Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

Франсуа Вийон

ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ ПОЭТИЧЕСКИХ СОЧИНЕНИЙ

 

К оглавлению


РАЗНЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ

Баллада благого совета

Название этой балладе дал французский историк литературы Огюст Лоньон, подготовивший издание стихотворений Вийона в 1892 году. Баллада содержит в себе многочисленные реминисценции из новозаветного «Послания к Римлянам» и, видимо, является одним из самых ранних произведений Вийона.

Оставим месть и призовем терпенье – ср.: «Утешайтесь надеждою; В скорби будьте терпеливы, в молитве постоянны» (К Рим, 12, 12).

 

Перевод Феликса Мендельсона.

БАЛЛАДА – ЗАВЕТ ВИЙОНА

 

Голь перекатная, без чести, без ума,

Глупцы обманутые, вы живете

Чем Бог пошлет, да нож, да ночи тьма…

Опомнитесь! Вы ж у себя крадете!

Неужто хочется на эшафоте,

Ломая руки, биться, как в бреду,

Взывая тщетно к Богу и суду?

Кто молодость провел с законом в ссоре,

Потом клянет злосчастную звезду!

Кто сеет зло – пожнет позор и горе.

 


Зло в вас самих гнездится, как чума.

Мстить некому – в себя же попадете!

Да все мы знаем: этот мир – тюрьма,

Смиренье и добро здесь не в почете,

Но гнать людей, травить, как на охоте,

Срывая с них одежды на ходу,

В чужом ходить, чужую есть еду –

Помилуй Бог! Юнцы такие вскоре

Казненных умножают череду, –

Кто сеет зло – пожнет позор и горе.

 

К чему же грабить, разорять дома,

Лгать, подличать для прокормленья плоти,

Красть, взламывая амбары, закрома?

Не страшно вам? Единым днем живете!

А что вас ждет? Петля в конечном счете.

Но я скажу вам, как избыть беду:

Вернитесь к Богу, к честному труду,

Тогда излечитесь от смертной хвори,

А иначе – все встретимся в аду!

Кто сеет зло – пожнет позор и горе.

 

Велел апостол позабыть вражду

И вместе мыкать горе и нужду,

Любить друг друга, попусту не споря,

Лишь в мире счастье, нет его в раздоре.

Об этом не напрасно речь веду, –


Написано злодеям на роду:

Кто сеет зло – пожнет позор и горе!

 

Перевод Юрия Корнеева.

 

БАЛЛАДА – ДОБРЫЙ СОВЕТ

 

Глупцы, чей мозг пороком притуплен,

Кто, будучи невинен от рожденья,

Презрел с годами совесть и закон,

Кто стал рабом слепого заблужденья,

Кто следует дорогой преступленья,

Усугубить страшитесь грозный счет

Тех, кто уже взошел на эшафот,

Затем что жил, сумняшеся ничтоже.

Со всеми будет так, кто не поймет:

Злоумышлять на ближнего негоже.

 

Пусть каждый помнит: сам виновен он

В любом своем житейском огорченье.

Да, мир – тюрьма, но это не резон

Утрачивать смиренное терпенье,

До времени бежать из заключенья,

Обкрадывать, глумясь, честной народ,

Жечь, грабить и пускать оружье в ход.

Когда наступит час расплаты позже,

Бог пеням лиходея не вонмет:

Злоумышлять на ближнего негоже.

 


Что толку лезть всечастно на рожон,

Врать, плутовать, канючить без стесненья,

Дрожать и, даже погружаясь в сон,

Бояться, что не будет пробужденья,

И каждого держать на подозренье?

Итак, скажу: настал и ваш черед

Уразуметь, что вас геенна ждет

И что уняться вам пора бы все же,

Не то позор падет на весь ваш род.

Злоумышлять на ближнего негоже.

 

В посланье Павла к римлянам прочтет

И стар, и млад, что он всех нас зовет

Любить друг друга по завету Божью,

Лишь добрые дела на свете множа.

Особо ж в толк пусть человек возьмет:

Никто другого в грех да не введет –

Злоумышлять на ближнего негоже.

 

Баллада пословиц

Название этой баллады дал П. Л. Жакоб в издании Вийона 1854 года.

 

Перевод Феликса Мендельсона.

 

БАЛЛАДА ПОСЛОВИЦ

 

Калят железо добела,

Пока горячее – куется;


Пока в чести – звучит хвала,

Впадешь в немилость – брань польется;

Пока ты нужен – все дается,

Ненужен станешь – ничего!

Недаром издавна ведется:

Гусей коптят на Рождество.

 

Молва, что новая метла,

Метет, пока не обобьется;

Кто пустит в огород козла,

Пускай с капустой расстается;

Повадился кувшин к колодцу –

Поди-ка, удержи его,

Покуда сам не разобьется!

Гусей коптят на Рождество.

 

Вещь дорога, пока мила;

Куплет хорош, пока поется;

Бутыль нужна, пока цела;

Осада до тех пор ведется,

Покуда крепость не сдается;

Теснят красотку до того,

Пока на страсть не отзовется.

Гусей коптят на Рождество.

 

Дворняга сытая не зла;

Люб гость, покуда не упьется

И все не сдернет со стола;


Покуда ветер – ива гнется;

Покуда веришь – Бог печется

О благе чада своего;

Последний хорошо смеется…

Гусей коптят на Рождество.

 

Принц, дурень дурнем остается,

Пока не разумят его

Иль сам за ум он не возьмется.

Гусей коптят на Рождество.

 

Перевод Юрия Корнеева.

 

БАЛЛАДА ПОСЛОВИЦ

 

Коль по воду кувшин ходить

Повадился, в нее он канет,

Коль целый день одно твердить,

Любая басенка наянит;

Плод, вовремя не снятый, вянет;

Кого молва превознесет,

Того уж после всяк помянет;

Кто ищет, тот всегда найдет.

 

К чему рацеи разводить,

Как дьявол за язык ни тянет,

О том, чего не воротить?

Ножа больнее сплетня ранит;


Божба всегда уста поганит;

Не след хвалиться наперед;

Лесть мудреца и то арканит;

Кто ищет, тот всегда найдет.

 

На то и туча, чтоб дождить,

Покуда солнце не проглянет;

На то и ладан, чтоб кадить;

Поет не каждый, кто горланит;

В силки на вабик птицу манят;

Час с милым кажется за год;

Пред пилкою бревно болванят;

Кто ищет, тот всегда найдет.

 

Кто любит Бога – церковь чтит;

Хмельное не бодрит – дурманит;

Деньга деньгу сама родит;

Тот не продаст, кто не обманет;

Охотник кормит псов заране;

Терпенье города берет

И стену всякую таранит;

Кто ищет, тот всегда найдет.

 

Принц, ввек умен глупец не станет,

Но дурь с себя и он стряхнет,

Коль гром над головою грянет;

Кто ищет, тот всегда найдет.

 


Баллада примет

Название этой балладе дал П. Л. Жакоб в издании 1854 года.

Сумасшедшим люб сырок – средневековая медицина предполагала, что сумасшедшие любой еде предпочитают сыр; любовь к сыру считалась верной приметой безумия.

Беатрис и Беле – т. е. любая женщина.

Богемцев ересь – т. е. ересь приверженцев Яна Гуса, сожженного в 1415 году.

Воля Рима – власть папы Римского.

 

Новый перевод Ильи Эренбурга был опубликован в 1956 году.

 

БАЛЛАДА ПРИМЕТ

 

Я знаю, кто по-щегольски одет,

Я знаю, весел кто и кто не в духе,

Я знаю тьму кромешную и свет,

Я знаю – у монаха крест на брюхе,

Я знаю, как трезвонят завирухи,

Я знаю, врут они, в трубу трубя,

Я знаю, свахи кто, кто повитухи,

Я знаю все, но только не себя.

 

Я знаю летопись далеких лет,

Я знаю, сколько крох в сухой краюхе,


Я знаю, что у принца на обед,

Я знаю – богачи в тепле и в сухе,

Я знаю, что они бывают глухи,

Я знаю – нет им дела до тебя,

Я знаю все затрещины, все плюхи,

Я знаю все, но только не себя.

 

 

Я знаю, кто работает, кто нет,

Я знаю, как румянятся старухи,

Я знаю много всяческих примет,

Я знаю, как смеются потаскухи,

Я знаю – проведут тебя простухи,

Я знаю – пропадешь с такой, любя,

Я знаю – пропадают с голодухи,

Я знаю все, но только не себя.

 

Я знаю, как на мед садятся мухи,

Я знаю Смерть, что рыщет, все губя,

Я знаю книги, истину и слухи,

Я знаю все, но только не себя.

 

Перевод Юрия Корнеева.

 

БАЛЛАДА ПРИМЕТ

 

Я знаю множество примет

Я знаю, где есть ход запасный;

Я знаю, кто и как одет;


Я знаю, что и чем опасно;

Я знаю, где овраг пропастный;

Я знаю, часты грозы в мае;

Я знаю, где дождит, где ясно;

Я знаю все, себя не зная.

 

Я знаю, есть на все ответ;

Я знаю, где черно, где красно;

Я знаю, что где на обед;

Я знаю, лжем мы ежечасно;

Я знаю, хищна волчья стая;

Я знаю, жалобы напрасны;

Я знаю все, себя не зная.

 

Я знаю были давних лет;

Я знаю, люди разномастны;

Я знаю, кто богат, кто нет;

Я знаю, кожа чья атласна;

Я знаю, глуп, кто любит страстно;

Я знаю, алчности нет края;

Я знаю, умники несчастны;

Я знаю все, себя не зная.

 

Я знаю, принц, что жизнь ужасна;

Я знаю, на земле нет рая;

Я знаю, смерть над каждым властна;

Я знаю все, себя не зная.

 


Баллада нелепиц

Название балладе дал О. Лоньон в издании 1892 года. Видимо, Вийон пародирует известную балладу нелюбимого им Алена Шартье (ок. 1385–1433), составленную из ходячих истин.

 

Приводим ставший хрестоматийным перевод Ильи Эренбурга.

 

БАЛЛАДА ИСТИН НАИЗНАНКУ

 

Мы вкус находим только в сене

И отдыхаем средь забот,

Смеемся мы лишь от мучений,

И цену деньгам знает мот.

Кто любит солнце? Только крот.

Лишь праведник глядит лукаво,

Красоткам нравится урод,

И лишь влюбленный мыслит здраво.

 

Лентяй один не знает лени,

На помощь только враг придет,

И постоянство лишь в измене.

Кто крепко спит, тот стережет,

Дурак нам истину несет,

Труды для нас – одна забава,

Всего на свете горше мед,

И лишь влюбленный мыслит здраво.

 


Кто трезв, тем море по колени,

Хромой скорее всех дойдет,

Фома не ведает сомнений,

Весна за летом настает,

И руки обжигает лед.

О мудреце дурная слава,

Мы море переходим вброд,

И лишь влюбленный мыслит здраво.

 

Вот истины наоборот:

Лишь подлый душу бережет,

Глупец один рассудит право,

Осел достойней всех поет,

И лишь влюбленный мыслит здраво.

 

Перевод Юрия Корнеева.

 

БАЛЛАДА ИСТИН НАИЗНАНКУ

 

Враг помогает, друг вредит;

Вкус мы находим только в сене;

Бесстыдник тот, кто терпит стыд;

Без равнодушья нет влеченья;

Порука силы – ослабленье;

Бывает мышь страшней, чем слон;

Примета памяти – забвенье;

Не глуп лишь дурень, что влюблен.

 


Надежен страж, коль крепко спит;

Смех вызывают только пени;

Льстец – тот, кто правду говорит;

Подчас губительно спасенье;

Взлет горше всякого паденья;

Стон тем слышней, чем тише он;

Свет ярче там, где гуще тени;

Не глуп лишь дурень, что влюблен.

 

От пьяницы водой разит;

Мы зрячи только в ослепленье;

Кто веселится, тот скорбит;

Недуг желанней исцеленья;

Важней здоровья пресыщенье;

Неряхой часто франт пленен;

Победа хуже пораженья;

Не глуп лишь дурень, что влюблен.

 

В балладе скрыто поученье,

И говорю я в заключенье:

День – лучшая подруга рвенья:

Ложь – то, в чем каждый убежден;

Осел – искусник первый в пенье;

Не глуп лишь дурень, что влюблен.

 

Баллада против врагов Франции

Название балладе дал французкий историк Гастон
Парис. Врагами Франции во времена Вийона были прежде всего англичане, «Столетняя война» (1337–1453) закончилась лишь при его жизни; из Парижа английские войска ушли в 1436 году.

Пусть вниз башкой, как выпь в пруду, торчит…» – средневековое поверье, что выпи кричат, опуская голову в воду.

Симон-Волхв – о его «провале» в Новом Завете ничего не сказано, но Церковное Предание («Золотая легенда» Якова Ворагинского) повествует, как в Риме в присутствии императора Нерона и апостолов Петра и Павла Симон-Волхв с помощью демонов поднялся над землей. Святой Петр произнес имя Иисуса, разрушил чары, Симон упал и разбил голову.

Сен-Виктор – христианский великомученик, казненный в 303 г.

Главк в греческих мифах сперва был простым смертным, рыбаком, но случайно съел траву, которая дала ему бессмертие и превратила в морское божество с синими руками и зеленой бородой.

 

Перевод Феликса Мендельсона.

 

БАЛЛАДА ПРОКЛЯТИЙ  ВРАГАМ ФРАНЦИИ

 

Да встретит огнедышащих зверей,

Как аргонавты у Колхидских гор,

Иль десять лет жрет на лугу пырей,

Как грешный царь Навуходоносор,


Пускай бесславно канет в царство тлена,

Как Илион из-за красы Елены,

И вслед за Прозерпиною уйдет

В страну теней; за гранью адских вод

Пусть, как Дедал, томится в башне, в узах

Иль, как Тантал, безмерно жаждет тот,

Кто посягнет на родину французов?

 

Пускай торчит сто двадцать долгих дней

Вниз головой, как выпь среди озер,

Иль сгинет между мельничных камней,

Живьем размолот, как святой Виктор,

Или сгниет, как Иов, постепенно,

Как Симон Маг низвергнется в геенну,

Иль, как Иуда, сам себя убьет,

Пусть, как Иону, кит его сожрет,

Пусть в камень превратит его Медуза,

Иль, как Нарцисс, пускай утонет тот,

Кто посягнет на родину французов!

 

Пусть, Магдалины-грешницы голей.

Влачит везде и всюду свой позор,

Пусть обратится в столп среди полей,

Пусть Феб затмит ему навеки взор,

Пусть не вкусит Венеры дар бесценный,

Пусть золото, добытое изменой,

Расплавят и вольют ему же в рот,


Пусть, туркам проданный, познает рабства гнет,

Бесчестье, кнут и бремя тяжких грузов,

Иль, как Сарданапал, погибнет тот,

Кто посягнет на родину французов!

 

Принц, пусть Эол могучий унесет

Того, кто края родимый предает,

Позорит святость дружеских союзов,

И навсегда да будет проклят тот,

Кто посягнет на родину французов!

 

Перевод Юрия Корнеева.

 

БАЛЛАДА ПРОТИВ НЕДРУГОВ ФРАНЦИИ

 

Да встретит огнедышащих быков,

Как встарь Язон, что вел «Арго» в поход,

Иль за грехи семь лет среди скотов

Траву, как Навуходоносор, жрет,

Иль станет жертвой пламени и тлена,

Как град Приамов за увоз Елены,

Иль будет жаждой, как Тантал, спален.

Иль, как Дедал, в темницу заточен,

Иль, как Иов, гниет, иль воссылает,

Как Прозерпина, из Аида стон

Тот, кто на край французский умышляет.

 

Пусть, на кудрях повиснув меж дубов,

Там, как Авессалом, конец найдет,


Иль будет много дней стоять готов,

Как выпь, вниз головой в грязи болот,

Иль, продан туркам, вкусит тяжесть плена,

Или, как Симон-Волхв, пойдет в геенну,

Или, как Магдалина, что всех жен

Сперва была распутней, обнажен,

Свой срам к соблазну общему являет,

Иль сгниет, как Нарцисс, в себя влюблен,

Тот, кто на край французский умышляет.

 

Да будет смолот между жерновов,

Как страстотерпец Виктор, иль прервет

Сам раньше срока бег своих годов,

Как от отчаянья Искариот,

Иль золото стяжав ценой измены,

Себе зальет им глотку непременно,

Иль будет безвозвратно отлучен

От благ, какими смертных Аполлон,

Юнона, Марс, Венера оделяют,

Иль, как Сарданапал, испепелен

Тот, кто на край французский умышляет.

 

Принц, пусть туда, где Главк воздвиг свой трон,

Эолом грозным будет унесен

И тщетно о пощаде умоляет,

Навеки проклят и надежд лишен

Тот, кто на край французский умышляет.

 


Рондо

Жанен л'Авеню – имя нарицательное, вплоть до XVIII века было синонимом рогоносца.

 

Перевод Феликса Мендельсона.

 

РОНДО

 

Жанен л'Авеню,

Сходи-ка ты в баню!

Ко святому дню,

Жанен л'Авеню!

 

Удиви родню,

Поплещись в лохани,

Жанен л'Авеню,

Сходи-ка ты в баню!

 

Перевод Юрия Корнеева.

 

РОНДО

 

Жанен-дурачок,

Сходи-ка ты в баню,

Помойся разок,

Жанен-дурачок.

 

Попарься часок,

Поднявшись поране.


Жанен-дурачок,

Сходи-ка ты в баню.

 

Дата, когда был выполнен Владимиром Жаботинским помещаемый ниже перевод, неизвестна; наиболее ранняя известная его публикация – газета «Последние новости», 1932, 13 октября (Париж). Перевод был опубликован с подзаголовками: «вольный перевод».

 

БАЛЛАДА ПОЭТИЧЕСКОГО СОСТЯЗАНИЯ В БЛУА

 

Я у ручья томлюсь, палимый жаждой;

Огнем горю, от стужи трепеща,

На родине, где звук и вид мне каждый

Далек и чужд. Лохмотья и парча;

Гол, как червяк, в одежде богача.

В слезах смеюсь. Хочу лучей и грома.

Жду новизны, что мне давно знакома,

И радуюсь, съедаемый тоской.

Я всемогущ, бессильный, как солома;

Я званый гость у всех, для всех изгой.

 

Я убежден лишь в том, что непонятно,

И только то, что явно, мне темно.

Мне кажется обычным, что превратно;

Сомнительным, что ведомо давно.

Всегда везет – а счастья не дано.


«Настала ночь», – шепчу я на рассвете.

Страшусь упасть, лишь лягу на покой.

Вельможный мот, голодный и скупой,

Наследник царств, которых нет на свете,

Я званый гость у всех, для всех изгой.

 

Гонюсь за всем, что только взор увидит, –

И не хочу, постыло все вокруг.

Кто доброе мне скажет, тот обидит;

Кто подтолкнет на гибель – лучший друг.

Кто мне солгал, что топь – укромный луг,

Что ворон злой есть лебедь благородный,

Тот будет мне наставник путеводный.

Ложь для меня лишь правды лик другой.

Все видя, слеп. Творю, навек бесплодный.

Я званый гость у всех, для всех изгой.

 

Принц, это все, конец моей балладе

О неуче под грузом книжной клади,

О барине, родившемся слугой;

А смысл ее? Подайте Христа ради –

Я званый гость у всех, для всех изгой.

 

Баллада (написанная для состязания в Блуа)

Об истории создания этой баллады – см. предисловие к нашему изданию. Перевод Ильи Эренбурга воспроизводится нами по переработанному варианту 1956 года.

 


БАЛЛАДА ПОЭТИЧЕСКОГО СОСТЯЗАНИЯ В БЛУА

 

От жажды умираю над ручьем.

Смеюсь сквозь слезы и тружусь играя.

Куда бы ни пошел, везде мой дом,

Чужбина мне – страна моя родная.

Я знаю все, я ничего не знаю.

Мне из людей всего понятней тот.

Кто лебедицу вороном зовет.

Я сомневаюсь в явном, верю чуду.

Нагой, как червь, пышнее всех господ,

Я всеми принят, изгнан отовсюду.

 

Я скуп и расточителен во всем.

Я жду и ничего не ожидаю,

Я нищ, и я кичусь своим добром.

Трещит мороз – я вижу розы мая.

Долина слез мне радостнее рая.

Зажгут костер – и дрожь меня берет,

Мне сердце отогреет только лед.

Запомню шутку я и вдруг забуду,

И для меня презрение – почет.

Я всеми принят, изгнан отовсюду.

 

Не вижу я, кто бродит под окном.

Но звезды в небе ясно различаю.

Я ночью бодр и засыпаю днем.

Я по земле с опаскою ступаю.


Не вехам, а туману доверяю.

Глухой меня услышит и поймет.

И для меня полыни горше мед.

Но как понять, где правда, где причуда?

И сколько истин? Потерял им счет.

Я всеми принят, изгнан отовсюду.

 

Не знаю, что длиннее – час иль год,

Ручей иль море переходят вброд?

Из рая я уйду, в аду побуду.

Отчаянье мне веру придает.

Я всеми принят, изгнан отовсюду.

 

В архиве поэта Сергея Петрова обнаружен перевод этой баллады, выполненный около 1970 года.

 

БАЛЛАДА ПОЭТИЧЕСКОГО СОСТЯЗАНИЯ В БЛУА

 

Я у ручья от жажды умираю,

В горячке от озноба колочусь,

На зное я от стужи изнываю,

На родине, как на чужбине, бьюсь.

Гол как сокол, а важен, точно туз,

Смеюсь от слез и бегаю ползком,

Жду без надежды, щедрый скопидом,

И выгода бывает мне невпрок,


И радуюсь, оставшись ни при чем.

Везде я гость, гонимый за порог,

 

Лишь несусветицу я понимаю,

Но истин очевидных не держусь.

Я доверяю только негодяю,

На слово доброе всегда сержусь.

От выигрышей скоро разорюсь,

В казне своей и грош найду с трудом.

Боюсь упасть, когда лежу ничком,

Я с чистой совестью люблю порок,

И, утро величая вечерком,

Везде я гость, гонимый за порог.

 

Я беззаботно рук не покладаю –

Урвать кусок, за коим не гонюсь.

Владыка, я ни с чем не совладаю,

И походя наукам предаюсь.

И только с тем, как с другом, я вожусь,

Кто мне подменит скакуна одром.

Зову к себе врага и вора в дом,

А правде от меня за ложь попрек.

Все помню, но не толком и добром.

Везде я гость, гонимый за порог.

 

Принц! Я дружу с людьми особняком,

Законам – друг, но с ними не знаком.

Заклад вернуть уже приходит срок.


Не стал я, много зная, знатоком.

Везде я гость, гонимый за порог.

 

В 1973 году свой перевод опубликовал в эмиграции поэт Валерий Перелешин.

 

БАЛЛАДА ПОЭТИЧЕСКОГО СОСТЯЗАНИЯ В БЛУА

 

Близ родника от жажды умираю,

В ознобе бьюсь, в горячечном огне;

В краю своем в изгнанье изнываю,

И холодно вплотную к печи мне.

Я гол, как червь, и в лучшем полотне.

Изверившись, под смех я слезы прячу

И нахожу в отчаянье удачу.

Я весельчак, но радости лишен.

Я, удалец, в бессилье силы трачу:

Ведь мил я всем – и каждым обойден.

 

Мне ясно то, о чем я сам не знаю,

Загадочно – бесспорное вполне:

Сомненьями я правду подрываю,

Чтоб истина рождалась, как во сне.

Что найдено – теряется вдвойне;

Час утренний я в ночь переиначу;

Боясь упасть с постели, чуть не плачу;


Зажиточный, я в мелочи стеснен;

Наследства жду – к безродности в придачу:

Ведь мил я всем – и каждым обойден.

 

Беспечнейший, богатства я желаю,

Чтоб от него держаться в стороне;

Любезному не верю краснобаю,

От честного не жду границ брехне;

Дивится друг вороньей белизне,

И лебеди чернеют наудачу.

Я недруга в друзья себе назначу.

Ложь, истина? Их спор не разрешен.

Я помню все – и попусту судачу:

Ведь мил я всем – и каждым обойден.

 

Добрейший князь, и вас я озадачу:

Совсем не глуп, а ничего не значу,

Бунтующий, к безропотным причтен.

Мне ростовщик покроет недостачу:

Ведь мил я всем – и каждым обойден.

 

Перевод Юрия Корнеева.

 

БАЛЛАДА ПОЭТИЧЕСКОГО СОСТЯЗАНИЯ В БЛУА

 

У родника от жажды я стенаю;

Хочу сказать «Прощай!» – кричу «Привет!»:

Чужбина для меня – страна родная.


Надеюсь там я, где надежды нет;

Хулу нежданно шлю хвале вослед;

Лишь тем одушевляюсь, что мертво;

Смеюсь сквозь слезы бог весть отчего.

Студь жжет меня, жара бросает в дрожь.

Нагой, как червь, я славлю щегольство,

Отвсюду изгнан и повсюду вхож.

 

В бесспорное я веры не питаю;

За явь охотно принимаю бред;

Случайность неизбежностью считаю;

Где разрешенье есть, блюду запрет.

Что всем знакомо – для меня секрет.

Хотя мое бесчисленно родство,

Наследства я не жду ни от кого;

С любым играю, не любя картеж;

С крыльца сойдя, боюсь упасть с него,

Отвсюду изгнан и повсюду вхож.

 

Транжира я, хоть скупостью страдаю;

Мню тех друзьями, кто чинит мне вред;

Спасаюсь бегством, если побеждаю;

Скорблю о пораженьях в дни побед.

Ворона в белый, лебедь в черный цвет

Окрашены для глаза моего.

Кто груб со мной, тот мне милей всего.

Не различаю правду я и ложь,


С учтивостью мешаю озорство,

Отвсюду изгнан и повсюду вхож.

Не скрою, милосердный принц, того,

Что, зная все, не знаю ничего,

Живу с людьми и на отшибе все ж,

Пекусь о многом, алчу одного,

Отвсюду изгнан и повсюду вхож.

 

Перевод Алексея Ларина выполнен и неоднократно опубликован в 1980-е годы.

 

БАЛЛАДА ПОЭТИЧЕСКОГО СОСТЯЗАНИЯ В БЛУА

 

Над родником от жажды умираю,

Как жар, горяч – и как щенок, дрожу.

Свой край родной чужбиной называю

И зябну, коль на угольях лежу.

Гол как сокол, а гоголем хожу.

В слезах смеюсь и жду, хоть ждать не след.

Восторг и радость черпаю из бед.

От горя рот растянут до ушей.

Я верх беру, не ведая побед.

Мне всюду рады, все меня взашей.

 

Сполна лишь зыбкой дымке доверяю

И лишь во тьме предметы разгляжу.


Я только в верных веру и теряю».

И в болтовне ученость нахожу.

Я выигрыш в руках не удержу.

Я ночи жду, коль на востоке свет.

Упасть боюсь, а сам – червям сосед.

Нет ни гроша, хоть слышен звон грошей,

Наследства жду, хоть родственников нет

Мне всюду рады, все меня взашей.

 

Все трын-трава мне, чаянье питаю

Найти подход к большому платежу.

Я благозвучным вой котов считаю,

Считаю крайне искренним ханжу.

Я только с тем навеки и дружу,

Кто называет черным белый цвет.

Мне тот помог, кем я в ночи раздет.

Мне все едино – ложь ли, правду шей.

На всех плюю, блюду любой совет.

Мне всюду рады, все меня взашей.

 

О принц, вниманьем вашим я согрет.

Что слышал я? Неведом мне ответ.

Я глух, но лучше всяких сторожей.

Чем я живу? Надежды ярок свет.

Мне всюду рады, все меня взашей.

 

Для сравнения приводим в переводе Алексея Парина балладу, написанную для того же состязания автором ключевой строки Карлом Орлеанским.

 


БАЛЛАДА ПОЭТИЧЕСКОГО СОСТЯЗАНИЯ В БЛУА

 

Над родником от жажды умираю.

Я сам слепой, но в путь других веду.

Не то иззяб, не то в жару сгораю.

На взгляд дурак, а мудрых обойду.

Ленив, а льну к высокому труду.

Таков мой в жизни путь неотвратимый,

В добре и зле Фортуною хранимый.

 

День выиграю – десять проиграю.

Смеюсь и радуюсь, попав в беду.

В скорбях остатки силы собираю.

Печалясь, часов счастливых жду.

Мне все претит – все манит, как в бреду

В день счастья мается мой ум ранимый,

В добре и зле Фортуною хранимый.

 

Я говорлив, но надолго смолкаю.

Пуглив, но на испуг нашел узду.

Печали на услады навлекаю.

Я в прах паду, но все ж не пропаду.

Сквозь слезы вижу я мою звезду.

Я здрав – и хворью взят неизлечимой,

В добре и зле Фортуною хранимый.

 


Принц, я веду у всех вас на виду

Печалей и веселий череду.

Поры ль дождусь, лишь радостью сладимый,

В добре и зле Фортуною хранимый.

 

Приводим также балладу, написанную для состязания в Блуа поэтом Жаном Робертэ (ум. ок. 1504), в переводе Алексея Ларина.

 

БАЛЛАДА ПОЭТИЧЕСКОГО СОСТЯЗАНИЯ В БЛУА

 

Над родником от жажды умираю,

Мне сладко то, что горьким должно быть,

К внушающим вражду любовь питаю,

Враждую с теми, коих след любить,

Хвалю всех тех, которых след хулить,

Я зло охотней, чем добро, приму,

Ищу того, чего искать напрасно,

Не верю в то, что ведомо уму,

Уверен в том, в чем сомневаюсь страстно.

 

С оскоминой усладу я вкушаю,

Глоток, как море, может утолить,

Я близким удаленное считаю,

Не трону то, что должно надломить,

Насыщен тем, что склонно глад будить,

Я всем богат и ничего нейму,


Забуду то, что помню ежечасно,

К тому, кто дарит волю, рвусь в тюрьму,

Уверен в том, в чем сомневаюсь страстно.

 

Дурным высокий помысл объявляю,

Бегу от тех, кого мне след просить,

Тянусь не к умнику, а к шалопаю,

Я холоден – но жар горазд хранить,

Вполне здоров – и вдруг начнет тошнить,

Не чту своим, что положил в суму,

Глупца повадка для меня прекрасна,

Чем дорожить мне, в толк я не возьму,

Уверен в том, в чем сомневаюсь страстно.

 

Принц, все имею – сколько, не пойму,

Влеку к себе, чего желать опасно,

Что прочь гоню, то селится в дому;

Уверен в том, в чем сомневаюсь страстно.

 

Послание Марии Орлеанской

Стихотворение датируется или 1458 годом, когда принцесса Мария Орлеанская родилась (и когда Вийон мог находиться в Блуа), – тем более что появилась она на свет 19 декабря 1457 года, перед Рождеством, или по случаю вселения ее в столицу герцогства (17 июля 1460 года). Заглавие балладе дал О. Лоньон.

Эпиграф к балладе взят из IV эклоги Вергилия: «Снова с высоких небес посылается новое племя» (из-
за этого места Вергилий особо почитался в христианских учебных заведениях: это место толковалось как пророчество о пришествии Христа). Возможно, поэтому эта баллада в советских изданиях никогда не печаталась.

 

Перевод Юрия Корнеева.

 

НА РОЖДЕНИЕ МАРИИ ОРЛЕАНСКОЙ

 

Jam nova progenies celo

demittitur alto [†].

 

Мария, долгожданный дар,

Который ниспослал нам Бог,

Чтоб ныне всяк – и млад, и стар

Вкусил покой на долгий срок

И миром насладиться мог.

Достойный отпрыск славных лилий,

В тебе нам небеса залог

Дней процветания явили.

 

Мир всем желанен, всем в охоту:

Бездомному сулит он кров,

Позор – предателю и жмоту,

Стране – управу на врагов,

И у меня не хватит слов,

Чтоб за тебя, залог его,


Дитя, на коем нет грехов,

Восславить Бога своего.

 

Всех праведных людей опора,

От злых надежная защита,

Единственная дочь сеньора,

Чей пращур – Хлодвиг знаменитый,

С восторженностью неприкрытой

Твое рожденье встретил мир.

На радость Франции живи ты,

Затем что принесла ей мир.

 

Кровь Цезаря в тебе течет,

Ты в страхе Божием зачата.

Ликует бедный наш народ,

Весельем родина объята.

Всем ведомо: затем пришла ты,

Чтобы раздоры прекратить

И тех, кто днесь в железа взяты,

Вновь на свободу отпустить.

 

Лишь те, чье слабо разуменье,

Кто недалек и простоват,

На волю ропщут Провиденья.

Будь мальчик – все они твердят, –

Нам было б выгодней стократ.

А я глупцам отвечу так:


К лицу ль учиться льву у львят?

Бог лучше знает, что и как.

 

Как псалмопевец в старину,

Я восхищаюсь всякий раз,

Чуть на дела Творца взгляну.

Дитя, ты, осчастливив нас,

На свет явилось в добрый час:

Господь, Небесный наш Отец,

Наш край тобой, как манной, спас

И смутам возвестил конец.

 

Двойная баллада

Название дано условно, по форме баллады. Считается, что Вийон написал ее, когда сидел в тюрьме у епископа Тибо д'Оссиньи летом 1461 года. Чем Вийон прогневал епископа – остается предметом литературоведческих домыслов уже не одно столетие.

 

Перевод Юрия Корнеева.

 

ДВОЙНАЯ БАЛЛАДА

 

Хвалящий нас в лицо – нам враг,

С подобной мыслью я знаком,

Но хоть и говорится так,

Нельзя не поминать добром,

Пусть даже и при нем самом,


Того, чьи благостны дела.

Грешно на них взирать молчком:

Достойному хвалы – хвала!

 

Креститель – это знает всяк –

Еще тогда, когда с Христом

Не мог увидеться никак,

Всем возвещал уже о Нем.

Андрей, едва молва кругом

О Сыне Божием пошла,

Стал у Него учеником.

Достойному хвалы – хвала!

 

С тобой, подательница благ,

Войдет довольство в каждый дом.

Оденешь ты того, кто наг,

И сжалишься над бедняком.

Да будет взыскана Творцом

Жена, что жизнь тебе дала.

Большого счастья ей во всем.

Достойному хвалы – хвала!

 

Клянусь я перед ликом Бога:

Мне, как и всем, ты – утешенье.

Едва ли бы я прожил много,

Когда бы не твое рожденье:

Меня сломили бы лишенья,

Нужда до срока б унесла.


Для нас в тебе залог спасенья.

Достойному хвалы – хвала!

 

Предписывает разум строго

Мне соблюдать повиновенье

Той, чей восход мою тревогу

Рассеял за одно мгновенье.

Забыть былые огорченья

Ты мне столь дивно помогла,

Что днесь мой долг – тебе служенье.

Достойному хвалы – хвала!

 

Так пусть же твоего порога,

Дитя, мое достигнет пенье,

А ты внемли мне из чертога

И знай: тому, что повторенью

Слов моего благоговенья

Не будет меры и числа,

Посылка эта подтвержденье.

Достойному хвалы – хвала!

 

Принцесса, без тебя могила

Меня давно б уже взяла,

Но ты мне жить даруешь силы.

Достойному хвалы – хвала!

 

* * *

Все прелести уже сегодня

Со щедростью непревзойденной,


Присущей промыслу Господню,

Даны природой благосклонной

Тебе, наследнице законной

Достоинств рода твоего.

Как тут не вспомнить мысль Катона:

По дереву и плод.

 

Осанка, коей равных нет,

И очи, где огонь таится…

Пускай пройдет хоть сорок лет –

Твоя краса не умалится,

А мой язык не утомится

Всегда твердить одно и то ж:

Не зря в народе говорится –

Кем ты рожден, с тем ты и схож.

 

И в заключение дерзну

Вслед за поэтом я сказать:

К нам племя новое в страну

С небес ниспослано опять,

И не пытайся возражать,

Юдифь, Лукреция, Елена:

С моею Дамою равнять

Себя нельзя вам несомненно.

 

Молюсь я, чтобы Царь Небесный

Дал долгое существованье

Моей владычице прелестной.


Другое же мое желанье –

Служить ее преуспеянью,

Чтоб был ей не в обузу, а

В любом полезен начинанье

Школяр убогий Франсуа.

 

Послание герцогу Бурбонскому

О балладе см. в предисловии; Иоанн II, герцог Бурбонский, насколько известно, никакого покровительства Вийону не оказал.

 

Перевод Юрия Корнеева.

 

ПРОШЕНИЕ ЕГО ВЫСОЧЕСТВУ ГЕРЦОГУ БУРБОНСКОМУ

 

Высокородный принц и мой сеньор,

Могучий отпрыск королевских лилий,

Я, Франсуа Вийон, тот стихотвор,

Которого за труд его лишь били,

Вас письменно молю, чтоб поспешили

Вы снова мне взаймы хоть малость дать

И помогли с нуждою совладать,

А я согласен жизнью поручиться,

Что вас с уплатой не заставлю ждать –

В урочный час заем верну сторицей.

 


Всего один лишь раз до этих пор

Вы, принц, меня шестью экю снабдили.

Для вас такие деньги – не разор,

Меня же много дней они кормили

После того, как вы их мне ссудили.

Но чуть начнет под осень холодать,

Я в лес вокруг Пате пойду блуждать,

Чтоб желудями вдосталь там разжиться

И, ухитрясь, их с выгодой продать,

В урочный час заем верну сторицей.

 

Я, если бы ломбардец-живодер

Иль ростовщик иной то разрешили,

Свою бы шкуру им в залог попер –

Так мне мои лишенья досадили.

О Господи, что нищеты постылей?

Ужель я буду вечно голодать

И без гроша в кармане пропадать?

Но коль удача вдруг со мной сдружится,

Я зря не стану время провождать –

В урочный час заем верну сторицей.

 

Принц, хоть стыжусь я вам надоедать,

Но с чистым сердцем смею утверждать:

Без ваших денег мне не прокормиться.

Не бойтесь же меня ссудить опять –

В урочный час заем верну сторицей.

 


Приписка

к вышеприведенному

прошению

 

Так мчитесь же, стихи, в полет

И в полную звучите силу,

Дабы все знали, что в могилу

Меня безденежье сведет.

 

Послание друзьям

Считается, что баллада написана в тюрьме епископа Тибо д'Оссиньи в 1461 году; основанием для такой атрибуции служит содержание баллады. Однако нужно отметить, что в тюрьме Вийон сидел не единожды.

 

Перевод Илья Эренбурга в редакции 1956 года.

 

БАЛЛАДА-ПОСЛАНИЕ ДРУЗЬЯМ

 

Ответьте горю моему,

Моей тоске, моей тревоге.

Взгляните: я не на дому,

Не в кабаке, не на дороге

И не в гостях, я здесь – в остроге.

Ответьте, баловни побед,

Танцор, искусник и поэт,

Ловкач лихой, фигляр хваленый,

Нарядных дам блестящий цвет,

Оставите ль вы здесь Винона?

 


Не спрашивайте почему,

К нему не будьте слишком строги,

Сума кому, тюрьма кому,

Кому роскошные чертоги.

Он здесь валяется, убогий,

Постится, будто дал обет,

Не бок бараний на обед,

Одна вода да хлеб соленый,

И сена на подстилку нет.

Оставите ль вы здесь Вийона?

 

Скорей сюда, в его тюрьму!

Он умоляет о подмоге,

Вы не подвластны, никому,

Вы господа себе и боги.

Смотрите – вытянул он ноги,

В лохмотья жалкие одет.

Умрет – вздохнете вы в ответ

И вспомните про время оно,

Но здесь, средь нищеты и бед,

Оставите ль вы здесь Вийона?

 

Живей, друзья минувших лет!

Пусть свиньи вам дадут совет:

Ведь, слыша поросенка стоны,

Они за ним бегут вослед.

Оставите ль вы здесь Вийона?

 


Перевод Юрия Корнеева.

 

БАЛЛАДА-ПОСЛАНИЕ ДРУЗЬЯМ

 

Друзья, прошу я пожалеть того,

Кто страждет больше, чем из вас любой,

Затем что уж давно гноят его

В тюрьме холодной, грязной и сырой,

Куда упрятан он судьбиной злой.

Девчонки, парни, коим черт не брат,

Все, кто плясать, и петь, и прыгать рад,

В ком смелость, живость и проворство есть,

Чьи голоса, как бубенцы звенят,

Ужель Вийона бросите вы здесь?

 

Все, кто остроты, шутки, озорство

Пускает в ход с охотою большой,

Хотя и нет в карманах ничего,

Спешите, или вздох последний свой

Испустит он в лохмотьях и босой.

Вам, кто рондо, мотеты, лэ строчат,

Ужели, как и раньше, невдогад,

Что вами друг спасен быть должен днесь,

Не то его скует могильный хлад?

Ужель Вийона бросите вы здесь?

 

Так навестите ж друга своего

Вы, вольный люд, который над собой


Власть признает лишь Бога одного.

Так сильно узник изнурен нуждой

И пост день изо дня блюдет такой,

Что из нутра стал источать он смрад,

И не вином – водой его поят,

И принуждают хлеб столь черствый есть,

Какого даже крысы не хотят…

Ужель Вийона бросите вы здесь?

 

Вас, принц, почитая за ребят,

Со мной друживших много лет подряд,

Меня отсюда я прошу увесть.

Пример берите в этом с поросят:

Один захрюкал – прочие примчат.

Ужель Вийона бросите вы здесь?

 

Разговор души и тела Вийона

Баллада имела название уже при первой публикации в 1489 году; подобные «дебаты» были весьма характерны для средневековой литературы.

 

Перевод Ильи Эренбурга в редакции 1956 года.

 

СПОР МЕЖДУ ВИЙОНОМ И ЕГО ДУШОЙ

 

– Кто это? – Я. – Не понимаю, кто ты?

– Твоя душа. Я не могла стерпеть.

Подумай над собою. – Неохота.


– Взгляни, подобно псу, – где хлеб, где плеть,

Не можешь ты ни жить, ни умереть.

– А отчего? – Тебя безумье охватило.

– Что хочешь ты? – Найди былые силы.

Опомнись, изменись. – Я изменюсь.

– Когда? – Когда-нибудь. – Коль так, мой милый,

Я промолчу. – А я, я обойдусь.

 

– Тебе уж тридцать лет. – Мне не до счета.

– А что ты сделал? Будь умнее впредь.

Познай! – Познал я все, и оттого-то

Я ничего не знаю. Ты заметь,

Что нелегко отпетому запеть.

– Душа твоя тебя предупредила.

Но кто тебя спасет? Ответь. – Могила.

Когда умру, пожалуй, примирюсь.

– Поторопись. – Ты зря ко мне спешила.

– Я промолчу. – А я, я обойдусь.

 

– Мне страшно за тебя. – Оставь свои заботы.

– Ты – господин себе. – Куда себя мне деть?

– Вся жизнь – твоя. – Ни четверти, ни сотой.

– Ты в силах изменить. – Есть воск и медь.

– Взлететь ты можешь. – Нет, могу истлеть.

– Ты лучше, чем ты есть. – Оставь кадило.

– Взгляни на небеса? – Зачем? Я отвернусь.

         Ученье есть. – Но ты не научила.

– Я промолчу. – А я, я обойдусь.

 


Ты хочешь жить? – Не знаю. Это было.

– Опомнись! – Я не жду, не помню, не боюсь.

– Ты можешь все. – Мне все давно постыло.

– Я промолчу. – А я, я обойдусь.

 

Перевод Феликса Мендельсона.

 

СПОР СЕРДЦА И ТЕЛА ВИЙОНА

 

– Кто там стучится? – Я. – Кто это «я»?

– Я, Сердце скорбное Вийона-бедняка,

Что еле жив без пищи, без питья,

Как старый пес, скулит из уголка.

– Гляжу – такая горечь и тоска!..

– Но отчего? – В страстях не знал предела!

А ты при чем?  – Я о тебе скорбело

Всю жизнь. – Отстань! Дай мне поразмышлять…

– И долго? – Жди, чтоб юность пролетела!

– Тогда молчу. – А мне… мне наплевать.

 

– Чего ты хочешь? – Сытого житья.

– Тебе за тридцать! – Не старик пока…

– И не дитя! Но до сих пор друзья

Тебя влекут к соблазнам кабака.

Что знаешь ты? – Что? Мух от молока

Я отличаю: черное на белом…

– И это все? – А ты чего хотело?

Коль непонятно, повторю опять.


– Погибло ты! – Держусь пока что смело.

– Тогда молчу. – А мне… мне наплевать.

 

– Мне горько, а тебя болезнь твоя

Измучила. Иного дурака

Безмозглого еще простило б я,

Но не пустая ж у тебя башка!

Иль жизнь тебе такая не тяжка?

Иль мало ты позора претерпело?

Что ж, отвечай! – Тебе-то что за дело?

Все кончится, как буду подыхать.

– Утешило, сколь мудро, сколь умело!

Тогда молчу. – А мне… мне наплевать.

 

– Мне больно… – Эта боль – судьба моя:

Гнетет Сатурна тяжкая рука

Меня всю жизнь! – Сужденье дурачья!

Всяк сам себе хозяин, жив пока,

И… вспомни Соломона-старика:

Он говорил, что мудрецу всецело

Послушен рок и что не в звездах дело…

– Вранье! Ведь не могу иным я стать,

Как никогда не станет уголь мелом!

– Тогда молчу. – А мне… мне наплевать.

 

– Ведь жить ты хочешь? – Мне не надоело.

– И ты раскаешься? – Нет, время не приспело.

– Людей шальных оставь! – Во как запело!


– Людей оставь… – А с кем тогда гулять?

– Опомнись! Ты себя загубишь, Тело!

– Но ведь иного нет для нас удела…

– Тогда молчу. – А мне… мне наплевать.

 

Перевод Юрия Корнеева.

 

СПОР В ФОРМЕ БАЛЛАДЫ МЕЖ ТЕЛОМ И

СЕРДЦЕМ ВИЙОНА

 

– Кто там стучит? – Я. – Кто ты? – Сердце я,

Которое живет в Груди твоей

И, видя, что без пищи и питья

Ты чахнешь, пса бездомного бедней,

Тебя жалеет что ни год сильней.

– Что я тебе? – Ты вздор несешь страшенный:

Ведь мы же нераздельны совершенно.

– Дай мне подумать. Жди. – И долго ль ждать?

– Пока я в возраст не войду степенный.

– Тогда смолкаю я. – А мне плевать.

 

– Чего ты ищешь? – Легкого житья.

– Лет тридцать прожил ты. К числу детей

Тебя не отнесешь, но блажь твоя

Тебе отстать мешает от друзей.

Что ты умеешь? – Ничего. Верней,

Мух отличать от молока мгновенно:

Они черны, оно бело и пенно.


– И это все? – Что мне еще сказать?

– Погибнешь ты. – Уж так ли непременно?

– Тогда смолкаю я. – А мне плевать.

 

– Бедняга ты, признаюсь, не тая.

Жить этак может только дуралей,

И будь ты вправду глупая свинья,

Тебя я извинило бы скорей,

Но ты ж других, пожалуй, поумней,

А вот себя бесчестишь откровенно,

Глумясь над общим мненьем дерзновенно.

Ответь же! – Полно попусту болтать.

– Ну, если ты грубишь мне столь надменно,

Тогда смолкаю я. – А мне плевать.

 

– Кто сбил тебя с пути? – Нужда моя.

Влияние Сатурна с юных дней

Гнетет меня. – Что за галиматья!

Лишь человек кузнец судьбы своей,

И Соломон писал не зря, ей-ей:

«Мудрец влиять способен, несомненно,

На роль светил небесных в жизни бренной».

– Не ври. Никто другим не волен стать.

– Неужто? – Да, таков закон вселенной.

– Тогда смолкаю я. – А мне плевать.

 

– Впредь жить ты хочешь лучше? – Неизменно.

– Изволь же… – Что? – Покаяться смиренно,


Лишь чтение любить самозабвенно,

Людей дурных бежать. – И тосковать?

– Опомнись, тело, иль пойдешь в геенну.

– Не все ль равно, коль я с рожденья тленно?

– Тогда смолкаю я. – А мне плевать.

 

Баллада от имени Фортуны

Баллада, видимо, была написана в ноябре 1462 года после освобождения из тюрьмы Шатле. Название ей дал Пьер Жане в издании 1867 года.

 

Перевод Феликса Мендельсона.

 

БАЛЛАДА СУДЬБЫ

 

Эй, Франсуа, ты что там поднял крик?

Да если б я, Фортуна, пожелала,

Ты живо прикусил бы свой язык!

И не таких, как ты, я укрощала,

На свалке их валяется немало,

Сгубил их меч, измена, нищета.

А что за люди! Не тебе чета!

Ты вспомни-ка, мой друг, о том, что было,

Каких мужей сводила я в могилу,

Каких царей лишила я корон,

И замолчи, пока я не вспылила!

Тебе ли на Судьбу роптать, Вийон?

 


Бывало, гневно отвращала лик

Я от царей, которых возвышала:

Так был оставлен мной Приам-старик,

И Троя грозная бесславно пала;

Так отвернулась я от Ганнибала,

И Карфагена рухнули врата,

Где город был – там смерть и пустота;

И Сципиона я не пощадила,

И Цезаря в сенате поразила,

Помпеи в Египте мною умерщвлен,

Язона я в пучине утопила, –

Тебе ли на Судьбу роптать, Вийон!

 

Вот Александр, на что уж был велик,

Звезда ему высокая сияла,

Но принял яд и умер в тот же миг;

Царь Альфазар был свергнут с пьедестала,

С вершины славы, – Так я поступала!

Авессалом надеялся спроста,

Что убежит, – да только прыть не та! –

Я беглеца за волосы схватила;

И Олоферна я же усыпила,

И был Юдифью обезглавлен он…

Так что же ты клянешь меня, мой милый?

Тебе ли на Судьбу роптать, Вийон!

 

Знай, Франсуа, когда б имела силу,

Я б и тебя на части искрошила.


Когда б не Бог и не Его закон,

Я б в этом мире только зло творила!

Так не ропщи же на Судьбу, Вийон.

 

Перевод Юрия Корнеева.

 

БАЛЛАДА СУДЬБЫ

 

Склоняется все в мире пред Судьбою,

Ты ж, Франсуа, клянешь меня открыто,

Хоть не таким, как ты, бывали мною

За спесь хребты и выи перебиты.

Меня в своих невзгодах не вини ты –

Я все равно тебя не пожалею:

Другим куда как горше и больнее,

А лучше вспомни, сколько смельчаков

Сгубили бедность или тайный ков,

Когда был гнев мой ими навлечен.

Так не произноси поносных слов,

Смирись и жребий свой прими, Вийон.

 

Из-за меня повержены герои,

Что мною ж были лаврами увиты:

Сражен Приам, властитель крепкой Трои;

Равно сошли в могилу и забыты

И Ганнибал, воитель знаменитый,

Отринутый отчизною своею,

И Сципион, расправившийся с нею;


В сенате Цезарь встретил сталь клинков,

Помпеи в Египте пал от рук врагов;

В пучине сгинул мореход Язон;

Сам вечный Рим погиб в конце концов.

Смирись и жребий свой прими, Вийон.

 

Мнил Александр, счастливою звездою

Ведомый к славе, что достиг зенита,

Но сокрушила ядом и его я;

Царь Альфазар и трон, и жизнь, и свиту –

Все потерял, лишась моей защиты;

Уж я-то ставить на своем умею.

Подвесила за кудри на суке я

Авессалома меж густых дубов,

Дабы настиг его слуга отцов;

Был Олоферн Юдифью умерщвлен,

Чуть я над ним простерла сна покров.

Смирись и жребий свой прими, Вийон.

 

Знай, Франсуа, за каждый из грехов

Ты был бы мной разъят на сто кусков,

Когда б не Тот, Кем род ваш искуплен.

Я злом за зло плачу – мой нрав таков.

Смирись и жребий свой прими, Вийон.

 

Катрен

Клеман Маро назвал это четверостишие: «Катрен, сочиненный Вийоном в ожидании смерти». Написано
стихотворение, если верить Маро, в конце декабря 1462 года или даже в начале 1463 года. «Франсуа» – звучало как «француз», т. е. житель Иль-де-Франса – в отличие от бургундцев, нормандцев и жителей прочих герцогств он подлежал французскому правосудию: иначе мог бы и не сидеть в тюрьме, не будь он французом.

 

Перевод Ильи Эренбурга.

 

ЧЕТВЕРОСТИШИЕ,

СЛОЖЕННОЕ ВИЙОНОМ,

КОГДА ОН БЫЛ ПРИГОВОРЕН К СМЕРТИ

 

Я – Франсуа – чему не рад! –

Увы, ждет смерть злодея,

И сколько весит этот зад,

Узнает скоро шея.

 

Перевод Юрия Корнеева.

 

ЧЕТВЕРОСТИШИЕ,

НАПИСАННОЕ ВИЙОНОМ ПОСЛЕ

ПРИГОВОРА К ПОВЕШЕНИЮ

 

Я – Франсуа, парижский хват,

И казни жду, отнюдь не рад,

Что этой шее объяснят,

Сколь тяжек на весу мой зад.

 


Эпитафия Вийона

(Баллада повешенных)

Версия о том, что эта баллада связана с предыдущим катреном и написана непосредственно в канун 1463 года, принадлежит в основном Клеману Маро; однако во все прошедшие века это стихотворение было едва ли не самым знаменитым произведением Вийона. Неудивительно, что именно эта баллада (с отсеченной посылкой) оказалась первым (насколько теперь известно) опубликованным по-русски стихотворением Вийона (см. предисловие).

 

Перевод Пр. Б. (псевдоним не расшифрован) от 1900 года.

 

БАЛЛАДА О ПОВЕШЕННЫХ

 

Прохожий, здесь присевший отдохнуть,

не вздумай нас насмешками колоть.

К нам, бедным, сострадателен ты будь,

чтобы и к тебе был милостив Господь!

Всех восемь нас висит тут; наша плоть,

которой в мире были мы рабами,

висит насквозь прогнившими клоками,

и наши кости тлеют понемногу;

но вместо издевательств злых над нами,

за нас вы помолитесь, братья, Богу!

 


О брат мой, не отринь моей мольбы!

Пусть осудил закон нас – все равно!

Ты сам ведь знаешь: прихотью судьбы

не всем благоразумие дано.

И так как мы уж умерли давно,

то нам теперь одни молитвы наши

могли б помочь избегнуть горькой чаши

и отыскать к Спасителю дорогу.

Мы умерли, но живы души наши:

за них вы помолитесь, братья, Богу!

 

То мокли мы от мартовских дождей,

теперь от солнца сухи и черны;

нас птицы проклевали до костей,

и мы навек покоя лишены:

от ветра мы, как старые штаны,

без отдыха весь день должны болтаться!

Нам с виселицы нашей не сорваться,

не подойти нам к вашему порогу,

вы можете нас больше не бояться…

Молитесь же за братьев ваших Богу!

 


Перевод Сергея Пинуса.

 

ЭПИТАФИЯ

В ФОРМЕ БАЛЛАДЫ,

СОСТАВЛЕННАЯ ВИИОНОМ НА СЕБЯ

И НА СВОИХ ТОВАРИЩЕЙ

В ОЖИДАНИИ СМЕРТНОЙ КАЗНИ

ЧЕРЕЗ ПОВЕШЕНИЕ

 

Вы, после нас живущие, о вы,

Чьи нам сердца чужды и далеки,

Имейте состраданье: мы мертвы.

Друзья при жизни, мы висим, близки

Друг другу и теперь. Одежд куски

В прах обратились. Хрипло умирая,

Молили мы открыть нам двери рая.

Плоть перешла уж в пыль дорожных пудр…

За нас молитесь, руки воздевая,

Молитесь Господу, который благ и мудр.

 

Лишь ворона здесь крики да совы.

Качаемся по ветру, костяки.

За городом, где вкруг зловещи рвы,

Мы высохли, струимся мы в пески,

Но кой на ком смердят еще клочки.

Простите нас! Пусть Дева Пресвятая

Нас защитит! Летает птичья стая

Вокруг в часы и вечеров и утр.


За нас, на небо сердцем воздетая,

Молитесь Господу, который благ и мудр.

 

Закон не минул нашей головы;

Погибли мы, преступники, дерзки.

Нас сушит солнце с вечной синевы,

Дожди нас моют с песнею тоски;

И выклеваны очи, и виски

Пробиты клювом, мозг свой источая.

И ветер нас баюкает, качая,

И черепа блестят, как перламутр.

За нас – мы уповали, смерть встречая, –

Молитесь Господу, который благ и мудр.

 

Спасителя смиренно умоляя

И дьявола молитвой удаляя,

Старик седой иль юный, златокудр,

За нас – насмешкой нас не оскорбляя, –

Молитесь Господу, кой благ и мудр.

 

Неизданный перевод Павла Лыжина, выполненный в Праге во второй половине сороковых годов.

 

БАЛЛАДА О ПОВЕШЕННЫХ

 

О братья смертные, грядущие за нами.

Смягчитесь духом вы и твердыми сердцами

Пред виселицей здесь: был страшен наш конец!


И вам за то воздаст сторицею Творец.

Пять-шесть нас тут висит. И мы питали тело

Когда-то на земле, но вот оно истлело,

Разорвано в клочки живущему на страх.

Уж наша кость гниет и распадется в прах.

Не оскорбляйте же нас шуткой неуместной;

Молитесь, чтоб простил нас грешных Царь Небесный.

 

Закон нас покарал за наши преступленья,

Но каждому греху есть милость и прощенье.

Взывайте ж к Сыну вы Марии Пресвятой,

Чтоб, кончив жизни путь, мы обрели покой,

Чтоб избежали мы по Милости Господней

И серы, и огня кромешной Преисподней!

Творили на земле мы много темных дел,

Зато жестоким был конечный наш удел

И смерть мучительной, позорной и бесчестной!

Молитесь, чтоб простил нас грешных Царь Небесный.

 

Мы мокли под дождем, от стужи леденели,

Под солнцем жарились и сохли и чернели,

И стаи воронов, и галок, и ворон

Слетались, каркая, со всех земных сторон.

Клевали нам глаза прожорливые птицы

И рвали бороды и брови и ресницы…

И ветер нас качал: туда, сюда, туда…

Хоть мы и отреклись от честного труда,

Став грозной шайкою, когда-то всем известной,


Молитесь, чтоб простил нас грешных Царь Небесный.

 

Послание

 

Царящий в небесах, на море и на суше,

О Господи Христе, помилуй наши души!

А вы, живущие, сплетясь толпою тесной,

Молитесь, чтоб простил нас грешных Царь Небесный.

 

Перевод Феликса Мендельсона.

 

БАЛЛАДА ПОВЕШЕННЫХ

 

О люди-братья, мы взываем к вам:

Простите нас и дайте нам покой!

За доброту, за жалость к мертвецам

Господь воздаст вам щедрою рукой.

Вот мы висим печальной чередой,

Над нами воронья глумится стая,

Плоть мертвую на части раздирая,

Рвут бороды, пьют гной из наших глаз…

Не смейтесь, на повешенных взирая,

А помолитесь Господу за нас!

 

Мы – братья ваши, хоть и палачам

Достались мы, обмануты судьбой.

Но ведь никто, – известно это вам? –

Никто из нас не властен над собой!

Мы скоро станем прахом и золой,


Окончена для нас стезя земная,

Нам Бог судья! И к вам, живым, взывая,

Лишь об одном мы просим в этот час:

Не будьте строги, мертвых осуждая,

И помолитесь Господу за нас!

 

Здесь никогда покоя нет костям:

То хлещет дождь, то сушит солнца зной,

То град сечет, то ветер по ночам

И летом, и зимою, и весной

Качает нас по прихоти шальной

Туда, сюда и стонет, завывая,

Последние клочки одежд срывая,

Скелеты выставляет напоказ…

Страшитесь, люди, это смерть худая!

И помолитесь Господу за нас.

 

О Господи, открой нам двери рая!

Мы жили на земле, в аду сгорая.

О люди, не до шуток нам сейчас,

Насмешкой мертвецов не оскорбляя,

Молитесь, братья, Господу за нас!

 

Перевод Алексея Парина.

 

БАЛЛАДА ПОВЕШЕННЫХ

 

Потомки наши, братия людская,

Не дай вам Бог нас чужаками счесть:


Господь скорее впустит в кущи рая

Того, в ком жалость к нам, беднягам, есть.

Нас пять повешенных, а может, шесть.

А плоть, немало знавшая услад,

Давно обожрана и стала смрад.

Костями стали – станем прах и гнилость.

Кто усмехнется, будет сам не рад.

Молите Бога, чтоб нам все простилось.

 

Вас просят братья – жалоба простая

Пусть вас проймет, хоть судьи нашу честь

У нас украли. Мы взываем, зная:

Людей с холодной кровью в свете несть.

Простите нас, нам жизни не обресть.

Того, кто был Мариею зачат,

Молите, чтобы горемычных чад

От ада упасла Его всемилость.

Мы мертвые, и души в нас молчат.

Молите Бога, чтоб нам все простилось.

 

Нас раздувала влага дождевая,

Мы ржавели под солнцем, словно жесть,

Нам бороды рвала воронья стая

И силилась глазницы нам проесть.

Нельзя вовеки нам ни встать, ни сесть –

Качаемся круженью ветра в лад.

Точь-в-точь наперсток, остов наш щербат

Сорочье племя всласть повеселилось.


Не будьте глухи, брата молит брат.

Молите Бога, чтоб нам все простилось.

 

Исус, водитель человечьих стад,

Ты нас храни, чтоб не попали в ад –

Нам дела с ним иметь не приходилось.

О люди, сбросьте суеты наряд,

Молите Бога, чтоб нам все простилось!

 

Перевод Юрия Корнеева.

 

ЭПИТАФИЯ ВИЙОНА

(Баллада повешенных)

 

Терпимей будьте, братья-люди, к нам,

Что раньше вас прошли земным путем.

Коль явите вы жалость к мертвецам,

В свой срок и вам Господь воздаст добром.

Вот мы висим на рели вшестером.

Плоть отпадает от костей кусками,

Кружится воронье над головами,

И нас по праву судите вы строго,

Но, не смущаясь нашими делами,

О милосердье к нам молите Бога.

 

Нас не корите тем, что палачам

Мы в руки были отданы судом:

Ведь слишком часто, как известно вам,


Где зло, где благо, мы не сознаем.

Предстали наконец мы пред Творцом,

Чтоб Он своими возвестил устами

Тем, кто Его закон не чтил годами,

В рай или же в геенну им дорога,

А вы, коль скоро мы в расчете с вами,

О милосердье к нам молите Бога.

 

Сечет нас ночью дождь по черепам,

И солнце зноем обжигает днем,

Сороки очи выклевали нам,

Но мы уснуть не можем вечным сном,

Покудова покой не обретем,

А нас качает взад-вперед ветрами.

Не заноситесь, люди, перед нами,

А за себя восчувствуйте тревогу

И, шествуя не нашими стезями,

О милосердье к нам молите Бога.

 

Христе, Владыка, правящий мирами,

Не дай, чтоб нас в аду терзало пламя

За то, что в жизни мы грешили много,

А вы, о люди, исходя слезами,

О милосердье к нам молите Бога.

 

Хвала суду

(Прошение Вийона, представленное в Верховный Суд в виде баллады).


Баллада была написана после того, как 5 января 1463 года Верховный Суд отменил смертный приговор Вийону и заменил его десятилетним изгнанием. Он просит три дня отсрочки на сборы – судя по всему, отсрочка ему была дана.

 

Перевод Феликса Мендельсона.

 

БАЛЛАДА-ВОСХВАЛЕНИЕ ПАРИЖСКОГО СУДА

с просьбой предоставить Вийону три дня отсрочки на сборы перед изгнанием

 

Пять чувств моих, проснитесь: чуткость кожи,

И уши, и глаза, и нос, и рот;

Все члены встрепенитесь в сладкой дрожи:

Высокий Суд хвалы высокой ждет!

Кричите громче, хором и вразброд:

«Хвала Суду! Нас, правда, зря терзали,

Но все-таки в петлю мы не попали!..»

Нет, мало слов! Я все обдумал здраво:

Прославлю речью бедною едва ли

Суд милостивый, и святой, и правый.

 

Прославь же, сердце, Суд, что мог быть строже,

Излей слезами умиленья мед!

Пусть катятся по исхудалой роже,


Смывая грязь тюремную и пот,

Следы обид, страданий и забот.

Французы, иноземцы – все дрожали,

Взирая на судебные скрижали,

Но в мире справедливей нет державы, –

Здесь многие раз навсегда познали

Суд милостивый, и святой, и правый.

 

А вы что, зубы? Вам молчать негоже!

Пусть челюсть лязгает и как орган поет

Хвалы Суду, и селезенка тоже,

И печень с легкими вступают в свой черед,

Пусть колоколом вторит им живот,

Все тело грешное, – его вначале

Отмыть бы надо, чтоб не принимали

Меня за кабана в трясине ржавой, –

А впрочем, пусть восхвалит без печали

Суд милостивый, и святой, и правый.

 

Принц, если б мне три дня отсрочки дали,

Чтоб мне свои в изгнанье подсобрали

Харчей, деньжишек для дорожной справы,

Я б вспоминал, уйдя в чужие дали,

Суд милостивый, и святой, и правый.

 


Перевод Юрия Корнеева.

 

БАЛЛАДА-ВОСХВАЛЕНИЕ

ПАРЛАМЕНТСКОГО СУДА

 

Вы, обонянье, осязанье, зренье,

И вкус, и слух – пять чувств моих сполна,

Проснитесь и воздайте восхваленье

Высокому Суду, кем смягчена

Та кара, что была нам суждена.

Парламент, хоть язык не в состоянье

Воспеть как след твое благодеянье,

Я славить буду всюду велегласно,

Покуда длю еще существованье,

Суд милосердный, правый, беспристрастный.

 

Излей же, сердце, слезы умиленья,

Стань той скалой, отколь изведена

Евреям средь пустыни в утешенье

Вода Пророком в оны времена,

И чти, как вся французская страна,

Сей символ права и Небес даянье,

Оплот и украшенье мирозданья,

Что служит иноземцам ежечасно

Образчиком законопослушанья,

Суд милосердный, правый, беспристрастный.

 


Немолствовать, уста, грешно в смущенье,

Молчать ты, глотка, тоже не должна.

Не время печься вам о насыщенье –

Да будет ваша песнь везде слышна,

Да заглушит колокола она!

Все естество мое, живот, дыханье

И тело страхсвидности кабаньей,

Привыкшее в грязи валяться праздно,

Хвалите дружно людям в назиданье

Суд милосердный, правый, беспристрастный.

 

Принц, мне б три дня отсрочки для прощанья

С друзьями, чтоб у них на пропитанье

Успел достать деньжонок я, злосчастный,

И лихом я не помяну в изгнанье

Суд милосердный, правый, беспристрастный.

 

Вопрос к тюремному надзирателю

Написано, видимо, в тюрьме Шатле, непосредственно перед освобождением.

Этьен Гарнье – привратник в Шатле, который вел регистрационную книгу узников. Вийон, вопреки его совету, подал ка апелляцию и добился отмены смертной казни.

И воду сквозь тряпицу не глотал – речь идет, видимо, о пытке водой, которую испытал на себе Вийон.

 


Перевод Феликса Мендельсона

 

БАЛЛАДА-ОБРАЩЕНИЕ К ТЮРЕМНОМУ

СТОРОЖУ ГАРНЬЕ

после того, как Вийон добился отмены

смертного приговора

 

Ты что, Гарнье, глядишь так хмуро?

Я прав был, написав прошенье?

Ведь даже зверь, спасая шкуру,

Из сети рвется в исступленье!

А мне такое песнопенье

Пропели, что ни сесть ни встать, –

Святой бы вышел из терпенья!

Скажи-ка, мог ли я молчать?

 

За то, что в честность верил сдуру,

Я осужден без преступленья.

Ты понимаешь процедуру

Такого судоговоренья?

Раз ты бедняк и, без сомненья,

Капету-мяснику не зять, –

Не жди от судий сожаленья!

Скажи-ка, мог ли я молчать?

 

Ты думал, раз ношу тонзуру,

Я сдамся без сопротивленья

И голову склоню понуро?


Увы, утратил я смиренье!

Когда судебное решенье

Писец прочел, сломав печать:

«Повесить, мол, без промедленья», –

Скажи-ка, мог ли я молчать?

 

Принц, если бы молчал, как пень, я,

Давно бы, Клотарю под стать,

Бродил в аду бесплотной тенью, –

Скажи-ка, мог ли я молчать?

 

Перевод Юрия Корнеева,

 

БАЛЛАДА ОБ АПЕЛЛЯЦИИ, ИЛИ ВОПРОС

ПРИВРАТНИКУ ТЮРЬМЫ ШАТЛЕ

 

Гарнье, ну что тебя гнетет?

Не апелляция моя ли?

Но даже зверь плененный рвет

Сеть, коею его поймали.

Меня же так к стене прижали,

Что удержаться от проклятья

Святой – и тот бы смог едва ли.

Неужто должен был молчать я?

 

К Капету-мяснику свой род

Мы возводить не помышляли.

Вот пыткам, раз я нищеброд,


Меня в Шатле и подвергали,

И столько дел мне навменяли,

Что образцом лицеприятья

В моих глазах все судьи стали.

Неужто должен был молчать я?

 

Ты мнил, на ум мне не придет

Тем, кто сгубить меня мечтали,

Дать по заслугам укорот?

Не на таковского напали!

Чуть приговор мне прочитали,

Неправый до невероятья,

Решил бороться я и дале.

Неужто должен был молчать я?

 

Останься нем я, принц, как ждали

Те, кому то было б кстати,

Мой труп давно б уж закопали…

Неужто должен был молчать я?

 

БАЛЛАДЫ НА ВОРОВСКОМ ЖАРГОНЕ

«Баллады кокийяров», они же «Баллады на воровском жаргоне», или, в переводе Ю. Корнеева, «Цветные баллады», на русском языке полностью печатаются впервые. Мы отказались от подробного их комментирования, однако обращаем внимание на то, что переводчики пошли разными путями: Е. Кассирова использовала некий «синтетический» блатной жаргон, вызывающий лишь ощущение «фени», но на самом деле лишь включающий
слова из разных ее слоев, Ю. Корнеев – немного устарелый блатной язык XX века.

 

I

Перевод Ю. Корнеева.

I

 

Да, городишко Паруар фартовый,

Одна беда – невпроворот вязал.

Втихую подберутся – и готово:

На кичу урка поканал,

А там, глядишь, от пайки дуба дал.

Так что нельзя на деле попадаться,

Не то недолго без ушей остаться

И длинный срок вдобавок потянуть.

Сумел украсть – сумей сорваться,

Чтоб часом в петлю не нырнуть.

 

Коль брать намыливались фрея,

А на лягавых нарвались,

Старайтесь ноги сделать побыстрее,

Иль можно со скамьи подпрыгнуть ввысь.

Но раз с ментами завелись,

Влипайте в кипиш всей гурьбою,

И так как вам ценой любою

С копыт их нужно ковырнуть,

Пусть будет на двоих вас трое,

Чтоб часом в петлю не нырнуть.

 


А если все-таки сгорели,

Не след играть незнанку вам

Иль просушат вас на рели –

Сквозняк и днем и ночью там.

Мозги не засирайте псам:

На понт вы не возьмете живодера –

Он, сука, нюхом чует вора,

И грех ему не подмахнуть.

Молитесь же без разговора,

Чтоб часом в петлю не нырнуть.

 

Принц-мазь решил пижона крутануть

И на крупняк костями тряхануть –

Не шейся с тем, кто может кладануть,

И вовремя успей хильнуть,

Чтоб часом в петлю не нырнуть.

 

II

Та же баллада в переводе Ю. Корнеева.

II

 

Не лезьте на рога, жулье,

Коль гуж намылились сорвать.

Пример с Колена де Кайё

В щекотном деле не хер брать.

Бывало – хай, пора слинять,

Ему: «Атас!» – а он: «Ништяк!» –


Все псов пытался сблатовать,

А там и тыквой в петлю шмяк.

 

Шмотье не вздумайте носить,

Которое бы вас стесняло,

Чтоб то, что нужно закосить,

Из-под блошницы не торчало.

На этом Монтиньи сначала

Застукал пакостный дубак,

Затем был признан он кидалой,

А там и тыквой в петлю шмяк.

 

Братва, идя на скок, не бздите,

Глушите фрайеров смелей,

А погорев, не подводите

Еще не взятых корешей.

Коль их зачалят как шишей,

Им не отмазаться никак:

Ведь урке лишь наезд пришей,

А там и тыквой в петлю шмяк.

 

Принц деловой, мастрячь ворье:

Не лезет на рога блатняк –

Замочишь штымпа за ружье,

А там и тыквой в петлю шмяк.

 


III

Перевод Ю. Корнеева.

III

 

На дело, жохи!

Ночь без балдохи –

Вот лучшая для нас пора.

Кирнем немножко

Перед дорожкой

И за душник возьмем бобра,

И пусть до самого утра

Тубанит он и бздит в мандраже,

Не смея даже

Провякать: «Стража!» –

Но все-таки не выйдет весь,

Чтоб нам за лоха не подсесть.

 

Решив с чертями

Тряхнуть костями,

Стригите быдло втихаря,

Марухам в грабки

Справляйте бабки,

Не ботайте по фене зря

И зырьте, нет ли где шныря.

А засветились – двинь тюленя

Без сожаленья

В мурло иль жменю


И когти рви что прыти есть,

Чтоб нам за лоха не подсесть.

 

А может, лучше

На всякий случай

С блатной житухой завязать?

Ведь наша доля –

Не видеть волк

И из мешка не вылезать.

Или на гопе замерзать.

Но нынче, коль уж подфартило,

Глуши терпилу,

Хоть лишь вполсилы

И лишь пока не гавкнут: «Шесть!»

Чтоб нам за лоха не подсесть.

 

В пузырь не лезьте,

Все ладом взвесьте,

В наезд по лезвию идите,

Не наследите

И псам не дайте вас заместь,

Чтоб нам за лоха не подсесть.

 

IV

Перевод Ю. Корнеева.

IV

 

Коль тряхануть решил костями,

Рассчитывая на крупняк,


Тебе метать их с фраерами

На лежбище нельзя никак.

Раз ты чесняк, а не вахлак,

Зырь, чтоб вокруг все было спок

И не засек тебя цветняк,

Или канать тебе в мешок.

 

Уж коль моргнут: «Атас! Менты!»

Не жди, чтоб повторили: «Шуба!»

Сгребай шмотье – и лататы,

Пока не поломали зубы

И не дал ты в кичмане дуба:

Живет кандальник краткий срок.

Итак, мухлюй, катала, грубо,

Не то канать тебе в мешок.

 

Тот, кто себя позволил взять, –

Мудак, созревший для глаголи:

Сорвавши гуж, умей слинять,

Не то запляшешь поневоле

На ленте в шесть локтей и боле,

И коль тебе еще чуток

Охота погулять на воле,

Стрёмь, чтоб не поканать в мешок.

 

Принц-мазь, орудуйте костями

Так, чтобы крепкий фрайерок

Не расколол вас с корешами,

Иль поканаете в мешок.

 


V

Перевод Ю. Корнеева.

V

 

Мухлюя, скок лепя иль тыря,

Попризадумайтесь, жулье,

Чем платит жулик в этом мире

За жульническое житье.

А потому сорвал свое

И не осли – мотай от псов

Да поскорей столкни шурье,

Чтоб не прихлопнул мухолов.

 

Коль долго станешь, слам транжиря,

Мудохаться с барыгой ты,

Срисуют враз тебя, фуфыря,

Сгребут и вытряхнут менты,

А сядешь – и тебе кранты.

Поэтому и будь готов

Лечь в дрейф иль сигануть в кусты.

Чтоб не прихлопнул мухолов.

 

Хиляй с опаской, земко зыря,

Не топает ли сзади хвост,

Или тебе на киче в сыри,

Блюдя семь дней в неделю пост,

Ждать на хомут петлю внахлест

С компанией таких же лбов.


Остерегайся ж, коль не прост,

Чтоб не прихлопнул мухолов.

 

На хазе, лежбище, хавире,

Принц-коновод, учи воров

Шары распяливать пошире,

Чтоб не прихлопнул мухолов.

 

VI

Перевод Ю. Корнеева.

VI

 

Блатная бражка, люд фартовый,

Кого на лажу не купить,

Умейте фрайера любого

За жабры иль хомут схватить,

Шмель, полный бабок закосить

И с ним во что бы то ни стало,

Устроив шухер, понт разбить,

Чтоб не скривить в петле хлебало.

 

Не дайте и чердак свой клевый

Казенной биркой заклеймить,

Что помогло б лягавым снова,

Вас срисовав, вам срок вломить.

Старайтесь с курвами пропить

Все, что от дела перепало, –


Уж лучше трахать, чем копить,

Пока вам не скривят хлебало.

 

Должны всегда вы быть готовы

Перо иль фомку в ход пустить,

Коль все у вас пошло хреново

И скок без шума не слепить,

Но только помните: шутить

Ворам с мокрухой не пристало,

И если лоха завалить,

Глядишь, скривят и вам хлебало.

 

Принц, тот, кто шьется с блатарями,

Хоть у него в калгане мало,

Пусть земко стрёмит за ментами,

Не то в петле скривит хлебало.

 

VII

Данная баллада сохранилась в так называемом «Манускрипте № 53», хранящемся в Королевской библиотеке в Стокгольме.

Перевод Ю. Корнеева.

VII

 

Веселый город Паруар, нет спора,

Да только в нем порядочных людей


И колет и метелит вусмерть свора,

Из-за чего немало блатарей

Кандыбет без ушей и без ноздрей.

А значит, стырил бабки и к коблам

Винта нарежь, затем что долго вам,

Хулье, в столице не прокантоваться:

Зарачат и в мешок отправят к псам,

Коль не попустит Бог с пенькой спознаться.

 

Канайте на сознанку к живодеру,

Как только засундучат вас в кандей.

Зря не темните – и без разговору

Задок-другой скостят вам, ей-же-ей.

На киче с петель не сорвешь дверей,

Туда с собой не притаранишь слам,

Чтобы, подмазав лапу дубакам,

С их помощью невкипиш оборваться,

Но можно в доску отсидеть и там,

Коль не попустит Бог с пенькой спознаться.

 

На воле же, созвав в ночную пору

На хазу шмар и хевру всех мастей,

Подальше дайте отхилять дозору,

А после выводите корешей,

Бобра берите на гоп-стоп скорей,

Но стрёмьте втихаря по сторонам,

Не то удастся сукам и шнырям

На помощь лоху гамузом сбежаться,


И правильно вам врубят по мозгам,

Коль не попустит Бог с пенькой спознаться.

 

Я вот что, принц-пахан, скажу ворам:

«Ракушечникам всем по их делам

Сполна должно когда-нибудь воздаться –

Терпеть им столб позорный, дыбу, срам,

Коль не попустит Бог с пенькой спознаться».

 

>

 


[*] Виллон, Вильон и Вийон в разное время все три написания литературного имени поэта были для России правомерными; нам придется всеми тремя и пользоваться.

[†] Снова с высоких небес посылается новое племя (лат.). Вергилий, Буколики,

 
 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова