НИ ЖАРКО, НИ ХОЛОДНО. ТЕПЛОХЛАДНО.
См. о фильме отзыв П.Проценко, 2011.
Первое ощущение от фильма – много правды, но замешанной на лжи. Фильм опирается на метафору жары, которая поразила страну в 1972 г. (Сразу заметим, что любой год из последних десяти, а то и более лет, включая жару и пожары 2010-го, побьет 1972-й по количеству террористических актов, восстаний, революций и пр., что тоже включено автором в образ жары). Желание автора скрепить яркие разнородные искания интеллигенции одной сквозной метафорой понятно – оно должно было придать фильму некое художественное единство, но художественный прием (заимствованный, видимо, из упомянутого в фильме романа Трифонова «Дом на набережной») противоречит исторической правде и не характеризует эпоху в целом.
На приеме развернутой метафоры удачно строит свои публицистические стихи Дмитрий Быков, остающийся при этом в рамках именно художественной публицистики, для которой важен яркий образ и обличительная идея, разоблачающая социальную неправду. Пример Быкова – талантливого художника и публициста – видимо, заразителен, но его сложно использовать в историческом исследовании (на которое фильм Архангельского, безусловно, претендует), или его нужно использовать с большими оговорками. Иначе художественный образ упрощает и искажает сложную реальность эпохи.
Совершенно необоснованно выдвигать 1972 год в качестве рубежа между «старыми и новыми смыслами», в качестве точки прозрения интеллигенции. Архангельский утверждает, что в семидесятые настало время пустоты, а до этого советская жизнь, следует предположить, была наполненной. Чем? Кровью 20-х, 30-х и 40-х? Не было людей, разочаровавшихся в советских «смыслах» до 70-х? Или среди героев фильма есть пламенные гонители-коммунисты – савлы, которые чудесным образом превращаются в павлов? Какие смыслы и в ком сгорают в вегетарианском «удушье» 1972 года? Перестали уничтожать людей миллионами в ГУЛАГе и на войне – и оттого возникла пустота? А откуда же возникла та параллельная религиозная жизнь, которую открывает для себя интеллигенция 70-х? Она существовала, не прерываясь в течение всех безбожных и прочих пятилеток. Просто постепенно ослабел тотальный страх, сковавший людей, и самые смелые из них смогли позволить себе духовный поиск. Но кардинальной перемены в народе не произошло до сих пор, жажда пустых идеологических погремушек и жестокой кровопролитной власти не исчезла, не сгорела в пожарах ни 1972-го, ни 2010-го. Увы.
Другой смысл центрального символа Жара – это огонь веры, которым должен быть, наверное, объят и автор фильма. Но голос его сух и порой циничен, особенно когда, например, увлекшись метафорой огня и осушения, он сравнивает расстрелы с осушением болот, или с удовлетворением отмечает, что «предатель Осипов» умирал в тоске и одиночестве (многие злорадствовали и в то время), или вдруг объявляет брежневские времена полным затишьем, когда «хрущевские гонения закончились, а андроповские (?) еще не начались». Хотя широко известно, что при Брежневе продолжались аресты и долголетние посадки за веру и инакомыслие, особенно жесткие во время зачистки Москвы перед Олимпиадой-80. Или страдания людей измеряются только количеством жертв?
Кто же действительно горел верой в те годы? Светильники огненные шли до конца, огненная планка для того времени была очень высокой. Те, кто действительно горели верой, не подчинялись не только светской воинствующе атеистической власти, но поднимали голос и против «властей церковных» (то есть, во многом, тех же чиновников режима, «откомандированных» в РПЦ МП), исправно служивших гонителям и преследовавших свою же паству или истинно-православных «конкурентов». Вот уж действительно уместный повод для иронического употребления фразы «пастырь добрый». В фильме так бабушка Ольги Седаковой насмешливо называет пьяного пастуха, потерявшего свое стадо и хлыст. Хорошая метафора для князей советской Церкви того времени. Они действительно отворачивались от стада, на которое нападали волки, но хлыст в руке держали крепко и им подгоняли овец к волкам.
О. Глеб Каледа вписался в церковную систему, и о нем можно сделать целую серию, а о. Глеб Якунин, отсидевший в лагерях за веру и преданный своим священноначалием, не вписался, потому что защищал стадо церковное от гонений. И о. Павел Адельгейм, и архиепископ Ермоген (Голубев) – не вписались, как не вписался Борис Талантов и двенадцать вятичей, Лев Регельсон, Виктор Капитанчук, Зоя Крахмальникова, Феликс Карелин и многие-многие другие, которых преследовали, ссылали или сажали за веру. Поэтому о них в фильме либо ничего не сказано, либо они упомянуты вскользь, порой и в неприглядном для них виде. Разве позволительно представлять Феликса Карелина лишь как «стукача и убийцу»? Он раскрылся тем, на кого его послали стучать, и был посажен вместе с ними, а убийство совершил в безвыходной ситуации в лагере, в чем искренне и глубоко раскаивался. С христианской точки зрения Карелин – раскаявшийся грешник, образ благородного разбойника, вспоминаемого в назидание всем на литургии перед причастием. А как раскаявшийся стукач он – образец для многих, и ныне не покаявшихся в доносительстве, и даже пытающихся гордиться своим чекистским прошлым (и настоящим?). Автор фильма походя бросил камень и в него, и в авторов Открытого письма 1965 г. (которое одно заслуживает отдельного фильма) – о. Глеба Якунина и о. Николая Эшлимана, а заодно с ними – во всех диссидентов и интеллигентов.
Кремль выступает против диссидентов-»шакалов», церковные проповедники порой договариваются до того, что интеллигент и православие несовместимы, и автор фильма «в духе времени» подчеркивает, что о. Александр Мень был против диссидентства и много намучился с интеллигентами. А Христос с нами всеми не намучился? Будто отец Александр не шел за Христом в своем пастырском служении и не принял мученическую смерть. При этом известны слова Меня, что если он сам идет с закрытым забралом, то отец Глеб – с открытым, и что «у отца Глеба – харизма обличителя, и в этом ему надо всячески содействовать и помогать». Эти слова в фильме не могут быть процитирована, и позиция эта автору фильма никак не подходит. Потому что фильм создан в духе установок патриархии, партии и правительства, а не мыслящим духом честного историка и горящего верой христианина.
В фильме ничего не сказано о богословском и просветительском подвижничестве о. Александра Меня, даже не названа самая популярная из его книг – «Сын Человеческий», не говоря уже о шести томах по истории религии и многих других трудах, которые можно назвать чудом богословской образованности и глубины во времена, когда сама Библия была недоступна многим людям даже в Церкви, когда опыт мировой теологической мысли был закрыт или неприемлем даже для единиц, официально допущенных к преподаванию богословских дисциплин. Мень – это мученик, пострадавший и от советского режима, и от церковных властей. Неслучайно ведь он вышел из катакомбной среды.
Без учета внутреннего раскола советской РПЦ МП на народ верующий и церковные власти, предающие свой церковный народ, нельзя поставить честный фильм о том времени. В фильме упомянута фраза Патриарха Алексия I на «миротворческой» конференции о том, что Церковь всегда была со своим народом. С каким народом? С тем, что сидел в лагерях за веру? Или с тем, что показан на демонстрациях с портретами советских «богов» в руках? Какой народ имел в виду Алексий (Симанский)? Тех, кого сажали за веру, патриархия не защищала, а еще и наказывала от себя; тех, кто приказывал закрывать храмы, монастыри и семинарии – не останавливала. Если эти два народа в фильме столь ярко и категорично разделены, то нужно честно проводить водораздел и внутри Церкви, где эти два совершенно разных народа сосуществовали или раздваивались, как в Осипове (с которого, кстати, не снимали сан, а лишь запретили в служении. Свой все-таки). Митрополит Иоанн (Вендланд), к которому о. Глеб Каледа ездил в Ярославль как в Рим, тоже восхвалял Ленина. Если воспользоваться метафорой жары и иссушения, то иссушались души и выжигалась духовная жизнь не только вне Церкви, но и внутри нее.
Меня в этом отношении давно мучает вопрос, который я задала митрополиту Антонию (Блюму) в Лондоне в 2001 г., но не получила ответа. Разделял ли митрополит Антоний Русскую Церковь на гонимых и гонителей внутри нее? Видел ли он отличие между ними? В фильме Архангельского владыка говорит, что если Церковь находится в узах, то он считает должным разделить ее мученический путь. Но как в тюрьме, так и в Церкви, есть те, кто идет на сотрудничество с тюремной администрацией, и те, кто считает такое «соработничество» предательством. Вновь встает вопрос: следует разделить мученический путь с кем? С митрополитом Николаем (Ярушевичем), который активно развивал «богословие революции», воспевал Сталина, мечтал о Ленинской премии, но в котором митрополит Антоний почему-то видел образ Христа на Голгофе? Или с Борисом Талантовым, архиепископом Ермогеном (Голубевым) и многими другими сосланными, арестованными, лишенными тепла, еды или самой жизни? С теми, кто тогда содействовал гонениям (лишь изредка «на публику» изображая заботу о верующих) и которых теперь пытаются выдать за «истинных защитников Церкви» (как, например, сделал Николай Сванидзе в фильме о Николае (Ярушевиче))? Или с истинными мучениками и защитниками Церкви, которых и тогда гнали, и сегодня продолжают гнать, если они чудом выжили, или (в лучшем случае!) умалчивают о них, если они были замучены до смерти? С кем быть? С первосвященниками (Анной, Каиафой и пр.) или с Христом?
Метафору жары Архангельский также связывает с целым рядом кампаний по «рациональному» управлению природой (осушением болот, мелиорацией, поворотом сибирских рек), в которых автор видит параллель к стремлению советской власти рационально (без религии!) управлять своим народом, что привело к разрушению и природы, и государства. Разрушения, и похоже – фатальные, очевидны. Но с тезисом о рациональности советской власти согласиться трудно. Рациональное – производное от «ratio», т.е. разума. Поведение же советской диктатуры скорее безумно, чем рационально. Разве рационально уничтожать свой собственный народ? Крестьян, которые должны кормить страну? Полководцев, которые должны ее защищать? Разве не иррациональны, безумны по своему замыслу, сами проекты мелиорации-осушения-поворота? Жесточайшее насилие, на котором держался режим, не отвечает даже самым примитивным представлениям о рациональности или разумности. Научная рациональная основа советской идеологии – это один из многочисленных мифов, который давно разрушен. Ее и нужно изучать как миф, а не как историческую реальность. Христианство гораздо разумнее религии кесаря, которая одурманила страну.
Не должно браться за тему духовных исканий теплохладному – без внутреннего жара, без жажды правды, справедливости, без горячего сострадания к гонимым, идущим за Христом, без внутренней сопричастности к Голгофе ХХ века.
См. заметки Кротова.
