Мария Кончковская

СВЯТОЙ МАКСИМИЛИАН

К оглавлению

НЕПОКАЛАНОВ

Поначалу жизнь в новом монастыре была своеобразной. Продукты приносили добрые люди. Братья ели, сидя на корточках. Стол был установлен на деревянных ящиках, а постелью до получения из Гродно кроватей служила насыпанная возле стен солома. Сквозь щели в стенах бараков дул ветер, а иногда на постель сыпался снег. Согревались они с помощью гимнастических упражнений и бежали на медитацию в часовню. Стоя на коленях, они принимали участие в двух Святых Мессах, потом быстро съедали завтрак и разбегались на работу. Нужно было торопиться, чтобы до 7 декабря смонтировать станки и все приготовить к торжественному освящению монастыря. Работа кипела у них в руках, и, окунувшись в нее, они забывали о мучительном холоде.

Наконец наступил долгожданный день 7 декабря — канун праздника Непорочного Зачатия Пресвятой Девы Марии. Особенно радовался брат Салезий Миколайчик: подтверждались слова отца Максимилиана, который уже в ноябрьском номере «Воина» запланировал акт освящения монастыря к празднику Непорочной Девы. Ее покровительство здесь видно, как на ладони.

В Непокаланов съезжались гости: отец Корнелий Чуприк — провинциал ордена, варшавский воевода пан Солтан, отец декан и множество других.

По заснеженному полю люди шли из селения в монастырь, удивляясь убогим баракам и столь же убогой деревянной часовне, где вскоре должна была начаться Святая Месса.

Но больше всех радовался брат Салезий. Просто невозможно было поверить, что в машинном цехе все будет готово к назначенному сроку. Он работал в поте лица. Отец Максимилиан запретил братьям разговаривать с ним, чтобы не мешать ему. А сегодня в цехе, обитом толстой черной бумагой, рядком стояли блестящие, смонтированные после долгих ночей работы станки: «Франкенталь», «M.A.N.» и «Кениг и Бауэр». Рядом, в соседнем бараке, гудел мотор, а в переплетном цехе ожидали нового номера фальцевальная машина, станок для скрепления и механические ножи для обрезания бумаги.

Когда все гости уже собрались в типографии, брат Салезий запустил свои станки. По правде говоря, он не был уверен, что они запустятся. У него не было времени, чтобы их испытать, а монтаж еще не был закончен. И потому он был очень рад, когда постепенно они стали вращать приводные ремни и ритмично застучала фальцевальная машина. Печатные станки пели свою песню во славу Непорочной Девы.

Гости были изумлены.

Как? За такое короткое время братьям столько удалось сделать? Но это невероятно! Их лица светились радостью. Кто мог понять их энтузиазм и рвение, с которым они создавали свой новый дом ради Непорочной Девы! Разве что только отец Максимилиан, который был вдохновителем всего. Самый смиренный из них, он считал себя всего лишь орудием.

Теперь он стал настоятелем, составлял планы, подсчитывал, руководил и помогал. Он был с ними повсюду. Изнуренный болезнью, кашляющий, он полностью отдал себя Непорочной Деве, жертвовал собой ради Нее и братьев.

— Я принадлежу вам, — говорил он. — Вы всегда можете прийти ко мне с тем, что вас беспокоит.

Одному он отдал свой теплый свитер, другому дал поносить полушубок, для всех у него на устах было могущественное слово: «Мария» — воодушевление, утешение и прощение.

И вот он с тихой, счастливой улыбкой на устах шел с гостями по монастырю. Это был день триумфа Непорочной Девы. Ее милость была видна всем. А братья отвечали на нее безграничным самопожертвованием, бедностью, самоотречением и смирением. Теперь они могли радоваться. Брат Салезий сидел в конце трапезной и смотрел, как гости по-францискански скромно едят. Чай пили из жестяных кружек. Простой сосновый стол и скамьи были еще не до конца обструганы. Наверное, святой Франциск радовался, глядя на эту радость, полную чистой Божьей любви. Но вот заговорил воевода.

— Что он говорит? — шепотом спросил соседа брат Эварист.

— Он говорит: «Я тоже состою в Третьем Францисканском Ордене. У нас с вами один дух», — ответил сияющий брат Камил.

А разве можно было не радоваться?..

Прошли всего два года с тех пор, как брат Салезий после прохождения военной службы приехал в Гродно и надел монашеский хабит. Отец Максимилиан сразу же доверил ему станки. При этом он сказал:

— Брат мой, как хорошо получилось. Непорочная Дева прислала тебя сюда, к нам, а ведь ты и слесарь, и сборщик в одном лице. Как раз такой нам и нужен.

Брат Салезий, бывший сержант военной инженерной части, по стойке смирно стоял перед отцом Максимилианом.

А потом он засучил рукава и принялся за работу... И вот теперь он праздновал. Это был его праздник. Станки послушно работали, гости дивились монахам, а потому не оставалось ничего другого, как только благодарить Непорочную Деву и от всей души славословить Ее.

До самого вечера по Непокаланову бродили гости. Потом ворота закрылись, и отец настоятель провозгласил начало монастырского затвора.

Однако нужно было преодолеть еще много трудностей, в особенности, юридических и технических. И лишь в конце января Непокаланов смог выслать своим читателям очередной номер «Воина Непорочной Девы», который именно оттуда все большим тиражом должен был согревать души людей и зажигать весь мир любовью к Господу Иисусу Христу и Божьей Матери.

В руках у отца Максимилиана — как у настоятеля — был целый клубок всевозможных вопросов. Все нити тянулись к его рукам, нередко слабым и дрожащим. Но в этих руках была сила, устремленная в бесконечность. Это была сила святого послушания. Почти каждый шаг должен был получить разрешение властей. Словно волю Божью, стоя на коленях, принимал отец Максимилиан рекомендации отца провинциала и без тени сомнения исполнял их. И настоятели знали об этом.

Молитва в Непокаланове.

«Воин Непорочной Девы»* пробуждал призвания к монашеству. То и дело кто-то стучался в монастырскую калитку с просьбой принять его в монастырь. В 1929 году братьев было уже пятьдесят. Помимо типографии, переплетного цеха и администрации была организована рассылка фигурок Непорочной Девы, медальонов, четок и других предметов Ее почитания. Кроме того существовал хозяйственный отдел, который занимался пошивочной и сапожной мастерскими, а также садом и т. д.

В келье у отца Максимилиана стояла простая кровать, и он не давал ее заменить, так как по его мнению это бы противоречило принципу монашеской бедности. Он также обходился без шкафа, но при этом думал о собственном аэродроме и радиостанции. Его ясный ум, словно точнейший аппарат, создал всю эту удивительную, основанную лишь на доброй воле и любви к Богу, организацию людей, которые буквально состязались в усердии и самопожертвовании. В ней он каждому предоставил свое место.

СОМНЕНИЯ ОТЦА ПРОВИНЦИАЛА

В 1929 году был расцвет Непокаланова. С приходом весны в ней приступили к расширению часовни. 17 мая приехал отец провинциал Корнелий Чуприк, и отец Максимилиан привел его на место строительства.

— Наконец-то в часовне будет немного просторней, — сказал отец Альфонс, потирая от радости руки. — Братьев все больше, и прежняя часовня вскоре для них будет мала, к тому же и люди из селения к нам тянутся. Летом-то они слушают Святую Мессу снаружи, но зимой...

— Да, призваний у вас достаточно, — улыбнулся отец провинциал.

— Да, почти каждый день кто-нибудь появляется. Вот только священников в Непокаланове не хватает.

— Откройте интернат, и в будущем у вас будет много священников, — шутливо ответил отец провинциал, сделав при этом широкий жест рукой, и даже упомянул о материальной помощи.

В глубине души отец Корнелий прекрасно понимал, что открытие в Непокаланове небольшой семинарии с интернатом нереально,

* На русском языке этот журнал выходит под названием «Благовестник».

во всяком случае, в ближайшем будущем. Он еще немного побеседовал с отцом Максимилианом и отцом Альфонсом, после чего поехал в Лагевники. По пути он задумался, хорошо ли он поступил, подав этим энтузиастам идею об открытии семинарии. Он вспомнил, с каким огнем в глазах оба брата Кольбе выслушали его предложение относительно интерната. От них можно ждать чего угодно, но вероятно, и они отдают себе отчет в том, что пока это недостижимо. Несколько успокоившись, он одну за другой посещал монашеские общины, а в конце мая поехал в краковский конвент.

Тем временем отец Максимилиан и отец Альфонс, полностью поглощенные текущими проблемами, не имели возможности проанализировать предложенный им проект. Лишь 29 мая — по прочтении объявления о приеме в семинарию, которое отцы иезуиты разместили в «Вестнике Сердца Иисуса» — снова возник этот вопрос. На следующий день братья Кольбе оговорили важнейшие детали, касающиеся строительства необходимого здания, приглашения профессоров и помещения объявления о принятии кандидатов в «Воине Непорочной Девы».

Отец Альфонс не скрывал своих опасений, что отец провинциал, услышав конкретные предложения, может отказаться их одобрить. Поэтому отец Максимилиан поручил ему, как наиболее посвященному в предполагаемые трудности человеку, уже в тот же вечер отправиться в Краков, где — по имеющимся сведениям—должен был находиться отец Корнелий.

К сожалению, по приезде в Краков отец Альфонс узнал, что отец провинциал прервал свой визит в краковскую общину, чтобы по неотложным делам поехать во Львов. В Кракове остался только секретарь провинции отец Викентий Борунь. Он уже знал о предложении отца Корнелия в отношении семинарии и сообщил, что другие отцы в провинции выдвигают аргументы против этого проекта.

А тем временем от отца Корнелия пришла телеграмма, сообщавшая, что его пребывание во Львове продлится по крайней мере еще на один день. В связи с этим отец Альфонс изложил всю проблему на бумаге и попросил отца секретаря передать ее отцу провинциалу, а сам, полный пессимистических ожиданий, возвратился в Непокаланов.

«Наконец-то я спокойно закончу этот визит», — думал отец Корнелий, направляясь с вокзала в краковский монастырь.

— Преподобный отец, здесь был отец Альфонс из Непокаланова. У него было какое-то срочное дело к вам. Отец секретарь, наверное, обо всем знает, — сообщил ему брат привратник.

«Что там могло случиться? Я ведь недавно у них был», — подумал отец Корнелий и направился прямо к секретарю.

Каково же было его удивление, когда секретарь, ответив на его приветствие, сразу же подал ему конверт и сказал:

— Это от отца Альфонса. Он привез на утверждение проект здания интерната, который он наметил вместе с отцом Максимилианом. Он говорил, что это очень срочное дело, потому что они хотят открыть семинарию еще в этом году. Только прошу вас, вначале поешьте и отдохните, а уже потом подумаете, какой им дать ответ.

— Что? Семинария? Но это нереально. Несколько дней назад я уже говорил вам, что действительно пошутил на эту тему, а эти братья Кольбе сразу же поймали меня на слове. Нет, конечно, они не должны этого делать. Они сами говорили, что у них тесно. Где все это поместится? И когда? Ведь уже июнь. Не может быть и речи. Я сейчас же им напишу, чтобы они выкинули эти планы из головы.

Секретарь, видя столь решительную позицию отца провинциала, не решился защищать братьев Кольбе, хотя знал, что у них самые благие намерения и что невольно произнесенные слова своего настоятеля они приняли за выражение воли Божьей.

Возмущенный отец Корнелий, вернувшись к себе, минуту ходил по комнате, стараясь сосредоточиться, чтобы написать письмо, в котором хотел окончательно закрыть вопрос о семинарии и в то же время выразить свое неудовольствие таким несерьезным подходом к этой проблеме.

«Странные люди, — говорил он себе. — Этот Альфонс, наверное, еще более импульсивный, чем отец Максимилиан. Для них нет ни преград, ни сомнений. Уже и проект составили... С сентября будет миссионерская семинария!.. Ну, конечно».

Однако вскоре ему пришла одна мысль.

«Они сделали это, думая, о славе Божьей, о спасении душ, а я им за это собираюсь отплатить порицанием? Разве весь Непокаланов поначалу не казался мне нереальным?.. В их деятельности — какой-то порыв, размах и быстрый прогресс. Но если ближе приглядеться, дух во всем этом поистине францисканский. Даже их радостный энтузиазм. По правде говоря, они и меня, и себя ставят в комическую ситуацию. Учебный год на носу, а у них нет ни помещения, ни учеников. Неизвестно даже, согласится ли какой-нибудь профессор ездить из Варшавы и сколько это будет стоить. И наконец, мнение самых уважаемых в провинции отцов — когда я сказал им о такой возможности — скорее неодобрительное. Нужно также поставить в известность кандидатов,

послать им условия поступления в семинарию. Когда все это можно сделать?»

Отец Корнелий был действительно обеспокоен.

«А если они это сделают? Эти два брата совершенно непредсказуемы, они берутся за непосильные дела... Но семинария в самом деле нужна. А если это воля Божья, как я могу своими медлительными действиями противиться ей?..»

Он глубоко вздохнул и преклонил колени перед висевшей на стене иконой Ченстоховской Божьей Матери.

Ему нужно было успокоиться, попросить помощи у Той, Которая распоряжается всем в Непокаланове. Горячо молясь, он отдал в Ее пречистые руки этот вопрос, и вдруг его охватила уверенность, что это Ее воля. Какая-то внутренняя сила рассеяла малодушные угрызения совести. Он принял это как веление свыше. Он склонил голову в смиренном благодарении.

Действовать следовало быстро. В тот же день отцу Максимилиану было послано письмо, датированное 2 июня 1929 года: «В силу послушания я предписываю вам еще в этом году открыть интернат и малую семинарию».

Только в июле началось строительство дома для семинарии — его называли «небоскребом», так как он должен был быть двухэтажным в отличие от других одноэтажных строений. Его строительство закончили во второй декаде сентября, и как раз в это время приехали первые воспитанники. На спортивной площадке играли в волейбол, занимались гимнастикой, в свободное от занятий время звучал смех и веселый шум.

— Совсем как во Львове, — думал отец Максимилиан и, улыбаясь, полным любви взглядом окидывал группу будущих священников.

НА МИССИИ

Была зима 1929 года. Брат Жебровский сел в поезд, шедший в направлении Варшавы. У него были разные поручения, касавшиеся издательских дел, а в самый момент отъезда отец Максимилиан прислал ему записку.

— Брат Мансвек, что здесь написано? — прищурившись, спросил он своего товарища.

«Узнать в Орбисе, сколько стоит билет до Калькутты, Шанхая и Нагасаки».

— Где это такие города? — удивился он.

— Э, брат, это страшно далеко, в самой Азии. Отец Максимилиан что-то задумал. Наверное, он собирается в миссию.

Вскоре после этого в Непокаланове заговорили о миссиях. В трапезной читали труд отца Гонората о францисканских миссиях. Каким-то новым духом повеяло в кругу братьев.

Отец Максимилиан теперь часто ездил в Варшаву и к отцу провинциалу.

Однажды он вызвал брата Гилярия Лысаковского и спросил его:

— Вы бы хотели ехать в миссию в Японию?

— Конечно, если такова воля Божья, — ответил брат Гилярий.

Выбрали еще двоих братьев: Зигмунда Круля и Северина Дагиса, секретаря редакции «Воина». Были куплены учебники немецкого, французского, русского, китайского и японского языков, и братья спешно стали их изучать.

В начале 1930 года отец Максимилиан отправился в Рим. Генеральным настоятелем ордена в то время был отец Орлих. Он выслушал отчет о делах в Непокаланове и одобрил все планы отца Максимилиана, после чего вручил ему сто долларов наличными.

Отец Максимилиан не волновался из-за материальных проблем. Получив разрешение и благословение отца генерала, он сразу же телеграфировал в Непокаланов. Его душа была полна счастья: он исполнял волю Непорочной Девы. Ни минуты он не сомневался, что все будет так, как Она захочет, и потому поспешил в Лурд, чтобы заручиться поддержкой Божьей Матери и помолиться о своем начинании.

— Да, в Лурде человек молится не так, как где-либо еще, — сказал он впоследствии братьям, задумчиво глядя вдаль.

— Еще бы! Ведь в этом гроте маленькая Бернадетта видела Ее. До сих пор ощущается неземное веяние благодати, все еще течет целебная вода из источника милосердия.

Из Лурда отец Максимилиан поехал в Лизье. Как там все живет святой Терезой! Домик в Буйсоннете, детские вещи, игрушки...

— Даже шахматы есть, — улыбнулся он при мысли о том, что нужно будет об этом рассказать братьям по возвращении в Непокаланов. — Ведь Тереза Малая — покровительница миссий. Она осыпает мир дождем милостей. Ее путь духовного детства — такой прямой и естественный. Это подлинная святость. Исполнение ежедневных обязанностей с любовью к Богу и безграничное упование на Него.

Отец Максимилиан долго стоял на коленях возле могилы святой. Он напомнил ей договор, который заключил с нею много лет назад: что он будет распространять ее почитание, а она будет там, на небесах, молиться за него.

Со слезами на глазах он просил, чтобы она пожелала и дальше помогать ему. Он вверил ее покровительству Непокаланов и миссию, которую он собирался основать на Дальнем Востоке.

Счастливый, он возвращался в Польшу. В Париже его ждал отец Махай, который учился в Сорбонне. Отец Махай уже давно не видел отца Максимилиана. Он стоял на вокзале и смотрел вокруг. Внезапно он увидел вдалеке сутулую фигуру в полинявшем хабите. По обычаю миссионеров отец Максимилиан отпустил бороду и потому казался еще более убогим и неухоженным.

«Да, похоже, Париж еще не видел такого чудака. Все будут на него оглядываться», — со смущением подумал отец Махай, вылезая из такси перед монастырем шариток28. Он заплатил водителю за дорогу и добавил несколько франков.

— Здесь полагается платить больше, чем показывает счетчик? — спросил отец Максимилиан, как всегда, внимательный ко всему, что происходит вокруг него.

— Да, в Париже такое правило, — ответил отец Махай. — Эти несколько франков — почти весь заработок шофера.

Отец Максимилиан очень огорчился.

— Значит, я обидел человека, — тихо сказал он, и в его глазах появились слезы. — Когда я в последний раз ехал на такси, то отказался доплачивать. Я подумал, что он хочет меня обмануть, как это нередко делают с иностранцами.

Отец Махай с почтением смотрел на него.

«Теперь понятно, кто передо мной, — подумал он. — Так беспокоиться из-за того, что кому-то доставил неприятность — такое нечасто случается».

28 шаритки — «дочери милосердия» — женская конгрегация, основанная в 1634 году Винсентом де Полем и Луизой де Марийяк; имеют школы, сиротские приюты и больницы.

Отец Максимилиан, где смог, собрал необходимые материалы и, полный впечатлений, в начале февраля вернулся в Непокаланов. Братья устроили ему восторженный прием. Отец Альфонс, ставший в то время настоятелем издательства, прекрасно справлялся со своими обязанностями.

— Наверное, сама Непорочная Дева руководит Своим делом — с удовлетворением сказал отец Максимилиан. — Я уже здесь не нужен. Все и без меня пойдет в нужном направлении — так, как пожелает Она.

ПУТЕШЕСТВИЕ

В Непокаланове все жили мыслью о миссиях. Четверо братьев — приехал еще брат Зенон Жебровский — второпях учили китайский, улаживали разные формальности и оформляли визы. Отец Альфонс учил их фотографировать. Им больше кормили, чтобы они поправились. И вот наконец были куплены билеты на корабль.

Отец Максимилиан из экономии хотел ехать на открытой палубе, но фирма «Messageries Maritimes» категорически отказалась продать миссионерам билеты четвертого класса. В конце концов они получили билеты во втором классе по цене третьего класса.

Однажды отец Максимилиан вернулся из Варшавы и сказал одному из братьев:

— Не знаю, успеем ли мы на корабль, потому что в консульствах медлят с оформлением виз.

— О, это невозможно! — возмутился брат Камил.

— Дитя мое, это очень даже хорошо, — безмятежно рассмеялся отец Максимилиан. — В этом как раз знак того, что это дело Бога, и дьявол всеми силами старается ему помешать.

Они выехали 26 февраля 1930 года в 10 часов.

В Варшаве Апостольский нунций архиепископ Мармаджи благословил их на прощание и с улыбкой сказал: «До свидания! Да благословит вас Господь!»

На вокзале с ними прощались друзья, которые принесли разные подарки. Наконец поезд тронулся.

— Мне нравится такая экспедиция, — говорил какой-то случайный попутчик. — Я бы тоже с удовольствием поехал на миссию. Даром повидал бы другие страны.

Отец Максимилиан спокойно улыбнулся и, отложив бревиарий, стал с ним разговаривать. Насколько во время молитвы он бывал сосредоточен и серьезен, настолько в беседе с людьми он был любезен и общителен, и даже любил пошутить.

Вечером они уже были в Чехословакии. На следующий день они задержались в Вене. Братья с восхищением осмотрели город, а потом отправились дальше.

Селения становились все красивее. Альпы были в снегу и на закате переливались золотом и багрянцем. Потом они въехали в солнечную Италию.

В Риме они находились в течение трех дней. С утра до вечера они осматривали священные памятники старины, а 6 марта приехали в Марсель.

На следующий день к пирсу пришвартовалось судно «Angers».

— Это наш корабль.

Братья с волнением взошли на палубу и с беспокойством ждали отца Максимилиана, который опаздывал. Наконец он приехал в такси в последнюю минуту и, спокойный и улыбающийся, появился на палубе.

Раздался пронзительный вой корабельной сирены, и «Angers» задрожал.

— Где наша каюта? — спросил у братьев отец Максимилиан.

Он забрал их с собой, хотя им хотелось еще посмотреть на портовый город. Он достал из чемодана фигурку Божьей Матери, аккуратно поставил ее на полке и произнес:

— Здесь будет наш Непокаланов. Мы должны начать путешествие с молитвы.

Они смиренно встали на колени, прислушиваясь к тому, как работают корабельные моторы — все быстрее, быстрее... Мелкие волны разбивались о борт судна. Но над всеми этими шумами вскоре зазвучал спокойный, сосредоточенный голос отца Максимилиана, который читал Розарий.

Вскоре они снова вышли на палубу и увидели Марсель с дальнего расстояния. Судно уже выходило в открытое море.

— Мы устроим нашу жизнь здесь, как в монастыре, — говорил отец Максимилиан. — В пять часов в столовой будет Святая Месса, потом медитация, общая молитва и завтрак. После завтрака — занятие языками и сообщения. Мы должны ознакомиться с научной организацией работы. — Он вынул книгу Тейлора, потом апологетику и сказал: — Мы будем обсуждать истины нашей веры, чтобы не опозориться на миссиях.

Время было расписано по минутам. Однако оставалось достаточно времени, чтобы полюбоваться морем. Братья часто стояли на палубе,

глядя, как чайки кружатся около судна. Брат Зенон бросал им хлеб. Они с криком опускались к воде и молниеносно подхватывали пищу. Иногда в отблесках солнца подплывали дельфины, широко разевая рты, а корабль неутомимо рассекал волны, оставляя по бокам белые пенистые борозды.

Отец Максимилиан уже познакомился почти со всеми пассажирами. С одним русским он вступил в спор по поводу теории Дарвина. Сирийца он расспрашивал о религиозных проблемах в его стране. Он пробовал найти общий язык даже с чернокожим абиссинцем, но, к сожалению, знал только два слова по-французски: «merci» и «encore».

Вдалеке показались берега Сицилии. Вскоре корабль вошел в Мессинский пролив. По левую сторону у подножия Этны было видно Реджо-Сан-Джованни:

В 1907 году здесь произошло сильное землетрясение. Отец Максимилиан рассказал братьям, как бургомистр Мессины, принимая правление перед праздником Рождества Христова, легкомысленно высказался о религии. «Если Христос — Господин мира, пусть Он покажет Свою силу и потрясет Этну. Никакая сила не заставит действовать потухший вулкан. Город может спать спокойно». Но бургомистр ошибался. Случилось так, что в самый праздник Рождества Христова Этна стала дымить. Страшный грохот потряс жителей Мессины, после чего на город обрушились волны моря.

Корабль вскоре вышел в открытое море. Куда ни глянь, всюду перед ними простиралось море, разорванное белыми гребнями волн. Суша исчезла, и их «Angers» казался удивительно маленьким как скорлупка ореха, брошенная в бездну синевы. Отец Максимилиан ходил задумчивый... Ненадолго они остановятся в Порт-Саиде. Кто знает, не удастся ли основать в Египте миссионерский и издательский центр? А оттуда журнал пойдет в Саудовскую Аравию, Палестину Сирию, Ирак и в Персию. Можно овладеть для Непорочной Девы всем Ближним Востоком.

— Скажите, это правда, — обратился он к сирийскому купцу, который сидел рядом с ним на шезлонге, — что Египет здесь имеет самое важное значение, что Египет — сердце Востока.

— Конечно! А откуда вы это знаете? — спросил удивленный купец. — Кстати, у вас превосходный план. Я вам помогу. Вот мой адрес. Как-нибудь посетите меня в Сирии.

— С большим удовольствием. Как только мы прибудем в Порт Сайд, я встречусь с местным епископом. Может быть, здесь удастся основать наш центр. Мы бы начали издавать «Воина» на арабском языке.

К сожалению, стоянка судна оказалась слишком короткой. Епископ был очень приветлив, но вскоре уже нужно было попрощаться.

— Приезжайте к нам, отец, — сказал епископ в Порт-Саиде. — Да благословит Вас Всемогущий Бог, — второпях благословил он отца Максимилиана, и тот вернулся на корабль.

Теперь они плыли по узкому Суэцкому каналу. На рассвете прошли, не останавливаясь, Суэц. Из пустыни Фиваиды29 дул ветер с мелким песком. Серая пыль покрывала поверхность Красного моря, воздух стал душным и жарким. В каюте невозможно было находиться. Отец Максимилиан вышел на палубу, но и там было очень тяжело. Пыль попадала в глаза, в уши, в рот. Отец Максимилиан, словно выброшенная на сушу рыба, глотал воздух, но не жаловался. Только иногда он спрашивал братьев, как они себя чувствуют. Но потом его пришлось вести под руки, а он просил прощения, что своей беспомощностью доставил им беспокойство.

Они ехали с севера на юг. С левой стороны был виден полуостров, высокая вершина горы Синай, на которой Господь говорил с Моисеем, и с правой стороны — пустыня. Только когда они вошли в воды Индийского океана, повеял мягкий ветер, и все облегченно вздохнули. В Джибути миссионеров ожидали местные капуцины. Они привезли отца Максимилиана и братьев в свой монастырь и устроили им теплый прием, во время которого рассказали об условиях миссионерской работы в Абиссинии, которые были совсем не легкими. Страна была почти дикой, без средств сообщения, а жители по большей части были безграмотными.

— Теперь в Индии! — сказал отец Максимилиан, поднимаясь на корабль. — Следующая остановка на Цейлоне.

— Нам везет, — произнес капитан судна. — Океан спокоен — просто загляденье. Ни одного облачка.

В основном они сидели на палубе, изучая китайский и японский языки. Отец Максимилиан сумел уже подготовить первый номер «Война» и вступил в разговор с китайцем, инженером, возвращавшимся из Франции — вдруг он пожелает перевести вступительную статью к китайскому изданию «Воина».

— Нет, нет, — качал головой китаец, но в конце концов немного помог.

19 марта корабль вошел в порт Коломбо. Была страшная жара. С Рождества Христова не было ни капли дождя. Гиды-индусы лениво улеглись в тени пальм возле дорог, ведущих в город.

Несколько дней отец Максимилиан с братьями провел у местного архиепископа, француза, принадлежащего к Ордену облатов Непо-

29 Фиваида — часть Аравийской пустыни около развалин древнего города Фивы на территории современного Египта.

рочной Девы Марии. Архиепископ тепло их принимал, познакомил с епархиальной администрацией и с местными проблемами, наибольшей из которых было, наверное, большое число наречий среди населения Цейлона и невозможность объясниться с людьми.

Отец Максимилиан посетил местные школы, церкви и городские католические центры. Он был возмущен унизительными кастовыми предрассудками в Индии, бесчеловечным отношением к париям30 и стал мечтать о миссионерской и издательской работе в этой красивой стране.

Когда Цейлон исчез за горизонтом, он пригласил братьев в каюту, и они вместе молились об обращении Индии к Богу.

— Индия, Индия! Когда-нибудь я сюда вернусь, — говорил он, опираясь на перила и глядя на белую полосу, которую оставлял за собой корабль.

ЛО-ПА-ХОНГ

11 апреля перед глазами усталых пассажиров показались желтые волны Янцзы. Огромная река медленно несла свои воды по стране, измученной голодом и продолжительной гражданской войной. В течение последних 50 лет миссионерские центры в Китае поднимались из руин и вновь уничтожались вооруженными бандами. Но отца Максимилиана это нисколько не пугало.

Теперь они плыли по реке Хуанпу. Отец Максимилиан смотрел на затуманенный пейзаж. Его рука лежала на четках. От света он прищурил глаза. Мысленно он охватывал всю эту широкую и красивую страну и отдавал ее в руки Непорочной Девы. Пусть Она здесь царствует, пусть благословляет миллионы душ, все еще не познавших Ее Сына.

На судне началось оживление. Зазвучали непонятные крики и разговоры. Китайцы, как правило, бедно одетые, хватали багаж и спешили к выходу. У братьев не было больших проблем с багажом. Из миссионерского представительства прислали рабочих для вскрытия ящиков на таможне, но ящиков не было. Братья сошли на берег, держа в руках только чемоданы. Больше у них ничего не было. Немного белья, книги и то, что было на них.

30 пария (тамильск.) — представитель одной из «неприкасаемых» каст в Южной Индии.

Миссионеры.

В миссионерском доме их сразу же разочаровали.

— Что? Вы хотите издавать журнал? Здесь уже многие искали счастья, но никому не повезло.

Отец Максимилиан в задумчивости стоял посреди холла. Да, теперь он не знал, что ему делать со столь тщательно подготовленным планом. С чего начать?

Вдруг к зданию представительства подъехал роскошный автомобиль, и из него вышел высокий плечистый китаец. В его движениях была видна энергия, и он оказался очень общительным. Он весело и шутливо поздоровался с настоятелем представительства, а потом с интересом обернулся к отцу Максимилиану и братьям, скромно стоявшим возле чемоданов. Настоятель сразу же подвел его к отцу Максимилиану и сказал:

— Это наш самый лучший покровитель — Иосиф Ло-Па-Хонг, известный экономист, один из богатейших людей в Китае. Его предки уже триста лет тому назад приняли крещение. Это наша гордость.

— Да, да, — снисходительно улыбнулся в ответ на эти похвалы Ло-Па-Хонг. — Отец, я отвезу вас в мой дом, и мы вместе обсудим, что можно сделать.

— На мои огромные доходы, — заговорил он, когда они приехали на место, — я построил больницы в Нанкине, Шанхае и Пекине. Одна из моих школ в Шанхае сейчас не работает. Здание снабжено всем необходимым, там есть мебель. Легко можно найти персонал из китайцев, но мне хочется отдать управление в руки миссионеров, чтобы воспитание проходило в католическом духе. Если вы, отец примите на себя руководство этой школой, я обещаю построить вам монастырь и устроить представительство в том районе, а также буду оплачивать все ваши расходы. У меня есть также полностью оборудованная типография. Вы можете без труда организовать свое издательство.

Казалось, что открываются прекрасные возможности.

На другой день отец Максимилиан отправился к епископу Шанхая, который уже много лет был миссионером в Китае. К сожалению, аудиенция длилась недолго.

— Католический конгресс в 1926 году уладил спорные вопросы между приходами во всей стране, — сказал епископ. — Миссионеры должны работать только на своей территории.

Казалось, что дело терпит поражение, но через неделю отец Максимилиан повторно посетил епископа в его резиденции в Ци-Ка-Вей и завел разговор о своей учебе в Риме в Григориануме. Епископ сам был когда-то профессором и оживился, вспомнив прежние времена. Потом они говорили о вездесущих милостях Пресвятой Девы Марии.

«Теперь Непорочная Дева проложит Себе дорогу через его формальный подход», — подумал отец Максимилиан.

Епископ попросил, чтобы отец Максимилиан обязательно пришел к нему еще раз с готовым планом. Он был так дружелюбно настроен, что отец Максимилиан надеялся на лучшее. В самом деле, епископ разрешил основать издательский центр, но не советовал брать на себя школу, поскольку отец Максимилиан не знает местных обычаев, а кроме того, поставил условие, что в школе должно быть не менее двух отцов и двух братьев. Таким образом, дело опять застопорилось. Отец Максимилиан оставил двоих братьев и наказал им учить китайский язык, а сам с двумя другими отправился в Японию.

СЕЙБО-НО КИШИ31

Епископом в Нагасаки был недавно рукоположенный японец Хаясака. Отец Максимилиан надеялся, что у него легче будет получить разрешение. Епископ был удивлен приездом отца Максимилиана и братьев. Но узнав, что у отца Максимилиана две докторские степени, он обрадовался и сказал:

— Мне как раз не хватает профессора. Это Пресвятая Дева прислала мне вас на должность профессора философии в семинарии.

Взамен епископ пообещал свою поддержку. Епархиальные священники будут переводить статьи на японский язык, а «Воин» сможет выходить как приложение к епархиальному журналу.

— Для начала... и это хорошо.

Уже в мае вышел первый номер «Сейбо-но Киши», напечатанный в типографии Фуджики. В тот же месяц отец Максимилиан снял дом вблизи семинарии, в котором смонтировали печатный станок, привезенный из Осаки. Это была запущенное здание, служившее когда-то санаторием. Через несколько дней после переезда на спящих братьев упала с потолка штукатурка. Они чудом избежали смерти. Но они были у себя дома. Они создавали свою жизнь, и это наполняло их постоянной радостью.

Идя на богослужение в кафедральный собор, люди замечали перемену. Давно пустовавший дом ожил. Кто-то в нем поселился.

Первым заглянул внутрь старый японец Ураока. Он увидел улыбающиеся лица братьев, которые спросили его: «Что вам угодно?» Но он ничего не понимал, и только смотрел по сторонам и кивал головой. Они спали на полу, а стулья и столы были такими ветхими, что годились только на растопку.

— Ваташи но кодомо кимасу, — повторял он, открывая беззубый рот. — Мой сын придет сюда.

Лишь позднее они поняли, что это означало. Действительно, на другой день он прислал своего сына, который принес мешочек риса. С этого момента братьям оказывали помощь с продуктами.

А тем временем новый журнал столкнулся с большими сложностями. Японские наборщики все время поднимали цену. А в конце концов они и вовсе не пришли, отказавшись набирать «Воина».

— Что теперь делать?

— Ноябрьский номер мы должны набрать сами, — решил отец Максимилиан. — Брат, ты не смог бы это сделать? — обратился, он к брату Северину. — Непорочная Дева поможет.

31 «Сейбо-но Киши» — журнал «Воин Непорочной Девы» на японском языке.

— Если вы скажете, отец, — ответил брат, — то думаю, мне удастся сделать набор.

Эта работа была очень трудоемкой.

— У меня в глазах темнеет от усталости, — говорил брат. — Я и сам не знаю, как мне удалось набрать шестнадцать страниц.

Через несколько дней ноябрьский номер «Воина» пошел в печать. Отец Максимилиан радовался, как дитя.

— Видите, — говорил он всем, — как Непорочная Дева заботится о своем деле — даже когда препятствия становятся непреодолимыми.В нашем случае это — незнание языка.

В истории японского издательского дела это был первый журнал, целиком созданный европейцами.

Труднее всего было с переводом, но и здесь Провидение помогло. В один из дней у братьев появился японский учитель Тагита Койя, который познакомился с отцом Максимилианом и привел к нему своих коллег.

— Посмотрите, — сказал он, — как выглядит францисканская жизнь.

Один из его коллег, Ямаки, перевел на японский язык «Цветочки святого Франциска». Ямаки был учителем в школе методистов и пастором их общины в Ураками. Придя к братьям, он был недоверчив и критически настроен, но отец Максимилиан своим личным обаянием сумел завоевать его для Церкви. Тронутый бедностью монахов, он пообещал им помогать.

Статьи переводили также священники-японцы: ученый священник Уракава, седой старичок отец Павел Мацукава, который очень любил отца Максимилиана и был его духовным наставником, полный энергии и юношеского энтузиазма отец Ямагухи, впоследствии — епископ, а позднее — архиепископ Нагасаки, и наконец, отец Умеки, секретарь епископа, который был незаменим в качестве помощника по административным делам и даже нередко вместе с братьям вручную вращал печатный станок.

Такой была группа ближайших сподвижников. Братья сильно намучились, пытаясь с ними объясниться. Нередко сердечная улыбка заменяла слова, которых явно не хватало.

Новый журнал критиковали за то, что он небрежно издается, с ошибками, не на должном уровне, а тем временем читатели стали все чаще обращаться с просьбой о катехизации, и противники журнала притихли. Казалось, что «Сейбо-но Киши» будет благополучно развиваться, только здоровье отца Максимилиана становилось все слабее, а в канун праздника Непорочного Зачатия Пресвятой Девы Марии в 1930 году его постигло страшное горе. Он получил телеграмму о смерти брата, отца Альфонса. Некоторое время ка-

залось, что все им достигнутое, все дело, налаженное с таким трудом, пропадет даром. Отец Альфонс был настоятелем Непокаланова и редактором польского «Воина». Он был опорой и помощником отца Максимилиана, он один полностью понимал великие планы своего брата, полностью доверял ему, жил для того, «чтобы не мешать» — так он говорил.

— Что же теперь будет? — отец Максимилиан почувствовал, что им овладевает безмерная усталость.

— А пока, прошу вас, давайте вместе помолимся за душу отца Альфонса, — прошептал он слабым голосом.

Все преклонили колени. Отец Максимилиан склонил голову и прочитал молитвы за умерших. После этого он встал спокойный, его лицо как бы просветлело. На нем была видна великая любовь и покой, совершенное подчинение воле Божьей.

— Непорочная Дева помнит о Своем деле, — прошептал он. — Мы можем спокойно приступить к своим занятиям. Пусть Она делает то, что Ей угодно.

В Японии.

МУГЕНЗАИ НО СОНО32

Дом, в котором жили братья, совсем не годился для типографии. Тираж «Воина» на японском все время возрастал. Отец Максимилиан стал подыскивать место, где бы можно было построить монастырь, часовню, типографию и даже семинарию. Как обычно, у него были большие планы и никаких средств — только несколько самоотверженных братьев, которые падали от усталости. Они радостно переносили голод и холод, не сводя глаз со своего любимо отца настоятеля, который делил с ними все радости и горести. Он хотел спать вместе с ними на чердаке, где гулял ветер и падал снег, но лестница была настолько крутой, что у него не было сил на нее взойти. Поэтому его удалось уговорить, чтобы он спал внизу. Он ни за что не захотел сделать себе сетку против москитов, потому что у братьев ее тоже не было. Он вставал покусанный, с температурой, пил вместе с братьями черный ячменный кофе и ел сухой черный хлеб. Когда у них кончился сахар, он велел братьям молиться Непорочной Деве, и на следующий день кто-то пожертвовал им 18 иен. Как раз столько стоил мешок сахара.

Их кухня была ужасной: не то польская, не то японская. От нее можно было заболеть.

Отец Максимилиан становился все слабее, и братья писали в Непокаланов тревожные письма.

— Это не легкие, а какие-то клочки легких. Как этому человеку удается жить и работать — загадка для медицины, — сказал врач в Японии.

Но отец Кольбе ничего не выполнял из предписаний врачей. За много лет он уже сжился с мыслью о смерти и... не умирал. Через несколько месяцев поисков он купил участок земли на склоне горы Хикосан (что означает: «горное эхо»). Братья сразу же взялись за выравнивание территории, которая была покрыта японским тростником и кустами. Участок был заросший, дикий, и для такой работы братьев было слишком мало. Поэтому из Непокаланова приехало еще четверо. Отец Максимилиан пришел на станцию встретить их и был им сердечно рад.

В ближайшее воскресенье все пошли осматривать новое владение. Отец Максимилиан назвал его Мутензай но Соно, что означает: Сад Непорочной Девы.

— Как тебе, брат Ромуальд, нравится наш новый участок? — неожиданно спросил отец Максимилиан у одного из новоприбывших.

32 «Мугензай но Соно» (японск.) — «Сад Непорочной Девы» — монастырь, подобный Непокаланову, основанный о. Максимилианом в Японии.

100

— Я очень удивлен, что тут такая гора. Здесь даже нет места, чтобы поставить дом. Как можно рассчитывать на развитие журнального дела здесь?

Отец Максимилиан покраснел, было видно, что его ранила эта критика, но он спокойно ответил:

— Вот увидишь, Непорочная Дева хочет царствовать именно здесь, Она выбрала для Себя самое лучшее место.

На этом разговор закончился, и лишь спустя много лет брат Ромуальд убедился, что отец Максимилиан был прав, потому что во время войны Нагасаки был уничтожен атомной бомбой, а «Сад Непорочной Девы», построенный на склоне горы, сохранился.

Тем временем братья выстроили первый барак, и переселение было назначено на пятницу, 15 мая. С самого утра лил дождь. Отец Максимилиан отправился с одним из братьев на евхаристическую процессию в Миядзаки и сказал:

— Завтра, если будет хорошая погода, организуем переезд. Братья посмотрели на небо. Оно было серым и тяжелым, как свинец.

— Как можно переезжать, когда так льет?

Но утром следующего дня погода была чудесная.

— Ну и ну!.. Наверное, Непорочная Дева очень благосклонна к отцу Максимилиану. Вероятно, он вымолил нам погоду для переезда, — радостно хлопоча, говорили между собой братья.

Знакомые священники-японцы называли отца Максимилиана «сейин», что означает «святой», но некоторые относились к нему недоброжелательно.

Как-то раз его позвал к себе апостольский делегат и сходу стал выговаривать ему.

— Как это так, отец? Вы делаете здесь все, что хотите. Строите типографию, приглашаете братьев...

В течение часа епископ упрекал его. Отец Максимилиан не прерывал его, не оправдывался, а терпеливо все выслушал. Потом он вынул из кармана учредительный документ из Рима для дома и Нагасаки.

— Почему вы, отец, мне раньше его не показали? — огорченно сказал епископ. — Ведь я думал, что у вас нет разрешения на строительство монастыря.

— Ваше Преосвященство, оно у нас есть.

Конечно, епископ смягчился, но эта аудиенция полностью исчерпала силы отца Максимилиана. Он вернулся домой подавленный. Братья видели, что он плакал. Он, такой неутомимый и стойкий, сразу же пошел в часовню помолиться. У него был жар, в голове шумело. Он опустил голову на руки и старался не думать.

101

Ему хотелось отдохнуть у ног Непорочной Девы, забыть обо всем, что вне Ее, что противится Ей.

И вдруг эта унизительная аудиенция, когда он стоял перед апостольским делегатом, представилась ему в длинной чреде перенесенных им испытаний особенно дорогой. Он мог с чистым сердцем пожертвовать ее, словно драгоценный камень, своей Матери. Еще ребенком он мечтал о мученическом венце, и теперь знал, что этот венец надо завоевывать день за днем в терпении и труде.

И он увидел, как из его ежедневной жертвы вырастает великое дело Непорочной Девы — спасение душ. Все страдания для нее были ничто по сравнению с мыслью о том, что его ждет награда на небесах. Внезапно он ощутил невыразимое счастье от близости к Богу.

«Да, это небеса», — подумал он и, все еще светясь неземной любовью, встал с колен, потому что как раз в этот момент позвонил к молитве «Ангел Господень».

Во дворе его окружила группа японских детей. Темные раскосые глазки смотрели на него доверчиво, детишки смеялись. Один ребенок

102

схватил его за руку, другой — за пояс, и они повели его домой. Им надо было показать ему важную вещь. Оказалось, что они видели, как на кухне дымит печь, и привели девушку с веером и растопкой. Теперь повар знал, как в Японии разводят огонь. Брат повар смеялся от души.

— Ну и дети, отец настоятель. Здесь дети — наши друзья, — взволнованно говорил он.

Отец Максимилиан с улыбкой наклонился к малышам и вынул из кармана медальончики. Какая была радость! Оказалось, что кое-кто из детей уже умеет креститься. Кроме того, они знали, что Непорочная Дева — это их Небесная Мама. Они серьезно целовали медальон и надевали его на шею. Потом они вспорхнули, как стая воробьев, чтобы на другой день снова прийти и послушать о небесах.

УВИДИМ, ПОМНИШЬ ЛИ ТЫ...

Отец Максимилиан умел преодолевать неприятности. Еще недавно он был болен и один не мог служить Святую Мессу — братья были вынуждены поддерживать его возле алтаря, — и вот теперь, едва приехал из Польши отец Константин, отец Максимилиан собрался немедленно отправиться на завоевание мира для Христа с помощью Непорочной Девы.

«Возможно, удастся, — пишет он в письмах на родину, — перед генеральным капитулом основать Непокаланов в Индии и в Китае, начать издавать «Воина» в Италии и Америке, привлечь миссионеров, расшевелить застывшие францисканские общины, чтобы они обрели новую жизнь под знаменем Непорочной Девы».

Но прежде всего — Индия! Об Индии он мечтал уже несколько лет, и вот теперь отец провинциал разрешил ему поближе приглядеться к этой прекрасной, большой стране. Отец Максимилиан немедленно отправился в путь.

29 мая 1932 года «Киуко», скорый поезд, повез его в направлении города Кобе. Душа отца Максимилиана была полна сомнений. Правильно ли он поступил? Такова ли воля Непорочной Девы? Он ехал наудачу, в неизвестность. В кармане — только письмо римского семинариста двухлетней давности, рекомендательное письмо в Эр-

103

накулам. А братьям отец Максимилиан велел молиться за то, чтобы он не нарушал планов Непорочной Девы.

В этих планах не было его собственной воли, потому что по человеческим меркам он был истощен болезнью и нельзя было сказать, перенесет ли он дорогу. «А вдруг придется вернуться ни с чем? Но все это — ради Непорочной Девы. Она будет меня вести, и все, что Она сделает, наверняка будет самым лучшим — думал он.

Имея в руках транзитный билет до Эрнакулама, отец Максимилиан сел на японское судно «Афурика Мару». Они плыли вдоль китайского берега. Было 31 мая, последний день месяца НепорочнойДевы. В маленькой каюте на шкафу стояла фигурка Божьей Матери. Здесь царила Она. Отец Кольбе с безграничным упованием молился своей любимой «Маме».

«Какое умиротворение приносит имя "Мария"», — пишет он в письме читателям польского «Воина».

Небольшое судно было забито людьми. На палубе — полно ящиков, бочек и тросов, пахнущих смазочным маслом. Воздух был душный и горячий, солнце палило невыносимо, потому что корабль приближался к субтропической зоне.

В каюте нельзя было находиться. Отец Кольбе вышел на дрожащую палубу и задумался:

«Хоть бы пару часов отдохнуть в тени, на суше. В Гонконге есть польская миссия, но какой у нее адрес?..»

Наугад он послал телеграмму в салезианскую школу.

— Может, и удастся — если Непорочная Дева захочет.

И отец Максимилиан спустился в каюту, чтобы в этой интенции прочитать одну из тайн Розария.

Наутро из серебристой мглы постепенно появился город. Были видны высокие краны в порту, корабельные мачты и бесчисленные барки.

Маленькие моторки и лодки со всех сторон окружили судно. Отец Максимилиан стоял возле выхода и ждал. Внезапно он увидел на лестнице бородатого священника.

— Вы из польской миссии? — обрадованно спросил он.

— Да, я отец Вечорек.

О, какое счастье — встретить на далекой чужбине земляка! Они сразу же спустились в китайскую лодку и, сердечно беседуя, поплыли вдоль берега.

В салезианской миссии была прохлада, и тишина... и целый кувшин воды с апельсиновым соком. Так хотелось пить, что пересохли в горле. Больные легкие отца Максимилиана едва дышали. Могло начаться кровотечение, но «видимо, Непорочной Деве это не угодно»,

104

потому что после короткого отдыха отец Максимилиан отправился в город. Он посетил церковь сестер салезианок, где ежедневно совершалось по нескольку крещений взрослых китайцев, а на другом конце Гонконга — дом для семинаристов, находящийся в процессе расширения. На высоте третьего этажа как раз заканчивалось строительство просторной церкви с выходом на другую сторону холма. Вечером был отдых в прохладном салезианском доме и крепкий сон, а на другой день — Святая Месса, после чего отец Кольбе, наделенный конфетами для детей эмигрантов, отправился в дальнейший путь.

На палубе было полно детей. Они окружили отца Максимилиана, протягивали руки за сладостями. Один из малышей со смеющимся лицом показал пальчиком и сказал: «Одзи сан», что означает «дедушка».

Вокруг — только море... Корабль железным корпусом рассекал волны, а маленькие крылатые рыбки быстро ускользали в сторону. Они были очень яркими и быстрыми и, выскакивая из воды, переливались всеми цветами радуги.

Неугомонные дети кричали, играли, носились, и только сон мог их успокоить. Они ложились там, где прохладней.

Отец Максимилиан, вставая рано утром, чтобы отслужить Святую Мессу, вынужден был осторожно обходить беспорядочно раскинутые детские ручки и ножки.

Стояла ужасная жара. Через палубу перелетали брызги. Беспокойное, бурлящее море на закате переливалось золотом и багрянцем, но никто этим не восхищался. Все с тоской думали о твердой земле под ногами. Отец Максимилиан сидел в каюте и пытался писать письма.

Мысли вертелись в его уставшем мозгу:

«Что делать? Остаться ли в Индии, чтобы учить их язык и сразу же начать издавать «Воина»? Да, но на каком диалекте? Может, лучше приехать кому-нибудь помоложе? Или, например, отцу Флориану с его необыкновенной памятью. Он бы скорее справился с издательством».

Мысли, планы, намерения изливались на бумаге. Корабль замедлил ход, моторы стали затихать — зато стали слышны корабельные сирены, шум и крики большого порта. Это был Сингапур, место, находящееся на самом юге азиатского континента. — Благодарение Непорочной Деве! Можно будет немного отдохнуть.

Отец Максимилиан отправился на поиски миссионерского центра. Ему указали дом Непорочного Сердца Марии. Лучше и быть не могло.

105

Отцы тепло приняли его и посоветовали издавать журнал на Яве для малайцев, которых насчитывается сорок миллионов человек. Столько душ, еще не познавших благодать Святого Крещения. Католиков там — не более пятнадцати тысяч.

— О, если бы со мной было около двадцати священников! — стал мечтать отец Максимилиан.

Но отцов не хватало. Даже в Мугензай но Соно ощущалась некоторая пустота, когда он уезжал, потому что отец Константин не умел объясниться с туземцами.

Непонятно, как он мог со всем справиться. Но это было дело Непорочной Девы. Она — Госпожа, а отец Максимилиан был только ничтожным орудием в Ее руках.

Непорочная Дева просто баловала его. За два дня он ощутил на себе гостеприимство, отдохнул возле Ее Сердца и с новыми силами взошел на корабль.

«Что ожидает меня теперь?» — думал он, глядя, как вдали на горизонте исчезал порт Сингапур.

Он очень хотел знать, как пойдет дело в Индии, но неизвестно было даже, завершит ли он благополучно свое путешествие. Между Сингапуром и Коломбо внезапно начались бури.

Небо было темное, темно-синее. Тяжелые свинцовые тучи и море, которое притаилось, словно огромный зверь для прыжка, предвещали грозу. Стоило только подняться ветру и море было готово показать, на что оно способно. Послышались первые порывы ветра, словно глухое рычание дикого зверя. Судно закачалось и задрожало.

Отец Максимилиан все еще ходил по палубе с четками в руке, но большинство пассажиров уже спрятались по каютам. Только экипаж судна напряженно трудился.

Стемнело. Судно переваливалось с боку на бок и скрипело. Волны захлестывали палубу и в бешенстве отступали. Еще доносился шум как бы задыхающегося корабельного мотора, боровшегося со стихией, но через некоторое время рычание моря заглушило все. Океан проснулся и ринулся в бой.

Оставаться на палубе было невозможно, и отец Максимилиан, держась за поручни лестницы, потихоньку спустился в каюту. О сне не могло быть и речи. Лишь наутро буря затихла, и вдали появилась суша.

Показался залитый солнцем берег, свежая зелень субтропических лесов и город, окутанный мглой.

Небо и море вновь стали безупречно синими. Корабль тихо качался на волнах, а из кают выглянули невыспавшиеся пассажиры с кругами под глазами.

106

Корабль величественно вошел в порт Коломбо. После короткого пребывания у отцов облатов — продолжение путешествия до Индии на французском корабле. Здесь морской путь был закончен. Отец Максимилиан сел на поезд, где встретил священника сирийского обряда, который пригласил его в свой центр. Разве это не доказательство того, что Непорочная Дева заботливо следила за ним?

— Отец, вы можете остаться у нас, сколько захотите, — сказал епископ сирийского обряда, когда они прибыли на место.

Священники угостили его и показали ему свой миссионерский центр: типографию и издательства, а один из отцов пообещал во всем ему помогать — тем более, что этот отец уже давно думал о вступлении в орден.

Однако было неясно, даст ли епископ латинского обряда разрешение на основание нового центра. Казалось, что нет, поскольку у него были свои священники из Испании.

«Горизонт по-прежнему был темным», но у отца Максимилиана была непоколебимая вера в Непорочную Деву. Измученный длительным путешествием, потрясенный множеством впечатлений, он заснул с четками в руках, отдавая себя под опеку Возлюбленной Матери.

На другой день его разбудило пение птиц. Он не мог понять, где находится. Он выглянул в окно. Среди буйной листвы порхали маленькие птички, блестящие и яркие, словно ожившие драгоценные камни. Они выводили свои трели, словно воспевали всю радость творения, потому что все вокруг тоже было прекрасным. Могучие деревья, покрытые вьющимися растениями, создавали из зелени и цветов удивительной формы и окраски непроницаемый занавес — свежий, влажный, дышащий богатством ароматов.

Отец Максимилиан глубоко вздохнул и, полный благодарности, стал готовиться к Святой Мессе. Потом, поручив Божьей Матери дело индийского Непокаланова, он отправился к архиепископу латинского обряда. Он не застал его, но легко нашел общий язык с отцами кармелитами, которые как раз ехали к архиепископу и взяли его с собой.

Машина бесшумно ехала по широкому, покрытому пылью тракту, ловко объезжая маленькие индийские повозки, запряженные серыми волами, местные грузовики и многочисленных пешеходов, бедных индусов, торопившихся в город.

По обеим сторонам дороги тянулись темные плодородные поля, кое-где виднелись островки деревьев и раскидистые сады. Наконец показалась широкая, лениво несущая свои воды река и небольшая пристань для судов.

107

Здесь они встретили архиепископа, который оказался приветливым и гостеприимным. Он пригласил отца Кольбе пообедать и посетить местные миссионерские центры. Еще раньше священники показали отцу Максимилиану участок земли неподалеку от Эрнакулама, являвшийся собственностью миссии, на котором можно было бы заняться строительством, если бы архиепископ дал на это согласие. Отец Максимилиан слабо надеялся на то, что он чего-либо добьется.

После обеда, ожидая архиепископа, он заметил статую святой Терезы Младенца Иисуса, которая стояла на полке в коридоре. Он тут же поручил этой святой свое дело.

— Увидим, помнишь ли ты... — прошептал он, имея в виду договор, заключенный в первые годы своего священства.

В эту минуту один из цветков упал на столик, стоявший под статуей. Отец Максимилиан наклонил голову.

— Увидим, означает ли это что-нибудь, — прошептал он.

Это произвело на него впечатление. Он вспомнил чудеса святой Терезы, дождь из роз, ее заботу о миссиях, и к нему вернулась надежда.

К ужину он вернулся в резиденцию архиепископа сирийского обряда.

— Ну, как с журналом, с «Воином»? — спросил отец редактор.

— Вот если бы кто-нибудь здесь взялся издавать «Воина» до нашего прибытия сюда — мы могли бы присылать на это деньги и редакционные материалы.

— Конечно, это можно сделать, — сказал архиепископ. — Один из отцов готов взяться за эту работу. Он хоть завтра может прийти за информацией.

«А ведь «Воин» может выйти в свет, — с изумлением подумал отец Максимилиан. — Как это легко получается».

На другой день сирийский архиепископ на выбор предоставил отцу Максимилиану два участка земли для монастыря. Подсчитали стоимость издания. Оказалось, что за десять долларов «Воин» может выходить тиражом в три тысячи экземпляров.

Сирийский священник снова заговорил о своем желании вступить в орден. Ему было сорок девять лет, и он работал редактором местного журнала. От вступления в орден его удерживал только долг, который он должен был заплатить за своего брата, поскольку поручился за него, но как раз недавно он выиграл в лотерею необходимую сумму денег, и он благодарил святую Терезу, которую просил о заступничестве.

Как все менялось! Отец Максимилиан поехал осматривать участок, расположенный вдали от шума, среди зелени субтропических

108

деревьев. Этот индийский Непокаланов был прекрасен... Вот только даст ли на это разрешение архиепископ латинского обряда? Казалось, что это препятствие непреодолимо. Отец Максимилиан прочитал Розарий в этой интенции и доверился Непорочной Деве.

И в самом деле, архиепископ был благосклонен.

— Приезжайте, приезжайте, — сказал он. — На территории архиепископства стоят уже готовый дом и часовня. Для начала этого вполне хватит.

— А как с издательством?.. — смиренно напомнил отец Максимилиан.

В этом вопросе архиепископ посоветовал подождать, пока правление ордена не обратится с этим предложением в официальном порядке.

«Когда это случится? — подумал отец Максимилиан. — Надо ковать железо, пока горячо. Во всяком случае, место уже есть. Святая Тереза не подвела».

Сделав все, что от него зависело, отец Максимилиан отправился в обратное путешествие в Мугензай но Соно.

Он написал в то время длинное письмо о том, что уже к празднику Непорочного Зачатия братья могли бы начать работу в Индии и с помощью сирийского священника с января издавать «Воина». «А в Китае, — пишет он дальше, — неподалеку от Пекина, в Суанх-вафу, в провинции Хопей, есть китаец-епископ, магистр Тхенг, благосклонный к монашеским орденам. Кроме того, неподалеку находится типография в нерабочем состоянии. Можно было бы этому епископу написать из Польши. Таким образом, завершилась бы первая часть плана завоевания мира для Христа с помощью Пресвятой Девы: Япония — Индия — Китай!»

Но отец провинциал был другого мнения. Издательство в Польше отнимало столько сил! Постоянно не хватало рабочих рук, особенно не хватало священников. Нужно было ждать.

Отец Максимилиан в каждом письме из Японии спрашивал об Индии.

«Я убежден, — пишет он, — что отцы, уезжающие на миссии, не потеря для провинции, а наоборот, скорее развитие монашеских призваний и источник новых, истинных, ревностных и преданных делу кандидатов. Иногда приходит в голову, — добавляет он, — что и мы не так уж необходимы, и если мы не ответим на пожелания Непорочной Девы, Она легко найдет Себе других, более ревностных священников. А если мы ответим на Ее призыв, нам будет даровано высшее благословение».

109

РАСЦВЕТ НЕПОКАЛАНОВА

В 1936 году отца Максимилиана вызывали в Польшу на провинциальный капитул и выбрали настоятелем польского Непокаланова. В Японию вместо него поехал отец Самуил Розенбайер, профессор францисканской семинарии в Кракове.

Польский Непокаланов разросся. Он нуждался в умном и энергичном руководстве. А кто, как не основатель, мог справиться с такой задачей. Работа в Непокаланове кипела и днем, и ночью. «Воин Непорочной Девы» был одним из самых популярных журналов, и его тираж превысил семьсот тысяч экземпляров. Вместе с ним выходил «Малый журнал», а также два журнальчика для детей и молодежи. Как муравьи в муравейнике, трудились братья в разных областях издательской работы.

Приезжали грузовые машины, с них сгружали толстую белую бумагу; рычали печатные станки; в быстром темпе работали редакция и администрация... чтобы успеть вовремя... чтобы больше... чтобы дальше... Журнал выходил в свет, охватывая всю Польшу, он отправлялся в разные страны Европы, плыл в Америку и Азию. Ежедневно почта приносила тысячи писем. Прекрасна работа, посвященная Христу и Непорочной Деве!

В монастырском центре непрерывно трудилась дирекция — мозг, который обдумывал, принимал решения, строил планы на будущее.

Отец Максимилиан в этом широком круге работы чувствовал себя счастливым. Обо всем он знал, всюду заглядывал. Сто раз на дню в его келье звонил телефон, а он спокойно приветствовал собеседников словом «Мария» и коротко, ясно отвечал, разрешая бесконечные сомнения и вопросы, возникавшие на разных участках работы. Его четкий математический ум все время решал серьезные жизненные задачи умело организованной работы, делал так, что из хаоса вопросов и проблем, из человеческих недочетов и слабостей рождалось большое дело, порядок, единство усилий многих людей, связанных одной целью.

Ничего, что он страшно уставал, что у него была температура. Врачи все время хотели послать его в Закопане для восстановления здоровья. Но он не переставал работать — это была его стихия. Он послал одного из братьев на курсы в Варшаву и собирался установить в Непокаланове радиостанцию. В монастыре было уже много специалистов, механиков и шоферов. Вскоре в нем появились свои летчики на пользу дела Непорочной Девы. Скорость жизни требовала технических усовершенствований, но в еще большей степени —

110

точности ума и рук, концентрации внимания во время сложной работы и быстроты мышления.

Отец Максимилиан знал об этом. Больше, чем о машинах, он заботился о людях. В 1936 году в монастыре было уже более пятисот братьев-монахов; они приходили с разных сторон и из разных слоев общества. Они были полны энтузиазма, но у них также было много недостатков. Из них требовалось воспитать хороших, набожных монахов. В этом помогали другие отцы, но отец Максимилиан, как настоятель Непокаланова, нес ответственность за эти призвания. Он чувствовал на себе бремя этой ответственности, и потому с еще большим энтузиазмом вверял всех вместе и каждого по отдельности попечению Непорочной Девы, Которая лучше всех умеет формировать души. За каждого, кто колебался в своем призвании, он готов был отдать свою жизнь.

— Не огорчайся, дитя мое. С помощью Непорочной Девы ты справишься со всем, — утешал он пребывавших в унынии.

111

— Спокойно... спокойно... — повторял он братьям, которые нервничали в преизбытке усердия.

Сам он был спокоен и сосредоточен, но жил в постоянном напряжении, готовый, как тетива лука, направить стрелу в цель. Его движения были резки, энергичны, по его облику было видно, что он — человек решительный, а в темных, проницательных глазах горел какой-то тайный огонь — огонь его огромной, безграничной любви к Непорочной Деве. Эта любовь — источник никогда не иссякавших внутренних сил. Это была любовь созидательная, радостная, деятельная, которая оживотворила Непокаланов и сияла на весь мир.

ТАЙНА

Это было 10 января 1937 года.

В Непокаланове был устроен рождественский вертеп33.

— Сегодня будет разыграна мистерия специально для жителей монастыря, но так как, вероятно, зал не сможет вместить всех, братья-монахи могут пожертвовать своим присутствием там, — сказал в конце ужина отец Максимилиан. — Тот, кто захочет, может остаться для небольшого разговора.

С ним остались братья: Леон, Лукаш, Пацифик, Руфин, Тимотеуш, Влодимеж, Тадеуш, Ежи, Циприан и другие. К ним также присоединился отец Пий Бартосик, чему отец Максимилиан был необычайно рад.

С двух сторон от отца Максимилиана сели отец Пий и брат Леон, за ними — братья, недавно вступившие в орден, а еще дальше — остальные.

Отец Максимилиан начал говорить о том, как нужно понимать правила, по которым живут в Непокаланове, чего нужно строго придерживаться. Цель Непокаланова — не издательство, а распространение почитания Божьей Матери.

Под конец братья, как обычно, стали просить отца Максимилиана рассказать что-нибудь о Божьей Матери. Они заметили, что по мере того, как он говорил, в нем открывалась все большая любовь к Непорочной Деве. Наконец один из братьев сказал:

— Отче, любовь к Непорочной Деве заразительна.

33 вертеп — пещера в Вифлееме, где родился Иисус Христос.

112

— Да, — с радостью подхватил отец Максимилиан. — Любовь к Непорочной Деве заразительна.

Он сказал это негромко и умолк. Никто не осмелился нарушить тишину. Наконец отец Максимилиан произнес:

— Дорогие мои дети, вы меня любите, и я вас очень люблю, но я не всегда буду с вами. Прежде, чем уйти от вас, я хочу вам кое-что оставить. Поэтому я предложил, чтобы остались только братья-монахи и те, кто захочет. Это будет знаком того, что Непорочная Дева хочет, чтобы они находились здесь.

Отец Максимилиан начал говорить приглушенным голосом.

— Вы называете меня настоятелем. Да, я настоятель. Вы называете меня директором — и это так и есть. Но я также ваш отец — в большей мере, чем ваш родной отец. Через меня вы обрели духовную жизнь, Божественную жизнь — свое монашеское призвание. Так ли это?

— Конечно, — подтвердили братья. — Каждый из нас пришел в Непокаланов по призыву Непорочной Девы. Каждый из нас за свое призвание благодарен «Воину».

— Поэтому в деле Непорочной Девы, — сказал отец Максимилиан, — я — ваш отец, а вы — мои дети. Я скажу вам словами святого Павла: «Я вас родил в Евангелии». Дорогие дети мои, я буду называть вас по имени, но вы зовите меня не директором или настоятелем, а просто отцом.

В тесном кругу братьев воцарилось молчание. Потом отец Максимилиан произнес:

— А если меня не будет... кто будет моим заместителем? «Почему он так говорит? Разве он собирается умереть?» — думали братья, но никто не осмелился заговорить. Тишину нарушил отец Максимилиан:

— Отец Пий будет моим заместителем.

Услышав это, отец Пий с любовью наклонился к отцу Максимилиану и поцеловал его руку.

Отец Максимилиан по-отечески обнял его и сказал:

— Дорогое дитя мое, я рад, что ты остался здесь с нами. Вновь наступило продолжительное молчание. В тесном кругу братьев, собравшихся возле своего отца, воцарилась доверительная, семейная атмосфера. Неужели это было прощание? После долгого молчания отец Максимилиан сказал:

— Наверное, мистерия уже закончилась. Мы можем пойти помолиться в часовню.

Но братья попросили, чтобы он еще что-нибудь рассказал им.

— О чем?

— О Божьей Матери.

113

— Как вы думаете — я счастлив? — спросил отец Максимилиан. Долгое время никто не отвечал. Наконец брат Циприан произнес:

— Любой из нас хотел бы быть таким же счастливым, как вы, отец.

— В жизни должны быть страдания и искушения, — сказал отец Максимилиан, — потому что иначе я бы не смог вынести того счастья, которое мне дает Непорочная Дева. Несмотря на ежедневные заботы и хлопоты, в глубине моего сердца царит умиротворение и счастье.

— Вы много страдаете, отец? — спросил отец Пий.

Отец Максимилиан задумался, и лишь спустя некоторое время ответил:

— Кто хочет больше приблизиться к святости, должен быть готов к величайшим страданиям и крестам. Кресты мне необходимы, потому что иначе я был бы излишне счастливым. Страдания нужны для того, чтобы немного убавить счастье, потому что иначе такое счастье было бы невозможно вынести. Я не могу себе представить, чтобы на этой земле могло существовать большее счастье. Дорогие дети мои, любите Непорочную Деву, и Она сделает вас счастливыми.

Отец Максимилиан закрыл лицо руками и сидел, взволнованный до глубины души, а среди братьев воцарился удивительный покой, умиление и неизъяснимое блаженство. У них было одно сердце и один разум.

Потом брат Леон наклонился к отцу Максимилиану и попросил его:

— Отче, скажи нам еще что-нибудь.

Немного подумав, отец Максимилиан открыл братьям одну из тайн своей души.

— Знаете ли вы, — очень тихо сказал он, — знаете ли вы, что я обязательно попаду на небеса? Это произошло... в Японии. Дорогие мои дети, больше я ничего не могу вам сказать, не спрашивайте меня об этом. Я открыл вам эту тайну, чтобы вы вспоминали эту минуту, когда вам будет тяжело, и помогали друг другу переносить все страдания и кресты, которые пожелает дать вам Непорочная Дева.

— Дорогие дети мои, не желайте чего-то сверхъестественного, но чтобы исполнялась воля Непорочной Девы. Говоря вам об этом, я также исполнил волю Пресвятой Девы. Но прошу вас, пожалуйста, не рассказывайте обо всем этом никому, пока я живу на этой земле.

114

ВЕРБНОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ

Брат Эводиуш просто не знал, что делать. Мотор разлетелся, ременное колесо раскололось, динамо-машина испортилась, ремень порвался. Со звоном вылетели окна. Это была большая потеря для монастыря, и брат Эводиуш чувствовал себя виноватым, что не уследил за мотором. Теперь он ходил возле сломанной динамо-машины и не знал, за что взяться. Вдруг дверь открылась, и вошел отец Максимилиан. Ему сообщили, что на электростанции произошел несчастный случай, и он в спешном порядке приехал туда на велосипеде. Смущенный брат Эводиуш начал обвинять себя. Ему полагалось наказание — так он считал. Но отец Максимилиан остановил его.

— Не огорчайся, успокойся, — тихо сказал он, словно ничего не случилось. Он пошел на место происшествия и все подробно осмотрел. Потом он посмотрел на брата и еще раз четко повторил:

— Не думай об этом, забудь.

Таким был отец Максимилиан. Материальные потери никогда его слишком не беспокоили. В должности настоятеля у него было в Непокаланове шестьсот братьев, а вместе с семинаристами — более семисот, которых нужно было воспитать в духе святости. Это была цель Непокаланова — спасение душ, и потому он все время говорил им о Непорочной Деве, о верности, о неземной жизни. Он предупреждал их, чтобы они не целиком уходили в работу.

— Наступит момент, когда мы оставим двигатели, и наше место займут другие, а мы отправимся за наградой, но не за усовершенствование машин, а за то, как мы сами стремились к совершенству.

Поэтому он указывал на часовню как на самое важное место работы:

— Здесь братья работают на коленях. Другое такое место — больница.

— Больные лучше всего служат Непорочной Деве, — говорил отец Максимилиан. — Ведь никто не хочет болеть, а они должны отречься от своей воли, чтобы исполнить волю Божью. Их молитвы угоднее всего Богу. Они — самые лучшие миссионеры.

Отец Максимилиан каждый день навещал больных. Он утешал их, как самая лучшая мать.

— Дорогое дитя мое, тебе ничего не нужно? Как ты себя чувствуешь? — спрашивал он брата, который перенес тяжелую операцию.

— Я нетерпелив, отец настоятель, — со всей искренностью признался брат.

115

Тогда отец Максимилиан приблизился к постели, прижался головой к голове брата и обнял его, как любящая мать — свое ребенка.

— Если тебе суждено умереть, — тихо сказал он, — не бойся. На небесах есть наша Дорогая Мать и множество братьев из нашего ордена.

Отец Максимилиан сам сильно страдал, но почти никогда об этом не говорил. Когда у него был жар, он брал в руку четки и начинал ходить по келье или шел в сад.

— Этот жар проходит сам, — добродушно говорил он.

Когда братья просили, чтобы он лег отдохнуть, он спокойно отвечал:

— Я нужен для того, чтобы жертвовать собой ради вас. Любовь должна быть жертвенной. Поступать нужно по-рыцарски.

Отец Максимилиан всегда носил в своем сердце жажду мученичества.

Отец провинциал велел ему поехать на отдых в Закопане.

— Возможно, это будет что-то вроде Вербного Воскресенья перед Страстной Неделей, — сказал отец Максимилиан, думая об угрозе войны.

Он ехал на машине и по пути забрал из Кракова свою мать и брата Пелагиуша в качестве секретаря, потому что отец провинциал поручил ему написать книгу о Непорочной Деве. Они остановились у сестер сердцеанок на Лукашовках.

Пани Мария была рада, что находится рядом с сыном, но кроме того и гордилась им, поскольку видела, как его почитают и как он со всем справляется.

Потом он отправил свою мать на машине и остался с братом Пелагиушем. Лежа на веранде, он каждый день диктовал свою книгу о Непорочной Деве, а брат печатал на машинке. Отец Максимилиан был истощен чрезмерной работой в Непокаланове и признался, что сильно страдает. Обычно улыбающееся и безмятежное лицо внезапно перекосилось от боли, но больше брату ничего не удалось узнать, кроме того, что он с готовностью это переносит и что это даже хорошо. Глядя на позолоченные солнцем горы, он говорил о доброте Непорочной Девы и о том, что все, что дает Бог, идет нам во благо.

116

ВОЙНА

Первые дни сентября предвещали ясную и теплую осень.

И вдруг война... Немецкая армия со свойственным для нее высокомерием и жестокостью вторглась в пределы Польши. Кровь польских солдат лилась широким потоком.

Над Непокалановом раз за разом проносились вражеские самолеты со свастикой, похожие на упырей. Несмотря на попытки сохранять спокойствие, усиливалось волнение. Отец Максимилиан находился повсюду. С присущим ему спокойствием и упованием на заботу Непорочной Девы он следил за жизнью и работой Непокаланова.

Однажды раздался леденящий душу взрыв.

«Немецкие самолеты бомбардируют железнодорожные пути.

Сохачевское староство34 сообщает, что немецкая армия продвинется вглубь страны, оставляя за собой следы крови и пожаров. Сохачевский уезд будут эвакуировать. И Непокаланов тоже.

На вопрос о добровольном вступлении братьев в Польский Красный Крест в Сохачеве и Варшаве получен отрицательный ответ», — таким был отчет брата секретаря.

Отец Максимилиан спокойно выслушал это сообщение. Затем он обвел взглядом дома и дворы Непокаланова, задержал свой взор на статуе Непорочной Девы и долго смотрел на безоблачное небо, словно хотел своим взглядом пронзить небосвод.

Его усталое лицо вновь становилось умиротворенным. Потом он велел всем братьям собраться в монастырской трапезной. Коротко он обрисовал положение в стране, сообщил об отказе руководства Польского Красного Креста принять братьев и о решении отца провинциала, что все должны разойтись, а также пожелал, чтобы братья отправились в свои родные места и там обратились в эту организацию, исполнив тем самым свой долг перед родиной.

Он ободрил их и со значением добавил:

— Дорогие дети мои, вы обещаете мне, что будете стремиться соблюдать все то, о чем я вам столько раз говорил?

— Обещаем! — прозвучал громкий ответ шестисот братьев.

Отец Максимилиан осенил их крестным знамением, вновь призвал их к упованию на покровительство Непорочной Девы и поспешил уйти, потому что времени было мало, а дел много.

Издалека уже раздавался шум самолетов, и где-то поблизости от Непокаланова разрывались бомбы, да так, что содрогалась земля.

34 староство — административная единица в Польше

117

Братья провели несколько бессонных ночей, и отец Максимилиан предложил всем после обеда поспать. Брат Циприан, не зная об этом, пошел в часовню совершить Крестный Путь. Он преклонил колени на XI стоянии и размышлял о несказанной любви Господа, Который молился за Своих палачей: «Отче, прости им, ибо не ведают, что делают». Внезапно послышался рокот самолетов, а через минуту — сильный грохот. Из окон посыпались стекла. Брат Циприан выбежал из часовни.

— Бомба разрушила новую калитку, — поспешил сообщить ему отец Пий.

К счастью, она никого не убила. Отец Максимилиан первый пошел осмотреть повреждения.

А самолеты вновь пикировали. Потом опять... и потому отец Максимилиан спустился в убежище, ободряя встревоженных братьев.

Это продолжалось до 19 сентября.

Многочисленные и небольшие группы польских солдат и гражданских лиц шли по шоссе, с трудом волоча натруженные ноги. Люди смертельно устали. Братья выносили им еду. Раненых помещали в больничную палату, где за ними ухаживали братья-санитары.

Ночи были тревожные. Со стороны Жирардува доносилось громыхание пушек. Армия генерала Кутжебы оказывала ожесточенное сопротивление.

14 сентября со стороны Сохачева подъехал польский броневик.

— Отец, — сказал прибежавший откуда-то брат, — немцы повредили дороги.

— Все в руках Непорочной Девы, — ответил отец Максимилиан.

Теперь он молился непрестанно. Каждый встреченный брат молился вместе с ним: за Польшу, за польских солдат, за тех, кто погибает...

Отец Максимилиан дважды ездил в Варшаву за указаниями. Отец провинциал велел ему не покидать Непокаланов. В нем остался отец Пий и около пятидесяти старших братьев, готовых ко всему.

16 сентября в Непокаланов вошли первые части немецких войск. В воскресенье автомобильная колонна с бензином замаскировалась в тени монастырских строений. В течение двух дней царил покой.

19 сентября, во вторник, в десять часов брат Циприан, убираясь в ризнице, услышал звонок.

— Что это означает?

Он вдруг почувствовал страх. Через минуту он узнал, что все обитатели Непокаланова должны собраться на площадке перед трапезной. Отцы и братья уже стояли там в две шеренги возле стены.

118

«Ну, теперь из автоматов покончат с нами», — подумал брат.

Но этого не случилось. Всех пересчитали. Там находилось два отца: отец Максимилиан и отец Пий, семинарист-кореец Людвик Ким, тридцать четыре брата, а также несколько человек из других монастырей, которые здесь нашли убежище. Отца Аницета из группы исключили — у него была сломана ключица.

— Ну и этот «старый» может выйти.

«Старый» относилось к отцу Максимилиану, но он не воспользовался такой милостью, а предложил оставить двоих братьев, чтобы они ухаживали за раненными польскими солдатами. Немцы согласились на это.

— С собой ничего не брать, ничего, — кричали немцы.

Всех погнали на шоссе, где стояла колонна автомашин.

— А теперь выгружайте это!

Немец открыл брезент, и братья увидели артиллерийские снаряды. Но делать было нечего. Когда работа была завершена, людей поделили на две группы и погрузили на машины.

— Бесплатно едем в путешествие на миссии, — шутил отец Максимилиан, но сам был очень встревожен. Они проехали Жирардув, и в Мазовецкой Раве машины остановились.

— Heraus!35 — немцы загнали всех в церковь.

В ней было множество интернированных мужчин. Братья присели в углу. О сне не могло быть и речи. Они окружили отца Максимилиана, ища у него спасения, как дети — у отца.

— Дорогие дети мои, — утешал он их, — помните, что мы — в руках Непорочной Девы. Кто знает, какие у Нее планы. Там, в Германии, мы устроим свой Непокаланов. Не падайте духом.

Около полудня всех погрузили на машины и вывезли в Ченстохову. На аллее Пресвятой Девы Марии уже стояла длинная колонна, там было много немецких мундиров, но при виде новой машины собралась толпа. Не остались незамеченными хабиты братьев.

— Откуда вы, братья?

— Из Непокаланова.

— О Боже!

Какая-то женщина громко заплакала. Потом им стали передавать пакеты с едой. Послышались окрики немцев — они разгоняли людей:

— Verboten!36

Ничто не помогало. Им бросали через головы хлеб, фрукты. А остальное им передали через других интернированных.

Уже было темно, когда всех погрузили, как скот, в товарные вагоны и наглухо закрыли. Не обошлось без подталкиваний и угроз.

34 Heraus! (нем.) — Вон!

35 Verboten! (нем.) — Запрещено!

119

Какой-то молодой гитлеровец вырвал палку из рук отца Максимилиана и со злостью отбросил ее, но старший по возрасту офицер велел поднять ее и подал ее в вагон.

— Теперь мы едем в неизвестность, — сказал отец Максимилиан. — Предоставим Непорочной Деве направлять нас. Пусть будет так, как Она пожелает.

Еще минуту было слышно чтение Розария, кто-то тяжело вздохнул, и братья заснули. В тишине раздавался мерный стук колес. В Люблинце какой-то поляк-железнодорожник немного приоткрыл двери, и в вагон ворвалась струя свежего воздуха. Днем поезд остановился на станции Ламсдорф. Там находился пересыльный лагерь. Через два дня они отправились дальше на запад.

120

В ЛАГЕРЕ

Казалось, даже поезд устал. Сопя и тяжело дыша, он остановился в Амтитце. Неподалеку от станции тянулось двойное заграждение из колючей проволоки, а за ним стояло несколько больших бараков и длинный ряд палаток. В вышине с ужасающим воем пикировали немецкие самолеты.

Почти бегом они вошли в ворота и не остановились, пока немец не крикнул им:

— Halt!37

Им указали огромную палатку, в которой было немного соломы.

Отец Максимилиан явился к коменданту. Офицер дал разрешение на общую молитву утром и вечером и на песнопения. В октябре брат Теофил вылепил из глины фигурку Божьей Матери. Ее установили на центральном месте. К ней сходились миряне из соседних палаток, и даже офицеры приходили посмотреть на фигурку.

Холод и паразиты не давали им спать по ночам, но мучительнее всего был голод. Утром им давали горький кофе с осадком и четвертушку черного хлеба. На обед — картофельный суп, брюква и капуста. На ужин — тюря. Голод — плохой советчик. Каждому из интернированных хотелось еды побольше и погуще, и дело доходило до драк. На голову дежурного сыпались проклятия. Однажды ему сломали палец. Один из заключенных так сильно его толкнул, что ведро вывалилось у него из рук, а суп вылился. Конечно, не обошлось без грубой ссоры и вульгарного употребления слова «мать».

Услышав это, отец Максимилиан вскочил с подстилки, на которой сидел, и громко закричал:

— Нельзя оскорблять имя матери.

Обычно он был спокойным и терпеливым... но — мать!.. мать дана Богом, чтобы ее почитать. Кто знал, что происходит с его матерью? С начала войны у него не было от нее никаких вестей.

Прошли уже два месяца. Польша была разбитой, окровавленной, голодной... До лагеря доходили сведения о победах немцев, и казалось, что надеяться не на что. Отец Максимилиан вместе с братьями стал молиться о возвращении на родину, прося о заступничестве праведного отца Венанта Катажиньца. Уже в первые дни новенны пришел приказ об отправке. Началось оживление. Немцы, как обычно, подгоняли: «Schnell, schnell»38. He жалея угроз и проклятий, они погрузили заключенных в вагоны и заперли там.

37 Halt! (нем.) — Стоять!

38 Schnell (нем.) — быстро.

121

— Куда нас везут?

Сквозь щель в дверях один из братьев читал названия станций: Зоммерфельд... Значит, на восток, на родину. Глубокой ночью поезд остановился на станции. С грохотом открыли двери. На пустом перроне послышались окрики немцев. По пять человек заключенных погнали в город. Шеренга солдат с винтовками и палками следила за порядком, и заключенные толпой бежали по пустым улицам Остжешува, пока не остановились перед гимназией отцов салезианцев, превращенной в лагерь.

Слава Тебе, Господи! Теперь стало тепло и можно было не бояться дождя. Люди, узнав, что в лагере — отец Максимилиан и братья из Непокаланова, поспешили им на помощь. Брат Циприан собирал по городу пожертвования.

— Дорогие дети мои, — объявил однажды настоятель, заботившийся о духовном росте братьев. — Мы верим Непорочной Деве, что нас освободят, но мы не можем быть уверены, что уже в монастыре, согласно нашей традиции, сумеем совершить перед праздником Непорочного Зачатия ежегодные восьмидневные реколлекции. Но нам ничто не мешает совершить эти святые духовные упражнения здесь, чтобы достойно подготовиться к празднику Непорочной Девы. Хорошо?

— Ну конечно! — поддержали братья.

И вот отец Пий стал каждый день читать проповеди. Иногда его заменял отец Максимилиан. Братья отдыхали душой. В атмосфере молитвы их души вновь обретали покой и гармонию.

Началась новая жизнь. Комендант лагеря, который до службы в армии был протестантским пастором, по просьбе отца Максимилиана лично отправился к местному отцу настоятелю попросить у него Святое Причастие для братьев.

— Пусть и он послужит Непорочной Деве, — сказал отец Максимилиан.

В пять часов утра пришел викарный священник с Евхаристическим Иисусом. Часовые были предупреждены и не препятствовали ему. Братья собрались в мрачной комнате, в подвале, где они жили. На стене — крест из белой бумаги, на временном алтаре — два дрожащих огонька свечей. Вот и все убранство.

Сосредоточенно они приняли на коленях из рук священника Святое Причастие.

Праздник Непорочного Зачатия начался хорошо. В одиннадцать часов бывший учащийся малой семинарии принес письмо из Непокаланова, а в два часа дня зачитали приказ об освобождении.

— Домой! В Непокаланов! — раздавались приглушенные возгласы. Радости братьев не было границ.

122

— Как добра Божья Матерь! Как Она добра! — повторял своим братьям отец Максимилиан.

Вновь на его лице появилась прежняя детская улыбка. Он призывал братьев к благодарению.

После ночи пути они вышли на вокзале в Варшаве.

О, Боже! На улицах рябило от голубых мундиров. Братья шли по двое, по трое, осматривая руины разрушенных домов.

В десять часов утра отец Максимилиан отслужил благодарственную Святую Мессу у отцов францисканцев, а потом брат Адриан стал хлопотать по поводу завтрака. В душевных разговорах и рассказах прошло утро в Варшаве, а в два часа дня отец Пий и братья отправились на поезде в Непокаланов.

Отец Максимилиан остался еще на один день в столице.

ИСПЫТАНИЯ

Все было в запустении. Немцы частично вывезли печатные станки. Склады опустели, поскольку то, что в них было, разграбили. Пара десятков братьев, вернувшихся в Непокаланов и остановившихся в ближайшем селении, сновали по монастырским постройкам, не зная, за что взяться.

Когда распространилось известие, что вернулся отец Максимилиан, брат Камиль спешно пришел к нему в келью и застал его возле телефона. Отец Максимилиан был очень занят.

— Садись, брат, — с улыбкой сказал он ему и снова заговорил по телефону, жестикулируя руками.

— На днях к нам привезут ссыльных.

— Сколько их?

— Три тысячи.

— Откуда?

— Из Збоншина, Лешно и Львовка. Мы должны сделать все, чтобы облегчить участь этих несчастных, выброшенных из родных гнезд, лишенных самого необходимого. Займитесь этим, дорогие мои дети, потому что это наша миссия в ближайшие дни.

Он закончил, положил трубку и внимательно посмотрел на брата Камиля.

— Не расстраивайся, — мягко сказал он, увидев осунувшегося и грустного брата. — Мы не можем сейчас заниматься издательством,

123

мы будем служить людям по-другому... Ну что, будем собирать братьев. Завтра мы пустим мотор, станки, позаботимся о ссыльных. Мы снова будем трудиться для Непорочной Девы, для душ.

Он говорил это мягко, с добротой, хотя вокруг была разруха, разгромленные издательские отделы, груды раскиданных журналов, разбитые кресты и фигурки Божьей Матери. И только он сохранил спокойствие и самообладание, был полон энтузиазма для дальнейшей работы ради своего Идеала, ради Непорочной Девы.

Брат Камиль почувствовал, что на его глазах появляются слезы. Ему казалось, что страдания, которые несла с собой эта ужасная война, невозможно перенести. Он испугался, что вот-вот разразится плачем, и потому встал, чтобы попрощаться. Отец Максимилиан заметил его волнение, прижал его к груди и сказал:

— Успокойся, не расстраивайся. Мы будем дальше трудиться для Нее.

Возвращение отца Максимилиана вдохнуло в братьев новые силы. Прежде всего он устроил дневное поклонение Святым Дарам и наладил настоящую монастырскую жизнь. У братьев снова был рядом отец, который от всего сердца заботился о них, все мог проверить и собственным примером указывал путь безграничной любви к Непорочной Деве.

Однажды он говорил им о самопожертвовании в соответствии с избранным идеалом Воинства Непорочной Девы и о страдании. Весь мир тогда был погружен в страдание. Не каждый мог страдать в духе самопожертвования. Не каждый мог смириться с волейБожьей и сказать свое «fiat»39.

Отец Максимилиан теперь нес миссию страдания и труда. Он открыл мастерские: слесарную, столярную, сапожную, пошивочную; организовал лесопилку, часовую мастерскую, молочный завод и т. п. Монахи помогали окрестным жителям, в особенности, ссыльным, среди которых было 1.500 евреев.

Понемногу собирались братья. Каждого из них принимали с распростертыми объятиями. Отец Максимилиан вновь мечтал об издании «Воина». И действительно, во время оккупации вышел один номер, но когда отец Максимилиан отправился на аллею Шуха в Варшаву, чтобы добиться разрешения на издание следующего номера, гестаповцы впали в ярость.

— Что? Журнал?

Его осмеяли, отобрали прежнее разрешение, выданное полицией, и отпустили ни с чем. Еще хорошо, что отпустили...

— Ничего, не беда, не беспокойтесь, — говорил он братьям, которые жалели его. — Очевидно, Непорочная Дева не хочет, чтобы

39 Fiat (лат.) — Да будет.

124

мы сейчас издавали журнал. Мы будем Ей служить по-другому. А если меня не станет, прошу вас, сохраняйте послушание и монашескую бедность. Помните, что Непорочной Деве нужно отдать все...

— Я жажду, — сказал он однажды, — быть истертым в пыль ради дела Непорочной Девы, ради дела Божьего, и чтобы эту пыль ветер разнес по миру, чтобы от нее ничего не осталось. Только тогда моя жертва Непорочной Деве будет полной.

А час жертвоприношения был близок.

Наступил январь 1941 года. В воскресенье народ выходил из часовни после Святой Мессы. Внезапно приехали зеленые фургоны, и из них повыскакивали немцы. Люди с криком бросились врассыпную, но калитка уже контролировалась немцами. Бежать было некуда. Людей схватили. Избитые, они стояли на морозе, ожидая, когда их погрузят на машины.

Отец Максимилиан смотрел на это, и у него сердце обливалось кровью.

— Это Ратайчак прислал сюда гестаповцев, он — как будто наш злой дух, — говорили братья.

Отец Максимилиан решил поговорить с ним, но прежде велел братьям молиться за Треухендера из поместья Тересин.

Вскоре предоставилась возможность поговорить с Ратайчаком. Он приехал на повозке вместе с какой-то женщиной, которая была очень нахальной — настоящая «полицайка». Она вошла без приглашения за ограду, потом — в келью отца Максимилиана. За ней вошел Ратайчак.

— Сколько здесь братьев? В Непокаланове их должно быть пятьдесят. Но, насколько я слышал, вы принимаете всех, отец? Их здесь, наверное, не менее ста.

— Они здесь и раньше жили, — объяснил ему отец Максимилиан. — Я должен их принять. Им некуда деваться.

— Мы здесь наведем порядок.

— Такой же, как в воскресенье? — спросил отец Максимилиан, внезапно покраснев от гнева. — Как можно?! Люди спокойно пришли в церковь, а их схватили! Их били палками, как собак: стариков, женщин, детей — всех подряд. Это что — немецкая культура?

— Что? Вы говорите такие вещи? Я могу отдать приказ немедленно вас арестовать.

— Знаю, — спокойно ответил отец Максимилиан.

— Но мы не такие страшные... А с поляками по-другому и нельзя — сказала женщина. — Иди к дантисту.

— Как зовут брата, который лечит зубы?

— Брат Софроний, — ответил отец Максимилиан.

125

После их ухода он глубоко задумался.

— Рано или поздно — нас наверняка отсюда выгонят. Нужно что-то придумать.

Спустя несколько дней, вечером, он позвал к себе братьев Пелагия и Руфина. Не хватало еще брата Вениамина, и они пошли за ним.

— Дорогие братья, нам грозит опасность, — сказал отец Максимилиан. — Возможно, ничего и не произойдет, но мы должны соблюдать осторожность и подумать об отправке некоторых из братьев. Но им вы ничего не говорите — пусть будут спокойны, а мы будем думать за них. Есть ли у них одежда, чтобы они могли перезимовать. И есть ли у них подходящая обувь? Вы должны все это узнать.

Через несколько дней он позвал их опять и сказал:

— Нам все еще грозит опасность. Мы должны подумать, где можно было бы поместить наших братьев, чтобы они могли жить монашеской жизнью и работать, чтобы прокормить себя.

Решили послать братьев по пять человек в ближайшие селения. Они должны были там работать, а один из них должен был стать настоятелем.

— Я буду вас навещать, — сказал отец Максимилиан, — и обо всех заботиться.

Однако до этого не дошло. Ратайчак вставил себе золотые зубы и постепенно смягчился. Отец Максимилиан даже дал ему медальон Божьей Матери, а подруга Ратайчака прислала отцу кусок пирога, который он сразу же велел разделить между братьями.

— Молитесь за него, — говорил отец Максимилиан. — Пока нам ничто не угрожает, но на меня немцы очень озлоблены. Впрочем, будет так, как пожелает Непорочная Дева. Я бы хотел явить Ее всем людям. Она так прекрасна. Пусть все узнают Ее. Пусть весь мир полюбит и восславит Ее.

При этом руки и глаза он поднял к небу. Его мудрые, добрые глаза были полны света.

ПРОЩАНИЕ

— Эту войну я уже не переживу, — повторял отец Максимилиан. Но он жил. Изо всех сил он старался удержать в монастыре как можно больше братьев и обеспечить им подлинно монашескую жизнь.

— Дорогое дитя мое, — говорил он одному из них, — если бы я знал, что завтра нас всех должны разогнать, я бы не сказал этого братьям сегодня, чтобы они были спокойны. То, что с сегодняшнего дня до завтрашнего они смогут получить в монастыре, значит больше, чем все остальное. После одного дня, хорошо проведенного в монастыре, можно смело идти на виселицу.

Поэтому все усилия отца Максимилиана были направлены на то, чтобы дни проходили хорошо.

— Дорогой сын мой, готов ли ты ко всему? — спросил он однажды одного из братьев.

— Да, с Божьей помощью я стремлюсь к этому, — ответил брат, немного удивленный вопросом.

— Это хорошо, хорошо, сын мой.

Отец Максимилиан был очень точен и старателен в исполнении каждодневных обязанностей. Да, он был готов. Для него существовал только сегодняшний день, и он жил им в полной мере, хотел во всем знать, во всем оказать помощь, чтобы Непорочная Дева была им довольна.

— Дети мои, я в ответе за вас перед Непорочной Девой, — говорил он.

В воскресенье вечером он присоединился на рекреации к группе братьев. Они заговорили на духовные темы.

— Господь Бог исполняет все пожелания души, искренне Его полюбившей, — сказал он.

— Это действительно так, отец? — спросил брат Марцел.

— Да, это так, — серьезно ответил отец Максимилиан и привел им пример жизни святой Терезы из Лизье.

— Господь Бог может исполнить все, потому что Он всемогущ, Он хочет исполнить, потому что любит эту душу и отдается ей так же, как она отдается Ему. Так что между душой и Богом существует прилив и отлив любви. О, какое это было бы великое счастье, — сказал отец Максимилиан, — и великая милость, если бы можно было наш идеал подтвердить нашей жизнью.

В понедельник, утром 17 февраля 1941 года отец Максимилиан, как обычно, позвал брата Арнольда. Он диктовал ему книгу о Непорочной Деве, которая все еще не была закончена. Проха-

127

живаясь по келье, он обдумывал идеи, которые нужно было изложить на бумаге.

— Дорогой сын мой, тебе не трудно так работать? Я все время тебя прерываю, что-то исправляю.

— Трудно? Для Непорочной Девы? — быстро откликнулся брат Арнольд. — Я бы хотел Ей служить, но не знаю, смогу ли. Я многого не понимаю из того, что вы говорите, отец.

— Дорогой сын мой, наступит время, и все, что я тебе говорю, ты поймешь. Она ближе всего к Пресвятой Троице. Вся любовь к Богу дается творениям через Марию, и вся любовь к творениям струится от Бога через Непорочную Деву. Она Сама назвала Себя Непорочным Зачатием. В Ней соединяется небо и земля, все небо и вся земля. Сын мой, прочитаем во славу Ее трижды «Радуйся, Мария» и «Слава Отцу». Лучше всего Непорочную Деву постигать на коленях.

Во время молитвы он преклонил голову до самой земли. Вскоре после этого — было девять часов сорок пять минут — зазвонил телефон. Отец Максимилиан взял трубку и содрогнулся.

— Да? — сказал он изменившимся голосом.

Брат привратник сообщил ему, что пришли из гестапо.

— Хорошо, хорошо, сын мой, сейчас приду... Мария. — сказал он уже спокойным голосом и быстрым шагом вышел навстречу гестаповцам. Их было пятеро — четверо в мундирах и один штатский.

Отец Максимилиан вежливо поздоровался с ними и пригласил их к себе.

Они шли через дорогу возле лесопилки. Братья везли на тележке бревно, и отец с обычной мягкостью велел им остановиться.

— Подождите, пока господа спокойно пройдут.

В келье начался разговор. Отца Максимилиана обвинили в том, что он воспитывает из молодых монахов будущих священников, что он ведет издательскую деятельность.

Брат Арнольд пошел сообщить отцу Урбану Тесляку и отцу Пию Бартосику, что отец настоятель зовет их к себе. Туда также пришли отец Иустин Назим и отец Антоний Баевский.

Гестаповцы хотели осмотреть участки работы в Непокаланове, и отец Максимилиан их сопровождал, разъясняя им цель существования монастыря. Его слушали прохладно, а когда они вернулись в келью, было уже известно, что есть приказ об аресте отцов. Отец Ежи Вердак был назначен настоятелем — он должен был следить за порядком.

В начале двенадцатого отец Максимилиан надел пальто и взял в руку шляпу и палку. По обе стороны от него встали гестаповцы, и они неторопливо вышли во двор. Брат Арнольд обратился к шефу

128

гестапо с просьбой, чтобы его отправили вместе с ними, но ему ответили, что он слишком молод, к тому же отцы вскоре вернутся.

На дороге, возле здания, называвшегося «квадратом», их ждали на больших легковых автомобиля с надписью «Pol».

Отец Максимилиан еще раз взглянул на стоявших неподалеку братьев, на фигурку Непорочной Девы, стоящую во дворе напротив его дома. Он был очень серьезен, на его лице отражалась боль и печаль. Его губы шевелились в тихой молитве.

Когда уже все сидели в машинах, прибежал брат Пелагий и подал сумку с едой.

Отец Максимилиан открыл окно автомобиля и кивком головы попрощался с отцом Ежи и остальными братьями.

В одиннадцать часов пятьдесят минут машины двинулись в сторону Варшавы.

ПОБЕДА

И вот они в Павьяке.

За ними захлопнулись тяжелые двери тюрьмы. Отцу Максимилиану и его арестованным братьям поначалу позволяли ходить и монашеской одежде, но именно это было поводом для применения к ним особенно строгих мер. Через некоторое время отец Максимилиан согласился, чтобы его товарищи сменили хабиты на одежду заключенных. Однако сам он по-прежнему не расставался с монашеской одеждой.

Вскоре его перевели в камеру номер 103. В ней находилось двое других заключенных, среди которых один исповедовал религию Моисея. Они быстро подружились с отцом Кольбе, который умел заинтересовать их разговором на различные темы. В такой атмосфере они могли бы забыть, что являются арестантами, если бы из соседних камер до них не долетали ужасные стоны заключенных, вернувшихся после пыток.

Однажды двери камеры номер 103 внезапно открылись. Появился гестаповец в ранге шарфюрера. Увидев отца Максимилиана в монашеском хабите, он сразу же впал в ярость. Его лицо перекосилось от бешенства, глаза налились кровью. Отец Максимилиан стоял перед ним ровно, прищурив глаза. Немец издал какой-то хриплый шук. Казалось, он выплевывает отвратительные, грубые слова

129

из своего безобразно скривившегося рта. Он дважды рванул крест на четках, висевших на поясе у отца Максимилиана, и прошипел:

— И ты веришь в это... в это... ты, святоша?

— Верю, — спокойно ответил отец Максимилиан.

Немец в ярости изо всех сил ударил его по лицу. Один раз, другой, третий... Священник согнулся, зашатался и почувствовал на губах кровь.

— И теперь веришь?

— Да, всем сердцем верю.

Обезумевший зверь впал в бешенство. Он был все ближе. Отец Максимилиан отталкивал его лишь одним словом: Верю!

Он пошатнулся, но не сдавался. Гестаповец стал бить его по лицу кулаками.

Лицо отца Максимилиана покрылось кровоподтеками, в глазах потемнело, но он повторял:

— Верю, верю!

Это слово было как блеск меча. Он победил.

130

Немец, хлопнув дверью, в бешенстве выбежал из камеры. Он ничего не добился, но заключенные смотрели на происходящее с ужасом.

Отец Максимилиан с трудом встал и улыбнулся. Кто-то подал ему руку и поднял его.

— Отец, у вас распухло лицо. Он изуродовал вас, — сочувственным тоном произнес другой заключенный.

— Не беспокойтесь обо мне, — сказал отец, хотя каждое слово причиняло ему нестерпимую боль. — У вас ведь много своих забот. Со мной ничего не случилось. Это для Непорочной Девы...

Как всегда, спокойный и даже безмятежный, он взял в руки четки и стал понемногу ходить, потом все быстрее...

— О, этот крест. Как он мне дорог теперь... Отче наш, сущий на небесах. Да святится Имя Твое... Да приидет Царствие Твое... Да будет воля Твоя...

— Отец, вы больны?

— Нет, у меня все в порядке.

— Ну, конечно, больны. Отец, вас отправят в больницу, — сказал санитар.

Медицинская служба решила воспользоваться случаем, чтобы его спасти.

— Ну, если вы хотите, я пойду, — с улыбкой согласился он. В больнице врачи определили воспаление легких.

Он лежал и молился.

Его хотели немного подкормить, но он не соглашался на это.

— Никаких исключений. Есть еще слабее меня. Дайте это им.

Как выздоравливающий, отец Максимилиан попросился на работу в тюремной библиотеке. Теперь у него было больше возможностей для его миссии, для расширения духовной опеки над заключенными, особенно над теми, кто в подавленном состоянии возвращался после допросов и пыток. Он исповедовал их ночью, утешал, говорил о Непорочной Деве и молился вместе с ними. Во время Великого Поста он даже устроил реколлеции для своих ближайших товарищей.

Безмятежный, исполненный веры, погруженный в молитву, он поддерживал в заключенных присутствие духа.

Он был среди них, как живое свидетельство Божьей истины и милосердия.

ВЕНЕЦ СЛАВЫ

28 мая был отдан приказ о его переводе в Освенцим. Отец Максимилиан получил там арестантскую одежду, старые деревянные башмаки и номер 16670. Внешне он уже ничем не отличался от тысяч осужденных.

Он был всегда голоден, его мучили вши, его бегом гнали на работу, он падал под тяжестью несомых бревен. Его били кнутом, пинали подкованными сапогами, угрожали расправой.

Как и у всех, у него не было никаких человеческих прав, и все же он отличался от других. Когда его товарищи бежали за миской отвратительного супа, толкались и ссорились, он терпеливо ждал своей очереди и делился с ними своим хлебом. Более голодным он уступал лучшее место. Он улыбался там, где другие сквернословили и бранились или падали духом от отчаянья. Он молился за себя и за них.

Сохранилось его письмо к матери от 15 июня 1941 года, по тюремным правилам написанное по-немецки.

«Любимая мама! В конец мая меня перевели в лагерь Освенцим. Живется мне хорошо — можешь быть спокойна. Мамочка, не беспокойся обо мне и моем здоровье. Бог есть повсюду, и Он с большой любовью следит за всеми и за всем... Лучше пока мне не писать, потому что я не знаю, сколько еще здесь пробуду».

«Кровавый Кротт», палач Освенцима, решил покончить со священником.

Рабочий участок «Бабицы» был расположен в восьми километрах от лагеря. Там нужно было ставить заграждения. На стертых, израненных спинах заключенные должны были полкилометра нести фашины40. Обессилев, заключенные падали. Тогда их начинали избивать. Слышался крик немцев. Надзиратель Кротт высмотрел отца Максимилиана и велел ему нести двойную тяжесть. Когда-то он разбил ему нос и жестоко избил, но с тех пор он терпеть не мог этого «святошу», который не дал себя сломить. У этого заключенного был прямой взгляд и ясные, проницательные глаза. Он никогда не жаловался и не просил о милости. Нужно было сломить его любой ценой, унизить его, втоптать в землю этого человека, в котором жил свободный и несокрушимый дух, хотя его тело было измучено и ослаблено болезнью.

40 фашина (нем. «Faschine» от лат. «fascis») — связка прутьев) — туго стянутая связка хвороста, используемая гл. обр. для укрепления откосов гидротехнических сооружений, а также при строительстве оборонительных сооружений.

132

Однажды он ударил его ногой, а во время обеденного перерыва велел дать ему пятьдесят ударов палкой. Избитого до потери сознания, он бросил его в грязь и забросал ветками. Вечером друзья нашли отца Максимилиана и полуживого принесли в лагерный госпиталь.

В бараке у него было худшее место возле дверей. Он сам его выбрал.

— Этим путем выносят по ночам умерших, и я буду их благословлять, — сказал он. — За меня вы не бойтесь. Непорочная Дева мне помогает.

Как он был неутомим! Он исповедовал по ночам, учил и утешал, часто по-матерински обнимал, прижимал заключенных к своей груди. Когда его забрали в госпиталь, он у всех вызывал удивление своим мужеством. Даже немцы говорили, что он необыкновенный священник.

Потом его направили в четырнадцатый корпус и определили на сбор картофеля. Руководителем был пан Болеслав Свидерский.

Освенцим.

133

Он хотел помочь отцу Максимилиану, но тот от всего сердца поблагодарил его и отказался от помощи.

— Почему я должен выделяться среди других? Они ведь тоже в этом нуждаются, — сказал он. — Вы еще молоды, вас спасут. Только молитесь с упованием Непорочной Деве.

В воскресенье днем священники тайком собрались на общую молитву и беседу. Они нашли темное место за бараком. Над ними виднелся клочок неба. Пригревало июльское солнце. Худые, изможденные, они сидели в безобразных арестантских одеждах, и отец Максимилиан говорил об отношении Непорочной Девы к Пресвятой Троице.

— Сущность Непорочного Зачатия открывается только в свете тайны Божественной жизни... Она — Дочь Отца, Мать Сына, Невеста Святого Духа. Через Ее руки Бог посылает на землю изобилие милостей, заслуженных Христом.

Он вырвал их на минуту из ада Освенцима и увлек за собой, он открыл им невыразимую красоту Марии. Они сидели тихо, потрясенные величием этих мыслей.

— Это непостижимые тайны, ограниченный разум теряется в них. Непорочная Дева приоткрывает их только тем, кто, стояна коленях, смиренно просит Ее об этом.

Отец Максимилиан закончил. На некоторое время воцарились молчание. Солнце уже близилось к закату и светило прямо на него. Он сидел, взволнованный, с просветленным лицом, в котором словно отразился прекрасный летний вечер.

Спустя несколько дней из четырнадцатого барака сбежал заключенный. Все знали, что остальным это грозит страшным наказанием. За одного человека на смерть шли десять. Ночью никто не спал. Некоторые исповедовались у отца Максимилиана, стоя на коленях возле его нар.

Он утешал их:

— Не бойтесь. Небо близко, и там нас ждет Непорочная Дева.

На другой день была устроена штрафная поверка.

Они стояли по стойке смирно под лучами июльского солнца. Проходил час за часом. Со вчерашнего дня они ничего не ели. Нельзя было выйти из строя, но и стоять уже не было сил. То и дело кто-то падал в обморок. Эсэсовцы вытаскивали потерявших сознание людей с посиневшими, опухшими лицами. Те, которые еще стояли в строю, выглядели не лучше. Каждый из них ждал смерти. Отец Максимилиан стоял, погруженный в молитву. Он, воин Непорочной Девы, не чувствовал, как печет солнце, что у него подводит живот от голода, что ноги стали, как два тяжелых, больших бревна. Он стоял, распрямившись, и молился. Приближалось

134

время последнего сражения. Оставался один лишь шаг до смерти... Комендант лагеря Фрицше приблизился к ним.

— Беглец не найден, — процедил он сквозь зубы. — За него одного в карцере погибнут от голода десять человек. Слышите?

Лагерфюрер страшен. Враждебно сверкают маленькие глазки. В лице — тупость и жестокость. Какая-то адская радость в том, что его так сильно боятся. Должны бояться... потому что иначе... На дне его никчемной души тоже таится страх, еще худший страх. Отец Максимилиан смотрит прищурившись. Ему так жалко этих людей! Даже немцев ему жаль. Фрицше идет вдоль шеренги и указывает пальцем:

— Этот.

Его приближенный Палиц записывает номер.

— Еще этот... и этот.

Они прошли мимо отца Максимилиана. Вдруг возле него кто-то застонал.

Я хочу пойти на смерть вместо одного из осужденных...

135

— Я уже не увижу жены и детей, — зарыдал молодой сержант тридцать шестого пехотного полка Гаевничек.

«Такой молодой», — подумал с сочувствием отец Максимилиан и внезапно решился...

Он вышел из строя и пошел прямо к коменданту.

— Стой! Что тебе надо? — закричал Фрицше и схватился за пистолет.

Перед ним, выпрямившись, с чувством собственного достоинства, стоял отец Максимилиан.

— Я хочу пойти на смерть вместо одного из осужденных, — спокойно произнес он.

Фрицше остолбенел. Это неслыханно. Заключенный заговорил, когда его не спрашивали. Да, он не боялся его, Фрицше. Этот ясный взгляд пронзил его насквозь.

— Почему? — неуверенно спросил он.

— Я стар и болен, — ответил отец Максимилиан, — а у него — жена и дети.

— Вместо кого ты хочешь идти в карцер? — Отец Максимилиан пальцем указал на Гаевничека. Арестанты были поражены. Поднимаясь на цыпочки, они хотели увидеть, кто этот безумец, выбирающий голодную смерть вместо надежды на освобождение.

— Кто ты? — спросил изумленный Фрицше.

— Католический священник.

Фрицше отвернулся, не в силах вынести взгляд этих ясных, мудрых глаз. Он был взбешен и растерян.

— Ну, так иди! — сказал он изменившимся голосом.

Палиц отдал приказ:

— Марш!

Колонна из десяти осужденных в молчании двинулась в карцер.

По дороге отец Максимилиан поддерживал ослабевшего товарища. Вечерело. На небе появились красные полосы, которые постепенно стали фиолетовыми и вскоре погасли.

За отцом Максимилианом захлопнулись двери смерти.

Заключенные в унылом молчании разошлись по своим баракам. Почти никто не спал. Внезапно те, которые жили над карцером, услышали пение... издалека, словно из гроба, лилась религиозная песня.

Шел день за днем. Все чаще дежурный заключенный выносил умерших. Остальные тоже медленно умирали. Они лежали нагие на голом цементном полу, корчась в голодных муках. И только отец Максимилиан еще ходил по келье, стоял или молился на коленях.

136

Он был постоянно занят. Утром — медитация на коленях, духовное участие в Святой Мессе, Причастие. Какими прекрасными, радостными были слова Литургии: «Я вступаю в Алтарь Божий, к Богу, Который наполняет радостью мою юность». Уже так близко бесконечное блаженство единения с Богом, совершенная свобода, соединение с вечной жертвой Христа. Непорочная Дева исполнила его самые смелые мечты, и потому в холодной, зловонной камере, полной стонов и ужасов смерти, он на коленях возносил благодарение, и любовь наполняла его сердце половодьем благодати. Весь день у него занимало служение братьям-осужденным. Он их исповедовал, готовил к смерти. Он говорил им:

— Дорогие дети! Успокойтесь, успокойтесь. Доверьтесь Непорочной Деве. Смерть не страшна.

То же самое он говорил в Непокаланове и в Японии. А теперь он должен был исполнить свою последнюю миссию. Он встал среди них на колени и стал читать Розарий.

Палач Освенцима Бок получил приказ покончить с теми, кто еще не умер в карцере. Когда немцы вошли, отец Максимилиан сидел, прислонившись к стене. Его глаза были открыты, лицо было просветленным. Казалось, что измученное тело излучает свет.

Когда Бок поднес шприц с фенолом, отец Максимилиан поднял руку и улыбнулся.

Это произошло 14 августа 1941 года, в канун праздника Успения Пресвятой Богородицы. На следующий день, в праздник, тело отца Максимилиана перевезли в крематорий, и вскоре ветер разнес его прах на четыре стороны света, чтобы, как пшеничное зерно, брошенное в землю, он принес обильные плоды.

СОЗИДАТЕЛЬНАЯ ЛЮБОВЬ

Прах отца Максимилиана разнес ветер... но после него осталось самое ценное: пример бескорыстной, деятельной любви, охватывающей все вокруг.

«Ненависть не бывает созидательной, — сказал он когда-то братьям, — только любовь может быть созидательной». И любовь победила.

«В это жестокое время скромный образ отца Максимилиана является одним из наиболее ярких свидетельств несокрушимой, хотя на вид и парадоксальной, веры», — сказал о нем Святой Отец Павел VI.

Усилия по беатификации отца Максимилиана, предпринятые вскоре после его смерти, увенчались успехом: 17 октября 1971 года, через 30 лет после мученической кончины в Освенциме, отец Максимилиан Кольбе был торжественно провозглашен блаженным. В то время стало ясно, насколько широким было его миссионерское дело.

Польский Непокаланов сегодня развивается в соответствии с его современным апостольским принципом: благоговейное хранение немногочисленных памятных вещей и документов, скромный зал реликвий и часовня, а рядом — прекрасная церковь гармоничной архитектуры, свидетельствующая о том, что любовь к бедности не противоречит требованиям эстетики и прогресса.

Об актуальности миссионерского дела отца Максимилиана Кольбе говорит также значение, которое Церковь придавала торжествам по случаю беатификации и усилиям по канонизации, которая еще больше распространила в мире апостольские идеи основателя Воинства Непорочной Девы.

Прежде не было такого, чтобы Святой Отец принимал личное участие в беатификации, и потому нужно было разработать новую форму обрядов. Святой Отец Павел VI сам торжественно провозгласил декрет Церкви о признании отца Максимилиана блаженным. Он сам совершал обряд освящения Святой Жертвы во время Святой Мессы и прочитал проповедь, в которой поставил отца Максимилиана в один ряд с великими святыми.

Еще большую праздничность этому торжеству придало присутствие 39 кардиналов и около 300 епископов, собравшихся на синод, которые должны были не только придать значительности этой необычайной церемонии, но и понести в свои далекие страны славу польского миссионера.

В базилике святого Петра собралось немало прежних сподвижников отца Кольбе: брат Зенон Жебровский, отец Мечислав Мирохна и множество других его собратьев из Польши и Японии, а также

138

спасенный им Франтишек Гаевничек. Приехал отец Пинальберти — единственный оставшийся в живых из семи основателей Воинства Непорочной Девы, свидетель горячей юношеской веры римского студента. Прибыли также представители дипломатического корпуса при Ватикане. Базилику заполнила многоязыкая тридцатитысячная толпа верующих: паломники из францисканских миссий в Америке, Африке и Азии, из итальянских епархий и приходов, и прежде всего — широко представленный японский «Сад Непорочном Девы».

Кто не попал в базилику, остался на площади перед нею. Количество прибывших на торжества по случаю беатификации оценивается 150 тысячами человек.

Базилика святого Петра в тот день представляла собой особенную картину — как бы символ универсальных миссионерских планов отца Максимилиана: «Весь мир завоевать для Христа с помощью Непорочной Девы».

Уже с утра в воскресенье толпы людей стали собираться на площади святого Петра и в базилике. Папская гвардия тщательно проверяла входные билеты, на широкой лестнице становилось все теснее от паломников со всех континентов. В базилике зажжены все огни.

В 9.30 со стороны главного входа приближается Святой Отец в сутане и митре, опираясь на посох в форме высокого креста. Он идет медленно. Перед ним — кардиналы и епископы, которые должны служить Святую Мессу вместе с Папой: Примас Польши, кардиналы Войтыла из Кракова и Круль из Филадельфии, архиепископ Шираянаги из Токио, влоцлавский епископ Заренба и генеральный настоятель Ордена Отцов Францисканцев отец Хейзер.

Раздаются спонтанные аплодисменты и по-итальянскому обычаю громкие приветствия: «Evviva il Papa!»41, которые по мере приближения Святого Отца к алтарю переходят в польское: «Да здравствует!», а потом — в религиозное пение.

Но вот уже хор поет двадцатый псалом, и начинается Святая Месса. После «Kyrie» — сам акт беатификации. Святой Отец садится на папский престол перед алтарем, и секретарь Конгрегации по Делам Святых монсиньор Антонелли зачитывает по-латыни просьбу о провозглашении отца Максимилиана Марии Кольбе — польского францисканца — блаженным.

В ответ на это Святой Отец Павел VI провозглашает формулу беатификации:

«Мы, исполняя пожелания многих наших братьев епископов, всего Ордена францисканцев и многочисленных

41 Evviva il Papa! (итал.) — Да здравствует Папа!

139

верующих, учитывая предварительное решение Святой Конгрегации по Делам Святых, после зрелого размышления и испрошения просветления свыше. Нашим апостольским авторитетом и властью причисляем достойного Слугу Божьего Максимилиана Марию Кольбе, священника вышеупомянутого Ордена францисканцев, к лику блаженных, предоставляя возможность ежегодно отмечать его праздник в день его рождения для неба 14 августа в различных местах и в установленном церковным правом порядке.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.»

В великолепной «Glorii» Бернини постепенно открывается икона, представляющая нового блаженного.

Раздается гром аплодисментов. Но Святой Отец уже начинает петь: «Слава в вышних Богу...», и несколько тысяч голосов попеременно с хором подхватывают эту песнь славы, песнь благодарения за призвание к небесной славе скромного францисканского монаха, который добровольно пошел на смерть ради любви к Непорочной Деве.

Святая Месса продолжается. Следуют чтения — по-польски и по-итальянски, а Евангелие от Иоанна (глава 15) — по-латыни.

Потом Святой Отец читает проповедь о блаженном. Он говорит, что «Церковь признает его исключительным человеком. Благодать и природа так удивительно переплелись в нем, что возник потрясающий образец святости. Божественное и человеческое неразрывно соединились в нем и постепенно сформировали особый уровень нравственной и духовной красоты, неодолимое стремление к высотам совершенства, которое мы называем святостью.

Оригинальной чертой мариологии отца Кольбе является исключительное значение, которое он придавал Марии в современных нуждах Церкви, а также вера в заступничество Пресвятой Девы Марии и присутствие Ее материнской любви».

Святой Отец говорит также о человеческой, общественной и гражданской позиции блаженного отца Максимилиана Кольбе. Цитируя его слова: «Только любовь может быть созидательной», — Святой Отец добавляет: «Эти слова должны запечатлеться в наших душах и в новой истории мира».

И вот совершается жертва Святой Мессы. Слышен только шепот молитв, которые поочередно читают епископы.

Во время Пресуществления в базилике воцаряется тишина, полная сосредоточения и горячих молитв.

И только когда Святой Отец по-латыни начинает петь: «Отче наш», из многих тысяч уст возносится молитва к небесному Отцу: «Да святится имя Твое... Да придет Царствие Твое...»

140

Потом начинается Святое Причастие под звуки евхаристической песни: «Славься Жертва, дар священный...»

На площади св. Петра теснится толпа. Огромное изображение блаженного отца Максимилиана виднеется на фронтоне базилики.

Когда Святой Отец показывается в окне, его приветствуют бурными рукоплесканиями и овациями. Он еще раз напомнил собравшимся жизнеописание блаженного Максимилиана Кольбе, вместе с верующими вслух читает «Ангел Господень» и торжественно дает благословение «Urbi et Orbi» — городу и миру...

Вместе с этим благословением Риму и всему миру был явлен новый блаженный — Максимилиан Кольбе, польский францисканец, который в школе Непорочной Девы получил знание для того, чтобы постоянно передавать его Церкви и миру:

«Только любовь может быть созидательной».

КАНОНИЗАЦИЯ

10 октября 1982 года небо над Римом сияло особенной голубизной. Плывущие по нему белые облака по контрасту еще больше обозначали глубину этой голубизны.

Уже с 7 часов утра площадь святого Петра заполняется толпой людей. В свете солнца красочные одежды становятся все ярче. В атмосфере торжества, праздника, необычайного события перекатываются волны радостного волнения.

Лица, одухотворенные глубоким чувством; лица, погруженные в раздумье; смеющиеся лица, сияющие отражением солнечного света и внутренней радости. Глаза, упивающиеся красотой окружающей архитектуры; глаза, интересующиеся всем вокруг; и глаза, умиротворенные молитвой.

Приехали люди со всего мира: из Японии, Канады, США, Австралии, Китая. Люди разных рас, национальностей, говорящие на разных языках.

Толпа насчитывает 200 тысяч человек, в том числе 12 тысяч поляков, приехавших с родины и из эмиграции. Много итальянцев, немцев, американцев и латиноамериканцев, японцев, а также представителей народов Дальнего Востока и Замбии.

Поверх голов высоко поднимается лес транспарантов с надписями: Варшава, Краков, Гданьск, Вроцлав, Щецин, Вадовицы,

141

Здуньска Воля, Непокаланов и другие — как польские, так и иностранные — названия городов и епархий.

Усиливается жара, и растет температура напряжения, ожидания, энтузиазма.

В 9.30 раздается гром аплодисментов. Это Папа Иоанн Павел II в окружении своих приближенных выходит из базилики святого Петра. Красный цвет его ризы — символ мученичества — кровавым огнем горит на солнце.

Святой Отец садится на престоле на фоне величественной базилики. Высоко над головой наместника Христова притягивает взор изображение отца Максимилиана Кольбе в обрамлении белых и красных цветов. По обе стороны от алтаря стоят ряды стульев, занятых 26 кардиналами, более чем тремя сотнями архиепископов и епископов со всего мира, официальной польской правительственной делегацией и представителями дипломатического корпуса, аккредитованными при Апостольском Престоле.

Хор поет на латыни: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин 15.13).

Начинается Святая Месса, которую служит Святой Отец вместе с десятью священниками. Хор поет григорианское «Kyrie». Верующие подхватывают мощное пение, молитвенным ураганом несущееся к небу.

Потом кардинал Пьетро Палаццини, префект Конгрегации по Делам Святых, зачитывает краткую биографию отца Кольбе, после чего обращается к Папе с просьбой: «Святой Отец, Церковь, святая Матерь, просит Ваше Святейшество о причислении Блаженного Максимилиана Кольбе к лику святых, чтобы все христиане призывали его, как святого».

Затем начинается пение Литании Всем Святым. Стоящие возле алтаря преклоняют колени. Когда смолкает последнее молитвенное обращение: «Christe, exaudi nos»42, — Папа встает и поет молитву, завершающую литанию, после чего произносит формулу канонизации:

«Ради славы Пресвятой Троицы, католической веры и развития христианской жизни силой Господа нашего Иисуса Христа, святых Апостолов Петра и Павла, а также нашей, после обсуждения со многими братьями епископами мы признаем и провозглашаем Блаженного Максимилиана Марию Кольбе святым, причисляем его к лику святых и принимаем решение, что как святой мученик он должен с набожностью почитаться во всей Церкви.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь».

42 Christe, exaudi nos! (лат.) — Христос, услышь нас!

142

Раздается гром рукоплесканий. Они взрываются, как весенняя гроза, несущая надежду и жизнь. Площадь святого Петра переполняется радостью.

Кардинал Палаццини, благодаря Папу, говорит: «Святой Отец, от имени Святой Церкви благодарю Ваше Святейшество за сказанные слова и прошу, чтобы Ваше Святейшество поручил составить апостольское послание о совершенной канонизации». «Поручаю», — отвечает Папа.

Вслед за Святым Отцом хор попеременно с верующими поет радостное «Слава в вышних Богу», выражающее благодарность и восторг сердец, восхваляющих доброту Бога.

В торжественной процессии дьякон несет Евангелие. «Сия есть заповедь Моя, да любите друг друга, как Я возлюбил вас...» — разносятся слова из Евангелия от Иоанна.

Святой Отец читает по-итальянски проповедь, произнося в том числе такие слова: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин 15.13)...

«И кажется, что во время этой торжественной Литургии, посвященной канонизации, среди нас присутствует этот "мученик любви" из Освенцима», — так назвал его Павел VI.

Смерть, принятая из любви к брату — героический поступок, благодаря которому мы вместе с новым святым восхваляем Бога, поскольку от Него происходит Благодать этого героизма, этого мученичества.

Поэтому сегодня мы восхваляем великое дело Божье в человеке. Перед всеми нами, собравшимися здесь, отец Максимилиан Кольбе поднимает свою «чашу спасения», в которой заключена жертва всей его жизни, скрепленная мученической смертью «за брата».

К этой последней жертве Максимилиан готовился, следуя за Христом с самых ранних лет своей жизни. К тем годам относится происхождение удивительного знака — двух венцов: белого и красного, из которых наш святой не выбирает одного, а принимает оба, потому что с ранних лет его пронизывала огромная любовь Христу и жажда мученичества...

Смыслом всей его жизни была Непорочная Дева, Которой он доверил свою любовь к Христу и свою жажду мученичества. В тайне Непорочного Зачатия перед его мысленным взором открывался удивительный, сверхъестественный мир Божьей Благодати, предоставленный человеку. Вера и дела всей жизни отца Максимилиана указывают на то, что свое сотрудничество с Божьей Благодатью он понимал как сражение под знаменем Непорочного Зачатия. Марианские черты в жизни и святости отца Кольбе особенно выразительны. Этим знаком он отметил также весь свой апостолат —

143

как на родине, так и на миссиях. Как в Польше, так и в Японии центром этого апостолата служили специальные «города Непорочной Девы» (польский Непокаланов, японский Мунгезай но Соно)...

Удивительным образом в Церкви и в мире существует плод героической смерти Максимилиана Кольбе.

Только седьмую часть своей проповеди Иоанн Павел II повторилпо-польски и по-немецки. Главной темой этой проповеди является стих из Евангелия, подтвержденный жертвой отца Максимилиана: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15.13).

Вот отрывок из проповеди Папы, произнесенный по-польски:

«На то, что произошло в лагере Освенцим (Аушвиц), смотрели люди, и хотя им должно было казаться, что умер их товарищ по лагерю, хотя по-человечески его уход могли воспринять как «уничтожение», в их сознании это было не просто смертью. Максимилиан не «умер», а «отдал жизнь... за брата».

В этой страшной, по человеческим меркам, смерти заключалось все величие человеческого поступка и человеческого выбора: он сам пошел на смерть ради любви.

В его смерти было ясное свидетельство, данное Христу и во Христе, свидетельство достоинства человека, святости его жизни и спасительной силы смерти, в которой открывается могущество любви.

Именно поэтому смерть Максимилиана Кольбе стала символом победы. Это была победа, одержанная над всей системой презрения и ненависти к человеку и к тому, что Божественно в человеке, победа, подобная той, которую наш Господь Иисус Христос одержал на Голгофе: «Вы друзья Мои, если исполняете то, что Я заповедуювам...» (Ин. 15.14).

Дальше Святой Отец говорит, но уже по-итальянски:

«Церковь с почитанием и благодарностью принимает этот знак победы, которая одержана силой Христова Искупления, и со смирением и любовью стремится осознать его значение.

Как всегда при определении святости своих сынов и дочерей, так и в этом случае, Церковь стремится поступать с соответствующей внимательностью и ответственностью, вникая во все аспекты жизни и смерти слуги Божьего.

Однако в то же время Церковь должна обращать внимание на то, чтобы при определении знака святости, данного Богом в Его земном слуге, не упустить из вида всей полноты его смысла и значения.

Поэтому при рассмотрении вопроса о Блаженном Максимилиане Кольбе также следовало — уже после его беатификации — при-

144

нять во внимание разнообразные суждения народа Божьего, и прежде всего, наших братьев епископов — как из Польши, так и из Германии — которые просили, чтобы Максимилиана Кольбе как мученика провозгласили святым. Перед лицом жизни и смерти блаженного Максимилиана Кольбе мы не можем пренебречь тем, что представляется главным и принципиальным содержанием знака, данного Церкви и миру в его смерти.

Разве эта добровольная смерть ради любви к человеку не является особенным исполнением слов Христа?

Разве она не делает блаженного Максимилиана в особенной степени подобным Христу, примеру для всех мучеников, Который отдает Свою жизнь за братьев на кресте?

Разве именно такая смерть не обладает особенным, волнующим смыслом в нашу эпоху?

Разве она не является подлинным свидетельством Церкви в современном мире?

Поэтому полнотой своей апостольской власти я постановил, что Максимилиан Мария Кольбе, который в результате беатификации почитался как последователь Христа, теперь должен почитаться как мученик!»

«Благоугодна в очах Господних смерть Его святых!»

В префации уже есть упоминание о свидетельстве мученической крови святого Максимилиана.

После Пресуществления двести священников с чашами идут на площадь, чтобы раздавать верующим Святое Причастие.

К Святому Отцу выстраивается длинная очередь желающих принять Тело Христово. Среди этих привилегированных верующих — известная всему миру благотворительной деятельностью мать Тереза из Калькутты и тот самый заключенный из Освенцима, Франтишек Гаевничек, за которого святой Кольбе отдал свою жизнь.

К конце Святой Мессы перед благословением Папа произносит короткую речь на разных языках: на немецком, английском, французском, хорватском, японском и корейском. Потом вместе со всеми он читает «Ангел Господень», который традиционно читается каждое воскресенье.

Вся эта торжественная Месса, все тексты литургических чтений, как и слова самого первосвященника — преемника святого Петpa — обращены к праведной жизни отца Максимилиана и его последней жертве: отказу от собственной жизни ради другого человека, а кроме того, отмечают огромную любовь святого и героизм его мученичества. Святость, проявлявшаяся долго, упорно, тихо, смиренно, неутомимо, святость униженная и втоптанная в песок, в грязь Освенцима, теперь взошла солнцем над базиликой и пло-

145

щадью святого Петра, зазвонила во все колокола Рима и всей Польши, разнеслась радостной песней славы тысяч, миллионов верующих.

Хотя прах сожженного в крематории тела святого Максимилиана разнес ветер, он взирает с высоты стройных колонн храма всего мира, а его героическая любовь, проявляющаяся в мученической жертве, заботится обо всей земле, являясь ориентиром и примером для нашего времени и на все века.

Как бы продолжением или эхом утренней папской службы, посвященной канонизации, стали дневные торжества: польско-немецкая Месса у гробницы святого Петра, которую в 18 часов отслужили шестьдесят епископов со всего мира и несколько сотен польских и немецких священников.

Пурпур риз выразительно напоминал, что Месса служится в честь мученика, провозглашенного в этот день святым.

Вел Мессу и читал проповедь по-польски архиепископ Митрополит Краковский кардинал Франциск Махарский, а на немецком языке — кардинал Иосиф Хефнер.

Это была Святая Жертва примирения поляков с немцами, которых — разделенных кровью Освенцима и Майданека — теперь в общей евхаристической Литургии заново соединил мученик из Освенцима, святой Максимилиан Мария Кольбе, символ победы любви над ненавистью, прощения над твердостью сердец, жаждущих мщения.

На следующий день, 11 октября, торжества, посвященные канонизации, были продолжены.

В актовом зале Павла VI в 12.30 прошла встреча Папы Иоанна Павла II с его соотечественниками.

Зал был переполнен верующими, которых насчитывалось около десяти тысяч.

Речь Иоанна Павла II была посвящена значению канонизации отца Максимилиана.

Святой Отец сказал: «К духовным руководителям сегодня присоединяется святой Максимилиан, в котором современный человек открывает для себя удивительный синтез страданий и надежд нашей эпохи. В этом синтезе, сформированном жизнью и смертью мученика, есть евангельский призыв потрясающей ясности и силы, взгляните, на что способен человек, полностью доверившийся Христу через Непорочную Деву!»

ОГЛАВЛЕНИЕ

Предисловие к русскому изданию

Предисловие

1. На Броварной

2. Пан аптекарь

3. Две матери

4. На дровяном складе

5. На фабрике

6. Дружба

7. Сад

8. Страдание

9. Граница

10. В монастыре

11. Решение

12. Новое имя

13. В Кракове

14. Рим

15. 1914 год

16. Воинство Непорочной Девы

17. Militia Immaculatae

18. Возвращение

19. Реальность

20. В Гродно

21. Пан Боровский

22. Переезд

23. Непокаланов

24. Сомнения отца провинциала

25. На миссии

26. Путешествие

27. Ло-Па-Хонг

28. Сейбо-но Киши

29. Мугензай но Соно

30. Увидим, помнишь ли ты...

31. Расцвет Непокаланова

32. Тайна

33. Вербное Воскресенье

34. Война

35. В лагере

36. Испытания

37. Прощание

38. Победа

39. Венец славы

40. Созидательная любовь

41. Канонизация

147

Дорогой читатель!

Многие основатели Орденов каким-то образом определяли свою дорогу в стремлении к Богу. А святой Франциск определил и свое призвание и призвание своих братьев как основанное на совершенном и радостном следовании Евангелию. Полюбить Евангелие, до конца в него уверовать, чтобы соединиться с Господом — это первая задача монаха-францисканца.

Жить по-францискански — значит быть как Иисус, быть открытым для каждого, особенно бедного, несчастного, покинутого, становясь братом для всех.

Францисканец — это тот, кто прославляет Бога в простоте сердца, молитвой, улыбкой, радостным трудом в поте лица... Это значит — славить Господа вместе с цветами на зеленом лугу, с чистой водой, силой огня...

Жить по францискански — это не заботиться чрезмерно о том, что есть и пить, подобно птицам небесным, которым Бог дает пропитание.

Жить как Франциск — значит принять крест, стиснув зубы, но с верой, надеждой и любовью, видя в нем крест Иисуса Христа.

Жить по-францискански — это отдавать свою жизнь за братьев. Не один раз, а каждый день.

Жить по-францискански — это не бояться смерти — нашей сестры, которая ведет нас к любви, к весеннему, истинному Счастью, которое мы ожидаем всю жизнь.

Жить по-францискански — значит стать глупым, посмешищем ради Бога, «сойти с ума» ради Него, ибо Он достоин этой любви.

Если хочешь узнать о жизни святого Франциска, о францисканцах, их служении и деятельности, напиши нам по адресу:

Россия, 123557 Москва,

ул. Малая Грузинская, 27

о. Яцек Сорока