Сергий Голубцов, протодиакон храма прп. Пимена Великого в Новых Воротниках

Протоиерей храма Илии Обыденного в Москве Владимир Иванович Смирнов (27.07,1903-1981.01 .Об)1 и его сослуживцы по храму

Из кн.: Горе имеим сердца. Протоиерей Владимир Смирнов (духовные дети о духовном отце). Сост. А.Арцыбушев. М.: Индрик, 2004. 235 с.

См. персоналии.

Номер страницы после текста.

Небольшой храмик в честь пророка Божия Илии в самом центре древней столицы почти теряется среди окружающих его домов, а по соседству с великаном и красавцем — Храмом Христа Спасителя должен был казаться небольшой часовней. Но не в размерах действительное достоинство храмов, особенно в очах Божиих, ибо невольно всплывают слова Господа на восхищение одного из его учеников грандиозностью Иерусалимского храма: "...Видишь сии великие здания? Все это будет разрушено, так что не останется камня на камне..." (Мр. 13, 2); и еще другое место: "И ты, Вифлеем, земле Иудина, ничем не меньше воеводств Иудиных; ибо из тебя произойдет Вождь, который упасет народ мой, Израиля (Мф. 2, 6)". Так и храм Илии Обыденного, на месте некогда деревянного, построенного "об один — в один — день" в течение последней седьмины (70 лет) стал своего рода духовным Вифлеемом (Домом хлеба духовного), где алкавшие и жаждущие получали просимое, куда они устремлялись со своими скорбями и недоумениями, чтобы получить совет или утешение от своего пастыря.

Уже сразу по входе в храм, миновав его верного стража, — Виталия Сергеевича2— высокого пожилого мужчину, почти полностью облысевшего, строгого и довольно приветливого к знакомым прихожанам, ныне, к сожалению, покойного, Вас встречал, да и сейчас встречает, как отец блудного сына из известной притчи, сам милосердный Спаситель, проникновенно написанный во весь рост

1 Некролог в ЖМП. 1982, 5, 30; эта статья вкратце - в ЖМП. 1993, 12.

2 Некоторые именовали его "вышибалой", поскольку он не церемонился с пьяницами и попрошайками, входившими в храм.

101

священномучеником святителем Серафимом Чичаговым. Справа, за свещным ящиком, в 60-70 годы, восседал по праздникам и воскресным дням сам староста Макар Никифорович. Купив у него свечку, проходили и далее, к солее основного храма, к чудотворному образу Богоматери "Нечаянная Радость", — как Надежде всех взыскующих Ее помощи и утешения.

За иконостасом, в алтаре, были наши предстатели пред Богом и молитвенники, которым можно было подойти на исповеди, либо на молебне, либо после службы. Назовем наиболее выдающихся по своей пастырской харизме за последние 70 лет: это настоятели — отец Виталий Лукашевич (погибший в Уссурийском крае в 1938 г.), отец Александр Толгский,3 (скончался в 1962 году, после 26-летнего пастырского подвига), проведшие этот маленький церковный корабль в самые тяжелые годы; отец Николай Тихомиров (ум. 1987 г.) и сослужители: отец Александр Егоров (прослуживший в храме чуть ли не 50 лет (ум. 2000 г.), и отец Владимир Смирнов, скончавшийся в 1981 году, но кажется еще совсем недавно бывший с нами — со своими духовными детьми.

Трудный и скорбный путь прошел этот верный служитель Бога и людей, прежде чем Господь сподобил его встать у Престола в этом храме. Поэтому ему были близки и понятны скорби и страдания всех прибегавших к нему.

Родом будущий пастырь был из с. Одинцово Московской области. Отец его, Иван Константинович, происходил из простой, когда-то крестьянской семьи, работал на железной дороге смазчиком и, по-видимому, сцепщиком составов. Кроме того он знал сапожное дело и, вероятно, после того, как он бросил работу на железной дороге, был хозяином небольшой сапожной мастерской. (Его отчим был из этой мастерской.) Уровень его интересов был очень ограничен. Очень любил карты и все свободное время проводил за ними. Матери — Ольге — было очень "скучно" с таким мужем и она решила заняться "делом".

3 О них см. статью А.Ч.Козаржевского в "Московском Журнале" № 5 за 1992 г., с. 9. Андрей Чеславич Козаржевский (1918-1995,26.03), проф. греч. яз. в МГУ, москвовед, прихожанин Илии Обыденного храма и Богоявленского собора. Похоронен на Немецком кл., на 4-м участке, довольно близко от прот. Вонифатия Соколова (О трудах Козаржевского см. справочник "Москвоведы", изд. "Мосгорархцв", 1996).

102

И вот однажды она упросила мужа купить ей на полтора рубля, то есть "оптом", семечек, а потом продала их в розницу и таким образом получила барыш. Затем расторговалась так, что вскоре открыла небольшую палатку, а через несколько лет что-то и вроде трактира. Отец бросил свою тяжелую работу, тем более, что на ней он нажил себе грыжу, и стал помогать матери по торговле и ездить на ярмарки. Вскоре они весьма разжились, но завистливые соседи, загодя застраховав свое имущество, совершили поджог их общего домовладения. Смирновы не были застрахованы, к тому же, во время пожара они были полностью обворованы подоспевшими рабочими. Происшедшее произвело настолько удручающее впечатление на отца, что он начал с горя "зашибать". Этому "способствовали" и неурядицы в семье — у матери был весьма тяжелый и жесткий характер; в дополнение к этому старший сын женился против воли отца на прислуге их соседей. Все способствовало тому, что отец стал пьянством разрушать свое здоровье, затем у него случился заворот кишок и он скончался на больничной койке в Перхуш-кове. Шел 1910 год. Мать осталась с четырьмя детьми4. Владимиру было около 6 лет, и он был третьим по старшинству. Материальное положение было тяжелое. Немного помогал крестный отец Володи псаломщик ближайшей церкви Алексей Андреевич. Он проявлял постоянную заботу о своем крестнике и хотел устроить его в духовное училище, но так как Смирновы не принадлежали к духовному сословию, ему не удалось этого сделать. Способному Володе пришлось учиться и окончить 4-классную Одинцовскую школу на "очень хорошо".

Детские годы Володи отмечены одним событием, которое имело решающее влияние на его мировоззрение и на всю его последующую жизнь. Еще когда Володе было всего 3-4 года, мать, поехав в роддом, захватила с собой Володю, которого не с кем было оставить и надо было его показать врачам: на ноге, на одном из пальцев, была у него какая-то "шишка". Врачи осмотрев, решили ее удалить и занесли при этом инфекцию. Володя стал настоящим инвалидом — ходить он мог только на костылях и оттого чаще сидел дома. "Лежал

4 Братья Смирновы: Иоанн — погиб на фронте в 1-ю Мировую войну; Николай — умер в конце 60-х годов; Алексей — умер в начале 70-х и сестра Софья — умерла в середине 60 гг.

103

я на печи в новом доме, построенном после пожара, — вспоминал Владимир Иванович, — ходить не мог, зима... среди детей друзей у меня не было. Единственными друзьями были — преподобный Сергий, святитель Николай... Так я и рос"...

Все же его определили в Одинцовскую школу.

В 1913 году, когда было торжественное прославление святителя Гермогена в Московском Кремле, со всех концов России туда потянулись тысячи паломников. Поехала и группа учащихся из Одинцова, во главе с учительницей. Володя упросил — хоть и на костылях — взять его в паломническую поездку. И вот они в Кремле. Огромная очередь, извиваясь по Соборной площади, входит в Успенский собор и направляется к раке со святыми мощами. Стоять в очереди нужно очень долго, не одни сутки — иначе к ним и не подойти. Но можно войти в собор с другого входа и издали поклониться мощам. Так и сделали учительница со своей группой. На глазах у всех на носилках поднесли к мощам тяжело больного мужчину, кричащего от боли, и он затих. Володе так хотелось, чтобы учительница подвела его к мощам, дабы получить исцеление. Он плакал и умолял учительницу, но та не решилась нарушить общепринятый порядок. Горько было Володе, лишь издали со слезами он просил Святителя об исцелении.

На следующий день, проснувшись, он почувствовал себя почти совершенно здоровым. Костыли больше были не нужны. На всю жизнь осталось это событие в памяти у Володи, оно и определило окончательно, хотя и не сразу, стремление служить Богу и людям.

А пока отчим (в 1915 году мать вторично вышла замуж, за Василия Фроловича, через несколько лет он развелся с ней) посадил Володю на сапожную "липочку" латать обувь: надо было зарабатывать на хлеб и ни о какой учебе больше не думать. <**- И все же, той самой учительнице, которая принимала очень большое участие в его жизни, жаль было своего способного воспитанника, удалось уговорить отчима отпустить Володю в Москву на учебу. Денег на устройство в школу дал местный священник.

В Москве, в торговой школе Ростовцева, находившейся недалеко от Белорусского вокзала на теперешней площади Маяковского, Володе довелось учиться всего около года: его^отчим поступил рабо-

104

тать в охрану железной дороги и вынужден был со всей семьей выехать в Минск, весной в 1917 году. Из вещей они с собой ничего не взяли, окно и двери просто забили досками. Когда вернулись — все имущество их пропало.

В Минске Володя поступил в частную гимназию, проучился целую зиму и следующей весной вернулся в Одинцово. Здесь школу сделали уже девятилеткой и он смог продолжить свое образование. Окончив школу, он поступил в Москве в железнодорожный техникум, а потом в Путейский институт, но не смог его закончить, так как отчим ушел из семьи и вся забота о ней легла на Володю. Ему пришлось уйти из института и поступить на тяжелую, низкооплачиваемую работу, на кирпичный завод.

Вскоре он получил письмо от сокурсницы, приглашавшей Володю в Самару, где имелась возможность хорошо устроиться на работу, поскольку ее отец занимал крупный пост на железной дороге. Володя поехал и проработал там всю зиму 1925/26 годов до весны. Затем приехал к матери погостить и остался здесь, поступив на работу в местное райжилуправление.

К этому времени относятся два события, повлиявшие на духовное развитие Владимира Ивановича и укрепившие его религиозное мировоззрение. Одно из них — внезапная смерть племянницы кирпичного заводчика Шейкина, с детьми которого Володя был близок еще по школе. Вопрос существования загробной жизни со всей остротой возник перед ним и его школьными друзьями, потрясенными преждевременной смертью молодой девушки. Друзья решили побеседовать об этом с Евгением Васильевичем Надеждиным — верующим преподавателем математики и физики школы, которую они закончили несколько лет назад. Надеждин был для них авторитетным человеком — он знал более десяти иностранных языков, одно время был профессором Нижегородского университета. Беседа с этим глубоко образованным человеком была очень полезна. Особенно поразил их его оригинальный взгляд на непрерывную эволюцию души, проходящую и за гробом, в связи с чем он, Надеждин, будучи уже в преклонных летах, считал себя обязанным непрерывно что-то изучать, расширять свои знания. В то время он изучал уже пятнадцатый иностранный язык. Аргументировал он

105

свой взгляд, сопоставляя развитие координации движений младенца, постепенно, от одного измерения к двухразмерному, затем к трехразмерному — когда младенец начинает ползать в одном направлении, потом перемещается в разных направлениях, затем начиная учиться лазить. С другой стороны, он рекомендовал им не верить в авторитеты, а самим доискиваться до истины.

Вторым событием было знакомство с одним молодым человеком, интересовавшимся духовными вопросами. Он привел Володю в Высокопетровский монастырь, когда наместником его был епископ Варфоломей. Володе очень понравилось в монастыре и он стал там часто бывать в свободное от работы время. Он прислуживал, иподиаконствовал, получил некоторые начатки духовного образования. В Высокопетровском монастыре в это время проживала группа монахов из закрытой в 1923 году Зосимовой пустыни (что на ст. Арсаки) — иеродиакон Никита, ставший архимандритом в Петровском монастыре, иеромонах Зосима, Герман (Полянский — родственник настоятеля ц. Благовещения на Бережках) и другие, в том числе и архимандрит Агафон,5 из Свияжского монастыря, в поисках более строгой монашеской жизни поступивший в Зосимову пустынь, где он нес послушание ветеринара.6 Вот к этому старцу особенно было расположено сердце Володи, к нему-то он и ходил на исповедь. Под его влиянием у Володи зародилось стремление к монашеской жизни, чему способствовали и его поездки вместе с его другом Ваней7 в Параклит к одному иеромонаху.

5 В миру — Александр Александрович Лебедев, родился в Чухломе 28 мая 1884 г., ок. Костромскую ДС. Скончался после репрессий (1934-35 гг.) в инвалидном лагере, 29 августа 1938 года. В схиме (с 17.01.1930) - Игнатий [Ж. "Альфа и Омега" № 1(12) за 1997 г., с. 90.

6 Сразу после выпускных экзаменов в Казанском ветеринарном институте, по благословению известного старца Седмиезерной и Спасо-Елеазаровой пустынь из-под Казани схиархимандрита Гавриила (Зырянова), устремился в Зосимову пустынь. — См. статью А. Л. Беглова по материалам монахини Игнатии (Петровской).

7 Иван Иванович Шапошников — ближайший друг Владимира Ивановича родился 21 января 1901 г. в Москве, в семье старосты церкви свт. Спиридона. С юных лет посвящал все свое свободное время участию в церковной жизни. С 1920 г. — пел и читал на клиросе в ц. Дмитрия Солунского (на Пушкинской площади), куда был переведен настоятелем архимандрит Варфоломей (Ремов). Когда архимандриту Варфоломею поручили управление (в 1923 г.) Высокопетровским монастырем, то Иван

106

"Среди иподиаконов владыки Варфоломея, пожалуй, наиболее постоянными, стойкими были два юноши — Володя и Ваня, — писала монахиня Игнатия.8 — Володю звали "Володя черненький", так как был еще юноша "Володя беленький". Эти два собрата (Володя и Ваня) так были дружны между собой, что потихоньку их прозвали "нитка и иголка" — так они были единодушны и нераздельны. Оба они были духовными детьми батюшки Агафона, очень были ему верны и послушны, были приняты у него дома и на даче, куда он уезжал летом."

В 1927 году вышло постановление о необходимости окончившим учебные заведения работать только по специальности, и Владимиру Ивановичу пришлось устроиться прорабом на строительстве и реконструкции Белорусской железной дороги на участках Москва — Волоколамск — Можайск.

Через 6 лет, в 1933 г., в связи с разгоном монастыря и арестом монахов во главе с Варфоломеем был арестован и Владимир Иванович.9 Спустя некоторое время его выслали "на свободное поселение" на 3 года — в Вологду, затем — в Котлас и, наконец, под Сыктывкар. Вначале Володе было там очень голодно, так как нельзя было устроиться на работу, но потом один из братьев выхлопотал ему возможность устроиться на работу в 50 км от Сыктывкара, на берегу реки Вычегды в селе Измаг, где строился целлюлозно-бумажный

Иванович стал посещать богослужения в этом монастыре и участвовать в клиросном послушании. Он также был слушателем лекций, которые читал епископ Варфоломей для небольшой аудитории в 15-20 человек, вмещавшейся на паперти Сергиевского храма. Вскоре, однако, где-то на рубеже 1931 и 1932 гг. всей братии пришлось перейти в храм прп. Сергия на Б. Дмитровке, а оттуда, примерно через год, к храму Рождества Богородицы в Путинках. Осенью 1932 г. Ивану Ивановичу "пришлось уехать" из Москвы (видимо, был выслан). Лишь после окончания войны, демобелизовавшись, он приехал к своему другу Владимиру Ивановичу, который предоставил ему хотя крохотную, но отдельную комнатку в 5 кв. метров в своем доме на ст. Сходня.

8 См. Ж."АльфаиОмега",№ 1(8), 1996 г., с. 127, где монахиня Игнатия (Петровская")' повествует о Высокопетровском монастыре середины 20-х гг..

9 Сколько он был под арестом и где, нам неизвестно, но может быть, к этому заключению относится то, о чем он упомянул в разговоре с одной духовной дочерью, когда та ему сказала, что имеет привычку курить. В ответ ей он сказал, что он тоже когда-то курил, но в тюрьме, или перед ней, он дал зарок не курить, и он это выдержал, хотя его сокамерникам приносили в передачах курево.

107

комбинат. По словам Владимира Ивановича — прошел срок ссылки, но его не отпускали.

Боявшийся умереть там от недоедания и болезни он нашел утешение в лице замечательного, благодатного и прозорливого батюшки, отца Луки, сказавшего ему: "Не бойся, не умрешь, ты поправишься. Вот придет Благовещение, ты причастишься, пойдешь в ОГПУ, постучишь в окошко, тебе дадут документы — ты и уедешь".

И точно, после соборования болезнь оставила его, а после праздника Благовещения он получил право уехать домой. Уже после его отъезда, целая группа ссыльных во главе с епископом Германом Ряшенцевым, управлявшим хором в Измаге10, была задержана на Неопределенное время.

Приехав в Москву, Володя пришел в Петровский монастырь. Встретил его Алексий Сергиев: "Володя, если есть у тебя в сердце что-то против меня, то прости Христа ради". — "Так он себя, можно сказать, и выдал. С тех пор я его не видел до 1952 года, — вспоминал Владимир Иванович, — где-то он служил в Калининской епархии".

Стал Владимир Иванович искать работу, а без прописки никуда не принимают. Решил он устроиться тогда на строительство железной дороги Москва — Минск, ведшееся под началом НКВД, и поселился в поселке Голицыно. Почувствовав, что там происходит что-то вроде "вредительства", он, по приглашению Бориса Уткина, перешел работать в Боткинскую больницу. С Борисом Уткиным, будущим священником, он сблизился еще в Петровском монастыре, где тот также иподиаконствовал. При Боткинской больнице велось жилищное строительство в Коптево, где Владимир Иванович стал работать под началом некоего Кульбаха. Здесь в Коптево, в 1938 году, Владимир Иванович и женился", здесь одно время и жил.

Кульбах вскоре, однако, перешел работать на станцию Сходня — там строился дачный поселок, и пригласил через некоторое

10 Согласно же сборнику "За Христа пострадавшие"(изд. С-Т. и.), епископ Герман был в с. Кочпон в 3 км от Сыктывкара).

11 Его супругой стала Зинаида Карловна Пашкевич, дочь московского присяжного поверенного польского происхождения. Венчался в церкви свт. Филиппа-митрополита на Мещанской 27 июля 1938 г. Ж1

108

время туда Владимира Ивановича. Его молодая семья и поселилась там, при конторе, впоследствии ставшей его домом на тридцать лет. Окончив строительство, перебрались строить в Кучино. Началась Великая Отечественная война. О строительстве дач не могло быть и речи. Владимира Ивановича Смирнова с первых дней мобилизовали в армию.

Формирование его воинской части проходило во Владимире и в Кулебаках, откуда через Москву их направили на фронт. В Перово произошла остановка эшелона, и Владимир Иванович, как и многие другие, покинул эшелон, чтобы увидеться со своими близкими. У него рос 3-летний сын Сережа, на которого ему очень хотелось взглянуть, может быть, последний раз. По возвращении в эшелон им "влетело" от командира.

Попали они под Смоленск и почти сразу же на передовую — плохо обученные и малоснаряженные вчерашние мирные жители. В первом же бою тяжело ранен был его командир — потерял зрение. Во втором бою Владимир Иванович был назначен старшиной и получил такое же тяжелое ранение — сквозное в переносицу около самых глаз. В результате — полная слепота. Последовала срочная отправка в Москву в эвакогоспиталь, где он "встретился" со своим командиром, а затем — в город Горький, где пролежал около года. Слава Богу, зрение вернулось, но следы от ранения остались на лице на всю жизнь. Владимир Иванович получил "белый билет" и был направлен в распоряжение райвоенкомата, который дал ему работу при одном из эвакогоспиталей, а после отъезда последнего на запад, поближе к фронту, Владимир Иванович был послан работать кладовщиком на хлебозавод, где он "отъелся" (по его выражению) за последний полуголодный год, а затем, в той же должности был направлен на строительство большого дома около Курского вокзала.

К тому времени война уже кончилась, а Владимир Иванович опять попал в "переплет".

Одного из его прежних начальников, кажется, Кульбаха, обвинили в растрате государственных средств и в процессе двухгодового следствия привлекался и Владимир Иванович, как свидетель, и дело шло к тому, что и Владимиру Ивановичу грозило неприятное

109

судебное определение. Возник вопрос о защитнике и о средствах, на которые можно было его нанять. Одна благочестивая женщина, с которой был знаком Владимир Иванович, посоветовала ему пойти в Новодевичий монастырь, где был спрос на духовные книги, ввиду размещения там духовных школ, и продать имевшиеся у Владимира Ивановича книги, а вырученные деньги использовать для защиты на суде. Владимир Иванович направился туда. В Новодевичьем он познакомился с отцом Александром Ветелевым. Встреча была промыслительной для него. Владимира Ивановича уже давно тяготила та суетливая жизнь, а тут отец Александр предложил ему устроиться псаломщиком к ним. Зарплата псаломщика была гораздо меньше, вместо получаемых им 2500 рублей — всего 1500 рублей, но он согласился, сообщив о возможности его осуждения по уголовному делу. Действительно, он был осужден и получил три года ссылки.

Всего один месяц пробыл он в ссылке под Котласом, как умер И. Сталин. Последовала амнистия и Владимир Иванович был освобожден.

По освобождении он сразу пришел в Новодевичий монастырь и здесь окончательно перешел на службу Святой Церкви.

Отец Александр очень полюбил Владимира, хотел сделать диа- коном, написал рапорт об этом Святейшему Патриарху. Тот поло- жительно отнесся к просьбе, но вскоре отцу Александру пришлось перейти в другое место, а сменивший его отец Валериан Николаев12 не хотел лишиться хорошего псаломщика, а также служившего там протодиакона Петра Зверева, обладавшего профессиональным голосом. "т |л°

"Ну какой из Вас диакон в сравнении с отцом Петром? — говаривал отец Валериан, — ведь от нас весь народ отойдет!" ' "Да ведь это же не моя воля, а отца Александра," — отвечал

12 Об этих священниках см. в книге: Голубцов Сергий "Храм прп. Пимена Великого в Москве". М., 1997 г.

13 Иоанн Евфим. Потапов (Таганрог, 1897-1972,22.04, Москва), род. в семье крестьянина, окончил Историко-археологический (в 1921) и Педагогический (в 1931) институты в Ростове, работал учителем. С 1.07.1950 — диакон, с 4.02.1950 — пресвитер Новодев. монастыря. С марта 1954 - в Сокольниках, а вскоре в Елоховском соборе (до 1.01.1958). По выздоровлении — в ц. Всех Святых у Сокола и вскоре переведен в Хамовники, в ц. свт. Николая. Отличался глубокими знаниями, в

110

Владимир Иванович, который уже свыкся с мыслью о служений у престола в священном сане.

Отец Иоанн Потапов13, служивший в то время в Новодевичьем монастыре и избранный Владимиром Ивановичем в своего духовного отца, как мог утешал впавшего в уныние свое духовное чадо. Отец Александр, однако, решил упросить своего друга протоиерея Александра Толгского, настоятеля храма Илии Обыденного, взять Владимира Ивановича в помощники престарелому протодиакону своего храма Николаю Николаевичу Орфёнову. Направил тому письмо, но тот даже письма не взял: "И у меня есть свой кандидат!" Однако, через несколько дней наступил праздник иконы Божией Матери "Нечаянной Радости," и вечером на всенощной в Новодевичий монастырь является неизвестный тогда Владимиру Ивановичу человек — это был Андрей из храма пророка Илии Обыденного. Он сообщил, что завтра на Литургии Владимира Ивановича Смирнова должны рукоположить в сан диакона!

Хотя и трудно ему было от радости сразу поверить, но на следующий день, 22 декабря 1954 г. он был рукоположен во диакона к храму Илии Обыденного архиепископом Макарием (Даевым). Здесь он и прослужил с большой пользой для себя под мудрым руководством отца Александра Толгского около семи с половиной лет, до смерти последнего. С отцом Николаем Орфёновым ему пришлось служить только в течение 1 месяца (всего 2-3 раза), ибо тот заболел на Крещение (1955 г.) и через 2 недели скончался. л

Отец Александр Толгский очень полюбил Владимира Ива-

том числе и в области богословия. Был духовником в благочинии. Активно сотрудничал в Издательстве Московской Патриархии, будучи автором многих статей. Во время Поместного Собора 1971 года, когда на патриарший престол Синодом выдвигался митрополит Пимен в качестве единственной кандидатуры, "согласованной с Советом по делам религий при Совмине", протоиерей Иоанн Потапов в своей воскресной проповеди выразил по этому поводу свое неудовольствие, указав, что есть и другие подходящие кандидатуры, вроде митрополита Иосифа Алма-Атинского или Леонида, архиеп. Рижского. В "Совете по делам..." возмутились такой "дерзостью". Вызвали для объяснений старосту и настоятеля (о. Леонида Гайдукевича, впоследствии уехал в Литву), а затем и благочинного, о. Василия Свиденюка. В общем, "из мухи сделали слона". В конце концов, предложили о. Иоанну уйти на пенсию. А менее чем через год он уже был отпет в Николо-Хамовническом храме митрополитом Питиримом (ЖМП, 1974, 8, с. 44.) Интересно, что в некрологе ничего не говорится даже о служении его в Хамовниках. Об обстановке на Соборе 1971 г. см. в "Воспоминаниях архиеп. Василия (Кривошеина)", Н.-Новгород, 1998 г.

111

новича и не хотел к себе в храм приглашать кого-либо из протодиаконов. Святейший Патриарх Алексий I часто также посещал этот храм без своего архидиакона, находя, очевидно, служение отца Владимира вполне приемлемым для патриаршей службы.

Спокойно и мирно протекало служение священнослужителей в этом храме под руководством отца Александра Толгского, а затем отца Николая Тихомирова.14

По смерти отца Александра Толгского, по совету помощника старосты, отец Владимир подал прошение о посвящении его в сан священника. Святейший Патриарх Алексий сразу удовлетворил его просьбу, и 22 апреля 1962 г., на Вербное Воскресение, отец Владимир был рукоположен во иерея, ровно через неделю после внезапной кончины отца Александра, прослужившего в этом храме 26 лет. Он стал третьим священником этого храма, вторым был отец Александр Егоров, служивший здесь с 1951 г.

Какое-то внутреннее спокойствие, преданность воле Божией, смирение, внимание к людям и их душевным и духовным запросам, отзывчивость на их просьбы в сочетании с полной бескорыстностью и самоотвержением неотразимо привлекли к нему, впрочем, как и к отцу Александру,15 очень и очень многих верующих, ищущих пастырского руководства и утешения в скорбях и жизненных неурядицах, и несчастьях.

И внешне служение батюшки покоряло своей простотой, безыскусственностью и каким-то прошщнрвенным звучанием его красивого бархатистого баритона.

" Прот. Николай Павлович Тихомиров, род. 9 мая 1896 г. в семье священнослужителей храма на Даниловском кладбище. Окончил в 1916 г. МДС, диакон с 1921 г. на месте своего отца, также диакона, иерей с 1935 г., служил в храмах Рождества Богородицы в Путанках, затем в ц. Воскресения в Брюсовском и с 1938 г. — в Ильинском храме до выхода в заштат на 90-м году жизни, будучи настоятелем храма в 1962-1985 гг. Скончался 9 янв. 1987 г., похоронен на Даниловском кладбище [ЖМП, 1987, 7, с. 39].

15 Прот. Александр Николаевич Егоров (род. 23.08.1927), был рукоположен во иерея 21 сент. 1951 г. Свят. Патриархом Алексием в Елоховском соборе и прослужил в Ильинском храме 48 лет. С января 1999 г. тяжело болел. Сконч. 5 марта 2000 г., похоронен на 14-м участке Немецкого кладбища (в одном, примерно, ряду с о. Алексием Мечевым, левее его, если смотреть на план кладбища, что дан на обложке нашей книги "Сплоченные верой...", М. 1999 г.). См. о нем статью в "Московском Журнале" №7 за 2000 год.

112

Его предстбяние у Престола всегда было сопряжено с памятованием о духовных нуждах его многих, всегда куда-то спешащих духовных чад, к которым ему приходилось всегда выходить на солею и принимать их исповедь или давать им советы, или утешать. Не получив даже никакого семинарского образования, отец Владимир отличался однако большой начитанностью и осведомленностью в богословских вопросах, какие трудно встретить и у "академиков". И вообще ему была свойственна широта взглядов, привлекавшая к нему людей разных воззрений на жизнь.

Сейчас трудно установить, кто из духовных отцов оказал то или иное влияние на становление личности отца Владимира как пастыря. Это мог бы поведать только он сам. Определенно можно сказать лишь о ранее упомянутом отце Иоанне Потапове, поскольку о нем сохранились кое-какие письменные документы, в частности, его "Завещание", циркулировавшее в свое время в "самиздате", в котором он называет отца Владимира старшим из своих духовных детей, которому он и поручал прочитать перед остальными его "Завещание". В нем он просил их молитвенной помощи, особенно на третий день по смерти, когда он предстанет пред очами Божиими, и просил предстоящих у престола также не угашать в себе того горения, который заповедал свт. Иоанн Златоуст.

Бежали годы. Все также отец Владимир ездил на станцию Сходня, где у него с матушкой были свои полдома в небольшом саду. Когда было трудно после поздно закончившейся службы ехать домой, чтобы рано быть опять на месте, отец Владимир направлялся к жившей рядом с храмом пожилой инокине и верной рабе Божией алтарнице Зиновии. Она всегда была готова послужить ему. Иногда же ему стелили постель в крестильной комнате. Утром матушка Зиновия была с 5 часов утра в храме. На протяжении многих лет она одна справлялась с многохлопотливыми обязанностями по алтарю. Вскоре и отец Владимир приступал к совершению проскомидии, поминая всех своих многочисленных чад живых и отошедших в иной мир. Начинал проскомидию отец Владимир, как правило, не менее чем за час-пол-тора до начала службы.

Постепенно подходили и усердные внештатные алтарники,

113

певцы и чтецы левого клироса: художник Алексей Петрович Ар-цыбушев, покойные ныне Павел Иванович Аристархов, теноры: Иван Иванович Шапошников и прихрамовавший Алексей Павлович (1906-1980, бывший мастер с завода "Серп и Молот"), за которыми в хоре тянулся и автор этой статьи. Басы: математик Николай Сергеевич Ермонский16, инженер Дмитрий Сергеевич Левшинский (f26.05.1989), Алеша (архитектор Алексей Серафимович Щенков), и другие певцы-энтузиасты, подвижники церковного служения, люди, отдавшие большую часть жизни храму, чтобы образовать хор ранней воскресной Литургии, либо будничной службы, либо первую всенощную в 16 часов под особо многолюдные службы.17 Из женщин запомнились: Антонина Ивановна Розанова, Елена Ивановна Оболенская18, Татьяна Николаевна Протасьева (-(-21.12.1987)19 и Анна Николаевна Колина. Частенько бывали и матушка Зинаида Карловна (1-й голос), Ольга Алексеевна с Александрой Александровной (обе пели 2-м голосом и вместе попали под

16 Н.С. Ермонский (8.12.1889-1979.3.12) был опытнейший певец, сын протоиерея Кремлевского Успенского собора, ас 1918 г. до 1927 г. храма св. Антипы. Унаследовавший от отца хороший слух и бас, он еще в 1911 году стал внештатным певцом Синодального хора, который, в частности, совершил блистательную поездку в южную и западную Европу. Позднее он состоял в Синодальном училище церковного пения на должности воспитателя младших классов. Получив в 1913 г. в Моск. Университете специальность математика, Н.С. стал преподавателем в средних учебных заведениях и во Всесоюзном заочном институте железнодорожного транспорта в Москве.

17 По словам регента Валерия Георгиевича Каткова эти службы были на Рождество, Крещение, Благовещение, Вербное Воскресение и зимний Николин день. Вторая всенощная с правым хором начиналась в 19 часов. Такая практика имела место где-то до начала 80-х годов. Также и чин погребения повторялся в Великую Субботу утром в 5 часов, после которого начиналась вечерня и Литургия обычным порядком. А еще раньше удваивалась и служба Утрени Великой Пятницы с чтением 12-ти евангелий. Народу вокруг жило много, и все не могли войти в храм на такие службы.

18 Елена Ивановна — дочь расстрелянного в Бутове иерея Иоанна, Ивана Оболенского, сына диакона из Ливен, в последнее время служившего в с. Новый Спас Покровского района Владимирской губ. По профессии бухгалтер, Елена Ивановна пришла в храм в 1940 году и много лет стояла за церковным ящиком, когда старостой был сначала Алексей Федорович, после которого Макар Никифорович Гончаров (ум. 11.09.1979 г.), а затем Виктор Иванович Горячев, (а после него — теперешний староста Николай Александрович Зверев.) С 1982 г. Оболенская — тайная монахиня Елена, теперь, с 1996 г., в Зачатьевском монастыре. Мать Елена и А. С. Щенков напомнили нам имена и фамилии некоторых лиц, певших на левом клиросе.

19 Т. Н. Протасьева в действительности же была тайной монахиней Фамарью, которая, будучи еще инокиней, изображена Павлом Кориным в "Уходящей Руси" в образе молодой монахини рядом с тогдашней известной схимонахиней Фамарью (Марджановой Тамарой, ск. в 1936 г., похороненной на Немецком кладбище, рядом с о. Алексием Мечевым, причисленным к лику святых в 2000 году.). Т. Н. Протасьева пела 3-м голосом, приходила в светской одежде, и, возможно, никто из певших с ней, кроме одного-двух, не знал о ее монашестве.

114

машину, и скончались 2 и 3 марта 1994 года). Позднее, в конце 60-х годов, в хоре стала петь и студентка Инна, ставшая потом женой отца Валентина Асмуса.

Руководили нами: сначала весьма пожилая женщина и не без странностей — Софья Григорьевна Липатова (ум 26.04.1986), вечно с сумками и окутанная какими-то шалями; затем — Милица Андреевна (в монашестве — Серафима, + 21.05.1991), ее сменила женщина помоложе, лет пятидесяти, Галина Михайловна Мельгунова (+ 4.09.1997?), которая потом пела и у отца Валериана Кречетова в Отрадном. В их отсутствие заменяла их худенькая и энергичная старушка (к тому времени) Елизавета Александровна Трошева, ближайшая и, пожалуй, старейшая духовная дочь батюшки.

Апостол и шестопсалмие читали, как правило, Алеша, Алексей Павлович, Иван Иванович, а иногда и Николай Сергеевич. По большим праздникам за поздней литургией Апостол читали басы из правого хора (под руководством Валерия Григорьевича Каткова20), покойные ныне: баритон Александр Николаевич Попов21, или роко-

20 Валерий Григорьевич Катков род. в 1940 г., 11 сент., в городском пос. Тума на Рязанщине. После гибели отца на фронте семья в 1945 г. переехала в Москву. По окончании МЭИ в 1963 г. преподавал по специальности до 1969 г. и занимался вокалом и муз. грамотой в семье Батуриных, у Георгия и его брата Александра Иосифовича, известного баритона ГАБТа и проф. Моск. Консеватории (муж известной арфистки Веры Николаевны Дуловой). В эти годы он пел в левом хоре Успенской церкви Новодевичьего монастыря. В храме же Илии Обыденного (как и во многих других) в 1963 году сложилась тяжелая ситуация с правым хором из-за финансового и политического давления на певцов. Почти все мужчины «испарились», осталось двое пенсионеров. Тут отец Владимир (Смирнов) и предложил регенту правого хора Василию Афанасьевичу Хлебникову, ранее бывшему помощником у Павла Чеснокова в ц. Василия Кесарийского, а с 40-х годов регентовавшему здесь, взять в хор Валерия. Но Хлебников вскоре серьезно заболел, и вместо него, временно, в течение примерно двух лет, московский митрополит Пимен (Извеков) присылал 2-3 регентов, которые не смогли здесь удержаться. Один из них был известный в свое время Николай Александрович Третьяков, регентовавший, в частности, в с. Алексеевском и на ст. Вешняки. Но, в конце концов, староста и казначея Марья Васильевна уговорили Валерия попробовать регентовать. Это произошло 10 сентября 1965 года, а с 1 января 1966 г. Валерий стал уже официально руководить правым хором в храме пророка Илии Обыденного.

Во главе левого хора Валерий застал еще Александра Ивановича (N), о котором Елена Ивановна Оболенская говорила, что он в 20-х годах регентовал в Храме Христа Спасителя, а потом в ц. Воскресения на Остоженке. Имел чудный тенор.

21 А. Н. Попов пел сначала в капелле Юхова, затем в капелле Александра Юрлова; в храме Илии Обыденного пропел около 38 лет, от Валерия он перешел позже, примерно в 1977 г. в хор Владимира Кондратьева в ц. Знамения на Рижской, скончался в возрасте 70 лет 29.01.1981 года, похоронен на 5-м участке Пятницкого кл-ща, недалеко от композитора Толстякова. На духовном концерте 1948 года, по словам В.А.Кондратьева, из 150 певцов именно он был выбран солистом при исполнении композиции Шорина "Прежде шести дней Пасхи", что говорит об уровне его исполнительского мастерства.

115

чущий бас — Борис Петрович Шифрин (f5.10.1986 г.), племянник знаменитой артистки Большого Театра Н. А. Обуховой, о чем он любил напоминать, состоявший в хоре МХАТа; интересный рассказчик и балагур, и знаток церковной жизни Москвы со времен Патриарха Тихона.22

Кстати, в 60-70-х годах мужской состав хора был преотличный. Там пели и известный тенор-альтино из хора В. С. Комарова Алексей Иванович Шибалкин (1909 г. р.), певший одновременно в хоре Гос. Комитета по радиовещанию и телевидению, как и тенор Олег Георгиевич Батурин23 и Алексей Николаевич Скороспелов.24 Из женщин25 вспоминаю только двоих — Веру Хохлову (супругу протоиерея Сергия Хохлова) и Людмилу Георгиевну Стальскую. В июне-июле женщин из хора отпускали в отпуск и пели одни мужчины. Это было впечатляющее пение мастеров!

Но вернемся к батюшке. В 1973 году кому-то понадобился дом на Сходне, где столько лет прожил Владимир Иванович со своей матушкой Зинаидой Карловной и сыном Сережей. Им пришлось покинуть это родное гнездо и переехать в стандартную пятиэтажку в Люберцы на окраину. Правда, транспортное сообщение вскоре стало относительно удобным. Автобус-экспресс до станции метро "Кузьминки" шел не более 15 минут. При переезде часть книг при-

22 Про Б. Н. Шифрина рассказывают, что из-за занятости в МХАТе он часто сильно запаздывал к службе. Бывало, отец Николай уже провозглашает: "Слава Тебе, показавшему нам свет!" и в это время открывается боковая дверь и показывается высокая фигура сияющего Бориса Петровича.

23 О. Г. Батурин, 1930 г.р., племянник известного артиста, окончивший Ленингр. консерваторию, позже преподававший вокал в регентском классе МДА. Скончался через несколько часов уже после неудачно проведенной операции в клинике им. Склифасовского по поводу инсульта, случившегося с ним накануне на сцене в Доме Фонда Культуры на Гоголевском бульваре при выступлении на концерте, где ему аккомпанировали его дочки Татьяна и Екатерина на рояле и арфе, в день Усекновения Главы Иоанна Крестителя 11 сентября 1993 года.

24 А.Н. Скороспелов по окончании МДС в начале 50-х годов пел в хорах, в частности, у Валерия Григорьевича Каткова 10 лет, потом был 10 лет старостой в ц. Иоанна Предтечи на Пресне, а с апреля 1995 г. — диакон в ц. Успения в Путанках — до выхода за штат.

25 А среди них были и большие мастера церковного певческого искусства, особенно Нина Павловна Бабахова — 2-е сопрано — бывшая солистка ансамбля нар. инстр. Любимова в 30-е годы, контральто, пела с М. Д. Михайловым; Софья Гавриловна Воронцова, главбух МПС, раньше пела у Нестерова, солистка Ольга Иосифовна Гавшина (дочь регента), Полина Семеновна Румянцева (родом из Тулы) — все сопрано. Румянцева и Воронцова, обе с большим стажем пения в хорах и в прошлом бывшие солистки. Последние месяцы своей жизни обе болели. Наконец умерла Софья Гавриловна, ее принесли в храм Илии Обыденного и начали было отпевать с правым хором. Вдруг вносят еще покойницу. К изумлению хористов это была ее соперница Полина Семеновна. Было это на Екатерину-великомученицу в 1980 году.

116

шлось раздать знакомым — всего ведь не возьмешь. Это было очередное испытание.

Другое несчастье случилось в Крещение (1975 года?) — садясь на автобус, батюшка поскользнулся и ногой попал под колесо. Он получил серьезную травму, оставившую след на все последующие годы: стала побаливать и плохо слушаться нога.

Смерть матушки Зиновии (монахини), последовавшая 1 декабря 1976 г., верного сподвижника и сомолитвенницы по алтарю, заботливого друга не только отца Владимира, но и всех сослужителеи его — была следующим ударом для батюшки.

Наконец, летом 1978 года у отца Владимира произошло нарушение мозгового кровообращения, вызвавшее почти полную потерю трудоспособности. Вскоре, однако, он несколько оправился, смог медленно передвигаться, но стоять на ногах долго было очень трудно. Слава Богу, что речь сохранилась. Ему пришлось уйти на пенсию. На освободившееся священническое место посвятили диакона отца Петра Дьяченко26, некоторое время прослужившего в этом храме на месте предшественника, протодиакона Бориса Горбанёва27.

На место отца Петра, принявшего сан священника и служившего в этом храме до своей преждевременной смерти (f 10.06.1991) в качестве диакона, прислали из Академии студента 1-го (или 2-го) курса отца Николая Важнова28.

Отец Владимир в течение трех лет с покорностью Воле Божией нес ниспосланный ему крест — сидеть дома вдали от родного храма, куда теперь он смог попадать лишь на большие праздники, несколько раз в году. Это "заключение" скрашивалось заботливым

26 Правда, вначале прислали из Академии отца Сергия Руфовича Полякова, но его вскоре перевели в ц. апостола Филиппа на Арбате.

27 Бориса Петровича, очень хорошего протодиакона и человека, но страдавшего "русской слабостью", из Черкизова вскоре перевели на "Сокол", а в дек. 1995 года — в ц. Успения в Вешняках (Каз. ж.д.).

28 Отец Николай Важнов (женатый на Любови, дочери о. Владимира Соколова, настоятеля храма в Лосиноостровском) служил в этом храме диаконом и в сане священника (со дня рукоположения 24.12.1978 и 30.06.1991 г.), а затем был переведен (17.12.1991 г.) вЗача-тьевский женский монастырь настоятелем тамошних храмов Нерукотворного образа Спасителя и Сошествия Святаго Духа.

117

уходом его матушки Зинаиды Карловны, приездом сына с внуком и посещением его духовных детей, а летом — также выездом на дачу, где они снимали пару комнат (на платформе 42-й км. Казанской железной дороги). С нетерпением дорогой отец Владимир ждал этого и в мае 1981 года, но не дождался. Силы покидали его, он слег, чтобы больше не встать.

1-го июня в 9-м часу вечера перестало биться его, еще одно большое любвеобильное сердце, вмещавшее скорби и радости многочисленных своих чад. От нас ушел добрый образованный и благочестивый пастырь, еще больше осиротела московская паства. 3 июня гроб с телом почившего был доставлен в храм, где он прослужил четверть века. Была отслужена панихида отцом Владимиром Воробьевым, духовным сыном покойного.

Отпевание состоялось 4 июня в Вознесение после поздней Литургии. Оно было предварено приездом Высокопреосвященнейшего митрополита Минского Филарета, пожелавшего попрощаться с покойным батюшкой, которого владыка любил и уважал. Отпевание совершал причт храма во главе с настоятелем отцом Николаем.

Участвовали прибывшие отдать последний долг почившему его бывшие духовные дети и близкие: протоиерей Николай Ведерников, иереи отец Кирилл Чернетский, отец Сергий Брздыка и другие, всего участвовало в отпевании 9 священников и 5 диаконов. Пел импровизированный хор из певцов левого и правого хоров под управлением Галины Михайловны.

Прочувственное слово об усопшем произнес отец Сергий Брздыка, в течение нескольких лет соприкасавшийся с отцом Владимиром по службе в храме пророка Илии.

"...отец Владимир, — сказал он, — неустанно совершал богослужения, со всем тщанием старался делать их без пропусков, соблюдал устав, молился от души и горячо. Особенно молился за ближних, всегда исполнял просьбы тех, кто просил его помолиться о здравии или за упокой, или разделить какое-либо горе.

Он был проповедником, который проповедовал слово Божие не только во время богослужения, но и при совершении треб. Многим памятны его слова и при отпевании, и при венчании, и при

118

других богослужебных моментах и во вне богослужебное время. Он старался привести людей к Господу и был большим душепопе-чителем. Он много сил, много времени отдавал окормлению своих духовных детей и даже, может быть, больше сил, чем их у него было. И он не только окормлял, но и при помощи своих многочисленных духовных чад старался оказать помощь страждущим и тем одиноким, больным, нуждавшимся людям, причем делал это разумно и вдумчиво. И вот такая самоотверженная его жизнь, такое самоотверженное несение евангельского подвига, конечно, ослабило его силы... И сейчас мы провожаем отца Владимира в последний путь как пастыря доброго...

И еще хочется сказать, что последние годы отец Владимир очень тяжело болел и болезнь эта была вызвана не только переутомлением, но и, может быть, многими скорбями, потерей близких... и тем, что самоотверженный пастырь страдает за грехи своих пасомых. Он покрывал большой любовью грехи приходивших к нему и эти грехи уязвляли его дух и тело. И когда он появлялся в нашем храме в последнее время, он проявлял величайшее смирение и терпение в несении этого своего креста. И когда спросишь его, бывало: "Как Вы себя чувствуете?" — "Хорошо", — говорит, когда было видно, что это был совершенно больной человек. И вот этим он нам также дает пример исполнения заповеди Божией о терпеливом несении своего жизненного креста... И вот сейчас, прощаясь с нашим дорогим собратом, а вы — со своим пастырем, отцом Владимиром, мы будем молиться о прощении ему вольных и невольных грехов, а сами попросим у него тоже прощения..., так как часто бывает, что мы оказываем мало внимания друг другу, и тем могли оскорбить его, попросим, чтобы своей любовью отец Владимир покрыл наши преступления и прегрешения против него... И верим, что душа его пойдет к Престолу Господню, а любовь, которая никогда не умирает, любовь его останется с нами, и его молитвы всегда будут охранять и покрывать нас. Аминь."

После прощания паствы со своим наставником гроб с телом покойного при пении ирмосов канона Великой Субботы был торжественно обнесен вокруг храма, и еще через час-полтора похоронной машиной он был доставлен (при непрекращающемся слу-

119

жении панихиды на всем пути следования) на Ваганьковское кладбище. Захоронен батюшка на 30-м участке в ограде, где покоятся родственники его супруги Зинаиды Карловны — бабушка, тетка и мама30. По захоронении была отслужена заупокойная лития.

Вечная тебе память, добрый, любящий отец и наставник! Душа твоя во благих да водворится! Да будет память о тебе в род и род!

От отца Владимира, помимо целого ряда его проповедей, изданных одним из его духовных детей, осталось посмертно опубликованное его письмо31 от 1 сентября 1971 г. к своему духовному отцу о. Иоанну Потапову с описанием своей поездки в Дивеево, вероятно, в августе 1971 года.

30 Чтобы пройти к могиле надо обойти Колумбарий справа, идти между 25-м и 26-м участками, затем между 31-ми 26-м и повернуть налево. От точки поворота ("А") — справа 14-я по счету ограда на 30-м участке. На могиле отца Владимира — большой дубовый желтый крест с его фотографией. Захоронен в могиле тетки, по фамилии Бауман.

31См. Московский журнал, 1993 г., №7, с. 27-31. Г

Иерей Виталий Сомов, храм преподобного Серафима Саровского в Париже

ОТЕЦ ВЛАДИМИР В МОЕЙ ЖИЗНИ

Отец Владимир Смирнов — дорогое для меня имя. Самое дорогое и близкое из всех, наряду с митрополитом Антонием Сурожским, хотя мне посчастливилось общаться и с другими замечательными духовными людьми.

Познакомился я с ним в 1964 году, и он был моим духовником в течение многих лет до самой своей смерти. Встретил я его на распутье своей жизни во время поисков и недоумений. С детских лет я очень увлекался наукой и она, постепенно, стала главным смыслом моей жизни. Всю жизнь я хотел посвятить на служение ей. Однако, к тому времени, когда я окончил медицинский институт и стал вплотную заниматься наукой в НИИ, я окончательно в ней разочаровался. Чтобы представить себе степень растерянности и уныния, которое меня тогда постигли, надо было знать, какое огромное значение она для меня имела. Это был стержень, на который нанизывались все остальные интересы и ценности. И вдруг этот стержень сломался. Я продолжал ходить на работу, но уже не как на служение, а как на каторгу. Вся будущая жизнь представлялась мне в мрачном свете. Чем другим я теперь смогу заниматься?

К этому времени я стал интересоваться религией, посещал богослужения, хотя мало что понимал, так как вырос в атеистической семье. У меня была потребность просить совета — что делать в таком состоянии? Мне рекомендовали пойти к отцу Сергию в Отрадное. Я так и сделал. Он утешал меня, говорил, что все как-нибудь образуется, устроится. Между прочим, он сказал такую фразу: "Может, по духовному пути пойдете", имея в виду служение Церкви. Вначале я пропустил мимо ушей его слова, как будто они ко мне не имели никакого отношения. Затем и вовсе забыл о них и вспомнил только тогда, когда в первый раз говорил с отцом Владимиром. Я с ним обсуждал мое душевное состояние, на что он отвечал мне примерно то же, что и отец Сергий: "Потерпите, все как-нибудь постепенно образуется. Может, пойдете по духовному пути". Тут в го-

121

лове у меня как молния блеснуло воспоминание. Поразительно то, что он сказал точно ту же фразу, что отец Сергий! Да что они, сговорились, что ли? Я считал, что это ко мне имеет отношение такое же, как жизнь на Марсе. Что я только не планировал на будущее в то время, но о духовном пути даже мимолетной мысли не было.

1 Я приходил советоваться к отцу Владимиру несколько раз, и как-то незаметно получилось, что он стал моим духовником. Что-то меня привлекало к нему. Может быть, я почувствовал и полюбил его за мягкость и ласковость в обращении, которые полностью оценить смог только в последующие годы. Меня, как всякого начинающего, волновали многие богословские вопросы. Отец Владимир не был богословом и не был широко эрудирован, в вопросах веры, как некоторые другие священники. И несмотря на это, я приходил беседовать именно к нему. Важнее, чем теоретические вопросы, оказались для меня его простота и любовь. У него было то, что ценнее учености и эрудиции, — мудрость простоты.

Это впечатление усиливалось его неформальным отношением к церковным установкам и обычаям. Именно поэтому я у него и остался. Он говорил, что церковные правила — вещь сугубо второстепенная. На вопросы об этом он всегда отвечал примерно так: "Церковь — это живой организм, живущий во времени и пространстве. Те правила и каноны, которые были в древности, были составлены применительно к тому времени, к тому состоянию церкви и мира, к тем понятиям и обычаям людей, которые существовали тогда. Сейчас другое время и другие условия, и поэтому многое утратило смысл или уже неприменимо". В отношении правил поста, поклонов, молитвы за инаковерующих и неверующих, отпевания самоубийц он говорил так: "Превыше всех правил — любовь. Каноны и правила созданы для спасения людей и поэтому применять их надо очень гибко, а не формально". Когда его пожилые духовные дочери хотели строго поститься, то он не только не благословлял, но буквально повелевал им есть в постные дни молоко и творог. И когда они отказывались, ссылаясь на то, что это "не положено", он отвечал: "Вы считаете меня своим духовным отцом, так выполняйте то, что я вам говорю". Это единственный известный мне случай, когда он настаивал на своем.

122

Когда он рассказал прихожанам, что недавно крестил балерину, они его спросили: "Вы, конечно, запретили ей с этих пор танцевать в балете? Разве можно по сцене с голыми ногами бегать?" Он им на это ответил: "А почему же я должен был запретить?"

Всегда, в частности, на исповеди он говорил: "Я думаю, что надо поступить так", и никогда не говорил: "Поступи только так, как я сказал". В отличие от многих духовников, которые на исповеди выпытывают грехи у человека, он только слушал, что говорит исповедник, и приговаривал: "Бог милостив". Он не любил, когда исповедовались по бумажке. Советовал не копаться в себе, выискивая мельчайшие грехи с семилетнего возраста, а, следуя апостолу Павлу, "...задняя забывать и в передняя простираться". j Когда я учился в семинарии, ученики нашего класса перед экзаменами договорились, чтобы каждый составил шпаргалку на один из билетов — для общего пользования. До этого я никогда в жизни, ни в школе, ни в институте, шпаргалками не пользовался, хотя сам не считал это, в принципе, предосудительным, но сомневался, допустимо ли это в духовном учебном заведении. Отец Владимир на мой вопрос ответил: "Раз все так делают — и ты делай. Сам можешь не пользоваться шпаргалкой, но сделай, как договорились". Этот совет схож по духу с советом игумена Никона Воробьева в его замечательных письмах к Алексею Ильичу Осипову, когда тот учился в семинарии.

Когда я стал священником и ходил по домам на требы, мне, как это принято, предлагали деньги, а я не хотел брать, считая, что это нехорошо. Я спросил у него об этом, и он сказал: "Знаешь поговорку: дают — бери, а бьют — беги? Люди дают от души. Своим отказом ты их только обидишь. Но во всяком правиле могут быть исключения: если ты видишь, что это очень бедный человек, тогда надо мягко отказаться. А иногда еще и оставить ему своих денег". Следуя этому мудрому и простому совету, я так всегда и поступал.

Отец Владимир никогда не ревновал, когда его духовные чада ходили к другим священникам. Когда митрополит Антоний (Блюм) стал моим вторым духовным отцом, он не только ничего не имел против, но и просил передать владыке, что он тоже считает его своим духовным отцом. ;

123

Его простота выражалась, в частности, в том, что он не подчеркивал своего священства, не старался это отразить даже в одежде. Он не считал, что священник должен одеваться не так, как другие люди. Некоторые священники нарочито подчеркивают свой сан если не рясой, то какой-нибудь особенной деталью одежды — такой, как шляпа или плащ. Некоторые священники считают, что им неприлично носить сандалии или рубашку навыпуск с короткими рукавами. Он же всегда и везде носил обычную одежду: летом — рубашку с короткими рукавами, сандалии и простые дешевые брюки. А когда шел на службу, надевал подрясник только в храме; уходя из храма, оставлял его там.

Братьями отца Владимира по взглядам и по духу были: митрополит Антоний (Блюм), архимандрит Таврион (Батозский), отец Николай (Педашенко)1, отец Алексий Мечев, мать Мария (Скобцо-ва), отец Андрей (Сергиенко)2, игумен Никон (Воробьев), отец Петр (Чельцов)3. У всех этих замечательных людей превыше всего были любовь, широта и свобода, а не буква устава.

Однажды я дал почитать отцу Владимиру понравившиеся мне беседы известного католического проповедника Романо Гвардини. Возвращая их, он сказал: "Очень хорошо! Это же чистое православие!" И так он относился к любой духовной литературе. Тем более непредвзято и доброжелательно подходил он к людям, каких бы убеждений они ни придерживались. О католиках и протестантах он говорил: "Это же наши братья во Христе". Он говорил о католиках, что у нас с ними нет никаких принципиальных различий. Богословские тонкости (насчет исхождения Святого Духа и другие) касаются только богословов и архиереев, а от простых верующих это слишком далеко.

Не знаю ни одного случая и не могу представить себе, чтобы отец Владимир не допустил к Причастию того, кто не был на всенощной или не вычитал правила к Причастию, или не имеет на себе нательного крестика, или живет в невенчанном браке. Он даже

1 Удивительно светлый человек, почитаемый и любимый многими духовными чадами и знавшими его людьми.

2 Преподаватель Московской семинарии и академии, приехавший в 1947 г. из Парижа, где он служил до этого.

3 Известный старец из Владимирской области.

124

никогда не спрашивал о подобных вещах. Он никогда не налагал никаких епитимий.

В то время в большинстве храмов на Пасху не причащали, а он говорил: "На Пасху, конечно, все должны бы причащаться". Если его спрашивали об исповеди, он отвечал: "Ну какая же на Пасху может быть исповедь?" Как это созвучно знаменитому слову Иоанна Златоуста, которое читается на каждую Пасху, о том, чтобы пришли все: усердные и ленивые, постившиеся и не постившиеся; чтобы никто не плакал о прегрешениях, ибо всем воссияло прощение из гроба; чтобы никто не отошел алчущим, но все бы вошли в радость Господа своего.

Были случаи, когда я дерзал с ним не соглашаться и даже спорить, и никогда он меня не обрывал, не давил авторитетом, но всегда говорил как с равным. Не считал зазорным признать, что был неправ. Иногда сразу, а иногда в следующую встречу скажет: "А ведь ты был тогда прав". Так, однажды, я рассказал ему услышанную от отца Николая Педашенко историю, произошедшую в Московской духовной семинарии. После вечерни одна старушка сказала учащемуся: "Молодой человек, вы сегодня вместо того, чтобы 40 раз прочесть "Господи, помилуй", 39 раз прочитали". Он ответил: "Спасибо, что сказали — в следующий раз прочитаю 41 раз". Отец Владимир заметил: "Остроумный молодой человек. Долги платить, в общем-то, хорошо, как и все хорошие правила выполнять, только не надо их абсолютизировать: суббота для человека, а не человек для субботы". Тогда я спросил: "А если я не успел прочитать правило к Причастию?" Он ответил: "Причащайся, а потом дочитаешь". Я возразил: "Но ведь Причастие — это смерть и воскресение, это начало новой жизни. Так разве после воскресения, в новой жизни, есть смысл говорить о каких-то долгах и счетах в жизни бывшей?" Он, подумав, ответил: "Пожалуй, действительно не имеет смысла".1

Были у отца Владимира друзья (священники и миряне), с которыми он был близок, хотя они не полностью разделяли его свободу и широту. Некоторые из них более строго относились к выполнению правил и поста. Он с ними обычно не спорил, а смиренно, даже как бы виновато, говорил: "Я так не могу, мне людей жалко".

Он очень осторожно, бережно подходил к вопросам брачной

125

жизни, особенно, если в семье были и верующие, и неверующие. Заходила речь о некоторых монахах-духовниках, об их ригоризме и о таких их категоричных указаниях, как: муж неверующий — разведись, или не живи с ним как жена. Тогда отец Владимир, обычно кроткий и милосердный, отзывался об этом с возмущением: "По апостолу Павлу — муж неверующий освящается женою верующей". Он вообще был против всех крайностей и неразумных подвигов, даже если их требовали от своих духовных чад некоторые уважаемые старцы-монахи: "Они жизни не знают, не знают, как тяжело люди живут, как надо быть к ним снисходительным". Он не отрицал возможности иногда употреблять контрацептивы и даже (как считал и митрополит Антоний) сделать аборт в том случае, когда по заключению врачей есть явная опасность для жизни. Когда верующий, чья супруга была неверующей, спрашивал, как быть с воздержанием перед Причастием, в посты и постные дни, то он цитировал апостола Павла: "Жена не владеет своим телом, но муж. Муж не владеет своим телом, но жена", прибавляя: "Терпи, верующий должен снисходительно относиться к неверующему, приспосабливаться к нему". Так же и в отношении пищевого поста в семье: "Несравненно лучше есть скоромное и сохранить мир в семье, чем поститься и вызывать вражду и нестроения".

На какие только трудные и даже каверзные вопросы не приходится иногда отвечать священнику! Как-то мне, в начале моего служения, задали вопрос: можно ли топить котят. Я тогда не смог ответить и переадресовал этот вопрос отцу Владимиру. Он отвечал так: "Если нет никакой возможности оставить их у себя или пристроить у других, допустимо их топить, но сразу же после рождения. Это ужасно, но я думаю, это меньшее зло, чем выбросить их на улицу".

Отец Владимир всегда говорил, что в жизни далеко не все можно разрешить наилучшим образом. Когда нельзя совсем избежать зла — мудрость заключается в том, чтобы из нескольких зол выбрать наименьшее.4

4 Автор этих строк окончил медицинский институт в 1961 г., работал научным сотрудником в НИИ, защитил диссертацию. В 1969 г. ушел со светской работы и стал чтецом в храме. В 1970 г. поступил в Московскую семинарию, в 1971 г. рукоположен в священники. До 1990 г. служил в Москве и Московской области. С 1990 г. служит в Риме и Париже.

126