Иоахим Иеремиас

БОГОСЛОВИЕ НОВОГО ЗАВЕТА

К оглавлению

Глава 7

Пасха

§ 25. Древнейшее предание и древнейшая интерпретация

L.Brun, Die Auferstehung Christi in der christlichen Überlieferung, Oslo und Gießen, 1925.-R.Bultmann, Synoptische Tradition, 308-316. - C.H.Dodd, Matthew and Paul, in: New Testament Studies (Collected Essays), Manchester, 1953, 53-66. - K.H.Rengstorf, Die Auferstehung Jesu⁴, Witten, 1960. - P.Benoit, Marie-Madeleine et les disciples au tombeau selon John 20,1-18, in: W.Eltester (hg.), Judentum, Urchristentum, Kirche. Festschrift für J.Jeremias², BZNW 26, Berlin, 1964, 141-152. - H.Grass, Ostergeschehen und Osterberichte³, Göttingen, 1964. - H. von Campenhausen, Der Ablauf der Osterereignisse und das leere Grab³, Heidelberg, 1967. - K.Lehmann, Auferweckt am dritten Tage nach der Schrift, Quaestiones Disputatae, Freiburg-Basel-Wien, 1968.

Воскрешение Иисуса расценивалось первохристианской Церковью как божественное подтверждение его миссии. Поэтому правомерно завершить попытку изложить провозвестие Иисуса рассмотрением пасхальных событий.

1. Источники

Самая заметная литературная проблема, с которой мы сталкиваемся при работе с повествованиями о пасхальных событиях, заключается в том, что рассказы о страстях и о пасхальных событиях очень сильно различаются по своей структуре. В истории страстей все евангелия, несмотря на отклонения в деталях, твердо следуют общему плану: вход в Иерусалим - последняя трапеза - Гефсимания - арест - допрос в Синедрионе - отречение Петра - рассказ о Варавве - приговор Пилата - распятие - погребение - пустая гробница. Совершенно иначе обстоит дело с пасхальной историей. Об общем плане можно говорить, самое большее, только в отношении последовательности: пустая гробница - явления Воскресшего. В остальном картина очень пестрая. Это относится прежде всего к кругу лиц. Воскресший является то одному, то двум ученикам, то ограниченному кругу, то огромной массе людей. Свидетелями оказываются большей частью мужчины, но также и женщины; это члены самого узкого круга учеников, прочие приверженцы, как Иосиф и Матфий¹²⁵⁶, но также и скептики, как, например, старший из братьев¹²⁵⁷; по меньшей мере в одном случае - это фанатичный противник¹²⁵⁸. Как трудно было уже спустя два десятилетия составить себе общее представление о событиях, видно из самого древнего из дошедших до нас литературных свидетельств - 1 Кор 15,5-8. Хотя Павел, по-видимому, старался перечислить все без исключения случаи христофании, это ему не удалось¹²⁵⁹.

Насколько многослойным является круг свидетелей, настолько же разнообразны места, где происходят явления: христофания случается то под открытым небом, то в доме, многократно¹²⁶⁰ - перед воротами священного города, затем снова в пределах Иерусалима, в еврейском селении, на берегу Генисаретского озера, в горах Галилеи и один раз - за пределами Палестины.

Чем объяснить это различие в структуре между повествованием о страстях и пасхальными рассказами? Как получилось, что в описании страстей четыре евангелия следуют одному плану, а в изложении христофании полностью расходятся? Ответ может быть только один: это фундаментальное различие нельзя объяснить ни вторичным украшением пасхальных рассказов в процессе их передачи, ни редакционной обработкой; основу его нужно искать в самих событиях. Если страсти представляют собой обозримые события, разыгравшиеся в Иерусалиме в течение нескольких дней, то в случае христофании мы имеем дело с множеством разнообразнейших событий, занявших много времени, возможно годы¹²⁶¹; лишь сравнительно поздно предание ограничило временной интервал христофании 40 днями (Деян 1,3).

Если в том, что касается круга лиц и мест, многообразные рассказы можно счесть отражением подлинных воспоминаний, то другие признаки заставляют признать их результатом вторичного развития предания. Из числа формообразующих мотивов упомянем три важнейших. Во-первых, уже в самые ранние времена существовала потребность украсить рассказы о христофании словами Воскресшего и разговорами с ним. Если первоначально речь Воскресшего ограничивалась обращением по имени («Савл!», «Мария!», «Симон Иоаннов!») или (в большинстве случаев) пожеланием мира в сочетании с коротким вопросом («Что ты меня гонишь?», «Почему ты плачешь?», «Кого ищешь?», «Любишь ли ты меня?») и лаконичным указанием, то вскоре речи и диалоги стали длиннее; как это часто бывает, тенденцию особенно отчетливо удается выявить на поздней стадии: гностицизм без устали, одно за другим, порождает сочинения, якобы воспроизводящие слова Воскресшего, сказанные им за время от Пасхи до вознесения¹²⁶².

Второй побочный мотив, оказывавший наиболее стойкое влияние на рассказы о пасхальных событиях, - апологетический. Он возник как реакция общины на сомнения и насмешки (Деян 17,18), с которыми повсюду встречали весть о воскресении. Для еврейских собеседников выстраивались доказательства, основанные на Писании. Рано возникшему утверждению, что пустая гробница объясняется просто тем, что ученики ночью похитили тело, противопоставляли легенду о страже у гробницы (Мф 27,62-66; 28,11-15): мы читаем, что присутствие стражи полностью исключало возможность похищения; напротив, теория похищения - это злонамеренная выдумка первосвященников и старейшин (28,13). Против другого утверждения - что ученики стали жертвами галлюцинаций - возражали двояким образом: во-первых, Воскресший показывает рубцы на руках и на ногах (Лк 24,39а) и рану на боку (Ин 20,20), чтобы доказать свою идентичность с земным Иисусом (Лк 24,39а: ότι έγώ είμι αύτός [это я сам]); во-вторых, он предлагает потрогать себя (Лк 24,39б; Ин 20,27 ср. 1 Ин 1,1), чтобы убедиться в реальности его тела (Лк 24,39б: ότι πνεύμα σάρκα καΐ όστέα ούκ έχει [ибо дух плоти и костей не имеет]¹²⁶³).

Последние сомнения он преодолевает тем, что на глазах у учеников ест печеную рыбу, которую они подают ему по его просьбе (24,41-43). Эта тенденция материализации телесности Воскресшего еще больше усилилась благодаря полемике с докетизмом, возникшим - как свидетельствуют Иоанновы послания - еще в первом столетии¹²⁶⁴.

Упомянув докетизм, мы коснулись третьего мотива, побуждавшего видоизменять рассказы о пасхальных событиях: это процесс внутреннего развития Церкви. Его можно охарактеризовать несколькими ключевыми словами: создание церковных формул (Мф 28,19), церковный календарь (Ин 20,26¹²⁶⁵; Деян 2,1слл) и прежде всего миссионерские обязанности Церкви (Мф 28,16-20; Лк 24,44-49; Деян 1,4-8) - все это нужно было как-то выразить. При обсуждении явления Петру мы на этом отдельном примере увидим, насколько сильно процессы внутрицерковного развития влияли на пасхальные рассказы.

Напротив, древнейший слой предания отличается тем, что он еще хранит воспоминание о потрясающих, загадочных и таинственных событиях: как открылись у них глаза при преломлении хлеба¹²⁶⁶, сияние небесного света, фигура на берегу в предрассветных сумерках, внезапное появление в запертом доме, непроизвольно вырывающиеся восхваления Бога, внезапное исчезновение - это черты, в которых нашло свое выражение древнейшее предание. Подобным же таинственным полумраком окутаны древнейшие описания реакции свидетелей: они то не узнают Воскресшего, то их ослепляет небесное сияние, то они думают, что видят призрак. Ужас и страх, неуверенность и сомнение борются с радостью и благоговением. «Никто из учеников не смел спросить его: „Ты кто?", зная, что это Господь» (Ин 21,12). «Увидев его, они пали наземь, некоторые же усомнились» (Мф 28,17). Без всяких прикрас дается признание: «Они от радости (просто) не могли поверить» (Лк 24,41).

2. Пасхальные события

Что же произошло? Начнем с вопроса о дате. Древнее исповедание веры (1 Кор 15,4) совпадает с евангелиями в том, что перемена совершилась на третий день после распятия Иисуса, в воскресенье. Все попытки вывести трехдневный промежуток между распятием и воскресением откуда-то еще, например из мифов об умирающих и воскресающих богах¹²⁶⁷ (играли ли они какую-либо роль в регионе проживания палестинской первообщины?), или из того, что воскресенье считалось днем Христовым¹²⁶⁸ в первохристианском культе¹²⁶⁹ (не следует ли, напротив, вывести воскресную службу из Пасхи?), или из Ос 6,2 (хотя это место в связи с воскресением впервые цитирует лишь Тертуллиан¹²⁷⁰), потерпели неудачу. Но если все попытки иного объяснения оказались безрезультатными, остается только одно: перемена действительно произошла на третий день.

Все четыре евангелия совпадают, далее, в том, что последующие события были вызваны хождением женщин ко гробу пасхальным утром. Крайне жаль, что при рассмотрении этого пролога исследователи до самого последнего времени опирались на Мк 16,1-8 как на наиболее древний текст. Ведь Мк 16,1-8 - это «всецело вторичное образование»¹²⁷¹, «апологетическая легенда»¹²⁷², имевшая целью доказать «реальность воскресения Иисуса» «посредством пустой гробницы»¹²⁷³; т.е. рассказ о пустой гробнице в редакции Мк 16,1-8 возник на поздней стадии развития пасхального предания. А недавно П.Бенуа в своей новаторской работе¹²⁷⁴ показал, что рассматривать марковскую редакцию сообщения о пустой гробнице в качестве отправной точки неверно потому, что более древняя редакция этого сообщения сохранилась в Ин 20,1 сл. Согласно последнему, Мария Магдалина одна¹²⁷⁵ отправилась на рассвете пасхального дня к гробнице, вероятно чтобы там оплакать умершего (ст. 11; ср. Ин 11,31; Прем.Сол. 19,3). Увидев (очевидно, уже издали), что гробница вскрыта, она возвращается и с тревогой сообщает об этом Петру¹²⁷⁶, так как она убеждена, что тело Иисуса похищено (20,2б). Это подозрение, вошедшее вскоре в арсенал антихристианской полемики (Мф 28,13;), напрашивалось само собой, поскольку решение наместника отдать тело казненного за государственную измену (Мк 15,45 пар.) было делом необычным¹²⁷⁷ и могло побудить фанатиков к тому, чтобы исправить это решение, перенеся тело ночью в одну из гробниц для преступников (Sanh. 6,5сл). Рассказ выглядит очень правдоподобно; он прост и свободен от какой-либо тенденциозности; как это нередко бывает, текст, написанный позднее других, сохранил нам древнейшую форму предания.

Сообщение Марии Магдалины имело серьезные последствия (Лк 24,22: «женщины испугали нас»). Что случилось с телом Иисуса? Что касается дальнейшего хода событий, то краткий, сухой отчет Лк 24,12 - стих, который Нестле несправедливо порицает в своем научном комментарии, - предпочтительнее, чем Ин 20,3-10 (бег наперегонки к гробнице); уже внешние признаки говорят за то, что Лк 24,12 - это первичный текст Луки: стих есть во всех греческих рукописях (включая р⁷⁵), за исключением D¹²⁷⁸. Согласно Лк 24,12, Петр бежит к гробнице¹²⁷⁹, убеждается, что она действительно пуста и там лежат погребальные пелены, и идет обратно домой. Лука¹²⁸⁰ добавляет θαυμάζων τό γεγονός [дивясь происшедшему]: Петр не знает, как все это объяснить.

Только теперь вводятся неожиданные, собственно пасхальные события. Все четыре евангелия едины в том, что начало им кладет ангелофания¹²⁸¹. Здесь снова между синоптиками и Иоанном обнаруживаются различия в деталях, и снова приходится прибегать к эклектике и отдать предпочтение Иоанну, так как его повествование наиболее сдержанно. Опять Мария Магдалина одна (а не несколько женщин, как у синоптиков¹²⁸²) становится свидетельницей ангелофании; у Иоанна ничего не говорится об истолковании пустой гробницы и о поручении ученикам из уст ангелов; короткий вопрос (γύναι, τί κλαίεις [женщина, почему ты плачешь?]) - это все, что говорят ангелы (Ин 20,13).

Сразу за явлением ангелов (ангела), согласно Матфею (28,9сл) и Иоанну (20,14-18), происходит первая христофания; однако если у Матфея свидетельницей является и другая Мария (28,1), то у Иоанна это опять случается с одной Марией Магдалиной (как и в Пс-Мк 16,9). Это сообщение выглядит очень правдоподобно: если бы мы имели дело с выдумкой, то свидетельство о первом явлении безусловно не приписали бы женщине, поскольку женщины не признавались в качестве свидетелей. Правдоподобно звучит также постыдное для учеников сообщение о том, что оба пережитых Марией Магдалиной события, ангелофания и христофания, поначалу не вызвали никакой реакции: ей никто не верит (Лк 24,10сл.23; Пс-Мк 16, 10сл).

Если до этого момента только Марии Магдалине выпало снова и снова переживать пасхальные события: обнаружение пустой гробницы, ангелофанию и христофанию, то теперь картина меняется. Следует решающее событие: Господь является Петру. Это явление прочно укоренено в самом древнем предании: оно засвидетельствовано в древнем исповедании веры 1 Кор 15,5 и - еще раньше - пасхальным восклицанием, лежащим в его основе: όντως ήγέρτη ό κύριος καΐ ώφθη ΣΊμωνι [Господь действительно воскрес и явился Симону] (Лк 24,34)¹²⁸³.

Едва ли не самое поразительное и загадочное во всем первохристиан-ском предании - то, что явление Петру, несмотря на его основополагающее значение, нигде не изображено: ни у Матфея, ни у Луки, ни у Иоанна, ни в неподлинном эпилоге Марка (у самого Марка повествование заканчивается раньше, чем начались явления). Не может быть, чтобы это была случайность. Действительно, то обстоятельство, что Матфей не только умалчивает о явлении Петру, но, сверх того, еще и вычеркивает слова καΐ τώ Πέτρώ [и Петру] Мк 16,7, говорит о какой-то странной неуверенности¹²⁸⁴. Прежде чем ответить на вопрос, как такое могло произойти, следует констатировать, что, согласно свидетельству 1 Кор 15,5, эллинистическая Церковь в этом оттеснении Петра участия не принимала. Откуда же оно исходит? На это проливает свет Евангелие евреев, которое делает свидетелем первого явления брата Господня Иакова¹²⁸⁵, в то время как сирийская Дидаскалия приписывает эту честь Левию¹²⁸⁶. Нет сомнений, что это идет от радикальных кругов палестинского иудео-христианства, которые, столкнувшись с универсализмом Петра (Гал 2,12б; Деян 11,2), отказали ему за это в роли свидетеля первого явления¹²⁸⁷.

Явление Христа Петру вызывает лавину явлений. Среди многочисленных примыкающих к нему случаев нужно все-таки особо сказать о явлении «более 500 братьям в одно время» (1 Кор 15,6). С ним связана следующая проблема: оно отсутствует во всех без исключения пасхальных рассказах, хотя в перечне явлений 1 Кор 15,5-8 стоит на третьем месте. Могло ли столь сенсационное событие, при сотнях еще живых его свидетелей, не оставить никакого следа в источниках?

В Новом Завете есть еще и второй рассказ о событии, которое точно так же разыгралось в присутствии сотен людей: это Пятидесятница (Деян 2,1-13). Оба события, явление пятистам и Пятидесятница, связаны друг с другом не только большим количеством свидетелей, но и тем, что происходили в одном месте. Когда тот же Павел в 1 Кор 15,6 говорит, что из пятисот «большая часть доныне в живых, а некоторые почили», то это замечание, подчеркивающее достоверность сообщения, содержит косвенное указание на место явления. Ведь возможность проверить, кто из очевидцев этого явления четверть века спустя был еще жив, предполагает, что по крайней мере большая часть из пятисот жила в одном и том же месте, и это может быть только Иерусалим. Со времен Тюбингенской школы весьма популярной стала гипотеза о том, что явление пятистам и Пятидесятница - это одно и то же событие, отраженное в двух разных преданиях¹²⁸⁸. В пользу такого соединения говорит по крайней мере Ин 20,22, где христофания и принятие Духа оказываются связанными. Странное раздвоение предания следует, видимо, объяснить тем, что во время христофании при большом скоплении людей происходил взрыв глоссолалии и что предание выдвигало на первый план то один, то другой из этих моментов. Такое чередование было бы важным свидетельством того, как далеки древнейшие сообщения от какой-либо материализации христофании.

Как бы там ни было, последнее из названных в 1 Кор 15,3слл явление Христа Павлу, представлявшее собой сияние света (2 Кор 4,6; Деян 9,3; 22,6.11; 26,13), ясно показывает духовный характер христофании; это явление можно рассматривать как типичное.

3. Интерпретация пасхальных событий

Попытки установить, что означали явления Воскресшего для первых свидетелей в смысле непосредственного переживания, представляются совершенно безнадежными. Наши источники отстоят от самих событий на десятки лет, и в этом промежутке пасхальные рассказы развивались и обрабатывались с разных позиций. Все же можно рискнуть сделать какие-то предположения исходя из образа мыслей людей того времени. Воскресение как историческое событие древнему иудаизму неизвестно. Нигде в еврейской литературе мы не находим ничего, что можно было бы сопоставить с воскресением Иисуса. О воскрешении умерших, безусловно, знают, но при этом речь всегда идет об оживлении, о возвращении к земной жизни. В позднеиудейской литературе нельзя обнаружить ни одного места, где упоминалось бы о воскрешении в δόξα [славе] как об историческом событии¹²⁸⁹. Напротив, воскрешение в δόξα всегда и без исключения означает начало нового творения Божьего. Следовательно, явления Воскресшего должны были переживаться учениками как события конца времен, как начало перемены мира.

Следы того, что христофания означала для учеников начало эры спасения, сохранились по крайней мере в некоторых местах. Прежде всего нужно упомянуть Мф 27,51б-53. Здесь среди чудесных событий, вызванных смертью Иисуса, упоминается открытие гробниц и воскрешение многих тел усопших святых и добавлено, что после воскресения Иисуса воскресшие святые вошли в святой город и явились многим. Уже слова μετά τήν έγερσιν αύτοΰ [по восстании его] (Иисуса) показывают, что здесь мы имеем дело с древним преданием; ведь это указание времени (которое странным образом предполагает, что святые, хотя они воскресли уже в момент смерти Иисуса, прежде чем отправиться в святой город, вплоть до утра Пасхи пребывали в гробницах) должно разрешить некую трудность: казалось, что святые, благодаря воскресению в страстную пятницу, имеют определенное преимущество перед Иисусом, который все-таки провозглашен ή άπαρχή τών κεκοιμημένων [начатком усопших] (1 Kop 15,20), ό πρωτότοκος (έκ) τών νεκρών [первородным из мертвых] (Кол 1,18; Отк 1,5). Помимо уравнивающего добавления μετά τήν έγερσιν αύτοΰ об очень большой древности предания говорят единственное в своем роде употребление термина οί άγιοι [святые] (обычно применяемого к христианам, в отдельных случаях к ангелам¹²⁹⁰) по отношению к благочестивым людям ветхозаветных времен и, главное, представление о том, что воскресение Иисуса было не изолированным событием, но непосредственно связано со многими воскресениями. «День Пасхи, вероятно, не только впоследствии, но и с самого начала, в кругу самих учеников, воспринимался как примета грядущего дня Господня, как начало большого воскресения»¹²⁹¹, - пишет А.Шлатер по поводу этого места. В таком случае, однако, Мф 27,52сл принадлежит первичному слою предания. Здесь сохранилось еще кое-что от настроения первых дней: земля сотрясается (ср. Евр. 12,26; Отк 6,12; 8,5; 11,13.19; 16,18), мертвые встают, налицо перемена мира. Ученики были убеждены, что являются свидетелями начала нового эона.

Другой отголосок непосредственного впечатления от пасхальных событий содержится, по-видимому, в представлении о том, что воскресение Иисуса означает его интронизацию¹²⁹². Согласно общехристианским воззрениям, с воскресением Иисуса связаны занятие места по правую руку от Бога и начало царского владычества Христа¹²⁹³. Поскольку, однако, владычество Христа явным образом не наступало, напротив, древний эон продолжался, очень скоро стали проводить различие между теперешним sessio ad dexteram и окончательным восхождением на трон, т.е. между временной и окончательной интронизациями¹²⁹⁴. Однако выработанное таким способом представление о временной интронизации внутренне противоречиво; это паллиатив, свидетельствующий о том, что первоначально Пасха должна была казаться ученикам окончательным поворотом, началом нового эона, наступлением Царства Христова.

Отголоском этой связи между воскресением и наступлением Царства, возможно, является конец Мф 28,18: έδόθη μοι πάσα έξουσία έv οϋρανώ καί έπί. γής [дана мне всякая власть на небе и на земле]. Здесь обращают на себя внимание аорист начинательный έδόθη («только что вручена мне...»), затем слово πάσα (πάσα έξουσία - универсальная власть) и, наконец, отсылка к Дан 7,14, где о Сыне Человеческом говорится: «ему даны власть, почести и царство». Таким образом, Мф 28,18 говорит, что в воскресении исполнилось пророчество об интронизации Сына Человеческого как властителя мира.

Итак, ученики непосредственно пережили воскресение Иисуса, причем не как единственный в своем роде акт власти Божьей в один из моментов идущей к концу истории (как это с неизбежностью должно было представиться им вскоре), а как начало эсхатона. Они видели Иисуса в сиянии света. Они были свидетелями его воцарения. Это значит, что они пережили парусию.

Не будет преувеличением сказать, что только в свете этого вывода становится понятной религиозная жизнь первохристианской Церкви. Ведь для древнейшей общины верить - значило уже здесь и теперь жить в мире, завершающем свое существование. Верующий присутствует на Пасхе времен спасения, говорит допавловская пасхальная аггада 1 Кор 5,7бсл; он вырван из развращенного, обреченного на гибель рода (Деян 2,40); он спасается в волнах всемирного потопа (1 Пет 3,20) и проходит сквозь море (1 Кор 10,1слл); он - вновь сотворенный. Эти и многие похожие на них эсхатологические утверждения говорят о том, что в начале истории Церкви стоял реальный опыт наступления нового мира Божьего.