СТАЦИО ОРБИС¹

По публикации: http://www.stphilaret.ru/favor/fil49.htm Ср. Церковь. С следующим анонимнвм предисловием.

1. Небольшая статья Юнгманна (J.A. Jungmann) “Corpus mysticum”, написанная в связи с Мировым Евхаристическим конгрессом в Мюнхене в 1960 г.², далеко выходит за пределы этого конкретного случая. Она приобретает исключительное значение не только потому, что она написана литургистом, имеющим мировую известность, а в силу идеи “стацио орбис”, которая, если я не ошибаюсь, была вперыве выдвинута Юнгманном и которая сразу же встретила сочувствие в кругах, близких к организации этого конгресса. Эта идея необычайно важна в экклезиологическом смысле. Я готов утверждать, что идея “стацио орбис” есть самое значительное, что было высказано в области универсальной экклезиологии до настоящего времени.

“Подобно тому, как папа, или его специально уполномоченный представитель, возглавлял стациональное богослужение города Рима, легат папы есть возглавитель Евхаристии (богослужения); в окружении епископов многих стран, клира и народа всех наций, он приносит жертву Божественному Величеству”³. Мы знаем, что “стацио Урбис” было евхаристическим собранием всей Римской церкви, возглавляемым ее епископом. Она стала совершаться, когда в пределах Римской церкви, наряду с главным епископским литургическим центром, появились дополнительные центры, в которых совершение литургии было поручено пресвитерам. Автор нашей статьи проводит аналогию между “стацио Урбис” и “стацио орбис”. Если следовать этой аналогии, то “стацио орбис” является евхаристическим собранием всей универсальной церкви (“Гезамткирхе”, по выражению автора).

Идею “стацио орбис” надо брать в экклезиологическом контексте, а не применительно к отдельному случаю, каким является Мировой Евхаристический конгресс. Этот отдельный случай важен только в том смысле, что он позволяет выяснить идею “стацио орбис”. Если “стацио орбис” существует, то оно не может ограничиваться только Евхаристическим конгрессом. Оно неизбежно должно существовать в других случаях. Признавая существование “стацио орбис”, мы тем самым признаем, что универсальная церковь имеет свое евхаристическое собрание. Этим самым мы вводим в систему универсальной экклезиологии евхаристический принцип, который в ней отсутствует.

Будучи общепринятой, универсальная экклезиология, которая с первого взгляда является простой и ясной, заключает в себе ряд трудностей, которые до сих пор остаются неразрешенными. Я не буду останавливаться на всех трудностях, а ограничусь указанием только на самую значительную. Все местные церкви составляют единый организм, “корпус мистикум”, который есть Церковь Божия. Каждая местная церковь находит свое конкретное выражение в ее евхаристическом собрании. Как конкретно выражается универсальная церковь, и выражается ли она, или она является только абстрактным понятием? Если существует евхаристическое собрание универсальной церкви, то тем самым эта трудность оказывается разрешенной. Универсальная церковь приобретает свое конкретное выражение, как и каждая местная церковь в ее Евхаристическом собрании. Разрешая эту трудность и ряд других, применение евхаристического принципа к универсальной экклезиологии вызывает в ней настолько глубокие изменения, что они меняют основы этого типа экклезиологии. Они приводят к новому типу экклезиологии, которую можно определить как универсально-понтификальную, в противоположность к существующей, которая является универсально-епископальной. В современной католической литературе мы встречаемся с указаниями на этот тип экклезиологии, но это только доктринальные заявления без попыток их богословского обоснования.

2. В древней церкви, по крайней мере в течение двух-трех первых веков, в каждой местной церкви существовало только одно евхаристическое собрание. Это несомненный исторический факт. Его нельзя объяснять тем, что церковное устройство было недостаточно развито. Оно вытекало из самой природы Церкви. Признаком местной церкви, согласно существовавшей в это время экклезиологии, было евхаристическое собрание, в котором наиболее полно находила свое выражение Церковь Божия. Местная церковь там, где имеется евхаристическое собрание, что исключало одновременное существование в одной и той же местной церкви двух или нескольких евхаристических собраний. С другой стороны, евхаристическое собрание, согласно его природе, включало в себя его предстоятеля, без которого оно не могло существовать. Епископом был тот, кто председательствовал на евхаристическом собрании. Он мог быть только единым в местной церкви, т.е. в ней было только одно евхаристическое собрание. Впервые в древней письменности этот экклезиологический тезис с особой силой был высказан Игнатием Антиохийским. Один Бог, один Христос, одна вера, один алтарь и один епископ — таков лейтмотив посланий Игнатия. “Старайтесь же иметь одну Евхаристию. Ибо одна плоть Господа нашего Иисуса Христа и одна чаша в единении крови Его, один жертвенник, как и един епископ с пресвитерством и диаконами, сослужителями моими…” (Филад. IV). евхаристическое собрание и епископ являются понятиями коррелятивными. Где имеется епископ, там имеется и евхаристическое собрание, и обратно: где евхаристическое собрание, там должен быть и епископ. Экклезиологический кризис произошел, когда в силу необходимости в пределах одной местной церкви оказалось не одно, а несколько литургических центров, в которых Евхаристия совершалась пресвитерами. В точном смысле евхаристическое собрание перестало быть признаком ее единства, а им стал епископ. Это был до некоторой степени разрыв между евхаристическим собранием и епископом. На первых порах связи между ними не нарушились. Епископ оставался внутри главного евхаристического собрания, а пресвитеры были только его делегатами. Хорошо известно, как болезненно пережило церковное сознание появление нескольких евхаристических собраний в пределах одной местной церкви. Сам Юнгманн упоминает о практике “ферментума”⁴ в Римской церкви. Через ферментум утверждалось единство Евхаристии в пространстве, как “санкта” была свидетельством единства Евхаристии во времени. Несмотря на появление нескольких евхаристических собраний в Римской церкви (мы не знаем существовала ли эта практика в других местных церквах, где имелось несколько евхаристических собраний), церковное сознание утверждало единство евхаристического собрания, возглавляемого епископом. Если фактически в Римской церкви было несколько евхаристических собраний, то идеально в ней было только одно. В практике “ферментума” ударение стоит на единстве Евхаристии, которая предполагает единство епископа. Несколько позднее появляется практика “стацио Урбис”, в которой ударение переносится на единство епископа в пределах местной церкви, которое предполагает идеальное единство евхаристического собрания. С усложнением церковного устройства и с утверждением в церковном сознании универсальной экклезиологии, богословская мысль отказывается от принципа единства евхаристического собрания местной церкви, но твердо держится за принцип единства епископа. Первая брешь в этом принципе была пробита появлением вспомогательных епископов, а также титулярных епископов. Церковная практика приняла факт совершения Евхаристии пресвитерами, а также факт существования вспомогательных епископов, но экклезиологически эти факты церковной жизни не нашли своего объяснения. В богословском сознании до настоящего времени продолжает сохраняться принцип, что епископ не может быть без евхаристического собрания, как и последнее не может быть без епископа. Канонически это выражается в том, что пресвитер, как и вспомогательный епископ, может совершать Евхаристию только в том случае, если он находится в юрисдикции правящего епископа.

3. Если мы допускаем существование универсального евхаристического собрания, то тем самым мы должны признать существование епископа универсальной церкви. Применение принципа единства евхаристического собрания к универсальной экклезиологии неизбежно приводит к постулированию единства епископа в универсальной церкви. Универсальный епископ может быть только единым, иначе нам бы пришлось отказаться от принципа единства епископа в церкви. Как ни парадоксальна сама по себе эта мысль, она является логическим завершением учения об универсальной церкви. Идеально в ней может быть только одно универсальное евхаристическое собрание, возглавляемое ее епископом, но эмпирически в ней существует не одно, а многочисленность их. Это последнее не может служить аргументом против признания существования универсального евхаристического собрания. В свое время, как я указывал выше, в местных церквах появились многочисленные евхаристические собрания, наряду с главным епископским собранием.

Для Юнгманна, как и для всего католического сознания, таким епископом является папа. Для Юнгманна, как это следует из процитированного выше, это сама очевидность. Тем не менее, эта очевидность требует богословского и исторического обоснования, которого Юнгманн не дает. По-видимому, мысль Юнгманна движется в обычных рамках католического богословия. Апостол Петр возглавил первое евхаристическое собрание, которое имело место в Иерусалимской церкви. Как местная церковь Иерусалимская церковь в это время была единственной, а потому ее можно считать универсальной церковью. Возглавляя ее евхаристическое собрание, апостол Петр был предстоятелем, по позднейшей терминологии — епископом универсальной церкви. Как преемник Петра, римский епископ стал епископом универсальной церкви. Его пребывание в Риме не является экклезиологический необходимостью, а только историческим фактом. Здесь не место обсуждать эти положения католического богословия. Я имею в виду только указать на эту позицию католической церкви.

Перед нами новый тип экклезиологии, который тесно связан с универсальной экклезиологией, но далеко ей не тождественен. Он с универсальной экклезиологией связан тем, что все существующие церкви рассматриваются как единый организм, который является “корпус мистикум”⁵ Христа. Он отличается от нее тем, что, согласно этой новой экклезиологии, в этом организме имеется только один епископ. Согласно универсальной экклезиологии и папа есть один из епископов, а не единственный епископ⁶. В настоящее время в католическом богословии принято говорить об “ордо епископорум”⁷ как о преемнике апостольской коллегии. В этом “ордо” папа занимает особое место как его глава, в силу чего он является главой Церкви. В лучшем случае о папе можно говорить, оставаясь в пределах современной универсальной экклезиологии, как о высшем епископе, своего рода суперепископе, но во всяком случае — не как о единственном епископе. Это различие очень существенно, его последствия неизбежно должны сказаться на всем церковном устройстве.

4. В принципе церковное устройство должно соответствовать учению о Церкви. Фактически, в истории учение о Церкви приспособлялось к существующему устройству. Во всяком случае, связь между учением о Церкви и церковным устройством является несомненным историческим фактом. Мы вправе поставить вопрос, каковы последствия этого нового типа экклезиологии? Они очень значительны, т.к. они приводят к изменению основных положений универсальной экклезиологии. Если папа (или кто-либо другой) является единственным епископом всей универсальной церкви, то других епископов в ней не может быть. Все существующие епископы перестают быть епископами, а собственно становятся в положение древних пресвитеров, которые при епископе составляли пресвитериум. От других пресвитеров они отличаются тем, что получают особые административные функции. Как ни велико это изменение, оно практически не может иметь особого значения. Современное устройство, особенно католической церкви, подготовило такого рода изменения положения епископов. Фактически епископы диоцезов давно перестали быть в положении древних епископов, возглавлявших местные церкви. Диоцез не есть древняя местная церковь, неподчиненная другой местной церкви или епископу, возглавляющему другую местную церковь, а есть действительно часть универсальной церкви, подчиненная главе универсальной церкви. Если догматически служение епископа остается тем же, что было в первый период истории церкви, то фактически оно изменилось весьма существенно. Мы не вправе говорить, что епископ II-го или III-го века тождественен с современным епископом. Основным принципом древней экклезиологии был тезис: один епископ в Церкви. В области универсальной экклезиологии он перешел в противоположный тезис: множество епископов в Церкви, из которых каждый возглавляет часть Церкви, а все епископы возглавляют универсальную церковь (православный тезис) или один из них является главой Церкви (католический тезис)⁸.

Оставляя в стороне указанное различие между учениями православной и католической церкви, которое не столь существенно, как принято это думать, современное учение о множественности епископов в универсальной церкви не вызывает недоумения. В действительности мы стоим перед трудной проблемой. В самом деле, если епископ возглавляет часть Церкви, то как определяются границы этой части Церкви? Вытекают ли эти границы из самой экклезиологии, или они определяются в порядке административного управления? В первоначальной церкви границы местной церкви определялись границами евхаристического собрания. К той или иной церкви принадлежали те, кто совместно участвует в евхаристическом собрании. Фактически эти границы совпадали с границами города (полиса), но это не имело никакого принципиального значения. Это было естественное фактическое совпадение, из которого нельзя делать вывод, что христианство первоначально было “религией города”⁹. Однако сравнительно скоро границы местной церкви вышли за пределы собственно города (в котором появилось несколько евхаристических собраний). В силу этого чисто евхаристический принцип, определяющий границы Церкви, перешел в юридический: границы местной церкви стали определяться границами власти епископа. Кто и как определяет пределы власти епископа, которыми в свою очередь определяются границы местной церкви? Если во многих случаях это происходило явочным порядком, то наиболее обычно эти границы определялись гражданской или церковной властью. Последнее было большей частью на Западе, первое на Востоке, где твердо установился с эпохи 1-го Никейского собора принцип соответствия гражданского и церковного устройства. Постепенно устанавливается понятие диоцеза, как части универсальной церкви, которая, в силу распоряжения высшей власти, находится в административном подчинении стоящему во главе диоцеза определенному епископу. Это означает, что епископ становится, больше на Западе, меньше на Востоке, административным органом высшей церковной власти.

Принятие универсально-понтификальной экклезиологии не вызвало бы практически никаких существенных изменений в современном устройстве католической церкви, за исключением того, что наименование “епископ” принадлежало бы только Римскому епископу, а остальные епископы получили бы какое-нибудь другое наименование. В самом деле, современный епископ, назначенный высшей церковной властью, собственно ничем не связан со своим диоцезом. Во всяком случае, он не является, по выражению Дикса, человеком своей церкви. Назначенный высшей властью, он перед нею ответственен и является ее представителем. Если к этому прибавить, что согласно установившемуся порядку, особенно на Востоке, епископ может быть сегодня во главе одного диоцеза, а завтра другого, при этих обстоятельствах можно ли говорить о каких-либо экклезиологических связях между епископом и его диоцезом? Он является только представителем или чиновником высшей церковной власти, пользующимся теми или иными правами. Еще в большей степени это можно сказать о викарных епископах, которые ничем не связаны с диоцезом. Если бы учение об едином епископе, как следствие признания существования универсального евхаристического собрания, было бы принято, то оно только бы зафиксировало то, что фактически существует.

5. Сейчас время поставить вопрос о правильности самой идеи “стацио орбис”, из которой вытекают указанные выше последствия. Юнгманн строит свою идею “стацио орбис” по аналогии со “стацио Урбис”. Фактически этой аналогии не существует, но не потому, как думает D.A. Tanghe, что “древнее “statio Urbis” было возглавляемо “episcopus Urbis” (епископом Града), но новое “statio orbis” возглавляется духовным главой католической церкви, который является епископом Рима, а не “episcopus orbis” (епископом мира)”¹⁰. Из идеи “стацио Урбис” нельзя прийти к идее “стацио орбис” по другим соображениям. Насколько мы знаем, “стацио Урбис” было собранием всей Римской церкви (под председательством римского епископа), которое имело место в определенное время в разных частях Рима. Оно возглавлялось римским епископом, в чем заключался его смысл. Хотя мы не имеем определенных указаний, мы вряд ли можем допустить, чтобы римский епископ мог уполномочить одного из своих пресвитеров возглавить “стацио Урбис”. Если бы это было так, то “стацио Урбис” потеряло бы свой смысл. Для того, чтобы евхаристическое собрание было бы “стацио Урбис”, необходимы два условия: действительное собрание всей церкви и личное возглавление ее епископом. Когда мы переходим от “стацио Урбис” к “стацио орбис”, по определению Юнгманна, мы сразу из области конкретного попадаем в область условностей¹¹. Согласно Юнгманну, “стацио орбис” может возглавляться легатом папы. Это означает, что Юнгманн вводит идею представительства, неизвестную древней церкви, в частности Римской, когда в ней совершалось “стацио Урбис”. Затем реальное участие членов церкви также заменяется представительством. Только на этой идее представительства можно говорить об евхаристическом собрании универсальной церкви. Иначе оно фактически невозможно. Если первое условие, т.е. личное возглавление епископом универсальной церкви, может быть осуществимо, то второе, т.е. реальное участие всех членов универсальной церкви совершенно отпадает. Не было и нет евхаристического собрания универсальной церкви. “Стацио орбис” является некоторой условностью. Переход от “стацио Урбис” к “стацио орбис” неосуществим. Он осуществим при единственном условии, что совершение папой Евхаристии, если он является епископом универсальной церкви, делает собрание, на котором эта Евхаристия совершается, универсальным евхаристическим собранием. Если это так, то нет необходимости ни в “стацио Урбис”, ни в “стацио орбис”, ни в представительстве церквей, епископов, клира и мирян, т.к. первичным моментом в определении Церкви является не евхаристическое собрание универсальной церкви, которого не существует, а его епископ. Его служение определяет евхаристическое собрание, а не вытекает из него. Но так ли это? Как мы можем обосновать экклезиологически, что папа есть епископ универсальной церкви, если не имеется евхаристического собрания универсальной церкви?¹²

6. Как я уже говорил, идея, высказанная Юнгманном, является самым значительным вкладом в систему универсальной экклезиологии. Это есть попытка дать евхаристическое обоснование универсальной экклезиологии. Однако идея Юнгманна “стацио орбис” остается только теоретической¹³, так как евхаристический принцип неприменим к универсальной экклезиологии, в которой Евхаристия не играет той роли, которую ей хотел бы отвести сам Юнгманн.

Что касается практики Мировых Евхаристических конгрессов, то мне здесь нет надобности высказываться по этому поводу. Я могу сделать только одно замечание. Если Евхаристический конгресс в Мюнхене не может рассматриваться как “стацио орбис”, то он является евхаристическим собранием Мюнхенской церкви, в котором принимали участие члены других церквей. Как собрание местной церкви, он должен был бы возглавляться ее епископом.

Идея Юнгманна о “стацио орбис” важна еще в другом отношении. Она является одним из свидетельств экклезиологических сдвигов в недрах католической церкви. Эти движения идут в двух направлениях. С одной стороны, как я указывал, в сторону универсально-понтификальной экклезиологии, направленной к усилению личной власти римского первосвященника. С другой стороны, имеется сильное течение в сторону ревалоризации епископского служения, которое в значительной степени, хотя авторитет епископа усилился, потеряло свое прежнее значение. Усиление значения епископского служения невозможно без значительных перемен в церковном устройстве. Что будет сделано предстоящим универсальным собором католической церкви, мы не знаем, но по всей вероятности, на нем будет обсуждаться вопрос об епископском служении, который входил в программу Ватиканского собора 1870 года.

* Справедливости ради надо отметить, что митр. Иоанн отрицает наличие церковного статуса у приходского евхаристического собрания, поскольку в нем “разрушен образ Церкви как общины”. Однако непонятно, каким образом, с его точки зрения, в диоцезе восполняется этот недостаток.

“Statio orbis” (букв. “стояние мира” (лат.)) — постулируемое Юнгманном евхаристическое собрание христиан всего мира. Так он называет Евхаристию, совершенную папским легатом во время Мюнхенского Евхаристического конгресса, на которой присутствовали епископы, клир и миряне из множества стран и наций, по аналогии со “statio Urbis” (букв. “стоянием Града (Рима)), или “стациональным богослужением”. В ранней Римской церкви это была Евхаристия в большой церкви, возглавляемая епископом Рима, на которую собирались все христиане города. “Приходская жизнь в римской церкви выразилась так энергично, что во время стациональных богослужений римские христиане не перемешивались: каждый приход (парикия) стоял отдельно и каждый приходской пресвитер причащал своих прихожан дарами, освященными здесь” (В.В. Болотов. Лекции по истории древней церкви, СПб., 1907, т. III, с. 209). Во время таких стациональных собраний часто решались общие вопросы церковной жизни — обсуждение ставленников и т.п. — Прим.ред.

² В “Stimmen der Zeit”, September 1959, Heft 12, Band 164.

³ Там же, с. 408.

⁴ Когда Римская церковь увеличилась настолько, что возникла необходимость одновременно в нескольких евхаристических собраниях, епископ отделял от освященного Хлеба частицы (fermentum) и рассылал их с диаконами своим пресвитерам, которые совершали Евхаристию в других частях города, а те соединяли их с Дарами, приносимыми в их собраниях. Этим выражалось единство и единственность евхаристического собрания и Евхаристии города, возглавляемой одним епископом.

⁵ мистическим Телом (лат.).

⁶ Термин “eveque universel” (универсальный епископ) сравнительно рано вошел в словарь католической церкви. Мы встречаемся с этим термином в эпоху Тридентского собора. Термин “vescovo universale”, прилагаемый к папе, совсем не означал, что он является единственным епископом всей универсальной церкви. Понятие “universale” противопоставлялось понятию “particulare”, через которое выражалось, что горизонт епископа диоцеза ограничивается пределами его диоцеза, тогда как горизонт папы совпадает с границами универсальной церкви. (A. Dupront. Le concile de Trente, в “Le concile et les conciles”. Chevetogne, 1960, c. 229-230.)

⁷ чине епископов (лат.).

⁸ Далее в рукописи зачеркнуто: “Очень показательно, что в православном богословии не удержался основной тезис учения Киприана Карфагенского о Церкви: в ней имеется одна кафедра Петра, которую занимают все епископы, так что каждый епископ совместно со всеми остальными является преемником Петра. Здесь лежит существенное отличие от установившегося позднее учения об апостольском преемстве епископов”.

⁹ Batiffol. L`eglise naissante. Paris, 1922, p. 41.

¹⁰ D.A. Tanghe. Le XXXVII Congres eucharistique mondial de Munich 1960. “Irenikon”, t. XXXIII, 4-eme trim. 1960.

¹¹ Далее в рукописи зачеркнуто: “Согласно его определению, “...”. Два указанных выше условия мы здесь не находим”.

¹² Далее в рукописи зачеркнуто: “Оставаясь в пределах универсальной экклезиологии, мы должны признать, что к ней неприменим евхаристический принцип, а вместе с ним отпадает ее единственное экклезиологическое обоснование”.

¹³ Далее в рукописи зачеркнуто: “которая не может иметь практических последствий. Это не потому, что сама идея неправильна, а потому, как я старался показать...”

Статья прот. Николая Афанасьева “Стацио орбис” впервые была опубликована в 1962 г. на французском языке (см. “Statio orbis”, Irenikon, Chevetogne, 1962, 1, c. 65-75). Недавно сын о. Николая Анатолий Николаевич любезно предоставил Свято-Филаретовской высшей школе часть архива своего отца, где обнаружился русский, неопубликованный вариант этой статьи, который мы с радостью и предлагаем вниманию нашего читателя.

“Стацио орбис” относится к позднему периоду творчества о. Николая, когда он особенно тщательно занимался разработкой вопроса о границах Церкви. На страницах нашего журнала мы уже неоднократно обращались к этой актуальной теме. В частности, была напечатана статья о. Николая “Una Sancta”, также ранее не выходившая на русском языке (см. “Православная община” № 34 (4 за 1996 г.), с. 62-112). Однако, если в “Una Sancta” о. Николай рассматривал вопрос о границах Церкви в достаточно традиционном разрезе — как проблему, прежде всего, разделения церквей, то здесь он показывает, как канонические (юридические — в терминах этой статьи) границы расходятся с мистериальными (евхаристическими) внутри одной поместной церкви.

Хотя статья, написанная незадолго до Второго Ватиканского собора, и основана на материале из жизни католической церкви, автор недвусмысленно утверждает, что аналогичные проблемы не менее остро, хотя и не так явно, стоят и перед церковью православной. Он показывает и то, к каким экклезиологическим последствиям может прийти церковь, если мы не только не будем отдавать себе отчета в несовпадении различных границ Церкви, но и будем пытаться поспешно (и насильно) отождествлять их в нашем сознании и богословской мысли. Например, предупреждает он, попытка отождествить наличные канонические границы церкви с ее мистериальными (евхаристическими) границами, т.е. механически соединить две экклезиологии — универсальную и евхаристическую, приводит вовсе не к восстановлению роли епископа в церкви, а наоборот — к тому, что ставится под вопрос само существование современного епископата как такового...

Развернувшаяся в последние годы в Русской церкви дискуссия о границах Церкви, а также другие факты из жизни поместных православных церквей показывают, что подобные стремления, к сожалению, все больше и больше набирают силу. Действительно, существование церкви в относительно новых для нее условиях свободного секулярного общества неизбежно приводит к возрастанию евхаристического сознания христиан, растет и стремление к общинной жизни и внутреннему евхаристическому единству. В силу этого учащаются конфликты между евхаристическими общинами и их епархиальными архиереями, которые часто не желают признавать, что их каноническая власть и мистериальное единство евхаристической общины — уже давно разные вещи. К сожалению, подобное нежелание видеть глубокие экклезиологические сдвиги в современной церкви и, соответственно, адекватно реагировать на это часто приводит к подлинной трагедии — разрушению церкви и расцерковлению множества неокрепших еще в вере людей.

Надо сказать, что обе стороны, участвующие в этих конфликтах, часто не осознают, что они носят в первую очередь не личный, а именно экклезиологический характер, в силу чего пока и не находят пути своего внутреннего, христианского и церковного разрешения и заканчиваются, как правило, либо разрушением общины, либо (как это, например, недавно произошло в Томске) перемещением епископа, т.е. внешним, административным воздействием. В любом случае епископ оказывается просто не способен соблюсти церковь, т.е., по существу, перестает быть епископом церкви, т.е. ее блюстителем, попечителем. Разрешение же конфликтов только “сверху” свидетельствует, что в автокефальной церкви, как и пишет о. Николай, действительно остается только один собственно епископ, но если и он становится участником подобного конфликта, проблема становится просто неразрешимой. Это еще раз подтверждает тезис публикуемой статьи о. Николая о том, к чему приводит смешение универсальной и евхаристической экклезиологии, канонических и мистериальных границ Церкви.

К еще большему сожалению, в последнее время эта тенденция получает экклезиологическое обоснование и в некоторых популярных ныне богословских системах, заявляющих свою приверженность евхаристической экклезиологии и даже считающихся ее развитием. Это проявляется на разных уровнях — от попытки выработать такую евхаристическую экклезиологию, в которой “церковным статусом” обладает все-таки не евхаристическое собрание а диоцез (см., например, Митр. Пергамский Иоанн (Зизиулас). Поместная церковь с точки зрения Евхаристии. Православный взгляд, а также последующее обсуждение этой статьи в “Афанасьевские чтения”, МВПХШ, Москва, 1994, сс. 135-152*), до экклезиологических воззрений тех, кто писал текст выступления патриарха Алексия на последнем епархиальном собрании г. Москвы: “община, не возглавляемая епископом, отсекает себя от Церкви, а значит, уже обречена на духовную смерть” (Моск. Церк. вестник № 21-22 (158-159), 29 декабря 1998 г, с. 2).

В этих условиях, когда набирающее силу практическое противостояние двух экклезиологий настоятельно требует своего разрешения, подчеркиваем, православно-христианского и традиционного-церковного разрешения, публикация данной статьи о. Николая Афанасьева представляется небесполезной.