто желает высказаться по уже обсуждаемому вопросу, поднимал две. Китайский генерал справа от меня тут же отреагировал: «Я никогда не подыму обе руки!», чем вызвал всеобщий бурный хохот.
В последний день произошли одно за другим два события, которые ярко высветили различие между новым и прежним Китаем. Мы были приглашены в институт, где ведутся основные исследования в сфере ядерного оружия, своего рода святая святых. Мы сидели вокруг стола вне зависимости от ранга, говорили быстро и без переводчиков, отвечали на въедливые вопросы с примечательной откровенностью. Так, например, обсуждался запрет расщепляющихся веществ. Позднее я" к собственному изумлению узнала, что переговоры в Пекине были единственной двусторонней консультацией между Великобританией и Китаем за все эти годы, других встреч, формальных или неофициальных, на любом уровне, попросту не проводилось.
Последний банкет был устроен в ведущем военном институте, где нас принимали с подчеркнутым этикетом, рассаживали согласно чинам, в течение сорока пяти минут мучали речью заместителя главнокомандующего китайской армией, к тому же через переводчика. С некоторым ужасом я поняла, что в качестве главы делегации я должна как-то превратить этот монолог в дискуссию, но я боялась, что если попытаюсь перебить этого диктатора, его хватит удар, нас могут вышвырнуть за порог или случится какой-нибудь другой международный инцидент. Я вздохнула, справляясь со страхом, подождала мгновение и затем ринулась вперед: поблагодарила его за информацию и предложила начать нечто более похожее на диалог. Он казался изумленным, побагровел и продолжал говорить громко и быстро.
Через десять минут я поняла, что должна сделать еще одну попытку. Я все еще боялась, поэтому я повторила прежнюю процедуру, только на этот раз, прервав докладчика и поблагодарив его, я повернулась к адмиралу, который сидел слева от меня, и спросила: «Ведь у вас, господин адмирал, есть вопрос, не так ли?» Так удалось открыть нечто, напоминающее пресс-конференцию. Я опять вздохнула. У этого генерала был вид человека, которого никто и никогда не смел перебивать, тем более женщина. Во время обеда я сидела рядом с ним и через переводчика выяснила, что этот старик был призван в армию, когда ему было семнадцать лет, после чего прошел последовательно через три войны — с японцами, с корейцами, с гоминьдановцами. Страх сопровождал его всю жизнь, и справиться с этим страхом можно было только абсолютным контролем и властностью. После того, как я стала его немножко понимать, я смогла посочувствовать ему.
Я покидала Китай, ясно поняв одну вещь. Большинство международных отношений основаны на страхе, отсюда и их стиль. На страхе основана и вся доктрина ядерного сдерживания. Моя безопасность, по выражению китайского генерала, тем больше, чем в большей опасности находитесь вы. Таково следствие «жесткого» подхода, при котором мы подсчитываем количество оружия, оцениваем его мощь, посылаем шпионов выведать вражеские секреты, совершенствуемся в создании новейших, изощреннейших вооружений. Мы (включая и тех, кто находится на самом верху) вполне способны на «мягкий» подход. Это означает, что мы должны иметь дело с людьми, развивать доверие друг к другу, искать общую почву, созидать уверенность. Именно такой подход исповедуют лучшие из лидеров. Это трудная, изматывающая работа. Она требует создания атмосферы, в которой участники переговоров могут встретиться как люди. Для этого требуется время. Нужны гибкость, терпение, здравый смысл и мудрость.
Насколько изменились члены нашей делегации, стало ясно на кратком брифинге, который состоялся в Оксфорде после нашего возвращения. Мы пригласили эксперта по Китаю из колледжа св. Антония, который обвинил военных из нашей делегации в том, что его оценки вооруженных сил Китая занижены. Эксперт цитировала цифры, предоставленные Стокгольмским Международным исследовательским институтом мира, который имеет репутацию очень прогрессивного учреждения, и почти открыто намекал на то, что почтенных генералов обвели вокруг пальца. Они цитировали китайцев, с которыми встречались, которым доверяли и на которых надеялись, что те не лгали. Благодаря таким личным контактам, благодаря укреплению доверия количество оружия снижается, а не повышается.
Я всегда очень ждал мгновения, когда моя восьмилетняя дочь Рабинда и ее младший брат Эдуардо тушили свет и готовились заснуть. Я брал фонарик и читал им отрывок из какой-нибудь замечательной старой сказки или рассказывал о каком-нибудь невероятном изобретении. Магия полумрака была так велика, что то, что показалось бы странным и невероятным в полдень, каким-то образом вызывало доверие в этом полумраке, заполненном надеждой и благоговейным страхом. Я никогда не покидал комнату, пока оба ребенка не засыпали, и я гордился тем, как быстро они успокаиваются.
И вот однажды вечером, когда я готовился продолжить сагу о счастливом драконьем семействе, которую я сочинял изо дня в день, Рабинда приподнялась и торжественно сказала: «Папа, мы очень любим твои рассказы, но сегодня вечером нам нужно задать тебе серьезный вопрос и мы не сможем заснуть, пока ты не дашь нам ответа». «Отлично, — сказал я, скрывая разочарование, (мне очень нравилось то, что я придумал о драконах), — что же это за вопрос?» Эдуардо начал первым: «Мне кажется, что это связано со всей этой войной и насилием, которые мы каждый вечер смотрим по телевизору». Рабинда спокойно добавила: «Мы хотим знать, можно ли сделать такой мир, чтобы в нем не было войны, голода и чтобы правители не издевались над своим собственным народом».
Я вздохнул, пожалуй, слишком громко. Собрал все силы и ответил абсолютно ровным голосом: «Я попробую ответить, но завтра все же мы будем говорить о драконах».
В этот вечер я не был в ударе. Рабинда и Эдуардо вскоре заснули, подозреваю, что от скуки. Они больше никогда не задавали этот вопрос. Между тем, он преследовал меня. Из-за него я плохо засыпал. Я вновь и вновь спрашивал себя, неизбежна ли война, неужели мы разрушаем плодородие планеты, неужели правительствам самых разных стран действительно нужно издеваться над собственными гражданами и воевать с соседями, неужели нельзя как-нибудь сделать так, чтобы Объединенные Нации жили по собственному Уставу, который ведь начинается со знаменитых слов: «Спасти последующие поколения от бича войны». Я обсуждал эти проблемы с друзьями из университета, я ощущал неудобство, которое они испытывают от непривычных идей, кажущихся либо совершенно нереалистичными, либо опасно радикальными. Не столько их слова, сколько их взгляды говорили мне, что задавать столь капитальные вопросы бессмысленно, что я даже не понимаю, где кончается реальность и начинается фантастика. Но я не остановился. Я Теперь я сам задавал себе детские вопросы и продолжал искать ответы, которые бы меня удовлетворили и которыми я мог бы поделиться с Рабиндой и Эдуардо так, чтобы на этот раз они не заснули, пока я не договорю.
Я решил, что в мире происходят процессы, которые могут быть полезны для достижения такой цели, могут быть использованы для создания мира и справедливости на планете, чтобы люди не растрачивали хищнически свои материальные ресурсы и до минимума постарались бы сократить человеческие страдания. Более всего меня вдохновляли те великие религиозные и духовные герои человеческой истории, которые избрали для себя в жизни путь, опровергавший привычные представления о возможном. Ближе всего мне были Иисус и Будда с их революционными идеями о праведной жизни, мире и любви, с их безусловной решимостью прожить жизнь так, как они учили других. Потом мне приходили на ум другие люди, которые поступали так же: святой Франциск Ассизский, Ганди, Мартин Лютер Кинг, Нельсон Мандела, Далай Лама, Аунг Сан Су Ки. Мечтатели и идеалисты, жизнь которых радикально повлияла на реальность и оказалась способной изменить историю.
Эти титанические фигуры вдохновенно следовали к намеченной цели. Их опыт свидетельствовал о главном: можно осуществить то, что наш опыт считает желанным и необходимым. Ни в человеческой природе, ни в войне нет ничего, что сделало бы безнадежной работу ради мира, что опровергло бы надежду увидеть мир, основанный на взаимном уважении и безопасности без насилия. В то же время препятствия на этом пути очень серьезны. Привычка к насилию восходит к глубокой древности и распространена чрезвычайно широко. Насилие подписывается глубоко укорененными представлениями общества о природе безопасности. Миллионы людей получают доходы и славу от торговли оружием и от использования оружия. Эти люди используют свои деньги, чтобы влиять на политических лидеров, на выборы и даже на телевидение и газеты. Так что борьба за лучшую жизнь трудна, но далеко не безнадежна.
Борьба эта уже идет, и начинается она с уверенности, что альтернативный мировой порядок может стать реальной политической программой, которую удастся реализовать в течение двадцать первого столетия. Первым важным шагом в этом направлении является создание самой общей концепции справедливого мира, системы «гуманного глобального управления». Слово «гуманный» подчеркивает этический аспект приверженности политической активности в формах ненасильственных, беспристрастных и устойчивых. «Управление» подразумевает властные отношения между людьми, создающие эффективное правление закона, уважительно относящиеся к правам человека. Управление — это не обязательно правительство, оно может проявляться и через иные институты, через сеть самоорганизующихся общин различного характера, начиная с локальных и децентрализованных групп до региональных, глобальных и высоко централизованных структур. Задача заключается в разворачивании таких договорных, не основанных на принуждении межчеловеческих связей, которые приводят к гуманному управлению на глобальном уровне.
Эта идея может быть реализована, исходя из существующих тенденций и институтов, при условии некоторых капитальных изменений в мировоззрении и поведении. Первым практическим шагом даже при современных представлениях о безопасности является избавление мира от оружия массового поражения. Добиться этого можно через систему международных договоров с тщательным мониторингом за их исполнением. В настоящее время существуют подобные договора относительно химического и биологического оружия, но не ядерного. Ядерные державы утверждают, что ядерное разоружение слишком опасно, поскольку нельзя уничтожить знание о том, как создать атомную бомбу. Это верно, но такой же аргумент приложим к химическому и биологическому оружию, тем не менее удалось договориться об их запрещении. Окончилась «холодная война», которая служила главным оправданием ядерного оружия как средства предотвратить его использование противной стороной. Сегодня существует широкий спектр возможностей для ведущих государств, существенных конфликтов нет, политическая энергия направлена главным образом на развитие торговли и инвестиций. Если мы упустим эту возможность, многие государства станут подражать наиболее могущественным державам и создадут собственное оружие массового уничтожения. Если же мир добьется запрета ядерного вооружения и любого оружия массового поражения, это будет решающим этическим и практическим шагом в правильном направлении. Это поможет осознать, что все мы живем в одном общем пространстве, в одном глобальном селении, и тогда люди станут оптимистичнее смотреть на возможность дальнейших шагов демилитаризации.
Еще одним очевидным шагом должно стать укрепление Организации Объединенных Наций. Следовало бы сделать Совет Безопасности более представительным органом, отражающим реальность современного мира, а не 1945 г. когда Великобритания и Франция были действительно великими державами. Уже давно пора было провести реформы, которые бы учли деколонизацию «Третьего мира», которые позволили бы таким странам как Индия, Бразилия, Индонезия и Нигерия, получить статус постоянных членов Совета Безопасности. Есть неплохая возможность сделать ООН более независимой и эффективной в проведении миротворческих операций. В частности, следовало бы создать постоянные добровольческие миротворческие силы ООН, которые могли бы укреплять гуманитарную дипломатию. Как показали события 1990-х годов, у больших государств недостает политической воли сделать ООН эффективной, когда разгорается гражданская война и требуется срочная гуманитарная помощь, как это было в Сомали, Боснии, Руанде, Заире (Конго) и других странах.
Далее необходимо демократизировать ООН, особенно Совет Безопасности, уходя от секретности и шире используя Международный суд для решения спорных юридических вопросов. Главная идея должна заключаться в превращении ООН в более открытую и независимую политическую силу на мировой арене, силу, на которую не могли бы так бесцеремонно, как ныне, влиять наиболее крупные государства, особенно США. Тогда ООН стала бы организацией и более полезной, и более уважаемой. Было бы полезно укрепить роль представителей глобального гражданского общества, народов планеты. Например, можно было бы создать Народную Ассамблею, избираемую прямым голосованием и представляющую граждан мира, членов гражданского общества. Народная Ассамблея заседала бы ежегодно одновременно с Генеральной Ассамблеей ООН, представляющей суверенные государства.
Еще одной важной реформой могло бы стать обеспечение финансовой независимости ООН путем введения определенного налога на деятельность глобального характера. Не так важно, что стало бы предметом налогообложения (это могут быть финансовые трансакции, авиаперелеты, торговля оружием, использование ресурсов планеты). Важна сама идея дать ООН возможность собирать собственные средства и не зависеть более от взносов богатейших стран мира.
Более сильная ООН не сможет, конечно, самостоятельно достичь стратегической цели — гуманного управления. Но возрожденная ООН смогла бы стать значительным подспорьем в создании организационных основ глобального управления, более правового, более демократичного, более эффективного в решении самых серьезных случаев, связанных со страданиями людей. Такая ООН легче бы координировала свои усилия со структурами регионального управления, она бы теснее сотрудничала с гражданским обществом в таких критически важных сферах, как защита окружающей среды и прав человека.
Тем не менее, недостаточно добиться ядерного разоружения и реформы ООН. Намного радикальнее должны быть изменения на уровне идей, особенно в том, что касается роли насилия как элемента глобальной безопасности. До сих пор даже ООН была склонна отвечать на насилие насилием, укрепляя в то, что власть - это лишь физическая мощь. ООН превратилась в ведомство, санкционирующее войну, как это было во время событий в Заливе. Вместо этого ООН должна совместно с гражданским обществом пробовать различные формы гражданского ненасильственного сопротивления. Ненасилие вкупе с защитой прав человека и поддержанием устойчивого состояния окружающей среды — вот существенные компоненты культуры мира, которая дает нам возможность верить в то, что заря нового тысячелетия есть и заря более гуманной системы управления.
Многое зависит от того, кто победит в борьбе за выработку политической линии: социальные силы, ориентированные на капитал, или социальные силы, ориентированные на человека. Во многих ситуациях главными игроками остаются правительства, и их позиция будет в значительной степени определять, останется ли гуманное управление легковесной мечтой посреди кошмарного мира или превратится в реальную программу.
Сила транснациональных корпораций и финансовых рынков, их влияние на политических лидеров планеты кажутся в настоящее время исполинскими. Вдохновенные идеалистические разговоры о гуманном управлении кажутся фантастическими утопиями. Но давайте помнить, что в 1980 г. сочли бы утопией освобождение Восточной Европы или избрание Нельсона Манделы президентом Южно-Африканской Республики! Каждый новый этап в организации гуманного общества начинался как безумная мечта. Некоторые из этих безумств осуществлялись, когда соответствующее число людей начинали относиться к ним достаточно серьезно, чтобы пропагандировать их и жертвовать чем-то ради них. Нельзя предсказать, осуществится ли безумная мечта о гуманном управлении. Но шансы на это возрастают каждый раз, когда человек осмеливается чувствовать, думать и действовать, как если бы достижение такого идеала было жизненно важным делом.
Вернемся в комнату моих детей. Пока они готовились спать, я успел сказать им напоследок: «Дорогие мои, эта сказка о гуманном управлении может сделать вашу взрослую жизнь поистине удивительной, так что сегодняшние страхи станут для вас далеким прошлым. Пусть же на вашу долю выпадет жить в таком мире, который вашим родителям кажется почти невероятной мечтой».
