Яков Кротов. Богочеловеческая история. Вспомогательные материалы.
ТЕХНИКА И ХРИСТИАНСТВО
Ильин В. Н. Техника, и христианство. Журнал "Новый Град" №7
Проблема взаимоотношений техники с современной жизнью и с современным миросозерцанием с каждым днем все обостряется и становится все актуальнее. Символом этой актуальности является появление идей технократии — словечка, несмотря на свою новоявленность, успевшего облететь мир и взволновать умы. В самом деле, идея перехода власти от профессионалов политики к профессионалам техники и все, что с этим связано, в сущности означает коренную ломку миросозерцания и человеческих взаимоотношений.
Какими бы вероотступничествами Европа себя ни запятнала за свою многовековую историю, все же в основном ее культура и ее миросозерцание были, конечно, так или иначе христианскими. Даже в течение двух предпоследних веков технического прогресса в этом отношении как будто бы не произошло особо существенных сдвигов. Однако технический прогресс сделал свое дело и, связавшись с социальными трансформациями, резко поставил тему об актуальности христианства в связи с результатами этого прогресса. Конечно, углубленно мыслящие философы и богословы могут только пожать плечами, зная, что основы их предметов находятся на недоступных глубинах и недосягаемых высотах. Все это так, однако в связи с прогрессом техники и социальными трансформациями меняется психология восприятия этих высот и все мы, быть может, даже не замечая этого, видим те же первоосновные проблемы философии и богословия в ином свете и выражаем их иным языком сравнительно с прежними веками. Что же касается так называемой толпы, то ее дехристианизация идет угрожающе-прогрессивными темпами и уже можно говорить о сплошном, проходящем порой через всю толщу массы, забвении не только Христа, но и самой идеи Бога. «Наш Спаситель — это машина» — цитирует Ганс Лилье лозунг большой социалистической прессы, в существенном выражающей ходячие мнения и вкусы тол-
61
пы. Конечно, все это вульгарно до последней степени — но нельзя не сознаться, что и эмпирические представители церкви и христианского благочестия что-то просмотрели, что-то упустили из виду и, вообще, опоздали. Быть может, последнее мгновение еще не упущено, но секундная стрелка часов истории подходит к роковой черте, «Бог поругаем не бывает», и вечной истины не дано попирать никому, но за судьбы эмпирического человечества, которому надлежит войти в вечный дом небесный, держатели ключей христианской мудрости будут в сугубом ответе.
Итак, что произошло в мире в связи с обозначившимся господством машины? Ответить на это можно следующими двумя краткими предложениями:
1) Появилась новая форма бытия — организованная машина,
2) До основ оказалось расшатанным традиционно-органическое миросозерцание, или, лучине сказать, мироощущение.
К этому можно и должно еще присоединить радикальную трансформацию материализма, из пассивно-механического и консервативного ставшего активно-духовым и революционно-прогрессивным фактором. В сущности, можно даже говорить об исчезновении материализма. Осталось только слово, сущность же его совершенно изменилась, прекратившись в активный машинно-социальный реализм. Эта новая форма философии, безграмотно и неверно именующая себя диалектическим материализмом, несмотря на свой неудачный псевдоним, представляет из себя явление весьма значительное и выросло в наше время на русской почве.
Н. А. Бердяеву принадлежит блестящая мысль, что машина есть третья форма материальная бытия: ни органическая, ни неорганическая, но «организованная». — Сюда же примыкают идеи Лафита, В средине 19-го века появилась философия техники Рудольфа Каппа, пытавшегося вывести технику из человеческого организма, которого она как бы является продолжением и подобием. Ганс Лилие в своей замечательной работе «DastechnischeZeitalter» подверг эту систему идей уничтожающей, хотя и не совсем справедливой критике, Действитель-
62
но, назаре своего развития и даже в юношескую свою стадию техника может быть рассматриваема, как продолжение человеческой органики, ее дополнение и вооружение. С этой точки зрения, человек действительно есть «животное изготовляющее орудия» («toolmakinganimal») — пользуясь удачным выражением Франклина. Однако усовершенствования машин — прогресс в качестве и чрезвычайное умножение их числа, прогресс в количестве, — существенно видоизменили картину взаимоотношений человека и машины. Выяснились титанические и космические возможности для человека, управляющего машинами. Но этого мало. Самое существенное — это организация человечества, параллельная машинной — в многоединый волевой коллектив. Это уже трансформация самого человеческого образа, настолько значительная, что Бухарин не без основания заговорил о «коллективном сверхчеловеке». Да иначе и не могло быть, ибо лишь такой тип организации соответствует качеству и количеству современного машинизма. Можно смело утверждать, что не будь даже в помине социалистических и утопических идей, возникших в значительной степени из жажды морального благообразия, — все равно, уже в силу технического прогресса произошла бы частичная или сплошная коллективизация человечества. В этом процессе есть нечто в высшей степени роковое, гнетущие своей принудительной неизбежностью — что тоже вступает в конфликт с идеей христианской свободы. Титанический волевой порыв машинизированного коллектива в силу роковой необходимости должен поглощать волю отдельных компонентой этого коллектива совершенно так же, как собранная и действующая машина поглощает самостоятельность ее отдельных частей.
Наблюдается следующий диалектический ход. Органический, патриархальный или полупатриархальный быт атомизируется в буржуазном индивидуализме и консолидируется в машинно-социальном коллективе. На путях этой атомизации и следующей за ней машинной консолидации происходит разрыв с традициями, в том числе и с традиционным бытовым церковным укладом, который, например, в некоторых слоях русского православия до сих пор еще имеет явно патриархальный характер.
63
Православие поэтому не иммунизировано и очень часто благородно беззащитно против стального вихря современности. Католичество давно уже заменившее органику организацией, оказывается практически в более выгодном положении, хотя все же существенной разницы здесь нет. В обоих случаях эмпирическая церковь плелась в хвосте событий, вместо того, чтобы вести за собой.
А между тем все эти трансформации не должны были бы задевать существа христианской церкви, которая не есть ни организм, ни организация, но особая духовная сущность, именуемая соборным, кафолическим бытием. Это бытие отражает взаимоотношение трех ипостасей Пресвятой Троицы, относительно которой будет уже явным нечестием даже рассуждение о том, организм ли это или организация. Пресвятая Троица есть Соборный Дух, именно в силу своей соборности бессмертный и возвышающийся как над органическим бытием, так и над неорганическим и организованным — машинно-социальным. Этому Соборному Духу и тому человечеству, которое живет и действует по Его образу, дано возвышаться над роковой и страшной диалектикой машинно-социальной современности и судить ее.
Суд всегда означает суждение, а потому и понимание до мельчайших деталей, как в положительном так и в отрицательном. Менее всего судом и суждением будет отмахивание, открещивание и прочие варианты политики страуса. Чтобы судить, нужно действовать, а чтобы действовать, нужно быть современным в самом передовом и жгучем смысле этого слова. Тогда прогресс техники и связанный с ним процесс коллективизации перестанет быть роком, а станет объектом просвещения и вдохновения. И в церковной и во вне-церковной философии слишком долго пользовались расслабляющими и женственными наслаждениями бездейственного созерцания, совершенно забыли про жгучую, мужественную правду, выраженную в словах гениального Н. Ф. Федорова: «Мир дан нам не для поглядения, а для делания». Двадцатый век выставил двух крупных философов, поставивших проблему действенного сознания. Философы эти — Бергсон и Гейдеггер. Но в девятнадцатом ве-
64
ке в области социологии страшную силу действенного познания развил Маркс, взорвав ею буквально полмира. Несчастье для современного культурного человечества в том, что силы действенного познания в философии и социологии совершенно дискоординированы, не приведены в мало-мальски содейственное взаимоотношение, что усугубляет катастрофизм и без того непрочных связей современного культурного бытия.
В наше время перегнули палку в противоположную сторону и, совершенно презрев познание, увлеклись исключительно практикой действий. Создалось положение, которое можно охарактеризовать словами: «Сходи не знаю куда, принеси не знаю что». Это практическое самоослепление человечества, утрата философского инстинкта приводит к безмерному духовно-нравственному снижению. Ибо утрата философских перспектив приводит к тому, что плохие объекты укрепляются действием и занимают место хороших, ослабленных бездейственным созерцанием предыдущих эпох.
Христианство есть религия мужественного, действенного духа, призванного судить, т. е. идти впереди, и не оно ответственно за грехи эмпирических представителей церкви, но последние ответственны перед ним.
В. Н. Ильин
65
