Ко входуЯков Кротов. Богочеловвеческая историяПомощь
 

Анатолий Левитин, Вадим Шавров

ОЧЕРКИ ПО ИСТОРИИ

РУССКОЙ ЦЕРКОВНОЙ СМУТЫ

Том I

К оглавлению

Раскол в расколе

Вторая половина 1922 года - интереснейшее время в истории Риской Церкви. В эти несколько месяцев появляются течения, которые и сейчас, почти через полвека, определяют жизнь Русской Православной Церкви. Всякий, кто интересуется историей Русской Церкви и ее современным положением, должен с пристальным вниманием изучить события 1922 года. Это была тяжелая полоса в истории Русской Церкви.

События сменяются с кинематографической быстротой - новь; фигуры появляются чуть ли не ежедневно, иногда для того, чтобы туг же отойти в истерическое небытие. Большой интерес представляют документы этого времени; никогда общественная физиономия того или другого деятеля не раскрывалась так полно и определенно, как в эти дни.

Вот, например, мы раскрываем журнал "Живая Церковь" № 5. На первой странице следующее воззвание:

"Мы, Сергий, Митрополит Владимирский и Шуйский, Евдоким, архиепископ Нижегородский и Арзамасский и Серафим, Архиепископ Костромской и Галичский, рассмотрев платформу Высшего Церковного Управления и каноническую законность Управления, заявляем, что целиком разделяем мероприятия Высшего Церковного Управления, считаем его единственной, канонической, законной верховной церковной властью и все распоряжения, исходящие от него, считаем вполне законными и обязательными. Мы призываем последовать нашему примеру всех истинных пастырей и верующих сынов Церкви, как вверенных нам, так и других епархий.

Митрополит Сергий, архиепископ Серафим, архиепископ Евдоким.

16-20 июня, 1922 года.

Ни один историк не может пройти мимо этого документа. Остановимся на нем и мы.

Итак, первая подпись под этим воззванием принадлежит Сергию. Митрополиту Владимирскому и Шуйскому (впоследствии Святейшему Патриарху Московскому и всея Руси), общепризнанному родоначальнику переживаемого нами сейчас периода Русской Церкви - это одно уже заставляет нас отнестись к его личности с пристальным вниманием. Объективная характеристика покойного патриарха Сергия тем более необходима, что мы ее не найдем нигде, ни в нашей, ни в зарубежной литературе. Все, что писалось до сих пор о патриархе Сергии, это либо льстивые панегирики (как например, изданная Московской Патриархией в 1947 году книга "Патриарх Сергий и его духовное наследство") или злопыхательские памфлеты тех, кто никак не может простить покойному его признания советской власти и его позицию, которую он занял во время Отечественной войны Историки обычно излагают биографии больших исторических деятелей, уделяя главное внимание основным событиям их жизни, не обращая особого внимания на детали. Между тем иной раз детали больше характеризуют человека, чем его официальная биография. С такой малозначительной детали мы начнем и характеристику патриарха Сергия.

Во время войны митрополит Сергий (тогда еще Патриарший Местоблюститель) принимал иностранного корреспондента. Интервьюер спросил высокого собеседника: "Какова ваша программа?" - "Моя программа, - ответил Сергий, - программа Духа Святого. Я действую по нужде каждого дня" (Патриарх Сергий и его духовное наследство. М., 1947, с. 253).

В.Н.Лосский, который сообщает об этом факте, умиляется; умиляется редакция; должен умилиться, конечно, и читатель. Ну что ж, мы готовы бы и умилиться, но все же нас гложет червь сомнения. С детства мы привыкли ежедневно повторять следующие слова: "Верую в Духа Святого... глаголавшего пророки". Но кто были пророки? Это были люди огненного темперамента, неколебимой духовной силы, необыкновенного мужества. Они всегда и везде шли против течения, глядели по-орлиному далеко вперед и очень мало думали о том, чтоб "приспосабливаться к понятиям своего времени" и "действовать по нужде каждого дня". Таковы были они все - от Моисея до Ильи и от Ильи до Иоанна Крестителя. И Церковь, преклоняясь пред ними, верует, что они вдохновлялись Духом Святым -Духом Истины, которого мир не может принять, потому что "не видит Его и не знает Его" (Св.Иоанн, 14-17).

Попробуйте поставить рядом с этими могучими фигурами патриарха Сергия и его преемников, которые действуют "по нужде каждого дня". Нет, уж лучше поменьше им говорить о Духе Святом... не похожи они на пророков!

И все же, несмотря на все сказанное, мы преклоняемся перед патриархом Сергием и с глубоким уважением относимся к его памяти. Он был человеком великого благочестия и человеком, глубоко преданным Церкви. "ею свою жизнь он думал о ее благе. И оппортунизм патриарха Сергия, который проходит красной нитью через всю его жизнь, объясняется не личными причинами, а соображениями церковного блага. Если искать аналогии в истории Церкви, его можно сравнить с Феодоритом Кирским, который, живя в годину жестокой церковной распри, умел находить равнодействие между враждующими партиями.

Мы не будем подробно излагать биографию патриарха Сергия, так к она подробно (с фактической стороны) изложена в уже упомянутой книге "Патриарх Сергий и его духовное наследство", за что следует выразить благодарность неутомимому и трудолюбивому работнику на ниве Христовой Анатолию Васильевичу Ведерникову. Остановимся лишь на основных фактах биографии патриарха, которые помогут нам уяснить его позицию в 1922 году.

В 1895 году появляется магистерская диссертация иеромонаха Сергия "Православное учение о спасении". Это произведение можно назвать классическим произведением русского богословия. Критика схоластического филаретовского богословия пронизывает всю книгу. Трудно себе представить книгу, столь резко расходящуюся с официальной богословской доктриной, как диссертация иеромонаха Сергия. В 90-е годы, при Победоносцеве, таких вещей не любили. Какова же была судьба автора этой книги? Ответ будет неожиданный - автор сделал блестящую карьеру: через 6 лет (34 лет от роду) он становится ректором Петербургской духовной академии и епископом Ямбургским, викарием Петербургской епархии. Чем это объяснить? Объясняется это тем, что автор "Православного учения о спасении" облек свою идею в столь академическую форму, что внутренний смысл его книги был понятен только посвященным.

Другой пример. В период революции 1905 года и в предреволюционные годы позиция епископа Сергия по существу очень мало чем отличалась от позиции епископа Антонина. Человек гуманный и либеральный, он сочувствовал освободительному движению, оплакивал жертвы 9 января, искал связей с интеллигенцией, участвовал в религиозно-философском обществе.

Результат: епископ Антонин попадает после 1905 года на покой, в монастырь, где его единственным занятием является дрессировка медведя, а у епископа Сергия - новый взлет. В октябре 1905 года он назначен архиепископом Финляндским и Выборгским. 6 мая 1911 года он получает назначение постоянным членом Синода, в марте 1912 года он - председатель Предсоборного совещания при Синоде, через несколько лет он награжден бриллиантовым крестом на клобуке.

Почему такая разница в судьбах двух бывших петербургских викариев? Причины следует искать в различии их тактики: человек мягкий, деликатный, умеющий ладить с начальством (но без подхалимства и унижения своего достоинства), епископ Сергий преуспевает там, где его экстравагантный собрат исчезает в пучине житейских бурь. Примерно такую же позицию занимает он и в 1917 году (в львовские времена), и в 1922 году (во время изъятия ценностей). Тихо, осторожно, без крайностей, без нажимов, сохраняя достоинство, но не обостряя ни с кем отношений -такова линия митрополита (впоследствии патриарха) Сергия. Придя в обновленческое движение, митрополит Сергий занял ту же позицию. Признав ВЦУ, он спокойно и тихо сидел у себя во Владимире, пока не наступил "раскол в расколе", а в сентябре выступил в союзе с Антонином Грановским против "Живой Церкви".

Не меньшего внимания заслуживает и второй иерарх, поставивший свою подпись под воззванием: архиепископ Нижегородский Евдоким, которому предстояло сыграть в расколе очень важную роль. Архиепископ (впоследствии обновленческий митрополит) Евдоким был незаурядной Аигурой среди дореволюционной иерархии; человек импульсивный, честолюбивый, талантливый, он сделал блестящую карьеру.

Василий Иванович Мещерский родился в 1869 году. После окончания Московской духовной академии он быстро становится магистром богословия и решает посвятить свою жизнь научной деятельности. Однако кропотливая научная работа оказывается слишком мелким плаванием для Василия Ивановича. Вскоре он принимает монашество с наречением ему имени Евдоким. Искренний религиозный порыв, видимо, сочетается у него с честолюбивыми желаниями. После принятия монашества звезда Евдокима ярко разгорается: в 1903 году, 34 лет от роду, он становится уже ректором Московской духовной академии, а через год - в январе 1904 года - он становится архиереем. Его речь на наречение очень характерна для нового епископа.

"Господи, я хотел бороться с Тобой и боролся, как Иаков, - говорил Евдоким. - Я хотел бежать от Твоего лица, как бежали многие. Ты видел и знаешь это. Мне хотелось еще многие годы не возлагать на себя бремени святительства. Но не смел я противиться Тебе. Да будет же воля Твоя! Я давно бесповоротно отдал всего себя Тебе и дал обет быть верным Тебе даже "до крови". Пусть "живу к тому не аз, но живет во мне Христос" (Гал. 2,20). Исповедую перед всей вселенной, что я горячо любил Тебя всегда и от дней моей юности и посильно исповедывал всюду Имя Твое Святое. И пастырство, которое я сейчас приемлю, есть самое наглядное и убедительное доказательство моей любви к Тебе. Верю, что в этот единственный день и час в моей жизни вашими освященными руками Сам Христос подает мне жребий пастырского служения. Верю, что Ты со мною, Господи. Не археологическими доказательствами, не филологическими изысканиями, не философскими доводами только убедился я в Твоей всеблагой и всемогущей Деснице. Нет, я зрел Тебя не раз в течение своей жизни. Я даже осязал Тебя. Ты не раз стучался в двери моего сердца. Я знаю, что Ты ближе к человеку, чем окружающий его воздух, ближе его одежды, ближе даже его собственного тела.

Бросая беглый взгляд на прожитую жизнь, теперь только особенно ясно вижу я, как Ты не раз касался таинственных струн моего сердца, как Ты влек меня с раннего детства на путь служения Тебе. Много раз я уклонялся - от Тебя, но Ты неожиданно возвращал меня на путь, с которого, Думал я, ушел раз навсегда. Среди каких бедствий провел Ты меня целым, из какой бездны провел Ты меня невредимым! Много раз над моей головой собирались черные тучи, что не было просвета ниоткуда. Иногда казалось, что уже все погибло. И вот в тот самый момент, когда мне казалось, что более не от кого ждать помощи, Ты приходил ко мне и выводил меня снова на свой необъятный Божий простор, наполняя сердце мое радостью, давал мне силы и бодрость нести свою тяжелую ношу в крутую гору жизни. Но довольно об этом. Не буду приподнимать завесу своей внутренней жизни. Об этом узнают люди впоследствии..."

Конец речи делает честь прозорливости Евдокима:

"С Тобою, Господи, не страшны мне и грядущие судьбы Церкви, что бы ее ни ожидало на пути ее исторического существования, а ее многое ожидает..."

Хиротония архимандрита Евдокима во епископа Волоколамского состоялась 4 января 1904 года в большом Успенском соборе в Кремле. Рукоположение совершали митрополит Московский и Коломенский Владимир архиепископ Ярославский Сергий, состоящие на покое епископы Григорий, Иоанн и Антоний, а также епископы Иркутский Никанор, Можайский Парфений, Дмитровский Трифон, Ямбургский Сергий (Страгородс-кий, будущий Святейший патриарх), Балахнинский Исидор и Алексинский Иннокентий.

Еще несколько лет - и епископ Евдоким едет в Америку в качестве викария архиепископа Тихона. Он прожил в Америке 10 лет, чувствовал себя там как дома и навсегда полюбил эту страну. Под влиянием американских впечатлений у епископа Евдокима пробуждается критическое отношение к русской действительности. Русская отсталость больно ранит его сердце - и он возвращается из Америки не таким, каким ехал туда. Надо же было, чтоб возвращение его на родину пришлось на 1917 год, когда наступила эпоха переоценки всех ценностей.

В 1918 году Евдоким получает назначение в Нижний Новгород, с возведением в сан архиепископа. Здесь он сумел, со свойственной ему "американской деловитостью", наладить приличные отношения с новой властью и оградить интересы подчиненного ему духовенства. О его позиции во время раскола он сам говорит в ряде документов, опубликованных в 1922 году, ярко и красочно, причем и здесь, как в его речи на наречение, искренние ноты, на наш взгляд, чередуются с некоторой декламацией, за которой чувствуется самовлюбленная натура.

Вот перед нами его Послание, обошедшее в то время всю провинциальную прессу, в котором архиепископ определяет свою политическую и церковную позицию. (Живая Церковь №3, с. 18-19.)

"...Всем православным христианам, пастырям и архипастырям

(открытое письмо).

Меня просят открыто высказаться по вопросу о моем отношении к советской власти и по вопросу о состоянии дел Церковного Управления в настоящее время. Отвечаю. Мое абсолютно честное, лояльное отношение к советской власти мною было письменно изложено еще 24 ноября в докладе, поданном в Нижегородский губернский исполком и напечатанном потом в газете.

Мое отношение к советской власти и ныне, в 1922 г., не изменилось ни в какой мере и степени. Все управлениеепархией мною строго построено на этом принципе. Никаких сколько-нибудь существенных столкновений с гражданской властью не только у меня, но и у всей Нижегородской епархии за все протекшие четыре года не было, и ничего, кроме чувств благодарности, не могу высказать местной гражданской власти за ее вполне корректное отношение к церкви нижегородской.

Не подлежит никакому сомнению, что наше Высшее Церковное Управление за короткое время своего, обновленного Собором, существования наделало много крупнейших ошибок, просмотров и недомолвок. Ошибки все эти ярко отмечены прессой и отчасти прогрессивной группой духовенства, бывшего у патриарха Тихона с известным докладом. Об ошибках Высшего Церковного Управления я писал в Синод и самому патриарху. В одном из докладов я вынужден был высказаться так: "Вы работаете на разрушение Церкви Божией".

Привести в нормальное состояние крайне расстроенные дела церковного управления в настоящее время возможно только поместным Собором. Мы переживаем глубокий мир в Нижегородской епархии. Многие говорят, что в прежнее, дореволюционное время так хорошо не жилось в епархии, как живется в настоящее время. Думаю, что этот мир возможен и для всей Русской Церкви. И как я желал бы, чтобы этот мир скорее водворился для блага и спокойствия всех. Всех верующих, от мирянина до пастыря и архипастыря, я очень прошу в настоящее время сосредоточить все свое внимание на крайне остром моменте, переживаемом Церковью, и всемерно помочь ей выйти на пути мирного, чисто христианского, абсолютно честного строительства жизни.

Помните: каждый из вас будет отвечать за тот или другой исход совершенных церковных дел.

Прошу верить, что, пиша эти строки, я ничего ни у кого не ищу и не домогаюсь, кроме одного мира и блага церковного и общественного, и от всяких почестей решительно отказываюсь.

Архиепископ Евдоким, 19 мая 1922 года.

В соответствии с такой позицией преосвященного Евдокима 19 июля 1922 года собрание духовенства в Нижнем Новгороде, в Дивеевском подворье, приняло резолюцию о признании ВЦУ. Резолюция была подписана архиепископом Евдокимом и Серафимом Костромским, а также викариями Евдокима епископами Михаилом, Варнавой и Макарием. Среди других архиереев, принявших обновленческое движение, следует назвать архиепископов Серафима Костромского, Тихона Воронежского, Иоанна Кубанского, Вениамина Рязанского и других. Все они, разумеется, не могли сочувствовать "Живой Церкви", восставшей против ученых монахов и открыто провозгласившей, что она намерена раз и навсегда покончить с архиерейской властью; все ждали лишь знака, чтоб выступить против живоцерковников.

Наряду со старым архиерейством в оппозиции к "Живой Церкви" оказался Петроград. А.И.Введенский, А.И.Боярский и Е.Х.Белков - старые признанные вожди обновленчества - обосновались вновь в Петрограде и ждали лишь знака, чтоб восстать против Красницкого.

Обстановка, сложившаяся в это время в Петрограде, заслуживает особого внимании - и мы намерены посвятить ей особую главу. Теперь лишь укажем, что при всех разногласиях, разъедавших тогда петроградскую церковь, можно отметить один пункт, в котором все были согласны: всех объединяла неприязнь к Красницкому, который для всех стал в это время воплощением всего темного, предательского, пошлого, что было в тогдашней церкви.

Единственной надеждой Красницкого могла быть. поддержка государственной власти, однако и здесь, как выяснилось, Красницкий сильно обманулся в расчетах. "Мостик не переброшен, каждый идет своей дорогой" , - вынужден был признать Красницкий в своем заявлении на съезде после приема у М.И.Калинина.

Таким образом, Православная Церковь после пресловутого живо-церковного съезда представляла собой пороховой погреб; достаточно было поднести спичку, чтоб произошел взрыв.

*
Эту спичку чиркнул епископ Антонин.

В августе он получил пышный титул - митрополита Московского и всея Руси. Сам Антонин, однако, относился к этому титулу весьма скептически, а через год и официально снял с себя титул митрополита, поэтому мы будем называть его по-старому - епископом.

20 августа 1922 года епископ Антонин, сразу после окончания съезда, провозгласил с амвона программу "Союза Церковного Возрождения"; одновременно он разразился резкими выпадами против "Живой Церкви" и лично против Красницкого, которого назвал жандармом в рясе.

24 августа он провозгласил свою программу в соборе Заиконоспас-ского монастыря в присутствии 78 духовных лиц и 400 мирян. Собрание одобрило программу Антонина и избрало свой центральный комитет в составе 5 человек: епископа Антонина, протоиереев Вл. Страхова и Георгия Чижикова и мирян Александра Викторовича Силоваева и Ивана Васильевича Паутина.

Цифра 5 была избрана не случайно: только что перед этим ЦК "Живой Церкви" избрал президиум из 5 человек, который являлся своеобразной пародией на Политбюро. В "политбюро" живоцерковников входили:

В. Д. Красницкий (председатель), заместитель прот. Ал. Каменский, ответственный секретарь священник Д.М.Соловьев и члены, прот. о.Братановс-кий и протодиакон Покровский. Кандидатами в президиум являлись: прот. О.Алексий Дьяконов (Ярославль), о. Петр Сергеев (Воронеж), о.Красотин (Ярославль), о. Поликарпов (Орел), епископ Богородский Николай Федотов и А.И.Соколов (Москва) и А.И.Новиков (управляющий делами ВЦУ).

Таким образом, две организации - "Живая Церковь" и "Возрождение" - противостояли в Москве друг другу. "Союз" Антонина рос, как снежный ком. Никогда за всю свою долгую жизнь Антонин не был так популярен: его встречали в храмах с неописуемым восторгом; люди, которые вчера еще величали его "прохвостом", теперь целовали ему руку. Выступления Антонина производили потрясающее впечатление: трудно представить себе что-нибудь более язвительное, едкое, остроумное, чем речи Антонина этого периода. Подлая выходка Красницкого, изгнавшего Антонина со съезда, надо прямо сказать, дорого обошлась живоцерковникам. "Держиморды", "подхалимы", "холуи", "Иуды", "шкурники", "мерзавцы" ~ вот эпитеты, которые сыпались на их головы. Этим, однако, дело не ограничилось. Если учесть, что это говорилось открыто, с кафедры, в такое время, когда всякий выпад против "Живой Церкви" характеризовался как "церковная контрреволюция", со всеми вытекающими отсюда последствиями, и когда большая часть духовенства, терроризованная живоцерковниками, и пикнуть не смела, - то можно судить об эффекте, который производил Антонин.

Если откинуть полемический задор и элементы раздражения, которые имелись у Антонина, то его возражения против "Живой Церкви" сводились к протестам против ее кастовости, к тому, что они пользуются недостойными методами (какими именно, он не расшифровывал, но все и так понимали, в чем дело). Он выступал также в защиту монашества и бичевал живоцерковников за их беспринципность, ярким проявлением которой было требование о снятии отлучения от Церкви с графа Л.Н.Толстого.

В это же время епископ Антонин обратился с конфиденциальным письмом к архиереям старого поставления, призывая их протестовать против "Живой Церкви". Это обращение дало положительный результат: архиепископ Рязанский Вениамин ответил Антонину письмом, в котором выражал одобрение его идеям, а митрополит Сергий опубликовал следующую декларацию, инспирированную и одобренную Антонином.

"Я решительно протестую, - писал митрополит Сергий, - против тех постановлений Живой Церкви, которые приняты в отмену основных требований церковной дисциплины и тем более вероучения. Некоторые из этих постановлений являются для меня недопустимыми безусловно, некоторые нарушают компетенцию нашего Поместного Собора, а некоторые неприемлемы до этого Собора. К первому разряду я отношу снятие отлучения с графа Толстого (другими словами, с толстовцев), отрицавшего Божество Иисуса Христа, Его рождение от Девы, Воскресение плоти и др., что все содержится в Символе Веры. Ко второму отношу разрешение священнослужителям вступать в брак и оставаться в сущем сане, не исключая и архиереев (44 правило 6 Вселенского Собора и 25 Апостол), разрешение священнослужителям вступать в брак после хиротонии (Апост.прав. 26 и 6 Вселенского Собора - 14) - допущение к священнослужению второбрачных (Апост. Пр.17, Вас.Вел., Пр.12) или женатых на вдовах (18 Апост. Пр.).

Так как нарушение указанных Правил влечет за собой безусловное запрещение и даже извержение из сана, то и сознательно участвующий в священнослужении с запрещенным или изверженным или разрешающий такое священнослужение подпадает тому же. Т.о. 1) нарушителям я не могу и не буду давать разрешения священнодействовать в моей епархии, 2) женатые епископы, впредь до разрешения дела на Соборе, не будут мною признаваемы в их сане, а равно и рукоположенные ими, 3) сам я вынужден буду прекратить общение как с нарушителями этих Правил, так и с теми, кто будет разрешать такие нарушения". (Правда, 1922, 23 сентября, №214).

Что касается Евдокима, то он опубликовал письмо Антонина для всеобщего сведения (таким образом, о нем узнали живоцерковники), а затем заявил о создании собственной группировки со следующей программой:

1. Полное отделение Церкви от государства по примеру первых трех веков христианства и полное невмешательство Церкви в дела государства. 2. Полное равенство всех членов Церкви от епископа до последнего верующего мирянина. 3. Реформа церковно-общественной жизни на основе источников лучшей, золотой поры христианства (Св. Писание, предания и др.). 4. Содержание духовенства путем личного труда, совершенно обязательного для всех, и на добровольные пожертвования. 5. Монастыри на службе ближним. 6. Богословское образование для подготовки просвещенных пастырей и мирян в полном соответствии с декретами правительства. 7. Организация церковного управления по взаимному соглашению всех верующих. (См.: Наука и религия, 1922, №12.)

В это же самое время о своей солидарности с Антонином объявила петроградская организация "Живой Церкви" (во главе с Введенским, Боярским и Белковым).

Красницкому было о чем подумать: положение становилось угрожающим, тем более, что выдвинутый им только что на пост управляющего делами ВЦУ А.И.Новиков неожиданно стал поддерживать Антонина и объявил о создании им "левого крыла" "Живой Церкви".

Красницкий, однако, не собирался сдаваться: свой последний козырь он еще не пустил в ход. Он энергично боролся против Антонина и, пользуясь властью заместителя председателя ВЦУ, продолжал рассылать по стране грозные циркуляры. В Москве его главной опорой был выдвинутый им в епископы Николай Федотов.

Николай Владимирович Федотов действительно выделялся в среде живоцерковников по своей эрудиции и кругозору. Ему было тогда 56 лет (он родился в 1866 г.). После окончания Духовной семинарии и Варшавского университета он принял сан священника и был командирован в Италию - в Палермо, где провел большую часть своей жизни. После революции он служил настоятелем собора в Ейске; 24 июля он был рукоположен во епископа Ейского (он был вдовцом), однако через две недели был переведен епископом Богородским (собственно, после хиротонии он из Москвы не уезжал). В это время он служил в храме Христа Спасителя и выступал здесь в защиту "Живой Церкви".

Порой разыгрывались и здесь трагикомические сцены. Так, однажды епископ, защищая принцип женатого епископата, с кафедры говорил о святости брака и заявил, что он гордится тем, что у него есть дочь. Вдруг из толпы раздался возглас: "Родить детей кому ума недоставало!" Растерявшийся епископ ничего не ответил и, прервав проповедь, ушел в алтарь.

Между тем "война холодная" стала переходить в "войну горячую": после словесной дуэли начались инциденты, которые (благодаря несдержанному, раздражительному характеру Антонина) носили исключительно острый характер. Так, Николай Федотов, злоупотребив своим правом викария, назначил в один из храмов священника без санкции Антонина. Антонин, узнав об этом, пришел в этот храм перед Всенощной, ворвался в алтарь, сорвал с оробевшего священника облачение и буквально вышвырнул его из церкви. "Это буйно помешанный", - говорил, качая головой, узнав об этом, Красницкий. Больше, однако, никого без санкции Антонина никуда не назначали. Инциденты, однако, продолжались. Они были неизбежны при той страстности, с какой велась борьба.

Грандиозный скандал разыгрался в воскресенье 10 сентября в Страстном монастыре. На этот день была назначена хиротония прот. Константина Федоровича Запру дского во епископа Витебского. Хиротонию должен был совершать Антонин. Сослужить ему должны были епископ Николай Федотов, а также представители ЦК "Живой Церкви": В.Красницкий, А.Ни-менский и П.Сергеев. Это была первая богослужебная встреча противников - и вряд ли можно было ожидать от нее что-нибудь доброе. Действительность, однако, превзошла все ожидания.

Уже с самого начала богослужения митрополит вел себя так, как будто он не замечает Красницкого: когда после возгласа Красницкий ему кланяется, Антонин не отвечает благословением. Когда во время малого входа Красницкий хотел (по обычаю) поддержать Антонина, тот резко от него отстранился. Самое страшное случилось, однако, перед Символом Веры; как известно, при словах "Возлюбим друг друга" все священнослужители подходят к архиерею для взаимного лобзания "и глаголет архиерей: Христос посреде нас. И отвечает целовавый: И есть, и будет" (Служебник). "Нет Христа между нами", - проговорил на всю церковь Антонин, когда к нему подошел Красницкий; то же самое сказал он П.Сергееву - одному из самых активных живоцерковников. "Нет и не надо", - единственное, что мог ответить оторопевший Красницкий (такого реприманда Даже он, человек, которого трудно было чем-либо смутить, не ожидал).

Это, однако, еще не было концом. 10 сентября, при вручении жезла новому епископу, Антонин произнес, по обычаю, речь. Это был настоящий обвинительный акт против белого епископата и против "Живой Церкви": все тут им припомнилось - и карьеризм, и доносы, и недостойное поведение в быту. Впечатление было настолько сильное, что Николай Федотов туг же решил выступить с опровержением. В народе поднялся невообразимый шум. Такого еще не видели стены древнего храма.

..........................................................................................................

Все рассказываемое нами до такой степени ни с чем не сообразно, что мы считаем нужным подтвердить это подлинным документом. Вот перед нами два заявления, поданные в ВЦУ "пострадавшими" (живоцерковными владыками и батюшками).

"Мы, епископы из белого духовенства, выражаем свой протест против образа действий митрополита Антонина в отношении к нам 6 сентября в Сретенском монастыре. За Всенощным бдением митрополит Антонин выразился так: "...попы закрывают монастыри, сами садятся на жирные места; пусть знают попы, что пропадут монахи пропадут - и они".

В Страстном монастыре 10 сентября митрополит, при вручении жезла новохиротонисанному епископу из белых Константину Запрудскому, выразился так: "Попы лезут в архиереи, чтобы пить и курить". В результате, во время моей речи к народу, поднялся невероятный шум и крик, а при выходе из церкви одна женщина крикнула мне: "Какой ты архиерей?"

А когда я спросил: "А чем я плохой?" Она ответила: "Ты пьяница, слышишь, что о тебе говорят?"

Под влиянием речи митрополита епископ Константин упал в обморок.

Докладывая об этом, прошу ВЦУ предать митрополита Антонина епископскому суду за опозорение нашей чести, за клевету и возбуждение народных масс против нас. В ином случае мы будем вынуждены обратиться к народному суду.

Епископ Богородский Николай Федотов,

викарий Московской епархии.

Преосвященный Николай Гиляровский, уезжая, просил меня присоединить его подпись к настоящему заявлению епископа Николая, что и делаю.

Член ВЦУ протоиерей А.Нименский.

Епископ Константин Витебский.

"Во ВЦУ протоиерея Владимира Красницкого,

протоиерея Петра Сергеева.

10 сентября с.г. во время служения Божественной литургии в Страстном монастыре митрополит Антонин в то время, когда по церковному уставу мы подходили к нему, чтобы ответить приветствием мира на подобное же приветствие с его стороны, громко объявил нам: "Между нами нет Христа". Равным образом преосвященный митрополит Антонин, очевидно, по тому же мотиву, уклонился и от преподания священнослужителям Тела и Крови Господних. Мы, подходившие к преосвященному митрополиту Антонину в этот священный момент с чувством христианского мира и почтения, были глубоко смущены и обижены этим его поступком, а посему просим Высшее Церковное Управление напомнить митрополиту Антонину слова Спасителя, Мф.5, 22-24 и разъяснить ему обязанности архиерея при совершении литургии.

Прот. В.Красницкий, прот. П.Сергеев".

Никакого результата это обращение живоцерковников в ВЦУ (то есть к самим же себе), разумеется, не дало, и дело продолжало быстро идти к расколу.
*
"Ну, посудите сами, можно ли иметь дело с человеком, который идет на такие штуки", - говорил через 20 лет об Антонине А.И.Введенский, рассказывая об инциденте в Страстном монастыре.

Действительно, епископа Антонина можно упрекнуть в излишней резкости и крайней невоздержанности. Этот инцидент имел, однако, и положительное значение: все больше рассеивался миф о всемогуществе "Живой Церкви", созданной Красницким, который стремился всем внушить, что он и советская власть - одно и то же.

Этот миф был окончательно развеян 22 сентября 1922 года, когда Антонин официально заявил о своем выходе из ВЦУ и о прекращении евхаристического общения с живоцерковниками.

Непосредственным поводом к расколу послужило одно незначительное обстоятельство, очень характерное для той смутной эпохи. Под непосредственным влиянием решений съезда "Живой Церкви" один из викарных епископов заявил о снятии им с себя монашеских обетов. Это отречение было сделано им под давлением живоцерковников: в действительности он сохранил верность своим обетам и в настоящее время является одним из старейших архипастырей Русской Православной Церкви [1] . Мы, конечно, ни на минуту не собираемся ставить владыке в вину его минутную слабость и вынуждены об этом упомянуть только в силу необходимости, так как этот незначительный сам по себе инцидент сыграл в начинающемся расколе роль "убийства в Сараево".

Владыка Антонин, узнав об отречении епископа Сумского, заявил, что отныне его епископом не признает и считает его простым мирянином. Между тем В.Д.Красницкий задался целью во что бы то ни стало ввести отрекшегося от монашества архиерея в ВЦУ - в результате последовала целая буря, и 22 сентября в Заиконоспасском монастыре Антонин официально объявил о расколе.

Стремясь к наибольшей точности, передаем здесь слово самому владыке. Рассказав о том, что в результате идейных разногласий между ним и Красницким возникли трения, епископ Антонин переходит к фактической стороне дела. "Эти трения между нами усилились, - говорит он, - во-первых, потому, что я потребовал от протоиерея Красницкого передать мне печать ВЦУ для того, чтобы он не имел возможности рассылать без моего ведома таких бумаг, с которыми я не согласен, а он отказался исполнить мое требование; во-вторых, потому, что группа "Живая Церковь" ввела в состав ВЦУ Сумского епископа Корнилия, отказавшегося от монашеских обетов и тем лишившего себя епископского сана, и, в-третьих, потому, что уполномоченные группы "Живая Церковь" на местах совершают целый ряд насилий над невинными людьми только за то, что они не принимают программы группы "Живая Церковь"... Конечно, эта распря внесет большое смущение в среду православных людей и, быть может, произведет даже целый раскол, но пусть лучше будет это, чем ложь, фальшь и насилие в церковных делах". (См.: Соборный разум, Петроград, 1922, №1, с.7.)

"Епископ Николай Федотов состоит викарием Митрополита Московского, и как член ВЦУ - в канонической солидарности с ее председателем. Между тем епископ Николай занял совершенно вызывающее, фрондирующее положение к своему епархиальному архиерею, а как подписавший антиканонические резолюции съезда, разорвал каноническое и нравственное общение со мной, как с председателем ВЦУ.

Сим заявляю, что он не имеет нравственного права совершать богослужение нигде в Московской епархии как не состоящий в каноническом общении со своим епархиальным архиереем, и все те действия, которые он будет совершать без нравственного согласия со мной, будут для меня антиканоническими. И те хиротонии, которые ВЦУ назначит и совершит без моего ведения и согласия, в обход и игнорирование меня, я не признаю и откажусь войти с новыми ставленниками в общение". (Там же, с. 9.)

Это уже был открытый раскол, поскольку епископ Антонин заявил, что он не будет признавать действий ВЦУ, в которых участвует епископ Корнилий (а епископ Корнилий, как член ВЦУ, принимал участие во всех действиях ВЦУ), тем самым Антонин игнорировал все действия ВЦУ. Поскольку Антонин заявил, что он порывает общение с Николаем Федотовым только потому, что тот участник съезда (с Красницким Антонин еще раньше порвал каноническое общение), а большинство ВЦУ - участники съезда, он тем самым порывал общение с ВЦУ.

"Живая Церковь" подняла брошенную ей перчатку. В своем заседании от 23 сентября 1922 года ВЦУ постановило снять Антонина со всех занимаемых им должностей и предложить ему в 24 часа покинуть пределы Московской епархии. И тут Красницкий решил, что настал момент пустить в дело главную козырную карту, в силу которой он верил так же, как пушкинский Герман в силу своих трех карт. 28 сентября Красницкий от имени ВЦУ обратился в ОГПУ с настойчивой просьбой выслать Антонина из Москвы, так как вокруг него группируется вся контрреволюция в приходах и он становится знаменем контрреволюции.

Ответ был получен в тот же день. Красницкому было указано, что, согласно декрету об отделении Церкви от государства, органы власти не имеют никаких оснований вмешиваться в церковные дела, не имеют ничего против Антонина Грановского и нисколько не возражают против организации нового, второго ВЦУ.

Это было ошеломляюще; оказалось, что Красницкий переоценил свои возможности. Его могущество исчезло в один день.

В то же время раскол в расколе стал фактом. Отныне в Москве было уже два церковных центра: один - в Троицком подворье, другой - в Заиконоспасском монастыре.

*
"Нет Христа между нами!" - во всеуслышание заявил епископ Антонин Красницкому. Был ли Христос в Русской Церкви в это время? Такой вопрос, может быть, задаст себе верующий читатель, прочтя эту главу. А что скажет читатель неверующий? "Вот ваша церковь", - с злорадной усмешкой заметит он. Нет, это не наша церковь, ответим ему мы, этр только одна часть нашего духовенства. И тут вспоминается старая женщина, которой один из авторов как-то стал рассказывать о церковных делах. "Это все меня не интересует, - с кроткой улыбкой перебила она. - Я люблю ходить в церковь, всегда становлюсь перед Распятием и чувствую, что Христос смотрит мне в душу, а до всего остального мне дела нет".

Именно так и рассуждало подавляющее большинство верующих -они исповедывались, причащались, возносились душой к Богу под звуки чудесных песнопений православной литургии и в эти моменты совершенно забывали (а многие даже и не знали) о шумных спорах между различными церковными направлениями. Они чувствовали около себя Того, Кто сказал: "Аз с вами до скончания века". Поэтому мы отвечаем: "Нет, Христос в Русской Церкви был, есть и всегда будет".


[1] Митрополит Корнилий (умер в 1962 г.).
 
Ко входу в Библиотеку Якова Кротова