-- ее размышления на "Песнь Песней"; ее преследование инквизицией, Льоренте. См. XVI век. Тереза де Сепедай Ахумада, Авильская (28.3.1515, Авила - 4.10.1582, Альба де Тормес). Дочь Алонсо Санчеса де Сепеда от второй жены, Беатрисы Давила-и-Ахумада. В семье было трое детей от первого брака, девять от второго. Она особенно дружила с Родриго, который был ей почти ровесником. В семь лет они убежали из дому, чтобы отправиться к арабам и там принять мученическую смерть за проповедь Евангелия. Когда их поймал дядя и вернул, Родриго свалил всю вину на сестру и, возможно, не лгал. В четырнадцать лет она потеряла мать, что не помешало ей горячо увлечься романами. Подражать их героиням было намного легче, чем святым, да и более естественно для молодой девушки интересоваться духами, модами и заниматься всеми мелочами, которые составляют часть брачного оперечения человека. Отец, однако, придерживался строгих правил и в пятнадцать лет отправил терезу в монастырь августинок в Авилу. Через полтора года, впрочем, она заболела и вернулась домой, но теперь уже с мечтой о монашестве. Отец оказался категорически против и монашества, не потому, что не любил крайностей, а потому что хотел видеть дочь рядом с собой, пока жив. Но Тереза уже достаточно выросла, чтобы показать, что она унаследовала от отца кастильскую решительность. В двадцать лет она вновь сбежала из дому, на этот раз в монастырь кармелиток рядом с Авилой. Отец сдался, через город Тереза принесла монашеские обеты. Вскоре, однако, она вернулась в дом из-за тяжелой болезни (вероятно, малярии), от которой оправилась (и вернулась в монастырь) лишь три года спустя. К тридцати годам она уже успела вполне попробовать вкус рутины монастырской жизни. Вкус этот вскоре ей, в отличие от других монахинь, разонравился. Можно было, оставаясь в монастыре, вволю вести светские беседы в приемной обители, молиться формально. Проповеди, правда, Тереза слушать любила. Постепенно, однако, она стала упрекать себя за легкомыслие. В ней опять загорелось желание сделать какой-то шаг вперед, но она была достаточно взрослой, чтобы не бежать искать мученичества, а в монастыре она уже и так была. Тереза начала ограничивать себя во всем, одновременно все больше молясь не по молитвеннику, а “умом”. Ей часто было хорошо, молитва приносила радость и любовь, Бог воспринимался как Некто живой и говорящий внутри ее. Тереза рассказывала о своем опыте духовнику, да и не только ему. Действовала она из благих побуждений, чтобы ей помогли советом, но получалось скверно, потому что советчики не имели такого опыта. В результате вскоре за Терезой пошла слава ханжи, которая выдумывает всякие глупости, чтобы привлечь к себе внимание. Людей, которые доверяли подлинности ее опыта, было немного. Правда, среди них был Педро Алькантарский, в 1557 посетивший Авилу, но он же и сказал Терезе, что ее ждут бесконечные испытания и страдания. Большинство людей не любит слишком громких слов (что не так глупо, ведь большинство громких слов прикрывают пустоту), а Тереза рассказывала о том, что во время молитвы поднималась в воздух, ибо Богу притягивает к себе даже тело, “сколь бы нечистым ни делали его наши грехи”. Она смело говорила, что в какой-то момент потеряла страх смерти, о необходимости которого часто твердили в тот век (да и в нынешний) проповедники. Тереза рассказывала, что однажды видела анггела, который длинным золотым копьем пронзил ей сердце, так что ей было невероятно больно и в то же время любовь к Богу стала жгучей и острой. Все это нашло выход в решении Терезы организовать общину, где все действительно бы занимались тем, для чего создано монашество: молились. Монастырь, в котором была она, скорее был пансионом для женщин, которым не нашлось места в патриархальном обществе, явлением не столько христианским, сколько социальным. Разговоры о реформе вызвали дикое ожесточение и среди монахинь, и среди горожан, именно потому, что монахини все были кому-то родственницы, и система всех устраивала, позволяя и казаться благочестивыми, и общаться без ущерба для родственных чувств. Не для того девушек отправляли в монастырь, чтобы они там мучались от молитв. Чтобы обойти это сопротивление, Тереза прибегла к помощи уже своих родственников, и в 1562 году на день святого Варфоломея в Авиле был освящен новый монастырь св. Иосифа, выстроенный на средства семьи де Ахумада. Городские власти потребовали закрыть обитель, хотя разрешение из Рима было налицо. Терезу временно изолировали в ее старом монастыре, и только через четыре месяца, когда страсти улеглись, а от короля было получен специальный указ. ее и еще четырех монахинь отпустили начинать новую жизнь. Устав этой “реформированной” обители предусматривал жесточайшую бедность, отказ от любых регулярных источников дохода, почти постоянное молчание. Сестер стали звать босоножками, потому что они отказались от ботинок и ходили в сандалиях. Через два года генерал кармелитов посетил Авилу, где к тому времени было тринадцать сестер. Ему понравилось, и он разрешил Терезе основывать другие такие же монастыри, в том числе мужские. Она действительно основала две мужских общины, но, конечно, сама ими руководить не могла. К счастью, ей нашелся достойный помощник в лице подобного ей аскета и мистика Иоанна Креста, Хуана де ля Крус. Через несколько лет ей поручили руководить и тем монастырем, где она когда-то приняла постриг и провела первые года монашеской жизни: церковная иерархия в борьбе с угрозой протестантизма наводила порядок. Сперва монахини наотрез отказались повиноваться новой настоятельнице, но та убедила их, что не собирается требовать от них той степени бедности и послушания, которая была принята среди “босоногих” кармелиток. Тереза действительно ограничилась приведением в порядок финансов монастыря и сведением до минимума контактов монахинь с городскими кавалерами. Она была жестка лишь с теми, кто искал жесткости. Когда она молодая и благочестивая особа, прося о постриге, сказала, что возьмет с собой в монастырь только Библию, Тереза воскликнула: “Что? Библию? Вам нечего у нас делать. Мы простые женщины, знаем только свою прялку, делаем, что прикажут”. Строго говоря, это было неправдой. Возможно, она слишком хорошо помнила себя в этом возрасте и обращалась с новенькой так, как хотела бы, чтобы обращались с ней тридцать лет назад. В орден она принимала не тех, кто чурался Библии, не самых послушных или набожных, а прежде всего разумных, зравомыслящих. Можно научиться благочестию, но не здравому смыслу. Узколобость всегда довольна собой и никогда другими. Впрочем, Терезе и сейчас досталось сполна испытаний. Руководители кармелитского ордена в конце концов испугались размаха и успеха реформы и решили ограничить ее. Терезе было приказано поселиться в одном из основанных ею монастырей и новых общин не заводить. Она покорно исполнила приказание, но через друзей пожаловалась самому королю. Тот в 1580 году добился у Папы выделения “реформированных” кармелитов в отдельную организацию. Тереза была счастлива. Но тут ее собственная племянница. ставшая настоятельницей монастыря, основанного Терезой в Вальядолиде, дотоле совершенно безупречная особа, взбунтовалась и буквально выставила тетку за ворота обители. Поводом стал спор вокруг завещания брата Терезы. Незадолго до смерти Тереза писала подруге: “Не молитесь, чтобы я пожила подольше. Напротив, молитесь, чтобы я скорее смогла уйти к вечному покою, ибо для вас я больше ничем не могу быть полезна”. Она хотела вернуться умирать в Авилу, но вынуждена была заехать к герцогине, которая помогала реформе ордена. Приехав, она сразу слегла. Когда ее спросили, где бы она хотела быть похороненной, Тереза ответила: “Неужели здесь не найдется клочка земли, чтобы зарыть мое тело?” Увидев священника, несущего ей последнее причастие, она сумела сесть и сказала: “Господь мой, наконец-то мы можем увидеть друг друга!”. Ее похоронили в Альба де Тормес и, уступив хотя бы после смерти, никуда не переносили тело, хотя слава Терезы беспрерывно росла. Канон. 1622. В 1970 г. Тереза включена Папой в число Учителей Церкви. Butler, 15.10. Память 15 октября (на следующий день после смерти Терезы начал действовать григорианский календарь, что означало исключение десяти чисел из счета дней). См. также Омэнн, 1984. |
