Яков КротовЗАМЕТКИ К ИСТОРИИ ЦЕРКВИК началу 106 тысяч слов. Архимандрит Киприан Керн, две части курса патрологии, читавшегося в 1930-е годы в Париже в богословской школе для эмигрантов. Курс заканчивается IV столетием. Дана библиография, разбираются отдельные жанры произведений того или иного автора, довольно подробно дан источниковедческий аспект. В курсе нет Оригена. Что логично (коли Ориген не святой), но уж очень необычно для патрологии: включая Оригена, нормальные патрологи тем самым пытаются приблизить свою сферу к науке, скрыть идеологический, антинаучный фундамент патрологии как особой дисциплины. Типичное "осажденное православие", не спящее, как дореволюционное, а проснувшееся - но проснувшееся для самообороны, а не для жизни. Обороняется Керн прежде всего от неверия - что характерно для русских эмигрантов того времени. В целом очерк исключительно добросовестный: полемика ведется вполне академическим образом. Вот как он характеризует Игнатия: "Христология св. Игнатия определенно антииудейская и антидокетская. ... Философского учения о Логосе нет". Особенно о важности того, что И. впервые упоминает термин "католическая Церковь", говорит о диктатуре епископа, о том, как по-разному можно понимать церковь "католическая Церковь" (небесная?). Полемизирует с католической историографией, видящей у И. признание учительного авторитета Рима: "Барденхевер и Раушен понимают первенствующая не как первая в деятельности любви, а именно как "предстоятельница союза любви." В словах: "Вы никогда не завидовали и других учили тому же," в которых может быть, есть намек на первое послание Климента к Коринфянам, тоже хотят видеть право Рима учить другие Церкви, каковое право только ему якобы и принадлежало".
Вот как трактует Керн борьбу с Арием: "Век третий, сделавший так много для уточнения тринитарного учения, не удержал равновесия, и видные умы того времени впали в субординационизм. Веку четвертому, в частности св. Афанасию, надлежало преодолеть соблазн субординации. ... Не узостью и не нетерпимостью, не спорами о словах и ненужными отвлеченностями в то время казались рассуждения о правильности "единосущия" и недопустимости для христианского сознания "подобосущия"; в приятии того или иного термина заключалось: быть учеником Христа и спастись, или же - последователем того или иного лжеучителя, и погибнуть. Понимали, что сущность христианства не в одной только заповеди любви к ближним и в стремлении к нравственному совершенствованию, а в правой вере, в стоянии в истине, в исповедании догмата и следовании ему в своей жизни. Догмат не был "отвлеченной теорией," как это кажется многим далеким от церковности людям, а живой и жизненною реальностью. Понятными, поэтому, должны быть вступительные слова св. Афанасия, что искаженная Арием вера, отрицание им единосущия Отца и Сына (и Святого Духа) не может привести ко спасению и не достойна даже называться христианством".
Керн ничего не говорит о недостатках Афанасия, которые упоминает Амман, зато делает акцент на его учении об обожении как основе именно православия в противовес всему остальному христианству: Он не видит ничего зазорного в том, чтобы задним числом переписывать историю богословской мысли, объясняя, что "хороший" Афанасий имеет в виду хорошее даже тогда, когда изъясняется плохо. А плохой Арий имеет в виду плохое даже тогда, когда изъясняется православно. Впрочем, Арию эти "историки" слова не дают вовсе. Зато они очень "понятливы" - только к тем, кого признаваемая ими власть признала авторитетом.
|
