Л.К. Розова

ВЕЛИКИЙ АРХИДИАКОН

Издательский отдел Московского Патриархата, 1994

См. персоналии.

Юбилейные и круглые даты обязывают к воспоминаниям. Появляются книги, статьи, различные знаки памяти. 120-летие Великого Архидиакона Константина Васильевича Розова отличается тем, что на памяти нескольких поколений, которые и сами теперь уходят в прошлое, он был жив повседневно. Его величественный, возвышенный стиль служения и благоговение перед святыней алтаря Господня были высокой и, очевидно, недостижимой во многом мерой для московского духовенства всех рангов, не исключая епископского. Без преувеличения можно сказать, что не бывало соборного служения московского духовенства или чаепития после долгой службы, чтобы имя Архидиакона не вспомнилось с молитвой и почтительным восторгом, а гиперболизм проявления его могучей натуры и доброго нрава – с восхищением и теплотой. В России всегда почитали героев духа! Вспоминается, с какой душевной жаждой слушали вновь приходящие на «чреду служения» молодые люди эти рассказы, как затихали перед крутящейся старой шипящей граммофонной пластинкой, которая не могла передать и сотой доли оригинала. И сколь трудно было хотя бы в умеренной степени воссоздать старые записи в новом диске.

Строки воспоминаний почтенной Людмилы Константиновны, дочери о. Архидиакона, ценны своей непосредственностью, безыскусственностью слога и материала. Жаль, что великорусский и, в частности, московский «культ протодиаконства», подаривший нам в прошлом непревзойденный стиль, благочестие и красоту служения, замрет, как «звук печальный», если новое поколение не поддержит высокой церковной славы и благоговейного духа служения московских протодиаконов. О многих ещё можно рассказать, пока жива память о них. А сейчас поблагодарим доброго автора, сохранившего нам в слове немеркнущий образ Великого Архидиакона Константина.

Вечная ему память со святыми!

Питирим

Митрополит Волоколамский и Юрьевский

Москва, 1994 г.

Многотысячный людской поток направляется на Красную площадь, и в это время в толпе произошло движение. Кругом возбужденно заговорили: «Розов! Розов…»

Это был известный всей Москве знаменитый своим редчайшим басом протодиакон. Издали было видно, как он, окруженный духовенством, взошел на каменное, обведенное решеткой возвышение лобного места, развернул какую-то бумагу и, поправив свои густые кудрявые волосы, приподнял лист в правой руке, как поднимает диакон орарь, когда читает ектению перед царскими вратами.

Вдруг всё стихло.

– Мы, Божией милостию…

Слова протодиакона раздавались под открытым небом, и дальним было не слышно, но все они, притихнув, жадно смотрели, устремив на него отовсюду глаза…

Пантелеймон Романов
«Русь»

В 1994 году исполняется 120 лет со дня рождения Великого Архидиакона Константина Васильевича Розова – человека, имя которого стало символом целой эпохи.

Константин Васильевич Розов – уроженец Приволжского края, широко раскинувшегося на земле русской и вскормившего немало богатырей. На реке Пьяне, притоке Суры, на высоком овражистом ее берегу расположено древнее, исконно русское село Жданово с памятным храмом, просторной площадью для старинного торга, большим прудом с лесистым островком, сельской школой, домами приходского причта и огромной барской усадьбой, спускающейся к реке. Многолюдное село с крестьянскими угодьями, самобытным укладом жизни навсегда сохранилось в памяти его уроженцев.

Священником прихода села Жданово Симбирской губернии Курмышского уезда (ныне Сергачевского района Нижегородской области) был отец Василий Розов. 10 февраля 1874 года в семье Василия Степановича родился сын Константин. Он был старшим сыном в многодетной семье сельского священника. Мать Мария Хрисанфовна воспитывала детей в любви и строгости, и до конца своих дней неизменно сохраняла доброе имя мамочка. Большое значение в воспитании детей родители придавали книгам. В доме была хорошая библиотека. Дети всегда любили читать. Вечернее чтение вслух, ставшее правилом для всех, приучало их к сосредоточенности и способствовало полноте и проникновенности восприятия прочитанного. …Семья рано осиротела – без отца осталось шестеро детей.

Став взрослым, дети бережно хранили в своих сердцах теплоту родного дома. Следуя вековой высоконравственной традиции русского народа, они не только глубоко почитали родителей, но и ежегодно «проведывали» – навещали свою Мамочку: каждое лето все дети Розовых со своими семьями обязательно приезжали на родину, в село Жданово.

Начальное образование Константин Розов получил в сельской школе, а в 1883 году его определили в Алатырское духовное училище, по окончании которого в 1889 году он направляется в Симбирск.

Красота древнего города покоряет юношу. Величие волжских просторов и необъятных далей содействует становлению его истинно русской души. В Симбирской Духовной Семинарии Константин Розов продолжает свое образование. Многолетний тяжкий труд учащегося «на казенном содержании», именуемого в ту пору «бурсак», запомнился ему на долгие годы. В памяти сохранились не только изучавшиеся религиозные предметы, но и бесшабашность бурсаков. Они смело использовали одаренность своего «собрата» Кости, принуждая его к различным проделкам. Проявляя свою богатырскую силу, он на спор переплывал Волгу, тушил голосом зажженную керосиновую лампу… Вот почему знаменитые «Очерки бурсы» Н.Г.Помяловского остались с ним навсегда. Просматривая записи семинарских занятий отца, невольно обращаешь внимание на глубину постижения им жизни, духовной ее красоты. Это чуткое внимание к жизни, надо полагать, было присуще его натуре и способствовало выявлению его творческого дарования.

Большой отрадой для семинариста было участие в архиерейском хоре Троицкого Собора Симбирска. Это послужило началом развития самой природой поставленного голоса молодого Константина Розова при его восхождении к вершинам певческого искусства. По окончании Духовной Семинарии в 1895 году Константин Васильевич был определен псаломщиком к Всехсвятской церкви, где в 1896 году он венчался с купеческой дочерью, девицей Любовию Ивановной Полововой, жительницей Симбирска. В августе этого же года епископом Симбирским и Сызранским Никандром он «определен на диаконскую вакансию к Симбирскому Кафедральному Троицкому Собору, а 13 сентября 1896 года был рукоположен в сан диакона».[1]

Духовно-нравственные традиции православного богослужения были сполна восприняты молодым священнослужителем. По воспоминаниям старожила города Ульяновска (бывший Симбирск) Сергея Федоровича Уточкина, звонаря приходского храма, «их лучших диаконов 29 церквей Симбирска возвышался только К.В. Розов. Когда он служил обедню, с его прекрасным неутомимым басом, прихожане в церкви усердно слушали и восхваляли Розова»[2]. В 1897-1898 гг. о. Константин одновременно состоял законоучителем в Городском приходском училище № 6.

В эти годы, как известно, в России, после длительного влияния западноевропейской культуры, усилилось возрождение традиций древнерусского искусства. Это ощущалось не только в архитектуре, изобразительном искусстве, литературе, музыкальном творчестве, но и в светском и церковном пении. Собиратели редких голосов России обратили внимание на певческий талант Розова и пригласили его в Москву. Это обстоятельство резко изменило судьбу моего отца. В 1898 году Высокопреосвященнейшим митрополитом Московским и Коломенским Владимиром Розов был «определен на штатное диаконское место к Московскому Кафедральному Христа Спасителя Собору»[3]. Затем, резолюцией того же, ныне причисленного к лику святых митрополита Владимира, от 8 ноября 1902 года Константин Васильевич был определен к Большому Успенскому Собору и возведен в сан протодиакона. Но Храм Христа Спасителя остался для него навсегда незабываемым.

«В то время Москва подразделялась не только на географические участки, но и на приходы к своим церквам. Москва была певческим городом, и каждый храм и церковь отличались не только своими проповедниками, но и слаженными хорами и голосистыми диаконами. Каждый прихожанин был горд своей церковью. Все это культивировалось до уровня подлинного искусства. Кремлевские соборы приходов не имели, и москвичи, как и многие приезжие, посещали Успенский Собор многолюдно, и особенно в воскресенье и праздничные дни», – вспоминает А.П. Смирнов[4].

В1903 году, во время одного из посещений Москвы, на богослужении при участии протодиакона Розова в Большом Успенском Соборе присутствовала императорская семья. В августе того же года «Всемилостивейше пожаловано ему из Кабинета Его Императорского Величества золотые часы с золотой цепью»[5]. По-видимому, Император выразил желание видеть Розова протодиаконом при Соборе Зимнего Дворца в Санкт-Петербурге. Поводом послужила освободившаяся вакансия. Поэтому Розову было предложено написать прошение:

Господину заведующему Придворным Духовенством Духовнику Их Императорских Величеств, протопресвитеру Иоанну Леонтьевичу Янышеву

протодиакона Большого Успенского Собора города Москвы Константина Розова
Прошение

Имею честь покорнейше просить Ваше Высокопреподобие не признаете ли возможным определить меня на открывшуюся вакансию протодиакона при Соборе Императорского Зимнего Дворца.

Сентябрь, 27-е 1904 года

Протодиакон Московского Большого Успенского Собора
Константин Розов

Москва, Воздвиженка, дом №7, кв. 13[6]

На что последовало уведомление министра:

Министр Императорского двора 11 октября 1904 г. № 7945

Заведующему Придворным Духовенством Отцу протопресвитеру И.Л. Янышеву

Имею честь уведомить Ваше Высокопреподобие, что 9 сего октября последовало высочайшее разрешение: Протодиакона Московского Большого Успенского Собора Константина Розова определить на вакансию Протодиакона при Соборе Императорского Зимнего Дворца.

Генерал-адъютант Барон Фредерикс[7]

Документальный материал из архива Императорского Зимнего Дворца, ныне хранящийся в РГИА, позволяет воссоздать атмосферу и почувствовать своеобразный колорит взаимоотношений в обществе того времени. Сопричастность моего отца общественной и духовной жизни тех лет заставляет дословно воспроизвести текст последовавшей служебной переписки:

Ведомство православного исповедания
Прокурор Московского Святейшего Синода Конторы

Москва, октябрь 29 дня 1904 г. №2345

Его Высокопреподобию, Отцу Заведующему Придворным Духовенством протопресвитеру И.Л. Янышеву

Вследствие отношения за № 2110 и на основании определения Московского Святейшего Синода Конторы от 19 сего октября за № 209, имею честь сообщить Вашему Высокопреподобию, что к перемещению протодиакона Большого Успенского Собора Константина Розова на такую должность в Императорский Зимний Дворец со стороны Конторы Святейшего Синода препятствий не встречается.

Прокурор Алексей Завьялов

Протодиакону Московского Большого Успенского Собора Константину Розову

23 октября 1904 г. № 2154

С Высочайшего соизволения Вы определены мною, согласно прошению Вашему, на вакантную должность протодиакона к Собору Императорского Зимнего Дворца в С. Петербурге, с 1-го ноября сего 1904 года, о чем сим и объявляется Вам.

Предлагаю Вам, по прибытию в С. Петербург, явиться к сакелларию Собора Императорского Зимнего Дворца, протоиерею Благовещенскому, и по получению от него надлежащих указаний, вступить в исполнение Ваших новых обязанностей.

Протопресвитер Янышев

Его Высокопреподобию Господину Заведующему Придворным Духовенством, протопресвитеру Иоанну Леонтьевичу Янышеву

Имею честь донести Вашему Высокопреподобию, что вновь определённый на вакантную должность протодиакона при Соборе Императорского Зимнего Дворца протодиакон Московского успенского Собора Константин Розов, 8-го сего ноября, явился к месту исполнения своих обязанностей.

Сакелларий Придворного Собора протоиерей Благовещенский

9 ноября 1904 г. № 87-й

Величие столицы, ее европейский стиль и красота ошеломляют Розова, вызывают глубокий интерес к постижению искусств прошлого. Однако столичная жизнь Санкт-Петербурга с ее сложными правилами придворного этикета, несмотря на достойный почет и уважение, весьма тяготила моего отца. В 1907 году он обращается с личной просьбой:

Его Высокопреподобию, исполняющему обязанности заведующего Придворным Духовенством, Протоиерею Петру Афанасиевичу Благовещенскому
Протодиакона Собора Императорского Зимнего Дворца Константина Розова
Прошение

Климатические условия г. Петербурга не позволяют мне оставаться на службе протодиакона Собора Зимнего Дворца. Посему прошу об увольнении меня от означенной должности, в виду поступления моего протодиаконом к Большому Успенскому Собору г. Москвы.

С. Петербург 13 марта 1907 года

Протодиакон Собора Императорского Зимнего Дворца

Константин Розов[8]

Митрополит Московский и Коломенский Владимир поддерживает прошение протодиакона Константина Розова, ходатайствует о переводе его в Москву, свидетельством чего является документальная переписка:

Ведомство православного вероисповедания

Канцелярия Московского Святейшего Синода Конторы

Его Высокопреподобию, Заведующему Придворным Духовенством о. Протоиерею Петру Афанасьевичу Благовещенскому

13 марта 1907 г. № 91

Ваше Высокопреподобие,

Досточтимый о. протоиерей Петр Афанасьевич!

Протодиакон Собора Императорского Зимнего Дворца Константин Розов обратился ко мне с ходатайством об определении его на свободную вакансию протодиакона к Московскому Большому Успенскому Собору. Предварительно каких-либо с моей стороны распоряжений к удовлетворению просьбы о. Протодиакона Розова не было. Долгом считаю покорнейше просить Вас не отказать в своем уведомлении о том, не встречается ли каких-либо препятствий с Вашей стороны к определению просителя на вакансию протодиакона к Московскому Большому Успенскому Собору и, в случае безпрепятственности, сделать распоряжение о доставлении послужного списка о. Розова.

Призываю на Вас благословение Божие, с совершенным почтением честь имею быть Вашего Высокопреподобия

Владимир, Митрополит Московский

Затем последовало служебное уведомление:

Ведомство православного вероисповедания

Канцелярия Московского Святейшего Синода Конторы

Москва апреля 14-го дня 1907 г. № 193

Его Высокопреподобию, Заведующему Придворным Духовенством о. протоиерею Петру Афанасьевичу Благовещенскому

Канцелярия Московского Святейшего Синода Конторы имеет честь уведомить Ваше Высокопреподобие, что протодиакон Собора Императорского Зимнего Дворца Константин Розов 11 апреля сего 1907 года перемещен на протодиаконскую вакансию к Московскому Большому Успенскому Собору по резолюции его Высокопреосвященства, Преосвященного Митрополита Московского и Коломенского.

Управляющий канцелярией

Секретарь[9]

И здесь, в Москве, духовно близкой К.В. Розову второй столице России, он обретает широкое народное признание. А.П. Смирнов вспоминает об этой поре: «В незабываемое десятилетие этого века в Москве существовали четыре достопримечательности: Художественный и Большой театры, Третьяковская галерея и Синодальный хор. Трудно было приобрести билеты в эти театры, зато всегда и для всех были доступны Третьяковская галерея и Большой Успенский Собор в Кремле, где пел Синодальный хор и служил необыкновенный протодиакон Константин Васильевич Розов. И если в Москве кумирами в основном образованной публики были Шаляпин и Качалов, то Розов являлся всеобщим любимцем».[10]

Интересно восприятие московской жизни той поры маршалом Г.К. Жуковым: «…По субботам Кузьма водил нас в церковь ко всенощной, а в воскресенье – к заутрене и обедне. В большие праздники хозяин брал нас с собой к обедне в Кремль, в Успенский Собор, а иногда и в Храм Христа Спасителя. Мы не любили бывать в церкви и всегда старались удрать оттуда под каким-либо предлогом. Однако в Успенский Собор ходили с удовольствием слушать великолепный Синодальный хор и специально протодиакона Розова, голос у него был как иерихонская труба…»[11]

Своеобразной иллюстрацией сказанному является статья «Чин Православия» в газете «Время» от 28 февраля/12 марта 1916 года о торжественном богослужении в Кремле: «Воскресная служба в Неделю Православия в Успенском Соборе издавна привлекает массу молящихся. К этому дню готовятся не только московские ценители диаконских низких голосов, но съезжаются даже из далеких местностей России. В это воскресенье происходит в Московском Успенском Соборе торжественная служба – «Чин Православия», во время которого соборным протодиаконом, кроме «вечной памяти», «многолетий», провозглашается «анафема» отлученным от Православной Церкви. Прослушать-то эти провозглашения и собираются любители, среди которых есть и были очень популярные в Москве лица, как, например, умершие уже Ф.Н. Плевако, М.Е. Попов, Боткины, Шеншины или известный сибиряк Филиппов, ежегодно появлявшийся к этому дню из Томска. Многие из любителей приносят с собой камертоны и, затаив дыхание, следят, не понизил ли протодиакон при том или другом из своих провозглашений. В настоящее время служащий в соборе протодиакон Розов превзошел всех своих предшественников и пользуется необычайной популярностью».

В многочисленных письмах отцу от почитателей его таланта отмечались сила и красота его голоса. Один из них так выразил свое восхищение диаконским мастерством Константина Васильевича: «…Вчера все, находящиеся в соборе, в день «Чина Православия», были поражены Вашим могучим голосом и чеканным Вашим прочтением Анафемы. Вы по исполнению и голосу второй Шаляпин…»

«Чин Православия» в обиходе церковного богослужения занимает особое место. И не случайно, что его совершение в главном Соборе России – Большом Успенском Соборе Московского Кремля вызывало столь высокоторжественное волнение. Достойное и обстоятельное описание совершения Чина Православия сохраняют мемуары писателя Н.Д. Телешова: «…В конце первой строгой недели поста, в так называемое «Соборное воскресенье» в Кремле, …ярко и парадно освещенном всеми паникадилами Успенском Соборе, при архиерейском служении, совершался за обедней ежегодно торжественный «Чин Православия». Под громкое и торжественное пение огромного Синодального хора, с его звучными молодыми голосами, выходили молча из алтаря священники в парчевых ризах и облачениях, человек двадцать, если не более – одни из северных дверей алтаря, другие из южных – и становились полукружием возле архиерейского места среди храма, охватывая как бы подковой его возвышение со всех трех сторон. Вслед за священниками выходил из алтаря и протодиакон – знаменитый в свое время Розов, весь в золоте, с пышными по плечам волосами, рослый и могучий, и среди храма, переполненного нарядной публикой, громогласно, высокоторжественно и сокрушительно порицал всех отступников Православия, отступников веры, еретиков и всех, не соблюдавших посты, всех, не верующих в воскресение мертвых, в бессмертие души, отвергающих Божественное происхождение царской власти… Таких категорий было до двенадцати, и после каждой из них протодиакон в заключение возглашал, ревущим басом: А – на – фе – ма!!!

Стекла дребезжали от могучего протодьяконского голоса. От проклинающего рева вздрагивали скромные огоньки церковных свечей. А окружающие протодьякона многочисленные священники отвечали ему громкими, густыми басами и звонкими тенорами, общим, зловещим хором, восклицая трижды: «Анафема! Анафема! Анафема!»

Тяжелое и жуткое впечатление производила эта торжественная сцена».[12]

Развивая древнерусскую традицию исполнения богослужебных текстов, присущую русскому духовенству и передаваемую из рода в род, мой отец довел это искусство до артистического совершенства. Владея богатой звуковой палитрой голоса и зная меру своих возможностей, он стремился к наиболее выразительной вокальной интонации возглашаемого им богослужебного текста. Будучи от Бога одаренным человеком, он обладал исключительным чувством восприятия прочитанного и утвержденного «в себе самом» значения слова, в стремлении к его смысловой и музыкальной выразительности. Поэтому столь велика была внутренняя сила, воздействовавшая на слушателя, сопричастного к его исполнению. Создавалось подлинное богослужебное искусство.

Великолепию голоса Константина Васильевича в полной мере соответствовал его замечательный облик: природа наделила его статностью и обаянием. По воспоминаниям, переданным мне А.П. Смирновым, «…одна внешность Константина Васильевич вызывала радостное чувство. Человек высокого роста в соответствии с полнотой, с красивым лицом, курчавыми волосами был во всем гармоничен и являл собой русского красавца. Его добрые, доверчивые глаза и все его служение убеждали в искренности слов и действий. Неторопливость и уверенность в пении и движениях самого Константина Васильевича всегда вызывали полное спокойствие у хора и у всех сопричастных к служению. Так было всегда, и никакие трудности, никакие высокопоставленные лица не влияли своим присутствием на благочинность и стиль службы Константина Васильевича.

Мне довелось петь в Синодальном хоре с 1910 по 1917 годы и восторгаться Константином Васильевичем не только в древнем Успенском Соборе, где всё действо так гармонировало с окружающей стариной, но приходилось петь и в службах, на которых присутствовали главы государств, и всегда он был неизменен.

Всеобщее восхищение вызывал голос Константина Васильевича. Это был прекрасный, необыкновенный по тембру бас-профундо бельканто исключительного звучания, без каких-либо хрипов и качаний. Полная уверенность и спокойствие. Поэтому не помню ни одного срыва на высоких нотах при полном звучании голоса в многолетии. На низком звуковом диапазоне никогда «не давился», всегда знал свои возможности.

Особенно поражала дикция Константина Васильевича: чтение Евангелия было прекрасным. Навсегда запомнилось его чтение Евангелия в Великую Субботу Поста. Чтение это длится очень долго, но Розов держал слушателя в полном внимании к тексту, что достигается не только содержанием, но и ровностью звучания, изумительным дыханием. Такое чтение вызывало изумление не только в то время, но и много лет спустя у моих товарищей-синодалов, когда мы предавались воспоминаниям о своей школе, о своем детстве и юности…»[13]

Старое московское духовенство ценило в голосе Архидиакона не только мощь и красоту звучания, которые были очевидны посторонним, но особенно его благоговение к службе Божией. Уставное евангельское чтение он тщательно прочитывал до службы, выбирая лучшие смысловые и вокальные акценты. Святейший патриарх Алексий (†1970) вспоминал преподанные ему «уроки», как следует читать – в отличие от обычной, общепринятой манеры хроматического повышения тона и усиления голоса от фразы к фразе до «разноса». Прочитав в той и своей манере, о. Константин с горечью заметил: «Не думают ведь, что читают, не в силе дело». И в праздники, и в будни о. Архидиакон был равно благоговеен и благочестиво нетороплив, «работая Господеви со страхом и радуяся Ему с трепетом».

В семейном архиве сохранились некоторые следы этого далекого прошлого. Надпись на одной фотографии из альбома К. Розова гласила» :

«Русскому нашему богатырю, громогласному отцу протодиакону Большого Московского Успенского Собора, душевному моему другу, сердечно уважаемому Константину Васильевичу Розову на молитвенную память и на память нашего общения в родной душевной беседе едино же есть на потребу!

От любящего его брата во Христе Михаила Арефьева

8 октября 1912 г.

Господь да хранит тя на всех путях жизни в здравии и благополучии на многия лета. А все же, хотя года проходят, припомнится ласковый взгляд».[14]

Или надпись на фотографии от протоиерея Петра Страхова:

Протодиакону отцу

Прекрасному певцу

Красавцу-молодцу

Страхов Петр протоиерей

В доброй памяти своей

Сию карточку подносит

И принять на память просит.

28 июня 1911 г. Ессентуки[15]

Ещё одно свидетельство той поры – один из многих обращенных к Розову адресов:

«Студенты Московской Духовной Академии приносят глубокую благодарность Вам, Константин Васильевич, за Ваше участие в духовном концерте 13 января 1913 г. Только популярное в Москве Ваше имя могло создать такой блестящий успех концерта, на который трудно было и рассчитывать. За этот успех, тесно связанный с удовлетворением студенческих нужд и теплое участие Ваше, Константин Васильевич, к этим нуждам, говорят свое спасибо студенты…»[16]

Душевная щедрость, весьма распространенное в житейском общении понятие, поразительно точно характеризующее моего отца, бескорыстно и сердечно проявлялась во всем. Приведу небезынтересный разговор «фольклорного характера», услышанный в троллейбусе Москвы 70-х годов. Проезжая через Каменный мост, пассажиры рассказывали: «Раньше Каменный мост был небольшой, и вот бежит по мосту корова, а за ней хозяйка. Навстречу ей идет Розов. Она кричит ему: «Батюшка, останови телку!». А он как гаркнул – корова и сиганула в Москва-реку. Женщина плачет, причитая: «Что ж ты, батюшка, сделал? Ведь она – моя кормилица!» А Розов, извиняясь, достал из кармана деньги и отдал ей. Та увидела и ахнула: «Батюшка, на эти-то деньги три коровы можно купить!..»

Благотворительность означает творить добро, благо. В дореволюционной России она имела широкое распространение в народе и особенно в деятельности интеллигенции. Мой отец был простым, отзывчивым человеком, помогал, чем мог, людям, участвовал во многих благотворительных концертах: в Комитете общества благоустройства средних учебных заведений, госпиталях, в сольном духовном концерте в Горно-коммерческом клубе г. Луганска и других городах.

Он был приглашен и за границу на торжества освящения храма-памятника русским воинам в Лейпциге в 1913 году.

Это событие нашло яркое отражение в чрезвычайно интересном повествовании протопресвитера Русской Армии и Флота Георгия Шавельского в его воспоминаниях, изданных в Нью-Йорке в 1954 году: «…В сентябре 1913 года обер-прокурор Святейшего Синода В.К. Саблер сообщил мне о желании Государя поручить мне освящение храма-памятника, сооруженного в Лейпциге в память русских воинов, погибших в битве народов 5/17 октября 1813 года. …Я высказал обер-прокурору, что для достойной России торжественности следовало бы со мною командировать в Лейпциг лучшего нашего протодиакона Константина Васильевича Розова (Московский Успенский Собор) и Синодальный хор. Саблеру понравилась эта мысль. Особенное внимание немцев привлекал протодиакон Розов. Красавец-брюнет с прекрасными, падающими на плечи кудрями, огромный рост – 2 аршина 14 вершков, а весом, как уверяли, чуть не 12 пудов,[17] – он, действительно, представлял фигуру, на которую с удивлением могли заглядываться и русские. Немцы же у меня спрашивали: «Это у вас самый большой человек?» «У нас много гораздо больших», – отвечал я. «О! О!», – удивлялись немцы. Но для большего любопытства немцев с нами почти неразлучно появлялся генерал Некрасов – очень типичная фигура с чрезвычайно быстрыми глазами и огромной, широкой, придававшей ему необыкновенно свирепый вид, бородой, в которой, как в большом кусте, пряталось его маленькое лицо. По улицам Лейпцига нам почти нельзя было ходить, ибо с появлением нашего «трио» движение публики останавливалось (это факт) и матери пальцами указывали своим детям на протодиакона Розова.

В Лейпциге наша миссия, в том числе и я с Розовым, пользовалась особенным покровительством лейпцигского богача, коммерсанта Даделя, взявшего на себя хлопоты по всем нашим нуждам.

Накануне торжества у меня с генералом Жилинским и другими членами миссии происходило совещание о деталях торжества. Генерал Жилинский очень беспокоился, как бы протодиакон Розов своим могучим голосом не оглушил Вильгельма. «Скажите Розову, – просил меня Жилинский, – чтобы он не кричал. У Вильгельма больны уши. Не дай Бог, лопнет барабанная перепонка – беда будет!» Я передал это Розову. Тот обиделся: «Зачем же тогда меня взяли? Что ж, шепотом мне служить, что ли? Какая же это служба?» – ворчал он. – «А что мне может быть, если я, действительно, оглушу Вильгельма? Из Германии вышлют? Так наплевать, я и так должен буду уехать. Нет уж, отец протопресвитер, благословите послужить по-настоящему, по российскому!» «Валяй, Константин Васильевич, Вильгельм не повесит, если и оглушишь его», – утешал я Розова.

Утором 5 октября я говорил перед службой нашему послу в Германии Свербееву: генерал Жилинский боится, как бы Розов своим басом не повредил Вильгельму уши. «Ничего не станет этой дубине, выдержит», – ответил Свербеев.

Литургию я совершал в сослужении заграничных протоиереев… Своим могучим, сочным, бархатным голосом протодиакон Розов точно отчеканивал слова прошений; дивно пели синодальные певчие. Эффект увеличивался от великолепия храма и священных облачений, от красивых древнерусских одеяний синодальных певчих. Церковь замерла. Но вот началось Многолетие… Розов превзошел самого себя. Его могучий голос заполнил весь храм; его раскаты, качаясь и переливаясь, замирали в высоком куполе. И этим раскатам могуче вторили певчие.

Богослужение наше очаровало иностранцев. Вильгельм, – рассказывали потом, – в течение этого дня несколько раз начинал разговор о Русской Церкви, о Розове, о хоре. «Он бредит Розовым», – говорили у нас.

Возвращаясь из Лейпцига, Синодальный хор дал духовный концерт в Берлине. Вильгельм не только сам приехал на концерт, но и привез капельмейстера своей капеллы. Когда Вильгельм входил в концертный зал, он прежде всего спросил: «А будет ли петь протодиакон Розов?».

После революции созывается Поместный Собор Русской Православной Церкви и восстанавливается Патриаршество в России.

При избрании Патриарха в Храме Христа Спасителя Розов провозгласил Многолетие, ноты которого, с авторской надписью «Красе Московского Успенского Собора Константину Васильевичу Розову на долгую и добрую память от А. Кастальского 11 июля 1918 года» были вручены ему самим великим композитором:

«Священному Всероссийскому Собору

Великому Господину нашему Святейшему Тихону Московскому и Всея России Патриарху,

Преосвященным Митрополитом, Архиепископом, Епископом и всему освященному причту, боголюбивым рабом Божиим, предстоящим здесь, и всем православным христианом многая лета! Многая лета! Многая лета!»[18]

Участник собора князь И. Васильчиков так повествует об избрании Патриарха: «В назначенный день огромный Храм Христа Спасителя был переполнен народом. Вход был свободный. Литургию совершал митрополит Владимир в сослужении многих архиереев. Пел, и пел замечательно, полный хор синодальных певчих. В конце литургии митрополит вынес из алтаря и поставил на небольшой столик перед иконой Владимирской Божией Матери, слева от Царских врат, небольшой ковчег с именами выбранных на Церковном Соборе кандидатов в Патриархи. Затем он встал, окруженный архиереями, в Царских вратах лицом к народу. Впереди лицом к алтарю стоял протодиакон Успенского Собора Розов. Тогда из алтаря вышел старец о. Алексий в черной монашеской мантии, подошел к иконе Богоматери и начал молиться, кладя земные поклоны. В храме стояла полная тишина, и в то же время чувствовалось, как нарастало всеобщее нервное напряжение. Молился старец долго. Затем встал с колен, вынул из ковчега записку и передал ее митрополиту. Тот прочел и передал протодиакону. И вот протодиакон своим знаменитым на всю Москву, могучим и в то же время бархатным басом начал провозглашать Многолетие. Напряжение в храме достигло высшей точки. Кого назовёт? «…Патриарху Московскому и вся Руси Тихону!..» – раздалось на весь храм и хор грянул Многолетие!» [19]

Мой отец был удостоен звания патриаршего архидиакона с вручением двойного ораря и камилавки, о чем торжественно сообщалось в официальной прессе – газете «Московский листок» от 18 января 1918 года в разделе Церковные вести» под заголовком «Возведение в сан архидиакона»: «Согласно предложения Патриарха Тихона протодиакон Большого Успенского Собора К.В. Розов возведен в сан архидиакона и на него был возложен особой формы орарь». Это событие нашло отражение и в зарубежной прессе. В статье «Московские протодиаконы» А. Алексеев пишет: «После восстановления Патриаршества патриаршим архидиаконом стал знаменитый Константин Розов – фигура колоритная, исключительно одаренный артистически человек с громоподобным голосом, натура целиком народно-традиционная».[20] Трогают последние слова автора этих строк, так как в облике моего отца действительно сохранялась память об истово русской натуре во всей её широте…

В ту пору, после закрытия Успенского Собора в Кремле, все торжественные богослужения в Москве совершались в Храме Христа Спасителя с непременным участием архидиакона Розова. Кроме того, мой отец охотно и много служил в различных церквах по приглашению.

Яркие воспоминания о церковном богослужении тех лет содержит и запись Н.П. Окунева из «Дневника москвича» за 1919 год: «23 ноября/6 декабря. Вчера был в церкви Гребневской Божьей Матери, что на Лубянской площади. Там шла всенощная с участием не одного, а целых восьми «гастролёров», и потому церковь была битком набита. Служил популярный молодой священник Калиновский, сказавший пред «Хвалите Имя Господне» сиьную проповедь. Пел так называемый «художественный квинтет» одного из талантливейших современных духовных композиторов п.Г. Чеснокова с его личным участием. Служили ещё трое самых голосистых протодьяконов: К.В. Розов, Китаем и Солнцев, соревнуясь друг перед другом в силе и красоте голосов. Точно «состязание певцов» из Тангейзера. Но слов нет, Розов – единственен. К тому же, он не только первенствовал в диаконской службе, но ещё участвовал в квинтете, причем пел соло в «Блажен муж», «Ныне отпущаеши» и «Хвалите». Удивил всех не только силой своего голоса, но и умением справляться с ним. Такой громадный голос на фоне четырех несильных голосов квинтета не казался чудовищным и был в крепкой и сладкоголосой спайке с «товарищами» по квинтету. Он же читал и «Шестопсалмие», читал так выразительно, внятно и задушевно, что его чтение задержало в церкви всех тех, кто в этот момент выходят на улицу «покурить». Да ведь это в своей отрасли искусства прямо Шаляпин, и недаром каждое его участие в церковных службах и в духовных концертах привлекает столько публики…»[21]

В своих воспоминаниях Нина Николаевна Ростовцева, доцент Московской консерватории рассказывает о памятных богослужениях в церкви Николы Чудотворца на Драчах, куда «на большие праздники приглашали архидиакона о. Константина, о чем предварительно вывешивали объявление на дверях храма. Архидиакон о. Константин славился своим прекрасно поставленным голосом исключительно красивого тембра, большой музыкальностью и выразительной дикцией. У него была и прекрасная кантилена. Всё это выделялось в церковном пении и ценилось слушателями. Когда о. Константин приезжал в церковь, то его ждали и встречали аплодисментами, также провожали, потому что в церкви не аплодируют. Голос – это не только «дар природы»: его ещё надо «обработать», иметь исполнительский талант, фигуру, рост. Уметь им пользоваться, что сложнее, чем пользоваться инструментом. Всё это было у о. Константина…»[22]

В 1921 году, 19 сентября, в Москве торжественно отмечалось 25-летие священного служения Церкви архидиакона К.В. Розова. Огромный, блистательный Храм Христа Спасителя был переполнен народом. Говорят, собралось свыше 15 тысяч человек. Служба долго не начиналась, ждали Святейшего Патриарха Тихона, который должен был возглавить это торжество. В этот день состоялось наречение Константина Васильевича Великим Архидиаконом. Такое наречение было впервые в Русской Православной Церкви. Свидетельством тому является и письменное поздравление Н.А. Любимова, протопресвитера Успенского Собора в Кремле:

«Дорогой Константин Васильевич!

Сердечно поздравляю Вас со днем юбилея и с получением титула «Великого» Архидиакона и молитвенно желаю Вам ещё долгие, долгие годы служить блестящим украшением нашего соборного клира на радость и утешение всех Ваших почитателей.

Очень жалею, что болезнь приковывает меня к постели, лишает возможности поздравить Вас лично.

Душевно преданный протопресвитер Н. Любимов»[23]

По благословению митрополита Трифона проходило чествование юбиляра от различных депутаций и концертное выступление знаменитых артистов Государственного Большого Театра и прославленных коллективов России – хоров Н.М. Данилина и П.Г. Чеснокова.

Среди многочисленных приветствий и поднесенных адресов от разных церквей, организаций и почитателей таланта Константина Васильевича, был адрес «Своему дяде Косте признательная Москва». Это своеобразный подарок, огромная папка – альбом с серебряной пластиной, прекрасно исполненной в традиции московской черни по серебру, с монограммой в виде узорного вензеля юбиляра и фигурой дьяка у Кремлевской стены, держащего поздравительный свиток. Знаменателен его текст:

«…Ныне, в день 25-летия Вашего служения перед алтарем Господним, мы с теплой верой в Творца и беспредельной благодарностью к Вам, Его служителю, вспоминаем то благоговейное наслаждение, которое доставляло Москве Ваше, исполненное задушевной веры, служение. За последнее время не совершалось в столице ни одного торжественного богослужения, где бы ни славил Господа могучий, одухотворенный голос патриаршего архидиакона, но наряду с этим, мы, московские жители, не можем не отметить и того чисто человеческого, полного братской любви отношения Вашего к мирянам, которое снискало Вам задушевное, от самого сердца идущее и свободное от всякой официальности имя «Дяди Кости». Всей православной Руси ведомо имя архидиакона Константина Васильевича Розова, но имя «Дядя Костя» будет всегда жить в сердцах жителей Москвы и ее окрестностей… Низкий поклон Вам от благодарных москвичей…»[24]

Были и адреса от рабочих и служащих Государственного завода № 2 (быв. братьев Бромлей), и от рабочих Московского Кремля:

«Мы, рабочие и служащие Кремлевских организаций ВЦИК, в день 25-летия служения Вашего Церкви в чине диакона, считаем своим долгом и священной обязанностью приветствовать Вас.

Большинство из нас знакомы с Вашей деятельностью почти с самого начала ее в Москве, а потому, наблюдая развитие ее шаг за шагом, с полным основанием приветствуем в лице Вашем не только одаренного талантом служителя Церкви, но и глубоко отзывчивого человека, который не отказывал нам, христианам-рабочим, в удовлетворении всех наших треб».[25] (Всего 73 подписи).

Среди сохранившихся в семейном архиве приветствий, полученных моим отцом в дни празднования 25-летия его служения Православной Церкви, есть и письмо его земляка:

«Дорогой земляк!

Увлекаемый неудержимым, могучим потоком приветственных речей, позволю себе и я, хотя парой слов, приветствовать тебя. Но что скажу тебе после всего того, что уже сказали другие? Какие новые благоухающие цветы я могу дать для того чудного венка, какой уже сплели тебе из своих приветствий твои почитатели?!..

Правда, есть и у меня одна роза, дивная, неотразимо-чарующей красоты роза, которую «Всех цветочков боле» я и сам всегда люблю. И вот эту овеянную ароматическим дыханием святых молитв и орошенную слезами благодарности розу и позволь прикрепить к твоей трепетной, благородной груди… Я хочу приветствовать тебя просто, как человека.

Патриарший Архидиакон, первый диакон Всероссийской Церкви, всеми почитаемый и уважаемый, с богатым, красочным голосом, с величественной, импонирующей позитурой, при художественном – и в то же время благоговейно-проникновенным – совершении богослужения… и ни капли гордости, и ни тени самомнения, столь свойственных по немощам нашим людям подобного положения. Горячо, крепко-крепко и без конца целую и твое доброе, отзывчивое, «золотое сердце». Один из представителей бывшего Поместного Собора характерно называл тебя «большим добрым ребёнком»… Воистину так. Питомец Симбирской, славившейся своей музыкальностью, духовной семинарии, краса Симбирского архиерейского хора и Симбирского кафедрального собора, призванный на служение в Первопрестольную и другую столицу, ты восходил по степеням служебных отличий к зениту своей славы, оставаясь всегда именно нестареющим «большим ребёнком» – с тем же добрым, отзывчивым сердцем, с той же кристаллически чистой, детской душой.

Дорогой собрат!

Всеми фибрами моей души, всеми тайниками моего сердца приветствую тебя с столь знаменательным днем в твоей жизни!

Пусть настоящее светлое духовное торжество не промелькнет для тебя лишь блестящим метеором на твоем жизненном небосклоне, но и всегда, особенно в наши дни суровой и холодной действительности, своими живительными, теплыми, ласкающими лучами согревает, оживляет, вдохновляет и радует тебя!

Пусть оно – это духовное торжество – навсегда останется для тебя тем неиссякаемым благодатным источником, к которому ты, в минуты нравственного изнеможения, будешь припадать своими пылающими устами и полной чашей почерпать отраду и утешение!

И да сохранит тебя Щедродатель Господь в безоблачном счастии и непременном благополучии до новых юбилейных рубежей твоей служебной деятельности, – да сохранит до самых крайних пределов человеческой жизни, в долготу дней, на многая-многая-многая лета!!!

19 сентября ст. ст. 1921 г.»

В семейном архиве бережно хранится и поздравление в стихах, которое прислал Великому Архидиакону Сергей Богословский:

«Посвящается в память 25-летнего юбилея Великому Патриаршему Архидиакону и Б. Успенского Собора К.В. Розову от Сергея Богословского.

Царьградский титул ты имеешь,

«Великий» ты теперь гремишь,

Архидиакон Патриарший,

Ты этим весь народ дивишь!

Ты посмотри,

Как он собрался в день юбилея твоего,

Желая искренне поздравить

Всем чувством сердца своего.

Тебя народ любил и любит

За то, что ты краса Руси,

Руси Святой и православной

Храни Господь лета твои!!!!!!

Ты гласом могучим прославляешь

Того, кто создал всё и сотворил,

Его ты только величаешь,

Ему всё время ты служил.

Народ весь русский православный

Града нашего Москвы

В день сей торжественный и славный

Храм весь полон,

Льется пенье,

И сонм святителей идет.

Сам Патриарх Святейший Тихон

Молитву Богу воздает.

Тебе в заслугу он поставил

Твое смиренье, доброту,

Твою незлобивость, сердечность,

Со всеми кротость, простоту.

Тебя все чествуют речами,

Твой долголетний юбилей

Все духовенство, прихожане

Из всех почти Москвы церквей…

19 сентября стар. стиля 1921 года»

Теплое поздравление получил Константин Васильевич от К.С. Станиславского, В.И. Немировича-Данченко и корифеев Московского Художественного театра:

«Просим принять наше приветствие как почитателей Вашего могучего голоса и чуткого таланта, по случаю 25-летнего юбилея Вашей деятельности. Он дорог нам ещё и тем, что Вы Ваше дарование принесли на сцену Московского Художественного академического театра, принимая участие в пьесах «Каин» Байрона и «Царь Федор Иоаннович» А. Толстого».

В юбилейном поздравлении «Московской семьи о.о. диаконов», обращенном к юбиляру как к их «учителю, руководителю и вдохновителю», его деятельность рассматривается как высочайший пример истового и благородного служения Православной Церкви:

«Досточтимый о. Архидиакон Константин Васильевич!

Сегодня церковная Москва молитвенно объединилась, празднуя исполнившееся 25-летие Вашего служения в сане диаконском. Для нашей Московской семьи о.о. диаконов этот юбилей особенно дорог и памятен.

Вся наша семья всегда смотрела на Вас, дорогой Константин Васильевич, как на своего естественного главу, руководителя, учителя и вдохновителя по служению родной Церкви. Не думайте, однако, что этот взгляд на Вас вытекал из того иерархического положения, которое Вы занимали среди нас – раньше как протодиакон Московского Успенского Собора, а теперь как Архидиакон Святейшего Патриарха. Само по себе служение это высоко, но оно не обязывало нас к тем чувствам, которые мы питаем по отношению к Вам как к нашему Архидиакону Константину Васильевичу.

Нет, дорогой о. Архидиакон, только тот Божий дар, который заложен в Вас и только личные Ваши качества могли послужить основанием для возбуждения и укрепления в нас, о.о. диаконах, чувствах уважения, преклонения пред Вами и, наконец, попросту чувства любви к Вам.

Ваш поистине Архидиаконский голос, вложенный в Вас Господом, исключал из нашей среды всякую мечту о каком-либо соревновании с Вами и не допускал мысли о зависти по отношению к Вам. Вы всегда были первым в этом отношении в нашей семье и мы могли только учиться у Вас, как надо владеть этим Божьим даром и стремиться к тому, чтобы хотя отчасти приблизиться к Вам в этом отношении. Один голос не исчерпывает ещё сути диаконского служения. И опять-таки, наблюдая за Вами, учась у Вас, мы видим, что Вы с этим голосом в служении соединяете удивительное благоговение, истовость и благородство. Можно было опасаться, что те частые торжественные богослужения, за которыми Вам приходится присутствовать, приучат Вас относиться к служению неряшливо и механически. Но протекшие 25 лет показали нам, что искреннее религиозное чувство, которым проникнуты Вы, помирится скорее с уклонением от той или иной торжественной службы, чем с ея небрежным совершением. Это для всех нас является великим уроком и примером, за который мы и считаем своим долгом благодарить Вас сегодня.

Но этого мало. Высокий пост способен иногда и хорошего человека испортить, сделать из него недоступного гордеца, презрительно относящегося к тем, кто стоит ниже его в иерархическом положении. Мы, все Ваши младшие сослужители с гордостью и радостью заявляем, что Вы, о. Архидиакон Константин, всегда были и, надеемся, будете нашим искренним другом и сотоварищем, никогда не давящим нас своим превосходством. Многие из нас прибегали к Вам за помощью поучиться, и никто никогда не получал от Вас отказа; всем нам приходилось участвовать с Вами в служениях, и мы знаем, как мягко, деликатно Вы делали нам, часто неопытным, указания, относящиеся к службе. Мы знаем, что во многих случаях Вы не отказывали нам в своей помощи и в материальном отношении.

В коротком адресе трудно дать полный Ваш образ, но и то, что высказано выше, вполне уясняет факт настоящего нашего обращения к Вам, дорогой о. Архидиакон.

Семья о.о. диаконов г. Москвы, поднося Вам эту святую икону с изображением архидиакона Стефана и царя Константина, поздравляет Вас с исполнившимся 25-летием Вашего служения в сане диаконском и надеется ещё долгие и долгие годы видеть Вас, своего руководителя, учителя и друга, и молитвенно-единодушно возглашает Вам, своему Архидиакону

МНОГАЯ ЛЕТА.

Москва

19 сентября/2 октября 1921 г.»

(Следуют 32 подписи о.о. диаконов)

Особо высокая оценка голоса моего отца была дана в юбилейном поздравлении от сослуживцев Успенского Собора в Кремле:

Высокочтимый и глубокоуважаемый

Отец Архидиакон Великия Церкви Московския

Константин Васильевич!

От лица братии, ктитора Успенского собора и многих многих из богомольцев приветствуем Тебя с исполнившимся двадцатипятилетием служения Твоего в священном сане и просим принять эту святую икону с изображением Успения Пресвятыя Богородицы и святителей Московских, пред которыми Ты многократно в сослужении с нами молитвенно преклонял колена.

Приветствуя Тебя, не можем мы, чтобы не высказать открыто восхищения Твоим голосом, необыкновенным по силе и прекрасным по музыкальности, благодаря которому Ты вносил в богослужение столько красоты, величия и торжественности, что всякий раз, чтобы послушать Тебя, стекались любители церковных торжеств со всех концов белокаменной Москвы. И Твое благолепное служение сообщало высокий духовный подъем и религиозный восторг как простым, благоговейно настроенным богомольцам, так и лицам с изысканным вкусом, авторитетным ценителям музыкально-вокальной стороны наших богослужений. Все одинаково поддавались неотразимому обаянию таинственных чар Твоего могучего таланта, которым Ты не пренебрег, не закопал в землю, но усугубил личным трудом и неутомимой работой над совершенствованием полученного от Бога прекрасного и высокого дара. Слово Евангелия, возглашаемое Тобою с церковного амвона, поистине было острее меча обоюдоострого и проникало до самой глубины сердца. И это оттого, что Ты, читая Слово Божие, не только заботился о том, чтобы прочитано было громогласно, но, главным образом, и о том, чтобы прочитано было с надлежащим чувством и пониманием и дошло до сердца слушателей.

Мы, Твои сослуживцы, не можем не ценить и Твоего благородия, которое всегда было Тебе присуще и с которым Ты являешься примером для служителей храмов Божиих. Знанием церковного устава, своим опытом, твердостью характера, бодростью духа, Ты давал пример каждому из нас при всяких служениях право править свое дело и блюсти церковный порядок и благолепие.

Не можем не дать Тебе преимущества перед всеми нами и в древнем столповом нашего собора пении, которому Ты своим искусством, своей музыкальной опытностью придавал столько художественной красоты, что всегда приводил в восторг любителей древних напевов…»

Было поздравление и от Московского Епархиального Совета:

«Досточтимейший о. Архидиакон Константин Васильевич!

Московский Епархиальный Совет приветствует Вас с двадцатипятилетием Вашего доблестного и полезного служения Церкви Божией. Двадцать пять лет службы! Период времени очень продолжительный, в особенности для протодиаконов, между тем как Ваш могучий голос ещё только в расцвете! Ваша проникновенная, спокойная, величавая и благоговейная служба всегда удивительно религиозно настраивает молящихся; идут и едут издалека, чтобы послушать Вас. Московские приходы считают за счастие видеть Вас у себя служащим на своих торжественных богослужениях, вполне сознавая, что Вы придадите их празднику особую духовную красоту.

А что сказать про Ваше сольное пение? Знаменитые духовные композиторы специально пишут для Вас свои произведения; среди публики укоренилось относительно некоторых из них убеждение, что это может исполнить только Розов, например, Многолетие.

Вы создали особую школу для диаконов-басов, которые подражают Вам и своей дикцией и своими действиями и смотрят на Вас как на своего учителя.

Москва искони гордилась своими протодиаконами, и в ней некогда был протодиакон с пожалованным ему званием «протодиакона всея Руси» – это феномен-бас Тихомиров при митрополите Филарете. Мы счастливы и рады за Вас, что Святейший Отец наш по достоинству оценил Ваше двадцатипятилетнее служение Церкви Божией и пожаловал Вас тоже званием «Великого Архидиакона». Дай Бог, чтобы мощный голос Ваш ещё долго и долго раздавался в Московских Церквах во имя Господне.

Великому Архидиакону Многая лета!

19 сентября 1921 г.»

(Следую подписи председателя, членов Епархиального Совета)

Во время проведения высокого торжества в храме юбиляр обратился к собравшимся с кратким словом. Выразив сердечную благодарность, он сказал: «Я – волжанин, и сердечно прошу вас оказать помощь голодающим Поволжья, моей Родине…»

Все собранные средства были переданы государству.

Мысль о Родине, постигшем ее несчастье, глубоко волновала отца. Он организует и участвует многократно в концертах «в помощь голодающим Поволжья» в разных городах страны, скромным свидетельством чему является «Удостоверение»:

«Дано сие архидиакону Розову Константину Васильевичу в том, что 21 августа с/г принял участие в службе литургии в церкви Гребневской иконы Божией Матери на ст. Клязьма по Северной ж.д. и широко организовал среди молящихся сбор в пользу голодающих, за что церковная община приносит ему глубокую благодарность как инициатору и главному организатору этого великого, святого и государственного дела.

21/VIII 1921 г.»

(Подписи членов общины и круглая печать)

Почти выцветший лист бумаги со скорбной записью из архива моего отца позволяет напомнить и сказать ещё о многом.

«Отцу архидиакону Константину Васильевичу Розову.

Корпорация артистов, солистов оперы Государственного Московского Большого театра приносит Вам свою душевную благодарность за то, что Вы так сердечно откликнулись на приглашение совершить заупокойное служение по усопшем члене Корпорации, заслуженном артисте государственных театров Павле Акинфиевиче Хохлове.

27 сентября 1919 г.»

(Подписи председателя совета корпорации, членов совета)

Человеческая признательность моему отцу была многогранна. Такие выдающиеся композиторы, как А. Кастальский и П. Чесноков посвящали ему свои произведения в знак любви и уважения.

Были и такие трогательные приношения, как Задостойник Св. Пасхи для торжественного богослужения «Ангел вопияше Благодатней», с посвящением «Искреннему, вдохновенному служителю Церкви Православной, Патриаршему Архидиакону глубоко и сердечно чтимому Константину Васильевичу Розову как память от почитателя его высокого дарования, автора священника 1-го Донского казачьего полка А.Карнаева. 19/VI 1918 г.»

В другом посвящении читаем: «Его Высокопреподобию, Честнейшему и Прелюбезнейшему о. Протодиакону Константину Васильевичу Розову на всегдашнюю и добрую память. Современный доместик протодиакон о. В. Северовостоков.

22 ноября 1917 г., г. Орехово-Зуево Московской губернии».

Образ Розова нашел свое яркое отображение в произведениях русских писателей: Пантелеймона Романова «Русь» (1936 г.), А. Толстого «Хождение по мукам» (1922-1941), В. Шишкова «Угрюм-река» (1933 г.) и других.

В 1910-х годах фирма Пате и другие сделали серию музыкальных записей духовных песнопений в исполнении Розова на граммофонных и патефонных пластинках. Сохранившиеся в семье пластинки были переданы мною в дар Московской Патриархии. Некоторые из них ныне восстановлены и воспроизведены в долгоиграющей пластинке «Великий Архидиакон Константин Васильевич Розов. 1874-1923», издание Московской Патриархии, 1990 г., «Мелодия».

А в 1991 г. мною было получено письмо:

«Дорогая Людмила Константиновна!

Поздравляю Вас с Новолетием и праздником Крещения Господня. Дай Вам Бог доброго здоровья и силы в наступившем и последующие годы.

Незабвенное имя батюшки Вашего – отца Константина всем нам очень дорого, ибо это был и человек большой и архидиакон ВЕЛИКИЙ.

Я надеюсь, что память о нем долго будет жить в сердцах русских православных людей. Благодарю Вас за участие в подготовке издания, посвященного отцу Константину, несколько экземпляров которого прошу принять от меня в подарок. В значительной степени благодаря Вашим усилиям и семейному архиву эту работу удалось совершить.

Призываю на Вас благословение Господне.

С любовию о Господе

Митрополит Волоколамский и Юрьевский Питирим

6/19. I. 1991 Крещение Господне»

В послереволюционные годы многое менялось в государстве, в жизни Православной Церкви. Однако Розов неизменно оставался безгранично преданным служению Церкви и Патриарху Тихону, ныне причисленном к лику святых. Особо благостное настроение всегда сопутствовало ему при совершении богослужения Святейшим Патриархом. Следует заметить, что Святейший удивительно по отечески, с большой теплотой относился у моему отцу, зная его истинно русскую натуру и ее особенности. Интересны рассуждения об этом в литературе русского зарубежья. «Нужно сказать, что Розов, несмотря на массу выгоднейших в материальном отношении предложений «живоцерковников», твердо оставался верен Патриарху Тихону, дошел до нужды, должен был даже продать для жизни драгоценный для него реликвий, часы – подарок Государя, но убеждений не изменил».[26]

В это тяжелое время Константин Васильевич, бедствовавший сам, старался помогать другим людям, которые, казалось, уже потеряли всякую надежду. В 1993 году в журнале «Москва» были опубликованы отрывки из дневников 1917-1919 гг. В.А. Михайловского, бывшего старшего хранителя Государственного центрального театрального музея им. А.А. Бахрушина. Одна из записей повествует о чудесном событии, происшедшем в августе 1919 года: «Среда, 6 августа (24 июля). Несколько дней тому, в дождь, голодный, я шёл в городе, и около Тверской искал вегетарианскую столовую. Впереди меня под проливным дождём медленно двигалась величественная фигура духовного сана. Поравнявшись с ней, я обратился с вопросом, не знает ли он, где здесь находится вегетарианская столовая. Фигура повернулась ко мне, и я увидел симпатичное открытое лицо. «А зачем Вам эта столовая?» – спросил он, пристально глядя на меня добрыми глазами. Удивленный этим вопросом, я ответил, что хочу есть. «Так зачем Вам ходить в столовую? Позвольте предложить Вам хлеба». Предложение это меня ещё более удивило. Я поблагодарил, но отказался. Он стал убеждать, говоря, что у него хлеба вдосталь. Добрые люди снабжают его им в избытке, и он счастлив бывает, если может поделиться с голодным. Его слова были так убедительны, что я не мог больше отказываться, тем более, что был очень голоден, и согласился принять. Зайдя под ворота, он вынул из сумки большую булку из просфорного теста, такую вкусную, о какой в последнее время можно было только мечтать. Я любезно поблагодарил его, назвав батюшкой. «Я не батюшка, а архидиакон Его Святейшества Патриарха Тихона – Розов, – поправил он меня, и со словами: – До лучших дней», – скрылся. Не странно ли всё это? В то время, когда ты голодаешь и не знаешь, где взять хлеба, он посылается тебе каким-то чудом». В конце зимы 1920 года В.А. Михайловский скончался от сыпного тифа.

Изменившиеся условия жизни побудили Розова обратиться к концертной деятельности. Он и ранее выступал с концертами, но теперь ему приходится расширять свой репертуар, в котором наряду с духовными песнопениями исполняются и светские произведения. Примечательно, что это получило отклик и в среде музыкантов. Так, композитор Н. Кочетов специально аранжирует свой романс «Я мужик» на слова Макс. Леонова и, с надписью «Глубокоуважаемому Константину Васильевичу Розову от автора. 13 октября 1922 г.», преподносит ему свое произведение. Романс того же автора «Я раб труда» также вошел в светский репертуар Розова. Но преобладали в нем широко известные русские народные песни: «Лучина», «Татарский полон» Балакирева, «Утес на Волге» Навроцкого, «Из-за острова на стрежень» Соколова, «Прощай, радость» Каратыгина, «Ах! Сегодня день ненастный» Пригожского и редко исполняемые в ту пору «Новгород Великий» Дютша, «Песня о Руси» Матчинского, «Ермак Тимофеевич» и «За Уральским хребтом» Ипполитова-Иванова, а также классические произведения «Благословляю вас, леса» Чайковского, «Калистрат» Мусоргского, «Ночной смотр» Глинки, «Спесь» Бородина и другие. Для правды чувств всегда время, и Розов всегда, несмотря на трудности, оставался правдив и искренен.

Не оставляя церковного богослужения, Розов становится солистом Московской Государственной Академической капеллы и концертирует совместно с артистами Московского Большого театра и Петрограда в городах: Архангельске, Нижнем Новгороде, Екатеринбурге, Петрограде и других, выступая с программой светских и духовных произведений, о чем свидетельствуют многочисленные афиши того времени.

Припоминается рассказ артиста Московского Большого театра Николая Гайдамакова об их совместном путешествии. Во время гастролей в Архангельске в гостинице, где размещались приехавшие гости, появился человек в военной форме с двумя ромбами. Пришедший спросил Розова. Получив ответ, что Розов на прогулке, знакомится с городом, пришедший сказал, что зайдет позднее. Когда об этом сообщили Розову, последовала реплика: «За мной!» Оказалось, что это было приглашение Розову дать концерт на Соловках. Трудностей было множество: как одеть, обуть богатырскую фигуру в холодную пору, чтобы отправить на Соловки. Сев в сани, Розов грянул: «С Господом!»

«Сколько незабываемого было в эти дни! – пишет Н. Гайдамаков. Память о Константине Васильевиче, любившем меня, как сына, – это моя светлая, великая память о времени, проведенном с ним».[27]

Многие выдающиеся мастера певческого искусства не раз вспоминали о великой силе и красоте голоса моего отца, о глубинном понимании им исполняемого произведения, о его высокой артистичности. И, наверное, не случайно М.Д. Михайлов при встрече со мной с высоким пафосом произнес: «Да, Розов для нас Шаляпин!» (Государственный Академический Большой театр, г. Куйбышев, 1944 г.)

Мой отец был того человеческого склада, как раньше принято было говорить, «широкая русская натура». Воспоминания его младшей сестры Веры Васильевны тому свидетельствуют: «Природа щедро одарила Константина Васильевича – красивый сильный голос с большой диспозицией, высокий рост, привлекательная внешность, благородство манер, культура в обращении, внимательность были отличительными чертами его характера. Простота и мягкость в обращении привлекали к нему людей и многие обращались к нему в минуты трудные, он помогал и словом, и делом».

По моему восприятию, отец удивительно просто, с чистым сердцем относился не только к детям, которые гурьбой шли к нему «славить Христа» в рождественские дни, но и к взрослым людям, и к моим друзьям, приходившим в наш дом. Всех встречая с улыбкой, не лишенный юмора, он смело подмечал искажение русской речи: «Почему ты говоришь: «Я кушаю»? Следует по-русски говорить: «Я ем». И тут же присказка, исторический рассказ, который запоминается надолго. Улыбка, шутка всегда сопутствовали его доброму отношению к людям.

Невольно вспоминается наблюдательность К. Паустовского, который заметил: «Среди черт талантливых людей есть одна, которая совершенно покоряет нас. Эта черта – ребячливость». Она прослеживается у многих выдающихся людей. Это относится и к моему отцу. Он отыскивает забавную открытку и отправляет ее свое любимой «Мамочке» с поздравлением, или посылает домой в Москву письмо из провинции, обращенное к бродячей собачке, подобранной им и принесенной домой в кармане пальто.

Открытость его характера, отзывчивость к людским нуждам были хорошо известны москвичам. Зная о его доброте, извозчики у Ярославского вокзала, завидев могучую фигуру Розова, наперебой предлагали свои услуги, рассчитывая на его щедрость.

Сохранилось давнее воспоминание. В 1916 году у отца был хутор близ г. Ардатова Алатырского уезда, куда иногда съезжались родственники. Хутор был с молодым яблоневым садом, и для местных крестьян деревни Полая и сельца Карауловка существовало правило – «яблоки собирать, но деревья не ломать. Поэтому яблоки собирались и миром делились». После 1917 года хутор был навсегда забыт. Немало слухов, небылиц и легенд о Розове существовало в его время. Припоминается такой случай. Мы с папой едем поездом на дачу по Северной железной дороге. В вагоне идет беседа: один пассажир рассказывает о встрече с Розовым, о силе этого богатыря не только голосом, но и возможностью «лихо» выпить. Подъезжая к станции Клязьма, папа встал и громко сказал: «Я Розов, но с Вами никогда не пил». Рассказчик замер. Мы вышли из вагона.

Благородная русская натура, Константин Васильевич Розов, по-христиански лишенный ханжества и стяжательства, претерпевал немало жизненных невзгод.

Весна 1923 года. Трудные дни, заболевание сердца. Лечит отца известный профессор Зеленин. Папа решил продать свою шубу, и мы отправляемся на Смоленский рынок. Быстро совершилась операция в какой-то лавке. Затем на извозчике мы направляемся к Новодевичьему монастырю. Широкая гладь пруда, вековое дерево, раскинувшееся у угловой башни монастыря, стали нашим прибежищем. И здесь в философском раздумье, на лоне природы возникла мечта о возвращении в родное Жданово, в тишину сельской жизни. Мы долго стояли, вечерело. Неожиданно появляется извозчик и умоляюще просит: «Поедемте, а то у меня куриная слепота, и я не сумею вас довезти». Так завершилась эта сказочная поездка.

Затем последовал март 1923 года, последний концерт «Духовных песнопений» в Большом зале Московской Консерватории. В нем приняли участие: К.В. Розов, А.С. Пирогов, М.М. Стрельцова, Э.К. Александрович и Н.И. Гайдамаков.

Атмосфера дружбы и высокой духовности окружала К.В. Розова до конца его дней, даже до предсмертного часа. В больнице лечащий персонал с любовью относился к нему. Его попросили спеть. Он исполнил просьбу и скончался. Он ушел из жизни в возрасте 49 лет с диагнозом: «Причина смерти миокардит».

Глубокую печаль у москвичей вызвала кончина Константина Васильевича. Осталась скорбная запись в дневнике композитора и профессора Московской Консерватории П.Г. Чеснокова: «1923 год, 17/30 мая. Скончался Костя (Великий Архидиакон К.В. Розов). Мир праху твоему, мой любимый друг. В течение года смерть безвременно унесла двух моих лучших друзей». Своему другу композитор посвятил несколько духовных песнопений и главное из них, «Великая ектения» 1912-13 гг., впервые исполненная в программе духовного концерта 1.IV.1913 г. в пользу Общества попечительства Басманного района при участии хора любителей церковного пения при церкви Св. Троицы на Грязех, под управлением П.Г. Чеснокова. Второе произведение – «Спаси, Боже, люди Твоя», посвященное Розову, впервые было исполнено на его юбилее в 1921 году. Музыковед Владимир Васильевич Протопопов, присутствовавший при богослужении с участием Розова, отмечает «прекрасное исполнение им чесноковского «Спаси, Боже, люди Твоя» (из письма Н.Н. Розову от 1.IV.1991 г.)

Проникновенны воспоминания А.П. Смирнова о первой панихиде в Крестовоздвиженском храме бывшего Крестовоздвиженского монастыря, здания которого принадлежали Св. Синоду, где располагалось «придворное духовенство». Здесь же была и квартира К.В. Розова.

«В храме народу было мало, пришли те, кто жил поблизости. Были А.Д. Кастальский, Н.М. Данилин, Н.С. Голованов, П.Г. Чесноков. Первую панихиду приехал служить архиепископ Трифон, многочисленные служения которого в Успенском Соборе совершались всегда вместе с Константином Васильевичем. Совместное служение этих двух пастырей всегда отличалось красотой и убедительностью, полной гармонией. Сказанное архиепископом Трифоном прощальное слово полно было печали и сожаления о ранней смерти Константина Васильевича. Запомнилось мне сказанное архиепископом Трифоном, что покойный Константин Васильевич относился к вере очень непосредственно, «подобно ребёнку». Да, и это верно!

Гроб с телом Константина Васильевича много дней находился на Воздвиженке, и ежедневно в храме совершалось несколько панихид в многочисленном присутствии почитателей Великого Архидиакона.

21 мая ст.ст. Церковь отмечает день московской святыни – иконы Владимирской Божией Матери, находившейся в Успенском Соборе Московского Кремля, а также день памяти равноапостольного царя Константина, и случилось, что похороны Константина Васильевича были в 1923 году именно в этот знаменательный день. Гроб был установлен в Храме Большое Вознесение у Никитских ворот. Накануне совершалась Всенощная.. Служил весть причт Успенского Собора с протопресвитером Н.А. Любимовым во главе.

Литургия и отпевание следующего дня были длительными, и выдержать всю службу, да ещё при полном храме присутствующих, было трудно. Но москвичей подвигала любовь к Константину Васильевичу, а также желание показать свою приверженность Православной Церкви. Народом были заполнены обе прилегающие к храму улицы. Катафалк, запряженный двумя парами лошадей в белых попонах, с гробом направился на Ваганьковское кладбище в сопровождении тысяч благодарных людей».

По воспоминаниям истинно русского художника П.Д. Корина, поток людей шел от храма Вознесения до зоопарка. Корин называл отца «Наш народный герой». Эти же слова повторила в беседе со мной великая актриса Н.А. Обухова.

О погребении К.В. Розова и последующих днях вспоминает А.П. Смирнов: «Был прекрасный солнечный день, он навсегда запомнился. Предание земле из-за большого стечения людей произведено было лишь на следующий день. И в этот день многие побывали на Ваганькове. То была старая дореволюционная Москва и, быть может, в своем последнем всплеске…»

Глубокопроникновенное сообщение об этих днях, исторически ценное для представления о жизни Москвы той поры, дают «Воспоминания» Товарища Обер-Прокурора Св. Синода князя Н.Д. Жевахова, изданные в эмиграции: «Следует отметить рассказы приезжих об имевших большое общественное значение похоронах известного протодиакона Розова. В день похорон его большевиками были приняты значительные меры против скопления народных масс, было приказано закрыть кладбище с 4-х часов, но ничего не помогло. Масса народа… Пришедшими почтить память Розова кладбище было открыто, церковь кладбищенская переполнена. Нашелся и живоцерковник, известный протоиерей Красницкий, явился на его отпевание в облачении. Произошло смятение, бывший во главе протоиерей Любимов несколько растерялся. Решено было Красницкого оставить, но «возгласов» ему не давать. Таким образом, он бесславно простоял в конце многочисленного духовенства во время отпевания. После окончания отпевания, при выходе Красницкого, по храму пошел гул недовольных голосов. На паперти Красницкого уже просто стали ругать, а когда садился в трамвай, толпа начала его бить, красная милиция защищала его, но когда милиционеры узнали, что он «красный поп», то пожалели, что защитили его – «так его и надо было» – говорили они».[28]

На 40-й день кончины Константина Васильевича совершена была литургия в храме на Ваганьковском кладбище. За несколько лет до этой памятной даты был освобожден Святейший Патриарх Тихон, который в сопровождении протопресвитера Любимова приехал на кладбище, чтобы отслужить литию на могиле своего Великого Архидиакона.

Отмечался и день полугодовой кончины Константина Васильевича. Было это в храме св. Василия Кесарийского на Тверской улице. Служба была очень торжественной, с Патриархом Тихоном. Отдавали восхваление человеку, непреклонно устоявшему в годы церковного раскола, о чем в своем Слове, по указанию Патриарха, произнес епископ Можайский, Борис», – вспоминает А.П. Смирнов.

Народ надолго сохранил память о своем легендарном богатыре дяде Косте. Трогательный случай, происшедший со мной в 60-е годы, явился своеобразной легендой тех лет. Я проводила лекцию-беседу на заводе им. Лихачева. По ее окончании состоялась добрая, теплая встреча со слушателями. Вдруг один из них, выбрав удачный момент, тихо меня спросил: «Вы не являетесь родственницей Константина Васильевича Розова?» Получив положительный ответ, с большим недоумением он заметил: «Розов был Великий! А почему на могильном кресте этого нет?! А мы это сделали». Оказалось, всё верно. Надпись была справедливо исправлена. И сделано это добрыми руками искреннего труженика земли русской – Окутина Сергея Алексеевича.

К 100-летию со дня рождения отца в 1974 году Московская Патриархия установила на могиле памятный крест белого мрамора с надписью: «Великий Архидиакон Константин Васильевич Розов».

Люди оставляют здесь цветы.

В большой работе М.Е. Губонина о Святейшем Патриархе Тихоне имеется удивительное по восприятию, своеобразное эссе, в котором высветляются страницы нашего недавнего прошлого: «Сколь трудно было в свое время привыкнуть к облику Москвы без привычной для взора и сознания громады Храма Христа Спасителя – так вросло это каменно-золотое нагромождение, за краткий срок своего существования, в восприятие обитавших вокруг него людей, – также (если не более) непривычно было современным церковным людям созерцать торжественные церковные богослужения без «Кости» – т.е. без Великого патриаршего архидиакона Константина Васильевича Розова, после обидной, по своей неожиданности, его кончины, случившейся во время заключения Святейшего Патриарха Тихона…

Как Храм Христа Спасителя, так и «Костя» Розов – безвременно и навсегда ушли из любившей их Москвы, унеся с собою непередаваемый и неповторимый аромат светлой патриаршей эпохи 20-х годов.

Эти две громадины – каменная и человеческая – родственны между собой: оба они олицетворяли мощь Русской Православной Церкви, ее блистательную внешнюю сторону, ее апофеоз и предел расцвета и выявления в материальности! И они служили прекрасной, непревзойденной формой для того великого и святого содержания, которое воплотилось в благостном и смиренном облике нашего Первого – с большой буквы – Святейшего Патриарха Тихона. Кажется, история специально позаботилась поднести к торжественному моменту восстановления Русского Патриаршества два этих огромных создания, так украсивших собою «введение во Храм» (21.XI ст. ст.) и служение Первого Патриарха Российского.

…Слава церковной Москвы – «протодиаконский корпус», предводимый единственным и неповторимым Великим Архидиаконом, – всё это буквально, как-то неземным образом украшало нашего Великого Господина и Отца и – всё ушло вместе с ним».[29]

Память о моем отце, как о своеобразном феномене времени, как о личности, в православной культуре сохраняется и поныне. 13 февраля 1992 года газета «Культура» в рубрике «Конкурс эрудитов» поместила рисунок под большим заголовком «Его звали…», где читателям предлагалось узнать портрет изображенного. Рисунок П.Д. Корина 1915 года вызвал большой читательский интерес. Свыше 80 писем пришло из различных уголков нашей страны: Херсона, Одессы, Улан-Удэ, Тбилиси, Костромы, Донецка, Минска. Томска, Душанбе, Бреста, Москвы, Санкт Петербурга и других. Присланы любопытнейшие заметки житейского, фольклорно-легендарного характера.

В 1992 году в Ульяновском областном краеведческом музее им. С.А. Гончарова проводилась выставка «Соборы, монастыри и церкви Симбирска», где экспонировались документальные материалы о К.В. Розове. Областным отделом культуры г. Ульяновска было проведено торжественное открытие выставки и ее обсуждение. Это получило достойный отклик в местной печати: в газетах «Симбирский курьер» 23.V.1992 г., «Народная газета» 25.V.1992 г. Большая статья «Великий Архидиакон родом из Симбирска» (автор М. Рагиб) помещена в газете «Симбирский курьер» 20 декабря 1992 года.

Наша центральная российская пресса не забывает имя Розова. Журнал Московской Патриархии №6 1989 г., «Наш современник» №4 1990 г., «Наше наследие» №1 1991 г. публикуют материалы о нем. Газета «Крестьянские ведомости» 17 декабря 1991 года в разделе «Силуэты» помещает статью Н. Александрова «Константин Васильевич Розов».

В 1993 году издательством «Планета» выпущен альбом «Храм Христа Спасителя» со статьей о Константине Васильевиче.

Отдельные статьи о К.В. Розове появляются и в зарубежной печати: венгерский журнал «Faklya» №19 1989 г., «Новый журнал» № 102 1971 г. и № 117 1974 г., Нью-Йорк.

1993 год в России ознаменован замечательным событием: почти полузабытое имя обретает признание. По благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II проводится первый Международный праздник диаконского искусства имени Великого Архидиакона К.В. Розова.

«Это новое явление не только в фестивалях православной музыки, проводимых в Москве, но и во всей нашей церковно-музыкальной жизни, – отметил директор Международного фестиваля православной музыки Г.Г. Поляченко. – Желая возродить русское церковно-певческое хоровое искусство, общество «Радонеж» и Ассоциация «Континенты» учредили Международный праздник диаконского искусства».

Первые дни фестиваля. Идет светлый праздник. В Колонный зал Благородного Собрания (б. Дом Союзов) 5 февраля на торжественное открытие пришла многочисленная и многоликая публика: профессора консерватории, регенты, меломаны, духовенство, бородачи-прихожане и скромные богомолки.

Открыл торжество митрополит Волоколамский и Юрьевский Питирим. Владыка дал весьма содержательный обзор развития диаконского искусства на Руси и подчеркнул, что для успешного служения требуется отнюдь не одна богатая природная одаренность, но и – на первом месте – духовность, молитвенность. Диакон уподоблен Ангелу Божию, он приводит людей к молитве и возносит моления к небесам. Молитвенный настрой был в высшей мере свойственен о. Константину. Митрополит перечислил ряд выдающихся российских диаконов (Шеховцев, Антоненко, Туманов, Прокимнов, Холмогоров), но Константина Розова он по праву назвал «изрядным». Владыка рассказал также о кропотливой восстановительной работе, которая предшествовала изданию в 1990 г. теперь широко известной долгоиграющей пластинки «Великий Архидиакон Константин Васильевич Розов».

Владыка Питирим упомянул и о том, что праздник проходит явно под знаком завещания К.В. Розова. Известно его прижизненное пожелание: «Собрал бы я протодиаконский съезд!». Такой съезд и был собран! Затем состоялся великолепный концерт.

К празднику был издан специальный буклет с программой его проведения и организована продажа долгоиграющей пластинки «Великий Архидиакон К.В. Розов» 1874-1923 гг.»

6 февраля праздник переместился в Рахманиновский зал консерватории, т.е. в бывший зал Синодального певческого училища, снабженный голосниками и посему особенно пригодный для духовных песнопений.

Торжественность в Рахманиновском зале Московской консерватории подчеркивал и большой портрет Константина Васильевича Розова. Светлый праздник Православия был исполнен благородства и величия духа. Чтение, канонаршение, сольное исполнение в сопровождении хора в разнообразных программах было представлено интересными, достойными певческими коллективами страны при участии гостей: священнослужителей России, ближнего зарубежья, а также Англии, Швеции, Франции, Польши и США.

Сила проникновенности провозглашенной о. Андреем Папковым (США, Джорданвилль) «Вечной памяти» Великому Архидиакону Константину, с классическими «заплачками» всех потрясла, на глазах у многих действительно выступили слёзы. Зал замер в торжественной тишине.

Радость возрождения музыкальной духовной культуры Русской Православной Церкви ощущалась во всем: в подборе произведений, в хоровом исполнении, в чтении диаконами Апостола и Евангелия, в восприятии широкой аудиторией слушателей, которые покоряли своим вниманием.

Этот светлый праздник в Московской консерватории продолжался несколько дней. 7 февраля состоялось Патриаршее богослужение в Успенском Соборе Московского Кремля в сослужении духовенства – участников I Международного праздника диаконского искусства имени Великого Архидиакон К.В. Розова.

Немало внимания празднику уделялось нашей прессой («Московский церковный вестник» №№ 4/91, 5/92 и 6/93, «Вечерняя Москва», «Культура», «Русский Вестник» №11/94 со статьей Л. Таежной «Великий Архидиакон»), а также Московским телевидением, радиовещанием России и Москвы. И даже по окончании праздника, 23 февраля, по центральному радио прошла большая музыкальная передача «Великий Архидиакон» (автор В. Фоменко).

Проведение праздника было приурочено ко дню рождения К.В. Розова. В этот день, 10 февраля, Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II посетил Ваганьковское кладбище и торжественно совершил заупокойную литию на могиле Великого Архидиакона, сказав краткую проникновенную речь: «Среди тех, кого мы вспоминаем в эти дни, когда в Москве проходит фестиваль православной музыки и праздник диаконского искусства, первое место по благоговейному служению и по голосовым данным принадлежит именно этому Великому Архидиакону». В этот же день в газете «Вечерняя Москва» москвичи прочли об этом знаменательном событии: «На Ваганьковском кладбище на могиле Константина Розова Патриарх Московский и всея Руси Алексий II совершил панихиду, приуроченную к 119-летию со дня рождения знаменитого Архидиакона. Имя этого человека мало кому сейчас известно, однако в свое время о выдающемся даровании Розова, его уникальном басе-профундо ходили легенды. Ему посвящали свои произведения композиторы и писатели. А сейчас в рамках Международного фестиваля православной музыки в Москве проходит I Международный праздник диаконского искусства имени Константина Розова».

Затем в Российской Академии музыки им. Гнесиных состоялась научная конференция «Дьяконское искусство и церковное пение». Откликом последующих дней на светлый праздник является запись известного археолога Сергея Алексеевича Беляева: «Факт проведения такой диаконской встречи уже сам по себе есть чудо и милость Божия, о которой пять или десять лет тому назад никто мечтать не мог. Встреча показала, что по всей русской земле ещё есть, не перевелись люди, посвятившие данные им музыкальные таланты и дарования Богу.

Знаменательно и то, что такая диаконская встреча была посвящена памяти Великого Архидиакона К.В. Розова, голос и слава которого на рубеже и в начале 20-х годов гремели по Руси великой и за ее пределами.

Дай Бог, чтобы эта диаконская встреча положила начало хорошей традиции подобных встреч.

И, наверное, имя Великого Архидиакона К.В. Розова было бы знаменем и последующих встреч».

Святейшему Патриарху я принесла глубокую благодарность:

Его Святейшеству

Святейшему Патриарху Московскому и всея Руси

Алексию II

Позвольте выразить Вам свою глубокую признательность и сердечную благодарность за благословение Ваше проведения Первого международного праздника диаконского искусства имени Великого Архидиакона К.В. Розова.

Нет слов выразить Вам свою благодарность за Ваш приезд и проникновенное богослужение на могиле моего отца. Коленопреклоненно благодарю Вас за доставленную духовную радость.

Доброго здоровья Вам, долголетия в Вашей деятельности желаю Вам.

С глубоким уважением,

Людмила Розова

2/III 1993 г.

Особые слова благодарности хочется сказать многим удивительным людям современности – С.А. Беляеву, Е.М. Верещагину, С.Г. Зверевой, Ю.А. Каверу, Ю.Б. Перепелкину, Г.Г. Поляченко, Н.Н. Розову, В.Г. Фоменко, А.И. Шатову, В.Л. Янину, содействующим претворению и утверждению доброй славы о моем отце в нашей культуре, а также сотрудникам Издательского отдела Московского Патриархата, подготовившим к изданию эту книгу.

Об авторе

Людмила Константиновна Розова, дочь Великого Архидиакона, чьи воспоминания мы предлагаем вашему вниманию, прошла долгий и трудный путь, как и каждый человек в советскую эпоху, чье происхождение или жизнь тем или иным образом связаны были с Русской Православной Церковью.

Ее всегда волновала память о своем отце, так уважаемом и просто любимом москвичами «Дяде Косте». Ее молчание не являлось забвением. После смерти отца девочка, лишенная родителей и близких, обратилась в домоуправление за справкой, где последовал четкий ответ: «Такие дети нам не нужны, нам нужны дети хорошие, советские». Школьные учителя рекомендовали найти попечителя. Ребенка взял под свою опеку муж младшей сестры отца Алексей Герасимович Мухранов, агроном с. Жданова.

По окончании школы девушку с широко известной фамилией «Розова» не принимали на работу даже курьером в сахаротрест: средства к существованию доставляли ей самодельные игрушки. По совету добрых людей Людмила Константиновна готовилась к поступлению в Университет. В 1926 году был объявлен свободный конкурс в ВУЗы страны. Однако поступить в Университет ей удалось лишь по личному изволению ректора того времени Вышинского, сказавшего всего два слова: «пусть учится». В Университете Людмилу Константиновну лишили избирательных прав с формулировкой «за связь с могилой». Эта судьба быть дочерью Великого Архидиакона не покидала ее никогда: жизненный оптимизм присущ ей и поныне.

По непредвиденным и не зависящим от нее обстоятельствам долгие годы Людмила Константиновна Розова провела в Рязани, и по возвращению ее интересы были сосредоточены на изучении и развитии народно-художественных промыслов России. Эта плодотворная работа позволила ей стать членом Московской творческой организации Союза художников. Людмила Александровна имеет звание Заслуженного работника культуры России.

[1] Послужной список протодиакона Московского Успенского Собора Константина Васильевича Розова. РГИА, Ф. 805, 1904, Оп. I, Д. 2141.

[2] Выступление С.Ф. Уточкина на открытии выставки «Соборы, монастыри и церкви Симбирска» в Краеведческом музее им. И.А. Гончарова в Ульяновске в 1992 году.

[3] Послужной список…

[4] Воспоминания А.П. Смирнова «Людмиле Константиновне Розовой в память о Константине Васильевиче», 1989 г. Александр Петрович Смирнов (21.12.1900 – 7.12.1992) – учащийся Синодального училища, затем певчий Синодального хора Успенского Собора Московского Кремля.

[5] Послужной список…

[6] Дело Канцелярии заведующего Придворным Духовенством. РГИА, Ф. 805, 1904, Оп. I, Д. 2141.

[7] Там же.

[8] Об увольнении от службы при Соборе Императорского Зимнего Дворца протодиакона К. Розова. РГИА, Ф. 805, 1907, Оп. I, Д. 2269.

[9] Там же.

[10] Воспоминания А.П. Смирнова.

[11] Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. М., 1990, т.1, с.27.

[12] Телешов Н.Д. Москва прежде. – Московская старина. Воспоминания москвичей прошлого столетия. М., 1989.

[13] Воспоминания А.П. Смирнова.

[14] Семейный архив Л.К. Розовой.

[15] Там же.

[16] Там же.

[17] Т.е. ростом около 2 метров 5 см и весом ок. 192 килограммов.

[18] Семейный архив Л.К. Розовой.

[19] Новый журнал, Нью-Йорк, 1971, № 102, с. 149.

[20] Новый журнал, Нью-Йорк, 1974, № 117, с. 158.

[21] Наше наследие. Москва, 1991, № 1, с. 153.

[22] Семейный архив Л.К. Розовой.

[23] Там же

[24] Там же

[25] Там же

[26] Князь Жевахов Н.Д. Воспоминания. Нови-Сад, 1928, т.II, с. 41

[27] Из письма Н.И. Гайдамакова к Л.К. Розовой. Москва, 27.04.1975

[28] Князь Жевахов Н.Д. Воспоминания. Нови-Сад, 1928, т.II, с. 229

[29] Из рукописи М.Е. Губонина, переданной С.А. Беляевым Л.К. Розовой.