Владимир Ильин

Ильин Владимир.

Гете, как мудрец. // Путь. - №34. - 1932. - Июл. - С. 64-70.

Христос и Израиль // Путь. 1928. № 11 (июнь). С. 59—75.

Материализм и материя.

О небесной и земной соборности // Путь. - №6. - Январь 1927. С. 89-94. 

Техника, и христианство. Новый град, №7. 1933.

О книге Карсавина "О началах" // Путь. - Июнь-июль 1926. - №4. С. 191-193.

В 1934 году публикует в парижской газете "Возрождение" под псевдонимом "Сазанович" следующую рец. на книгу Бердяева "Судьба человека в современном мире" (перепечатано в ж. "Звезда", 1997, №3): 

См. об этом в дневнике Бердяевой.

Его жена Вера Николаевна р. 5.7.1912 в Берлине, сестра Евгения, работала в Имке, тут познакомилась с Ильиным, жили в квартире около собора Инвалидов и Марсова поля. Двое детей. Работала в агентстве недвижимости. Умерла в 2004 г. Есть воспоминания. Впрочем, "ссору" Ильина и Бердяева - т.е., подлость Ильина и последовавший отсюда разрыв с ним отношений - она объясняла тем, что "Ильин был богослов и философ, Бердяев - только философ" (Молок Н. Умерла Вера Ильина. // Известия. - 7.6.2004). Что Ильин был большой и пустой подлец, конечно, жена его не подозревала. Больше видится на расстоянии.

ИЛЬИН Владимир Николаевич (1891-1974), рус. правосл. богослов и литургист. Род. под Киевом; окончил Киевский ун-т по естественному и историко-филологич. отделению, а также консерваторию. преподавал в Киевском ун-те до 1919, после чего уехал за границу, где читал лекции по философии (Константинополь, Берлин, Прага). В Германии И. изучал богословие, слушал лекции *Гарнака. С 1949 И. профессор Русской консерватории (Париж) и профессор в Православном богословском ин-те (1927-40).

К области библеистики относится труд И. «Шесть дней творения: Библия и наука о творении и происхождении мира» (Париж, 1930, Париж, 19912). Книга носит экзегетико-апологетич. характер. Автор считает возможным прилагать к *Шестодневу определение *«миф», понимая при этом миф как отражение глубинного видения сущности мировых процессов. В плане *исагогики И. стоял на позициях *Астрюка, считая, что «у священного боговдохновенного автора — по церковному преданию, Моисея — было не менее двух, а может быть, и трех записей или кодексов, которые им редактированы в одно целое». Считая, что нет препятствий отождествить «дни» творения с длительными геологич. эпохами (см. ст. Конкордизм), И. отмечал, что эти «дни» не имеют в Библии лишь порядкового значения. Шесть дней распадаются на две триады, к-рые «не являются строго хронологическим последованием, но, соответствуя друг другу, как бы накладываются одна на другую». Отмечая сходство Шестоднева с древневост. мифами о творении, И. связывал это с общечеловеческим откровением. По его словам, невозможно «вопреки авторитету св. ап. Павла считать, что все в язычестве есть ложь». Книга И. ценна именно этими общими богословскими суждениями; естественно-научная ее часть в наст. время представляется устаревшей.

u Христос и Израиль, «Путь», 1928, № 11; Загадка жизни и происхождение живых существ, Париж, 1929; Арфа царя Давида в русской поэзии, Брюссель, 1960. Список трудов И. см. в книге: Z a n d e r L. (ed.), List of Writings of Professors of the Russian Orthodox Theological Institute in Paris, (1925-1932; 1948-1954), P., 1932, 1954.

l К н я з е в А.П., В.Н.И. (Некролог), «Вестник РХД», 1974, № 114.

По поводу книги Н.Бердяева "Судьба человека в современном мире (К пониманию нашей эпохи)".

ИМКА-Пресс, Париж. 1934.

А доказали мы с тобой,

Что размышленье- скуки семя.

Пушкин

Новая, небольшая книжечка Н.А.Бердяева отмечена всеми достоинствами и, к сожалению, всеми недостатками этого мыслителя. Чувство эпохи, напористость, темпераментность, острота- все это мы усматриваем в новом произведении Н.А.Бердяева. Такие выражения, как ..."Хлеб для меня- материальный вопрос, хлеб для другого- духовный вопрос" (стр.78); или: "только христианство может создать внутреннее общество, все социальные движения организуют лишь внешнее общество"- и многие другие афоризмы- глубоки и многозначительны. К сожалению, стиль, метод, все подходы Н.А.Бердяева- типично публицистические. Н.А.Бердяев- прежде всего и после всего публицист, но публицист философствующий. Произведение Н.А.Бердяева есть суд над самим собой и притом суд невольный, которого он, конечно, не хочет.

Порочность основного замысла Н.А.Бердяева не только взрывает изнутри его богословско-философскую тему, но вдобавок еще отражается и на языке. Нет аппарата более тонкого, более честного, который бы с большей чувствительностью отзывался на подземные сдвиги человеческого духа, его внутренние провалы и обвалы, чем язык. Замысел Н.А.Бердяева дышит люциферической гордыней. Этот замысел может быть определен как стремление примирить Сына Человеческого с духом бесчеловечной жестокости и богоборчества, с духом революции. Что не удалось бы и самому Богу- должно удаться Н.А.Бердяеву. Срыв на этих путях неминуем. Как сказал один мыслитель: "Такая философская тропинка ведет к добру лишь в том случае, если с нее решительно сворачивают". Гордый Бердяев не желает сворачивать- и рушится, как в мыслях, так и в языке.

Иногда, правда, колоссальная грубость и напор становятся стилем- и когда к этому присоединяется литературный гений, то получается Лютер или Мильтон. Но Н.А.Бердяеву далеко до них, ибо литературность его, вообще, весьма и весьма под вопросом. Некоторые его книги почти невозможно читать (напр., оба тома "Философии свободного духа"). Это между прочим объясняется еще и тем, что Н.А.Бердяев не раскрывает органически своих мыслей, но вдалбливает их в голову- он "тешет кол на голове читателя". Правда, некоторые читатели, быть может, и заслужили такое обращение- но это как раз те, которые никогда ничего не читают, в том числе и произведения Н.А.Бердяева. Людей с философским и литературным вкусом такая манера положительно отвращает. Трудно себе представить писателя и мыслителя, который бы стоял в такой степени вне диалектики, вне органического развития творческих противопоставлений и сопоставлений- и это несмотря на диалектичность его основного замысла.

У него совсем нет pro et contra, audiatur et altera pars <За и против, умения слышать оппонента (лат.).>. Он влюблен в марксистскую "диалектику"- но сам односторонен "как флюс" или, лучше сказать, как любимый им марксизм, от которого он и воспринял фактическое отношение к человеку и миру- несмотря на все попытки сочетать христианство с марксизмом, попытки, предпринимавшиеся им еще в начале его публицистической деятельности. Односторонность и насилие над читателем, даже прямое изнасилование читателя объясняется тем, что сам Н.А.Бердяев типичный продукт нашей тяжелой, воюющей со свободой, эпохи. Н.А.Бердяев несомненно претендует на диктатуру в области мысли и где может и поскольку может- даже осуществляет ее. Перед нами- розовый с ярко-красными и даже с багровыми переливами генерал от несомненной революции христианства. Несмотря на это- раскрыть внутреннюю природу революции "mon general" совсем не стремится, не стремится раскрыть и ее предельного коммунистического выражения- он является лишь ее односторонним апологетом. Он играет в объективную философию- в действительности же давно поставил революцию по правую сторону Христа, а всех контрреволюционеров обрек вечным мукам, кстати богословски им отрицаемым. Впрочем, и сам Христос у него- "красный" и "Бог- левый", так что картина страшного суда вполне определена: Шарлотту Кордэ постигает двойная казнь, первая- земная, от столь любимой Белинским революционной гильотины, вторая- вечные муки за то, что она, "представительница низверженных классов" осмелилась поднять руку на посланца Божьего, на левого ангела- Марата, через которого "Бог наказывает правых". По мнению Н.А.Бердяева, вообще "Бог через левых наказывает правых". Н.А.Бердяев не замечает одного: что, изрекая подобные истины, он наказывается прежде всего самонизвержением, саморазжалованием из генералов от философии в рядовые Сталина или, в столь же прискорбном случае, г-на Милюкова.

Н.А.Бердяев судья неправедный, который "Бога не боится и людей не стыдится". Все громы обрушивает он на расизм и национализм (стр. 11, 16). Им он приписывает изначальное зло и вечную ненависть и не находит для них прощения. "Расизм хуже коммунизма в том отношении, что в его идеологию входит вечная ненависть, коммунизм же утверждает ненависть, как путь, как метод борьбы, но конечный идеал его не предполагает ненависти" (стр.11). В этой тираде, насквозь демагогической и лишенной даже отдаленного отношения к философии истории, фактическое положение вещей настолько извращено, что в уме читателя возникает неодолимое предположение о сознательном уклонении г-на Бердяева от истины. В самом деле ему должно быть очень хорошо известно, что коммунистический идеал- это обезличенная особь, входящая простым номером в "муравейник двуногих". Добиться такого превращения можно лишь объявив последовательную и непримиримую войну "вечному в человеке". "Das Ewige in Menschen"- по выражению Макса Шелера. Объявление же войны "вечному в человеке"- есть вечная война с человеком. Коммунист Бухарин сказал, что идеал коммунизма- это "коллективный сверхчеловек". Ницше, должно быть, задохнулся бы от смрада, который исходит от безобразной, трупной карикатуры на его великую идею. Бердяеву этот смрад вполне по нутру, и он готов принять его в качестве желанного противоядия для истребления ненавистного ему национал-социализма. Он сознательно закрывает глаза на то, что современные национализмы, как бы ни были грубы и тяжки их проявления (немецкий национал-социализм- далеко не самая худшая их форма), лишь только законная реакция на коммунизм, представляющий единственно подлинную войну на истребление, объявленную человеческому лику. Н.А.Бердяев настолько влюблен в "христианскую символику серпа и молота" (как он однажды выразился), что прощает коммунистам фактическую кровавую войну с христианством, войну, поставившую себе целью полное истребление не только христианства, но самой идеи Бога. Бердяев не хочет видеть того, что коммунисты, как трупные черви, заводятся в кровавых ранах войны, что их миролюбие, которое он принимает всерьез и "по-евангельски"- отвратительное и пошлое лицемерие, предназначенное для "нищих духом" (не по-евангельски), а также для той категории лиц, о которой можно сказать словами поэта: "Ах, обмануть меня не трудно, Я сам обманываться рад"...

Можно, пожалуй, обманываться самому- хотя это дело совсем не философское, но зачем же обманывать других? Зачем внушать им идею о том, что "конечный идеал коммунизма не предполагает ненависти"- в то время, как сами коммунисты объявили вечную войну самой идее любви, ибо "Бог есть любовь". Ведь ни философского, ни богословского интереса не может представлять это сознательное и публичное уклонение от истины, упорно проводимое Н.А.Бердяевым уже не один год. Неужели это вульгарнейшая политика, пытающаяся вкачестве защитного прокоммунистического приема использовать "христианскую символику серпа и молота"- и попадающая в неловкое положение знаменитой дамы, женившей Тараса на Бульбе? Или, быть может, это столь модный в некоторых салонах Европы и Америки снобизм- и здесь уместно, вместо всякой критики восклицание одного из героев Достоевского: "Хорошо вам, баловникам, на всем готовом!" Особенно, когда Н.А.Бердяев объявляет, что "эмиграция ненавидит революцию, ибо состоит из привилегированных классов, лишившихся своего положения и своих богатств"- такая же правда, как "христианская символика серпа и молота"! Укоряя эмиграцию во вражде к революции и к коммунизму, он умалчивает о том, что прокоммунизм и советофильство- это худшая форма эмигрантского снобизма, который уже во всяком случае придется признать за Н.А.Бердяевым. В России нет ни прокоммунизма, ни советофильства, но лишь жесточайшая форма революционной тирании, по сравнению с которой всякая форма правления, в том числе и национал-социализм, есть рай. Но Н.А.Бердяев так озабочен "христианским" спасением душ от опасностей реакции, что на неопределенное время санкционирует формулу: "лучше Соловки и Чека".

Вот каково подлинное содержание литературно-"философских" и лекционных измышлений Бердяева.

Старые революционные заслуги Бердяева известны- и он, очевидно, решил взять на себя- по праву ему принадлежащую роль дедушки русской революции в эмиграции!

"Скучно на этом свете, господа".

П.Сазанович"

Paris.

26, av. de Tourville

Дорогой Николай Александрович!

Увидев мой почерк на конверте, Вы будете иметь все основания отправить мое письмо в мусорный ящик- не читая его. Но совершенно особые свойства Вам присущего благородства дают мне некоторую надежду, что мое письмо все же будет прочитано.

Начну с выписок из моего интимнейшего дневника.

5 февр. Серое утро в ненавистном Париже в ненавистной Франции. Мне тяжело, о, как мне тяжело... ведь судьба заставила меня выполнить нечто вроде палаческого акта по отношению к Бердяеву... мне жаль моего с ним прошлого, да и сам по себе "карательный акт"- скучен, тяжел- и абсолютно не в моем духе... творчество с карой абсолютно несовместимы... поэтому Судья и Творец, Каратель и Спаситель возможны только в Боге и в особенном смысле. Атрибуты судьи и карателя в обычном смысле- Бог отрицает за собой: "Я пришел не судить мир, но спасти"...

Вечером. Мои мучения все возрастают... их размеры я скрываю от Верочки.

То, что я совершил с Мейером, напечатание этой ужасной, палаческой статьи о Н.А.Бердяеве- имеет аналогию с убийством Шатова в "Бесах"- ...и мне хочется кричать, вопить... "Не то, это совсем не то"...

Господи, молю Тебя - рассей это наваждение злобы, соверши чудо примирения...

Да- это был "пир злоумышления"...

Мое сердце пронзено насквозь, ноет, болит, горит в самом буквальном смысле слова... суд Слова, впечатленный в сердце- начался- и конца ему не будет никогда...

Я заслуживаю всякого осуждения, но одного прошу, не подумать обо мне, как это подумала Евгения Юдифовна- и по всей вероятности думаете Вы- что я забыл мою любовь к Вам, десять лет хлеба-соли и интимнейшего общения в области идей...

Я этого не только не забыл- но с того времени- этому скоро будет год- как мною покинут Ваш дом- еще никогда я так не томился жаждой встречи с Вами и с Вашей семьей... временами мне казалось, что ничего не произошло, что стоит только войти в трамвай №89 и через короткое время очутишься под Вашим кровом, где я так долго не был. Но сейчас же приходит на память происшедшее, непоправимое как смерть- и даже худшее смерти, ибо мой поступок- адский и дьявольский- и начинаются неутолимые терзания...

O war ich nicht geboren... <"О, если б не был я рожден" (нем.).>

Тут произошло нечто роковое- и в то же время я чувствую в полной мере свою вину...именно в полной мере- ибо совершил я это преступление по собственной инициативе, никто мне его не внушил. Я знаю, многие говорят- и быть может, Вы это думаете- что я нахожусь под влиянием Мейера. Это не так. Не он меня соблазнил, но я его. Верочка мучительно долго отговаривала меня и терзалась несказанно... нет, виноват только я.

Свое преступление я сравнил с убийством Шатова... но мотивы, которыми я был движим, скорее можно уподобить тем мотивам, которые внушили самому Шатову нанести оскорбление (пощечину) Николаю Ставрогину.

Вы знаете, ведь Шатов был влюблен (как и многие другие) в этого загадочного аристократа- и не смог ему простить его сближения с "революционными пошляками"...

Для меня до сих пор остается мучительной загадкой (хотя я и построил довольно правдоподобное философское объяснение)- как Вы, аристократ из аристократов,- могли сблизиться с Чернышевскими, Писаревыми, Белинскими- и их нынешними эпигонами... Как Вы не учуяли (или не захотели почувствовать), что все "плебейство" нынешней эпохи, которое Вы так чудно изобразили в своей последней книге- всецело и ИЗНАЧАЛЬНО революционного происхождения, ибо всякое плебейство- революционно и всякая революция есть плебейство, не могущее простить ценностям их изначального иерархического аристократизма. Впрочем, Вы все это великолепно изобразили в "Философии неравенства".

Дорогой Николай Александрович! Вы отреклись от "Философии неравенства", и я решил Вам отомстить, ибо у меня было такое чувство, будто королева связалась с конюхом или еще сильнее "матрона полюбили осла" (В.Розанов). Один раз в своей жизни я отколотил девушку рукояткой револьвера по голове- и по сей день не раскаиваюсь в этом. Я жалею только, что мне не удалось пристрелить удравшего и скрывшегося плебея-соблазнителя.

Но вот теперь я оказался Шатовым, нанесшим оскорбление Ставрогину- и мое сердце исходит кровью, и я проклинаю день своего рождения. Ужасы моих мучений увеличиваются тем, что я остаюсь твердо на своей антиреволюционной, органической точке зрения и сойти с нее не могу. Я полагаю, что диалектика истории весьма кратка и что думать иначе- значит впасть в "прогрессизм" и "милюковство". Неужели эти проклятые сводники революции соблазнили Вашу красавицу-душу наглецом-прогрессом с шапкой набекрень и лихо сплевывающим табачную слюну?..

Нет, дорогой Николай Александрович, я никогда не прощу кучеру, соблазнившему Вас... адская мука увеличивается тем, что и соблазненная красавица остается красавицей и чувство к ней не проходит. Так и я буду постоянно любить Вас, хотя и стараясь всячески отомстить Вам и "кучеру". Но нет, теперь весь мой гнев перешел на "кучера"... а Вас я только безнадежно люблю. Мне бесконечно тяжело, и терзания которые жгут меня днем и ночью, быть может, хоть отчасти уравновесят нанесенное мною Вам оскорбление.

Горячо любящий Вас и истинно чтущий В.Ильин.