МИХАИЛ МЕЕРСОН-АКСЕНОВ

Прототип главного героя романа Кормера "Наследство". Его интервью об о.А.Мене. Мемуар о Шмаине, 2009.

О Волохонском, 2018.

О нем очерк: Поповский М. Двести лет на американской земле. Наука и религия. 1994. № 11. С. 34.-35.

— Расскажите, пожалуйста, о Ваших отношениях с о. Александром Менем. Вы, кажется, обратились под его влиянием?

— Скорее под влиянием своего друга детства, который, в свою очередь, обратился под влиянием о. Александра и отвез меня к нему в 1963 году. Отец Александр произвел на меня неизгладимое впечатление своим благодушием, жизнерадостностью, эрудицией и общительностью. Но религия меня тогда еще не интересовала. Я обратился через два года в ходе собственных исканий и под действием собственного внутреннего опыта. Но сразу стал его прихожанином и, смею даже сказать, другом. Отец Александр сыграл огромную роль в моей жизни, равно как и в жизни многих других, кому посчастливилось встретиться с ним на жизненном пути и сблизиться. В нем была сила жизни преизбыточествующей, некая концентрированная биомасса, как теперь в России говорят. Эта благодатная сила духа в нем кипела, привлекая к нему толпы народа, в их числе и меня. Глядя на него, я стал подумывать о священстве.

— Какое место в ваших отношениях с о. Александром занимал “еврейский вопрос”?

— На первых порах в нашем общении он почти не фигурировал. О. Александр был апостолом Павловского типа: он становился “всем для всех, чтобы спасти некоторых” (1 Кор 9:22), и поворачивался к собеседнику той стороной, которая последнего интересовала, точнее, которую тот мог воспринять. Пока меня самого не заняла еврейская проблематика, он о ней и не упоминал. Его уникальная отзывчивость многих вводила в заблуждение: церковных диссидентов, которые ожидали, что он пойдет с ними обличать иерархию; правозащитников, тянувшихся к нему со своими петициями; самиздатчиков, вроде меня, пытавшихся втянуть его в самиздатскую полемику; сионистки настроенных христиан, которые надеялись, что он возглавит иудео-христианскую общину в Израиле, и т.д. Всех благодушно поддерживая (оказалось, что одно время Солженицын хранил у него в саду вариант своей рукописи “Архипелага Гулага”, которую о. Александр, шутя, называл “Сардинницей”), он оставался непоколебимым в своем собственном пасторате, и сдвинуть его было невозможно.

"В основу интервью были положены вопросы, заданные Меерсонам журналом Северо-Американской митрополии Антиохийского патриархата «Again» (vol. 19:4, 1997)". См. ссылку 1 в тексте самого интервью (http://magazines.russ.ru/continent/2002/111/olga.html).

ДВЕСТИ ЛЕТ НА АМЕРИКАНСКОЙ

ЗЕМЛЕ

МАРК ПОПОВСКИЙ

Два века назад появилось в Америке русские православие. И с тех пор служило оно душной опорой людям, волею судеб оторванным от родной почвы. О жизни православного храма в центре Нью-Йорка рассказывает очерк, присланный в редакцию из США.

Сегодня — будний день, когда в церкви нет богослужения, и отец Михаил не в облачении. И его темпераментная речь — вполне светская. Мы разговариваем с ним так непринужденно и естественно, с таким доверием друг к Другу, как лет двадцать пять назад могли бы потолковать в моей московской квартире...

Биография у него в известном смысле типичная. Родители, разумеется, атеисты и люди вполне законопослушные. Сын же, едва поступив на исторический факультет Московского университета, начал говорить совсем не то, что полагалось по программе. К тому же постоянно о Христе Спасителе рассуждал, о Господе. Выгнали его раз — не исправился. Выгнали и во второй. Пришлось заканчивать университет заочно. В ту пору он повстречал священника Александра Меня и стал одним из его духовных сыновей. Организовал подпольное издание религиозной литературы. Это преследовалось, и он, чтобы не ставить под удар родителей, снимал комнаты в разных районах Москвы, перевозил с места на место главную свою ценность — пишущую машинку. На машинке «отстукали» вместе с друзьями сто (сто!) книг. Переводили западных богословов, размножали произведения русских религиозных философов — Бердяева, Франка, Шестова, Федотова. Михаил еще вел религиозный семинар. К началу семидесятых он окончательно решил, что будет священником. Попытался поступить в Московскую духовную семинарию — не приняли. Александр Мень своим юным друзьям лезть в политику не рекомендовал: считал, что достаточно распространять христианскую литературу среди российской интеллигенции. Не одобрял и подписывание писем к властям, демонстративные интервью иностранным корреспондентам и тому подобное. Но Михаил все же подписал одно за другим два письма в защиту инакомыслящих, и в конце 1972 года его выпроводили из страны.

«Отправляясь на Запад, я хотел только одного, - говорит отец Михаил,— получить хорошее духовное образование; и посвятить себя цещовному служению». Желание сбылось. В Америке он окончил в 1977 году Свято-Владимирскую семинарию. А потом еще год учился в Библейской школе в Израиле. Так осуществилась еще одна мечта молодого христианина: онпобывал на Святой земле. Год, проведенный в Израиле, принес Михаилу еще одну жизненную удачу: он встретил свою будущую жену Ольгу. Сейчас в их семье уже трое детей.

Священником Меерсон-Аксенов стал в 1978 году и с тex пор, вот уже шестнадцать лет служит в одном приходе — в церкви Христа Спасителя на 71-й улице нью-йоркского Манхэттена. С 1985 года он — настоятель этого храма. Так долго на одном месте мало кто из священников задерживается. Но отцу Михаилу со своей церквушкой в центре огромного города расставаться не хочется. Он ей предан. За Что и получил от своих коллег прозвище «Архиепископ Манхэттенский».

Церковь Христа Спасителя, если смотреть на нее с улицы, не похожа на храм. Дом как дом. Когда 70 лет назад бежавшие от большевиков россияне решили создать в Нью-Йорке свой первый православный храм, они приобрели в Гарлеме солидное храмовое здание, с куполами, с золотым крестом на маковке. Но шло время, и Гарлем изменился, сделался одним из самых опасных районов города. Прихожане опасались приезжать сюда на вечерние субботние службы, а потом и на воскресные утренние ездить перестали. Великолепный храм пришлось продать. Приход перебрался в спокойный район на Исте. Правда, теперь даже и на почтенной когда-то Исте не убережешься от хулиганов: кто-то вот уже третий раз разбивает стекло висящей перед входом в храм иконы...

Жаль, но никто из прихожан не живет поблизости от храма. Район дорогой, эмигрантам снимать тут квартиры не по средствам. Дорога сюда занимает у кого час-полтора, а у кого и больше. Теперешние прихожане — это в основном те, кто совсем недавно приехал в Америку, машин у большинства нет. И все же приезжают в храм. Бывают гости и из Бостона, из Филадельфии. Они сначала жили в Нью-Йорке, а потом переехали, но церковь на улице по-прежнему считают «своей». Вот только тесновато здесь стало. В праздник во время службы стоят чуть ли не вплотную друг к другу. А маленький зал, в котором после службы накрывают столы для трапезы, едва вмещает всех желающих. Да ведь в тесноте — не в обиде, все равно люди идут, едут, спешат сюда. Есть в этом доме нечто притягательное для них и, конечно, для самого настоятеля.

«Я люблю свае Церковь потому что она — как единое сообщество, как семья — 'возникла у меня на глазах,— говорит отец Михаил.— Когда в 1978 году я впервые появился здесь, приход переживал не лучшие свои времена. Старые люди, из первой эмиграции, постепенно уходили в мир иной, или их .увозили в дома для престарелых. Хорошо, если на богослужение приходили несколько человек. Скуд-

35:

Давно ушло то время, когда все прихожане были русские. Приход стал, как говорится, вселенским. Теперь тут молятся и украинцы, и евреи. Староста церкви — француженка, казначей — обрусевшая немка, вышедшая за русского солдата и принявшая православие, регент — арабка, родившаяся в Соединенных Штатах. Есть и итальянка, покинувшая католичество...

Наиболее устойчивую часть церковной семьи составляют человек пятьдесят. Среди них примерно десять «коренных» американцев. Им нравится русская церковь, русские люди. Американцы объясняют священнику почему: хотя русские подчас излишне шумливы и в чем-то безалаберны, люди они добрые, открытые, без всякой ксенофобии. Однако русского языка американцы не знают, и отцу Михаилу приходится во время службы перемежать русские и английские фразы. И хор поет на двух языках. А священник в конце службы произносит проповедь дважды, на русском и английском.

По образованности и общей культуре сегодняшний приход церкви Христа Спасителя сильно отличается от того, какой застал отец Михаил 16 лет назад. Сейчас большая часть прихожан — люди с высшим образованием. Кто-то получил свой диплом в России, другие продолжают учиться здесь. Это люди от 30 до 40 лет, чаще всего семейные, в церковь приходят с детьми. Женщин чуть больше — тоже типично для православных храмов.

...Церковь — река. Состав прихожан меняется — кто-то «уплывает» после двух-трех посещений, кто-то, напротив, «приплывает», прослышав о церковной семье. Новоприбывшие россияне — верующие и неверующие — с радостью обнаруживают в центре Манхэттена место, где можно повстречать своих, услышать родную речь. Иные через год-два, став на ноги, уезжают из Нью-Йорка, чаще всего из-за детей: надеются в Филадельфии или Бостоне найти школы получше... Размышляя о переменчивости состава своих прихожан, отец Михаил развивает мысль о том, что по причинам историческим русские не склонны к единению, самоорганизации. Центральные власти старой России, желая во что бы то ни стало сохранить в своих руках все влияние, всегда подавляли, дробили местные связи. «Прижимали» старую аристократию, перемещали с места на место духовенство. Ту же политику продолжала и большевистская власть. Всегда мешало единению и то обстоятельство, что русские, как большой народ, в отличие от малых наций не боялись внешних врагов и не стремились крепить внутренние связи. Эту разъединенность привезли мы и в эмиграцию.

Священник Михаил Меерсон-Аксенов считает, однако, что надо неустанно крепить семейный дух прихода. И, похоже, это ему удается. Прихожане дружат домами, встречаются не только в церкви. Художник-иллюстратор и литератор, познакомившиеся в храме, стали вместе издавать книги. Американец-поэт, женившийся на русской прихожанке той же церкви, переводит вместе с ней произведения русских писателей. Кто-то кому-то помог найти работ. Две женщины-художницы украсмили церковь росписями на евангельские сюжеты, и все согласились, что в храме стало наряднее.

"Я окрестил за эти годы не меньше пятидесяти человек, - споминает отец Михаил, - обвенчал - уж и не помню сколько. Ну, и похороны..." Да, конечно, литургии, церковные праздники, рестины и похороны - главные его занятия. Но жизнь церковная имеет смысл лишь тогда, когда прихожане ясно понимают, во что они верят и кому молятся, когда они хорошо знают историю отношений Бога и человека. Вера — это прекрасно, но вера не должна оставаться лишь на уровне чувств. Она становится намного крепче и глубже, если под ней окажется фундамент знания.

Библия — не только мудрая книга, она таинственна и не так-то легка для понимания. Отец Михаил изучает ее уже 25 лет, читает ее не только по-русски и по-английски, но и по-древнееврейски, и на древнегреческом. Читает и охотно делится тем, что узнал. Для этого есть воскресные, после службы, философско-религиозные семинары. Люди, особенно молодые, их любят, потому что на них идет совместное живое обсуждение глав и эпизодов Нового и Ветхого Заветов. Для многих верующих такие собеседования стали потребностью. Когда случается, что отец Михаил после воскресной службы и трапезы предлагает отдохнуть, посмотреть религиозный фильм, все протестуют: семинар интереснее, нужнее, тут они, вдумываясь в строки Писания, мысленно сопоставляя их с собственным жизненным опытом, открывают для себя что-то очень важное.

Отец Михаил предлагает прихожанам разные формы церковных встреч. Вот, например, ретрит. Точно перевести это слово на русский трудно. В российской церковной жизни ничего подобного никогда не бывало. Священник называет такие встречи временем духовной сосредоточенности, мобилизацией души. Ретрит бывает разный: для замужних женщин, для подростков, для мужчин, еще не обзаведшихся семьей... Людям схожей судьбы отец Михаил предлагает вслух поразмышлять над своими проблемами, поделиться своим жизненным опытом, соотнести личное с тем, что говорится по этому поводу в Библии. Своеобразная душевная терапия. Люди ожидают ретриты с нетерпением, ибо, кроме прочего, такие встречи освобождают от чувства одиночества, порой так сильно донимающего эмигрантов, особенно недавних.

«Я ничего не навязываю тем, кто приходит ко мне за советом о своих семейных неурядицах или о служебных тяготах,— говорит священник.— Я призываю их только взглянуть на каждый конкретный случай с точки зрения христианства».

Стремление поделиться с ближними своими идеями, взглядами побуждает моего собеседника — казалось бы, и без того до предела загруженного — писать книги, статьи, выступать с лекциями по истории Русской Церкви. Многие годы он вел реяигиоз-ную программу по радио «Свобода».

Я заканчивал свой очерк, когда ко мне зашел давний знакомый, интеллигентный человек, технически! образованный и неплохо устроенный, по американским стандартам. Услышав о моем герое — священнике, он пожал плечами: «Вы уверены, что этот ваш священник приносит своим прихожанам пользу? Американская цивилизация конца двадцатого века требует от человека совсем иных знаний...»

Американская цивилизация действительно требует от того, кто хочет преуспеть в этой стране, чего-то иного, нежели то, что получает на беседах и семинарах отца Михаила его паства. Но вкусы и мода меняются, лицо цивилизации что ни день - иное. Однако есть в эом мире и нечто неизменное: отношения Бога и человека. Православный священник Михаил Меерсон-Аксенов не гонится сам и не устремляет других следом за сиюминутной цивилизацией. Проблема обогащения его тоже занимает мало. Его волнуют в жизни прихожан их вера и культура. Та самая культура, о которой крестивший его четверть века назад протоиерей Александр Мень сказал: "Без религии ет культуры в высшем понимании этого слова".

Нью-Йорк