ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ

ТОМ ТРЕТИЙ КНИГА ПЕРВАЯ

К оглавлению

БЕСЕДА IV содержащая порицание не бывших в церкви и увещание к бывшим о том, чтобы заботились о братиях; также на начало послания к Коринфянам: "Павел зван" (1Кор.1:1), и о смиренномудрии

Те, кто не посещают церкви, не слышали слов пророка: "желаю лучше быть у порога в доме Божием, нежели жить в шатрах нечестия". – Что испытывает душа при вступлении в церковь. Богопочтение есть единственно необходимая вещь и должна идти прежде всего. – Необходимость заниматься спасением своих братьев. – Объяснение слов Павла "призванный Апостол", находящихся в начале первого послания к Коринфянам. – Не столько важно читать, сколько разуметь Св. Писание. – Имена святых приятны для верных, страшны для грешников. – Слово "призванный" означает, что не апостол первый пришел к Господу, но что он ответствовал на призвание. – Коринфяне были богаты всеми благами мира сего, откуда происходило их тщеславие. – Они гордились даже учением, которое ап. Павел впервые проповедовал им; чтобы преподать им урок смирения, апостол и употребляет это слово "призванный". – Увещание к смирению, как основе всех добродетелей.

1. Когда посмотрю на вашу малочисленность и вижу, что наше стадо уменьшается в каждое собрание, то и скорблю, и радуюсь: радуюсь из-за вас, которые здесь теперь; скорблю из-за тех, которых здесь нет. Вы достойны похвал за то, что не стали беспечнее и от малочисленности; они заслуживают порицания за то, что не возбуждаются к усердию и вашею ревностью. Поэтому и называю вас счастливыми и блаженными за то, что вам нисколько не повредила беспечность тех; а тех почитаю жалкими и оплакиваю за то, что им не принесла никакой пользы ваша ревность. Не слышали они, что говорит пророк: "желаю лучше быть у порога в доме Божием, нежели жить в шатрах нечестия" (Пс.83:11). Не сказал: желаю жить в дому Бога моего, ни: обитать, ни: войти, но: "быть у порога". Я рад, говорит, быть и в числе последних; доволен буду и тем, если удостоюсь войти в преддверие; почту за величайший дар, если меня поставят между последними в доме Бога моего. Любовь усвояет себе общего всех Господа: такова уже любовь. "В доме Божием".

Любящий желает видеть не только самого любимого, и не только дом его, но и преддверие; и не только преддверие дома, но и самую улицу и переулок (т.е. дом любимого человека); и если увидит хоть одежду или обувь друга, думает, что пред ним сам друг его. Таковы были пророки: так как они не видели бестелесного Бога, то взирали на храм, и в нем представляли себе присущим самого Бога. "Желаю лучше быть у порога в доме Божием, нежели жить в шатрах нечестия". Всякое место, всякий дом, – будет ли то судилище, или сенат, или частный дом, – в сравнении с домом Божиим, есть селение грешников, потому что хоть и там бывают молитвы и моления, но не­избежно бывают также раздоры, и ссоры, и брани, и совещания о житейских делах: а этот дом (Божий) чист от всего этого. Вот почему те места – селения грешников, а это – дом Божий. И как пристань, защищенная от ветров и волн, дает полную безопасность входящим в нее судам, так и дом Божий, как бы исторгая входящих в него из бури мирских дел, дает им стоять спокойно и безопасно, и слушать слово Божие. Это место есть школа добродетели, училище любомудрия. Приди, не только во время собрания, когда бывает чтение Писания, духовное поучение, и собор честных отцов; нет, и во всякое другое время приди только в преддверие – и тотчас отложишь житейские заботы. Войди в преддверие – и как бы ветерок, какой духовный повеет на твою душу. Эта тишина внушает страх и учит любомудрию, возбуждает ум и не дает помнить о настоящем, переносит тебя с земли на небо. Если же так полезно быть здесь и без собрания, то какую пользу получают здесь присутствующие, и какую потерю несут отсутствующие тогда, когда пророки вопиют со всех сторон, когда апостолы благовествуют, когда Христос стоит посреди, когда Отец одобряет происходящее (здесь), когда Дух Святой сообщает свою радость?

Хотел бы я знать, где теперь уклонившиеся от собрания, что удержало их и отвлекло от этой священной трапезы, – о чем у них разговор? Впрочем, я хорошо знаю это: они или разговаривают о вещах непристойных и смешных, или предались житейским заботам, а занятие тем и другим непростительно и заслуживает самого строгого наказания. О первых не нужно и говорить и доказывать: но что и те, которые ссылаются пред нами на домашние дела и говорят, будто неизбежная надобность по этим делам удерживает их (от присутствия в церкви), – что и эти люди не могут получить прощения, так как призываются сюда только однажды в неделю, между тем и в это время не хотят предпочесть духовное земному – это ясно из Евангелия. Званные на духовное брачное пиршество не извинялись вот как: один купил рабочих волов, другой купил землю, третий женился; однако они наказаны (Лк.14: 18-24). Дела необходимые, но и они не извинительны, когда призывает Бог, потому что все, необходимое для нас, ниже Бога. Сперва честь Богу, а потом уже забота о прочем. Какой слуга, скажи мне, станет заботиться о своем доме прежде, чем исполнит господскую службу? Так не странно ли – по отношению к людям, где господство – голое имя, оказывать господам такое почтение и повиновение, а к истинному Владыке, не только нашему, но и горних сил, не иметь и такого уважения, какое оказываем подобным нам рабам? О, если бы вы могли войти в их (т.е. не пришедших в церковь) совесть, тогда ясно увидели бы, сколько у них ран, сколько терний! Как земля, не обрабатываемая руками земледельца, глохнет и зарастает кустарником, так и душа, не пользующаяся духовным наставлением, произращает терния и волчцы. Если и мы, каждодневно слушающие пророков и апостолов, едва удерживаем свой гнев, едва обуздываем ярость, едва укрощаем похоть, едва извергаем из себя гной зависти, и постоянно напевая своим страстям, стихи из божественного Писания, едва усмиряем этих наглых зверей, то они, никогда не пользующиеся этим врачевством и не слушающие божественного любомудрия, – они какую, скажи мне, могут иметь надежду на спа­сение? Хотелось бы мне быть в состоянии показать вашим глазам душу их: вы увидели бы, как она нечиста, осквернена, расстроена, унижена и безнадежна! Как тела не пользующихся банею покрываются множеством пыли и грязи, так и душа, не пользующаяся духовным учением, покрывается великою нечистотою грехов. Здешнее (т.е. церковь и все, что есть и совершается в церкви) есть духовная баня, теплотою Духа очищающая всякую нечистоту; еще более, огонь Духа очищает не только нечистоту, но и самый цвет. "Если", говорит Бог, "будут грехи ваши, как багряное, – как снег убелю" (Ис.1:18); пусть, то есть, греховная скверна так крепко вопьется в существо души, что получит уже неизменный цвет краски, и тогда Я могу перевесть ее в противоположное состояние, потому что довольно одного Моего мановения – и все грехи истребятся.

2. Это говорю не для того, чтобы вы слышали, потому что вы, по благодати Божией, не имеете нужды в лекарствах; но – чтобы они (т.е. не пришедшие в церковь) узнали об этом чрез вас. Если бы я мог знать места, в которых они собираются, то не стал бы беспокоить вашу любовь; но как мне одному невозможно узнать такое мно­жество народа, то вам поручаю попечение о ваших братиях. Позаботьтесь о своих братиях, привлеките их, призовите. Знаю, что вы уже часто делали это, но мало – делать это часто, надобно делать до тех пор, пока не убедите их и не привлечете сюда. Знаю, что вы беспокоили их, что нередко казались им тягостными, что не могли убедить их, и от этого стали менее усердны; но да утешит вас Павел, который говорит: "любовь все покрывает,

всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает" (1Кор.13: 7,8). Ты сделай свое: и пусть он (ближний) не примет врачевства, ты все же получишь награду от Бога. С земли, если бросишь в нее семена, и она не произрастит колосьев, надобно уйти с пустыми руками; не так с душою; нет, ты преподай ей учение, и, пусть она не послушает твоих слов, не смотря на это, ты получишь полную награду, – такую, какую (получил бы), если бы она послушала, потому что Бог смотрит не просто на конец дел, а на расположение делающих, и, судя по нему, определяет награды. Итак, прошу вас: что делают пристрастные к зрелищам конских бегов, то же сделайте и вы. А что они делают? С вечера собираются все вместе, ходят друг к другу в домы до зари, назначают себе и другие места, чтобы, собравшись вместе, тем с большим удовольствием идти на сатанинское то зрелище. Как они усердствуют и увлекают друг друга на погибель души, так вы заботьтесь о своей душе и спасайте друг друга, и, пред наступлением (церковного) собрания, (каждый из вас) подойди к дому брата, подожди его у дверей, и, как выйдет он, останови его. Хотя бы звали (его) тысячи надобностей, не уступай ему и не давай приняться ни за что мирское, прежде чем при­ведешь его в церковь и заставишь пробыть там во все продолжение собрания. Пусть будет он спорить и противоречить, пусть станет представлять тысячу отговорок, не склоняйся и не уступай, но, сказав и внушив ему, что и другие дела его будут гораздо успешнее, когда он приступит к ним, выстоявши всю службу (церковную), помолившись и приняв благословение отцов, – и связавши его этими и подобными словами, веди к этой священной трапезе, чтобы получить тебе двойную награду: и за себя, и за его приход (в церковь). Нет сомнения, что, если мы употребим столько ревности и усердия к уловлению беспечных, то достигнем спасения. Как бы ни были они беспечны, бесстыдны и упорны, но, устыдившись такого постоянства вашей решимости, бросят, наконец, леность. Ведь они, как ни бесчувственны, не жесточе, однако, того судии, который и Бога не знал, и людей не стыдился (Лк.18:2); между тем и его жестокого, сурового, железного, твердого как алмаз, преклонила неотступная просьба одной вдовицы. Какого же извинения надеяться нам, если, тогда как вдовица успела преклонить и сделать милостивым судию жестокого, и Бога не боявшегося, и людей не стыдившегося, мы не успеем привлечь братьев, которые гораздо мягче и скромнее этого судии, когда притом увещеваем их для их же блага? Об этом я часто говорил, и не перестану говорить, пока не увижу, что больные выздоровели. Каждый день буду искать их, пока не успею, при помощи вашего усердия, найти. Усердно прошу и вас разведывать о беспечных с такою же, с какою я теперь говорю это, скорбью, с таким же усилием. Не мне одному, но и вам Павел повелел заботиться о своих сочленах: "увещавайте", говорит он, "друг друга" сими словами [1], "как вы и делаете"; и опять: "назидайте" друг друга (1Фес.5:11). Велика награда пекущимся о братьях, и весьма велико наказание не заботящимся и небрегущим о их спасении.

3. Поэтому я твердо надеюсь и уверен, что вы исполните слова мои с великим усердием, и потому прекращу здесь увещание, и постараюсь привести вас к трапезе Павловой. "Павел призванный Апостол" (1Кор.1:1). Это часто и вы слышали, и мы читали: но слова (Писания) должно не только прочитывать, но и понимать, иначе не будет нам никакой пользы от чтения. Сокровище, доколе ходят по нему, не показывает богатства; нет, надобно наперед раскопать его, спуститься вниз, и так найти все (сокрытое) богатство. Тоже и с Писанием: если не исследуешь глубины его, то одно чтение не покажет сокровища заключающихся (в Писании) благ. Если бы довольно было одного чтения, то Филипп не сказал бы евнуху: "разумеешь ли, что читаешь?" (Деян.8:30). Если бы довольно было чтения, Христос не сказал бы иудеям: "исследуйте Писания" (Ин.5:39). А исследующий не останавливается на поверхности, но нисходит в самую глубину. Ведь и в самом вступлении (послания) вижу великое море мыслей. В светских письмах приветствия бывают просто только для изъявления почтения, а здесь не так; напротив, самое начало исполнено великой мудрости, потому что не сам Павел говорит, но Христос движет его душою. "Павел призванный". Это слово Павел есть, конечно, одно только простое имя, но оно заключает в себе такое сокровище мыслей, которое уже известно вам по опыту. Если вы помните, то знаете, что я целые три дня говорил только об этом имени, изъясняя причины, по которым прежде называемый Савл после назван Павлом, также для чего он не принял это имя тотчас по обращении к вере, но долго еще носил то (имя), которое сначала дали ему родители. При этом исследовании мы открыли великую премудрость и попечительность Божию и о нас, и о святых тех (т.е. которым Бог переменил имена). Если и люди дают имена своим детям не просто, но – то по отцу, то по дяде, то по другим предкам, – тем более Бог дал имена своим рабам не просто и не без основания, но с великою мудростью. Люди часто называют своих детей именами умерших и в честь усопших и в отраду себе, находя в таком названии детей облегчение своей скорби о кончине умерших; а Бог в имени святых, как на медном столбе, полагает напоминание и урок добродетели.

Так, Петра Он назвал этим именем по добродетели, желая в имени его заключить доказательство твердости его веры, чтобы в своем имени (Петр) имел всегдашнего учителя этой твердости. Так и Иоанна, и Иакова назвал (сынами громовыми) по громогласию их в проповеди. Но, чтобы не наскучить повторением того, о чем было говорено, – оставив это, скажу только, что имена святых, и сами по себе, почтенны для боголюбивых, и страшны согрешающим. Так Павел после того, как принял Онисима, этого беглеца и похитителя господских денег после того, как обратил его и посвятил в тайны веры, – желая возвратить его господину, вот что писал к нему: "посему, имея великое во Христе дерзновение приказывать тебе, что должно, по любви лучше прошу, не иной кто, как я, Павел старец, а теперь и узник Иисуса Христа" (Филим.1:9). Видишь ли, что (Павел) предложил три причины: узы за Христа, свое состояние по возрасту и уважение, внушаемое его именем? Так как он один просил, то постарался из одного просителя за Онисима сделать трех, – Павла, старца и узника. Видишь ли, что и сами имена (святых) почтенны и любезны верующим? Если название имени любимого дитяти часто заставляет отца, и против воли, оказать милость ради любимого имени, – тем более надлежало так быть с святыми. А для удостоверения, что (имена святых) были страшны согрешающим, как страшны нерадивым детям имена учителей, послушай, как это именно дал разуметь Павел в послании к Галатам. Так как они уклонились в иудейскую немощь (т.е., обрезание и другие обряды иудейские) и были в опасности потерять саму веру (христианскую), то Павел, желая восстановить их и убедить не примешивать ничего иудейского к евангельскому учению, писал им вот как: "вот, я, Павел, говорю вам: если вы обрезываетесь, не будет вам никакой пользы от Христа" (Гал.5:2). Ты сказал: "я"; для чего же прибавил еще имя? Разве этого: "я" недостаточно было для означения, кто пишет? Нет, чтобы ты знал, что и одного прибавления имени достаточно для поражения слушателей, поэтому (Павел) прилагает свое имя, желая напомнить им (Галатам) об учителе. И с нами случается то же самое: когда вспомним о святых, то, если мы в беспечности, пробуждаемся, если в бесстрашии, устрашаемся. Так, когда услышу я об апостоле Павле, то представляю себе, как он был в скорбях, в теснотах, в побоях, в темницах, в глубине (морской) день и ночь (2Кор.11:23-28), как он восхищен был на третье небо, слышал в раю неизреченные слова (12:2-4), представляю себе это избранное орудие, невестоводителя Христова, который желал бы сам отлучен быть от Христа за братьев своих (Рим.9:3). Точно как будто какая золотая цепь, открывается уму внимательных, ряд подвигов (святого) при воспоминании об его имени. А от этого бывает нам немалая польза.

4. Можно бы еще и более сказать об имени (Павла), но, чтобы нам коснуться и второго слова, прекратим здесь рассмотрение имени, и перейдем теперь к этому слову. Как имя: Павел доставило нам великое богатство, так и слово: "призванный", если только решимся мы исследовать его с надлежащим усердием, даст нам такой же, или еще и обильнейший, предмет для созерцания. В самом деле, как вынувший из какого-либо украшения или диадемы царской один только камень, может, продавши этот драгоценный камень, и купить великолепные дома и дорогие поля, толпы слуг и множество других предметов, – так и в отношении слов Божиих, если захочешь изъяснить смысл одного речения, оно доставит тебе великое духовное богатство, не тем, чтобы принесло дома, или слуг, или десятины земли, но тем, что возбудить души внимательных к благочестию и любомудрию. Вот и это самое слово: "призванный", смотри, к какой ведет нас истории духовных дел. Впрочем, должно прежде узнать, что такое значит это "призванный", а потом рассмотреть, для чего (Павел) так написал в посланиях только к Коринфянам и Римлянам, а ни к кому другому: не без причины же и не без основания он делает это. Если и мы не без разбора делаем надписи своих писем, но, посылая письмо к низшим, пишем: такой-то такому-то; а когда посылаем к равным, то получающего письмо называем в надписи и господином; когда же пишем к гораздо высшим по достоинству, то прибавляем множество и других наименований, выражающих глубокое почтение, – если и мы наблюдаем такую разборчивость, и не ко всем пишем одинаково, но, судя по различию лиц, получающих письма, употребляем такие или другие названия; то тем более Павел писал одним так, а другим иначе, не без причины и не без основания, но с некоторою духовною мудростью. Что Павел ни в одном из других посланий не назвал себя, в самом вступлении послания, призванным, это можем мы узнать, пробежав самые начала посланий. Остается нам сказать, для чего он сделал это; только мы наперед покажем, что значит "призванный" и что Павел хотел внушить нам этим словом. Что же он хочет внушить нам, называя себя призванным? То, что он не сам первый пришел к Господу, но послушался, быв призван; не сам искал и нашел, но найден, когда блуждал; не сам первый воззрел на свет, но свет (небесный) пролил свои лучи на его взор, и, ослепив ему плотские глаза, потом открыл внутренние. Итак, он называет себя призванным, желая вразумить нас, что он все свои добрые дела приписывает не себе, но призвавшему его Богу. Кто отворил мне, говорит он, ворота на арену и открыл поле для борьбы, тот – виновник и венцов; кто сделал начало и посадил корень, тот дал мне и возможность произрастить впоследствии плоды. Поэтому он и в другом месте, сказав: "но я более всех их потрудился", прибавил: "не я, впрочем, а благодать Божия, которая со мною" (1Кор. 15:10). Итак, слово: "призванный" означает не другое что, как то, что Павел не усвоял себе ни одного из своих подвигов, но все приписывал Господу Богу. Это и Христос внушал ученикам, говоря: "не вы Меня избрали, а Я вас избрал" (Ин.15: 16). На это же самое и апостол указывает в том же послании, говоря: "тогда познаю, подобно как я познан" (1Кор.13:12); теперь, то есть, не я первый познал, но сам наперед был познан, потому что, когда он гнал и опустошал церковь, тогда призвал его Христос, сказав: "Савл, Савл! что ты гонишь Меня?" (Деян.9:4). Вот, почему он называет себя призванным. А почему он так написал к коринфянам? Коринф – главный город Ахаии, и был богат духовными дарами, чему и надлежало быть так, потому что он впервые (Деян.13:1,8-11; 1Кор.1:14-17; 2:1,3; 3:6,10) услышал проповедь от Павла. Как виноградник, обработанный искусным и рачительным земледельцем, изобилует листьями и всегда обременен бывает множеством плодов, так и этот город, впервые воспользовавшись учением Павла, как бы обработкою искусного земледельца, и долгое время наслаждаясь его мудростью, украсился всеми благами. В нем не только было обилие духовных даров, но и великий избыток мирских благ, потому что он превосходил другие города и внешнею ученостью, и богатством, и могуществом. Эти-то блага и надмили его гордостью, а чрез гордость разделили на разные части.

Таково свойство гордости: она расторгает союз любви, отделяет людей друг от друга, и всякого, кем она обладает, заставляет жить особо от прочих. Как стена, раздувшись, разрушает здание, так и душа, надмившись гордостью, не может быть в союзе с другими. Это самое случилось тогда с коринфянами: они стали спорить между собою, рассекли церковь на множество частей, поставили себе много других (кроме Павла) учителей, и, разделившись на общины и особые братства, нанесли вред достоинству церкви, потому что достоинство церкви поддерживается тем, когда составляющие ее соблюдают между собою связь, (какая должна быть между членами) тела.

5. Надобно, впрочем, показать вам и то, что коринфяне впервые услышали проповедь от Павла, что они обогащены были духовными дарами, что обладали и мирскими выгодами, и что, возгордившись этими выгодами, разделились между собою, и одни из них перешли на сторону одних, а другие – на сторону других (учителей). Итак, для удостоверения, что они впервые услышали учение от Павла, послушай, как сам Павел указал на это. "Ибо, хотя у вас тысячи наставников во Христе, но не много отцов; я родил вас во Христе Иисусе благовествованием" (1Кор.4:15). А кто родил, тот первый выводит на свет рожденного. И опять: "я насадил, Аполлос поливал" (3:6); здесь показывает, что он первый посеял учение (между коринфянами). А что они богаты были духовными дарами, видно вот из чего: "непрестанно благодарю Бога моего за вас, ради благодати Божией, дарованной вам во Христе Иисусе, потому что в Нем вы обогатились всем" (1:4, 5). Потом, что они обладали внешнею мудростью, это показал нам (Павел) теми многими и пространными словами, которые он направляет против этой мудрости. В другом послании он нигде не делал этого, а здесь (т.е. в первом послании к Коринфянам) сильно осуждал (внешнюю мудрость), и – весьма справедливо. Так как от нее произошла опухоль, то над нею (Павел) употребил и резание, говоря так: "ибо Христос послал меня не крестить, а благовествовать, не в премудрости слова, чтобы не упразднить креста Христова" (1:17). Смотри, какое обвинение против внешней мудрости: она не только не содействует благочестию, но еще бывает помехою и препятствием. Как прекрасные тела и благовидные и красивые лица, если получат какое-либо стороннее украшение, утрачивают славу собственной красоты, потому что честь этой славы похищают себе румяны, притирания и другие прикрасы; если же не употребишь на них ничего постороннего, то гораздо лучше выкажешь красоту их, когда один вид их сам собою будет действовать и пользоваться вполне удивлением: так бывает и с верою – этою духовною невестою. Если придашь ей что-либо внешнее, – богатство, или власть, или силу красноречия, то унизишь ее славу, потому что не дашь проявиться всему блеску ее, но раздробишь славу ее на многие части; напротив, если предоставишь ей действовать самой по себе, устранив все человеческое, тогда верно выкажется вся красота ее, тогда ясно просияет неодолимая сила, когда т.е., не воспользовавшись ни богатством, ни мудростью, ни властью, ни знатностью рода, ни другими человеческими пособиями, она победит и преодолеет все, – когда чрез людей ничтожных, низких, неимущих, бедных и неученых одолеет и нечестивых риторов, и философов, и тиранов, и всю вселенную.

Потому Павел и говорил: "приходил возвещать вам свидетельство Божие не в превосходстве слова или мудрости" (1Кор.2:1), и: "Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых" (1:27). Сказал не просто: "немудрое", но: "немудрое мира"; а конечно, безумное мира не есть безумное и пред Богом, напротив, многие из кажущихся здесь (в мире) безумными пред Богом умнее всех других, точно так, как и многие из живущих здесь в бедности пред Богом богаче всех. Так и Лазарь в мире был беднее всех, а на небе стал всех богаче. Итак, безумными мира (Павел) называет тех, которые не имеют изощренного языка, не обладают светскою ученостью, лишены красноречия. И этих-то людей "избрал", говорит, "Бог, чтобы посрамить мудрых". Как же, скажи мне, эти посрамляются чрез тех? На деле. Когда вдову, сидящую у ворот и просящую милостыни, а часто и увечную, спросишь о бессмертии души, о воскресении тел, о промысле Божием, о наградах по заслугам, о тамошнем отчете, о страшном судилище, об уготованном добродетельным блаженстве, об угрожающих грешникам наказаниях, и обо всем прочем, и она ответит с точностью и полною уверенностью; а философ и тот, кто много хвастает прическою волос и тростью, после многих и долгих курсов учения, после многих и напряженных занятий, не может и заикнуться, не смеет и рта раскрыть об этих предметах: тогда хорошо узнаешь, как "Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых". Чего эти мудрые по гордости и высокомерию не могли найти, – потому что уклонились от учения Духа, и совершенно предались своим умствованиям, – то самые бедные и презренные люди, лишенные всякого мирского образования, узнали с совершенною точностью, – потому что доверились небесному наставлению. Но (апостол) не останавливается на этом в осуждении мирской мудрости; нет, он прибавляет еще другое, сильнейшее осуждение, говоря: "мудрость мира сего есть безумие пред Богом" (1Кор.3:19), и, преподавая слушателям наставление, опять с совершенным презрением (к земной мудрости) и с силою говорил им: "если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтобы быть мудрым" (ст.18), и опять: "погублю мудрость мудрецов, и разум разумных отвергну" (1Кор.1:19), и опять: "Господь знает умствования мудрецов, что они суетны" (3:20).

6. Так, отсюда видно, что коринфяне обладали (мирскою) мудростью. А что они гордились и надмевались, опять явствует из этого же послания. Осудивши в одном месте блудодея, Павел прибавил следующие слова: "и вы возгордились" (1Кор.5:2), А что они от гордости рассорились между собою, и это самое показал он, сказав: "если между вами зависть, споры и разногласия, то не плотские ли вы? и не по человеческому ли обычаю поступаете?" (3:3). В чем же выразилась ссора? Они разделились между многими начальниками, почему (Павел) и говорит: "я разумею то, что у вас говорят: "я Павлов"; "я Аполлосов"; "я Кифин" (1:12). Говорит это не потому, чтобы они предались Павлу и Кифе и Аполлосу; нет, этими именами он хочет прикрыть виновников раздора, чтобы, обнаружив их, не сделать упорнее и не довести до большего бесстыдства. А что, в самом деле, они предались не Павлу и Петру и Аполлосу, но некоторым другим, и это видно из последующих слов. Осудив их за этот раздор, он прибавил вот что: "это, братия, приложил я к себе и Аполлосу ради вас, чтобы вы научились от нас не мудрствовать сверх того, что написано, и не превозносились один перед другим" (1Кор.4:6). Многие из простых людей, не имея, чем самим гордиться и укорять ближнего, поставив начальников над собою, их-то заслугами возгордились пред другими, и – мудрость их учителей сделалась для них поводом к превозношению пред другими: а это было верхом тщеславия – не имея, чем самим хвалиться, воспользоваться чужими преимуществами к превозношению пред другими. Итак, как они и надмились гордостью, и рассорились, и разделились на многие части, и высоко возмечтали о своей вере, как будто сами от себя изобрели, а не свыше и от благодати Божией получили догматы истины, – то Павел, желая смирить их гордость, в самом начале (послания) тотчас назвал себя призванным, как бы так говоря: если я, учитель, не изобрел ничего сам от себя, и не сам первый пришел к Богу, но послушался уже тогда, как призван был, то вы, ученики, от меня принявшие догматы, как можете высокоумствовать, как будто бы сами изобрели их?! Поэтому и далее говорил им: "кто отличает тебя? Что ты имеешь, чего бы не получил? А если получил, что хвалишься, как будто не получил?"(4:7). Итак, это слово: "призванный" есть не другое что, как урок смиренномудрия, низложение надменности, укрощение высокомерия. Ничто, точно ничто не может так обуздывать и воздерживать нас, как смиренномудрие, когда, т.е. мы бываем, скромны, смиренны и никогда нисколько не мечтаем о себе. Ведая это, и Христос, когда приступал к преподаванию духовного того учения, начал с увещания к смиренномудрию, и, отверзши уста, наперед постановил этот закон словами: "блаженны нищие духом" (Мф.5: 3). Кто намеревается строить большой и великолепный дом, тот полагает и основание соответственное, чтобы оно могло выдержать тяжесть, которая впоследствии будет лежать на нем: так и Христос, начиная возводить в душах учеников великое здание любомудрия, наперед полагает увещание к смиренномудрию, как твердое и непоколебимое основание, – первую и нижнюю часть здания, зная, что, когда эта добродетель вкоренится в сердцах слушателей, то и все прочие добродетели могут уже безопасно навидаться. Следовательно, когда нет в человеке этой добродетели, тогда он напрасно, попусту и без пользы будет трудиться, хотя и совершит все прочие добродетели. Как человек, построивши дом на песке, хоть и подъял труд, но не получит пользы, потому что не положил надежного основания, – так, сколько бы кто ни сделал добра, без смиренномудрия, погубит и испортит все. А смиренномудрие разумею не то, что на словах и на языке, а то, что в сердце, от души, в совести, – что видеть может один Бог. Эта добродетель, одна и сама по себе достаточна к умилостивлению Бога, что и доказал мытарь. Не имея ничего доброго и не могши похвалиться хорошими делами, он сказал только: "Боже! будь милостив ко мне грешнику!" (Лк.1812) – и вышел праведнее фарисея; между тем это были слова еще не смиренномудрия, но искреннего сознания. Смиренномудрие состоит в том, когда человек, признавая в себе великие совершенства, нисколько не мечтает о себе; а сознание – в том, когда человек, будучи грешником, сам исповедует это. Если же не сознавший в себе ничего доброго, исповедав то, чем он был, так преклонил Бога на милость, – то каким дерзновением будут пользоваться те, которые могли бы указать на множество своих добродетелей скрывают, однако таковые, и ставят себя в числе последних? Так-то сделал и Павел: будучи первым из всех праведников, он называл себя первым из грешников (1Тим. 1:15); и не только называл себя так, но и был убежден в этом, узнав от Учителя, что, и сделавши все, мы должны называть себя рабами, ничего нестоящими (Лк.17:10). Вот, в чем состоит смиренномудрие! Подражайте же ему вы, у которых есть добрые дела, а мытарю – вы, которые обременены грехами. Будем признавать себя такими, каковы мы на деле; будем ударять в грудь и заставлять душу свою нисколько не мечтать о себе. Если мы будем в таком расположении, то оно послужит у нас достаточным приношением и жертвою, как и Давид сказал: "жертва Богу – дух сокрушенный; сердца сокрушенного и смиренного Ты не презришь, Боже" (Пс.50:19). Не сказал только: "смиренного", но еще и: "сокрушенного"; а сокрушенное переломлено, и уже не может, хоть и захочет, подняться вверх. Так и мы, не только смирим нашу душу, но и сокрушим и пронзим; а она сокрушается, когда постоянно помнит о своих грехах. Когда так смирим ее, она, если и захочет, не будет в состоянии подняться до гордости, потому что совесть, подобно узде, будет удерживать ее от надмения, будет укрощать и умерять во всем. Таким образом, возможем мы обрести и благодать у Бога: "сколько ты велик, столько смиряйся, и найдешь благодать у Господа" (Сир.3:18). А кто обрел благодать у Бога, тот не почувствует никакой неприятности, но может и здесь, с Божией благодатью, легко перенести все несчастья, и избегнуть уготованных там грешникам наказаний, потому что благодать Божия будет ему везде предшествовать и во всем содействовать к добру. Ее-то да удостоимся получить все мы, о Христе Иисусе Господе нашем, чрез Которого и с Которым Отцу, со Святым Духом, слава и ныне и присно и во веки веков. Аминь.

[1] Εν τοίς λόγοις τούτοις этих слов в славянском тексте нет.

БЕСЕДА на слова Апостола: "И не сим только, но хвалимся и скорбями, зная, что от скорби происходит терпение" и пр. (Рим.5:3)

Проповедник во вступлении, где он показывает, что христианин, страждущий в надежде на будущее блаженство, имеет великое преимущество перед земледельцем, мореплавателем и воином, заявляет, что он намерен объяснить слова апостола: "и не сим только, но хвалимся и скорбями"; но, чтобы пролить больше света на это место, он нарисовывает картину яростных гонений, которым подвергались первенствующие христиане. – Ап. Павел, с целью их увещания, не переставал питать их надеждой на будущие блага и напоминать им о тех преимуществах, которыми они пользовались и в этом мире. – Подробно объяснив им эти блага и эти преимущества, апостол прибавил, что они не только не должны были огорчаться этими скорбями, но даже и хвалиться ими. – Доказательства истины этих слов примером самого ап. Павла, примером других апостолов и мужеством мучеников, которые радовались среди самых ужасных мучений. – Ап. Павел особенно хвалился своими скорбями, и это именно он высказывал в словах: "и не сим только, но хвалимся и скорбями", – Почему же нам хвалиться скорбями? А потому, что они испытывают нас и укрепляют, дают нам силу, которая ограждает нас против всякого зла. – Несколько примеров, взятых из природы, показывают, насколько важно это преимущество. – Поэтому ради собственной пользы мы мужественно должны сносить все скорби настоящей жизни.

1. Трудно земледельцу – запрягать волов, влачить плуг, проводить борозду, бросать семена, переносить непогоду, терпеть холод, вырывать ров, отстранять избыток воды, наплывающей на семена, возвышать берега рек и посреди нивы проводить глубочайшие борозды; но эти труды, производящие утомление, делаются легкими и удобными, когда земледелец представляет в будущем цветущую жатву, изощренный серп, гумно, наполненное снопами, и зрелые плоды, привозимые домой с великою радостью. Так и кормчий смело вступает в свирепые волны, часто презирает и непогоду, и ярящееся море, и непостоянные ветры, решается переносить и морские бури и длинные переходы, когда представляет груды товара и пристани плавания и видит происходящее оттого неисчислимое богатство. Так и воин переносит раны, принимает облака стрел, терпит и голод, и холод, и продолжительные путешествия, и опасности в сражении, представляя приобретаемые таким образом трофеи, победы и венцы. Но для чего я упомянул об этом, или что значат эти примеры? Я хочу чрез это предложить вам увещание к слушанию и побуждение к подвигам добродетели. Если каждый из упомянутых трудное считает легким в надежде на будущее, и притом на такое, которое, если кто из них и в состоянии будет достигнуть, прекращается с настоящей жизнью, – то гораздо более вам должно прилежать к слушанию духовного учения и мужественно переносить борьбу и подвиги для вечной жизни. Притом те надеются на временные неверные блага, и часто, оставаясь при одном ожидании благ, они так и оканчивают жизнь, услаждаясь надеждами, а на самом деле не достигая ожидаемого, и между тем испытывая для них тягчайшие бедствия. Так, например: земледелец после многих своих трудов и усилий часто в то самое время, когда он изощряет серп и готовится к жатве, от происшедшего в хлебе повреждения, или от множества саранчи, или от чрезмерных дождей, или от какого-нибудь другого бедствия, происшедшего, от неблагоприятной погоды, уходит домой с пустыми руками перенесши всякие труды, но не получив ожидаемых плодов. Подобным образом и кормчий, радующийся множеству товаров, с великим удовольствием поднимавший паруса и проплывший многие моря, часто при самом устье пристани, ударившись о встретившуюся скалу или подводный камень и какой-нибудь утёс, или подвергшись другому какому-нибудь подобному неожиданному обстоятельству, теряет весь товар и едва успевает спасти обнаженное тело свое после бесчисленных опасностей. Так и воин, бывший на многих сражениях, отражавший противников и побеждавший врагов, иногда при самом ожидании победы теряет жизнь, не получив совершенно никакой пользы от трудов и опасностей. Но наши дела не таковы: у нас надежды вечные, неизменные, твердые и не прекращающиеся с этою временной жизнью, а имеющие в виду жизнь нетленную, блаженную и вечную, и не только не изменяющуюся от неблагоприятной погоды и неожиданных обстоятельств, но не разрушаемые и самой смертью. От этих же надежд можно видеть плоды, блистающие и в самых случайных обстоятельствах, и обильное и великое воздаяние. Поэтому и блаженный Павел взывал: "и не сим только, но хвалимся и скорбями" (Римл.5:3). Не будем, увещеваю вас, оставлять эти слова без внимания; но если речь привела нас опять, не знаю каким образом, к пристани прекрасного кормчего Павла, то займемся его изречением, хотя кратким, но научающим нас великому любомудрию. Что же значат эти слова, и что внушает он нам, когда говорит:

"и не сим только, но хвалимся и скорбями"? Если угодно, обратим речь учения немного выше, и мы увидим весьма ясно силу мыслей, здесь сообщаемую нам. Пусть же никто не утомляется телом, но пусть вместо росы будет желание духовного слушания. Так, у нас речь о скорби, желании вечных благ, терпении и воздаянии за это тем, которые не пали. Что же значит: "не сим только"? Кто сказал это, тот выражает, что он говорил нам о многих других предшествовавших благах, к которым прибавляет и это, – благо от скорби. Поэтому он и говорит: "и не сим только, но хвалимся и скорбями". Чтобы сказанное было яснее, потерпите краткое время, пока мы будем вести речь о предмете отдаленнейшем.

Когда апостолы возвещали божественное учение и ходили по всей вселенной, сея слово благочестия, исторгая заблуждение с корнем, разрушая отцовские установления нечестивых, истребляя всякое беззаконие, очищая землю, повелевая отстать от идолов, их храмов, жертвенников, торжеств и обрядов, а признавать одного и единственного Бога всех и питать надежды на будущее, говорили об Отце и Сыне и Святом Духе, любомудрствовали о воскресении и беседовали о царстве небесном, тогда из-за этого загорелась война жестокая и убийственнейшая из всех войн, все исполнилось беспокойства, смятения и тревоги, все города, и всякий народ, и домы, и обитаемые и необитаемые страны, так как древние обычаи были потрясаемы, столько господствовавшие предрассудки ниспровергаемы, и новые вводимы догматы, о которых никто никогда не слыхал; против этого гневались цари, негодовали начальники, возмущались простые люди, волновались площади, свирепствовали судилища, обнажались мечи, заготовлялись оружия, грозили законы. От этого поднимались наказания, мучения, угрозы и все, что у людей считается страшным. Как бывает на море, когда оно бушует и производит ужасные кораблекрушения, нисколько не лучше того было тогда и состояние вселенной: отец отказывался от сына за его благочестие, невестка ссорилась со свекровью, братья отделялись друг от друга, господа свирепствовали против слуг, как бы сама природа восставала против себя самой, и не только междоусобная, но и междукровная война происходила в каждом доме. Слово, проходя подобно мечу и отделяя больное от здорового, производило везде великое смущение и состязание, и подавало повод везде появляться вражде и нападениям на верующих. Отсюда – одни были отводимы в темницы, другие – в судилища, третьи – на путь, ведущий к смерти; у одних были отбираемы имущества, другие часто лишались и отечества и самой жизни, и со всех сторон падали на них бедствия, как проливные дожди: внутри борьба, отвне опасности, от друзей, от чужих, от самых соединенных друг с другом природою.

2. Все это видел блаженный Павел, наставник вселенной, учитель небесных догматов, и так как бедствия были под руками и совершались пред глазами, а блага были только в надеждах и обетованиях, т.е. царство небесное, воскресение и получение тех благ, которые превышают всякий ум и всякое слово, печи же, сковороды, мечи, наказания и всякого рода мучения и смерти были не в надеждах, а на опыте, и притом люди, имевшие вступать в такие подвиги, еще недавно были обращены к вере от жертвенников, идолов, роскоши, невоздержания и пьянства, и еще не привыкли представлять ничего высокого о вечной жизни, но были склонны более к благам настоящим, так что естественно было, что многие из них предавались малодушию среди ежедневных мучений, ослабевали и отпадали, – то посмотри, что делает причастник неизреченных таин, и внемли мудрости Павла. Он часто беседует с ними о будущем, поставляет на вид награды, показывает венцы, ободряя их и утешая надеждами вечных благ. И что говорит он? "Ибо думаю, что нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас" (Рим.8:18).

Для чего указываешь мне, говорит, на раны, жертвенники, палачей, наказания, мучения от голода, изгнания, бедность, узы и оковы? Все, что хочешь, представь из почитаемого у людей бедствиями, и ты не скажешь ничего такого, что могло бы сравниться с теми наградами, венцами и воздаяниями: то прекращается с настоящею жизнью, а это не имеет конца в беспредельном веке; то проходит как временное, а это пребывает постоянно, как бессмертное. На то же самое указывает он и в другом месте, когда говорит: "кратковременное легкое страдание" (2Кор.4:17), посредством количества показывая неважность качества и непродолжительностью времени облегчая бремя. Так как тогдашние обстоятельства были бедственны и тяжки, то непродолжительностью их он облегчает это бремя и говорит: "ибо кратковременное легкое страдание наше производит в безмерном преизбытке вечную славу, когда мы

смотрим не на видимое, но на невидимое: ибо видимое временно, а невидимое вечно"(2Кор.4:17,18). И еще, возводя их к мысли о величии тамошних благ, он представляет саму природу болезнующею и воздыхающею от настоящих бедствий и сильно желающею благ будущих, как совершенных, и говорит так: "вся тварь совокупно

стенает и мучится доныне" (Рим.8:22), Почему она воздыхает? Почему болезнует? Ожидая будущих благ и желая перемены к лучшему: "и сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих" (Рим.8:21). Впрочем, когда ты слышишь, что она воздыхает и болезнует, то не думай, будто она одарена разумом, но помни свойственный Писанию образ речи. Когда Бог чрез пророков желает возвестить людям что-нибудь великое и приятное, то представляет и самые неодушевленные предметы чувствующими величие совершаемых чудес, не для того, чтобы мы называли природу чувствующею, но чтобы можно было представить величие чудес посредством слу­чающегося с людьми. Так и мы, когда случится что-нибудь неожиданное, имеем обыкновение говорить, что сам город сетовал, и сам помост был прискорбен; и когда идет речь о людях страшных и имеющих зверское настроение духа, то также говорят: он колебал сами основания, и сами камни трепетали его, не потому, чтобы действительно камни трепетали его, но чтобы можно было представить чрезмерность зверского сердца и ярость его. Поэтому и дивный пророк Давид, возвещая блага, дарованные иудеям, и радость их по освобождения из Египта, говорил: "когда вышел Израиль из Египта, дом Иакова – из народа иноплеменного, Иуда сделался святынею Его, Израиль – владением Его. Море увидело и побежало; Иордан обратился назад. Горы прыгали, как овны, и холмы, как агнцы" (Псал.1-4). Между тем нигде никто не слыхал такого события. Правда, море и Иордан возвращались назад по повелению Божию; но горы и холмы не скакали, а только, как я выше сказал, желая представить чрезмерность удовольствия и облегчение от египетского изнурения, дарованное им, он говорил, что и сами неодушевленные пред­меты прыгали и скакали при полученных ими благах. Равным образом, когда Бог хочет возвестить что-нибудь прискорбное, происходящее от наших грехов, то говорит: "плачет сок грозда; болит виноградная лоза" (Ис.24:7); и в другом месте: "пути Сиона сетуют" (Плач1:4), и даже говорит, что предметы бесчувственные плачут: "стена дщери Сиона! лей ручьем слезы" (Плач. 2:18); также говорится, что и сама земля и Иудея сетует, и опьянела от скорби, не потому, чтобы стихии чувствовали, но, как я выше сказал, каждый из пророков хотел чрез это представить чрезмерность благ, подаваемых нам Богом, и наказаний, посылаемых на нас за наше нечестие. Поэтому блаженный Павел также представляет природу воздыхающею и болезнующею для того, чтобы по возможности показать величие даров Божиих, ожидающих нас после настоящей жизни.

3. Но все это, скажут, в надеждах; а человек малодушный и бедствующий, недавно обратившийся от идолослужения и не умеющий любомудрствовать о будущем, не очень назидается такими словами, но желает и в настоящее время получить некоторое утешение. Поэтому-то и этот мудрый учитель, все знающий, не только утешает будущими благами, но ободряет и настоящими радостями. И во-первых, он исчисляет дарованные вселенной блага, которые не в надеждах и ожидании, но уже на опыте и действительно получены, – которые служат величайшим и яснейшим доказательством и будущих и ожидаемых благ, – и потом, предложив пространную речь о вере и упомянув о праотце Аврааме, который, несмотря на природу, отказывавшую ему быть отцом, надеялся, ожидал и веровал, что сделается, потому и сделался отцом, – и отсюда возводя слушателей к тому, что не должно никогда впадать в слабость помыслов, но навидаться и ободряться величием веры и мудрствовать высоко, говорит после того и о величии полученных благ. В чем же это? В том, говорит, что Бог предал за нас, неблагодарных, своего Сына Единородного, истинного, возлюбленного, и нас, обремененных бесчисленными грехами и изнуренных таким бременем преступлений, не только избавил от грехов, но и сделал праведными, не заповедав нам ничего трудного, тяжкого или невыносимого, но, потребовав от нас только веры, сделал праведными и святыми, объявил сынами Божиими, поставил наследниками царства и сонаследниками Единородного, обещал воскресение, нетление тел, жизнь с ангелами, превышающую всякое слово и разумение, пребывание на небесах и собеседование с Ним самим, и оттуда уже излил благодать Святого Духа, освободил нас от власти диавола и избавил нас от бесов, ослабил грех, уничтожил проклятие, сокрушил врата ада, отверз рай, послал не ангела и не архангела, но самого Единородного для спасения нашего, как говорит Он через пророка: "не ходатай, не ангел, но Сам Господь спас их" (Ис.63:9). Не блистательнее ли это бесчисленных венцов, что мы освящены, оправданы, и притом верою и чрез нисшествие с небес Единородного Сына Божия для нас, что Отец за нас предал возлюбленного Своего что мы получили Духа Святого, и притом со всею легкостью удостоились неизреченной благодати и дара? Итак, сказав это и объяснив все в кратких словах, апостол опять обратил речь к надежде. Сказав: "оправдавшись верою, мы имеем мир с Богом через Господа нашего Иисуса Христа, через Которого верою и получили мы доступ к той благодати" он присовокупил: "в которой стоим и хвалимся надеждою славы Божией" (Рим.5:1,2). Таким образом, он сказал и о совершившемся, и о будущем: то, что мы оправданы, что Сын заклан за нас, что чрез Него мы приведены к Отцу, получили благодать и дар, избавились от грехов, имеем мир с Богом и сделались причастниками Святого Духа, есть уже совершившееся; а к будущему относится та неизреченная слава, о которой он и говорит в прибавленных словах: "в которой стоим и хвалимся надеждою славы Божией".

Но так как надежда, как я выше сказал, не очень способна назидать и ободрять малодушного слушателя, то заметь, что он еще делает, и посмотри на твердость и любомудрый ум Павла. Из того самого, что, по-видимому, печалит, тревожит и смущает слушателя, из этого он сплетает венцы утешения и хвалы. Исчислив все вышесказанное, он, наконец, прибавляет: не о том только я скажу, говорит, о чем сказал, т.е. что мы освящены и оправданы Единородным, что получили благодать, мир, дар, отпущение грехов, общение Святого Духа, и при том со всею легкостью, без трудов и усилий, а одною верою, что Бог послал Единородного Сына, и одно уже даровал, а другое обещал, именно славу неизреченную, бессмертие, воскресение тел, жизнь ангельскую, обращение со Христом, пребывание на небесах, потому что все это он изобразил в словах: "хвалимся надеждою славы Божией".

Так не о том только он говорит, что было и будет, но и то самое, что между людьми считается прискорбным, именно: судилища, заключение, смерть, угрозы, голод, пытки, сковороды, печи, разграбление, войны, осады, сражения, возмущения, состязания – и это он поставляет в число даров и благодеяний; потому что не о том только, что выше сказано, должно радоваться и восхищаться, но и этим нужно хвалиться, как говорит он: "ныне радуюсь в страданиях моих за вас и восполняю недостаток в плоти моей скорбей Христовых" (Кол.1:24). Видишь ли душу твердую, ум высокий, дух непоколебимый, который восхищается не венцами только, но утешается и подвигами, радуется не наградам только, но восторгается и трудами, веселится не от воздаяний только, но хвалится и самою борьбою? Не говори мне о царстве небесном, о тех нетленных венцах, о наградах, но и самое настоящее, исполненное скорби, трудов и великих страданий, поставь на вид, и я могу доказать, что этим должно хвалиться еще более. Во внешних подвигах борьба доставляет труд, а венцы – удовольствие; но здесь не так, а еще прежде венцов сами подвиги приносят великую радость. Чтобы вы убедились, что это действительно так, вспомните каждого из святых, из каждого поколения, как говорит апостол: "в пример злострадания и долготерпения возьмите, братия мои, пророков, которые говорили именем Господним" (Иак.5:10). И тот самый апостол, который сегодня предложил нам этот подвиг и составил настоящее духовное зрелище, т.е. Павел, после того, как он исчислил бесчисленные бедствия каждого из святых, которые неудобно пересказывать теперь, прибавляете "скитались в милотях и козьих кожах, терпя недостатки, скорби, озлобления; те, которых весь мир не был достоин", и при всем том радуясь (Евр.11:37,38). Тоже самое можно видеть и тогда, когда апостолы, после заключения в темнице и злословий, получив бичевания, были изгоняемы. В самом деле, что говорится о них? "Они же пошли из синедриона, радуясь, что за имя Господа Иисуса удостоились принять бесчестие" (Деян. 5:41).

4. Это было и у нас; если кто хочет знать, о чем я говорю, то пусть припомнит, что случилось во время гонений. Выступила девица нежная и не знавшая брака, имеющая тело нежнее воска; потом, привязанная к дереву со всех сторон, была мучима и терзаема скоблением по бокам и истекала кровью, но как бы невеста, сидящая в брачном чертоге, благодушно переносила совершаемое над нею, для царства небесного, получая венцы в самих подвигах. Представь же, каково было – видеть властителя с войсками, изощренными мечами и столь многим оружием, побеждаемого одного девицею. Видишь ли, что и сама скорбь сопровождается величайшею хвалою? Свидетели сказанного – вы сами. В самом деле, тогда как мученики еще не получили воздаяний, ни наград, ни венцов, но разре­шились в пыль и прах, мы стекаемся в честь их со всем усердием, составляем духовное зрелище, прославляем их и увенчиваем их за раны и кровь, за пытки и мучения, за их скорби и воздыхания: так сами скорби сопровождаются хвалою еще прежде воздаяния! Представь, каков был Павел тогда, когда он жил в темницах и был приводим в судилища, как славен, как блистателен и знаменит являлся он пред всеми, особенно же пред теми, которые нападали и враждовали против него. Но что я говорю: был славен пред людьми, – если он и для бесов был страшен более тогда, когда был бичуем? Когда он находился в узах, когда подвергался кораблекрушениям, тогда и совершал величайшие знамения, тогда особенно и побеждал противные силы. Поэтому, зная хорошо пользу, происходящую для души от этих скорбей, он говорил: "когда я немощен, тогда силен"; и потом прибавлял: "посему я благодушествую в немощах, в обидах, в нуждах, в гонениях, в притеснениях, чтобы обитала во мне сила Христова" (2Кор.12:10,9). Поэтому и говоря к некоторым, жившим в Коринфе, и укоряя тех из них, которые высокомудрствовали о себе, а других осуждали, он, соблюдая характер послания и находясь в необходимости представить нам изображение своих подвигов, составил его не из знамений, не из чудес, не из почестей, не из удовольствий, но из заключений в узы, судилищ, голода, холода, борьбы, козней, и говорил им так: "Христовы служители? (в безумии говорю:)"; – и, объясняя это выражение: "я больше", и свое преимущество, продолжал: "я гораздо более был в трудах, безмерно в ранах, более в темницах и многократно при смерти" и пр.: "если должно мне хвалиться, то буду хвалиться немощью моею" (2Кор.11:23-30).

Видишь ли, что этим он хвалится гораздо более, нежели восхищается блистательными венцами, и потому говорит: "и не сим только, но хвалимся и скорбями"? Что же значит: "и не сим только"? Не только, говорит, мы не падаем духом, испытывая скорби и бедствия, но как бы более и более преуспевая в чести и славе, особенно хвалимся среди приключающихся бедствий. Далее, сказав, что от скорбей происходит величайшая слава, хвала и радость, - а известно, что слава доставляет и удовольствие, потому что где удовольствие, там конечно есть и слава, и где такая слава, там конечно есть и удовольствие, – показав, что терпение скорбей сопровождается славою, знаменитостью и радостью, он говорит о другом величайшем их следствии, о некотором величайшем и дивном плоде их. А какой этот плод, посмотрим. "Зная, что от скорби происходит терпение, от терпения опытность, от опытности надежда, а надежда не постыжает", (Рим.5:3,6).Что значит: "от скорби происходит терпение"? От этого происходит тот величайший плод, что человек, подвергающийся скорбям, делается более крепким. Как из дерев те, которые стоят в местах тенистых и безветренных, бывают, хотя цветисты по виду, но изнежены и слабы, и скоро повреждаются от всякого напора ветров, а те, которые стоят на высоких вершинах гор, колеблются многими и великими ветрами, переносят частые перемены воздуха, потрясаются жесточайшими бурями и засыпаются обильным снегом, бывают крепче всякого железа; подобно тому, как тела, воспитываемые во многих и различных удовольствиях, украшаемые нежными одеждами, часто омываемые и намащиваемые и с излишеством изнеживаемые разными родами пищи, де­лаются совершенно негодными к подвигам благочестия и к трудам и достойны величайшего наказания, – так точно и души: те, которые ведут жизнь, чуждую бедствий, наслаждаются удовольствиями, приятно занимаются настоящими предметами и жизнь беспечальную предпочитают терпению скорбей для царства (небесного), по примеру всех святых, бывают нежнее и слабее всякого воска и готовятся в пищу вечному огню; а те, которые подвергаются опасностям, трудам и бедствиям скорби для Бога, и воспитываются в них, бывают крепче самого железа или тверже адаманта, от частого перенесения бедствий делаясь неодолимыми для нападающих и приобретая некоторый непобедимый навык к терпению и мужеству. И как те, которые в первый раз вошли на корабль, чувствуют тошноту и головокружение, смущаясь, испытывая неприятное ощущение и подвергаясь умопомрачению; а те, которые часто и долго бывали на морях, плавали по бесчисленным волнам и испытывали частые кораблекрушения, смело решаются на такое путешествие: так точно и душа, претерпевшая много искушений и подвергающаяся великим скорбям, привыкши к трудам и приобретши навык к терпению, бывает не боязлива, не робка и не смущается приключающимися скорбными обстоятельствами, но от постоянного упражнения в случайностях и частого испытания разных приключений делается способною переносить с великою легкостью все случающиеся бедствия. Это самое и выражает мудрый устроитель небесной жизни, когда говорит: "и не сим только, но хвалимся и скорбями", потому что еще прежде царства и небесных венцов мы получаем отсюда величайшую награду, так как от частых скорбей душа наша делается более крепкою и помыслы становятся более твердыми. Итак, зная все это, возлюбленные, будем мужественно переносить приключающиеся печальные обстоятельства, как происходящие по воле Божией и для нашей пользы, не будем унывать и падать духом при встрече с искушениями, но, стоя со всем мужеством, будем непрестанно благодарить Бога за все оказанные нам благодеяния, чтобы нам и насладиться настоящими благами и удостоиться будущих даров, благодатью, щедротами и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Святым и Животворящим Духом, слава и держава, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА на слова Апостола: "Знаем, что любящим Бога, все содействует ко благу" (Римл.8:28), о терпении и о том, сколько пользы от скорбей.

Вступление этой беседы весьма похоже на вступление в беседу о должнике десятью тысячами талантов. Как в той, так и в другой проповедник радуется, что после продолжительной болезни он вновь, как бы по возвращении из долгого путешествия, является среди собрания, которое его любит и которое любимо им с своей стороны. Поэтому, некоторые ученые выводят отсюда, что если беседа о должнике десятью тысячами талантов была произнесена, несомненно, в Антиохии в 887 году, то эта была произнесена в Константинополе, так как трудно предполагать, чтобы одно и то же вступление было произнесено в одном и том же городе Любовь проповедника к своим слушателям. – Любовь есть долг, которого никогда не уплатить всецело. – Христиане должны быть терпеливы в гонениях. – Действенность слов апостола на неблагодарность македонян к апостолам. – Почему ап. Павел изгнал демона, который заставил рабыню признать высшее служение апостолов. – Взятие и освобождение Павла и Силы. – Действенность священных песнопений: почему Павел и Сила предались священному песнопению среди ночи. – Скорбь делает нас внимательными и бдительными. – В деле духовной жизни никогда не должно рассеиваться. – Почему Бог допускает искушения.

1. Как будто спустя долгое время я возвратился к вам, – в таком расположении: духа нахожусь я сегодня. Хотя я был заключен дома по причине телесной болезни, но как будто был отлучен далеко от вашей любви, так я чувствовал себя. Кто умеет любить искренно, но не может быть вместе с тем, кого любить, тот, хотя бы жил с ним в одном и том же городе, будет чувствовать себя нисколько не лучше живущих в чужой стране. Это знают те, которые знают любовь. Поэтому простите нам, прошу вас: не от лености нашей происходила эта разлука, но болезнь телесная была причиною молчания. Знаю, что теперь все вы радуетесь, что мы избавились от болезни, а я радуюсь не только тому, что избавился от болезни, но и тому, что опять могу видеть вожделенные ваши лица и утешаться вашею любовью по Боге. Как многие из людей, по избавлении от болезни, ищут сосудов, чаш и прохладительных напитков, так для меня приятнее всякой радости ваше собрание; оно для меня и причина выздоровления и источник радости. Итак, теперь, когда по благодати Божией мы опять встретились друг с другом, заплатим вам долг любви, если только можно когда-нибудь заплатить его. Этот один долг не имеет конца, но чем более уплачивается, тем более возрастает; и как в деньгах мы хвалим тех, которые ничего не должны, так здесь мы ублажаем тех, которые должны много. Поэтому и учитель вселенной Павел в послании говорит: "не оставайтесь должными никому ничем, кроме взаимной любви" (Рим. 13:8), желая, чтобы мы и постоянно платили этот долг, и постоянно оставались должными, и никогда не уплачивали этого долга, пока не окончим настоящую жизнь. Как быть должным деньгами тяжело и неприятно, так не быть постоянно должным этим долгом – достойно осуждения. А дабы тебе убедиться, что это действительно так, послушай мудрости дивного учителя, как он предложил увещание. Сказав наперед: "не оставайтесь должными никому ничем", "кроме взаимной любви", желая, чтобы всякий наш долг здесь был уплачен, а этот долг оставался постоянно неуплаченным, потому что это особенно поддерживает и скрепляет нашу жизнь. Итак, когда мы знаем, сколько пользы от этого долга и что он, уплачиваясь, больше возрастает, постараемся теперь и мы, сколько можно, отдать долг, которым остаемся должными вам не по лености или по какой-нибудь невнимательности, но по приключившейся болезни, предложив краткую беседу вашей любви и заимствовав предмет беседы от того же самого дивного учителя вселенной; о чем он говорил сегодня в послании к Римлянам, то и мы, представив, припомним, и после долгого времени (молчания) предложим вашей любви духовное угощение. Но необходимо сказать, что было прочитано, дабы вы, припомнив сказанное, с большею легкостью усвоили себе наши слова. "Знаем", говорит он, "что любящим Бога, все содействует ко благу" (Рим.8:28). Для чего сказано такое вступление? Ничего напрасно и без цели не говорит эта блаженная душа, но всегда прилагает представляющимся болезням соответственные духовные врачевства.

Что же означают слова его? Так как многие искушения со всех сторон окружали тогда обращавшихся к вере, и беспрерывные были ухищрения со стороны врага, непрестанные козни, и не успокаивались противники проповеди, одних ввергая в темницы, других, подвергая изгнаниям, иных, увлекая во многие другие пропасти, то, подобно тому, как отличный военачальник, видя противника, дышащего великою яростью, обходит своих везде, ободряет их, укрепляет, приготовляет, располагает к мужеству, делает готовыми поднять руки против врага и не бояться его нападений, но с твердым духом стоять против него, поражать его, если можно, в самое лицо его, и не страшиться противодействия ему; – таким же образом этот блаженный, эта достигающая до небес душа, желая ободрить души верующих и стараясь восстановить лежащий долу, так сказать, ум их, начал речь свою так: "Знаем, что любящим Бога, все содействует ко благу". Видишь ли апостольское благоразумие? Он не сказал: я ведаю, но: "знаем" – присоединяя и их к изъявлению согласия на сказанную мысль, что любящим Бога все содействует ко благу. Заметь точность выражений апостольских. Он не сказал: любящие Бога избегают бедствий, освобождаются от искушений; но: "знаем", говорит, т.е. мы уверены, мы убеждены, на самом опыте получили доказательства, "знаем, что любящим Бога, все содействует ко благу".

2. Какая, думаете вы, сила заключается в этом кратком изречении? "Все", говорит, "все содействует ко благу". Не указывай мне здесь на приятное, не представляй только покой и безопасность, но и противное тому, темницы, скорби, козни, ежедневные нападения, и тогда увидишь в точности силу изречения. Чтобы не отвлекать любовь вашу слишком далеко, – если хотите, мы представим немногое из того, что происходило с этим блаженным, и вы увидите силу изречения. Когда он, ходя всюду, сея слово благочестия, исторгая плевелы и стараясь насадить истину в душе каждого, был в одном городе Македонии, как повествует нам блаженный Лука, составивший книгу Деяний, то встретил некоторую служанку, имевшую злого беса и не могшую молчать, но ходившую и хотевшую посредством этого беса сделать апостолов известными везде, и, прогнав его с великою властью, словом и повелением, как бы какого-нибудь негодного раба, избавил ее от злого беса. После этого жителям того города следовало бы смотреть на апостолов как на благодетелей и спасителей и всякого рода почитанием воздать им за, такое благодеяние, а они воздают противным. Послушай, чем они воздают им. "Видя", говорит дееписатель, "что исчезла надежда дохода их, схватили Павла и Силу и повлекли на площадь к начальникам, а воеводы, сорвав с них одежды, велели бить их палками и, дав им много ударов, ввергли в темницу, приказав темничному стражу крепко стеречь их" (Деян.16:19-23). Видите ли крайнее нечестие жителей того города? Видите ли терпение и твердость апостолов? Подождите немного, и вы увидите и Божие человеколюбие. Он, как премудрый и провидящий, не вначале и при первом случае избавляет от бедствий, но когда усилятся все меры врагов и когда делами доказано будет терпение подвижников Его, тогда и являет собственную помощь, чтобы никто не мог говорить, будто они потому решаются на опасности, что уверены, что с ними не случится ничего неприятного. Поэтому Он некоторым и попускает терпеть бедствия, по своей неизреченной премудрости, а некоторых избавляет от них, чтобы ты из всего познал чрезмерное че­ловеколюбие Его, и то, что Он, соблюдая для них большие награды, часто попускает усиливаться бедствиям. Так Он поступил и здесь. После такого чуда и благодеяния, которое оказали изгнавшие бесстыдного беса, Он попустил им получить удары и быть посаженными в темницу, потому что отсюда особенно и открылась сила Божия. Поэтому-то блаженный Павел и говорил: "потому я гораздо охотнее буду хвалиться своими немощами, чтобы обитала во мне сила Христова"; и еще: "когда я немощен, тогда силен", – называя немощью непрестанные искушения (2Кор.12:9,10). Но, может быть, здесь кто-нибудь недоумевает, почему они изгнали беса, который не говорил ничего противного им, но еще делал их известными. Потому что он много дней кричал, говоря: "сии человеки – рабы Бога Всевышнего, которые возвещают нам путь спасения" (Деян.16:17). Не удивляйся, возлюбленный: и это было делом благоразумия апостольского и благодати Духа. В самом деле, он не говорил ничего противного им, но дабы, чрез это сделавшись достойным доверия, бес не мог и в других делах увлекать людей более простых, для того апостол заградил ему уста и изгнал его, не допустив ему говорить то, что выше его достоинства. Это сделал он, подражая своему Господу, потому что и к Нему приступая говорили: "знаю Тебя, кто Ты, Святый Божий" (Лк.4:34); однако Он изгонял говоривших так. А совершалось это в обличение бесстыдных иудеев, которые, видя каждый день происходившие чудеса и бесчисленные знамения, не верили, между тем как бесы признавали и исповедовали Его Сыном Божиим.

3. Впрочем, возвратимся к предмету нашей речи. Чтобы вы знали, как любящим Бога все содействует ко благу, нужно прочитать вам весь рассказ об этом событии, чтобы и отсюда вы увидели, как после ударов, после темницы, все во благо им обратила благодать Божия. Но посмотрим, как излагает это блаженный Лука. "Получив такое приказание", говорит он, темничный страж "ввергнул их во внутреннюю темницу и ноги их забил в колоду" (Деян.16:24). Заметь, как усиливаются бедствия, чтобы и терпение апостолов сделалось блистательнейшим и не­изреченная сила Божия стала явною для всех. Выслушай и дальнейшее. "Около полуночи", продолжает он, "Павел и Сила, молясь, воспевали Бога" (Деян.16: 25). Посмотри на возвышенную душу, посмотри на бодрствующий ум; не будем, возлюбленные, оставлять этих слов без внимания. Не напрасно обозначил он нам и время, сказав: "около полуночи", но, желая показать, что тогда как над всеми другими тяготеет приятный сон и смежает их вежди, – особенно же те, которые обременены многими скорбями, обыкновенно предаются в это время сну, – тогда как, говорит, сила сна господствовала везде, тогда они, "молясь, воспевали Бога", представляя величайшее доказательство своей любви к Нему. Как мы, страдая телесными болезнями, ищем общества людей близких, чтобы разговором с ними утолить силу боли, так и эти святые, пламенея любовью к Господу и вознося священные песни, даже не чувствовали своих скорбей, но всецело предавались молитве и возносили свое дивное песнопение, так что тем­ница сделалась церковью, и всякое место освящалось песнопением этих святых. И можно было видеть чудные и дивные дела, как люди, связанные колодкою, не встречали никакого препятствия к песнопению. Так, человеку бодрствующему, внимательному и имеющему пламенную любовь к Богу ничто никогда не может препятствовать беседовать с Господом. Бог, говорит Он, "разве Я – Бог только вблизи, говорит Господь, а не Бог и вдали?" (Иерем.23:23); и еще в другом месте: "возопиешь, и Он скажет: "вот Я!" (Ис.58:9). Где душа бодрствующая, там ум окрыляется и освобождается, так сказать, от уз тела, возлетает к предмету любви и, презирая землю и становясь выше всего видимого, стремится к Нему. То же самое было и с этими святыми. Посмотри на внезапное действие их песнопений и как они, находясь в темнице, будучи связаны колодкою и поставлены наряду с мошенниками и преступниками, не только не потерпели никакого вреда, но еще больше просияли от этого и светом собственной добродетели озарили всех, бывших в темнице, потому что голос священных песней их, входя в душу каждого из узников, изменял ее, так сказать, и преобразовывал. "Вдруг", говорит дееписатель, "сделалось великое землетрясение, так что поколебалось основание темницы; тотчас отворились все двери, и у всех узы ослабели" (Деян. 16:26). Видишь ли силу песнопений Богу? Не только сами, возносившие песнопения, получали утешение, но и сделали то, что со всех оковы спали, чтобы на самом деле видно было, как "любящим Бога, все содействует ко благу". Вот и удары, и темница, и колодка, и пребывание с преступниками, – и, однако все это сделалось причиною благ и поводом к славе, не только для апостолов и бывших в темнице узников, но и для самого темничного стража. "Пробудившись", говорится, "темничный страж и, увидев, что двери темницы отворены, извлек меч и хотел умертвить себя, думая, что узники убежали" (Деян.16:27). Посмотри здесь на человеколюбие Божие, которое превышает всякое слово. Для чего все это совершается "около полуночи"? Не для чего иного, как для того, чтобы дело устроилось без шума и спокойно, и чтобы совершилось спасение темничного стража. В самом деле, когда сделалось землетрясение, и двери отворились, оковы спали со всех, там находившихся, никому из них не было допущено уйти оттуда. Заметь здесь и с другой стороны премудрость Божию. Все прочее, т.е. землетрясение и открытие дверей, произошло для того, чтобы все на деле узнали, каковы были находившиеся тогда в темнице, что они были не простые люди, но выйти оттуда никому не было допущено, чтобы это не подавало повода к опасностям для темничного стража. А что это справедливо, послушай, как темничный страж, лишь только заметил случившееся и подумал, что некоторые разбежались, не дорожил самою жизнью своею. "Извлек меч", говорится, "и хотел умертвить себя". Но везде бодрствовавший и предусмотрительный, блаженный Павел, собственным голосом ис­торгнул агнца из пасти дикого зверя. Он "возгласил громким голосом, говоря: не делай себе никакого зла, ибо все мы здесь" (Деян.16: 28). О, крайнее смиренномудрие! Он не думал высоко о себе при таком событии, не напал на темничного стража, не позволил себе произнести что-нибудь надменное, но в числе узников, преступников и злодеев поставил и себя самого, сказав: "все мы здесь".

Видишь ли, сколь великое показывает он смиренномудрие и не приписывает себе ничего больше находившихся там злодеев? Посмотри затем и на темничного стража, который приступает к нему уже не как к одному из прочих. Ободрившись, он "потребовал огня, вбежал в темницу и в трепете припал к Павлу и Силе, и, выведя их вон, сказал: государи мои! что мне делать, чтобы спастись?" (Деян.16:29,30)? Видите ли, как "любящим Бога, все содействует ко благу"? Видите ли, как уничтожена хитрость диавола, как недействительными оказались козни его? Когда они изгнали беса, то он устроил, что они были посажены в темницу, думая чрез это поставить препятствие распространению проповеди. Но вот и темница послужила для них поводом к духовному приобретению.

4. Так и мы, если будем внимательны, можем получать пользу, не только находясь в благоприятных обстоятельствах, но и в скорбях, и тогда еще более, чем при благополучии, потому что благополучие, как бывает по большей части, делает людей беспечными, – а скорбь, заставляя быть внимательными, делает достойными и вышней помощи, особенно когда мы в надежде на Бога оказываем терпение и твердость во всех приключающихся скорбях. Не будем же сетовать, когда постигают нас бедствия, но будем более радоваться, потому что это бывает поводом к нашей славе. Поэтому и Павел говорил: "Знаем, что любящим Бога, все содействует ко благу". Но посмотрим на пламенную душу тех святых. Когда они услышали слова темничного стража: "что мне делать, чтобы спастись?", то медлили ли они, отложили ли, пренебрегли ли оглашением? Нет; но что сказали они ему? "Веруй в Господа Иисуса Христа, и спасешься ты и весь дом твой" (Деян.16:31). Посмотри на апостольскую попечительность. Они не довольствуются его спасением, но чрез него хотят и всех домашних его уловить учением благочестия, нанося диаволу смертельную рану. "И немедленно крестился сам и все домашние его" и "уверовал в Бога" (Деян.16:33,34).

Отсюда мы научаемся никогда нисколько не медлить в делах духовных, но всякое случающееся время считать удобным. В самом деле, если эти святые не хотели отложить дела ночью, то, какое оправдание будем иметь мы, пренебрегая духовною пользою в другое время? Видишь ли темницу, сделавшуюся церковью? Видишь ли жилище преступников, внезапно обратившееся в молитвенный дом, и священнодействие, там совершаемое? Так важно – бодрствовать и никогда не пренебрегать духовною пользою, но всякое время считать удобным для такого приобретения. Поэтому хорошо говорил этот блаженный в послании: "любящим Бога, все содействует ко благу". Это изречение будем и мы, увещеваю вас, иметь начертанным в душе нашей и не будем никогда сетовать, когда подвергнемся в этой жизни каким-нибудь прискорбным обстоятельствам, или телесным болезням, или каким-либо другим печальным случаям; но, руководясь великим любомудрием, будем противиться всякому искушению, зная, что если мы будем внимательны, то можем получать пользу от всего и еще больше от искушений, чем от благоприятных обстоятельств; не будем никогда падать духом, представляя, сколько пользы от терпения, равно не будем питать ненависти и к тем, которые подвергают нас искушениям, потому что хотя они делают это, имея собственную цель, но общий Владыка попускает это, желая, чтобы мы и чрез это приобретали духовные блага и получили награду за терпение. Итак, если мы будем в состоянии с благодарностью переносить приключающиеся бедствия, то изгладим не малую часть грехов наших. Если Господь, видя такое сокровище и учителя вселенной подвергающимся каждый день опасностям, допускал это, не потому, чтобы Он презирал своего подвижника, но потому, что приготовлял для него пространнейшее поприще, дабы даровать ему блистательнейшие венцы, то, что можем сказать мы, исполненные бесчисленных грехов и за это часто впадающие в искушения, чтобы, получив за них наказание здесь, удостоиться, хотя малого милосердая и, получить в тот страшный день неизреченные блага? Размышляя об этом в самих себе, будем мужественно принимать все, чтобы нам и получить награду за терпение от человеколюбивого Господа, и изгладить множество грехов наших, и сподобиться вечных благ, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА против непришедших в собрание и на слова апостола: "если враг твой голоден, накорми его" (Римл.12:20), и о злопамятстве

Проповедник жалуется на незначительность числа слушателей его беседы; он отвергает рукоплескания собравшихся. – Приложение пословицы о том, что капля воды долбит камень. – Мы рождены не для себя только. – По примеру святых, мы не должны бояться усталости. – Верные должны взаимно увещевать себя к посещению церкви. – О крайней тщательности, с которою иудеи соблюдают свою субботу. – В мирских делах мы преуспеваем, когда славим Бога. – Какие источники дают нам помощь в проповеди. К чтению Св. Писания нужно присоединять добрые дела. – Трудно и мучительно примиряться со своими врагами. – Как нужно побеждать своих врагов: Давид в ветхом завете делает добро своему врагу. – Почему Давид пощадил Саула? – Как велика добродетель Давида. – Похвала терпению Давида.

1. Нисколько, кажется, мы не имели успеха, предложив вам недавно пространную речь о ревности к собраниям (церковным); церковь у нас опять остается без чад. Поэтому опять я принужден быть строгим и тяжелым, – укорять присутствующих, осуждать отсутствующих; последних за то, что они не оставляют своей лености, а вас за то, что не радеете о спасении братий. Я принужден быть тяжелым и строгим не для себя и собственного своего приобретения, но для вас и вашего спасения, которое для меня дороже всего. Кто хочет, пусть огорчается и называет меня тяжелым и бесстыдным; но я не перестану постоянно твердить об одном и том же, потому что для меня нет ничего лучше такого бесстыдства. Может быть, подлинно может быть, что вы, устыдившись если не другого чего, то, по крайней мере, этого, чтобы не слышать непрестанно напоминания об одном и том же, будете когда-нибудь иметь попечение о ваших братиях. Какая мне польза от похвал, если я не буду видеть вас преуспевающими в добродетели? И какой мне вред от молчания слушателей, если я буду видеть возрастающим ваше благочестие? Похвала проповеднику – не рукоплескание, но ревность слушателей о благочестии, не шум во время слушания, но усердие во всякое время. Шумное одобрение, как только вышло из уст, то рассеиваясь в воздухе исчезает, а исправление слушателей доставляет неоскудевающую и бессмертную награду и говорящему и слушающим. Крик вашего одобрения делает из говорящего славным здесь, а благочестие вашей души доставляет учителю дерзновение пред престолом Христовым. Поэтому, если кто из говорящих желает чего-нибудь, то пусть желает не рукоплесканий, но пользы слушателей. Немаловажное зло – нерадение о братиях, но достойное крайнего мучения и неизбежного наказания. Это показал пример зарывшего талант в землю. Он не подвергся никакому осуждению за собственную жизнь и не сделал ничего худого в скрытии таланта, потому что возвратил его целым; и однако, оказался виновным в способе употребления денег. Он не удвоил вверенного, и за это был наказан. Отсюда видно, что, хотя бы мы были усердны и внимательны, хотя бы имели великую охоту к слушанию божественных Писаний, этого не достаточно для нашего спасения. Должно удвоять вверенный залог; удвоенным же он делается тогда, когда вместе с собственным спасением мы принимаем на себя попечение и о других. Тот сказал: "вот тебе твое" целым; но этого недостаточно было для его оправдания.

"Надлежало тебе" говорит Господь, "отдать" вверенное "торгующим" (Мф.25: 25-27). И заметь, как легки заповеди Господа. Люди заставляют отдающих в займы деньги господина отвечать и за их возвращение; ты отдал, говорят, ты и требуй назад; мне нет никакого дела до того, кто взял. Но Бог поступает не так; Он повелевает только отдать, а за возвращение уже не делает нас ответственными. Во власти говорящего – советовать, а не производить убеждение. Поэтому я делаю, говорит Он, тебя ответственным за отдачу, а не за возвращение. Что легче этого? Между тем раб называл жестоким Господа, столь кроткого и человеколюбивого. Таковы привычки рабов неблагодарных и нерадивых: они всегда слагают вину своих грехов на господ. За это он и был наказан и связанный отведен во тьму кромешную. Чтобы и нам не подвергнуться тому же, будем передавать учение братиям, хотя бы они слушались, хотя бы не слушались. Слушаясь, они принесут пользу и себе и нам, а, не слушаясь, они на себя навлекут неизбежное наказание, нам же не могут причинить ни малейшего вреда. Мы сделали свое дело, подав совет; если же они не послушаются, то нам не может быть от этого никакого вреда. Предосудительно не то, когда мы не произвели убеждения, а то, когда не подали совета; после совета и увещания, частого и непрестанного, Бог потребует отчета уже не от нас, а от них. Я желал бы точно знать, что вы стараетесь убеждать их, и постоянно ли остаются они в нерадении: тогда я не стал бы беспокоить вас; но теперь боюсь, не от вашей ли небрежности и беспечности они остаются неисправимыми. Невозможно, в самом деле, чтобы человек, непрестанно слушающий увещания и наставления, не сделался лучшим и усерднейшим. Простонародна пословица, которую я намереваюсь сказать, но и она подтверждает тоже самое. Капля воды, говорится, долбит камень непрестанным своим падением. Что уж мягче воды? И что тверже камня? Однако постоянство побеждает природу. Если же постоянство побеждает природу, то гораздо более оно может преодолеть волю. Христианство не шутка, возлюбленные, и немаловажное дело. Непрестанно мы говорим это, и нисколько не имеем успеха.

2. Как, думаете вы, огорчаюсь я, припоминая, что в праздники множество собравшихся уподобляется обширным водам моря, а теперь не собралась и малая часть из того множества? Где же теперь те, которые теснили нас в праздники? Их я ищу, об них скорблю, представляя, какое погибает множество призываемых ко спасению, какую терплю я потерю братий, как мало число спасающихся, и большая часть тела церкви уподобляется мертвому и неподвижному телу. Но, скажут, что до этого нам? К вам особенно и относится это, к вам, которые не заботитесь о них, не убеждаете и не советуете, к вам, которые не принуждаете их, не влечете насильно и не отклоняете от великого нерадения. Не для себя самого только должно быть полезным, но и для многих, как показал Христос, назвав нас солью, закваскою и светом (Мф.5:13,14). Эти предметы полезны и благодетельны для других. Так светильник светит не для себя самого, но для находящихся во мраке; и ты – светильник, не для того, чтобы ты один пользовался светом, но чтобы руководил заблудшего. Что пользы в светильнике, если он не светит находящемуся во мраке? Что пользы и в христианине, если он никому не приносит пользы, никого не руководит к добродетели? Также соль не себя только поддерживает, но укрепляет и сгнивающие тела, не допускает им портиться и погибать. Так точно и ты: если Бог сделал тебя солью духовною, то поддерживай и укрепляй гниющие члены, т.е. беспечных и нерадивых из братий, и избавив их от беспечности, как бы от некоторой гнилости, соедини с прочим телом Церкви. Потому Он назвал тебя и закваскою (Мф.13: 33): закваска не себя заквашивает, но прочее смешение, великое и безмерное, хотя сама она мала и незначительна. Так точно и вы: хотя вы и малы числом, но будьте велики и сильны верою и усердием по Богу. Как закваска, не смотря на свою малость, не бывает бессильною, но действует по причине заключающейся в ней теплоты и свойственной ей силы, так точно и вы можете гораздо больших возбудить к одинаковой с вами ревности, если захотите. Но могут ссылаться на жар, потому что я слышу, как говорят: теперь сильная духота, несносный жар, мы не можем переносить затруднений и тесноты в толпе, обливаясь потом и изнемогая от жара и тесноты. Мне стыдно за таких людей, поверьте; это – отговорки женщин, или – лучше – отговорки недостаточные для оправдания и их, у которых тела нежнее и природа слабее. Хотя и стыдно опровергать такое оправдание, однако это необходимо. Если они не стыдятся представлять такие отговорки, то тем более не должно стыдиться нам, опровергая их. Что же скажу я представляющим такие отговорки? Я хочу напомнить им о трех отроках, бывших в печи и пламени, которые, видя огонь, со всех сторон окружавший их, объявший и тело их, и глаза, и самое дыхание, не переставали петь с тварями священную и таинственную песнь Богу, но стоя тогда посреди пламени, усерднее, чем находящиеся на лугу, воссылали славословие общему всех Господу; а вместе с этими тремя отроками и о львах вавилонских, о Данииле и его рве (Дан.6:24). И не только об этом прошу их вспомнить, но и о другом рве и пророке, о погрязшем в тине до самой шеи Иеремии (Иер.38:6). Вышедши из рвов, я хочу ввести ссылающихся на жар в темницу и показать там Павла и Силу, связанных колодкою, обремененных ранами и язвами, пораженных по всему телу множеством ударов, и в полночь воспевающих Бога и совершающих это священное всенощное бдение (Деян.16:25). Не безрассудно ли, тогда как эти святые, находясь в печи, в огне, во рве, посреди зверей, в тине, в темнице, в колодке, в ранах, под стражею и среди невыносимых бедствий, никогда не ссылались ни на что подобное, но с великою готовностью и пламенным усердием постоянно пребывали в молитвах и священных песнопениях, мы, не потерпев ни малого, ни великого из исчисленных бедствий, по причине жара, малой теплоты и пота пренебрегаем собственным своим спасением и, оставив здешние собрания, блуждаем вне, растлеваясь в собраниях, не имеющих ничего здравого? Такова роса божественных изречений, и ты ссылаешься на жар? "Воду", говорит Христос, "которую Я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную" (Ин. 4:14), и еще: "кто верует в Меня, у того, как сказано в Писании, из чрева потекут реки воды живой" (Ин.7:38). Ты, имея источники и реки духовные, скажи мне, боишься жара чувственного? А на торжище, где такой шум, теснота и великий зной, скажи мне, почему ты не жалуешься на духоту и жар? Не можешь ты сказать, что там можно наслаждаться прохладнейшим воздухом, а здесь у нас собрался весь удушливый жар; совершенно напротив, здесь и от лежащих на полу плит и от прочих удобств в устройстве храма, – потому что он поднимается на огромную высоту, – воздух легче и прохладнее, а там везде сильные лучи солнца, великая теснота, дым и пыль, и другие гораздо большие неприятности. Отсюда видно, что эти безрассудные отговорки происходят от беспечности, от души нерадивой и лишенной пламени Духа.

3. Об этом распространяюсь я теперь не столько для них, сколько для вас, которые не привлекают их, не отклоняют от беспечности и не приводят к этой спасительной трапезе. И слуги, намереваясь исполнить общую службу, призывают своих сослуживцев, а вы, намереваясь совершить эту духовную службу, не заботитесь о своих сослуживцах, лишающихся пользы. А что, скажешь, если они сами не хотят? Сделай, чтобы они захотели, непрестанною настойчивостью; если они увидят нашу настойчивость, то непременно захотят. Но это – предлог и от­говорка. Сколько здесь отцов, с которыми не стоят вместе сыновья их? Неужели трудно было тебе привести с собою и детей? Отсюда видно, что и прочие остаются вне (церкви) не только по собственной своей беспечности, но и по вашему пренебрежению. Если же не прежде, то по крайней мере теперь исправьтесь, и пусть приходит в церковь каждый с своим сочленом, и отец сына, сын отца, мужья жен, жены мужей, господин раба, брат брата, друг друга, пусть побуждают и привлекают в здешнее собрание; или – лучше – не только друзей, но и врагов будем призывать в эту общую сокровищницу благ. Когда враг увидит твою заботливость о нем, то непременно прекратит вражду.

Скажи ему: неужели ты не стыдишься иудеев, которые с такою точностью соблюдают субботу и с самого вечера прекращают всякие работы? Как только они увидят в пятницу, что солнце склоняется к западу, то прекращают договоры и оканчивают торговлю; и если кто, купив что-нибудь у них пред вечером, придет вечером и принесет плату, то они не позволяют себе принять ее и получить серебро. Но что я говорю о плате за проданное и о договорах? Если бы предстояло получить сокровище, то они скорее решились бы лишиться прибыли, нежели нарушить закон. Так иудеи соблюдают закон, и притом безвременно, и с такою точностью держатся они установления, которое не приносит им никакой пользы, но еще вредит; а ты, который выше тени, удостоился видеть Солнце правды, стремишься к небесной жизни, принял истину, не оказываешь усердия даже одинакового с теми, которые безвременно прилежат к недоброму делу, но, будучи призываем сюда на малую часть дня, не хочешь употребить и этого времени на слушание божественных изречений? Какое же, скажи мне, можешь ты получить прощение? Какое можешь сказать основательное и справедливое оправдание? Невозможно, невозможно столь беспечному и нерадивому получить когда-нибудь прощение, хотя бы он тысячекратно ссылался на нужды житейских дел. Разве ты не знаешь, что, если ты пришедши помолишься Богу и примешь участие в здешнем собрании, то предстоящие тебе дела будут гораздо успешнее? Ты имеешь житейские заботы? Для них и приходи сюда, чтобы, приобрести благоволение Божие пребыванием здесь, ты вышел с безопасностью, чтобы тебе иметь Бога помощником, чтобы тебе сделаться непобедимым для бесов при помощи вышней Десницы. Если ты воспользуешься молитвами отцов, примешь участие в общей молитве, выслушаешь божественные изречения, приобретешь помощь Божию, и таким образом выйдешь отсюда огражденный этим оружием, то и сам диавол не посмеет взглянуть на тебя, не только что злые люди, которые стараются злословить и клеветать. Если же ты выйдешь из дома на торжище без этого оружия, то легко будешь уловляем всеми врагами. Оттого многое и в общественных и частных делах идет у нас не по нашему желанию, что мы не о духовном наперед заботимся, а потом о житейском, но извратили порядок. От этого и правильный ход дела извратился, и все у нас исполнилось великого смятения. Как, думаете вы, огорчаюсь я и скорблю, когда подумаю, что при наступлении торжества и праздника стекается весь го-род, хотя бы никто не приглашал, – а по прошествии торжества и праздника, хотя бы мы провели весь день, надрываясь и приглашая вас, никто не внимает? Часто представляя это в уме, я тяжко вздыхал и говорил самому себе: для чего предлагать увещание или совет, когда вы делаете все просто и по привычке и нисколько не становитесь усерднейшими от нашего наставления? Если в праздники вы нисколько не нуждаетесь в нашем увещании, а по прошествии их нисколько не пользуетесь нашим наставлением, то не делаете ли излишними наши слова, сколько это зависит от вас?

4. Может быть, многие из слушающих это негодуют. Но не так думают беспечные; иначе они оставили бы свое нерадение, подобно нам, которые каждый день заботятся о вас. Получаешь ли ты столько прибыли от внешних дел, сколько причиняешь вреда самому себе? Невозможно из другого собрания или общества выходить с такою пользою, какую доставляет пребывание здесь, – укажешь ли на судилище, или на место совещаний, или на сам царский дворец. Не управление народами и городами, не распоряжение войсками преподаем мы приходящим сюда, но другую власть, важнее самого царствования, или – лучше – не мы преподаем, но благодать Духа.

Какая же это власть, важнее царствования, которую получают приходящие сюда? Здесь они научаются господствовать над постыдными страстями, царствовать над порочною похотью, удерживать гнев, подавлять зависть, порабощать тщеславие. Не столько важен царь, сидящий на царском престоле и облеченный диадемою, сколько человек, возведший в самом себе здравый разум на престол власти над рабскими страстями и облекши свою голову господством над ними, как бы некоторою блистательной диадемой. Что пользы, скажи мне, в багрянице, в золотых одеждах и венце с дорогими камнями, когда душа пленена страстями? Что пользы от внешней свободы, когда господственная способность в нас раболепствует постыдным и жалким образом? Как тогда, когда горячка скрывается в глубине и сжигает все внутренности, нет никакой пользы от того, что поверхность тела не терпит ничего подобного, так и тогда, когда у нас душа терзается внутренними страстями, нет пользы ни от внешней власти, ни от царского седалища, если ум с великим насилием низвергается с престола владычества над страстями, покоряется им и страшится их восстания. Чтобы этого не было пророки и апостолы отовсюду стекаются укротить наши страсти, исторгнуть из нас всякое свирепое безрассудство и преподать нам власть важнее царствования. Поэтому я и говорил, что лишающие себя такого попечения получают смертельную рану, испытывая такой вред, какой не испытывается ни от чего другого; а напротив, приходящие сюда получают такую пользу, какой не могли бы получить ни от чего другого, как и доказано было в нашей беседе. Да "пусть не являются пред лице Мое с пустыми руками", говорил закон (Исх.23:15), т.е. не приходи без жертв. Если же не должно входить без жертв в дом Божий, то тем более не должно – в собрания к братиям; лучшая та жертва и приношение, когда ты войдешь сюда с душою. Не видите ли, как ученые голуби, вылетая, увлекают за собою и других? Так будем поступать и мы. В самом деле, какое будет у нас оправдание, когда бессловесные животные могут уловлять подобных себе животных, а мы, отличенные словом и мудростью, пренебрегаем такою ловлею? В прежней беседе, убеждая вас, я говорил: пусть каждый из вас подходит к домам ближних, вышедших ожидает, удерживает и ведет к общей матери; пусть подражает людям пристрастным к зрелищу, которые, со всем усердием собираясь вместе, с раннего утра ожидают этого беззаконного зрелища. Но такое увещание наше нисколько не имело успеха. Поэтому я опять говорю, и не перестану говорить, пока не произведу убеждения. Никакой пользы не принесет слушание, если оно не будет сопровождаться деятельностью. Даже мы навлечем на себя тягчайшее наказание, если, непрестанно слушая одно и тоже, не будем исполнять ничего из сказан­ного. А что за это предстоят тягчайшее наказание, послушай Христа, который говорит: "если бы Я не пришел и не говорил им, то не имели бы греха; а теперь не имеют извинения во грехе своем" (Ин.15:22); и апостол говорит: "не слушатели закона праведны пред Богом, но исполнители закона оправданы будут" (Римл.2:13). Это говорит он к слушающим; а чтобы научить и говорящего, что и ему не будет никакой пользы от учения, если учение его не будет сопровождаться деятельностью и соответственною слову жизнью, послушай, как обращаются к нему и апостол и пророк. Один говорит: "грешнику же говорит Бог: "что ты проповедуешь уставы Мои и берешь завет Мой в уста твои, а сам ненавидишь наставление Мое и слова Мои бросаешь за себя?" (Пс.49:16,17). Также и апостол, обращаясь к тем, которые слишком много думают о себе за свое учение, говорит так: "и уверен о себе, что ты путеводитель слепых, свет для находящихся во тьме, наставник невежд, учитель младенцев; как же ты, уча другого, не учишь себя самого?" (Рим.2:19,20,21)? Если же ни мне говорящему моя речь, ни вам слушающим слушание не может принести пользы без исполнения того, что говорится, но еще служит к большему осуждению, то не будем ограничивать нашего усердия только слушанием, но станем исполнять сказанное на деле. Хорошо – заниматься постоянно слушанием божественных изречений; но это добро бывает бесполезно, когда оно не соединяется с пользою, происходящею от послушания. Итак, чтобы вам не напрасно собираться сюда, со всем усердием, как я часто просил и не перестану просить, приводите к нам братий, убеждайте заблуждающихся, советуйте не словом только, но и делом. Лучшее наставление – наставление образом жизни, наставление деятельностью. Хотя бы ты ничего не говорил, но, вышедши из собрания, своим видом, взором, голосом, походкою и всяким другим положе­нием тела показал отсутствовавшим людям ту пользу, какую ты получил здесь, то этого достаточно для наставления и увещания. Нам должно выходить отсюда так, как из неприступного святилища, как бы мы сошли с самых небес, став скромными, любомудрыми, говорящими и делающими все благопристойно; и жена, видя своего мужа возвращающегося из собрания, и отец сына, и сын отца, и раб господина, и друг друга, и враг врага, все пусть чувствуют, какую пользу мы получаем здесь; а они почувствуют, если увидят, что вы сделались более скромными, более благочестивыми. Представь, в какие посвящен тайны ты, посвященный в них, с кем вместе ты возносишь таинственную песнь, с кем взываешь Трисвятое. Научи находящихся вне, что ты ликовал вместе с серафимами, что ты принадлежишь к высшему сонму, что ты причислен к лику ангелов, что ты беседовал с Господом, что ты обращался со Христом. Если мы так настроим себя, то по выходе отсюда, не будем нуждаться в словах для отсутствующих, но по нашей пользе они почувствуют собственную потерю, и скоро прибегнут, чтобы получить то же. Видя красоту вашей души, проявляющуюся в самых чувствах, они, хотя бы были нерадивее всех, проникнутся любовью к вашему благообразию. В самом деле, если красота телесная трогает взирающих на нее, то гораздо более благообразие душевное может тронуть зрителя и возбудить к соревнованию. Будем же украшать нашего внутреннего человека, и то, что говорится здесь, будем помнить вне, потому что там особенно благовременно воспоминать об этом. Как ратоборец, чему научится в училище ратоборства, то и показывает при подвигах, так точно и нам, чему мы научимся здесь, то и должно показывать во внешних делах.

5. Итак, помни то, что говорится здесь, чтобы, когда выйдешь и нападет на тебя диавол – или посредством гнева, или посредством тщеславия, или посредством другой какой-нибудь страсти – ты, вспомнив о здешнем учении, мог легко уклониться от сетей лукавого. Не видите ли вы на поприщах ратоборства, как учители юношей, после бесчисленных подвигов, по причине старости, получившие, наконец, увольнение от ратоборства, сидя вне оград близ самой пыли, подсказывают находящимся внутри и вступающим в борьбу, чтобы они схватили руку, чтобы увлекли ногу, чтобы взялись за спину, и много другого подобного говорят, например: если сделаешь то и то, тогда легко сра­зишь противника, – и таким образом весьма много помогают ученикам? Так и ты взирай на учителя твоего, блаженного Павла, который после бесчисленных венцов, находясь теперь вне поприща, т.е. настоящей жизни, подсказывает нам подвизающимся и взывает посредством посланий, когда видит одержимых гневом и злопамятством и терзаемых какою-нибудь страстью: "если враг твой голоден, накорми его" (Рим.12:20). И как учитель юношей говорит: если сделаешь то и то, тогда преодолеешь противника, так и он прибавляет: "Делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья". Но между тем, как я читаю эту заповедь, представляется вопрос, который, по-видимому, рождается из нее и многим подает повод говорить против Павла, который я и хочу предложить вам сегодня. Что же волнует мысли тех, которые не хотят исследовать все тщательно? Павел, говорят, отклоняя от гнева и убеждая быть кроткими и добрыми к ближним, еще более раздражает их и располагает к гневу. В самом деле, в словах: "если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напой его", содержится заповедь прекрасная, исполненная любомудрия и полезная как для делающего, так и для получающего это; но следующие затем слова приводят в великое недоумение и, по-видимому, не согласны с мыслью, выраженною в первых. В чем же это? В том, что он говорит: "делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья". Этими словами, говорят, он причиняет вред и делающему и получающему благодеяние, обжигая голову последнего и налагая на нее горячих угольев. В самом деле, может ли быть столько добра от напитания и напоения, сколько зла от наложения кучи угольев? Таким образом, и получающему благодеяние, говорят, он делает зло, подвергая его большему наказанию, а с другой стороны и оказывающему благодеяние причиняет вред, потому что и последний какую может получить пользу от благодеяния врагам, если будет делать это в надежде навлечь на них наказание? Кто питает и поит врага для того, чтобы собрать горячие уголья на голову его, тот не может быть человеколюбивым и добрым, но бесчеловечен и жесток, – посредством малого благодеяния причиняя невыразимое мучение. Что, в самом деле, может быть жесточе питающего для того, чтобы собрать горячие уголья на голову питаемого? Таково возражение. Теперь надобно предложить и разрешение, чтобы ты из того самого, что, по-видимому, унижает слова заповеди, ясно увидел всю мудрость законодателя. Какое же это разрешение?

Хорошо знал этот великий и доблестный муж, что тяжелое и трудное дело – скоро примириться с врагом, тяжелое и трудное не по своему свойству, но по нашему нерадению. Притом он заповедал не только примириться, но и напитать, что гораздо тяжелее первого: если некоторые, только видя своих оскорбителей, ожесточаются, то как они решились бы напитать их алчущих? Но что я говорю: видя? Если кто напомнит об них и произнесет одно только имя их, то растравляет рану в душе нашей и усиливает раздражение. Поэтому-то Павел, зная все это и желая неудобоисполнимое и трудное сделать удобным и легким, и расположить того, кто не хочет даже видеть своего врага, сделаться его благодетелем, прибавил "горящие уголья", чтобы он, побуждаясь надеждою наказания, решился на благодеяние оскорбившему его. Как рыбак, закрыв уду со всех сторон приманкою, бросает ее рыбам, чтобы они, прибегая к обычной пище, удобнее были пойманы и удержаны, так точно и Павел, желая расположить обиженного делать благодеяние обидевшему, предлагает не пустую уду любомудрия, но, закрыв ее горячими угольями, как бы некоторою приманкою, надеждою наказания склоняет оскорбленного к благодеянию оскорбителю; а когда тот уже склонился, то удерживает его и не допускает удалиться, так как самое свойство дела привязывает его к врагу, и как бы так говорит ему: если ты не желаешь по благочестию напитать обидчика, то напитай по крайней мере в надежде на­казания. Он знает, что, если тот приступит к такому благодеянию, то будет начат и продолжится путь к примирению. Никто, ведь никто не может иметь врагом того, которого он питает и поит, хотя бы вначале он и делал это в надежде наказания. Время в своем течении ослабляет и силу гнева. И как рыбак, если бы бросил пустую уду, не поймал бы рыбы, но, закрыв ее, незаметным образом внедряет уду в уста приближающегося животного, так и Павел, если бы не предложил надежду наказания, не убедил бы обиженных приступить к благодеянию обидевшим. Поэтому желая тех самых, которые уклоняются, негодуют и раздражаются при одном взгляде на врагов, склонить к величайшим благодеяниям для них, он предложил "горящие уголья" – не для того, чтобы подвергнуть тех неизбежному наказанию, но чтобы, убедив обиженных надеждою наказания оказывать благодеяния врагам, убедить их с течением времени оставить и весь свой гнев.

6. Так он утишил оскорбленного; посмотри же, как он примиряет и оскорбившего с обиженным. И во-первых – самым способом благодеяния, потому что никто не может быть так низок и бесчувственен, чтобы, получая питье и пищу, не захотел быть рабом и другом того, кто делает это для него; а во-вторых – страхом наказания. По-видимому, к питающему обращает он слова: "делая сие, ты соберешь ему на голову горящие уголья"; но преимущественно они направлены против оскорбителя, чтобы по страху наказания он не остался навсегда врагом, но, зная, что пища и питие весьма много могут повредить ему, если он останется постоянно при своей вражде, прекратил бы гнев. Таким образом, он в состоянии будет погасить горячие уголья. Так наказание и предстоящее мучение располагает оскорбленного благотворить оскорбившему, и оскорбителя устрашает, исправляет и заставляет примириться с тем, кто питает и поит его. Следовательно, двойными узами он соединяет обоих их между собою, – узами благодеяния и наказания. Трудно начать и сделать приступ к примирению; а когда он сделан каким бы то ни было образом, тогда все последующее будет легко и удобно. Хотя бы оскорбленный сначала питал своего врага в надежде наказания ему, но, чрез самое питание сделавшись его другом, он может отвергнуть желание наказания, потому что сделавшись другом, он уже не станет питать примирившегося с ним в таком ожидании. Также и обидчик, видя, что обиженный вознамерился питать и поить его, поэтому самому и по страху предстоящего ему наказания, оставит всякую вражду, хотя бы он был тысячекратно жесток, как железо и адамант, стыдясь благорасположенности питающего и опасаясь предстоящего ему наказания, если и по принятии пищи он останется врагом.

Поэтому-то апостол и не остановился здесь в своем увещании, но когда уничтожил гнев того и другого, тогда исправляет и расположение их и говорит: "не будь побежден злом" (Рим.12:21). Если, говорит, ты остаешься злопамятным и мстительным, то, по-видимому, ты побеждаешь его, а между тем сам побеждаешься злом, т.е. гневом, так что, если хочешь победить, то примирись и не мсти. Блистательная победа – та, когда ты побеждаешь зло добром, т.е. незлопамятством, оставив гнев и злопамятство. Но этих слов сначала не принял бы оскорбленный и пылающий гневом. Поэтому апостол, когда насытил его гнев, тогда представил ему и лучшее побуждение к примирению и не дозволил оставаться при дурной надежде наказания. Видишь ли мудрость законодателя? А дабы ты убедился, что по немощи тех, которые иначе не хотели примириться между собою, он предложил такую заповедь, – послушай, как Христос, предлагая ту же самую заповедь, назначил не ту же самую награду, но сказав: "любите врагов ваших, благотворите ненавидящим вас", – что и значит питать и поить – не присовокупил: делая это, вы собираете горячие уголья на головы их, но что? "да будете" подобны Отцу вашему, "Небесному" (Мф.5:44). И справедливо. Он беседовал с Петром, Иаковом и Иоанном и с ликом прочих апостолов; потому он и назначил такую награду. Если же скажешь, что при всем том заповедь эта тяжела, то опять еще более ты дашь нам возможность оправдать Павла, а себя самого лишишь всякого оправдания. Почему? Потому что – я покажу тебе – это дело, которое кажется тяжелым, было исполняемо даже в ветхом завете, когда еще не было проявляемо такого любомудрия. Поэтому и Павел не собственными словами выразил заповедь, но употребил те самые слова, которыми выразился вначале предложивший эту заповедь, чтобы не оставалось никакого оправдания не исполняющим ее. Слова: "если голоден враг твой, накорми его хлебом; и если он жаждет, напой его водою" употребил первый не Павел, но Соломон (Притч.25:21,22). Потому он и употребил эти слова, чтобы убедить слушателя, что весьма постыдно – древний закон, который часто был исполняем и ветхозаветными, теперь – при таком высоком любомудрии – считать тяжелым и трудным. А кто, скажут, из ветхозаветных исполнял его? Многие, особенно же Давид с большею полнотою. Он не только напитал и напоил врага, но и находящегося в опасности неоднократно избавлял от смерти и, имея возможность умертвить его, пощадил и раз, и два, и многократно. Саул так не терпел и ненавидел его после бесчисленных его благодеяний, после блистательных побед и спасения от Голиафа, что не мог даже слышать его имени и называл его по имени отца. Так некогда, при наступлении праздника, когда он составил против Давида некоторый умысел и приготовил злые козни, но не видел его пришедшим, спросил: где "сын Иессеев" (1Цар.20:27); назвал его по имени отца, как не желая по вражде вспомнить его имени, так и думая незнатностью отца помрачить знаменитость праведника, – жалко и несчастно думая, потому что, хотя бы он и мог порицать за что-нибудь отца, это нисколько не вредило Давиду. Каж­дый отвечает за свои дела, и за них только может быть одобряем или порицаем. А здесь он, не могши сказать о Давиде ничего худого, выставлял на вид незнатность его происхождения, надеясь таким образом помрачить его знаменитость; это было крайне безумно. Какая, в самом деле, вина – происходить от незнатных и уничиженных родителей? Но он не умел так любомудрствовать. Итак, Саул называл Давида сыном Иессеевым; а Давид, нашедши его спящим внутри пещеры, назвал его не сыном Кисовым, но именем почетным: "меня же да не попустит Господь", сказал он, "поднять руку мою на помазанника Господня" (1Цар.26:11). Так он чист был от гнева и всякого злопамятства! Он называет помазанником Господним того, который, столько обижал его, жаждал его крови, после бесчисленных благодеяний часто старался умертвить его. Он не смотрел на то, что достоин был потерпеть Саул, но смотрел на то, что нужно было сделать или сказать ему самому; это – высший предел любомудрия. Как? Захватив врага, как бы в темнице, связанного двойными, или – лучше – тройными узами, и теснотою места, и отсутствием помощников, и нуждою сна, ты не требуешь от него отчета и не подвергаешь его наказанию? Нет, говорит; я смотрю теперь не на то, что достоин потер­петь он, а на то, что следует делать мне. Он не смотрел на легкость убийства, но смотрел на выполнение свойственного ему любомудрия. Между тем, что из тогдашних обстоятельств недостаточно было для побуждения его к убийству? То ли, что враг был предан ему связанным? Вы, конечно, знаете, что как скоро мы приступаем к делам легким, и надежда на исполнение пробуждает в нас большее желание действовать, как было тогда и с ним.

Военачальник ли, советовавший тогда и побуждавши его? Воспоминание ли о прошедшем? Но ничто не побудило его к убийству; напротив, сама легкость убийства отклонила его от этого. Он думал, что Бог для того предал ему врага, чтобы доставить ему повод и случай к большему любомудрию. Итак, вы, может быть, удивляетесь, что он не вспомнил ни об одном из прошедших своих бедствий; я же гораздо больше удивляюсь ему еще по другой причине. По какой? По той, что и страх будущего не побудил его к умерщвлению врага. Он хорошо знал, что Саул, избегнув рук его, опять восстанет против него; но решился лучше сам подвергаться опасности, пощадив врага, чем для собственной безопасности убить неприятеля. Что может сравниться с этою великой и благородной душою, которая, тогда как закон повелевал вырывать око за око и зуб за зуб и воздавать равным (Втор.19:21), не только не сделал этого, но показал еще большее любомудрие? Между тем, если бы он и убил тогда Саула, то и тогда не лишился бы похвалы за любомудрие, не только потому, что отомстил, не первый начав насилие, но и потому, что закон: око за око – исполнил бы с большою кротостью. Не за одно убийство воздал бы одним убийством, но за много смертей, которыми тот угрожал ему, не раз и не два, но многократно стараясь убить его, он воздал бы одною смертью; или – лучше – не только это, но и то, что опасность в будущем расположила его к мщению, и это вместе с вышесказанным доставило бы ему целый венец терпения. В самом деле, кто гневается и домогается наказания за сделанное ему прежде, тот не может получить похвалу за терпение; а того, кто, оставив все прошедшее, многое и тяжкое, опасался за будущее и заботился о своей безопасности, и потому принужден был обратиться к мщению, никто не лишил бы венцов кротости.

7. Но Давид не сделал этого, а показал необыкновенное и дивное любомудрие. Ни воспоминание о прошедшем, ни страх будущего, ни совет военачальника, ни пустынность места, ни удобность убийства, и ничто другое не побудило его к убийству, но как бы благодетеля, сделавшего ему много добра, так он пощадил врага и обидчика. Какое же оправдание будем иметь мы, которые помним прошедшие проступки и мстим оскорбившим нас, тогда как этот невинный, претерпевший столько зол и ожидавший еще больших и тягчайших по избавлении врага, щадил его так, что решился лучше сам подвергаться опасности и жить в страхе и трепете, чем по справедливости убить того, кто намеревался сделать ему множество зла?

Так любомудрие Давида можно видеть из того, что он не только не убил врага, при такой нужде, но даже не произнес против него и хульного слова, которого притом оскорбляемый не мог бы и услышать. Мы часто и о друзьях отсутствующих говорим худое, а он не поступил так и с врагом, сделавшим ему столько зла. Итак, из этого можно видеть его любомудрие; человеколюбие же его и попечительность видны из того, что сделал он после. Отрезав край одежды и взяв сосуд для воды (1Цар.24:5; 26:13), отошедши далеко и ставши, он воззвал и показал это пощаженному, поступив так не из тщеславия и честолюбия, но, желая делами убедить его, что напрасно и тщетно тот считал его врагом, и, надеясь чрез это расположить его к дружелюбию. Впрочем, и таким образом не убедив его и имея возможность убить его, он опять решился лучше удалиться из отечества и жить в чужой стране и бедствовать каждый день, добывая себе необходимое пропитание, нежели, оставаясь дома, оскорблять обидчика. Что может быть кротче его души? Поистине справедливо говорил он: "вспомни, Господи, Давида и все сокрушение его" (Пс.131:1). Будем же подражать ему и мы; не будем ни говорить, ни делать худого врагам, но будем даже благодетельствовать им по силам; чрез это мы сделаем больше добра самим себе, нежели им. "Если вы будете прощать людям согрешения их", сказал Господь, "то простит и вам Отец ваш Небесный" (Мф.6:14).

Прости грехи раба, чтобы тебе получить прощение грехов от Господа; если он сильно оскорбил тебя, то, чем больше ты простишь, тем большее и сам получишь прощение. Потому мы и научены говорить: "прости нам, как и мы прощаем", (Мф.6:12), чтобы мы знали, что мера прощения первоначально зависит от нас. Таким образом, чем больше зла сделает нам враг, тем больше окажет благодеяний. Поспешим же и постараемся примириться с обидевшими нас, справедливо ли или несправедливо они гневаются. Если ты примиришься здесь, то избавишься от суда там; если же вражда останется, между тем наступившая смерть прекратит ненависть, то там необходимо постигнет тебя суд. Как многие из людей, ссорящихся друг с другом, если решают ссору между собою дружелюбно вне судилища, то избавляются от убытка, страха и многих опасностей, полагая конец ссоре по желанию обеих сторон, если же обращаются к судье, то бывает часто и трата денег, и наказание, и нескончаемая остается вражда, так точно и здесь, если мы прекратим вражду в настоящей жизни, то избавимся от всякого наказания, если же, оставшись врагами, придем на то страшное судилище, то непременно подвергнемся крайнему осуждению по определению Судии, и получим неизбежное наказание оба: и несправедливо гневающийся – за то, что несправедливо гневается, и справедливо гневающийся – за то, что злопамятствовал, хотя и по справедливости, потому что, хотя бы мы и несправедливо терпели зло, нужно давать прощение обидевшим. Посмотри, как Господь располагает и побуждает не­справедливо обидевших мириться с обиженными. "Если", говорит Он, "ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, пойди прежде примирись с братом твоим" (Мф.5:23,24). Не сказал: приготовь, принеси жертву, но: "примирись", и тогда принеси. Оставь ее, говорит, пусть она лежит, чтобы необходимость ее принесения заставила тебя невольно идти для примирения с гневающимся справедливо. Посмотри еще, как Он побуждает идти к оскорбившему нас, когда говорит: "прощайте" должникам вашим, "дабы и Отец ваш Небесный простил вам согрешения ваши" (Мк.11:25). Не малую назначил он награду, но весьма много превышающую важность самого дела. Итак, помня все это и представляя воздаяние, назначенное за это, и то, сколь небольшого труда и старания нужно для заглаждения грехов, будем прощать оскорбившим нас. Чего другие едва достигают посредством поста, воздыханий, молитв, вретища, пепла и многократного раскаяния, т.е. заглаждения грехов своих, того нам можно легко достигнуть без вретища, пепла и поста, если только мы истребим из души гнев, и будем искренно прощать обидевшим нас. Бог же мира и любви, исторгнув всякое раздражение, озлобление и гнев из души нашей, да даст нам, как сочленам, тесно соединиться друг с другом, и согласно, одними устами и одною душою, постоянно воссылать Ему подобающие благодарственные песнопения Ему слава и держава во веки веков. Аминь.

БЕСЕДЫ на слова: "Приветствуйте Прискиллу и Акилу" и проч. (Римл.16:3)

СЛОВО 1-е

В Св. Писании нет ничего излишнего. – Отчего зарождаются ереси. – На что нужно обратить внимание в рассматриваемом приветствии. – Ап. Павел приветствует рабочих и бедных. – В этом заключается его благородство. – Не должно порицать брака. – Назиданием служат не только слова праведных, но и их жизнь. – Нравственное увещание к ручному труду. – Не должно стыдиться труда и положения ремесленника

1. Многие из вас, я думаю, удивляются этому отделению прочитанного из апостольского послания, или – лучше – считают эту часть послания неважною и излишнею, потому что она содержит только приветствия, непрерывно следующие одни за другими: поэтому и я, вознамерившись сегодня говорить о другом, оставил тот предмет и готов остановиться на этом, дабы вы убедились, что в священных Писаниях нет ничего лишнего и ничего неважного, хотя бы то была одна иота, хотя бы одна черта, но и простое приветствие открывает нам великое море мыслей. Что я говорю: простое приветствие? Часто прибавление и одной буквы привносить целый ряд мыслей. Это можно видеть в имени Авраама. И не безрассудно ли, – когда кто получает письмо от друга, то читает не только содержание письма, но и находящееся внизу приветствие и по нему особенно заключает о расположении писавшего; а когда пишет Павел, или – лучше – не Павел, но благодать Духа провещает послание к целому городу и к такому множеству народу, а чрез них и ко всей вселенной, то считать что-нибудь из написанного излишним, пробегать без внимания и не помышлять о том, что от этого все извратилось? Оттого, подлинно оттого мы впали в великое нерадение, что читаем не все Писания, но, избирая то, что считаем более ясным, на прочее не обращаем никакого внимания. Оттого вошли и ереси, что мы не хотим читать всего состава (Писания), что считаем нечто в нем излишним и неважным. Поэтому всем прочим мы усердно занимаемся, не только излишним, но и бесполезным вредным; а знание Писаний у нас пре­небрегается и презирается. Люди, страшно привязанные к зрелищу конских ристалищ, могут со всею точностью назвать и имена, и стадо, и породу, и отечество, и воспитание коней, и годы их жизни, и быстроту бега, и который из них с которым состязаясь одержит победу, и какой конь из какой будучи выпущен ограды и с каким наездником одержит верх на ристалище и перебежит соперника. Также занятые плясками не меньше тех, но еще больше обнаруживают безумную страсть к тем, которые бесчинствуют на зрелищах, т.е. к шутам и плясунам, пересказывая и род их, и отечество, и воспитание, и все прочее. А мы, когда спрашивают нас, сколько и какие послания Павла, не умеем сказать и числа их. Если же некоторые и знают число их, то на вопрос о городах, к которым писаны послания, отвечать не могут. Евнух и иноземец, развлекаемый множеством забот по множеству дел, так прилежно занимался Библией, что даже во время путешествия не оставался праздным, но, сидя на колеснице, с великим тщанием занимался чтением божественных Писаний; а мы, не имея и малой части его занятий, изумляемся, слыша даже названия посланий, не смотря на то, что каждый воскресный день собираемся здесь и наслаждаемся слушанием божественных Писаний. Впрочем, чтобы нам не употребить всей беседы на одни обличения, представим теперь самое приветствие, которое кажется излишним и ненужным. Когда оно будет объяснено и когда будет показана польза, какую оно доставляет внимательно слушающим его, тогда больше обнаружится вина тех, которые пренебрегают такими сокровищами и выпускают из рук духовное богатство. Какое это приветствие? "Приветствуйте", говорит апостол, "Прискиллу и Акилу, сотрудников моих во Христе Иисусе" (Римл.16:3). Не кажется ли это простым приветствием, не представляющим нам ничего великого и важного? Посвятим же ему одному всю беседу, или – лучше – сегодня, при всем старании, мы не в состоянии будем исчерпать для вас все мысли, заключающиеся в этих немногих словах, но необходимо отложить для вас и на другой день множество соображений, рождающихся от этого малого при­ветствия. Поэтому я намереваюсь теперь объяснить не все это приветствие, а только часть его, начало и вступление. "Приветствуйте Прискиллу и Акилу".

2. Во-первых, надобно подивиться добродетели Павла, как он, которому вверена была вся вселенная, который вмещал в душе своей и землю, и море, и все города под солнцем, и варваров и эллинов, и столько народов, так заботился об одном муже и об одной жене. Во-вторых, нужно подивиться и тому, какую бдительную и попечительную имел он душу, помня не только всех вообще, но и в частности каждого из почтенных и благородных людей. Теперь нисколько не удивительно, что так поступают предстоятели церквей, потому что и те смятения прекратились, и они принимают на себя попечение об одном только городе; а тогда не только великость опасностей, но и расстояние пути, и множество забот, и непрерывные войны, и непостоянное всегда и у всех пребывание, и многие другие еще большие обстоятельства в состоянии были изгладить из памяти и самих близких; однако не изгладили этих людей. Почему же они не изгладились? По великодушию Павла, по его горячей и искренней любви. Он так удерживал их в душе своей, что часто вспоминал о них и в посланиях. Но посмотрим, кто и каковы это были люди, которые так привязали к себе Павла и привлекли к себе любовь его. Не консулы ли какие-нибудь, или военачальники, или правители, или облеченные каким-либо другим отличием, или владевшие великим богатством, и из числа предводителей города? Нельзя сказать ничего такого, а совершенно напротив: это были люди бедные и неимущие, жившие трудами рук своих. "Ибо ремеслом их было делание палаток" (Деян. 18:3). И, однако, Павел не стыдился и не считал бесчестием для царственного города и для народа, высоко думавшего о себе, заповедовать, чтобы они приветствовали этих ремесленников, и не думал, что дружбою к этим оскорбит тех: так он всех учил тогда любомудрствовать. Мы часто, имея родственников, которые немного беднее нас, чуждаемся близости к ним и считаем бесчестием, если когда-нибудь окажемся их родственниками; а Павел не поступает так, но даже хвалится этим, и не современникам только, но и всем потомкам объявил, что те скинотворцы были первыми в числе друзей его. Пусть никто не говорит мне: что важного и удивительного, если он, занимавшийся сам тем же ремеслом, не стыдился своих соремесленников? Что говоришь ты? Это-то самое особенно и важно и удивительно. В самом деле, не столько те, которые могут указать на знаменитость предков, стыдятся низших, сколько те, которые некогда были в том же низком состоянии, а потом вдруг достигли какой-либо славы и знаменитости. А что не было никого славнее и знаменитее Павла, что он был знатнее самих царей, это всякому известно. Кто повелевал бесами, воскрешал мертвых, повелением своим мог ослеплять и исцелять ослепших, чьи одежды и тень прекращали всякого рода болезни, того, очевидно, можно было почитать уже не человеком, а некоторым ангелом, сшедшим с неба. Но, не смотря на то, что он пользовался такою славою, везде возбуждал удивление, и где бы ни являлся, всех обращал к себе, он не постыдился скинотворца и не считал этого унижением для людей, имевших такие отличия. В церкви римской вероятно было много знаменитых людей, которых он понуждал приветствовать тех бедняков. Он знал, верно знал, что благородство состоит не в блеске богатства и не во множестве денег, но в скромности нравов, так что люди, не имеющие ее, а гордящиеся славою своих родителей, хвалятся одним только пустым именем благородства, а не самим делом; или – лучше – и самое имя часто отнимается у них, если кто будет восходить к дальнейшим предкам этих благородных. В самом деле, если станешь тщательно ис­следовать о человеке знаменитом и славном, который может назвать благородного отца и деда, то часто найдешь, что прадедом его был человек низкий и неизвестный; равным образом, если мы, восходя мало-помалу, исследуем весь род людей, считающихся низкими, то часто найдем, что древнейшими их предками были правители и военачальники, а потом они переродились в пастухов лошадей и свиней. Зная все это, Павел не высоко ценил эти отличия, но искал благородства души и ему удивляться учил других. Таким образом, мы получаем уже и отсюда немалую пользу, (научаясь) не стыдиться никого из людей простых, обращать внимание на душевную добродетель, а все наши внешние преимущества считать излишними и бесполезными.

3. Можно получать отсюда и другую не меньшую пользу, которая особенно ограждает нашу жизнь, если употребляется надлежащим образом. Какая же это? Та, чтобы не осуждать брака и не считать препятствием и помехою на пути, ведущем к добродетели – иметь жену, воспитывать детей, управлять домом и заниматься ремеслом. Вот и здесь были муж и жена, управляли мастерскою, занимались ремеслом, и показали любомудрие гораздо более совершенное, чем живущие в монастырях. Откуда это известно? Из того, как приветствовал их Павел, или – лучше – не из того, как он приветствовал, но из тех слов, которыми после он свидетельствовал о них. Сказав: "Приветствуйте Прискиллу и Акилу", он присовокупил и их достоинство. Какое же именно? Не сказал: богатых, знаменитых, благородных, но что? "Сотрудников моих во Христе Иисусе" (Римл.16:3). А с этим ничто не может сравниться в отношении к добродетели. И не отсюда только можно видеть добродетель их, но и из того, что он пробыл у них не один день, или два, или три, но целых два года. Как мирские начальники никогда не решились бы остановиться у людей простых и незначительных, но отыскивают великолепные дома каких-нибудь значительных мужей, чтобы незначительность лиц, которые принимают их, не унизила величия их достоинства, так поступали и апостолы: они останавливались не у всякого, у кого случится, но как те ищут великолепия дома, так они искали добродетели души и, тщательно разведав о нужных для них людях, останавливались у них. Этого требовал и закон, данный Христом. В какой град, или "и в какой дом войдете", говорил Он, спросите, кто в нем достойный, "там оставайтесь" (Лк.9:4). Следовательно, те (Прискилла и Акила) были достойны Павла; если же они были достойны Павла, то достойны и ангелов. Эту хижину я смело мог бы назвать и небом и церковью, потому что где был Павел, там был Христос: "ищете доказательства", говорит он, "Христос ли говорит во мне" (2Кор.13:3), а где был Христос, там постоянно привитали и ангелы.

Если же они и прежде оказались достойными служения Павлу, то представь, какими сделались они, прожив вместе с ним два года, наблюдая и вид его, и походку, и взор, и род одежды, и входы, и исходы, и все прочее. У святых не одни только слова, наставления и увещания, но и весь вообще образ жизни бывает для внимательных достаточным уроком любомудрия. Представь, каково было видеть Павла, когда он совершал вечерю, обличал, утешал, молился, плакал, выходил и входил. Если мы, имея только четырнадцать посланий его, носим их по всей вселенной, то те, которые имели у себя сам источник посланий, язык вселенной, свет церквей, основание веры, столп и утверждение истины, какими не могли сделаться, живя вместе с таким ангелом? Если одежды его были страшны для бесов и имели столь великую силу, то сожительство с ним какой не могло привлечь благодати Духа? Видеть одр Павла, постель его, обувь его, – недостаточным ли это было для них побуждением к постоянному сокрушению? Если бесы, видя одежды его, трепетали, то тем более верные и жившие вместе с ним сокрушались, видя их. Не излишне исследовать и то, почему он в приветствии поставил Прискиллу прежде мужа, не сказав: "Приветствуйте Акилу и Прискиллу", но: "Прискиллу и Акилу". И это он сделал не без основания, но, мне кажется, потому, что видел в ней больше благочестия, чем в муже. А что сказанное – не догадка, это можно видеть и из Деяний (Апостольских). В самом деле, Аполлоса, человека красноречивого и сведущего в Писаниях, но знавшего только крещение Иоанново, она, приняв, наставила в пути Божием и сделала совершенным учителем (Деян.18:24, 25). При апостолах женщины не заботились о том, о чем заботятся нынешние – как бы одеться в великолепные одежды и прикрасить лице свое умываниями и притираниями, и мучат мужей своих, заставляя покупать и платье более дорогое, чем у соседки и женщины равного звания, и белых мулов, и золоченую сбрую, и евнухов для прислуги, и большую толпу служанок, и все прочее, относящееся к смешной пышности. Отказавшись от всего подобного и отвергнув мирскую гордость, (женщины при апостолах) домогались только одного, как бы сделаться общниками апостолов и участвовать в одной и той же с ними ловитве. Поэтому не одна Прискилла была такова, но и все другие. Так о некоторой Персиде Павел говорит: "которая много потрудилась о Господе" (Римл.16:12), хвалит и Марию и Трифену за эти труды, за то, что они трудились с апостолами и посвящали себя на те же подвиги. Как же в послании к Тимофею он говорит: "а учить жене не позволяю, ни властвовать над мужем, но быть в безмолвии" (1Тим.2:12)? Это тогда, когда и муж благочестив, и имеет ту же веру, и участвует в той же мудрости; а когда он неверный и заблуждающийся, тогда апостол не лишает ее власти учить. Так в послании к Коринфянам он говорит: "и жена, которая имеет мужа неверующего, не должна оставлять его. Почему ты знаешь, жена, не спасешь ли мужа?" (1Кор.7:13,16). Как же верная жена может спасти неверного мужа? Оглашая его, наставляя и приводя к вере, как и эта Прискилла Аполлоса. С другой стороны, когда Павел говорит: "учить жене не позволяю", то разумеет учение с амвона, беседу в общем собрании, свойственную священникам; а частным образом увещевать и советовать он не запретил, потому что, если бы последнее было запрещено, то он не похвалил бы Прискиллу за то, что она делала это.

4. Пусть слушают это мужи, пусть слушают и жены: последние для того, чтобы подражать той, которая была одного с ними пола и одинаковой природы, а первые для того, чтобы им не оказаться слабее женщины. Какое мы будем иметь оправдание, какое прощение, когда женщины показывают столько усердия и столько любомудрия, а мы непрестанно будем заняты мирскими делами? Пусть узнают это и начальники и подчиненные, и священники и находящиеся в звании мирян, чтобы первые не удивлялись богатым и не гонялись за великолепными домами, но искали добродетели с бедностью, не стыдились беднейших братий и не избегали ни скинотворца, ни кожевника, ни пурпуропродавца, ни медника, оказывая уважение не только лицам, облеченным властью; а подчиненные не считали своего состояния препятствием к принятию святых, но, помня о вдове, которая приняла Илию, имея только горсть муки (3Цар.17:10), и о тех, которые два года держали у себя Павла, открывали свои домы нуждающимся и все, что имеют, делили со странниками. Не говори мне, что нет у тебя рабов для прислуги. Хотя бы у тебя было их множество, Бог повелевает тебе самому собирать плод гостеприимства. Поэтому Павел, обращаясь к жене, вдовице, и заповедуя ей принимать странников, повелел делать это ей самой, а не чрез других, потому что, сказав: "принимала странников" присовокупил: "умывала ноги святым" (1Тим.5:10). Не сказал: если издерживала деньги, или приказывала слугам делать это, но: если делала это сама. Поэтому и Авраам, имея триста осьмнадцать домочадцев, сам побежал к стаду, принес тельца и устроил все прочее, и жену сделал участницею в плодах гостеприимства. Для того и Господь наш Иисус Христос родился в яслях и по рождении воспитывался в доме, и в возрасте не имел, где главу приклонить, чтобы всем этим научить тебя – не обольщаться великолепными вещами настоящей жизни, но во всем любить простоту, искать бедности, избегать богатства и украшаться внутренно.

"Вся слава дщери Царя", говорит Писание, "внутри" (Пс.44:14). Если ты имеешь расположение к гостеприимству, то имеешь все нужное для гостеприимства, хотя бы у тебя был один только овол; если же ты человеконенавистен и не любишь странников, то, хотя бы ты имел изобилие во всем, твой дом тесен для странников. Прискилла не имела ложа, украшенного серебром, но имела строгое целомудрие; не имела постели, но обладала волей приветливой и гостеприимной; не имела блестящих колонн, но имела блистательную красоту души; не имела стен, обложенных мрамором, ни пола, испещренного драгоценными камнями, но сама была храмом Духа. Это похвалил, этим восхищался Павел; поэтому он два года прожил безотлучно в их доме; поэтому он постоянно вспоминает их и воздает им великую и дивную похвалу, не для того, чтобы сделать их более известными, но чтобы в других возбудить такую же ревность и убедить – считать счастливыми не богатых и не облеченных властью, но странноприимных, милостивых, человеколюбивых, оказывающих великое дружелюбие к святым.

5. Узнав это из настоящего приветствия, будем и мы показывать тоже самими делами: не станем без разбора считать богатых счастливыми, а бедных унижать, не станем стыдиться ремесел и будем считать бесчестием не работу, но праздность и безделье. Если бы работа была бесчестием, то не занимался бы ею Павел и не хвалился бы особенно ею, говоря так: "если я благовествую, то нечем мне хвалиться, потому что это необходимая обязанность моя. За что же мне награда? За то, что, проповедуя Евангелие, благовествую о Христе безмездно" (1Кор.9:16,18). Если бы ремесло было бесчестием, то он не повелел бы, чтобы неработающее и не ели (1Фес.3:10). Один только грех служит к бесчестию, а его обыкновенно порождает праздность, и не один только и два, или три, но всякий вообще порок. По­этому и некто премудрый, показывая, что праздность научила всякому злу, и, беседуя о слугах, говорит: "употребляй его на работу, чтобы он не оставался в праздности" (Сир.33:28). Что узда для коня, то работа для нашей природы. Если бы праздность была добром, то все произращала бы земля незасеянная и невозделанная; но она не производит ничего такого. Некогда Бог повелел ей произвести все без возделания, но теперь не делает так, а заповедал людям и запрягать волов, и влачить плуг, и проводить борозду, и бросать семена, и многими другими способами ухаживать и за виноградною лозою, и за деревьями, и за семенами, чтобы занятие работою отклоняло душу работающих от всякого зла. Вначале, чтобы показать Свою силу, Он устроил так, что все произошло без наших трудов: "да произрастит земля зелень, траву", сказал Он (Быт.1:11), и тотчас все зацвело; но после не так, но повелел, чтобы земля произращала при помощи и наших трудов, дабы ты знал, что Он ввел труд для нашей пользы и нашего блага. Хотя наказанием и мучением кажутся слова: "в поте лица твоего будешь есть хлеб" (Быт.3:19), но на самом деле они – некоторое внушение и вразумление и врачество против ран, происшедших от греха. Поэтому и Павел непрестанно работал, не только днем, но даже и ночью. Это возвещает он, когда говорит: "труд наш и изнурение: ночью и днем работая, чтобы не отяготить кого из вас" (1Фес.2:9). И не для удовольствия только и душевного отдыха он занимался работою, как делают многие из братий, но прилагал такое усердие к труду, что мог помогать и другим. "Нуждам моим", говорит он, "и нуждам бывших при мне послужили руки мои сии" (Деян.22:34). Человек, повелевавший бесами, бывший учителем вселенной, которому вверено было попечение о всех живущих на земле, который с великим усердием заботился о всех церквах, находящихся под солнцем, о племенах, народах и городах, работал день и ночь и нимало не отдыхал от этих трудов; а мы, не имеющие и малейшей части забот его, или даже не могущие и представить их в уме своем, проводим жизнь постоянно в праздности. Какое же будем мы иметь оправдание, скажи мне, или какое прощение? Оттого всякого рода зло вошло в жизнь, что многие считают величайшим достоинством – не заниматься своими ремеслами и крайним позором – показаться сведущим в чем-нибудь подобном. А Павел не стыдился в одно и то же время держать нож в руках и сшивать кожи, и беседовать с людьми, находящимися в почестях, но даже хвалился этим, когда приходили к нему тысячи славных и знаменитых людей; и не только не стыдился делать это, но и в своих посланиях, как бы на медном столбе, объявлял о своем ремесле. Так, чему он вначале научился, тем занимался и впоследствии, и после того, как восхищен был до третьего неба, после того, как перенесен был в рай, после того, как слышал от Бога неизреченные глаголы; а мы, недостойные и подошв его, стыдимся того, чем он хвалился, и согрешая каждый день, не обращаемся и не считаем этого бесчестием, а того, чтобы жить праведными трудами, избегаем, как чего-то постыдного и смешного. Какую же, скажи мне, мы будем иметь надежду спасения? Стыдящемуся следует стыдиться греха, – оскорбить Бога и сделать что-нибудь недолжное, а ремеслами и работами надобно даже хвалиться. Таким образом, через занятие работою мы и дурные помыслы легко исторгнем из души, и будем помогать нуждающимся, и не станем беспокоить двери других, и исполним закон Христов, который говорит: "блаженнее давать, нежели принимать" (Деян.20:35). Для того нам и даны руки, чтобы мы и себе помогали, и увечным по телу доставляли, по возможности, все необходимое из нашего имущества, так что, если кто живет в праздности, то, хотя бы он и был здоров, он несчастнее одержимых горячкою; эти имеют извинение в своей болезни и могут найти сострадание, а те, позоря телесное здоровье, справедливо всеми ненавидятся, как преступающие законы Божии, и причиняющие вред трапезе немощных, и делающие свою душу худшею. В самом деле, не в том только зло, что тогда как надлежало бы питаться собственными средствами и собственными трудами, они беспокоят домы других, но что они и сами становятся хуже всех. Нет, подлинно нет ничего в мире, что не портилось бы от бездействия. Так, вода стоячая загнивает, а текучая и всюду разливающаяся сохраняет свою доброту; и железо, лежащее без движения, становится слабее и хуже, и точится большей ржавчиной, а находящееся в деле становится гораздо полезнее и красивее, блистая нисколько не хуже всякого серебра; и земля, остающаяся в покое, как всякий может видеть, не произращает ничего хорошего, но дурные травы, терния, волчцы и бесплодные деревья, а получающая возделывание обильно производит питательные плоды. Вообще сказать, всякое существо от бездействия портится, а от свойственной ему деятельности становится полезнейшим. Итак, зная все это, сколько вреда от праздности и сколько пользы от деятельности, будем первой избегать, а последней держаться, чтобы нам и настоящую жизнь прожить благопристойно, и нуждающимся помогать из своего имущества, и, усовершив свою душу, получить вечные блага, которых да сподобимся все мы, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава, с Отцом и Святым Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

СЛОВО 2-е об Акиле и Прискилле и о том, что не должно худо говорить о священниках Божиих

Как велика была заботливость ап. Павла. – Прискилла и Акила были счастливее царей земли. – Строгость апостолов: польза этих примеров. – Возражение против апостолов и против других христиан касательно бедности: ответ неверующим. – Почему Иисус Христос одобрил бедность? – Почему Он не поставил ее в безусловную и постоянную обязанность Своим ученикам? – Как нужно истолковывать известные повеления. – Сравнение между богатым и бедным. – Единение и взаимная любовь учителей и учеников во времена апостолов как источник процветания христианства. – Какой великий грех злословить вождей церкви. – Злословя их, тем самым мы вредим самим себе. – Даже когда они имеют недостатки, мы должны воздерживаться от осуждения их по причине священного характера их личности; было бы постыдным лицемерием – публично оказывать им почтение и прибегать к их помощи, а у себя дома злословить их или одобрять тех, кто их злословит. – Этот недостаток почтения и любви к священникам есть язва церкви. – Кроме того, это прямо подрывает и наше спасение, потому что раз мы не хотим подвергаться суду Божию, мы не должны судить других, а должны судить самих себя.

1. Убедились ли вы, что не должно считать излишним ничего из находящегося в божественном Писании? Научились ли тщательно исследовать и надписи, и имена, и простые приветствия, написанные в божественных изречениях? Я думаю, что уже никто из трудолюбивых не позволит себе пропустить без внимания какие-нибудь слова, помещенные в Писаниях, будет ли то перечисление имен, или счет лет, или простое кому-нибудь приветствие. Впрочем, чтобы это убеждение было тверже, займемся и сегодня остальною частью приветствия Прискилле и Акиле. Самое вступление к нему доставило нам не мало пользы. Оно научило нас, какое добро – труд, и какое зло – праздность, и какова была душа Павла, как бдительна и заботлива, оказывая великое попечение не только о городах, племенах и народах, но и о каждом отдельно верующем. Оно показало, что бедность нисколько не служит препятствием к гостеприимству, что везде нужны не богатство и деньги, но добродетель и благочестивое расположение души, и что славнее всех люди, имеющие страх Божий, хотя бы они были доведены до крайней бедности. Так Прискиллу и Акилу, скинотворцев и ремесленников, притом живших в бедности, мы теперь ублажаем больше всех царей; облеченные почестями и властью проходятся молчанием, а скинотворец с женою прославляются во всей вселенной. Если же здесь они пользуются такою славою, то, представь, каких воздаяний и венцов удостоятся они в тот день (последнего суда); но и прежде того дня не мало и удовольствия, и пользы, и славы получили они, прожив столько времени вместе с Павлом. Как я говорил прежде, так и теперь скажу и не перестану говорить, что не только учение, или увещание и совет, но и сам вид святых доставлял много удовольствия и пользы, и даже самое употребление одежд и самый род обуви. Подлинно, много пользы происходит для нашей жизни от того, чтобы знать, в какой мере они пользовались необходимым. Они не только не выходили из пределов нужды, но иногда не пользовались и всем самым необходимым, а жили и в голоде, и в жажде, и в наготе. Так Павел, заповедуя ученикам, говорил: "имея пропитание и одежду, будем довольны тем" (1Тим.6:8); а о себе самом говорит: "даже доныне терпим голод и жажду, и наготу и побои, и скитаемся" (1Кор.4:11) Но в то время как я говорил, мне пришло на мысль нечто, заслуживающее исследования, о чем и необходимо сказать теперь. Что же это такое? Я говорил, что и вид апостольских одежд доставляет нам великую пользу; но между тем как я говорил об этом, мне пришел на мысль закон, который дал Христос апостолам и который говорит: "не берите с собою ни золота, ни серебра, ни меди в поясы свои, ни сумы на дорогу, ни двух одежд, ни обуви, ни посоха" (Мф.10:9,10); а между тем оказывается, что Петр имел сапоги. Так, когда ангел пробудил его от сна и выводил из темницы, то сказал ему: "опояшься и обуйся, надень одежду твою и иди за мною" (Деян.12:8). И Павел в послании к Тимофею говорит: "принеси фелонь, который я оставил в Троаде у Карпа, и книги, особенно кожаные" (2Тим.4:13). Что говоришь ты? Христос заповедал не иметь и сапогов, а ты имеешь и фелонь, а у другого есть и сапоги? Если бы это были люди обыкновенные и не всегда повиновавшиеся Учителю, то здесь не было бы и вопроса; но так как они предали Ему души свои, были верховными и первыми из учеников и во всем повиновались Христу, а Павел не только исполнял заповеданное, но и восходил выше назначенных пределов, и тогда как Христос заповедал жить от благовестия, он жил трудами рук своих и таким образом делал нечто больше заповеданного, то действительно достойно исследования, почему они, во всем повинуясь Христу, в этом случае, по-видимому, нарушают закон Его? Нет, они не нарушают его. Речь об этом будет нам полезна не только для оправдания тех святых, но и для заграждения уст язычникам. Многие, разоряющие домы вдовиц, лишающие одежды сирот, присвояющие имущество всех, по настроению своему нисколько не лучше волков, живущие чужими трудами, – видя иногда некоторых из верных по болезни телесной одетыми в несколько одежд, тотчас указывают нам на закон Христов и говорят такие слова: не заповедал ли вам Христос не иметь двух одежд, ни сапогов? Как же вы нарушаете постановленный на это закон? И потом, сильно посмеявшись и похохотавши, и наругавшись над братом, уходят. Поэтому, чтобы этого не было, обуздаем теперь и их бесстыдство. Ко­нечно, можно было бы избавиться от них, сказав только следующее. Что же именно? Вот что: если ты считаешь Христа достойным веры, то справедливо представляешь это и спрашиваешь у нас; если же ты не веришь Ему, то для чего указываешь на законы Его? На самом же деле, когда ты хочешь осуждать нас, то Христос кажется тебе достойным веры законодателем; а когда нужно поклоняться и удивляться Ему, то не оказываешь никакого уважения к общему Владыке вселенной.

2. Но, чтобы они не подумали, будто мы говорим это по невозможности защищаться, приступим к самому решению вопроса. Какое же будет решение? Для этого нужно посмотреть, кому, и когда, и почему Христос заповедал это. В самом деле, не только сами сказанные слова надобно рассматривать, но и лицо, и время, и причину, и все это должно тщательно исследовать. Рассматривая внимательно, мы найдем, что это заповедано было не всем, но одним апостолам, и им не навсегда, но на некоторое определенное время. Откуда это видно? Из самих слов (Господа). Призвав двенадцать учеников, Он сказал им: "на путь к язычникам не ходите, и в город Самарянский не входите; а идите наипаче к погибшим овцам дома Израилева; больных исцеляйте, прокаженных очищайте, мертвых воскрешайте, бесов изгоняйте; даром получили, даром давайте. Не берите с собою ни золота, ни серебра, ни меди в поясы свои" (Мф.10:5-9). Посмотри на мудрость Учителя, как Он сделал заповедь легкою. Сначала сказал Он: "больных исцеляйте, прокаженных очищайте, мертвых воскрешайте, бесов изгоняйте" и щедро даровал им свою благодать, а потом заповедал это, обилием знамений делая легкою и удобною эту бедность. Но не отсюда только видно, что им одним была дана указанная заповедь, но и из многого другого. Так тех дев Господь наказал за то, что они не имели елея в светильниках своих (Мф.25: 1-9); и других Он осуждает за то, что они видели Его алчущим – и не напитали, видели жаждущим – и не напоили (Мф. 25:41). А у кого нет ни меди, ни сапогов, а одна только одежда, тому, как возможно было бы напитать другого, как одеть нагого, как ввести в дом бесприютного? Кроме этого, то же самое будет ясно видно и из другого случая. Когда некто подошел и сказал: "Учитель благий! что сделать мне доброго, чтобы иметь жизнь вечную?", и когда Христос перечислил все заповеди закона, а тот, продолжая спрашивать, говорил: "всё это сохранил я от юности моей; чего еще недостает мне?", – то Он сказал ему: "если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною" (Мф.19:16-21). Если бы бедность была законом и повелением, то надлежало бы с самого начала сказать это, и постановить законом и предписать в виде повеления, а не высказывать в виде совета и увещания. В самом деле, когда Он говорит: "не берите с собою ни золота, ни серебра", то говорит как повелевающий; а когда говорит: "если хочешь быть совершенным", то говорит, как советующий и увещевающий. А не одно и то же – советовать и давать закон. Кто дает закон, тот желает, чтобы предписанное непременно было исполняемо; а кто советует и увещевает и представляет на волю слушающего избрать то, о чем говорит, тот делает слушателя властным принять и не принять. Поэтому Он не просто сказал: "пойди, продай имение твое", чтобы ты не считал этих слов законом, а как? "если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое" дабы ты знал, что это дело зависит от воли слушающих.

Итак, что та заповедь дана была одним апостолам, ясно видно отсюда; но разрешения вопроса мы еще не нашли. В самом деле, если и одним им это было поставлено в закон, то почему они, получив заповедь не иметь ни сапогов, ни двух одежд, оказываются имеющими: один – сапоги, а другой – и фелонь? Что сказать на это? То, что и их Христос не навсегда подчинил этому требованию закона, но, намереваясь идти на спасительную смерть, Он освободил их от этого закона. Откуда это видно? Из самых слов Спасителя. Когда Он готовился идти на страдание, то, призвав их, сказал: "когда Я посылал вас без мешка и без сумы и без обуви, имели ли вы в чем недостаток? Они отвечали: ни в чем. Тогда Он сказал им: но теперь, кто имеет мешок, тот возьми его, также и суму; а у кого нет, продай одежду свою и купи меч" (Лк.22:35,36). Но, может быть, кто-нибудь скажет: апостолов ты действительно оправдал этими словами; но теперь требуется объяснить, почему Христос давал противоположные заповеди, то говоря: "не берите поясы свои", то повелевая: "кто имеет мешок, тот возьми его, также и суму; а у кого нет, продай одежду свою и купи меч"? Почему же Он так поступил? Согласно с Его премудростью и попечительностью об учениках. Вначале Он заповедал им первое, чтобы они самим делом и опытом узнали силу Его, и, узнав, смело пошли потом по всей вселенной. Когда же они достаточно узнали силу Его, то Он хотел, чтобы они показали и собственную свою доблесть, не хотел до конца пестовать их, но часто дозволял и попускал впадать им и в искушения, чтобы они не оставались навсегда без упражнения. Как учители плавания сначала, подложив свои руки, с великой тщательностью поддерживают своих учеников, а спустя один, два или три дня, часто, отняв свою руку, приказывают им самим поддерживать себя, а иногда попускают им и немного погружаться и хлебнуть не мало воды, так точно и Христос поступил с учениками. Вначале и при первых шагах Он не попустил им потерпеть ни малого, ни великого, но везде был присущ им, ограждая и охраняя их и, все предоставляя им в изобилии; а когда надлежало им показать и собственное мужество, то Он несколько сократил свою благодать, заповедав им совершать многое и собственными силами. Поэтому-то, когда они не имели ни сапогов, ни пояса, ни посоха, ни меди, то не терпели ни в чем недостатка: "имели ли" говорит Он, "вы в чем недостаток? Они отвечали: ни в чем". А когда Он заповедал им иметь и влагалище, и мех, и сапоги, то они оказываются и алчущими, и жаждущими, и наготующими. Отсюда видно, что часто Он попускал им и подвергаться опасностям, и терпеть бедствия, чтобы они заслужили какую-нибудь награду. Так и птицы поступают с своими птенцами: пока у тех перья нежные, они, сидя на гнезде, согревают их; а когда увидят, что они оперились и могут рассекать воздух, то сначала приучают их летать около самого гнезда, а потом ведут и далее, сначала следуя за ними и поддерживая их, а после того предоставляя их собственным их силам. Так поступил и Христос, воспитывая учеников в Палестине, как бы в гнезде; когда же научил их летать при Себе и под Своим руководством, то наконец пустил их лететь по вселенной, заповедав им во многих случаях находить помощь в самих себе. А что это справедливо и что для того, дабы они узнали Его силу, Он лишил их всего, послал их в одной одежде и повелел идти без сапогов, это мы ясно увидим, выслушав саму речь Его. Он не просто сказал им: возьмите влагалище и мех, но напомнил им о прежнем, сказав так: "когда Я посылал вас без мешка и без сумы и без обуви, имели ли вы в чем недостаток?" Т.е. не все ли было у вас без всякого недостатка, не пользовались ли вы великим изобилием? А теперь Я желаю, чтобы вы и сами подвизались, желаю, чтобы вы испытали и бедность. Поэтому уже не подчиняю вас требованию прежнего закона, но позволяю иметь и влагалище, и мех, чтобы не подумали, что Я действую через вас, как через бездушные орудия, но чтобы и вы могли показать собственное любомудрие.

3. Что же, скажешь, разве не большая обнаружилась бы благодать, если бы они постоянно так жили? Но в таком случае они не сделались бы столь славными, потому что если бы они не испытали никакой скорби, ни бедности, ни гонения, ни притеснения, то прожили бы в бездействии и беспечности; а теперь Христос благоволил, чтобы не благодать только просияла, но обнаружилась и доблесть учеников, дабы впоследствии кто-нибудь не стал говорить, что они не привнесли ничего от себя самих, но все совершилось по мановению Божию. Конечно, Бог мог до конца сохранить их при таком изобилии, но Он не восхотел этого по многим и необходимым причинам, о которых мы часто говорили любви вашей: одна именно та, о которой мы сейчас сказали; другая, не менее важная, та, чтобы они научились быть скромными; и третья та, чтобы им не воздавали славы большей, нежели какая следует человеку. По этим и по многим другим причинам попустив им подвергаться многим неожиданным искушениям, Он не восхотел оставить их под строгостью прежнего закона, но смягчил и облегчил суровость того любомудрия, чтобы жизнь для них не сделалась тяжкою и невыносимою, если бы они часто были оставляемы в опасности и принуждены были хранить тот строгий закон. Впрочем, так как этот неясный предмет надобно объяснить, то необходимо сказать и следующее. Сказав: "кто имеет мешок, тот возьми его, также и суму", Он присовокупил: "а у кого нет, продай одежду свою и купи меч" (Лк.22:36).

Что это значит? Не вооружает ли учеников Тот, который сказал: "кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую" (Мф.5:39)? Тот, который заповедал благословлять злословящих, терпеть оскорбления, молиться за гонителей, потом вооружает учеников, и притом одним мечом? И какой был в этом смысл? Если бы непременно нужно было вооружить, то надлежало бы снабдить не одним только мечом, но и щитом, и шлемом, и латами. Подлинно, если бы Он намеревался устроить это по-человечески, то кому не показалось бы смешным такое повеление? В самом деле, хотя бы они взяли бесчисленное множество такого оружия, и тогда одиннадцать человек, что значили бы пред такими нападениями и кознями стольких племен, властителей, городов и народов? Могли ли бы они выслушать голос ржущего коня? Не пришли ли бы они в ужас при одном виде войска, будучи воспитаны на озерах и реках и малых ладьях? Для чего же Он говорит это? Для того, чтобы указать на козни иудеев и на то, что они намереваются схватить Его. Но ясно Он не хотел сказать этого, а сказал прикровенно, чтобы опять не смутить их. Подобно тому, как слыша слова Его: "что на ухо слышите, проповедуйте на кровлях; что говорю вам в темноте, говорите при свете" (Мф.10:27), ты разумеешь не то, будто Он заповедует оставить улицы и площадь и проповедовать на кровлях – потому что не видно, чтобы ученики делали это – но слова: "на кровлях" и: "при свете" выражают сме­лость; а слова: "на ухо" и: "в темноте" означают: то, что вы слышали в малой части вселенной и в одной стране – Палестине, возвещайте по всей земле. Не во тьме и не на ухо, в самом деле, беседовал Он с ними, а часто на высоких горах и в синагогах. Так надобно разуметь и здесь. Поэтому, как там, слыша о кровлях, мы разумели иное, так и здесь, слыша о мечах, мы будем разуметь не то, будто Он повелел приобрести мечи, но то, что мечами Он выражает угрожающие козни и что Ему предстоит потерпеть от иудеев то, что Он потерпел. Это видно из дальнейших Его слов. Сказав: "купи меч", Он присовокупил: "должно исполниться на Мне и сему написанному", что "к злодеям причтен" (Лк.22:37). Когда же они, не поняв сказанного, отвечали: "вот, здесь два меча", то Он говорит: "довольно" (Лк.22:38). Между тем этого не было довольно. В самом деле, если бы Он хотел, чтобы они пользовались пособиями человеческими, то не только двух или трех, но и ста мечей было бы не довольно; а так как Он не хотел, чтобы они пользовались пособиями человеческими, то и два меча были излишни. Впрочем, Он не объяснил этой прикровенной речи; как, мы видим, Он и часто делал. Когда не понимали сказанного, то Он оставлял и опускал это, предоставляя последующим событиям объяснение сказанного. То же Он сделал и при другом случае. Беседуя о своем воскресении, Он говорил так: "разрушьте храм сей, и Я в три дня воздвигну его" (Ин.2:19), – однако ученики не поняли этих слов; а что они не поняли, на это указал евангелист, сказав: "когда же воскрес Он из мертвых", тогда "и поверили Писанию и слову, которое сказал Иисус" (Ин.2:22), и опять в другом месте: "ибо они еще не знали из Писания, что Ему надлежало воскреснуть из мертвых" (Ин.20:9).

4. Впрочем, вопрос решен достаточно; обратимся к остальной части приветствия. Итак, что же сказано и от чего мы дошли до этого? Мы ублажали Прискиллу и Акилу за то, что они жили вместе с Павлом, что они тщательно изучали в нем и род одежды, и вид обуви, и все прочее. Отсюда родился у нас тот вопрос; именно, мы исследовали, почему, тогда как Христос повелел не иметь совершенно ничего, кроме одной только одежды, апостолы оказываются имевшими и сапоги и фелонь. Затем было доказано, что, употребляя это, они не нарушали закона, а напротив точно соблюдали его. Мы говорили об этом не для того, чтобы поощрять вас к умножению богатства, или побудить к приобретению большего, нежели сколько нужно, но чтобы вы могли отвечать неверующим, которые насмехаются над нашим учением. Христос, отменив прежний закон, не заповедал, иметь ни домов, ни рабов, ни лож, ни серебряных сосудов, и ничего другого подобного, но только освободил нас от требования прежде сказанного. И Павел так увещевал: "имея пропитание и одежду", говорит он, "будем довольны тем" (1Тим.6:8). А то, что превышает нужду, надобно издерживать на нуждающихся, как и поступали те, Прискилла и Акила. Поэтому Павел и хвалит их, и прославляет, и воздает им величайшую честь. Сказав: "приветствуйте Прискиллу и Акилу, сотрудников моих во Христе Иисусе ", он присовокупляет и причину такой любви. Какую же именно? "которые голову свою полагали за мою душу" (Рим.16:4). Так за это, может быть, скажет кто-нибудь, ты любишь и приветствуешь их? Конечно, потому что, если бы даже одно это было, они достойны были бы похвалы. Кто спас военачальника, тот спас воинов; кто избавил от опасности врача, тот возвратил здоровье больным; кто укрыл от бури кормчего, тот охранил от волн целый корабль. Так и те, которые сохранили учителя вселенной и пролили кровь свою для его спасения, стали общими благодетелями вселенной, своею попечительностью об учителе доставив спасение всем ученикам. А дабы ты знал, что они не только в отношении к учителю были таковы, но и в отношении к братиям оказывали такую же попечитель­ность, выслушай дальнейшее. Сказав: "голову свою полагали за мою душу", он присовокупил: "которых не я один благодарю, но и все церкви из язычников" (Рим.16:4). Что говоришь ты? Скинотворцев, бедняков, ремесленников, у которых нет ничего, кроме необходимой пищи, благодарят все церкви языческие? Какую же пользу могли принести эти двое столь многим церквам? Какое имели они обилие богатства? Какое величие власти? Какое дерзновение пред начальниками? Обилия богатства и силы пред властителями они не имели, но что важнее всего этого, они в преизбытке имели благородное усердие и душу, готовую на опасности. Поэтому они и сделались благодетелями и спасителями многих. В самом деле, не столько могут принести пользы церквам люди богатые, но малодушные, сколько бедные, но великодушные. Пусть никто не считает этих слов странными; это верно и подтверждается самими делами. У богатого много поводов – потерпеть вред: он боится за дом, за слуг, за поля, за сокровища, как бы кто не отнял у него чего-нибудь из этого. Кто владеет многим, становится рабом многого. Напротив бедный, как человек свободный и чуждый всех этих поводов, есть лев, дышащий огнем, имеет душу отважную и, отрешившись от всего, легко делает все, что может принести пользу церквам, хотя бы нужно было обличить, хотя бы укорить, хотя бы потерпеть множество бедствий для Христа; однажды пренебрегши настоящей жизнью, он удобно и с великою легкостью совершает все. И чего, скажи мне, бояться ему? Чтобы кто-нибудь не отнял у него сокровищ? Но этого нельзя сказать. Чтобы не лишиться отечества? Но вся поднебесная – город для него. Чтобы кто-нибудь не уменьшил его наслаждений и охранной стражи? Но, отказавшись от всего этого, он имеет жительство на небе и стремится к будущей жизни. Хотя бы нужно было отдать саму душу и пролить кровь, он не откажется. Поэтому такой человек и сильнее, и богаче властителей, и царей, и народов, и всех вообще. А чтобы ты убедился, что эти слова не лесть, но что действительно люди, ничего не имеющие, преимущественно пред всеми могут говорить свободно, посмотри, сколько богатых было во время Ирода, сколько сильных? Но кто выступил на средину, кто обличил тирана, кто защищал оскорбляемые законы Божии? Из богатых никто; а бедный и нищий, не имевший ни ложа, ни стола, ни крова, житель пустыни – Иоанн, этот один и первый со всею смелостью обличал тирана, обнаруживал прелюбодейный его брак и в присутствии и в слух всех произносил осуждающий его приговор. Также прежде него великий Илия, не имевший ничего, кроме милоти, один с великим мужеством обличил нечестивого и беззаконного Ахава. Так ничто не дает такой смелости в речах, не располагает быть отважным во всех бедствиях, не делает столько непобедимыми и сильными, как то, чтобы не иметь ничего и не быть связанным ничем. Поэтому, кто хочет приобрести великую силу, тот пусть полюбит бедность, пусть презирает настоящую жизнь, пусть считает за ничто смерть. Такой человек не только больше богатых и начальников, но и самих царей, в состоянии будет принести пользу для церквей. Цари и богатые, что ни делали бы, делают посредством денег, а такой человек часто совершает многое и великое и посредством опасностей и смерти. Чем кровь драгоценнее всякого золота, тем жертва последняя важнее первой.

5. Таковы были и эти гостеприимцы Павла, Прискилла и Акила: они не имели изобилия в имуществе, но имели душу богаче всякого богатства, ожидая смерти каждый день, проводя жизнь среди убийств и крови и постоянно испытывая мученичество. Оттого наши дела в те времена и процветали, что так ученики с учителями и так учители с учениками были соединены. Ведь не об этих одних говорит Павел, но и о многих других. Так в посланиях к Евреям, Фессалоникийцам и Галатам он свидетельствует, что все подвергались многим искушениям, и объясняет в посланиях своих, что они были гонимы, и изгоняемы из отечества, и лишаемы имущества, и терпели бедствия до самой крови, и вся их жизнь была подвижническая, и, однако, они не отказались бы отдать на отсечение сами члены свои за учителей. Так в послании к Галатам он говорит: "свидетельствую о вас, что, если бы возможно было, вы исторгли бы очи свои и отдали мне" (Гал.4:15); и Епафродита, бывшего у колоссян, он хвалит за то же, когда говорит: "он был болен при смерти; но Бог помиловал его, и не его только, но и меня, чтобы не прибавилась мне печаль к печали" (Флп.2:27). Это сказал он, выражая, что поистине он скорбел бы о смерти ученика. Также и добродетель его он открывает пред всеми в словах: "он за дело Христово был близок к смерти, подвергая опасности жизнь, дабы восполнить недостаток ваших услуг мне" (Флп.2:30) Кто может быть блаженнее их, и кто несчастнее нас? Они и кровь, и душу свою отдавали за учителей, а мы часто не решаемся произнести и простого слова за общих отцов, но, слыша, как их злословят, поносят и свои и чужие, не заграждаем уст говорящим, не удерживаем, не укоряем.

О, если бы сами мы не были первыми их (отцов) поносителями! Теперь даже от неверующих нельзя слышать таких злословий и порицаний, какие против начальствующих произносятся теми, которые, по-видимому, принадлежат к верующим и соединены с нами. Нужно ли после этого исследовать, отчего произошла такая беспечность и такое нерадение о благочестии, когда мы так враждебно расположены к нашим отцам? Нет, подлинно нет ничего, что могло бы так расстраивать и разрушать Церковь, или – лучше – нет ничего другого, что могло бы так легко делать это, как то, когда ученики с учителями, и дети с отцами, и подчиненные с начальниками не соединены весьма тесно. Кто злословит брата, тот устраняется от чтения божественных Писаний: "что ты проповедуешь уставы Мои и берешь завет Мой в уста твои", говорит Бог, и потом, приводя причину, прибавляет: "сидишь и говоришь на брата твоего" (Пс.49:16-20); а ты, осуждая духовного отца, считаешь себя достойным входить в священное преддверие? С чем это сообразно? Если злословящие отца или мать наказываются смертью (Исх.21:17), то, какого достоин будет наказания дерзающий злословить того, кто необходимее и важнее родителей? И он не страшится, чтобы земля, разверзшись, совершенно не поглотила его, или молния, ниспавши свыше, не сожгла хульный язык его? Разве не слышал ты, что потерпела сестра Моисея, когда стала говорить против начальника, как она сделалась нечистою, подверглась проказе, испытала крайнее бесчестие, и, не смотря на то, что брат ее молился и припадал к Богу, не получила прощения? А между тем она положила (при реке) этого святого, заботилась об его воспитании, вначале содействовала тому, чтобы мать сделалась его кормилицею и чтобы дитя не было воспитано на руках иноплеменников, а впоследствии предводительствовала сонмом женщин, как Моисей сонмом мужей, вместе с ним переносила все бедствия, и, хотя была сестрою Моисея, однако ничто не помогло ей избежать гнева Божия за ее злословие; и Моисей, который умолил Бога за такой народ после невыразимого его нечестия, – и он, припадая и прося прощения сестре, не мог умилостивить Бога, но еще услышал сильную укоризну, чтобы мы знали, как велико зло – порицать начальников и осуждать жизнь других. Подлинно, в тот день (будущего суда) Бог будет судить нас не только за то, в чем мы грешили, но и за то, в чем осуждали других; и часто грех, легкий по своему свойству, делается тяжким и непростительным оттого, что согрешающий осуждает другого. Может быть, слова эти не ясны; постараюсь поэтому объяснить их. Согре­шил кто-нибудь, и строго осудил другого, совершившего тот же грех: за это в тот день он подвергнется наказанию не такому, какого требует свойство греха его, но больше чем двойному и тройному, – потому что Бог назначит ему наказание не сообразно с тем, в чем он сам согрешил, но за то, что строго осудил другого, который согрешил в том же. А что это справедливо, я еще больше объясню, как обещал вам, из бывших примеров. Фарисей, хотя сам ни в чем не со­грешил, жил праведно и мог указать много своих добрых дел, когда осудил мытаря, хищника, корыстолюбца и беззаконнейшего человека, подвергся такому осуждению, что его ожидает наказание большее, чем какое следовало этому. Если же он, сам не согрешив ни в чем, но простым словом осудив другого грешника, который своими беззакониями был известен всем, подвергся такому наказанию, то мы, много согрешая каждый день и между тем осуждая жизнь других, которая притом никому неизвестна и не открыта, представь, какому подвергнемся наказанию, как лишимся всякого прощения. "Каким судом судите", сказал Господь, "таким будете судимы" (Мф.7:2).

6. Поэтому я прошу, убеждаю и умоляю отстать от этой дурной привычки. Священникам, о которых говорим худо, мы нисколько не повредим, не только тогда, когда говорим ложь, но когда и правду, – так и фарисей нисколько не повредил мытарю, но еще принес ему пользу, хотя говорил о нем правду; а самих себя мы подвергнем крайним бедам, – так и фарисей вонзил меч в себя самого и отошел, получив смертельную рану. Итак, чтобы и нам не потерпеть того же, будем удерживать невоздержный язык. Если фарисей, злословивший мытаря, не избег наказания, то мы, злословя отцов своих, какое будем иметь оправдание? Если Мариам, однажды позлословившая брата, подверглась такому осуждению, то какая надежда на спасение нам, когда мы каждый день осыпаем начальствующих бесчисленными злословиями? Пусть никто не говорит мне, что то был Моисей; ведь и я могу сказать, что то была Мариам. Впрочем, чтобы ты ясно понял и то, что, хотя бы священники даже подлежали осуждению, и тогда ты не имеешь права осуждать их жизнь, послушай, что говорит Христос о начальниках иудейских: "на Моисеевом седалище сели книжники и фарисеи; итак всё, что они велят вам соблюдать, соблюдайте и делайте; по делам же их не поступайте" (Мф.23:2,3). Что может быть хуже тех, ревность которых губила учащихся у них? Однако, не смотря на это, Он не лишил их достоинства, не сделал презренными для подчиненных: и весьма справедливо. В самом деле, если бы подчиненные получили такую власть, то мы увидели бы, как они всех лишили бы власти и свергли бы с седалища. Вот почему и Павел, укорив иудейского первосвященника, и сказав: "Бог будет бить тебя, стена подбеленная! ты сидишь, чтобы судить по закону" (Деян.23:3), когда услышал слова некоторых, останавливающих его: "первосвященника Божия поносишь?" – то, желая показать, какую должно воздавать честь и уважение начальствующим, что сказал? – "я не знал, братия, что он первосвященник" (Деян.23:4,5), Вот почему и Давид, застигнув беззаконного Саула, дышавшего убийством и достойного тяжкого наказания, не только пощадил жизнь его, но не позволил себе даже произнести против него обидного слова, и, приводя причину этого, сказал: "помазанник Господень" (1Цар.24:7). И не отсюда только, но и из других событий весьма ясно можно видеть, как далек должен быть подчиненный от того, чтобы исправлять дела священников. Так некогда, при возвращении кивота, когда некоторые из подчиненных, увидев его наклонившимся и готовым упасть, поправили его, то подверглись наказанию на том же самом месте, будучи поражены Господом и падши мертвыми. Между тем они не сделали ничего худого; они не наклонили кивота, а поправили, когда он наклонился и готов был упасть. Но чтобы ты вполне убедился в достоинстве священников и в том, как непозволительно человеку подвластному и принадлежащему к числу мирян исправлять такие дела, Бог умертвил их среди множества народа, с великою силою устрашая, всех прочих и внушая никогда не приближаться к недоступным предметам священства. В самом деле, если бы каждый, под предлогом исправления худо сделанного, стал присвоять себе достоинство священства, то никогда не было бы недостатка в предлогах к исправлению, и все перемешались бы между собою так, что мы не различили бы ни начальника, ни подчиненного. Никто пусть не думает, будто я говорю это в осуждение священников (по благодати Божией, как и вы знаете, они показывают великую честность во всем и никогда никому не подавали никакого повода к их осуждению), но говорю для того, чтобы вы знали, что, если бы даже вы имели дурных отцов и тягостных учителей, и тогда не безо­пасно и не безвредно было бы для вас хулить их и злословить. Если о родителях телесных один мудрый говорит: "хотя бы он и оскудел разумом, имей снисхождение" (Сир.3:13), – так как что ты воздашь им за то, что они дали тебе? – то тем более, должно соблюдать этот закон в отношении к отцам духовным; и каждому должно осматривать и разбирать свою собственную жизнь, чтобы нам не услышать в тот день: "что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь?" (Мф.7:3)? Так, лицемерам свойственно пред народом и в глазах всех целовать руки священников, касаться колен их, просить помолиться за них и, имея нужду в крещении, прибегать к дверям их, а дома и на площадях этих виновников и служителей таких благ для нас осыпать бесчисленными злословиями, или сочувствовать другим злословящим. Если отец действительно не хорош, то почему ты считаешь его достойным веры служителем страшных таинств? Если же он кажется тебе достойным веры служителем таинств, то для чего ты допускаешь, чтобы другие злословили его, не заграждаешь их уста, не выражаешь своего неудовольствия, не прихо­дишь в негодование, чтобы получить великую награду от Бога и похвалу от самих хулителей? Ведь они, хотя бы были тысячекратно дерзкими, конечно будут хвалить и одобрять тебя за твою заботливость об отцах; напротив, если мы не будем делать этого, все станут осуждать нас, даже и сами хулители. Кроме того, прискорбно еще и то, что мы и там подвергнемся крайнему осуждению. Подлинно, ничто так не вредит церквам, как эта болезнь. Как тело, не надлежащим образом связанное покровом нервов, испытывает много болезней и делает жизнь не в жизнь, так и Церковь, не связанная крепкими и нерасторжимыми узами любви, испытывает множество войн, усиливает гнев Божий и подает повод ко многим искушениям. Чтобы этого не было, чтобы нам не прогневать Бога, не умножить наших бедствий, не навлечь на себя неизбежного наказания, и не наполнить нашей жизни многими горестями, обратим язык наш к благословению, будем каждый день разбирать нашу собственную жизнь и, предоставив судить о жизни других Тому, Кто в точности знает тайное, будем сами осуждать собственные свои грехи. Таким образом, можно будет нам избегнуть и огня геенского. Как те, которые разбирают чужие грехи, нисколько не заботятся о своих собственных, так те, которые боятся осматривать жизнь других, будут обращать великое внимание на свои проступки; а помышляя о своих грехах, и каждый день осуждая их и требуя от самих себя наказания за них, они будут иметь тогда кроткого к ним Судию. Это и Павел выражает, когда говорит: "если бы мы судили сами себя, то не были бы судимы" (1Кор. 11:31). Итак, чтобы нам избегнуть такого приговора, оставив все прочее, будем заботиться о собственной жизни, укрощать помысл, влекущий ко грехам, располагать совесть к сокрушению и требовать от самих себя отчета в делах своих. Таким образом, мы можем облегчить бремя грехов, получить полное прощение, провести настоящую жизнь с удовольствием и сподобиться благ будущих, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, чрез Которого и с Которым Отцу, со Святым Духом, слава во веки веков. Аминь.