Когда мы первый раз приезжали в Прагу, то на три дня поселились в очень дорогой гостинице — на корабле, в каюте. Точно так же во многих путешествиях я выбирал жилища подороже, но необычные, под девизом «однова живём!» Теперь снимаем, что подешевле, но живём дольше.
Вот почему «блаженны нищие духом». Кто живёт не однова, а навсегда, тому странно выпендриваться, тому не нужно сохранять для памяти особо острое впечатление. Он всегда и он повсюду. Богатство — лишь узелок на платке.
К сожалению, это не вся правда о жизни и познании. В каждом отпуске у нас — как и у всех нормальных людей — случались всякие неприятности. Начиная с первой совместной самостоятельной поездки — в Амстердам, начавшейся с падения жены со стула в Москве — полезла чемодан доставать, не просить же мужа. Была уже ночь, рентген в травмапункте не работал, но жена решительно сказала, что сломано там что-то или нет, она — едет. Сломано, кстати было. Был опоясывающий лишай у одного ребёнка и зверская аллергия на цветущие киевские каштаны у другого. Самым здоровым звеном был, пожалуй, я — впрочем, во время путешествия в медовый месяц я отличился в у отца Станиславаса Добровольскиса зверским, нечеловеческим запором (он сокрушался, что угощал нас литовскими копчёностями, но ведь все угощались, а заперся один я). Запор и медовый месяц!... Сколько притч и аллегорий можно нарисовать!
Всё это можно было бы рассматривать как некую острую приправку, без которой, Господи, можно было бы и обойтись. Только это не так.
По-настоящему узнаёшь какой-то город, по-настоящему живёшь где-то, когда приезжаешь в этот город на похороны (нет, не в этот раз, слава Богу). Пожить в Париже рядом с Лувром — шарман, но пожить в Париже, потому что тут заболел твой очень близкий человек (нет, это фигура речи, никто не заболел) — и город откроется тебе совсем с другой стороны. Именно «по-настоящему». Как с любовью — она проверяется, когда любящие мирятся. Если мирятся. Увидеть мир с изнанки — вот начало совершеннолетия, бар мицве, заключение Завета — или не заключение, возможно и такое. Уйти в отрицалово, поставить фильтр на глаза.
Путь в тысячу шагов начинается не с первого шага, а с первого спотыкания, падения, с первой смертельной усталости. Поползёшь дальше — обнаружишь, что путь совсем не тот, каким казался изначально. Так это ещё не настоящее взросление! Взросление — когда другой упадёт рядом с тобой, а у тебя нет возможности помочь. Ну, сколько сил хватит, подтащить, но в принципе всякий путь проходит через больницы и кладбища, а если нет — это мнимый путь. Вот почему, если чем и оправдано паломничество в Иерусалим, так это не желанием посмотреть на мир с высоты Храмовой горы (видно недалеко, между прочим), а потребностью пройти по Крестному пути. Пусть маршрут придумали францисканцы в XVI веке — страдание никто не придумывал, страдание страдается по сей день, по каждой улице рядом с нами движется страдание, и важно, чтобы мы двигались не только по своим делам, но и — одновременно — сидели рядом с чужой болью, страданием и бессилием.
Превосходный израильский адвокат Александр Гамбарян, облачившись в майку с надписью «Возлюби ближнего как самого себя», изложил своё кредо. Налицо диссонанс, потому что кредо написано в связи с тем, что наконец-то его жена получила израильское гражданство. Понятно, что жену никто не любит как самого себя или даже как отца, мать, друзей. Если бы я любил жену как себя, я бы на себе и женился, такое, знаете ли, бывает. Любовь к жене есть любовь ненормальная, прецедента не имеющая. Поэтому добрый Иисус был против разводов. Против разводов, не против разведённых и вступивших во второй брак.
Кредо Гамбаряна замечательно тем, что оно есть кредо нормальных людей. В Израиле не так много нормальных людей, есть и религиозники, и националисты. Нормальный же человек не придаёт значения ни религии, ни национальности. Главное — не делать людям бо-бо. Эту максиму Бродского Гамбарян и раскрывает:
«Сколько людей доверили мне свою судьбу с тех пор — не счесть, и вывод у меня остался такой — люди совершают дурные поступки по отношению к другим людям в основном тогда, когда у них у самих болит душа. Не видел я ещё счастливых бандитов, да не то что бандитов — от счастья и радости ещё никто не дал человеку по морде. Из этого правила есть три исключения — глупость, власть и болезнь».
Похоже на высказывание покойного лорда Джона Актона о том, что всякая власть имеет тенденцию развращать. Похоже как армянин на англичанина. Актон имел в виду, что власть надо держать под жёстким контролем, Гамбарян — что надо держаться подальше от власти. Актон — либерал, Гамбарян — либертарианин. Актон — христианин, Гамбарян — агностик. Общего у них — космополитизм, только Актон был космополит родовитый, барон, одинаково хорошо чувствовавший себя и в своём лондонском дворце, и в своём неаполитанском дворце. Гамбарян космополит израильский.
Власть не нуждается в защите. Адвокат, который думает, что он не участвует во власти, есть адвокат хороший (несомненно, хоть и плохо владеет русским языком, а потому матерится), но наивный. Быть адвокатом означает соучаствовать именно во власти. Вот журналисты — не власть, что бы ни говорили идиоты, адвокат же — и формально, и по существу элемент властной структуры, и это очень, очень хорошо. Без адвокатов власть — пожар.
Болезнь и глупость в защите нуждаются. Точнее, в защите нуждается ненормальность — болезнь и глупость есть проявления ненормальности, невменяемости.
Казалось бы, зачем защищать ненормальность? Нужно бороться с ненормальностью, стараться, чтобы все были нормальными. Богатыми, образованными, здраво мыслящими, здоровыми. Уровень преступности ведь ниже в Канаде, Австралии, Новой Зеландии, чем в России или в Конго? Есть ведь на планете целые страны, где живут нормально, без атомных бомб, без диктатур, без лжи и агрессии, возведённых в национальную традицию и изувечивших соответствующие нации? Да взять хотя бы Тель-Авив — живут там нормальные люди, нормально работают, не давят друг друга, ходят в кафе, купаются в море... Если бы не отдельные больные на голову религиозные фанатики — любой религии, не только ислама — вообще было бы всё безоблачно.
Ловушка нормальности есть языковая ловушка. Само слова «норма» подразумевает, что человек есть нечто, поддающееся измерению и приведению к «норме». Если не поддаётся — как «арабские террористы» — значит, больной либо идиот. Мог бы как нормальные люди жить, а зачем-то сидит в Газе и жирует на западные пособия, и гадит, гадит, гадит на голову окружающих.
В каком-то смысле, наш век более жесток, чем предыдущие два. Те верили в прогресс, нынешний век исповедует «войну с террором». Уничтожение ненормальных. Либо их содержание на расстоянии. Нормальный сможет преодолеть расстояние, как Гамбарян смог же стать израильтянином без всяких заморочек Авраама, Исаака, Иакова или Герцля, Бен Гуриона, Меир.
Современная утопия не утопична, потому что не включает в себя всеобщности. Впервые совесть отполировали до такой степени, что не стыдно мечтать о счастье на обочине.
Правда, полного счастья всё равно не получается. Обличать общество потребления — довольно подлое занятие, потому что ему нечего противопоставить, общество потребления — лучшее из всех возможных. Единственная альтернатива — общество истребления, кому оно надо, кроме генералов. Общество творчества не сотворить, общества созидания не создать — пробовали-с, выходит госплан и госужас. Человек — чёрный ящик, в котором творчество может быть, может и не быть, а регистрируется лишь потребление. Если не потребляет, а истребляет — значит, либо глуп, либо болен, либо властолюбив.
Так, да не так. Сто тысяч раз уже не самые глупые люди говорили, что это про обезьян, а не про людей. Сто тысяч миллионов раз другие люди отвечали умникам, что никакой разницы между обезьяной и человеком нет, это Дарвин ошибся, никакие виды никуда не происходили. Надо успокоиться и вести спокойную обезьянью жизнь. Поменьше говорить, не опаздывать на работу, платить налоги, любить ближнего как самого себя, не забывать давать чаевые. Что надо брать чаевые, можно не напоминать, это и так все помнят.
Это неправда. Неправда не о мире, неправда о человеке. Проблема не в том, что человек изначально плох — плохость человека случайна и не принципиальна. Проблема в том, что человек изначально слишком хорош для этого мира. Любить себя — это вам не онанизмом заниматься. Не в счастье счастье. Один учебник автовождения рекомендовал держать руль как держат пенис — твёрдо, но мягко. Очень метко и верно для авторуля, но для человека — не выйдет, просто не выйдет этого латинского фортитер ин ре, суавитер ин модо — мягко стелет, да жёстко спать — будь как британец или американец, подтянут, свеж, законопослушен, инициативен, с прикушенной верхней губой и миллионы вокруг тебя спасутся.
Гамбарян очень не любит религию, и в этом он абсолютно на переднем краю цивилизации. А как любить религию, которая считает человека — онкологией бытия, и пытается эту онкологию контролировать химиотерапией обрядов, догматов, коллективного благочестия. Только ведь это дурная религия, это как раз онкология духа. А нормальная религия говорит совсем другое: человек не плох, человек не хорош, человек — ненормален. Поэтому можно любить себя, поэтому можно любить другого как самого себя. Норму ведь нельзя любить!
Кто полюбит человека за нормальность, тот недолго пролюбит, скучно же. Любят себя за то, что в тебе ненормально, исключительно, необыкновенно, из иного мира — и другого можно любить только за то, что делает другого Другим, ни на кого не похожим. Все человеческие нормы — это «как», это попытки наладить сосуществование сумасшедших обезьян. Нормальные обезьяны в человеческих нормах не нуждаются.
Сказка о красавице и чудовище вовсе не есть сказка о женщине и мужчине. Это сказка об одном-единственном человеке, в котором и мистер Джекил, и мистер Хайд. Мистер Хайд — это не чудовище, это как раз красавица! Чудовище — страшный чёрный карлик, горбун, квазимодо — это как раз светлое начало в человеке, творческое и спасающее. Вот красавица или красавец, снежная королева или ледяной король — это пострашнее Мефистофеля Гёте. Ходячая норма, бессмысленная и беспощадная, холера ясная, как говорят поляки.
Адвокат — нанятая совесть. Великое изобретение! Главное — вовремя уволить совесть, и сделать это в тот самый миг, когда совесть убеждает тебя, что ты можешь быть нормальным. Ну, если совесть говорит тебе, что ты нормален, тогда уже поздно, тогда уже ой, человек в тебе умер. «Норма» — величайшая языковая ловушка. Слово есть, а явления нет — если речь идёт о человеке. Норма есть для всего, от скорости света до пасхальной мацы, только для человека нету норм. Ненормальнее же всего объявить нечто нормой — обычно это «нечто» оказывается просто эгоизмом, самовлюблённостью, глухотой к миру и людям, то есть, чем-то прямо противоположным любви к себе, самокастрацией и, увы, попыткой кастрировать другого как кастрировал себя.
На фотографии - нормальные люди. Сотрудники Освенцима лакомятся мороженым в воскресенье.
Вчера страшно опозорился перед внучкой. "Человек не остров", - говорю ей (на английском, конечно, английский она лучше слушает, я начинаю казаться одноклассницей) - "Это один из величайших мемов человечества". "Мем" - это что такое? - спрашивает она. Оказывается, "мем" на английском произносится как "мим"! Вот последствия жизни в резервации, когда по-английски только читаешь!
Но на одном я стою твёрдо. Когда внучка жалуется, что все "великие книги" очень старые, нет современных, новых, я молчу. Я не говорю ей того, что думаю - а думаю, что делить книги и мир вообще на старые и новые, на современные и несовременные это нерационально. Не хватало ещё учить её, отнимая время от возможности просто смотреть на неё.
Любить страну, в которой родился, страну, в которой живёшь — как любить трусы. Поразительно, сколько людей решили, что я призываю к эмиграции. Трусы надо менять, следовательно, нагадив в одной стране, надо ехать в другую. Я понимаю, у меня специфические читатели, с уровнем образования выше среднего. Думаю, большинство моих читателей уже эмигрировали, а кто не уехал, подумывает об эмиграции и/или внутренне эмигрировал.
Менять надо не страны, менять надо власть. Не демократию на тоталитаризм или наоборот, а людей во власти. Поэтому демократия и есть лучший способ правления. Я за свою жизнь сносил немало трусов, но менял их по свободному своему выбору. Единственное, я всю жизнь хожу в одних и тех же стальных политических трусах. Они жмут, они натирают, они грязные и ржавые, причём грязь не моя. Они постреливают, в конце концов, делая меня настоящей угрозой для окружающих!
Это не моя проблема, а проблема страны. Поэтому огромная часть русской эмиграции — от «белой» до «нефтяной», от изгнанных большевиками до упившихся нефтью большевиков — не стыдится щеголять и в свободном мире в этих бронированных трусах, возмущаясь демократией, толерантностью и политкорректностью. Они эмигрировали телом, а трусы духовные уволокли с собой.
Моя же проблема превосходно описана Христианом. Гансом Христианом. Нужно соорудить любимым братьям нормальные трусы, а единственный материал под рукой — крапива. Чтобы эти братья превратились из прекрасных белых лебедей в просто людей. Потому что самый лучший лебедь всё-таки не застрахован от ужасной участи стать генералом Лебедем, и только человек не может и не должен быть генералом. Поэтому политические трусы должны так жечься, чтобы никто и не мечтал в них всю жизнь отходить.
Я буду очень благодарен и за молитвенную, и за материальную поддержку: можно перевести деньги на счёт в Paypal - на номер сотового телефона.