Иоахим Иеремиас

БОГОСЛОВИЕ НОВОГО ЗАВЕТА

К оглавлению

Глава 5

Новый народ Божий

§ 18. Сыновство

A.Seeberg, Die vierte Bitte des Vaterunsers, Rostock, 1914.- J.Jeremias, Das Gebetsleben Jesu, in: ZNW 25, 1926, 123-140. -J.Leipoldt, Das Gotteserlebnis Jesu im Lichte der vergleichenden Religionsgeschichte, Leipzig, 1927. - I.EIbogen, Der jüdische Gottesdienst in seiner geschichtlichen Entwicklung³, Frankfurt a.M., 1931 = ⁴Hildesheim, 1962. - J.Herrmann, Der alttestamentliche Urgrund des Vaterunsers, in: Festschrift für Procksch, Leipzig, 1934, 71-98. - Manson, Teaching², 89-115,- K.G.Kuhn, Achtzehngebet und Vaterunser und der Reim, WUNT I, Tübingen, 1950. - H.Schürmann, Das Gebet des Herrn, Die Botschaft Gottes II 6, Leipzig, 1957.- K.H.Rengslorf, «Geben ist seliger denn Nehmen». Bemerkungen zu dem außerevangelischen Herrenwort Apg. 20,35, in: Festschrift für Köberle, Hamburg, 1958, 23-33. - J.Jeremias, Das Vaterunser im Lichte der neueren Forschung, Calwer Hefte 50, Stuttgart, 1961, ⁴1967 = Abba, 151-171. -P.Billerbeck, Ein Tempelgottesdienst in Jesu Tagen; он же, Ein Synagogengottesdienst in Jesu Tagen, in: ZNW 55, 1964, 1-17. 143-161. -J.Jeremias, Abba, 15-67; он же, Das tägliche Gebet im Leben Jesu und in der ältesten Kirche, in: Abba, 67-80.

Где бы ни захватывала людей радостная весть и где бы они ни присоединялись к новому народу Божьему, они переходят из мира смерти в мир жизни (Мф 8,22 пар. Лк 9,60; Ин 5,24 ср. Лк 15,24.32). Они принадлежат теперь к Царству Божьему; начинается новая жизнь, которая состоит в новом отношении к Богу (§ 18) и к людям (§ 19).

1. Отец

Важнейший признак новой жизни, более важный, чем все остальные, - новое отношение к Богу. Для древнего иудаизма Бог - это прежде всего господин. Здесь сохраняют свою силу слова псалма: «Да боится Господа вся земля; да трепещут перед Ним все, живущие во вселенной. Ибо Он сказал - и сделалось; Он повелел - и явилось» (Пс 32,8сл). Он - Создатель, господин над жизнью и смертью, который требует послушания. Ни при каких обстоятельствах нельзя упускать из виду, что господство Бога со всем, что заключено в этом понятии, остается основополагающим и в Евангелии. Ярким подтверждением того, что и для Иисуса такое представление было абсолютно естественным, могут служить собранные нами в § 1 разнообразные перифразы, которыми он говорит о Боге. Робость Иисуса в употреблении имени Бога - не просто неосознанное следование религиозным обычаям своего времени. Это видно, во-первых, из того, что Иисус создает особые обороты речи, необычайно расширяя сферу использования вместо имени Бога иносказательной пассивной конструкции (passivum divinum). Далее, это подтверждает и его страстный протест против легковесных клятв (Мф 5,33-37; 23,16-22)⁷⁸⁴. Благоговение и робость образуют основу отношения к Богу и в самой радостной вести. Бог абсолютно непостижим (Мф 11,25сл), он - повелитель, требующий безграничного послушания; апостол - его слуга (Лк 17,7-10; Мк 13,34-37), его раб (Мф 6,24 пар. Лк 16,13). Бог - это царь, имеющий неограниченную власть над жизнью и смертью (Мф 18,23-35). Он - судья, которого человек должен бояться. Он - тот, кто может погубить тело и душу в преисподней (Мф 10,28)⁷⁸⁵.

Благоговение перед Богом как неограниченным властителем - важная составная часть Евангелия, но не оно является главным в евангельском представлении о Боге. Редко говорится здесь и о Боге как о Творце (Мк 2,27; 10,6; 13,19). И хотя образ Бога как царя используется по большей части традиционно, сам смысл его использования тут меняется⁷⁸⁶ (ср. Мф 18,27). В центре стоит нечто иное: для учеников Иисуса Бог - это Отец.

Здесь стоит тщательно свериться с источниками, поскольку многие широко распространенные представления являются ошибочными. Как ни странно, у Марка, в логиях Матфея-Луки и в особом материале Луки выражение «ваш Отец» употребляется по отношению к Богу лишь изредка, а у Иоанна - всего один раз⁷⁸⁷. Только у Матфея «ваш Отец» встречается чаще.

По количеству примеров Матфей полностью выпадает из ряда; критический анализ показывает, что большинство встречающихся только у него примеров - вторичные добавления⁷⁸⁸. Напротив, редкие примеры из остальных слоев синоптических источников⁷⁸⁹ с точки зрения языка, истории предания и содержания следует отнести к древнейшему материалу⁷⁹⁰. Иисус, таким образом, лишь изредка употреблял выражение «ваш Отец». Далее: оказывается, что Иисус, согласно древнейшему преданию, говорил о Боге «ваш Отец» только тогда, когда обращался к своим ученикам - и ни к кому другому. Отсюда видно, что Иисус смотрел на отцовство Бога не как на нечто само собой разумеющееся и никоим образом не считал его общим достоянием всех людей; это - прерогатива его учеников, о которой он говорит только в обращенных к ним поучениях и только по особым поводам: отцовство Бога - только там. где Василия.

Согласно древнейшему слою предания⁷⁹¹, Бог - это Отец, который милосерден (Лк 6,36), который прощает (Мк 11,25) и который дарует величие (Лк 12,32); он один имеет право именоваться Отцом (Мф 23,9). В Ветхом Завете к этому ближе всего подходит Пс 102,13: «Как отец милует сынов, так милует Господь боящихся его». Однако Отец учеников более велик; он милует не только тех, кто его боится, его милосердие беспредельно; он одаривает своим благом даже неблагодарных (Лк 6,35).

Если Бог - отец, то ученики - его дети. Именно сыновство - признак Царства как такового: «Если снова не станете как дети⁷⁹², не войдете в Царство Божие» (Мф 18,3). Дети могут говорить 'Abba⁷⁹³. При этом следует учесть, что выражение «сыны (υιοί) Божьи», которое в синоптических евангелиях встречается лишь трижды (Мф 5,9.45 пар. Лк 6,35; Лк 20,36), имеет во всех трех местах эсхатологический смысл⁷⁹⁴. Таким образом, сыновство Богу Иисус рассматривает не как дар творения, но как эсхатологический дар спасения. Лишь тот, кто принадлежит к Царству, имеет право называть Бога 'Abba, уже сейчас Бог - его отец, уже сейчас он его сын. Сыновство учеников есть участие в сыновстве Иисуса. Оно есть дар, предваряющий то, что наступит с концом мира.

Дар сыновства налагает свою печать на всю жизнь учеников Иисуса. Это проявляется в трех аспектах:

1.  Сыновство дает уверенность в участии β будущем спасении. Это самое главное. Ученики Иисуса знают: воля Бога состоит в том, чтобы никто из малых не пропал (Мф 18,10.14)⁷⁹⁵. С любовью, которая больше отцовской любви, даст он им дары времен спасения (Мф 7,9-11 пар.)⁷⁹⁶. Они будут причастны к царскому величию Бога. Μή φοβού, τό μικρόν ποίμνιον, ότι εύδόκησεν ό πατήρ ύμών δούναι ύμίν τήν βασιλείαν [Не бойся, малое стадо, ибо благоволил Отец ваш дать вам Царство], -говорится в логии Лк 12,32, опирающейся на Дан 7,27. Это звучит парадоксально. Ученики Иисуса - небольшой отряд бедных и презираемых, и принадлежность к familia Dei делает их участь в этом мире лишь еще более горькой. Подобно хозяину дома, семья Божья будет непризнанной и поносимой (Мф 10,25)⁷⁹⁷. Однако бояться они не должны. Их Отец приготовил им власть, блаженство, которое превосходит всякое воображение: «Царство же, и власть, и величие превыше всех царств поднебесных дано будет народу святых Всевышнего. Их царство - царство вечное, и все властители будут служить и повиноваться им» (Дан 7,27). Эта уверенность в спасении заходит так далеко, что они убеждены: Бог сам отменит свое священное волеизъявление и в конце сократит период бедствий (Мк 13,20), чтобы они смогли продержаться (ст. 13б)⁷⁹⁸. Для того чтобы по достоинству оценить эти слова, их нужно рассмотреть на фоне представлений того времени. Спасение не мыслили иначе как в связи с заслугами. Уверенность в спасении целиком зависела от благочестивых дел. В противоположность этому ученики Иисуса знают, что Бог дарует им спасение, даже если они - вернее, именно потому, что они будут стоять перед ним как нищие.

Сыновство дает чувство защищенности в повседневной жизни. Отец знает, в чем нуждаются дети (Мф 6,8.32 пар. Лк 12,30). Его доброта и заботливость не имеют границ (Мф 5,45 пар.). При этом для Бога нет ничего незначительного. Раввины категорически возражали против того, чтобы в молитву включали слова: «Даже на птичье гнездо распространяется его милосердие»⁷⁹⁹ ; это было бы непочтительно - связывать Бога с чем-то столь незначительным, как маленькие птицы. Иисус отвечает на это: даже воробьи охвачены заботой Бога, хотя их и продают по два за ассарий, мелкую медную монету (Мф 10,29сл)⁸⁰⁰. Именно малейших Бог особенно оберегает; в выстроенном кругами вокруг престола Божьего небесном мире ангелы-хранители μικροί [малейших] стоят в самом внутреннем круге (mehiça), непосредственно перед Богом (Мф 18,10).

Посланцы должны черпать уверенность прежде всего в знании о заботливости Отца. Ведь именно к ним можно по праву отнести трехстишие Мф 6,34:

μή ούν μεριμνήσητε⁸⁰¹ είς τήν αϋριον,

ή γάρ αϋριον μεριμνήσει έαυτής

άρκετόν τή ήμέρά ή κακία αύτής.

[Итак, не заботьтесь о завтрашнем дне.

ибо завтрашний день сам позаботится о себе;

довольно для каждого дня заботы его].

Здесь день - это не только нечто самостоятельно действующее (2-я строка), но прямо-таки религиозное понятие: сегодняшний день - как поставленная Богом задача и завтрашний день - как будущее, преисполненное его заботы.

3. Такая уверенность в спасении и защищенность дают мужество, позволяющее покориться непредсказуемой воле Бога. Загадки и необъяснимость жизни останутся неразрешенными. Непостижимо, что Евангелие утаено от мудрых и разумных (Мф 11,25сл пар.). И непросто понять, почему так много труда сеятеля расходуется напрасно (примеры, перечисленные в Мк 4,4-7 пар., при желании можно умножить⁸⁰²). Иисус не прилагает никаких стараний, чтобы оправдать Бога. Словом «Отец» все сказано.

В особенности это относится к страданию, которое для тех, кто знает о сыновстве, предстает в новом свете. Древний иудаизм в этом отношении очень жесток. Всякое страдание - это наказание за какой-то определенный грех. Таково твердое убеждение той эпохи (ср. Ин 9,2)⁸⁰³. Бог следит за тем, чтобы вина и наказание точно соответствовали друг другу по принципу «зуб за зуб»⁸⁰⁴. Когда навстречу попадались изувеченные, хромые, слепые или прокаженные, долг благочестия требовал пробормотать: «Будь благословен, надежный судья!»⁸⁰⁵ Когда умирает маленький ребенок, за этим должны стоять определенные грехи родителей, которых наказывает Бог⁸⁰⁶. Таким образом, в страдании видели бич Божий. Иисус резко отвергает такого рода расчеты. В Лк 13,1-5 он явно возражает против догмы, согласно которой несчастья являются наказанием за отдельные грехи определенных людей. Напротив, страдание - это призыв к обращению, и притом призыв ко всем без исключения. В то время как современники Иисуса задают вопрос: «За что Бог посылает страдания?», его ученики должны спрашивать: «Для чего он их посылает?» Наряду с намерением Бога призвать к покаянию (ст. 3.5) Иисусу известна еще и другая цель, которую преследует Бог: есть страдание, которое служит величию Божьему. Об этом говорится не только в Ин 9,3; 11,4; эта цель Бога неявно присутствует в изречениях всех четырех евангелий, в которых идет речь о пути страданий Иисуса⁸⁰⁷ и преследовании учеников⁸⁰⁸. Страдание за Иисуса дает основание радоваться, ибо оно служит прославлению Бога и потому будет вознаграждено им (Мф 5,11 сл; Лк 6,23). Для тех, кто связан с Богом отношением сыновства, и смерть предстает в ином свете. Здесь следует упомянуть две логии, и прежде всего Мф 10,29-31 пар. Это изречение имеет трехчленную структуру: а) ни один воробей не погибнет без разрешения Бога (ст. 29), он следит за всем; б) Бог сосчитал волосы на голове каждого ученика⁸⁰⁹, забота о своих детях простирается до мельчайших деталей (ст. 30); в) a minori ad maius Иисус заключает: μή ούν φοβείσθε^. πολλών στρουθίων διαφέρετε ύμεΐς [не бойтесь же, вы лучше всех воробьев] (ст. 31, причем πολλά следует понимать в расширительном смысле⁸¹⁰, как «все» воробьи в мире) - если уж ни один воробей не погибает без Божьего соизволения, нечего и говорить, что жизнь и смерть своих находятся в его руках. Эта уверенность избавляет от страха, поэтому Иисус и призывает: μή φοβεΐσθε [не бойтесь]. Вторая логия, которую здесь следует назвать, Мк 12,27 пар., идет еще дальше: ούκ έστιν θεός νεκρών άλλά ζώντων [Он не есть Бог мертвых, но живых]. С непревзойденной лаконичностью здесь утверждается, что вера в Бога включает в себя уверенность в преодолении смерти⁸¹¹.

В сыновстве Богу прежде всего содержится решение извечно непостижимой загадки зла; это решение находится в руках Божьих. Возможности сатаны тоже ограничены волей Бога. Сатана должен испрашивать у Бога поле деятельности, как в том случае, когда он просил сеять учеников как пшеницу (Лк 22,31сл).

Ничто не происходит без Бога - Иисус верит в это безоговорочно. Слово 'Abba сильнее всех вопросов, загадок и страхов. Отец знает.

2. Новая молитвенная практика

Дети говорят с отцом. «Царство Божие немыслимо без молитвы» (E.Fuchs). Коль скоро в Царстве Божьем все будет новым, здесь возникает и новая молитва. В ней проявляется принадлежность к Василии. Более того: в этой новой молитве силы, действующие в Царстве, уже сейчас входят в жизнь учеников.

а) Литургическое наследство. Иисус и его ученики вышли из народа, который умел молиться. В то время как в эллинистическом мире практика молитвы переживала кризис⁸¹², в иудаизме благодаря твердо установленному молитвенному распорядку молитва имела неоспоримую силу.

Дважды в день - при восходе солнца и при его заходе - все обращали взоры к Богу. Утром и вечером юноши и мужчины израильского народа произносили обрамленное бенедикциями исповедание веры, так называемое Шма (Втор 6,4-9; 11,13-21; Числ 15,41⁸¹³); затем произносилась, во всяком случае в фарисейских кругах, так называемая Тфилла, т.е. «собственно молитва», - состоящий из бенедикций молитвенный гимн. Наряду с этим фарисеями было установлено еще и третье молитвенное время, после обеда (Дан 6,11-14): в 15 часов, когда в храме происходило вечернее жертвоприношение, по всей стране произносили Тфиллу (ср. Деян 3,1; 10,3.30). К этим трем твердо установленным ежедневным молитвам⁸¹⁴ присоединялись застольные молитвы до и после каждой еды⁸¹⁵. Перед едой произносили благословение: «Благословен Господь, Бог наш, Царь вселенной, вырастивший хлеб из земли»⁸¹⁶. После еды произносилась трехмастная благодарственная молитва, в которой благодарение за пищу и за страну соединялось с просьбой о милосердии к Израилю⁸¹⁷. Особенно торжественными были обеденные молитвы в субботу, и прежде всего в ночь Пасхи⁸¹⁸. Далее идут благословения, сопровождавшие все течение дня, произносимые по случаю радостных или скорбных событий в семье или в народе; такие восклицания нам известны, например, по бенедикциям в посланиях Павла⁸¹⁹. К этим ежедневным и приватным молитвам присоединяется богослужебный молебен. Синагогальное богослужение начиналось со вступительной молитвы, затем следовало обрамленное бенедикциями антифонное⁸²⁰ исповедание веры, потом Тфилла с благословением священника (Числ 6,24-26)⁸²¹. Вслед за тем шли два поучения из Писания, тоже начинавшиеся и оканчивавшиеся благословением. Проповедь, разъясняющая наставление из Пророков, заканчивалась молитвенным славословием Каддиш⁸²². Наконец, наряду со всеми этими каноническими обязательными молитвами существовала также свободная молитва.

Однако за этим строго упорядоченным молитвенным благочестием древнего иудаизма, сколь бы ни способствовало оно упражнению в молитве, крылась определенная опасность. Для простого набожного человека Бог - это прежде всего далекий от мира Царь⁸²³, а молитва - нечто вроде присяги на верность⁸²⁴; как при дворе должен твердо соблюдаться церемониал, так и при молитве. Поэтому на первом плане стоит молитва, установленная распорядком. Молиться рекомендуется в общине, потому что общинная молитва будет услышана прежде всех других⁸²⁵. Господствует стандарт, молитва становится привычкой. Она подчиняется казуистике. Вплоть до мельчайших деталей определяется, в какой позе, по какому поводу и т.п. можно или нельзя молиться. Наконец, на молитву начинает оказывать влияние идея заслуг; молитва типа Лк 18,11сл, имеющая аналоги в литературе того времени⁸²⁶, не считалась чем-то предосудительным.

С Иисусом в этот мир врывается новая молитва.

б) Пример Иисуса⁸²⁷. Пример того, как молиться по-новому, дал сам Иисус. На первый взгляд кажется, что о том, как он молился, мы знаем немного. Синоптики передают только две молитвы Иисуса (Мф 11,25сл пар.; Мк 14,36 пар.), а также слова на кресте (Мк 15,34 пар.; Лк 23,34а.46). Евангелие от Иоанна добавляет еще три (11,41 сл; 12,27сл; 1.7), из которых, однако, по меньшей мере одна, по форме напоминающая молитву первосвященника, целиком несет на себе печать слога и стиля четвертого евангелиста. Сюда же примыкает ряд общих сообщений о молитве Иисуса, прежде всего о его молитве в одиночестве, а также слова Иисуса о его заступничестве за Петра (Лк 22,31 сл) и затем его наставления учеников относительно молитвы, из которых выделяется «Отче наш». Как бы нам хотелось знать побольше!

Но на самом деле мы и знаем больше. Иисус, происходивший из набожной семьи⁸²⁸, вырос в условиях твердого молитвенного распорядка своего народа, который он соблюдал также и во время своей публичной деятельности. Это неоднократно подтверждается преданием,

Он регулярно участвовал в субботнем богослужении и молился вместе с общиной (Лк 4,16). Молитва во время трапезы была для него чем-то само собой разумеющимся (ср. рассказы о кормлении, о Тайной вечере, о трапезе в Эммаусе). Соблюдал он и часы трех молитв. Это следует не только из того, что он был воспитан в обычаях набожности, но и из конкретных, хотя и косвенных, данных. Когда Иисус в Лк 10,26сл спрашивает книжника: πώς άυαγινώσκεις; [как читаешь?], и тот отвечает заповедью любви к Богу из Шма (Втор 6,5), то этот вопрос (во всяком случае, первоначально) означает не «как читаешь?»; здесь словом άυαγινώσκειν передается арамейское qara в значении «произносить». Вопрос «как произносишь?» предполагает произношение исповедания веры как само собой разумеющийся, хорошо усвоенный обычай. С этим согласуется то обстоятельство, что, согласно независимому параллельному преданию Мк 12,29сл, на вопрос о самой великой заповеди Иисус отвечает не просто заповедью любви (Втор 6,5), но вместе с ней цитирует и предыдущий стих: «Слушай, Израиль, Господь Бог наш есть Господь единый» (Втор 6,4), которым начинается Шма. Послеобеденную молитву Иисус упоминает в Лк 18,9-14, где он говорит о том, как два человека вошли в храм «помолиться» - вероятно, все-таки «в час молитвы» (Деян 3,1) в 15 часов. Еще более явная ссылка на послеобеденную молитву дается в Мф 6,5, где он порицает «лицемеров», т.е. фарисеев, которые публично молятся на углах улиц. Здесь едва ли имеется в виду, что молиться на рыночной площади было для фарисеев привычным делом. Скорее тут надо представить себе, как во время послеобеденного сожжения жертв, когда наступал момент общинной молитвы, над Иерусалимом разносился звук храмовой трубы (Сир 50,16; Tam. 7,3), извещавший людей о наступлении молитвенного часа. Фарисеи, которых порицает Иисус, устраивали так, чтобы звук трубы как будто случайно застигал их в рыночной сутолоке, и они якобы вынуждены были молиться на глазах у всех. Следующие два выражения Иисуса свидетельствуют о знании им молитвы Тфилла, произносимой в послеобеденный час. В ее первой, восходящей к временам Первого храма бенедикции есть два особенно торжественных эпитета Бога:

«Благословен Ты, Господь,

Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова,

Боже всевышний, Господь⁸²⁹ неба и земли,

наш щит и щит отцов наших.

Благословен Ты, Господь, щит Авраамов»⁸³⁰.

Когда Иисус в Мк 12,26 пар. говорит о Боге как о Боге Авраама, Боге Исаака и Боге Иакова и когда он, отнюдь не часто использующий эпитеты Бога, обращается к нему в Мф 11,25 пар. «Господь неба и земли», то это двойное совпадение с текстом первой бенедикции из Тфиллы показывает, что Тфилла известна Иисусу и что она была для него привычной молитвой. Это можно утверждать с уверенностью, потому что первый из двух приведенных выше эпитетов Бога встречается в Ветхом Завете лишь однажды (Исх 3,6.15.16), а в палестинском иудаизме он вне Тфиллы практически не употреблялся⁸³¹.

Ко всему этому нужно добавить, что древнейшие христиане соблюдали три молитвенных часа. Очевиднейший пример - Дид. 8,3, где об «Отче наш» говорится: «Трижды в день вы должны так молиться». Далее, в Деяниях апостолов дважды упоминается о послеобеденной молитве в 15 часов (3,1; 10,3.30). Здесь же следует упомянуть и Павла. Когда он говорит о том, что «постоянно», «беспрестанно», «всегда», «день и ночь» молится, он, по всей вероятности, имеет в виду не безостановочную молитву, а соблюдение твердого распорядка молитв. Едва ли можно себе представить, чтобы древнейшая община стала соблюдать часы молитвы, если бы Иисус отказался от этого обычая.

Мы можем, таким образом, с большой уверенностью утверждать, что в жизни Иисуса не было ни одного дня, когда он не соблюдал бы три молитвенных часа, ни одной трапезы, до и после которой он не произнес бы застольную молитву.

Главное, однако, заключается в том, что Иисус не сохраняет в неизменном виде доставшуюся ему в наследство литургическую практику. Напротив, его собственная молитвенная практика разрушает благочестивый обычай. Он не ограничивается обычаем трехразовых литургических молитв, но, согласно преданию, проводит в уединенной молитве часы (Мк 1,35; 6,46 пар.) и даже целые ночи (Лк 6,12: ήν διανυκτερεύων έν τή προσευχή τού θεού [Он проводил ночь в молитве к Богу]). В настоящее время установлено, что упоминания о молитве Иисуса в большинстве случаев следует приписать редактированию; так, Лука внес мотив молящегося Господа во многие места текста Марка (5,16; 6,12; 9,18.28сл; ср. 3,21). Остается, однако, вопрос: как он к этому пришел? Самый простой ответ состоит в том, что рассказы об этих молитвах Иисуса в одиночестве прочно сохранялись в предании⁸³². Этот ответ сразу напрашивается еще и потому, что мы действительно располагаем древним преданием, в котором описывается, как в Гефсимании Иисус в необычное для молитвы время, среди ночи, взывает к Отцу (Мк 14,32слл пар.).

Насколько далеко отходит Иисус от обычаев, показывает следующее наблюдение. Шма и Тфилла - это молитвы на древнееврейском, «Отче наш», напротив, - молитва на арамейском⁸³³. Арамейскими являются как введенное Иисусом обращение к Богу 'Abba, так и возглас на кресте Мк 15,34⁸³⁴. В личной молитве Иисус пользуется родным языком и дает ученикам общинную молитву на том же языке⁸³⁵. Благодаря этому он выводит молитву за пределы литургического пространства сакрального языка и вносит ее в гущу жизни, в повседневность.

Молитва Иисуса представляет собой нечто совершенно новое также и по своему содержанию. Возглас на кресте Мк 15,34, едва ли выдуманный в силу своей предосудительности с точки зрения христологии⁸³⁶, позволяет заключить, что Иисус любил молиться словами Псалтири; цитату из начала Псалма 21,2 безусловно можно понимать так, что Иисус имел в виду весь псалом (точно так же, как в Лк 18,13 цитатой из начала Пс 50 он, возможно, хочет сказать, что молитвой мытаря был весь 50-й псалом). Наряду со свободным использованием Писания новизна проявляется и в молитвенном обращении. Иудаизм любит нагромождение эпитетов⁸³⁷; Иисус обращается к Богу простым 'Abba, и это обращение лишь изредка дополняется атрибутом, как, например, в Мф 11,25 пар. Если он обращается с просьбой, то связывает с ней готовность подчиниться воле Отца (Мк 14,32-42 пар.)⁸³⁸.

Большое место в молитве Иисуса занимает заступничество. Он просит за ученика, которому угрожает опасность не выдержать испытания, замышляемого сатаной (Лк 22,31сл)⁸³⁹. Он просит за детей⁸⁴⁰ (Мк 10,16: благословение в сочетании с наложением рук означает молитву за них). Он просит и за Израиль; так с большой степенью правдоподобия можно истолковать предание о Тайной вечере.

Необычное предложение διαμερίσατε είς έαυτούς [разделите между собою] (Лк 22,17), возможно, означает, что во время последней трапезы Иисус не пил вместе со всеми. В сочетании с некоторыми особенностями языка это показывает, что в Лк 22,16.18 пар. Мк 14,25 Иисус объясняет свой отказ от хлеба и от вина⁸⁴¹. Этот вывод подтверждается сообщением, согласно которому палестинская Церковь тоже постилась на еврейскую Пасху⁸⁴². Христиане постились в те часы, когда у иудеев была пасхальная трапеза; в пасхальную ночь они ожидали парусию и, постясь, молились об обращении Израиля⁸⁴³. Возможно, в этом они следовали примеру, данному Иисусом на последней вечере. Если это действительно так, то Иисус отказывается от еды и питья во время последней трапезы для того, чтобы постом и молитвой просить об обращении Израиля.

Согласно Лк 23,34а, Иисус просил и за тех, кто распинал его⁸⁴⁴. Все это не так самоочевидно, как может показаться. Хотя Ветхий Завет знает заступническую молитву людей Божьих, однако нигде не призывает, чтобы благочестивые молились друг за друга. «В религии Израиля заступническая молитва - это дело не рядовых верующих, а Божьих людей и пророков»⁸⁴⁵. Позднее, в древнем иудаизме, она практиковалась в форме утренней молитвы хозяина дома о своих домочадцах⁸⁴⁶, однако не занимала того центрального места, которое принадлежало ей в молитвах Иисуса.

Особенно примечательно то, как Иисус благодарит. Характерно в этом отношении Мф 11,25сл пар., четверостишие, несущее на себе явные следы палестинского происхождения⁸⁴⁷, на которое ссылается уже Павел⁸⁴⁸. Речь идет о молитве, которая по времени относится, по-видимому, к переломному моменту в деятельности Иисуса. По обычным человеческим меркам его дело потерпело крах: ведь руководители его народа единодушно отвергли его весть, и лишь горстка людей, не пользовавшихся уважением, следовала за ним. И на этих руинах Иисус возносит благодарственную молитву. Несмотря на неудачу, он славит Бога. Он радуется тому, что тайна Царства Божьего открыта несовершеннолетним; такова была воля благого, милостивого Бога. Можно предположить, что благодарение играло главенствующую роль в жизни и в молитвенной практике Иисуса⁸⁴⁹. В раввинистической литературе есть такое изречение: «В грядущем мире прекращаются все жертвы, но жертва благодарения остается вечно; точно так же прекращается всякое исповедание, но исповедание благодарности остается вечно»⁸⁵⁰. Следовательно, главенство благодарения в молитвах Иисуса означает предвосхищение конца мира, перевод эсхатологических ожиданий из будущего в настоящее.

в) Наставления Иисуса о молитве. Не ограничиваясь своим собственным примером, Иисус дает специальные наставления относительно молитвы (Мф 7,7 пар.Лк 11,9):

Αίτείτε καί δοθήσεται ύμΐν

ζητείτε καί εϋρήσετε

κρούετε καί άνοιγήσεται ύμίν

[Просите, и дано будет вам;

ищите, и найдете;

стучитесь, и отворят вам]⁸⁵¹.

Еще И.Шнивинд заметил, что эта логия звучит как пословица⁸⁵². К.Г.Ренгшторф более точно определил «место в жизни» первой строки: это мудрость нищих⁸⁵³. «Посмотрите на нищих, - говорит Иисус, - как они назойливы, как от них нельзя отвязаться, ведь они знают, что упорство приведет к успеху. Столь же настойчивой должна быть и ваша молитва - молитва о наступлении Царства Божьего, и столь же неминуемо будет она услышана»⁸⁵⁴. Эту уверенность в том, что тебя услышат, укрепляют и притчи Лк 11,5-8.11-13; 18,1-8, и слова о передвигающей горы вере Мк 11,23сл пар. И все же обещание: πάντα όσα προσεύχεσθε καί αίτείσθε... έσται ϋμίν [всё, о чем вы молитесь и просите... будет вам] (Мк 11,24) - трудно объяснить, поскольку оно дается без всяких ограничений; кажется, что Иисус обещает здесь исполнение любой просьбы. Следует, однако, иметь в виду, что слово πάντα [всё] в данном контексте относится к перемещению горы, о котором шла речь в предыдущем стихе; при этом, как мы видели⁸⁵⁵, имеются в виду не поражающие воображение чудеса, а эсхатологические полномочия, те полномочия, которые уже сейчас явлены, например, во власти над духами. Эсхатологическое понимание πάντα соответствует ούδέν [ничего] Мф 17,20. Это, однако, означает, что все указанные речения Иисуса об уверенности в том, что молитва будет услышана, относятся к эсхатологическим дарам и полномочиям эры спасения. Ученикам Иисуса дано обещание, что через их молитву силы грядущего Царства воздействуют на этот мир.

Призывая молиться о дарах эры спасения с полной убежденностью в том, что молитва будет услышана, Иисус дает в этой связи три очень ясных и точных наставления. Прежде всего, молитва учеников, в отличие от рассчитанной на публику молитвы фарисеев, должна происходить втайне, в ταμ(ι)εΐον (Мф 6,6), в кладовой, т.е. в совершенно не предназначенном для молитвы месте. Возможно, это наставление связано с Ис 26,20: «Пойди, народ мой, войди в покои твои и запри за собой двери твои, укройся на мгновение, доколе не пройдет гнев». Ученики Иисуса знают о грядущей катастрофе. Их молитва - это молитва времен эсхатологических бедствий. Она слишком серьезна, чтобы выставлять ее напоказ.

Далее: молитва учеников должна быть краткой. Иисус осуждает книжников, οί.... προφάσει μακρά προσευχόμενοι [для вида долго молящихся] (Мк 12,40); он порицает βατταλογεΐν [болтание] (Мф 6,7). За длинными молитвами стоит представление (близкое языческому fatigare deos) с том, что увеличением количества обращений и слов можно сделать Бога более благосклонным. Для учеников Иисуса в этом нет необходимости; Отец знает, в чем они нуждаются, следовательно, их молитва может быть краткой. «Отче наш», которая у Матфея следует непосредственно за настоятельным требованием избегать многословия при молитве, представлена у него в качестве примера краткой молитвы и действительно своей краткостью отличается от большинства молитв того времени. Сыновство освобождает от необходимости тараторить без умолку.

Наконец, в качестве предварительного условия того, чтобы молитва учеников была услышана, Иисус называет готовность прощать. Для Иисуса это conditio sine qua non всякой молитвы; поэтому он вводит его в «Отче наш» (Мф 6,12 пар.). Готовность простить перенесенную несправедливость должна быть безграничной и распространяться также и на врага: заступничество за него (Мф 5,44 пар. Лк 6,28) предполагает, что он прощен. Каждая молитва включает в себя просьбу о Божьем прощении; как можно просить Бога о прощении, если сам не готов простить (Мк 11,25; Мф 6,14сл; 18,35)? И наоборот, если ученик Иисуса сам провинился перед своим братом, то, прежде чем предстать перед Богом, он должен признать свою вину и просить брата о прощении. Так говорится в Мф 5,23сл⁸⁵⁶. Эти слова не означают умаления жертвы в сравнении с отношением к ближнему (жертва не важна, единственное, что важно, - это уладить отношения с братом), напротив, отношение к жертве как раз серьезное. «Ты не можешь, - говорит Иисус, - предстать перед Богом с жертвой, т.е. с просьбой о прощении, если у твоего брата есть причина жаловаться на тебя». Путь к Богу проходит через ближнего.

Прощение - собственная готовность простить и просьба о прощении, когда виноват сам, - это для учеников Иисуса необходимая предпосылка молитвы.

г) «Отче наш»⁸⁵⁷. Иисус не только своим примером показал ученикам, как надо молиться, не только дал им соответствующее наставление, - он дал им еще и новую молитву, которая, судя по языку и по содержанию, принадлежит древнейшему слою предания⁸⁵⁸ - молитву «Отче наш».

Древнейший текст. Евангелия⁸⁵⁹ дают «Отче наш» в двух разных редакциях - более длинной у Матфея (6,9-13) и более короткой у Луки (11,2-4)⁸⁶⁰. Для их критической оценки поучительно обратить внимание на соответствующие контексты. У Матфея таким контекстом является полемика с фарисеями о милостыне, молитве и посте (6,1-18). Она развертывается в трех выстроенных строго параллельно фрагментах (6,1-4.5сл.16-18), причем лишь тот фрагмент, в котором идет речь о молитве, расширен за счет добавления трех логий о молитвенной практике: это предупреждение против болтливости (6,7сл), «Отче наш» (6,9-13) и наставление о готовности прощать (6,14сл). Благодаря этому расширению возникло составленное из изречений Иисуса учение о молитве. У Луки «Отче наш» тоже помещается в рамки молитвенного катехизиса (11,1-13). Он тоже четырехчастный и включает просьбу «Научи нас молиться» с «Отче наш» (11,1-4), притчу о просящем друге, которую Лука понимает так, что основой молитвы является настоятельная просьба (11,5-8)⁸⁶¹, призыв молиться (11,9сл) и образное изречение о щедром отце, призывающее верить, что молитва будет услышана (11,11-13). Эти два молитвенных катехизиса имеют совершенно разное назначение: у Матфея он обращен к тем, кто умеет молиться, однако их молитве угрожает опасность стать малодейственной; у Луки - к тем, кто только еще должен научиться молиться по-настоящему. Это означает, что у Матфея дается молитвенный катехизис для иудео-христаан, у Луки - для христиан из язычников. На основании Дидахе (см. примеч. 76), ядро которой относится еще к 1 в. н.э., можно утверждать, что около 75 г. н.э. молитва «Отче наш» была составной частью молитвенного наставления всей Церкви в целом, причем, как позволяет думать расположение материала в Дидахе (1-6 - два пути, 7- крещение, 8 - пост и «Отче наш», 9сл - Тайная вечеря), - составной частью наставления, следующего за крещением. Иудео-христианская и языческо-христианская Церкви едины в том, что «Отче наш» учит молиться. Что касается расхождения текстов Матфея и Луки, то, по нашему заключению, оно возникло не в результате редакционного вмешательства евангелистов (или вообще каких-либо индивидуальных поправок): перед нами редакции, которыми пользовались две разные Церкви.

Какая из редакций является первоначальной? Мф 6,9-13 и Лк 11,2-4 различаются как по объему, так и текстуально.

Текст Луки в трех местах короче, чем текст Матфея. Отсутствуют атрибуты в обращении (оно звучит просто как πάτερ), вся третья (γενηθήτω τό θέλημά σου, ώς έν οϋρανώ καί έπί γής [да будет воля Твоя и на земле, как на небе]) и вся седьмая (άλλά ρϋσαι ήμάς άπό τοϋ πονηροϋ [но избавь нас от лукавого]) просьбы, которые есть у Матфея. Главное наблюдение, касающееся вопроса о первичности, состоит в том, что текст Луки целиком содержится в тексте Матфея. Так как литургические тексты имеют тенденцию к наращиванию и более короткий текст здесь обыкновенно является и более древним, имеющиеся у Матфея добавки можно считать расширением текста. Маловероятно, чтобы кто-либо убрал из текста третью и седьмую просьбы, тогда как обратный процесс легко можно себе представить. Дальнейшие наблюдения подтверждают, что более короткий текст является более древним. Все три добавления, имеющиеся в редакции Матфея, находятся в надлежащих местах текста: в конце обращения (первоначально состоящего из одного слова), в конце «просьб о Твоем» и в конце «просьб о нас». Это, в свою очередь, согласуется с тем, что можно наблюдать и в других местах: литургические тексты, как правило, имеют полнозвучные концовки⁸⁶². Наконец, в пользу того, что в редакции Луки текст дан в своем первоначальном виде, говорит то, что добавления Матфея выправляют композицию «Отче наш» стилистически. Седьмая просьба особенно необходима в структуре параллелизма, незавершенность которого очень бросается в глаза в заключительной просьбе у Луки.

Что же касается текстуальных расхождений, то просьба о хлебе в редакции Луки обобщается посредством настоящего времени δίδου [подавай], кстати единственного в «Отче наш», и замены слова σήμερον [сегодня] выражением τό καθ' ήμέραυ [каждый день]. С точки зрения древности это дает преимущество Матфею. В пятой просьбе у Матфея стоит τά όφειλήματα [долги], у Луки - τάς άμαρτίας [грехи]. Необычное выражение Матфея представляет собой арамеизм⁸⁶³; ведь арамейское соответствие слову «грех», hoba, буквально означает «(денежный) долг». Следовательно, τά όφαλήματα (Матфей) - это буквальный перевод, a τάς άμαρτίας (Лука) - грецизированный. Что редакция Луки тоже опирается на формулировку с όφειλήματα, видно из последующего τώ όφείλοντι [имеющему долг]. И когда, далее, во второй части просьбы о прощении Матфей использует аорист άφήκαμεν [простили], а Лука - настоящее время άφίομεν [прощаем], то и здесь более трудный для истолкования текст Матфея претендует на большую древность⁸⁶⁴.

Таким образом, мы приходим к следующему результату: с точки зрения объема первоначальным следует считать более короткий текст Луки, с точки зрения словесного выражения - текст Матфея. Кроме того, мы пришли к выводу, что в основе греческого текста лежит арам ейский. Если сделать обратный перевод редакции Луки на арамейский, обнаруживаются двухударный или четырехударный размер и рифма⁸⁶⁵:

'Abba

jitqaddáš šemák / teté malkuták

lahmán delimihár / hab lán joma dén

ušeboq lán hobénan / kedišebáqnan lehajjabénan

wela ta 'elínnan lenisjón.

Смысл молитвы. Для понимания «Отче наш» важна просьба Κύριε, δίδαξον ήμάς προσεύχεσθαι, καθώς καί 'Ιωάννης έδιδαξεν τούς μαθητάς αύτοΰ [Господи, научи нас молиться, как и Иоанн научил учеников своих], которая, согласно Лк 11,1, дала Иисусу повод сформулировать молитву; ведь фраза, начинающаяся с καθώς, дает понять, что неназванный ученик просит о молитве, которая отличала бы последователей Иисуса как членов общины спасаемых⁸⁶⁶. Следовательно, «Отче наш» с самого начала мыслилась не только как образец правильной молитвы, но и как опознавательный знак; в этом качестве Церковь и пользовалась ею затем в течение столетий.

Композиция «Отче наш» очевидна: 1) обращение, за которым следуют 2) две короткие «просьбы о Твоем» с parallelismus membrorum;

3)   две более длинные «просьбы о нас» с parallelismus membrorum и

4)   короткая заключительная просьба.

Обращение πάτερ (Лк 11,1) восходит к арамейскому 'Abba, и в данном случае его следует переводить «наш Отец»⁸⁶⁷ (как правильно делает Матфей в 6,9). В § 7 мы видели, что обращение к Богу 'Abba - это своеобразнейшая особенность языка Иисуса, в которой проявляется как его доверие к Богу, так и сознание своих полномочий. Молитвой «Отче наш» Иисус дает «малым»⁸⁶⁸ привилегию повторять за ним это 'Abba. Как члены familia Dei они могут обращаться к Богу-Отцу и просить его о дарах. То, что этой молитвой Иисус приобщил учеников к своим сыновним полномочиям, древнейшая Церковь с самого начала рассматривала как нечто весьма значительное. Это очень ясно прочитывается, например, в Рим 8,15б сл (где точку следует ставить не после πατήρ [Отец], а после υίοθεσίας [усыновления], так как в противном случае начало ст. 16 было бы первым асиндетоном в Послании к римлянам). Павел говорит, что нет более очевидного доказательства сыновства, чем когда кто-либо отваживается взывать к Богу 'Abba: Это высказывание для него так важно, что он приводит его и в Гал 4,6 (где ότι носит декларативный характер и потому должно переводиться словом «что», а не «так как»⁸⁶⁹). И если в литургии как на Востоке, так и на Западе молитве «Отче наш» издавна предшествовали вступительные слова: «Сделай нас достойными того... что мы смеем Тебя... как отца призывать и говорить: Отец наш» (литургия Хризостома), или «мы смеем говорить: Отец наш» (римская месса)⁸⁷⁰, то в этом тоже проявляется ощущение того, сколь велика привилегия, данная Иисусом своим ученикам, - повторять за ним 'Abba. Иметь смелость говорить «Отец» - значит удостоверить свое сыновство. Дети имеют право говорить 'Abba.

Далее следуют две «просьбы о Твоем»: «Да прославится имя Твое. Да придет Царство Твое». Обе просьбы одинаково построены и образуют синонимический параллелизм. В обеих глагол стоит впереди; обе избегают императива. Не только по форме, но и по содержанию обе просьбы теснейшим образом связаны. Они не созданы заново Иисусом, а происходят из еврейской литургии, а именно из «святой» молитвы, Каддиш, завершавшей синагогальное богослужение и известной Иисусу с детства. Каддиш - одна из очень немногих арамейских молитв древнего иудаизма; эта ее особенность объясняется тем, что она читается сразу после произносившейся на арамейском языке проповеди. В самой древней из дошедших до нас форм эта многократно повторяемая молитва звучит так:

«Да возвеличится и освятится великое имя Его

во вселенной, которую Он сотворил по своей воле.

Да явит Он царскую власть свою

при вашей жизни и во дни ваши, и во дни всего дома Израилева в ближайшее время.

Да будет благословенно великое имя всегда и во веки веков.

Аминь»⁸⁷¹.

Каддиш - это эсхатологическая молитва. Обе просьбы - об одном и том же: о наступлении Царства Божьего. Каждое вступление во власть земного правителя предполагало поклонение, выражаемое словами (возгласы одобрения) и жестами (поклоны). Так же будет и когда Бог явит свою славу: его имени будут поклоняться и все подчинятся его власти. Таким образом, в Каддиш звучит мотив интронизации. Соответственно следует понимать и обе «просьбы о Твоем» в «Отче наш». Это просьбы о наступлении часа, когда явлена будет святость Бога и начнется его владычество. Нынешний мир находится под властью сатаны; зло торжествует. Из этой глубины бедствий ученики Иисуса взывают к Богу о низвержении сатаны и об открытии Царства Божьего. Они умоляют о сокращении последнего испытания, иначе никто не спасется (Мк 13,20). «Просьбы о Твоем» - это выражение упования на божественное обетование и милосердие; произносящий их оставляет повседневные дела и, окруженный злом и мраком, всем своим существом устремляется к Богу.

Еврейская община и ученики Иисуса одними и теми же словами просят Бога явить свое величие. И тем не менее между их просьбами есть большая разница. В Каддиш молится община, которая пока еще находится в самом начале ожидания. В «Отче наш» молятся те, кто знает, что дело милости Божьей, великая перемена, уже началось⁸⁷².

Две «просьбы о нас» (о хлебе и о прощении грехов) также теснейшим образом связаны между собой. Опять-таки это проявляется и в их форме. Обе просьбы состоят из двух полустрок, противостоящих одна другой (см. ниже). Если верно, что начало «Отче наш» опирается на Каддиш, то сама форма просьб показывает: акцент делается на то новое, что добавил Иисус, т.е. именно на «просьбы о нас».

Первая из них - это просьба об άρτος έπιούσιος [хлебе насущном].

Здесь не место детально рассматривать обширнейшую дискуссию о значении слова έπιούσιος⁸⁷³. Речь, по существу, идет о том, происходит ли это слово, которое вне христианских текстов встречается лишь один раз и к тому же без поясняющего контекста⁸⁷⁴, от έπείναι (соответственно έπουσία) либо от έπιέναι. В первом случае оно означало бы что-то вроде «необходимый для существования», во втором - «будущий, завтрашний». Я сразу же приведу решающий, на мой взгляд, аргумент. Имеется сообщение Иеронима, что в Евангелии назореев на месте έπιούσιος стояло слово mahar, которое он правильно переводит как quod dicitur crastinum [как они говорят, завтрашний]⁸⁷⁵. Правда, Евангелие назореев (от которого сохранились только фрагменты) - это не оригинальное произведение на арамейском языке, а, наподобие Таргума, перевод Евангелия от Матфея на арамейский, т.е. более поздний текст. Тем не менее есть все основания утверждать, что слово mahar древнее, чем Евангелие от Матфея. Ведь переводчик, переводивший Матфея на арамейский, дойдя до «Отче наш», естественно, перестал переводить, а вместо этого просто записал ту молитву, которую он повторял каждый день. Поэтому нет сомнений, что за έπιούσιος стояло арамейское mahar «завтра». Это подтверждает и возникающее в просьбе о хлебе противопоставление έπιούσιος и σήμερον [сегодня], для которого в следующей просьбе имеется параллельное противопоставление божеского и человеческого прощения: «Хлеб наш завтрашний - дай нам сегодня!»

Иероним не только сообщает, какое слово вместо έπιούσιος употребляли в «Отче наш» говорящие по-арамейски христиане из евреев, он еще и дополняет перевод объяснением: mahar quod dicitur crastinum, ut sit sensus: panem nostrum crastinum, id est futurum, da nobis hodie [mahar, как они говорят, завтрашний, что означает: хлеб наш завтрашний, т.е. будущий, дай нам сегодня]. Иероним, таким образом, истолковывает άρτος έπιούσιος как «будущий хлеб». Действительно, хотя mahar буквально означает «завтрашний день», в переносном смысле это «завтрашний день Божий», будущее, т.е. время конца мира⁸⁷⁶. Следовательно, под завтрашним хлебом Иероним понимает не земной хлеб, что-то вроде прожиточного минимума, а хлеб жизни. В первом столетии такое эсхатологическое понимание просьбы о хлебе было господствующим как на Востоке, так и на Западе⁸⁷⁷. Эсхатологическая направленность всех остальных просьб «Отче наш» говорит о том, что просьбу о хлебе Иисус действительно понимал как просьбу о хлебе времен спасения, хлебе жизни.

Было бы, однако, грубой ошибкой понимать просьбу о хлебе в спиритуалистическом смысле. Для Иисуса земной хлеб и хлеб жизни никоим образом не противостоят друг другу, поскольку в Василии все земное освящается. Хлеб, который преломлял Иисус, приглашая мытарей и грешников за свой стол, хлеб, который он подал ученикам на последней трапезе, был земным хлебом и в то же время хлебом жизни. Для учеников Иисуса каждая общая с ним трапеза - а не только последняя - была исполнена эсхатологического смысла. Каждая трапеза с ним была трапезой спасения, предвосхищением трапезы в новом мире. Во время каждой трапезы он был главой семьи, каковым он будет по завершении мировой истории. Первохристианская община сохраняла это эсхатологическое понимание, когда называла свои общинные трапезы «трапезами Господними» (1 Кор 11,20). Это же подразумевается и в просьбе о «завтрашнем хлебе». Она не отделяет повседневность от небесного мира, а просит о том, чтобы в мирской повседневности действовали силы и дары грядущего мира. Лишь после уяснения эсхатологической направленности просьбы о хлебе становится понятным, какую силу несет в себе слово σήμερον [сегодня]. В порабощенном сатаной мире, когда Бог так далек, ученики должны просить, чтобы уже сегодня они были причастны к будущей славе. Они могут взять в обе руки хлеб и умолять: здесь и теперь, уже сегодня дай нам хлеб жизни, ниспошли его в нашу бедную жизнь.

Вторая «просьба о нас» обращена к великому подведению итогов, к которому приближается мир. Ученики Иисуса знают о тенетах вины и греха и знают, что лишь оправдательное решение Бога, величайший из его даров, может спасти их. Они молят о том, чтобы этот дар пришел к ним не только в час последнего суда, но уже сейчас, здесь и сегодня.

Как и просьба о хлебе, вторая просьба является двучленной, однако дополнение к просьбе о прощении ώς καί ήμείς άφήκαμεν τοίς όφαλέταις ήμών [как и мы простили должникам нашим] сразу обращает на себя внимание тем, что ссылается на человеческие поступки, что для «Отче наш» совсем нехарактерно. Из-за этого оно производит впечатление чуть ли не чужеродного тела; к тому же это дополнение весьма сильно акцентируется. Особенно бросается в глаза аорист άφήκαμεν. «Прости нас так же, как мы простили». Таким образом, наше прощение предшествует Божьему. Не служит ли оно в таком случае примером для Божьего прощения (Мф ώς καί [как и...]) или его мотивировкой (Лк καί γάρ [ибо и...])? Для правильного понимания слова άφήκαμεν нужен более детальный анализ языкa.Άфήкαμev восходит к арамейскому šebaqnan и употреблено здесь в значении perfectum coincidentiae⁸⁷⁸, так что перевод должен быть таким: «как и мы соответственно этому простили наших должников». Следовательно, дополнительная часть второй «просьбы о нас» - это напоминание самим себе о собственных актах прощения, объявление о готовности передавать дальше Божье прощение.

Эта готовность, как вновь и вновь подчеркивает Иисус, является необходимой предпосылкой Божьего прощения⁸⁷⁹. Если готовность к прощению отсутствует, просьба о Божьем прощении будет ложью. Таким образом, двумя «просьбами о нас» ученики Иисуса говорят: мы принадлежим к Царству; поэтому дай нам уже сегодня нашу долю даров времен спасения; мы хотим передать их другим.

Две «просьбы о нас» - это актуализация двух «просьб о Твоем»: если в «просьбах о Твоем» молят о явлении Царства Божьего, то в «просьбах с нас» отваживаются умолять о том, чтобы это свершилось уже сейчас, сегодня.

Заключительная просьба кажется неожиданной. Уже своей формой она отличается от остальных просьб «Отче наш». После параллелизма обеих «просьб о Твоем» и двучленных конструкций обеих «просьб о нас» эта лаконичная одночленная заключительная фраза кажется внезапной и резкой. Следует добавить, что эта просьба единственная из всех формулируется отрицательно. Все это сделано намеренно. Просьба и должна выглядеть резкой и внезапной. На это указывает ее содержание. Чтобы понять ее, необходимо прежде всего отметить, что под πειρασμός понимаются не соблазны повседневной жизни, а последнее великое испытание⁸⁸⁰. Что касается сказуемого μή είσενέγκης [не введи], то греческий текст дословно можно понять так, будто вводящий в искушение - это Бог. Уже в Иак 1,13 отклоняется такое толкование. Что оно действительно не соответствует подлинному смыслу, видно из сопоставления с еврейскими утренней и вечерней молитвами, на которые, возможно, непосредственно опирался Иисус:

«Не введи меня во власть греха,

ни во власть долга,

ни во власть искушения,

ни во власть постыдного!»⁸⁸¹

Здесь каузативный глагол с отрицанием «не введи меня», как показывают параллельные строки, явно имеет смысл «не допусти»: «Не допусти, чтобы я оказался во власти». Это же имелось в виду под μή είσενέγκης заключительной просьбы в «Отче наш»: «Не допусти, чтобы мы оказались во власти искушения!» Ученики Иисуса просят не о том, чтобы испытание их миновало⁸⁸². Скорее заключительная просьба подразумевала просьбу охранить их от опасности не устоять в эсхатологическом испытании. Итак, в заключение «Отче наш» ученики

Иисуса просят охранить их от отпадения⁸⁸³. Теперь понятна внезапность заключения. Этой последней строкой Иисус со всей присущей ему трезвостью переключает внимание учеников с перспективы конца мира на конкретную ситуацию, в которой они находятся. Заключительная строка - «громкий крик о помощи»⁸⁸⁴: одно лишь дай, охрани нас от сомнений! «В Ветхом Завете нет ни одной параллели» к этой просьбе «или даже к подобной мысли»⁸⁸⁵ , и, конечно, не случайно.

Отсутствие славословия в Лк 11,4 и в древнейших рукописных вариантах Мф 6,13 не дает права утверждать, что «Отче наш» когда-то произносилась без заключительной бенедикции. Невозможно себе представить, чтобы молитва завершалась словами τού πονερού [от лукавого] (Матфей) или είς πειρασμόν» [во искушение] (Лука). Следует иметь в виду, что в иудаизме были две формы окончания молитвы: строго фиксированное и свободно формулируемое молящимся; последнее называлось hatima («печать»). Первоначально «Отче наш» была молитвой с «печатью», т.е. со свободно формулируемым окончанием. Твердая форма славословия установилась постепенно и стала общепринятой самое позднее к концу I в. н.э. Дид 8,2, где она впервые засвидетельствована, имеет пока еще двучленную форму: ότι σού έστιν ή δύναμις καί ή δόξα είς τούς αίώνας [ибо Твоя есть сила и слава вовеки], очень скоро она становится трехчленной.

Таким образом, «Отче наш» - это эсхатологическая молитва, имеющая тот же смысл, что и маранафа (1 Кор 16,22), а также речения Мк 14,38 и Лк 21,36. Ее основа - просьба о том, чтобы Царство начало осуществляться уже сейчас. Но благодаря заключительной просьбе мы узнаем, что последней всегда остается мольба о помощи: πιστεύω· βοήθει μου τή άπιστία, «Я верю! Помоги мне вопреки⁸⁸⁶ моему неверию» (Мк 9,24).