К оглавлению Письмо от 13.09.1974 К. А. Любарский – свящ. С. А. ЖелудковуА. Любарский – свящ. С. А. ЖелудковуДорогой Сергей Алексеевич! Я получил все Ваши письма, по 12-е включительно, и даже повторение письма № 5, которое, действительно, запоздало, и оригинал и повторение были вручены мне одновременно. Видимо, сказалось содержание письма № 5: ведь в нем речь идет о покорности власти, и власть изучала, нет ли тут скрытой непокорности. Непокорности найдено не было, и письмо вручено. Так что, как видите, призывом апостола Павла осталась довольна не только древнеримская милиция. Простите мне, ради Бога, эту парфянскую стрелу, не мог уж я, старый спорщик и поперечник, от нее удержаться. Но по той же причине не могу я удержаться и от этого письма. 12 писем, как 12 медных таблиц, гудят во храме и взывают к ответу. И вот я, оставляя в сторону родных и знакомых (а у меня их, как у кролика в сказке Милна о Винни-Пухе, много), пишу снова Вам. Игривый тон, от которого я никак не могу избавиться в начале этого письма, вовсе не означает несерьезности моего отношения к теме. Сейчас мы к ней перейдем... Просто у меня сегодня очень веселое настроение. И есть чему радоваться – уже и впереди не так уж все мрачно *. ** и направлено лезвие Оккама. Сказать же «не знаю» лишь в отношении Бога, выделить Его как-то среди прочих сущностей Икс, Игрек, Зет, агностик не может (**). Ведь выделить Его среди прочих неизвестных, значит уже по сути дела сделать Его известным, более известным, чем все прочее, признать Его существование. А это уже не позиция агностика. Итак, Вы видите, что позиция агностика некомфортабельна. Для меня, неверующего ученого – потому, что нарушает принцип Оккама, регулирующий мышление ученого, для Вас, верующего священника, – тем, что низводит идею Бога из величайших в рядовые. Не удивительно, что так. Любой паллиатив – неудовлетворителен. Так обстоит дело с «запретами» в Мире атеиста. Нет их, этих запретов. Как только появится в этом Мире что-либо, настоятельно требующее введения идеи Бога – я первый поддержу ее. Но нет этого... А запреты в мире ученых вообще не в моде. Вы, видимо, знаете, что никаких гонений на верующих ученых (в том числе, названных Вами и многих других) со стороны неверующих ученых никогда не было. Гнали, но не ученые, и это уже другой вопрос. Так что Вашу свободу в Мире атеиста никто не стесняет. (Не могу сказать этого же в обратном смысле: к сожалению, неученые верующие, бывало, гнали не только ученых неверующих, но и ученых верующих). Что касается приводимых Вами примеров, что и ученый может верить, то кроме замечания, что ссылка на личности – не аргумент, хочу отметить два обстоятельства. Да, верующие ученые есть, и немало, но большинство их, подобно Эйнштейну – пантеисты (оговорка его не случайна). А Вы сами чувствуете, что пантеист – «не тот» верующий, о котором идет речь, не случайно Вы с неудовольствием заметили эту оговорку. Второе: никто из ученых верующих не выводит идею Бога из своих наблюдений над Миром. Заметьте, все их декларации о Боге сделаны всегда в самой общей форме, без ссылок на какие-либо конкретные основания. Не так, как это делает ученый, рассуждая о чем-либо ином. Ибо любой ученый, кроме того, что он ученый, еще и просто человек. И это «просто человеческое» и рождает в нем идею Бога (причины зачастую имеют сугубо личный характер), которая и проэцируется им на сферу его профессиональных занятий. Итак, я не утверждаю, что ученый не может поверить. Может, но эта его вера не вытекает из его научных наблюдений. И не может быть иначе, ибо тогда это была бы не вера, а знание. Так обстоит дело с позиции агностика. К вопросу же о вере вне знания, к вере – озарению мы еще вернемся. Теперь – о ценностной характеристике Мира атеиста. Вам Мир смертных людей, человечество без загробной жизни, представляется ужасающе несправедливым. «Лопух на могиле» – вот, по Вашему мнению, единственная награда в Мире атеиста, и все человечество Вам представляется лишь сплошной суммой нулей. Огорчили Вы меня таким плоским представлением. Нет, Мир атеиста это не обещание молочных рек и кисельных берегов для будущих поколений; человек в нем не сырье для создания неописуемо хорошей жизни когда-то потом. И человечество – не арифметическая сумма умерших и живущих людей. Вы думаете, человечество – это только три миллиарда людей, живущих сейчас на Земле? Нет, это они плюс гигантское материальное и духовное наследие всех живших до нас людей. Человечество – это мы плюс бесконечно сложные невидимые связи, которые создает между нами запечатленная наука предков, поэзия, музыка, этика, религиозно-философский опыт (да, и он), все творения рук людей, до нас живших. Вот что такое Человечество, а не сумма нулей. Вот – жил человек по имени Шекспир. Что же, если допустить, что нет загробного воздаяния, то ему остается лишь лопух на могиле? Нет, Сергей Алексеевич, и без загробного воздаяния ему остается наша – живых – память и любовь, благодарность за замирание сердца над диалогом Ромео и Джульетты, за слезы над судьбою Лира, за раздумья совместно с Гамлетом... Могила Шекспира чтится, а вот на могиле Гомера наверное и впрямь растет лопух, но значит ли это, что лопух – единственное ему воздаяние? Нет, в Человечестве реальном, а не в придуманной Вами сумме нулей, не умирает ничего, не умирает – и без загробной уплаты. Я сам помню Шекспира и Гомера, и знаю, что то, будут ли помнить меня, зависит только от меня. Постараюсь же жить так, чтобы заслужить эту память у своих детей, у потомков – вот так или примерно так рассуждает атеист. И как совершается это воздаяние, он видит – не в потустороннем мире, в который он может только верить, не у грядущих поколений, до которых он не доживет, а ежечасно, ежеминутно – сейчас, вокруг себя. Так что я, видимо, был не совсем прав, говоря, что неверующий человек живет и работает бескорыстно. «Корысть» есть – это память поколений, в которой он хочет жить. Есть лишь одно великое отличие от «корысти» верующего. Воздаяние здесь такого сорта, что исключает любые формы торга. Для этого воздаяния индульгенций не купишь, сама идея эта в голову прийти не может. Здесь немыслимы изречения типа «не согрешишь – не покаешься, не покаешься – не спасешься». Такое воздаяние не оставляет места для уловок. Не лопух на могиле, а сопричастность к построению великого светлого Мира – нет, не фантастических миров будущего – а того Мира, в котором мы живем с Вами сейчас. Да, я называю этот Мир светлым, ибо в нем, кроме болезней, войн, лагерей, предательств есть – уже есть – «Илиада» и теория относительности, Парфенон и подвиг Альберта Швейцера, «Война и мир» и Руанские соборы Монэ... Он уже построен, этот мир, и в то же время будет строиться всегда. И его построил Человек, а не некто извне, а значит и мы с Вами, как люди, каждый в меру своих сил. И в этом – источник нашей гордости, в этом наше воздаяние. Я не считаю такой мир несвободным или несправедливым. И этот мир уже видят не глаза другого, а мои глаза. И наличие мерзостей этого мира ничуть не противоречит сказанному. Эти мерзости – и есть точка приложения моих сил, скажет атеист, я не буду сидеть сложа руки и лишь наслаждаться райским пением. Наслаждаясь – я одновременно внесу в этот мир и свою лепту. Итак, вот суть нашего несогласия в этом вопросе: Вы считаете, что Шекспир жив только в мире ином. Я же вижу его живым и в мире сем. И пребудет вовеки... У атеиста религиозное чувство в этом смысле заменяется чувством истории. Как-то на эту тему я написал Гале большое письмо, ею не полученное. Увы! Древнеримская милиция тоже ведь не всегда была либеральной. Несколько слов по поводу Вашего замечания, что «нравственные атеисты» выросли в питательной среде христианской культуры. Это верно. Но верно и другое – само христианство возросло на питательной среде дохристианской культуры. И так далее, до бесконечности. Каждый из нас – результат длительной нравственной и культурной эволюции человечества, каждый впитал в себя это наследие предков, в том числе и то, которое запечатлено в христианстве. Вопрос лишь в том – считать ли христианство результатом Божественного откровения или формой записи человеческого опыта. (Как таковое, христианство включило в себя и ветхозаветные идеи, но конечно, как Вы верно заметили, к ним не сводится). В этой связи не могу не возразить самым резким образом против привлечения Вами столь популярных ныне слов Ивана Карамазова: «Если Бога нет, то все позволено». Мне эта мысль представляется глубоко неверной, более того, глубоко вредной. Это – концентрированная форма «рабства» по Григорию Богослову, уж отнюдь не сыновства и даже не наемничества. В этом-то и дело, что не все позволено, даже если Бога нет. Не позволено потому, что есть люди, кроме тебя самого. Говоря об этом, мы тем самым перешли к следующей затронутой Вами теме. Вы говорите о том, что идеи страха и воздаяния, идеи рая и ада надо понимать как «внутреннее переживание». Особенно ярко Вы пишете об этом, когда речь идет об аде, и ссылки на Пушкина и Гоголя, Достоевского и Исаака Сирина – убеждают. Но – вот в чем дело: если геенское мучение – это раскаяние, если (как Вы пишете далее) Бог выступает как любовь, красота, как совесть и оценка – то не достаточно ли самих этих понятий, вполне человечных? Зачем добавлять к этому идею Бога? Совесть, красота и т. д. – достаточно самодовлеющие понятия, ценные сами по себе, даже не соотнесенные с Богом. Их незачем проэцировать на Бога. Их создал Человек – и это, наряду с прочим, то, что заставляет меня гордиться человеком-демиургом (почему он их создал – с моей точки зрения – я уже писал в прошлом письме). И придание этим понятиям Божественного смысла ничего к ним не добавляет. Более того – убавляет. Если человек чтит совесть и красоту сами по себе – это прекрасно. Но если ему для этого необходимо еще поддержать их Божественным авторитетом, то плохо дело. Значит, ему одной совести мало. Нужна ему палка, нужен хозяин. Тут-то и проникает в сознание то «рабство», о котором писал Григорий. Именно здесь одна из самых больших лазеек для тоталитарного мышления. Кстати, где-то тут рядом обретается и «трудный текст» апостола Павла о властях. Вижу, что Вы и сами недовольны Вашим толкованием этого текста как текста ad hoc. Уж очень оно натянуто. Скажу лишь, что если это так, то включить подобный случайный текст без специальных пояснений в Книгу, которой придан авторитет Богодухновенности – серьезно ли, достойно ли? Тысячелетия этот – и другие – тексты требовалось понимать только буквально. И сейчас – один мой друг, хороший человек, верующий, с которым Вы, видимо, познакомитесь (не из номинальных христиан) – сказал мне недавно: «Если я хоть на минуту допущу, что Священное Писание надо понимать не буквально – то Бога нет» ****. Так что текст действительно труден. И недостоин. Тут уж не сыновство. Тут рабство. А предел покорности – душа – какое удобное это прикрытие для любого приспособленца! «Я, мол, тебе пятки лижу, но в душе я тебя, братец, ненавижу» – уж лучше бы он лизал пятки от всей души! Ведь устанавливая этот предел – в душе, Вы тем самым освящаете лицемерие. Нет, предел стоит ближе. Он включает и поведение человека. А то ведь даже Горький, и то писал о людях, бунтующих в тиши гостиных... О мистическом опыте откровений. Да, мне известны подобные случаи. Сведенборг, например. Знаком я и с некоторыми очень впечатляющими личными рассказами. Это случаи крайние, и у меня есть на них своя точка зрения, которую позвольте мне не высказывать. Поговорим об откровении вообще, ибо вера, как таковая, как мы, кажется, уже согласились, не может быть приобретена знанием, а дается лишь в откровении. Но тогда – вот что удивительно. Откуда такое фантастическое разнообразие догматических и схизматических оттенков? И ведь каждому явился Дух Святой, каждому было откровение, но он, получивший откровение, яростно гонит другого, получившего откровение. Это нам, ученым, можно спорить и ссориться. Наша наука – дело рук человеческих, естественны ошибки и несогласия. Но откровение – это Откровение Абсолютной Истины! Так нет же, и эта истина оказывается не абсолютной! В чем же тогда ее смысл? У Мережковского в «Юлиане-Отступнике» есть великолепная сцена, когда Юлиан наблюдает за христианским Собором и с презрением смотрит на склоки и драки святых отцов, злобно не умеющих договориться ни о чем. Да и то – не такова ли вся история Церкви... Если так, то возникает вопрос: «Да было ли вообще кому-либо Откровение? Не может же Откровение быть таким мелочным, неполным, худосочным!?» Каждый, конечно, вправе объявить подлинным Откровение – свое, и только свое. Но это лишает разговор серьезности. Здесь по внутренней логике Вашего письма Вы приходите к «догмам атеиста» и вновь утверждаете, что в «догмах атеиста» «сомнения неверующих запрещаются безусловно». Уму непостижимо, откуда это взято? Впрочем, я об этом уже писал в начале письма. Нет у атеизма никаких догм, и запретов тоже. Если, конечно, не рассматривать исключительно как атеиста какого-нибудь администратора, увольняющего с работы «за веру». Но я надеюсь, Вы понимаете, что он действует не в качестве атеиста, а в качестве администратора. Говоря же о запрете сомнений со стороны верующих, я тоже не имел в виду церковных администраторов, не суд над Галилеем. Администраторы всюду одинаковы – и в Церкви и вне ее. Я имел в виду внутреннее убеждение большинства верующих – «не христианин не спасется». Каждый из них в душе своей (а не административно!), изгоняет нас, неверующих. Никаких подобных запретов у атеистов нет. К сожалению, слово это немного загажено всякими воинствующими безбожниками. Я вместо него предпочел бы слово «свободомыслящий». Оно не мною изобретено и сейчас широко используется для обозначения неверующих людей. А позиция «не христианин, не спасется» – вот уж поистине странная позиция. Не потому, что я жажду спасения – я ведь в него не верю. А потому, что я знаю, чем эта угроза является для самого говорящего, знаю, какой смысл он в это вкладывает. Здесь зерно, которое разрастается дальше в «недоброе христианство». Вы абсолютно правы: во многих из наблюдавшихся мною случаев налицо религиозная мания. Во многих – но не во всех. В этих других «недоброе христианство» цветет пышним цветом. Это христианство Великого Инквизитора. Да, это дискредитация христианства. Но, видимо, Вы должны подумать, что же есть такое в христианстве, что допускает такую дискредитацию. Ведь это не чьи-то сторонние злые происки?! Из многих затронутых Вами тем тезис Паскаля представляется мне наиболее интересным. Звучит, правда, немного смешно: «мой ответ Паскалю» – кто Паскаль и кто я?! Но, думаю, все же прав я, а не Паскаль (это, конечно, не значит, что я умнее Паскаля. Я не умнее Ньютона, хотя на абсолютность или относительность пространства-времени смотрю вернее, чем он). Заметим для начала, что отказ от «проверки документов на владение» осуществляется отнюдь не по мотиву трудности. Мотив состоит в том, что неизвестно, существует ли сам объект поисков. Ведь приступая к разборке архива надо иметь хотя бы какие-то основания для надежды найти в нем нужные документы. Иначе это будет напоминать поиски потерянной где-то монеты под уличным фонарем на том основании, что тут светлее. Искать надо не там, где светлее, а там, где монета обронена. Вам этот мотив должен быть понятен. Ведь Вы тоже отказыветесь «проверять документы» иных религий. А почему, собственно? В Вашем отказе уже присутствует выбор, обосновать его Вы можете только априорной убежденностью, что Ваше переживание Святого Бога оптимально. А может быть в иных религиях Вам откроются такие новые пласты Божественных откровений, каких Вы себе и представить не можете, и только поэтому Ваше переживание кажется Вам оптимальным? Может быть, Вы по отношению к этим неизвестным Вам откровениям находитесь в том же отношении, что и я – к откровениям христианства? Пишете же Вы, что Ваш опыт мистических переживаний беден... А ведь среди других религий есть и не менее массовые, и более новые, хронологически следующие за христианством, как христианство за иудаизмом. Ислам, например. Но Вы отказываетесь взглянуть на его документы. И довод Ваш, что Вы стали христианином не только потому, что родились в России, в христианской среде – конечно, не убедителен. Именно потому и стали. Представьте себя индийцем или японцем – так ли бы развивалось Ваше мировоззрение? Ну, ладно, пусть Вы лично не поэтому стали христианином! А как быть с миллионами русских и с миллионами индийцев? Почему «переживание Святого Бога» открывается только русским и не открывается индийцам? (Единицы христиан-индийцев, конечно, не меняют дела по существу). И умоляю Вас, не говорите мне об особом предназначении Святой Руси, об ее избранничестве. Хорошо вижу, к чему приводит это. Слишком хорошо. Начинается с избранничества, а кончается пухом из подушек. Это – лучшая антирелигиозная пропаганда. И далее – почему, собственно, Вы полагаете, что я отказался от «проверки документов»? Вовсе нет. Я читал Библию, оба Завета, многое из религиозно-апологетической (и, конечно, критической) литературы, чрезвычайно подробно и много беседовал с верующими людьми. Много мне хотелось понять и, мне думается, многое я понял. Конечно, я знаком с религиозной философией хуже, чем Вы, неизмеримо хуже, но и не совсем уж невежда. И вот, в результате этой проверки я нашел эти документы не то чтобы фальшивыми, но с истекшим сроком давности. Можно, конечно, потребовать, чтобы я еще и еще углублялся в церковную и религиозно-философскую литературу – пока не поверю. Требование это было бы приемлемым, если бы я (и любой человек вообще) думал только о себе. Я искал бы себе документы на дворец. Но, роясь в архивной пыли, я рискую оставить детей своих без дома вообще, дом оставить недостроенным. Пусть лучше я буду без дворца, но дети будут жить в теплом и удобном доме. Хорошо, если документы будут найдены. А если нет? Как жить тогда? Вы скажете, что Вы знаете, что они непременно найдутся. Вы знаете, но я-то не знаю. И если я поверю Вам на слово и буду дальше и дальше искать документы, то тут-то как раз и будет наличествовать заранее сделанный выбор – убеждение, что документы есть, непременно есть и надо только отыскать их, и ради этого можно отказаться от строительства дома. Напротив, в отказе от дальнейших поисков такого тайного уже сделанного выбора нет: может быть – документы есть, может быть – нет, но гоняясь за ними, я рискую остаться без дома для себя и для детей. Тем более, что Вы мне подаете пример. Вы «не ищете добра от добра». Я тоже. Только добро мы понимаем – в этом контексте только – по-разному. Итак, я все опять к тому же – Человек должен сам быть демиургом... Пусть строит то, что может. Зато сладки плоды трудов своих. Недооценка этого постоянно сквозит в Ваших письмах. Все Человеческое для Вас велико лишь постольку, поскольку оно где-то в глубине своей озарено Божественным светом. Совесть – Бог, Любовь – Бог, Красота – Бог. Вы верно отмечаете, что было время, когда Бог был – молния, гроза, землетрясение, извержение вулкана. Сейчас мы знаем, что молния – это не Бог, землетрясение – тоже. Мы знаем – что это. Недра человеческой психики мы только начинаем проницать. Пока они еще не познаны нами, и всюду, где не познано, человек помещает Бога. Но так будет не всегда, и в этом порукой нам – непрестанное сокращение сферы Божественного. Сначала из нее выпали ручьи и деревья, придорожные камни и вулканы... Затем отпало и небо – физическое небо... остались недра психики. Но будет время, когда выяснится, что Совесть – это Совесть, Любовь – это Любовь. Не Бог. Станут ли они от того «хуже»? Я знаю, что радуга – это солнечный спектр, атмосферное явление. Но разве от этого я перестаю ею восхищаться? Так стоит для меня вопрос о Боге. Не знаю, ясно ли я его изложил, но, поскольку Вы в конце своих писем возвращаетесь снова и снова к этому вопросу, повторяю – я не «знаю, что Бога нет». Я, как Лаплас, пока не нуждаюсь в этой гипотезе. Я не «запрещаю» ее, но требую от выдвигающих ее серьезных оснований. Пока их нет для меня. Практика же – личный опыт и историческая ретроспектива настораживают. Если говорить честно, то если и есть «вариант» христианства, мне духовно наиболее близкий (если бы пришлось выбирать), то это – Ваш, изложенный Вами. Но – Вы правы – Ваши же братья православные Вас не понимают. Тут я со всех сторон слышу одно – что Вам надо покаяться. А Ваш реферат я оценил – может быть, я, старый ругатель, просто хвалить не умею... Это великолепно – видимо, впервые христианин делает такой прямой шаг к, я бы сказал, «моральному экуменизму», не держа за пазухой камня фатальной загробной погибели для нас, неверующих. Это важный шаг. Без него трудно достигнуть того, о чем писал Толстой – «объединиться всем хорошим людям» в противовес плохим (Вы знаете эту его мысль, я точной цитаты не имею под рукой). Ну, а то, что я не принял «анонимного христианства» – посудите сами, как бы Вы восприняли, если бы я, желая Вас похвалить (для меня это высшая похвала), назвал бы Вас «анонимным свободомыслящим»? Или – еще того более – «анонимным атеистом»? Так что пребудем каждый в своей «епархии». Это не помешает, а поможет нам работать рука об руку. Ибо P. S. А все-таки любопытный у нас получается диалог! Интересно, как он выглядит для человека «со стороны»? Хотелось бы знать объективное мнение... (Лагерь 19, пос. Лесной, Мордовия. Письмо З. свящ. С. А. Желудкову и ответ на него к этому времени еще не были получены К. А. Любарским в копии, поэтому в настоящем письме и не содержится отклика на них). |
