Вера Кушинир

ЖИЗНЬ ЛИШЬ ОДНА

Повесть о миссионерской выносливости

Биография Леона Розенберга,
основателя и директора Американо-Европейской миссии "Вефиль"

Издано Славянским Христианским Издательством, США, 1997 г

Cм. иудаизм и христианство. - 20 век. - Протестантизм.

Розенберг Леон Лазаревич (сконч. 1967)

Женат на Франческе (Фанни) Вайман. Отец Евгении Львовны Абрамович (Абрамовой) (урожд. Розенберг). Член Церкви Евангельских христиан-баптистов (ЕХБ). Пастор, миссионер и проповедник. Доктор богословия. Миссионерская деятельность пастора Л. Л. Розенберга началась в 1899 г., после его обращения ко Христу и окончания духовной семинарии в г. Гамбурге (Германия). Пастор Розенберг начал служение в г. Одессе среди местного еврейского населения. Образовалась община евреев-христиан (приблизительно 150 человек), а затем, была открыта школа для детей. Служение Розенберга в Одессе продолжалось до 1922 г., до тех пор пока миссионер не был выдворен за границу. Покинув Одессу, Леон и Фанни Розенберг поселились в Германии и начали новое служение под названием “Друзья Израиля” в г. Франкфурт-на-Майне. Читал лекции в Библейской школе при миссии “Свет на Востоке”, основанную в 1924 г. В 1927 г. Розенберги ответили на “македонский зов” из города Лодзь в Польше, что привело к образованию миссии “Вефиль” в Польше, ставшей затем Восточно-европейской миссией “Вефиль”. В конце 1930-х гг. перехал с женой в США (г. Лос-Анджелес, шт. Калифорния), где продолжил свою евангелизационную деятельность. После окончания Второй Мировой войны миссия снова расширила свою деятельность в Европе, а затем в только что образовавшемся тогда государстве Израиль. В настоящее время она получила название Американо-европейская миссия “Вефиль” и переместилась из Лос-Анджелеса в г. Санта-Барбара (шт. Калифорния, США). Скончался в 1967 г.

Оглавление

ЧАСТЬ I

ЧАСТЬ II. БОГ ПРОГОВОРИЛ

ЧАСТЬ III

ЧАСТЬ IV

ЧАСТЬ V

ЧАСТЬ VI

ЧАСТЬ VII. СЕМИЛЕТНЯЯ РАЗЛУКА

ЧАСТЬ VIII

ЧАСТЬ IX

Посвящение

Посвящается славе Божьей и многочисленным потомкам Леона и Фанни Розенберг.

Брату Константину Бондарю за безвозмездную корректуру русского текста.

Марии Слорт, младшей дочери Розенбергов, за воспроизведение из памяти отдельных деталей этой замечательной истории, за чтение и корректуру последней английской рукописи.

Всем, кто молился и поощрял меня во время моего многомесячного странствия по "пустыне" пожелтевшего архива в поисках хронологии и последовательности в этой незаурядной повести.

"Жизнь лишь одна так быстро пролетит
лишь то, что Божье, вечно устоит".

Вера Кушнир
(одна из пяти внучек Розенбергов)

Описание жизни и служения Леона Розенберга

Введение

Уступая настойчивым, многолетним просьбам друзей и сотрудников в Божьем винограднике, мы решили, наконец, опубликовать описание жизни и служения основателя, и ныне покойного директора Американо-Европейской миссии "Вефиль", Леона Лазаревича Розенберга.

Повесть о жизни этого человека необычна, а в некоторых отношениях даже уникальна. Она передаёт опыт знатока раввинской науки, ставшего ревностным проповедником и миссионером Креста Христова. Его жизнь делится на два совершенно разных мира: иудейский "мир" раввинов, в котором Леон Розенберг родился и провёл юные годы до двадцатилетнего возраста, воспитываясь в строго ортодоксальном духе, и христианский "мир", в котором он прожил весь остаток жизни после своего духовного возрождения.

Последние годы ранней молодости Леона, завершившиеся успешным выпуском из раввинской семинарии, были проведены во мраке неопределённости и глубокой тоски из-за наличия внутренней борьбы и неудовлетворённой жажды знании и поисков истины.

Глубина такого рода духовной борьбы известна только тем, кто сам её пережил. Пропасть между раввинским иудаизмом и библейским христианством, который мы назовём в данном контексте "мессианством", казалась непреодолимой. Власть закона, строгие требования старцев с их бесконечными правилами и предписаниями оказывали глубокое влияние на жизнь Леона, между тем как свет "верного пророческого слова", проливаемый книгами библейских пророков, скрывался от ума и духа учащихся у раввинов, и его изучение строжайше запрещалось.

Подлинным чудом можно назвать подвиг того, кому удаётся выбраться из лабиринта раввинских "интерпретаций" и "объяснений" Священного Писания, изложенных на страницах непомерно запутанного Талмуда.

Но, с другой стороны, часто поверхностные и догматические методы христиан, представляющих притязания Иисуса Христа, как обещанного и ожидаемого Мессии Израиля, только усугубляли внутреннюю борьбу того, чьё жизнеописание мы намерились опубликовать.

Перед биографом стоит задача познакомить читателя с некоторыми ранними слабыми попытками нашего героя найти доказательства мессианства Иисуса из Назарета и, в частности, Его притязаний на звание единородного Сына живого Бога. Возбуждённые споры с теми, кто отстаивал эти притязания, откроют глаза многим читателям и познакомят их с такими иудеями, которые не потому иудеи, что родились таковыми, а потому, что стали таковыми по личному выбору и вере (Римлянам 2:28,29).

"Мир" раввинского, талмудского иудаизма ничем не похож на христианство. Обычаи и обряды этого рода иудаизма с их субботами и праздниками, окружёнными ореолом таинственности, пройдут перед глазами читателя на страницах этой необыкновенной повести, просвещая и принося ему пользу. Аргументы, к которым прибегал юный Леон Розенберг, защищая свою веру, и то, как он в конце концов преодолел все преграды и камни преткновения на пути своего обращения ко Христу, помогут многим тем, кого интересует спасение Израиля как нации и спасение в личном порядке тех, кто принадлежит к этому народу.

В жизни Леона Розенберга принятие Христа как личного Спасителя было настоящей победой благодати Божией и могучим подтверждением того, что Евангелие Христово есть "сила Божия ко спасению всякому верующему, во-первых Иудею, потом и Еллину" (Римлянам 1:16).

Несмотря на то, что борьба между тьмою и светом в жизни Леона Розенберга продолжалась довольно долго, Слава Богу за то, что окончательная победа была за Господом! Раввинский пыл и рвение Леона возродились вместе с ним и были освящены и полностью отданы на то, "дабы возвещать совершенства Призвавшего нас из тьмы в чудный Свой свет" (1 Петра 2:9).

На страницах этой биографии читатель отметит, что два "мира", в которых прошла жизнь Леона Розенберга, были насыщены волнующими событиями, подробное описание которых потребовалось для того, чтобы показать резкое разграничение между этими "мирами". В первом "мире" раннего детства и юности Леона, в которых его, как сына раввина, готовили на служение раввина, чтобы сын последовал по стопам отца, всё было еврейским.

Опыт второго "мира", в который Леон вступил после своего духовного возрождения, делится, в свою очередь, на несколько периодов, из которых первый был проведён в царской России, строгие законы которой запрещали распространение Евангелия. Оберпрокурор Священного Синода Православной Церкви Победоносцев строго следил за тем, чтобы эти законы не нарушались, а их нарушители сурово наказывались.

Дивное водительство Господа в жизни героя нашей повести повело его не только на славные вершины чрезвычайных благословений, но и в "долину смертной тени" во время погромов и ссылки в Сибирь.

Вторым периодом в христианском "мире" Леона была жизнь под властью ленинского коммунизма. Это было время открытой борьбы новой власти со всеми видами религии, когда бывшие гонители из рядов официальной церкви были судимы и ссылаемы вместе с теми, кого они ещё недавно так яростно преследовали.

Третьим периодом были годы гитлеровского нацизма со всеми его ужасами, унёсшими из жизни дочь и зятя Розенбергов, старшую сестру Леона с мужем и тремя детьми, несколько других родственников, более двухсот питомцев сиротского приюта "Вефиль" в Польше и большое число его служителей. Все эти близкие Розенбергам люди испили горькую чашу страданий вместе с миллионами евреев, уничтоженных только за то, что они были евреи.

Четвёртый и самый прекрасный период во втором "мире" Леона Розенберга длился почти двадцать лет в США после возрождения Миссии "Вефиль" там и рождения Израильского государства в Палестине. Это был самый радостный и плодотворный период в жизни этого закалённого в житейских бурях миссионера. Многие пришли ко Христу в результате молитв и стараний директора миссии, его жены и их сотрудников в США и в Израиле. Леон постоянно повторял, что самый ценный урок, преподанный ему Господом за все прошедшие годы, заключался в том, что "ничто не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе".

Большая часть жизни Леона Розенберга прошла под тенью Креста и во многих отношениях напоминает жизнь Апостола Павла, о котором Сам Господь сказал: "Я покажу ему, сколько он должен пострадать за имя Мое" (Деяния 9:16). Зная это, Апостол Павел не боялся страданий и писал к верующим в Риме: "Думаю, что нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас" (Римлянам 8:18).

Леон Розенберг глубоко верил в постоянство Христовой любви и часто в своих выступлениях цитировал Апостола Павла:

"Кто отлучит нас от любви Божией: скорбь, или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или опасность, или меч?

...Но все сие преодолеваем силою Возлюбившего нас. Ибо я уверен, что ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, Ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем". (Римлянам 8:35-39). Мы пишем эти строки с глубокой благодарностью Богу за Его неизреченную благодать и милость, которая так обильно обогатила жизнь этого выдающегося служителя Иисуса Христа, и молимся, чтобы повесть о нём послужила источником благословения и поощрения для всех, кто будет её читать.

ЧАСТЬ I

Глава 1. Раннее воспитание в древних традициях

Происхождение

Леон Розенберг был восточно-европейским евреем, т.н. "ашкенази". Несколько слов следует сказать о предках Леона, или хотя бы о самых ближайших из них. Его деда по отцу, Акиву, высоко уважали и ценили в обществе за честность и щедрость характера. За какие-то особые заслуги Император России Николай I наградил деда Леона исключительной привилегией владения землёй, хотя вообще в царской России евреям не разрешалось приобретать землю. У деда Акивы был прекрасный участок земли, но сам он не занимался земледелием. Он поручил управление хозяйством доверенному и опытному эконому, а сам проводил время за изучением Священных Писаний и Талмуда.

Родители матери Леона тоже были уважаемыми гражданами своего общества. Дед, раввин Йосселе, был известным "ландоном", т.е., высоко учёным человеком. За свою эрудицию и богобоязненность он был причислен к "элите" знаменитых "тцаддиким", у которых было несколько тысяч последователей, так называемых "хасидим".

Леон Розенберг родился 15-го февраля 1875 г. в городе Ополе, нынешней Польше, которая тогда принадлежала к огромной Российской Империи. Он был первородным сыном у отца Елеазара (Лазаря) и матери Гали.

Отца Леона знали как "Реббе Елеазара ха-Кога-на", т.е. "священника". Здесь будет уместно сказать несколько слов о еврейском священстве и о том, как оно соблюдается в Израильском народе сегодня.

Важно подчеркнуть, что оно строго соблюдается по сей день, и сан священника не может быть узурпирован кем попало, т.е., любым раввином или другим духовным лицом. Это служение несут только те, кого синагога признает потомками колена Левия и сынами Аарона (Числа 3:9-10). Многие задают вопрос: "Можно ли сегодня установить священство? Существуют ли родословные, документирующие священническую преемственность?" На это мы должны ответить "нет", но хотя генеалогических документов нет, преемственность тщательно сохраняется преданием — от отца к сыну, от поколения к поколению. Апостол Павел говорит о некоторых преданиях, которые хранил сам, и об Апостольских преданиях, словах и посланиях, держаться которых советовал церкви (Галатам 1:14; 2 Фессалоникийцам 2:15 и 3:6).

Хотя, согласно словам пророка Осии 3:4, еврейский священник, находящийся вдали от Иерусалима и лишённый Храма, не имел права приносить жертвы и исполнять другие ритуалы, связанные со служением именно в Храме, у священников рассеяния было много обязанностей, помимо ритуала выкупа первенцев. На субботних и праздничных богослужениях им отдавалось предпочтение: только священник мог раскрывать и читать свиток Торы во дни великих праздников и произносить Аароново благословение (Числа 6:24-26). Никто, кроме священника, не мог этого делать, — даже раввин или руководящий молитвами. Это делалось по указанию Бога, данному Моисею в 23-м стихе.

Аароново благословение в рассеянии сопровождается специальной церемонией: священник разувается и после ритуала омовения рук становится перед ковчегом, заменяющим Ковчег Завета в древнем Святилище. В современном ковчеге хранятся свитки Торы (один – два или больше). Священник покрывает голову "таллитом" (молитвенной шалью) и поднимает руки, символизируя крылья херувимов на крышке Ветхозаветного Ковчега — престола Божьей милости во Святая Святых. Определённо сложенными пальцами рук он тоже изображает крылья херувимов.

Произнося благословение, согласно книге Числа 6:24-26б священник останавливается после каждого стиха, давая присутствующим возможность ответить соответствующими молитвами. Главной целью такого ревностного сохранения должности священника в наши дни является создание готовности к служению в Храме, о скором восстановлении которого в Иерусалиме, когда придёт обещанный Мессия, евреи мечтают с незапамятных времён.

Один из раввинов, у которого Леон Розенберг учился в семинарии, обучал исключительно сыновей священников, готовя их к служению в будущем Храме. Этого раввина называли "Хофез Хаим" из-за его крайней набожности и веры в то, что Мессия придёт ещё при его жизни. Эта вера и побуждала его готовить священников к служению в Храме.

У Леона было три "дня рождения". Его первый и фактический день рождения был 15 февраля, 1875 г. Однако, потому что он был сыном священника, этот день рождения нельзя было зарегистрировать в бюро гражданских регистрации. Его отцу было неловко регистрировать своего первородного сына у светских (языческих) властей. Он базировал своё возражение против этого на стихе в книге Чисел 23:9, где говорится, что Израиль не должен числиться между народами. Под "народами" в Ветхом Завете всегда подразумевались язычники. Израиль сам вёл запись родословных и производил периодические переписи общества.

Второе возражение отца Леона было основано на книге Чисел 1:49: "Только колена Левиина не вноси в перепись и не исчисляй их с сынами Израиля". И всё же идти против гражданского закона отец Леона не решался и, будучи обязан это сделать, зарегистрировал рождение своего сына 22 апреля, вместо 15. Он не внёс имя сына таким, каким оно было дано ему в синагоге при обрезании, т.е. Исаак Левий, но записал его "Леоном, сыном Лазаря Розенберга". Эта дата и сделалась официальным днём рождения Леона и была указана на всех его документах в будущем.

Третий "день" рождения пришёл позже, когда Леону было двадцать лет, и он был выпускником раввинской семинарии. Это новое рождение произошло тогда, когда Леон обратился ко Христу и принял Его как своего личного Спасителя и Господа. Оно было тем рождением свыше, о котором Иисус говорил раввину (учителю) Никодиму в Евангелии от Иоанна 3:7: "Должно вам родиться свыше".

Новая регистрация не отражалась на записях еврейской синагоги, и занесённое туда имя оставалось неизменным. Имя Исаак Левий, данное Леону во время священного обряда введения его в завет Авраама, оставалось тем же. Там он был "Исаак Левий, сын Елеазара священника". Фамилии не упоминались тогда в ортодоксальных синагогах. Евреи стеснялись тех светских фамилий, которые гражданские враждебные власти давали им, а синагоги совершенно игнорировали их.

Причиной, почему евреи тогда возражали против светских фамилий, было не только то, что в их истории это было новшеством, но и потому, что, по их мнению, эти фамилии представляли нарушение их религиозных прав, как неравных с неевреями, отделённых от других народов.

Было хорошо известно, что семейные связи в Израиле строго управлялись законом Моисея, гласившим, что Израиль должен быть отдельным народом. Имена, которые евреи давали своим детям, имели обычно библейское значение и были нераздельно связаны с именем отца. Так велось многие поколения, пока лукавый Австрийский император, пожелавший пополнить свою казну, не издал указ о том, что каждый еврей в его владении обязан купить себе фамилию из предложенных ему сборщиками податей фамилий.

Эти фамилии брались из названий растений, минералов и животных. Вот почему мы так часто встречаем среди евреев фамилии, основанные на таких немецких словах, как кот, собака (пёс), телёнок, корова, вол, медведь, волк, лев, серебро, золото, диамант, камень, кузнец, портной, плотник. Все эти фамилии были, конечно, переведены евреями на "идиш". Фамилиями, взятыми от названий растений или их частей, были такие, как "Блюм", "Баум", "Цвейг", "Грюн", "Розен". Они нередко сочетались с другими словами, как например, "Бирнбаум" (грушевое дерево) или "Розенберг" (гора роз), или "Розенталь" (долина роз), "Розенфельд" (поле роз) и т.д. Фамилиями, взятыми от животных или минералов были, например, "Вольф" и "Фогель", "Лёвен", "Кальб" и "Фукс", "Зильберштейн" и "Гольдштейн" и т.д.

Однако в синагоге еврейская идентификация оставалась старой, как в Библии: "Моисей, сын Авраама" и "Давид, сын Иессея" и т.д.

Следуя этому правилу, молодой Леон никогда не был известен в синагоге как "Розенберг". Когда его звали читать место из святой Торы в субботу или во время праздников, его звали по тому имени, которое было дано ему во время обрезания, а именно, "Ицхак бен Елеазар ха-Коган", то есть, "Исаак, сын Елеазара священника".

Обрезание

Обряд обрезания строго соблюдается ортодоксальными и даже неортодоксальными евреями во всём мире по сей день. По этому признаку нацисты во время второй мировой войны легко и безошибочно опознавали евреев даже тогда, когда ни внешность, ни фамилия не выдавали их еврейства. На восьмой день после рождения мальчикам обрезают крайнюю плоть по предписанию в книге Бытия 17:9-13. Этот обряд был заветом Бога с Авраамом, и никакой еврей не может рассчитывать на звание потомка Авраама и участника его завета с Богом без совершения над ним обряда обрезания. Во время этой процедуры раввин, или его помощник "Мохель", который производил эту операцию, произносит имя ребёнка, говоря: "Имя этого ребёнка в Израиле будет..." и называли имя, которое родители приготовили заранее своему ребёнку. Так было и с маленьким Исааком Левием, сыном Елеазара священника. Согласно раввинской традиции, вся эта церемония была совершена над ним в присутствии молящейся общины.

В строго ортодоксальных раввинских кругах пророка Илию считают хранителем Святого Закона и, веря, что он присутствует на этой церемонии, ставят для него кресло или скамью, которая так и называется "скамья Илии", по-еврейски "Кисее Шел Элияху".

Временно на этой скамье обычно сидит раввин в почётной роли держащего ребёнка во время процедуры обрезания. В отсутствии такого раввина, эта почётная роль может быть представлена другому лицу.

Во время процедуры нараспев произносится молитва: "Блажен Ты, наш Господь и Бог, освятивший нас и давший нам заповедь обрезания". После церемонии отец ребёнка прославляет Бога за дарованную ему привилегию ввести дитя в завет отца Авраама. Собрание отвечает молитвой за ребёнка, "чтобы он возрос и вступил в закон брачного шатра и добрых дел". Во время помазания произносится другая молитва. Это молитва о пришествии Царя-Мессии, о послании Помазанника во всём Его достоинстве для возвещения Своему рассеянному народу Благой вести примирения. Кончалась она так: "Всеблагой, пошли нам праведного Первосвященника, Который остаётся удержанным в потаённом месте Неба и сокрытым до тех пор, пока Его яркий, как солнце, и блистающий, как диамант, престол будет приготовлен для Него".

Во время этой торжественной церемонии отец Леона Елеазар и мать Гали посвящали своего первенца Богу в молитве, прося, чтобы он был "Годель Б'И-зраэль" — "великий муж среди своего народа".

Родившись в семье священника, маленький Исаак Левий по велению Бога не подвергался "Пидион ха— бен" — выкупу первенцев. Дети священников освящаются для Бога особенным образом, а все остальные еврейские первенцы подлежат выкупу за пять серебряных сиклей, как предписано в книге Чисел 3:11-13 и 45-50. В этих местах Писания мы читаем, что Бог сказал, что все первенцы принадлежат Ему, потому что они были пощажены в Египте под защитой крови пасхальных агнцев.

Выкуп первенцев должен был совершать священник, признанный таковым всем обществом Израильским. Эта процедура была тогда, и остаётся поныне, торжественной и священной. Когда мальчику исполняется месяц, отец должен представить его священнику. Отец и мать свидетельствуют, что ребёнок их первенец, затем из Священного Писания читается Божье постановление о выкупе первенцев, и отцу задаётся вопрос, готов ли он, согласно Божьему постановлению, уплатить цену выкупа за ребёнка. Отец торжественно отвечает: "Да, я готов исполнить повеление Святого Бога, благословенно имя Его. Я желаю уплатить цену выкупа монетой, которая в обиходе Святилища" (или её современным эквивалентом). На это священник отвечает: "Я беру эти деньги вместо вашего сына. Это его замена. Это цена освобождения. Да войдёт это дитя в жизнь и в Закон страха Господня".Еврейская школа.

Маленький Леон начал своё образование с изучения еврейского алфавита и языка. Причиной этому было то, что по традиции первенцы раввинов должны были тоже стать раввинами, и потому их обучение начиналось с изучения священного языка, который по-еврейски назывался "Лашон ха-Кодеш" (Библейским еврейским тогда не пользовались как обиходным). К трём годам Леон должен был знать первые молитвы по-еврейски, потому что, по преданию раввинов, в этом возрасте Авраам пришёл к познанию живого Бога. Из этого следовало, что религиозное просвещение детей нужно начинать как можно раньше.

Первый класс в еврейской начальной школе считался "закладывающим фундамент". От того, что учащийся усваивал в нём, зависело продолжение или прекращение его подготовки к раввинскому служению. Как правило, "Меламед Тинокет" (наставник), сознавая преимущество и ответственность закладывающего фундамент в образовании будущих раввинов, относился к своей профессии очень серьёзно, следя за доверенными ему малышами и добиваясь максимума прогресса в выделенный ему короткий срок. Он заботился о каждом ученике индивидуально. В первые несколько дней обучения, внедряя еврейский алфавит, учитель пользовался указкой, обращая внимание на формы букв, пока ученики не усваивали урок. Для достижения успеха в чтении они должны были всегда читать вслух. Последующее обучение в раввинской семинарии, по-еврейски "Бет ха-Мидраш", требовало настоящей эрудиции и высоких умственных способностей.

Веря в библейский метод обучения, учитель Леона следовал совету Соломона и не щадил "розги", потому что её применение служит доказательством любви и не убивает ребёнка (Притчи 13:24). Его "розгой" был ремень, применение которого заставляло малышей слушаться и учиться. Под лозунгом "Вы должны знать" учитель быстрыми темпами и в короткий срок добивался значительных успехов.

Мать Леона с восхищением следила за успехами своего сына и за тем, чтобы он повторял утренние и вечерние молитвы только по-еврейски. Его первой молитвой по утрам была хвала: "Славлю Тебя, живой и вечный Царь, что Ты возвратил мне душу только по Твоей великой милости и обилию верности. Да будет Тебе угодно не допустить, чтобы я даже на минуту впал в Твою немилость".

Перед сном произносилась другая молитва: "Благословен Ты, Господь наш и Бог, Царь Вселенной, смыкающий дремотой и сном веки моих глаз. Да будет в Твоей воле, о Господь, мой Бог и Бог отцов моих, дать мне спокойно лечь и встать. Да не смущают меня тревожные мысли и неприятные сны, ни злые помыслы, но да будет покой мой совершенным пред Тобою. Облегчи глаза мои, да не усну я сном смертным, ибо Ты, Господи, в славе Своей даёшь свет всему миру, Боже, верный Царь. Слушай Израиль, наш Бог есть Бог единый. Благословенно имя Его и Царство Его во веки и веки. Во имя Господа, Бога Израиле-ва, пусть будет Ангел Михаил с моей правой стороны, и Ангел Гавриил с моей левой стороны, Уриэль впереди и Рафаэль сзади, а надо мною Божественное Присутствие славы (Шекина) Божьей".

Родители Леона всеми силами старались помочь своему мальчику в семье получить религиозное образование и познакомить его со всеми ритуалами, церемониями и праздниками. Но прежде всего нужно было усвоить еврейский язык.

Изучать Священное писание и обращаться в молитве к Богу можно было только на еврейском языке. Считая греческий языческим, израильские книжники и переписчики Писания отвергли не только Септуагинту (греческий перевод Священного Писания семидесяти толкователей), но и все другие еврейские религиозные писания, переведённые на этот язык, называя их "апокрифическими" и "недостоверными".

Религиозные евреи признавали только три перевода, которыми и пользуются по сей день. Это, так называемые, "Таргумим", написанные на семитском языке, то есть, на арамейском или палестинском диалекте, или их другая версия на сирийском диалекте. Эти два "Тареумим" были произведением Ионафана Бен Узиэля и Ункалета, иудея-прозелита, а третьей признанной версией были "Иерусалимские Таргумим". (Примечание: окончание слова "Таргумим" говорит о его множественном числе, очевидно, в виду имеется слово "Писания").

Многие из евреев, бежавших из Иудеи в Александрию и Египет после осады Святой Земли царём Навуходоносором, сделались последователями Филона. Забыв еврейский, они начали пользоваться греческим языком, и потому им понадобился греческий перевод Священного Писания. Палестинские евреи презирали их за это и прозвали "греками" или "эленос", т.е. эллинами. Однако тем из них, кто по возвращении в Палестину восстановили еврейский язык, было разрешено вступать в синагоги на равных правах с другими евреями. Они были теми "греками", о которых говорится в Новом Завете и которых Апостол Павел встречал в разных местах в синагогах, принимающими участие в богослужениях вместе с другими евреями. Обладая широкими взглядами и терпимостью, они охотно слушали проповеди Евангелия Апостола Павла. Вполне очевидно, что они не были просто греками, которые никогда бы не пришли на богослужение в еврейское место поклонения.

Цитцит и ярмулка

В одежде ортодоксальных евреев есть два предмета, которые обязаны носить все мужчины, от мала до велика. Первая называется "Арба-Канфот" (четыре угла) с кистями (цитцит) из белой и голубой шерсти на каждом углу. Эта своеобразная "рубашка" носится прямо на теле и покрывает грудь и плечи. Её шьют и носят во исполнение Божьего постановления, данного Моисею в книге Чисел 15:37-41. Назначение этой части туалета — напоминать носящему её о верности заповедям и постановлениям Господа. Раввины превратили эту одежду также в предмет защиты от злых духов.

Вторая, неизменная часть туалета ортодоксального еврея — это "хютель", (уменьшительное от немецкого "хут", т.е. "шапочка"), или "ярмулка" (идиш, от русского слова "ермолка" или "скуффья", тоже мягкая шапочка). Для постоянного ношения "ярмулки" были две причины: во-первых, еврей должен всегда отличаться по своей одежде от других народов и, согласно заповеди, "не ходить путями язычников". Во-вторых, чтобы отличаться от язычников, которые молятся с непокрытой головой, еврей должен молиться с покрытой. Во 2-й книге Царств 15:30-32 говорится, что покрытие головы также служит знаком траура. Здесь Давид представлен во время траура по причине посягательства на престол и мятежного восстания против отца его сына Авессалома. В контексте говорится, что верные последователи Давида покрыли свои головы, и поэтому нынешние евреи, потерявшие царство и храм, гонимые всеми народами, остаются в трауре до тех пор, пока Бог не восстановит их прежнее положение. На ночь, ради удобства, еврей надевает мягкую белую шапочку.

Мезуза

С самого раннего детства внимание Леона привлекала "мезуза" на дверях его дома и домов всех его еврейских соседей. Её прибивали к дверной раме во исполнение повеления во Второзаконии 6:9: "И напиши их (Божьи заповеди) на косяках дома твоего и на воротах твоих". В согласии с раввинским толкованием этого повеления, каждый еврейский дом должен иметь на дверной раме своего дома некий "филактер". Этот "филактер" назывался "мезуза" и был маленьким, узеньким ящичком, внутри которого хранился пергаментный свиточек с написанным на нём текстом из Второзакония 4-7, начинавшимся словами "Слушай, Израиль" (Шема Израэль). Этот текст был написан чётким почерком аккредитованного писца, "софера", чтобы священный текст, помещённый в металлическую коробочку, не искажался, и буква "шин" — 27 — (первая буква одного из мистических имён Бога — Эль Шаддай — Всемогущий — виднелась сквозь малюсенькое отверстие "мезузы". Приготовленная таким образом и освящённая старшим раввином "мезуза" прибивалась к правой дверной раме вертикально на уровне глаз.

Входя и выходя из дома, старые и молодые его жильцы прикасались к "мезузе" и целовали потом палец, которым они прикасались к букве "шин". Этим жестом они применяли к себе лично слова из Второзакония 28:6: "Благословен ты при входе твоем, и благословен ты при выходе твоем", и из Псалма 120:8: "Господь будет охранять вхождение твое... отныне и вовек". Этот обычай практикуется и сегодня всюду, где живут евреи, и особенно в Израиле.

"Мезуза" означает Божью защиту. В одном из самых ранних писаний раввинов, т.н. "махилте", говорится о помещении "мезузы" на дверной раме в память о крови пасхального агнца, которой евреи мазали косяки своих дверей в Египте в ночь избавления их первородных сыновей от ангела смерти, проходящего по стране. Повторяя имя Господне не менее десяти раз, "мезуза" превратилась у евреев в мистический амулет.

Ханнука — праздник посвящения

Народные праздники и священные дни были настолько точно предписаны и истолкованы, что они не могли не оставить глубокого следа на впечатлительном сердечке маленького Леона. Раз в году на подоконнике самого большого окна, выходящего на улицу, ставился специальный восьмисвечник, и в течение восьми дней масло в чашечках на его веточках зажигалось по одной чашечке каждый вечер, пока в конце концов не горели все восемь, освещая гостиную ибросая яркую полосу света на улицу. Со временем евреи заменили светильники с чашечками для масла простыми восьмисвечниками. При свете светильника пелись торжественные гимны, особенно, так называемый, "Моуц Цур Иесимети". Затем читалась история об Антиохе Епифане IV, Селевкидском тиране, осквернившем святой Храм, и о том, как Всемогущий Бог даровал победу ревностным братьям Маккавеям, сыновьям священника Маттафии, которым удалось одержать несколько побед над врагом, а также очистить и заново освятить Храм. Светильник с чашечками для масла (или свечами) напоминал о чуде, которое тогда произошло в Храме, чуде, благодаря которому священники смогли вновь зажечь золотой светильник.

Светильник считался священным, и его нельзя было осквернять исполнением какой-либо работы при свете. Он был предназначен исключительно для служения Богу и памяти о том великом чуде, которое Он совершил в древности для Своего народа, когда Бог указал священникам на запечатанный сосуд, полный священного елея, хранившийся в потаённом месте Святилища. Врагу не удалось найти и осквернить его, но зато после освобождения Храма священники смогли зажечь золотой светильник, который горел непрерывно в течение восьми дней праздника посвящения или обновления. Об этом празднике обновления говорится в Новом Завете, в Евангелии от Иоанна 10:22.

Пурим — праздник из книги Есфирь

Событие, которое описано в книге Есфирь, было с детства знакомо Леону Розенбергу. Он знал о чудесном избавлении евреев от руки злого Амана, но во дни праздников радовало не древнее избавление, а сам праздник Пурим, полный игр, веселья, танцев и переодевания. Во время этого праздника пелись хвалебные и благодарственные псалмы Богу за дарованную когда-то победу. В память об этом событии люди обменивались подарками, и в знак всеобщей дружбы и радости все евреи по древнему обычаю благотворили бедным, вдовам и сиротам (Книга Есфирь 9:22-23).

Лаг Б'Омер

Этот день был отделён для празднования наступления весны на полях, за городом, и был особенно любим молодёжью. В этот день вспоминали также о Святой земле и о Святом Иерусалиме, о времени, когда Израильтяне, будучи земледельцами, сеяли, жали и собирали плоды садов и виноградников. Согласно священному Писанию, в утро после Пасхи, самые ранние плоды и первые колоски должны были быть принесены в жертву Богу в храме. С этого дня Израильтяне должны были точно считать дни в течение семи недель до дня жатвы первых плодов, когда они совершали в храме праздник седмиц (недель), по-еврейски "Шавуот" (Исход 34:22). Сегодня, когда евреи опять могут собирать урожаи в государстве Израиль, этот праздник приобрёл новое значение после веков, когда он был только воспоминанием прошлого.

В день Лаг Б'Омера, или 33-й день, молодёжь совершала далёкие экскурсии за город. Учителя и ученики начальных школ и раввинских семинарий уходили на поля, чтобы играть там в разные игры с помощью самодельных луков и стрел, деревянных пил и т п., символизирующих древние армии израильских царей. Эта затея нравилась угнетённой и презираемой окружающими еврейской молодёжи, поощряя и одобряя её воспоминанием о славном прошлом Израиля.

Суббота

Еженедельное празднование Ветхозаветной субботы строго соблюдалось в доме Леона Розенберга. Это не был просто день отдыха и поклонения Богу, но и день тесного и тёплого семейного общения. Все приготовления к святой субботе должны были быть закончены до заката солнца. Пища для субботнего стола сохранялась тёплой в специальных, заранее нагретых и герметично закрытых печах до следующего после обеда. Согласно Торе (Исход 16:23 и Числа 15:32), топить печи в субботу не разрешалось. Для субботних завтраков, обедов и ужинов готовилась самая лучшая и вкусная пища, и даже беднейшие из еврейских семей не были исключением из этого правила.

В виде исключения, еврейская замужняя женщина (обычно жена хозяина дома) имела право участвовать в праздновании субботы. Она зажигала субботние свечи. Это было одним из трёх постановлений, касающихся женщин, между тем как мужчины (женатые и холостые) должны были строго соблюдать весь закон, содержащий не менее 613 постановлений о том, что им было можно и что нельзя делать.

Мать Леона Гали обычно посвящала свои свечи задолго до заката солнца, используя самые крупные, чтобы их хватило на весь вечер. Леон любил смотреть, как она делает над ними круги руками, желая дать им своё полное благословение, одновременно молясь Богу о просвещении. Затем она молилась о своей семье и о всём своём народе.

Раввины придавали соблюдению субботы немало мистических значений. Как тогда, так и в наши дни, суббота праздновалась, как "царица" или "невеста", со специальным порядком поклонения и молитвами. Один гимн, который и сегодня поётся в субботний вечер в синагогах, называется "Леха-Доди". Он был написан раввином Шеломо Халеви Алкабезом в 1540 г. и был переложен на более чем тысячи мелодий в синагогах и еврейских домах во всём мире. В этом гимне Небесный Отец приглашается приветствовать субботу, как "невесту" или "царицу".

Возвращаясь с отцом из синагоги, прежде чем ступить через порог дома, Леон ощущал присутствие невидимых святых Ангелов, посланников неба, посланных Богом для участия в праздновании субботы. По тогдашнему обычаю отец и сын приветствовали их пением "Шалом Алейхем": "Мир вам, Ангелы мира, служебные духи Всевышнего Царя царей. Святый Боже, благослови нас Твоим миром" и т.д.

На почётном месте накрытого по-царски стола ставились два очень важных и многозначительных символа: хлеб и вино. Специальный хлеб выпекался дома или в пекарне из самой лучшей муки. На стол клались два таких хлеба и накрывались белоснежными салфетками. Они представляли два ряда хлебов, т.н. "Лехем ха-паним" — хлебов предложения в древнем святилище, полагаемых пред лицом Божьим каждую субботу (Исход 25:30 и Левит 24:5-9). При хлебе всегда было (и есть) вино, приготовленное из неперебродивших изюмин. Всем этим символам придаётся мистическое значение. Например, один субботний хлеб, "хала", плетётся в одну косу из трёх полосок теста, но, испечённый, он составляет один хлеб.

Существовал обычай приглашать к субботнему столу странников и бедных, не могущих провести праздник субботы со своими семьями.

Первой церемонией в пятницу с закатом солнца было благословение чаши, "Киддуш", в котором вспоминается последний акт творения и установления субботы и читалось место Писания из Бытия 2:1-3. Это повторялось мужским составом семьи за каждой едой с поднятием бокала с вином.

После традиционного омовения рук отец поднимал хлебы и благодарил Бога. Затем простой хлеб, приготовленный для еды на ужин, разделялся между членами семьи. Во время еды пелись песни хвалы и воспоминания Иерусалима и Царя Мессии. Приглашённые гости делились своими переживаниями, придавая веселие общему празднованию субботы.

Каждое принятие пищи в субботу освящалось пением "Аткеину Саидата", представляющим Бога в трёх ипостасях: за первой трапезой, как "Аткина Кадиша", — "Ветхого днями" (как говорится о Боге в книге Даниила 7:13), за второй, как "Заир Анпин" — "Славу Шекина" — видимую манифестацию Бога, и за третьей трапезой пелась песнь хвалы имени "Ка-хал Тапучин" или "Мелха ха-Машиах" (Царю Мессии).

Третье, последнее, принятие пищи в субботу, так называемое "Шлоа Сеуда", заканчивалось церемонией "Хавдала" (разделение), потому что после этой еды наступало разделение святой субботы с остальными днями недели. Этому раввины тоже придавали особое мистическое значение, которое строго соблюдалось в семье Леона. Оно было связано с разделением пищи с группой касты, к которой принадлежал отец Леона. Представители этой группы приносили продукты со своих семейных столов, разделяли пищу друг с другом и слушали рассказы раввинов. Будучи священником, отец Леона тоже произносил речи за этими трапезами. После такой общей трапезы скатерть убиралась со стола и кубок наполнялся до краёв вином для выражения благодарности Богу за обильные благословения словами из Псалма 22:5: "Чаша моя преисполнена". Стоя с поднятым бокалом в руке, отец Леона произносил слова из Исайи 12:2: "Вот, Бог — спасение мое: уповаю на Него, и не боюсь; ибо Господь — сила моя, и пение мое — Господь; и Он был мне во спасение". Это благословение произносилось при зажжённой свече, что само по себе тоже имело мистическое значение:

Эта свеча была сплетена из трёх разноцветных полосок парафина: синей, красной и белой. При горении три цвета сливались в один. Маленький Леон чувствовал себя польщённым, когда ему разрешали держать зажжённую свечу "Хавдала", и ему было приятно смотреть на то, как три цвета сливались в одно яркое пламя.

Как мы уже сказали выше, третье пение за последней субботней трапезой было посвящено Царю Мессии — "Давид Мелха ха-Машиах" и тоже носило мистический характер. Затем отец пел торжественно в минорном тоне гимн "Бене Ха-хло": "Находящиеся во внутреннем дворе и желающие увидать 'Заир Анпин' (Шекина Славу), смотрите на эти символы, как на явление лика Царя". После этого все пели ещё один гимн, на этот раз в честь пророка Илии, с вопросом к нему: "Скоро ли придёт к нам Мессия, Сын Давидов?" Друзья собирались до полуночи, чтобы попрощаться с "царицей-Субботой" и с "Нешама Етера" — лишней душой. Эти мистики верят, что Бог посылает Своим верным на время субботы добавочную душу для соблюдения этого дня предписанным образом.

Суккот

Другим приятным временем в праздничном цикле семи еврейских праздников было соблюдение праздника Кущей. В согласии с постановлением в книге Левит 23:42-45, каждый еврей должен был построить себе шалаш для проведения в нём одной недели. Делалось это в память о странствовании Израильтян по пустыне после их избавления из Египта.

Леон охотно присоединялся к отцу и ел в шалаше с большим удовольствием, чем в доме. Шалаш был красиво украшен и служил приятной переменой в обычной обстановке. Последний день этого праздника посвящался прославлению закона — "Симхат Тора" — и был действительно радостным днём для стариков и молодых. Старики радовались, что могли весь год отмечать субботы и читать отрывки из Закона, а когда заканчивалось чтение последнего отрывка, они могли свернуть свиток обратно к началу, к книге Бытия, чтобы потом снова начинать читать святой Закон.

Праздник был всегда с торжественным шествием в синагоги, где свитки Закона вынимались из ковчегов и неслись над толпою у всех на виду. Все присутствующие, от мала до велика, считали честью нести свиток Торы, а маленькие мальчики несли хоругви и транспаранты с горящими свечами на древках. Молитвы произносились нараспев, буквально разыгрывая сцену, когда царь Давид принёс ковчег завета домой (1 Паралипоменон 16:28-29) и танцевал от радости перед ним. Как резко отличался этот праздник от предыдущих — серьёзных и торжественных — Нового Года и Дня Искупления, — сопровождавшихся плачем и постом без всякой гарантии достижения желанных результатов.

Пасха

Более всех других праздников Леон любил Пасхальную неделю, полную радостного волнения, когда всё в доме переворачивалось вверх дном для тщательной уборки и церемониального омовения. К 14-му числу месяца Нисана весь дом нужно было очистить от присутствия даже самых мелких крошек квасного хлеба, после чего в течение семи дней в доме мог оставаться только пресный хлеб (Исход 12:19-20).

Для этого праздника вся семья должна была надевать новую одежду и обувь, и всё в доме, включая пищу и посуду, было необычным. Из тщательно отобранной пшеничной муки, только на воде и без соли, евреи пекли пресный хлеб "мацот" (мацу). Пшеница для этой муки от дня её уборки с полей и через весь процесс помола охранялась от всяких примесей. Даже вода для теста должна быть родниковой и тоже тщательно охранялась от всяких загрязнений. Всякая, даже микроскопическая, примесь осквернила бы чистоту этого продукта. Эти "мацот" пеклись в специальных печах или пекарнях, где обычно пекли сдобный хлеб, но только после очищения этих печей раскалённым докрасна огнём.

Отец был одет в белоснежную одежду, и на голове у него была вышитая или бархатная ярмулка. На столе перед ним стояла трёхэтажная тарелка с тремя лепёшками пресной мацы, испечённой мужчинами из секты "Хасидим", строго соблюдавшим все приготовления. Эти, так называемые, "Мацот Шмура" покрывали чистыми салфетками и клали на специальные пасхальные тарелки.

На отдельное специальное блюдо клались другие пять символов: баранья косточка, крутое яйцо, горькие травы (хрен), петрушка и харозет — смесь из крошенного миндаля и других орехов с вином, чтобы было похоже на мокрую глину. Мисочка с солёной водой ставилась в центре этого блюда или перед ним. И все эти символы служили напоминанием о пережитом Израилем в Египте, включая ночь поспешного и чудесного избавления и перехода через солёные воды Чермного Моря.

Причина, почему евреи сегодня не едят пасхального ягнёнка, как когда-то в Египте, а имеют на столе его символ: голенную косточку, кроется в данном во Второзаконии 16:2, 5 и 6 повелении:

"И закалай Пасху Господу, Богу твоему, из мелкого и крупного скота на месте, которое изберет Господь, чтобы пребывало там имя Его. Не можешь ты закалать Пасху в котором-нибудь из жилищ твоих, которые Господь, Бог твой, даст тебе; Но только на том месте, которое изберет Господь, Бог твой, чтобы пребывало там имя Его, закалай Пасху вечером, при захождении солнца, в то самое время, в которое ты вышел из Египта".

Поэтому голенная косточка — это только напоминание, символ Пасхального Агнца. Также яйцо — символ "Корбан Хагига" — обычного праздничного приношения, приносить которое вне Святилища тоже было запрещено Богом. Эти два мемориальных символа служат только напоминанием и не едятся, как всё другое.

Во время "Седера" (Пасхальной вечери) Леон должен был задать своему отцу четыре вопроса. Хотя обычно еврейским детям не разрешалось задавать вопросы, делая это по предписанию в книге Исход 12:26-27: "Когда скажут вам дети ваши: "Что это за служение?", Скажите: "Это пасхальная жертва Господу, Который прошёл мимо домов сынов Израилевых в Египте, когда поражал Египтян, и домы наши избавил". В ответ на эти четыре вопроса, касающиеся всего праздника Пасхи и связанных с ним процедур, отец читал историю о чудесном избавлении Израильского народа и его исходе из страны рабства, Египта.

Леону было бы приятно услыхать всю историю из Слова Божьего в двух-трёх стихах, но раввины предписали рассказывать её с большими подробностями, что было весьма утомительно для маленького мальчика, который был к тому времени голодным и сонным. Но выхода не было, и ему приходилось выслушивать всё до конца, пока маме, наконец, разрешали подавать праздничный ужин.

Одна процедура пасхального вечера всегда пугала Леона. В определённый момент вечери отец вдруг открывал двери, и все поворачивали головы в ожидании появления пророка Илии, для которого в центре праздничного стола был приготовлен бокал вина.34Это была самая многозначительная и торжественная часть Пасхального ужина. Будучи ребёнком, Леон не вполне понимал всего значения этого необыкновенного вечера, но с течением времени эти вещи стали яснее, и он начал видеть, что все символы Пасхального ужина, а особенно последний, в конце, когда открывались двери для пророка Илии, указывали на пришествие Избавителя Израиля — Мессии.

Во все последующие годы, пока мальчик рос и мужал, он помнил слова отца о том, что это особенная ночь: "Это — ночь бдения Господу за изведение их из земли Египетской; эта самая ночь — бдение Господу у всех сынов Израилевых в роды их" (Исход 12:42).

Чувствуя важность этого торжественного обычая, Леон дорожил еврейской традицией, согласно которой по сей день в определённый момент пасхального ужина все ожидают появления Илии, вечноживущего пророка, предвестника Мессии. По сей день принято в честь него наполнять вином специальный кубок — кубок Илии, украшенный резьбой, изображающей разные сцены его жизни, как например, случай, когда он воскресил сына вдовы (3 Царств 17:22), бесстрашно обличил царя Ахава (3 Царств 18:17 и далее) и несколько других. Предание предписывает также, что пока бокал наполнен, двери открываются без страха (не это ли ночь ожидания Господа?), чтобы впустить пророка искупления.

Страх перед крестом

Всё это, и ещё гораздо больше того, сохранялось глубоко в сердце Леона и стало ясным только годы спустя, а пока этот еврейский малыш рос в постоянном страхе перед крестом. Он избегал всяких контактов с христианами. Так называемые "христиане" в окружении Леона не влияли на него положительно и ничем не привлекали к себе. Как правило, живущие вокруг Леона неевреи были враждебно настроены против евреев. Нееврейские мальчики при встречах толкали и пихали еврейских детей. Из выходящего на улицу окна родительского дома Леон видел огромное распятие, которое для него было символом страха и трепета. В воскресные и праздничные дни, когда крестьяне из окрестных деревень приходили в город, они сперва собирались вокруг распятия на перекрёстке, кланяясь и молясь перед ним нараспев, и горе было тому еврею, который попадался им под ноги в такое время.

Не раз бывало, что по дороге домой из школы Леону приходилось терпеть нападки кого-нибудь из молящихся у распятия. После нескольких таких нападений, он шёл, наконец, со своим горем к родителям, но всегда получал один и тот же ответ: "Дитя, мы ничего не можем сделать. Мы евреи в изгнании и находимся в руках необрезанных. Язычники всегда преследовали евреев, потому что мы другие и верим в живого Бога". И тогда родители начинали рассказывать Леону о крестоносцах, гонениях и мученичестве, и о диких легендах и неправдах о евреях, распространяемых повсюду, вроде того, что "на свою Пасху евреи примешивают в мацу кровь христиан" или "ловят нееврейских детей для жертвоприношений". В результате этих злостных слухов многие евреи гибли в погромах именно во время праздника христианской Пасхи.

Сердечко Леона ныло от страха и боли от этих рассказов, потому что он знал, что пасхальный хлеб приготовлялся со щепетильной заботой именно о чистоте ингредиентов теста. Он знал о том, каким строгим был закон в отношении употребления в пищу любого вида крови (Левит 7:26-37 и 17:10-14). Когда он спросил: "За что другие народы так преследуют евреев?", он так и не получил исчерпывающего ответа, но его предупредили, чтобы он держался подальше от распятия у дороги и от христиан.

Детская шалость

Уроки, которым Леон был так прилежно посвящён, были утомительными. Будучи мальчиком живым и подвижным, он ощущал потребность хотя бы в малой доле свободы. Монотонность сидения в душном классе иногда удручала его. Слишком мало было времени для того, чтобы "подышать свободно", — говорили мальчики, соученики Леона. Праздники тоже не были похожи на каникулы. Богослужения в синагоге с монотонными, нараспев, длинными молитвами требовали много времени. Единственным, что доставляло удовольствие, была праздничная пища, приготовленная ласковыми руками матери Леона и принимаемая в тесном семейном кругу. Но между едой и долгими службами в синагоге по субботам были ещё другие религиозные праздники и занятия, вроде заучивания наизусть Псалмов, изучение "Пирке Абот" (афоризмов отцов), книги "Песни Песней" в Библии и обязательное, частое посещение родственников.

Однажды что-то случилось с учителем, и занятия прекратились на весь остаток дня. Вместе с другими, такими же живыми, как он, мальчиками Леон решил использовать свободное время на шалости. В числе разных игр, в которые они обычно играли, была игра, называемая "лошадиные гонки". Трое ребят взялись за руки и помчались через улицу наперегонки с тремя другими ребятами, но по пути слепо, со всего разгона, налетели на старушку, сбив её с ног и поранив. Об этом неприятном происшествии было доложено директору школы. В острастку другим учитель назначил суровое наказание Леону как зачинщику-проказнику. Его переодели в "гусара", закатили одежду до плеч, как солдатский мешок, а на голову надели шапку из картона. В таком виде он должен был пройти "сквозь строй", а его соученики "не щадили розги". Но хотя это доставляло им большое удовольствие, позже они все тоже получили свою порцию наказания.

Вообще детство Леона не было светлым и радостным. Не было времени для беззаботных игр и развлечений, свойственных нееврейским мальчикам его возраста. С самого раннего детства бремя раввинского закона легло на его тщедушные плечики. Слова из Осии9:1 "Не радуйся, Израиль,... как другие народы..." не исключали детей. Леон воспитывался буквально "в страхе Господнем", т.е., не в смысле благоговения перед Ним, а именно в страхе перед Ним.

Приготовительные занятия

Приготовительные занятия по еврейскому языку должны были двигаться с огромной быстротой. Первый этап был пройден Леоном в рекордный срок, и он научился бегло читать по-еврейски. Он был переведён на высший курс и стал студентом Святой Торы (Пятикнижия Моисея). Леон считался смышлёным учеником с хорошо развитыми умственными способностями, так что на этом уровне он избежал ударов учительской плётки.

Изучение Библии не начиналось с первой её книги, Бытия, но с третьей книги, Левит, так называемой "Тора Коханим". Делалось это для того, чтобы Леон сперва познакомился со служением священников, каким оно практиковалось когда-то во святилище.

Родители и деды радостно ожидали начала этого курса, да и сам Леон был доволен собой. В его честь был устроен домашний праздник с приглашением друзей и преподнесением подарков за прошлые успехи.

Похвала и поощрение стимулировали гордость в сердце "героя" дня и повышали рвение для дальнейших состязаний с мальчиками средней школы. Амбиции учителей в подталкивании Леона на постоянный прогресс в занятиях действительно оправдались.

Итак, Леон должен был проводить в школе все часы, с самого раннего утра и до позднего вечера. Еда приносилась или присылалась в школу. Света и вентиляции не хватало. Для вечерних часов родители снабжали учителей свечами, которые в то время были сальными, что в общем-то было выгодно усталым мальчикам, которые всеми силами старались укоротить срок их горения. Иногда они подсыпали в них немного песку вокруг фитиля, и свеча начинала капать, а иногда придумывали что-нибудь другое.

Воспоминания о тех первых годах учёбы, о холодных и даже морозных днях, долгих зимних вечерах с бураном за окном на обледенелых улицах, навсегда остались в памяти Леона.

Учителя были особенно строги в своих требованиях к Леону в области заучивания наизусть. Зубрёжке, казалось, не было конца. Они нередко говорили:

"Никто не знает, что может случиться с нашим народом в окружении врагов. Они могут опять запретить изучение священных книг, как уже не раз бывало в прошлом, так что необходимо заучивать их наизусть, чтобы Израиль не забыл Божий Закон".

Самоуважение

Отец Леона, Елеазар, был очень строгим к себе и аскетичным, что у еврейских священников было признаком благочестия. Он принимал всё всерьёз. В жизни своего первенца он не терпел упущений, на которые другие родители могли бы и не обратить внимания. Он всегда подчёркивал важность уважения к себе, говоря: "Никогда не забывай, чей ты сын, и того высокого призвания, которому ты себя посвятил". Такие постоянные напоминания не всегда были приятными, но были предупредительными мерами, и в будущем Леон не раз оценил строгость своего отца.

Мать Леона, Гали, в противовес строгости отца, была мягкой, снисходительной и ласковой к своему любимцу. Когда отец бывал слишком строг, она с огромным тактом выступала в роли "ангела хранителя" своего малыша, и это успокаивало и утешало Леона. Влияние матери было очень сильным в жизни мальчика. Она помогала ему во всём, чтобы он глубоко познал духовные вещи и всё, что связано со Священным Писанием.

После Леона в семье родилось ещё пятеро детей — три мальчика и две девочки, но один мальчик умер очень рано.

Первая и последняя сигарета

Курение заразительно среди еврейской молодёжи всех классов. Они учились ему от своих отцов и дедов и даже от учителей и раввинов, которые курили не только дома, но и в синагогах. В раввинских семинариях студенты видели, как их деканы курили папиросы или трубки. И даже знаменитые "Тцаддиким" занимались тем же. Не удивительно, что еврейский народ рано в жизни делался рабом этой гнусной привычки.

Леон тоже соблазнялся начать курить, потому что хотел стать "взрослым мужчиной". Товарищи по школе внушали ему, что он не будет "мужчиной", пока не начнёт курить. Он завидовал тем ребятам, которые быстро научились втягивать дым в лёгкие, а потом выпускать его через ноздри или рот, да ещё кольцами! Но как только он сам впервые попробовал сделать то же самое, он позеленел, и его ужасно затошнило. Отбросив сигарету подальше от себя, Леон никогда больше во всю свою жизнь не прикасался к табаку.

Глава 2. Больше обязанностей, опасений и вопросов

Бар Мицва

Важной вехой на пути Леона был день, когда он в тринадцать лет, как все другие еврейские мальчики, стал "сыном Заповедей" и начал сам исполнять свой религиозный долг и обязанности. Обрезание, которому подвергаются все еврейские мальчики, даруют им только привилегию вступления в Завет Авраама, в который Бог вступил с патриархом задолго до появления Закона.

В виду того, что обязанности по отношению к Божиим заповедям весьма важны, Леону естественно пришлось пройти соответствующую подготовку, чтобы, закончив нужный курс наставлений, он мог сам с личной убеждённостью признать авторитет Святой Торы.

Тринадцатилетний возраст, установленный раввинами, как возраст духовной зрелости, соответствует числу статей (13) в религиозном кредо, красноречиво выраженном Даниилом Бен Иудой, римским поэтом в поэме "Ягдал". Эта поэма была переложена в нескольких вариантах на музыку и сделалась одним из благороднейших гимнов в литургии синагог.

Став "Бар Мицва" (сыном Заповедей), Леон получил филактерии (тефилин) для надевания каждое утро перед утренней молитвой. Филактерии видимо свидетельствовали о том, что он "привязан" к Закону. Вступив в синагогу, он был включён в число "Миниан" в поклонении собрания, в котором никогда не должно было быть менее десяти человек. Раввины объяснили это число тем, что когда Авраам умолял Бога о пощаде Содома, в нём должны были быть хотя бы десять праведников (Бытие 18:32). Основываясь на этом месте Писания, еврейские общины поддерживают десять старцев для постоянного присутствия в синагоге.

Библия ничего не говорит о филактериях, но раввины, подчёркивая букву Второзакония 6:8, истолковали её по-своему: "И навяжи их (слова) в знак на руку твою, и да будут они повязкою над глазами твоими", что просто значило: "Помни Божий Закон постоянно и поступай по нему".

Для воплощения своего толкования раввины изобрели две малюсенькие коробочки (2x4 квадратных дюйма), сделанные из кожи чистого животного. Коробочки делятся внутри на четыре пазухи, в которые кладутся четыре места Писания: Второзаконие 6:4-7 и 11:13-21, Исход 13:2-10 и 11-16. Другой почтенный раввин, по имени Яков Бен Меир (Там), посоветовал поместить места Писания в обратном порядке, поэтому раввины надевают обе коробочки.

Написанные на пергаменте "софером" (книжником), эти места Писания запечатываются в пазухах коробочек, и рядовой еврей даже не знает их содержания. Коробочки привязываются кожаными ремнями по одной на лоб и наверх левой руки ближе к сердцу. Та, что на лбу, носит первую букву "Шин" от "Шаддай" (Всемогущий). Узел ремней "Ретсуа", которым прикрепляются филактерии, делается в виде двух других букв тех же атрибутов Бога. Ремень, которым семь раз обвязывается левая рука, символизирует слова из Второзакония 4:4: "А вы, прилепившиеся к Господу, Богу вашему, живы все доныне". Тот же ремень обматывается три раза вокруг среднего пальца, причём каждый раз нараспев повторяются слова: "И обручу тебя Мне навек, и обручу тебя Мне в правде и суде, в благости и милосердии" (Осия 2:19).

Когда Леон стал "Бар Мицва" (сыном Заповедей), его позвали читать Тору в первую же субботу, что считалось огромной честью. Перед началом чтения он произнёс благословение: "Благословен Ты, Боже, за то, что избрал нас из других народов и дал нам заповеди. Благословен Ты, наш Бог и Даятель истинной Торы". В конце чтения он произнёс другое благословение: "Благословен Ты, Иегова, Бог наш, давший нам истинную Тору, и насадивший среди нас вечную жизнь".

При полученных привилегиях, Леон вполне сознавал всю ответственность перед Богом и народом. Грехи, за которые до этого отвечал его отец, теперь зачитывались ему. Навсегда незабываемыми остались слова отца, произнесённые перед развёрнутой Торой: "Благодарю Тебя, Боже, за то, что Ты освободил меня от ответственности за грехи моего сына".

После этих слов отца Леон произнёс молитву: "Боже мой и моих отцов, в этот торжественный, священный день, отмечающий мой переход из отрочества в мужество, я смиренно поднимаю свой взор к Тебе и заявляю со всей искренностью и правдивостью, что отныне буду соблюдать Твои Заповеди и понесу полную ответственность за свои поступки в отношении Тебя. В раннем младенчестве я был введён в Твой завет с Израилем, а сегодня я снова вступаю в члены Твоего избранного собрания, как его активный и ответственный член, чтобы всегда и перед всем народом провозглашать Твоё святое имя".

Этот день праздновался особенным образом в кругу родных и друзей. Снова Леона осыпали подарками за его Талмудскую речь, т.н. "Дераша". Речи некоторых раввинов на этом празднике подчёркивали важность религиозной зрелости, и торжественность такой ответственности ещё больше отягощала сердце молодого Леона. Он прекрасно знал, что помимо 613 Библейских заповедей (мицвот), содержащихся в Торе по подсчётам раввинов, были ещё их, раввинские, бесчисленные предписания и постановления, которые тоже нужно было строго и тщательно соблюдать, потому что у них они ставились выше заповедей Торы.

То бремя, то тяжкое иго, которое было возложено на плечи Леона, может быть вполне оценено и понято только теми, кто сам принадлежал к той же линии, тому же священническому роду. Жить по предписанным стандартам было просто невозможно. Даже молитва, хотя и считалась насущно важной, была тоже бременем. В будние дни нужно было обязательно трижды в день — утром, в обед и вечером — читать длинные молитвы из молитвенников. Но ещё длиннее были молитвы в субботу и в праздники, не говоря уже о торжественных периодах покаяния, так называемых "Ямам Нороим", включавших "Рош Хашана" и "Йом Капур" (Новый Год и День Искупления). Будучи религиозным евреем, Леон благоговейно повторял ежедневно своё кредо с исповедями веры в пришествие Избавителя Мессии: "Верую полною верою в пришествие Мессии. Если Он и замедлит, я, тем не менее, буду ежедневно ожидать Его пришествия".

Помимо ежедневных молитв, Леон был обязан чтить Бога сотнями благословений в день, произнося так называемые "Меах Берахот". Короткое благословение он должен был знать наизусть про запас, чтобы быть готовым к любому случаю. Для питья воды и принятия в пищу какого-нибудь фрукта, было два разных благословения.

Также и для обычных и необычных, приятных и неприятных случаев жизни, при громе и молнии, буре или аварии и т.д. были разные благословения. Молитва считалась также заменой жертвоприношения, которого ни один еврей не мог приносить вне святилища. Поэтому вместо жертвы он говорил: "Да будет слово уст моих приемлемым для Тебя, наш Бог, будто я действительно принёс всесожжение, жертву за грех" и т.д. Это было основано на словах пророка Осии 14:3: "Возьмите с собою молитвенные слова и обратитесь к Господу; говорите Ему: 'отними всякое беззаконие и прими во благо, и мы принесём жертву уст наших".

Леон Исаак относился очень серьёзно к ежедневным молитвам, в которых подчёркивал исповедание грехов и злых наклонностей (Йецер ха-Рах), бия себя в грудь и выразительно произнося каждый написанный грех, хотя бы он даже никогда не совершал его. Единственным светлым пятном во всем этом религиозном упражнении и повторении молитв были места Писания, которые говорили о пришествии Мессии, восстановлении Иерусалима и Храма и возвращении на святую Землю.

Леон любил петь песни Сиона и повторять "Шемонэ Эсрэ" (восемнадцать благословений): "Воструби великой трубою о нашем избавлении и освобождении. Подними знамя для сбора нас из изгнания. Собери нас со всех концов земли и приведи в нашу землю; возврати в город, город Иерусалим, для жизни нас в нём, как Ты обещал. Отстрой его в наши дни, как вечное строение, и утверди престол Давида, раба Твоего. Ускорь расцвет потомка Давида, Раба Твоего, и да будет рог Его возвышен Твоим спасением, потому что мы взываем к Твоему спасению весь день и надеемся на избавление".

Однако все эти религиозные обряды и молитвы не приносили Леону удовлетворения. Большинство из них вызывали сожаление, покаяние, плач над разрушением Святилища и удалением из него "Шекина-Славы" из-за грехов народа. Сильное впечатление производили на Леона ночные молитвы-вопли отца: "Горе мне, потому что Храм наш опустошён и Святая Тора сожжена со Святилищем. Горе мне из-за убиения праведных мучеников, из-за того, что Его великое Имя и святые Заповеди были в поношении. Горе мне ради страданий во всех поколениях, ради поражения благочестивых отцов и матерей, пророков и праведников, тех, кто в раю. Горе мне из-за страданий Мессии, потому что наши грехи причинили их и наши преступления отодвинули время искупления нашего. Наши беззакония удерживают от нас благо. Горе детям, которых прогнали от Отцовского стола. Хотя прошли века со времени разрушения Храма, я считаю, что это было в мои дни".

Студент Торы

Согласно постановления столпов древней раввинской власти относительно изучения священного Писания, Леон, как студент раввинской науки, был обязан отдавать треть своего времени на изучение "Мишны" (самого раннего раввинского комментария), одну треть на изучение "Гемары", включая "Халаха" и "Агада" (Талмудская классика) и одну на изучение Библии. Эта литература настолько обширна и глубока, что раввины называют её "Ям ха-Талмуд" (Талмудский океан). Леон был брошен в этот бушующий океан по причине поставленной перед ним цели стать хорошо эрудированным и учёным во всех строгих правилах и ритуалах. Все эти занятия должны были вестись на подлинных языках: Библия на древнееврейском, Тар-гумим на арамейском, а книги Талмуда на халдейском.

Учившие Леона Талмуду были очень ревностными, старой школы, и ему было нелегко удовлетворить их амбиции, но прогресс должен быть во что бы то ни стало. Каждую субботу после обеда отец экзаменовал сына, а в его отсутствии — какой-нибудь назначенный заместитель. Леону нужно было удовлетворять все прихоти и фантазии экзаменаторов и терпеть их софистику в вопросах и испытаниях. Пронизывающее око честолюбивых учителей следило за каждой процедурой во время этих испытаний, и горе тому ученику, который на чём-нибудь споткнётся. Помимо упрёков, на него оказывался ещё более интенсивный нажим.

Один экзамен Леон помнил всю жизнь. Ему пришлось предстать перед старым и очень известным раввином Шмуэлем. Этот милый старик забыл, что перед ним стоит по сути мальчишка, и ожидал от него ответов на все свои вопросы. Учитель, в чьём присутствии вёлся экзамен, чувствовал себя униженным, потому что ученик не оправдывал ожиданий. На следующей неделе он возложил ещё более тяжёлое бремя на плечи Леона.

Для того, чтобы буквально исполнить слова из Писания "Рассуждай о нём (законе) день и ночь", Леон должен был начинать свои занятия ещё на заре, когда ночь и день сливались в одно целое. Так как вставать так рано молодым людям всегда нелегко, Леон договаривался каждый месяц с ночными сторожами, прося будить его ещё до рассвета, но чтобы не беспокоить родителей, он придумал трюк: сторож тянул за верёвочку, один конец которой был привязан к большому пальцу ноги Леона, а другой вёл наружу за окно дома. Этот метод срабатывал, и Леон мог тихонько покидать дом и не опаздывать на свои занятия.

В плену суеверия

В своём рассеянии далеко от родной земли, которая была базой для исполнения его религиозных обязанностей, еврей не обладает средствами соблюдения заповедей, как это предписано в Законе. С тех пор, как разрушен Храм, он впал в полную зависимость от своих раввинов и их толкований Священного Писания. От данного Моисею Божественного Закона осталась только оболочка, но и та начинена раввинской "начинкой" из всяких суеверий. О таком почитании Господь сказал через пророка Исайю: "Сердце же его далеко отстоит от Меня, и благоговение их предо Мною есть изучение заповедей человеческих" (Исайя 29:13). Об этом жалком духовном состоянии сожалел от имени Бога и другой пророк: "Два зла сделал народ Мой: Меня, источник воды живой, оставили и высекли себе водоёмы разбитые, которые не могут держать воды" (Иеремия 2:13).

Вместо Божией праведности, укоренилась само-праведность, предания и суеверия, и вместо Божественной истины, вместо любви к Богу и благоговения перед Ним — рабство и страх перед Богом и перед смертью и жизнью. В результате появился страх перед мертвецами и всякого рода духами. Суеверие преобладает по сей день главным образом среди раввинских ортодоксальных евреев.

Эти страхи и опасения обуревают ум и сердце особенно под вечер и ночью. Синагоги вызывают сердечный трепет у всех, кто проходит мимо них в полночь или в предрассветные часы. Множество рассказов о духах и привидениях связаны именно с синагогами, словно души умерших, которые при жизни пренебрегали своей религиозной жизнью, собираются здесь по ночам на молитвенные собрания и для исполнения обрядов и церемоний. Суеверное поверье говорит, что в случае, если число этих мертвецов не достигнет десяти, нужного числа для общей молитвы и чтения Свитков Торы, они могут причинить внезапную смерть прохожему просто ради того, чтобы получить нужное число душ в своём собрании. Это особенно угрожает священнику, чьё присутствие незаменимо при чтении Свитка перед собравшимися духами.

Будучи молодым священником, Леон всегда с трепетом проходил мимо синагоги в ночные часы. Для предохранения его от возможного убийства дед посоветовал применять на пути домой одну кабалистическую формулу и повторять Псалмы 91 и 106:13-14. Другим видом защиты по совету того же деда был застеклённый пятисторонний фонарь с нарисованной на каждом стекле звездой Давида.

Получение светского образования

Укоренившись в раввинской науке, Леон мог позволить себе, наконец, заняться светским образованием. В раввинской школе умственные способности и прилежание помогали ему идти в ногу с остальным классом не только по религиозным предметам, но способствовали успешному усвоению других наук. Леон любил географию, историю и физику и был весьма увлечён иностранными языками. Естественно, такие занятия требовали жертв и отказа от чего-то другого, особенно от драгоценного сна, и так уже сокращённого до минимума. Слова "упорный труд" сделались девизом Леона.

Вопросы

Раввины прекрасно знали, почему они запрещали задавать некоторые вопросы на Библейские темы. Чем больше еврей старался исполнить церемониальный закон, предписанный в Ветхом Завете, тем больше возникало у него вопросов и трудностей и тем меньше было духовного удовлетворения. Церемониальные суррогаты истины становились в их жизни всё более бессмысленными и пустыми. Ревность по Богу, желание угодить Ему умножением количества молитв, постов, добрых дел и многими другими путями оставляли душу голодной и её жажду не утолённой. Вся еврейская религия основана на прошлой славе и совершенно лишена того, что могло бы облегчить душевные муки сегодня. Бедные религиозные евреи были лишены сути своей мессианской надежды.

Всё это множество неотвеченных вопросов начало беспокоить Леона. Среди них были такие: "Почему все без исключения евреи должны страдать как нация? Не должны ли праведные "Тцадиким" и "Хасидим" быть исключены из общего страдания? Наш народ, в своём большинстве, в сравнении с периодом пророков и храма, более верен Богу, чем когда-либо раньше. В Израиле нет настоящего идолопоклонства. Почему же нынешнее рассеяние длится дольше, чем все прежние?"

Эти и другие вопросы мучили Леона, потому что он не находил на них ответов ни у раввинов, ни у отца, ни в доступной ему раввинской литературе. Единственной причиной такого длительного рассеяния в ответах раввинов было: "Мы согрешили против Бога, и Он ждёт, пока мы станем лучшими евреями". Это часто повторяется в общих молитвах, "Унипней ха-лусину", во время торжественных праздников Нового Года (Рош Хашана) и Дня Искупления (Судного Дня — Йом Кипур).

Однажды друг Леона по семинарии, некий Б., открыл ему свою тайну, что он читает труды "Кури", т.н. "Мор Иерохим" и другие философские книги, которые открывают ему глаза на разные аспекты религии и дают больше удовлетворения душе. Он пригласил Леона присоединиться к нему и предложил вместе изучать книги пророков.

Хотя с одной стороны можно было понять, почему некоторые столпы ортодоксального еврейства требовали сторониться упомянутых книг, которые они за "иной характер" называли "Сфорим Хитцоним", Леон не мог понять, почему нужно было пренебрегать так-же и пророческими книгами. Он знал об указе не размышлять над ними, потому что они притягивают, к. чему раввин Соломон бен Итцхак Раши прибавил слово минут — еврейское сокращение слов, означающих, что такие рассуждения влекут к принятию веры в Иисуса из Назарета, но он не знал, что именно в них притягивает, и если они часть Божьего Слова, он был обязан познакомиться с ними поближе.

Зная о благочестивом и благодушном характере своего друга и его глубоком знании Талмуда, Леон, в конце концов, присоединился к занятиям с ним и раскрыл для себя широкое поле с необъятным простором для мысли. Вскоре он втянулся в пророческие книги и их мессианские предсказания, которые наводнили его голову массой новых вопросов.

Таинственная книга

Один из учителей Леона по нерелигиозным предметам нашёл в нём интересного собеседника и сделал его своим другом. Всё чаще и чаще он говорил о современных идеях и более продуктивном и полезном будущем, чем профессия ортодоксального раввина. Однако неизвестно почему он так и не посоветовал Леону ничего конкретного. Когда учитель уехал, с первой почтой от него пришла странная книжка на еврейском языке в очень красивом переплёте. В приложенной записочке учитель советовал Леону тайно прочитать книжку и никому не говорить о том, что он её читал. Никаких других объяснений не давалось.

Книжечка называлась "Брит Хадаша" — Новый завет. Он был действительно новым для Леона. Читая первую страницу, он недоумевал о секретности, о которой предупреждал его учитель, не понимая, для чего нужна была такая осторожность. Слова "Авраам родил Исаака и Исаак родил Иакова" были старой знакомой с детства историей. Решив, что его друг учитель разыгрывает его, подсунув ему религиозную книгу, Леон пошёл к своему другу Б. и показал её ему. Хорошо начитанному Б., эта книга тоже показалась загадкой, и он оставил её без внимания. В те дни настоящее имя Христа не произносилось евреями вслух и не упоминалось в раввинской литературе. Отдельные брошюры иногда упоминали "Ишу", употребляя более кощунственное название "Толи" (повешенный). Новый Завет никогда не распространялся среди евреев, и поэтому понятно, почему ни название книги, ни её начало ничего им не говорили.

Новое открытие

Любопытство Леона к новой, полученной от друга-учителя книге и совету хранить её в секрете, возрастало с каждым днём. Книга стала своего рода "запретным плодом". Когда он открывал её страницы, чтобы тут и там взглянуть на них, его внимание привлекли слова в пятой главе Послания Апостола Павла к Римлянам, странные слова, поразившие его как удар молнии: "оправдание верою", "мир с Богом", "доступ к благодати", "радость", "надежда", "слава". Сделав это открытие, Леон помчался стремглав к своему другу Б. Совместное чтение восьмой главы Послания к Римлянам открыло новый, неведомый мир и вызвало бурю противоречий в душе. Как совсем по-другому всё это звучало, чем талмудское учение раввинов! Содержание этой интересной и новой книги возбудило желание продолжать её изучение. Внезапно Леон понял, почему с этой книгой обращались с такой осторожностью, и решил уделить один поздний час в неделю для её изучения. Из седьмой главы он узнал, что автор пишет к тем, кто изучал и знал Тору, тем, кому она известна на еврейском языке, потому что он пишет: "...ибо говорю знающим закон" (Римлянам 7:1).

Взрыв преследования

Вскоре по всему городку поползли слухи, что самая ужасная книга о "Толи" ходит по рукам среди раввинской молодёжи. Старший раввин С. издал указ для провозглашения во всех синагогах и талмудских школах, требующий немедленной отдачи ему опасной книги, которую он назвал "Трейфе Поссул". Леон догадывался, что речь идёт о его книге и не понимал, каким образом раввины узнали о ней. Так как название книги не упоминалось в указе и никаких других признаков её не было названо, Леон ожидал дальнейшего развития событий. Однако проходили дни, и никто не откликался на воззвание старшего раввина. Тогда он повторил своё воззвание с большей настойчивостью и добавил, что он уверен, что те, кто будут читать эту книгу, впадут в "шмад" (слово, которым называли обманщиков и язычников).

Весь город повергся в панику. Раввин требовал принести к нему все "Сфирим Китсоним" (книги, не имеющие применения у раввинов). Некоторые родители, не разбираясь в этом вопросе, приносили ему раввинские и другие школьные книги, но той книги, которую он искал, не было среди них.

Когда его спросили, откуда он узнал о том, что книга есть среди молодёжи, раввин ответил, что он получил письмо о том, что самая опасная книга, которой пользуются "Мешамудим", была прислана одному из юношей общины, но он не знал в точности, как называется книга и кому она была прислана.

Теперь Леон и его друг Б. знали вне всякого сомнения, что книга, которую искал раввин и весь городок, была у них в руках. Отдать её раввину было не так-то просто, потому что это было бы равносильно добровольной отдаче себя на всеобщий позор. Уничтожить книгу — означало бы нагнетание, охватившей многих жителей городка, паники, а послать её раввину по почте — было бы трусостью.

Раввин пригрозил, что если заклятая книга не будет сдана ему, гнев Божий посетит всю общину, а беременные и молодые матери, и дети погибнут. "Я не успокоюсь до тех пор, — сказал он, — пока книга не будет уничтожена у меня на глазах".

Так как ничего больше нельзя было сделать для успокоения плачущих матерей, растерянных отцов и возмущённых ревностных раввинов и старшин общины, Леон и его друг Б. решили отнести раввину книжку и рассказать ему, каким образом она попала им в руки и что её содержание всё ещё чуждо им, хотя они "немножечко" и почитали её.

Исполнив своё намерение, Леон и его друг попали ещё в большую беду. Им не дали шанса объясниться и оправдаться. В своей ярости раввин приказал немедленно швырнуть книгу в огонь, не позволяя никому прикасаться к ней, дабы не оскверниться. Он велел бросить книгу в пламя под чтение слов из Второзакония 13:5 "И так истреби зло из среды себя".Б. попытался спасти красивую обложку книги и хотел вырвать страницы из неё, но прислужник раввина дал ему звонкую затрещину, и вся книга полетела в огонь. О победе над книгой было немедленно объявлено во всех синагогах, но волнение продолжалось, потому что владельцы книги оставались всё ещё членами общины. Против Леона и его друга Б. поднялась неописуемая буря гонений, которая долго не стихала.

Странное вмешательство

Несмотря на большое уважение к родителям Леона, голосованием собрания было решено исключить его из "Штебель" — специального зала для богослужений благочестивых хасидов, — членами которой были Леон и его отец. Совершённый Леоном грех считался позором всему племени. Никто из тех, кто помог бы Леону в любом другом случае, не решился заступиться за него теперь, хотя все любили его. Но вдруг произошло нечто неожиданное. В одну из суббот, когда община собралась на богослужение, в синагогу пришла группа молодых евреев из другой касты и потребовала отмены наказания, заявив: "Мы не уйдём отсюда и не позволим вам вынуть свиток Торы для чтения до тех пор, пока вы не восстановите членство сыну Елеазара, священника".

Вожак группы, человек влиятельный, добился успеха в этом деле, и членство Леона было восстановлено. Отец и сын могли опять быть вместе в синагоге и специальном зале хасидов.

Тем не менее, более ревностные знатоки раввинской науки продолжали выступать против Леона и его друга Б., и оба должны были терпеть унижения, упрёки и гонения.

Упавший на семью позор причинил немало страданий матери Леона, которая, несмотря ни на что, осталась преданной своему первенцу, сыну её надежды, что для него было огромным утешением. К великому удивлению Леона, обличение отца по возвращении домой оказалось не таким строгим, как он ожидал. Он отнёсся весьма мудро и благосклонно к эпизоду с книгой и не придавал ему слишком много значения. Его возмущение и протест были направлены против тех, кто посмел так унизить его, отца, своим несправедливым осуждением сына. Со стороны отца это было мудро, и Леон был действительно благодарен ему за это.

Ради безопасности сына отец решил переехать в другой город. Перевозя всю семью, он не только увозил Леона из создавшейся обстановки, но и устраивал новое гнездо для всех своих домочадцев. На новом месте Леону было легче продолжать свои раввинские и светские занятия. Те успехи, которых он до сих пор достиг, подстёгивали его на большие и ускоренные достижения в области образования, но зоркость отца, следящего за всеми его сообществами, казалась ему иногда излишним перегибом. Отец хотел знать всех товарищей и коллег сына в городе. Это было уж слишком похоже на недоверие и возмущало Леона.

Такое возмущение было типичным для всех молодых людей, находящихся под зорким глазом родителей. Но у отца были причины для недоверия. Леон тайно переписывался со своим другом Б., от которого он, к сожалению, узнал, что тот, получив раввинский диплом, решил не принимать места в какой-нибудь общине, потому что этот шаг противоречил бы его нынешним взглядам. Леон понял, что интерес его друга к "запрещённой книге" был более, чем простым любопытством.

Новый друг

Среди студентов раввинской школы в городе В. был юноша по имени Самуил. Он был сыном уважаемых в городе родителей, был исключительно талантлив, начитан и возрастом чуть-чуть старше Леона. Самуил был высоко интеллигентным юношей и более прогрессивным, чем было известно о нём в его кругах. Леон нашёл в нём друга по сердцу своему и получил полное одобрение отца. Оба юноши любили игру на скрипке и часто играли вместе, но только в совместных занятиях обнаружилось, что взгляды Самуила были близки к взглядам покинутого Леоном в родном городе товарища Б., проводившего немало времени за изучением "других вещей". Это обстоятельство ещё больше сблизило молодых людей.

Говоря однажды с товарищем о книгах, Леон коснулся своего знакомства с "уникальной книгой", на что Самуил ответил, что у него тоже есть одна "очень редкая книга". Любопытство Леона было возбуждено, и он начал просить товарища показать ему свою "редкую книгу". Долгое время Самуил не поддавался уговорам Леона, но однажды согласился принести книгу на их следующую прогулку в лесу. Приподняв полу пальто, Самуил позволил Леону бегло взглянуть на неё, но этого было достаточно. Леон сразу же узнал в ней "Брит Хадаша". Выражение на лице Лео– на выдавало его знакомство с книгой, и оба решили рассказать друг другу, каким образом они познакомились с нею. Леон первый рассказал о своей встрече с этой книгой и произвёл сильное впечатление на Самуила, но тот факт, что книга снова была перед ним, вызвал трепет в сердце Леона, и он задрожал от страха. Он чувствовал, что происходит что-то, над чем он не имеет никакого контроля, что-то роковое...

Ещё более волнующим был рассказ Самуила о том, как он получил свой "Брит Хадаша": "Один мой знакомый встретился в поезде с одним евреем. В разговоре обнаружилось, что этот еврей верил в "Него", в того, кого мы называем "Толи". И не просто верил в Него, но верил, что Он и есть Мессия Израиля. В дальнейшем разговоре он приводил такие доводы и верные доказательства из пророческих книг, что мой знакомый, будучи весьма религиозным и начитанным в раввинском богословии человеком, настолько сильно заинтересовался этим предметом и изучением запретной книги, что верующий в "Толи" спутник подарил её ему. Он начал сравнивать её с Библией, мессианскими обетованиями, историей и убедился, что этот человек представил ему истину.

Мой знакомый поделился со мной своими новыми убеждениями, говоря, что мы, евреи, совершили роковую ошибку, отвергнув Того, Кто был обещанным Мессией, по имени Иешуа, Которого ревностные вожди нашего народа из зависти предали в руки язычников, которые распяли Его на кресте как преступника, и таким образом Он сделался "Толи" (повешенным)".

При этих словах на глазах Самуила выступили слёзы. Он остановился, но потом с новым сильным чувством рассказал о дальнейшей судьбе своего знакомого: "Заметив перемену в сыне, отец прозревшего еврея начал жестоко преследовать его. Он пытался уничтожить книгу, а сын всеми силами защищал её. Но в конце концов книга была порвана и оставалась без переплёта, а мой знакомый бежал из дому и никто не знал, куда он убежал. Через несколько месяцев я получил от него письмо из одного города в Англии и маленький пакетик, в котором была эта книга. В письме, помимо другого, говорилось следующее: "Я очень дорожу этой книгой. Она открыла мне духовные очи и помогла найти моего Спасителя. Посылаю её тебе".

Почему-то Самуил просил Леона не упоминать больше эту книгу. Он дорожил ею как реликвией и подарком от друга, но хранил её в тайне. Несмотря на то, что он был хорошо знаком с её содержанием, оно не коснулось его сердца, как можно было предположить.

Леону очень хотелось почитать эту книгу, потому что то, что он когда-то прочитал в Послании к Римлянам, вызвало в нём желание узнать больше, но всё было напрасно. Он не мог нигде достать эту книгу во дни, когда работа Еврейских Миссий, особенно в Российской Империи, была пока ещё только в зародыше.

Новые пути

Постепенно новый свет начал проливаться на жизнь Леона. Из переписки со своим другом Б. он узнал больше о причинах, почему тот решил не преследовать карьеры раввина. Это встревожило Леона, но не изменило направления собственных занятий, и он продолжал раввинское обучение, хотя в своём окружении видел много разочарованных студентов, сожалевших о массе напрасно затраченного на такие занятия времени.

Новый друг Леона, Самуил, познакомил его с группой "Маскилим" (прогрессивных интеллектуалов) и с "Ховевей Тцион" (возлюбившими Сион). Несмотря на то, что их занятия были довольно безобидными, просветительными, направленными больше на возрождение еврейского языка и репатриацию еврейского народа на Святую Землю их отцов, оппозиция со стороны ревностных раввинов-фанатиков была повсеместной. Они изо всех сил старались искоренить это молодое движение.

Президентом этого общества был некий П., врач и крупный учёный, и таким же был д-р Б. — его секретарь. Членами была группа избранных серьёзных интеллектуалов, действительно посвящённых общему делу. Одной из целей было содержание просветительного центра с бесплатными высшими курсами для еврейских студентов для подготовки их к университету. Такая возможность учиться для молодых евреев в тогдашней России имела огромное значение, потому что все они страдали от государственных ограничений, налагаемых на всех евреев.

Знание Леоном иностранных языков было радушно встречено этим обществом, и он вскоре вошёл в редколлегию, издававшую напечатанную на гектографе газету "Заря".

Воодушевлённый президентом общества, доктором П., и другими членами группы, Леон начал готовиться к карьере фармацевта. Он тоже был убеждён, что от раввинской карьеры следует отказаться, хотя для него она была многообещающей. Это решение встревожило и разочаровало родителей Леона и других его родственников и друзей. После неприятных споров в семье Леону пришлось покинуть родной дом.

Самым подходящим местом для достижения новых целей Леона была Варшава, столица Польши, находящейся тогда под властью Российской Царской Империи. Находясь под властью России, Польша всё ещё пользовалась некоторыми автономными привилегиями, и ограничения для евреев были значительно слабее, чем в России. Только тут евреям разрешалось селиться большими общинами, и только тут им давалась возможность обретать свободные профессии в местных университетах.

Покинув домашний уют родной семьи, оказавшись без забот и обязанностей перед кем бы то ни было, Леон нашёл, что свободная жизнь вовсе не легка, но предусмотрительность и добрые советы друзей помогли ему пройти эту фазу своей молодой жизни довольно безболезненно. Ему посоветовали взять курс бухгалтерии в деловом училище, что помогло ему, после обретения некоторой доли умения, зарабатывать достаточно средств на своё пропитание и кров. И всё же новые условия и новая среда требовали приспособления к ним. Правила и ограничения на новом месте тормозили прогресс Леона, и вообще вся эта борьба за существование оказалась труднее, чем он ожидал.

Глава 3. Божьи расположения

Поговорка "Человек предполагает, а Бог располагает" неоднократно подтверждалась в жизни Леона. После того, как планы в области раввинской карьеры рухнули явно с помощью Божьего провиденциального вмешательства, это же вмешательство, не менее явно, сыграло важную роль в его будущих планах. Не узнавая и не понимая Божьего водительства, Леон дважды соприкоснулся с Новым Заветом, но ему хотелось отбросить и забыть пережитое в прошлом, и он решительно направился к новым целям.

Однажды в комнату, которую Леон нанимал у знакомых евреев, вошёл сын хозяина и взволнованно рассказал ему о том, что он только что увидел на улице: "Какой-то еврей распространял трактаты и книги на еврейском и идиш языках, и это ужасно возмутило всех, живущих вокруг евреев. Улица была усыпана разорванными трактатами и книгами, а сам 'книгоноша' едва унёс ноги после такого грубого нападения".

Леону ужасно захотелось самому увидеть, что творилось на улице, потому что это было явно что-то необыкновенное. Почему нужно нападать на еврея за то, что он распространяет литературу на еврейском и на знакомом всем идиш? Зачем нужно было уничтожать его литературу?" — подумал Леон и быстро сообразил, что это событие может представить огромный интерес для него. Он помчался на место происшествия и по пути встретил раскрасневшегося еврея с помятыми и порванными трактатами в руках. Леон спросил его, видел ли он всё происшедшее на площади. Тот ответил: "Да, я видел и сам принимал участие в изгнании "Мешамуда". Он теперь никогда больше не посмеет раздавать свои "Апикорахише" книги".

Придя на площадь, Леон увидел там группки евреев, возмущённо обсуждавших происшедшее, а вокруг всё ещё валялись обрывки литературы. Он осторожно поднял несколько листовок не на еврейском, а на идиш, и был разочарован, потому что он больше интересовался еврейской литературой, чем идиш, который был жаргоном простонародья. Отбросив эти первые листки, он поднял другие и нашёл на одном из них печать с адресом, где можно было получить литературу на разных языках.

Несмотря на внутреннюю тревогу при воспоминании о последствиях того первого знакомства с запретной книгой, Леона тянуло пойти по указанному адресу. Однако, учитывая важность осторожности, он, как Евангельский Никодим (Иоанна 3), пошел туда под вечер. Двери открыл приветливый человек и пригласил его войти, несколько раз повторяя еврейское приветствие "Шалом Алейхем".

Адрес был правильным, но, глядя на типичного еврея с чёрной бородой, Леон спросил, где он может купить книгу "Брит Хадаша". "Вы можете получить её здесь", — ответил мужчина и начал задавать гостю вопросы, чтобы подольше задержать его у себя. Ему было интересно узнать, почему Леона интересует именно эта книга. Стоя перед этим человеком, как на раскалённых углях, Леон пытался избежать разговора. Он спешил получить книгу и поскорее уйти, но

хозяин дома представился как господин Зильберштейн и не торопился заворачивать и передавать книгу Леону. Последующие вопросы на какую-то тему вызвали раздражение и горячий спор.

Попранное сокровище

Господин Зильберштейн хотел знать, был ли Леон на площади, когда евреи напали на него. Отвечая на вопрос, Леон хотел знать, почему Зильберштейн раздаёт литературу, зная, что она будет уничтожена фанатиками. С грустью в голосе Зильберштейн ответил: "Если бы наш народ только знал, что он попирает ногами сокровище, уничтожая Слово Жизни, они бы никогда этого не делали. В духовной слепоте они отвергли Мессию, о Котором говорится в моей литературе. Я пускаю хлеб свой по водам, и он в своё время принесёт плод".

Леон был поражён, когда Зильберштейн, несмотря на то, что его прогнали и побили, сказал о евреях "наш народ". Он привёл место из Евангелия, в котором Мессия проявляет сострадание к Своему рассеянному еврейскому народу, заблудшим овцам дома Израилева, и прибавил: "Господь Иисус велел нам любить врагов и молиться за ненавидящих нас без причины".

Искренность свидетельства Зильберштейна произвела сильное впечатление на Леона, и он начал вызывать его на новые споры. Первый раз в жизни он стоял лицом к лицу с евреем, который верил в Иисуса как в Мессию и проповедовал Его учение открыто и бесстрашно. Это было слишком для Леона, и он считал своим долгом возражать этому человеку. Талмудекая схоластика совокупно с современными знаниями и взглядами были оружием Леона против Зильбер-штейна, а тот смело пользовался обоюдоострым мечом Божьего Слова, цитируя одно за другим места из Священного Писания. Леон умышленно с каждой минутой накалял обмен мнениями, а Зильберштейн проявлял исключительное терпение и понимание выставляемых Леоном аргументов.

Однако цитаты из Нового Завета (2 Коринфянам 3:13-17) о покрывале Моисея на глазах и сердцах у евреев и цитаты из Торы были для Леона подливанием масла в огонь. Он попросил дать ему желаемую книгу, чтобы поскорее уйти из дома, в котором ему становилось уж слишком жарко. Зильберштейн объяснил Леону, что ему нечего бояться, потому что если даже кто-нибудь придёт, это будет либо такой же ищущий человек, как он, либо тайный верующий в Мессию, каковых в городе немало.

Последнее утверждение удивило Леона, но он ничего не сказал, быстро распрощался с Зильберштейном и буквально побежал домой, спрятав запретную книгу под пальто.

Внутренняя борьба

Свидетельство Танаха, полной еврейской Библии, которую Зильберштейн называл "удостоверительными документами", подтверждающими мессианство Иисуса из Назарета, было действительно поразительным. Хотя Леон почти наизусть знал все приведённые цитаты и ещё множество других мест, ему никогда не приходило в голову, что они относятся к Иисусу. Он не мог видеть связи между ожидаемым Мессией Израиля и Иисусом других народов. Для него это было самым ужасным камнем преткновения и толкало его на новые споры с этим человеком, которого он считал обманщиком, человеком, впавшим в ересь, т.н. "Нешоме".

Леон чувствовал, что оспаривать доводы этого человека — его священный долг, и считал бы великой победой, если бы ему удалось возвратить его в еврейскую веру. Но каждый раз цитаты Зильберштейна и простые доводы на основании Священного Писания только ещё больше тревожили разум Леона и усиливали его внутреннюю борьбу.

Прошло несколько недель, и Леон опять пошёл к Зильберштейну. Они продолжали свой прежний спор, начатый во время прошлого посещения. Заметив, что Зильберштейн не очень силён в раввинских и современных аргументах, Леон усложнил спор применением цитат из Ветхого Завета, смешивая их с софизмом и уловками раввинских толкований.

Со временем Зильберштейн привязался к своему противнику и приглашал его к себе как можно чаще. Леон, со своей стороны, хотя и был очень занят, заинтересовался беседами и спорами и проводил больше времени за ними, чем за слушанием объяснений своего оппонента. Когда постепенно луч света истины от неотразимых предсказаний Библии относительно Мессии начал просвещать ум Леона, это вызвало обратный эффект и очень серьёзную реакцию, которая больше прежнего усугубила внутреннюю борьбу в душе Леона. "Это не может быть правдой, — говорил он себе, — если Иисус — Мессия, тогда весь еврейский народ находится в затруднительном положении, потому что он отверг Его. И тогда всё потеряно и надеяться больше не на что". Он вдруг понял место Писания из книги Плач Иеремии, применённое Апостолом Павлом в Деяниях Апостолов 17:25 к Иисусу из Назарета как к Мессии: "Дыхание жизни нашей, помазанник Господень, пойман в ямы их, тот, о котором мы говорили: "под тенью его будем жить среди народов" (Плач Иеремии 4:20).

Замешательство Леона росло. Мысль о судьбе своего народа, который он беззаветно любил, угнетала его. Судя по отношению к этому вопросу знакомых евреев и то, с какой тоской и нетерпением они ожидали своего Мессию, он не мог себе представить, что в истории Израиля могло быть время, когда этот народ отверг Того, Кого он ожидал, хотя Он и мог теперь доказать им, что Он был обещанным Мессией, и тем самым удовлетворить их ожидания и тоску.

Леону невольно пришла та же мысль, которую Апостол Павел выразил в одном из своих посланий: Мы "...проповедуем премудрость Божию, тайную, сокровенную, которую предназначил Бог прежде веков к славе нашей, которой никто из властей века сего не познал; ибо если бы познали, то не распяли бы Господа Славы" (1 Коринфянам 2:7-8), а также то, что он сказал в синагоге в Антиохии: "Жители Иерусалима и начальники их, не узнавши Его и осудивши, исполнили слова пророческие..." (Деяния 13:27).

Леон был готов отказаться от всего этого как от относящегося к прошлому. Если отвержение Христа было народной ошибкой, тогда её уже никогда нельзя исправить.

Прошло несколько недель. Леон перестал ходить к Зильберштейну, хотя тот настойчиво приглашал его на беседы. Что-то сильно тревожило и пугало Леона, и предчувствие приближения чего-то необъяснимо нового и важного не покидало его ни днём, ни ночью.

Совпадение

Однажды Леон встретил Зильберштейна на улице, и тот начал убеждать его прийти к нему, чтобы встретиться с его знакомым из Англии. Не подозревая, что в этом может быть вмешательство Божьего промысла, Леон не смог отказаться от такого приветливого приглашения и пошёл просто из любопытства.

Человек, которому представили Леона, был старше Зильберштейна и тоже миссионер. Спор начался почти сразу, потому что для Леона этот человек представлял новый вызов. Новый противник, в отличие от Зильберштейна, был лучше подготовлен и подкован для споров с ортодоксальными евреями, и спор явно доставлял ему удовольствие. Он буквально навязывал свои доводы и имел очень мало терпения.

Спор о Троице и монотеизме

Став христианином, Леон не раз пожалел о неловкости, которую он причинил миссионеру из Англии. Позже они стали близкими друзьями, но тогда тот был сам виноват — уж слишком он был ревностным и агрессивным.

С пути Леона нужно было удалить немало препятствий, прежде чем он смог убедиться в том, что Иисус действительно Мессия. Он был пылкий юноша, любящий свой народ и преданный Богу отцов, и поэтому главное учение христианства о Святой Троице было для него самым большим препятствием. Ведь его религия основывалась на монотеизме (единобожии) — вере в единого Бога! Леон твёрдо верил, что есть только один Бог, и что не может быть никого, кроме Него или равного Ему.

Довод миссионера, что слово "элохим" в книге Бытие указывает на множественное число Бога творения, встретил ответный аргумент Леона. Между тем, как Леон признал, слово "элохим" действительно во множественном числе, взятое от слова "Эль" (Могучий или Высший), оно не обязательно означает множество лиц, не говоря уже о множественном величестве.

Дальнейшим аргументом Леона было то, что во многих местах Библии, даже в той же книге Бытие в описании творения "Элохим" употребляется вместе с "Иегова". Если бы само по себе слово "элохим" означало Троицу, тогда Иегова был бы четвёртым лицом Божества, помимо Троицы. Кроме того, термин "Элохим" употребляется в Библии и в связи с идолами. Также Моисею Бог сказал: "Я поставил тебя богом (элохим) фараону, а Аарон, брат твой, будет твоим пророком" (Исход 7:1).

"Элохим" применяется к людям в Псалме 81:6 и в Послании к Евреям: "...Я назвал вас "боги" и дети Всевышнего..." Во многих местах Библии языческие идолы тоже названы "элохим". Значит, само по себе слово "элохим" не есть самый высший атрибут Божества и не может всегда толковаться как множество. Моисей был только одним человеком.

Более сильным доводом для Леона было слово в Десятисловии, в первой заповеди, данной Богом Израилю на Синае. Бог определённо представился в единственном числе как "Иегова эль". Та же форма повторяется не менее пяти раз в Десятисловии в Исходе 20:1,5,7,10,12, и более того, в Десятисловии Бог предупреждает Израиля не иметь других Богов "Элохим", кроме Него (стих 3). Во Второзаконии 13:3-12 Бог угрожает суровейшим наказанием тому, кто будет учить или верить в иного Бога, кроме Иеговы. Монотеизм — основа раввинского иудаизма и, как таковой, не легко победим. Это основной догмат в "Ани-Маним", повторяемом ежедневно в еврейских ритуалах.

Эти разговоры продолжались в следующий раз при другой встрече, и опять была поднята тема об "элохи-ме". Немалым ударом для собеседников было приведение Леоном места из Исхода 22:20: "Приносящий жертву богам "элохим", кроме одного Господа, да будет истреблён". Так же и в "Шема Израэль" (очень популярном у всех евреев) о Боге говорится, как об Иегове, едином Боге Израиля. Однако этот аргумент был опровергнут миссионером тем же стихом, который привёл Леон: "Слушай, Израиль, твой Бог есть Бог единый". Он подтвердил свой взгляд тем, что тут подразумевается Троица, потому что имя Божие повторяется трижды, как "еход", слово, означающее "единство" нескольких существ, как в случае с заповедью: "Потому оставит человек отца своего и мать свою, и прилепится к жене своей; и будут одна плоть (по-еврейски Босор Еход). То есть, Библия объясняет, что когда двое или больше становятся одним целым, это называется "Еход" (не один, а единый), это не исключает идеи "множества" или "Троицы".

Леон стоял на раввинских толкованиях в тринадцати статьях еврейского символа веры, так называемых "13 Ани Маамин", составленных раввином Моисеем Бен Маймоном, или коротко Рамбамом, как его называли в его бытность в 12 веке н.э, но раввины внесли своевольное изменение в первую статью этого

устава, заменив слово "Еход" словом "йохид", означающим абсолютное единственное число, хотя оно никогда не применяется в Библии.

Доводы миссионера, основанные на еврейском тексте Библии, были действительно поразительными и сильными. У него были другие доказательства, но ничто не убеждало Леона. Его глаза были ещё слепы. Раз доводы миссионера не соответствовали раввинским толкованиям, они не были убедительными для духовно слепого Леона. Он уверял, что хотя Бог упоминается трижды, Иегова назван дважды и не как три отдельных Божества. По-еврейски говорится: "Иегова — Эпохам" — "Иегова Еход".

Миссионер снова поставил упор на слово "вход", цитируя Бытие 2:24, где это слово применяется к Адаму и Еве: "И будут одна плоть" — "Босор Еход". Опровергая это утверждение, Леон сказал, что Адам и Ева стали одной плотью после семейного союза, но не одним человеком, как говорится в Бытие 3, где о них говорится как о двух личностях, а именно, что "узнали они, что наги".

В конце дебатов Леон привёл место из Малахии 2:10, где слово "вход" применяется к Богу в единственном числе, а именно, "Эль Еход" и "Ав Еход" — один Отец, а также что слово "вход", соответственно еврейской грамматике, применяется, чтобы сказать "один", как в "Бейт Еход" — один дом, и "Адам Еход" — один человек и т.д.

Однако эта тема увлекла Леона больше, чем он думал, и он начал более тщательно разбирать Писание. Он был весьма удивлён, когда начал обнаруживать стихи, смысла которых он просто не видел раньше, хотя слова знал наизусть. Откровение Бога Аврааму в Трёх лицах (Бытие 18) не было для него чем-то новым, но оно было завуалировано интерпретациями раввинов, а тут вдруг выступило выпукло и ясно.

Второе, что поразило Леона, тоже было сокрыто в самых знакомых местах Писания, как например, Бытие 1:26: "Сотворим человека по образу Нашему, по подобию Нашему..." После грехопадения Адама Бог сказал: "Вот Адам стал, как один из Нас". Также во время строительства Вавилонской башни: "...сойдём же и смешаем там язык их..." (Бытие 11:7).

Иисус Навин, говоря о Боге, сказал, что Он "Элохим Кадошим", что значит "Святые Боги" (множественное число), а не "Святой" в единственном числе.

Все эти места Писания толкуются раввинами в угоду их плотскому уму и положению.

После этих открытий тема о Божестве обсуждалась спокойнее, Леон признал, что и другие места Писания говорят о Боге во множественном числе, как например, Бытие 1:2, где Бог и Дух упоминаются вместе, Исайи 6:8, где Бог спрашивает пророка: "Кто пойдёт для Нас?", и особенно о пославших спасение Израилю через "Святого Раба Божьего" (Мессию Христа): "Приступите ко Мне, слушайте это: Я и с начала говорил не тайно; с того времени как, это происходит, Я был там; и ныне послал Меня Господь Бог и Дух Его". Тут явно упоминалась Троица, так что не было больше нужды для подчёркивания доказательных текстов. Библия явно говорит не только об одном Боге, но и о Боге во множественном числе — о Троице.

Внимание Леона было по-новому привлечено к частям и выражениям в мистических книгах самых выдающихся раввинов. "Цохар", "Каббала" и другие книги говорят о Боге не только во множественном числе, но определённо о Божественном единстве Трёх в Одном, как о "Тлат Кишра Димхаинмитра" (Божество, соединённое, как Троица). Там были также сравнения Божества с человеком, состоящим из тела, души и духа — "Гуф, Нефеш и Руах", — которые тоже трое в одном.

Другим прообразом Троицы было Святилище "Мишкан" со своими чётко очерченными тремя отделениями, составляющими одно целое.

Субботний песенник, "Кегавно", подчёркивает единство Божества на Небесах, которое должно вдохновлять единство семьи и народа на земле.

В Библии есть довольно много "лешем входов", в которых Бог, Его Шекина-Слава и "Томир Венелом" упоминается, как тройное единство Святого Божества, Которому поклоняются как равным.

Символическое число три применяется к Божеству, когда приводятся Его инициалы буквой "Шин" в "Шема Израэлъ" — исповедании Израиля. Эта одна еврейская буква явно состоит из трёх равных знаков, связанных одним корнем. Многозначительность этой буквы бросается в глаза. Она есть на правой стороне филактерии для головы и на мезузе для дверей.

Какими бы убедительными ни были все эти доказательства троичности божества, Леону они пока что только доказали, что Бог, Его Сущность и Откровение неизмеримы человеческими цифрами и не могут быть ограничены ими. По учению раввинов, Бог, Тора и Израиль представляют собой неделимое, как "вход", единство.

Все эти споры и доводы всё же приблизили Леона ко Христу ещё на один шаг, хотя он ещё не признавался в этом даже себе самому.

Камень преткновения

В душе Леон всё ещё не мог примирить идею абсолютного Божества с Иисусом Христом. Какими бы ясными ни казались предсказания пророков Исайи 7:14, 9:6-7 и Михея 5:2, они давали ему только почву для споров. Опять раввинские толкования вторгались в его рассуждения и не давали думать беспристрастно. Их педантичный, разбирающий всё по косточкам, софизм лишал эти места Писания их подлинного смысла. Даже Исайи 53 — такое явное пророчество о Мессии — либо отбрасывается с пренебрежением, либо толкуется по-своему, так что не только Леону, но кому угодно бывает нелегко вырваться наружу из таких пут.

Помимо раввинских толкований, путь Леона ко Христу преграждала верность Богу отцов и недвусмысленным заповедям Библии относительно других богов и других религий. "Да не будет у тебя иных богов, кроме Меня", — звенело у него в ушах. Из Второзакония 13 он знал Божье повеление о том, что если бы даже тот пророк, чьи пророчества исполнились в сопровождении великих чудес и знамений в подтверждение его подлинности, начал бы вдруг звать "вслед иных богов", его не только нельзя слушать, но он "подлежит смерти".

То же суровое наказание должно было постигнуть всякого родственника или соседа, или близкого друга, кто посмел бы тайно подговаривать еврея служить иным богам (Второзаконие 13:6-10). Леон знал, что за отвращение его народа от Бога и принятие богов своих неверующих соседей этот народ был сурово наказан уведением в Вавилонский плен. Пророк Иеремия дал им один текст, чтобы они зазубрили его и использовали против Вавилонян, когда те будут склонять их служить своим богам: "Так говорите им: "боги, которые не сотворили неба и земли, исчезнут с земли и из-под небес" (Иеремия 10:11).

Это единственный текст, данный Иеремией на халдейском языке, с которым далеко не все евреи были знакомы. Прежде, чем дать его народу, он призывал их не ходить путями язычников и не учиться от них. Он обрисовал перед ними природу языческих богов (Иеремия 10:1-5) и торжественно провозгласил преимущество над ними Бога Израиля: "Нет подобного Тебе, Господи! Ты велик и имя Твоё велико могуществом" (ст. 6). "Господь Бог есть истина: Он есть Бог живый и Царь вечный" (ст. 10). Эти три молитвы: 1 — "Егдал", 2 — "Адон Адам" и 3 — "Олену" (Молитвенник, стр. 2, 37б) составляли символ веры (кредо) Израиля в древности и входят в него сегодня.

Со всем этим "багажом" в уме и сердце Леону было нелегко поверить в Божественность Иисуса. Понять и принять предсказания пророков о Мессии могут только те, кому это открывает мышца (сила) Господня. Пророк Исайя говорит это в первом стихе 53 главы своего пророчества: "Кто поверил слышанному от нас, и кому открылась мышца Господня?". Эти Книги закрыты даже книжникам и учителям Израиля, о чём торжественно заявляет Исайя в 29:11-12: "И всякое пророчество для вас то же, что слова в запечатанной книге, которую подают умеющему читать и говорят: "прочитай её", и тот отвечает: "Не могу, потому что она запечатана".

Другим препятствием для Леона было искажённое, уродливое представление христианства в поведении тех, кто исповедали себя последователями Иисуса Христа, Мессии Библии. Они представляли весьма непривлекательную разновидность христианства. Не удивительно, что в защиту иудаизма, который Леон всё ещё считал правильной, или хотя бы самой лучшей, религией, он всегда выставлял именно эту негативную сторону христианства. Этим "оружием" Леон пытался отразить попытки подорвать его еврейскую веру. Он помнил себя в синагоге, помнил, как он благоговейно исповедал свою веру перед открытым ковчегом, прежде чем из него была вынута Тора для чтения перед всем собранием. Леон не забыл, как он громко возглашал "Барух Шамей": "Благословенно имя Господа вселенной, единого истинного Бога, Чей Закон единственно истинный. Ему Одному мы доверяем и на Него Одного уповаем и не полагаемся ни на какого "Бар Элохим" (Сына Божия). Леон склонялся к почитанию Иисуса скорее как великого реформатора язычников, даже пророка, но не как Мессии Израиля. Он уверял, что Иисус не исполнил данных пророками обетовании, а именно, что Израиль будет избавлен от своих врагов, его царство будет восстановлено и т.д. Ещё меньше был Леон готов поверить во всемогущество Иисуса, жившего как человек, подверженного страданиям и умершего мученической смертью без всяких попыток спасти Себя.

Когда по ходу бесед миссионеры подчёркивали превосходство Иисуса над пророками, и даже над Моисеем, это никак не укладывалось в голове Леона, принимавшего за аксиому слова из Второзакония 34:10: "Не было более у Израиля пророка такого, как Моисей, которого Господь знал лицом к лицу". Также Числа 12:6-8, где Бог превозносит Моисея над всеми другими пророками, как того, с кем Он говорил "устами к устам". Леон впитал всё это с молоком матери и не мог ни теперь, ни позже изменить своего мнения о Моисее и Иисусе. Во всяком случае, так ему казалось...

Но, тем не менее, чешуя начала постепенно спадать с духовных глаз Леона. Он стал более охотно слушать и учиться. Жажда "правды" становилась всё более очевидной, и он проводил многие ночи за чтением, исследованием и штудированием Священного Писания. Если бы он только мог поверить в воплощение Иисуса, думал он, все другие трудности, связанные с Его Божеством, улеглись бы сами собой на место.

Однажды Зильберштейн спросил Леона, действительно ли он верит, что Бог — Творец вселенной. "Да", — ответил Леон. "Тогда, есть ли что-нибудь невозможное для Бога?" "Конечно, нет", — был ответ. "Если нет, почему ты считаешь для Бога-Чудотворца было невозможно позволить Искупителю мира родиться чудесным образом?" Не ожидая ответа, Зильберштейн продолжал: "Каждый истинный еврей верит, что Адам был сотворён, а Ева чудесным образом взята Им же из Адама. Необходимость рождения Искупителя в человеческом теле была предсказана ещё в Едемском саду (Бытие 3:15), а потом через пророков".

К концу бесед с Зильберштейном Леон был лучше, чем когда-либо раньше, подготовлен к его доводам. Он уже не сомневался в том, что раввины исказили и затмили своими толкованиями смысл Библейских стихов с мессианскими обетованиями, чтобы как-нибудь оправдать своё враждебное отношение к Иисусу. Леон теперь увидел, что они неправильно толковали место из Исайи 7:14. Слово "альма" по-еврейски никогда не означало замужнюю женщину. Таковых называют "иша" или "некева". Маленьких девочек называют "иольда", а молодых девушек "бетула" или "пара". Зрелых девушек называют "альма" — женская форма от слова "алам", означающего молодого, холостого мужчину.

Намёк на воплощение Мессии есть в комментарии знаменитого раввина Якова Эмдена, в молитвеннике с его именем — "Бет Яков", которым пользуется только самая строгая каста "Хасидам". На 30-й странице он говорит о Мессии, что "Он Глава Первого и исшел от "Руах ха-Кодеш" (Святого Духа).

Прошлый аргумент Леона, основанный на раввинском толковании Псалма 2:12, что слово "бар" в еврейском тексте "Нашку Бар" не означает "Почтите Сына", так-как обычно сына называют "бен", а не "бар", вскоре испарился. Слово "бар" в смысле "сын" употребляется у Даниила более, чем один раз. В книге Даниила 3:25 говорится "Бар Элохим" — Сын Божий, и в 7:13 "Бар Анаш" — Сын Человеческий. Как ни странно, но в молитве "Барух Шамей", которую повторяют в виде протеста против веры в Сына Божия, употребляется термин "Бар Элохим".

О двух линиях мессианских предсказаний — славе и страдании — в комментариях раввинов самой старой школы есть некоторая путаница. У них принято понимать, что о Мессии пророки говорили как о двух лицах: о страдающем Сыне Иосифа и о прославленном Сыне Давида.

Другие знатоки, комментируя предсказания о Мессии, противоречат самим себе. Место в пророчестве Исайи 52:13-15, где говорится о рабе Иеговы, понимается как относящееся к Мессии как Рабе в Своём уничижении, но прославленном и превознесённом выше Авраама, Моисея и Ангелов.

В Талмуде, в трактате Синедрион 98, кол.1, говорится о Раввине "Иешуа бен Леей" и его разговоре о Мессии с пророком Илией, в котором он спрашивает, где Он и когда придёт. Илия отвечает, что его послали к вратам Рима, где он нашёл Мессию среди больных и нищих, смотрящих на свои раны и перевязывающим их одну за другой. Раввин спросил Его: "Когда придёт Господь?" Мессия ответил: "Ныне", ссылаясь на слова в Псалме 94:6-11: "О если бы вы ныне послушали голоса Моего!"

В самый торжественный праздник, "День искупления", произносится признание в том, что Мессия пришёл и ушёл — "Пину Мену Машиах Тсидкену" — Мессия, наш Праведный, отвернулся от нас", и там же Он называется "Понесшим грех" и "Израненным". В конце этой исповеди евреи умоляют Бога послать Его поскорее.

Несмотря на такие ясные указания (имели ли авторы таких поразительных утверждений в виду Иисуса или нет), сегодняшние раввины, и вообще евреи, не имеют ни малейшего представления о том, что они читают. У них как бы закрыты глаза, и они видя — не видят.

Леону уже нетрудно было применять к Иисусу эти и другие мессианские предсказания и утверждения. Он вдруг начал ясно видеть, что Мессия пришёл, но был отвергнут по причине духовной слепоты Израильского народа, введённого в заблуждение своими вождями.

Его сердце с болью повторяло слова пророка: "Упал венец с головы нашей; горе нам, что мы согрешили!" (Плач Иеремии 5:16)

С этим последним признанием всякое сопротивление пришло к концу. Обретённое Леоном убеждение приносило ему огромное удовлетворение и душевный покой. Масса "мусора" спорного характера была отметена в сторону, и всё же тот исторический факт, что Мессия принадлежит прошлому, то есть, что он уже приходил, не оставил следа на духовной жизни Леона. Увы, его убеждение было только головным, не задевшим пока что сердца.

Враг успешно вмешался, и Леон не приложил больше стараний к тому, чтобы обрести "единое на потребу" и ту "благую часть", которую избрала Мария в Евангелии от Луки 10:42 и о которой Иисус сказал Марфе, "что она не отнимется у неё". Леон продолжал свои занятия и работу по прежнему графику, не подозревая, что Господь уже начал Свою работу над ним.

Новые трудности

Посетив однажды своего дядю, Леон к великому удивлению заметил, что его старшая дочь, с которой он играл в детстве и которую всё ещё представлял ребёнком, расцвела в прекрасную девушку. Дядя был строго ортодоксальный еврей, и его жена тоже была весьма религиозная женщина из тех, кто после вступления в брак носили парик. Они оба были разочарованы в племяннике, узнав, что он оставил свою намеченную карьеру раввина, переменил образ жизни, надел одежду "гоев", нарушая тем самым изложенный в книге Левит 20:23 Божий закон. Они порицали его за короткий жакет и шляпу "дерби" (котелок).

Ортодоксальные евреи исполняют постановление в Левит 20:23 буквально: "Не поступайте по обычаям народа, который Я прогоню от вас; ибо они всё это делали, и Я вознегодовал на них". Под "всё это делали" имеется в виду весь предыдущий контекст главы. Ничто в Израиле не должно напоминать поведения окружающих народов, которые Бог истребил или прогнал от лица их, вводя их в обетованную землю, и потому одежда евреев всегда отличалась от языческой. Вместо короткого жакета носилось длинное шерстяное или хлопчатобумажное пальто, но не из смешанных тканей.

Троюродная сестра Леона Фраймет (Фанни) была ещё больше родителей поражена видом молодого человека, которого помнила ещё мальчиком, шалости которого нередко причиняли ей неприятности. Его теперешняя внешность и новая цель жизни понравились ей, и друзья детства быстро возобновили старую дружбу. Несмотря на воспитание в строго религиозной семье, Фанни тоже была прогрессивной девушкой. Она была исключительно хорошо образованна и имела прекрасные манеры.

Сознавая, что его новые убеждения могут создать между ним и Фанни пропасть, Леон решил как можно дольше скрывать их от неё. Однако со временем он понял, что ему придётся рискнуть открыться любимой девушке. Как он и думал, она упрекнула его за "безумные идеи" и религиозный фанатизм. Хотя Леон и ожидал сопротивления с её стороны, он был больше разочарован в ней, когда убедился, что его любимая, несмотря на её либеральное образование, всё ещё находится в лапах предубеждений и суеверий. В любом другом случае это открытие сделалось бы причиной разрыва, но любовь друг ко другу этих молодых людей была глубже, и связь продолжалась. Фанни пыталась всеми силами убедить Леона в том, что он заблуждается, и при каждом удобном случае приводила ему новые доводы, что для Леона было новой возможностью говорить с нею на его любимую тему. Как и Леон, Фанни прекрасно знала Ветхий Завет, что было само по себе исключением среди еврейских девушек. Закону учили, в основном, мальчиков, а девочки часто были в пренебрежении и учились возле матерей ведению хозяйства и воспитанию детей, которых в ортодоксальных семьях было всегда много. Но Фанни была хорошо начитана и другой литературы, что опять-таки давало возможность беседовать на другие увлекательные темы. Однако Леон всегда говорил ей, что какой бы интересной ни была другая, особенно прогрессивная, литература, которую она любила, она не получит того удовлетворения для души, которое даёт чтение религиозных книг. Она охотно слушала цитаты из Ветхого Завета, но ни за что не хотела читать Новый Завет. И всё же, несмотря на разницу во мнениях по этому вопросу, их взаимное влечение друг ко другу и любовь помогали преодолевать все препятствия, и они оставались друзьями, хотя о помолвке пока не могло быть и речи.

Роковое решение

В решающий момент, когда Леон серьёзно взвешивал свои убеждения против оппозиции своей подруги, он вдруг вспомнил о прошлом опыте, когда он впервые познакомился с Новым Заветом, и это послужило для него тревожным сигналом. Начав уже идти за Христом, Леон, подобно Петру, "увидел сильный ветер и испугался" (Матфея 14:30). Лукавый враг напомнил ему о страдании, которое он причинил своей любимой матери, когда принял идущее вразрез с их убеждениями решение и покинул родной дом, разбив все радужные надежды родителей. Внутренний голос настойчиво говорил: "Ты почти разбил сердце матери, а теперь твои новые убеждения несомненно нанесут ей смертельный удар. Ты подвергаешь риску жизнь матери!"

Он знал, что еврею может быть прощено всё, кроме шага в сторону христианства. Так было тогда, и так это остаётся сегодня: переход в христианство — это самый непростительный грех, причиняющий постоянный, или даже вечный, разрыв с семьёй. Если кто-нибудь в еврейской семье решит исповедать веру в Христа, его сочтут "Мешамудом" (отверженным Богом и людьми). В раввинских кругах, к которым принадлежали родители Леона, крепко верили, что если этот грех будет совершён одним из членов семьи, этот член будет лишён участия в воскресении, которому надлежит быть в пришествие Мессии: его душа будет навеки обречена на пребывание в могиле под специальным чёрным покровом.

Осуждающий голос продолжал мучить Леона: "Как можешь ты сделать такое твоей матери?" Он вспомнил героическое решение Авраама, изменившего свои религиозные убеждения и исповедавшего новые, когда он поверил в живого Бога. Авраам покинул свой дом и страну и разлучился с близкими. Но в голове опять прозвучало предупреждение: "У тебя совсем другое дело. Ты отворачиваешься от веры своих отцов, верующих в Бога Авраама, Исаака и Иакова. Ты намереваешься стать христианином и поверить в религию язычников".

Эта была внутренняя борьба. Леон вспомнил о другом месте Писания, касающемся событий при горе Синае, когда всё колено Левия, от которого происходил Леон, мужественно отделилось от других колен, проявивших неверность Богу. Левиты были в почёте, и их героический поступок упоминается во Второзаконии 33:8-9 в Моисеевом благословении пред Богом колен Израилевых: "И о Левин сказал: "тумим Твой и урим Твой на святом муже Твоём, которого Ты искупил в Массе, с которым Ты препирался при водах Меривы, который говорит об отце своём и матери своей: "я на них не смотрю", и братьев своих не признаёт, и сыновей своих не знает. Ибо они, левиты, слова Твои хранят и завет Твой соблюдают". На момент в мыслях Леона промелькнул вопрос, не должен ли бы и он поступить так же, то есть, отдать честь Богу, согласно истине, и не участвовать в созданной людьми религии (иудаизме), лишённой первоначального значения и превращённой в религию церемоний и суеверий, такую далёкую от истинных Божьих заповедей и постановлений?

Порыв был мимолётным. Мать была для Леона дороже всего на свете, и он решил не говорить ничего, чтобы не причинять ей ещё больше горя.

Леон дал самому себе обещание, что до тех пор, пока жива его мать, он не сделает публичного исповедания своей новой веры. Для Леона это решение оказалось роковым и с весьма печальными последствиями.

Странные Божии пути

Прошло несколько недель после обещания Леона скрыть свои убеждения до смерти матери, которая была тогда ещё молода и даже ожидала ребёнка. Внутреннее убеждение Леона оставалось прежним, но постепенно начал угасать пыл к изучению Божьего Слова, и он перестал говорить о религии с Фанни. Враг добился желаемого: вера Леона сделалась его частным делом.

В той стадии своей духовной жизни Леон ещё не был знаком с беседой Спасителя с одним "почти учеником" в Евангелии от Матфея 8:21-22: "Господи, позволь мне прежде пойти и похоронить отца моего", сказал тот человек, но Иисус сказал ему: "Иди за Мной и предоставь мёртвым погребать своих мертвецов".

Вскоре Леон получил телеграмму из дому, в которой говорилось, что мать после рождения её последнего ребёнка, девочки, серьёзно заболела. Леон отправился домой скорым поездом и нашёл мать при смерти. Она оставалась без сознания в последующие два дня его пребывания дома, и у него не было возможности ни поговорить с нею, ни ещё раз услышать её голос. Она умерла в возрасте сорока лет, оставив мужа с четырьмя (кроме Леона) детьми, младшей из которых была новорождённая девочка Фрида. Ей было всего пять недель. Леону удалось скрыть свою веру в Христа от матери, но мать была лишена возможности услыхать свидетельство о Мессии — Спасителе Израиля и всего мира.

Внезапная глубокая утрата была сильным ударом для Леона. Силы тьмы, всегда более активные в таких случаях, снова вызвали в душе Леона массу вопросов, вследствие которых пошатнулась его вера в Бога. Он то и дело спрашивал себя: "Есть ли справедливость у Бога? Почему его матери пришлось так рано умереть? В частности, под сомнение попало Новозаветное учение о том, что "Бог есть любовь" — типичная реакция духовно неопытных душ, которых постигла беда, а знакомство с характером Бога и Его путями ещё не укоренилось.

Ужасающая процедура

Похороны и погребение матери произвели ужасное впечатление на молодого Леона. Принадлежащая к глубоко религиозной касте семья строго соблюдала повеление, данное в книге Левит 21:1: "И сказал Господь Моисею: объяви священникам, сынам Аароновым, и скажи им: да не оскверняют себя прикосновением к умершему из народа своего".

Леон никогда раньше не бывал на похоронах, потому что священникам строго запрещалось оскверняться близостью к мёртвым. Однако в случае с близкими родственниками — отцом, матерью, сыном, дочерью, братом или сестрой — допускалось исключение, о котором говорят стихи 2 и 3. Похороны совершались по строжайшему религиозному ритуалу. Вся процедура была весьма подавляющей. Вид всей этой церемонии раздирал душу Леона и казался ему более чем страшным.

Сразу же после смерти матери, как только она была освидетельствована врачом, были позваны погребальщики. Они были членами "Чебра Киддуша" или "Священного Братства", которое с незапамятных, талмудских времён утешало тех, кто был в трауре во всех приличного размера общинах, и эти мужчины взяли покойницу и положили её на голый пол ногами к дверям. Затем они накрыли тело с головою чёрным покрывалом и поставили в изголовье две чёрных свечи. Следующей была церемония очищения, которая не была простым омовением, но обрядом под названием "Тахара". Не менее девяти вёдер воды, заменяющей погружение, было вылито на труп под речитативное повторение определённых молитв. Приводились многие места Писания и в их числе слова из книги Иезекииля 36:25, где Бог говорит Израилю: "И окроплю вас чистою водою — вы очиститесь от всех скверн ваших, и от всех идолов ваших очищу вас".

После очищения на глаза покойной положили два черепка, и тело обернули в саван, так называемый "Ташрихим", который по сути был одинаковой для богатых и бедных белой льняной простынёй, символизирующей равенство всего человечества в смерти.

"Священное Братство" приходило ко всем опечаленным смертью в семье, помогало совершить погребальный обряд и приносило лакомства. Членам семьи никогда не разрешалось готовить еду. Друзья и соседи обычно заботились о питании семьи в трауре и о поминальной трапезе.

Перед самыми похоронами, пока тело умершей ещё лежало на полу (или на доске), Леону пришлось наклониться к умершей матери и в знак траура символически "разодрать свои одежды", т.е., оторвать от жакета один лацкан, уже надрезанный для этой цели одним из погребальщиков. То же сделали и все остальные члены семьи. Потом все просили у покойницы "Махула" — прощения за возможные обиды и переходили к выносу тела.

Покойников хоронили в день смерти. По Писанию их нельзя было оставлять в доме на ночь. На кладбище их относили на специальных носилках. По строжайшему религиозному обычаю евреи никогда не делали гробов, но для матери Леона, в виде исключения, потому что она была жена священника, на дно могилы были положены две доски. Всех других покойников хоронили просто в земле завёрнутыми в саван. После похорон Леон со своими братьями произнёс "Каддиш" — молитву за умерших.

Согласно еврейскому верованию, душа покойного (без всяких исключений) не уходит на небо раньше, чем через девять месяцев. По преданию верили, что "Каддиш", произнесённый трижды в день на общих собраниях в синагоге, облегчает страдания усопшего в могиле. Благодаря заслугам этой молитвы, произнесённой сыновьями, душа постепенно поднималась до тех пор, пока не достигала места своего назначения.

После погребения соблюдался семидневный траур — "шева". Вся семья снимала обувь с ног и садилась на низкие стульчики и читала книгу Иова, единственную, разрешённую читать во время траура.

После смерти матери Леона на его жизнь опустилась пелена печали и принесла много перемен. Прежде, чем возвратиться в свой город В., он выразил свои чувства в стихотворении, которое было потом перенесено резцом художника на памятник матери. Стихотворение отражало его отчаяние и одиночество. С потерей любимой мамы пропали все планы и желания, и будущее выглядело мрачно. Леона опять начал беспокоить внутренний голос, повторявший: "Ну как ты можешь теперь верить в справедливого и любящего Бога?" Эти мысли привели постепенно к открытому бунту против всего, что было до сих пор дорого и свято.

По возвращении домой Леон тщетно старался войти в прежнюю колею.

У него пропал всякий интерес к жизни, и друзья начали замечать в нём перемену. Фанни сочувствовала другу в его утрате, но не скрывала своего удовлетворения той переменой, которая произошла в его духовной жизни. Ей больше нравилось его бунтарское неверие, чем его вера в Христа. Не соглашаясь с агностическими взглядами друга, она оставалась непоколебимой в своих иудейских верованиях и очень жалела о том, что "Богу пришлось так сурово наказать Леона за его глупые идеи". Она делала всё возможное, чтобы утешить его, приглашала ходить с нею в оперу и другие увеселительные места в надежде, что это как-то возвратит ему прежнюю жизнерадостность. Леон не находил утешения и радости во всём этом, но зато с удалением последнего препятствия на пути к помолвке он сделал официальное предложение Фанни выйти за него замуж и закрепил помолвку соответствующей церемонией на радость своим и Фанниным родителям, которые не только знали и любили друг друга, но были близкими родственниками.

Бракосочетание

После помолвки Леона и Фанни начались приготовления к свадьбе, на что обычно уходило несколько месяцев. Приготовление невесты к браку было долгим и сложным процессом. Сама по себе свадебная церемония была торжественным и мистическим событием с глубоким духовным значением. Некоторые намёки на эту церемонию даются в Новом Завете, например, в притче о десяти девах в Евангелии от Матфея, 25 и в пятой главе Послания к Ефесянам. В виду того, что Леон женился по еврейским законам и обычаям, на него надели белый "китель" и повели в процессии из друзей и родственников с типичными, сплетёнными из трёх полосок свечами (Хавдалла) в руках. Впереди процессии шёл оркестр и вёл её к свадебному балдахину, который называется "Хуппа". Под неё поставили сперва жениха. (Этот обычай строго соблюдается евреями повсюду поныне). Стоя под "хуппой", Леон принял традиционное благословение "Барух Хаба" от своих друзей и сочетающего его с Фанни раввина. Это было тем же благословением, которым когда-то встречали Иисуса Христа (как небесного Жениха) при Его торжественном входе в Иерусалим. Друзья вместе с раввином окружили "хуппу" и произнесли это древнее благословение: "Благословен грядущий во имя Господне!" После приветствия жених остался под "хуппой" в ожидании невесты.

Между тем, в другой процессии, подруги вели под "хуппу" невесту. Приготовленная для встречи с женихом, она была великолепно одета в белоснежное платье и фату. Приблизившись, подруги трижды обвели её вокруг жениха и поставили с правой стороны его. Раввин прочитал письменный контракт, содержание которого по традиции установлено раз и навсегда для богатых и бедных.

Брачная церемония состояла из трёх частей. Сперва жених надевал кольцо на указательный палец правой руки невесты и говорил: "Ты обручаешься мне по закону Моисея и Израиля".

Если жених был грамотным человеком, а в случае с Леоном это было так, от него ожидали, что он произнесёт наизусть троекратный брачный обет из книги пророка Осии 2:19-20: "И обручу тебя Мне навек, и обручу тебя Мне в правде и суде, в благости и милосердии, И обручу тебя Мне в верности, и ты познаешь Господа".

Второй церемонией было благословение бокала, наполненного вином, которое раввин благословлял и разделял с венчающейся парой. Бокал должен был быть стеклянным, что важно для третьей церемонии, когда его клали под ноги жениху и он, наступив ногой, разбивал его. Это разбивание бокала напоминало о разрушении Иерусалимского Храма.

После церемонии весёлые друзья и родственники вели молодых домой, в дом жениха и дом невесты, на брачный пир, который всегда обилен и полон увеселений. Учёный жених должен произнести речь, за что ему дарят подарки. (Подарки дарят жениху и тогда, когда он не говорит ничего). В раввинских семьях свадебный пир продолжался целую неделю, и каждый день пару благословляли семикратным благословением.

После того, как Леон и Фанни уверовали в Христа, они приняли полное благословение Церкви по христианскому обряду. Если бы во время их еврейской свадьбы кто-нибудь сказал им, что такое когда-то будет, они бы отмахнулись от этих слов с улыбкой, как от чего-то совершенно невообразимого. Но Бог есть Бог невообразимого и невозможного, и для этой необыкновенной пары Он приберёг "про запас" ещё очень многое.

ЧАСТЬ 2. Бог проговорил

Захваченный агностицизмом, Леон не только оставил своё раннее христианство, но начал сомневаться в существовании Бога вообще и во всей иудейской религии! Пропагандируя свои теории перед друзьями, он смог поколебать их веру в Бога. В этом опасном состоянии прошёл почти целый год, и пока Леон извергался, как вулкан, выбрасывая из себя пепел неверия, Бог молчал. К концу года у Леона пропало всякое желание заглядывать в Библию, разве что только для того, чтобы тут и там вырвать из контекста стих, что так типично для всех неверующих, чтобы в спорах со своими религиозными коллегами подкрепить что-нибудь из своих взглядов. Но, в конце концов, наступило время, когда по какой-то таинственной причине Леон потерял интерес к религиозным спорам, кроме редких случаев, когда кто-нибудь бросал ему вызов.

Однажды Леон использовал по памяти стих из Библии, чтобы доказать суетность религии и то, что вера, молитвы и служение Богу не приносят никакой пользы человеку. Его друг предложил подтвердить всё это хотя бы одной полной цитатой из Библии. Споря, что ничего нельзя доказать, отрывая отдельные стихи из контекста, этот друг задел Леона за живое и ему поневоле пришлось дать ответ.

Придя домой под вечер, Леон взял с полки свою давно заброшенную Библию (Ветхий Завет) и начал поиски подходящей цитаты. Первый взгляд упал на Иезекииля 18:4: "Ибо вот — все души Мои..." Не обращая особого внимания на этот текст, он продолжал искать, пока не нашёл желанный стих в книге Иова 21:15: "Что Вседержитель, чтобы нам служить Ему? и что пользы прибегать к Нему?" Вспомнив вызов товарища, он начал читать предыдущие стихи, и когда сделал это, сразу же увидел, что товарищ был прав, когда говорил об отделении стихов от контекста. В этом отрывке Иов имел в виду беззаконных! С этого момента теории Леона начали рушиться...

Леон ещё раз посмотрел на прошлый текст, который он оставил без внимания, "Ибо вот — все души Мои...", и что-то зазвенело у него в ушах. Он хотел избавиться от этого "шума", но вскоре понял, что это голос Божий — Его любовь, зовущая и ищущая Свою заблудшую овцу, ушедшую далеко от Него. Вскоре Леон понял смысл слов в Псалме 44:6: "Остры стрелы Твои; — народы падут пред Тобою; — они — в сердце врагов Царя".

Бог пробудил Леона прикосновением к самому больному месту в его жизни, к причине его отпадения: смерти матери. Бог поступает с каждым человеком индивидуально: "С милостивым Ты поступаешь милостиво, с мужем искренним — искренно, с чистым чисто, а с лукавым — по лукавству его" (Псалом 17:26-27). Постепенно эти слова начали проникать в душу Леона, пока он не остановился и не спросил: "В чём тут смысл?"

Он, конечно, сразу понял слова, но они были для него пустым звуком, пока Дух Святой не истолковал ему эту фразу в виде такого довода: "Как бы высоко ты не думал о себе, как бы глупо ни поступал, тратя так много времени и энергии на борьбу с Богом, Которого по твоей философии вообще нет, ты напрасно бьёшь воздух. Ты утверждаешь, что нет ни Бога, ни души, но что же произошло с твоей матерью? Природа сделала своё дело, и её не стало, и некого в том винить. Ты возмутился, что Бог забрал твою мать, что Он поступил, как тебе казалось, несправедливо, и по этой одной причине ты не мог больше верить в Божию любовь, пока не начал отвергать даже Его существование. Если у твоей матери не было души, объясни, что произошло с нею. Ведь Бог определённо не взял её тело. Ты похоронил его с твоими родственниками. Подумай и испытай своё сердце".

Мысли продолжали двигаться в том же направлении. Леон начал думать и сам себе задавать вопросы, но доводы Духа Святого продолжали стучать в голове: "То, что произошло с твоей матерью — тайна жизни, которую ты никогда не разрешишь, если не признаешь, что есть Бог, Всемогущий Творец, и что человек — живая душа. Это о тебе и твоей матери сказал Бог "Все души Мои". Душа твоей матери принадлежала Ему, и то, что Он взял от твоей матери, было Его. Кто ты, чтобы восставать против Бога? Не имеет ли горшечник права делать из глины то, что пожелает, и обращаться с сотворенным Им так, как Ему угодно?"

Леон вдруг вспомнил то торжественное обещание, которое он давал в начале своего христианского убеждения: "До тех пор, пока жива моя мать, я не буду исповедывать своей веры в Христа публично". С болью в сердце и стыдом на лице он сказал себе: "Да, я хотел пощадить мою мать. Я удержал от неё истину, отдав предпочтение суевериям и предубеждениям". И тут он вспомнил слова: "Кто хочет душу (жизнь) свою сберечь, тот потеряет её" (Матфея 16:25).

Леон применил эти слова к себе и к матери своей, которую он так решительно поставил между собою и Богом. Могучая рука Божия должна была смирить его, чтобы он пережил верность, о которой говорится в 1 Петра 5:6-9: "Итак смиритесь под крепкую руку Божию, да вознесёт вас в Своё время. Все заботы ваши возложите на Него, ибо Он печётся о вас. Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш, диа-вол, ходит, как рыкающий лев, ища кого поглотить. Противостойте ему твёрдою верою, зная, что такие же страдания случаются и с братьями вашими в мире".

На память пришёл другой стих из книги Иова: "Я слышал о Тебе слухом уха; теперь же глаза мои видят Тебя" (Иов 42:5).

Леон склонил голову перед Всемогущим и горько заплакал.

Для всего пережитого Леоном была ещё и другая причина. Потеря матери показала, что он обожествлял её, но после всех допущенных Богом переживаний он увидел сам себя, как никогда раньше. Самоправедный, каким он себя считал, воспитанный в религии самоправедности, он нуждался в этом исправлении и в смирении. Хотя его раввинское воспитание и окружение берегло его от многих злых поступков, оно в то же время мешало ему познать, насколько на самом деле порочно его сердце и как сильно он нуждается в Спасителе. Богу пришлось вести Леона таким странным и трудным путём, но результатом было то, что его головная вера сделалась глубоко сердечной, настоящей.

Глава 5. Новое рождение и новая жизнь

После встречи с Богом в тот памятный вечер, когда Дух Святой обличил Леона и привёл к покаянию, тени рассеялись и новый свет осенил его душу. Подлинно, Бог не оставляет начатого дела не доведённым до конца. Во всём, что происходило с Леоном, была высшая цель, и теперь Бог начал удалять преграды с его нового и дивного пути.

Подавленный обличением, но размягчённый покаянием, Леон пошёл к Зильберштейну. Тот был нескрываемо рад увидеть Леона после долгой разлуки с ним. Вместе они пошли к миссионеру Л., который тоже был рад неожиданному восстановлению отношений между Леоном и Зильберштейном. Оба старых друга выразили сочувствие по поводу пережитого Леоном.

Запущенное в период временного помрачнения и пребывания в духовной темноте чтение Библии возобновилось с непревзойдённой жаждой и рвением. Леон ощутил сильный духовный голод к Божьему Слову. Временное отпадение, грех против Бога, неверие и даже кощунство против Него всё больше удручали его душу, которая особенно болела от сознания объёмов вреда, нанесённого друзьям впусканием в них яда агностицизма. Донесшийся из глубины веков вопль псалмопевца стал личным воплем Леона: "Из глубины души взываю к Тебе, Господи, Господи! услышь голос мой. Да будут уши Твои внимательны к голосу молений моих. Если Ты, Господи, будешь замечать беззакония, — Господи! кто устоит?" (Псалом 129:1-3)

Леон увидел Библию в новом свете. Слово Божие ожило перед ним. Когда враг опять сделал попытку вмешаться, нашёптывая ему в уши список прежних заслуг, говоря, что его негодование вполне оправдано тем, что оно было просто следствием любви к матери, так что не стоит так убиваться и чувствовать себя таким несчастным и подавленным, ему на память пришли два конкретных места Писания и вывели его из тупика.

Одним местом были два стиха из 13-го Псалма: "Сказал безумец в сердце своём: 'нет Бога'. Они развратились, совершили гнусные дела; нет делающего добро. Господь с небес призрел на сынов человеческих, чтобы видеть, есть ли разумеющий, ищущий Бога", а второе, касающееся его заслуг и того, что он всегда был ревностным и не делал ничего плохого, было в книге пророка Исайи 64:6: "Все мы сделались, как нечистый, и вся праведность наша, как запачканная одежда; и все мы, поблекли, как лист, и беззакония наши, как ветер, уносят нас".

В этом новом свете Божьего Слова Леон понял, что религия его народа была лишена самого главного. Хотя еврей может вопить из глубины своего убеждения, что он грешник, это не приближает его к Богу, потому что этим путём к Нему больше не приходят. Средства примирения, прощения грехов и общения с Ним, которые Бог предписал в прошлом, теперь полностью отменены Им Самим. Святилище было разрушено, жертвы прекратились, Слава "Шекина" не пребывает более над Престолом Милости. Одного только сожаления и покаяния, без заместительной жертвы (по-еврейски корбана) Того, Кто отдал Свою невинную кровь, не достаточно. "Без пролития крови не бывает прощения грехов" (Левит 17:11 и Евреям 9:22).

Леон, как никогда раньше, почувствовал, что все, приносимые священниками заместительные жертвы, требовавшие рабского послушания в принесении их, были пустыми средствами, не имевшими ценности пред Богом, Которому противно всякое служение: "Когда вы простираете руки ваши, Я закрываю от вас очи Мои" (Исайя 1:15 и 29:15).

Если прежние жертвы, установленные Богом, но приносимые народом с нечистыми побуждениями, считались мерзостью (Исайя 1:14), то настолько более мерзки пред Богом их собственные средства заместительного жертвоприношения, их рукотворные храмы и весь их нынешний образ празднования суббот?!

Проложив глубокие борозды для нового семени, Господь приготовил сердце Леона к нужде в Спасителе для примирения и прощения грехов. До сих пор восхищение Иисусом и благоговение перед Ним были у Леона, в лучшем случае, головным знанием о Нём. Он признавал его учение как высокий философский стандарт, но это не выдерживало испытания житейскими бурями. Ему нужно было пережить то, о чём Иисус говорил очень нравственному, религиозному и образованному раввину Никодиму: "Должно вам родиться свыше" (Иоанна 3:7). Без этого нового рождения никто не может увидеть и понять Царства Божия, и никто не может войти в него не родившись свыше, от Духа.

В таком новом свете значение мессианских предсказаний в книге Даниила 9, в мессианских Псалмах и в 53-й главе книги пророка Исайи показалось Леону поразительно убедительным. Более того, понятными стали мессианские намёки в талмудской литературе, Мидрашим и Ялкутим, особенно в мистических писаниях Цохар и других Кабалистских книгах, намёки, которые явно говорили о том, что раввины, которые писали эти книги, были подлинными искателями истины.

После этих переживаний Леону больше нетрудно было видеть необходимость заместительной смерти Мессии, потому что и сами раввины учили, что "Мутат Тцадиким Мекапрет" — смерть праведных — приносит прощение грехов народу. Это учение основано на Чисел 35:25, где говорится, что грех убившего нечаянно, без желания убить, убежавшего в город — убежище, отпускается без наказания после смерти первосвященника. Короче, такой человек освобождался посредством смерти первосвященника.

После открывшейся ему в Новом Завете истины, какими важными и многозначительными сделались для Леона такие места Писания, как Исайи 53 и свидетельство Апостола Петра о воскресении Иисуса в Деяниях Апостолов 2 и 5! Особенно сильное, неизгладимое впечатление произвели на него слова, сказанные начальнику стражи и первосвященникам:

"Бог отцов наших воскресил Иисуса, Которого вы умертвили, повесивши на древе. Его возвысил Бог десницею Своею в Начальника и Спасителя, дабы дать Израилю покаяние и прощение грехов; свидетели Ему в сём мы и Дух Святой, Которого Бог дал повинующимся Ему" (Деян. 5:30-32).

Леон с неудержимой радостью пережил благословение нового рождения, на этот раз духовного. Хвала Богу из 1 Петра 1:3 полилась из его сердца: "Благословен Бог и Отец Господа Нашего Иисуса Христа, по великой Своей милости возродивший нас воскресением Иисуса Христа из мёртвых к упованию живому". С искренним сердцем Леон смог присоединиться к поэту, написавшему прекрасный, популярный во всех странах мира гимн христиан "Течёт ли жизнь мирно..." Он громко пел слова 3-го куплета:

Что в мире сравнится с усладой такой?
Мой грех весь, как есть, целиком
К кресту пригвождён, и я кровью святой
Искуплен всесильным Христом!

Фаннино разочарование

К великому сожалению, жена Леона Фанни увидела, что убеждения её мужа дали более глубокие корни, чем она думала. Они не только ожили и проросли после долгого периода летаргии, но сделались более плодоносными и привели к настоящему обращению и возрождению. Хотя её радовало то, что печаль последних недель, уносившая его сон и аппетит, сменилась радостью и счастьем, она всё ещё не могла понять их причин.

Леон объяснил ей, как произошла первоначальная перемена в его отношении ко Христу и как он потом отошёл от своих ранних убеждений. Он рассказал ей о данном самому себе обещании и сказал, что Сам Бог обошёлся с ним самым исключительным образом. Он пытался объяснить, что теперь он понимает Божий пути и пришёл к более глубокому познанию себя самого и Бога, как праведного и милосердного Отца, но слова Леона входили в ещё не слышащие духовно глухие уши религиозной еврейки.

Со слезами на глазах любимая жена пыталась убедить Леона в том, что если он будет решительно держаться этой новой веры, он совершенно погубит свою карьеру и сделает их совместную жизнь несчастной. Леон спросил: "Как такой счастливый человек, как я, может сделать кого бы то ни было несчастным?" Несчастье может придти, говорил он, только в том случае, если он не послушается Бога и постыдится имени, которое "превыше всех имён" — имени Мессии и Спасителя. Да, он был бы подлинно несчастным, если бы в страхе уступил мнениям фанатичных и слепо ревностных самоправедников, которые думают больше о себе, чем о Боге.

Леон был зажат между этими двумя сторонами, но выбор был уже сделан. Крепко любя свою молодую жену, он обнял её и сказал: "Дорогая, помнишь, что я сказал тебе на днях о причинах потери моей дорогой матери? Она была тебе тётей, и я знаю, и ты любила её не меньше меня, но Бог был вынужден вмешаться. Мы должны любить Его всем сердцем, всею душею и всею крепостью своей. Ты знаешь, как я люблю тебя, но, пожалуйста, не заставляй меня опять нарушать Божий планы".

Нелегко было Леону восстанавливать то, что он своими руками разрушил в те долгие месяцы духовной неопределённости. Когда они начинали говорить на эту тему, жена использовала против него его прежние доводы. Она была совершенно искренней и не хотела, чтобы что-нибудь стояло между нею и её Леоном. Её ответ был коротким: "Я никогда не разделю твоей веры с тобою".

Леон твёрдо решил не идти на компромиссы в вопросах своей веры и начать открыто исповедовать веру в Христа перед товарищами, друзьями и врагами. Он больше не боялся ходить в свободное время в библейский книжный магазин, и если там возникал спор между покупателями и миссионерами, он не стеснялся высказать своё мнение всем присутствующим, отстаивая драгоценную истину.

Можно было ожидать, что свидетельство Леона повлечёт за собой волну преследования. Отец, которого Леон с детства знал как ревностного священника высшей раввинской касты, после бесплодных попыток убедить Леона публично отказаться от своей веры в "Толи", довёл сына до того, что тот просто не мог больше оставаться не только в городе, но и в стране. Ему пришлось бежать за границу. Не в состоянии перенести "позора", навлечённого на них поведением Леона, родители Фанни забрали дочь к себе и увезли её в другую провинцию.

Неугасимая любовь

Не смотря ни на что, любовь Фанни и Леона друг ко другу не ослабевала. Они оба страдали от внезапной насильственной разлуки. Леон не понимал, почему его письма оставались неотвеченными, но позже он узнал, что тесть перехватывал их, чтобы его дочь поскорее забыла мужа и отказалась от всякой надежды на воссоединение с ним. Не зная, где муж, Фанни не могла писать ему. Отец даже подделал справку, в которой говорилось, что Леон поступил на службу в Британские Войска и был убит на войне с бурами в Южной Африке. Фанни, конечно, ни на один миг не поверила этой фальшивке и оставалась уверенной, что в один прекрасный день муж каким-то образом отзовётся.

Новые и полезные связи

Продолжая борьбу за новое положение и возможное служение, Леон намеревался ехать в Англию, но, прибыв в Гамбург, был вынужден ожидать парохода. Оказавшись без знакомых в чужом городе, он решил первый раз в жизни пойти в воскресенье в церковь. Не зная разницы между деноминациями, кроме только того, что в Европе они делятся на протестантов и католиков, он попросил полицейского направить его в поместную протестантскую церковь. Полицейский сказал: "Молодой человек, каждый шпиль в этом районе представляет протестантскую церковь". Леон пошёл в ту, которая была ближе, и после богослужения представился д-ру В, пастору церкви. Тот, будучи другом евреев, заинтересовался Леоном и после коротенькой беседы назначил встречу с ним в своём кабинете на следующее утро для более близкого знакомства.

Свидетельство об обращении Леона произвело глубокое впечатление на пастора церкви, особенно после того, как Леон показал ему своё удостоверение личности и рекомендательное письмо от миссионера Л. к его друзьям в Лондоне. Пастор В. посоветовал Леону задержаться в Гамбурге, чтобы познакомиться с директором "Еврейской миссии", д-ром А., а также пастором Франком. Леон послушался совета и встретился с обоими братьями во Христе. Они тоже заинтересовались им и пригласили остановиться хотя бы временно в миссии, на что Леон согласился. Они посоветовали ему внимательно прислушаться к водительству Господа.

Вскоре Леону стало ясно, что воля Божия была в том, чтобы он задержался в Германии, ближе к родине, где возможность войти в контакт с женою и перевезти её через границу была более реальной, чем в Англии. К тому же, под водительством Господним он почувствовал поощрение к приготовлению себя на христианское служение, пока он был ещё в Гамбурге, потому что в то время он был сильнее в немецком языке, чем в английском.

Избавление

Между тем Фанни Розенберг, не имея вестей от мужа уже довольно долгое время, но зная своего Леона, продолжала надеяться на то, что он сам как-то устроит их воссоединение. Леон же, тем временем, усердно продолжал посылать жене письма и, не получая на них ответа, терпеливо ожидал, что будет, и сильнее молился Господу.

Однажды Леону предложили засвидетельствовать о своём опыте обращения ко Христу в одной церкви недалеко от русской границы. После собрания его представили улыбающемуся человеку. В своей речи Леон упоминал о разлуке с женою. Приветливый незнакомец поинтересовался адресом родителей Фанни. Он был христианином и тут же предложил помочь Леону наладить связь с насильственно разлученной с ним женою. Местность, где жила Фанни, была ему хорошо знакома, и вскоре он стал "курьером" между разлученными супругами.

Фанни была поражена, когда не знакомый ей "гой", пришедший к её отцу, якобы "по делам", осторожно сунул ей в руку конверт от мужа. Если бы посланник был евреем, Фанни могла бы побояться принимать что-нибудь из рук незнакомца. У неё могла бы возникнуть тень подозрения, потому что раввины изобрели легкий путь для женщины, которой грозило остаться "агуной" (навсегда разлученной с мужем), стать таковой, приняв запечатанное разводное письмо, "Гет", (Второзаконие 24:1) через посредника-свидетеля, которому стоило только сказать: "Я свидетель, что при сём ты разведена". Этого было достаточно для законного развода с мужем, и жена могла выходить замуж за другого.

Возможность такого "развода" не грозила Леону и Фанни, но религиозных еврейских женщин предупреждают, на всякий случай, не брать в отсутствии мужа из рук незнакомых евреев никаких запечатанных писем, посланных якобы их мужем. Но <�гой" никогда не мог бы быть посредником и свидетелем в таком случае.

Неописуемая радость наполнила сердце Фанни, когда она узнала почерк своего мужа и прочитала его ласковое к ней обращение и краткое объяснение сложившейся ситуации. Он прилагал свой адрес и указывал на средство связи с ним. У неё было мало времени на длинный ответ, потому что "курьер", чьё "дело" к отцу было просто поводом приехать в дом, где жила Фанни, спешил поскорее уехать обратно в Германию, но она успела сунуть ему записочку для своего дорогого Леона.

Добрые вести

Весточка Фанни была очень коротенькой. Она говорила о трудностях, о тоске по мужу и сообщала нечто очень радостное. Она поздравляла своего Леона с рождением их первого ребёнка, здоровенькой девочки, которую она назвала по матери Леона: Гали-Евгения.

Как только счастливый контакт был установлен, Леон начал планировать как можно более скорую переправку жены в Гамбург, но это было нелёгким делом. Многое нужно было учесть, потому что переход через границу должен был храниться в тайне. Все личные бумаги Фанни хранились под замком у её отца, а он ни за что не дал бы разрешения на её уезд из-под родительского крова.

Между тем, как ни странно, но сам отец Фанни тоже нашёл нужным послать Леону телеграмму с сообщением о рождении у него дочери. Очевидно, он знал о месте жительства Леона и почему-то решил послать, без ведома Фанни, короткую телеграмму: "Поздравляю. Родилась дочь". Вайман (его фамилия).

Впоследствии, много лет спустя, во время Второй Мировой войны, на оккупированной нацистами территории Украины, эта телеграмма сыграла жизне спасательную роль в семье Евгении и Сергея А. Она была тогда единственным свидетельством о рождении старшей дочери Розенбергов. Подлинно "пути Господни неисповедимы".

Средства к существованию

В ожидании воссоединения с семьёю, Леону пришлось подумать о её содержании, а у него всё ещё не было настоящей профессии. В чужой стране было нелегко найти работу, не прерывая программы обучения в семинарии, куда Леон поступил по совету новых друзей. Диакон церкви, в которую Леон вступил, посоветовал ему устроиться на стеклянную фабрику цветных витражей. Работа была лёгкой, но требовала умения. Леон быстро научился мастерски делать витражи и так добывал себе пропитание.

Семейный исход

С помощью тайных свиданий с нужными людьми при огромной осторожности и секретности мать и дитя, наконец, покинули родительский кров, и Фанни, переправившись через границу, прибыла в Гамбург.

Какой радостной была эта встреча! Следы волнений и страданий были ещё на красивом лице Фанни. Какой счастливой была она в своём маленьком семейном гнёздышке! Огорчало одно: её новое окружение было исключительно христианским и производило странное впечатление на неё.

Несмотря на ум и терпимость, она никак не могла приспособиться к новой обстановке. Друзья мужа казались ей приветливыми, но их речи и мысли были чужды для неё. Она не любила их разговоров, которые вращались вокруг одной и той же темы: Христос и Евангелие.

Друзья Леона, евреи-христиане, пытались тактично и искренно свидетельствовать Фанни о своём обращении ко Христу. Они говорили ей о радости, которую они нашли в вере в Мессию Израиля — Иисуса Христа, но всё это только огорчало её, хотя она мужественно скрывала это от мужа. Скрепив сердце, она терпела разбор Библии, который вёл её муж у них в доме, и даже внимательно прислушивалась к его объяснениям до тех пор, пока читался Ветхий Завет. Она не смела читать запрещённую книгу, так называемый "христианский Новый Завет", держась раввинских традиций. Никто не мешал ей в этом, но все тихонько молились о ней.

Глава 6. На заре нового дня

В тот же год, незадолго до Пасхи, Фанни начала ±) ощущать глубокую тревогу и необъяснимый страх. Как еврейка, она не могла оставаться равнодушной к лживым рассказам о еврейской Пасхе, которые всегда оканчивались ужасами для её народа, в так называемых "христианских странах". Много разной дикой чуши рассказывалось в те дни, и одной из них была небылица о том, что "евреи пользуются христианской кровью при замешивании своего Пасхального хлеба — мацы". Эти фантастические вымыслы, которые из года в год распространялись врагами евреев, подстрекаемые фанатичными священниками государственной церкви, возбуждали невежественных людей, и те, в свою очередь, толпами набрасывались на еврейские дома, грабили всё в них и убивали их жителей.

Под впечатлением этих воспоминаний (ещё недавно обвинение в ритуальном убийстве навлекло трагедию на евреев Накеля в северной Пруссии), Фанни чувствовала себя неловко в этой стране на Пасху, тем более, что её муж исповедовал веру в Распятого Христа, во имя которого творились все эти ужасы. Но почему-то именно в это время, более, чем когда бы то ни было, она ощущала внутреннее побуждение и глубокую жажду узнать больше о Христе.

В своём ничем не объяснимом горе она воззвала к Богу. Однажды муж нашёл её в слезах и спросил об их причине. Она ответила, всхлипывая: "Я хотела бы быть согласна с тобою. Я взывала к Богу Авраама, Исаака и Иакова, прося Его открыть мне истину о том, действительно ли Иисус наш Мессия, но всё напрасно. Бог не отвечает мне. Я мучаюсь от внутренней борьбы, и расстояние между мною и Христом всё время только увеличивается. Смотря на тебя вблизи, я должна признаться, что завидую тебе. Вера оказывает на тебя такое благотворное влияние. Она делает тебя совершенно не таким, как все другие молодые евреи, которых я знала в прошлом. Меня поражает твоя радость и твоё счастье, но в тайне души я боюсь, что с твоим умом что-то не в порядке. Я не понимаю, как можешь ты исповедовать веру в распятого Младенца Иисуса".

Леон попросил её признаться откровенно, что она имеет против Мессии, о Котором он уже доказал ей, что Он есть исполнение всех Ветхозаветных пророчеств. Она воскликнула: "Я не вижу ничего общего между обещанным Мессией и Младенцем Иисусом, о Котором говоришь ты".

Упор, который она сделала на слова "Младенец Иисус", вызвал вопрос в уме Леона, и он попросил Фанни объяснить, что она имеет в виду под таким пониманием Иисуса. Она не сразу ответила, но молчать тоже не могла, и потому сказала: "Каким образом малое дитя на руках у матери может быть принято за нашего Царя Мессию после того, как оно было убито?"

Леон сразу же узнал детские впечатления, накопленные годами и постоянно закрепляемые видом икон и образов с Марией и Младенцем на руках. Этот образ закрывал от неё подлинного Мужа скорбей, Агнца Божьего и Обещанного Искупителя. Когда это стало ей ясно, Леон начал рассказывать жене о земной жизни Иисуса от момента Его воплощения — рождения от Девы, связав с этим Исайи 7:14 и т.д., до полного возмужания, когда Он ходил среди еврейского народа и творил великие чудеса и знамения. Затем он рассказал ей о смерти Иисуса на кресте, где, согласно пророчествам, по Божественному определению, Он отдал Свою жизнь как окончательную, действенную жертву за грех, став Спасителем мира.

Пелена спала с глаз Фанни. Исайи 53, глава о Мессии, была тщательно прочитана вместе с мужем, который тут же объяснил все подробности этого удивительного пророчества. Она впитывала читаемое и понимала дивное значение этого отрывка и других предсказаний Ветхого Завета. Она слушала, затаив дыхание и сосредоточив всё своё внимание на комментариях мужа относительно их исполнения в Новом Завете. Всё это оставляло неизгладимый след на её уме и сердце, и слово Божие, этот "обоюдоострый меч" пронзил её сердце насквозь.

Господь открыл её слепые очи, и Фанни Розенберг пережила дивным образом рождение свыше. Это переживание отразилось весьма заметным образом и на её физическом состоянии.

До этого её здоровье было слабым из-за глубокого внутреннего конфликта, озабоченности судьбой мужа и испытаний в доме родителей, а теперь её лицо сияло, сон стал крепким, и тревожное состояние души исчезло.

Божий призыв на служение

Вся та подготовка, которую Леон прошёл с самого раннего детства, с трёхлетнего возраста и потом в раввинской школе и семинарии, совокупно с его светским образованием, была солидным "багажом" с чисто мирской точки зрения. Много "топлива" было собрано, но без Небесной искры оно было мёртвым материалом. С одной стороны, Леону нужно было отказаться от общественного положения и славы среди своего народа, а с другой ему ещё многого не хватало для того, чтобы достойно и утвердительно ответить на Божий призыв.

Простое повторение слов молодых верующих с великими планами для служения на Божием поле, говорящих "вот я, пошли меня", было недостаточно для Леона. Став пред возможностью пожизненного служения Богу, он аргументировал, что эти слова принадлежат уникально пророку Исайи, который их сказал, и никто не должен их повторять. Его дух был ближе к духу пророка Иеремии, призванному на служение немного иным путём. Иеремия отказывался от служения, ссылаясь на свою молодость и непригодность, а это больше соответствовало тому, что чувствовал Леон.

Споры с миссионерами вскоре после его обращения показали Леону, как трудно иметь дело с еврейскими фанатиками или софистами. Он не хотел быть миссионером! Опять вмешался враг и напомнил о гонениях, которые ему пришлось перенести из-за Нового Завета, о сцене на улице в Варшаве, когда Св. Писание и трактаты рвались на куски фанатиками... но убеждение, что Бог призывает его на служение среди его собственного народа, подтвердилось громко и ясно словами из Иеремии 1:8-9 и 15:19-21 и деваться было некуда:

"Не бойся их: ибо Я с тобою, чтобы избавлять тебя, сказал Господь. И простер Господь руку Свою и коснулся уст моих, и сказал мне Господь: вот, Я вложил слова Мои в уста твои... и будешь предстоять пред лицом Моим; и если извлечешь драгоценное из ничтожного, то будешь, как Мои уста... Они сами будут обращаться к тебе, а ты не будешь обращаться к ним. И сделаю тебя для этого народа крепкою стеною; они будут ратовать против тебя, говорит Господь. И спасу тебя от руки злых, и избавлю тебя от руки притеснителей".

Обличённый и убеждённый таким образом, Леон поговорил с Фанни и прочитал ей убедившие его места Писания, после чего оба склонились перед Богом на колени и посвятили себя на пожизненное служение Ему. Закончив семинарию в Гамбурге, Леон был проэкзаменован двумя известными в то время профессорами богословия из Лейпцига, Ж. Дальманом и В. Киттелем старшим, и был готов к рукоположению. Оба профессора вместе с другими профессорами Леона в семинарии зачли ему прошлое духовное образование в раввинской семинарии и его обширные знания Ветхого Завета и еврейского языка.

Пастор Франк, старший пастор пресвитерианской церкви в Гамбурге, крестил Леона и Фанни, и он же, вместе со старшими братьями церкви, рукоположил Леона на пасторское и миссионерское служение. Пастор Франк остался их пожизненным духовным наставником и другом.

Первое миссионерское служение началось в Кракове, польском городе, принадлежавшем тогда к огромной Австро-Венгерской Империи Кайзера Франца Иосифа, известного как друга евреев. Вполне сознавая, каким трудным будет служение среди ортодоксальных евреев, Леон и Фанни положились полностью на Господа.

Это первое миссионерское поле оказалось тяжким испытанием со множеством переживаний. Оно было инициативным, Леону нужно было самому заложить фундамент путём контактирования отдельных евреев. Служа там, где никто никогда не служил раньше, Леон и Фанни были буквально "миссионерами-фронтовиками".

Узнать евреев на улице, даже на дальнем расстоянии, было нетрудно. Они носили длинную чёрную одежду и чёрные шляпы, иногда с меховой оторочкой, из-под которых виднелись "пейсы" и бороды даже на самых молодых лицах. Религиозные евреи того времени никогда не брились в отличие от современных, которые даже при самой глубокой религиозности могут оставаться безбородыми, никогда не пользуясь бритвой, но применяя снимающие волосы химические средства. Таким путём они обходят раввинское толкование слов в Левит 21:5: "Они не должны брить головы своей и подстригать края бороды своей и делать нарезы на теле своём". (Хотя это повеление было первоначально дано священникам, раввины распространили его на всех еврейских мужчин).

Первый еврей, с которым Леон встретился на улице, оказался сочувственным слушателем. Он заинтересовался тем, что ему сказали о проблеме Израиля и Божием особом руководстве в истории этого народа. Перейдя к пророчествам о Мессии в Священном Писании, Леон умышленно остановился и пригласил нового знакомого к себе на дом. Тот вежливо принял приглашение, не догадываясь, кто такой Леон.

Однажды этот человек пришёл к Леону, и их беседа была не только о Мессии, но и о других важных вопросах, интересовавших этого еврея. Они решили встретиться опять, когда ему будет удобно, что выпало на следующую субботу, когда евреи свободны от всяких дел и обязанностей.

Хотя дом Розенбергов был уютным и чистым и не имел никаких оскорбительных для евреев христианских символов, одна вещь привлекла внимание гостя. На стене, прямо напротив него, висел в рамке текст: "Иешуа ха Машиах, Аллилуйя!", что означало: "Иисус Спаситель, Аллилуйя!". Удивлённый таким текстом, гость спросил: "Кто этот Иешуа? Кто этот Спаситель?" Вопрос ускорил переход к изложению Евангельской Вести. "Трамплин" начатой ранее беседы позволил "прыгнуть" прямо в глубину пророчеств о Мессии, 53-ю главу книги пророка Исайи.

С позволения гостя, они прочитали эту главу вместе без всяких комментариев. Леон только спросил, знает ли гость, о ком здесь идёт речь, о ком пророк говорит, как о личности?

Гостю было известно толкование раввинов, которые говорили, что глава имеет ввиду Израильский народ, но признался, что никогда не читал её раньше и не знает, кого имеет в виду пророк, говоря, что он был презираем, отвержен и приговорён к смерти, но будучи погребён, восстал из гроба и вознёсся, и имеет власть оправдывать человека и т.д.

Леон показал на стену и сказал: "Ответ в самом "Иешуа". Гость начал спорить о значении этого имени, о простом переводе этого имени у евреев, в котором оно просто означает "помощь" — финансовую помощь, всякого рода своевременную помощь и особенно помощь во время болезни. Короче говоря, любая помощь называлась словом "Иешуа" (Иисус).

"Но это также имя, — сказал Леон, — ив данном случае это имя превыше всех имён, и в силу этого величия, "Иешуа" — единственный Помощник, т.е., помощник в величайшей нужде — нужде избавиться от грехов. Он Спаситель от греха, Победитель над грехом. Его имя означает не только помощь, но спасение".

Рассуждая таким образом, собеседники достигли точки, когда Иисус (Иешуа) сделался центром их беседы. Однако, до тех пор, пока беседа велась на еврейском языке, у гостя было много вопросов и сильное желание получить более ясные объяснения, но как только он сообразил, что Леон имеет в виду Иисуса из Назарета, то немедленно извинился, начал прощаться и сказал, что продолжит беседу в следующий раз.

Леон подождал день, но человек не приходил. Прошла неделя, наступила следующая суббота, но его всё ещё не было. В воскресенье, часов в 9-10, гость явился на порог дома Леона в момент, когда семья готовилась идти на богослужение в церковь, и пригласил Леона пройтись с ним. Увидав в этом возможность ещё поговорить с ним, Леон согласился.

Как только они ступили на улицу, новый друг взял Леона нежно под руку и повёл в городской сквер. Там было много евреев, проводивших своё свободное время с друзьями. В субботу они соблюдали предписанный законом покой, посещали свои синагоги и проводили время с семьями. В воскресенье, когда неевреи шли в церковь, а еврейские магазины и предприятия должны были закрываться, евреи собирались в парках и скверах города, обсуждали свои дела и заключали сделки, напоминая своего рода биржу.

Когда новый знакомый подвёл Леона к скверу, тот всё ещё наивно воображал, что он ведёт его к своим ортодоксальным друзьям на беседу. Но нежный "гид" вдруг оторвался от Леона, помахал рукой стоящей неподалёку группе друзей, которые тут же отреагировали на его сигнал и побежали к нему. Впереди всех бежал рыжебородый паренёк, быстро сокращая расстояние между собою и Леоном.

"Друг" Леона оказался предателем. Тыча пальцем в Леона, он закричал: "Это он!" Рыжебородый был его братом, с которым тот, по-видимому, поделился всем, что он недавно услыхал в доме Леона. Разъярённый рыжебородый набросился на Леона, выкрикивая проклятия и ругательства. В суматохе Леон мог расслышать только отдельные фразы, из которых громче другого звучали слова: "Ты приехал сюда чужим, чтобы обманывать и обращать наш народ? Но среди нас тебе это не удастся!"

Крик привлёк внимание других евреев, и когда им объяснили, кто такой Леон, началось "вавилонское столпотворение". Пользовавшиеся при Франце Иосифе всеми свободами страны, евреи почувствовали себя действительно свободными. Они не боялись выражать свой протест против Христа и христианства самым грубым и жестоким образом. Леона окружило множество разъярённых мужчин, настоящих фанатиков, и они начали пинать и толкать Леона, кто во что. Один грубиян пробился в самый перёд толпы, схватил лицо Леона ладонями рук и начал мазать его чем-то, медленно и густо, под общий хохот и улюлюканье. Смех объяснялся тем, что грубиян мазал лицо Леона сажей...

Как ни странно, но это отвлекло остальных фанатиков от намерения избить Леона, и пока они хохотали, а грубиян мазал, другие один за другим задавали вопросы, а Леон отвечал на них.

Вдруг из толпы просунулся наперёд старик с седою бородою и подошёл вплотную к Леону, размахивая огромным чёрным зонтом с тяжелым набалдашником и крича: "Вот сейчас я тебя проучу!" Он начал рассказывать басню о лисице и вороне, охотнике и собаке. Сжато в ней говорилось следующее: лисица настойчиво приглашала ворону в гости разделить с нею кусок мяса, который был, якобы, прибережён у неё в норе. Ворона высказала опасение, что лисица может съесть её, но лисица заверила её в полной безопасности и сказала: "Мессия здесь, и мы не смеем вредить друг другу". Когда к месту их беседы пришёл охотник со своим псом, лисица убежала, а ворона закричала вслед: "Ты же сказала, что Мессия здесь?" На что лисица ответила: "Псы не верят в Мессию!" (псами евреи называли язычников).

По-видимому, этот человек не понял сути спора, думая, что Леон "неверный", отрицающий обетование о Мессии. Прослушав басню, Леон сказал: "Вы никак не можете назвать меня псом, потому что я не только верю в обетование о Мессии, но мой спор с собравшимся здесь народом был начат с того, что я хотел доказать им, что Бог уже исполнил Своё обетование о Мессии и уже послал Его в мир".

"Что?! Что ты сказал?!" — громко закричал старый еврей. Кто-то не замедлил шепнуть ему в ухо, что Леон миссионер, который хочет, чтобы евреи поверили в "Толи" как своего Мессию. Будучи типичным фанатиком, старик вышел из себя и начал колотить Леона по голове своим тяжёлым зонтом. Сколько Леон ни пытался спрятать своё измазанное сажей лицо от ударов, чтобы не получить непоправимого увечья, старику всё же удалось вывихнуть и разбить Леону челюсть. Это не ускользнуло от глаз присутствующих, и между ними поднялся крик и суматоха. Сжавшись от боли, не в состоянии говорить, Леон протолкался через толпу под градом комьев грязи и потоков ругани.

Когда Леон пришёл домой, жена не узнала его. Его лицо было черно-синим и совершенно покрытым сажей, грязью и кровью. Он не мог объяснить Фанни кто он, потому что не мог говорить из-за своей вывихнутой челюсти, но она вскоре сообразила, что эта чёрная кровавая масса — её муж.

После успешной операции челюсти Леон ещё долго пролежал в постели. Фанни утешала его, говоря, что она больше довольна таким началом служения, чем немедленным и лёгким успехом. "Это будет для нас предостережением против гордости и напоминанием о том, что мудрые никогда не должны хвалиться своей мудростью и сильные — своей силой, и что ничего не может быть достигнуто без Господа", — повторяла она. И, действительно, это происшествие в самом начале их служения сделалось пожизненно незабываемым уроком для молодых миссионеров и хорошей закалкой для будущего.

Глава 7. Перемена отношения

Когда Леон вновь появился на улице после своего IV печального происшествия, его удивила приветливость, с которой евреи встречали его. Они высказывали сожаление о случившемся, извинялись за нападение и называли свой поступок немудрым и несправедливым. Некоторые сваливали вину на фанатизм, другие на грубость и некультурность, но все просили Леона не принимать этот случай всерьёз и постараться поскорее забыть его.

Позже Леон обнаружил, что они боялись христиан, думая, что если те узнают, что нападение было не на еврея, а на христианина, им может не поздоровиться.

Это обстоятельство предоставило Леону новую возможность восхвалить Того, Кто вывел его из тьмы в Свой дивный свет, из тьмы суеверия, мстительности и ненависти в яркий свет любящего и прощающего Мессии и Спасителя. Люди начали прислушиваться к нему, и многие серьёзно заинтересовались его словом к евреям. Сердца и двери начали открываться, и дом миссионеров превратился в своего рода семейный очаг для очень многих ищущих душ.

Первый плод

В числе частых посетителей миссионерского дома, не желающих, чтобы их кто-нибудь увидел на пути в этот дом, был один юноша из хорошо известной в городе ортодоксальной семьи, ученик старших классов Раввинской средней школы. Его фамилия была Штерн. Он приходил по вечерам, попозже, но умело вёл свои аргументы и был вполне искренним. Леону было приятно иметь дело с этим молодым человеком, хотя на споры у них уходило немало часов. Когда Штерн увидел, что не может преодолеть доводы Леона, он решил пригласить на помощь одного из своих коллег, которому он доверял. Оба юноши были уверены, что они ведут борьбу с ересью. Постепенно ещё несколько человек из той же школы начали приходить на эти специальные собеседования в доме Леона, и возбуждённые разговоры сделались обычными в доме молодых миссионеров.

В тот год, незадолго до Рождества, случилось нечто неожиданное. Произошло это вскоре после того, как Фанни написала домой и сообщила о своём новом месте жительства. Вопреки строжайшему запрещению отца, она не переставала писать письма домой. Его последнее письмо к ней было весьма неприятным. Оно было ответом на её первое исповедание веры в Иисуса Христа в письме из Гамбурга, в котором она писала о том, как она рада, что нашла в Нём своего Мессию и личного Спасителя. Она искренне изливала душу перед родителями, говорила о своей внутренней борьбе и окончательной победе над суеверием и предубеждением.

Ответ отца в то время был умышленно патетическим с целью растерзать её душу. Проклиная любимую дочь, он цитировал несколько мест из Второзакония 29. Часть письма, написанная матерью, носила на себе следы слёз. Мать писала, что отныне вынуждена считать свою любимую Фанни мёртвой и должна отречься от своего дорого чада. Она давала ясно понять, что отныне между ними будет непреодолимая пропасть и закончила словами: "Не смей никогда больше писать нам".

Однако под явным водительством Божиим в отношении родителей, с Фанни произошли некоторые перемены. После настойчивых просьб их второй дочери, Елены, родители позволили ей поехать к Леону и Фанни с целью возвратить хотя бы только её одну обратно в иудаизм.

Леон и Фанни тепло приняли её у себя. В начале она не выдавала перед ними причины и цели своего посещения. Между тем Розенберги продолжали свой обычный образ жизни, совершая ежедневные домашние богослужения, как и подобает всякой нормальной христианской семье. Они решили ни на один момент не прятать от Елены Евангельский свет. Христос был Главою их семьи с самого начала их хождения с Ним.

Елена могла сама готовить себе свою кошерную пищу, а в разговорах с сестрой и её мужем старалась не задевать их за живое и не обижать. Она прислушивалась внимательно к беседам Леона с его посетителями, евреями, и проявляла незаурядный интерес к их перекрёстным возражениям. Хорошо образованная и подкованная в Писании, эмоционально уравновешенная Елена прекрасно использовала свою находчивость, особенно в беседах с сестрою. Она не приехала спорить с Леоном, но повлиять на его жену. Споры сестёр быстро превратились в серьёзные беседы. Фанни говорила терпеливо и мудро, целясь прямо в сердце сестры. Увидав, что её доводы не достигают цели, Елена начала говорить о глубоком горе матери и довела Фанни до слёз. Сестры глубоко любили друг друга и обе были привязаны к родителям. Их разделяли только слепой религиозный фанатизм с одной стороны и живой опыт веры с другой.

Елена особенно любила слушать, как пылкие молодые евреи спорили с Леоном. Ей очень хотелось поражения того, кто совратил её сестру, запутав её душу в своей новой вере и, несомненно, свёл её с ума. Она не сомневалась в том, что и Леон, и Фанни просто сумасшедшие, но это не мешало ей любить и слушать их споры, в частности, с коллегами Штерна.

Ей понравилось, когда Штерн сказал однажды Леону: "С тобою бесполезно спорить, мы напрасно тратим на тебя время". Ей казалось, что это означало поражение Леона и победу друзей Штерна.

Когда с течением времени надежда на возвращение Фанни в иудаизм начала угасать, Елена принялась за сборы в обратный путь. К этому времени отец тоже начал терять терпение и в последних письмах торопил её возвратиться домой. Но она, сама не понимая почему, оттягивала прощание с Розенбергами. И вдруг что-то произошло...

После отлучки, продлившейся несколько дней, в доме Леона и Фанни опять появился Штерн. Он извинялся за грубо оборванную им беседу в прошлый раз и добавил: "Я не имел покоя, твои доводы, основанные не только на Священном Писании, но и на исторических фактах, глубоко пронзили мне душу. С самого того вечера я чувствовал обличение. Теперь я жалею, что не смог открыто поделиться этим переживанием с моими друзьями. Я стыжусь своей трусости, но, думаю, ты понимаешь меня, ты ж ведь знаешь, как это бывает между молодыми людьми. Уверовавший в Христа еврей теряет всех своих друзей, и даже самые лучшие из них станут его врагами. Тебе знакомы мои мысли и чувства. У меня внутри бушует страшная борьба и мне необходимо поговорить с тобою. Я хотел бы от всего отказаться, но признаюсь, что хотел сделать это ради самого себя и ради моего народа, но я не могу больше противиться истине. Я убеждён, что Иисус Христос — обещанный Мессия и Спаситель, и не могу дальше отрицать эту истину. Я нарочно был грубым и резким, надеясь, что это захлопнет передо мною двери твоего дома, но твоё терпение и дружелюбие неоднократно покоряли меня, и я сказал в душе: "Попробую восстановить нашу дружбу". Для этого я сегодня здесь.

Ты встретил меня, словно между нами ничего не случилось. Я видел, как просияло твоё лицо, когда ты увидел меня".

Слушая исповедание Штерна, Елена совершенно опешила. Для неё оно было более чем доказательством. Она встала и ушла к себе в комнату.

Хотя друзья Штерна уже порядочное время не посещали собраний Леона, сам Штерн переменил время своих визитов, чтобы сбить подозрения возможных наблюдений за ним. Он начал ходить на домашние богослужения Розенбергов, и один гимн особенно трогал его сердце: "В тишине ночных часов, стук в душе звучит. Ты открыть её готов? Знаешь, Кто стучит?"

Свидетельство ребёнка

Однажды утром к Фанни в кухню прибежала маленькая Евгения с сияющим от счастья лицом. Она спала в одной комнате с тётей и невольно замечала все её поступки и движения. Девочка попросила маму наклониться и шепнула ей на ухо: "Вчера вечером тётя Елена читала Библию. Она совершенно не ложилась спать. Я видела её читающей, когда засыпала, и потом опять утром, когда проснулась. Сегодня она спросила меня, учите ли вы меня религии. Я не поняла, что она хочет сказать, но ответила, что я тоже люблю Господа Иисуса. Тогда она спросила, читал ли мой папа Библию и молился с семьёй до её приезда, и я сказала: 'Конечно, папа не только читает Библию, но проповедует её'. Мама, зачем она меня спрашивала об этом?"

"Не знаю, дитя, но ты хорошо ей ответила, и я рада за тебя. Теперь мы будем ещё больше молиться о тёте, чтобы Господь Иисус открыл её сердце и ум для принятия Евангелия".

В то утро Елена не явилась к завтраку. Когда она пришла в обед, по её явно заплаканному лицу было видно, что она сильно волновалась. Никто за столом не обращался к ней прямо, и как только все кончили есть, она возвратилась в свою комнату и закрыла за собой дверь. Возвратилась она только к вечерней семейной молитве.

После чтения места Писания вся семья обычно склонялась на колени для молитвы. Так было и в этот вечер. Елена слегка подогнула одно колено и чуть-чуть наклонила шею вниз, но не стала вместе с ними на колени.

Рядом с нею стояла на коленях маленькая Евгения и тянула тётю вниз за юбку, чтобы она тоже стала на колени. Не желая обидеть ребёнка, Елена склонилась на колени и молитвенно скрестила руки.

Спустя несколько часов, она пришла к Фанни и открыла ей своё сердце. У неё было много серьёзных вопросов, но более всего её волновало Мессианство Иисуса, в которое она не могла поверить. И вдруг сеё губ сорвалось интересное признание: "В нашей религии есть только много монотонного пения, чтения и молитв, много церемоний и постов, но ни одного удовлетворительного ответа на вопрос о спасении".

Фанни поняла, что её сестра искренне ищет истину и что её приезд к ним, после чудесно полученного от отца разрешения, был явно Божьим водительством, и что лёд, наконец, тронулся.

Несмотря на настойчивые понукания возвратиться домой, Елена всё время искала извинений и оттягивала свой обратный путь. Но когда она убедилась, что все предсказания о Мессии исполнились в Иисусе Христе, она не знала, что делать.

Она всё ещё любила отца и мать больше Господа и всё время повторяла: "Я не могу уступить и покориться Ему. Это убьёт и мать, и отца". Но Господь Иисус, Который пришёл взыскать и спасти погибшее, преодолел все преграды. Он дал Елене победу над предубеждением и избавил её от страха. В одно прекрасное утро она вышла из своей комнаты с высоко поднятой головой, обняла сестру и зятя и радостно воскликнула: "Я знаю, Искупитель мой жив!" Елена была спасена. О, что за победа, что за радость!

Это был первый духовный "трофей" Розенбергов. Вскоре последовали другие и, кроме их детей, ещё семь членов семьи были спасены.

Через несколько дней пришло ещё одно настойчивое письмо от отца. Леон и Фанни решили, что пришло время для Елены возвратиться к родителям. Она говорила им: "Я знаю, что меня ожидает там, но я тоже знаю, что Господь со мною". Когда отец встретил её на станции, он в первую очередь спросил: "Ну, чего ты добилась долгим пребыванием со своей отступницей сестрой?" Елена молчала. Отец заметил, что-то не так, и закричал: "Говори! Отвечай мне!"

Елена подумала и сказала: "Отец, я знаю, как ты относишься к Фанни, но мне бы хотелось, чтобы ты знал её и Леона так, как я знаю их теперь. Я сделала всё в моих силах, чтобы переубедить их и доказать им, что они неправы. Я делала это несчётное число раз. Они не навязывали мне своих идей. Но Слово Божье через пророков убедило меня! Мои глаза прозрели от чтения Божьего Слова, и я верю всем сердцем, что они нашли на самом деле Того, о Ком говорили Моисей и пророки. Их Мессия стал и моим Спасителем".

Елена не говорила много со своими родителями после возвращения домой, потому что её возвращение почти совпало со священными праздниками евреев, Новым Годом и Днём Искупления, но её жизнь резко изменилась во многих отношениях. Эта перемена была настолько явной, что родители тоже начали замечать её. В День Искупления Елена пошла с матерью в синагогу, но предупредила её: "Я просто сопровождаю тебя туда, потому что я уже получила искупление, которое зависит не от моих добрых дел, но от Божией милости, открывшейся мне в Мессии".

После суток поста и молитвы родители возвратились домой. Отец торжественно сказал Елене: "Дитя, надеюсь, Бог милостиво примет наши молитвы. Я умолял за тебя, чтобы ты поскорее избавилась от злого духа, которым ты одержима". Елена спокойно ответила ему: "Отец, прежде всего спрошу тебя, уверен ли ты в своей праведности пред Богом? Можешь ли ты уверенно сказать, что Он ответил на Твою молитву относительно самого главного, твоего настоящего Искупления?" Отец ответил: "Надеюсь". Елена сказала: "Если нашего нынешнего "Йом Киппур" (Дня Искупления), наших постов и молитв достаточно, почему мы просим Бога восстановить наш храм, наше священство и жертвы? Для чего мы торжественно нараспев повторяем всю процедуру прошлого, вспоминая действия первосвященника, когда он входил во Святая Святых с жертвою, чтобы покропить её кровию на крышку ковчега? Наш народ живёт воспоминаниями о прошлом, не имея ничего от нашей библейской религии, изложенной в Торе, в книгах Исход и Левит".

Поражённый таким ответом, отец, услышавший из уст дочери цитаты из Библии, разгневался и закричал: "Мы постимся и молимся о пришествии Мессии, нашего "Гоэля", и когда он придёт, Он восстановит всё". Ярость отца достигла апогея, когда Елена сказала: "Но, отец, почему же Бог не отвечает на молитвы нашего народа уже почти две тысячи лет? Почему не приходит наш "Гоэль", наш Мессия?" Его ответ был типичным для ортодоксального еврея тогда и остаётся таким сегодня: "Мы недостойны".

Тогда Елена спросила: "Но разве цель пришествия Мессии не в искуплении Израиля от грехов? Он Мессия грешников, а не, так называемых, "праведников". Не читаем ли мы в Псалме 129:8: "И Он избавит Израиля от всех беззаконий его"? И в книге пророка Исайи 59:20: "И придёт Искупитель Сиона и сынов Иакова, обратившихся от нечестия". Я благодарна Богу за то, что мои глаза открылись, и я увидела себя такой, какой меня видит Бог, негодной грешницей, и что Он по милости Своей исполнил Своё обещание и послал Мессию".

Во гневе отец прибавил ещё одно проклятие к тем многим, которые он произносил над своей "беспутной"

дочерью: "Да будешь ты там, где твой Иисус!" Елена спокойно ответила: "Аминь". Этого было слишком много для религиозного, но оскорблённого отца, и он ударил её по щеке.

С того дня все родственники начали сторониться Елены, и её выгнали из дому. В своей сердечной доброте мать позволила ей взять с собою свои личные вещи, и она, наспех собравшись, уехала, сама не зная, где преклонит свою голову.

Пока Елена проходила своё тяжёлое испытание веры в "пустыне" и прошла сквозь "глубокие воды" и "огненную печь страданий", обетование из Исайи 43:2 буквально исполнялось на ней: "Будешь ли переходить через воды, Я с тобою, — через реки ли, они не потопят тебя; пойдёшь ли через огонь, не обожжёшься, и пламя не опалит тебя". Когда большая часть испытаний была позади, Елена любила говорить: "Молитвы сестры моей Фанни и её мужа пронесли меня через всё это".

То, что произошло с Еленой Вайман, можно было описать в отдельной повести о её жизни. Эта повесть о том, как Бог обошёлся ещё с одной заблудшею овечкой дома Израилева. Здесь мы можем только сказать, что она посвятила всю жизнь своему Искупителю и Спасителю Иисусу Христу. Она сделалась миссионеркой, и Господь использовал её самым могучим образом для спасения других евреев и не евреев в России, Югославии, Англии и Израиле. Она не вышла замуж, но предпочла служить Господу как миссионерка– диаконисса. Она прослужила Богу верно до глубокой старости и провела последние годы жизни в Иерусалиме, где и умерла в середине шестидесятых годов.

Глава 8. Ещё ближе к пожизненному служению

Ответ на молитву

Незадолго до рождения второго ребёнка, девочки Елизаветы, семья Розенбергов оказалась совсем без средств для оплаты больницы матери и ребёнка. Леон и Фанни, конечно, сказали об этом Господу, называя в молитве определённую сумму денег, в которой они так срочно нуждались. На другой день почтальон принёс заказное письмо от знакомого из Германии, ничего не знавшего об их отчаянном положении. В конверте была в точности та сумма, о которой они молились. Делясь тем, что побудило его послать Розенбергам эти деньги, добрый друг просил не упоминать о них в обратном письме, а просто пометить один уголок конверта красным крестиком, что они и сделали.

Это был только один их многих примеров заботы Господа о Его молодых миссионерах. Такая близость Божией руки с её нежным прикосновением ободрила их и воодушевила на более широкое служение, которого им не пришлось долго ожидать.

Македонский зов

Получив еще один призыв на служение в Варшаве, Леон не был уверен в том, что он был от Господа и ответил определённо "Нет!" Варшава была местом многих неприятных воспоминаний. Именно там Леон был отвержен образованными и культурными друзьями, которые высоко ценили и уважали его до тех пор, пока он был в лапах агностицизма и даже атеизма. Но как только он поделился с ними своей верой в Мессию и сказал им Кто Он, они не замедлили ответить унижением и презрением.

Однако зов настойчиво звучал, и Леон усвоил один глубокий урок: Бог говорит и добивается своего через бурю и тихое веяние ветерка. Его пути — не наши пути, и Его мысли — не наши мысли. От нас Он ожидает только полного послушания.

Пустые извинения

На каждое письмо, касающееся "македонского зова", ответ был вежливым, но отрицательным. Но вот пришло коротенькое письмецо, в котором Леону советовали подумать о том, что Иисус сказал гадаринскому бесноватому после исцеления: "Иди домой к своим и расскажи им, что сотворил с тобой Господь и как помиловал тебя" (Марка 5:19).

Этим и разрешился внутренний конфликт Леона. Одобренный верной своей спутницей и сотрудницей Фанни, он решил ответить на зов положительно, уповая на Господа и веря, что Он преодолеет все препятствия и что в Варшаве у Него есть определённая цель и план для них.

Неузнанные

Пока Леон находился вдали от Варшавы, среди его местных знакомых ходили слухи о нём и о его жене, с которой Леон был разлучен её родителями. Когда он покидал этот город в первый раз, никто не думал, что он когда-нибудь возвратится, тем более с женою.

Зная, что о нём ходят всякие домыслы среди бывших друзей и знакомых, первое, что Леон решил сделать, это пройти по городу пешком под руку с Фанни. Как только они устроились на новой квартире, Леон вышел с Фанни на главную улицу еврейского района, чтобы все могли увидеть, что они здесь.

На одном углу густо населённого района им повстречался бывший довольно близкий знакомый. Они остановились и посмотрели друг на друга, но бывший друг покачал головою и пошёл прочь, как бы не веря своим глазам и бормоча про себя: "Не может быть! Это просто двойники".

Леон пошёл за ним вслед, но друг никак не реагировал. И вдруг он изменился в лице и воскликнул: "Так вы на самом деле здесь! Я не желаю иметь с тобою дела и советую тебе немедленно уехать отсюда, если ты пришёл с теми же целями, что раньше". Но любопытство относительно дамы, которая шла рядом с Леоном, взяло верх и он спросил: "Кто эта дама?"

"Это Фраймет", — ответил Леон. "Так значит она опять с тобою? — крикнул знакомый и кинулся бежать, чтобы поскорее распространить новость о прибытии в город Фанни и Леона Розенберг.

Полезное любопытство

Постепенно бывшие друзья и знакомые начали приходить к Розенбергам убедиться, что к ним возвратились "отступники", принявшие религию гоев, и теперь будут охотиться за душами, как всеми ненавидимые и презираемые "мешамудимы". Они выставляют себя напоказ, как видно, не боясь ни критики, ни постоянных угроз.

Когда Леон уезжал из Варшавы один, все утешались мыслью, что Фанни не с ним и что она осталась верной религии своих предков, но вот они оба здесь и это было загадкой для всех, кто был с ними знаком.

Особенно драматической была реакция некоторых родственников, которые надеялись избежать навлекаемого на них Розенбергами позора и унижения. Они даже предлагали свои услуги и помощь Леону, чтобы он мог поскорее убраться из города. Некоторые из них нежно любили Леона и Фанни. Чувствуя ответственность за них и глубокую заботу, молодые миссионеры с болью смотрели на слёзы в глазах этих близких и дорогих им людей. Однако всё яснее становилось и то, что Господу было угодно, чтобы Леон и Фанни посеяли здесь Его доброе семя и испытали на себе, что сеющий со слезами, пожинает в радости.

Два младших брата Леона осмелились придти к нему, но им было нечего сказать, кроме только того, что отец просит его передумать своё решение следовать за Христом и обещает щедро вознаградить его за это. Вид скромного жилища Леона убедил посетителей в том, что это вовсе не то, что евреи обычно представляли себе, когда кто-то из евреев принимает христианство. Они верили, что "неофитов" покупают за деньги, чтобы они переменили религию, потому что христиане почему-то очень заинтересованы в завлечении еврея в свои ряды. Другим побуждением для перемены религии было иногда желание еврея жениться на нееврейской девушке, но это никак не подходило Леону и Фанни, потому что он женился на ортодоксальной еврейке из своих родственников.

Они знали также, что Фанни не стала христианкой ради материальной выгоды, потому что она была из зажиточной семьи и до брака и обращения ко Христу заведовала крупным семейным бизнесом. Они знали, что и Леон отказался от почётной карьеры среди своего народа.

Единственное объяснение этой загадки было выражено одним из братьев Леона: "Мы не знаем, что с тобой случилось. Мы не видим твоей личной выгоды от этого шага. Ты ничего не выиграл. Ты даже не женился на нееврейской девушке. Остаётся только одно объяснение: боюсь, что ты просто лишился рассудка". В своём невежестве этот брат применил к Леону один из основанных на Талмуде взглядов, что человек не совершит греха, не будучи одержим лукавым.

Когда братья Леона возвратились к отцу и доложили о неудаче своей "миссии", отец сильно опечалился, но решил попробовать сделать что-нибудь лично, не позволяя при этом Леону переступить порог своего дома, потому что теперь его сын стал язычником. Он послал письмо с приглашением встретиться где-нибудь в нейтральном месте, но так как для этого ему нужно было поехать из ближайшей провинции в Варшаву, он предложил встретиться в отеле. Зная свой раздражительный характер и боясь, что разговор может быть

громким, он предложил встретиться в тихой комнате отеля на окраине города, чтобы никто не увидел его идущим туда и не застал его за встречей с сыном-отступником. Леон охотно согласился на встречу с отцом для беседы с глазу на глаз.

Когда приблизился час свидания, Фанни поехала с Леоном, чтобы в случае неприятностей быть поблизости. Они молитвенно подготовились к этому важному событию, оказавшемуся действительно очень важным, оставившим неизгладимый след на их жизни.

Доводы отца были продуманными и искренними, но сами по себе не могли разрешить дела в его пользу. Вскоре острота раввинского схоластицизма притупилась, и аргументы отца иссякли, между тем как у сына было преимущество в том, что помимо полученных в раввинской школе знаний Талмуда, он великолепно знал Слово Божие, выраженное в обоих Заветах, и против этого обоюдоострого меча раввин и священник Елеазар не мог ничего сделать и был вынужден сдаться.

После долгой и возбуждённой беседы, закончившейся повторением отцовского проклятия над Леоном, сын к великому своему сожалению увидел, что пропасть между ним и отцом сделалась ещё более непреодолимой. Во время прощания отец сказал: "Я ещё раз попытался возвратить тебя к Богу и твоему народу, но ты потерян, и "я с печалию сойду к сыну моему в преисподнюю". Эти слова отца были цитатой из слов патриарха Иакова, когда он оплакивал младшего сына своего Иосифа, думая, что его нет в живых (Бытие 37:35). Они пронзили до глубины душу Леона. Отец и сын не могли отступить от своих позиций и разошлись молча, глотая ком в горле и пряча набежавшие на глаза слёзы.

Ожидавшая в фойе отеля, Фанни была рада увидеть своего мужа целым, но сильно встревожилась, когда узнала о последствиях беседы между отцом и сыном.

Всем братьям и сестрам Леона было запрещено общаться с братом-отступником лично и письменно. Леону же ужасно хотелось повидать свою младшую сестричку Фриду, рождение которой стало причиной смерти его матери. Он не видел её с младенческого возраста и хотел посмотреть, как она выглядит девочкой. Для этого он должен был попросить одного своего знакомого тайно пробраться к дому отца, когда его не будет дома, и сделать несколько снимков с играющего во дворе ребёнка. Это удалось сделать, и Леон долго берёг снимок, мечтая о личной встрече.

Поощрение

Не всё было неприятным в Варшаве в тот первый год служения Розенбергов в довольно-таки неприветливых условиях. Кое-что было даже очень приятным. Господь заметным образом благословил их старания, подарив им несколько душ из еврейского народа. Успех убедил молодых миссионеров в том, что не всё потеряно, и приводить евреев ко Христу вполне возможно. Однако это служение вызвало волну негодования и гонения даже со стороны тех родственников, которые уверовали в Христа. Беда была в том, что и им пришлось платить дорогую цену за своё уверование в Мессию, а они не были подготовлены к этому.

По временам давление со стороны этих родственников казалось невыносимым и повергало Леона и Фанни на колени перед Господом с горячей молитвой, либо указать им другое место служения, либо утешить и укрепить на том, на котором они были тогда. Вскоре они заметили, что некоторые из новообращённых друзей и родственников развили в себе силу сопротивления к преследованиям с помощью укоренения в Божием Слове. Кое-кто отпал на короткое время, чтобы потом возвратиться с печалью и сожалением в душе, стыдясь своей слабости и неспособности устоять с самого начала. Все сознавали, что путь еврея-христианина нелёгок.

Хотя всё шло с удовлетворительной скоростью и несколько плодов было собрано среди еврейского населения, Леон и Фанни ощущали внутреннее побуждение и зов к чему-то большему и более значительному. Этот зов не был случайным. Вскоре перед ними раскрылась новая страница, вводя их в совершенно новый период в их бурном и насыщенном событиями служении, период, которому было суждено продлиться почти двадцать лет.

ЧАСТЬ III

Глава 9. Одесса

В начале двадцатого столетия сравнительно молодой, но быстро растущий город Одесса на юге России (нынешняя независимая Украина), становится широко известным как самый крупный тогда порт и окно на Ближний и Дальний Восток. Торговля процветала, и потому, что город был неограниченной зоной для поселения евреев, сыны Авраама устремились туда из окружных районов для постоянного жительства.

Еврейская община состояла приблизительно из двухсот тысяч, или 30% всего населения города, будучи таким образом большинством среди других этнических групп. Помимо соперничавших между собою групп местного населения, великороссов и малороссов, в Одессе жило немало татар, турок, греков, болгар, румын, китайцев, японцев, сербов, персов и армян. Было также немало немцев и англичан и огромное разнообразие религий, культов и деноминаций, начиная с самой многочисленной Русской Православной Церкви, за которой следовала менее крупная Римская Католическая Церковь, а потом уже разные протестантские группировки и, наконец, мусульмане и просто язычники — со своими мечетями и храмами.

Одесса производила впечатление своеобразного Вавилона и не только в силу разнообразия языков в ней, но и в силу царящей повсюду распущенности и общего низкого уровня нравственности.

Еврейская община делилась религиозно на три группы: в большинстве были ортодоксальные евреи с 53 большими и малыми синагогами и значительным штатом раввинов и их помощников.

Реформированные евреи составляли следующую по объёму группу с их модерными синагогами, которые назывались храмами. В меньшинстве были "Карашпы" (по-еврейски "Караим", или последователи Писания), которые держали себя отдельно от остальных. Их раввины назывались "хахамим", то есть, "мудрецами", их помощники назывались "хаццаним", а синагоги "Бейт ха-Кнессет", что значит "Дом собраний". (Нынешний парламент Израиля, "Кнессет", представляет подобное Собрание). Эти люди, хотя и были евреями, пользовались многими привилегиями других народов, которые давались им потому, что они отвергали Талмуд, хотя у них были свои традиции и они не отличались от остальных евреев своим отношением к другим религиям.

Были в еврейской общине и другие деления как у ортодоксальных, так и у прогрессивных групп. Влияние так называемых духовных вождей (Тцаддиким) было сильно конкурирующим с другими влияниями и течениями, приверженцы которых яро и открыто презирали друг друга. Между ортодоксальными евреями Одессы и Варшавы (тогда Русская Польша) тоже была огромная разница. Одесские были более терпимы к "Хаскала", еврейскому возрождению, и Одесса сделалась центром этого движения.

Из Одессы пришёл подлинный "македонский зов": "приезжайте и помогите нам". Хотя прежний зов был в Варшаву и тоже звучал, как зов от Бога, и несомненно был таковым на то время; он был подготовительным назначением с целью тренировки для постоянного

служения, пока Бог укажет место и приготовит нужную поддержку. Этим местом была не Варшава, а Одесса, и миссия, от имени которой Розенберги отправились туда, называлась "Британская Милдмэй Миссия к евреям". Никто тогда не служил евреям в той местности, так что Розенберги могут по праву считаться первыми миссионерами на юге России (сегодня Украины) под эгидой официальной, поныне существующей миссии "Милдмей".

Некоторую работу среди евреев пытался проводить в Кишиневе (Молдавия) некий Иосиф Рабинович, местный еврейский адвокат. Там тоже было большое еврейское поселение и Рабинович, побывав в Палестине, смело появился среди евреев города со свидетельством об Иисусе Христе, как о подлинно Том, Кто был ожидаемым Мессией и Царем.

Рабинович был послан в Палестину организацией "Ховевей Цион" (Любители Сиона), чтобы узнать там о возможности колонизации "Эретц Израель" — Палестинской земли. Будучи там, он обнаружил христианские места и памятники, вроде "Церкви рождения", Гефсимании и Голгофы, которые настолько привлекли его внимание, что он начал читать Новый Завет с целью больше узнать обо всём этом. Это привело его к обращению ко Христу, он возвратился домой со словом о Христе как об их Брате, в руках Которого лежит ключ к возвращению в Палестину, их историческую родину. Он начал основывать "христианские синагоги", но суровое гонение вскоре положило конец его стараниям.

Призыв Леона Розенберга на служение в Одессе был приблизительно во время деятельности Рабиновича в Молдавии, но эта деятельность, как мы уже сказали, прекратилась, не успев как следует начаться,

и одесское служение Розенбергов было тогда единственным в Восточной Европе.

Когда Леон прибыл в Одессу, там жил тогда отставной проповедник с севера, некий пастор Гурланд, еврей-христианин, которому врачи посоветовали из-за плохого здоровья переехать на юг страны на берег Чёрного Моря. Связанный по рукам и ногам своей болезнью, вынужденный* постоянно сидеть дома, он много послужил делу еврейских миссий своим пером. Леон полюбил его, но добрый пастор вскоре умер, и память о нём навсегда сохранилась в душе Леона, который считал привилегией своё коротенькое знакомство с этим скромным и мудрым служителем Божьим.

Переселение в Одессу не вышло таким гладким, как Леон и Фанни ожидали. Первую поездку туда Леон совершил сам, оставив жену с малыми детками в немецкой колонии вблизи Варшавы, чтобы дать Фанни возможность отдохнуть на лоне природы. Не успел он начать ознакомление с новым местом, как печальная весть настигла Леона за кафедрой Баптистской Часовни, в которую его пригласили как гостя-проповедника. Как только он кончил говорить и сел в передний ряд, ему в руку сунули телеграмму, в которой говорилось, что его маленький, полуторагодовалый единственный сыночек Филипп скончался. Пришлось немедленно возвратиться к семье, и Леон покинул Одессу...

Погребение в колыбельке

Когда маленький Филипп умер, пастор протестантской общины в районе, где жила тогда Фанни Розенберг, отказался позволить похоронить ребёнка на церковном кладбище, потому что семья Розенбергов не состояла в членстве этой общины и не принадлежала к их деноминации.

Ожидая прибытия мужа, Фанни в полном отчаянии не знала, что ей делать. В летнюю жару едва ли можно было долго держать маленький трупик в доме. Оставалось только одно: похоронить мёртвое тельце временно в колыбельке в мокром песке.

Путешествовать по Европе в те времена было нелегко, всякое передвижение было медленным, и Леону потребовалось несколько дней, чтобы добраться к своим. После того, как местная полиция вмешалась в это дело и выступила в защиту Розенбергов, пастор позволил им хоронить своего сыночка в самом дальнем углу кладбища и то при условии, что сам отец ребёнка будет вести похоронное собрание. Леон и Фанни согласились.

Для этой деноминации такое событие было огромной редкостью, особенно то, что еврейский пастор будет хоронить своего ребёнка на их церковном кладбище. Любопытство побудило многих придти на это странное собрание. Мать и отец ребёнка сами вырыли ему могилку и сделали это спокойно, потому что знали Того, Кто есть Воскресение и Жизнь и Кому они доверили своего дорогого сыночка.

Воспользовавшись случаем, что так много народа пришло на кладбище, Леон произнёс настоящую Евангельскую проповедь, которая тронула многие сердца и оставила на них неизгладимый след.

После похорон к Леону подошёл пожилой человек и представился как отставной учитель школы при той церкви, которой принадлежало кладбище. Со слезами на глазах он сказал, что ему ужасно стыдно за узость его пастора, который из-за каких-то небольших различии между двумя деноминациями отказался проводить похоронное собрание для маленького невинного мальчика.

Глядя Леону прямо в глаза, пожилой учитель добавил, что он очень рад, что всё обернулось так благополучно и он смог услыхать проповедь Леона, которая была благословением для него и, вероятно, для других. Он предложил устраивать частные собрания и сказал: "Я уверен, что многие из сегодняшних слушателей охотно придут на них". Это предложение было несомненно от Господа. В своей нежной любви Он пожелал присладить Фаннино и Леона горе и на несколько недель даровал огромный успех простому служению в саду. Многие приходили на эти собрания и отдавали свои души Христу. Смерть ребёнка была использована Господом во благо местным жителям и для Его славы.

Несмотря на то, что Леон соблазнялся остаться в этом городе, где был похоронен его сынок, и был готов отказаться от идеи переезда в Одессу, "случилось" так, что Фанни, чьё здоровье ослабело от рождения первых трёх детей, а теперь ещё и от потери одного, её единственного сына, по совету врача должна была переехать в более тёплый климат. Так что осенью 1903 г. вся семья переселилась в Одессу, где Бог уже приготовил для них большое и плодотворное служение.

Глава 10. Препятствия

Непредугаданные неожиданные трудности ожидали скромное начало нового открытого Евангельского служения среди евреев Одессы. Хотя и верно то, что царская Россия с её государственной Православной Церковью относилась с известной мерой терпимости к деятельности некоторых иностранных деноминаций, давая свободу отдельным группам проводить свои богослужения на их родных языках (обычно на немецком или английском) и позволяя ортодоксальным евреям и другим нехристианам совершать свои религиозные обряды, в ней категорически запрещалась всякая миссионерская деятельность и проповедь Евангелия на русском языке. Это право сохранялось исключительно за государственной Православной Церковью с её богослужениями в древне-византийском стиле и на церковно-славянском языке. В силу этого обстоятельства Леону Розенбергу пришлось преодолеть не одно препятствие, прежде чем он получил от местных властей разрешение открыть книжный магазин христианской литературы для евреев.

Вывеска в окне

В тогдашних условиях это было великим достижением. Поэтому, когда после многих молитв и пререканий с властями в окне нового магазина появилась вывеска "Склад Библейских Книг", Леон и Фанни не знали, как им благодарить Господа за такой явный ответ на их глубоко сердечные молитвы. В витрине лежала огромная открытая Библия (оба Завета) с подчёркнутыми в ней местами, а вокруг была разложена другая духовная литература — и над нею надпись на идиш, объясняющая характер выставленного материала. Подчёркнутые места менялись каждый день, и проходящие мимо евреи время от времени останавливались, чтобы их почитать. Такое новшество в городе привлекало внимание многих.

Однажды один еврей остановился у витрины и начал читать Новозаветную историю о Закхее, еврее, пожелавшем видеть Иисуса. Прохожий еврей заинтересовался этим рассказом, но не мог дочитать его до конца, потому что продолжение было на следующей странице. Пришлось войти в магазин и спросить о конце рассказа. Ему подали Новый Завет. Он уплатил за него и ушёл домой. Вопрос, знал ли он, что он купил, так и остался без ответа, но через некоторое время пришёл другой еврей и сказал, что один знакомый порекомендовал ему известную книгу, которую он купил в этом магазине. Постепенно всё больше и больше евреев начали заглядывать в книжный магазин Розенбергов. Они неохотно уходили из него и задавали множество вопросов продавцам (миссионерам), что открывало неограниченные возможности для провозглашения Благой Вести о Христе.

Тревога в синагогах

Слухи о необыкновенном книжном магазине встревожили раввинов, и они предупредили своих прихожан об опасности общения с "мешамудимами", но все эти предупреждения только ещё больше возбуждали любопытство и желание пойти и самим посмотреть, что же там такое и отчего раввины так взволнованы. Таким образом, книжный магазин превратился в поле битвы для различных мнений, притом, не только между миссионерами и их оппонентами, но и между посетителями магазина.

Хотя Леон был хорошо подготовлен духовно и интеллектуально к таким "сражениям", физически они изнуряли и изматывали его, и он начал подумывать о хорошем помощнике. К сожалению, на еврейском миссионерском поле выбор был весьма ограниченным. Миссионеров было очень мало, они представляли собой редкое явление и найти их было очень трудно. Леон и Фанни опять приступили к усиленной молитве. Главным качеством помощника должна была быть полная благонадёжность и глубокое знание Священного Писания. Их молитва была конкретной.

Полиция

В одну из суббот магазин был до отказа набит евреями, так что многие толпились снаружи у дверей и на тротуаре, громко споря на разные темы. Привлечённый шумной толпою, к магазину подошёл русский полицейский (околоточный) и начал кричать: "Что это тут такое? Что это? Синагога или митинг?" Слово "митинг" звучало тогда подозрительно. Оно было почти всегда связано с заговором против правительства, и всякие митинги строжайше запрещались. Народ испугался, но Леон смело выступил вперёд и стал перед полицейским:

– Нет, это не синагога и не митинг, — сказал он, — но официально санкционированное правительством место для продажи литературы.

– Мне послышалось, что вы беседовали с ними. Это правда?

– Да, правда, вам ничего не послышалось.

– О чём же вы говорили? Какую речь держали?

– Я просто хвалил нашу литературу.

– Разве это аукцион?

– Нет, но я не прочь продать им всю свою литературу, весь запас.

– Я никогда не видел ничего подобного. Евреи никогда не покупают ничего в субботу.

– Верно, но им хочется знать, какие у нас книги, а платят они за выбранные ими книги на другой день.

– Какую же литературу вы продаёте?

Леон тихонько взял с полки одну и подал её полицейскому со словами:

– Это Новый Завет Господа нашего Иисуса Христа.

– Новый Завет и евреи?! Что за неувязица!!

В его понимании эта книга была связана с христианством и не могла быть доступной и на еврейском языке для всех евреев.

Когда полицейский достаточно успокоился, ему предложили сесть, и он задавал всё больше и больше вопросов о происходящем в магазине и вокруг. Леон воспользовался возможностью объяснить этому "христианину" суть христианства и как оно взяло своё начало в Ветхом Завете, а в Новом нашло своё исполнение, и что оно имеет прямое отношение к евреям.

Евреи смотрели, как полицейский проверял лицензию на торговлю в магазине, а потом слушали с огромным вниманием, когда он, сам будучи религиозным человеком, говорил Леону: "Мне приятно иметь такое предприятие на моём участке".

Полицейский доложил своему начальству о происходящем на его участке, и на некоторое время, хотя бы с этой стороны, ничто не грозило служению Леона и Фанни. Всё было мирно, и ощущалась даже некоторая доля защиты, за что они были безмерно благодарны Господу.

Глава 11. Закладка прочного основания

Первый библейский класс и один непрошенный гость

Беседы один на один с отдельными евреями, О объяснения Ветхозаветных предсказаний о Мессии с подтверждением их исполнения в истории и затем в Новом Завете, начали многим открывать глаза. Простота Евангелия оказалась на деле силой Божией ко спасению уверовавших.

Вера начала проявляться в высказываемых наедине с верующими свидетельствах тех, кого миссионеры по праву называли тогда и поныне называют "тайными верующими". Таких "Никодимов" становилось всё больше и больше. Один за другим, эти тайные искатели истины начали изъявлять желание глубже изучать Библию и начать собираться, выделив тихий час, посвящённый исключительно изучению и обсуждению Божия Слова вообще и пророчеств о Мессии в частности.

На первый такой урок пришли всего только три еврея со своеобразными фамилиями: Кудашевич, Пидц и Эбин. Но и для такого малочисленного собрания были приняты тщательные меры предосторожности. "Митинги" не только строжайше запрещались законом, но наблюдались зорким оком тайных агентов Победоносцева, главного Прокурора Святейшего Синода Государственной Русской Православной Церкви. Эти агенты постоянно следили за всеми возможными признаками тайных собраний с целью проповеди и распространения Евангелия. Причиной такой тревоги и бдения была начинающаяся тогда деятельность так называемых "штундистов", или евангельских верующих, которые дерзали сами изучать Евангелие по домам и в маленьких группках.

Со страхом и трепетом Леон решил исполнить великое поручение Господа "Итак идите, научите все народы", и группка начала расти. Зная, что собираться опасно, Леон заботился о благонадёжности тех, кто приходил к нему в дом на "собрания", которые по сути дела были просто Библейскими уроками.

Для отвода глаз Фанни Розенберг ставила на стол кипящий самовар, и возле каждого гостя, рядом с открытой Библией, ставилась чашка чаю и клался кусочек печенья, чтобы, в случае неожиданного посещения полиции, собрание выглядело простым чаепитием близких людей. Беседа вокруг стола с самоваром была типичным времяпрепровождением во многих русских домах, особенно по вечерам, но в доме Розенбергов двери были прочно заперты на засов.

В один из таких вечеров тонкий слух Леона уловил тихий стук в дверь. Как хозяин дома, он всегда отвечал на стук в двери во время собраний. В дверях стоял скромно одетый русский мужчина с бородой, т.е., типичный "штундист". Он широко улыбнулся и приветствовал Леона:

— Мир дому вашему, братец. Мне сказали, что вы еврей-христианин и владелец книжного магазина на Кузнечной улице №23.

– Так точно. Это правда. Чем могу послужить?

– Я штундист, ваш брат, и знаю, что вы сможете ответить мне на некоторые мои вопросы из Слова Божьего.

– Может быть, — ответил Леон, — только сейчас я очень занят, приходите в другой раз.

Мужчина ответил, что живёт в другом городе и не сможет придти в другой раз. Его настойчивость вызывала подозрение. В нём не было обычной скромности штундиста, но Леону пришлось уступить и дать этому человеку войти и сесть за стол, между тем как еврейские братья спокойно попивали свой чай.

Усевшись у стола, гость продолжал играть свою роль, повторяя своё приветствие в обращении к другим и выражая удовольствие встречей с еврейскими братьями. Ему предложили чашку чая, которую он с благодарностью принял, но ушёл, как только допил чай, явно потеряв интерес ко всему остальному.

Спустя два дня пришла тайная полиция и обвинила Леона в проведении религиозных собраний на дому, уверяя, что среди посетителей были и члены Православной Церкви. Это, конечно, была неправда, но полиции нетрудно было бы опровергнуть доводы Леона представлением живого свидетеля в лице злополучного ночного гостя, подосланного тою же полицией.

Пришлось быть ещё более осторожными. Собрания не прекратились, но велись в разных домах и в разное время, и Господь наложил Свою печать на эти маленькие собрания. Они-то и стали тем прочным основанием, на котором Леон и Фанни вскоре построили первую церковь евреев-христиан в городе Одессе в начале двадцатого столетия.

Глава 12. Свет во тьме

Такие условия не могли продолжаться долго. Сила тьмы причиняла много горя и страданий тем верным первопроходцам, штундистам, и их вопль достигал неба. Гонение на них было свирепым, но ничто не могло остановить их, ни даже приказ Победоносцева подавить это движение руками врагов и попытки удержать русский народ в религиозной тьме и рабстве суеверий, преподаваемых малограмотными батюшками. Евангелистами были те выходцы из православия, кто осознал всё бессилие церемоний официальной церкви. Они дерзали изучать Божие Слово сами и собирались в драгоценное имя Господа Иисуса Христа, проповедуя духовное возрождение. Этим простым верующим в Христа было умышленно дано иностранное название "штундисты", взятое от немецкого слова "штунде" — час или урок, потому что они проводили Библейские уроки в посвящённые для этого часы. Их называли также сектантами от слова "секта" — нечто отколовшееся от главного "тела" православных верующих. Но эти ранние русские евангельские верующие, включавшие и Розенбергов, проводили несчётные часы в молитве и изучении Божия Слова, черпая из него глубокие уроки для жизни и благочестия. Бог ответил на их мольбы, и после сурового испытания веры и терпения верующих, в конце концов, пришло избавление.

Однако, что касалось евреев на юге России, то период между весною 1904 и октябрём 1905 был для них неописуемо тяжким. Русско-японская война пробудила национальные чувства и настроения во всей обширной Российской Империи, и "Святейший" Синод со всей православной иерархией решил, что они победят врага просто тысячами икон, предоставленных в распоряжение Куропаткина, главнокомандующего дальневосточными войсками. Но получилось обратное. Россия позорно проиграла войну, и её армия и флот были разбиты. Подпольное движение социалистов, стремясь получить от правительства больше свобод для себя и своего народа, всегда гонимого при царях, возбудило народ на микро-революцию, которая, хотя бы на время, была быстро подавлена. Молодой император, Николай II, уступил требованиям и советам своих более либеральных советников и, во избежание будущих проблем, даровал народу конституционные свободы.

Многомиллионные массы угнетённых и лишённых привилегий и прав открыто торжествовали. Особенно радовались в тот день евреи. Они были в явном меньшинстве, их было всего 7 000 000 во всей Российской Империи. Столетиями прозябая в самых отчаянных условиях, ограниченные в правах на оседлость в таких крупных городах, как Санкт-Петербург, Москва, Киев и Харьков, они ожидали новых привилегий и свобод. Они были единственными налогоплательщиками (произвольно тяжко облагаемыми налогами), лишёнными общественных прав и исключёнными из политического процесса. Хотя их сыновья должны были служить в армии, они никогда не могли подняться в ранге выше капрала. Религиозный антисемитизм подогревался и поддерживался официальной государственной церковью и проявлялся открыто всеми средствами преследования. Евреев принуждали и соблазняли принимать греческое православие, чему они стойко противились.

Реакционеры, которые были в огромном большинстве и потому в самом привилегированном положении в стране, не одобряли новую конституцию и организовали контракцию. Они распространяли самые дикие слухи о свержении не только правительства, но вообще "всего" на "Святой Руси". Козлом отпущения, по вековечной традиции, были избраны, конечно, презренные и беззащитные евреи, которых всегда держали в очах народа под подозрением уже только за то, что они жили обособленно и хранили религиозные традиции, стремясь исполнить Божий заповеди так, как они были научены и как они это понимали.

Эта контракция была организована с целью запугать царя и предупредить, что его либеральное действие вызвало возмущение у его верноподданных слуг и грозит бедой всей стране, отчего может погибнуть монархия и весь цивилизованный мир. Они объяснили, что во избежание всего этого они организовали свою контракцию, дабы она послужила громоотводом и была направлена главным образом против евреев.

Жандармерия, начальники полиции и священники начали агитировать народ против евреев, обещая полную свободу действий, защиту при неограниченном ограблении евреев во время нападения на их мелкие предприятия и дома. Таким образом было санкционировано безнаказанное избиение евреев во всех их районах и по всей стране. Разъярённые толпы, опьянённые злобой и выданной им бесплатно водкой, подстрекаемые политическими фанатичными пропагандистами, начали набрасываться на еврейские слободки,

грабя дома и магазины и убивая и раня мужчин, женщин, детей и стариков. В Одессе эти бесчеловечные оргии продолжались в течение трёх дней. Сотни евреев были убиты, несколько тысяч были ранены и массы лишены крова над головой. Последствия этого трёхдневного побоища были ужасными.

Служение во время еврейского погрома

В те опасные дни политического хаоса еврейское население Одессы подвергалось жесточайшему нападению со стороны хорошо организованной и вооружённой толпы. В первый день православной Пасхи полиция была тайно отозвана с улиц, и евреи были объявлены вне закона. Это было безмолвным "зелёным светом" слепому, необузданному грабежу, ставшему известным во все последующие времена под названием "погромов".

Так называемые "христиане" из близлежащих районов и те, которые жили среди евреев, выставили в своих окнах иконы и повесили над дверями кресты. Видя это, некоторые евреи, пытаясь спастись от убийц, прибежали к Розенбергам, воображая, что они, как последователи Христа, тоже повесят какой-нибудь христианский знак на дверях и в окнах. Увидав, что никакого христианского знака на доме нет, они просили пастора Розенберга сделать что-нибудь для их защиты, на что он ответил, что не верит, что какие-либо знаки могут служить источником защиты, и сказал, что он уповает только на Самого Господа, и его дом находится под знаком крови Христа, напоминавшем его семье об избавлении еврейского народа в Пасхальную ночь в Египте. Услыхав это, некоторые евреи остались в доме, но другие не чувствовали себя достаточно защищёнными и возвратились в свои дома, предоставляя себя произволу разъярённой толпы.

Дом Розенбергов выходил окнами на Кузнечную улицу в самом центре еврейского района. Из окон можно было с ужасом наблюдать, как озверелая толпа с крестом в одной руке и молотком или топором в другой взламывала двери еврейских домов и магазинов и грабила всё, что в них было. Душераздирающие вопли невинных жертв доносились до слуха собравшихся в доме миссионеров.

С человеческой точки зрения даже у Розенбергов не было никакой надежды на спасение, но заботливая рука Всемогущего была над ними, как некий невидимый покров. Тем не менее, все верные Господу верующие были готовы положить свою жизнь, если бы это потребовалось от них. Помощник пастора Розенберга, брат Д., например, пришёл с огромной Библией под мышкой и заявил: "Если мне придётся умереть, хочу чтобы моя Библия была при мне".

Как никогда раньше, слова 90-го Псалма сделались особенно утешительными: "Живущий под кровом Всевышнего под сению Всемогущего покоится". Для евреев чтение этого Псалма в доме Розенбергов звучало, как подготовка к смерти, потому что первые' слова этого Псалма обычно писались на арках ворот, ведущих на еврейские кладбища. Женщины начали всхлипывать, а некоторые даже рыдать. Они тоже хотели бы убежать, но было поздно, и под окнами дома миссионеров шёл полный разгул опьянённой жаждою крови толпы, и ни одна улица еврейского района не была вне опасности.

Пастор Розенберг объяснил, что 90-й Псалом служит утешением для живых верующих, а не для мёртвых. Его слово успокоило всех собравшихся, и они перешли к молитве. Грохот от молотков и топоров, разбивающих дома и лавки евреев, придавал торжественности этому необыкновенному молитвенному собранию. Взбешенные разбойники не раз пробегали мимо дома Розенбергов, но никто не тронул их в течение всех трёх дней погрома. Это явное чудо произвело неизгладимое впечатление на тех, кто провёл три дня в доме евреев-христиан. Они приблизились ещё больше к Иисусу Христу, их Мессии и Спасителю.

На четвёртый день погром внезапно прекратился. Полиция, снявшая свою форму, чтобы в штатском примкнуть к толпе, снова стала на посту. Конные казаки были посланы на улицы еврейского района, чтобы навести порядок и предотвратить новые вспышки. Угроза императору, что его конституция вызовет анархию и приведёт к его свержению, не осуществилась, и правительство приказало немедленно прекратить погром.

Однако последствия этой антиеврейской акции, носившей название "контрреволюции", были ужасными. Разбитая еврейская мебель лежала повсюду на улицах, а лавки и магазины евреев были разбиты и разграблены. Трупы убитых мужчин, женщин и детей лежали неподобранными на улицах и тротуарах и безмолвно говорили о подлинном характере человеческой жестокости и насилия.

Когда улицы были, наконец, очищены для проезда уличного транспорта, пастор Розенберг воспользовался первой возможностью лично посетить своих еврейских друзей, особенно евреев-христиан.

В первом трамвае, на котором он ехал, почти не было евреев, и пассажиры оживлённо говорили о событиях последних трёх дней. Некоторые одобряли погром, но другие называли это действие и нехристианским, и бесчеловечным, и открыто возмущались. Воспользовавшись этим последним настроением среди пассажиров, пастор Розенберг громко прочитал из русского Евангелия соответствующие места и объяснил разницу между ложным и истинным христианством. Удивлённые "православные" христиане впервые услыхали правильное изложение Божия Слова, и им было стыдно за своих ослеплённых диавольской ложью собратьев.

Чудесное избавление

Совершая служение миссионера, пастор Розенберг должен был сам добывать пропитание своей семье. В восточной Европе никто тогда не поддерживал миссионеров, и Леон Розенберг столярничал, зарабатывая на жизнь трудом своих рук. Это ремесло, как у Апостола Павла, было его "деланием палаток". В день, когда начался погром, он спешил домой из мастерской. Вдруг он увидел, что его окружили со всех сторон противники. "Стоп, вонючий жид! — закричали они, — открой рот!" Вожак напавшей на Леона шайки поднял револьвер, жестом показывая, что намерен сунуть его дуло в рот Леону, но молодой миссионер попросил разрешения прочитать перед смертью место из Евангелия. Человек с револьвером удивился и спросил: "Ты, проклятый жид, будешь читать нам что-то из святого Евангелия?"

"Да, — сказал Леон, — я действительно еврей, но я верю в Господа и Спасителя Иисуса Христа". Сказав это, Леон достал из кармана маленькое Евангелие и прочитал молитву Господа о врагах, произнесённую им со креста: "Отче, прости им, ибо не знают, что делают".

Вожак похлопал Леона по плечу и сказал: "Иди с миром, братец". Этот случай оставил неизгладимый след в сердце молодого Леона. Он часто повторял эту историю со слезами на глазах, подчёркивая не столько своё чудесное избавление, сколько верность Господа, защищавшего его самого и его семью в течение трёх дней погрома.

Помощник пастора Розенберга тоже пережил не менее чудесный случай. Он жил в самом центре еврейского района на так называемой Молдаванке, где последствия погрома были особенно ужасными. Весь район выглядел, как сражённый ураганом. Когда Леон подошёл к угловому дому с разбитыми окнами, в котором жил его помощник, вся семья сияла от радости, хотя у всех на лице всё ещё были следы недавнего волнения и страха за жизнь.

Они вместе возблагодарили Господа за избавление, и отец семьи показал Леону пулю, которая попала в дом через окно, ударилась в потолок и упала в нескольких сантиметрах от его головы. Он мог легко быть убитым или раненым, но вот вся семья была в целости. Несколько раз разъярённая толпа была вот-вот готова вломиться в их дом и убить всех, но хозяин дома был православный христианин, и всякий раз, когда грозила опасность, выходил на порог и спрашивал: "Вы что это, убиваете уже и православных христиан?"

Один раз вожак нападающей шайки обратил внимание на типично еврейское лицо брата К., помощника пастора Розенберга, и спросил защищающего своих квартирантов хозяина: "Почему ты говоришь, что он христианин? Как может он быть христианином с такой типично жидовской мордой?" Хозяин ответил: "Ты не смотри на его жидовскую морду, он христианин в душе".

Возвращаясь домой, Леон услыхал, что во дворе местной еврейской больницы находятся тысячи беженцев — мужчин, женщин и детей, — едва спасшихся от рук убийц. Он помчался на этот двор и увидел ужасную сцену: голодные, напуганные, дрожащие отцы, матери и дети сидели и лежали прямо на земле. Громкий плач по погибшим родным поднимался к небу. Некоторые молчали, оцепенев от отчаяния и шока. У других были заметны явные признаки умственного расстройства. Например, одна женщина с растрёпанными волосами и безумным взглядом кричала и плясала, а её маленькая девочка ловила её за подол платья и кричала: "Мама! Мама!" Но мама ничего не слышала и не видела и продолжала свою безумную пляску, кружась и подпрыгивая.

Позже Леон узнал, что у неё на глазах был убит её муж и были изнасилованы, а потом убиты, две её молоденькие дочери. Двое её маленьких деток были свидетелями кровавого события, ставшего причиной умопомрачения их матери.

Увидав так много горя, пастор Розенберг едва ли мог от души радоваться своему чудесному избавлению. Даже то, что новая конституция давала евреям, якобы, больше свободы, не звучало радостно в тот момент при виде того, что открылось его взору на больничном дворе. Перед молодым миссионером стоял вопрос: "Как подойти к еврею во имя Иисуса Христа, когда именно во имя христианства творилось всё это бесчинство?" Слова пророка Иеремии пришли ему на память: "О сокрушении дщери народа моего я сокрушаюсь, хожу мрачен, ужас объял меня. Разве нет бальзама в Галааде? Разве нет врача? Отчего же нет исцеления дщери народа моего?" (Иеремия 8:21-22).

Леон вспомнил о божественном призыве, данном в причте о добром самарянине. Придя домой, он поделился с Фанни всем, что увидел и услышал, подчёркивая положение тех, кто разместился на больничном дворе. Фанни посоветовала немедленно организовать помощь, какой бы незначительной она ни была в начале. Одобренные словами из книги пророка Исайи об истинном посте, они знали, с чего начать, а именно:

"Раздели с голодным хлеб твой, и скитающихся бедных введи в дом; когда увидишь нагого, — одень его, и от единокровного твоего не удаляйся. Тогда откроется, как заря, свет твой, и исцеление твоё скоро возрастёт, и правда твоя пойдёт пред тобою, и слава Господня будет сопровождать тебя" (Исайя 58:7-8).

Леон и Фанни поняли, что именно они должны разделить свой хлеб с голодными, хотя бы в том количестве, какое было тогда в их распоряжении. Они поставили ударение на правильные слова: "твой хлеб", "твой дом". Фанни сказала: "Бог не будет ожидать, пока у нас будет своя пекарня или крупная благотворительная организация. Мы должны начать с малого и двигаться шаг за шагом туда, куда поведёт нас Господь". Когда мы проявим верность в малом, Бог поручит нам и великое".

Шаг веры

Начало этого очень нужного труда "доброго самарянина" было на самом деле весьма незначительным. Первая группа, приведённых Розенбергами в свой дом, была очень малочисленной, и предложенная им еда — очень скромной. Хлеб и чай было всем, что они могли себе позволить дать, и это было и на закуску, и на десерт. Однако, освящённая молитвой и Божиим благословением, и эта еда вызывала слёзы благодарности на глазах у гостей. Они были настолько усталыми и несчастными после потери всего, что у них было, включая близких и родных, что стакан чаю с куском хлеба и молитвою был для них слаще пирогов.

Эта скромная благотворительность, оказанная во имя Христа пострадавшим евреям, скоро стала известной на весь город, а потом и на всю страну, и даже за границей. Вскоре поступила помощь гораздо в большем масштабе. Бездомные получили кров и голодные — пищу. Большие группы, от пятидесяти до шестидесяти человек, получили не только убежище и провизию, но с течением времени помощь в восстановлении предприятий и жилых домов. Откуда-то появлялась мебель, кто-то чинил дома, вставляя окна и заменяя двери, помощь распределялась разумно и экономно под руководством специальной комиссии и продолжалась до тех пор, пока всё снова вошло в норму.

Успешное свидетельство

Розенберги были благодарны Господу за то, что Он позволил им проявить такую щедрость в момент определённой нужды. Проповедь живого Слова слилась с делами любви и милосердия, и получилось одно могучее свидетельство во славу Мессии, Который Сам в бытность Свою на земле ходил по селениям и городам, творя добро и проповедуя спасение по благодати.

Язык добрых дел понимался всеми без переводчика, но вызывал противление со стороны более фанатичных законников. Однако и это вскоре утихло, потому что евангельская деятельность ширилась и укреплялась, и её воздействие на души людей было неотразимым.

Постепенно начала развиваться успешная, благотворительная работа среди сирот и бедных детей. Этот труд в разных видах продолжался на протяжении почти всей жизни Розенбергов.

Хотя создавались другие организации, и крупномасштабная помощь, особенно для евреев, начала приходить из США, Англии и других стран с большими еврейскими общинами, христианское свидетельство верующих в Мессию евреев занимало своё уникальное место и получало иногда одобрение, а иногда противление. Одобрение и признательность шли от тех, кто принимал скромную помощь от подающих её, не как долг, но как дар любви с дружелюбием и личным подходом не только к телу, но и к душе. Оппозиция приходила от раввинских кругов, от тех фанатиков, которые рассматривали деятельность миссионеров как погоню за душами. Побуждения миссионеров искажались, а их дела считались средствами подкупа евреев с целью заманить их в христианство.

Под новой конституцией люди начали пользоваться своими свободами, и открытые дискуссии и собрания сделались чем-то обычным. Противник был сильным, но раздробленным, и вскоре выяснилось, что сторонники миссионерской деятельности, особенно типа той, которой занимались Розенберги, были в большинстве. Вокруг этих необыкновенных благотворителей начали собираться толпы, чтобы послушать Евангельское слово, и Розенбергам пришлось привлечь на помощь других миссионеров. Тех нескольких работников, которые с ними были тогда, просто не хватало, потому что собрания с народом продолжались днём и вечером, и даже до поздней ночи. Вскоре были вызваны два брата из Варшавы. Это были известные тогда братья Л. и З.

Раввины заволновались ещё больше и послали делегацию для открытого диспута с миссионерами. Однажды, когда огромная толпа собралась на открытый митинг, туда не замедлила прибыть и эта раввинская делегация. По лицам делегатов было видно, что они очень злы и возбуждены. Не прося разрешения, ведущий раввин вскочил на стул и, подняв голос, обратился к толпе. Вместо того, чтобы произнести такую речь, которая опровергла бы слово миссионеров, он начал обвинять Розенбергов в том, что они продались врагу Израиля и, оставив Бога Авраама, Исаака и Иакова, поверили в "Толи" и сделались братьями тех, кто убил еврейских матерей, отцов и детей и грабил их имущество. Потом он обрушился на слушающих и сказал им, что они отступники, позволившие врагам их народа подкупить себя.

Народ слушал, но не понимал ни слова. Послышался свист, шипение и топанье ног. Они просили пастора Розенберга позвать полицию, но вместо этого встала Фанни, скрестила руки на груди и уставилась в упор на говорящего со стула вожака раввинов, которому духовная слепота не позволяла поступать иначе. Не зная её лично, он решил, что нашёл в ней внимательную слушательницу, но вскоре Фанни открыла уста и начала отвечать на его обвинения. Она сказала этому раввину, что ему нечего сказать в свою защиту, и процитировала фразу из Талмуда о том, что "тот, кто публично уничтожает своего ближнего, не имеет части в будущем мире". Для самоправедного раввина это было чересчур, и он ответил: "Я не считаю тебя своим ближним".

"Вы не считаете присутствующих или тех, с кем вы, возможно, не знакомы, своими ближними?" — спросила Фанни. Смелый раввин замолчал, но не на долго. Он быстро нашёлся и сказал: "Да". Тогда в разговор вступил Леон: "Ваше уничтожение было направлено не только на меня, но на всех тех невинных, кто здесь присутствует. Вы назвали их отступниками, продавшимися миссионерам, и это неправда. Наши побуждения честны. Мы проповедуем Божие Слово. Мы доказываем на основании Писания, что пророчества о Мессии исполнились, и только ради Него, возлюбившего Свой народ и все народы земли, ради Доброго Пастыря, положившего жизнь Свою за овец и молившегося за врагов Своих, ради Того, Кто велел последователям Своим любить не только друзей, но и врагов, мы предприняли это дело помощи тем, кто в ней нуждается и кто ценит её".

Раввин сообразил, что проиграл своё дело, но всё-таки ещё раз призвал евреев пойти за ним. Никто не двинулся с места, и только пришедшие с ним вышли гуськом, низко опустив головы.

Это нападение само по себе было ярким свидетельством против всех видов "уничтожения" и злословия, потому что народ прекрасно понимал, что слова раввина были ложью. Большинство присутствующих не нуждалось в помощи, но они просто пришли послушать проповедь. Были там и любопытные, которые пришли посмотреть на миссионеров, о которых они слыхали много разных историй.

Когда благотворительная помощь закончилась и жизнь постепенно возвратилась в свою колею, время посева доброго семени и затем жатвы началось всерьёз.

Глава 13. Некоторые необычные встречи и происшествия

Встреча с Нилусом

Имя русского человека по имени Сергиус Нилус сделалось широко известным в связи с опубликованной им книжечкой под названием "Протоколы Сионских Мудрецов". В руках антисемитов всего мира этим протоколам сулилось на многие десятилетия быть угрозой еврейскому народу.

Однажды, вскоре после ужасных погромов 1906 г., этот человек представился пастору Розенбергу как миссионер к евреям от Русской Православной Церкви. Он пришёл к Леону под предлогом личной заинтересованности миссионерской деятельностью, и хотя представился ему другом, он оказался волком в овечьей шкуре. Он намеривался проникнуть через Леона в религиозные тайны строго благочестивых сект иудейства. Ему было хорошо известно происхождение Леона. Он знал, что сам Леон происходил из именно такой строгой религиозной секты и был знаком со всеми раввинскими учениями и обычаями.

Нилус рассказал пастору Розенбергу о своём знакомстве со многими выдающимися еврейскими лидерами, но прибавил, что не рассчитывает получить от них ту информацию, которую надеется получить от Леона, потому что они строго религиозные евреи, а он христианин. "В вас,— сказал он,— сочетается учёный еврей с благочестивым христианином, и это как раз то, что мне нужно".

Основываясь на этом факте, Нилус рассчитывал получить такую информацию, которая бы дискредитировала евреев. Православная Церковь требовала от крещаемых в ней евреев (неофитов), чтобы они отрекались от своего народа, родителей, родственников и диавола. От такого "новообращённого" естественно ожидалось, что он будет ненавидеть евреев. Чуждый не преподаваемому в Православной Церкви учению о рождении свыше Нилус полагал, что Леон тоже такой номинальный "обращённый" в христианство.

Леон спросил Нилуса, почему его так интересуют религиозные тайны евреев, на что тот ответил, что он готовит к печати одну интересную вещицу и хотел бы, чтобы Леон прослушал эту, ещё неопубликованную, рукопись. Леон был достаточно любопытным, чтобы согласиться прослушать принесённую гостем рукопись, о которой тот сказал, что она представляет собой перевод с французского оригинала. Рукописью были печально известные "Протоколы Сионских Мудрецов".

Пока Нилус читал, Леон слушал молча и с большим вниманием, но когда гость спросил о его мнении, он понял всю потенциальную опасность этой книжечки, равно как и то, что ему нужно быть весьма осторожным с этим человеком. Он спросил Нилуса, знакомы ли ему труды Луто Станского, Ролинга и других, тоже занимавшихся этим предметом. Нилус не признался ни в чём, но Леон заметил его смущение, которое тот пытался скрыть. Тогда Леон попросил Нилуса позволить ему прочитать оригинал этих "Протоколов". Его знание французского языка было достаточным, чтобы понять оригинальный текст. Нилус пообещал, но Леон так и не увидел этого текста. Он сказал своему странному посетителю, что его удивляет, что такое строгое религиозное общество, как то, которому приписывалось авторство тайных протоколов, писало их на современном французском языке "гоев", против которых они, якобы, готовили свой заговор, вместо того, чтобы писать их на древнееврейском языке или вообще на каком-нибудь тайном коде. А когда Леон подверг сомнению оригинальный текст "находки", Нилусу было трудно скрыть смущение, и он то бледнел, то краснел, то покашливал.

Пытаясь быть вежливым и спокойным, Леон указал на в высшей степени невероятный путь, которым оригинальные протоколы были раскрыты. Он обратил внимание своего гостя на вступление к переводу оригинала, в котором переводчик рассказывал, что "христианская девушка, которая служила в доме одного весьма влиятельного в Париже еврея, заметила, что время от времени в доме её хозяина собирается группа ортодоксальных евреев. Будучи бдительной православной христианкой, она заподозрила заговор против Православной Церкви и правительства, да к тому же заметила, что каждый вечер после собраний хозяин клал какую-то книжку в свой сейф. В удобный момент она достала книжку из сейфа (?) и исчезла с нею неизвестно куда".

Вступление заканчивалось следующими словами: "Книжка оказалась оригиналом "Протоколов", а мужчинами, которые собирались в этом доме, были "Сионские мудрецы".

После того, как Леон обратил внимание гостя на полную несуразность и невероятность истории о происхождении оригиналов книжки, на полную неправдоподобность поведения "мудрецов", равно как и на странно свободный доступ служанки к домашнему сейфу влиятельного хозяина, Нилус извинился и ушёл.

Леон рассказал о своей странной встрече жене и сотрудникам. Брат К. сказал, что ему не верится, чтобы такая книжка могла принести вред евреям, потому что каждый разумный и честный читатель увидит с первого взгляда, что это фальшивка, состряпанная врагами евреев. Но встреча с Нилусом вскоре обернулась вредной и для самого Леона и его служения. Спустя несколько недель к нему пришёл агент тайной полиции и тщательно обыскал его квартиру и миссионный дом собраний. Леону приказали явиться к начальнику жандармерии, где после долгого и дотошно детального допроса ему позволили возвратиться домой, но с тех пор полиция постоянно придиралась к нему и не оставляла его в покое.

Прошёл год, и сама эта история с "Протоколами" позабылась. Первая мировая война, большевистская революция и затем вторая мировая война изменили облик всей земли и, следовательно, направление Миссии Розенбергов. Но когда по благому промыслу Божию Леон и Фанни прибыли в свободный мир, они обнаружили, что "Протоколы" Нилуса успели широко распространиться среди христиан. Предсказание брата К. во дни служения Розенбергов в Одессе о том, что "Всякий разумный и честный человек увидит с первого взгляда, что это фальшивка и ерунда", было глубоким заблуждением. Эта книжонка неоднократно всплывала по всему миру и сегодня (в девяностые годы), после падения коммунизма в СССР и пока мы писали эту биографию, её возродили и переиздали огромными тиражами в России, и она расползлась, как гидра, по всем бывшим республикам СССР и по всему миру.

Однако не будем забегать слишком далеко наперёд. Давайте возвратимся к тем событиям, которые мы оставили до встречи Леона с Нилусом, к событиям, последовавшим сразу за погромами на юге России. Ведь встреча Л. Розенберга с Сергиусом Нилусом была только одним из многих замечательных событий в жизни Леона и Фанни.

Злоупотребление свободой

Наряду со многими явлениями, ободряющими и благословенными, всегда было много разочаровывающих и подавляющих. Они приходили в виде препятствий на пути миссионеров со стороны неизменно наличествующих врагов Креста Христова.

С самого начала служения Розенбергов у входа в их собрания раввины ставили своих стражей, чтобы не пускать на эти собрания евреев. Во всех синагогах раздавались листовки и висели плакаты со строгими предупреждениями против "опасной" деятельности миссионеров. Но эти предостережения косвенным образом возбуждали интерес к миссионерам и их собраниям у тех, кто ничего о них не знал.

Многим захотелось пойти и самим посмотреть, что же там происходит. Другим благоприятным последствием было то, что только смелые и искренние искатели истины дерзали приходить на собрание.

Однако, эта активность оппозиции не была долговечной. Противники скоро устали и отказались от своего дела. Гораздо более серьёзными были нападки радикальных групп, которые били окна во время собраний. Только по милости Божией никто не был убит или ранен тяжёлыми камнями, которые летели над головами молящихся. А однажды на Леона напал из засады человек с пузырьком кислоты в руках. Он хотел выплеснуть её в глаза Леона и ослепить его, но при попытке разбить пузырёк облил себя и прожёг свой костюм. Бывали нападения и с целью убить, но Леону всегда удавалось уйти невредимым.

Не достигая успеха такими средствами, враг приступил к другим методам действия. В то время в России было много опасных групп. Одни называли себя анархистами, другие "Чёрными воронами" и т.п. На западе их назвали бы "гангстерами" и "рэкетирами" и, как ни странно, в нынешней России девяностых годов эти термины тоже вошли в обиход. Тогда же эти банды носили свои местные названия и были опасны тем, что могли подложить бомбу под магазин или Миссию. Многие мирные жители бывали убиты, и всё население города жило в страхе и ужасе.

Однажды в книжный магазин Розенбергов пришли два подозрительных типа и представились членами банды "Чёрные вороны". От имени своей организации они потребовали, чтобы Миссия немедленно прекратила свою деятельность, потому что она "мешает прогрессивному шествию времени и держит народ в религиозной тьме". Учитывая их методы работы, говорить с ними было нелегко.

Пастор Розенберг и его помощник брат К. изо всех сил старались обратиться к их совести, но у этих людей её не было. Наконец, пастор Розенберг сказал им, что они опоздали, так как "Высшая Власть" уже предупредила его и велела продолжать свою работу и не бояться никаких угроз. Они поинтересовались, кто бы это мог быть, "не реакционеры ли случайно?", на что пастор Розенберг ответил: "Нет, это предупреждение пришло от Самого Всемогущего".

Поиздевавшись над пастором Розенбергом и пригрозив разгромить всю его Миссию, они всё-таки ушли, но положение становилось всё серьёзнее и нужда в защите реальнее. Что делать? Если следовать чувству страха, нужно ликвидировать всё и закрыть двери навсегда. Но ведь это дело не было личным, тут была замешана жизнь других людей-гостей и постоянных посетителей — и она тоже была в опасности. Пастор Розенберг и его помощник брат К. были серьёзно озабочены сложившимся положением и решили передать всё это в руки Божий. Положившись на обетование в 26 Псалме, они решили скрыть это дело от жён и детей и от посетителей собраний, а сами усиленно молились.

Испытание веры

С приближением следующего собрания, оба брата были в глубокой молитве на коленях пред Господом. Враг настойчиво напоминал им об ответственности за невинные жизни других, как бы говоря: "Даже если вы сами готовы умереть и некоторые другие с вами, найдутся люди, которые вовсе не готовы на такую жертву".

Велико было искушение закрыть собрания, хотя бы временно, но, с другой стороны, слова Псалма 26:1-3 дарили утешение и надежду:

"Господь — свет мой и спасение моё: кого мне бояться?

Господь — крепость жизни моей: кого мне страшиться?

Если будут наступать на меня злодеи, противники и враги мои, чтобы пожрать плоть мою, то они сами преткнутся и падут. Если ополчится против меня полк, не убоится сердце моё; если восстанет на меня война, и тогда буду надеяться".

Решив продолжать своё служение, будь что будет, братья смело приступили к делу, но брат К. предложил охранять двери, чтобы, если подозрительные типы покажутся на пороге, он смог сам отражать опасность. Он был действительно готов отдать свою жизнь за служение Господу, но Господь не ожидал от него такой жертвы и вместо этого даровал Свою защиту, и работа продолжалась.

Пуганая ворона куста боится

Однажды зал собраний был до отказа наполнен людьми. По субботам после обеда собрания бывали обычно самыми многолюдными. Заняв своё место у кафедры, пастор Розенберг руководил собранием. Никто не мог понять, почему он, против обыкновения, не прочитал субботнего отрывка из Пятикнижия, заменив его 26-м Псалмом. Его молитва тоже была очень торжественной, и когда он кончил молиться, то сразу же перешёл к проповеди, описывая в ней Спасителя, как свет сияющий во тьме и скорого помощника в бедах, но особенно как Спасителя от греха.

Вдруг какое-то нарушение порядка где-то у входа в зал остановило его речь на полуслове. Незнакомый мужчина проталкивался наперёд, а за ним по пятам, следя за каждым его шагом, шёл брат К. с широко распростёртыми руками. Посетитель тоже казался довольно возбуждённым и, глядя из стороны в сторону, искал свободного места. Отыскав местечко у окна, он сел и уставился глазами в кафедру, где всё ещё стоял замолчавший от всего этого пастор Розенберг. Он тоже, видимо, ожидал чего-то необыкновенного. Слушатели не понимали причины его молчания, потому что не видели, что происходит сзади них.

Вдруг мужчина приподнялся и посмотрел на всё ещё стоящего рядом брата К. и начал искать "что-то таинственное" в своих карманах. Таинственным предметом оказался носовой платок. Бедняжка! Он сам был впервые на таком собрании и сильно волновался. Вытирая со лба пот, он никак не мог понять, почему он был встречен у дверей ведущим себя так странно человеком, к тому же всё ещё продолжавшим идти за ним и следящим за каждым его движением. Ведь он просто смотрел по сторонам, чтобы найти свободное место...

Пастор Розенберг и его помощник брат К. переглянулись смущённо и улыбнулись. Господь пристыдил их обоих. Они испугались носового платка! С каким облегчением вздохнули они, когда убедились, что ещё один раз в их служении восторжествовал Господь!

Пастор Розенберг возвратился к своей проповеди и начал читать место из книги Исход 14:13-14, в котором Моисей говорит от имени Бога: "Не бойтесь, стойте и увидите спасение Господне, которое Он соделает вам ныне; ибо Египтян, которых видите вы ныне, более не увидите во веки. Господь будет поборать за вас, а вы будьте спокойны".

После этого ободряющего переживания служение пошло с обновленной силой и радостью. Многие евреи и еврейки принимали Господа Иисуса Христа в сердце и посвящали Ему свою жизнь. Некоторые могли искренне сказать вместе с Апостолом Петром: "Господи, вот мы оставили всё и пошли за Тобою".

Однако эти решения следовать за Христом вызывали сильное гонение на многих. Не только молодёжь бывала отвержена еврейским обществом, но нередко и родители, которые принимали Христа, отвергались своими неверующими детьми, и многие мужья давали развод своим уверовавшим в Иисуса жёнам, а жёны бросали мужей по причине исповедания своей веры в Него. И всё же, всё это согласовывалось со словами в Послании к Римлянам 8:28: "Любящим Бога, призванным по Его изволению, всё содействует ко благу", и окончательным результатом всегда было обильное благословение сердец тех, кто принял твёрдую позицию за Христа пред лицом гонений. Было очень много душераздирающих случаев и интереснейших историй, которые, если их пересказать, заполнили бы ещё одну книгу.

Один случай был особенно трогательным. За веру в Христа был изгнан из семьи женою и взрослыми детьми брат П. Они быстро нашли его "слабое место", что как христианин он едва ли начнёт противиться им или мстить за грубое обращение с ним. Брат П. нёс всё со стойкостью и покорным спокойствием, говоря, что быть гонимым за веру в Спасителя — великое преимущество! Его лицо всегда сияло, и если кто когда-либо был достоин названия "ходячая молитва", то этим человеком был он.

В каждом собрании можно было слышать его радостные, благодарные молитвы. На работе он расположил к себе неверующего хозяина-еврея просто своей исполнительностью и честностью. Сотрудники издевались и смеялись над ним, но его постоянное свидетельство о Мессии побеждало грубость противников, а хозяин в конце концов сам явился на собрание и проявил глубокий интерес к Евангельской Вести о Христе.

Немалой победой для дела Евангелия было обращение этого высоко интеллигентного и образованного индустриалиста, который был настолько захвачен силою Святого Духа, что со слезами на глазах громко воскликнул на одном из собраний: "Есть ли прощение такому грешнику, как я?" Когда Солнце Правды осветило его сердце и он нашёл мир для души в крови Агнца, он сделался радостным чадом Божиим и верным свидетелем Господа.

Вскоре уверовала и его жена, и этот счастливый брат решил, что не может больше продолжать вести своё дело, как прежде. На него посыпались насмешки и издевательства коллег по бизнесу, так что ему пришлось закрыть своё дело и бежать с семьёй в поисках другого места, где бы "раскинуть шатёр", хотя он не мог, как его предок Авраам, выйти из родного города с "большими стадами".

Когда хозяин уехал из города, брат П. потерял свой источник дохода, и в его жизни наступил период тяжких страданий. Лишившись даже самой простой пищи, он заболел желудком (очевидно, раком) и так и не поправился. Для еврея-христианина не было места ни в одной прилично оборудованной больнице, и его пришлось положить в русскую больницу для бедных. Верный своему характеру, он терпеливо переносил тяжёлую болезнь, и соседи по палате видели, как тихо и покорно переносил страдания этот уверовавший во Христа еврей.

Православные сестры милосердия не могли понять, почему этот больной раком не причиняет им никакого беспокойства, между тем как все остальные пациенты не дают покоя ни днём, ни ночью. Он ничего не просил, ни на что не жаловался, а у других они были постоянно на побегушках. Больной еврей просил их прислуживать в первую очередь другим, а когда они спрашивали "почему?", он говорил, что они страдают больше него, потому что их не укрепляет Христос-Мессия, пострадавший за него на Кресте. Они дали ему кличку "святой еврей", и соседи по палате не возражали против этого.

Он постоянно читал Библию и, пока не обессилел окончательно, говорил о Своём Господе и Спасителе всем, кто был готов слушать. Его смерть приближалась с большой скоростью, но случилось как раз, что пастору Розенбергу нужно было уезжать в миссионерскую поездку, и он пожелал повидаться ещё раз со своим возлюбленным братом во Христе. Это желание совпадало с желанием брата П. увидать хотя бы ещё разочек своего любимого пастора, и Господь подарил им эту встречу.

Приветствие брата П. было незабываемым. Он из последних сил приподнялся на подушках, протянул обе руки навстречу своему пастору и со слезами на глазах, но с сияющим лицом, сказал: "Брат Розенберг, мне так хотелось увидать вас ещё раз, чтобы поблагодарить вас прежде, чем я уйду в вечность, и попросить вас помолиться со мною".

С пастором Розенбергом пришла его жена Фанни и ещё несколько братьев и сестёр из их общины. Они склонили колени у кровати умирающего брата и вместе возблагодарили Господа за полезно прожитую жизнь. Когда они встали с колен, то увидели, что у кровати стояла также семья брата П. Их вызвала срочно администрация больницы. Никто из верующих не сказал им ни слова, но православная сестра сказала жене брата П.: "Ваш умирающий муж — святой". Скорбящая супруга ничего не ответила, но эти слова произвели глубокое впечатление на неё. Слёзы выступили у неё на глазах и потекли по щекам, когда она смотрела на своего мужа, чьё лицо ещё больше просияло при виде жены и детей.

Он попытался что-то сказать шёпотом, но уже не смог и тихо испустил дух. Своей смертью он прославил Господа, Которого любил и Которому служил в простоте своего скромного сердца.

Удовлетворённое желание

Перед смертью брат П. изъявил желание, чтобы его двое младших деток получили воспитание в христианской семье. Это казалось невозможным, потому что жена не разделяла его веры и не хотела отдавать детей. После смерти этого дорогого брата община потеряла связь с его семьёй, но жена почему-то не имела покоя и вдруг сама начала приходить на собрания, которые так резко изменили жизнь её мужа. Прошло несколько месяцев, а её сердце всё ещё не менялось от всего, что она там слышала и видела. Но Господь, Чьи пути неисповедимы, проговорил к этой женщине через её нужду. Он не всегда использует страдание для привлечения к Себе душ, потому что у Него есть другой "посох" под названием "благодать", но в данном случае Он использовал страдание.

Однажды один бездетный брат-меннонит пришёл в общину Розенбергов с желанием усыновить двоих детей евреев-христиан. Все сразу подумали про брата П., но на такое предложение его вдова ответила категорическим "нет", и никакие уговоры не помогали. Вмешалась её фанатичная мамаша — и вся эта затея приняла безнадёжную окраску.

Однако брат-меннонит попросил общину помолиться с ним об этом ради покойного брата П. и его осиротевших детей. Совершенно неожиданно и неизвестно откуда явилась вдова и заявила, что готова отдать другу церкви свою младшую девочку. Все понимали, что-то нужно делать с двумя младшими детьми, но мать не была готова расстаться со своим младшим сыночком, так что брату-меннониту пришлось отправиться на поезд ни с чем, потеряв всякую надежду на успешный исход дела.

К счастью, не люди, а Господь всегда решает дело, направляя сердца людей, как звонкие, прозрачные ручейки. Он проговорил к сердцу вдовы брата П. всего несколько минут после отбытия брата-меннонита на станцию, и она пришла с двумя детьми, готовая отдать ему обоих. Была вызвана карета (автомобилей тогда ещё не было), которая умчала её с детьми на станцию.

Пастор Розенберг поехал с ними. В последнюю минуту ему удалось вбежать в вагон без билета, так как на его покупку просто не было времени, и он принялся искать брата-меннонита. Искать пришлось недолго, потому что брат сидел в том же вагоне и уже начал готовить свою койку к ночлегу. В то время русские поезда имели три этажа коек, и он был на самой верхней. Занятый застиланием койки, брат не сразу заметил пастора Розенберга и детей, но когда увидел их, его радости не было предела. Он сразу же усмотрел во всём этом водительство Божие. Ведь не случайно пастор Розенберг вошёл в самую последнюю минуту именно в его вагон. Он успел быстренько передать ему детей и соскочить с поезда, когда он уже был в движении.

Вот так Господь ответил на молитву и в то же время удовлетворил просьбу умирающего брата. Он нашёл для его младших деток христианскую семью, где они могли получить хорошее образование и воспитываться в страхе Господнем.

Что касается их матери, то она начала ещё чаще ходить на собрания и серьёзней искать истину, пока не наступил день, когда и она, наконец, приняла Иисуса Христа как своего Искупителя и Спасителя и нашла мир своей томящейся одинокой душе.

Глава 14. Еще один шаг вперед

Основание первой еврейско-христианской церкви

Эта глава начинается неразборчивыми каракулями на полях пожелтевших листов, с которых писалась эта биография. Узнаётся почерк Леона Розенберга, а говорится следующее:

"Полагаю, что теперь пора рассказать о первой еврейско-христианской церкви в Одессе в силу её исключительного зарождения, характера, испытаний и побед".

Этот абзац является выдержкой из квартального журнала Еврейско-христианского Союза за октябрь 1931 г., в котором был помещён доклад пастора Леона Розенберга, сделанный на Конференции в Англии в июле 1931 г. Ниже помещаем отрывки из этого доклада с дополнительной к ним информацией, извлечённой нами из других источников.

"Я приехал в Одессу, в этот дивный портовый город на берегу Чёрного моря, в 1903 г., вскоре после диких, кровавых погромов в Кишинёве. В Одессе проживало тогда четверть миллиона евреев, подвергаемых всеобщей, санкционированной правительством ненависти и ограничениям. Это печальная страница в истории России и о ней можно много и долго говорить, но я не для того приехал сюда сегодня.

Условия, в которые я попал, были крайне подавляющими.

Антисемитизм свирепствовал повсюду, хотя евреи не занимали тогда руководящих постов ни в коммерции, ни в политике. Они были презираемы и ненавидимы, и в этой травле преобладал религиозный (православный) элемент страны. В церквах и школах учителя и священники внедряли в души молодых и старых дух мести за распятие Христа.

Евреи убили нашего Бога — было широко распространённым выражением в тогдашней России, и поэтому евреи становились предметом не только мести, но и козлом отпущения за все бедствия, которые происходили в стране.

Не мудрено, что евреи противились всему христианству и относились враждебно и к самой личности Христа, во имя Которого с ними так ужасно обращались все, кому было не лень. Нам было очень трудно распространять Евангелие, потому что Русское правительство, прочно поддерживаемое официальной Государственной Православной Церковью, строжайше запрещало проповедь и распространение Евангелия..."

Вот на таком общем фоне Розенберги начинали своё миссионерское служение среди евреев Одессы. В 1905 г., после того, как Россия проиграла войну с Японией и страна была охвачена предреволюционным пожаром, консервативная партия приложила все свои усилия к тому, чтобы вина за это двойное бедствие легла именно на евреев, хотя они и без того постоянно страдали от гонений.

Однако, как это нередко бывает в Божием домостроительстве, именно эти жестокие происшествия обернулись благословением для Миссии Розенбергов. Под давлением обстоятельств деспотический русский режим выпустил новую Конституцию с поправкой о "Свободе религии и совести". Эта поправка обрадовала не только презренных и ущемлённых в правах евреев, но и всех, так называемых, "штундистов" и "евангелистов", и обильная хвала Богу вознеслась из множества вздохнувших свободно сердец. Наконец-то открылись двери для проповеди Евангелия и миссионерской деятельности, и пастор Розенберг, и его помощники могли безопасно свидетельствовать о любви Божией, открывшейся для всех во Христе Иисусе.

Как мы уже начали рассказывать в прошлой главе, после погромов Розенберги принялись за практическое проявление христианской любви, что в те дни было необходимым и законным средством служения Господу.

Живое свидетельство словом и делом привлекло на собрание толпы пострадавших евреев, жаждущих услышать больше о незнакомом им до сих пор виде христианства. Они услышали, что оказывается Христос их любит и умер за них на кресте. Многочисленные собрания продолжались неделями, несмотря на суровую русскую зиму, пока встревоженные раввины не попытались, правда безуспешно, отвлечь евреев от пастора, на которого они в своем полном бессилии клеветали, называя его "зачинщиком погромов!"

Бедные раввины! У них ничего не получалось, и народ продолжал валом валить на собрания, а миссионеры радовались, глядя на то, как Евангелие Христово проявлялось как сила Божия каждому верующему в Него еврею. Многие серьёзно заинтересовавшиеся

посетители потребовали продолжения регулярных евангельских собраний, но для таковых просто не было здания, которое могло бы вместить всех желающих. Всё, что у Розенбергов было, это их собственная гостиная, но по милости Божией, они смогли усадить в ней 90 человек! Так началась в Одессе первая община уверовавших в Иисуса Христа евреев.

И всё же, несмотря на полную законность этих собраний, против них вспыхнула буря оппозиции. Все группы и партии, от строго консервативных до крайне левых и радикальных, пошли против этого законного служения. Государственная Православная Церковь кипела от злости из-за того, что евреи приходили к живой вере в Христа и принимали Его как своего личного Спасителя. Было бы естественно полагать, что как христиане, они будут радоваться этому явлению, но увы, подобно старшему сыну в Евангельской причте о блудном сыне, они ревновали и злились, глядя на возвращение блудных сынов дома Израилева в любящие объятия Небесного Отца.

Социалисты были, конечно, против всякой миссионерской деятельности и мешали ей где только могли, но при всём нажиме со стороны врагов, Розенбергов утешало и ободряло реальное присутствие Господа во Святом Духе, и они продолжали бесстрашно делать своё дело с явной печатью Его одобрения, подтверждаемой в расширении и углублении их стараний.

В скором времени гостиной Розенбергов уже было недостаточно, и Фанни решила освободить одну из смежных комнат (спальную) и заполнить её рядами стульев. Сквозь раскрытые двери было хорошо слышно проповедника, и все были довольны.

Год спустя ещё больше евреев пришло к вере в Иисуса Христа как в Мессию и истинного Агнца Божьего. Все они получили прощение и искупление и возрастали в вере, не взирая на испытания и трудности. Эта своеобразная группа людей не знала, к кому им примкнуть для постоянного общения. Это были просто евреи, которые нашли в Иисусе своего Мессию и признали в Нём исполнение всего того, что Бог предсказывал через Моисея и пророков, а также через Псалмы. Им хотелось оставаться одной группой и называться евреями-христианами.

Эти, рождённые от Бога, простые Авраамы, Исааки и Иаковы, Сарры, Рахили и Лии никогда бы не нашли истинного понимания в окружающих их церквах. У них были свои уникальные потребности и трудности, и всё это возлагало новое бремя на плечи Розенбергов.

Насущной потребностью для верующих был акт послушания Господу в принятии водного крещения и пребывании в общении с Ним и друг с другом через молитву и принятие Вечери Господней — хлеба и вина — в воспоминание Его смерти "доколе Он придёт". Однако страна, в которой они жили, имела бюро регистрации гражданских актов, т.е., рождений, браков и смерти, и духовные лица отдельных деноминаций несли ответственность за свои общины, а еврейские верующие были как бы изолированы. У них не было своей деноминации.

Пастор Розенберг обсудил это дело с передовыми братьями евангельско-баптистского вероисповедания, к которому он себя причислял, и нашёл и понимание своей проблемы, и сочувствие. В результате, усиленные молитвы полились к престолу благодати из многих мест и сердец. Отзывчивость евангельского братства была искренней и трогательной.

Множество попыток было сделано со стороны братьев лютеран, реформированных баптистов и других групп взять еврейских верующих под своё крыло, свою опеку, но их условия были неприемлемыми. Пастор Розенберг страдал духовно, глядя на множество делений на группы и деноминации с разными названиями. Ему не хотелось смущать своих новообращённых братьев-евреев, потому что всё это шло вразрез с мессианскими идеями и упованием на одного Пастыря одного стада. Он сам и его община желали иметь общение со всеми истинно верующими детьми Божьими всех подразделений и деноминаций.

Когда набралось достаточное число крещёных верующих для того, чтобы узаконить общину перед правительством, они организовались в Евангельскую общину евреев-христиан. Они сделали это по совету одного возлюбленного и доверенного брата из Севастополя и получили одобрение и благие пожелания от большинства евангельских верующих юга России.

Способного брата рукоположили на служение помощника пастора Розенберга. Новообращённых испытывали в вере и знании Писаний, и огромное число уверовавших в Христа евреев было крещено и присоединилось к новой общине. Все были рады, что Господь их спас, а Господь всё время прилагал спасаемых к церкви.

И всё же им было нелегко получить признание правительства. Хотя новая религиозная свобода была дарована Конституцией всем, расположение местных властей, поддерживаемое государственной Православной Церковью и духовенством, было против регистрации этой уникальной общины. Они следовали старой пословице "Бог высоко, а царь далеко", и община продолжала подвергаться всякого рода уловкам и хитростям. Пастору Розенбергу пришлось несколько раз ездить в Санкт-Петербург для аргументации своего дела перед тамошними властями. После долгих усиленных молитв община, наконец, была зарегистрирована. Пастор Розенберг не мог забыть реакции министра из Министерства по Религиозным Делам, когда он сказал ему, что эта община основана на принципах Евангелия. Министр возмутился и воскликнул: "Когда Христос попадает в руки евреев, Православной Церкви несдобровать!"

Сказав это, он категорически отказался называть общину христианской и, вычеркнув это слово в петиции, заменил его словом "евангелистическая" от слова "евангелист", как православные называли тогда всех неправославных христиан-сектантов, и прибавил, что налагаемые на всех евреев ограничения не будут сниматься с них после вступления в такую общину. Пастор Розенберг усмотрел в этом Божию защиту от несерьёзных попутчиков и оппортунистов, ищущих личных выгод. Многие такие люди приходили в общину и умоляли, чтобы их приняли в члены, но в её членском составе не было места не рождённым свыше душам. Их охотно приглашали на собрания и призывали покаяться и принять Христа, но в члены принимали только возрождённых верующих.

Сам пастор Розенберг описывал эту ситуацию так:

"Мне жаль, что нашу позицию как евреев-христиан понимали не все, ни даже пастора и другие духовные лица, которые нередко смешивали религиозную точку зрения с национальной и говорили, что еврей никогда не может быть христианином, а христианин не может быть евреем, забывая, что хотя еврей и принадлежит в первую очередь своей нации или расе, все нации и расы могут быть христианами.

Сознавая из Священного Писания, что Новый Завет есть исполнение в Иисусе Христе чаяний и надежд еврейского народа, мы понимали, что вполне правы, когда подчёркивали вместе с Апостолом Павлом, что мы евреи по национальности или расе, и христиане по вере, спасённые по благодати Божией через искупительную смерть Его Сына Иисуса Христа".

В конце концов письменное заявление положило предел всем спорам. Оно было основано полностью на священном Писании и ясно говорило о том, что сам великий Апостол Павел после обращения из иудаизма продолжал называть себя евреем (израильтянином). Были приведены ссылки — Римлянам 11:1, Деяния 21:39 и 22:25-28. Апостол Павел подчёркивал также свою позицию верующего в Христа, называя себя служителем Евангелия, слугою Иисуса Христа, а в силу своего гражданства — римлянином. Став христианином, он оставил иудаизм, приняв учение Христа, изложенное в Евангелиях, но никогда не перестал быть сыном своей нации и всегда оставался евреем.

Хотя эта церковь была еврейско-христианской, она была строго евангельской, держащейся апостольского учения и постановлений, которые изложены в Деяниях 2:42: "И они постоянно пребывали в учении Апостолов, в общении и преломлении хлеба и в молитвах". Сильный упор ставился на единство во Христе всех верующих как членов одного тела (Ефе-сянам2:13 и 1 Коринфянам 12:12-27). Упор ставился также на слова "евреи-христиане".

Кое-кто пытался собрать верующих в Христа как Мессию евреев в отдельные группы, но эти попытки потерпели неудачу. Одна группа хотела оставаться в синагоге и жить и поступать по-еврейски, как все другие евреи, вызывая трудности с неверующими в Христа евреями. Помимо этого, такая позиция мешала духовному росту молодых верующих.

Одна группа называла себя "Израильтяне Нового Завета" и сохраняла в своих собраниях символы Ветхого и Нового Заветов, но и они "вливали новое вино в ветхие мехи", а пастор Розенберг противился этому.

Евреи-христиане не шли на компромиссы, но держались апостольского учения и названия, которое было дано первым верующим в Христа в Антиохии. Во свидетельство о том, что они евреи, они никогда от этого не отказывались, но их вера была чисто мессианской: Христос был обещанным им и всему миру Мессией.

Веря, что "стоявшая посреди преграда разрушена", они не проводили никаких различий в сфере духовного общения между собою и верующими других национальностей.

Эта Церковь сделалась в самом реальном смысле миссионерской. Каждый член, млад и стар, радовался своему спасению и наслаждался благословениями и привилегиями христианского общения, не забывая при этом своей ответственности пред Богом и церковью всегда и везде свидетельствовать о своём спасении другим.

Внутренняя жизнь церкви

Верующие друзья со всей страны и даже из-за границы начали проявлять интерес к новой еврейско-христианской церкви. По причине её чисто евангельского характера при таком названии она являла собой своеобразное новшество, и многие думали, что это просто ещё одна новая секта. Однако и подозрение, и опасения были вскоре преодолены, и церковь получила огромную духовную пользу от посещений многих известных учителей Библии из Англии, Америки и других стран, и их здравые и полезные советы принимались с большой признательностью.

Различные ответвления христианской деятельности в виде распространения Евангельской Вести и благотворительности были причиной обильных благословений и явного Божьего одобрения. Благодаря верному служению духовных детей Первой Еврейско-Христианской Церкви в Одессе, подобные церкви начали вскоре появляться в других городах страны, т.е., всюду, где драгоценные души приобретались для Христа.

Их стандартом была вся Библия. Они верили в. Божественный авторитет всего Священного Писания. Вся деятельность церкви в целом и в жизни её отдельных членов совершалась на этом основании. Упор же всегда ставился на спасение по благодати. Устав и вероучение церкви были изложены в специальной брошюрке для раздачи посетителям и представления правительству. Многих интересовало, чем же дышит эта уникальная община.

Из среды членов церкви Господь выделил способных братьев, которые исполняли служение помощников пастора и диаконов. Многие служили добровольно, следя за порядком во время богослужений и у столов во время вечерь любви и общих обедов. Все разделяли радости и печали церкви, и единство духа было непревзойдённым. Внутренняя жизнь церкви созидалась на проповеди и служении Словом Божиим во время общих собраний, библейских уроков и общей молитвы.

Хотя евангельские (пробудительные и назидательные) собрания проходили для евреев по субботам ради тех из них, кто был свободен от работы в эти дни, крещёные верующие собирались регулярно в первый день недели, в день Воскресения нашего славного Господа и Спасителя Иисуса Христа, но эти собрания были открыты для всех. По вечерам снова проповедовалось Евангелие и гимны пелись на нескольких языках. Никто не мог пожаловаться или обвинить новую церковь в том, что она похожа на еврейскую синагогу.

Зная, что наш Бог есть Бог порядка и что Дух Святой есть Дух согласия и гармонии, Розенберги искренне стремились применять самые лучшие средства в ведении своей работы, полагаясь в немалой мере на советы достоверных и опытных людей, как уже было сказано, из Англии, Германии и Америки. Личный опыт основателей новой общины был довольно ограниченным в этом деле, так что оставалось только усиленно изучать Божие Слово, молиться и искать мудрого совета у опытных служителей.

Учреждение христианской школы

Руководство этой новой церкви заботилось о детях и молодёжи в ней. В ответ на молитвы Господь подарил им хорошую дневную школу для еврейских детей. Одна щедрая, благородная дама, обратившаяся ко Христу (не из евреев) в этой еврейско-христианской общине, обладала значительным капиталом. Она ощущала нужду в школе, и Господь, зная её дух и то, что она правильно управляет своим имуществом, положил ей на сердце помочь в этом деле. Через короткое время удалось преодолеть трудности с Министерством Просвещения, и пастор Розенберг получил разрешение и лицензию на официальное открытие школы для детей младшего и старшего возраста. Прекрасный штат учителей под руководством брата Геринга (немца по национальности), посвящённого Господу христианина и преданного друга Израиля, сделал эту школу достойным учебным заведением для славы Господней.

Учреждение специальной школы было необходимо из-за отношения евреев к обращённым и уверовавшим в Христа и нежелания, или даже невозможности, верующих в Христа посылать своих детей в народные школы, в которых уроки религии преподавались православными священниками государственной церкви. Родители хотели воспитывать своих детей "в учении и наставлении Господнем" (Ефесянам 6:4), но им было некуда обратиться за таким воспитанием. По явным причинам дети верующих родителей не могли учиться при синагогах, в которых им всё равно никто не позволил бы учиться.

Эта новая христианская школа была особенно необходима еврейским девочкам, чьё просвещение обычно пренебрегалось в семьях, где всё внимание сосредоточивалось на мальчиках. Яркий пример этого можно привести из опыта самой же новой школы. На уроке Библии учитель говорил об Аврааме и спросил, кто из детей знает что-либо о нём. Одна двенадцатилетняя девочка подняла руку и сказала: "Я знала Авраама. Он был нашим соседом. Он был очень религиозный сапожник, но был ужасно беден и плохо питался, и умер недавно от чахотки".

На уроках дети впитывали, как сухая почва первый дождь, истории из Библии, гимны и припевы и охотно открывали свои сердечки своему Спасителю и Другу. Под влиянием детей многим родителям открывался Евангельский свет, и приближённые становились верующими.

Верующие воспитывались в духе Писаний и знали, что "блаженнее давать, чем принимать". В первый день недели каждый давал своё пожертвование на дело Божие по силе возможности. Все, даже самые бедные, сознавали свой долг в этом вопросе, и их щедрость служила огромным ободрением для всех. Средствами руководили назначенные церковью доверенные лица, и благотворительность сделалась обычной для всех. Важно было, чтобы деньги использовались, а не лежали, и Господь почтил это обращение с Его деньгами, так что они никогда не иссякали!

Получавшие помощь из церковной казны обычно возвращали её как только становились на ноги финансово. Ветхозаветный обычай десятин никогда не вводился и причины для этого пастор Розенберг излагал уже тогда в своих проповедях, а потом опубликовал отдельной, ставшей весьма популярной, брошюркой.

На этом этапе жизни новой общины термин "миссионер" совершенно утратил свой "зловещий" для многих евреев смысл и исчез из обихода вместе с другим оскорбительным термином "мешамуд". Членов церкви пастора Розенберга называли "еврейские евангелисты" или "штундисты", к которым соседи относились с большим уважением. Евреи доверяли верующим, и гонения были редкостью. Собрания имели чисто еврейско-христианский привкус во всех своих проявлениях — от пения до молитв и проповедей, — и приходящие на них евреи не видели причин для преткновения. Единственным "обидным" выражением могло быть "мы проповедуем Христа распятого", но оно представлялось в весьма приемлемом виде. Очень скоро сила Божия в благовестии Христовом разрушила все предосуждения, и многие были спасены и приложены к церкви.

Развитие и рост церкви служили дальнейшим подтверждением того, что движение это было здравым и благословенным Богом. Рождённые свыше в Одессе братья чувствовали призыв Божий на служение в других местах и пошли на него, активно привлекая души ко Христу и собирая обращённых в новые группы, подобно той, из которой они сами вышли.

Несмотря на великие трудности, родились ещё две церкви — одна в Екатеринославле (Днепропетровске), основанная братом Смоляром, а другая в Киеве, основанная братом П. Бродницем.

В числе обращённых и крещённых братом Розенбергом был позже пострадавший за веру "Володя" Блуштейн, как его ласково называла жена пастора Фанни. Он любил посещать их дом и пить чай с сестрой Розенберг. Брат Моисей Гитлин тоже приезжал за наставлением, после которого принял окончательное решение следовать за Христом.

Еврейский песенник

Известно, что пение широко применяется в еврейских семьях и синагогах. Евреи любят и умеют петь. Несмотря на трагическую историю, эту нацию можно смело назвать поющей и танцующей. Даже Тора (Свитки Закона) читается нараспев на древний восточный мотив. Песни евреев изменились после их Вавилонского пленения, разрушения храма и потери родной земли. Они сделались совсем не такими, какими были в древнем святилище. Арфы, которые аккомпанировали весёлым певцам в храме, теперь "повисли на вербах", а песнь Сиона умолкла. Её нельзя было петь на чужом языке. Песни Израиля в "галуте" (рассеянии) звучали монотонно и душераздирающе до слёз печально.

Но после уверования в Христа как своего Искупителя еврей получал новые песни, песни хвалы и победы, и эти песни звучали в собраниях искупленных детей Божиих.

Как и другие верующие, евреи-христиане тоскуют по песням веры и благодарности Богу. Песни вообще трудно переводить, но у собрания верующих в церкви пастора Розенберга были ещё другие трудности, из которых не малой была адаптация к еврейскому мышлению и идеям.

Когда задача создания еврейского песенника легла на плечи пастора Розенберга, он осознал, насколько зависит от Господа создание истинно евангельских песен. Первое издание 151 еврейской песни было выпущено с большим трудом, и община смогла, наконец, петь свои песни на общих и молитвенных собраниях, равно как при специальных случаях.

Один из сотрудников пастора Розенберга проявил музыкальный талант и сделался великолепным регентом хора. Когда начал петь хор, народу стало приходить ещё больше, чем раньше. Евангельская Весть начала звучать через слова песен и привлекать к себе души.

Глава 15. Посещение отца

Однажды совершенно неожиданно пришло известие от отца Леона, в котором говорилось, что он намерен посетить миссионерскую семью сына, которого он сам, после его уверования в Христа, изгнал из дому и объявил мёртвым.

Дети Леона и Фанни не знали своего деда, но из того, что они слышали о нём от родителей, они могли чувствовать радостное ожидание, потому что относились к нему с величайшим уважением. Встречая деда, они выстроились в коридоре с маленькими букетиками цветов в руках.

Тёплая встреча растопила сердце деда, и он приветствовал сына словами патриарха Иакова, когда тот, наконец, встретился в Египте с Иосифом, которого почитал мёртвым: "Не надеялся я видеть твоё лицо, но вот Бог показал мне и детей твоих" (Бытие 48:11).

Леон и Фанни думали, что вид деда в его типично еврейском ортодоксальном облачении удивит и напугает детей, выросших в совершенно других условиях, но дети не проявили ни удивления, ни страха. В своей детской простоте и искренности они восхищались всем в своём дедушке. Они любили собираться вокруг него, взбирались к нему на колени и нежно гладили его бороду, лицо и руки, не понимая, почему у старика текут по щекам и бороде слёзы. Они наблюдали за ним с большим уважением, особенно когда он покрывал голову своим молитвенным шарфом, "талисом", и надевал филактерии, чтобы молиться. Им всё нравилось в нём и всё казалось интересным, а непонятным было только одно: почему их отец не пользуется такими же вещичками.

Дети Розенбергов огорчались, когда дед отказывался есть вместе с ними семейный обед. Он только пил с ними чай, а к другой еде не прикасался, потому что по раввинским традициям ему запрещалось есть пищу, приготовленную в простой посуде и не по предписанным (кошерным) правилам. Ему нужно было не только предоставить новую посуду, купленную в специальном месте под надзором ортодоксального еврея, но и позволить самому готовить для себя пищу. Всё это было сопряжено с такими трудностями, что удобнее было просто дома угощать его чаем, а кормить где-нибудь в другом месте. Молодые Розенберги не жили более "под законом" и с самого начала своего христианского пути не смешивали старого с новым. Леон несколько раз сводил отца в специальный ресторан, и то, что они ели там вместе, не испортило их отношений.

Оказалось, что отец приехал к Леону по делам или скорее всего под предлогом дел. Экономическое положение в мире, якобы, отражалось каким-то образом на его делах... Однако всё в доме сына интересовало его, и беседы с ним размягчили и изменили отношение старика к миссионерской семье отверженного первенца. Он даже пообещал, что всякий раз, когда будет близко, непременно посетит его опять. Как далеко это было от того "проклятия", которое произнёс он вначале! Леон воспользовался предложением отца и при каждом посещении сеял живое семя Евангелия в его сердце. При последнем визите Леон заметил резкую перемену в отце, но это не было открытым изменением в его отношении ко Христу. Его позиция в этом вопросе оставалась пока неизменной. Но на смертном одре он почему-то таинственно сказал стоявшим вокруг кровати родственникам: "Леон мой самый лучший сын". Никто не знал, что он имел в виду. Леона не позвали к отцу, когда тот умирал, и никто не сообщил ему о приближении этой смерти, потому что некоторые родственники были против того, чтобы верующий в Христа принимал участие в похоронах ортодоксального еврея. Леон же до конца своих дней верил, что его отец тайно поверил в Христа как в Мессию и был, как многие раввины сегодня, Его тайным последователем.

Глава 16. Исповедь бандита

Однажды в предобеденный час, когда брат К., дежуривший в библейском магазине, был готов уйти домой на обед, в магазин вошёл незнакомый парень и потребовал заведующего. Брат К. позвал пастора Розенберга, а сам ушёл.

Пастор Розенберг вошёл в магазин и приветливо встретил посетителя, но парень не хотел, чтобы кто-нибудь помешал их разговору или чтобы кто-нибудь мог увидеть его через стеклянную дверь, и сам поспешно запер двери, а ключ положил себе в карман. Потом он сел рядом с "хозяином" магазина, вынул из каждого кармана по пистолету и так сидел с ними в руках. Посмотрев в упор на пастора Розенберга, он спокойно сказал: "Я пришёл к вам по очень важному делу, в котором только вы можете мне помочь". Пастор Розенберг указал на пистолеты в руках посетителя и спросил, чтобы они могли означать. Парень успокоил его, сказав, что пока что они для него не опасны, хотя и заряжены, и начал своё повествование.

"Я сын честных, трудолюбивых евреев из небольшого местечка и был воспитан в строго ортодоксальном духе. Два года назад я приехал в Одессу, потому что один агитатор-социалист пообещал мне учёбу в ремесленном училище и, по его окончании, работу. Мои родители были убиты во время погрома и всё их имущество было разграблено. Оставшись без средств к существованию, я не мог платить за нанятую мною комнату и был выставлен на улицу. Летом я мог спать в парках и садах, или вообще там, где можно было преклонить голову, но вскоре начались стычки с полицией. Мне было стыдно просить, а когда я, наконец, протянул руку за милостыней, то услышал в ответ от прохожих: "Ты слишком молод, чтобы просить милостыню, иди ищи работу". Я попытался найти работу, но безуспешно. Тем временем моя одежда износилась, отчего мои шансы на нахождение приличной работы ещё больше снизились. Мой богатый дядя, к которому я пришёл поплакаться на свою судьбу, ответил гневом и презрением и вышвырнул меня на улицу.

Однажды я настолько изголодался, что решился на кражу и украл пару булочек с лотка у проезжавшей мимо торговки, но она так раскричалась, что я едва унёс ноги.

Вскоре у меня появился компаньон, пригласивший меня примкнуть к нему, чтобы мы могли вместе найти выход из своего ужасного положения. Мы должны сами помочь себе, говорил он, у общества нет денег для таких страдальцев, как мы. Затем он спросил, нет ли у меня богатых родственников. Я рассказал ему о своём богатом дядюшке, выбросившем меня на улицу. Он ответил так: "Я могу тебе посоветовать, как вытянуть деньги из твоего дяди, но ты должен поклясться, что будешь моим партнёром во всём". Находясь в отчаянном положении, я не задумался о его предложении. Мне было нечего терять. Между тем мой новый товарищ уже шептал мне в ухо: "У меня есть пистолет, и если ты пойдёшь к своему дяде, и он откажет тебе, приставь эту штучку к его виску, и он охотно даст всё, чего ты ни попросишь".

В этом месте своего рассказа странный посетитель начал сильно волноваться и крепче сжал пистолеты в своих руках. Вздохнув глубоко, он продолжал свою повесть:

"Ну, так вот, в своём отчаянном положении, будучи совершенно безвольным, я сделался орудием в руках этого незнакомца. Он взял меня к себе и показал заряженный пистолет, потом проводил меня к воротам дядиного дома, а сам спрятался подальше, чтобы его никто не увидел.

Дядя был в доме один, когда я постучал в двери. Он впустил меня, но когда я начал просить денег, он выругал меня и указал мне на двери. Тут я вынул свой пистолет и сказал: "Ты дашь мне деньги, иначе это будет стоить тебе жизни". Дядя смертельно побледнел и кротким голосом сказал: "У меня есть только 250 рублей". Он вынул деньги из ящика письменного стола и протянул их мне. Я не верил ни ушам, ни глазам, потому что никак не ожидал такой крупной суммы. Поспешно схватив деньги, я по всем правилам воровства велел ему не двигаться с места и молчать, пока я не исчезну, а то ему несдобровать...

Мой партнёр взял львиную долю принесённых мною денег, и я снова был в его руках, жалкий и безвольный. Мы прикупили оружия, чтобы продолжать свой бизнес".

В ходе беседы пастора Розенберга с этим посетителем подошло время обедать, и Фанни раздвинула занавеску на окне, чтобы посмотреть, с кем же он там так долго беседует. Увидав в руках гостя два пистолета, она чуть не упала в обморок, но об этом её муж узнал только позже, а пока что "гость" продолжал свой рассказ:

"Ещё двое парней примкнули к нам, и мы все были под властью моего первого сообщника. После первой удачной кражи у нас было ещё несколько не менее удачных грабежей..."

В числе названных ограбленных оказался один знакомый Розенбергов, так что бандит не врал, и пастор Розенберг спросил, почему он так откровенен с ним. Он ответил: "Я знаю, что делаю... Я прекрасно проинформирован, я бывал у вас на собраниях и знаком с вашими взглядами".

Пастор Розенберг спросил, что он имеет в виду, и тот ответил:

"Я устал от своего образа жизни и больше не могу терпеть своих сообщников. Только вы можете помочь мне начать новую жизнь. Я хочу научиться какому-нибудь ремеслу и жить мирно и честно, как жили мои родители. Обещаю, что если вы поможете мне в этом, я больше никогда не буду красть. Я не участвовал в кражах уже несколько недель, хотя терпел от этого урон. Я узнал, что краденное не приносит ни мира, ни радости, да и совесть постоянно беспокоит меня. Я держу пистолеты только для того, чтобы показать вам, какой я человек. Я не намерен стрелять в вас, и моя просьба — не шантаж. Это просто мои свидетели в том, что я говорю вам правду. Пожалуйста, помогите мне!"

Это были его последние слова. У пастора Розенберга не было ничего ценного, но он вынул свой кошелёк и сказал: "Вот всё, что у меня есть. Это немного, но вы сможете прожить на это несколько дней. Я не богат, потому что служители Евангелия и миссионеры редко бывают богаты, но я обещаю сделать для вас всё, что в моих силах, во имя моего Господа Иисуса Христа".

Странный гость взял рубли, поблагодарил пастора Розенберга и сказал: "Я не требовал от вас денег. Я только хотел, чтобы вы купили мне сапожный инструмент и несколько месяцев платили бы за мою комнату. Один знакомый согласился учить меня этому ремеслу и предоставить мне стол, где я буду учиться".

Этот случай оставил неизгладимый след на душе пастора Розенберга. Он увидел, что намерение "вора" были честными, и был рад помочь ему. С тех пор этот человек начал регулярно посещать их собрания и вскоре принял Иисуса Христа как своего личного Спасителя. Он усвоил ремесло сапожника, женился на порядочной девушке и никогда не вернулся к прошлым делам.

В долгом опыте Леона Розенберга, как служителя Евангелия и миссионера, это был единственный случай, когда человек сам пришёл за помощью и потребовал её с пистолетами в руках, и никто никогда не был таким настойчивым, как этот странный еврейский посетитель. Не было сомнения в том, что он не пришёл сам по себе, но по дивному влечению всевидящего и всезнающего Бога.

Глава 17. Авен-Езер

В 1913 г. Первая Еврейско-Христианская Церковь решила отпраздновать своё десятилетие, считая от дня образования маленькой общинки в доме Леона и Фанни Розенберг ещё до погрома и до официальной регистрации этой группки как Первой Еврейско-Христианской Евангельской Церкви. Побуждением было желание возблагодарить Господа за то, что Он почтил первоначальный "завет" группки верных братьев и их цель начать евангельское миссионерское служение среди евреев Одессы. В душе они всегда считали, что их первоначальная группка была "церковью" в очах Божиих.

Помимо благодарности Богу за общие благословения, намечаемое теперь большое собрание верующих в Христа евреев хотело поблагодарить Бога также за благословенное служение пастора Розенберга.

Воспользовавшись отсутствием пастора (он был в долгой миссионерской поездке), церковь приготовила всё это как приуроченный к его возвращению радостный сюрприз. Пастора и друзья из разных городов с признательностью принимали приглашение на этот праздник, и всё шло, как нельзя лучше. Для пастора Розенберга это был настоящий сюрприз и подлинный Авен-Езер для славы Божией.

Праздник был открыт помощником пастора, который после молитвы дал краткий обзор благословенных лет миссионерского служения старшего пресвитера. Епископ Альберт, личный друг из одного близлежащего города, произнёс вдохновенную речь, в которой он подчеркнул важность работы среди евреев. Он прославил Бога за явные благословения в этой уникальной еврейско-христианской общине и, помимо многого другого, сказал:

"Я старый служитель Евангелия и исколесил немало дорог, посещая многие церкви, но ещё нигде и никогда не встречал такой, как эта. Не только потому, что это первая еврейско-христианская община в нашей стране, но потому, что все её члены являются плодом верной проповеди Евангелия, услышанной именно здесь, из уст старшего пастора Леона Розенберга и его помощников".

Приветственные речи ещё нескольких известных проповедников и друзей закончились обильной программой из свидетельств и музыкальных номеров молодёжи и детей из миссионерской школы. Церковный хор дружно пел по-русски, по-еврейски, на идиш и других языках. Друзьями церкви были все окружные колонии немцев-меннонитов и баптистов, и они тоже принимали участие в торжестве. В своей заключительной проповеди пастор Розенберг вспомнил некоторые трудные моменты из прошлого, из которых Господь вывел общину с полной победой и, призвав всех присутствующих встать, громко и вдохновенно, подлинно в силе Духа Святого, отдал славу Богу и Его Сыну Иисусу Христу за неизреченный дар спасения для всех, включая евреев. Духовный подъём всех присутствующих был таким высоким, что, казалось, крыша поднимется со здания и улетит, чтобы молитвы и пение могли устремиться непосредственно в небеса.

В столовой были уже празднично накрыты столы, и множество приношений от фермеров и садоводов из близлежащих меннонитских деревень были богатым даром тем, чей юбилей отмечался в тот незабываемый день.

Среди подарков был один запечатанный конверт, в котором пастор Розенберг нашёл чек на десять тысяч русских рублей (приблизительно 5 000 долларов золотом). Вложенное в конверт письмо объяснило, что дар пришёл от друга семьи Розенбергов и был посвящён покупке дома для них взамен их собственного дома, который они отдали церкви для расширения её работы.

Усматривая во всём этом руку Божию, сияя от счастья, пастор Розенберг и его супруга Фанни были уверены, что этот дар, хотя и предназначенный лично для них, должен стать задатком от Господа в ответ на молитвы о многих нуждах Миссии, церкви и школы. Заручившись согласием жертвователя, который был на собрании, вся сумма была посвящена как первый взнос в фонд строительства сиротского приюта для детей евреев-христиан, которым не было места ни в еврейских, ни в нееврейских учреждениях, старческого дома для старушек, дома с комнатами для многих новоуверовавших, изгнанных их своих семей за веру в Христа, и технического училища с рабочими мастерскими для выпускников средней школы.

Господь обильно благословил это предприятие, и в тот же год было куплено имущество на 50 тысяч рублей (25 тысяч долларов золотом) без копейки долга. Пожертвование в фонд расширения служения достигли 50 000 рублей золотом, и эта сумма покрыла полную цену покупки.

Так было положено основание для более широкого служения в самом городе и его окрестностях, но на горизонте уже сгущались тучи из новых препятствий и трудностей...

ЧАСТЬ IV

Глава 18. Первая мировая война и все, что она несла с собою

В 1914 г. вспыхнула великая Первая Мировая война. Хотя само по себе это бедствие представляло огромное испытание, враги Бога и Его работы на земле сполна использовали его для нанесения вреда молодому Евангельскому движению, которое таким могучим потоком прокатилось тогда по всей России.

Своим орудием сатана использовал духовенство Русской Государственной Церкви, которому это движение было давно "жалом во плоти". Оно нашло это время удобным для ущемления деятельности евангелистов. Все протестантские учреждения и организации были объявлены "непатриотическими" на основании того, что "немецкий Император — протестант, и все протестанты находятся под его контролем. А раз так, все они угрожают безопасности страны, и нужно немедленно остановить их деятельность и сослать их лидеров и пастырей".

Такого рода пропаганда в духовной и так называемой "патриотической" прессе нравилась военным губернаторам, под чьё управление была отдана во время войны вся страна. На юге России управлял господин Эбелов, бывший мусульманин, перешедший недавно в православие. Он не имел ни малейшего представления о протестантах, так что когда Святейший Синод представил ему свои обвинения на них, приложив соответствующий список, он немедленно приказал сослать в Сибирь всех протестантских пасторов и миссионеров, чьи имена оказались в злополучном списке.

Фамилия Леона Розенберга была хорошо известна по причине его широкой евангелизационной деятельности как пастора и миссионера и к тому же директора миссионерской школы, так что она была в числе первых в этом списке. Против него были воздвигнуты определённые обвинения, потому что обвинители знали, что некоторые обращённые через него ко Христу лица регулярно посылались за границу, включая Германию, для получения духовного образования в престижных протестантских семинариях и библейских школах.

Ссылка в Сибирь

Приказ генерал-губернатора был приведён в исполнение немедленно с помощью местной полиции. Невинных людей будили ночью, арестовывали и увозили в далёкие северные районы Сибири. По пути туда их переводили из одной тюрьмы в другую, где они терпели ужасные лишения, грубое обращение, а на этапах между тюрьмами, по ледяным просторам, где никогда не тает снег, арестанты спали в завшивленных бараках и часто бывали без воды и еды.

Сибири боялись все, кто о ней слыхал. Терновый путь по ней пешком, пока группы собирались на погрузку в товарные вагоны, был для очень многих последним на этой земле. Он был явно не для слабых.

Независимо от рода преступления, ссыльные были вынуждены ехать с самыми отъявленными преступниками, и обращение со всеми было одинаковым. Разницы не было ни в пайке, ни в условиях жизни. Денег не было почти ни у кого, а если у кого и были, их было невозможно скрыть от воров, которые сразу видели, кто покупает себе что-нибудь на остановках, и моментально грабили таковых. Но самое ужасное было впереди, на месте назначения. Об этом все боялись и думать, и говорить.

Когда пришёл приказ сослать всех проповедников из Одессы, все залы собраний были закрыты и превращены в больницы для раненых фронтовиков. Многие из сотрудников пастора Розенберга не были арестованы и могли тайно продолжать своё служение. Допуская такое ужасное бедствие, Господь, как всегда, преследовал Свои высшие цели. Урок из Послания к Римлянам 8:28 усваивался на практике: "Любящим Бога, избранным по Его изволению, всё содействует ко благу". Те братья, которые в прошлом не общались между собою, прячась за воздвигнутыми людьми барьерами деноминаций, познакомились в стенах тюрем и научились любить друг друга, как дети одного Небесного Отца и члены одного Христова Тела. У них возникла потребность в общей молитве, и тут она вдруг оказалась возможной и эффективной.

В этот трудный период еврейско-христианская церковь не только лишилась своего пастора, но и церковного имущества, конфискованного военными под госпиталь. И хотя многие сотрудники пастора Розенберга не были арестованы и преследуемы, всякая миссионерская деятельность была строжайше запрещена. Одного, однако, никто не мог отнять — это личной уединённой молитвы и общения с Господом.

Они горячо молились Небесному Отцу за своего пастора и раскиданных повсюду школьников миссионерской школы. И Господь ответил на их молитву.

Между тем, как пастор Розенберг всё ещё путешествовал с места на место, оторванный от своей семьи и церкви, его верующие друзья в высших кругах Санкт-Петербурга начали серьёзно ходатайствовать о нём. В их числе был граф Палин, сенатор и истинный христианин. Он подружился с пастором Розенбергом, когда был губернатором Варшавы. Промысел Божий сделал так, что генерал-губернатором Одессы был бывший адъютант графа Палина. Как таковой, он послужил нужным звеном в данном деле. Сенатор Палин написал рекомендационное письмо о пасторе Розенберге и попросил генерал-губернатора Одессы приказать срочно возвратить сосланного пастора его семье. То же самое сделали и другие влиятельные друзья пастора Розенберга. Из их писем явствовало, что у него было много влиятельных друзей в Англии и Америке.

Письма от всех этих лиц произвели должное впечатление на генерал-губернатора Одессы, и в его следующем официальном указе говорилось, что пастору Розенбергу разрешается возвратиться из Сибири домой. Депеша была послана губернатору сибирского города Томска, требуя немедленного возвращения еврейского пастора. Тогда граф Палин посоветовал жене пастора Розенберга пойти на приём к генерал-губернатору с копией письма от него. Губернатор ответил: "Всё сделано. Ваш супруг будет скоро дома". Приказ о возвращении пастора Розенберга был опубликован в местной газете на другой день, и чиновники в Томске, где он был задержан и должен был оставаться надолго или до окончания воины, получили распоряжение отпустить его немедленно домой.

Радостное возвращение

После нескольких месяцев на этапах Сибири пастор Розенберг получил разрешение вернуться в Одессу, так и не достигнув места своей ссылки. В числе влиятельных лиц, помимо графа Палина, были графиня Перовская, княгиня Ливен и другие высокопоставленные личности из Евангельского движения России. Их письма заставили генерал-губернатора, приказавшего ещё недавно сослать пастора Розенберга в Сибирь, другим приказом возвратить его домой. Подлинно неисповедимы пути Господни!

Возвратившись домой, пастор прежде всего пошёл на приём к генерал-губернатору Одессы, чтобы отблагодарить его за вмешательство в его дело и попросить разрешения продолжать миссионерскую деятельность. В сложившихся условиях эта просьба была удовлетворена только частично.

В виду того, что в церкви разместился Красный Крест, пастору Розенбергу позволили держать собрания у себя в доме и хранить их исключительно еврейскохристианскими. Но как только эти собрания разрешили, другие верующие друзья начали посещать их. Один русский брат сказал: "Я молил Господа возвратить хотя бы одного руководящего брата, а он ответил сверх моей надежды. Вы проповедуете на нескольких языках и можете служить и русским, и немецким братьям".

Из-за постоянного шпионства православного духовенства, этот вызов был сопряжен для пастора Розенберга с новыми трудностями. Ему неоднократно напоминали о том, чтобы он служил в рамках данного ему разрешения, но сам генерал-губернатор не нажимал на него. Проповедь Божия Слова была благословлена обильно, и духовная жизнь верующих оживилась и расцвела.

Врагу, видать, не нравилось это сотрудничество между верующими, и новая волна гонений накатилась на домашнюю общину брата Розенберга. Пришла тайная полиция и записала имена и фамилии всех посетителей собраний — и обнаружилось, что много других национальностей собиралось в доме неугомонного пастора еврея-христианина. Всякое общение с немецкими братьями было запрещено на протяжении всей войны, но брат Розенберг садился в телегу и ездил по меннонитским деревням и проповедовал там по домам, чего их жители никогда не забыли.

Случилось однажды, что один знакомый Розенбергов, военный врач по профессии, умер от инфаркта сердца. Его родственники-меннониты, которые говорили только по-немецки и по-голландски, пожелали, чтобы пастор Розенберг позаботился о том, чтобы тело усопшего было доставлено в его родной город Орлов и чтобы сам пастор Розенберг совершил похоронное богослужение. Он исполнил их просьбу, но власти в Одессе моментально узнали не только все, что говорилось на этом собрании, но даже то, чего там не говорилось! То, что пастор Розенберг проповедовал на немецком языке среди немцев колонистов, считалось ужасным преступлением. Полиция несколько раз обыскивала его дом, и ему посоветовали пока что не возвращаться домой.

Тогда пастор Розенберг решил обратиться к своему покровителю, губернатору города, в чьём доме была ранее подарена им Библия с надписью, которой губернатор весьма дорожил. Леон Розенберг объяснил ему всё дело, а он, в свою очередь, переговорил с генерал-губернатором. На этот раз дело окончилось замечанием, что возмутило православных священников, ярых врагов всех евангелистов, но Господь восторжествовал над силами тьмы, и служение в Одессе продолжалось.

Глава 19. Горести и радости беженской жизни

Первая мировая война не только стоила миллионов 11 жизней на полях сражений, но принесла разруху и потери многим городам и сёлам. Особенно сильно пострадали пограничные районы от Карпатских гор на юге до Восточной Пруссии на севере. Густо населённые евреями, эти районы превратились в развалины. То, чего не успел сделать внешний враг, докончил внутренний с помощью местных казаков. С его "лёгкой руки" десятки тысяч людей были переселены вглубь страны, оставив всё своё имущество позади. Непрерывный поток вагонов-телятников тянулся ежедневно в Сибирь. Люди в них умирали от голода и болезней, и их хоронили по дороге в чужой земле. Многие организации пытались помогать грязным, голодным, больным и бездомным беженцам и переселенцам: женщинам и детям, а также стоящим на краю могилы старикам. Время созрело для сердечной, христианской заботы о ближнем, и многие христианские организации, засучив рукава, начали усиленно помогать несчастным собратьям.

Розенбергам удалось получить от генерал-губернатора разрешение открыть "чайные" для беженцев и жертв войны. Когда первый такой дом был открыт в Одессе, сотни голодных и бедных душ хлынули в него и каждый день получали там во имя Господа бесплатную помощь.

Пастор Розенберг с женою Фанни и другими сотрудниками и помощниками заботились о несчастных, подавая им не только пищу и одежду для подкрепления измождённого и больного тела, но и духовную пищу для больной и духовно голодной души. Господь позволил им расширить свою работу и открыть точки помощи в других местах, так что многие пользовались этой бесплатной заботой. Выражения признательности были глубоко трогательными, но настоящее ободрение пришло от Господа в виде чудесного ответа на одну сокровенную молитву.

Драгоценная находка

Годами пастор Розенберг молился о своих родных и сводных братьях и сестрах, особенно о своей старшей сестре Теофилин, которая во многом напоминала ему мать. Долгое время было просто невозможно войти с ними в контакт, а они, в свою очередь, ничего не знали о своём брате Леоне, христианине, оставившем веру отцов. Его "другая вера" проложила между ними непреодолимую пропасть.

Во время ужасной войны со всеми её сопутствующими бедствиями пастор Розенберг чудесно "натолкнулся" на свою старшую сестру в одном из беженских лагерей вблизи Полтавы. Они так давно не виделись, что, пожалуй, не узнали бы друг друга, если бы сестра не была так разительно похожа на их мать. Леон спросил, как её зовут, и когда она назвалась Теофилией, он уже не сомневался в том, что нашёл ту, которую долго и томительно искал. Представляясь сестре, Леон не мог сдержать своей радости, но сестра испугалась и отшатнулась, когда он со слезами на глазах широко раскрыл свои объятья. Он пригласил её в Одессу, но она смутилась и явно не хотела общаться с "гоем". Однако, ищущий эту заблудшую овечку Господь хотел спасти её, и она, сама не зная, почему, согласилась приехать к брату позже.

Однажды по городу, где жила сестра Леона, проходил маршевой оркестр, и она узнала в ведущем своего бывшего учителя литературы. Она рассказала ему о встрече с братом и том, что он пригласил её приехать в Одессу. Учитель сказал ей, что он посещает там собрания, на которых регулярно проповедует некий Леон Розенберг. Она сказала, что это её брат, и учитель начал настойчиво уговаривать её поехать к нему, уверяя, что это будет для неё хорошо.

Приняв к сердцу его совет, Теофилия написала Леону письмо, в котором говорила, что готова вскоре приехать к нему, если он не будет говорить с нею о его вере. Она, мол, готова смотреть и слушать и ближе познакомиться с давно потерянным братом и его семьёй.

Пастор Розенберг не обещал своей сестре, что о вере с ней не будет говорить его жена, так что Теофилия приехала и вскоре получила честные ответы на некоторые серьёзные вопросы, которые давно волновали её душу. Фанни всегда была непосредственна в своём подходе к погибающим душам. Ей всегда казалось, что времени нельзя терять, и всякая возможность привести кого-либо ко Христу может никогда не повториться.

Через короткое время сестра Леона начала ходить на собрания, и здравое наставление в Евангелии сделалось для неё "силою ко спасению". Господь открыл ее сердце, и она сделалась радостной и счастливой последовательницей Иисуса Христа. В послушании Его заповеди она приняла водное крещение от своего брата, и её беженские горести превратились для неё в огромную радость и благословение.

Среди жертв войны, посещавших "Чайную" в Одессе, был один молодой человек, который тоже нашёл веру в Иисуса Христа через служение пастора Розенберга и начал преданно служить Ему. В сестре Леона он нашёл свою спутницу жизни, и в течение многих последующих лет они были верными помощниками в миссионерском служении Леона и Фанни Розенберг не только в Одессе, но и в других местах, куда их повёл позже Господь.

Господу было угодно, чтобы эти двое прекрасных людей — Альфред и Теофилия Мальцман — вместе с тремя из их пяти детей сделались жертвами гитлеровского нацизма в Польше...

Однако не будем забегать наперёд. Эта страница в повести Розенбергов ещё не была написана, когда они служили Господу в Одессе. После Первой Мировой войны драматические события шли непрерывным потоком, быстро приходя на смену друг другу, и все они оставляли свой след на жизни и деятельности Миссии "Вефиль". Её основатели и работники едва поспевали приспосабливаться к переменам, не сводя глаз с Вождя впереди и неустанно молясь и служа Ему.

Современная "Лидия"

В предшествовавшие большевистской революции годы в России было много разных "вольнодумцев" и так называемых "прогрессивных" людей. Однажды такая вот прогрессивная дама из высшего общества, которой было не до Бога и не до своей души, неожиданно овдовела. Её муж был директором банка и, как таковой, был весьма влиятельным лицом в деловом мире. Поначалу она отреагировала на Божие вмешательство в её жизнь возмущением и даже гневом, потому что её муж был её "всё во всём", но с течением времени кое-что начало меняться.

Одна подруга этой дамы тоже недавно потеряла мужа и пришла к ней, чтобы выразить своё искреннее соболезнование. Искренность и покой посетительницы заинтересовали прогрессивную даму, и она спросила о причине этого странного покоя и равновесия в период потери и горя. Она знала, что подруга жила со своим мужем очень дружно, в полном согласии и любви, и её поведение ещё больше удивляло и озадачивало. Секрет был в том, что подруга была христианка и пришла не только утешить вдову, но и рассказать ей о своём источнике утешения: Господе Иисусе Христе. Сделав это, она вскоре ушла.

Сперва гневная вдовица не могла понять всего, что услыхала, но задумалась над этим источником утешения и покоя. Господь привёл её на одно из собраний, где гостем проповедником был пастор Леон Розенберг. Он говорил, как обычно, с большим подъёмом и энтузиазмом, и это тоже не прошло бесследно для огорчённой своей утратой вдовы.

Вскоре они встретились опять на одном домашнем собрании в доме двух сестёр, друзей Израиля, и на этот раз пастору Розенбергу представилась возможность поговорить с этой дамой. Они говорили по душам, и Господь открыл её сердце и пролил в него небесный луч спасения. Заблудшая овечка нашла своего доброго Пастыря.

Желая отблагодарить пастора Розенберга, она открыла двери своего большого дома для проповеди Евангелия. Как мы уже сказали, её муж был директором банка, и у него было много влиятельных друзей среди высокого ранга чиновников и адвокатов. Она попросила пастора Розенберга рассказать им о том, что он сам нашёл в Иисусе. Они слушали, разинув рот, и когда слово проповедника закончилось, никто не хотел расходиться, и задетая им тема была предметом долгих разговоров далеко за полночь. Напыщенный модернизм этого высшего еврейского общества раскололся перед суровой реальностью вечно живого и вездесущего Господа и Спасителя Иисуса Христа, Мессии Израиля.

Когда несколько дней спустя пастор Розенберг встретил на улице доктора К., одного из посетителей этого собрания, добрый доктор сказал ему: "Вы не представляете себе, насколько глубоко я был тронут всем сказанным вами и другими в тот памятный вечер. Мне бы очень хотелось услышать больше". Сказав это, он тоже предложил свой дом для домашних собраний и попросил пастора Розенберга провести серию бесед об Иисусе.

Конечно, пастор Розенберг охотно принял предложение, усматривая в этом ответ на молитвы о спасении многих именно в этих высших кругах еврейского общества. В своё время многие души откликнулись на зов Святого Духа, между тем как пастор Розенберг кротко исполнял роль Его верного слуги.

Эти люди ничего не подозревали о том, что в самом ближайшем будущем им придётся пройти огненное испытание их молодой веры. Некоторые не выдержали этого испытания и сдались под нажимом безбожных следователей, но многие проявили удивительную выносливость духа и в самые трудные времена в истории их страны не только устояли в вере сами, но постоянно приводили ко Христу других.

ЧАСТЬ V

Глава 20. Большевистская революция

В 1917 г. кровавая большевистская революция прокатилась широкой волной по всей стране. Семена несправедливости и дискриминации, которые сеялись многие годы, принесли в своё время всходы. Угнетённые массы и обнищавшие крестьяне, недовольные рабочие и солдаты, уставшие от затянувшейся войны, созрели для принятия пропаганды местных и заграничных агитаторов.

Казалось, что начавшаяся сразу после революции гражданская война никогда не кончится. Организованные и хорошо вооружённые группы, стоявшие на стороне царя, доблестно воевали против банд революционеров и рассыпанных по всей стране армий. В конце концов революционеры победили, и вся страна заалела от красных знамён с новым знаком в одном углу. Этим знаком были серп и молот, означающие единство рабочих и крестьян, пришедших теперь к власти, но до мира было ещё далеко. Годы кровавой гражданской войны принесли с собой неописуемую жестокость, разруху, грабёж, голод и смерть.

Этот период коммунистической революции унёс миллионы невинных жизней. Ужасная классовая ненависть бушевала необузданно и нарастала с необычайной быстротой. Сперва коммунисты были только против высокопоставленных лиц общества, начиная с царской семьи и высших чиновников и военных, против русских и заграничных частных предпринимателей, индустриалистов и "капиталистов". Но потом их ненависть распространилась и на средний класс, на мещан и интеллигенцию, евреев и неевреев, а спустя немного лет и на самих рабочих и крестьян, чьи серп и молот украшали, вначале пропитанный кровью, новый флаг.

Ни один район страны не избежал этого дикого разгула ярости и уже ни на чём не обоснованного гнева. Христианские учреждения, на этот раз всех деноминаций, включая и государственную Православную Церковь, были разрушены, и большинство служителей (пасторов и священников) арестованы и сосланы. Никто не предвидел такого исхода от так называемой "Народной Революции", но к тому времени было уже поздно, слишком поздно...

Ограбление

Смутные времена, полные горя и тяжких испытаний, пришли на Россию и сделались почти невыносимыми. Неописуемый террор сошёл на страну, как стихийно налетевший шквал из бурь или смерчей. Число преступлений не поддавалось исчислению. Семью царя жестоко убили, и все, кто был прямо или косвенно связан со старым режимом, были обречены на уничтожение от руки безжалостных советчиков — приверженцев нового режима. Жизнь потеряла всякую ценность. Большевизм развивался и расширялся с молниеносной быстротой, меняя формы и набирая силу посредством необузданной ярости, уничтожения и разрушения всего прошлого. "Цель оправдывает средства" — было лозунгом Владимира Ильича Ленина, вождя кровавой революции, и все его последователи делали всё ради достижения этой неясно выраженной цели, маскируясь возвышенными лозунгами и пустыми обещаниями свободы и благополучия.

В годы 1919-1922 террор достиг в России своего апогея. Для Розенбергов эти годы были хуже погромов и ужаснее войны, страшней революционных "переворотов" и кровавых партизанских стычек, потому что эти годы были связаны с непрерывным голодом и всеми его губительными последствиями.

Внезапно Розенберги были отрезаны от остального мира. Вся ответственность за миссионерскую работу легла тяжким бременем на плечи единственного, ещё не сосланного и не убитого, проповедника Евангелия — пастора Леона Розенберга. Те друзья, которые в прошлом активно поддерживали Миссию, больше не могли этого делать. Лишённые своего имущества, изгнанные из домов, они были в бедственном положении. Многие были расстреляны или убиты каким-нибудь иным ужасным способом.

Семья Розенбергов была беспомощна. Пищевых продуктов нельзя было достать даже за деньги. Те, кому было ещё что продать, просили за свой товар только золота. Бумажные деньги утратили прежнюю ценность. Приобрести необходимые продукты питания можно было только путём обмена на вещи или предметы первой необходимости.

Выжить материально было не только трудно, но почти невозможно. И как бы этого было ещё мало, в один воскресный день дом Розенбергов ограбили бандиты. Все, что имело какую-либо ценность, было взято, но бандиты требовали "спрятанного добра",

которого у Розенбергов, естественно, не было. Напуганные родители боялись за своих девочек, потому что не знали, в какой из комнат они были во время вторжения бандитов в дом. Позже обнаружилось, что они сидели, прижавшись друг ко дружке, в проходном коридоре, находясь полностью во власти бандитов. Только после того, как грабители ушли, взяв всё, что можно было взять, родители смогли увидеть, что их дети в безопасности.

После ограбления семья не могла больше ничего менять на продукты. Как в истории с Иовом, одна за другой печальные вести достигали их слуха. Многие друзья страдали от голода, холода и болезней. Их становилось всё меньше и меньше, а эпидемия тифа ещё больше снижала их число. Народ был совершенно бессилен противостать неудержимому потоку бедствий. Многие братья и сестры ходили, как тени, и было больно смотреть, как они качались при ходьбе, пытаясь до конца посещать собрания, пока это ещё разрешалось. И хотя личные страдания угнетали миссионеров, смотреть на чужие страдания и не быть в состоянии помочь было гораздо больнее. Конечно, самое жалкое зрелище представляли исхудавшие, измождённые от голода и холода дети.

Беженцы

Во время ограбления Розенберги как раз приютили у себя одну ограбленную ранее на своей ферме немецкую семью, которая едва унесла ноги только с тем, что было у них в руках и на плечах. Они пришли в Одессу, где думали найти безопасность, потому что там их никто не знал. Семья состояла из пяти человек. По дороге бандиты прострелили их дедушке правую руку, и он ужасно страдал от боли. Эти беженцы были рады и счастливы, что смогли остановиться у Розенбергов, а тут опять нападение и бандиты, и стрельба, и угрозы...

Бандиты обыскали все комнаты и порылись, конечно, и в комнате беженцев. Задержанные в другой комнате, хозяева ничего не знали о том, что творилось в остальном доме и, в частности, в комнате их гостей.

Хотя бандиты мало что нашли в комнате беженцев, всё же что-то ценное попало им в руки. У жены фермера было немного ювелирных вещиц и несколько золотых монет в маленьком нательном мешочке. Её обыскали, и мешочек был взят. Беженцы приняли эту последнюю потерю, как волю Божию, и ничем не возмущались.

Вскоре после ограбления безрукий дедушка заболел и умер. Розенберги хотели помочь своим друзьям и отдать последний долг умершему брату во Христе, предоставив ему приличные, достойные человека, похороны. Члены общины тоже пытались помочь, но было просто невозможно найти одежду для покойника. Вдруг обнаружилось, что бандиты, по недосмотру, забыли взять чёрное пальто пастора Розенберга. Было решено использовать его, но оно было слишком маленьким. Пришлось распороть спину пальто, а полы подвернуть под тело умершего дедушки, так как спину всё равно никто не увидит. Когда убитые горем родственники увидели, как прилично был одет их дедушка в гробу, они были довольны и благодарны пастору Розенбергу, хотя он и лишился своего единственного пальто.

Тогда ещё было возможно совершать христианские погребения, и пастор Розенберг совершил всё очень достойно, подлинно по-христиански, так что хорошие отношения с этой семьёю сделались ещё лучшими.

По предведению Божию, годы спустя эта семья попала в Америку, где была в состоянии неоднократно проявлять свою дружбу заметным образом, восполняя нужды тогда ещё слабой, едва начинающейся в Америке Миссии брата Розенберга.

Сочувственный сосед

После жестокого нападения на семью Розенбергов один их сосед, старенький еврей, выразил им своё сочувствие. Между прочим, он сказал: "Что же вы будете теперь делать? Вы лишились всего? Бедный вы человек! Ведь они забрали у вас всё, что у вас было!"

Когда пастор Розенберг сказал старичку, что бандиты не удовлетворились тем, что они у него взяли, и требовали, чтобы "спрятанное добро" тоже было отдано им, иначе они "накажут" детей, старику хотелось узнать, исполнил ли Розенберг требование воров. Не желая давать прямой ответ и желая указать соседу на более ценное сокровище, чем земное добро, пастор Розенберг посмотрел старику в глаза с выражением полного покоя, чего добрый сосед не мог не заметить.

Всё ещё не понимая, что же пастор имеет в виду, он сказал: "Вы давно для меня загадка. Я наблюдал за вами в разных ситуациях и всегда завидовал вашему внутреннему спокойствию. И вот сейчас ваше лицо отражает покой и удовлетворение даже в такое ужасное время, когда вас лишили всех средств к существованию, и вы совершенно обнищали". В ответ пришли такие слова: "Потеря моего имущества не сделала меня бедным. Воры не смогли взять моё самое ценное сокровище".

Услыхав это, сосед посмотрел на пастора Розенберга с довольством и сказал: "Я так и думал. Вы умный и смелый человек, который знает, как прятать своё самое драгоценное и как не давать бандитам запугивать себя". Он, конечно, заключил, что "самое ценное сокровище" означает земное добро. Но когда он вспомнил об угрозах детям, которые были в такой ужасной опасности, он подумал, что в таких обстоятельствах следовало бы, пожалуй, отдать всё, даже если бы где-то пряталось что-нибудь ценное, и он сказал: "Что вы имели в виду, сказав, что ваше самое ценное сокровище не было взято?"

Пастор Розенберг ответил: "Самое драгоценное сокровище, о котором я говорил, это моя вера в Господа Иисуса Христа, Мессию, через Которого я получил уверенность в спасении и вечной жизни". Старик молча склонил голову и больше не задавал вопросов, но когда поднял лицо и посмотрел в глаза соседа, по его щекам катились слёзы. Услышанная им высшая истина медленно, но верно, проникала ему в душу.

Бурное мореплавание

Однажды в эти страшные годы пастору Розенбергу пришлось отправиться морем в Крым. Он беспокоился о благосостоянии своей дочери Елизаветы, которая тогда проживала там, а также хотел посетить некоторых братьев во Христе. Перед отправлением домой друзья нагрузили его редкими продуктами для семьи в Одессе, так что на обратном пути у него был порядочный багаж, притом небывалой тогда ценности. Пароход на Одессу шёл из Севастополя и был набит людьми до предела. Не имея выбора, пастор Розенберг взошёл на борт и разделил участь многих других. Об удобствах тогда никто не думал. Он сел на палубе на свой багаж и унёсся мечтами домой, представляя себе радость семьи при виде такого количества редких продуктов.

В начале погода была благоприятной, и никто не предвидел бури, но как только пароход покинул гавань, начался шторм, и его кидало на волнах, как пробку. Огромные волны захлёстывали палубу, и дежурный офицер велел всем связаться верёвкой, чтобы не оказаться смытыми за борт.

Мореплавание обернулось долгим и опасным. Почти все пассажиры страдали от морской болезни, но никто не мог двинуться с места. Страх притуплялся чувством апатии, свойственным больным морской болезнью. Утешало то, что волны смывали рвоту и освежали воздух, иначе можно было бы задохнуться от ужасного запаха.

Постепенно пароход добрался до Одесского порта, где буря ощущалась значительно меньше.

Когда пастор Розенберг сошёл с парохода, какие-то "сострадательные" солдаты предложили поднести его багаж. Не видя других носильщиков, он согласился и даже поблагодарил их за доброту, но вскоре пришло разочарование. "Помощники" шли всё быстрее и быстрее, и пастор Розенберг не мог уже угнаться за ними. Вскоре они совсем исчезли в толпе с драгоценными пищевыми пакетами в руках, а пастор Розенберг прибыл домой с пустыми руками.

Бедные богатые и богатые бедные

Помимо недостатка в пище, семья Розенбергов обнаружила, что им не во что одеться. Бандиты унесли с собой не только всю одежду, но и всю их обувь. И тут опять пастор Розенберг убедился, что "любящим Бога, призванным по Его изволению всё содействует ко благу".

Изорванный и изрезанный ворами кожаный диван пригодился пострадавшей семье. Хотя пастор Розенберг никогда не учился сапожному ремеслу, он знал, что, как миссионер, он должен уметь делать многое своими руками, и он смастерил "элегантную" обувь для всей своей семьи из кусков кожи с всё равно непригодного теперь дивана. Однако, из-за того, что это всё же не была сапожная кожа, обувь из неё была недолговечной, но это не мешало соседям завидовать ему, когда его дети ходили по улице в таких приличных на вид тапочках, между тем как другие ходили в обмотках из тряпок на ногах и шили себе одежду из мешков.

Люди проявляли невообразимую изобретательность. Действительно "голь на выдумки хитра". Некоторые носили мешок из-под картошки с тремя дырами в нём — одной для головы и двумя для рук — и подпоясывали этот "последний крик моды" верёвкой. Штаны нередко шились из нескольких сортов и цветов материи и бывали кое-как сшитыми, так как и ниток ведь тоже не было. Было больно смотреть на одетую так молодёжь, особенно помня, что ещё не так давно некоторые из них были зажиточными и щеголяли в самой лучшей и модной одежде. Перемены в жизни страны лишили их всего, и с потерей всего некоторые люди обнищали духовно, но, с другой стороны, встречались и такие, которые несли свою нищету с достоинством, богатея, как никогда раньше, духовно, в Боге.

Можно было слышать, как потерявшие всё верующие богачи говорили: "В мирное время мы молились: избавь нас от всего земного и умножь в нас веру, но редко кто говорил это всерьёз. Мало кто был готов оторваться от земного, поэтому Господь оторвал земное от нас, и теперь мы научились больше ценить небесные реальности".

Глава 21. Лидочка Розенберг

Господь подарил Леону и Фанни Розенберг шестерых детей. Их единственный мальчик и третий ребёнок, Филипп, умер в полтора годика, но пять дочерей возрастали в духе Писания и атмосфере подлинно христианской семьи. В результате все дети рано пришли к живой вере в Иисуса Христа как своего Спасителя и Господа.

Евгения и Елизавета, которые были погодками, отдали свои сердечки Господу в Воскресной Школе. Однажды они пришли домой сияющие и рассказали об этом своей маме, а когда она спросила их: "Разве вы раньше не верили, что Иисус ваш Спаситель?", они ответили: "Да, мы верили и любили твоего Спасителя, а теперь Он стал нашим Спасителем".

Евгения принимала активное участие в работе Миссии с очень раннего возраста, а позже, будучи студенткой на историко-филологическом факультете Одесского Университета, была секретарём студенческого кружка христианской молодёжи. Елизавета, будучи дочерью пастора, не могла получить медицинского образования в послереволюционной России и получила его в Германии. Позже она уехала в Индию как врач-миссионер от одной Британской Миссии и преподавала там в Женском Медицинском Колледже, работая одновременно врачом. Она пробыла там в

общей сложности двадцать лет, а потом служила ещё четыре года в Пакистане.

Елена, которая тоже рано отдала своё сердце Господу, стала учительницей и была во всех отношениях подготовленной к роли помощницы отцу и матери в их служении с детьми. В тридцатых годах она вела детскую работу Миссии "Вефиль" в Польше в городе Лодзе.

Лидия была четвёртым ребёнком и любимицей всей семьи. Не то, чтобы другие дети были в пренебрежении, между ними никогда не было зависти, но младшенькая была всегда слаба здоровьем и постоянно улыбалась и веселила всех, как светлый луч солнышка в семье.

Её мягкий и добрый характер сделал её любимицей не только всей семьи, но и всех соседей и соучеников воскресной и общеобразовательной школы. В обе эти школы она всегда приходила первой. Она любила Господа и всем сердцем верила в силу молитвы.

Всё, что она слыхала от матери о Господе Иисусе, она слово в слово передавала соседу, слепому капитану В. М., пока тот не уверовал сам. Во время тяжких испытаний, сразу после революции, она была утешением и благословением для всех окружающих. В суверенном Божием плане, цели которого служащие Ему на земле вполне познают только в вечности, было намечено, чтобы в эти трудные дни, когда беда и болезнь ходили по русской земле, земное странствие маленькой Лидочки пришло к концу. Она заболела испанкой и покинула эту землю в двенадцать лет, совершенно приготовленная к своему последнему путешествию.

Когда она лежала больная в постели, никто не смел грустить и унывать в её присутствии, и даже в самые её последние мгновения один взгляд на её сияющее личико прогонял скорбь. Оно постоянно излучало радость и утешение. Её любимой песней была заученная ею в Воскресной Школе "Божия овечка я. Это радует меня". Семья стояла вокруг кроватки и пела эту песенку с умирающим ребёнком. Когда они дошли до последнего куплета и спели: "Как не радоваться мне? Я Его дитя вполне! Как пройдут земные дни, в Свой покой меня прими. Там объятия Твои меня примут. Да! Аминь!", лицо девочки просияло и засветилось неземной внутренней радостью. Увидев слёзы в глазах своих родных от того, что им было трудно и больно прощаться с нею, она прошептала слова ещё одного любимого гимна: "Отпустите, отпустите! Я не вечный мира житель..."

Это было мольбой к отцу и матери и дорогим её сестричкам отпустить её без слёз. Они не успели закончить последний стих, когда Лидочка тихонько ушла к своему Господу. Отец держал её маленькие ручки в своей правой руке, а левой закрыл лобик и глазки. Он ощутил только лёгкое дрожание, когда её дух покинул тело и перешёл в ласковые объятия Доброго Пастыря.

Многие верующие пришли на похороны. Слава Богу, что тогда это было ещё возможно в России. Дети из Воскресной Школы все были там, а также сотни евреев, услыхав, что у пастора умерла дочка, пришли послушать, что же он скажет у её гроба. Он прочитал 2 Коринфянам 1:3-4, и это слово послужило благословением для многих:

"Благословен Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа, Отец милосердия и Бог всякого утешения, утешающий нас во всякой скорби нашей, чтоб и мы могли утешать находящихся во всякой скорби утешением, которым Бог утешает нас самих".

Над могилкой Лидочки несколько проповедников говорили к большой толпе собравшихся. Да, Господь сделал правильно, что избавил маленькую девочку от ещё больших страданий, которые вскоре постигли эту многострадальную семью посвящённых Богу Его верных служителей, и не только их, но и всю страну. Он вовремя взял домой к Себе маленькую овечку, потому что Он никогда не ошибается.

Глава 22. Конец эпохи

С первых дней большевистского переворота российское правительство, да и вся страна, страдали под ударами перемен. Владимир Ульянов, известный под своей партийной кличкой как "Ленин", принятой им в память ссылки царским режимом в Сибирь, на реку Лену, разжигал толпу своими пламенными речами, а его агитаторы пропагандировали "новые идеи" среди рабочих и крестьян, обещая всё самое лучшее их непривилегированному классу. Лозунги большевиков действительно звучали возвышенно: "Земля, свобода, хлеб!", "Земля — крестьянам, фабрики и заводы — рабочим!" и "Свобода, равенство и братство!" Не одно из этих обещаний не было приведено в исполнение в последующие годы, и новое рабство и неравенство оказалось хуже прошлого, но и тогда пропаганда гремела в городах и сёлах и проникала также в армию и во флот, где затянувшаяся война давно надоела военным, и все они рвались домой.

В довольно короткий период коммунисты прочно окопались у власти. Царь и его семья были арестованы и зверски убиты вместе с не успевшими вовремя бежать офицерами высших рангов Белой Армии. От так называемых "капиталистов" и "интеллигенции" не осталось почти ничего. Одно упоминание принадлежности к их классу по наследству или через брачный союз было достаточным, чтобы попасть в тюрьму или быть расстрелянным без следствия и суда. Покончив с политическими противниками, безбожная орда направила свою ярость на всех религиозных лидеров, независимо от вероисповедания и деноминаций. Они объявили открытую войну не только религии, но и Богу!

Не избежал этого гнева и Леон Розенберг. Будучи пастором церкви и миссионером, а также директором Миссии и миссионерской школы, президентом всех евангельских групп на юге России, аккредитованным агентом "American Relief Association" при тогдашнем директоре этой ассоциации и будущем президенте США Герберте Хувере, уполномоченным руководить распределением помощи среди Евангельско-Баптистских церквей окружных областей, он был, конечно, "жалом во плоти" у новых безбожных властей. Его арестовали и, после короткого суда перед революционным трибуналом, приговорили к смертной казни, бросив в тёмный, влажный и полный крыс подвал. То, что он там пережил, не поддаётся никакому описанию...

Между тем, его верная супруга и помощница в миссионерском служении, узнав, что её муж арестован безбожными коммунистами за христианскую деятельность, передала его в надёжные руки своего Спасителя Иисуса Христа, Которому он принадлежал и служил. "Ты мой, — сказала она, прощаясь со своим Леоном, — но в первую очередь ты Господень, и да будет над тобою Его святая воля".

Эта женщина знала своё место перед престолом благодати и среди самых тяжких испытаний она знала, как говорить со своим Господом. Веря в силу молитвы, полагаясь на Божие руководство, она учила детей и взрослых, отданных теперь на её попечение, как обращаться к Богу со своими просьбами и заботами.

В ответ на её молитву Бог совершил настоящее чудо. Обетования её любимого Псалма буквально исполнились в жизни её мужа:

"За то, что он возлюбил Меня, избавлю его; защищу его, потому что он познал имя Моё. Воззовёт ко Мне и Я услышу его; с ним Я в скорби; избавлю его и прославлю его; долготою дней насыщу его, и явлю ему спасение Моё". (Псалом 90:14-16)

Пастор Розенберг был избавлен в конце 1921 г. в ответ на заступническое вмешательство Международного Красного Креста. Коммунисты согласились обменять его на двух ценных для них арестантов, задержанных немцами, а пастору Розенбергу приказали покинуть страну. Хотя прощание с семьёю было тяжёлым, ему оставалась надежда на встречу в вечности, но особенно болезненной была разлука с общиной.

Их благодарственное письмо частично отражает эту боль.

Благодарственное письмо

духовному отцу и пастырю нашей общины

Леону Розенбергу

"Обстоятельства заставляют вас покинуть Одессу и уехать за границу, оставляя нас сиротами.

В течение двадцати двух лет вы стояли перед нами, служа нашему возлюбленному Спасителю в роли пастора евангельской общины евреев-христиан и директора Миссии и школы. Вы были духовным отцом всей нашей общины и вполне заслужили звания и пресвитера, и пастыря.

Годы нашего существования как церкви были подлинно памятником Божией благодати и милости к Его народу (Псалом 72:1 и Римлянам 11:1).

С Господом у правой руки своей вы были рулевым нашего небольшого челна на бурных волнах окружающих нас стихий. Когда Он открывал двери, никто не мог их закрыть. Свидетельство сопровождалось силою Божией, и Господь прилагал всё больше душ к числу верующих в нашей церкви. Многие из наших братьев и сестёр, принадлежащих к рассеянному Израилю, вынужденных покинуть семьи из-за своей веры в Иисуса, стоят сегодня здесь, а те, кто покинули Одессу, служат свидетелями Евангелия в других местах и даже за границей нашей страны. Несколько филиалов нашей церкви восстали тут и там в подтверждение благословения свыше, почившего на вашем служении, и многие братья и сестры на протяжении лет оставались верными до смерти.

Вы также послужили малым детям. Ваша забота о них привела к открытию школы, где они могли воспитываться в наставлении Господнем в чисто евангельском духе.

"Как же будет теперь? — спрашиваем мы себя. — Что мы будем делать без вас?" И всё же мы уверены, что воля Божия в том, чтобы вы уехали, и надеемся, что вы ещё возвратитесь к нам. Итак, мы желаем вам и всем вашим Божиих благословений на том пути, который он открывает перед вами отныне.

От глубины души благодарим за ваше дивное служение и да воздаст вам за всё Господь!"

В Его любви,
ваши верные в Нём братья и сестры,
(подписи всех членов общины)
Одесса, Май 1922

Община осталась в руках Господних под управлением помощника пастора Филиппа Тростянецкого, а год спустя докладывала своему старшему пастору, находящемуся тогда в Германии, что, несмотря на все помехи, церковь стоит твёрдо в единстве и любви, и новые души прибавляются постоянно.

(К сожалению, это время сравнительной свободы было недолгим. В начале тридцатых годов все церкви были закрыты и почти все служители арестованы и сосланы. Некоторым удалось бежать за границу).

Воссоединение с семьёй и попытки начать сначала

В 1922 г., через семь месяцев после изгнания из России и после ещё одного вмешательства Международного Красного Креста, пастор Розенберг, уже будучи в Германии, воссоединился со своей семьёй. Это было чудесным и радостным событием в жизни этой миссионерской четы. Фанни Розенберг с типичной для неё простотою веры сказала мужу: "Я ни на миг не теряла надежды, потому что знаю, что Бог отвечает на молитвы".

Их миссионерский дух нисколько не угас, и желанием сердец было как можно скорее приступить к продолжению своей христианской деятельности. Под названием "Друзья Израиля" (не имеющим ничего общего со значительно позже основанной кем-то другим в Америке миссией среди евреев под тем же названием), они начали Миссию в городе Франкфурт-на-Майне. В правление этого нового общества вошли известные тогда в Германии проповедники во главе с "предигером" (нем.— проповедник) Вехтером,

вице-президентом Союза Евангелистов Германии. Начались открытые собрания и лекции, на которые охотно приходили сотни евреев, и среди них у пастора Розенберга вскоре нашлось много друзей. Две лекции пастора Розенберга, прочитанные перед студентами Университета в Тюбингене: "Евангельское Христианство и Еврейский Вопрос" и "Сущность Искупления" были опубликованы и неоднократно переизданы. Но хотя всё это выглядело весьма обещающе и новая Миссия действительно зародилась, ей не сулилось свыше стать той реальностью, какой была Миссия Розенбергов в Одессе.

Участь оставшейся в России дочери

Когда семья Розенбергов покидала Россию в конце 1922 г., их старшая дочь Евгения не присоединилась к ним. В свои студенческие годы в Одесском Университете, участвуя в кружке христианской молодёжи, она познакомилась со своим будущим мужем Сергеем Сергеевичем Абрамовым, русским по национальности, выходцем из старой русской дворянской православной семьи. Посещая этот студенческий кружок, основанный профессором филологии Владимиром Марцинковским, Сергей пережил духовное возрождение, и это ещё больше сблизило его с подругой его юности Евгенией Леоновной Розенберг. Они знали друг друга уже четыре года, и теперь, когда семья Жени покидала Россию навсегда, Сергей решил сделать ей предложение — выйти за него замуж. Она согласилась, и они были обвенчаны отцом Евгении перед самым отъездом семьи пастора Розенберга в Германию. Вторая дочь Розенбергов Елизавета и две другие дочери, Елена и Мария, покинули Россию с матерью вслед за уже изгнанным ранее отцом.

Два года спустя, в 1924 г., Евгения с мужем и первым ребёнком, годовалой Лидочкой, посетили Розенбергов в городе Бланкенбурге в Германии. Они провели там два года, в течение которых Сергей успел закончить во Франкфурте Библейскую Школу и бухгалтерские курсы. Ему очень хотелось получить какую-нибудь профессию после того, как он был исключён из Одесского Университета с последнего курса юридического факультета за свои христианские убеждения, но он не был уверен, что сможет когда-нибудь ещё возобновить учёбу в Университете.

Вторая дочь, Ирина, родилась у них в Германии в 1924 г., а в 1926 г. они возвратились в Россию, по которой Сергей тосковал. Там у него была семья — мать и сестры — и там были его этнические корни. При возвращении на родину Евгения ожидала их третьего ребёнка. Она не знала, увидится ли она опять со своими родителями, так что прощание было душераздирающе грустным.

Во время пребывания Евгении и Сергея в Германии там произошло одно весьма важное и значительное событие. В городе Вернигороде (в Гарце) произошло открытие и посвящение Библейской Школы при Миссии "Свет на Востоке". Попытки пастора Розенберга начать работу среди евреев в Германии были широко известны, так что ничего удивительного не было в том, что он тоже был приглашён на это торжество. Среди известных и уважаемых евангельских деятелей был также профессор Владимир Марцинковский, с которым Розенберги и Абрамовы были близко знакомы ещё по служению в России. Когда в работе Миссии "Свет на Востоке" прибавилась Библейская Школа, оба эти брата смогли короткое время читать лекции в ней.

К сожалению, нацизм уже тогда поднимал свою голову в Германии, и некоторые так называемые "христианские" группировки не имели иммунитета от этой заразы. Один из местных протестантских лидеров, некий господин Людендорф, "очистил" Новый Завет от "всего еврейского", настаивая на том, что христианская религия не должна иметь ничего общего с евреями. С другой стороны, многие немецкие евреи считали себя в первую очередь немцами, а потом уже потомками Моисея.

С течением времени этот духовный климат утратил свою привлекательность для Розенбергов, у которых была только одна цель: привести ко Христу как можно больше евреев и притом как можно скорее.

Леон и Фанни Розенберг начали усиленно молиться о новых дверях для своего служения, и в ответ на их молитву эти двери вскоре открылись перед ними. Они вели в Польшу.

ЧАСТЬ VI

Глава 23. Основание миссии в Польше

Гудущее бросало вызов неутомимому труженику на ниве Божией, миссионеру Леону Розенбергу, когда он впервые совершил поездку в Польшу. Потерявшие всё в России, вырванные грубой силой безбожников с корнями из живой плодотворной деятельности, Розенберги не впали в отчаяние, но строили планы для будущего служения своему Господу. Самое первое посещение Польши показало, что эта страна вышла из Первой Мировой войны с населением в 34 000 000, из которых почти 4 000 000 были евреи. Какая дивная возможность проповедовать им Евангелие!

Господь особенным образом положил на сердце этим двум верным Своим служителям желание заботиться о рассеянных по всей стране евреях-христианах, притом "рассеянных" вдвойне: как евреи среди язычников и как евреи-христиане среди различных христианских деноминаций. Между ними не было ни связи, ни возможности разделить свои внутренние нужды и трудности. Правда, в то время ещё не делалось расового различия, и евреи-христиане могли вступать в члены любой общины по своему выбору, но у пасторов и служителей этих церквей не было нужной подготовки, чтобы заняться специфическими проблемами и требованиями евреев-христиан, как это и было (если вы ещё не забыли) в Одессе. Очень часто они не могли проникнуться запросами еврейской души и не могли понять людей, которые ещё совсем недавно жили совершенно в другом религиозном мире, от которого они были отрезаны как только обратились ко Христу. Они потеряли связь со своими семьями: родителями, мужьями, жёнами и детьми.

В 1927 г., когда Розенберги, следуя определённому зову, решали переселиться в Польшу, в Варшаве жил некий английский пастор Циммерманн-Карпентер. Он был связан с Британским посольством, но представлял Лондонское Еврейское Миссионерское Общество. Пастор Розенберг открыл ему и его помощникам, Айзенштейну и Брегману, своё желание и нашёл, что оба служителя отнеслись к этому сочувственно. После встречи с ними пастор Розенберг написал брошюру под названием "Я ищу своих братьев". Вскоре после этого была созвана первая в Польше Конференция евреев-христиан, и пастор Розенберг был не только приглашён на неё, но получил возможность говорить и представить свою прошлую и настоящую работу, а также поделиться своими планами на будущее. Он был весьма хорошо принят всеми, и одна австрийская организация взяла его под своё крыло и создала Миссию под названием "Пенуэл" из (Бытие 32:30), что значит "лицо Божие", но эта организация была лютеранской и верила в крещение младенцев.

Случилось в это время, что брат Розенберг привёл ко Христу одну молодую чету. Муж был еврей, а жена лютеранка, которая приняла иудейство во время их женитьбы. Когда они оба пережили рождение свыше через наставление пастора Розенберга, они пожелали, чтобы он их крестил, что пастор безотлагательно и сделал. Лютеранская организация возмутилась. Их вера в крещение младенцев не оставляла места для второго крещения после исповедания веры в зрелом возрасте, и пастору Розенбергу пришлось распрощаться с ними. Он не мог уклониться от учения Библии о крещении и пойти на компромисс со своими убеждениями и совестью. В душе у него не было никакого огорчения, так как он верил, что его ведёт Сам Господь, и, видя в этом руку Божию, он вскоре открыл Миссию "Вефиль" в Польше в индустриальном городке Лодзе. Ещё со дней служения в Одессе это название было близко его сердцу и осталось с Розенбергами даже по сей день.

Польша только что пережила разрушительную войну, и найти в ней подходящее место было не легко. Средств, конечно, тоже не хватало, а собирать их в послевоенной Европе было бесполезно. Однако Господь и на этот раз подал Свою благодать в обильной мере и сделал это двумя путями. Сперва пришло уведомление о том, что уже довольно давно Розенбергов ожидает наследство в сумме ста фунтов стерлингов (500 американских долларов золотом) от какого-то их друга в Великобритании. Живя в России, они не могли воспользоваться им, но оно не пропало и теперь очень даже пригодилось. В то время это были большие деньги.

Затем сама собой разрешилась проблема поисков подходящего здания для Еврейской Миссии в римско-католической стране. Текстильная фабрика в центре города пострадала от пожара. Городское управление не позволило восстанавливать её в том районе, где она была, и владелец, по религии лютеранин, был более чем рад позволить Розенбергам восстановить это здание для миссионерских целей.

Интересно, что улица, на которой было это здание, называлась "Наврот", т.е., улица "Обращение"! Двумя огромными залами можно было начать пользоваться сразу же, а остальное ещё нуждалось в ремонте. Название Миссии "Вефиль" на большой вывеске над дверями было видно издалека и привлекало внимание многих. Оно всегда напоминало Розенбергам о встрече патриарха Иакова с Богом во сне в городе Лузе, переименованном Иаковом в Вефиль (Дом Божий).

Глава 24. Смесь испытаний с благословениями

Будучи Миссией веры, "Вефиль" нередко подвергался испытаниям именно веры. В стране был финансовый кризис и безработица, так что многие друзья, которые поддерживали Миссию, были вынуждены урезать свои пожертвования или вовсе их прекратить. Но удивительно то, что это время было одновременно периодом больших благословений и ответов на молитвы. Миссия была зарегистрирована как бездоходное служение среди евреев, и католическая церковь ничего не имела против этого. Сама она этим делом не занималась. Экономический кризис отразился на тысячах детей, и очень скоро стало очевидно, что служение этим бедным детям при возможности будет следующим служением Миссии. Приближалась зима, и кому-то нужно было заботиться о сиротах и бедных детях, у которых хотя и были родители, но не было средств к существованию. На лето было решено увозить детей на несколько недель в деревню. Задание это было нелёгким, но когда было приведено в исполнение, оказалось весьма плодотворным духовно и принесло обильную славу Господу.

Много бедных деток из еврейско-христианских семей приходили в Воскресную Школу Миссии, но её посещали и другие дети, которые вместе с верующими детьми учились быть благодарными "Даятелю всех благ" и Другу и Спасителю душ.

Эта отрасль служения встретилась со множеством препятствий. Привезённые на лоно природы для отдыха дети местных евреев были приняты "в штыки" крестьянами-католиками. С каждым летом было труднее найти дом для еврейских малышей, из которых многие были сиротами при живых родителях после того, как один из родителей принимал Иисуса Христа своим Спасителем и решал следовать за Ним.

Нужда в собственном доме становилась всё острее, и служители Миссии начали молиться Отцу вдов и сирот о её восполнении.

В один прекрасный день отыскался подходящий участок земли, но цена была недоступной для скромной казны Миссии. Многие местные друзья давали всё, что могли, но средств всё равно не хватало. И вдруг совершенно неожиданно пришло письмо из Америки, в котором никому не знакомое лицо писало следующее:

"Мой знакомый дал мне почитать одно ваше информационное письмо с перечислением в нём благословений и нужд. Моя душа открылась особенным образом к страдающим еврейским детям, которых вы приводите ко Христу. У меня тоже есть дети, и я чувствую, что обязана как-нибудь помочь вашим малышам. Я делаю это из любви к моему Господу и к своим детям, которые в настоящее время защищены от всякого рода нужды. Пожалуйста, примите этот дар любви на приобретение дома для осиротевших и бедных еврейских детей".

Это было прямим ответом Господа на многие молитвы. Желаемый участок земли не был ещё продан, а подаренные средства покрывали только две третьих цены. Хозяин согласился взять то, что было, а остальное просил выплатить ему в течение восьми месяцев. Не без трудностей и приключений этот остаток был тоже уплачен в своё время, и "ласточка" нашла своё гнёздышко! Детский Дом в Еленовке настолько полюбился его питомцам, что они прозвали его "Раем", хотя официально он назывался "Домом памяти Лорейн Джонс" (так звали эту американку), дабы никто никогда не забыл щедрости той, чей отец сам любил детей и привил эту любовь своей дочери.

Этот дом сделался не только летним жилищем для детей, но второй миссионерской станцией "Вефиля", из которой Евангелие расходилось во многих направлениях.

Глава 25. Урожай душ

О начале тридцатых годов работа в Миссии в Польше пережила много чудесных обращений среди посетителей собраний. Одно такое рождение свыше произошло в жизни тайного верующего в Иисуса Христа. Он очень долго не решался говорить о своей вере вслух на общих собраниях и тем более давать согласие на принятие водного крещения вместе с другими новообращёнными. Он нуждался в помощи на пути праведности, и "Вефиль" был именно тем местом, где он мог её получить.

Другой человек, по профессии портной, очень долго отрицал самое существование Бога, но внутренняя неудовлетворённость привела его в миссию "Вефиль". Спустя сравнительно короткое время его сердце растопилось от живого слова пастора Розенберга, и он попросил преподать ему крещение вместе с другими уверовавшими в Христа евреями.

Третьим был студент раввинской школы. Он жил неподалёку от миссии. После долгой внутренней борьбы в вопросах веры отцов, в которой он вырос и воспитался, он принял Господа Иисуса Христа как своего личного Спасителя. Он засвидетельствовал о силе Евангелия, которое может противостоять суевериям раввинов, и сказал, что только свет Креста смог рассеять эту убийственную тьму.

Неосведомлённому в вопросах еврейской веры едва ли возможно представить, насколько трудно "Библейским учёным", живущим в рабстве Талмуда, прорваться через лабиринт раввинской схоластики, полной дотошно мелочных догадок, к свету Благой Вести и спасительной благодати живого и любящего Бога. Потребовались бесконечные часы откровенных рассуждений между пастором Розенбергом и этим человеком, фамилия которого была "Готлиб" (Божья любовь), пока он, наконец, сдался перед Христом. Обоюдоострый меч Божьего Слова и работа Духа Святого в его сердце привели этого человека к принятию той единственной Истины, которая освобождает от рабства греха.

Однажды поздно вечером он пришёл к Розенбергам и сказал: "Сегодня я не пришёл спорить, но слушать и учиться от моего Мессии". Убеждённый в том, что Иисус, распятый и воскресший из мёртвых, был действительно его Спаситель, он решился выйти "за стан", чтобы понести поношение Креста Христова.

Этот выход "за стан" дорого обошёлся этому еврею. Церемония "изгнания" из еврейского общества и синагоги была по меньшей мере унизительной. Во время этой церемонии старший раввин покрывал двери ковчега, в котором хранились свитки закона, чёрным покрывалом. На "омед" (стол) он ставил свечи под чёрными колпачками, а сам надевал белое облачение в знак чистоты или, вернее, раввинской самоправедности, и начинал трубить в "шофар" (бараний рожок), в который трубили обычно только на Новый Год или в День Искупления (Рош Хашана и Йом Капур).

Как ни странно, но отсечение "ниддуи" (неверных) считалось таким же торжественным ритуалом,

как и эти великие праздники. Голову отсекаемого покрывали "херемом", что было знаком проклятия и отлучения. Если виновный отсутствовал, церемония всё равно совершалась и поныне совершается без него или неё. "Неверного" провозглашали "нечистым", хуже прокажённого, потому что отныне он или она будут считаться проклятыми Богом. Угроза этого "изгнания" висела над головою всех уверовавших во Христа евреев, но более сильные из них могли цитировать слова Апостола Павла:

"Кто осуждает? Христос Иисус умер, но и воскрес: Он одесную Бога, Он и ходатайствует за нас. Кто отлучит нас от любви Божией: скорбь или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или опасность, или меч? как написано: За Тебя умерщвляют нас всякий день; считают нас за овец, обречённых, на заклание. Но всё сие преодолеваем силою Возлюбившего нас. Ибо я уверен, что ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем". Римлянам 8:34-37

Куда податься уверовавшим во Христа евреям, когда любви не найти даже в так называемых "христианских" кругах? Что ожидает их детей? Вот тут-то и было место миссии "Вефиль", которая становилась в пролом и восполняла нужду, потому что её руководители были сами евреи-христиане и сами пережили то же самое и, следовательно, были единодушны и единомысленны с этими новоуверовавшими во Христа евреями.

Примирение

О том, что все уверовавшие в Христа евреи должны были дорого платить за свою веру, никто не знал лучше пастора Розенберга и его жены. Они сами дорого заплатили за то, что избрали следование за Иисусом Христом, но никогда не пожалели о своём выборе.

В течение почти сорока лет родители Фанни Розенберг считали её мёртвой — за то, что она уверовала в Иисуса Христа как своего личного Спасителя. Но всё это время она не переставала молиться о них.

Однажды пришло письмо от её брата Гарри из Англии. Он относился с большой терпимостью к новой вере своей сестры. В письме он советовал Фанни посетить родителей, так как они уже состарились, и сам обещал тоже приехать. Встреча была устроена, и Фанни поехала домой.

К сожалению, Фанни смогла повидаться только с матерью. Отца уже не было в живых. Однако, не смотря на то, что встреча с матерью происходила как бы под тенью смерти отца, она была радостной для Фанни, которая была опять в объятьях матери и знала, что сердце старушки радуется встрече с любимой "Фраймет", дочерью, с которой она уже не надеялась увидеться на этой земле.

Фанни узнала, что и отец под конец говорил одобрительно о своей давно потерянной дочери, но только вечность откроет, уверовал ли он перед смертью в своего Мессию Иисуса Христа.

Глава 26. Планы расширения работы

Я; зная, что принесёт с собою будущее, Розенберги ориентировали планы расширения своей работы на районы с большим еврейским населением. В виду имелись такие города, как Пинск в Белоруссии и Луцк на Волыни. Два миссионера были посланы туда и имели немалый успех в организации групп из еврейских верующих. Они вошли в контакт с поместными церквами и проводили собрания, снова сталкиваясь с оппозицией со стороны раввинов и гонением со стороны тех, кто исповедует Христа, но не терпит никого, кроме себя. Однако этой работе не сулилось стать долговечной. Чёрные тучи ещё одной ужасной войны уже собирались на горизонте...

Между тем, Миссия "Вефиль" становилась известной не только в Польше и во всей Европе, но и в Соединённых Штатах Америки. Путешествующие миссионеры приехали посетить Польшу и посмотреть на это уникальное служение. Один из наиболее выдающихся посетителей, увидев, что делает Бог среди евреев через Миссию "Вефиль", рассказал своим друзьям в Америке о Его великих делах, особенно о том, как Господь благословляет каждое ответвление этой работы.

Слава сиротского дома (редкое явление в те времена на всём миссионерском поле мира среди евреев) распространилась и возбудила сочувственный интерес среди христианских друзей во многих странах. Перечисление всех благословений Господних среди еврейских мальчиков и девочек "Вефиля" заняло бы несколько томов и должно быть отдельной книгой. В данной истории мы решили придерживаться более или менее биографии самого основателя этой Миссии, пастора Леона Розенберга, которому эта слава проложила дорогу для путешествия за океан, в Америку. Период времени с осени 1938 г. до августа 1939 г. он провёл в США и Канаде.

Глава 27. Свидетельства очевидцев

Пастор Франк приехал из Франкфурта (Германия) по приглашению посетить Миссию в Польше, а также возлюбленных издавна Розенбергов, которых он лично крестил и в чьей церкви пастор Розенберг был рукоположен на служение миссионера и пастора после окончания семинарии в Гамбурге. (В России он был вторично рукоположен Евангельскими братьями из Севастополя, о чём по сей день сохранилось свидетельство в архивах его Миссии.)

Ниже приводим слово в слово впечатления пастора Франка:

"Пастор Розенберг — директор этого важного служения, но с ним работают три брата помощника, которые способствуют ему во всех делах и заменяют его, когда он бывает в разъездах. Ввиду того, что моё знакомство с Розенбергами началось весьма давно, я был рад откликнуться на их приглашение и получить информацию об их работе в Польше из первых рук.

Я прибыл в Лодзь в субботу и был встречен работниками Миссии, которые отвезли меня к прекрасному зданию Миссии "Вефиль" на улице Наврот. Богослужения происходили по субботам ради евреев, которые были свободны в эти дни от работы и могли посещать собрания, если они того желали.

В большом зале было человек 130 евреев. Воспитанные в синагогах, они не привыкли сидеть тихо и слушать внимательно, но здесь им поневоле приходилось заострять зрение и слух. Я проповедовал первым, а после меня за кафедру стал пастор Розенберг и произнёс вдохновенную проповедь. Он мог говорить на идиш, жаргоне восточно-европейских евреев, и это было отчасти причиной, почему его собрания всегда были многолюдными. В них было обычно от 130 до 150 посетителей. Сам пастор Розенберг предпочитал еврейский язык Библии, а дома его семья всегда говорила на чистом немецком или русском языке, но если идиш был языком местных евреев, он шёл им на уступки и произносил проповеди на языке присутствующих, которых было много, хотя служение пастора Розенберга началось всего за несколько месяцев до моего приезда в Лодзь. После собраний многие посетители переходили в смежный зал, типа библиотеки, где миссионеры могли беседовать с ними лично и отвечать на вопросы. Многие уже посвятили жизнь Господу, но было немало и таких, которые ещё не сделали этого или столкнулись с Евангелием впервые.

Следующей смежной комнатой был уютный зал, в котором около двадцати девушек окружили сестру Розенберг. Она вела женскую работу, посещала больных и одиноких и заботилась о них, а также проводила Библейские уроки для женщин. У еврейских женщин было много религиозных вопросов, и Фанни Розенберг была в состоянии отвечать на них. Каждую субботу после богослужения она проводила один час с женщинами. Никто не спешил домой, и многие оставались до вечерних Библейских уроков.

В воскресенье, в 3:30 после обеда, начался тот праздник, на который я был собственно приглашён. Его проводили в огромном зале местной немецкой гимназии. Участники и посетители заполнили зал до отказа. После пения хора было прочитано подходящее к празднику стихотворение, и пастор Розенберг вышел на возвышение приветствовать гостей. Там было много лютеран из одной поместной церкви и много представителей других общин. Собрание служило огромным поощрением пастору Розенбергу и его помощникам. Явное благословение этого собрания и потом позже в шесть часов вечера было подтверждением, что служение в Лодзи среди евреев было угодно Господу, Который как бы узаконил его и увенчал Своим благословением.

Вечером я был вторым проповедующим, и не только в тот день, но и в понедельник и вторник, так как конференция продолжалась три дня. Каждый день зал был заполнен людьми как утром, так и вечером.

В последующие дни, когда конференция закончилась, мне удалось посетить одну местную синагогу, так называемую "Даршаним Хасидам". Несколько лет назад у них умер старший раввин, но они продолжали "горевать" по нём громко с ломанием рук и пританцовыванием.

Мы посетили также реформированный храм, довольно внушительное здание, в котором оказалось всего несколько мужчин. Позже мы пошли на еврейское кладбище. Здесь мы нашли несколько евреев, готовых за деньги "плакать" у могилы знаменитого "чудо-раввина", чьи "убитые горем" последователи предпочитали печалиться о нём в тепле и уюте своей синагоги. Мы отказались от услуг этих платных плакальщиков, но попросили их проводить нас на могилы почётных раввинов. На их могилах лежали записочки и письма с просьбами о ходатайстве перед Всемогущим Богом. Грустно было смотреть на это невежество и суеверие. Время от времени на эти могилы приходили

евреи и еврейки помолиться и поплакать. Они изливали свои души перед мёртвыми в надежде, что те облегчат их бремя своим ходатайством за них пред Богом. Перед великими праздниками тысячи евреев посещали могилы своих родных и близких в поисках утешения и помощи.

На улицах города много евреев. В еврейском районе почти не увидишь нееврея, и часто встречаются очень бедные евреи в старомодной одежде времён чуть ли не патриархов. Я невольно вспомнил слова из Евангелия: "Как овцы, не имеющие пастыря" (Матфея 9:36).

Хотя у евреев много раввинов, на самом деле у них нет никого, кто мог бы руководить ими, чтобы вывести их из тьмы предрассудков и заблуждений в Божий свет и жизнь. Они живут так, как жили их предки в Польше сотни лет назад. Так больно смотреть на этих умных людей, чьи таланты и способности остаются всю жизнь нереализованными и невидимыми, между тем, как если бы они были раскрыты и применены, то могли бы послужить на благо Израиля и всего мира. Величайшая тайна в том, что Дух Божий не просвещает умы и сердца такого множества народа, дабы ввести их в полное спасение через Евангелие Иисуса Христа.

Однако в воле и премудрости Божией было, чтобы принявшие целительное прикосновение искупления во Христе помогали созидать Царство Божие на земле, и это должно ещё больше побуждать нас молиться и трудиться ради спасения Израиля. Многие пришли к спасительной вере во время живого служения пастора Розенберга в Польше, а до того — в России, потому что им была предоставлена возможность услышать ясное и полное Евангельское слово, а главное, поближе познакомиться с истинными христианами, благочестивыми людьми, представляющими чистое живое слово, подтверждаемое жизнью. Привожу пример:

В местной Евангельской больнице главным врачом была женщина. Когда после осмотра всех достопримечательностей города я посетил эту больницу, она представила меня нескольким пациентам-евреям и рассказала следующую историю:

Один пациент-еврей, наблюдая несколько дней за нашим обслуживающим персоналом, спросил медсестру:

— Что вы за люди? Никогда в жизни я не встречал таких людей, как вы.

— Что же привлекло ваше внимание?

– Вы так заботитесь о нашем благосостоянии, что всегда готовы ответить на звонок, когда вас зовут, всегда терпеливы с нами, всегда вежливы и внимательны, даже к евреям. Мы не делаем ничего из ряда вон выходящего, мы только возвращаем немножко от того, что нам даровал наш Небесный Отец.

– Разве Небесный Бог ваш Отец? — спросил еврей по имени Авраам.

– Конечно! — ответила сестра милосердия.

– Но если Бог — ваш Отец, тогда вы должны быть детьми Божьими. Не так ли?

– Да, мы дети Божии.

– А я тоже дитя Божие?

– Этого я не знаю.

– Но почему же?

– Потому что я не знаю, уверовали ли вы в Мессию, Которого мы называем Иисусом.

– Как могу я верить в Него, если я Его не вижу?

– Мессия приходил и сказал нам, что Бог становится нашим Отцом, когда мы рождаемся от Него силою Святого Духа и принимаем от Него прощение грехов по вере в Его Сына Иисуса Христа. Мы не родились Божьими детьми, но стали ими через веру в Иисуса.

Однажды сестра милосердия раздавала Евангельские трактаты, и Авраам спросил её:

— Есть ли у вас и для меня святая Книга?

Она дала ему Евангелие от Матфея. Он прочитал его. Всё в нём казалось ему новым и очень интересным, даже чудесным, и чем больше он читал, тем прекрасней становилась для него Евангельская повесть, словно он заглянул в новый и незнакомый мир. Когда сестра пришла послужить ему, Авраам сказал:

— Этот Иисус был замечательным раввином, не правда ли?

Она ответила:

– Он был больше, чем замечательный раввин.

– Кто же Он был?

– Продолжайте читать и молиться, и Бог откроет вам глаза, и вы увидите в Нём Мессию.

Когда Авраама выписывали из больницы, он сказал сестре:

– Вы должны жить долго.

– Для чего мне нужно жить долго? — спросила она.

— Вы дали мне святую Книгу, и она принесла моей душе много пользы.

Через две недели Авраам возвратился в больницу. Сестра спросила его:

– Ну что, Авраам, опять заболел?

– Нет, я здоров, но я пришёл поблагодарить вас за заботу, оказанную мне здесь, а больше всего за святую Книгу, которая стала моим самым драгоценным сокровищем, и я ношу её всегда у сердца. Она
показала мне, что Иисус действительно Мессия, и теперь я счастливый человек и знаю, почему вы были так добры ко мне. Вы научились этому от Иисуса. Да благословит всех вас Господь".

Пастор Франк продолжал описывать корпуса и комнаты Миссии "Вефиль" и, казалось, ему не хватало слов, чтобы выразить своё восхищение всем, что он увидел. Служение среди взрослых, молодёжи и детей было глубоким и плодоносным. Он посетил летнюю колонию для детей и был там на уроках Воскресной Школы, где получил возможность говорить к учащимся и учителям. Удовлетворённый и счастливый, он возвратился в Германию и многие годы оставался в близкой связи с Розенбергами. Он умер в возрасте 104 лет в средине шестидесятых годов, но для Фанни и Леона Розенберг его кончина была личной утратой. Оба плакали, когда получили телеграмму о его смерти. Они всегда считали его своим духовным отцом, пастором и доверенным другом и советником.

Сиверт Спорт

Другой важный гость, а потом и сотрудник, прибыл перед Рождеством 1933 г. из Голландии. Этим гостем был Сиверт Слорт.

Брат Сиверта Дауэ, живя в Роттердаме, встретился с Филиппом Тростянецким, приведённым ко Христу пастором Розенбергом ещё в Одессе. Брат Филипп много помогал пастору Розенбергу в работе в Одессе, но революция изгнала и его в Европу, и в Голландии он "случайно" встретился с братьями Слорт. Дауэ и Сиверт были научены отцом с детства, что евреев нужно любить и уважать, и их всегда интересовали миссии к евреям. Когда после работы в Польше пастор Розенберг приехал в Роттердам, брат Тростянецкий представил ему братьев Слорт. Услыхав проповедь Сиверта и узнав, что он не связан ни с какой организацией, пастор Розенберг пригласил его приехать в Польшу и помочь в работе там. Немецкий и идиш (похожий на немецкий еврейский жаргон) были языками, широко распространёнными в Польше, а Сиверт говорил по-немецки. Пастор Розенберг всё же рекомендовал Сиверту Библейскую Школу в Германии, но слишком много было бюрократической волокиты, и Сиверт поехал прямо в Польшу.

Миссия "Вефиль" существовала по вере, поэтому пастор Розенберг не мог обещать молодому голландцу определённого жалования. Всё зависело от того, сколько средств поступит от жертвователей в данный месяц. Но пастор Розенберг заверил Сиверта, что пока у него самого будет крыша над головой, его молодой друг будет тоже обеспечен крышей над головой и питанием. И, действительно, пастор Розенберг принял его как сына и заботился о нём с любовью и щедростью.

Свои впечатления о Миссии Сиверт Слорт выразил так:

"Когда я увидел полный зал евреев, мужчин и женщин, я был приятно ошеломлён, и вдруг ввели детей. Их было много, несколько десятков. Их большие чёрные глаза сияли от предвкушения праздника и на всех лицах было радостное волнение. Они пели знакомые рождественские песни и читали стихи и отрывки из Писания. Когда начали раздавать гостинцы, они принимали их радостно, но спокойно. Моё сердце почти разрывалось от любви к этим малышам, а в душе звучал голос Спасителя: "Пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное" (Матфея 19:14) и повеление, данное Петру: "Паси овец Моих" (Иоанна 21:16-17).

Погрузившись в работу Миссии с большим энтузиазмом, я посещал бедные семьи вместе с дочерью Розенбергов Еленой, неся им материальную и духовную помощь. Вначале это было довольно трудно, но не по причине физической усталости, а потому, что я видел так много нужды, чего не было в моём прошлом опыте. Меня это ужасно удручало уже потому, что нередко я бывал беспомощен перед лицом такой огромной беды. Однако и в этих условиях я встречал глубокую веру, и это и удивляло, и смиряло нас.

Я преподавал Евангелие старшим детям и получал огромное удовлетворение от общения с ними. Одна из девочек по имени Нюта переводила мои уроки с немецкого на польский язык. На лето этих беднейших из детей увозили в лагерь, и я не раз посещал это красивое место на лоне природы. О, как я любил этих детей!

Служение детям и проповеди в какой-нибудь местной протестантской церкви занимали всё моё время, но, будучи ещё очень молодым, я умудрился влюбиться в фотографию самой младшей дочери Розенбергов, Марии. Она была тогда в Швейцарии в доме очень известной семьи де Бенуа, где она присматривала за детьми и изучала французский язык. Я сразу же заявил, что как только Мария возвратится, у нас будет свадьба! У меня было такое предчувствие. И, наконец, в мае 1934 г. Мария приехала домой. Я влюбился в неё ещё больше, чем в её фотографию, и вскоре сделал ей предложение и попросил её руки у родителей. В январе 1935 г. мы поженились, и пастор Розенберг, отец невесты, сам повенчал нас.

После бракосочетания я совершил несколько миссионерских поездок с дядей Марии Альфредом Мальцманом. Мы проповедовали Евангелие во многих местах евреям и неевреям, но большей частью в немецких и чешских деревнях, где много лет назад поселилось довольно много голландских семей.

Позже я совершил несколько поездок с моим тестем и посетил Луцк и Пинск, где он намеревался начать новую работу среди евреев. Между прочим, Пинск — родина Гольды Мэир, будущего премьер-министра Израиля. Глядя оттуда через границу на Россию, я думал о сестре Марии, Евгении, которая не покинула Россию со своими родителями в 1922 г., но вышла замуж за русского верующего и осталась жить со своей семьёй на Украине. Я думал, что никогда не увижусь с ними, но Божий возможности безграничны...

Когда после рождения нашей дочери я серьёзно заболел и нуждался в операции, я мысленно устремился в Голландию. Военные слухи уже витали в воздухе, а у меня была только гостевая виза. Поляки же становились всё более и более подозрительными к иностранцам и не продлили мою визу. В то же время я получил приглашение из Голландии на пасторское служение в небольшой церковке в Фрисландии. В 1937 г. я покинул Польшу и увёз с собою самые тёплые воспоминания о чудесном служении там и жену, которая была дочерью одного из самых выдающихся миссионеров евреев".

Глава 28. Миссионерская поездка в Америку

Так уже было упомянуто ранее, слава о Еврейско-Христианской Миссии и Школе в Польше побудила многих выдающихся служителей Евангелия посетить "Вефиль" и убедиться воочию в том, что добрые отзывы об этой работе действительно соответствуют истине.

Американский пастор Джозеф Флакс, еврей-христианин и учитель Библии, был одним из тех, кто побывал тогда в "Вефиле". Он и несколько других американских духовных деятелей посоветовали пастору Розенбергу съездить в Америку и представить там свою работу поместным церквам и влиятельным лицам, которые потом, возможно, смогут материально поддерживать эту уникальную работу.

К этому времени пастор Розенберг уже наладил несколько важных контактов в Европе и открыл представительства своей Миссии в большинстве европейских стран. Оставив "Вефиль в Польше" в надёжных руках жены и дочери и двух доверенных братьев, которые с самого начала ежедневно помогали ему в этом служении, Леон Розенберг был готов отправиться в далёкое путешествие. Помимо братьев проповедников, жены и дочери, у "Вефиля в Польше"

было также правление или комитет из семи человек, на попечении которого была вся работа Миссии. Члены этого комитета согласились ещё в Германии в 1926 г. (когда Миссия ещё носила название "Друзей Израиля") помогать во всём пастору Розенбергу и теперь опять заверили его в своей верности.

С помощью друзей в Америке пастор Розенберг разработал маршрут и сразу же по прибытии в Нью-Йорк осенью 1938 г. отправился в путь по этому плану.

Помимо тех, с кем он был уже знаком, пастор Розенберг приобрёл множество новых друзей, в числе которых было много знаменитых имён из среды Евангельских кругов Северной Америки.

По-дружески к пастору Розенбергу отнеслись: известный духовный автор и пастор "Мооdy Меmorial Cherch" Д-р Гарри Айронсайд, пастор МакИнтош из Первой Пресвитерианской Церкви в городе Спокен в штате Вашингтон, г-н Роберт Холт из того же города, профессор Миннеапольского Университета Чарльз Шуп, владелец мельницы в Калифорнии и директор Северо-Западной Миссии в Миннеаполисе Люис Дарби, миссис Д. С. Крокер и мистер Ример Рой Милан из Калифорнии, широко известный и весьма уважаемый еврей-христианин, евангелист, пастор и преподаватель Библии Д-р Флакс, пастор храма "Вифания" в Филадельфии Руссель Пейнтер и многие другие. Все эти люди впоследствии составили Консультативный Совет, поддерживавший служение Леона Розенберга во времена беды и нужды, которым по Божьему предвидению предстояло вот-вот начаться.

Во время этой миссионерской поездки пастор Розенберг посетил сотни крупных и мелких городов, множество евангельских церквей, общин и обществ, где ему давали выступать на утренних богослужениях и подробно представлять свою работу. Он пересёк США и посетил Канаду, покрыв 70 000 миль на пароходах, поездах и самолётах. За одиннадцать месяцев, проведённых большей частью в США, он узнал многое о людях и культуре этой великой и щедрой страны и заложил прочный фундамент для будущей поддержки, которой сулилось продолжаться многие годы. Даже сегодня, в конце девяностых годов, во время написания этой биографии, Американо-Европейская Миссия "Вефиль" всё ещё черпает изрядную долю своей поддержки из этого давнишнего источника. Благодаря совершенно неожиданным завещаниям верных друзей Миссия "Вефиль" неоднократно выходила из финансовых затруднений.

Пастор Розенберг был энергичным и пламенным проповедником Божьего Слова, обладающим незаурядными знаниями Библейской истории и богословия, и его любили слушать. По сей день в Миссию время от времени приходят письма от тех, кто слышал его тогда, конечно, в своей молодости.

Глава 29. Явное Божие водительство

Достигнув ещё одной вехи на пути своего служения, пастор Розенберг написал следующее резюме:

"Когда очертания чёрных туч Второй Мировой войны начинали ясно вырисовываться на мировом горизонте, я был ещё в Америке, но обстоятельства определённо подталкивали меня возвратиться в Польшу. Сделав коротенькую остановку в Голландии, чтобы посетить нашу младшую дочь Марию, больную туберкулёзом лёгких и помещённую в санаторий, я добрался до Польши в августе 1939 г. Внутреннее побуждение подсказывало, чтобы я не оттягивал своего возвращения. Я должен был руководить работой в Польше и, предчувствуя неминуемую грозу, поспешил домой к своим сотрудникам и, конечно, к жене, дочери и другим родственникам, помогавшим мне тогда в моём служении.

Когда я приехал домой, они не могли понять, как я решился путешествовать в такое время. Я ответил, что Сам Господь побудил меня возвратиться немедленно домой. Он знал, как со мной говорить, и моё присутствие дома тогда было действительно необходимым.

Вторая Мировая война, которая началась в сентябре 1939 г., была только одной из семи бед в моей жизни за последние 35 лет. Она была одним из семи бедствий, в которых я прямо или косвенно, в той или иной мере, участвовал с самого начала своего служения. Некоторые из них нанесли мне лично, моей семье и работе очень болезненно ощутимые удары и непоправимый ущерб.

Только одна война России с Японией, вскоре после моего прибытия в Одессу в начале этого столетия, с последовавшими за нею погромами и большевистской революцией со всеми её последствиями, арестами, гонениями и, наконец, изгнанием и полной потерей всего в личном и миссионерском плане на всех уровнях, могла бы повергнуть кого угодно в глубокое уныние и даже отрицание веры, что и случилось со многими. По милости Божией я устоял, и, оглядываясь назад, взвесив всё своё, иногда трагическое, прошлое, со всей искренностью ума и сердца могу сказать: "Притом знаем, что любящим Бога, избранным по его изволению, всё содействует ко благу" (Римлянам 8:28).

Как я уже говорил раньше, моё возвращение в Польшу произошло под явным водительством Господа. Многое нужно было устроить и серьёзно обдумать, так как надвигающиеся события могли повлиять на всё служение Миссии. Пережитые в прошлом беды обогатили мой опыт и принесли пользу.

Мы начали готовить бомбоубежища, но очень скоро сообразили, что при нашем количестве работников и детей нам лучше положиться на 90-й Псалом и покоиться под сению Всемогущего. Хотя смерть и разруха царили во многих местах, мы были (пока что) в безопасности, и Господь по Своей бесконечной милости защищал нас от не столь далёкого мрачного будущего.

Тот факт, что мы управлялись Комитетом доверенных лиц и являлись Евангельской Миссией для евреев "внутри страны", явился для нас щитом от нацистских захватчиков, но только на короткое время. Сиротский приют в десяти милях от города привлекал внимание бомбардировщиков из-за близости железной дороги и леса. Наши здания сотрясались от взрывов бомб и снарядов. Все мы, от мала до велика, постоянно молились, на что Господь по милости Своей обратил Своё внимание. Помощь продолжала приходить из самых неожиданных источников, пока было возможно, и мы держались.

Для евреев Польши жизнь становилась с каждым днём опасней, и мои сотрудники начали намекать, что для облегчения создавшегося положения необходимо что-то предпринимать. Как основатель Миссии, я чувствовал бремя ответственности более, чем когда-либо раньше. Мне становилось всё понятней, что Бог желает, чтобы я покинул терзаемую войной Польшу с тем, чтобы войти в контакт с друзьями, от которых мы были полностью отрезаны, и позаботиться о восполнении нужд "Вефиля".

Некоторое время я колебался из-за опасности, с которой этот шаг был сопряжён. Мне нужно было пройти через враждебно настроенную к евреям страну, как меченому и поставленному вне закона еврею.

Путь был кромешно тёмным. Восьмого ноября мы объявили специальное собрание сотрудников Миссии и евреев-христиан. После продолжительной молитвы было единогласно решено, чтобы я предпринял это опасное путешествие для пользы дела. Я никогда не забуду свой прощальный вечер, который во многом напоминал тот, который описывается в 20-й главе книги Деяний Апостолов. Меня ободрила храбрость моих домочадцев, особенно жены, которая опять сказала: "Ты мой, но в первую очередь ты принадлежишь Господу, Которому ты служишь".

Итак, я прыгнул в челюсти льва, чтобы ещё раз убедиться в том, что Бог Даниила вчера, сегодня и вовеки — тот же. Хотя я и был задержан по пути, я ощущал поддержку и ободрение от слов из книги Иова 5:19:

"В шести бедах спасёт тебя, и в седьмой не коснётся тебя зло".

Вспоминая бедствия в моей жизни, я убедился, что эти слова буквально исполнились на мне. Господь спас меня и в этот раз, в моём седьмом бедствии. Меня продержали три недели, а потом отпустили и позволили перейти границу в Берлин. Я мог бы заполнить своими переживаниями несколько книг, но следует держаться сути, а тогда мне нужно было предпринимать шаги для повторной поездки в Америку.

Из-за создавшихся условий мой план казался безнадёжно обречённым на провал. Путь был преграждён со всех сторон. Мне посоветовали не пытаться ехать в США без сверхквотной визы. Я снова положился на обетования, что любящим Бога, избранным по Его обетованию, все содействует ко благу, и моё положение начало меняться.

Документ, подтверждающий, что я служитель Евангелия и много лет трудился исключительно в этой отрасли, с приложенным удостоверением от полиции, так называемым досье, говорили о моей благонадёжности и по тогдашним иммиграционным законам США давали мне право на постоянную визу!

Итак Господь преодолел все трудности и проложил для меня путь в Соединённые Штаты Америки. В этом я тоже видел явное Божие водительство ради спасения наших страдальцев в Польше.

Что касается моей жены, я благодарю Бога, что перед тем, как покинуть Голландию, я смог оформить все нужные документы, включая разрешение въезда в Голландию и сверхквотную визу в США, как только ей разрешат покинуть Лодзь. Я хотел, если на то воля Божия, чтобы она присоединилась ко мне в этой поездке..."

На этом заканчиваются личные записки пастора Розенберга, но из архивов и старых выпусков журнала Миссии "Свидетель Вефиля", а также из устных высказываний Розенбергов уже в Америке, известно, что Фанни Розенберг не смогла тогда присоединиться к мужу, и они разлучились на семь лет! Они встретились только в 1947 г., после ужасной войны и трагических потерь, которые выпали на долю этой замечательной семьи и уникальной Миссии.

ЧАСТЬ VII. СЕМИЛЕТНЯЯ РАЗЛУКА

Глава 30. Вынужденная изобретательность

Все попытки вывезти Фанни Розенберг были безуспешными, и она осталась под властью нацистов до конца Второй Мировой войны. Однако и это служило Божиим высшим целям. Сиротам была нужна "мать", а оставшимся в Польше миссионерам и огромному числу верующих, принадлежащих к миссионерской церковной семье "Вефиля" нужна была опытная поддержка. Все понимали, что пастор Розенберг был командирован за границу для восстановления связей и упрочнения источников помощи для содержания сирот, но никому не приходило в голову, что его возвращение будет отодвинуто на целых семь лет. Ему хотелось взять в эту поездку жену, чтобы она могла посетить больную дочь в Голландии и затем совершить поездку по Америке вместе с ним в поисках необходимой помощи, но, увы, у Господа были другие планы... В сиротском доме правой рукой сестры Розенберг была её дочь Елена, но им помогал большой штат работников. Никто не ожидал, что жестокость нацистов примет такие широкие масштабы, какие она потом приняла. Шестеро миссионеров "Вефиля", большинство питомцев и работников сиротского дома, а также несчётное число евреев-христиан до дна испили горькую чашу страданий с остальным еврейским народом. Гитлер ненавидел Христа за то, что Он был еврей, и потому евреи-христиане погибали в лагерях смерти и крематорных печах, ставших их местом упокоения, лишённые общечеловеческого достойного погребения и похоронного ритуала.

Для тех, кто верил в Иисуса Христа как в своего Мессию, смерть в Нём означала вечную жизнь и, следовательно, огромное приобретение. Они перешли в объятия Господа!

Только вечность откроет причины этого кажущегося бессмысленным избиения невинных. Там мы получим ответы на все свои "почему". С каждым днём страдания увеличивались и становились почти невыносимыми для сестры Розенберг, которая должна была переносить всё это без мужа. Бдительность гестапо и цензуры делали коммуникацию между ними почти невозможной. Те письма, которые доходили до мужа, были проверены цензурой и исчерканы, так что она прибегала к применению Библейских имён и названий и эпизодов из Библии, чтобы передать ему желаемое. Для этого требовалась особенная мудрость свыше, которая подавалась ей в удивительном обилии.

Первое такое "кодированное" письмо прошло цензуру и достигло адресата. Оно звучало и печально, и ободряюще. Не будучи в состоянии прямо цитировать Писание, сестра Розенберг писала своему мужу, что она получила весточку от своего "дяди", обращённого раввина, и что эта весточка была передана ей в конце восьмого месяца через друзей Бенито и была принята ею с большой радостью. "Та же весть, — писала она, — была послана и тебе".

Никто бы никогда не догадался, что она имела в виду. Конечно, у неё не было обращённого из раввинов дяди, но она имела в виду Апостола Павла, бывшего раввина из Тарса, а друзьями Бенито были Римляне, родные по крови Бенито Муссолини. Дата означала главу и, в частности, её заключительные стихи. Да, это было слово из Послания к Римлянам 8, и каким утешительным было это слово!

Оно повергло пастора Розенберга на колени в благодарственной молитве и прошении, потому что великими испытаниями, о которых говорилось в этой главе, были: "скорбь, теснота, гонения, голод, нагота, опасность и меч". Такими были условия жизни вокруг "Вефиля" во время нацистского террора, но, с другой стороны, было основание и для благодарности за победу веры его жены, и духовную плодотворность служения "Вефиля", несмотря на страдания.

За этой вестью последовали другие, в том же духе и стиле. В них говорилось о "дядюшке Давиде", певце, и о "дяде Иеремии" и других "родственниках". Даты, названия улиц и номера домов указывали на места из Священного Писания — либо из Псалмов, либо из Пророков. Глубоко печальная весть пришла после первых жертв нацистского режима. "Дядюшка Давид" в этом письме жил на улице Певца под 52-м номером, в квартире не то четвёртой, не то седьмой (она, мол, не помнила точно). Леон же помнил всё точно и открыл Псалом 52:4-7:

"Все уклонились, сделались равно непотребными; нет делающего добро, нет ни одного. Неужели не вразумятся делающие беззаконие, съедающие народ Мой, как едят хлеб, и не призывающие Бога? Там убоятся они страха, где нет страха; ибо рассыплет Господь кости ополчающихся против тебя. Ты постыдишь их, потому что Бог отверг их. Кто даст с Сиона спасение Израилю! Когда Бог возвратит пленение народа Своего, тогда возрадуется Иаков и возвеселится Израиль!"

Глава 31. Мрачная хронология трагических событий

Годы, последовавшие за молниеносным вторжением Гитлера в Польшу, были для Фанни Розенберг и её сотрудников и питомцев буквально прохождением "долиной смертной тени". Трудности и лишения были невыразимыми. Сеяние доброго семени было сеянием со слезами, но Господь позволил им пожинать в радости обильный урожай душ среди евреев, которые страдали от немецкой оккупации, и среди сотен бедных и осиротевших деток, доверенных заботе Миссии. Они были действительно "снопами радостной жатвы" для славы Господа Иисуса. Вечность откроет важность как этой работы, так и даже выделенного для неё и кажущегося странным времени. Бог никогда не ошибается!

Пастор Розенберг успешно добрался до США и до своих друзей там. Миссия "Вефиль в Польше", а потом "Восточно-европейская", была переименована в Америке в "Американо-Европейскую Миссию Вефиль" и под этим названием существует поныне. Бог держал в запасе много дивных сюрпризов для многострадальных Розенбергов, но тогда, в 1939 г., всё выглядело из ряда вон печально и безнадёжно, и если бы не их глубокая вера и полное упование на Господа, вряд ли бы нашли они в себе силу ещё раз начинать всё сначала в другой части земного шара. Но это были незаурядные христиане. Это были гиганты веры и молитвы, люди непоколебимого и несокрушимого духа, и потому их последние годы были хвалебной данью их Спасителю и торжеством веры и славы Божией над самыми ужасными обстоятельствами.

Первая миссионерская станция в Америке находилась в Миннеаполисе, в штате Миннесота. Конгресс приказал всем организациям, которые получали средства для людей в охваченных войною странах, посылать ежемесячные отчёты Государственному Секретарю. Миссия "Вефиль" немедленно исполнила этот приказ и начала посылать свои финансовые отчёты в Госдепартамент, указывая полученные суммы, а также — на чьи имена и с какими целями они отсылались за границу.

До тех пор, пока Америка не вступала в войну в Европе, было возможно посылать средства по международным нейтральным каналам и таким путём удовлетворять нужды Миссии в Польше. Но с течением времени новости из-за границы становились с каждым днём мрачнее, потому что нужды были не только материальными, но и духовными. По Божьему, умом непостижимому, предведению, число сирот росло с каждым днём за счёт посторонних детей, у которых либо не было родителей, либо родители были настолько бедны, что не могли их содержать. Для таковых была открыта суповая кухня.

Несмотря на эти обстоятельства, было всё ещё много причин для благодарности Богу. Господь поставил перед Миссией "Вефиль" огромное задание. Она оставалась единственной официальной Миссией в стране, которую не закрыли почти до конца 1944 г. В те тёмные времена на Миссии лежала обязанность позволить Евангельскому свету светить в кромешной тьме и в какой-то мере облегчать вопиющую к Небу нужду.

Удивительно, что письма с хвалою и благодарностью Богу продолжали достигать пастора Розенберга в Америке практически почти до самого конца войны, когда большая часть из того, что было плодотворной Миссией, погибло в яростном пламени войны, пропитанном ненавистью к евреям. Приводим только один пример такого письма:

"Дорогие друзья, я знаю, что вам захочется прославить Господа с нами, помня нашу нужду и молитву о бедных сиротках, переживающих в настоящее время большие лишения.

Воздайте благодарение Богу с нами за защиту всей нашей миссионерской семьи во время войны в Польше.

Славьте Господа за Его нежную заботу и восполнение наших нужд. Через разных друзей он чудесным образом подаёт нам помощь.

Присоединитесь к нам в постоянной хвале Богу за продление служения нашей Миссии живым свидетельством в эти жуткие дни, которые обрушились на Восточную и Центральную Европу. Молитесь, чтобы всеблагой Господь сохранил наших работников и восполнил все их нужды.

Хвалите Господа за евреев-христиан, которые благодаря ужасным событиям учатся ценить свои небесные благословения".

Такая хвала наполняла письма работников Миссии в самые тяжёлые времена страданий и утрат. В своих мемуарах Фанни Розенберг подробно описывает все события периода семилетней разлуки с мужем, но в данном труде мы решили сосредоточиться на самом главном в жизни и служении пастора Розенберга и его жены и, в первую очередь, обратить внимание читателя на руку Божию во всём, что происходило с ними, дабы поощрить и ободрить настоящие и будущие поколения миссионеров в нашей свободной стране Америке и во всех других странах мира.

Только Бог знает, почему Миссии "Вефиль" было позволено трудиться ещё долго после того, как другие миссии закрыли свои двери. Во времена, когда пищи становилось угрожающе мало, в сиротский дом приводили всё больше и больше сироток, увеличивая и без того почти не поддающееся контролю количество детей. Этими бедными еврейскими детьми можно было бы заполнить несколько приютов, если бы условия в стране не были такими ужасными. Работники "Вефиля" не раз спрашивали: "Почему Ты делаешь это, Господи? Ведь мы едва справляемся с теми, которых Ты прислал нам раньше. Почему Ты шлёшь к нам ещё больше? Чем мы будем их кормить?" Но Господь прибавлял всё больше детей и заботился о том, чтобы они были накормлены и защищены от непогоды.

На еврейское население налагались всё большие ограничения, и евреи-христиане не были исключением. Всё труднее было добывать хлеб и другие продукты питания. Длинные очереди змейками вились вокруг булочных, но в них не было места презренным евреям. В такие времена забота Небесного Отца ощущалась с особенной остротою. Бог Илии использовал бедных людей для оказания помощи сиротам. Однажды издалека пришла бедная вдова и принесла кое-какие продукты. Для неё это было настоящей жертвой и потому было весьма угодно в очах Божиих. Её появление укрепило веру детей и взрослых в приюте.

Протестантский пастор, немец, как Никодим, пришёл ночью из страха не перед иудеями, а перед своими людьми, и принёс немного мёду и других необходимых редких продуктов.

Немецкий пекарь, находясь под строгим надзором военной полиции, потому что выпекал хлеб для немецких солдат, умудрялся каким-то образом на протяжении порядочного времени выделять от себя немного муки и выпекать несколько лишних хлебов, как он выражался, "для бедных жиденят". Он был сильно огорчён, когда ему пришлось, в силу сложившихся обстоятельств и новых ограничений, остановить своё дело милосердия. Бесконечными, нарастающими волнами беда катилась с необузданной яростью на потерявших всякую надежду на выживание польских евреев.

Однажды морозным зимним днём захватчики силою отобрали у детей дом, который они называли "Раем",— приказ был покинуть его немедленно. Детей перевезли в миссионерский дом в городе, где не было необходимых для них удобств.

Удивительно, что малыши, которые научились любить Господа и доверять Ему в христианском сиротском доме, могли скорее, чем взрослые, прощать своим врагам. Потеря "Рая" не огорчила их детские сердечки. Одна девочка сказала: "Жаль, что мы потеряли своё уютное гнёздышко, но я рада, что Господь защитил его во время войны, и теперь оно служит другой цели" (во время немецкой оккупации сиротский дом был переоборудован под военный госпиталь для немцев, насильно отправляемых в "Рейх").

Один мальчик сказал: "Сейчас в нашем доме больные, но когда они поправятся, его возвратят нам". Конечно, этот дом так никогда и не был возвращён Миссии "Вефиль", но вера этих малышей была достойной и похвалы, и подражания.

Проходя долиной испытаний и тени смертной, побывав в раскалённом горниле страданий, лодзинские евреи-христиане переживали величайшие благословения, которые приходили к ним весьма заметным образом. Сплочённые общим страданием, они более, чем когда-либо раньше, наслаждались духовным общением друг с другом. До тех пор, пока власти терпели "Вефиль", он оставался лучом Евангельского света в полночной тьме окружающих ужасов и страданий. Евреям не разрешалось выходить из домов после пяти часов вечера, так что богослужения и молитвенные собрания проводились в дневные часы. В воскресенье проводилось три собрания — одно за другим: для верующих, для евангелизации неверующих и для молодёжи с Воскресной Школой для всех возрастов перед собраниями.

Вскоре начались аресты и массовое рассеяние евреев — неизвестно куда, — и некоторые работники бежали кто в Люблин, кто в Варшаву, а кое-кому удалось вообще покинуть страну и бежать в Англию и Палестину (один бывший работник "Вефиля" доживает свой век сегодня в Израиле, потрудившись для своего Господа там и приведя многих к Его ногам). Это "рассеяние" создало ещё больше "станций" Миссии "Вефиль" и расширило её деятельность. Бог, Которому известно будущее, широко распространял Своё Слово среди евреев перед их уничтожением, когда их сердца были восприимчивыми к Евангельской истине.

С течением времени, увидев, что воссоединение с мужем становится всё менее вероятным, сестра Розенберг переехала временно в Варшаву в надежде, что оттуда ей будет легче войти в контакт с ним. Дочь Елена с мужем оставались с сиротами в загородном сиротском доме, пока его не забрали, а детей перевезли в Миссию в город, что оказалось их последним более или менее нормальным местом жительства.

Это непостоянство ситуации из-за бесконечных перемен в стране заставило пастора Розенберга серьёзно задуматься о судьбе работы его Миссии в Польше. Каждое новое письмо от жены или дочери несло всё более и более печальные вести. Помощь, которая поступала через American Express из Нью-Йорка, Швеции и Швейцарии, вскоре перестала достигать Польшу. Америка готовилась вступать в войну в Европе.

На протяжении всего периода разлуки пастор Розенберг не бездельничал и не ломал рук от отчаяния. Он постоянно разъезжал, посещая сотни американских церквей, возбуждая интерес и собирая средства для страдающего в Польше "Вефиля". Его воззвания к совести христиан свободного мира и призыв к молитве за погибающих в Европе евреев были действенными и плодотворными. Реакция была такой сильной и щедрой, что по сей день отдаётся далёким эхом, пойдя далеко за пределы настоящего момента и насущных нужд тех тяжёлых дней в истории еврейского народа. Усилие пастора Розенберга восстановить любою ценою служение среди евреев после каждой новой катастрофы, грозившей ему полным уничтожением, нельзя назвать иначе как миссионерской выносливостью или живучестью, способностью гнуться, но не ломаться. Это служение было Божиим делом, и диаволу не удалось его погубить. И сегодня, 90 лет спустя после основания первой еврейской Миссии в Одессе, Миссия "Вефиль" живёт и здравствует, хотя тех гигантов веры, которые отдали ей все силы и всю жизнь в начале, давно нет в живых.

Глава 32. Отрывки из писем

Фанни Розенберг мужу

В разгар войны, в 1941 г., сестра Розенберг упорно старалась писать мужу, хотя многие её письма вскрывались и конфисковались цензурой. Одно её письмо чудом дошло до него. В нём она писала:

"Я стараюсь писать тебе часто и информировать тебя о нашем положении. С глубокой скорбью сообщаю, что моя дорогая мамочка, в возрасте почти ста лет, недавно скончалась. Ей очень хотелось повидаться хотя бы ещё раз со мною, но я не могла получить разрешения посетить её. Ты только подумай, моя бедная мама в таком преклонном возрасте подверглась ужасным лишениям и бедствиям. Её домик был разбомблен, и она осталась без крова над головой, не говоря уже о тех необходимых вещах и продуктах питания, без которых старикам просто невмоготу. (Позже сестра Розенберг благодарила Бога за то, что он забрал её маму именно тогда, прежде, чем евреи были увезены в концентрационные лагеря и газовые камеры. По крайней мере, её мать удостоилась приличного погребения на местном еврейском кладбище.

Мы будем рады, когда ужасная война закончится, потому что если настоящие условия затянутся на продолжительное время (если рассуждать чисто по-человечески), мало кто выживет.

Помнишь, как наша Лиза, когда была маленькая во время голода в России, плакала, когда мы приглашали братьев и сестёр по вере разделить с нами обед из картофельных очистков? Она успокаивалась, когда я говорила, что Господь приготовит другой обед для неё. Перестав плакать, она говорила: 'Молись Господу, чтобы он это на самом деле сделал'. Благодарение Ему за то, что Он никогда не подводил нас. Будем же и теперь, в этих ужасных условиях, уповать на Его помощь.

Наши сиротки не выглядят такими, как прежде. Не думаю, что ты узнал бы их теперь. Их личики побледнели и похудели, но они по-прежнему славят Господа и ценят свои духовные благословения.

Тебе будет приятно знать, что мы все ещё собираемся. Прошлое воскресенье напоминало оазис в пустыне. Наши братья и сестры разделяли Хлеб и Вино, вспоминая возлюбившего нас Господа, отдавшего Свою жизнь ради нашего искупления от греха и смерти. Евангелизационные собрания на прошлой неделе тоже были замечательными. Господь даровал нам много прекрасных возможностей поделиться Его Словом и тем, что Он совершил в нашей жизни. Я от души могу сказать: "Господь есть часть наследия и чаши моей. Межи мои прошли по прекрасным местам, и наследие моё приятно для меня" (Псалом 15:5-6).

Интересно, что сказал бы ты о нашем пении? Оно не такое бодрое и сильное, как раньше, но оно совершается в Духе Святом, и потому оно — как сладчайший нектар для наших душ. Мы скучаем за тобой, но благодарны Господу за то, что ты там, где ты есть. Мы помним тебя в молитвах и просим, чтобы Господь укрепил тебя, защитил и благословил вместе со всеми твоими друзьями и сотрудниками".

Из другого письма:

"С прискорбием сообщаю, что нам пришлось покинуть два места, где у нас были суповые кухни. У меня болит душа за тех, кто нуждался в этой помощи. Действительно — чудо, что мы ещё вообще что-то делаем. Слава Господу за всё!

Нам есть тут чем заняться, и наше время заполнено до отказа. Я должна была бы сказать — моё время, потому что моему времени просто нет предела. После долгого рабочего дня я принимаюсь за переписку. Каждое письмо должно иметь своё специфическое содержание, потому что нужды и просьбы людей различны. Многие желают получить весточку от тёти Фанни. В прошлом месяце я написала более ста сорока писем, кроме открыток, и всё--таки не написала всем, кому должна была написать.

Тебе будет приятно узнать, что Американский Консул вошёл со мной в контакт по делу моей эмиграции, но в настоящее время ничего нельзя сделать в этом отношении. Условия опять изменились. Мир перевернулся вверх дном, и наше положение выглядит очень серьёзно, но я нашла утешение у дяди Иова в пятом доме в 18-й квартире (помнишь его?). Его слова повлияли на меня успокаивающе, и думаю, что если бы и ты послушал его, тебе тоже стало бы легче на душе".

Пастор Розенберг открыл книгу Иова 5:18-21 и начал читать слова из речи друга Иова Елифаза:

"Ибо он причиняет раны, и Сам обвязывает их; Он поражает и Его же руки врачуют. В шести бедах, спасёт тебя, и в седьмой не коснётся тебя зло. Во время голода избавит тебя от смерти, и на войне от руки меча. От бича языка укроешь себя, и не убоишься опустошения, когда оно придёт".

К концу 1942 г. письма становились всё более тревожными и отчаянными. Сиротский дом всё ещё работал, и сестра Розенберг начала понимать, для чего она была оставлена в Польше после разлуки с мужем. Получив очередную помощь, она писала ему в Америку:

"Благодарение Богу за быструю доставку помощи от тебя. Средства пришли в момент полного отчаяния и глубочайшей нужды. Но благодарение Господу за то, что когда нужда достигла высшей точки, помощь была у дверей. Мы ожидали письма от тебя, но при существующей обстановке даже Почта становится редкостью. Нелегко жить в таких условиях, особенно когда приходится заботиться о такой большой "семье". Хотя наши милые детки (сиротки) приносят нам много радости, я нередко теряюсь, глядя на такое число зависящих от меня душ. Милые овечки, у которых нет никого другого во всём мире! Я почитаю преимуществом быть им "матерью" в такое время. Так приятно ощущать их уважение, любовь и доверие. Однако у них есть также немало проблем: у мальчиков — типично мальчишеские, а у девочек — девичьи, но более всего удручает их физическое состояние. Они все бледны, худосочны и неулыбчивы. Тут поневоле забываешь свои личные трудности и потери и обращаешься к Господу ежедневно за терпением и мудростью.

У нас снова увеличилось число детей за счёт принятия совершенно обнищавших мальчиков и девочек, и наши ранние питомцы согласились разделить с ними свои жалкие порции еды три раза в день. Это заботливое отношение является плодом их воспитания в христианском приюте. От этой заботы разжижается и постнеет их суп — по мере того, как мы наполняем им всё больше и больше мисок. Пока будет приходить помощь от тебя, мы намерены продолжать питать этих несчастных детей. Мы ожидаем от Господа подачи ежедневной манны..."

В конце письма было вот это стихотворение:

Он Сам твой путь избрал.
Не жалкий шанс, не злобная судьба,
Но лишь любовь, Его любовь твои шаги вела.
Он знал, что путь суров и одинок,
Он знал, что в сердце часто будет страх,
Но с нежностью шептал: "Смотри, дитя,
Сей путь наилучшим будет для тебя".
Он Сам твой путь избрал.
Хотя прекрасно знал, что тернии изранят ноги там
И бедствия упрячут путь от глаз,
Знал тайные в дороге западни,
И знал, что вера будет каждый день дрожать,
И всё же шёпотом звучал, как эхо, глас:
"Смотри, дитя, Сей путь наилучшим будет для тебя".
Он сам твой путь избрал.
Хотя и знал о той полночной тьме,
Через которую душе твоей идти,
О тех камнях, что встанут на пути,
И призраках, туманящих твой взор,
вперёд манящих.
И всё же шёпот был: "Смотри, дитя,
Сей путь наилучшим будет для тебя".

Глава 33. Более мрачные вести и более высокие заботы

Ещё какое-то время письма продолжали приходить через Швецию и Швейцарию. Это были трогательные, душераздирающие перечни событий на пути под откос. Условия становились всё хуже и в конце концов привели к полной гибели самого дома, служебного штата и самих детей. Сообщения из других мест, Голландии и Индии, где две дочери Розенбергов проживали во время Второй Мировой войны, достигали пастора Розенберга в США, и он делился ими с читателями миссионерского журнала "Свидетель Вефиля" на протяжении всех семи лет разлуки. Однако одна страна упорно молчала. Этой страной была Россия (СССР), и Розенберги ничего не знали о судьбе Сергея и их дочери Евгении с их тремя девочками, что переполняло уже и так полную чашу забот разлученных родителей. Узнают ли они когда-нибудь что-нибудь о своей оставленной там старшей дочери?

Сообщение о первой смерти в семье достигло главной конторы Миссии "Вефиль" в США в 1943 г. Первой жертвой нацизма был Самуил Острер, муж Елены и её правая рука в работе сиротского дома за городом в Еленовке. Его смерть была тяжёлой утратой не только для молодой вдовы, но и для всей работы "Вефиля в Польше". Как верный воин, он пал на Христовом "поле брани" в борьбе с князем тьмы. Он стал одним из тех, о ком можно смело сказать: "Это те, которые пришли от великой скорби; они омыли одежды свои и убелили одежды свои кровью Агнца" (Откровение 7:14).

Самым печальным аспектом смерти Самуила было то, что отца лишился маленький Михаил-Моисей, которого они с Еленой усыновили. Ребёнок был найден в водосточной канаве вблизи сиротского дома. Он был наг и предоставлен воле стихий. На нём не было никакого ярлычка, по которому можно было определить, кому он принадлежал, но мальчик был обрезан... В большинстве стран Европы обрезались только евреи, значит, мальчик был еврейским подкидышем, и Самуил и Елена, у которых не было своих детей, взяли его себе. Однако мальчику Михаилу предстояло стать круглым сиротой во второй раз!

На четвёртом году войны, в конце 1943 г., пастор Розенберг писал в своём журнале "Свидетель Вефиля":

"Считая от начала молниеносной войны, тот год был благодарным, но и печальным юбилеем для "Вефиля в Польше". Печальным — по причине невыразимо глубоких страданий и мучений, выпавших на долю находившихся под нацистской оккупацией евреев. Эти четыре года были для "Вефиля" годами тяжких испытаний. Принуждённое рассеяние, конфискация имущества, эвакуация сиротского дома, лишение общих и личных вещей, а также разлука с директором были действительно тяжкими ударами для всех. И всё же мы были благодарны Господу за достижение Его целей через Миссию "Вефиль в Польше" на определённом участке Божьего виноградника. Эти годы были перенасыщены переживаниями для Фанни Розенберг и её верных сотрудников, к которым очень уместно подходят ранее цитируемые слова из книги Иова 5:10-21.

Действительно, чудо, что "Вефиль" оставался так долго на месте как светоч Евангелия, чтобы светить непомерно страдающему тогда еврейскому населению. Миссии удалось привести к Спасителю множество погибающих душ всех возрастов и хотя бы временно облегчать участь бедных детей. Мы можем со всей искренностью сказать: Господь сотворил великое между нами. Каждый день Он проявлял к нам Свою любовь, и хотя бремя ответственности было тяжёлым, Господь помогал его нести, услащая нашу горечь (марра) и питая нас ежедневно Своей манной".

Больше испытаний и бедствий

После периода зловещего молчания, хотя помощь всё ещё продолжала поступать в "Вефиль" через нейтральные страны, пастор Розенберг начал не на шутку беспокоиться о судьбе своей жены и Миссии в Польше. Время от времени приходили зашифрованные тревожные вести, например: "Служите Господу со страхом и радуйтесь с трепетом" (Псалом 2:11). Это место обычно толкуется как предупреждение бунтующим народам, но когда ссылка приводится повергнутой в страдания супругой, её можно понимать иначе — "хотя мы и дрожим от страха перед ужасным врагом, мы тем не менее радуемся в Господе".

Из другой осторожной ссылки на Псалом 5:3 пастору Розенбергу стало ясно, что там, в Польше, его родные и сотрудники на самом деле постигли секрет "радости в бедствиях". Особенно трогательной была ссылка на книгу Деяния Апостолов, 14:21-22: "...Павел и Варнава обратно проходили Листру... утверждая души учеников, увещевая пребывать в вере и поучая, что многими скорбями надлежит нам войти в Царство Божие".

Вскоре пришла ещё одна весть: "Сегодня увели в рабочий лагерь группу сирот в возрасте 15-ти лет. Эта была уже вторая группа, и мы не знаем, что их ожидает".

Сестра Розенберг считала, что это испытание больнее, чем потеря её двух малолетних детей. Она понимала, что Писание учит не плакать по тем, кто умирает в Господе, выйдя из тяжкого времени и оставшись верными до смерти, и потому осторожно цитировала место из Пророка Иеремии 22:10: "Не плачьте об умершем и не жалейте о нём; но горько плачьте об отходящем в плен, ибо он уже не возвратится и не увидит родной страны своей".

Письмо кончалось так: "Какое утешение для нас, что Господь благословил наши старания в воспитании их в любви к Нему!

Они полюбили Его и знают, что, живя или умирая, они принадлежат Ему и готовы встретиться с Ним. Мы можем от души благодарить Бога за сиротский дом "Вефиль", который служит рассадником для неба".

В 1944 г. ещё одна станция Миссии "Вефиль" открылась в Нью-Йорке. Миссионеркой в ней была младшая сестра пастора Розенберга Фрида, пережившая духовное рождение в Лос-Анджелесе. Когда её брат приехал проповедовать в Нью-Йорк, Фрида приходила почти на все его выступления.

Однажды, во время одного такого выступления, пришло известие о смерти в нацистском концлагере дочери Розенбергов, Елены. Пастор Розенберг ожидал своей очереди за кафедрой, когда кто-то сунул ему в руку записку с печальным сообщением. Прочитав записку, он глубоко вздохнул, затем медленно, тяжёлой походкой взошёл на платформу и произнёс свою проповедь. Такая реакция на ужасную новость произвела глубокое впечатление на Фриду. Она вдруг поняла, каким духовно крепким был её брат. Она до конца своей жизни помнила этот случай и часто делилась им с другими.

Весьма возможно, что в тихий час, наедине с Богом, Леон Розенберг дал волю слезам, но тогда за кафедрой перед публикой он смог сдержать свои чувства и отдать предпочтение Евангельскому Слову, которое из его уст всегда звучало хвалой и благодарностью Богу.

ЧАСТЬ VIII

Глава 34. Конец ужасной войны

Осенью 1945 года передовая статья журнала "Свидетель Вефиля", написанная пастором Розенбергом, начиналась таким радостным сообщением:

"Война кончилась! День, которого мы с таким нетерпением ожидали и о котором так пламенно молились, наконец, наступил! Сообщение нашего президента было принято христианами нашей страны с глубокой благодарностью и молитвой.

...Мир был в шоке, когда узнал, что сделали нацисты с миллионами невинных евреев в построенных ими лагерях смерти, газовых камерах и крематориях в Польше и других странах Европы.

Хотя нам не всегда понятны действия Бога в отношении Его избранного народа, который Он назвал Своей "зеницей ока", одно ясно, что Его слово, сказанное через пророка Иеремию, навсегда останется в силе: "Ибо только Я знаю намерения, какие имею о вас, говорит Господь, намерения во благо, а не во зло, чтобы дать вам будущность и надежду" (Иеремия 29:11). И через пророка Наума 1:3: "Господь терпелив и велик могуществом и не оставляет без наказания; В вихре и буре шествие Господа, облако — пыль от ног Его". У него есть для Израиля цели, которые ещё послужат Его славе. Он не зря сказал: "Этот народ Я образовал для Себя; Он будет возвещать славу Мою" (Исайя 43:21).

Бог обратил и эту ужасную ярость нечестивых в славу Себе. Вечность откроет, что нацистские печи во многих случаях были очистителями для множества еврейских душ. В Захарии 13:9 Господь сказал: "...и расплавлю их, как плавят серебро, и очищу их, как очищают золото: они будут призывать имя Моё, и Я услышу их и скажу: это Мой народ, и они скажут: "Господь — Бог мой!"

Многие из невинных жертв слышали Благую Весть о Христе от наших миссионеров, которые знали, что Господь может и хочет спасти всякого, кто призовёт имя Его (Деяния 2:21). Мы слыхали, что многие евреи чудесным образом спаслись от погибели в лагерях смерти, и это привело их к Богу".

Несмотря на то, что война закончилась, между Розенбергами всё ещё не было письменной связи из-за чрезмерной осторожности военных властей, приказавших совершенно остановить все виды коммуникации. Но как только этот запрет был снят, пришла телеграмма с сообщением о чудесном освобождении сестры Розенберг и тех, кто пережил войну с нею. Правда, эта радость была омрачена сообщениями о потере множества драгоценных жизней из рядов миссионеров, работников и сирот приюта "Вефиль в Польше".

Первые послевоенные письма от Фанни Розенберг

Польша, август 1945

"Я написала тебе несколько писем, но поняла, что почтовая связь ещё не восстановлена. Буду пытаться писать до тех пор, пока хотя бы одно моё письмо достигнет тебя. Не будучи уверенной в твоём адресе, я посылала все письма своей сестре в Англию, а она доставит их тебе. Дорогой мой, как бы мне хотелось сообщить тебе что-нибудь приятное о себе, но я должна сказать, что "звери в чёрной форме" (Гестапо и СС) нанесли много глубоких ран моему сердцу.

Трагедия, которая постигла сроднившуюся во Христе семью "Вефиля", не поддаётся никакому описанию. Большинство миссионеров Лодзи, вместе с большинством миссионеров и питомцев нашего "Вефиля", были зверски убиты нацистами. Из всех наших работников в живых остались только брат Хойнацкий, брат и сестра Бакалаж и Есфирь Нарве. Возможно, их больше, но я пока знаю только об этих четверых.

Один очевидец гибели многих, чудесно избежав их участи, доложил мне об этом словами из Иова 1:19: 'И спасся только я один, чтобы возвестить тебе'. Он сказал, что около трехсот человек лишились жизни, но мне было приятно слышать его добрый отзыв о твоём брате Германе и его жене Есфири и о Генделях, о которых он сказал, что они были, как "яркие светочи" в нацистской тьме среди десятков тысяч людей, с которыми они разделили участь в печах концлагерей.

Мне очень хотелось бы не говорить тебе о том, что происходило здесь в Староховице, настолько все это было больно и тяжело. Ты уже знаешь о судьбе нашей дорогой Елены и её мужа. Оба стали жертвами нацизма. Самуил был убит первым, а потом Елена была арестована в день своего рождения. Случилось это тогда, когда один из наших питомцев, маленький Давид, бежавший от ужасов газовых камер нацистов, вспомнил о её дне рождения и пошёл к ней поздравить её и укрыться на время в её квартире. 'Охотники' Гестапо гнались за этой жертвой и нашли его по свежему следу, ведущему в квартиру Елены. Войдя за подростком в квартиру, они застрелили его у Елены на глазах, а её увели под арест. Она умерла как воин на своём посту, верная до смерти. Благодарение Богу за то, что и юный Давид был подготовлен к переходу "домой" к Господу, Которого он любил и на Которого уповал всем своим почти ещё детским сердечком.

В декабре 1942 года нацистский террор достиг высшего накала из-за потерь на фронтах России. Вина за неудачу была возложена на "проклятых жидов". На евреев стали охотиться, как на диких зверей. Их увозили в лагеря и газокамеры или помещали в специальные отделения концлагерей, где их можно было кремировать живьём. Мне приказали следить за тем, чтобы ни один из наших питомцев не убежал.

Большинство деток в нашем приюте — от двухлетних младенцев до подростков четырнадцати и пятнадцати лет — были насильно увезены от нас и уже никогда не возвратились. Их увозили партиями. Последнюю партию поместили в тридцати километрах от нас. Добросердечный польский крестьянин плакал, когда рассказывал нам о бедственном положении, в которое попали эти дети. Они были под открытым небом на снегу в зимнюю стужу. Он пытался помогать им чем мог, пока они не исчезли под покровом ночи. Он не знал, увезли ли их куда-нибудь или расстреляли.

Хотя моим утешением был мой Господь, Добрый Пастырь этих овечек Его малого стада, воспитание которых и приготовление к жизни и смерти было нашим преимуществом, я ужасно страдала ради них. И стал мне понятен вопль Ноемини, и я сказала: 'Да будет воля Твоя'.

Семнадцатого января сего года враг решил уничтожить всех, ещё оставшихся в живых евреев города, но в то утро вошли русские войска, и враг бежал. Это было чудо, потому что если бы русские опоздали всего на два часа, никто бы из нас не остался в живых.

Я не могу описать той радости, с которой наши избавители были встречены на улицах города. Их обнимали и целовали со слезами благодарности. Так что 17 января 1945 года было для нас днём освобождения. Каким приятным было чувство освобождения от 'дамоклова меча', который так долго висел у нас над головами!

До тех пор, пока мы видели чёрные формы и кокарды со свастикой и черепом с костями на фуражках, мы не были уверены ни одной минуты, как долго будем мы ещё в живых. Гестапо было несомненно носителем смерти. Кто может описать их бесчеловеческую ярость?

Мы пережили много чудес. Помимо тех, о которых я тебе уже рассказывала, было ещё одно, которое особенно яркое. Во время нацистской оккупации наш приют был под зорким наблюдением гитлеровских палачей. Они постоянно выискивали евреев, и каждый обыск подвергал опасности нашу жизнь, потому что у нас все были евреями, не говоря о том, что мы сами тоже были евреи.

Однажды в субботу после обеда один из наших учителей, брат Левин, находился в задней классной комнате и учил там детей (мы учили их до тех пор, пока это было возможно). Внезапно появились гестаповцы, и их вожак уверенно заявил: "У вас тут есть евреи! Я наблюдал за этим домом и знаю, о чём говорю! Я знаю, что еврейка портниха вошла сегодня в ваш дом и не вышла. Она должна быть ещё здесь". Я промолчала. Он осмотрел почти все комнаты, но ни в одной из них не прятались евреи. Им удалось бежать. Но самым великим чудом было то, что они не взяли меня, хотя неоднократно били, когда я пыталась защищать уводимых ими неизвестно куда малышей. Я никогда не пойму вполне, почему меня пощадили? Удерживала ли моя связь с Америкой, или данный мне приказ беречь приют, пока они будут готовы убить всех наших детей? Во всяком случае их удерживало не моё христианство, потому что сотни других евреев-христиан погибли вместе со своими собратьями по плоти. На все эти вопросы может ответить только Бог, наверное, в вечности.

До середины 1944 года я могла получать от тебя помощь, но потом всё прекратилось. Из-за полного ограбления нашей страны гитлеровцами цены пошли вверх. Кусок ржаного хлеба и одна картофелина считаются огромной роскошью для тех, кто ещё может что-то покупать. Друзья, которые помогали нам в долг, надеясь, что когда придёт от тебя помощь, они получат свои деньги обратно, теперь сами в такой же нужде, как мы. Надеюсь, ты не поймёшь это, как жалобу или ропот. Это просто информация. Да и с кем же ещё поделиться своими бедами, как не с тобой? Однако эти условия не умаляют моей благодарности Господу за всё, что Он сделал для нас в прошлом и что Он означает для нас сейчас.

Недавно я узнала, что твоя сестра Теофилия и её муж Альфред Мальцман, верно служившие миссионерами с нами много лет, оба убиты нацистами со своими тремя младшими детьми. Двое старших не погибли только потому, что не были тогда с ними.

Ко мне приезжал неожиданно их старший сын Филипп и рассказал, что спасся вместе со своим братом Иосифом и умолял меня переехать вместе с остатком сирот к нему в Данциг. Я вижу в этом ясно руку Божию и начала готовиться к переезду...".

Подробности об убийстве Мальцманов стали известными значительно позже и были получены от некоторых очевидцев. Переселившись в Польшу из России, Мальцманы сперва жили в Здолбунове (район Ровно в Западной Украине), а потом переехали в Лодзь, чтобы помогать Розенбергам в их служении там. Увидев, что нацисты наступают, они возвратились в Здолбунов в разведочный "отпуск". С приближением гитлеровских войск, они не смогли возвратиться в Лодзь, но решили среди зимы бежать через поля и леса в Литву.

Ко времени их прибытия туда, Литва уже была в руках немцев. Их третий сын Даниил не был с родителями, когда они бежали в Литву, но, узнав об этом, присоединился к ним там, не подозревая, что его ожидает. В это время нацисты как раз начинали арестовывать евреев, отделяя их от остального местного населения и помещая поляков в один лагерь, а евреев в другой. Альфред Мальцман служил в юности в польской армии и был в ней офицером высокого ранга. Он также участвовал в польском сопротивлении и потому, когда польских беженцев согнали вместе для переправки в лагерь, Альфред с семьёй присоединился к этой партии.

В суматохе формирования партии беженцев для польского лагеря младший сын Мальцманов Рудольф поссорился из-за какой-то ерунды с одним польским мальчиком, как это нередко бывает с детьми. Отец мальчика рассвирепел и закричал: "Эти люди не поляки, они жиды! Уберите их отсюда!" Немецкая охрана прекрасно расслышала его и немедленно вывела Мальцманов из общей толпы беженцев и тут же на глазах у толпы расстреляла всю семью.

Не зная этих подробностей, сестра Розенберг писала 21 августа 1945 г. своему мужу в Америку:

"Я в восторге и бесконечно счастлива! Вчера варшавский банк внешней торговли известил меня о том, что для меня пришли деньги по телеграфу непосредственно от тебя. Радость была не от получения денег, но от восстановления связи между нами. Это дивный подарок от Господа! Там было два чека для приюта "Вефиль". Теперь я с нетерпением ожидаю письмо от тебя. Я думаю, что если деньги были посланы на мой адрес, ты должен был получить хотя бы одно моё письмо.

Не помню, написала ли я тебе в одном из моих писем о том, что среди уцелевших детей находится и наш Михаил-Моисей, приёмный сынок Елены и Самуила, и девочка Лиля, племянница твоего брата Германа. Они оба со мною. Я так счастлива, что они и ещё несколько деток спаслись по милости Божией под моим кровом. Ещё три девочки были спасены другими и тоже пришли ко мне. Теперь мы должны с удвоенной силой приняться за восстановление нашего служения. Я намерена возвратиться в Лодзь (она была тогда в Варшаве), восстановить детский приют и немедленно начать собирать несчастных и осиротевших детей. Многие нуждаются в заботе. О, как мне не хватает тебя!

Как прекрасно было бы, если бы Господь позволил нам восстановить приют "Вефиль", куда бы могли снова собрать Его "овечек" и потом водить их на "злачные пажити и к водам тихим" — к источникам воды живой! Это было бы радостным концом ужасного периода в нашей жизни и последним этапом нашего земного странствия".

Таковы были возвышенные мечты этой ревностной женщины-миссионерки, но у Господа были другие планы для неё. Её муж уже заканчивал приготовления всех нужных бумаг для её эмиграции в Америку — для воссоединения с ним.

Глава 35. Дивные Божии пути

"И благословил Господь последние дни Иова более, нежели прежние"

(Иов 42:12)

Семи лет вполне хватило пастору Розенбергу для того, чтобы установить работу Миссии "Вефиль" в Соединённых Штатах Америки и стать гражданином этой благословенной и свободной страны. Некоторое время он тоже надеялся, что работа в Польше сможет каким-то образом продолжаться, но новое зло, которое зажало в свои тиски Восточную Европу, почти превзошло прошлое. Коммунизм был старым, знакомым врагом, заставившим Розенбергов покинуть Россию, так что надежда на продолжение работы "Вефиля в Польше" со временем испарилась.

Даже сама сестра Розенберг пришла к выводу, что их служение в Польше скоро станет закрытой страницей в их долгой и бурной повести, как было до этого с их служением в России. Такой исход дела мог бы легко раздавить кого-то с менее сильной и глубокой верой, но Розенберги были гиганты веры и добродетели и потому они не только пережили этот очередной удар, но в конце восторжествовали над ним.

В первый год после окончания войны сестра Розенберг смогла объехать всю Польшу в поисках уцелевших во время нацистской катастрофы. В разных частях страны ей удалось отыскать приличное число верующих братьев и сестёр. Материальное положение большинства из них было ужасным, но по крайней мере они вышли живыми из огненной печи суровых испытаний. Нашлись даже некоторые дети, и она начала собирать их вокруг себя вместе с несколькими уцелевшими работниками, прибавляя к их числу других сирот, в которых тогда не было недостатка.

Пастор Розенберг отправился в Европу при первой возможности. В ноябре 1945 года он посетил многие европейские страны, давая оценку нанесённому войной вреду и нуждам, которые новая Американо-Европейская Миссия "Вефиль" могла бы восполнить. Он привёз в Европу "первую помощь" в нужный момент, когда военные отношения между враждующими сторонами только что прекратились, но главной заботой для него была его жена, оставшаяся в послевоенной Польше и ожидавшая его приезда как манны с неба. Понимая, как много она пережила за годы их разлуки, он рвался к ней всем сердцем. Острый меч страдания неоднократно пронизывал её материнское сердце. Нацистские убийцы лишили её почти всех их родственников и сотрудников и не пощадили даже малолетних питомцев приюта. Приблизительно двести детей погибло в гитлеровских концлагерях, а чудом уцелевшие умоляли пастора Розенберга поспешить им на помощь. Он побывал в Европе ещё раз в феврале 1946 года, но опять безрезультатно, что касалось его жены.

К великому его разочарованию, железный занавес с лязгом опустился перед самым лицом спешившего к жене пастора Розенберга. Находящееся под властью Советов польское правительство отказалось выдать необходимый паспорт, и ему не удалось встретиться с нею. Он пробыл ещё четыре месяца в Европе и вынужден был возвратиться в Америку ни с чем.

Бог отвечает в Своё время

По возвращении в Соединённые Штаты пастор Розенберг понял, что воля Божия была в том, что ему не удалось попасть в Польшу во время его первого послевоенного посещения европейского континента. Это было бы опасно для него лично, и он не смог бы привезти с собою свою жену и других уцелевших во время войны друзей и близких. Личное ходатайство о жене перед польским правительством, как о польской гражданке, и его собственное, недавно обретённое американское гражданство, могли бы привести к целому ряду неприятных осложнений.

Господь употребил для освобождения сестры Розенберг нейтральное правительство, которое взяло её под своё крыло и предоставило ей возможность покинуть Польшу с двумя уцелевшими сиротками: приемным сыном Елены и Самуила Михаилом и племянницей Германа и Есфири Лилией. Лиля была дочерью Давида, погибшего от руки нацистов, сводного брата Леона Розенберга и его покойной жены, которая, когда вышел приказ увезти всех евреев на расстрел, сама наложила на себя руки. Вот с этими уцелевшими детьми сестра Розенберг приехала в Швецию, откуда ей было не трудно, как жене американского подданного, продолжить своё путешествие в Америку.

Однако, в силу каких-то ограничений для польских граждан, дети не были допущены с нею в США и должны были ожидать своей квоты. Вскоре их пустили в Англию, где они были приняты в частную христианскую школу с благосклонного разрешения английского правительства. Спустя некоторое время Михаил тоже прибыл в Америку и сегодня (1994 год) проживает в Лос-Анджелесе. После смерти жены от болезни сердца он живёт один. Лиля же осталась в Англии, где проживает и поныне.

После четырёхмесячного, весьма заслуженного и необходимого, отдыха в Швеции, сестра Розенберг села на шведский океанский лайнер "Грипсхольм" и в августе 1946 года прибыла в Нью-Йорк.

Порт гудел, как улей, от множества людей, ожидавших своих родных из-за океана. Они стояли по одну сторону забора, а "освобождённые пассажиры" прибывшего в порт корабля — по другую. Только после нескольких часов томительного ожидания сестра Розенберг была, наконец, в объятиях своего мужа, который не дал ей много времени, чтобы хорошенько выплакаться. "Со слезами успеешь,— сказал он, — ты дашь им волю позже, если это вообще будет нужно, а сейчас мы должны поскорее выбраться отсюда и двигаться дальше "домой", в Калифорнию".

"Дом" был действительно прекрасным! Под чудесным Божиим водительством, за несколько лет до приезда сестры Розенберг в Америку, город Лос-Анджелес продавал через суд "имущество без наследников" тому, кто предложит большую цену. Пастор Розенберг предложил задаток в счёт общей цены в $4 000, и дом с тремя спальнями и всем необходимым в нём стал новым местом на земле не только для Фанни Розенберг, но и для главной конторы Миссии "Вефиль" в Америке. Позже к дому были добавлены ещё три комнаты: большая контора, кабинет для пастора Розенберга и гостевая спальня для непрерывного потока гостей.

В этом доме была не только вся мебель, но и прекрасные ковры, посуда и столовое серебро. Он был удобно расположен на углу двух широких улиц недалеко от центра Лос-Анджелеса и Голливуда, и адрес 252 С. Диллон Стрит каким-то образом достиг Украины, где Евгения и Сергей жили со своими девочками до осени 1943 года. Он врезался в память Евгении и в совершенном Божием плане пригодился в нужный момент.

Проведя пять дней в пути, Розенберги прибыли на место назначения. Наконец, сестра Розенберг была в своём доме и со своим мужем! О большем нельзя было и мечтать! Постепенно ей были представлены друзья Миссии, которые молились о её возвращении, и она смогла лично поблагодарить каждого за годы усиленных молитв. Она всё ещё была озабочена работой в Польше, где Павел и Валя Бакалаж продолжали вести работу "Вефиля" среди новых послевоенных сирот. Так что, благодаря за прошлые молитвы, сестра Розенберг просила продолжать молиться о сохранении работы в Польше под новым режимом.

Через обширную переписку сестра Розенберг поддерживала связь со многими в Европе евреями-христианами и уцелевшими в катастрофе детьми. Это "служение" было благословенным для "матери Розенберг", как её называли многие. Она получала письма на идиш, русском, польском и немецком языках и могла каждому ответить на его языке. Помимо переписки, она высылала множество посылок с пищевыми продуктами и одеждой для страдающих "перемещённых лиц" во многие страны Европы и даже Америки (многим новоприбывшим было нелегко устроиться в новой стране, и они ещё долго нуждались в помощи). Она нередко выступала в церквах и рассказывала о своих переживаниях во время войны. По вечерам она ходила в школу и изучала английский язык, где тоже приобрела немало друзей среди еврейских беженцев, которые потом охотно посещали её на дому. Многие познали Господа Иисуса Христа по свидетельству этой незаурядной женщины. Подводя итог своему первому году в Америке, Фанни Розенберг писала в журнале Миссии "Свидетель Вефиля" за 1947 год:

"Прошёл только один год. Сравнивая этот год с семью прошедшими годами под немецкой оккупацией, такими насыщенными мрачными переживаниями, я вижу Божие дивное водительство и защиту в том, что Он привёл меня безопасно к этим берегам и мне просто не хватает нужных слов для выражения благодарности Ему за всё, что Он для нас сделал. Я только повторяю слова из моих любимых Псалмов: "Благослови, душа моя, Господа и вся внутренность моя — святое имя Его" (Псалом 102:1) и "Если бы не Господь был с нами, — да скажет Израиль, — если бы не Господь был с нами, когда восстали на нас люди, то живых они поглотили бы нас, когда возгорелась ярость их на нас... Душа наша избавилась, как птица из сети ловящих; сеть расторгнута, и мы избавились. Помощь наша — в имени Господа, сотворившего небо и землю" (Псалом 123:1-3, 7-8).

После всех трагических и невозместимых утрат, какое счастье быть снова с моим мужем и двумя оставшимися в живых дочерьми и их семьями, которым Господь тоже открыл двери в эту страну и наши объятия. Я не виделась с Женей и Сергеем двадцать два года, и всё это время мы только изредка имели короткую связь, потому что они жили далеко в Советском Союзе, и у нас не было никакой надежды на встречу с ними. Теперь они и их дети здесь с нами. И наша дочь Мария из Голландии, которую я не надеялась встретить среди живых, тоже приехала со своей семьёй. Остальные скоро приедут, и я с нетерпением ожидаю дня, когда весь остаток нашей семьи, переживший ужасную войну, окружит нас с Леоном в этой свободной и благословенной стране. Боже мой, как Ты благ!

По прибытии сюда я думала, что мне будет трудно общаться с американскими друзьями без знания их языка. Казалось невозможным, что человек в моём возрасте (ей было 73 года!) сможет изучить другой язык, когда мой мозг уже был забит несколькими другими языками, но с молитвой и прилежанием, после посещения школы в течение нескольких месяцев и занятий на дому, я смогла с помощью Господней не только поддерживать простой разговор, но и учить Слову Божьему небольшие группки евреек. Я обнаружила, что английский язык весьма красивый и богатый и вполне соответствующий такой прекрасной стране, как Соединённые Штаты Америки!

Конечно, в подлинно интернациональном окружении нашей семьи, где постоянно слышатся несколько языков, мне нелегко продвигаться вперёд, но постепенно наши дети и внуки тоже приспособятся к новым условиям, и скоро у нас будет своя небольшая американская колония".

Переписывая всё это в девяностых годах, поневоле удивляешься тому правильному расположению сердца, какое было у этой женщины-иммигрантки, которая не требовала, чтобы американская система образования приспособилась к ней, новоприбывшей, и потакала её незнанию английского языка. Наоборот, она сама поспешила приспособиться (в 73 года!) и приспособить свою семью к новой прекрасной стране, а также поскорее изучить её язык и новый образ жизни.

Пока сестра Розенберг наслаждалась уютом своего дома, семьёй и расширяющимся кругом друзей, пастор Розенберг продолжал путешествовать по США и за океан, не догадываясь о том, что ожидало его Миссию в недалёком будущем.

У Миссии всё ещё были представители в Европейских странах и даже на Ближнем Востоке, в Палестине, в пригороде города Хайфы под названием Кириат-Хаим. Так что регулярные доклады достигали Лос-Анджелеса из многих направлений. Миссионерская станция в Нью-Йорке, так называемый "Центр Вефиль", возглавлялся профессором Соломоном Бирнбаумом, который до этого служения четырнадцать лет преподавал курсы Еврейских Миссий и Библии в Чикаго, в штате Иллинойс.

Здесь следует упомянуть, что в одном из путешествий в Европу, в сентябре 1947 года, на шведском океанском лайнере "Дроттингхольм", пастор Розенберг встретился с пастором Петром Дейнекой, старшим директором русского миссионерского общества, известного позже под названием Славянского Евангельского Общества. Он тоже плыл в Европу, и эти два Божиих служителя, два брата во Христе, два ревностных миссионера, наслаждались приятным общением, делясь знаниями Божия Слова и молясь. Они расстались в Швеции, но позже оба участвовали в конференции в Варшаве, куда приехали представители 64 евангельских церквей со всех концов Польши и других стран для послевоенного общения и планирования будущих действий. В последующие годы пастор Розенберг и директор Общества Пётр Дейнека поддерживали близкую связь и самые тёплые братские отношения.

Глава 36. Чудесное избавление

Когда в 1947 году Евгения и Сергей прибыли в Америку с двумя из своих четырёх дочерей, Лидией и Катей, Розенберги смогли, наконец, узнать, каким образом им удалось выжить при Советской власти, будучи христианами, и затем бежать на Запад в разгаре войны после двух с половиной лет немецкой оккупации на Украине, а потом ещё двух лет под нацистами в Судетенланде.

То, что Евгения осталась в живых при всех вышеназванных обстоятельствах, не менее чудесно, чем спасение от гибели её матери в Польше. Обе женщины были еврейки, хотя и верующие в Христа, что не имело никакого значения для нацистских палачей. Но с Евгенией случилось следующее: перед самым вторжением немцев на территорию их города в конце 1941 года у Евгении родилась четвёртая дочь Катя. Произошло это через четырнадцать лет после рождения их третьей дочери Веры, так что событие это было приятным сюрпризом в семье. Об эвакуации вглубь страны среди самой суровой зимы за все годы войны с новорождённым ребёнком на руках не могло быть и речи, тем более, что удобных условий для такого переезда не было предоставлено. Им были предложены открытые угольные вагоны, а поезд шёл в Сибирь!

Это обстоятельство гальванизировало решение Евгении и Сергея никуда не двигаться и ждать, что будет. А было, действительно, многое! Мы ограничимся здесь только одним: когда после поражения в Сталинграде немецкие войска начали в сентябре 1943 года покидать Украину, в числе сотен тысяч двигающихся на Запад беженцев была старшая дочь Розенбергов со своими четырьмя детьми!

Сергея не было с ними, но по дороге из страны, далеко от родного города и без всяких предварительных сговоров из-за условий военного времени, семья "натолкнулась" на своего отца, который по предведению Божьему тоже шёл на Запад — из лап Сталина в лапы Гитлера!

Конец войны настал для них в августе 1945 года. События промежуточных лет заполнили бы ещё одну книгу, но наша повесть сегодня не о них, а о родителях Евгении, и всё-таки мы приведём ещё одну историю из их жизни, чтобы показать, как Бог чудесно спасает Своих детей. Именно это обстоятельство послужило воссоединению Евгении с её родителями.

Город в Судетенланде, в котором Евгения и Сергей жили со своими детьми перед концом ужасной войны, был освобождён американскими войсками. После ночного обстрела американцы вошли победоносно в город под прикрытием артиллерии. Солдаты свалили танком забор перед домом, в котором семья нанимала скромную квартирку, разбили прикладами ружей двери и потребовали квартиру на ночь, велев хозяевам выбраться до утра. Они съели всё съестное в доме и расположились на ночлег, не ожидая никаких проблем. Но проблема всё-таки пришла в образе странной настойчивой женщины, довольно свободно объяснявшейся по-английски.

Молодой американский сержант положил перед хозяйкой квартиры на её кухонный стол свои ноги в немецких лётных сапогах (военный трофей) и решил расслабиться. Но не тут-то было. Евгения, используя все свои знания английского языка, пыталась убедить его, что он "послан ей Богом" — для того, чтобы немедленно сообщить её отцу в Америку, что его дети выжили в войне, что она живёт и здравствует в Судетенланде (вскоре после этого переданном Красной Армии и возвращённом Чехословакии). Она сказала сержанту, что не видела своих родителей более двадцати лет и не получала от них вестей последние пять лет, но она помнит адрес отца в Америке, и "не пошлёт ли он ему весточку полевой почтой?"

Сержант ни в какую не поддавался уговорам, громким голосом называл Евгению сумасшедшей, настаивал на том, что "война ещё не кончилась... идёт фронт, и вся почта проходит цензуру". Однако, все его доводы были на ветер, коса нашла на камень — видать, сержант нашёл в этом поединке равного себе по упорству. Он неохотно сдался — при условии, что Евгения сама напишет отцу записку, а он попытается припиской на конверте убедить цензора пропустить её. В тайне души он надеялся, что Евгения не сможет этого сделать, но она написала записку, а он, как обещал, сделал приписочку цензору, дал вместо обратного адреса свой полевой номер, и месяц спустя к Евгении пришёл из Америки аффидевит и письмо от отца, подписанное одним словом: "Отец".

После ещё одного бегства дальше на запад с отданной Советам по договору территории, и спустя ещё два года Евгения и Сергей прибыли, наконец, в Америку с двумя дочерьми, Лидией и Катей (старшей и младшей), а две другие дочери, Ирина и Вера, вышли замуж в Германии и ожидали своего выезда ещё почти три года, но и они, в конце концов, воссоединились с родителями и впервые встретились с Розенбергами, о которых они знали только понаслышке.

Спустя несколько лет, в одной из своих миссионерских поездок по Америке от имени Миссии "Вефиль", Евгения посетила того американского сержанта, который помог ей связаться с родителями. Он был где-то в Вашингтоне, где Евгения отыскала его по его полевому номеру через военные архивы. Чуть помятая фотография ещё юного американца в военной форме и с винтовкой в руках, написанная рукою Евгении записка отцу и конверт с полевым номером и припиской цензору превратились в "историческое сокровище" семьи на многие поколения в доказательство того, как Бог всегда возвышается над обстоятельствами и заступается, когда нужно, за Своих детей.

Глава 37. Приезд других родственников

Следующей семьёй, прибывшей в Америку после Евгении и Сергея, была семья Сиверта и Марии Слорт с их двумя детьми, Анитой и Яном. С 1937 года они проживали в Голландии и тоже много лет не виделись с родителями Марии.

Вскоре после рождения второго ребёнка, Яна, у Марии открылся туберкулёзный процесс в лёгких, и её поместили в санаторий. Когда в сороковом году нацисты оккупировали их страну, Мария хотела возвратиться домой к мужу и детям, потому что врачи объявили её здоровой, то есть, уже не заразной. Но главный врач посоветовал ей остаться в санатории, полагая, что там ей будет безопасней. Её удостоверение личности было помечено огромной буквой "J", указывая на её еврейское происхождение, и ей была выдана жёлтая звезда со словами Jood (еврей), так что опасения врача были вполне обоснованными.

Задержка в санатории оказалась действительно жизнеспасательной для Марии, и когда кончилась война, семья Слорт начала прощупывать возможности переселения в более тёплый климат, чем в Голландии. Попытки попасть в Швейцарию не дали желанных результатов, и они решили выехать в Калифорнию — на радость Розенбергам.

С самого начала новой жизни в Америке Сиверт включился в работу любимой Миссии, а Мария продолжала набирать силы, пока и она тоже смогла примкнуть к служению в Миссии и продолжала его далеко за пределы жизни своих родителей, которые никогда не думали, что увидятся с нею, и, тем более, что она их переживёт. Снова Божий пути оказались выше человеческих.

Третьей оставшейся в живых во время войны дочерью была Елизавета Вик, врач-миссионер из Индии. Получив прекрасное медицинское образование в Германии ещё до начала войны, она изъявила желание трудиться в одной Британской Миссии. Её легко приняли и вскоре командировали в Индию, где она учила медсестёр в медицинском колледже и занимала должность главного врача в крупной больнице в Дели.

Когда в Германии пришли к власти нацисты, она, как еврейка, не могла выйти замуж за своего немецкого жениха и оставалась незамужней до сорокалетнего возраста, а потом, уже в Индии, вышла замуж за англичанина с высокой должностью в Дели и оставалась с ним в Индии до тех пор, пока Англия не дала этой стране независимость.

Миссионерское служение в Индии спасло Елизавете Розенберг-Вик жизнь. Для неё оно было Божией защитой и навсегда останется тайной, почему некоторые евреи гибли, а другие чудесным образом выходили нетронутыми из самых опасных ситуаций. Действительно, Бог действует независимо от человека, и Его пути неисповедимы.

Во время войны связь между Елизаветой и родителями была минимальной, но как только открылась возможность, она приехала в Америку для встречи с ними и с сестрами, с которыми она не виделась много лет. В 1948 году она посетила Америку и пробыла недолго, но в 1950 году пробыла несколько лет и всё это время принимала активное участие в работе Миссии "Вефиль" в Лос-Анджелесе.

Когда миссионерский зов снова побудил её уехать за океан, она записалась в своей прежней Британской Миссии на четыре года в Пакистан и возвратилась только потому, что заболела раком почки, ставшим впоследствии причиной её смерти. Елизавета, или "Вики", как её называли друзья, была типичной "Розенберг" в том смысле, что горела тем же неугасимым миссионерским огнём, что и её родители и сестры. У неё был твёрдый характер и незаурядная способность служить Богу. Как и все остальные члены её семьи, она говорила на нескольких языках и к тому же любила спорт, путешествия, верховую езду, книги, игру на пианино и людей!

Следующей гостьей Розенбергов в Лос-Анджелесе была сестра Фанни Розенберг Елена, та, которая была "первым плодом" в самом начале их миссионерского служения. Во время войны она жила в Англии, и потому была вне опасности. Она сама была по праву миссионеркой, рукоположенной диакониссой, и привела многих евреев и неевреев ко Христу. Она не оставалась долго в США, но встреча с нею была радостной для тех родственников, которые знали о ней только понаслышке и по фотографиям. Дочери Розенбергов, конечно, помнили свою тётю, особенно Евгения, с помощью которой тётя пришла ко Христу.

Как только родилось Израильское государство, тётя Елена уехала туда и служила там до самой своей смерти, до середины шестидесятых годов. Ещё многие близкие и дальние родственники и друзья собрались в послевоенные годы в Лос-Анджелесе, и Леон и Фанни чувствовали себя, как древний Иов, чьи поздние годы были счастливее ранних. Очень много прекрасного произошло с ними именно в последние двадцать лет их жизни уже в Америке, а самой великой радостью и благословением было рождение государства Израиль на древней палестинской земле.

ЧАСТЬ IX

Глава 38. Верх благословения и радости

Здесь мы хотим вставить немного истории, не обязательно известной читателям текущих событий. Стоит упомянуть, что некоторые евреи никогда не покидали своей "обетованной страны". Небольшие еврейские общинки всегда оставались в этой стране. Как в периоды пленений в далёком прошлом, так в течение двух тысяч лет рассеяния после разрушения Иерусалимского Храма римлянами, тоненький, но непрерывный ручеёк иммигрантов тёк в страну предков на протяжении веков. Из-за суровых гонений во многих арабских странах, тысячи евреев переселялись в Палестину. Новоприбывшие примыкали к уже существующим общинкам во всех концах небольшой страны и вместе молились и ждали восстановления своей нации. Эта древняя тоска, называемая "сионизмом", не была тем новым видом сионизма, который практиковался Герцелем и европейскими евреями тысячу лет спустя. Она была духовным сионизмом, жившим в сердцах евреев повсюду, особенно в сердцах сефардимов (евреев Испании, Турции и всего Ближнего Востока), которые всегда говорили по-еврейски и в чьих молитвах всегда была просьба:

"...Вострубите в древний шофар для нашего освобождения... соберите наших изгнанников со всех концов земли. Благословен Ты, о Господь, Который собрал рассеянный народ Израиля, чтобы в милости возвратить его в Иерусалим...; восстанови его скорее, в наши дни... Благословен Ты, о Господи, Строитель Иерусалима".

Другое распространённое недопонимание касается слова "палестинец". Столетиями им называли евреев, и история настойчиво опровергала нынешнее употребление и применение этого названия, как относящегося исключительно к арабским беженцам. То, что большая часть территории Палестины — это нынешняя Иордания, в значительной мере смазывается широко распространённой пропагандой, так что евреев уже никто не называет "палестинцами". Название Палестина взято от слова Филистия. Филистимляне селились и жили одно время в северной части территории древнего Израильского царства.

Это ещё один факт о евреях, который умышленно недоговаривается теми, кто пытается дискриминировать их древнее притязание на эту землю. Но Библия ясна в этом вопросе, и только те, чьим интересам служит отвержение библейских истин, будут упорно настаивать на том, что Палестина никогда не была еврейской.

Израильское государство и новые виды для миссии "Вефилъ"

Мы уже упоминали ранее, что один представитель Миссии "Вефиль" трудился в Палестине с 1947 года, ещё до рождения нового государства. Брат Вебер был строго раввинского происхождения и пережил нацистскую катастрофу в Польше, но когда попал в Палестину, ему пришлось преодолеть множество почти непреодолимых препятствий, и его первые письма с миссионерского поля звучали негативно и грустно, хотя ему и удалось привести ко Христу несколько евреев. Подобные письма приходили также от брата Гудкинда, бывшего сотрудника польского "Вефиля". Но когда в 1948 году родилось государство Израиль, и новая волна иммигрантов хлынула в страну, от них начали приходить совершенно другие письма. Мы приводим отрывок из одного такого письма:

"Когда я встречаю новоприбывших из Европы, во мне пробуждается старая боль, пережитая мною в Польше. Я вспоминаю бесчеловечную жестокость в местах пыток, принудительные "рабочие" лагеря смерти, гетто, газовые камеры и крематорные печи. Когда я смотрю на маленьких деток, я вспоминаю места, где нацисты со своей диавольски методичной точностью заставляли еврейских отцов и матерей перебирать кучи детской одежды — платьица, штанишки, обувь и т.д., — снятой с их детей, уведённых в газовые камеры и крематории перед ними. Только чудом можно объяснить то, что мы вышли живыми из этих ужасных пертурбаций. Никто не может объяснить, как можно выдержать такие лишения, моральные пытки и унижения. Мы никогда не сможем понять этого, потому что это было Божие чудо.

Я рад и счастлив, что эти страдальцы здесь и разделяют чудо утверждения Израильского государства. Никто, включая старожилов, не может объяснить или понять плотским умом, как такое вообще могло произойти. Беспредельная радость, несмотря на трудности, быть свидетелем прогресса на каждом шагу развития молодого государства, цепко держащегося за избранное им правительство.

Я молюсь об ещё одном великом чуде, предсказанном в Священном Писании о нашем народе, чуде его возрождения и возвращения к Господу в молитве и прошении, приняв Его как Спасителя и обещанного Искупителя".

Радость и трепет

Вскоре после рождения Израильского государства пастор Розенберг, зная Священные Писания, писал в своём журнале "Свидетель Вефиля":

"Весьма многозначительно то, что в еврейской борьбе за Палестину Объединённые Нации не нашли лучшего разрешения этой проблемы, как разделение Святой Земли. Это решение полностью противоречит воле Божией (Иоиля 3:2).

Ещё более значительно то, что Иерусалим не был включён в выделенную евреям часть земли. Без Иерусалима современный Израиль лишён самого сердца нации — стержня Божественного откровения о нём.

Бог сказал: "Я избрал Иерусалим, чтобы там пребывало имя Моё" (2 Паралипоменон 6:6-8) и ещё: "Обращусь Я к Сиону и буду жить в Иерусалиме, и будет называться Иерусалим городом истины, гора Господа Саваофа — горою святыни" (Захария 8:3). Иерусалим — центр богослужения Израиля. На протяжении веков евреи повторяли нараспев свой обет: "Если я забуду тебя, Иерусалим, забудь меня десница моя" (Псалом 136:5).

Как грустно, что евреи должны бороться даже за тот маленький кусочек земли, который был им выделен законно. Несмотря на радость в еврейских кварталах после провозглашения Израильского государства, многие вдумчивые евреи опешили, осознав, насколько серьёзной была создавшаяся ситуация. В душе они знали, что раздел земли не решает проблемы еврейской нации. Они боялись, что нарастающие осложнения отразятся отрицательно на жизни возвращающихся из разных стран евреев.

Те евреи, которые верят в Божий обетования, знают, что это не есть исполнение пророчеств, но только начало того, чему ещё надлежит произойти. В глубине души самых серьёзных и религиозных евреев скрывается корень мессианской надежды. Их ожидания направлены к "Царю Мессии", и они ожидают такого разрешения дела, которое включит всю нацию и всю Обетованную Землю.

Трезвомыслящий еврей знает также, что величие нации заложено в самой великой его книге, Библии, данной ему Богом через великого пророка Моисея и других крупных еврейских пророков. Он исповедует это ежедневно, говоря: "Я верую, что все слова пророков — истина". В том же кредо он исповедует своё ожидание Мессии и знает, что если он лишится этого ожидания, он станет большой загадкой для всех народов.

Причина бед Израиля и средство избавления от них выражены ярче всего у пророка Осии, в этой, если можно так выразиться, самой "романтичной" книге Библии в смысле глубокой любви Бога к Израилю. В ней Израиль сравнивается с неверной женой, которая уходит от своего любящего супруга. Поступая так, она накликает на себя горе и беду, и из-за её непослушания Израиль подвергается презрению, и пророк говорит, что нация будет "без царя и князя и без жертвы, без жертвенника и ефода и терафима" (Осия 3:4).

Это состояние по предсказанию пророка будет продолжаться до тех пор, пока народ не возвратится к Богу. Применённое здесь пророком еврейское слово "тешуба" буквально означает "покаяние". "После того обратятся сыны Израилевы и взыщут Господа Бога своего и Давида, царя своего, и будут благоговеть пред Господом и благостью Его в последние дни" (Осия 3:5).

Стоит также обратить внимание на то, что пророк говорит о Царе. Само выражение "обратятся и взыщут" в применении к Царю, как к Самому Богу, говорит о том, что речь здесь идёт о Мессии, Царе из дома Давидова, и что Он тоже был отвергнут. Народу придётся взыскать Его и возвратиться к Нему. Царь Мессия возвратится туда, откуда Он приходил: "Пойду и возвращусь в Моё место, доколе они не признают себя виновными и не взыщут лица Моего" (Осия 5:15)".

Так рассуждал Леон Розенберг, вдумываясь в текущие события 1948 года. Для него весть об утверждении Еврейского государства была, несомненно, самой радостной за всю его жизнь. Сообщения о массах бездомных и осиротевших детей задели знакомые чувствительные струны сердец Фанни и Леона Розенберг, которые всегда чувствовали призвание к служению именно детям. Они не знали тогда ещё, что работа в Польше доживала свои последние стадии существования. Хотя ободряющие письма всё ещё приходили от тех, кто там трудился, коммунистическая петля все туже и туже затягивалась на шее Польши. Ещё немного, и здания Миссии будут конфискованы, и всякая миссионерская деятельность должна будет надолго прекратиться.

Глава 39. Первое путешествие Леона Розенберга в Израиль

Посетив все миссионерские станции в Европе, включая одну в Греции, пастор Розенберг увидел, что "Железный занавес" всё прочней утверждается между Западом и Востоком. Весной 1949 года он смог ещё один раз посетить восстановленный приют в Лодзи, который Миссия "Вефиль" верно содержала до тех пор, пока это было возможно, а потом отправился в Израиль повидаться с братом Вебером и его супругой в Хайфе.

В письме домой он писал:

"Приближаясь к Святой Земле, разглядев вдали гору Кармил, пассажиры нашего парохода начали прыгать и кричать со слезами на глазах: "Смотрите! Смотрите! Мы причаливаем к нашему Израилю!" Некоторые начали петь "Хатикву" — новый национальный гимн Израиля. Это слово значит "надежда", и первые строчки говорят: "Мы не покидали надежды". Этот гимн — прямая противоположность тому, что говорили евреи в Вавилонском плену: "Иссохли кости наши и погибла надежда наша: мы оторваны от корня" (Иезекииль 37:11). Теперь же надежда была возрождена.

Несмотря на то, что "Хатиква" поётся в минорном тоне, для усталых изгоев, возвращающихся домой из рассеяния, она звучала зажигающе и наполняла сердца надеждой и энтузиазмом. Увы, это не была настоящая, живая надежда, которая наполняет сердца верующих в Господа Иисуса Христа. Невежество, духовная слепота и неправильное толкование Писаний раввинами были причиной уклонения от мессианских обетовании и отвержения Того, Кто есть "Упование Израиля". И всё же мы не можем не посочувствовать этому энтузиазму. Посторонним трудно понять, что означает слово "дом" для еврея. Оно означает для него больше, чем просто дом для бездомного. Приближение к Святой Земле повергнуло меня, еврея-христианина, в благоговейный трепет, потому что я понял, что это та ЗЕМЛЯ, которая была обещана моим предкам — Аврааму, Исааку и Иакову. Священная история прошла у меня перед глазами. Герои Библии, пророки и все исторические названия этой страны за прошедшие 4 000 лет пёстрым калейдоскопом завертелись у меня перед глазами. Глядя на древнюю гору Кармил, я сразу же вспомнил пророка Илию, который, более всех других, навсегда остался жить в самой гуще своего народа — через гимны синагогальной литургии.

Более того, как еврей-христианин, я ярко представил себе, что приближаюсь к земле Еммануила, земле, по которой Иисус Христос, мой Спаситель, ходил, полный сострадания к заблудшим овцам дома Израилева, творил добро и проповедовал Евангелие; к земле, где Он отдал Свою жизнь как Агнец Божий, во искупление греха всего мира, и потом воскрес из мёртвых.

Сильное впечатление производило на меня и то, что я приближался уже не к Палестине, а к Израилю! Какая огромная перемена произошла здесь! Когда я подумал об этом, слёзы сами обильно покатились у меня из глаз, и я начал молиться Господу о новых дверях для служения моему народу".

Многое для еврейского народа происходило тогда впервые: самое первое еврейское правительство, полный суверенный парламент и новый национальный герб еленорой (семисвечником), обрамлённой масличными ветвями (библейский символ мира) и словом "Израиль" в центре. Это было на самом деле великим достижением, и чувство гордости и уверенности у всех евреев повсюду значительно возросло. Мир удивляется, как быстро Израильский народ в самых трудных условиях организовал своё правительство и учредил прочную административную и законодательную систему.

Но, увы, новая нация встретила также множество проблем, не меньшей из которых была неразбериха в массе разных идей и понятий, касающихся структуры нового государства Израиль. Религиозники настаивали на строго религиозной структуре, типа теократии, лишённой всего светского, а светские вожди настаивали на создании демократии. Новоприбывшие были из разных стран и культур и говорили на множестве языков. Сразу же возник вопрос о государственном языке для новой нации. Было решено, чтобы еврейский язык стал общенациональным для всех, что, конечно, не понравилось религиозному сегменту народа, который считал, что священный язык Библии не должен звучать на улице.

Строго ортодоксальные евреи Иерусалима начали движение под руководством одного раввина, которое было названо "Нетурим Картах" или "Хранители Святого Града". Им не нравилось создание светского государства, и они по сей день, в середине девяностых годов, стоят в оппозиции ему, отказываясь служить в армии и оставаясь жить в отдельных районах. Они ожидают пришествия Мессии и исполнения обетования о восстановлении Израиля на его земле. Их вождь говорил это тогда и другие повторяют это сегодня: "Мы не можем участвовать в светском правительстве новоучреждённого Государства, потому что нам придётся поступать, как все другие, и делать то, что не соответствует Торе, т.е., закону Моисея. Евреи только тогда евреи, когда они "Бнаи Тора", то есть, дети Торы (или закона). Мы не можем идти на компромисс и потому должны оставаться отделёнными. Мы должны "провести черту", иначе мы, более чем когда-либо раньше в истории, подвергнем опасности самое существование нашей нации".

Проблема евреев-христиан

Наиболее нежелательным элементом были евреи-христиане. Пастор Розенберг был озабочен их трудным материальным и духовным состоянием, полным всяких осложнений и испытаний. Некоторые влиятельные евреи, в том числе и сам первый премьер-министр страны, Давид Бен Гурион, говорили, что "евреи-христиане принадлежат больше к христианам, чем к нам. К нам они принадлежат только расово, но религиозно и идеологически они христиане".

Осмотрев страну и наведя все нужные контакты, пастор Розенберг возвратился домой со смешанным чувством радости и заботы. Ему было тяжело на сердце от вида масс репатриантов, прибывших на свою родную землю для того, чтобы встретить там суровые испытания и трудности без Господа в сердце, без принятия Христа как своего Мессии и Спасителя.

В Израиле пастор Розенберг ощущал всю тяжесть бремени, о котором говорит пророк Исайя в 22-й главе своей книги. У него было много славных и прекрасных видений в прошлом, но его сердце отяжелело от вида "долины видения". Глядя на духовную нужду Израильского народа своего времени, он упал духом и сказал: "Оставьте меня, я буду плакать горько..." Так почувствовал себя пастор Розенберг, глядя на толпы новоприбывших на землю Израильскую без Христа в сердце, без направления и руководства. Вся эта ситуация показалась ему весьма серьёзной и выглядела, как "долина неверия в Мессию". Было там тогда вообще много всяких видов неверия, но, в частности, отсутствовала вера в Бога и Иисуса Христа. Вождь страны не узнавал тревожных сигналов, данных Богом Его народу при первом вторжении в Обетованную Землю, а именно, чтобы он не сказал: "Я достиг этого своими силами", но чтобы всегда помнил, что всё это было достигнуто рукою Божией и только ради заключённого с этим народом завета" (Второзаконие 17:18).

В Иерусалиме пастор Розенберг встретился с удивительно глубоко посвящённой Господу супружеской парой евреев-христиан. Он сразу почувствовал, что они должны войти в штат служителей "Вефиля" в Израиле, но не мог принимать такого решения без совета с правлением Миссии и согласия самих потенциальных кандидатов на это служение. В своём докладе правлению он писал, что эту пару следовало бы пригласить официально на работу, и члены правления согласились. Таким образом брат и сестра Кофсман начали служить в Миссии "Вефиль" в Израиле, привлекая всё больше и больше евреев к вере в Иисуса Христа как Господа и Мессию. Вначале они всё ещё оставались в Иерусалиме, а брат Вебер по-прежнему трудился в Хайфе.

Другой заботой пастора Розенберга были, как всегда, дети евреев-христиан в Израиле и вообще еврейские сироты, пережившие гитлеровскую катастрофу в Европе. В его душе начал созревать новый план: открыть сиротский приют в Израиле. Он поделился своими мыслями с женою, а потом уже представил план правлению Миссии, после чего было решено открыть фонд для покупки подходящего здания, если возможно, в Хайфе. Чем больше нарастала и созревала эта идея, тем больше вставала перед пастором Ро-зенбергом необходимость снова съездить в Израиль, и он начал готовиться в путь.

Глава 40. Вторая поездка в Израиль

Видение новой работы вырисовывалось всё яснее 1} перед внутренним взором пастора Розенберга. Правление Миссии вполне разделяло его и согласилось послать своего директора во второй раз в Израиль для осуществления этого видения. Горячие молитвы о руководстве и мудрости возносились к Господу из сердец всех его сотрудников, пока пастор Розенберг находился ещё в дороге. В это время ему было уже 75 лет!

В Нью-Йорке он посетил Соломона и Розали Бирнбаум, своих сотрудников. Профессор Бирнбаум поправлялся после серьёзной операции и чувствовал себя лучше. Посещение пастора Розенберга с группой других друзей у него на дому ободрило и воодушевило его. Новость о возможном служении на Святой Земле была радостной для него, и после совместной молитвы братья проводили пастора Розенберга в Европу с обновлённой уверенностью и укреплённой верой.

Британский корабль "Королева Елизавета" был удобным и надёжным огромным океанским лайнером, на котором пастор Розенберг спокойно расположился в кабине второго класса. Корабль уверенно плыл вперёд, преодолевая бури в открытом океане. Долгое мореплавание предоставляло много возможностей для бесед с пассажирами о вечных Евангельских истинах. Неверующие люди всегда боятся стихий и обычно более открыты восприятию Евангелия на море, чем на суше в своих квартирах и домах.

Путь из Шербурга в Париж продолжался в переполненном пассажирами поезде. Многие курили сигареты, сигары и трубки, в дыму которых бедный пастор Розенберг буквально задыхался. С первой попытки начать курить по подстреканию школьных товарищей в детстве он невзлюбил это занятие и зарёкся не брать в рот какое бы то ни было курево.

В Париже его встретили друзья и нежно заботились о нём всё время его пребывания там. Они же предоставили ему драгоценную возможность встретиться с некоторыми местными евреями и побеседовать с ними о Христе. Это были внимательные слушатели, которые неохотно отпускали от себя пастора Розенберга, прося его остаться устраивать собрания в их городе. К сожалению, на этот раз он торопился дальше — в Израиль.

Во Франции он избрал путь на Израиль через Италию по двум причинам: как самое медленное средство передвижения, мореплавание было дешевле других средств и давало наибольшую возможность служения среди евреев, так как большинство едущих в Израиль были евреи из разных стран, и все они нуждались в ободрении и в слове о Мессии.

В Италии пастор Розенберг сел на корабль в Генуе, где имел достаточно времени для устройства своего дальнейшего пути и переправки сундуков и пакетов с одеждой и обувью для нуждающихся в Израиле. Не обладая технологией Америки, итальянские портовые рабочие были значительно медленнее, но в конце концов всё было погружено, и усталый путник был снова на пути к своей конечной цели.

Как и можно было ожидать, почти все пассажиры этого корабля были евреи, следующие на свою древнюю родину. Это была очень пёстрая публика из множества стран, но с одной целью: добраться как можно скорее до своей давно утраченной их народом земли! В Божиих планах было поместить Леона Розенберга — миссионера к евреям, в "чрево корабля", наполненное неспасёнными евреями, чтобы он мог пролить в их души Евангельский свет.

То, что Леон Розенберг говорил на нескольких языках, тоже очень пригодилось ему здесь. В нашем понимании это и есть истинное "говорение на языках", потому что от него есть спасительная польза слушающим. Миссионер должен свидетельствовать от имени Господа и быть во всякое время готовым передать благую весть о Мессии и Его любви.

Корабль вошёл в Эгейское море через современный Коринфский канал, укорачивающий путь в Израиль. О, как отличалось это современное мореплавание от путешествий времён Апостола Павла!

Из Афин корабль обогнул остров Родос. В пути на Кипр пастор Розенберг развлекал еврейских мальчиков рассказами из Библии, что им очень понравилось.

Три страшных имени врезались в память каждому еврею: фараон, Аман и Гитлер. Освобождение из египетского плена празднуется на Пасху в ритуале, который называется "Хаеадда", победа над Аманом отмечается во время празднования Пурима (что значит "бросать жребий", описанного в книге Есфирь 9:26-28, но поражение под властью Гитлера и потом победа над ним были событиями с привкусом горькой покорности и презрения с печатью трагедии, не имевшей прецедента в истории еврейского народа.

Праздник Пурим пришёлся на время второго путешествия пастора Розенберга в Израиль. На борту корабля была запланирована программа, в которой принимали участие все талантливые музыканты, но она не удовлетворила всех пассажиров из-за отсутствия в ней главного элемента праздника. Кто-то предложил, чтобы был прочитан "Мегилат" (книга Есфири) и чтобы кто-нибудь изложил её в виде лекции об этом историческом событии. Книгу Есфири прочитал один раввин, но лекцию поручили прочитать пастору Ро-зенбергу. Это дало ему прекрасную возможность возвеличить и прославить своего Господа, даровавшего всем искупление и спасение от вечной гибели. Никто не противился предложению, и живое слово медленно западало в души слушателей. Известно, что Божие живое слово никогда не возвращается к Нему тщетным, но совершает то, для чего оно было предназначено. Воистину дивны пути Господни!

Счастливое прибытие

Многие не спали в ту ночь, когда корабль подходил к порту Хайфы. Пастор Розенберг писал позже, что он не хотел ни за что на свете пропустить этот момент приближения к Израильской земле. И на самом деле, вид сотен поднятых и машущих в приветствии рук на берегу был волнующим и трогательным до слёз. Эту картину он заснял на киноплёнку. Нужно сказать, что пастор Розенберг всегда имел при себе фото– и кино аппарат и не пропускал важных моментов своей жизни и служения, о чём свидетельствуют пережившие его

сотни фотоснимков и сотни метров потускневших от времени кинолент. Часть фотографий есть в этой книге.

Из-за проверки на таможне пришлось провести ещё некоторое время на берегу, прежде чем друзья смогли увезти пастора Розенберга по назначению. Такая долгая задержка с проверкой багажа была неприятной, но понятной, потому что люди всегда пытались и (поныне пытаются) ввозить что-нибудь контрабандным путём.

Наконец порт был позади, и можно было приступить к главному делу, для которого пастор приехал в Израиль. Главной же целью приезда директора "Американо-Европейской Миссии Вефиль" сюда на этот раз было устройство сиротского приюта в память о многих погибших от нацистского террора детях в Польше. Для переживших это бедствие, в котором миллионы евреев лишились жизни и сотни тысяч невинных детей были разлучены с родителями или зверски убиты, новое государство Израиль было единственным безопасным убежищем на земле.

В числе этих чудом уцелевших мальчиков и девочек, оплакивающих гибель своих отцов и матерей, были евреи-христиане, до дна испившие чашу страданий со своими собратьями по плоти. Новой целью перед Миссией Розенбергов сделалось предоставление этим несчастным крова над головой и возможности воспитываться в христианском духе.

Всё яснее становился факт, что видение приюта в Израиле для таких детей было от Господа и что этот вопрос нужно как можно скорее представить тем, кто уже поддерживает Миссию в Америке, дабы нужные средства можно было собрать в самый короткий срок.

Сама идея работы с сиротами не была новой для Розенбергов, привыкших годами заниматься именно таким служением. Однако, как и в прошлом, враг не спал и препятствовал на каждом шагу. Даже некоторые "близорукие" миссионеры считали, что такая работа не нужна Израилю, потому что мол "Израильское правительство позаботится о таких детях". Эти благонамеренные друзья упускали один важный фактор, а именно, что каким бы благотворительным ни было само Израильское правительство и его благотворительные общества, они никогда ничего не сделают для детей евреев-христиан. Они не будут воспитывать их в Евангельской истине, подчёркивая, что спасение есть только во Христе.

Это было целью пастора Розенберга, и для этого он добился встречи с президентом страны Давидом Бен Гурионом, вспомнив его слова о том, что забота о евреях-христианах должна быть возложена не на евреев, а именно на христиан. Он ставил перед еврейским правительством упор на эту точку зрения президента и повторил его перед самим президентом и таким образом добился разрешения открыть приют и школу для пострадавших от Гитлера еврейских детей.

Начались интенсивные поиски подходящего дома. Вскоре нашёлся великолепный двухэтажный каменный дом в бывшей немецкой колонии Хайфы с видом на Средиземное море и порт. Усадьба была огорожена забором и окружена прекрасным садом, спускавшимся ярусами вниз к площадке, на которой росла старинная смоква, уходящая корнями, возможно, даже во дни жизни Христа на земле. Там, внизу, вокруг этого древнего дерева, была забетонированная площадка для будущих игр детей. Под домом были две каменные цистерны для хранения воды и на участке был свой артезианский колодец, что весьма важно в этой безводной стране.

Месторасположение было тоже идеальным. Дом находился у подножия горы Кармил, той самой горы, на которой пророк Илия в свою бытность совершал от имени Бога великие дела для Израильского народа.

Цена имущества была всего 8 500 британских фунтов стерлингов, и хотя Миссия ещё не располагала такими средствами, её руководство решило положиться на Господа и не дать этому имению ускользнуть в чьи-то другие руки. Нужна была усиленная молитва, и пастор Розенберг попросил всех своих друзей дома молиться об этом деле. Через несколько дней обнаружилось, что имение принадлежит одному верующему англичанину, собиравшемуся покинуть страну и ищущему подходящего покупателя. После тщательной проверки сделка была заключена, и задаток перешёл в банк продавца с условием, что остальная сумма будет переведена туда же из Калифорнии. Так как адвокат продавца требовал, чтобы ничего не оставалось для уплаты в рассрочку, потому что его клиент покидает страну, а он, вероятно, имел с этой продажи свой процент, вся сумма должна быть внесена к середине лета (переговоры начались весной).

Для того, чтобы не нарушать законов новой страны, пастор Розенберг заручился специальным разрешением от Министерства финансов и главного контролёра зарубежного обмена. Один стих из книги Притч всё время приходил ему на память: "Сердце царя в руке Господа, как потоки вод; куда захочет, Он направляет его" (Притчи 21:1).

Веря в то, что Господь может сделать гораздо более того, о чём мы помышляем, и что только Он дарует дух распознания, пастор Розенберг обратился к своим друзьям в США, и они откликнулись с необыкновенной щедростью. К нужному сроку покупка "Вефиля" в Хайфе осуществилась!

К тому времени Миссия "Вефиль" высоко рекомендовалась большинством миссионеров в Израиле. Они радовались мысли, что этот дом был строго интердено-минационным учреждением, которое будет обслуживать бедных и осиротевших деток, приведённых туда по их рекомендациям или другими лицами, согласными с духовным характером приюта.

Кофсманы радовались "Дому Божьему" на Хагефен Стрит и хотели, чтобы он оставался безопасным убежищем для многих на предстоящие годы. Им было приятно также иметь гараж, хотя у них ещё не было машины, и зал для собраний для провозглашения Благой Вести об Иисусе Христе.

После посещения пастора Розенберга, они писали в его журнале в Америке:

"Посещение наших собраний директором Миссии принесло нам огромную пользу, так как он постоянно служил нам Словом Божиим и не только у нас, но и на других собраниях в городе. Его слово было для нас здоровой и питательной пищей, в которой мы все нуждались".

Пастор Розенберг возвратился домой обогащённым новым опытом в молодом государстве Израиль. Его душа была глубоко удовлетворена и благодарна Господу за всё, что Он сделал так дивно и быстро для своей Миссии в Израиле среди бедных и осиротевших детей.

Заверенный правительством Израиля, особенно премьер-министром Давидом Бен Гурионом, издавшим указ о полной свободе религии в его стране, пастор Розенберг не видел опасности ни с какой стороны, однако в обществе был и такой элемент, который не соглашался с премьер-министром и сговорился опубликовать свой "манифест", призванный запрещать всякую христианскую миссионерскую деятельность в Израиле.

Манифест старших раввинов о христианских миссиях в Израиле

Газетная заметка:

"Двадцатого декабря 1952 года Высший Раввинский суд в Иерусалиме издал Манифест касательно деятельности Христианских Миссий в Израиле. Он был подписан главными раввинами Герцогом и Узиэлем и Генеральным Секретарём Раввинского Суда, раввином Шесури. Манифест был разослан всем раввинам и религиозным функционерам и представляет собою боевой клич против всех миссионеров".

В Манифесте, помимо много другого, говорилось, что "более 400 вестников сатаны ("Шлитчей ха Сатан"), миссионеров... в числе которых есть крещёные евреи, предатели нашего народа... прибыли на нашу землю, как саранча, и ныне находятся здесь..."

Ниже приводим отрывок из статей в одной Тель-Авивской газете:

"Увидав этот манифест, вдумчивый читатель с ужасом и удивлением познакомится с этой оскорбительной канонадой, которая весьма не к лицу Верховному Раввинскому Суду и его религиозной борьбе. Такое направление в адрес христианских миссий — грубое оскорбление, подлинно позорно и злоумышленно. Вообразите, если бы Папа Римский назвал главного раввина и его коллег "вестниками сатаны", или служители протестантских церквей говорили бы так о сионистах в своей пропаганде в США! Мы только можем сказать с Вольтером: "Я не согласен с твоими убеждениями, но я буду до последнего вздоха утверждать, что ты имеешь на них полное право". Применённые раввинами методы идут вразрез со всеми принципами демократии".

И ещё в той же газете и на ту же тему:

"Два года спустя после выпуска Манифеста премьер министр Давид Бен Гурион строго заявил в Кнессете (парламенте), что новое правительство одобряет абсолютную свободу религии и право каждого гражданина страны на своё мнение и ни в коем случае не потерпит нажима на кого бы то ни было по причине религии. Мы не допустим применения таких мер, а что касается различных мнений в вопросах безопасности и государства или достоинства индивидуума, это будет решаться правительством.

Верховный раббинат имеет право и долг протестовать против миссионеров и относиться к их деятельности серьёзно и решительно, но не путём оскорблений миссионеров. Религиозная война должна быть духовной, не переходящей в гонения и подстрекания к актам насилия".

Это последнее утверждение оставило небольшую лазеечку для действий Раббината и всех религиозных фанатиков. Хотя это не был в полном смысле "зелёный свет" для оскорблений, они умудрились обходить его истинное намерение и с течением времени в последующие годы совершали злобные облавы и налёты на миссионеров и их служение в новом "демократическом государстве Израиль".

Последовал целый ряд дебатов по этому вопросу, и миссионеры ответили на полный ненависти к ним Манифест призывом к взаимопониманию, подчёркивая свою лояльность к еврейскому государству и искреннее желание распределять материальную помощь справедливым и честным путём, но в глазах "Раббината" активные христиане навсегда остались под подозрением.

Глава 41. Повторение поездки за океан за поддержкой и расширением

1952 года пастор Розенберг совершил ещё много заокеанских поездок с одной только целью: оказать материальную, моральную и духовную поддержку начатой в Израиле работе и к совершающим её миссионерам. В то же время директор Розенберг искал такой штат, который бы соответствовал высокому стандарту его Миссии дома, способный вести дело гладко и абсолютно честно.

В 1953 году Леон Розенберг взял с собою в Израиль свою жену Фанни и секретаршу мисс Фолкер. Это было крайне необходимо для обеих женщин, особенно для Фанни Розенберг, которая долгие годы была опытной приёмной матерью многих сирот. Она руководила приютом в Польше в период семилетней разлуки с мужем и теперь хотела укрепить руки приёмных матерей приюта в Хайфе, а мисс Фолкер вела все дела в конторе в Америке и переписку с Израильским правительством касательно имущества Миссии и приюта в молодом государстве.

Что-то совершенно другое

По возвращении в Америку мисс Фолкер писала в журнале Миссии:

"Этот приют нельзя назвать иначе, как чем-то совершенно другим, чем всё, что мне было знакомо раньше. Это в полном смысле слова "Детский Дом" для бедных мальчиков и девочек, чьё прошлое отличается от прошлого всех других детей. Эти дети были вырваны из пылающей печи и газовых камер, из рук врага, ищущего только их уничтожения.

Это дом, где дети воспитываются "в учении и наставлении Господнем" и получают полную заботу. В этом приюте мы намерены достичь трёх целей: воспитать детей морально, физически и духовно".

Сестра Розенберг со своей стороны верила, что Господь благословил её сверх всех ожиданий, позволив ей в преклонном возрасте посетить землю предков, землю патриархов и Самого Иисуса Христа, её личного Спасителя и Господа. Она побывала у гробницы патриархов, в Гефсиманском саду, у Галилейского озера и у пустой могилы воскресшего Спасителя.

Следующие годы были трудными для Розенбергов и Миссии. Всегда живой и энергичный директор внезапно заболел и подвергся операции, и хотя вскоре поправился, два года спустя имел сердечный удар, который остановил на время будущие поездки за океан. Ему было за 80 лет, и все его сотрудники забеспокоились о будущем приюта в Хайфе.

К концу пятидесятых годов пастор Розенберг достаточно окреп, чтобы опять двинуться в путь. В 1958 году он провёл в Израиле девять месяцев, за которые успел осуществить свою давнюю мечту о расширении приюта. Через дорогу от приюта жила верующая женщина, которая помогала в его работе. Однажды она сообщила пастору Розенбергу, что смежный с приютом дом тоже продаётся его хозяином. Он сразу же поговорил с хозяином этого дома и узнал, что он из Швейцарии и намерен вскоре уехать в Европу, так что продажа дома может вполне состояться. Цена дома превышала финансовые возможности Миссии в США в то время, и наш директор начал усердно молиться. После молитвы он понял, что Господь говорит Ему: "Сделай всё, что тебе самому по силам".

Он вспомнил, что в Америке у него был дом, под который он может занять деньги. Дом не имел на себе долга, но банк всё равно не давал ему нужной суммы. Пастор Розенберг взял то, что ему дали, и был счастлив, что сам принимает участие в покупке второго дома в Израиле. Остальную сумму удалось вскоре собрать в виде пожертвований от друзей Миссии "Вефиль". И вот, наконец, мечта о расширении сбылась. Большой двухэтажный и удобный дом рядом с первым домом на этой же улице имел, как и первый, прекрасный вид на Средиземное море и Хайфский порт. Благодарности Господу не было предела в сердцах миссионеров дома и в Израиле. Удовлетворённый и счастливый пастор Розенберг возвратился домой и начал готовиться в миссионерскую поездку по Средне-западной Америке. Поездка была успешной, но недобрые вести из Израиля огорчили его душу, и он немедленно завербовал в помощь своего верного друга и помощника Соломона Бирнбаума, чьё служение на миссионерской станции в Нью-Йорке, в силу обстоятельств, как раз приходило к концу.

Плохой новостью из Израиля было сообщение о том, что "Кофсманы покидают Хайфу и возвращаются в Иерусалим".

Никаких дополнительных объяснений не давалось, связь с Миссией была разорвана, и руководство приступило к серьёзным поискам замены.

В следующем году профессор Бирнбаум отправился в Израиль со своей женой Розали, и оба с первого взгляда полюбили "Вефиль" в Хайфе и детей и были более чем готовы посвятить себя служению там. Они провели последующие десять лет в "Вефиле", работая с детьми и проводя собрания и библейские классы для взрослых. Они возвратились в США только после того, как резкие перемены в отношениях к миссионерам в стране заставили их это сделать. Местные власти не защищали "Вефиль" от нападок фанатичных религиозников, когда те ворвались в дом, избили миссионеров и требовали прекращения воспитания еврейских детей в христианском духе. Дело пошло в суд, где христиане едва ли могли выиграть его у симпатизирующих фанатикам судей. Детский дом пришлось закрыть в 1968 году, но было получено разрешение принимать молодёжь в возрасте сверх 14 лет. С тех пор и поныне "Вефиль" в Хайфе является гостиницей для местной и международной молодёжи. Двери для Евангелия открылись ещё шире, чем раньше. Так Господь превратил плохую ситуацию во славу Себе!

Другие верные служители

На протяжении всех прошедших лет, со времени основания Миссии "Вефиль" в Хайфе, Бог посылал многих верных служителей, постоянно восполняя текущие нужды. Когда штат Миссии молился о помощниках и учителях для детей, на их молитвы пришёл чудесный ответ.

Опытная миссионерка и бывшая учительница средних школ в Америке "случайно" проживала в Палестине с 1946 года. Её звали Ольга Барнетт. "Совпадение" множества обстоятельств привело её в "Вефиль" в только что открывшуюся начальную школу для осиротевших и бедных детей. Здесь она осталась на, по крайней мере, десяток лет, и её вклад в Миссию "Вефиль" в Израиле просто не поддаётся никакой оценке.

В год, когда в Израиль приехали Бирнбаумы, она, наконец, смогла позволить себе отпуск и отдохнуть, но возвратилась в "Вефиль" и прослужила ещё несколько лет.

Многие другие приезжали и служили в "Вефиле", испытывая в нём свои миссионерские "крылья". Не все прививались, но весьма многие оставались на долгие периоды времени и внесли свой полезный вклад в его общее служение. Некоторые были местными жителями, женщины, которые приходили подённо, чтобы прибирать, стирать или варить. Другие приехали из-за океана, из Америки и Европы, и Господь хранил новое служение среди детей в течение двадцати лет, прежде чем допустил те перемены, о которых мы уже говорили выше.

Пребывание самого помощника директора в Израиле в течение десяти лет дарило Розенбергам огромную уверенность и душевный покой. Оба старели. Рождество 1958 года было тройным юбилеем, собравшим в их доме всех детей, внуков и правнуков. В первую очередь отмечалось рождение в мир Искупителя Иисуса Христа, затем это был 86-й день рождения Фанни Розенберг и шестидесятилетие бракосочетания Леона и Фанни.

К сожалению, пастор Розенберг не мог быть на этом празднике. Он был в Израиле при очень важном и неотложном деле.

Как только он возвратился, это было компенсировано радостным празднованием его 84-го дня рождения в феврале следующего 1959 года. Снова вся семья собралась вокруг своего патриарха. Все давно уже привыкли к его частым отлучкам, а больше всех — его жена, но все понимали, что их жизнь принадлежит Господу, и Он, благословивший их продлением лет, имел для этого Свою высшую цель:

"Праведник, цветёт, как пальма, возвышается подобно кедру на Ливане. Насаждённые в доме Господнем, они цветут во дворах Бога нашего, Они и в старости плодовиты, сочны и свежи, чтобы возвещать, что праведен Господь, твердыня Моя, и нет неправды в Нём" (Псалом 90:13-16).

Начало шестидесятых годов принесло с собой начало последних на земле болезней стареющему директору Миссии "Вефиль". От первой болезни он ещё достаточно окреп, чтобы закончить диктовать своей секретарше рукопись книги "Различные Манифестации Божества". Ещё одна попытка полететь в Израиль была остановлена инфарктом сердца и заставила пастора Розенберга остаться дома.

До 1967 года он держался в довольно здоровом состоянии, но в конце концов слёг и уже не мог больше продолжать своё служение. Старшая дочь Евгения, которая с самого приезда в Америку в 1947 году работала в конторе "Вефиля", взяла на себя также и радиовещание вместе со своей сестрой Марией. Вскоре

на её плечи легли обязанности и директора Миссии, между тем как поиски директора не прекращались.

В мае 1967 года пастор во сне перешёл в объятия Того, Кому он верно служил так много лет. Фанни сама ухаживала за ним с помощью проживающей с ними женщины. Она отошла к Господу ровно год спустя.

Посвящение служению Богу ради Его Славы и спасения погибающих говорит о глубокой вере в Того, Кто сказал Аврааму:

"Не бойся, Я твой щит; награда твоя весьма велика" (Бытие 15:1).

Эпилог

Теперь будет уместно представить ту, которая приготовила для вашего назидания, дорогие читатели, этот биографический очерк.

Это я, Вера Сергеевна Кушнир, одна из пяти ещё находящихся в живых внучек Леона и Фанни Розенберг, третья дочь их старшей дочери Евгении и её мужа Сергея, нашла уже после смерти моих родителей в один прекрасный день в сейфе Миссии "Ве-филь" пачку пожелтевших машинописных страниц на английском и немецком языках и начала их читать...

Со времени смерти своих родителей моя мать руководила Миссией с помощью своей сестры Марии и активного комитета директоров. Она ушла в отставку в 80 лет и приблизительно тогда же пригласила меня войти в состав правления Миссии, чтобы представлять в нём семью основателей.

До этого, в течение почти тридцати лет, я принимала активное участие в радиовещании на бывший СССР, перевела на русский язык внушительное число духовной литературы, создала две радиопередачи — серии для детей и женщин и, собственно, была намерена продолжать в том же духе до конца своих дней. Но мать настаивала на моём участии в Миссии её отца, с которой я, безусловно, была уже знакома и даже одно время помогала в бюро, когда мать после смерти родителей перевела контору Миссии в Сайта Барбару. Но даже тогда, когда Миссия была ещё в Лос-Анджелесе, мы все — дети и внуки Розенбергов — вербовались во время отправки миссионного журнала "Свидетель Вефиля" и на упаковку контейнеров, которые один за другим плыли в Израиль в 50-х годах.

Приглашение матери "совпало" с переводом в другой город радиостудии, в которой я работала, так что я усмотрела в этом директиву от Господа и согласилась на её уговоры. С тех пор (1982) и по сей день и момент, в который пишутся эти строки, я принимаю активное участие в работе "дедовой миссии", как я люблю называть Американо-Европейскую Миссию "Вефиль".

Едва я успела вступить в правление Миссии, как мама и остальные директора "Вефиля" решили послать меня в Израиль для разрешения с Божьей помощью некоторых проблем, которые возникли из-за недостатка контроля над миссионерским полем, находящимся в тысячах миль от главной конторы Миссии в США.

Когда я прилетела в Хайфу летом 1983 года, "Вефиль" уже давно не был сиротским домом и в нём не было слышно звонких детских голосов, но зато там была молодёжь, и притом со всего мира! "Вефиль" превратился в молодёжную гостиницу тогда, когда благорасположение Израильского правительства к христианскому детскому приюту заменилось враждебностью после того, как добрый Бен Гурион перестал быть президентом страны. Новые вожди были гораздо менее заинтересованы в христианской деятельности, дав повод "ревнителям закона" (современным фарисеям) вломиться в здание Миссии, избить Бирнбаумов и потребовать закрытия работы среди детей. Полиция увезла налётчиков, но на суде дело было проиграно христианами, чего и следовало ожидать в создавшейся обстановке.

Однако, в конечном счёте дело не было проиграно. Господь восторжествовал. "Вефиль" получил разрешение открыть центр молодёжи сверх 14 лет. Один из директоров правления был послан тогда (в 1967 году) в Израиль для того, чтобы переход был гладким; и с тех пор и по сей день Миссия "Вефиль" содержит две точки в Израиле: молодёжные гостиницы "Вефиль" в Хайфе и "Убежище" в Эйлате.

Дом в Эйлате был куплен в начале семидесятых годов на пожертвования тех, кто был озабочен спасением евреев. Известный многим русским верующим как духовный автор брат Н.И. Салов-Астахов, например, взял все свои сбережения из банка и вложил их в "Убежище" в Эйлате. Этот вклад в Божие дело дал стократный и больше прирост: сегодня, с прибытием в Израиль русских евреев, наше "Убежище" служит не только буквальным убежищем для многих, кто в нём нуждается, но благодаря работе наших миссионеров в нём, в Эйлате родилась поместная церковь, из которой дело Божие распространяется в другие точки страны. Тысячи Библий, другой литературы и аудиокассет развозятся оттуда в БеерШеву и другие места до самого севера страны. Господь чудеснейшим образом послал нужных людей в нужное время, и главная контора в Америке не могла бы представить себе лучшего штата, чем тот, который трудится сегодня в Израиле в этих двух точках.

Когда трудности и перемены происходили в 1967 году в Израиле, пастор Розенберг лежал на смертном одре и ничего не знал об этом. Перед его духовным взором уже открывались объятия Спасителя и Небо. Его жена Фанни болезненно переживала ещё одну потерю приюта, но всё-таки утешалась в Господе, до конца веря, что, как и в прошлом, Он обратит всё во славу Себе и в великое благословение. Она была права! Миссия очень даже жива сегодня, и если мы не

перестанем о ней молиться, она пребудет до пришествия Господня. Ведь через неё ко Христу приходят драгоценные души из еврейского народа! Но что особенно бы обрадовало Розенбергов — это то, что опять через "Вефиль" спасаются во Христе именно русские евреи со всей территории бывшего Советского Союза, и тот факт, что эта биография попадёт в Одессу, на Украину, где её уже с нетерпением ожидают те, кто трудится сегодня среди евреев там, и где в начале этого столетия начиналась работа "дедовой миссии"!

Нападение на "Вефиль" в Хайфе в 1967 году было не первым и не последним. Попытки разрушить работу Миссии совершались и совершаются периодически и по сей день. Местные власти хотели бы задавить налогами наше бездоходное предприятие, а другие ярые враги Креста Христова "спят и во сне видят" уничтожение христианской миссионерской работы в Израиле. Но "не дремлет и не спит Хранящий Израиля" (Псалом 120:3), и в этом наше утешение.

Бирнбаумы возвратились в Америку в 1969 году, и профессор Бирнбаум отошёл к Господу в 1972 году. Его супруга Розали ещё жива, но ей тоже уже за девяносто лет. Она весьма одобрила моё желание написать биографию пастора Леона Розенберга и историю Миссии "Вефиль".

Со времени моей первой поездки в Израиль в 1983 году я побывала там шесть раз и познакомилась со страной и её людьми "в крупном плане". Моё участие в Миссии "Вефиль" пробудило во мне заботу о спасении евреев повсюду. Заменив мою мать, я с 1985 года стала "голосом Миссии" (Уо1се о/ АЕВМ) в наших радиопередачах по Америке на английском языке. Я чувствую, что должна продолжать эту работу до тех пор, пока Господь будет давать мне силы или пока Он Сам пришлёт нам способного директора, могущего взять руководство Миссией с тем же посвящением и любовью, какие были у её основателей. Это Божие дело, которое Он Сам хранил и несколько раз восстанавливал из праха в течение 90 лет!

Когда я нашла старые пожелтевшие рукописи, автор которых, вероятно, был намерен сделать из них книгу, я была глубоко тронута и тут же решила довести до конца это начатое им дело. За него пытались приниматься другие, но из-за чрезвычайной занятости разными делами откладывали его в "долгий ящик", в котором я его нашла.

Я рассортировала ворох страниц, создала хронологический порядок, которого, к сожалению, не было, перевела немецкие страницы на английский язык, а потом на русский, выпустила всё второстепенное, а когда материал на жёлтых страницах иссяк, обратилась к старым номерам журнала "Свидетель Вефиля", к памяти тети Марии Слорт и своей, и результатом стала вот эта биографическая повесть "Жизнь лишь одна" на английском и русском языках, которую более метко можно назвать: "Повесть о миссионерской выносливости".

И всё же эта повесть не будет полной без моих личных наблюдений и личного знакомства с Розенбергами как семейными людьми, теми, кого я знала как дедушку и бабушку, а потом и прадедушку и прабабушку своих детей. Дело в том, что нередко прекрасный служитель Божий бывает небрежным семьянином и мужем. Но с Розенбергами всё было в порядке в этой области. Они были нежными и любезными не только друг с другом, но и со всеми членами всей огромной семьи. Их интересовали малейшие подробности в жизни детей и внуков и всех близких и даже дальних родственников, потому что они были молитвенниками и обо всех постоянно молились. Я уверена, что мы, дети Евгении и Сергея, приехавшие из безбожного СССР, пришли ко Христу молитвами не только своих родителей, но и этих стариков.

Я познакомилась с дедушкой и бабушкой Розенберг только тогда, когда мы приехали в Америку из Германии в 1949 году. Дедушка был нашим спонсором и позаботился о том, чтобы нам было удобно в дороге из Нового Орлеана в Лос-Анджелес. До Нового Орлеана мы плыли военным транспортным кораблём, но зато потом, на поезде, мы были единственными из всей большой группы D.Р. (перемещённых лиц), кого встречала в порту пожилая пара миссионеров и кто потом три дня провёл в прекрасном спальном вагоне.

Милые старички миссионеры, которые встретили нас в порту, не говорили ни по-немецки, ни по-русски, а мы не знали английского, но они провели с нами целый день, показывали нам свой город и в 11 часов ночи посадили на поезд. Они были друзьями дедушки и делали это ради него и Господа.

Мы ехали в Америку с европейского пожарища после шести лет войны, жизни в лагерях, прямо от открытой могилы второго за два года умершего ребёнка. Чуткость деда к нашему не столь отдалённому горькому прошлому, выраженная в предоставлении нам встречающих людей и спального вагона, осталась навсегда незабываемой в наших сердцах.

Мой муж Станислав Николаевич Кушнир ещё не был тогда возрождённым христианином, но не был и атеистом, получив воспитание в греко-католической вере. Он верил в Бога и Христа, но Христос не был его личным Спасителем. Несмотря на это обстоятельство, он был принят как родной. Бабушка осыпала его любовью и добротой, а с дедушкой он мог говорить на духовные темы и задавать бесконечные вопросы, что в конце концов привело его к духовному возрождению. (Я пережила духовное возрождение за три года до нашего приезда в Америку, когда мне было 20 лет.) Старики были безгранично терпеливы не только с моим мужем, но со всеми нашими неверующими или приближающимися к вере друзьями. "Твои друзья — это наши друзья", — говорили они, когда мы представляли им кого-нибудь нового как своего друга или подругу.

Сильное впечатление на нашем сердце оставил тот тон, которым бабушка произносила имя Иисуса. Она вкладывала так много нежности в это имя, что оно всегда звучало как имя очень любимого существа. Она никогда не употребляла имени Спасителя легкомысленно или неуместно, и со временем мы все научились этому у неё.

Ни дедушка, ни бабушка никогда не пропускали возможности поделиться своей верой в Христа с другими. Как бы боясь, что случай засвидетельствовать о Нём может не повториться, они заводили речь о Нём прямо с ходу, как говорится "с места в карьер". И это тоже послужило всем нам полезным примером для подражания.

В виду того, что дедушка часто бывал в разъездах и отлучках, бабушка выработала привычку поддерживать его и Миссию в своих молитвах. В его отсутствии она сама проводила молитвенный час с работниками Миссии. Она читала им отрывки из Библии или коротенькие проповеди дедушки, а потом все вместе молились. Сама она читала Библию несколько раз в день, а вечером долго молилась на коленях. Она делала это до глубокой старости, хотя стояние на коленях было для неё нелёгким упражнением из-за покалеченного во время последних родов бедра (последним ребёнком Розенбергов была Мария Слорт).

Самыми трогательными были для меня лично (и, думаю, для всех членов нашей большой семьи) семейные общения во время праздников, дней рождения или посвящения новорождённых. На Рождество бабушка наполняла маленькие мешочки сладостями, сухими фруктами и орехами и сама раздавала их малышам, сидя на невысоком стульчике под сияющей разноцветными огнями ёлкой. Мы пели рождественские песни и слушали бессмертную повесть о рождении Христа в Вифлеемских яслях, прочитанную нам дедушкой, когда он бывал дома, или кем-нибудь другим, когда его не было. Потом все садились за огромный овальный дубовый стол, чтобы разделить праздничный ужин. Старики всегда сидели в возглавии стола, и дедушка громко молился, тоном подчёркивая всё главное, что имело отношение к празднику, и славил Бога за обильное благословение своей разросшейся в Америке семьи.

Мы приносили в дом Розенбергов каждого новорождённого младенца, и дедушка сам благословлял и посвящал всех их. Если деда не было дома во время рождения нового младенца, мы все ожидали его возвращения и только тогда собирались всем племенем в доме №252 на С. Диллон Стрит в Лос-Анджелесе, чтобы сам патриарх семьи совершал посвящение. Он брал на руки принесённого малютку, держал в ладони, как в чашечке, его малюсенькую головку, величиной с апельсин, и произносил такие глубокие и трогательные благословения, каких я никогда больше не слыхала ни от кого. Все наши дети были посвящены Богу таким незабываемым образом.

Дедушка Леон был посвящённый своей семье патриарх еврейской традиции. С незапамятных времён он владел фотоаппаратом, а потом и киноаппаратом. Он произвёл сотни семейных снимков и множество бобин \6мм киноплёнки. Перед его домом в Лос-Анджелесе, после семейных встреч, нас нередко собирали на переднем газоне для очередных съёмок и заставляли "двигаться", так как на этот раз дед снимал "кино", добавляя к своим архивам ещё один документальный фильм.

Эти старые собранные вместе и перенесённые на видеоплёнку фильмы, сделались семейной реликвией. Просматривая её, наши сорокалетние дети опять видят себя учащимися ходить на кривых нетвёрдых ножках, верхом на деревянной лошадке во дворе, на качелях или толкающими деревянную детскую "косилку" по газону за своим папой. Этот неоценимый вклад дедушки Леона в нашу жизнь останется с нашими потомками, когда нас уже не будет.

В Америке Господь подарил нашим старикам ещё 20 благословенных лет полезной жизни и служения. Когда мы приехали в 1949 году, Миссия как раз была занята отправкой в Европу и Израиль огромных контейнеров с помощью. Мы все помогали. Гараж был до потолка набит пожертвованными вещами: одеждой, обувью, одеялами, галантереей и медикаментами. Мы прозвали этот склад в старой традиции парижских домов мод, вроде домов "Диора" и "Вога", и пока сами не встали на ноги, все одевались из этого "дома мод". Такой системы "велфера", какую мы знаем сегодня, тогда не было, и наши мужчины шли с первого дня на любую работу. Выбирать без знания английского языка может разве что безумный,

поэтому они поступали туда, куда их брали, без всяких вопросов, лишь бы только им что-то платили.

По Своей бесконечной милости и любви Господь подарил Розенбергам заботливую домашнюю работницу (и позже няню) в лице верующей женщины, немки-меннонитки, Елизаветы Вальтнер. Она прожила с ними всё время, пока Миссия оставалась в Лос-Анджелесе и пока они были живы. Она помогала им по дому, кухне и в Миссии, а потом заботливо досматривала дорогих ей стариков, когда они болели и умирали. Её одинокая фигура в чёрном костюме у могилы Фанни Розенберг навсегда врезалась мне в память. Елизавета стояла там, когда все уже начали расходиться.

Когда я положила ей руку на плечо и предложила уехать домой вместе с другими, она ответила сквозь слёзы: "Теперь я уйду на отдых и позволю Господу любить и баловать меня".

Но не тут-то было. До отдыха ей было ещё далеко. Елизавета уехала в другой штат к своим родственникам и досмотрела там своего слепого брата и ещё несколько стареньких, умирающих родных прежде, чем сама ушла в старческий дом и закончила там свою жизнь.

У Елизаветы Вальтнер не было своей семьи. Она никогда не была замужем и всю свою жизнь служила Богу и ближним. Я верю, что Господь не оставил её без Своего близкого и заботливого присутствия в её последние дни на земле. Фанни Розенберг была для неё не просто хозяйкой дома, в котором она жила и служила, но они были подруги и сестры во Христе. Они читали вместе Слово Божие и молились. У Елизаветы была бескорыстная и жертвенная душа. На моём жизненном пути я не встречала другой такой преданной служительницы Божией. И это моё мнение разделяют все остальные члены нашей большой семьи.

Открытие старых, пожелтевших страниц незаконченной биографии моего деда было для меня, как нахождение золота на Клондайке во время золотой лихорадки в конце прошлого века. Я совершенно уверена, что эта удивительная и назидательная история тронет многие сердца и направит их к подножию Креста Искупителя, Спасителя и Господа всего мира Иисуса Христа. Особенно хотелось бы, чтобы ищущие истину евреи с помощью этой повести могли найти в Нём своего обещанного Мессию. Ведь в ней подробно описывается путь ортодоксального еврея ко Христу и затем его плодоносное служение своему народу — Израилю!

Хотя я поделилась некоторыми чисто личными наблюдениями из жизни этих двух закалённых и испытанных огнём миссионеров, желанием моего сердца не было прославление их, но только Того, Кто призвал их к Себе, чтобы они совершали дело приведения грешников к спасению во Христе здесь на земле. Да будет Ему Одному слава!

Я желаю закончить эту повесть пожизненным девизом моего деда, извлечённым из Первого Послания к Коринфянам, и тем благословением, которое дед произнёс над своим и Фанниным потомством во время своей первой серьёзной болезни, когда он думал, что время его отхождения близко.

Итак, девиз:

"Если я благовествую, то нечем мне хвалиться, потому что это необходимая обязанность моя, и горе мне, если не благовествую!" (1 Коринфянам 9:16)

И благословение, которое начинается цитатой из Чисел 6:24-26:

"Да благословит тебя Господь и сохранит тебя! Да призрит на тебя Господь светлым лицем Своим и помилует тебя! Да обратит Господь лице Своё на тебя и даст тебе мир".

"Эти благословения Бог поручил через Моисея Аарону первосвященнику и сынам его произносить над сынами Израилевыми во время служения во Святом Святых. И эти благословения я, ваш отец и дед, произношу над вами в надежде, что Господь позволит им сойти на вас.

Мне бы ещё очень хотелось увидать всех вас, но пусть Господь решает, будет ли это ещё возможно или наступил мой час предстать пред Ним в Небесах. Я вручаю всех вас Его заботе. Мне есть за что благодарить Его. Слава ему за все мои годы, дни и часы, которые Он по милости Своей даровал мне для служения Ему. Да прославится имя Его вечно, ибо благость и милость Его пребывает во век. Аминь".

Это благословение мой дед по матери Леон Лазаревич Розенберг произнёс в воскресенье, 18-го января 1962 года, лежа на больничной постели, но Господь подарил ему ещё пять тихих и спокойных лет и отозвал его к Себе только в мае 1967 года. Я всегда чувствовала на себе Господне незаслуженное благословение, как тепло от сияния праведных предков. Да прольётся и на вас Божий свет и Его тепло.

Издано Славянским Христианским Издательством, США, 1997 г.