НЕСКОЛЬКО СЛОВ О ДЕЛЕ ДВУХ МОСКОВСКИХ СВЯЩЕННИКОВВ этом году исполняется пять лет с того времени, как было написано обращение двух московских священников: отца Николая Эшлимана и отца Глеба Якунина на имя Патриарха Алексия и гражданским органам власти. Тем, кто следил за церковной жизнью в России, вероятно известно, что оба священника были подвергнуты запрещению в служении и до сих пор лишены возможности исполнять свой пастырский долг. В России и на Западе сложились самые противоречивые мнения относительно этого дела. Многие считали священников безусловно правыми и целиком винили Патриархию. Но находились и такие, которые считали их действия чуть ли не сознательным разложением Церкви. Как обычно, крайние мнения не отражали действительности. Единственное, что можно сказать с уверенностью, это то, что оба священника действовали с полной искренностью и были движимы душевной болью, пастырской совестью и горячим желанием обратить внимание на угрожающие Церкви нестроения. Их постигла неудача. Они были многими поняты превратно и вот уже почти пять лет они пребывают без служения. Что же произошло? Современникам трудно оценивать смысл событий, совершившихся у них на глазах. Тем не менее важно сохранить некоторые наблюдения и факты для того времени, когда страсти утихнут и можно будет ретроспективно взглянуть на эти годы истории Русской Церкви. В западной прессе часто подчеркивалось, что оба священника были воспитаны духовной семинарией и это дало им возможность прийти к самостоятельному взгляду на церковные события. Это ошибка. Ни один из них семинарии не кончал. И вряд ли это было необходимо для того, чтобы увидеть неполадки в церковной жизни. Скорее наоборот, если бы они учились в духовной школе, им невольно бы передался тот дух боязливости и конформизма, который определяет атмосферу в церковных кругах России. Ведь любой представитель Церкви: епископ, священник, преподаватель духовной школы находятся под угрозой быть полностью выброшенными за борт, в случае если он не сможет угодить своему духовному или светскому начальству. Куда денется такой человек? Кому он нужен? Священник, обремененный семьей, боится потерять место гораздо больше, чем представитель любой другой профессии. Эта потеря для него означает выпадение из жизни. Образование, которое он получил, непригодно нигде, кроме Церкви, а клеймо церковника будет затруднять ему поступление на гражданскую работу, если он даже имеет светскую специальность. Этот рефлекс страха, который вырабатывается у людей церковных, отсутствовал у двух московских священников, что сыграло большую роль в их выступлении. Но с другой стороны, эта черта не позволила им найти широкую поддержку среди собратьев. У них было много сочувствовавших; большинство церковных людей, знакомых с «Открытым письмом», восхищались их поступком - но дальше этого дело не шло и не могло пойти. В этой связи необходимо хотя бы вкратце остановиться на биографиях отца Николая и отца Глеба, которые, вероятно, мало кому известны. Николай Николаевич Эшлиман родился в Москве 10 августа 1929 года в семье Н.Эшлимана, подданного Швейцарии, который вскоре после рождения сына принял советское гражданство. Предки отца Николая по линии отца происходили из Шотландии. В 40-е годы XIX века Карл Якоб Эшлиман был приглашен в Крым на должность главного архитектора. (В Ялте и поныне стоит ему памятник). По матери Н.Н.Эшлиман происходит от грузинского князя Давида Назарова, выехавшего в XVIII веке из Грузии с царем Вахтангом в Россию. Известный русский изобретатель Яблочков приходится отцу Николаю двоюродным дедом. Семья Эшлиманов была интеллигентной, но особой религиозностью не отличалась. В своих религиозных исканиях будущий священник шел в значительной степени самостоятельно. У него рано проявились многосторонние дарования: он окончил художественную школу, учился музыке. Обладая великолепным голосом, Н.Н. пел во многих храмах Москвы. Занимался он и росписью церквей. Приняв решение посвятить себя пастырскому служению, Н.Н. обращался к двум будущим митрополитам: Пимену - тогда епископу и Никодиму, тогда архимандриту (последний в то время заведовал канцелярией Московской Патриархии). Ходатайство Н.Н. не было отклонено: он уже был известен в церковных кругах Москвы, как ревностный христианин, хорошо знающий богослужение. Рукоположен Н.Н. в сан дьякона был первоначально в Костроме в 1959 году на праздник Покрова Пресвятой Богородицы и лишь после этого переведен в Москву, где и был рукоположен в 1961 году на праздник Успения Богородицы во иереи митрополитом Пименом, высоко ценившим его личные качества и истовое служение. Сначала отец Николай служил в кладбищенском храме села Пречистого (Московской области), а потом был переведен в село Куркино, в пригороде Москвы. Служение в Куркине совпало со смутами, которые внес в церковную жизнь так называемый «архиерейский собор» 1961 года. Церковные советы сменялись новыми лицами, верующие волновались. Отец Николай вел упорную борьбу за соблюдение законности, что повлекло перевод его в другой храм. Однако, его труды не пропали даром и законность в приходе в какой-то степени была восстановлена. В Московском храме Покрова Пресвятой Богородицы, что в Лыщиковском переулке, и застало отца Николая прещение... Глеб Павлович Якунин, второй автор «Открытого письма», родился 4 марта 1934 года в Москве, в православное религиозной семье, и с детства получил церковное воспитание. После школы учился он в музыкальном училище при Консерватории, а потом в Пушно-меховом институте вначале в Москве, затем в Иркутске, который и закончил в 1959 году. Еще студентом Глеб Павлович принял решение посвятить себя Церкви и вскоре после окончания института поступил псаломщиком в храм мученика Трифона в Москве, а несколько позже в Московскую духовную семинарию. Правда через год он был из нее исключен по обвинению в присвоении книги из семинарской библиотеки («Философия свободы» запретного для студентов Н.А.Бердяева). Не спас положения и тот факт, что книга была возращена в семинарию по первому же требованию. 10 августа 1962 года в праздник иконы Смоленской Божией Матери был рукоположен во иереи и служил в начале в Зарайске, затем в Дмитрове (городе в Московской области) в храме иконы Казанской Божией Матери. 15 декабря 1965 года отцы Эшлиман и Якунин обратились к Святейшему Патриарху Алексию с «Открытым письмом», копии которого были разосланы всем епископам внутри страны. За пределы Советского Союза документ попал без ведома авторов. Параллельно было отправлено Заявление на имя председателя Президиума Верховного Совета СССР Н.В.Подгорного (3). В обоих документах авторы подробно говорили о неблагополучии во внутрицерковных делах и в отношениях между Церковью и гражданскими органами. Документы изобиловали фактами нарушения законности в отношении Церкви, дышали искренней болью, недоумением и были проникнуты стремлением внести посильную лепту в нормализацию создавшегося положения. Мы не будем излагать здесь содержание писем: оно достаточно известно, а лишь поделимся своими соображениями относительно причины, побудившей двух священников пойти на этот решительный шаг. Открытое письмо на имя Патриарха появилось не случайно. Это была реакция на давление, которому в конце 50-х и начале 60-х годов подверглась Церковь со стороны гражданской и административной власти. Всем хорошо известно враждебное отношение к религии Н.С.Хрущева, явно проступавшее в его публичных высказываниях и, что существеннее, в варварских мероприятиях того времени. Одним из звеньев в цепи антицерковных актов было выведение духовенства из состава церковной общины и передача власти в приходах и епархиях в руки светских лиц. Слов нет, старое устройство управления приходом и епархиями страдало вопиющими недостатками, что, к сожалению, недостаточно рассмотрено в «Открытом письме», но «Архиерейский собор» 1961 года не улучшил, а ухудшил положение. Исключение духовенства из Церковного совета шло вразрез и с церковными правилами и с гражданскими законами. Получалась парадоксальная ситуация: священник (пускай теоретически) имел право быть избранным в местные светские органы правления, а в Церковный совет доступ ему был закрыт. Эта «реформа» была проведена без единого акта протеста со стороны епископов. Лишь впоследствии некоторые из них во главе с еп. Ермогеном сделали робкую попытку протеста, но она кончилась ничем. Тот факт, что большинство епископов, отзываясь об «Открытом письме» в узком кругу иной раз даже с восторгом, официально письмо не поддержало, объясним вполне понятным страхом и непривычкой действовать независимо. Но если епископат весь был ознакомлен с текстом письма, то из рядового духовенства его прочла едва ли половина (вероятно гораздо меньше). Прочитавшие, однако, встретили его с большим энтузиазмом, увидев в Письме отражение своих затаенных мыслей и чаяний. Ожидали: вот-вот «что-то начнется», но никто не шел дальше словесной и материальной поддержки священников, не решаясь подвергать опасности свое служение или семью. Ничего не «началось», да и ничего не могло начаться: переговоры с государственными органами должны вести Патриарх и епископы, я не рядовое духовенство. Между тем, Патриарх, Синод и епископат в условиях тех лет и не помышляли о возможности каких бы то ни было переговоров. Более того, церковное управление восприняло акт священников, как досадное выступление смутьянов и мечтателей, которое может «поссорить с властью». Первое запрещение отцов Николая и Глеба не говорило, однако, ни слова о сути их петиции, но лишь указывало на якобы дерзкую форму «Открытого письма». Признавая мужество и добрые намерения священников, следует отметить, что многие интонации документа действительно вызывали возражение. Письмо было местами написано в выспреннем, поучающем тоне, изобиловало неуместными выдержками из Писания, более походя на обличительный документ, чем на письмо священников Патриарху. Кроме того, в нем затрагивалось много сторонних вопросов, давалась для большинства спорная интерпретация событий русской церковной истории, кое-что нуждалось в проверке и вызывало возражение. Одним из самых существенных недостатков «Открытого письма» было отсутствие в нем конкретных конструктивных предложений. Авторы не хотели считаться со сложными условиями существования Церкви. Они требовали Ее полной автономии, что совершенно не реалистично в настоящее время, и наряду с максималистическими требованиями не предлагали никаких постепенных реформационных мер. Однако, реакция церковного управления на «Открытое письмо» определялось не этими соображениями, а страхом, что «будет хуже», и тайным сознанием своей вины. Священники резко, но в целом справедливо очертили неблаговидную роль епископата в кризисах последних десятилетий. Это была правда, которая «колет глаза», сказанная без всякой дипломатии, «в лоб». Патриарх никогда не видал ни отца Николая, ни отца Глеба. Большинство членов Синода так и не удосужилось познакомиться с ними. Когда выносились решения о санкциях против священников, их самих не вызывали и с ними не беседовали. Все было совершено заочно. Началась странная игра, вырастала стена непонимания и отчуждения. Митрополит Пимен - единственный из епископов - говорил со священниками. Как известно в церковных кругах, отец Николай был всегда глубоко ему предан и питал к митрополиту искреннюю сыновнюю любовь. Но теперь взаимопонимания больше не было. Последовал обмен текстами, в которых все яснее ощущалось ожесточение и отчужденность. Даже если допустить правоту Синода (а в ней позволительно сомневаться), даже тогда было бы естественным ожидать, что архипастыри будут более снисходительными к молодым и горячим священникам, подойдут к ним не так формально. Своими прощениями и умыванием рук они невольно помогали тем кликушествующим лицам, которые, как говорят в московских кругах, одно время окружали отцов Николая и Глеба, толкая их на ошибочные поступки. Итак, установилось прочное взаимное непонимание. В сущности это положение сохранилось и поныне. Авторы «Открытого письма» не сделали ни одного шага для того, чтобы примириться с Патриархией. Патриархия делает вид, что забыла о них, или же действительно предала инцидент забвению, оставив священников на произвол судьбы. Что касается гражданских органов, то они никак не ответили на письмо в их адрес, но и авторов почти не тревожили, предоставив Патриархии самой карать их. Такова в общих чертах печальная, если не сказать трагическая, история двух мужественных священников, сказавших правду вслух. Спрашивается, принесло ли письмо отцов Николая и Глеба какие-то практические результаты? Сомнительно. Закрытие храмов прекратилось по другим причинам, Церковь сегодня также далека от реформ и от пересмотра решения собора 1961 года, как была далека и до письма двух священников. Но их выступление было значительным нравственным актом, вдохновившем верующих и духовенство. Нравственный подвиг, даже не принесший видимых результатов, есть всегда невидимая победа, и потому «Открытое письмо» останется вехой в истории Русской православной Церкви. Что касается Патриархии, то конечно неправы те, кто пытается представить Ее как сборище людей бесчестных и продажных. Большинство епископов, вероятно так же, как отцы Николай и Глеб, желали бы пользы для Церкви. Но воспитанные в атмосфере осторожности, страха и беспрекословного подчинения они не могут поддерживать такие радикальные выступления. Впрочем, решившись на это, они бы вероятно разделили судьбу архиепископа Ермогена (4), который сейчас находится в таком же положении, как и авторы «Открытого письма». Удивляет лишь поистине более чем равнодушное отношение к молодым священникам, которые вот уже несколько лет пребывают под запрещением. Однако, и с их стороны не была сделана попытка к примирению, что было бы, вероятно, единственным выходом. Путь разделений и обвинений - в конце концов пагубный путь. Священники сказали все, что думали, а Патриархия по существу ничего не возразила против. Отдельные резкие нотки письма никак не могут быть восприняты как сознательное оскорбление Патриарха или церковного начальства. Потому есть все основания для примирения и для восстановления отцов Николая и Глеба на церковном служении. Для этого нужна лишь добрая воля обеих сторон.
Первая и единственная публикация в журнале «Вестник русского христианского студенческого движения» № 95-96, 1970, с. 99 -106 под псевдонимом «Аркадьев» 2- За рубежом «Открытое письмо» московских священников было опубликовано на русском языке газетой «Русская жизнь» (Сан-Франциско), в NN 6050-6060, вышедших в период от 16 апреля по 30 апреля 1966 года. Затем последовали следующие издания: «Открытое письмо», изданное отдельной брошюрой по инициативе архиепископа Иоанна Сан-Францисского (Сан-Франциско, 1966), отдельная брошюра, выпущенная Всеславянским издательством в Нью-Йорке (1966), по инициативе Представительства Российских эмигрантов в Америке, полный текст «Открытого письма» был также опубликован в «Русско-Американском православном Вестнике» (Нью-Йорк), июнь-июль, 1966, № 6, однако, без «Заявления» и «Приложения». На иностранных языках можно указать следующие издания: на английском - «A cry of despair from Moscow churcmen» (published by the Synod of Bichops of the Russian Orthodox Church Outside of Russia), New York, 1966. Аnd «Тhe Orthodox Church» (Philadelphia, Pa, August-September, 1966, no 7). См. также: Religion in Communist Dominated Areas. New York, June 15/30,1966, Vol. 5, nos 10-11; на французском - «Informations Catolique Internationales», 5 avril 1966 (письмо к гражданским властям), «Messenger Orthodox», 35, III, 1966 (полностью), а также «Istina», no 4, 1965-1966 (письмо к Патриарху). В немецком переводе «Открытое письмо» в сокращенном виде было опубликовано в Бонне в журнале «Ost-Problem» (№ 13, 1966). Немецкий перевод в нем предваряется большой статьей прот. Д.Константинова - «Die Russiche Orthodoxe Kirche heute». Документы о запрещении и апелляции двух московских священников были напечатаны в газете «Русская Мысль» (Париж, 25 августа 1966, № 2508) и отдельной брошюрой во Всеславянском издательстве: «Новые важные документы о положении Русской Церкви в СССР», Нью-Йорк, 1966. Подробный анализ «Открытого письма» можно найти в статье О.Д. Константинова «Подтверждение неопровержимого»(«Новый Журнал», Н-Й, 1966, № 84. Имеет значение также материал, опубликованный в «Вестнике РСХД», № 81 за 1966 год и статьи А.Краснова-Левитина в «Русской Мысли», № 2487 от 7 июля 1966 года и в «Посеве» от 23 сентября и 1 октября 1966 года. 3- Идентичные заявления были направлены председателю Совета Министров СССР А.Н.Косыгину и генеральному прокурору СССР Р.А.Руденко. 4- В 1965 году архиепископ Ермоген (Голубев) был смещен с Калужской кафедры и проживал на покое Жировицком монастыре. Тогдашний Управляющий делами Московской Патриархии архиепископ Алексий (Ридигер), нынешний Патриарх Московский и всея Руси, Заверил его, что ему будет предложена первая вакантная епископская кафедра. В 1968 году архиепископ Ермоген обратился с четвертым письмом на имя Патриарха Алексия (Симанского) (см. ВРХСД № 87-88, 1968), однако епископскую кафедру так и не получил.
|
