К началу главыРитор находит аргументы как ходы развития мысли, сознательно или бессознательно используя внутренние топы. Каждый топ открывает определенные возможности правильного построения умозаключения. Поэтому лучше использовать топы сознательно, чем бессознательно. Это же относится и к построению схем аргументов: обычно мы строим разумные умозаключения, но поскольку мы делаем это далеко не всегда, то бывает весьма полезно уметь оценить как собственную, так и чужую аргументацию с точки зрения ее логической правильности. Кроме того, изучая логику, мы приучаем себя быть внимательными и критичными по отношению к собственным мыслям.
Логика — наука, изучающая формальные методы обоснования истинности или ложности принятых положений и нормы построения доказательств.
Формальная логика строится на основе допущений, которые принимаются как (1) не требующие доказательства и (2) такие, на которых основываются все доказательства. Четыре таких допущения или принципа называются закономи логики. • Закон тождества: всякий предмет равен самому себе, или А есть А. • Закон противоречия: два суждения, одно из которых является отрицанием другого, не могут быть вместе истинными (одно из них ложно).[106] • Закон исключенного третьего: два суждения, одно из которых является отрицанием другого, не могут быть вместе ложными (одно из них истинно), третьего не дано. • Закон достаточного основания: суждение может рассматриваться как достоверно истинное только при условии, если оно обосновано другими мыслями, истинность которых установлена.
Суждение есть мысль, в которой утверждается что-либо о чем-либо.
Например: человек есть разумное существо; Земля имеет шарообразную форму; сосна не имеет листъев; если существо произошло от другого, то оно не безначально; лошадь есть вид копытных.
Суждение состоит из терминов и связки.
Терминами суждения называются его составляющие части, которые имеют переменное индивидуальное значение.
Термин обозначает некоторый класс — совокупность предметов, объединенных общим для них признаком, или свойство, признак, отношение. Такой класс может включать один предмет (например, государи, правившие Россией с 1801 по 1825 год) и может не включать ни одного предмета, то есть быть пустым (например, существующие ныне животные, имеющие две центральные нервные системы).
Связкой называется составная часть суждения, которая выражает постоянное отношение между терминами, например: есть, не есть, не имеет, все...суть, ни одно...не есть, включается.
B суждении с точки зрения логики имеются два термина.
Субъектом называется термин, обозначающий предмет мысли, о котором высказывается суждение. Например, в суждении: все копытные суть млекопитающие слово копытные выражает субъект суждения.
Предикатом называется термин, обозначающий то, что высказывается о субъекте, например, млекопитающие.
Субъект суждения обозначается латинской буквой S, предикат — латинской буквой Р, а связка глаголом быть с относящимися к нему уточняющими словами: S есть Р, S не есть Р, все S суть Р, некоторые S не суть Р, вероятно, некоторые S суть Р, каждый S должен быть Ρ и т.д.
В логике суждения подразделяются на основании количества, качества, отношения и модальности.
1. С точки зрения количества, то есть класса предметов, который мыслится в субъекте и о котором высказывается предикат, суждения подразделяются на общие, частные и индивидуальные.
Общим называется суждение, предикат которого высказывается о всех предметах какого-либо класса (все S суть Р, ни одно S не есть Р).
Например: все сосны — хвойные деревья; ни одна сосна не является лиственным деревом.
Индивидуальным называется суждение, предикат которого обозначает один предмет, то есть единичный класс (S есть Р, S не есть Р).
Например: Иванов — студент семинарии, Петров не студент семинари. Вселенная есть результат творения, вещество обладает весом.
Частным называется суждение, предикат которого обозначает часть предметов некоторого класса (некоторые S суть Р, некоторые S не суть Р).
Например: некоторые млекопитающие являются хищными животными, некоторые млекопитающие не являются хищными животными, некоторые виды вещества обладают свойством электропроводимости.
Общие и индивидуальные суждения противостоят частным в том смысле, что предикат общих и индивидуальных суждений относится ко всем предметам класса, обозначаемого субъектом, а предикат частных относится лишь к некоторым предметам класса, обозначаемого субъектом.
2. С точки зрения качества суждения делятся на утвердительные и отрицательные.
Связка утвердительного суждения означает, что признак, мыслимый в предикате, наличествует в субъекте.
Связка отрицательного суждения содержит утверждение об отсутствии в субъекте признака, мыслимого в предикате.
Например: человек есть разумное существо, человек не есть разумное существо.
В первом случае мы утверждаем, что человек относится к классу разумных существ, во втором случае мы угверждаем, что человек не относится к классу разумных существ, и, следовательно, отрицаем первое суждение.
Следует отметить, что утвердительное и отрицательное суждения неравноправны, так как условием всякого отрицательного суждения является наличие соответствующего ему утвердительного.
Основные виды суждений. Соединяя качественное и количественное деления суждений, мы получаем четыре основных вида суждений: общеутвердительные (все S суть Р), общеотрицательные (ни одно S не есть Р), частноутвердительные (некоторые S суть Р), частноотрицательные (некоторые S не суть Р).
Соответственно: все люди разумны, ни один человек не разумен, некоторые люди разумны, некоторые люди неразумны. В логике принято обозначать суждения по гласным буквам латинских глаголов аffirmо — утверждаю и nеgо — отрицаю. А — означает общеутвердительное суждение, I — частноутвердительное суждение, Ε — общеотрицательное суждение, Ο — частноотрицательное суждение.
3. С точки зрения отношения между субъектом и предикатом суждения подразделяются на категорические, условные и разделительные.
B категорических суждениях предикат утверждается или отрицается без ограничения: S есть Р.
Например: человек есть тварное существо, некоторые студенты семинарии учатся во втором классе.
B условных (гипотетических) суждениях предикат утверждается или отрицается при некотором условии: если есть S, то есть Р.
Например: если Земля вращается вокруг своей оси, то происходит смена дня и ночи. Условные суждения являются сложными, так как содержат два (или более) взаимосвязанных суждения. Суждение, содержащее условие, называется антецедентом, а суждение, содержащее следствие из условия, называется консеквентом.
B разделительных суждениях относительно субъекта утверждается или отрицается несколько взаимоисключающих или противопоставляемых предикатов: S есть Р, или Q, или R; L, или N, или S есть Р.
Например: все треугольники или остроугольные, или тупоугольные, или прямоугольные; либо вращение Солнца вокруг Земли, либо вращение Звмли вокруг своей оси, либо периодическое прекращение солнечного излучения является причиной смены дня u ночи.
Следует различать два вида разделительных суждений: этот студент учится или на первом, или на втором курсе филологического факультета, с одной стороны, и этот студент учится или на филологическом, или на математическом факультете университета, — с другой. Первое суждение имеет исключающий смысл и содержит отношение так называемой строгой дизъюнкции, так как студент не может учиться одновременно на первом и на втором курсе одного факультета. Второе суждение имеет неисключающий смысл — содержит нестрогую дизъюнкцию, так как студент университета может учиться одновременно на одном факультете и на нескольких факультетах.
B условно-разделительных суждениях соединены свойства двух предшествующих разрядов суждений: если происходит смена дня и ночи, то либо Земля вращается вокруг своей оси, либо Солнце вращается вокруг Земли, либо Солнце светит периодически.
4. С точки зрения модальности, то есть оценки отношения субъекта и предиката, суждения подразделяются на проблематические (вероятностные), ассерторические (утверждающие) и аподиктические (суждения долженствования).
Проблематические суждения содержат утверждения о предполагаемом отношении субъекта к предикату: Земля вероятно вращается вокруг Солнца
Ассерторические суждения содержат утверждение о действительном отношении субъекта к предикату: Земля вращается вокруг Солнца.
Аподиктические суждения содержат утверждение о необходимости отношения субъекта к предикату: треугольник не может иметь сумму углов, большую 180°.
Суждения с одними и теми же субъектом и предикатом, но с различными связками, называются противоположными: суждения (А) все люди добродетельны; (I) некоторые люди добродетельны; (Е) никакие люди не добродетельны, (О) некоторые люди не добродетельны — противоположны в том смысле, что каждое из них может использоваться как возражение против любого другого.
Некоторые из них совместимы, поскольку могут быть истинными одновременно. Совместимы общеутвердительное и частноутвердительное, общеотрицательное и частноотрицательное, частноутвердительное и частноотрицательное суждения. Несовместимы, так как не могут быть истинными одновременно, общеутвердительное и общеотрицательное, общеутвердительное и частноотрицательное, общеотрицательное и частноутвердительное суждения. Условия совместимости и несовместимости суждений устанавливаются в так называемом логическом квадрате.
Все люди добродетельны Ни один человек не добродетелен
Некоторые люди добродетельны Некоторые люди не добродетельны
Противность (контрарность): АÛЕ. Контрарность есть отношение наибольшей противоположности. Суждение ни один человек не добродетелен является полным отрицанием суждения все люди добродетельны, поскольку оба эти суждения подразумевают все предметы, включенные в класс, то есть всех людей. Но несовместимость их не является максимальной: общеутвердительное и общеотрицательное суждения могут быть одновременно ложными. Если истинно суждение некоторые люди добродетельны (которого достаточно для опровержения суждения ни один человек не добродетелен) или суждение некоторые люди не добродетельны (опровергающее суждение все люди добродетельны), то соответствующие общеутвердительное и общеотрицательное суждения окажутся ложными.
Противными являются противоположные общеутвердительное и обще-отрицательное суждения. Из истинности каждого из них следует ложность другого, но из ложности одного не следует ложность другого; противные суждения не могут быть одновременно истинными, но могут быть одновременно ложными.
Подчинение (субординация): АÛІ, ЕÛО. Если истинно суждение все люди добродетельны, то явно истинно суждение некоторые люди добродетельны; если истинно суждение ни один человек не добродетелен, то истинно суждение некоторые люди не добродетельны. Но если истинно суждение некоторые люди добродетельны, то суждение все люди добродетельны может быть как истинным, так и ложным; если истинно суждение некоторые люди не добродетельны, то суждение ни один человек не добродетелен может также быть истинным и ложным. Если суждение все люди добродетельны ложно, то суждение некоторые люди добродетельны может быть как истинным, так и ложным; если ложно суждение ни один человек не добродетелен, то суждение некоторые люди не добродетельны может быть как истинным, так и ложным.
Подчиненными являются частные суждения по отношению к соответствующим общим. Ложность частного суждения влечет за собой ложность общего, истинность общего суждения влечет за собой истинность частного, но не наоборот. Подчиняющее и подчиненное суждения могут быть вместе истинными и вместе ложными.
Противоречивость (контрадикторность): АÛО, ЕÛІ. Чтобы опровергнуть суждение все люди добродетельны, достаточно показать, что некоторые люди не добродетельны; равным образом истинность суждения некоторые люди добродетельны опровергает суждение ни один человек не добродетелен. Если истинны суждение некоторые люди добродетельны и суждение все люди добродетельны, то суждение ни один человек не добродетелен ложно. Если истинны суждения некоторые люди добродетельны и некоторые люди не добродетельны, то суждения ни один человек не добродетелен и все люди добродетельны также будут ложными. Если суждение некоторые люди добродетельны ложно, то ложным будет суждение все люди добродетельны, а, следовательно, суждение ни один человек не добродетелен будет истинным, как и суждение некоторые люди не добродетельны.
Противоречащими являются общие и противоположные им частные суждения. Истинность одного противоречащего суждения влечет за собой ложность другого и наоборот. Противоречащие суждения не могут быть вместе ни истинными, ни ложными.
Подпротивность (субконтрарность): ІÛО. Если некоторые люди добродетельны, то недобродетельными будут некоторые люди при условии, что ложны суждения все люди добродетельны и ни один человек не добродетелен. Если некоторые люди не добродетельны, то добродетельными будут некоторые люди при условии, что ложны суждения все люди добродетельны и никто из людей не добродетелен. Если же ложно суждение некоторые люди добродетельны, то суждение некоторые люди не добродетельны ложным быть не может, потому что в таком случае оказалось бы ложным и суждение ни один человек не добродетелен. Ибо если ложно, что ни один человек не добродетелен и ложно, что все люди добродетельны, то по крайней мере некоторые люди обязательно должны быть добродетельны.
Подпротивными являются противоположные частные суждения, которые могут быть вместе истинными, но не могут быть вместе ложными.
Для логически правильного построения доказательного рассуждения требуется, чтобы его элементы понимались ясно, точно и однозначно. Чтобы доказать что-либо, необходимо отчетливо понимать, что именно и о чем высказывается в умозаключении, поэтому значения терминов и связок суждений, составляющих аргументы, должны быть определены и выступать в виде понятий.
Понятие есть заданное значение термина, которое позволяет ясно понимать термин, отличать его от сходных по смыслу и использовать в логических операциях.
Понятие содержит три группы признаков: первая группа признаков характеризует вид, вторая — характеризует род, к котоρому относится понятие, третья — выделяет отличие от других понятий, соположенных с данным понятием.
Так, чтобы доказать или опровергнуть положение о том, что человек смертен, мы должны (1) иметь понятие о человеке как о тварном, обладающем разумной душой, телесном, действующем существе; (2) иметь понятие о смерти как о прекращении телесной деятельности и разрушении организма; (3) иметь понятие о других живых существах как тварных, обладающих телами и способных к деятельности. Признаки, на основании которых мы конструируем понятие человека, должны иметь конечный состав и быть (1) совместимыми; (2) существенными, то есть свойственными постоянной природе человека; (3) необходимыми и достаточными для отличения человека от любых других существ; кроме того, (4) эти признаки должны частично входить в те понятия смерти и животного, с которыми связывается понятие человека.
Но рассуждение будет бессодержательным, если в понятие человека не войдут такие существенные отличительные признаки (свойства), как обладание душой, ибо в этом случае ничего нового о человеке мы утверждать не сможем и создадим о нем аналитическое суждение, то есть такое, в субъекте и предикате которого будут содержаться одни и те же признаки. Например, суждение все тела протяженны является аналитическим, потому что само понятие тела предполагает протяженность.
Понятия поэтому конструируются таким образом, чтобы при операциях с ними можно было получить новое знание, так называемые синтетические суждения, в которых признаки, общие для ряда сополагаемых понятий (телесность, жизнедеятельность), связываются с признаками, характеризующими то понятие, которое является предметом нашего интереса (наличие разумной души).
Материал мысли, который мы вкладываем в понятие, обычно выходит за пределы конкретного рассуждения, но предполагает разнообразное применение понятия, обеспечивающее накопление знания о предмете мысли.
Это значит, что понятие абстрактно (так как при его конструировании мы отвлекаемся от многочисленных признаков, которые могут мыслиться в предмете, но несущественны для рассуждений) и познавательно (так как содержит потенциальную связь между составляющими его признаками, которая, раскрываясь и конкретизируясь в процессе познания, открывает новые проблемы).
Назначение понятия состоит в том, что оно обобщает и концентрирует в себе понимание связей между явлениями действительности и их смыслом. Понятия объективны, поскольку они описывают существующие в действительности или возможные предметы. Обычно, называя понятие, мы можем указать предметы, которые подходят под него, например, под понятие металла подходят железо, алюминий, магний, цинк и т.д., обладающие общими свойствами и различающиеся между собой конкретными признаками.
Но не всякое понятие предполагает класс предметов, которые подходили бы под него. Например, понятию “Свод законов Российской Федерации,” которое никак нельзя считать бессмысленным, не соответствует никакой реальный объект.
Под содержанием понятия понимается совокупность свойств и отношений, мыслимых в понятии.
Например, содержание понятия “человек” — тварное существо, обладающее разумной душой и телом; содержание понятия “Свод законов Российской Федерации” — совокупность взаимо-согласованных законов Российской Федерации, являющаяся единственным источником права в пределах ее территории.
Но существуют понятия, о содержании которых можно говорить лишь в условном смысле. Например, понятие “индоевропейские языки,” то есть языки, произошедшие от общего языка-предка, который называется индоевропейским праязыком, не имеет содержания, поскольку сущность как индоевропейских языков, так и праязыка, от которого они произошли, не может быть определена в отношении к понятию “язык человека” как вида к роду. Аналогичным образом обстоит дело с биологическим понятием “вид,” с понятием предмета науки психологии и многими другими, в особенности научными, понятиями.
Под объемом понимается класс предметов, к которым относится понятие.
В объем понятия “человек” входят все существа, признаки которых соответствуют его содержанию, то есть люди. В объем понятия “Свод законов Российской Федерации” не входит ни один объект, поэтому объем этого понятия является нулевым. Но в объем понятия “биологический вид,” как и в объем понятия “индоевропейские языки,” входит множество объектов, хотя в строгом смысле эти понятия представляются бессодержательными.
Соотношение объема и содержания понятия таково, что при расширении содержания уменьшается его объем, при сокращении содержания понятия его объем расширяется. Так, в содержании понятия бытие — все существующее, а объем — совокупность существующих вещей. Если расширить понятие — бытие телесное, то из его объема будут исключены ангелы; если еще расширить содержание: бытие телесное, чувствующее, то из объема будут исключены растения; при дальнейшем расширении содержания: бытие телесное, чувствующее, одушевленное, то объем опять сократится — останется только человек.
Если термин высказывания рассматривается как понятие в полном объеме, то в таком случае он называется распределенным.
Например, в суждении все студенты 2 курса являются успевающими имеется в виду весь состав студентов курса, поэтому мы можем утверждать и о каждом студенте, что он успевающий. Если имеется суждение некоторые студенты 2 курса являются успевающими, то мы не можем утверждать о каждом студенте, успевает он или нет. В первом суждении субъект распределен, а во втором не распределен.
Существует общее правило:
q B общих суждениях распределен субъект;
в отрицательных суждениях распределен предикат;
в частных суждениях субъект не распределен.
Из этого правила следует: q В общеутвердительных суждениях субъект распределен, а предикат не распределен.
Но если общеутвердительное суждение обратимо, то есть в нем объемы субъекта и предиката совпадают, то распределены оба термина: все люди являются разумными телесными существами — все разумные телесные существа являются людьми. q B общеотрицательных суждениях субъект и предикат распределены.
B суждении ни один человек не есть безгрешный утверждается нечто как обо всех людях, так и обо всех безгрешных существах (ни одно из них не есть человек). q B частноутвердительных суждениях оба термина не распределены.
Из утверждения, что некоторые из дозволенных вещей полезны, мы не можем ничего заключить ни о любой дозволенной вещи, ни о любой полезной вещи. q В частноотрицательных суждениях субъект не распределен, а предикат распределен.
Из утверждения некоторые из дозволенных вещей не являются полезными мы не можем с определенностью сказать, какие дозволенные вещи не полезны, а какие полезны, но предикат распределен потому, что субъект исключен из всего его объема.
Понятия классифицируются в зависимости от характера значения терминов, то есть слов и словосочетаний, в состав общего значения которых входит и понятийное значение.
Единичными называются понятия, которые относятся к единичным предметам. Например: автор “Евгения Онегина”; Москва.
Общими называются понятия, которые относятся к классам предметов. Например: растение, животное, организм, геометрическая фигура.
Общие понятия подразделяются на бесконечные и конечные по объему. К первым относятся такие понятия, как шар, треугольник, ко вторым — такие, как молекулы во Вселенной, 2-й класс “А” семинарии.
Конечные понятия подразделяются на регистрирующие (2-й класс “А”), то есть реально исчислимые, и неисчислимые (молекулы Вселенной).
Собирательными называются понятия, которые относятся к классу, состоящему из однородных единиц. Например: полк, класс. В собирательном значении могут использоваться и единичные понятия: Государственная Дума как совокупность депутатов. Собирательные понятия относятся не к отдельным предметам класса, но ко всему классу.
Относительными называются понятия, которые могут мыслиться только в отношении к другим. Например: брат, родители, верх.
Положительными называются понятия, выражающие наличие определенного признака, отрицательными — понятия, выражающие отсутствие признака. Например: красивый, некрасивый.
Следует отметить, что наличие частиц не- или без- само по себе ничего не говорит о свойстве понятия как положительного и отрицательного. В паре понятий добро и зло первое является положительным, а второе отрицательным; в паре понятий бесконечный и конечный первое также является положительным, а второе отрицательным, так как конечное мыслится как лишенное свойства, то есть ограниченное.
Основой отношений понятий являются топы, наиболее значимые из которых Аристотель обозначил как категории.
Категории представляются возможными предикатами любого единичного понятия, под которые подходят все мыслимые предметы: 1. сущность, 2. количество, 3. качество, 4. отношение, 5. место, 6. время, 7. положение, 8. обладание, 9. действие, 10. страдание. Категории Аристотеля на самом деле не являются универсальными, поскольку существуют единичные понятия, к которым они не применимы. Например, к понятию числа неприложимо большинство категорий. • Сравнимыми называются понятия, в содержании которых имеются общие признаки. Сравнимые понятия подразделяются на совместимые и несовместимые. • Совместимыми называются понятия, признаки содержания которых одинаковы или дополняют друг друга. • Подчинение понятий представляет собой их соотношение по топу род/вид. Например: млекопитающее и кошка, еретик и арианин. • Соподчинение понятий представляет собой их соотношение по топам род/вид и признак: отношение двух понятий, входящих в один вид. Например, способности души: разум, воля и чувства. • Эквивалентные понятия соотносятся по топу тождества. Тождество понятий рассматривается как совпадение их объемов, поэтому эквивалентные понятия в строгом смысле не равнозначны.
Например: существо, способное смеяться; прямоходящий примат, способный создавать орудия труда; телесное существо, одаренное разумом u речью; зверь, которому повелено быть богом = человек.
• Несовместимыми называются понятия, которые имеют в своем содержании взаимоисключающие признаки. • Противные (контрарные) понятия относятся к одному классу, то есть обладают общими признаками и между ними возможен постепенный переход. Например: в звуковой системе русского языка фонемы [а] и [и] находятся в отношении контрарности по признаку подъема, поскольку между ними находятся фонемы [о], [э], [у]. Или: понятия темный и светлый, между которыми также существует ряд переходов. • Противоречащими (контрадикторными) являются понятия, взаимно отрицающие друг друга. Контрадикторные понятия относятся к различным классам. Например: белый и не-белый. При этом отрицательное понятие пары (не-белый) рассматривается как неопределенное, поскольку о нем известно только, что оно есть не другое, противопоставленное ему. • Пересекающиеся понятия соотносятся таким образом, что их объемы частично совпадают. Например, монахи и священники: некоторые монахи являются священниками.
• Несравнимыми являются понятия, которые не имеют общего родового понятия и потому не установлена возможность их координации или не обнаружены общие для них признаки. По Аристотелю, несравнимыми являются понятия, которые нельзя подвести под одну из категорий.
Например: понятия свобода воли и чашка представляются несравнимыми.
Таким образом, чтобы сравнить любые два объекта, мы должны иметь третий объект, обладающий признаками, общими для двух сопоставляемых объектов и отличающийся от каждого из них, по крайней мере, одним признаком, общим другому (tеrtium соmраrаtiоnis).
Определение (дефиниция)[107] есть суждение посредством которого устанавливаются границы понятия и тождество определяемого термина (субъекта) с определяющим.
Определяемым является понятие, признаки и структура которого устанавливаются.
Определяющим является термин-понятие, посредством которого уставливается значение определяемого понятия и смысл которого поэтому представляется достоверно известным.
Например: “Под нормою разумеется здесь такое правило, которое, определяя цель человека и средства к достижению ее, дает руководительное указание, куда и как следует направлять жизнь свою”.[108]
Определение является инструментом образования понятий и операций с ними, так как оно позволяет ясно представлять себе, в каком смысле употребляются термины.
Главная задача определения — раскрыть сущность определяемого понятия. Но не всякое понятие может быть определено с точки зрения его сущности, например, понятия зеленого цвета, тождества, материи.
Многие понятия хотя и могут быть, очевидно, определены в принципе (например, понятия биологического вида или индоевропейских языков), но не получают содержательного определения либо в силу неполноты наших знаний, либо в силу сложности содержания, которое подлежит определению, либо в силу различных подходов к изучаемому предмету. Поскольку же рассуждения требуют точности значений терминов, существует несколько способов определения, позволяющих ясно и отчетливо понимать, в каком смысле мы употребляем тот или иной термин.
Классическое реальное определение есть логическая операция, посредством которой устанавливаются существенные черты определяемого предмета и определяемый предмет отличается от любых сходных с ним предметов. Оно состоит в отнесении определяемого к ближайшему роду и в установлении его видового отличия.
Например: квадрат есть равносторонний прямоугольник. Прямоугольник — ближайший род (gеnus рrоximus), равносторонний — видовое отличие (diffеrеntiа sресifiса). Или: дарохранительница — богослужебный сосуд (ближайший род), в котором хранятся запасные Дары (видовое отличие). Или: “Страсть естъ противоестественное движение души (род) по направлению либо к неразумной любви, либо к неразборчивой ненависти, питаемой к кому-либо из-за чего-нибудь чувственного (видовое отличие).”[109]
Однако не всегда ближайший род может быть определяющим, или не всегда целесообразно его использовать в качестве определяющего.
q Определение должно быть соразмерным. Объем определяемого понятия должен быть равным объему определяющего понятия.
Это значит, что понятие должно быть обратимым — не слишком широким и не слишком узким. Определение набедренник есть четвероугольное украшение, является слишком широким, так как существуют четвероугольные украшения, которые не являются набедренниками. Поэтому определение набедренника должно быть дополнено: набедренник есть четвероугольное украшение священнического облачения (знаменующее силу, победу, восстание Христово u чистоту от грехов), которое привешивается на поясе или чреслах.[110] Последнее определение обратимо, поскольку набедренником и только набедренником является то, что содержится в предикате высказывания. Слишком узким будет определение: ектения есть молитва всех присутствующих в храме, содержащая ряд прошений о нуждах христианской жизни, каждое из которых завершается словами "Господи, помилуй", потому что не во всякой ектении прошение завершается этими словами. Правильным, то есть достаточным будет определение: ектения есть молитва всех присутствующих в храме, содержащая ряд прошений о нуждах христианской жизни.
Логическую избыточность или недостаточность определения следует отличать от смысловой избыточности, которая в реальных определениях часто целесообразна, поскольку нужна для понимания существа определяемого. В приведенном определении набедренника информация о том, что именно знаменует собой набедренник, с логической точки зрения необходимой не является, потому что для отличения набедренника от других частей священнического облачения достаточно указать на его форму и положение, но для уяснения символического смысла набедренника такая информация существенна. q Определение не должно содержать круга, то есть не должно быть тавтологичным.
Например, в определении мировоззрение есть система взглядов на мир содержится такой круг — определяющее представляет собой то же определяемое, лишь выраженное в иной словесной форме. Это определение просто тавтологично. Определение материя есть субстанция (основа) всех вещей u явлений в мире содержит скрытый логический круг, поскольку предполагает, что любой наблюдаемый и ненаблюдаемый, познанный и в принципе могущий быть познанным объект в свою очередь является материальным, ибо нематериальных вещей, в той системе представлений, в которой определено это понятие, не существует.[111] q Определение не должно содержать двусмысленных и образных выражений.
Например, выражения человек есть мера всех вещей, книга — источник знаний, роза — королева цветов не являются определениями в логическом смысле, так как не содержат указания на существенные черты определяемых предметов, но лишь характеризуют или оценивают их. Подобные выражения являются изречениями, или “ораторскими определениями,” то есть риторическими фигурами. q Определение не должно быть отрицательным.
На одной из научных конференций по экологии после бурных дебатов один из участников в перерыве подошел к другому и спросил: “Все-таки, что же такое экология, профессор?” На что раздраженный оппонент ответил: “Экология — это наука, которой занимаюсь я и которой не занимаетесь Вы, коллега.” В данном случае определение экологии подменено суждением об оппоненте, хотя не исключено, что отличительные признаки экологии при этом заданы необходимым и достаточным образом. Но обычно отрицательное определение, например пальма — дерево, которое в природных условиях не растет в России, не содержит информации о субъекте и не указывает на отличительные его признаки: баобаб не есть пальма, но он также не растет в России.
Отрицательное определение (в таком случае оно является так называемым относительным определением) возможно лишь в случае, если класс объектов, в которые входит определяемое, закрыт и в нем имеются элементы, характеризующиеся соотносительными признаками.
Лингвист может определить немецкую фонему /d/ как переднеязычную смычную неназальную и ненапряженную, поскольку немецкие переднеязычные смычные фонемы /t/ и /n/ соответственно обладают признаками напряженности и назальности, а фонема /d/ характеризуется именно отсутствием напряженности как “немаркированный член оппозиции” /t|d/ и назальности как “немаркированный член оппозиции” /n|d/.
Итак, отрицательные определения возможны лишь в случае, когда мы имеем дело с индивидуальными относительными или общими регистрирующими исчислимыми понятиями. q Определение не должно содержать противоречия.
Так, хорошо известное людям старшего поколения определение В. И. Лениным материи: “... философская категория для обозначения объективной реальности, которая дана человеку в ощущениях его, которая копируется, фотографируется, отображается нашими ощущениями, существуя независимо от них”[112] грешит, выражаясь мягко, некоторой противоречивостью. Что и кем нам дано в ощущениях и “фотографируется” — философская категория или объективная реальность? Если материя и есть та самая “объективная реальность,” которая “дана в ощущениях,” то поскольку ощущение есть субъективное состояние психики, то и данное в ощущении, то есть его содержание, субъективно, поэтому выходит, что материя есть то, что субъективно. И если материя — “объективная реальность, которая дана в ощущениях,” то как быть с объективной реальностью, которая в ощущениях не дана? Если, наконец, материя определяется через ощущение, то каким образом и в каком качестве она мыслится независимо от ощущений? Это определение — поучительный пример того, как не следует давать определения.
Номинальное определение представляет собой раскрытие значения, в котором употребляется термин. Поэтому номинальное определение условно, то есть устанавливает лишь правила, в соответствии с которыми следует употреблять то или иное слово.
Большая часть научных и юридических определений являются номинальными, например: “Совокупность законов, действующих в известном государстве, называется законодательством этого государства”;[113] “Конституционными называются законы, определяющие основные начала государственного устройства страны и издаваемые особым, осложненным порядком”;[114] “Мы назовем изучение правил, определяющих предложения языка, его грамматикой, а комбинации символов, образующие грамматические единицы, — его фразами.”[115]
K номинальному определению приложимы те правила реального определения, которые регулируют его формально-логическую правильность. Но номинальное определение требует строгой последовательности в его использовании.
Часто случается так, что дав номинальное определение, автор затем либо незаконно употребляет понятие в сущностном, но не определенном значении, либо столь же незаконным образом приписывает определенному термину свойства, не содержащиеся в определении. С другой стороны, номинальное определение часто принимают за реальное и незаслуженно критикуют автора за то, что он неверно понимает сущность определяемого предмета, в то время когда речь идет лишь об условном значении, в котором понимается термин.
Так, определение грамматики по X. Керри, если рассматривать его с точки зрения языковедения, будет выглядеть как совершенно неудовлетворительное, но в пределах логической аксиоматики и теории, развиваемой автором, оно вполне отвечает своему назначению.
Деление есть логическая операция, посредством которой перечисляются подклассы предметов, входящие в объем делимого понятия, то есть отыскиваются понятия, подчиненные данному понятию.
Делимое понятие рассматривается как род. Дано понятие права, которое следует разделить. Введем признак, по которому производится деление (субъективность/ объективность); такой признак называется основанием деления.
“Что такое право?
Это слово, как известно, принимается в двояком значении: субъективном и объективном. Субъективное право определяется как нравственная возможность, или иначе, как законная свобода что-либо делать или требовать. Объективное право есть самый закон, определяющий эту свободу. Соединение обоих смыслов дает нам общее определение: право есть свобода, определяемая законом. И в том, и в другом смысле речь идет только о внешней свободе воли; поэтому полнее и точнее можно сказать, что право есть внешняя свобода человека, определяемая общим законом.”[116]
Приведенный пример показывает, что смысл деления понятия не сводится к простому перечислению видов какой-либо родовой категории, но состоит в выяснении соотношения объема и содержания понятия: определение права требует уточнения и выяснения, поэтому Б. Н. Чичерин сначала устанавливает признак деления, производит деление и дает определения видов права, то есть осуществляет анализ, а затем синтезирует общее понятие права исходя из его видов.
q Деление должно быть соразмерным: объем делимого понятия должен быть равен сумме объемов членов деления. Это значит, что совокупность членов деления покрывает делимое понятие.
“Права и обязанности могут возникать: 1) из отношений одного члена общества к другим сочленам; 2) из отношений членов общества к своему обществу; 3) из отношений самого общества к другим, какие могут существовать, обществам. На этом основании можно всегда различать три рода прав и обязанностей в обществе: 1) права и обязанности частные; 2) права и обязанности общественные внутренние; 3) права и обязанности общественные внешние.”[117]
B примере понятие власти (толкуемое как соотношение права и обязанности) разделяется по отношениям субъектов; эти отношения оказываются исчерпывающими.
q Деление должно производиться по единому основанию. Это значит, что признак, лежащий в основании деления, является постоянным. Классический пример ошибки основания деления: Обувь бывает мужская, женская u сезонная.
“Международные договоры — записанные, закрепленные, официально зафиксированные соглашения между двумя или более государствами о взаимных правах и обязанностях в политических, экономических или иных отношениях...
По числу участников международные договоры делятся на двусторонние, групповые и многосторонние, или всеобщие, причем групповые договоры с географически ограниченным кругом участников часто называют "региональными".
По порядку присоединения к договору, обычно связанному с общим и конкретным его содержанием, международные договоры делятся на открытые (договоры-законы) и закрытые (договоры-сделки). К открытому договору могут присоединиться все страны, тогда как к закрытому договору другие страны могут присоединиться лишь с разрешения основных участников.”[118]
Понятие международного договора является сложным, и классификация договоров по одному основанию затруднительна. Поэтому авторы словаря последовательно вводят различные основания деления, каждый раз сохраняя принцип единства основания. Кроме того, в качестве дополнительных характеристик разновидностей договоров используются и другие признаки, входящие в содержание понятия договора, но они не влияют на ход деления понятия.
q Члены деления должны исключать друг друга. При делении должны получаться отдельные соподчиненные понятия, которые находятся в отношении строгой дизъюнкции и, в свою очередь, могут получить соотносимые определения. Это условие выполняется только в случае, если классы объектов, входящие в объемы частей деления, не содержат общих членов. Типичная ошибка: литераторы подразделяются на поэтов, прозаиков u критиков — не литераторы, а литературные произведения могут быть подразделены таким образом; писатель-прозаик может одновременно быть и критиком, и поэтом.
“Права и обязанности, определяемые или охраняемые законами, суть или государственные внутренние или гражданские, или государственные внешние (права и обязанности между народами). Поэтому и законы разделяются на законы: 1) государственные (внутренние), гражданские, 2) законы союза народов или право народное (законы государственные внешние).”[119]
q Деление должно быть непрерывным. Непрерывность деления означает, что каждая последующая его ступень включает ближайший низший род. Пример скачка в делении: предложения бывают простые, бессоюзные, сложносочиненные u сложноподчиненные. Предложения бывают простые и сложные; сложные предложения бывают бессоюзными и союзными; союзные предложения бывают с сочинительной и с подчинительной связью.
Классификация есть распределение предметов мысли по разрядам на основе общего переменного признака.
Отличие классификации от деления понятия состоит в том, что в основе классификаций лежат признаки, которые не обязательно включены в содержание понятий, причем это могут быть и внешние, произвольные признаки. B зависимости от того, какие признаки лежат в основании классификации и каким способом классифицируются предметы, классификации бывают естественными и искусственными.
Естественной является классификация на основе деления понятия или по эмпирическим признакам.
Такова, например, генетическая классификация языков, в которой выделяются семьи родственных языков, представляющих собой развитие одного языка, который называется праязыком и реконструируется на основе закономерных сходств и различий родственных языков. Установлены семьи индоевропейских, афразийских (семито-хамитских), тунгусо-маньчжурских, тюркских, монгольских, картвельских, абхазо-адыгских языков и другие группировки, включающие языки, родство которых научно доказано. Родство между отдельными семьями языков научно не доказано, но носит гипотетический характер.
Внутри семей языков выделяются группы, то есть совокупности языков, обладающие более близким родством и восходящие к промежуточным праязыкам. Так, в индоевропейской семье выделяются анатолийская, индоарийская, нуристанская, иранская, тохарская, армянская, фригийская, фракийская, иллирийская, албанская, греческая, италийская (и романская), кельтская, германская, балтийская, славянская группы.
В свою очередь, в составе групп выделяются подгруппы. В группе славянских языков можно выделить следующие подгруппы: восточнославянскую (русский, белорусский, украинский); южнославянскую (болгарский, македонский, сербохорватский, словенский, старославянский); западнославянскую (чешский, словацкий, польский, кашубский, серболужицкий, полабский[120] и поморский[121] ).
Как видно из приведенного списка, языки объединяются в подгруппы, группы и семьи по эмпирическому принципу, поскольку общность происхождения для каждой группы языков устанавливается наукой на основе тех эмпирических признаков, которыми обладают именно данные языки: для славянских языков эти признаки будут одними, а для германских или кельтских — другими. Но внутри каждой такой группировки (единицы классификации — таксона[122]) признаки родства, тем не менее, являются постоянными. Таким образом, получается естественная многоуровневая классификация.
K искусственным относятся классификации по внешним произвольным признакам, наиболее распространенной является алфавитная классификация, которая представляет собой простое распределение объектов независимо от их свойств, например, по алфавиту.
Построение классификаций может быть различным. Наиболее распространенными являются дихотомические (двоичные) и десятеричные классификации.
Дихотомические классификации создаются путем выделения на каждом шаге признака, которому противопоставляется отсутствие признака. B рассмотренной выше классификации звуков языка таким признаком была гласность звука, следовательно, получаются два класса звуков — гласные и не-гласные; далее в составе не-гласных звуков выделяются согласные и остаются не-согласные (=полугласные) звуки. Получается:
Десятичная классификация, основы которой разработаны в начале XX века американским философом М. Дьюи, основана на принципе, в соответствии с которым каждый класс, выделяемый на основе какого-либо признака, делится на десять подклассов. Каждый подкласс, в свою очередь, делится на десять подразделов и т.д. Десятичный принцип лежит в основании универсальной десятичной классификации знаний (УДК), которая принята в различных вариантах во всех странах мира. Основными разрядами УДК являются: 0. — обозначение всего комплекса знаний, общий отдел; 1. — философия; 2. — религия; 3. — социальные науки; 4. — филология; 5. — точные науки; 6. — прикладные науки; 7. — искусство; 8. — литература; 9. — история и география. Более низкие разряды индексируются последовательностью чисел: 3.0. — социология; 3.1. — статистика и т.д.
Умозаключение есть ход мысли, посредством которого из исходных данных выводится новое знание.
С формальной стороны умозаключение представляет собой связь двух или более суждений, из которой следует новое суждение. Например: если все люди разумны, то u Сократ разумен.
Умозаключение является схемой аргумента, поэтому оно включает главные составляющие аргумента:
1. посылки (предпосылки) — суждения, содержащие исходное знание (все люди разумны);
2. обосновывающее знание — правило построения умозаключения (например, если истинно общее суждение, то истинно подчиненное ему частное суждение);
3. вывод или заключение, содержащий новое знание (Сократ разумен).
Существуют два рода умозаключений: с одной посылкой (непосредственное умозаключение) и с несколькими посылками. Умозаключения с несколькими посылками бывают дедуктивными, традуктивными, индуктивными, аналогическими. B умозаключениях непосредственных, дедуктивных и традуктивных, если они построены по определенным правилам, из истинных посылок с необходимостью следует истинный вывод. B умозаключениях индуктивных и аналогических из посылок следует только вероятный вывод.
Умозаключения с одной посылкой основаны на рассмотренном выше логическом квадрате: выводное суждение соотносится с посылкой как подчиненное, противоположное (контрарное, контрадикторное), обращенное (отношение контрапозиции). Правильность непосредственных умозаключений очевидна, поэтому они задаются как отношения с примерами, где малые латинские буквы а, і, е, о означают соответствующие виды суждений, заглавные латинские буквы S и Ρ — субъект и предикат, символ ù — отрицание, а символ Þ отношение следования “если... то.”
Умозаключения подчинения.
SаРÞSiР — если все люди разумны, то и некоторые люди разумны.
SеРÞSоР — если ни один человек не разумен, то и некоторые люди не разумны.
ù SiРÞù SаР — если неверно, что некоторые люди разумны, то неверно, что все люди разумны.
ù SоРÞù SеР — если неверно, что некоторые люди неразумны, то неверно, что все люди неразумны.
Умозаключения противоположности.
SаРÞù SеР — если все люди разумны, то неверно, что ни один человек не разумен.
SаРÞù SоР — если все люди разумны, то неверно, что некоторые люди не разумны.
ù SаРÞSоР — если неверно, что все люди разумны, то верно, что некоторые люди не разумны и т.д.
Обращение есть такое преобразование суждения, или умозаключение, при котором предикат исходного высказывания становится субъектом обращенного, а, соответственно, субъект исходного становится предикатом обращенного.
Наиболее важные умозаключения обращения — следующие:
SеРÞРеS — если ни один человек не разумен, то ни одно разумное существо не есть человек;
SаРÞРiS - если все люди разумны, то некоторые разумные существа суть люди;
SiРÞРiS - если некоторые разумные существа суть люди, то некоторые люди суть разумные существа.
Контрапозиция есть такое преобразование суждения, при котором понятие, противоречащее предикату (разумный — неразумный), занимает место субъекта, а понятие, противоречащее субъекту (человек — нечеловек), — занимает место предиката.
SаРÞù Раù S - все люди разумны, следовательно, все то, что есть не разумное существо, есть не человек.
Силлогизмом называется умозаключение, в котором из двух суждений (одно из них является общеутвердительным или общеотрицательным), связанных общим термином, с необходимостью следует вывод. Пример силлогизма:
Все люди разумны,
Все дети — люди,
Следовательно, все дети разумны
B силлогизме различаются бóльший, средний и мéньший термины, входящие в посылки.
Субьект вывода (дети) называется мéньшим термином.
Предикат вывода (разумны) называется бóльшим термином.
Термин, который не входит в вывод, но связывает посылки (люди), называется средним термином.
Меньший и больший термин вместе называются крайними терминами.
Соответственно, посылка, в которую входит бόльший термин (все люди разумны), называется бόльшей посылкой.
Посылка, в которую входит меньший термин (все дети — люди), называется мéньшей посылкой.
Рассмотренный выше силлогизм состоит из истинных посылок, которые приводят к истинному заключению. Но посылка или посылки силлогизма могут быть ложными суждениями, например:
Все млекопитающие имеют жабры;
Лягушки имеют жабры;
Следовательно, лягушки — млекопитающие.
Несмотря на ложность вывода, сам по себе силлогизм является правильным, так как он имеет следующую структуру или форму:
МаР
SаМ
SаР,
где Р — больший термин; М — средний термин; S — меньший термин. Меньший термин является субъектом меньшей посылки и субъектом вывода. Средний термин является предикатом меньшей посылки и субъектом большей. Больший термин является предикатом большей посылки и предикатом вывода. Это значит, что меньший термин включен в объем среднего термина, средний термин включен в объем большего термина, поэтому меньший термин с необходимостью включен в объем большего термина.
Если под материей силлогизма понимать значение терминов и входящих в силлогизм суждений, а под формой — строение силлогизма, соотношение терминов, посылок и вывода, то формальная правильность силлогизма не зависит от его материи.
Аксиома силлогизма — принцип, в соответствии с которым строятся отношения между терминами в силлогизме.
То, что утверждается или отрицается относительно целого класса, утверждается или отрицается относительно любого индивидуального предмета, входящего в данный класс.
Правила построения силлогизма подразделяются на две группы — правила терминов и правила посылок.
Правила терминов.
1. B каждом силлогизме должно быть три и только три термина.
Это значит, что средний термин силлогизма, связывающий посылки, должен быть одним и тем же в большей и меньшей посылках, то есть должен выражать одно и то же понятие. В противном случае происходит так называемое счетверение терминов: значения терминов подменяются и посылки, по видимости связанные общим термином, на самом деле оказываются разорванными. Рассмотрим пример:
*Все мыши — грызуны;
Некоторые компъютеры управляются посредством мыши;
Следовательно, некоторые компьютеры управляются посредством
грызунов.
В этом силлогизме не три, а четыре термина, поскольку слово мышь — животное является омонимом слова мышь, обозначающего инструмент управления компьютером.
2. Средний термин должен быть распределен по крайней мере в одной из посылок.
Это значит, что он должен быть либо субъектом общеутвердительного, либо предикатом общеотрицательного суждения.
Рассмотрим пример:
Все люди (Р) разумны (М);
Данное существо (S) разумно (М).
Вывод сделать нельзя, потому что средний член является предикатом общего и индивидуального суждения и поэтому ни в большей, ни в меныней посылке не распределен. Иными словами, исходя из разумности данного существа мы не можем с определенностью утверждать, является ли оно человеком.
Если же мы построим силлогизм следующим образом (допуская истинность посылок):
Ни один человек не разумен;
Данное сущестео разумно;
то вывод получится: данное существо не человек. B этом примере мы в качестве большей посылки взяли общеотрицательное суждение, в котором распределен предикат.
3. Термин, не распределенный в посылках, не может быть распределен в выводе.
Рассмотрим пример:
Все люди (М) — разумны (Р);
Это существо (S) не человек (М).
Вывод, что это существо неразумно, сделать нельзя, ибо существуют разумные существа ангелы, которые людьми не являются. Больший термин не распределен в посылке, а в предполагаемом выводе распределен (как предикат отрицательного суждения), поэтому заключение не получается.
4. Из двух частных посылок нельзя сделать вывод.
Пример:
Некоторые люди (М)разумны (Р);
Некоторые существа (S) - люди (М).
Вывод не получается, потому что классы объектов, входящих в понятия некоторых существ, людей и разумных существ, могут не иметь общих членов.
5. Из двух отрицательных посылок нельзя сделать вывод.
Пример:
Ни один учащийся академии (М) не является студентом университета
(Р);
Нu один учащийся семинарии (S) не является учащимся академии (М).
Из этих посылок невозможно заключить об отношении учащихся семинарии к студентам университета, поскольку субъекты отрицательных посылок не распределены и мы не знаем, как соотносятся классы, образуемые меньшим, средним и большим терминами.
6. Из двух утвердительных посылок нельзя сделать отрицательный вывод.
Теория силлогизма имеет дело с суждениями принадлежности. Если мы утверждаем что-либо, то и устанавливаем такое отношение между классами, что один из них полностью или частично включается в другой. Если мы отрицаем что-либо, то устанавливаем, что один класс объектов полностью или частично не входит в другой.
Так, если мы утверждаем, что все или некоторые люди разумны, то получаем следующие ситуации. ®
Если мы отрицаем, что все или некоторые люди разумны, то есть утверждаем, что все или некоторые люди неразумны, то получаем следующие ситуации. ®
Это значит, что если субъект не включается в область Ρ, то он обязательно включается в область не-Р и не может одновременно включиться в обе эти области или в какую-либо третью область. Поэтому если объем среднего термина включен в объем среднего термина, а объем меньшего термина включен в объем большего термина, то и меньший термин должен включаться в больший. Средний термин соединяет больший и меньший в посылках и не может разъединять их в выводе. Общая ситуация с положительными посылками имеет следующий вид:
Все люди (М) разумны (Р);
Сократ (S) — человек (М);
Следовательно, Сократ разумен.
7. При одной отрицательной посылке вывод не может быть утвердительным суждением.
Рассмотрим пример:
Все люди (Р) разумны (М);
Это существо (S) не разумно (М).
Положительный вывод — *это существо человек был бы ошибочным; вывод получается только отрицательный: это существо не человек.
Если рассмотреть все возможные комбинации суждений Α Ι Ε Ο в силлогизме, то их получится 64, но правилам силлогизма отвечают лишь некоторые из них — всего 11: ААА, ААІ, АЕЕ, АЕО, АII, АОО, ЕАЕ, ЕАО, ЕІО, ІАІ, ОАО. Однако соотношение посылок и вывода зависит не только от состава суждений, но и от места среднего термина.
Фигурой силлогизма называется форма соотношения посылок и вывода, определяемая положением среднего термина.
Существуют четыре фигуры силлогизма, каждая из которых характеризуется определенной схемой соотношения крайних и среднего терминов. Из этих фигур только первая является “совершенной,” так как к силлогизмам первой фигуры сводятся (редуцируются) силлогизмы всех остальных фигур.
І фигура.
В первой фигуре средний термин является субъектом меньшей посылки и предикатом большей.
Пример первой фигуры:
Все студенты 2 курса (М) семинарии успевают
(Р);
Иванов (S) является студентом 2 курса семинарии (М);
Следовательно, Иванов (S) является успевающим студентом (Ρ).
II фигура.
Во второй фигуре средний термин является предикатом в обеих посылках.
Пример второй фигуры:
Все студенты 2 курса (Р) успевают (М);
Иванов (S) не усnеваеm (М);
Следовательно, Иванов (S) не яеляется студентом 2 курса (Р).
III фигура.
B третьей фигуре средний термин является субъектом в обеих посылках.
Пример третьей фигуры:
Все студенты 2 курса (М) успевают (Р);
Все студенты 2 курса (М) поют в хоре (S):
Следовательно, некоторые, поющие в хоре (S), являются успевающими
студентами (Р).
IV фигура.
В четвертой фигуре средний термин является предикатом большей посылки и субъектом меньшей.
Пример четвертой фигуры:
Все студенты 2 курса (Р) успевают (Μ);
Ни один успевающий студент (М) не пересдает экзамены (S):
Следовательно, ни один пересдающий экзамены студент (S) не есть
студент 2 курса (Р).
Если указанные выше 11 правильных сочетаний суждений в силлогизме рассмотреть во всех фигурах силлогизма, то должно получиться 44 возможных сочетания суждений, но правилам силлогизма из этих 44 сочетаний соответствуют только 19.
Такие правильные сочетания видов суждений в силлогизме называются модусами фигур силлогизма.
Модусы фигур силлогизма принято записывать специальными словами-формулами, гласные буквы которых символизируют виды высказываний, а начальные согласные буквы — отношения (так называемые редукции) модусов различных фигур.
Примеры модусов.
I фигура:
Модус Bаrbаrа: обе посылки и вывод являются общеутвердительными суждениями.
Пример:
Все студенты семинарии изучают Священное Писание;
Все студенты 2 курса являются студентами семинарии;
Следовательно, все студены 2 курса изучают Священное Писание.
Модус Сеlаrеnt: большая посылка является общеотрицательным суждением, меньшая — общеутвердительным, а вывод — общеотрицательным.
Пример:
Ни один студент семинарии не является студентом университета;
Все студенты 2 курса являются студентами семинарии;
Следовательно, ни один студент 2 курса не является студентом университета.
Модус Dаrii: большая посылка является общеутвердительным суждением, а меньшая посылка и вывод — частноутвердительными.
Пример:
Все студенты 2 курса изучают риторику;
Иванов - студент второго курса;
Следовательно, Иванов изучает риторику.
Модус Fеriо: большая посылка является общеотрицательным суждением, меньшая — частноутвердительным, вывод — частноотрицательным.
Пример:
Ни один студент семинарии не является студентом университета;
Некоторые молодые люди являются студентами семинарии;
Следовательно, некоторые молодые люди не являются студентами университета
При этом соотношение крайних терминов таково, что некоторые молодые люди
могут быть студентами университета.
Правила первой фигуры:
q мéньшая посылка является утвердительной;
q бóльшая посылка является общей.
II фигура:
Модус Сеsаrе: большая посылка является общеотрицательным суждением, меньшая посылка — общеутвердительным, а вывод — общеотрицательным.
Пример:
Ни один православный не является протестантом;
Все англикане являются протестантами;
Следовательно, ни один англиканин не является православным.
Модус Саmеstrеs: большая посылка является общеутвердительным суждением, меньшая посылка и вывод являются общеотрицательными суждениями.
Пример:
Всякое действие, подлежащее нравственной оценке, предполагает свободу воли;
Отправления организма независимы от воли;
Следовательно, отправления организма не подлежат нравственной оценке.
Модус Fеstinо: большая посылка является общеотрицательным суждением, меньшая посылка — общеутвердительным, а вывод — частноотрицательным. Иными словами, вывод является обращением вывода модуса Fеriо. Пример:
Ни один студент семинарии не является студентом университета;
Некоторые молодые люди являются студентами университета;
Следовательно, некоторые молодые люди не являются студентами семинарии.
Модус Bаrоkо: большая посылка является общеутвердительным суждением, меньшая посылка и вывод — частноотрицательными.
Пример:
Все христиане считают для себя обязательным жить по правилам Церкви;
Некоторые люди, называющие себя христианами, не считают для себя обязательным жить по правилам Церкви;
Следовательно, некоторые люди, называющие себя христианами, таковыми не являются.
Правила второй фигуры:
q одна из посылок является отрицательным суждением,
q вывод является отрицательным суждением,
q бóльшая посылка является общим суждением
III фигура:
Модус Dаrарti: большая и меньшая посылки являются общеутвердительными суждениями; вывод является частноутвердительным суждением.
Пример:
Все люди являются разумными существам;
Все люди являются теплокровными животными;
Следовательно, некоторые теплокровные животные являются разумными существами.
Модус Disаmis: большая посылка и вывод — частноутвердительные суждения, меньшая посылка — общеутвердительное суждение. Пример:
Некоторые люди занимаются логикой;
Все люди - разумные существа;
Следовательно, некоторые разумные существа занимаются логикой.
Модус Dаtisi: большая посылка является общеутвердительным суждением, меньшая посылка и вывод – частноутвердительными.
Пример:
Все люди разумны;
Некоторые люди занимаются логикой;
Следовательно, некоторые существа, занимающиеся логикой, разумны.
Модус Fеlарtоn: большая посылка является общеотрицательным суждением, меньшая посылка — общеутвердительным, вывод — частноотрицательное суждение. Пример:
Ни один студент университета не является студентом семинарии;
Студенты университета являются разумными сушествами;
Следовательно, некоторые разумные существа не являются студентами семинарии.
Модус Bоkаrdо: большая посылка и вывод — частноотрицательные суждения, меньшая посылка - общеутвердительное суждение.
Пример:
Некоторые люди не занимаются логикой;
Все люди -разумные сушества;
Следовательно, некоторые разумные существа не занимаются логикой.
Модус Fеrisоn: большая посылка — общеотрицательное суждение, меньшая посылка — частноутвердительное суждение, вывод — частноотрицательное суждение.
Пример:
Ни один женатый не является монахом;
Некоторые женатые люди являются священниками;
Следовательно, некоторые священники не являются монахами.
Правила третьей фигуры:
q меньшая посылка является утвердительным суждением;
q вывод является частным суждением.
IV фигура:
Модус Brаmаntiр: большая и меньшая посылки являются общеутвердительными суждениями, а вывод — частноутвердительным, при этом средний термин — субъект меньшей и предикат большей посылок. Как и все остальные модусы IV фигуры, Brаmаntiр является искусственным и не несет существенной информации, поскольку более сильный вывод получается из соответствующего модуса первой фигуры; иногда Brаmаntiр и обозначается как Bаrbаri.
Пример: [123]
Все явления природы причинно обусловлены;
Все причинно обусловленные явления воспринимаются как естественные;
Следовательно, некоторые явления, воспринимаемые как естественные, суть явления природы.
Модус Саmеnеs: большая посылка — общеутвердительное суждение, меньшая посылка и вывод — общеотрицательные.
Пример:
Всякое зло этой жизни есть зло преходящее;
Никакого преходящего зла не следует бояться;
Следовательно, никакое зло, которого следует бояться, не есть зло этой жизни.
Модус Dimаris: Большая посылка и вывод — частноутвердительные суждения, меньшая посылка — общеутвердительное суждение.
Пример:
Есть безумцы, которые говорят истину;
Всякий говоряший истину заслуживает того, чтобы к нему прислушивались;
Следовательно, некоторые люди, которые заслуживают того, чтобы к ним прислушивались, безумны.
Модус Fеsаро: большая посылка — общеотрицательное суждение, меньшая —общеутвердительное суждение, вывод — частноотрицательное суждение.
Пример:
Ни одна добродетель не естъ прирожденное своùсmво;
Всякое прирожденное своùсmво дается Богом;
Следовательно, существуют своùсmва, которые даются Богом u не являются добродетелями.
Модус Frеsisоn: большая посылка — общеотрицательное суждение, меньшая посылка — частноутвердительное суждение, вывод — частноотрицательное суждение.
Пример:
Ни один римо-католик не является православным;
Некоторые православные люди — французы;
Следовательно, некоторые французы не являются римо-католиками.
Правила четвертой фигуры:
q если бόльшая посылка является утвердительным суждением, то меньшая посылка является общим суждением;
q если мéньшая посылка является утвердительным суждением, то вывод является частным суждением,
q в отрицательных модусах бόльшая посылка является общим суждением.
Фигуры силлогизма неравноценны. Основными являются два первых модуса первой фигуры, к которым могут быть сведены все остальные правильные силлогизмы. В обозначении фигур силлогизма показано, каким модусам первой фигуры соответствуют модусы других фигур.
Первые буквы В, С, D, F указывают соответствия модусов; буква s указывает, что предшествующее суждение при сведении подвергается обращению, буква p указывает на ограничение суждения, обозначенного предшествующей гласной, буква m указывает на перемещение посылок, буква k указывает, что данные модусы (Bаrоkо и Bоkаrdо) сводятся к модусу Bаrbаrа посредством операции, называемой приведением к абсурду (rеduсtiо аd аbsurdum).
Рассмотрим примеры.
Сеsаrе.
Нu один православный (Р) не является протестантом (М),
Все англикане (S) — протестанты (М),
Следовательно, ни один англиканин не является православным.
Как указывает первая буква, Сеsаrе редуцируется к Сеlаrеnt:
РеМ; МеР;
SаМ; Þ SаМ;
SеР SеР
Буква С в слове Саmеstrеs указывает на то, что в первой фигуре ему соответствует Сеlаrеnt, а буква s указывает на обращение большей посылки ни один православный не является протестантом Þ ни один протестант не является православным.
Получается следующий силлогизм:
е Ни один протестант (М) не является православным (Р),
а Bсе англикане (S) — протестанты (М),
е Нu один англиканин (S) не является православным (Р).
Рассмотрим обращение силлогизма третьей фигуры Fеrisоn в силлогизм первой фигуры Fеriо.
Нu один женатый (М) не является монахом (Р),
Некоторые женатые люди (М) являются священниками (S),
Некоторые священники не являются монахами.
Согласно правилу меньшая посылка должна быть обращена: РiSÛSiР: некоторые женатые люди являются священниками Þ некоторые священники являются женатыми людьми:
МеР МеР
МiS Þ SiМ
SоР SоР
Получаем:
Нu один женатый человек (М) не является монахом (Р),
Некоторые священники (S) являются женатыми людьми (М);
Следовательно, некоторые священники (S) не являются монахами (Р).
Рассмотрим редукцию с перестановкой посылок.
Дан силлогизм модуса Brаmаntiр:
Все явления природы (Р) причинно обусловлены (М);
Все причинно обусловленные явления (М) воспринимаются (S) как естественные; Следовательно, некоторые явления, воспринимаемые как естественные (S), суть явления природы (Р).
РаМ МаS
МаS Þ РаМ
SiР РаS
Получаем:
Bсе причинно обусловленные явления (М) воспринимаются как естественные (Р),
Все явления природы (S) являются причинно обусловленными (Р);
Все явления природы (S) воспринимаются как естественные (Р).
После перестановки посылок при этой редукции делается и обращение вывода (на что указывает буква р): в данном случае вывод по модусу Bаrbаrа позволяет сделать более сильное утверждение, чем то, которое допускается правилом обращения
(SiР Û РiS): SiР Þ РаS.
Рассмотрим сведение к абсурду. Таким образом к модусу Bаrbаrа сводятся силлогизмы модусов Bаrоkо и Bоkаrdо.
Возьмем силлогизм по модусу Bаrоkо:
Bсе христиане считают для себя обязательным житъ по правилам Церкви;
Некоторые люди, называющие себя христианами, не считают для себя обязательным жить по правилам Церкви;
Следовательно, некоторые люди, называющие себя христианами, таковыми не являются.
Если отрицать справедливость вывода, то получится суждение *все люди, называющие себя христианами, являются таковыми — условно примем его как истинное. Сделав это суждение меньшей посылкой (поскольку k указывает на меньшую посылку), получим следующий силлогизм по модусу Bаrbаrа:
Bсе христиане (Р) считают для себя обязательным жить по правилам Церкви (М);
Все люди, называюшие себя христианами (S), являются христианами (М);
Bсе люди, называющие себя христианами (S), считают для себя обязательным жить по правилам Церкви (Р).
Но полученный вывод противоречит с принятой меньшей посылкой: некоторые люди, называющие себя христианами, не считают для себя обязательным жить по правилам Церкви. Поскольку эти суждения противоречат друг другу, истинность допущенного положения следует отвергнуть на основе закона тождества. Это значит, что возражение против вывода первого силлогизма абсурдно.
Реальные рассуждения и доказательства обыкновенно не сводятся к одному силлогизму, но представляют собой последовательности связанных различными способами умозаключений.
Последовательности или цепочки силлогизмов, в которых выводы предыдущих являются посылками последующих, называются полисиллогизмами.
Рассмотрим пример:
Все тварные существа небезначальны;
Живые организмы суть тварные существа;
Следовательно, живые организмы небезначальны.
Живые организмы небезначальны;
Позвоночные суть живые организмы;
Следовательно, позвоночные небезначальны .
Позвоночные небезначальны;
Теплокровные сутъ позвоночные;
Следовательно, теплокровные небезначальны.
Теплокровные небезначальны;
Человек естъ теплокровное;
Следовательно, человек небезначален.
Существуют два вида полисиллогизмов — прогрессивные и регрессивные.
В прогрессивных полисиллогизмах вывод каждого предыдущего силлогизма является большей посылкой последующего (приведенный выше пример — прогрессивный полисиллогизм). В регрессивных полисиллогизмах вывод предыдущего является меньшей посылкой последующего:
Все люди разумны;
Все студенты люди;
Следовательно, все студенты разумны.
Все разумные существа одарены свободной волей;
Все студенты разумные существа;
Следовательно, все студенты одарены свободой воли.
Все одаренные свободой воли существа отвечают за свои поступки;
Студенты одарены свободой воли;
Следовательно, студенты отвечают за свои поступки.
Условно-категорическим называется умозаключение, одна из посылок которого является условным суждением, а другая посылка и вывод — категорическими суждениями.
Условное суждение имеет форму: если А есть В, то С есть D, например: если Земля вращается вокруг своей оси, то происходит смена дня u ночи. Первое суждение есть основание (антецедент), а второе — следствие (консеквент).
Существуют два модуса условно-категорических умозаключений. Первый из них называется mоdus роnеns, то есть устанавливающий, утверждающий, конструктивный модус; второй называется mоdus tоlеns, то есть разрушающий, отрицающий, деструктивный модус.
Конструктивный модус имеет следующий вид.
Если А есть В, то С есть D;
А есть В;
Следовательно, С есть D.
Например:
Если Земля вращается вокруг Солнца, то происходит смена дня u ночи;
Земля вращается вокруг Солнца;
Следовательно, происходит смена дня u ночи.
q B условно-категорическом умозаключении в конструктивном модусе утверждается антецедент.
Это правило связано с тем, что при несовместимых суждениях-антецедентах, одно из которых ложно, возможно истинное заключение: если Земля вращается вокруг Солнца, то происходит смена дня и ночи, если Солнце вращается вокруг Земли, то происходит смена дня и ночи, поэтому нельзя сделать заключение: *происходит смена дня и ночи, следовательно, Земля вращается вокруг Солнца.
Деструктивный модус имеет следующий вид.
Если А есть В, то С есть D;
С не есть D;
Следовательно, А не есть B.
q B условно-категорическом умозаключении в деструктивном модусе отрицается консеквент.
При отрицании следствия любой из возможных в принципе альтернативных антецедентов окажется ложным: если смены дня и ночи не происходит, то Земля не вращается вокруг Солнца и Солнце не вращается вокруг Земли.
Если человек есть мера всех вещей, то принципы нравственности условны;
Принципы нравственности не условны;
Следовательно, человек не есть мера всех вещей.
Рассмотрим, однако, следующие умозаключения, которые иногда подводят преподавателя:
*Если студент слушает лекции, то он приобретает необходимые познания;
Студент N слушал лекции;
Следовательно, он приобрел необходимые познания.
Или:
*Если студент слушает лекции, то он приобретает необходимые познания;
Студент N не приобрел необходимых познаний;
Следовательно, он не слушал лекции.
Понятно, что оба они могут оказаться ложными, ибо не всякий, кто слушает лекции, понимает их.
q Условием истинности условно-категорического умозаключения является наличие в качестве посылок так называемых невыделяющих суждений, удовлетворяющих условию если и только если.
Итак, доказательным (при условии истинности большей посылки) будет следующее рассуждение:
Если u только если студент слушает лекции, он приобретает необходимые познания;
Стедент N не приобрел необходимых познаний;
Следовательно, он не слушал лекций.
Разделительным называется умозаключение, одна из посылок которого является разделительным суждением, а другая посылка и вывод являются категорическими суждениями.
Разделительное умозаключение является правильным при определенных условиях, а именно:
• части разделительного умозаключения в посылке находятся в отношении исключающего разделения (строгой дизъюнкции);
• части разделительного суждения в посылке исчерпывают объем делимого понятия.
Разделительное умозаключение существует в двух модусах: mоdus роnеndо tоlеns — положительно-отрицательный, mоdus tоllеndо роnеns — отрицательно-положительный.
Моdus роnеndо tоlеns представляет собой умозаключение, большая посылка которого является разделительным суждением, меньшая — утвердительным суждением, а вывод — отрицательным суждением.
Каждое А есть либо В, либо С;
А есть В;
Следовательно, А не есть С.
Например:
Все разумные тварные существа суть либо ангелы, либо люди;
Данное существо есть челоеек;
Следовательно, оно не есть ангел.
Как было отмечено выше, разделительное суждение должно быть исключающим, а объем членов суждения должен совпадать с объемом делимого понятия.
Студент N не сдал экзамен либо по болезни, либо по нерадению, либо в силу отсутствия на занятиях;
Студент N отсутствовал на занятиях.
Вывод сделать нельзя, поскольку и то, и другое, и третье могло оказаться причиной недостаточной подготовки студента Ν; кроме того, студент мог не сдать экзамен и по иной причине, которая не указана в разделительном суждении.
Моdus tоllеndо роnеns представляет собой умозаключение, большая посылка которого является разделительным суждением, меньшая — отрицательным суждением, а вывод — положительным суждением.
Каждое А есть либо В, либо С;
Данное А не есть В;
Следователъно, данное А есть С.
Например:
Все сущее есть или тварное, или нетварное;
Человек не есть нетварное существо;
Следовательно, человек есть тварное существо.
Условно-разделительным (леммой) называется умозаключение, в котором одна посылка — разделительное суждение, а другие посылки, число которых равно числу членов деления, являются условными суждениями.
По числу членов деления оно называется дилеммой, трилеммой. Условно-разделительные умозаключения существуют в простом и сложном модусах.
Простой mоdus роnеns (конструктивный) представляет собой условно-разделительное умозаключение, посылки и вывод которого являются положительными суждениями:
Каждое А есть либо В, либо С;
Если А есть В, то А есть D;
Если А есть С, то А есть D;
Следовательно, А есть D.
Пример:
Всякий грешник является либо блудником, либо лихоимцем, либо сребролюбцем, либо славолюбцем;
Если грешник блудник, то он u нечестивец;
Если грешник лихоимец, то он u нечестивец;
Если грешник сребролюбец, то он u нечестивец;
Если грешник славолюбец, то он u нечестивец;
Следовательно, всякий грешник — нечестивец.
Простой mоdus tоllеns (деструктивный) представляет собой условно-разделительное умозаключение, меньшие посылки и вывод которого являются отрицательными суждениями.
Если А есть В, то А есть D;
Если А есть В, то А есть F;
Но А не есть D, либо А не есть F;
Следовательно, А не есть В.
Пример:
Если я хочу сдать экзамен, то мне нужно время, чтобы слушать лекции;
Если я хочу сдать экзамен, то мне нужен учебник;
Но у меня нет ни времени, ни учебника.
Следовательно, я не смогу сдать экзамен.
Сложный (конструктивный) mоdus роnеns представляет собой условно-разделительное умозаключение, посылки которого являются положительными условными и разделительными суждениями, вывод — разделительным суждением, а в меньшей посылке утверждается консеквент.
Если А есть В, то С есть D;
Если Е есть F, mо G есть Н;
Но либо А есть В; либо Е есть F;
Следовательно, или С есть D, или G есть Н.
Пример:
Если я опоздаю на занятие, то получу выговор от преподавателя;
Если я не выучу урок, то получу плохую оценку;
Но я либо опоздаю на занятия, либо не выучу урок;
Следовательно, я получу либо выговор, либо плохую оценку.
Сложный (деструктивный) mоdus tоllеns представляет собой условно-разделительное умозаключение, большая посылка которого (разделительное суждение) является отрицательным суждением, меньшие посылки являются положительными суждениями, а меньшая посылка и вывод отрицают антецедент.
Если А есть В, то С есть D;
Если Е есть F, mо G есть Н;
С не есть D u G не есть Н;
Следовательно, А не есть B u Е не есть F.
Пример:
Если я опоздаю на занятие, то получу выговор преподавателя;
Если я не выучу урок, то получу плохую оценку;
Но я не хочу получить ни выговор от преподавателя, ни плохую оценку;
Следовательно, я выучу урок u не опоздаю на занятие.
Альтернативы леммы назывались в средние века “рогатым аргументом,” так как в том же модусе возможно и противоположное умозаключение: “Если будешь говоритъ справедливое, тебя возненавидят люди; а если несправедливое — боги.”[124]
Полная форма умозаключения.
Если оратор будет говорить справедливое, то его возненавидят люди;
Если оратор будет говорить несправедливое, то его возненавидят боги;
Но политические речи бывают справедливыми u несправедливыми;
Следовательно, политические речи ненавистны либо богам, либо людям.
Но:
Если оратор говорит справедливое, то он угоден богам;
Если оратор говорит несправедливое, то он угоден людям;
Но политические речи бывают справедливыми или несправедливыми;
Следовательно, политические речи угодны либо богам, либо людям.
Аристотель говорит относительно этого аргумента следующее: “Когда за каждой из двух противоположных вещей следует и некоторое добро и некоторое зло, причем те и другие последствия взаимно противоположны, то это называстся βλαισότις (кривизна ног, выгнутых в противоположном направлении).”[125]
Энтимема — умозаключение с опущенной посылкой или выводом, которые подразумеваются и истинность или степень правдоподобия которых представляются очевидными.
Например:
Сократ смертен, потому что он человек; — опущена большая посылка;
Сократ смертен, потому что человек смертен; — опущена меньшая посылка;
Человек смертен, а Сократ — человек; — опущен вывод.
Поскольку обычно мы рассуждаем, используя энтимемы, мы часто допускаем ошибки в собственных рассуждениях и не замечаем ошибок в рассуждениях других: пропуск посылки создает иллюзию очевидности. Например: N знает риторику, потому что имеет отличную оценку по этому предмету; — пропущена посылка, истинность которой сомнительна: все получившие отличную оценку по риторике, знают этот предмет.
Поэтому при построении и анализе аргументации рекомендуется мысленно восстанавливать пропущенные элементы рассуждения и оценивать их истинность и достоверность.
Соритом называется сокращенный полисиллогизм, в котором опущены одна или несколько посылок.
Существуют два вида соритов — прогрессивные, или аристотелевские (с опущенной меньшей посылкой) и регрессивные, или гоклениевские (с опущенной большей посылкой).
Строение аристотелевского сорита:
Пример:
Сократ есть грек;
А есть В; Грек есть человек;
B есть С; Человек есть живое существо;
С есть D; Живое существо есть субстанция;
А есть D; Сократ есть субстанция.
Если восстановить сорит в полисиллогизм, получится следующая картина:
[Греки — люди];
Сократ — грек
Сократ — человек.
Человек есть живое существо;
[Сократ — человек];
Сократ есть живое существо.
Живое существо есть субстанция;
[ Сократ есть живое существо]
Сократ есть субстанция.
Из примера мы видим, что в первом силлогизме опущена большая посылка, во всех силлогизмах, кроме первого, опущена меньшая посылка.
Строение гоклениевского сорита:
Живое существо есть субстанция;
Человек есть живое существо;
Грек есть человек;
Сократ есть грек;
Сократ есть субстанция.
Восстанавливая гоклениевский сорит до полисиллогизма, получаем:
Живое существо есть субстанция;
Человек есть живое существо;
Человек есть субстанция.
[Человек есть субстанция];
Грек есть человек;
Грек есть субстанция.
[Грек есть субстанция];
Сократ есть грек;
Сократ есть субстанция.
Эпихейрема представляет собой умозаключение, посылками которого являются энтимемы.
Структура эпихейремы, если строить ее в самом упрощенном виде по первой фигуре, может выглядеть, например, следующим образом:
М есть Р, так как М есть N;
S есть М, так как S есть О;
Следовательно, S есть Р.
При этом предполагается истинность следующих умозаключений:
N есть Р;
М есть N;
М есть Р;
О есть М;
S есть О;
S есть Р.
Например:
Человек смертен, так как всякое телесное существо смертно;
Сократ — человек, потому что является существом разумным u телесным; Следовательно, Сократ смертен.
B реальности эпихейремы гораздо сложнее и, как правило, включают различные типы умозаключений, которые, к тому же, могут быть соединены не только последовательной, но и параллельной связью, при которой одно и то же положение может обосновываться несколькими линиями умозаключений. Рассмотрим пример — фрагмент сложной энтимематической аргументации, в которую включены силлогизмы, условно-разделительные и условно-категорические умозаключения, примеры, предполагающие индуктивное или топическое умозаключение.
В нижеследующем примере можно видеть последовательный ряд энтимем.
“Дарвин уверяет, что именно вследствие борьбы за существование сохраняются лишь наиболее приспособленные к ней организмы. Но в таком случае должны бы исчезнуть все низшие формы, а между тем они существуют рядом с высшими. Если они сохраняются, то значит между ними и высшими борьбы нет, и тогда борьба не может быть признана всеобщим законом. Против этого нельзя возразить, как делает Дарвин, что существующие низшие формы и высшие так разошлись, что они могут жить рядом, не оспаривая друг у друга условий существования, прежде, нежели исчезли промежуточные формы, они должны были уничтожить низшие; если последние не уничтожились, то это опять означает, что борьбы не было, и что тем и другим было достаточно просторно. Когда же затем вновь нарождающиеся высшие формы начинают теснить низшие, которые все-таки, по этому предположению, уничтожатся прежде, нежели непосредственно над ними стоящие и имеющие над ними превосходство в строении.
Борьба за существование не объясняет и превращения органов, которые для того, чтобы перейти из одного полезного состояния в другое, должны пройти через промежуточное бесполезное состояние, где носитель их будет находиться в худшем положении, нежели прежде. Так, например, предполагается, что крыло птицы развилось из лапы пресмыкающегося. Очевидно, что для подобного превращения нужны сотни тысяч лет, в течение которых превращающийся орган не будет ни лапой, ни крылом, следовательно, не будет служить ни к чему. В борьбе за существование обладатель его, имея более несовершенные орудия, нежели другие, непременно погибнет, а потому крыло никогда не разовьется. Польза крыла может оказаться только в конце развития, а потому и здесь необходимо предположить целесообразно действующую силу, которая достигает своей цели не с помощью борьбы за существование, а напротив, несмотря на борьбу за существование. Последняя может служить только препятствием, ибо она ставит животное, находящееся в переходном состоянии, в невыгодные условия”.[126]
Эпихейрема 1. Если борьба за существование является всеобщим законом, то низшие организмы должны исчезнуть, уступив место высшим; (так как в борьбе за существование более совершенные организмы вытесняют менее совершенные; высшие организмы являются более совершенными, чем низшие); но низшие организмы существуют (отрицание консеквента); следовательно, борьба за существование не является всеобщим законом.
Эпихейрема 2. (вспомогательный контраргумент, приведение к абсурду). Если высшие организмы происходят от низших путем борьбы за существование, то вытеснение низших форм должно происходить непрерывно (энтимема); если развитие происходит непрерывно; u если каждая предыдущая менее совершенная форма должна вытесняться последующей более совершенной, то не может существоватъ промежуточных форм (энтимема); но промежуточные формы существуют (деструктивный модус); следовательно, либо низшие формы не вытесняются высшими, либо борьба за существование не имеет места. Но это противоречит исходной посылке: “борьба за существование существует u низшие формы вытесняются высшими.”
Энтимема 3. Если имеет место борьба за существование, то либо каждый орган живого существа всегда должен быть максимально эффективным, либо живое существо погибнет (если орган не эффективен, то он препятствует выживанию; если орган препятствует выживанию, то весь организм оказывается в неблагоприятных условиях; если организм находится в неблагоприятных условиях, то он не может выиграть борьбу за существование, если живое существо не может выигратъ борьбу за существование, то оно погибает, — сорит). Но орган, находящийся в промежуточном состоянии развития, не может выполнятъ свою функцию. Пример: недоразвившееся из лапы крыло птицы не является ни лапой, ни крылом (энтимема с топической посылкой: если частное суждение истинно, то контрадикторное ему общее суждение ложно: если один орган не может развиться в ходе борьбы за существование, то неверно утверждение, что все органы развиваются в ходе борьбы за существование). Но следствия из консеквента противоречат друг другу, следовательно, консеквент ложен, а при ложности консеквента ложен антецедент. И так далее.
Индукцией или наведением называется умозаключение от частного к общему.
Посредством индукции мы устанавливаем, что положение, истинное в частных случаях, будет истинным во всех сходных случаях. Так, на основе того, что всякий раз, как у человека поднимается температура, он оказывается больным, мы устанавливаем, что болезнь проявляется в повышении температуры тела, при этом представляется возможным установить устойчивую связь между этими двумя явлениями.
Существуют два вида индукции: полная и неполная.
Полная индукция представляет собой вывод о классе предметов на основании знания о всех предметах данного класса. Полная индукция предполагает перечисление всех элементов класса, о свойствах которого делается вывод, например, успевающих студентов курса: студент А является успевающим, студент Б является успевающим,... студент Я является успевающим, следовательно, все студенты курса являются успевающими. Вывод по полной индукции представляется в следующем виде.
S1 имеет признак Р;
S2 имеет признак Р;
...
Sn имеет признак Р;
S n+1 имеет признак Р;
S1... n исчерпывают класс Р;
Следовательно, все S имеют признак Р.
Неполная индукция предполагает вывод о всем классе предметов на основании знания свойств лишь части предметов данного класса. Простым видом неполной индукции является индукция через перечисление, при которой некоторое число объектов класса, обладающих определенным признаком (например, больше 50% голосов избирателей при голосовании), по тем или иным причинам признается достаточным, чтобы вынести суждение о всем классе (например, что общество поддерживает данного кандидата в президенты). Такая индукция иногда и называется популярной.
Сложная или научная индукция предполагает установление для некоторой совокупности однородных объектов определенного класса совместной представленности двух или более признаков в определенных условиях. Если такие признаки не просто совместно встречаются, но некоторые из них изменяются в зависимости от значения других, мы устанавливаем связь, которая часто выражается в виде математической функции.
Затем, рассматривая другую группу объектов данного класса, мы проверяем, выполняется ли на них установленная функция, и если она выполняется, то мы приходим к заключению, что все явления данного класса будут обладать некоторым свойством, выражением которого является полученная нами функция.
Индуктивное умозаключение предполагает эмпирическое наблюдение, то есть операции с феноменами — проявлениями вещей. Значит, мы имеем дело не с сущностью, не со свойствами вещей как таковыми, а только с их отношениями, и вывод делаем лишь об отношениях объектов. Но при этом возникают серьезные проблемы.
• Во-первых, что мы наблюдаем? Сама по себе однородность тех данных, с которыми мы имеем дело, не обоснована, поэтому всегда имеется возможность того, что кажущиеся нам однородными события таковыми не являются. Чтобы скомпрометировать индуктивное построение, скажем, что все лебеди — белые, а вороны — серые, потому что все наблюдаемые нами лебеди белого цвета, а вороны серого цвета, достаточно, в принципе, одного факта, противоречащего выводу, — белой вороны или черного лебедя.
Эта проблема называется проблемой верификации и компрометации.
• Во-вторых, функциональная зависимость есть всего лишь факт закономерной совместной представленности данных, но не их причинной связи или, тем более, сущности. Такие закономерности нуждаются в объяснениях, которые всегда оказываются дедуктивными, но не всегда научными. Поэтому индуктивные построения весьма часто содержат ошибку роst hос еrgо рrорtеr hос, яркий пример которой — так называемая теория дарвинизма в биологии.
Эта проблема называется проблемой демаркации, то есть разграничения научного и мифологического содержания индуктивного построения.
• В-третьих, принцип индуктивизма как общих выводов из наблюдений над фактами связан с психологией обыденного здравого смысла, который внушает нам, “что чудес не бывает,” поскольку стоит на мнении, будто бывает только то, что может наблюдать всякий. Но это требование очевидности несовместимо не только с верой, но и с наукой и даже с обыденной практикой.
Наука тем в основном и занимается, что создает строго последовательные объяснительные дедуктивные теории, совершенно невероятные с точки зрения обыденного сознания, как, например, гелиоцентрическая.
• Наконец, в-четвертых, маленький ребенок начинает рисовать человека не с глаза или носа, но сначала чертит угловатую фигуру, а потом пытается разместить в ней детали, что не всегда удается. Взрослый ученый, да и любой человек, поступает точно так же: факты нуждаются в обобщении прежде, чем мы начинаем их наблюдать, ибо мы должны знать, что наблюдаем. Тот класс, к которому относится множество объектов, обобщаемых индукцией, и те признаки объектов, которые мы считаем существенными для всего класса, должны из чего-то выводиться.
Вот почему на самом деле “индукция, то есть вывод, опирающийся на множество наблюдений, представляет собой миф. Она не является ни психологическим фактом, ни фактом обыденной жизни, ни фактом научной практики.”[127]
Мышление движется от целого к частям, от общего к частному, а не наоборот.
Аналогия (παράδειγμα) представляет собой вероятностное умозаключение по подобию, устанавливающее сходство предметов в одной группе признаков на основе их сходства в другой группе признаков, которые представлены в обоих сопоставляемых предметах.
Аналогия как метод используется в основном в гуманитарных науках и в прогностических системах, основанных на гуманитарном знании: метод истории практически всецело основан на аналогии.
Так, если во время Северной войны армия шведов, наступая на Украину, оказалась оторванной от тыловых баз в Польше и была разгромлена под Полтавой, во время Отечественной войны 1812 года армия Наполеона, также будучи оторванной от тыловых баз в Польше, была вынуждена оставить Москву и при отступлении была разгромлена русской армией, если во время Великой Отечественной войны немецкая армия при наступлении в 1941 году, будучи оторвана от тыловых баз в Польше, была разгромлена под Москвой, то можно сделать вывод, что эти события подобны: разрыв коммуникационной линии и невозможность оперативного маневра резервами ставят армии, вторгающиеся в Россию, в неблагоприятное стратегическое положение, которое при правильном его использовании русским командованием приводит к одинаковым последствиям.
Умозаключение по аналогии строится по следующей схеме:
А имеет признаки а, b, с, d; е, f;
В имеет признаки а, b, с;
Следовательно, вероятно, В имеет признаки d, е, f.
Но при этом степень правдоподобия и, что самое важное, предсказательной силы аналогии определяется соотношением этих признаков. B случае, если рассматриваются просто отдельно взятые признаки предмета, или проявления какой-либо ситуации, имеет место простая аналогия, предсказательная сила которой невелика. Если же сходные признаки сопоставляемых объектов взаимосвязаны и эта взаимосвязь может быть объяснена и подтверждена другими подобными фактами, то имеет место аналогия распространения, предсказательная сила которой повышается по мере того, как связи признаков систематизируются.
Таким образом, аналогия как метод мышления связана с понятием системы, то есть организованной совокупности взаимосвязанных функционально различенных и дополнительных составляющих объекта, которые обеспечивают его существование как целого.
Завершающим этапом изобретения является построение аргументов. После того как сформулировано главное положение речи, разработан состав доводов, найдены формы умозаключений, совместимые с общими местами аргументации и делающие истинность главного положения очевидной для самого ритора, можно приступить к разработке ходов мысли, оптимальных в конкретных условиях аргументации.
Ниже рассматриваются особенности строения риторического аргумента и приводятся примеры аргументов, которые реально применялись в практике публичной аргументации. Эти примеры дают неизбежно неполное, но ориентирующее представление о технике обоснования положений.
Аристотель указывает в “Топике,” что “имеется три вида положений и проблем, а именно: одни положения, касающиеся нравственности, другие — природы, третьи — построенные на рассуждениях.”[128] Основание аргумента можно находить либо в фактах реальности, либо в общественных установлениях и опыте культуры, либо в самом рассуждении, то есть в его логической структуре. К этим трем классам аргументов следует добавить четвертый класс аргументов, основанных на категории личности и обращенных к самосознанию и внутреннему опыту личности как критерию истины или правильности положения.
Аргументация к личности апеллирует как к свидетельству личного самосознания, так и к утверждению внутренней цельности личности, которое предполагает последовательность и ответственность.
Неизвестный в “Диалогах” о. Валентина Свенцицкого, утверждая, что психические явления сводимы к физиологическим, что причинно-следственные отношения суть физические взаимодействия, апеллирует к законам природы как критерию истинности своих рассуждений.
“Неизвестный... Научные опыты с несомненностью устанавливают, что так называемая психическая жизнь является результатом физико-химических процессов, и поэтому нельзя совершенно отделять ее от материи. А отсюда следует, что с уничтожением этих физико-химических процессов в живом организме — должна уничтожаться u вся жизнь. Значит, никакой “души” остаться не может.
Духовник. Ο каких опытах ты говоришь?
Неизвестный. Ο тех опытах, которые устанавливают, что мысль есть результат определенных физико-химических процессов мозга. Искусственное раздражение некоторых желез вызывает определенные психические явления. Повреждение определенных клеток в результате дает как механическое следствие изменение определенных психических состояний и т.д. Ты, конечно, знаком с этим. Неужели эти факты не доказывают неопровержимо, что все явления “душевной” жизни есть простое следствие тех изменений и процессов, которые происходят в нашем теле?”
Апелляция Неизвестного сводится к утверждению: “В истинности моего утверждения убеждает принудительная сила реальности.” Например, утверждение “если я отпущу чашку, то она упадет на пол” правильно, потому что оно учитывает закон тяготения; или утверждение “если я поеду в метро, то приеду в университет не раньше чем через час, потому что мне нужно сделать пересадку” правильно, поскольку поезда метро ходят с определенной скоростью. Аргументы такого рода мы будем называть аргументами к структуре реальности.
Другим классом аргументов являются аргументы к личности.
Продолжим пример.
“Духовник. Что ты разумеешь под словом “доказательства”?
Неизвестный. Под этим словом я разумею или факты, или логические рассуждения, общеобязательные для человеческого разума.
Духовник. Хорошо. Применительно к вопросу о бессмертии, какие доказательства тебя удовлетворили бы?
Неизвестный. Прежде всего, конечно, факты. Если бы с “того света” были даны какие-либо свидетельства о жизни человеческой души, продолжающейся после смерти, я считал бы вопрос решенным. Этого нет. Остается другое — логика. Логика, конечно, менее убедительна, чем факты, но до некоторой степени может заменить их.
Духовник. Свидетельств, о которых ты говоришь, множество. Но таково свойство неверия. Оно всегда требует фактов и всегда их отрицает. Трудно что-нибудь доказать фактами, когда требуют, чтобы сами факты, в свою очередь, доказывались.
Неизвестный. Но как же быть, нельзя же достоверными фактами считать рассказы из житий святых?
Духовник. Можно, конечно, но я понимаю, что тебе сейчас такими фактами ничего не докажешь, потому что эти факты для тебя нуждаются в доказательствах не менее, чем бессмертие души.
Неизвестный. Совершенно верно.
Духовник. Мы подойдем к решению вопроса иначе. Мы тоже будем исходить из фактов. Но из факта для тебя несомненного — из твоего собственного внутреннего опыта.
Неизвестный. Не совсем понимаю.
Духовник. Подожди, поймешь. А пока я спрошу тебя. Допустим, ты видишь своими собственными глазами зеленое дерево. Тебе докажут путем логических выводов, что никакого дерева на самом деле нет. Скажешь ли ты тогда: “Неправда, оно есть”?
Неизвестный. Скажу.
Духовник. Ну вот. Именно такой путь выбираю и я в своих рассуждениях. Я беру то, что ты видишь и в чем ты не сомневаешься, затем условно встаю на точку зрения “отрицания бессмертия.” Доказываю тебе, что то, что ты видишь и в чем ты не сомневаешься, — “бессмыслица” и на самом деле этого не существует. Скажешь ли ты мне тогда: “Неправда, существует, — я это знаю”?
Неизвестный. Скажу.”
Неизвестный признает, что аргументы к реальности (то есть к фактам) в пользу бессмертия души для него были бы неубедительными, поэтому Духовник предлагает другой вид аргументации, апеллируя к личности Неизвестного, самосознание которого оказывается критерием приемлемости аргумента. Самосознание доказательно, поскольку признание свободы воли и нравственного закона, основанного на ней, свойственно всякому человеку.
Как видно из примера, аргументы к личности могут оказаться более сильными, чем аргументы к реальности.
Особенность аргументов к разуму состоит в признании критерием правильности положения саму форму умозаключения, из которого это положение следует, — “логические рассуждения, общеобязательные для человеческого разума.”
Продолжим пример.
“Духовник. Прекрасно. Итак, несомненными фактами для тебя являются свобода воли, различие добра и зла и какой-то смысл жизни.
Неизвестный. Да.
Духовник. Все это ты видишь, во всем этом ты не сомневаешься?
Неизвестный. Да.
Духовник. Теперь на время я становлюсь неверующим человеком и никакого иного мира, кроме материального, не признаю. Начинаю рассуждать и прихожу к логически неизбежному выводу, что “несомненное” для тебя на самом деле — бессмыслица: нет ни свободы воли, ни добра, ни зла, ни смысла жизни. И если в моих доказательствах ты не найдешь ни малейшей ошибки — скажешь ли ты все-таки, что я говорю неправду, что свобода воли существует, существуют добро и зло и смысл жизни, что это не бессмыслица, а несомненный факт?
Неизвестный. Да, скажу.
Духовник. Но если ты это скажешь, не должен ли ты будешь отвергнуть основную посылку мою, из которой сделаны эти выводы, то есть мое неверие?
Неизвестный. Да.. . Пожалуй…
Духовник. Теперь тебе ясен путь моих рассуждений?
Неизвестный. Да..”
Духовник педантично строит аргументацию как цепь умозаключений, а главная задача Неизвестного состоит в оценке их логической правильности и непротиворечивости, которая, по установленному прежде условию, признана обязательным критерием согласия. Поэтому, в аргументации от противного несогласие с выводами в соответствии с правилами логики будет означать обязательное согласие с положениями, которые этим выводам противоречат.
Аргументы к норме апеллируют к общественному установлению — норме, обычаю или признанному суждению как критерию правильности. Авторитет, лежащий в основании аргументации к норме, может быть троякого рода:
• относительный, который признается постольку, поскольку данный источник или правило прежде не ошибались или ошибались редко;
• принудительный, который признается, поскольку противоречие ему влечет за собой санкцию, например, закон;
• абсолютный, который по своей природе есть истина и поэтому не может утверждать неправильное.
Рассмотрим пример.
“Неизвестный. Но если “злая воля,” действующая в нас, окажется сильнее, если зло не по силам пережить во благо? Тогда Бог “попускает” человеку погибнуть?
Духовник. Никогда По церковному учению, активная Божественная воля, попускающая зло, всегда пресекает действие на нас злой воли, через которое создается непосильное искушение. Божественный Промысел попускает зло только потому, что оно может быть пережито во благо нашего спасения и потому не допускает зла “непосильного.” Если зло попущено Богом — это всегда значит, что оно для нашей жизни, для нравственной задачи посильно. А потому и каждый человек, не переживший его во благо, — согрешает, и сам за это несет ответственность перед Богом. Церковь не знает “непосильных искушений.” B слове Божием говорится прямо: “...верен Бог, Который не попустит вам быть искушаемыми сверх сил...” /1 Кор. 10:13/.[129]
B приведенном аргументе Духовника критерием правильности положения являются слова Священного Писания, теперь уже принимаемые Неизвестным в качестве авторитета.
Синхронические аргументы к реальности на связи положения и обоснования вне отношения предыдущего к последующему. Цель синхронических аргументов к реальности состоит в обосновании положения исходя из строения и организации данных.
Аргументы верификации представляют собой удостоверение сообщений путем нахождения в них такой информации и зависимостей, которые указывают на обстоятельства их создания и исключают возможность фальсификации.
Положением является обыкновенно экзистенциальное суждение (суждение существования), а доводами — суждения о строении или связях субъекта положения или о строении сообщения — свидетельства о нем: “Х действительно существует или произошло, потому что оно имеет или имело такое-то строение, или потому что сообщение о нем содержит такие-то свойства, и, следовательно, не может быть ложным”; или: “Сообщение об X истинно, потому что его строение или обстоятельства создания исключают возможность вымысла или ошибки.”
Реальность явления и, соответственно, правдивость сообщения о нем признается на основе двух противоположных оснований, которые, однако, дополняют одно другое и составляют поэтому единое целое: упорядоченности и неупорядоченности, или закономерности и случайности. И мы всегда пытаемся восстановить равновесие — найти порядок в нарушении порядка.
Когда мы создаем сообщения, то стремимся представить в них данные в некоторой понятной для нас организации — содержание сообщения должно вписываться в привычный порядок вещей. Но интересные сообщения — как раз те, в которых содержатся данные о необычном порядке.
Сообщения о вымышленных фактах обычно на самом деле оказываются тривиальными, так как отражают наше стремление имитировать реальность исходя из собственных представлений о ней. Остроумный фальсификатор, подделывая рукопись, имитирует в ней орфографические ошибки, но эти ошибки отражают особенности его собственной орфографии. Поэтому фальсифицированные сообщения на деле оказываются сообщениями о фальсификаторе.
Интересные сообщения, отражающие реальность, содержат в одном ряду привычные данные, которые согласуются с другими источниками, и подробности, которые невозможно измыслить, то есть “случайные” стечения обстоятельств, объяснимые только уникальными признаками источника.
Пример аргумента к уникальности.
“Объективная реальность отличается не только сложностью; она, по моим наблюдениям, нередко выглядит странно. Она какая-то нескладная, неясная, словом — не такая, как нам хотелось бы.
Например, когда вы постигли идею, что Земля и другие планеты вращаются вокруг Солнца, у вас, естественно, возникает предположение, что все планеты созданы по тому же принципу, на равном расстоянии друг от друга, к примеру, или на расстоянии, равномерно увеличивающимся; или что все они одинакового размера либо увеличиваются или уменьшаются по мере удаления от Солнца. В действительности же вы не находите ни ритма, ни смысла (понятного вам) ни в размерах планет, ни в расстояниях между ними; у некоторых из них — по одному спутнику, у одной — четыре, у другой — два, у некоторых — ни одного, а одна из планет окружена кольцом.
Итак, объективная реальность таит в себе загадки, разгадать которые мы не в силах. Вот одна из причин, почему я пришел к христианству. Это религия, которую вы не могли бы придумать. Если бы христианство предлагало вам такое объяснение Вселенной, какого мы всегда ожидали, я бы посчитал, что мы сами изобрели его. Христианству свойствен mоm странный изгиб, который характерен для реальных, обьективно существующих вещей. Так что отрешимся от детской философии, от этого пристрастия к слишком простым ответам.”[130]
Эта техника обоснования противоположна предыдущей, так как основана на согласовании данных, приводимых в обоснование положения, с однородными данными того же источника или других связанных с ним источников; но вместе с тем она предполагает, как и в аргументе к уникальности, неповторимую и не воспроизводимую комбинацию данных, которые связываются.
Рассмотрим аргументацию митрополита Антония Храповицкого в обоснование положения, что Иисус Христос исполнял ветхозаветный Закон.
“Если вы желаете понять существеннейшие события земной жизни Спасителя и окружающих Его лиц, в частности, события, связанные с судом или взятием кого-либо под стражу, то непременно ознакомьтесь с 17-й главой Второзакония. Отсюда вы узнаете правила, коими должно было руководиться общество при задержании или карательном наказании виновных.
Правила эти следующие. Казнь может присуждаться не иначе как по показаниям двух или трех свидетелей (Втор. 17:6-7;[131] ср. Чис. 35:30[132]). “Рука свидетелей должна быть на нем прежде всех, чтоб убить его, потом рука всего народа” (ст. 7). Это правило о том, что свидетель должен быть и первым палачом, введено, конечно, для того, чтобы удерживать людей от клеветы, так как, если клеветник окажется и палачом, то подвергнет себя сугубой мести родственников и друзей убитого.
Свидетели, предъявляющие обвинение, должны были возложить руку на голову обвиняемого; так и поступили известные нечестивые старцы с безвинной Сусанною. “Оба старейшины, встав посреди народа, положили руки на голову ее” и начали излагать свое клеветническое обвинение, заключив его словами: “Об этом мы свидетельствуем” (Дан. 13:34, 40). Так выполняли они повеление Божие Моисею об известном богохульстве: “Выведи злословившего вон из стана, и все слышавшие пусть положат руки свои на голову его, и все общество побьет его камнями” (Лев. 24:14). По-видимому, без этого судебного ритуала, то есть возложения рук обвинителя на голову обвиняемого, нельзя было предать человека суду.
Вот почему слова Евангелия: “некоторые из них хотели схватить Его; но никто не наложил на него рук” (Ин. 7:44) не должно понимать как простой плеоназм в выражении; эти слова имеют такой смысл: Спасителя хотели арестовать, но никто не решился выступить против Него обвинителем и исполнить требовавшийся для сего судебный обряд, то есть возложить свою руку на Его голову. Можно думать, что, кроме этого обряда, от свидетеля требовалось сознание собственной непричастности к греху, подобному тому, в коем он обвинял преступника. Такую мысль можно находить в том же повествовании Даниила о Сусанне; смотрите, каким возгласом юный тогда еще Даниил потребовал себе права третейского судьи по сему делу: “Он закричал громким голосом: чист я от крови ее!” (Дан. 13:46).
Отсюда становится понятным и требование Спасителя к обвинителям жены, взятой в прелюбодеянии: “Кто из вас без греха, первый брось на нее камень” (Ин. 8:7). Кстати сказать, в этом случае, точно так же, как на допросе у первосвященника и у Пилата, Господь говорил и поступал в полном соответствии с вышеприведенными постановлениями ветхозаветного Закона, ибо когда удалились пристыженные обвинители от той женщины, то Господь не сразу отпустил ее, но спрашивает женщина, где твои обвинители? и заключает — и Я тебя не обвиняю, иди и впредь не греши. После приведенных изречений закона Моисеева можно видеть, как далеки от истины те толкователи, которые находят в этом событии пример отмены Христом ветхозаветного закона.”[133]
Аргументация допускает привлечение новых данных. Приводимые данные объединяются в комплексы, которые предстоят как независимые ряды.
Во втором и третьем абзацах текста излагаются ветхозаветные нормы и обычаи, составляющие большую посылку умозаключения. B третьем и четвертом абзацах сообщаются данные из Нового Завета, которые совмещаются в общем смысле и в конкретных подробностях с исходными данными.
Поскольку как первые, так и вторые образуют, с одной стороны, независимые и внутренне связанные комплексы, а с другой, — подтверждаются преемственностью контекста Ветхого и Нового Заветов, случайное совпадение исключается.
Диахронические аргументы к реальности представляют собой обоснования на основе топа “предыдущее — последующее” положений, в которых содержится утверждение о преимущественной значимости фактов или идей в зависимости от характера их преемственности.
На аргументах приоритета строятся представления об истории и культуре. И, в сущности, диахронические аргументы скорее организуют, чем отражают историческую реальность.
Аргумент регресса основан на идее приоритета предыдущего перед последующим.
Поскольку начальное состояние всякой вещи или идеи является исходным и содержит ее в полноте, то по мере использования или заимствования происходит порча вещи: старое пальто было лучше, когда оно было новым.
Если высказывается некоторая идея или создается вещь, то первый, кто высказал идею, имеет приоритет перед теми, кто высказал ее позже, потому что последователь мог заимствовать идею; а тот, кто сделал нечто первым, действовал более энергично и смело. Всякое последующее основано на предыдущем и зависит от накопленного опыта, поэтому следует уважать старших и ценить их опыт и т.д.
Но вместе с тем и грех, совершенный впервые, имеет особое значение, потому что создает прецедент и определяет последующее состояние: чем ниже пал человек, тем труднее ему подняться.
Пример аргумента регресса.
“Разум спрашивает: сотворена ли тьма вместе с миром и первоначальнее ли она света, а потому точно ли худшее старше? — Ответствуем, что и сия тьма не что-либо самостоятельное, но видоизменение в воздухе, произведенное лишением света. Какого же света лишенным вдруг нашлось место в мире, так что поверх воды стала тьма? Полагаем, что если было что-нибудь до составления сего чувственного и тленного мира, то оно, очевидно, находилось в свете... когда по Божьему повелению вдруг распростерто было небо вокруг того, что заключилось внутри собственной его поверхности, и стало оно непрерывным телом... тогда по необходимости само небо сделало неосвещенным объемлемое им место, пресекши лучи, идущие совне. Ибо для тени нужно быть в одно время свету, телу и неосвещенному месту. Таким образом, тьма в мире произошла от тени небесного тела.”[134]
Аргумент прогресса основан на идее приоритета последующего перед предыдущим, нового перед старым.
Поскольку действие человека или состояние вещи сохраняется в памяти и осмысливается в опыте, происходит накопление опыта. Поэтому действие, совершенное после другого, содержит в себе лучшее, что имеется в предшествующем ему: зрелый человек ценится выше, чем незрелый, образованный — выше, чем необразованный, современность — выше, чем прежние времена. K этому часто добавляется вывод о целесообразности замены старого, как отжившего свой век, новым — более совершенным и разумным.
Пример аргумента прогресса.
“И все богатство твари, на земле и в море, уже было приготовлено, но еще не было того, кому владеть этим. Ибо не появилось еще в мире существ это великое и досточестное существо, человек. Ведь не подобало начальствующему явиться раньше подначальных, но сперва приготовив царство, затем подобало принять царя. Потому Творец всего приготовил заранее как бы царский чертог будущему царю: им стала земля, и острова, и море, и небо, наподобие крыши утвержденное вокруг всего этого, и всякое богатство было принесено в эти чертоги.”[135]
На идее прогресса в ее естественнонаучной форме основана современная цивилизация с ее социальными проектами, техникой и массовой коммуникацией. Общие места естественнонаучного понимания мира отрицают ценность прошлого и культуру как накопленные знания, поэтому современные теории культуры рассматривают ее как творчество, а не как образец. Тем самым обесценивается не только опыт прошлого, но и любая творческая деятельность.
“Итак, механика Ньютона основана на мифологии нигилизма. Этому вполне соответствует новоевропейское учение о бесконечном прогрессе общества и культуры. Исповедовали часто в Европе так, что одна эпоха имеет смысл не сама по себе, но лишь как подготовка и удобрение для другой эпохи, что эта другая эпоха не имеет смысла сама по себе, но она тоже — навоз и почва для третьей эпохи и т.д. В результате получается, что никакая эпоха не имеет никакого самостоятельного смысла и что смысл данной эпохи, а равно и всех возможных эпох, отодвигается все дальше и дальше, в бесконечные времена. Ясно, что подобный вздор нужно назвать мифологией социального нигилизма, какими бы "научными" аргументами ее ни обставлять.”[136]
Аргумент прехождения основан на идее общности предыдущего и последующего: поскольку все в мире изменяется, само изменение предполагает, что изменяется нечто, что остается постоянным, иначе никаких изменений быть не может, а будет неслучайное превращение одного хаотического состояния в другое.
На этом аргументе основано представление исторической закономерности, но равным образом — и представление о несущественности любых изменений, которые суть только видимость. Поэтому, если в изменении имеется и усматривается постоянная основа, пребывающая в изменяющейся вещи и придающая изменению определенную форму, то такое изменение рассматривается как развитие и может иметь ценность как проявление во времени сущности этой вещи.
Пример аргумента прехождения.
“Царская власть развивалась вместе с Россией, вместе с Россией решала спор между аристократией и демократией, между православием и инославием, вместе с Россией была уничтожена татарским игом, вместе с Россией была раздроблена уделами, вместе с Россией объединяла страну, достигла национальной независимости, а затем начала покорять и чужеземные царства, вместе с Россией сознала, что Москва — третий Рим, последнее и окончательное всемирное государство. Царская власть — это как бы воплощенная душа нации, отдавшая свои судьбы Божьей воле. Царь заведует настоящим, исходя из прошлого, и имея в виду будущее.”[137]
Рациональные аргументы представляют собой обоснования положений, обращенные к форме рассуждения: очевидность умозаключения представляется основанием истинности или достоверности положения аргумента.
Апелляция к структуре доказательства как критерию истинности вывода связана с представлением о логике как науке о законах мышления, отражающих естественный здравый смысл. Для рационального универсализма характерна вера в возможность убеждения любого нормального человека правильными умозаключениями и в существование единого метода мышления, с помощью которого можно разрешить любой вопрос.[138] Действенность и реальная убедительность рациональных аргументов (или того, что обычно выдается за рациональные аргументы) как инструмента убеждения основана на этой вере.
Рациональные аргументы полезно подразделить в зависимости от характера приемлемости основания на аргументацию к здравому смыслу и аргументацию к логической правильности.Эти типы аргументов, хотя и входят в один класс, противостоят друг другу и часто оказываются несовместимыми.
Здравый смысл как основание аргументации принимает мир таким, каким его видит “всякий нормальный человек,” и содержит категории связи, подобия, вероятности и пользы, которые составляют основу не только практического мышления и обсуждения любой житейской проблемы, но и научного знания. Аргументы здравого смысла значимы всегда и повсеместно и противостоят необходимости формального доказательства: невозможно логически доказать, что существует что-либо реальное, кроме моего представления, а тем более, что другой человек подобен мне. Здравый смысл утверждает реальность, упорядоченность и сложность действительности, подобие существующих в мире вещей, ценность опыта, и возможность ориентации человека в мире. И в этом плане он разумнее, значительнее и сильнее логики.
Вместе с тем здравый смысл или, как в большинстве западно-европейских языков, sеnsus соmmunis — “общий смысл,” и есть та самая рациональная психологическая очевидность, которая убеждена в достоверности лишь того, что одинаково воспроизводится в опыте любого нормального человека: “...солнце видят все, а чувствование, о котором ты говоришь, имеют некоторые.”
И в этом плане идея здравого смысла содержит в себе противоречие, ибо ненормальным оказывается тот, чей опыт противоречит опыту большинства. Но опыт отдельного “я” неизбежно отклоняется от опыта большинства, поэтому всякий человек ненормален и должен верить “объективному” общественному опыту больше, чем своему “субъективному.” Выходит, что нормальное большинство состоит из ненормальных индивидов.
Здравый смысл не видит факта человеческой личности, хотя исходит из психологической очевидности реальности и собственной мысли. Норма есть то, в чем согласно большинство одинаково думающих и воспринимающих людей, — вот главный принцип здравого смысла.
Этой норме здравого смысла в равной мере противостоят религиозный опыт и научная логика, которые приводят человека к неправдоподобным, но последовательным выводам, отчего Духовник в первом диалоге и применяет аргументацию к логической правильности.
Духовник, по существу дела, освобождает Неизвестного из плена общего мнения, побуждая его к признанию свидетельства собственного опыта и разума:
“Если ты видишь солнце своими собственными глазами, неужели твоя уверенность, что оно существует, хоть сколько-нибудь зависит от того, что его видят и другие. И неужели, если бы большинство потеряло способность видеть солнце и стало утверждать, что его нет, ты поколебался бы в том, что видел собственными глазами и стал бы говорить о солнце, что, "может быть", оно существует.”[139]
И в этом он неожиданно оказывается согласным с первым принципом Декарта и несогласным с его конформистской прагматической моралью “общего смысла,” полагающей признавать за хорошее и правильное то, о чем можно условиться, не вступая в конфликт с общественным мнением.[140]
Задачей найти и раскрыть противоречия обыденного здравого смысла и ограничивается аргументация к логической правильности или рациональной очевидности, потому что правильно построенная энтимема приводит только к правильному выводу, но чтобы получить истинный вывод, нужно иметь истинные топы: “Против насилия повседневного элементарного рассудка протестует бессмертный дух наш u побуждает совесть искать истину.”
Аргументы к здравому смыслу представляют собой обоснования положений, обращенные к представлениям о пользе, правдоподобии, общепринятости или психологической достоверности данных, из которых исходит рассуждение.
Эти аргументы могут строиться индуктивным или дедуктивным способом и их топы весьма многочисленны: “возможно то, что часто случается,” “случайность есть форма необходимости,” “на все своя причина,” “нет дыма без огня,” “если больших ростом считатъ взрослыми, то почему малых ростом не считать детьми,” “сначала помоги себе, а потом другим,” “делает mоm, кому выгодно,” “кто не уважает себя, не уважает другого,” “лучше знать мало, чем знать плохо,” “лучше то, что я знаю, чем то, что мне неизвестно,” “никто от миру не прочь,” “что лучше для меня, то лучше u для другого,” “справедливый друг лучше справедливого врага,” “добродетель лучше удачи,” “быть здоровым лучше, чем лечиться,” “талант лучше знания,” “синица в руках лучше, чем журавль в небе,” “лучше то, что имеет лучшие последствия,” “хороша ложка к обеду, а слово к ответу,” “лучше то, что реже встречается u дороже,” “избыток лучше достатка” и подобная народная мудрость, которая составляет пословичный фонд — так называемые паремии, по содержанию и смыслу примерно одинаковые у всех народов и отражающие суждения обыденного здравого смысла.
Как указано в разделе “Топика,” существует два основные вида причины: действующая и телеологическая, или конечная.
Первый тип причинной связи предполагает понимание причины как взаимодействия вещей во временной последовательности: например, движение бильярдного шара вследствие удара кием со скоростью и в направлении, определяемыми импульсом, сообщенным шару.
Второй тип причинной связи предполагает понимание причины как действия и его результата — изменения состояния объекта: например, движение того же бильярдного шара и его падение в лузу вследствие замысла игрока, который предпочел сыграть определенный шар определенным образом, и сохранение значения результата хода на протяжении партии как обстоятельства, которое влияет на характер последующих ходов.
Понятно, что в каждом из этих случаев основание и топы аргумента, его схема и система редукций будут различными.
“Есть определенные виды актов, которые... могут осуществляться только рефлективно, человеком, который знает, что он намерен сделать, и потому способен, производя намеченное действие, оценить его, сопоставив результат и намерение. Характерная черта всех таких актов состоит в том, что они могут выполняться лишь, как мы говорили, “целенаправленно”: основою данного акта, на который базируется вся его структура, оказывается определенная цель, а сам акт должен соответствовать этой цели. Рефлективные акты могут быть грубо определены как целесообразные акты, и они — единственное, что может стать предметом истории.”[141]
Аргумент к общности (тождественные причины вызывают тождественные следствия). Что является причиной свечения электрической лампы? Чтобы ответить на этот вопрос, будем наблюдать устройство и работу различных электрических ламп: в одной лампе электрический ток нагревает спираль, которая светится, в другой лампе электрический ток, протекая в инертном газе, вызывает его свечение, в третьей лампе между двумя электродами в вакууме образуется электрическая дуга, которая также светится.
Мы видим электрические лампы различного устройства, и, чтобы установить причину свечения, нам следует найти общее в их действии таким общим будет преобразование электрической энергии в световую, которое происходит при применении различных физических принципов устройства электрической лампы. Следовательно, причиной свечения лампы является преобразование электрической энергии в световую. Итак, если имеется АБВÞа, АГДÞа, АЕЖÞа, то причиной а является А, которое присутствует во всех ситуациях, где имеется а.
Аргумент к общности, однако, не всегда доказателен, особенно если имеются в виду не физические события, а действия людей. Так, если при совершении ряда преступлений, даже однородных, фигурирует одно и то же лицо в сочетании с несколькими другими, то это обстоятельство является достаточным основанием лишь для подозрения: данное лицо могло быть виновником всех или некоторых преступлений.
Аргумент к различию (если имеется ряд обстоятельств, при которых наблюдается некоторое явление, и имеется случай, когда явление не наблюдается при тех же обстоятельствах за исключением одного, то оно и является причиной данного явления). Мотор работает с перебоями, в чем причина — плохой бензин, грязная свеча, неисправный карбюратор? Заменим бензин — мотор работает хорошо. Следовательно, причина — бензин.
Аргумент к различию, как и аргумент к общности, не всегда доказателен: хор поет плохо, когда присутствует Иван, в отсутствие Ивана хор поет хорошо. Является ли присутствие Ивана причиной плохого пения хора?
Аргумент к остатку (если есть следствие, то есть и причина: если имеется ряд обстоятельств, при которых наблюдается ряд явлений, и известны причины всех явлений ряда за исключением одного, то, вычитая установленные причинно-следственные связи, мы получим причину данного явления). Мотор работает с перебоями: либо плохой бензин, либо грязная свеча, либо неисправный карбюратор. Меняем свечу — мотор работает плохо. Меняем бензин — мотор работает плохо. Меняем карбюратор — результат тот же. Следовательно, не в порядке аккумулятор... Ничего подобного — просто в бензобаке каким-то образом очутился кусок резины.
Аргумент к воспроизводимости (если некоторое явление имеет установленную причину, то другое тождественное явление будет иметь тождественную причину). Например, если в автомобиле “Москвич” неисправность свечи является причиной плохой работы мотора, то и в автомобиле “Мерседес” неисправность свечи также приведет к плохой работе мотора.
Этот аргумент успешно используется в естественных и технических науках, но применительно к человеку он теряет доказательную силу. Если Первая симфония П. И. Чайковского была вызвана религиозным вдохновением, то из этого еще не следует, что всякий раз в порыве религиозного вдохновения П. И. Чайковский сочинял симфонии. Если в некоторых странах причиной революции были неудачные войны, то из этого не следует, что неудачная война в какой-нибудь конкретной стране обязательно стала или станет причиной революции.
Аргументы к данным представляет собой обоснование положения посредством частных или индивидуальных суждений, которые включаются в доводы: “Истинность или правильность положения следует из таких-то фактов или подтверждается такими-то фактами.”
Аргументы к фактам не являются аргументами к реальности: факт, который приводится в примере, подтверждает мысль или общее правило — нечто, что стоит за фактом как таковым.
Аргументы к данным в логике обычно рассматриваются как индукция. Однако не всякое использование фактов является индукцией, поскольку факт, к которому обращаются при аргументации, может содержать различные виды данных и само понимание его может быть различным.
Рассмотрим два типа аргументов к факту: пример и иллюстрацию.[142]
“Что же это за судьба России вести войны против передовых и культурнейших человеческих обществ? Что такое мы, русские, — разрушители или спасители европейской культуры? Я думаю, что наш разлад, наше противоречие с Европой лежит глубже наблюдаемой поверхности текущих событий; противоречие касается идейных основ самого жизнепонимания.
Те культурные успехи, которых достигли наши просвещенные противники, конечно, возможны только при условии, что на достижение этих успехов обращена наибольшая доля народного внимания. Культурный прогресс для своего процветания непременно требует полного перед ним рабства со стороны человеческого общества. Культурный прогресс достигается скорее теми, для кого он стал своего рода идолом. И то, конечно, несомненно, что для европейского сознания прогресс уже давно сделался не идеалом только, но именно идолом. Ведь слова: "культура", "прогресс" и им подобные современным европейцем и нашими западниками произносятся прямо с каким-то благоговением; для них это — слова священные, каждое слово против ценности культуры готовы объявить кощунством. Еретику, сомневающемуся в ценности прогресса или совсем этой ценности не признающему, грозит побиение всяким дрекольем.
Но не трудно показать, что прогресс и идейно, и практически неразрывно связан с войной, и с некоторого рода необходимостью из него вытекают даже жестокости и зверства немцев, о которых мы читаем теперь в газетах. Ведь идея прогресса есть приспособление к человеческой жизни общего принципа эволюции, а эволюция есть узаконение борьбы за существование. В борьбе за существование погибают слабейшие и выживают наиболее к ней приспособленные. Перенесите борьбу за существование во взаимные отношения целых народов, — вы получите войну и поймете смысл железного германского кулака. Война есть международная борьба за существование, а вооруженный кулак — наилучшее к этой борьбе приспособление. Но последнее слово эволюции сказано Ницше. Он указал цель дальнейшему развитию. Эта цель — сверхчеловек. Он жесток и безжалостен. Христианство с его кротостью, смирением и милосердием для Ницше отвратительно. Сверхчеловек должен навсегда порвать с христианскими добродетелями; для него они — порок и погибель. У Горького Игнат Гордеев поучает в ницшеанском духе своего сына Фому, как относиться к людям: “Тут... такое дело: упали, скажем, две доски в грязь — одна гнилая, а другая — хорошая, здоровая доска. Что ты тут должен сделать? В гнилой доске какой прок? Ты оставь ее, пускай в грязи лежит, по ней пройти можно, чтобы ноги не замарать” (“Фома Гордеев”). Перенесите эти слова в политику, и вы получите политику Германии. Ведь разве не ищет Германия, какой бы народ не затоптать в грязь, по которому пройти бы можно, “чтобы ног не замарать”? Германская политика, можно сказать, проникнута духом ницшеанства. “Dеutsсhlаnd übеr аllеs!” — вот припев германского патриотизма. Слабые народы — это доски, по которым, не марая ног, идет вперед по пути прогресса великий германский народ. Даже на большие народы, даже на русский народ германцы готовы смотреть как на навоз для удобрения той почвы, на которой должен расти и процветать германский культурный прогресс. Для прогресса нужны богатства, — так подайте их нам! Разоритесь сами и хоть с голоду помрете, но да здравствует наш германский прогресс! Смотрите, какая политическая дружба у просвещенной Германии уж с несомненными варварами — турками! “Восстановившим истинное христианство” протестантам магометане, оказывается, несравненно милее православных христиан. Почему? Да потому, что те уж не протестуют против грабительства немцев и покорно готовы стать народом-навозом. B прошлом году воевали на Балканах. Какое бы, казалось, дело немцам! Но когда особенно сильно замахали немцы мечом? Когда сербы подошли к Адриатическому морю. Маленький народ получал возможность вести свою торговлю и стать независимым от немцев экономически. Этого прогрессивная немецкая нация снести не могла. Немецкое бряцание мечом в этом случае можно передать словами: “Не сметь! Вы должны работать, а обогащаться можем только мы, потому что это необходимо для культурного процветания нашей подлинно просвещенной страны.” И вот теперь запылала Европа, подожженная немцами!
Так открывается неразрывная и существенная связь прогресса с войной и жестокостью. Железо и меч прокладывают человечеству дорогу вперед. Колесница прогресса едет по трупам и оставляет позади себя кровавый след.”[143]
Иллюстрация обычно включается в умозаключение от частного к частному, так называемую традукцию, либо как одна из посылок в энтимеме. Так, рассуждение о том, что для европейца культура и прогресс стали идолами, содержит посылки-примеры двух умозаключений, входящих в эпихейрему: о “священных словах” и о каждом слове “против ценности культуры.”
Пример представляет собой индуктивную в собственном смысле аргументацию, когда отдельные суждения фактического характера представляют собой посылки, которые обобщаются в выводе умозаключения. Пример-наведение — указание на сверх-человека Ф. Ницше, цитата из М. Горького, известный немецкий националистический лозунг представляют собой конкретные факты, которые подтверждают мысль автора и могут быть умножены.
Суждение, которое содержится в примере или иллюстрации, может быть индивидуальным (конкретным): Максим Горький, частным или общим: каждое слово..., по трупам слабых восходит... сверхчеловек, и т.д.
Сравнительные аргументы представляют собой обоснование положения посредством сопоставления данных, смысл или строение которых неизвестны, с данными, которые признаются достоверными и понятными, при этом очевидность общности или сходства рядов данных выступает как основание аргумента, а свойства известных данных — как одна из посылок: “если вы признаете правильность некоторого положения относительно данных ряда А, то вы должны признать правильностъ того же положения относительно данных подобного ему ряда Б.”
“Неизвестный... Вот ты православный священник и убежден, что знаешь истину. По твоей истине Бог троичен в лицах и един по существу. Ты веруешь в этого Бога и всякую другую веру считаешь заблуждением. Если бы я от тебя пошел к мулле, он стал бы мне говорить о едином Аллахе и тоже утверждал бы, что знает истину и твоего троичного Бога считал бы ложью, совершенно не соответствующей учению Магомета. Потом я пошел бы к буддисту. Он мне стал бы рассказывать легенды о Будде. И утверждал бы, что он только один знает истину. Я пошел бы к язычнику. Он назвал бы мне несколько десятков своих богов и тоже утверждал бы, что он только один знает истину. Это множество всевозможных религий, часто исключающих друг друга и всегда утверждающих, что истина только у них, прежде всего заставляет меня усомниться, что в какой бы то ни было из них есть истина. Логика в вопросах веры бессильна, а субъективная уверенность, очевидно, недостаточна. Ведь все представители этих различных религий имеют одинаковую субъективную уверенность и тем не менее только свою истину считают настоящей. Другими словами, только за своими субъективными состояниями они признают объективное значение.
Духовник. Твое мнение подобно тому, как если бы кто усомнился в истинности научного знания только потому, что по каждому научному вопросу десятки ученых высказывают различные взгляды. Ясно, что прав кто-то один. И для тебя научной истиной будет то, что соответствует твоему пониманию этой истины. Возьми хотя бы вопрос о происхождении видов. Разве достигнуто здесь полное единомыслие? до сих пор многие совершенно опровергают теорию Дарвина. Многие возвращаются к ламаркизму. Есть неоламаркисты и неодарвинисты. До сих пор еще в науке идут споры по этому основному вопросу биологии. Однако ты не говоришь: “Биология не знает истины, потому что разные ученые разное считают истиной.”
Неизвестный. Да, но в науке есть вопросы, решенные одинаково всеми.
Духовник. Есть они и в религии. Все религии признают бытие Божие. Все признают Бога первопричиной всего сущего. Все признают реальную связь божественной силы с человеком. Все признают, что Бог требует исполнения нравственного закона, все признают кроме видимого невидимый мир, все признают загробную жизнь. Поэтому одна религия исключает другую не безусловно. B каждой религии есть доля истины. Но полнота ее заключается действительно в одной, в христианской, поскольку она раскрыта и сохраняется в Православной Церкви.
Неизвестный. Вот видишь, опять новое подразделение: поскольку она раскрыта в Православной Церкви. А католики? Протестанты? Англиканцы? Кальвинисты? А множество всевозможных сект? Менонниты, баптисты, квакеры, молокане, духоборы, хлысты и другие ведь все они только себя считают настоящими христианами, и Православие кажется им грубым искажением Евангелия. Как же быть? Кому же из вас верить?
Духовник. Сколько бы ни было разногласий, истина от этого не перестает быть истиной. Ты это понимаешь в отношении науки. Пойми и в отношении религии. Частную правду многие по разным причинам признают за полную истину, но полная истина существует, и когда ты ее увидишь, то сразу узнаешь.”[144]
Аргументы к вероятности представляют собой обоснования положений, исходящие из идеи вероятности как основы приемлемости положения. Классическим примером аргумента к вероятности является знаменитое “пари” Паскаля как аргумент бытия Божия:
“Будем рассуждать теперь на основании природного рассудка.
Если Бог есть, то Он окончательно непостижим, так как, не имея ни частей, ни пределов, Он не имеет никакого соотношения с нами. Поэтому мы неспособны познать, ни что Он, ни есть ли Он. Раз это так, кто осмелится взять на себя решение этого вопроса? Только не мы, не имеющие с Ним никакого соотношения. Как же после этого порицать христиан, что они не могут дать отчета в своем веровании, когда они сами признают, что их религия не такова, чтобы можно было давать в ней отчет? Они заявляют, что в мирском смысле это безумие. А вы жалуетесь, что они вам не доказывают ее! Если бы стали доказывать, то не сдержали бы слова: именно это отсутствие с их стороны доказательств и говорит в пользу их разумности. “Да, но если это извиняет тех, кто говорит, что религия недоказываема, и снимает с них упрек в непредставлении доказательств, то это самое не оправдывает принимающих ее.”
Исследуем этот вопрос и скажем: Бог есть или Бога нет. Но на которую сторону мы склонимся? Разум тут ничего решить не может. Нас разделяет бесконечный хаос. На краю этого бесконечного расстояния разыгрывается игра, исход которой не известен. На что вы будете ставить? Разум здесь не при чем, он не может указать нам выбора. Поэтому не говорите, что сделавшие выбор заблуждаются, так как ничего об этом не знаете.
“Но я порицал бы их не за то, что они сделали тот или другой выбор, а за то, что они вообще решились на выбор; так как одинаково заблуждаются и выбравшие чет, и выбравшие нечет. Самое верное совсем не играть.”
Да, но сделать ставку необходимо: не в вашей воле играть или не играть. На чем же вы остановитесь? Так как выбор сделать необходимо, то посмотрим, что представляет для вас меньше интереса: вы можете проиграть две вещи, истину и благо, и две вещи вам приходится ставить на карту, ваш разум и волю, ваше познание и ваше блаженство; природа же ваша должна избегать двух вещей: ошибки и бедствия. Раз выбирать необходимо, то ваш разум не потерпит ущерба ни при том, ни при другом выборе. Это бесспорно; а ваше блаженство?
Взвесим выигрыш и проигрыш, ставя на то, что Бог есть. Возьмем два случая: если выиграете, вы выиграете все; если проиграете, то не потеряете ничего. Поэтому не колеблясь ставьте на то, что Он есть.”[145]
Если рассматривать этот аргумент в общем виде, то его схему можно свести к следующему виду: если А вероятно (с такой-то степенью вероятности) является С; и если В является Α; то В с такой-то степенью вероятности является С; поскольку выбор В имеет такие-то (положительные) следствия, а выбор не-В имеет такие-то (противоположные) следствия; то следует выбрать В.
Этот аргумент часто основательно отвергается, но отметим, что и аргументация Духовника в “Диалогах” о. Валентина Свенцицкого ставит Неизвестного перед выбором — альтернативой из равновероятных возможностей, поскольку “в конечном итоге и вера и безверие логически одинаково недоказуемы: “Но что может сделать логика? Она может вскрыть ложь основной посылки, показав, к каким нелепым выводам эта ложная посылка приводит. Но если человек лучше готов принять явно нелепые выводы, чем отказаться от этой посылки, — тут логика бессильна.”[146]
Таким образом, дело в основании аргумента: если аргумент Паскаля имеет в качестве основания равновероятность выбора и ставку на реальный результат против нулевого, то о. Валентин Свенцицкий имеет в виду внутренний опыт, который необходимо требует смысла человеческой жизни. Впрочем, в конце фрагмента Паскаль пишет: “Если эта речь вам нравится и кажется сильной, знайте, что она написана человеком, который до и после нее становился на колени и молился бесконечному Существу, коему он предается всецело, чтобы Он предал Себя и нас ради вашего блага и Его славы. Знайте, что сила в немощи совершается.”[147]
Аргумент к вероятности особенно ясно показывает, что убедительность аргументации определяется аудиторией, к которой она обращена: то, что приемлемо для рационального рассудка шевалье де Мере, было бы неприемлемо для Неизвестного, который напряженно ищет для себя смысла жизни.
Прагматический аргумент представляет собой обоснование положений, которое исходит из идеи пользы как основы приемлемости положения.
“Самая лучшая философия есть та, которая основывает должности человека на его счастии. Она скажет нам, что мы должны любить пользу отечества, ибо с нею неразрывно связана наша собственная; что его просвещение окружает нас самих многими удовольствиями в жизни; что его тишина и добродетели служат щитом семейственных наслаждений; что слава его есть наша слава; и если оскорбительно человеку называться сыном презренного отца, то не менее оскорбительно и гражданину называться сыном презренного отечества. Таким образом, любовь к собственному благу производит в нас любовь к отечеству, а личное самолюбие — гордость народную, которая служит опорою патриотизма. Так, греки и римляне считали себя первыми народами, а всех других — варварами; так, англичане, которые в новейшие времена более других славятся патриотизмом, более других о себе мечтают”.[148]
Будучи весьма распространенным и убедительным, прагматический аргумент является далеко не самым основательным: соображения личного блага в такой же и даже большей мере могут быть и основанием всяческого рода отрицания любви к отечеству: “Рыба ищет где глубже, а человек — где лучше” гласит народная мудрость, поэтому патриотизм в подобном понимании хорош только до тех пор, пока в отечестве все в порядке.
Аргумент к реальному основанию представляет собой вариант прагматического аргумента, но с тем отличием, что в качестве основания умозаключения приводится действительный прагматический мотив той или иной позиции, к которому она логически сводится в противоположность мнимому, заявленному основанию. Аргумент к реальному основанию обычно используется либо в критике, либо в апологетике той или иной мировоззренческой позиции.
“Но какое положение по отношению к европейскому шовинизму и космополитизму (как выражению западноевропейского эгоцентризма, присущего свойства самосознания европейца — Α. В.) должны занять нероманогерманцы, представители тех народов, которые не участвовали с самого начала в создании так называемой европейской цивилизации.
Эгоцентризм заслуживает осуждения не только с точки зрения одной европейской романогерманской культуры, но и с точки зрения всякой культуры, ибо это есть начало антисоциальное, разрушающее всякое культурное общение между людьми. Поэтому если среди неромано-германского народа имеются шовинисты, проповедующие, что их народ — народ избранный, что его культуре все прочие народы должны подчиняться, то с такими шовинистами следует бороться всем их единоплеменникам. Но как быть, если в таком народе появляются люди, которые будут проповедовать господство в мире не своего народа, а какого-нибудь другого, иностранного народа, своим же соплеменникам будут предлагать во всем ассимилироваться с этим “мировым народом.” Ведь в такой проповеди никакого эгоцентризма не будет, — наоборот, будет высший эксцентризм. Следовательно, осудить ее совершенно так же, как осуждается шовинизм, невозможно. Но, с другой стороны, разве сущность учения не важнее личности проповедника? Если же господство народа А над народом В проповедовал представитель народа А, это было бы шовинизмом, проявлением эгоцентрической психологии, и такая проповедь должна была бы встретить законный отпор как среди В, так и среди А. Но неужели все дело совершенно изменится, лишь только к голосу представителя народа А присоединится представитель народа В? Конечно, нет; шовинизм останется шовинизмом. Главным действующим лицом во всем этом предполагаемом эпизоде является, конечно, представитель народа А. Его устами говорит воля к порабощению, истинный смысл шовинистических теорий. Наоборот, голос представителя народа В, может быть, и громче, но по существу менее значителен. Представитель В лишь поверил аргументу представителя А, уверовал в силу народа А, дал увлечь себя, а может быть, и просто был подкуплен. Представитель А ратует за себя, представитель В — за другого: устами В, в сущности, говорит А, и поэтому мы всегда вправе рассматривать такую проповедь как тот же замаскированный шовинизм.”[149]
Аргумент к реальному основанию представляет собой, таким образом, ответ на классический вопрос Цицерона: кому выгодно? Аргумент этот — один из самых сильных и убедительных. Поэтому его часто критикуют за “некорректность.”
Аргументы к логической правильности основаны на оценке обоснования с точки зрения возможности в нем логической ошибки (паралогизма) или софизма — намеренного нарушения правил логики с целью ввести в заблуждение.
Если логическая ошибка имеет место, то она рассматривается как основание отвержения аргумента; отсутствие в умозаключении ошибки, соответственно, рассматривается как основание приемлемости аргумента. Поскольку любая аргументация может содержать логические ошибки, то аргументы к логической правильности представляют собой опровержение или защиту аргументации исходя из видов логических ошибок.
Последние традиционно подразделяются на ошибки слов, ошибки дедукции, ошибки индукции и ошибки аналогии; в состав логических ошибок включаются также паралогизмы (софизмы), основанные на использовании логических парадоксов, и некоторые приемы эристической аргументации, если они используются с целью ввести в заблуждение.
Состоят либо в счетверении термина, либо в подмене значения термина. В первом случае в посылках одно и то же слово используется в различных значениях, как в классическом примере с вулканами и гейзерами. Во втором случае в посылках используется одно значение термина, а в заключении — другое.
1. Уклонение от тезиса, то есть ошибки, которые состоят в несоответствии положения доводам.
2. Незнание опровержения (ignоrаtiо еlеnсhi) представляет собой неправильный выбор посылок или формы умозаключения, которым можно было бы опровергнуть оппонента. Например, действия, совершенные А, не являются преступлением, потому что он хороший человек.
3. Кто доказывает слишком мало, ничего не доказывает (qui ninimum рrоbаt nihil рrоbаt), представляет собой доказательство суждения меньшей степени общности вместо доказательства суждения большей степени общности. Например: “Если А недостоин быть президентом, потому что был недостойным губернатором (что правильно), то B достоин быть президентом, потому что был достойным губернатором (что неправильно).”
3. Неправильное использование аргумента к человеку (или аргумента к авторитету) представляет собой обоснование или отвержение положения, потому что это положение было выдвинуто человеком с теми или иными качествами.
4. Основная ошибка (еrrоr fundаmеntаlis) состоит в принятии неверной предпосылки. Например: “Все мужчины бреются; Иван — мужчина; следовательно, Иван бреется.”
5. Предвосхищение основания (реtitiо рrinсiрii) состоит в том, что в качестве основания доказательства приводится положение, которое само нуждается в обосновании. Например: “Ребенок вырастает в год на пять сантиметров, следовательно, через двадцать лет он вырастет на метр, через сорок лет — на два метра, а через восемьдесят лет — на четыре метра.”
6. Логический круг (сirсulus in dеmоnstrаndо) состоит в доказывании положения посредством довода, который сам доказывается из положения. Например: “Лошади домашние (Еquus саbаllus саbаllus) — семейство непарнокопытных животных отряда лошадиных (Еquidае). Лошадиные (Еquidае) — семейство млекопитающих животных отряда непарнокопытных.”[150] Получается, что лошади потому лошади, что они лошадиные, а лошадиные потому лошадиные, что все они лошади. Или, например, определение акад. В. И. Вернадского: “Живое вещество биосферы есть совокупность живых организмов, в ней живущих.”[151]
7. От сказанного в относительном смысле к сказанному безотносительно (а diсtо sесundum quid аd diсtum simрliсiеr). Ошибка полемической аргументации, состоящая в подмене условного суждения безусловным. Например, из суждения “если цель наказания — исправление преступника, то само уголовное наказание есть проявление человеколюбия” можно получить нелепое суждение, которое вполне удобно критиковать: “Уголовное наказание есть проявление человеколюбия.”
8. Подмена общего значения собирательным значением (fаlаtiа а sеnsu соmроsitо аd sеnsum divisum): то, что говорится о классе в целом, не обязательно относится к любому члену этого класса; эта ошибка часто используется как софистический прием, например, вывод из суждения “служебные собаки легко поддаются дрессировке” о том, что любая собака служебной породы должна легко поддаваться дрессировке.
9. Подмена собирательного значения обшим значением (fаlаtiа а sеnsu divisо аd sеnsum соmроsitum): то, что справедливо относительно индивида (или совокупности индивидов), не обязательно справедливо относительно целого класса. Например, каждый русский в отдельности не знает русского языка, в котором (не считая терминологий) несколько сотен тысяч слов; из этого можно сделать неправильный вывод, что русские (как культурная общность) не знают русский язык.[152]
10. Поспешные обобщения (fаlаtiа fiсtае univеrsаlitаtis), которые состоят в том, что на недостаточных примерах делается общий вывод, например, что все греки опаздывают, все итальянцы любят макароны u у всех француженок хороший вкус, или оттого, что в Риге, скажем, чище, чем в Москве, русская культура ниже латышской.
11. Сюда же относится ошибка после значит вследствие (роst hос еrgо рrорtеr hос), например, если утверждают, что зима наступает оттого, что опали листья с деревьев.
Неправильные обобщения по аналогии делаются вследствие подмены присущего привходящим признаком или качеством, общим для сопоставляемых объектов, например, утверждения, основанные на ложной аналогии истории общества с жизнью организма, биологического сообщества (пчелиного семейства) и человеческого общества.
Представляют собой суждения, противоречащие логическим законам.
Если я утверждаю, что все люди лжецы, то тем самым я включаю и себя в этот класс. B таком случае, если мое суждение истинно, то, по крайней мере, один человек, высказавший его, не лжец (подчиненное высказывание); следовательно, суждение “все люди лжецы” ложно. Если это мое суждение ложно, то контрадикторное суждение истинно; следовательно, суждение “все люди лжецы” истинно и ложно одновременно, что невозможно.
У этого парадокса есть два условных решения: если понятие “лжец” обозначает человека, который иногда допускает ложь, то парадокс предстает как софизм; если суждение “все люди лжецы” относится ко всем высказываниям, сделанными людьми доселе, то есть если оно равнозначно высказыванию “все высказывания, сделанные людьми доселе, ложны,” или “все люди, кроме меня, лжецы,” то парадокс предстает как двусмысленное высказывание, которое требует уточнения.
Аргументы к норме представляют собой обоснования положений, обращенные к общественным установлением и сложившейся общественной практике.
В рационалистической философии нового времени нормативные аргументы часто рассматривались как доказательства в лучшем случае “второго сорта,” а то и вовсе софизмы,[153] поскольку в их обоснование включаются обращения к интересам и убеждениям человека, к различного рода социальным установлениям и авторитету, а также оценочные суждения. Однако принимать решения без обращения к тем мотивам и ценностям, на основе которых строятся общественная жизнь и взаимоотношения людей, невозможно: “Существует, — как отмечает Лейбниц, — аrgu-mеntum аd ignоrаntiаm (аргумент к незнанию), когда требуют, чтобы противник либо принял представляемое ему доказательство, либо дал другое, лучшее.”[154]
Такая аргументация может рассматриваться как некорректный полемический прием. Но как возразить человеку, который только и умеет что критиковать любые предложения? — очевидно, сказав ему: “Сделайте лучше.” Поэтому, продолжает Лейбниц: “Несомненно, следует проводить различие между тем, что нужно сказать, и тем, что следует признать истинным... Аргумент аd ignоrаntiаm хорош в случае презумпции, когда разумно придерживаться известного мнения, пока не будет доказано противное.”[155]
Основание аргумента к норме — общественное установление, общепринятый порядок вещей — может быть двоякого рода в зависимости от того, в какой форме предстает факт культуры, к которому ритор адресуется как к основанию, — в виде нормы или в виде прецедента.
Под нормой мы будем понимать формулировку установления: авторитетного правила, позиции или мнения, которая принимается обществом и понимается всеми одинаково, например, статью закона, пословицу, техническое правило, догмат веры, конкретное высказывание авторитетного лица или источника.
Под прецедентом мы будем понимать решение, деяние, обычай, которые не сформулированы в виде правила, но пользуются авторитетом, например, обычай выслушивать на совещании сначала мнения младших, а затем мнения старших.
Различие нормы и прецедента состоит в том, что нормы отрабатываются и формулируются специально таким образом, чтобы их можно было использовать как основания аргументов, и часто получают специальное истолкование, которое определяет смысл нормы и ограничивает ее применение. Прецедент, который, в свою очередь, часто полагается в основание нормы, может не иметь ясной формулировки, поэтому истолкование прецедента более произвольно и требует специальной аргументации.
Аргумент к норме (в собственном смысле) состоит в том, что случай, конкретная ситуация, конфликт, проблема, которая называется казусом, подводится под норму (сформулированное правило) и представляет собой так называемый юридический или нормативный силлогизм (энтимему).
Большей посылкой нормативного силлогизма является формулировка нормы, меньшей — формулировка казуса, а выводом — определение казуса или предложение, которое выносится как возможное решение вопроса.
“Почтеннейший Стефан сказал: "Прошу прочитать каноны, которые говорят, что рукоположенный в один город не может быть поставлен в другой". Славнейшие сановники сказали: "Пусть будут прочитаны каноны".
Леонтий, почтеннейший епископ Магнезийский, прочитал (из кодекса) правило девяносто пятое: "Если какой-нибудь епископ, не имеющий епархии, вторгнется в церковь, не имеющую епископа, и завладеет ею без совершенного собора, да будет изгнан, хотя бы его избирал весь народ, которым он овладел. Совершенный же собор есть тот, на котором присутствует и митрополит"[156] ...
Далее следует изложение 16-го канона Антиохийского Собора и обстоятельств дела.
“... Славнейшие сановники сказали: “Так как все дело рассмотрено и прочитаны все каноны, то пусть сам Святой Собор скажет, что думает он о епископах Ефеса.”…
Анатолий, почтеннейший епископ Константинополя, нового Рима, сказал: “Тех, которые противозаконно обручились с Невестою Христовой, то есть со святейшею Ефесскою Церковью, она совершенно законно изгнала от себя. Посему, как почтеннейший епископ Вассиан, который вскочил на престол, так и почтеннейший епископ Стефан, который после него неправильно посадил себя самого, пусть останутся в покое, перестав управлять этой церковью. Ефесской же митрополии будет дан епископ, указанный Богом, избранный к рукоположению (в епископы) этой церкви всеми будущими его пасомыми, право проповедующий слово истины; а упомянутые епископы пусть имеют только достоинство епископское и общение и получают приличное вспомоществование от этой святейшей церкви.”
Святой Собор сказал: “Это мнение справедливо; этот суд справедлив.”[157]
Нормативный силлогизм часто оказывается недостаточным. В каждой конкретной ситуации существует множество обстоятельств, которые требуют принимать, в рамках нормы, решения, соответствующие тем принципам, на основе которых установлена сама норма, или руководствоваться реальными обстоятельствами, которые иногда требуют существенной коррекции решения или применения нескольких норм. Эти нормы могут оказаться частично или полностью несовместимыми. B таком случае аргументация исходит из истолкования обычая или прецедентов.
Так, отцы IV Вселенского Собора, прежде чем принять решение, рассуждали следующим образом:
Почтеннейшие епископы азийские, повергшись перед Святейшим Собором отцов, сказали: “Сжальтесь над нами; мы умоляем Святой Собор сжалиться над нашими детьми, чтобы они не погибли за нас и за наши грехи, оказать им человеколюбие и для отвращения зла дать нам хотя Вассиана; потому что, если кто-либо рукоположен будет здесь, то и дети наши умрут и город погибнет.”
Славнейшие сановники сказали: “Так как по отзывам Святого Собора ни Вассиан, ни Стефан почтеннейшие недостойны быть епископами города Ефеса, то епископы азийские, находящиеся здесь, говорят, что если другой епископ будет рукоположен здесь, в городе Ефесе произойдет возмущение: то пусть Святой Собор скажет, где рукоположить епископа для святейшей церкви Ефесской повелевают каноны.”
Почтеннейшие епископы сказали: “В области.”
Диоген, почтеннейший епископ Кизический, сказал: “Обычай позволяет здесь. Если епископ был поставляем от Константинополя, то этого (возмущения) не получилось. Там рукополагают конфетчиков (кондитеров), оттого бывают и возмущения.”
Леонтий, почтеннейший епископ Магнезия, сказал: “От святого Тимофея доныне поставлено было 27 епископов; все они рукоположены были в Ефесе. Один Василий насильственно поставлен был здесь, и произошли убийства.”
Филипп, почтеннейший пресвитер святой Великой Константинопольской церкви, сказал: “Святой памяти епископ Константинопольский Иоанн, отправившись в Азию, низложил 15 епископов и на место их рукоположил других; здесь же утвержден был и Мемнон.”
Аэтий, архидиакон Константинопольский, сказал: “Здесь рукоположен был и Кастин; Ираклид и другие рукоположены были с согласия здешнего архиепископа; подобным образом и Василия рукоположил блаженной памяти Прокл, и такому рукоположению содействовал блаженной памяти император Феодосий и блаженный Кирилл, епископ Александрийский.”
Почтенные епископы воскликнули: “Пусть каноны имеют силу! Голоса к императору!”
Клирики константинопольские воскликнули: “Пусть имеют силу постановления 150 отцов! Пусть не нарушаются преимущества Константинополя! Пусть рукоположение совершается по обычаю тамошним архиепископом !....”[158]
Дискуссия строится на основе топики: приводятся соображения милосердия, соображения церковной экономии, прагматические соображения о возможности волнений, соображения приоритета, соображения канонического подчинения, соображения, связанные с прецедентами, и в результате достигается взвешенное решение, учитывающее все высказанные мнения, но располагающее их в надлежащем порядке и применительно к конкретным лицам.
“Славнейшие сановники сказали: “Так как всем угодно рассуждение боголюбезнейшего архиепископа царствующего Константинополя Анатолия и почтеннейшего епископа Пасхазина, занимающего место боголюбезнейшего архиепископа древнего Рима Льва, требующее, чтобы ни один из них (епископы Вассиан и Стефан) не назывался епископом и не управлял святейшей церковью Ефесскою, потому что оба они поставлены были неканонически, и так как весь Святой Собор узнал, что они поставлены были вопреки канонам, и согласен с рассуждениями почтеннейших епископов, то почтеннейшие Вассиан и Стефан будут устранены от святой церкви Ефесской, а будут иметь епископское достоинство и для содержания и утешения себя получат из доходов упомянутой святейшей церкви каждый год по двести золотых (монет); для этой же святейшей церкви будет рукоположен другой епископ по канонам.”[159]
Аргумент к авторитету отличается от предшествующего тем, что в качестве основания приводится высказывание или поступок авторитетного лица или текст авторитетного источника (Священного Писания, закона, просто известного автора, специалистов или большинства).
“Итак, миллионный убыток в прошедшем угрожает в будущем не только миллионными потерями, но, по заключению ревизии, и ликвидацией. Как ни печальны эти последствия, грозящие Москве еще невиданным крахом, но можно сказать, что они почти ничтожны сравнительно с общественным злом, причиненным заправилами Кредитного общества.
Они извратили выборное начало; они создали пародию самоуправления. Системою долголетнего хищения они развили опасную спекуляцию и самое низкопробное маклачество. Зрелищем безнаказанного прибыльного обмана они развращали массы. Говоря словами достойнейшего гражданина Москвы Митрофана Павловича Щепкина, это была “гибель общественного доверия и общественного достояния.”[160]
При построении аргумента к авторитету следует помнить о двух вещах: во-первых, высказывание не должно быть с искажением смысла вырвано из контекста; во-вторых, источник должен быть действительно авторитетным для тех, к кому обращен аргумент. Второе требование может сниматься значительностью мысли, которая содержится в высказывании: в таких случаях авторитет источника, наоборот, утверждается высказыванием, но содержание и значимость высказывания нуждаются в разъяснении.
“Духовник. Я постараюсь раскрыть тебе, как на твои вопросы отвечает вера, и тотчас ты увидишь, как беспомощно перед этими вопросами неверие.
Неизвестный. Надеюсь только, что ты обойдешься без ссылок на Отцов Церкви и прочие авторитеты.
Духовник. Ты, вероятно, заметил, что в разговорах с тобой я избегаю таких ссылок, хотя все время имею в виду и Слово Божие и творения Отцов Церкви. Но по этому поводу, может быть, я приведу слова святых Отцов не потому, что считаю их для тебя авторитетом, а потому, что они с таким совершенством выражают почти невыразимое человеческими словами.”[161]
Аргумент к свидетельству содержит в качестве основания утверждение лица авторитетного или заслуживающего доверия в глазах аудитории, о достоверности факта, или о своих взглядах: это положение истинно или правильно, потому что о нем свидетельствует такое-то лицо. Понятно, что в умозаключении опущена большая посылка: такое-то лицо само пользуется авторитетом u заслуживает доверия, или: такое-то сообщение по таким-то причинам не может быть ложным.
Аргумент к свидетельству очень широко используется для обоснования самых различных положений, потому что на самом деле свидетельство лица, которому мы доверяем, для нас более достоверно и убедительно, чем логические выводы и даже наши собственные наблюдения и опыт.
Не говоря уже о Священном Писании, где он имеет важное значение, аргумент к свидетельству, по существу дела, лежит в основании всего нашего обыденного опыта и всякого научного и исторического знания: мы верим не только сообщениям своих близких или газет, мы верим, что сообщения историков об источниках, которые они изучали, и сообщения исследователей об экспериментах, которые они провели, неложны.
В помещенном ниже примере мы видим умозаключение от противного, когда посылке умозаключения Неизвестного (имеются авторитеты ученых, утверждающие неверие, ученые заслуживают доверия, следовательно, некоторые авторитеты, утверждающие неверие, заслуживают доверия) противостоит аналогичная посылка умозаключения Духовника при сохранении большей посылки имеются некоторые авторитеты ученых, утверждающие веру, уненые заслуживают доверия, следовательно, некоторые авторитеты, утверждающие веру, заслуживают доверия.
“Неизвестный… И если я не знаю, что тебе возразить, из этого не следует, что ты убедил меня. У меня силу твоих рассуждений подтачивает мысль: а как же другие? Сколько великих ученых не имеют веры и признают только материальный мир! неужели им неизвестны эти рассуждения? Очевидно, возражения есть, только я их не знаю. Иначе все должны были бы быть верующими. Ведь все признают, что Земля движется вокруг Солнца, и что сумма не меняется от перемены мест слагаемых. Значит, бессмертие не математическая истина. Эти соображения превращают для меня твою истину в простую возможность. Но возможностъ в вопросах веры — это почти ничто.
Духовник. Представь себе, я согласен со многим из того, что ты сказал. Но доводы мои совсем иные. Прежде чем говорить об этом, уклонюсь в сторону об ученых и математических доказательствах. Ведь нам с тобой придется говорить о многом, и это мне пригодится. Вот ты сказал о неверующих ученых, что в тебе их имена подтачивают безусловную веру. Но почему тогда имена верующих великих ученых не подтачивают безусловной твердости твоего неверия? Почему ты так же не хочешь сказать: “Неужели им неизвестны возражения неверующих людей? Очевидно, возражения есть, только я их не знаю. Иначе все должны бы стать “неверующими.” Ведь тебе известны слова Пастера: “Я знаю много и верую, как бретонец, если бы знал больше — веровал бы, как бретонская женщина.” Ты прекрасно знаешь, что великий Лодж, председательствуя в 1914 г. на международном съезде естествоиспытатетей заявил в публичной речи о своей вере в Бога. Ты знаешь, что наш Пирогов в изданном после его смерти "Дневнике", подводя итог всей своей жизни, говорит “Жизнь-матушка привела наконец к тихому пристанищу. Я сделался, но не вдруг, как многие, и не без борьбы, верующим. Мой ум может уживаться с искреннею верою и я, исповедуя себя очень часто, не могу не верить себе, что искренне верую в учение Христа Спасителя… Если я спрошу себя теперь, какого я исповедания — отвечу на это положительно — православного, того, в котором родился и которое исповедовала моя семья.
…Веру я считаю такою психологической способностью человека, которая больше всех отличает его от животного…”
А Фламмарион, Томсон, Вирхов, Лайель? Не говоря уже о великих философах и писателях. Неужели все эти великие ученые люди чего-то не знали, что знаешь ты, и неужели они знали меньше, чем рядовой современный человек (неверующий). Почему эти имена не заставляют тебя сказать о неверии хотя бы то же, что ты говоришь о вере “эти соображения превращают для меня неверие в простую возможность.” Теперь о математических истинах. Даже здесь не все так безусловно, как это тебе кажется. Иногда элементарные математические истины находятся в противоречии с математическими истинами высшего порядка… .”[162]
Аргумент к свидетельству, как видно из примера, может строиться и по индуктивной схеме, когда одно или ряд свидетельств подтверждают истинность положения.
Аргумент к свидетельству часто используется в полемической аргументации, когда одни свидетельства противопоставляются другим (как в примере) или свидетельство компрометируется:
“Неизвестный. Подожди, но почему ты совершенно обходишь молчанием новейшую теорию, что Христа вовсе не было, что это просто миф, созданный народной фантазией в течение нескольких веков.
Духовник. Новейшая теория! Но, во-первых, этой новейшей теории без малого сто лет. Во-вторых, когда она появилась, не богословы, а историки, филологи и археологи — словом, все европейские ученые отвергли ее столь единодушно, что она была безнадежно сдана в архив. Ведь надо было для приятия этой “теории” уничтожить все памятники, все документы, всю историю Римской империи. Не богословы, а историки и филологи, кропотливые кабинетные специалисты, изучившие каждое слово, каждую черточку в дошедших до нас памятниках, не могли отодвинуть время написания книг Нового Завета дальше конца первого века. Я не говорю об этой “новейшей теории” потому, что ее современное извлечение из научного архива можно объяснить мотивами, ничего общего не имеющими ни с научной теорией, ни с богословием, ни вообще с какими бы то ни было исследованиями истины. Это возможно назвать на современном языке “агитацией” против Христа. Какое же нам с тобой до этого дело, когда наша цель узнать истину, ибо без этой Истины жизнь для нас не имеет никакого смысла.”[163]
Техника компрометации аргумента к свидетельству состоит не только в выдвижении контрпримеров, но и в применении аргументов, основанных на топе “цель и средства”: устанавливается недобросовестность или зависимость свидетельства от целей или мировоззрения свидетельствующего авторитета — убеждений, личных целей, неискренности или необходимости следовать общему мнению, боязни сказать правду и т.д. Напротив, для утверждения свидетельского авторитета утверждается добросовестность, независимость, согласие нескольких независимых свидетельств, незаинтересованность и отсутствие специальных целей свидетельствующего, или даже его действия вопреки поставленным целям (“не могли отодвинуть время” — значит стремились это сделать).
Модель и антимодель представляют собой иносказание — конкретный по форме рассказ или описание, на которые указывают как на образец. Исходным материалом модели может быть реальный факт, представленный в форме повествования или описания, или специально вымышленное событие. Но структура модели позволяет обобщить и подвести под нее очень широкий класс или даже несколько классов ситуаций.
Если модель представляет собой положительный образец, то антимодель представляет собой отрицательный образец. Антимодель иллюстрирует или дополняет этическую норму, которая обычно содержит запрет. Запрет в принципе более продуктивен, чем предписание, поскольку допускает все, что не запрещено. Но запрет не раскрывает правильный образ действия, и в этом смысле не поучителен.
B нижеследующем примере используются модель и антимодель.
“Так сделай и ты; поревнуй тому евангельскому самарянину, который показал столько заботливости о раненом.
Так шел мимо и левит, шел и фарисей; и ни тот, ни другой не наклонился к лежащему, но оба они без жалости и сострадания оставили его и ушли. Некий же самарянин, нисколько не близкий к нему, не прошел мимо, но, остановившись над ним, сжалился, и возлив на него масло и вино, посадил его на осла, привез в гостиницу и одну часть денег отдал, а другую обещал за излечение совершенно чуждого ему человека /Лук. 10:30—35/.[164] И не сказал сам себе: “Какая мне нужда заботиться о нем? Я самарянин, у меня нет ничего общего с ним; мы вдали от города, а он не может идти. Что если он не в состоянии будет вынести дальности пути? Мне придется привезти его мертвым, могут заподозрить меня в убийстве, обвинят в смерти его?”
Ведь многие, когда, идя домой, увидят раненых и едва дышащих людей, проходят мимо не потому, чтобы им тяжело было поднять лежащих, или жалко было денег, но по страху, чтобы самих их не повлекли в суд как виновных в убийстве. Но тот добрый и человеколюбивый самарянин ничего этого не побоялся, но пренебрегши всем, посадил раненого на осла и привез в гостиницу; не страшился он ничего: ни опасности, ни траты денег, ни чего другого.
Если же самарянин был так сострадателен и добр к незнакомому человеку, то мы чем извиним свое небрежение о наших братьях, подвергшихся гораздо большему бедствию? Ведь и эти христиане, постившиеся ныне, впали в руки разбойников-иудеев, которые даже свирепее всех разбойников и делают даже больше зла тем, кто им попался. Не одежду они разодрали у них, не тело изранили, как те разбойники, но изъязвили душу и, нанесши ей тысячу ран, ушли, а их оставили лежать во рве нечестия.
Не оставим же без внимания такое бедствие, не пройдем без жалости мимо столь жалкого зрелища, но, хотя бы другие так сделали, ты не делай так, не скажи сам себе: “Я человек мирской, имею жену и детей, это дело священников, дело монахов. Ведь самарянин так не сказал: где теперь священники? где теперь фарисеи? где учители иудейские? — Нет, он, как будто нашедши самую великую ловитву, так и схватился за добычу. И ты, когда увидишь, что кто-либо нуждается во врачевстве для тела или для души, не говори себе: “Почему не помог ему такой-то и такой-то?” Нет, избавь страждущего от болезни и не обвиняй других в беспечности.”[165]
Евангельская притча о добром Самарянине, как известно, имеет принципиальное значение, ибо она содержит в себе образ отношения Христа Спасителя к каждому человеку и образ отношения христианина к ближнему практически в любой житейской и нравственной ситуации. Интерпретация модели, как это видно из примера, всегда имеет более узкий и специальный характер, чем ее содержание. Так, св. Иоанн Златоуст подчеркивает мужество Самарянина и неосуждение ближнего, представляя эти качества как образец для подражания.
Аргумент к прецеденту представляет собой умозаключение, основание которого решение, принятое авторитетной инстанцией по аналогичному вопросу. Одна из посылок аргумента выводится из установлении подобия между рассматриваемым вопросом и прецедентом, другая посылка представляет собой само решение, которое было принято, а вывод — решение, которое предлагается принять.
Рассмотрим пример аргумента к прецеденту.
“Перехожу ко второму пункту обвинения, к форме, приписываемой г. Нотовичу клеветы, к вопросу о том, возможна ли клевета в такой именно форме. Эта форма — сравнение, сопоставление двух близких по своему прошлому банков... Если вопрос об уголовном тождестве обоих банков будет отвергнут, то с тем вместе будет разрешен вопрос, все еще количественный, о полной доказанности или неполной тех признаков, которые были выставлены в “Новостях” как черты сходства между обоими банками.
Окружной суд держался того начала, что если указано, положим, десять признаков сходства и из них подтвердилось семь-восемь, а без подтверждения остались два или три, то подсудимый признан будет, все-таки, клеветником и как таковой будет наказан. Чтобы установить полную несостоятельность такого взгляда, я позволю себе преподнести Палате не решение, а приговор уголовного Кассационного департамента, постановленный им в качестве апелляционной инстанции по делу Куликова 20-го февраля 1890 года. Конечно, этот приговор не решение; только решения публикуются для руководства судам при однообразном применении законов. Но я полагаю, что никто не станет оспаривать высокой авторитетности приговоров Сената. Крестьянин Куликов был бухгалтером в Новоузенской земской управе; он донес губернатору и сообщил прокурору о совершившихся в управе злоупотреблениях, да и напечатал статейку в “Саратовском листке” 1887 года, №182, в которой содержались следующие слова: “Все сделанное мною заявление (губернатору) подтвердилось и с поразительной ясностью обнаружено хищение земских денег.” При следствии по обвинению Куликова по 1, 039 ст. ул. о нак. далеко не все обвинения подтвердились выдержками из печатных журналов земских собраний и волостных правлений. Саратовская палата осудила Куликова; он апеллировал в Сенат и Сенат его оправдал по следующим соображениям: “Одно наименование действий членов земской управы систематическим хищением земских денег, хотя и есть выражение неуместное, но еще не служит для применения к Куликову 1,039 ст. ул., так как характеристика не содержит в себе прямого указания на совершение членами управы каких-либо преступных действий, а может быть относима и к беспорядочному и невыгодному для земцев ведению земских дел.” Что же касается того обстоятельства, что не все злоупотребления, которые заявлены Куликовым, подтвердились, то на этот счет правительствующий Сенат говорит: “документальные данные в пользу Куликова, содержащиеся в подробном его показании при предварительном следствии, а равно приложенные по делу выдержки из журналов земских собраний и удостоверения земских старшин содержат в себе некоторое подтверждение указаний обвиняемого на непроизводительность трат земских денег и на известные неправильности в их расходовании.” На этом основании Сенат оправдал Куликова. В этом решении Сенат установил и распределение оneris рrоbаndi. Если А обвиняет Б в нехороших деяниях и Б ищет за клевету, то Α обязан доказать справедливость хотя бы некоторых нехороших фактов, которые он возводит на Б. Но если Б желает, чтобы А был наказан, то он должен быть сам чист, потому что если он даже немножко замаран, то уже не вправе претендовать за клевету.”[166]
Итак, посылка: авторитетное решение Сената по делу Киселева привело к таким-то следствиям (оправдательный приговор u распределение бремени доказательств между истцом u обвиняемым);
Посылка: действия обвиняемого Нотовича таким-то образом тождественны с действиями оправданного Киселева u имели за собой такие-то одинаковые последствия;
Вывод: решение Сената по делу Киселева распространяется на дело Нотовича;
Посылка: решения Сената являются авторитетными для судов;
Вывод: следовательно, u решение по делу Нотовича должно быть подобным решению по делу Киселева.
Аргументы к личности представляются, как отмечалось выше, самыми убедительными для любой аудитории при условии, если они правильно построены. Любое знание или мнение человека в конечном счете сводится к свидетельству его личного опыта, который принимает или не принимает факты и умозаключения в той мере, в какой они с этим опытом совместимы.
Но топика современного здравого смысла, основанная на позитивистской философии, антиперсональна: слово “субъективный” означает в толковом словаре “1. присущий только данному субьекту, лицу; 2. пристрастный, предвзятый.”[167] Поэтому самосознание человека или утверждение достоверности личного опыта нуждается в обосновании. B “Диалогах” о. Валентина Свенцицкого предпосылкой аргументации бессмертия души является простое утверждение достоинства и независимости личного суждения:
“Духовник. Подожди, поймешь. А пока я спрошу тебя. Допустим, ты видишь своими собственными глазами зеленое дерево. Тебе докажут путем логических выводов, что никакого дерева на самом деле нет. Скажешь ли ты тогда: “Неправда, оно есть”?
Неизвестный. Скажу.
Духовник. Ну вот. Именно такой путь выбираю и я в своих рассуждениях. Я беру то, что ты видишь и в чем ты не сомневаешься, затем условно встаю на точку зрения “отрицания бессмертия.” Доказываю тебе, что то, что ты видишь и в чем ты не сомневаешься, — “бессмыслица” и на самом деле этого не существует. Скажешь ли ты мне тогда: “Неправда, существует, — я это знаю”?
Неизвестный. Скажу.”[168]
Обоснованием такого утверждения может быть редукция коллективного опыта к индивидуальному, основанная на идее принципиальной однородности индивидуального и коллективного опыта:
“Существование субъекта как реального единичного существа, лежащего в основании всех явлений внутреннего мира, не подлежит ни малейшему сомнению. Только полное недомыслие может отвергать этот всемирный факт, выясняемый метафизикой и составляющий необходимое предположение всякого опыта. Когда эмпирики утверждают, что я есть не более как наше представление, они признают во множественном числе то самое я, которое отрицают в единственном. Для того чтобы было представление, надобно, чтобы оно кому-то представлялось; для того чтобы было сознание, необходим сознающий субъект. Это такие очевидные истины, о которых странно даже спорить. Утверждать противное можно, только отказавшись от всякой логики.”[169]
Но подобного рода редукция, в свою очередь, нуждается в последующем уточнении и разведении категорий индивидуального и коллективного опыта, потому что она может привести к другой крайности — отвержению коллективного опыта. Выход из противоречия “субъективное — объективное” — в обращении к духовному опыту Церкви, к Божественному откровению.
“Неизвестный. Да, я с этой стороны никогда не рассматривал Церковь. Я видел в ней только определенную исторически изменяющуюся религиозную организацию, подобную всякой другой организации, ставящей себе те или иные общественные задачи.
Духовник. Вот именно. Это-то незнание истины и привело тебя к искаженным суждениям о Церкви. Но пойдем дальше. Теперь тебе легче будет понять мои слова. У нас есть общая основа, на которой мы стоим. Церковь, возглавляемая Христом, является единственной хранительницей абсолютной истины. Никакое самое высокое индивидуальное сознание, в силу поврежденности человеческой природы, не может быть вместилищем истины абсолютной. Там, где начинается индивидуальная человеческая мудрость, там начинается большее или меньшее искажение истины. Ограниченный человеческий разум может вмещать лишь частичную истину, а для того, чтобы могла раскрыться и сохраниться истина абсолютная, должно быть не индивидуальное сознание, хотя бы самого мудрого человека, а абсолютное, совершенное и сверхъестественное сознание Церкви. Отсюда ясно, что без Церкви не может быть веры. Потому что не может быть первого ее условия: для того чтобы веровать, надо знать, во что веровать.
Неизвестный. Но получается какой-то заколдованный круг: с одной стороны, чтобы сделаться членом Церкви, нужна вера, а чтобы иметь веру, надо быть уже членом Церкви, как же так?”[170]
Далее о. Валентин Свенцицкий обосновывает развитие индивидуального опыта веры:
“Духовник. Для того чтобы сделаться членом Церкви, нужна та степень веры, которая доступна каждой человеческой душе, не потерявшей образ и подобие Божие. Это состояние выражается в словах: “... верую, Господи! Помоги моему неверию” /Мк. 9:24/. Но вера, о которой говорим мы, — это совсем другое, она так же отличается от веры вне Церкви, как индивидуальное сознание от сознания церковного. Только в Церкви она получает свою полноту и возможность беспредельного совершенствования.
Неизвестный. Мне так важно уяснить вопрос о вере, что я просил бы тебя как можно подробнее сказать об этом.
Духовник. Прекрасно. Мы уже несколько раз, поскольку это было нужно, касались понятия веры. Мы уже говорили с тобой, что вера — это не есть простое доверие чужим словам, то есть поверхностное, непроверенное знание. Вера — это высшая форма познания. Она видит и ощущает то, что не могут видеть глаза и воспринимать внешние чувства. Это особое восприятие, таинственное и непостижимое в нас, превышающее все остальные формы познания и заключающее их в себе. Она за видимым открывает невидимое, и невидимое делает столь же реальным, как и видимое: ибо вера объемлет в полноте и разум, и внешнее чувство, и всю его душу. Органом веры является все внутреннее существо человека, приведенное в свой надлежащий строй. Ум здесь занимает свое, подобающее ему скромное место. Когда разум отравлен ложью, а душа изломана страстями, — испорчен аппарат веры.
Вера без Церкви не может быть совершенной. Не только потому, что для этого надо знать совершенную истины, но и потому, что для этого надо иметь благодать Святого Духа. Ведь если бы вопрос был только в знании истин веры, можно было бы выучить их, поскольку они сохраняются в Церкви. Но для того, чтобы поверить в эти истины, а не только знать их, недостаточно одного их изучения, а нужно познать их внешним познанием веры. Не имея благодати Божией, зто невозможно. Как говорит Апостол: “... никто не может назвать Иисуса Господом, как только Духом Святым” /1 Кор. 12:3/. Значит, для веры нужно принять Духа Утешителя, который сошел на Апостолов в огненных языках и по сие время пребывает в таинствах Церкви. Вот что такое вера, и вот почему без Церкви ее не может быть.”[171]
Таким образом, в основании аргументации к личности лежит понятие веры и вся топика, связанная с этим понятием.
Аргумент к человеку (аd hоminеm) представляет собой включение данных о лице, выдвинувшем те или иные положения, об обстоятельствах аргументации или дополнительных данных, содержащихся в аргументации, в систему доводов об истинности или ложности самих выдвинутых им положений. Например: “Вы судите о моей работе таким образом, потому что невнимательно прочли u не поняли ее, из чего следует, что ваши суждения ложны, неточны или предвзяты.”
Такое свидетельство полемического противника против его собственных положений включается в посылки и ставится в один ряд с данными опровержения.[172]
“По твоим словам, те из иконоборцев, что понаглее и позловреднее, полагая мудростию хитроумие, задают вопрос: которая из икон Христа истинная — та, которая у римлян, или которую пишут индийцы, или греки, или египтяне, — ведь они непохожи друг на друга, и какую бы из них ни объявили истинной, ясно, что остальные будут отвергнуты. Но это их недоумение, а вернее кознодейство, о прекрасное изваяние Православия, можно многими способами отразить и обличить как исполненное великого безумия и злочестия.
Во-первых, можно сказать им, что они сразу же тем самым, с помощью чего решили бороться против иконоверия, даже против воли засвидетельствовали его существование и поклонение иконам по всему миру, где есть христианский род. Так что они скорее говорят в пользу того, что пытаются опровергнуть, и уловляются собственными доводами.
Во-вторых, они, говоря такие вещи, незаметно для самих себя становятся в один ряд с язычниками — ведь сказанное о честных иконах можно равным образом применить и к другим нашим таинствам, ведь можно было бы сказать: какие евангельские слова вы называете богодухновенными, и вообще которое Евангелие? Ведь римское пишется буквами одного облика и вида, индийское — другого, еврейское — третьего, а эфиопское — четвертого, и они не только пишутся несходным обликом и видом буквами, но и произносятся разнородным и весьма непохожим звучанием слов. Ведь и эта дерзость свойственна именно вашим доводам — ибо даже какой-нибудь эллин не мог бы легко выдвинуть против нас такие вещи, потому что и у них почитается много похожего. И как у них общая с нами природа, и ум, и слово, и одинаковое смешение души с телом, и тысячи других свойств, так и относительно представлений о Божестве, хотя они очень во многом и самом важном с нами расходятся, но есть вещи, против которых даже они не осмеливаются возражать из-за очевидности общих понятий. Поэтому даже эллин не усомнится у нас в этом, но кто-то другой, совершенно безбожный и безверный, совсем не допускающий ни понятия о Божестве, ни служения Ему...”[173]
Аргумент к последовательности (как более мягкий вариант аргумента к человеку) представляет собой доказательство несовместимости критикуемого положения оппонента с положением, которое он заведомо принимает. Из этой несовместимости выводится необходимость отказа оппонента от принятого им положения и, следовательно, принятия противоположного.
В отличие от аd hоminеm в собственном смысле, аргумент к последовательности широко применяется и в диалектической аргументации.
“Во всех обвинениях, мною высказанных против различных ветвей раскола, я строго придерживался правила ограничиваться выводами из начал, ими самими признаваемых. Все мои приговоры основаны единственно на внутренних противоречиях, которые они в себе содержат. Так я показал, что поставление папы, в котором латиняне хотят видеть как бы завершение рукоположения, на самом деле упраздняет это таинство; далее я показал, что протестантство, опираясь на Библию и в то же время отвергая Церковь, тем самым уничтожает Библию. Думаю, что это самый логичный и самый доказательный способ опровержения всякой системы, как философской, так и религиозной.”[174]
Аргумент к совести представляет собой обоснование положения путем апелляции к суждению совести. Но указывает, каким именно должно быть это совестное суждение.
В нижеследующем отрывке защитник, обращаясь к совести присяжных, по существу дела, ставит коллегию присяжных перед выбором: либо отказаться от осуждения, либо подвергнуться осуждению самим, что нельзя считать вполне добросовестным, поскольку суд обязан присягой судить по позитивному закону, который не должен быть нарушаем.
“Но вернемтесь еще раз на одну минуту к основному утверждению обвинителя. Он настаивает на умысле на убийство у обвиняемого. Сопоставьте это утверждение с фактами дела. К роковому для него дню он выстраивает большой и ценный дом, отдается всегдашним заботам жизни, строит лавку и, весь погруженный в деловые заботы, возвращается домой. Где же тут место умыслу? Умысел, если бы он в действительности существовал, нашел бы иные формы покончить с женою. Да и зачем было искать их? Стоило только не поберечь ее, чтобы случай явился и сделал то, что сделала его рука. Нет, здесь была нечаянность, роковой момент, затмение человеческой мысли. Я знаю, вам будут говорить: “Да, ведь, не мог же он не знать, ударяя топором, что он лишает жизни.” Это — не признак умысла. Сумасшедший, стреляя в другого, тоже знает, что лишает жизни; животное, ударяя рогами, знает и хочет отнять жизнь. Но их не судят: у них нет рассудка. То же бывает и с человеком. У одних в злые минуты — гнева, злости, ожесточения, у других — в пору горя, скуки, стыда, отчаяния. Последнее и есть признак помрачения ума, бессилия воли, способной удержать порыв, сдержать негодование. По-моему, все эти черты здесь налицо перед вами, и вам надо решать, что здесь — злодеяние или несчастье, — и решить, только руководясь одним своим убеждением, ибо только вы несете ответ за свои слова. Закон наделяет вас величайшей властью — определять виновность и невиновность. И нет границы ей, кроме вашей совести. Отпустив его, вы скажете лишь: “Да рассудит их Бог.” Теперь я отдаю вам его судьбу. Да укрепит Господь ваш разум, да смягчит ваши сердца!... ”[175]
А. С. Хомяков строит такой аргумент в виде сложной леммы.
“Если вы в состоянии заглушить в себе разум, забыть Предание первобытной Церкви, отказаться от прав христианской свободы и принудить свою совесть к молчанию: смиритесь перед папством и будьте римлянами.
Папство, конечно, вовсе не то, что Церковь; оно есть нечто, может быть, даже несколько унизительное, нечто более похожее на христианское идолопоклонство, чем на христианство: но, по крайней мере, это нечто логичное, хоть на вид.
Если вы в состоянии забыть, что разум человеческий познает истину только при помощи нравственного закона, которым человек соединяется с своими братьями, и что под условием лишь свободного подчинения своей личности этому закону нисходит на человека Божественная благодать, если вы можете держаться за свидетельства Церкви первых веков, искажая в то же время их смысл и упуская из виду их цельность, если вы способны горделиво повергаться ниц перед всевластием личной свободы и принимать искание истины за веру, тогда будьте протестантами.
Это опять не христианство, это не более как скептицизм, худо замаскированный, но, по крайней мере, это логично, хоть на первый взгляд.
Вы не можете в одно и то же время поклоняться Риму (основанному при содействии ваших предков) и бунтовать против его власти, вы не можете в одно и то же время оставаться вне Церкви (отвергнутой вашими предками) и взывать к ее законам и преданиям, вы не можете быть янсенистом, ибо янсенизм — явная бессмыслица.
Но если ваше одиночество тяготит вас (а оно не может не быть в тягость для душ, требующих сочувствия), если вы дорожите спокойствием религиозной совести и уверенностью в вере, если вы искренне ищете истину и верите преданиям и наставлениям первобытного христианства тогда отступитесь от десятивековых заблуждений, отвергните наследие раскола, переданное вам предками, словом, возвратитесь в лоно Церкви.
Миллионы сердец пойдут к вам навстречу, миллионы отверстых рук примут вас в свои объятия, примут вас как равноправных, как братьев возлюбленных, миллионы уст призовут на вас благословения и дары благодати, обетованные от Спасителя верным Его последователям. Церковь, милостивый государь, не блистает наружностью. Подобно своему Божественному основателю и Его первым ученикам, она проходит почти незаметно в человечестве, она живет забытою и непознанною тем обществом, которое основало западный раскол, она как бы смиренная плебейка перед лицом монархического могущества Рима или ученой аристократии протестантства, она есть то, чем была и чем всегда пребудет, она — тот камень, которого не сокрушат стихии мира, она — неприступное и тихое пристанище, открытое для того, кто любит и жаждет веры.”[176]
q Хорошими аргументами являются не аргументы, убедительные для ритора, а аргументы, убедительные для аудитории.
q Выбирая основание аргумента, следует учитывать привычки и уровень подтотовки аудитории.
q Ритор может применить эристическую (полемическую) аргументацию, только если ее применяет оппонент.
q Не рекомендуется применять эристическую аргументацию, если дискуссия ведется посредством диалектических аргументов.
q Если правила аргументации в конвенциональной аудитории (например, в суде) допускают эристическую аргументацию, то ее следует применить.
q Ритор, применяющий эристическую аргументацию, должен помнить, что тактическая победа в полемике легко может обернуться стратегическим поражением в оценке ритора аудиторией.
q Применение софистических аргументов не рекомендуется, даже если оппонент их использует.
Примечания
