В тексте Исайи, который читается в этот день, идут предупреждения, предупреждения, и одно пробирает до костей: «Слишком коротка будет постель, чтобы вытянуться; слишком узко и одеяло, чтобы завернуться в него» (Ис. 28, 20).
Нормальный отдых, хороший сон — это такая базовая потребность организма, наравне с дыханием, что о ней задумывается человек только, когда сон сбивается. Но уж когда сбивается, тогда только о сне и думаешь. Да и думать во время бессонницы не получается, не мысли, а так... вата в голове...
Две фразы Иисуса перекликаются друг с другом: паралитику о чуде от Бога: возьми свою кровать и иди к себе в дом, апостолам о чуде от человека: возьмите свой крест и идите за Мной. Голгофа — дом Иисуса, крест — Его кровать. Была ли на распятых хотя бы набедренная повязка — как скукожившееся до шагреневой кожи одеяло — кто ж знает, фотограф был занят, готовил репортаж о празднике.
Движение начинается не со старта, а со сна. Лишите бегуна сна перед стартом — так он и не будет пытаться бежать. Почему человек лишается сна? Да потому что движется в ложном направлении, к покою, а сон — хороший, настоящий сон — это движение к движению. Плохо засыпает тот, кто хочет заснуть, а хорошо спит, как известно, праведник. Страшные сны праведности не помеха, они, скорее, сигналы, что сон был нормальный, потому что как иначе готовиться к пробуждению в ненормальном мире? Хотя бы сон можно от гламура оградить?! Что наш мир ненормальный, доказывать не нужно, кажется, и то, что мы ощущаем ненормальность мира — и то, насколько ощущаем — показывает, что мы сохраняем нормальность, что мы не от мира сего, а от Голгофы, что мы сознаём, что бодрствуем в дурном сне и призваны не просыпаться — это не нам решать, когда проснуться — а призваны не дурить.
Гордыня никогда не спит, никогда не отдыхает, гордыня всегда стоит истуканом, вертикально, изображая из себя понятно что. Смирение в том, чтобы расслабиться, прилечь, не бояться вытянуть ноги, радоваться, если кровать широка и мягка, одеяло лёгкое и греет не больше и не меньше необходимого. Ну да, неужели мне одр сей гроб будет — а как иначе? С миром лягу, усну и почию. Ну, гроб. На старте всегда ногу упирают в дощечку — вот кровать-гроб эта дощечка и есть.
Понедельник начинается в субботу, утро вечером, утреннее потягивание — когда ты вечером вытягиваешься с наслаждением, а воскресение начинается в смерти. Кто не видит воскресения в гробу, пробуждения в засыпании и вознесения в валянии, тот увидит — этого миновать не получится. Так лучше раньше начать, это же удовольствие — заснуть, словно упасть на невидимые руки Божии. Беспокоишься за других? Ну, во-первых, не будем лицемерить, наше беспокойство о других всегда лишь проекция беспокойства о себе, а во-вторых «в мире лягу, усну и почию» — это именно о лягу, усну и почию, когда вокруг война, когда кровать коротка, одеяло узко, ребёнок на фронте, и всё же я надеюсь не на то, что всё будет хорошо, а на то, что «плохо» — это реальная возможность. Для многих это уже реальнейшая реальность, и всё же и в этом дурном сне я, что характерно для кошмара, не могу шелохнуться, но могу замереть.
Сосредоточиться и ждать, когда откроется окно возможностей, когда внутреннее движение перерастёт во внешнее. Для этого нужно, чтобы внутренняя напряжённость отчаяния, парализующая, убивающая, сменилась внутренним напряжением доверия — что длина кровати и ширина одеяла зависят не от тех, кто меня усыпляет ложью, чтобы я заснул навсегда, а от Того, Кто хочет и может меня убаюкать любовью, чтобы навсегда разбудить.