МИХАИЛ ГЕРШЕНЗОН

О нем

Творческое самосознание. 1909.

Переписка из двух углов.

Выписки из: Гершензон М.О. Письма к Льву Шестову (1920-1925). Публ. А.д’Амелиа и В.Аллоя. - Минувшее. Вып. 8. М.: Открытое общество; Феникс, 1992.

С. 245. 21.7.1920: "Бердяевы, я слышал, уехали на месяц под Москву на дачу".

С. 255. 23.4.1922. "Ты спрашиваешь о приятелях. Бердяевы живут по-прежнему, и недурно; обе дамы служат и получают много, он много пишет — написал за эти годы, кажется, 5 больших книг; и по-прежнему у них по вторникам "церковно-приходские журфиксы", так я их прозвал, — с докладами на темы мистические, церковные и национальные. Я с ним при встречах обмениваюсь парой слов, и только. Кроме той ссоры — наши мысли уже очень далеко разошлись, мы вероятно обо всем мыслим противоположно".

С. 279. Письмо 27.2.1923 из Баденвейлера: "Читаешь ли ты русские берлинские газеты? Какую пошлую и глупую дятельность развивают там Бердяев, Ильин, Франк и др. Недоставало только этого, чтобы  еще более запутать и без того сбитую с толку эмигрантскую молодежь. Я с большим интересом читаю теперешних немецких мыслителей: есть много свежего и смелого — и, что меня подкупает, огромный фонд точных знаний, тогда как у нас в России метафизическая мысль (напр., у Бердяева) не "обременена" никаким запасом знаний, — тем легче воспаряет".

Цитирует неопубликованные воспоминания Н.М.Гершензон-Чегодаевой: "В 1914-1915 годах мои родители были очень близки с Бердяевым, не только с ним, но и с его женой, красивой, величавой дамой (немного поэтессой) ... Оказывались даже мелкие хозяйственные услуги. Так, памятью о Бердяевых остался наш шкаф со стеклянными дверцами, оклеенными цветной бумагой с изображениями фантастических львов. Мои родители купили его как-то у Бердяевых специально для нас, для наших книг и игруше" (С. 91).

Ссылается на письма Б. из РГБ (746-28-31), письмо к Гершензону от 17.7.1915: "Мой кажущийся "дуализм" есть результат моего радикального "монизма", т.е. того, что вся жизнь для меня ориентирована изнутри, из последней реальности духа. "Материя, "тело", "род", весь предметный мир - все это не самостоятельные ноуменальные реальности, а пути духа, объективации духа. ... Для меня существен не дуализм духа и материи, и дуализм свободы и необходимости".

Из письма Г. от 2 ноября 1909 г.: (С. 101): "А в Ваших словах и Ваших печалях я потоянно чувствую религиозное народничество. В духе совершается процесс, аналогичный хозяйству. Натуральное хозяйство духа, певоначальная цельность, простота и элементарность разлагаются развитием духа, и в этом мучительном процессе есть освобождение духа от натурализма, от прикованности к материальной ограниченности и материальной органичности. Мне думатся, что религиозное народничество есть вместе с тем религиозный натурализм. Я чувствую и у Вас желание, чтобы духовная жизнь была биологична. Это - неосуществимая и задерживающая утопия, обрекающая на вечную печаль о безвозвратно утерянном".

Из письма Г. от 7 июня 1914 г.: (С. 103): "Часто мне кажется, что Вы говорите: Пустяки и выдумки все эти идеи, творчество, литература, философия, открытие  откровение и пр., все это надстройка над жизнью. Самая же существенная жизнь в элементарных человеческих чувствах, в труде, в хлебе, в самом простом. И Вы ведете борьбу с собственной сложностью, с своим эстетизмом, и своей литературностью, и своей любовью говорить об идеях. Меня возмущает, что Вы почти стыдитесь того, что Вы писатель и потому, что Вы так заняты литературой. У меня как раз наоборот".

Примирение с Г. (расхождения из-за славянофилов) с началом войны. Письмо от 22 июля 1914 г. ( "Я переживаю этот мировой пожар как провиденциальный и неизбежный и верю, что мы и весь мир выйдем из него возрожденными. Подлинный мир может быть достигнут лишь через войну. Буржуазный мир ничего н стоит, был ложью"). (С. 122).

С. 124 - расхождение из-за полевения Г. Письмо от 29 сентября 1917 г. (С. 124): "Неужели ты окончательно забыл, что ты был одним из главных инициаторов "Вех", что тебе пинадлежала самая резкая статья против революционной интеллигенции, к душевному облику которой ты выражал отвращение? это обязывает. Как случилось, что к моменту революции, когда расковались прежние стихии и в темные массы брошены те самые идеи и настроения, которые ты беспощадно осуждал, когда подвергнуты опасности величайшие духовные ценности, ты растерял весь свой духовный багаж, плывешь по течению и употребляешь чужие тебе уличные слова? И ты начал выкрикивать слова о "буржуазности", о "контрреволюции", "без аннексий и контрибуций" и т.п., хотя слова эти пусты и пропитаны чудовищной ложью. На это больно смотреть. Ужасно, что лучшие писатели в России проявили так мало духовной самостоятельности и не нашли своих слов в самую трудную минуту всей истории". Еще из того же письма на с. 130: "Если ты считаешь возможным одобрять досоинства революц. демократии и защищать большевиков, социал-демократов и социал-революционеров, то между нми существует нравственная пропасть, мы молимся разным богам. Это - не политический, а прямой и религиозный вопрос".

С. 125 - единственное уцелевшее письмо Г. от 30 сентября 1917 г.: "Я думаю, что лучшие люди России разделились на две партии: партию сердца и партию идеи, идеологии; одним больно за живого человека, за нуждающихся и обремененных, другим - тебе в том числе - не менее больно за ценности - за государственность, за целость и мощь России. ... Козловские мужики, грабя усадьбы, руководятся не одной мерзкой алчностью, как вы третьего дня за солом единогласно утверждали; в них говорит многовековая обида, очень принципиальная, дикая в своем выражении, но совершенно идеалистическая, я сказал бы, святая обида Спартака, за которой видна жажда выпрямиться, отсотяь свое человеческое достоинство, попираемое жестоко столько веков". Письмо это в частном архиве. у М.А.Чегодаевой. На с. 127 другая цитата из того же письма: "Ты написал мне письмо в сильном раздражении и наполнил его оскорбительными словами. Я не стал бы отвечть на него, а просто через несколько дней, остыв, пришел бы к вам, потому что я к вам привязан и могу простить тебе вспышку гнева. Но твое письмо показывает, что ты чудовищно заблуждаешься относительно меня, принимаешь меня за кого-то другого; оттого, как ни обидно писать, вместо того, чтобы прийти и пожать руку, я должен написать тебе. Когда же ты слыхал от меня эти крики: буржуй, контрреволюция и пр.? Когда я бежал впереди колесницы победителя демократии? И когда славил революционную интеллигенцию? Если бы я был таков, то печатн бы славословил, а я за время революции не написал ни одной публицистической статьи. А не писал потому, чтоы мое чувство противоречиво, что я одно и то же время и радуюсь, и ужасаюсь. Вот моя мысль в ясном виде".

Неоп. письмо Шестова Гершензону от 19 (6) августа 1917 г., неоп., В РГБ (746-44-13) (С. 128): "Видел Бердяева и Шпета. Бердяева только несколько минут. Он теперь утонул в политике. С утра до вечера на заседаниях. Настроен - крайне непримиримо по отношению ко всем левым".

С. 129 - октябрь 1917 г., Г. в письме жене пишет о том, что "Народоправство"антисемитская газета - Ходасевич в знак протеста покинул редакцию - и: "Н.А. попал в мерзкую компанию и незаметно для себя стал бардом крупной промышленности и черносотенства. Теперь там говорят, что Шестов, я и Белый -- вредны, так как паитаем подлый и пагубный большевизм. Вот дурни!"

Г. в письме жене от 1 октября 1917 г.: "Бердяев, Вышеславцев, прив. доц. Кочсекьян, проф. Алексеев и др. до часа ночи жесточайшим образом поносили революцию, революционную интеллигенцию, которая растлила народную душу (это Бердяев, криком, стуча кулаком по столу: "ее мало вешать, мало расстреливать" и т.д.), и народ, показавший свой звериный лик (это Вышеславцев). Я был истинно поражен. Жилкин сидел бледный -- я, говорит, больше сюда не ногой. Когда кончилось, осталось нас человек 20, Лосева пригласила в столовую чай питью. Тут у меня с Н.А. вышел коротенький, но жаркий разговор в повышенном тоне. Я ему сказал: им (револ. интеллигенции) больно за живого человека, а тебе нет. Он -- как! Мне не больно? -- Я: тебе больно за отвлеченную Россию, за "ценность". На другой день он прислал мне письмо на 8 стр.".