Яков Кротов. http://yakov.works/russian_oglavleniya/0_ukaz_general/index.htm. Вспомогательные материалы. См. Смерть.
Библиография.
Л. П. КАРСАВИН. О началах (опыт христианской метафизики).
Ильин В. О книге Карсавина "О началах" // Путь. - Июнь-июль 1926. - №4. С. 191-193.
I. Бог и тварный мир. изд. Обелиск. Берлин 1925.
Автор этого труда составил себе крупное ученое имя первоклассными трудами по истории католического средневековья. Однако, в последнее время раскрылась и другая сторона в творчестве этого своеобразного мыслителя. Л. П. Карсавин, всегда, впрочем бывший метафизическим философом, выступил с рядом специальных трудов. («Джиордано Бруно», «Философия истории». «Восток, Запад и русская идея», «О свободe», «О добре и зле», «Уроки отреченной веры», «О началах» и др.). Можно как угодно относиться к этим произведениям, принимать или отвергать их, подвергать критике их порою парадоксальные и «эпатирующие» утверждения, но одного отрицать нельзя никак: лежащей на них печати мощного метафизического таланта, богатейшего содержания и яркой своеобразной индивидуальности.
Содержание первого тома «Начал» вмещено в четыре главы с чрезвычайно ярким и характерным обозначением их содержания. Гл. I «в коей после краткого введения рассматривается природа религиозного акта и в связи с ним предварительно уясняются понятия всеединства, Божества и Богочеловечества, теофании, творения, обожения и свободы в Боге и твари»; гл. II, «посвященная вопросу и достоверности Боговедения и достоинствах христианской веры, как знания», гл. III «где чрез анализ критерия достоверности наше сознающее себя бытие раскрывается, как тварное триединство и являющее в единстве своей духовно-телесности один из аспектов тварного миpa; и гл. IV, «в коей раскрывается со стороны философской учение о Боге Истинном и Всеблагом, как о совершенном Триединстве».
Задача, которую ставит себе Л. П. Карсавин в настоящем труде, может быть формулирована как раскрытие бытия Божественного и тварного (человеческого) через бытие Богочеловеческое.
Этим одним мощным поворотом разрывается хитросплетение старой латино-протестантской схоластики идущей «снизу вверх» и пытающейся «доказать» (!) бытие Бога «вообще», а потом и все христианскиe догматы содержимые церковью — с характерным и безнадежным разделением Бога и человека, веры и дел, веры и знания — в результате.
Избегает Л. П. Карсавин и противоположного пути: попыток непосредственного мистического созерцания Бога, ибо это дело аскетической практики, осуществляемой под руководством опытных старцев, без чего на этом пути неминуемо грозит обман и самообман, приводящий к грязной яме хлыстовства, где задыхаются и гибнут все духовные способности.
Автор «Начал» избирает средний, «царский» путь и исходит из данности двуединого Богочеловеческого бытия, сосредоточенного в личности Богочеловека. Этот Богочеловеческий центр есть вместе с тем и средоточие Истины: — теоретической и практической («Правды»). Всеединая Истина может быть с абсолютной непререкаемостью обоснована и в эмпирии только при одном условии. — Она должна с предельною для эмпирии полнотой, на самой грани эмпирии, на Кресте, выразиться и как Истина, как Жизнь. Поэтому в Боге «была Жизнь» и Жизнь была Свет человеков (10. 1,4), Свет, т. е. Истина» (стр. 86)... «И не говорил ли Иисус «Я — Истина и Жизнь»? Не говорил ли Он:... дела, которые дал Мне Отец совершить, сами дела эти, Мною
192
творимые, свидетельствуют обо мне...»? Язычеству не чужда идея Логоса-Жизни; и оно может повторить и принять первые стихи евангелия от Иоанна. Но Иоанн высказывает еще и безумное для язычников «kai ho logos sarx egeneto»... («и Слово стало плотию»)»... «Это значит, что Логос стал индивидуальным человеком, одним из нас, братом нашим, что человек Иисус — Солнце Правды и совершеннейшее обоснование на земле всеединой Истины» (стр. 87). Сообщая понятию всеединства гораздо более богатое содержание, чем разумел под этим термином его изобретатель В. Соловьев, автор «Начал» извлекает из него драгоценную мысль о двуединстве веры и дела и о содержании знания в вере. «Ибо нет доброго дела, которое не вытекало бы из веры во Христа, и нет веры во Христа, которая не выражалась бы в добрых делах. «Вера без дел мертва», т.е. совсем не существует» (стр. 72). Этим зачеркивается бесплодная полемика одинаково заблуждающихся католиков и лютеран — именно по этому вопросу. До такой простой и единственно православной мысли не могли додуматься наши составители катехизисов и учебников, не потому, чтобы они были «скорбны головою», а единственно вследствие того, что они в силу исторической трагедии русской культуры сняли свою русскую голову и заменили ее провинциальной переделкой западного схоластического аппарата, который всем был бы хорош, если бы не полное игнорирование им христианской онтологии всеединства.
«Идеал христианина не «вера», не «вера и дела», а «вера в делах», «веролюбовию спасительствуемая», двуединство веры и дел» (стр. 72).
Дальше автор «Начал» делает естественный и простой переход к связи дел и знания и через это веры и знания.
«Но и знание тоже один из видов деятельности. Познавательный элемент столь же неустраним из истинной веры, как и момент собственно деятельный. Вера всегда есть и знание и постижение, почему вполне естественно говорить о догматике и истинах веры» (стр. 72).
Содержась в вере и из веры исходя знание не может быть противопоставлено вере, хотя «вера шире знания и несомненнее его» (стр. 77). «Знание, самое большое, может стать лишь «достоверным», т. е. по несомненности своей стать достойным веры. И вера — основа знания, наличная в каждом акте его, наличная и в признании чего-либо истинным, каковое признание часто и ошибочно с верою отожествляют. Вера же является источником вероятия, доверия, уверенности, тоже часто с нею...» (стр. 77). «Я называю веру истинною — наивысшее для эмпирии инстинствование или причастие Истине. Конечно, эта вера неполна, даруя Истину лишь «зерцалом к гаданию». Но она — высшее и наиболее полное из возможных для несовершенного человека причастие Истине «упраздняемое», т. е. восполняемое до совершенства, которое есть в полноте Богочеловечества. Истинная вера содержит в себе знание со всеми его исканиями и сомнениями; и ее знанию противопоставлять нельзя (стр. 78).
Мы поставили на первое место учение о вере, делах и знании, ибо оно — безупречно истинная и великолепно изложенная гносеологическая основа «Начал». В этом смысле названное учение, равно как и содержащая его вся 2-я глава «Начал» представляет драгоценный вклад не только в метафизику познания, но и в христианское любомудрие вообще.
Учение о любви (стр. 78-я, стр. III-я, 165-я), которое Л. П. Карсавин развивает в гл. IV в тесной связи с учением о Троичности, несмотря на тонкость наблюдений и богатство мысли, испорчено элементом душевности, которую автор не в силах выделить из бытия сверхчувственного и, что еще хуже, гипостизирует эту душевность в сверхчувственное бытие. Здесь Л. П. Карсавину не удалось преодолеть соблазнительный и неглубокий психологизм, царящий в Noctes Petropolitonae и целиком переносить литературную романтику Noctes в «Начала». Этот досадный недостаток замечательной книги мешает ей из личной метафизики превратиться в объективное развитие начал христианского любомудрия. Неприятное впечатление производит латинская транскрипция греческих текстов. При всем том блестящая диалектическая техника, огромная ученость и превосходное виртуозное изложение делают книгу Л. П. Карсавина даже в ее недостатках глубоко поучительной, будящей мысль, остро по новому ставящей те проблемы, пути в разрешении которых были, казалось, безнадежно загромождены рутиной.
В. Ильин.
193
